От Артура Казанова — Любе Филимоновой, из Нью-Йорка в Вашингтон

Что ты наделала?! Зачем? Не предупредив, не подготовив! Удрала из страха? Не ручалась за себя? Но неужели ты думаешь, что для моего неутомимого десантника расстояние в двести миль — неодолимая преграда? Плохо ты его знаешь!

То есть, конечно, ты его совсем на знаешь — в этом вся беда.

Не пускать его в золотые чертоги, созданные для него самой Природой, — какая жестокость! И глупость в придачу. Рано или поздно он доберется до тебя, и тогда ты воскликнешь: «Ах, сколько лет было упущено напрасно!»

А и правда — сколько уже? Когда вы приехали из России? Почти шесть лет назад? Неужели мы знаем друг друга так давно? Но бывали, бывали уже в моей жизни и подлиннее марафоны. Чтоб от первого «в твои глаза впиваясь нежным взором» до «торопит миг последних содроганий» пролегли годы и годы. И вовсе не обязательно заполненные длинной осадой. Прерывистая цепочка случайных встреч, обмен мимолетными улыбками, поход в кино, застолье у общих друзей… И только глаза, распахнувшись, безмолвно испускают свой вечный зов-вопрос: «Да?.. Нет?.. Еще не пора?.. Но когда же, когда?!»

Что это такое зреет в женщине, чтобы в какой-то момент она могла откликнуться бесценным «пора»? Какие флюиды летают между двумя душами, ищущими друг друга? Они должны быть сродни птичьим трелям, песне жаворонка, крику петуха. И ведь мы не говорим петуху: «Чего ты орешь? Вот у тебя в полном распоряжении послушный курятник!» Но от женатого мужчины они требуют, чтобы он поломал свою природу, перестал испускать любовный вопль-призыв. Не понимают, идиоты, что человек, лишенный права влюбляться, есть человек ущербный, калека. «Нет, — говорят они, — влюбляться мы тебе разрешили. Но тогда оставь первую жену и женись на новой возлюбленной. Иначе полетит к чертям весь наш государственный порядок и удобный способ взимания налогов».

В свое время у меня сочинилась такая притча-метафора:

Мальчика и девочку учат кататься на лыжах. Потом разрешают съехать с горки.

— Ах, как замечательно! — кричат дети в восторге.

Тут их впрягают в санки и говорят:

— Эти санки называются «семья». Везите. В них будете растить своих детишек.

Дети послушно везут, но время от времени спрашивают:

— А когда же будет опять горка?

— Горок больше не будет.

— Как не будет? Ведь их полно кругом.

— Те горки уже не для вас. По нашим правилам человеку положена лишь одна горка в жизни. Не то вы можете потерять или опрокинуть санки. Да и вам спокойнее ехать по прямой. Ведь лыжи — те же, снег — тот же, солнышко светит так же. Чего вам еще надо?

Какие должны быть послушные дети, чтобы подчиниться таким правилам! Немудрено, что половина их убегает кататься с горок. Правда, некоторые, покатавшись, возвращаются с помягчевшим сердцем и везут санки дальше.

Ты знаешь, как я обожаю Женечку, как страшусь, что кто-то или что-то пролезет в нашу жизнь и оторвет друг от друга. Но правилам моногамного ГУЛАГа подчиниться не могу. Для меня это было бы равносильно добровольному самооскопле-нию. Так что мой петушиный крик будет нестись к тебе в Вашингтон через Делавер с таким же упорством, с каким летал здесь через Гудзон.

То, что ты проделала, есть бесплодная попытка обмануть судьбу. Вот недавно голливудская звезда Анджелика Джоли расхаживала по телеэкрану и с гордостью объявляла, как сделала ампутацию грудей, потому что врачи указали ей на генетическую опасность возникновения рака в этих бесценных атрибутах. И в семье наших друзей молодая женщина тоже недавно проделала такое с согласия и одобрения родителей. Как будто рак, если захочет, не найдет себе другого места для атаки.

В связи с этим я вспомнил историю Эдипа. Его отцу догенетические сивиллы предсказали, что он погибнет от руки собственного сына. И отец, этот супер-предусмотрительный Лай, нашел простое решение проблемы: приказал ампутировать сына из жизни. Но обмануть судьбу и тогда никто не мог: младенец чудом выжил в пустыне, вырос во взрослого героя и папаню таки порешил. Не знаю, как зарабатывали на своем ремесле древнегреческие сивиллы, но то, что сегодняшние — в белых и зеленых халатах — будут грести миллионы долларов на новом поветрии, сомневаться не приходится.

А что вы с Борисом будете делать в столице? Неужели переводческое бюро сможет прокормить вас и Славика? Говорят, за жилье там нужно платить золотыми дублонами и алмазными подвесками. Буду ужасно беспокоиться за ваш семейный кораблик.

Твой любимчик Мишаня завел себе новую девушку, на два года старше него. У нас с Женечкой по этому поводу произошел обычный диалог. Она: «Ты опять увернешься от отцовской обязанности руководить поступками сына-школьника и давать советы?» Я: «Да я лучше лягу на рельсы, чем дам Мишане повод испытывать ко мне те же чувства, которые я испытывал к своему отцу — магистру непрошеных советов».

Советов я, как ты знаешь, не даю, но антимоногамную пропаганду веду при всяком удобном случае. Вот тебе очередная листовка для распечатки и разбрасывания с самолетов над спящими городами:

ЛИСТОВКА

Моногамные правила отношений между мужчиной и женщиной — это мечта. Как всякая мечта — как вера в загробную жизнь, в воскрешение из мертвых, в построение коммунизма — она прекрасна. Но лишь до тех пор, пока ее не вколачивают в головы всем людям в обязательном порядке.

Напиши мне поскорее про себя все-все: как устроились, есть ли клиенты у фирмы, с кем познакомились, как Славику в новой школе, кто за тобой ухлестывает. Еще ты всегда была моей Ариадной в лабиринте игрового кинематографа. Не оставляй этой роли, сообщай о фильмах, которые стоит посмотреть. Я тоже буду писать тебе подробно и каждое письмо кончать в стиле Катона в римском сенате: «А также я считаю, что Артуру и Любе пора одарить друг друга отпущенными им дарами». АК.

От Любы — Артуру, из Вашингтона в Нью-Йорк

Дорогой, любимый, невозможный, незабываемый Артур!

Да, уехала, да, буду рада отдохнуть от твоих умоляющих глаз, от несчастной физиономии, от потных ладоней, лезущих мне под юбку под прикрытием скатерти на праздничном столе. Ты обзываешь меня «послушной узницей моногамного ГУЛАГа». Но не сам ли ты в свое время так вдохновенно объяснил мне роковую разницу между «люблю» и «влюблен»? Костер влюбленности и теплая печь любви — эта метафора врезалась мне в память, объяснила тысячи человеческих драм и трагедий.

Попытки сохранить влюбленность светятся для нас в историях Данте и Беатриче, Петрарки и Лауры, Кьеркегора и Регины, Кафки и Милены Есенской, Блока и Любы Менделеевой. Моя влюбленность в тебя — того же рода. Только издали, только убегая. Как и они, я предчувствую, что плотское слияние разрушит, лишит меня этого сокровища.

Ты скажешь, что главное у меня — трусливая оглядка, страх причинить боль Женечке и Борису. И когда ты говоришь, что наши целомудренные страсти ранили бы их гораздо больнее, если бы открылись, это просто софистика. Во всяком случае, мне легче сохранять иллюзию невиноватости перед ними, пока мы держим себя в узде.

В моем случае чувство долга всегда довлеет над всем остальным. Наверное, это еще и разница полов — у нас, женщин, ответственность развита сильнее. Рабство любви к близким. Мне физически больно причинять страдания другим, хочу только дарить любовь. А если мое счастье может причинить боль близким — какое же это счастье? Если из-за меня кто-то страдает, я очень мучаюсь.

Пусть я в ГУЛАГе, но и ты тоже узник — только другого рода. Ты в клетке моей любви и никуда не сможешь убежать из нее. То, что я люблю в тебе, останется моим, сколько бы ты ни куролесил, сколько бы ни крутил романов с актрисами на студии. Как пела Новелла Матвеева: «Мне было довольно того, что твой плащ висел на гвозде».

Мне кажется, это твоя работа в сильной степени слепила твой характер и твои пристрастия. Ты ведь и в России на телевидении, по большей части вел криминальную хронику. А здесь, когда тебе нужно день за днем и месяц за месяцем вглядываться в злодеяния, творимые самыми обычными людьми, это не может проходить бесследно. Среди сделанных тобою программ я не могу припомнить ни одной, где бы речь шла о закоренелых преступниках, о профессиональных гангстерах. Нет — только о самых нормальных, семейных, верующих, законопослушных, от которых и ожидать нельзя было ничего противозаконного.

Если бросить взгляд на русскую классику, то увидим, что она тоже переполнена убийствами и самоубийствами. Пушкин, Лермонтов, Достоевский, Толстой, Лесков, Чехов, Куприн, Горький, Бунин — никто не обошел эту тему. В Америке, досмотрев по телевизору очередной детектив, я иногда спрашиваю себя: «Зачем потратила два часа? На кой черт тебе было переживать — поймают его или нет? Не все ли равно, кто из пяти подозреваемых окажется виновным?» А через пару дней снова усаживаюсь перед экраном и поддаюсь действию этого наркотика безотказно.

Да и твои застольные истории «Из зала суда» слушала всегда раззявя рот. И не стыжусь. Конечно, твой дар рассказчика завораживает, и мне будет недоставать его. Так что если будешь писать мне, добавляй в конце какую-нибудь страшноватую сказку — на сон грядущий.

Ты просишь извещать тебя о новых кинофильмах. Недавно мы попали на экранизацию «Венецианского купца», с Джереми Айронсом и Ал Пачино. Борису фильм показался антисемитским, а меня захватило. Ал Пачино сумел создать образ жадного, хитрого, трусливого еврея, ревниво любящего свою дочь. Маленького человечка с очень сильным глубоким чувством собственного достоинства. В феодальной Венеции — это отброс общества, с которым дворяне никогда не обсуждают вопросы морали. Он не может вызвать оскорбителя на дуэль. Униженный и оскорбленный — чем он может утолить уязвленную гордость? Только востребовав через суд залог, недальновидно обещанный легкомысленным дворянином.

Ведь в своем исступлении он забывает и про деньги, и про здравый смысл, и про инстинкт самосохранения. Смертельная дуэль, выбор оружия — за оскорбленной стороной. А какой вид оружия доступен еврею, проживающему в гетто? Он и делает этот единственный доступный ему выбор. Заранее зная абсурдность и безнадежность всей затеи. Отказывается от выгодной денежной компенсации — где его жадность? Знает, что проиграет, — и не отступает: где его хитрость? Абсурдом своих претензий он вынуждает судей показать себя в их истинном свете.

Еще запомнился фильм «Поздний квартет».

За наше устройство в столице не тревожься. После шести лет в Америке мы наконец получили гражданство, и теперь Иммиграционная служба смогла дать Борису место внештатного сотрудника. То, что он, кроме арабского, знает еще киргизский, узбекский и чеченский, дает ему огромное преимущество. Заказы на переводы приходят каждый день, чаще — в виде звукозаписей телефонных разговоров, подслушанных агентством. Так что теперь не только ты, но и Борис будет жить за счет правонарушителей. Самое страшное для вас, если вдруг на преступников нападет эпидемия раскаяния, и в мире воцарятся поголовная честность и доброта.

Пиши мне, мой далекий и бесконечно близкий, мой опасный, безнадежный, волнующий, не забывай любящую тебя Л. Ф.

Январские кинокадры

Припорошенные снегом полицейские машины у двухэтажного здания на окраине Нью-Йорка. Щеголеватый «лексус» въезжает на стоянку, пристраивается напротив таблички «Для посетителей». Артур Казанов выходит из автомобиля, щелкает радиоключом, поднимается по ступеням. За дверью его встречает лейтенант полиции Роберт Запата, жмет руку, хлопает по плечу.

ЗАПАТА: Спасибо, что приехал. Настало время нам поменяться ролями. Раньше я служил тебе консультантом, теперь пришла твоя очередь послужить мне.

Оба входят в кабинет, усаживаются перед экраном телевизора.

ЗАПАТА: Дело еще в самом зародыше, не знаю, захочет ли твоя студия делать программу. Что известно на сегодняшний день? Пропала жена местного бизнесмена по имени Гарольд Бишман. Но заявление о пропаже мы получили не от него, а от ее родителей, живущих в другом полушарии, на твоей бывшей родине, в городе Новгороде.

АРТУР: Кем работают?

ЗАПАТА: Оба — преподаватели живописи в тамошнем училище. Дочка нашла себе мужа в Америке по Интернету. Мистеру Бишману сорок лет, ей — двадцать. Они поженились год назад, а в ноябре она улетела домой повидаться с родителями. Через неделю муж тоже объявился в Новгороде. Родители пишут, что дочка была разочарована в супружестве, хотела подавать на развод. Мистер Биш-ман заявляет, что уговорил ее вернуться к нему, но на обратном пути, в московском аэропорту, они поссорились, и она ушла неизвестно куда. С тех пор он не видел ее и очень подавлен утратой. Осталась ли она в России или вернулась в Америку, ему неизвестно.

АРТУР: Звучит не слишком завлекательно, на программу пока не тянет.

ЗАПАТА: Согласен. Я попросил у мистера Бишмана фотографию пропавшей жены. Он дал мне несколько плюс видеоленту, сделанную во время визита в Новгород… Мне бы хотелось, чтобы ты посмотрел эту ленту и прокомментировал. Твоему режиссерскому глазу я доверяю.

АРТУР: Формально я числюсь на студии не режиссером, а техническим продюсером.

ЗАПАТА: Мы с тобой уже сделали три ленты, и для меня ты режиссер.

АРТУР: Был в свое время знаменитый фильм «Развод по-итальянски». Давай посмотрим, есть ли тут сюжет — затравка — для «Развода по-русски».

Изображение на экране начинает трястись с первых же кадров. Любительскую камеру явно держат неумелые руки. Благодушный толстяк сидит за столом, обнимает за плечи миловидную молодую женщину, выкрикивает по-русски приветствия в объектив. Потом вскакивает, тянет ее за собой, начинает кружить в танце. Родители, сидящие за столом, настороженно следят за танцующими. Толстяк оставляет свою партнершу, подбегает к ее матери и настойчиво зовет танцевать. Та неохотно соглашается. Мистер Фишман целует ей руку, неумело вальсирует, смеется. Лента кончается.

ЗАПАТА: Что скажешь?

АРТУР: Похоже, мистер Бишман никогда не учился актерскому ремеслу. Небось видел когда-нибудь, как приветливость и веселье изображает продавец подержанных автомобилей — ему и подражает.

ЗАПАТА: Мне тоже сцена показалась наигранной. А о чем они говорят?

АРТУР: Бишман только повторяет одобрительные эпитеты, которые успел выучить: «хорошо», «отлично», «дружба», «совет да любовь».

ЗАПАТА: Актер плохой, но на этом основании никакой судья не даст мне разрешения на обыск в доме. Мы ведь даже не знаем, в какой из двух стран надо начинать поиски пропавшей. Мистер Бишман намекает, что у его жены был возлюбленный в Москве и что она, скорее всего, убежала к нему. Но родители ее категорически отрицают возможность того, что она могла исчезнуть, оставив их в неведении.

АРТУР: Вам придется послать кого-нибудь в Россию?

ЗАПАТА: Пока мы направили запросы в авиакомпанию и в паспортный контроль в аэропортах Нью-Йорка. Когда получим ответы, я дам тебе знать. И еще раз — спасибо, что приехал. Мне важно было получить подтверждение моим подозрениям.