Артур пишет Любе из Нью-Йорка в Вашингтон

Вчера вспоминал тебя, глядя передачу про британскую королеву Елизавету Вторую. Она и ее супруг, похоже, — последний оплот моногамных традиций в английской монархии. Остальные члены королевской семьи в XX веке разрушали их наперегонки. Сначала дядюшка Эдуард Восьмой отрекся от трона, просидев на нем меньше года, чтобы жениться на разведенной американской красавице. Потом сестра Маргарет, вышедшая замуж под нажимом семьи, начинает крутить роман за романом и в конце концов разводится. Дальше разводятся один за другим собственные сыновья — Чарльз и Эндрю. Потом принцесса Дайана, мать наследников трона, заводит роман с арабским богачом. Если ты когда-нибудь попадешь на прием к королеве, она обнимет тебя и воскликнет: «Вы и я — мы последние женщины на свете, все еще верящие в священность брачных уз!»

Помнишь, когда ты работала с Женечкой в городской библиотеке, она устроила там вечер памяти Льва Толстого, в связи со столетием со дня его смерти. И один из выступавших прочитал доклад об отношениях великого писателя с Тургеневым. Два гения русской литературы восемнадцать лет были в смертельной ссоре. Докладчик сказал, что причины ссоры остаются загадочными. А я недавно перечитывал биографию Толстого и вдруг понял, какая кошка пробежала между ними.

Дело было так. Они оба гостили в поместье Фета. Два дня прошли в дружеском общении, с купаньем, охотой, прогулками. Утром третьего дня, за завтраком, Тургенев стал рассказывать, как чудесно живется в доме Полины Виардо в Париже его незаконной дочери, рожденной от него российской белошвейкой, какие она делает успехи в музыке, рисовании и танцах, как участвует во всевозможных благотворительных начинаниях. И тут Толстой сделался темнее тучи. Он стал кричать, что все это только кривлянье, лицемерие и игра в доброту. Что Христос учил творить добро так, «чтобы твоя правая рука не знала, что творит левая». Что любая помощь от богачей беднякам есть просто частичный возврат награбленного. Ошеломленный Тургенев стал возражать, спор разгорался. В какой-то момент даже прозвучали слова «я вам в морду дам». В конце Толстой выбежал из-за стола, уехал, прислал Тургеневу вызов на дуэль, да не простую — на пистолетах, а чтобы на ружьях — и насмерть.

И я берусь объяснить, из-за чего разгорелся сыр-бор. Из-за того, что Толстой был открыт чувству вину почти так же, как ты. И как раз в те же годы его крепостная крестьянка родила ему сына Тимофея. Которому никакой Париж не светил, а светило в лучшем случае стать конюхом. Услышать, как заботливо обошелся со своей незаконной дочерью его литературный соперник, было Толстому невыносимо. И какая лучшая защита от чувства вины? Возненавидеть, «отомстить»! А тридцать лет спустя написать покаянный роман «Воскресение».

Ну как? Потянет эта гипотеза на кандидатскую диссертацию по литературе?

Вообще наши классики в своих произведениях любили описывать тонкие и возвышенные чувства, но в жизни часто выбирали себе женщин за свойство, которое восхвалять не принято: послушность. Пушкин во время ссылки днем флиртовал с барышнями в Тригорском, а к вечеру возвращался к себе в Михайловское, где добрая няня Арина Родионовна подбирала для него покладистую крепостную. Сердце Грибоедова покорила послушно-молчаливая грузинская княжна. Лермонтов-Печорин обкатывал вариант, как заиметь Бэлу в полное рабство. Тургенев, оказавшись после смерти матери владельцем большого поместья, просто купил у сестры дворовую в качестве наложницы. Огарев в Лондоне без большой борьбы уступил Герцену строптивую жену, а сам подобрал в трущобах полуграмотную девку, «чтобы поднимать ее и воспитывать». А уж послушность падчерицы Лолиты овдовевшему отчиму — об этом можно только мечтать. Боюсь, ты бы у русских литераторов успехом не пользовалась.

Возвращаясь из XIX века в XXI, я могу сознаться тебе еще в одном своем извращении. Мы с Женечкой вместе уже почти двадцать лет, и все эти годы я мечтаю знаешь о чем? ПРИЗНАТЬСЯ ЕЙ В ЛЮБВИ! Да-да, я никогда, ни разу не произнес этих сокровенных слов. Потому что всевластная тираническая мораль говорит нам: любишь одну — забудь всех остальных. Она превращает супругов из соратников в сокамерников. Двадцать лет эти слова застревают у меня в горле, но с вашим тюремным распорядком не смирюсь никогда. Женечку люблю, одновременно влюблен в тебя — что в этом ненормального?

Мои завиральные идеи я не могу распространять через блоги и фэйсбуки. Меня легко выследят, разоблачат, покроют позором, лишат родительских прав и заработка. Остается только разбрасывать листовки с самолета, которого у меня нет.

ЛИСТОВКА

Эй, люди! Оглянитесь! Добиться соблюдения седьмой заповеди в наши дни возможно только под страхом смерти, как у мусульман. Соблюдение ее оказалось не по силам принцам и принцессам, президентам и министрам, генералам и судьям, банкирам и адвокатам, писателям и художникам, капитанам и летчикам, машинистам и фермерам, пасторам и проповедникам, не говоря уже о миллионах неплательщиков алиментов. Не пора ли придумать что-нибудь новое? Не было ли на первом варианте Моисеевых скрижалей, который он разбил, какого-нибудь кусочка каменным курсивом, который вредные евреи нарочно забыли?

Кстати, о евреях. Посмотрел по твоей наводке «Веницианского купца». Прав Борис — антисемитским душком несет очень сильно. Блистательная игра актеров не может заслонить — пересилить — экранный образ еврея с большим ножом, нависающего над беззщитным, привязанным, полуобнаженным христианином. А когда родная дочь еврея предательски ограбит его и убежит, весь кинозал будет за нее: «Так ему и надо, гаду!»

Любопытная реакция на эту пьесу описана в книге «Из Африки». Автор — Исак Динесон. Там героиня зимними вечерами, чтобы заполнить пустое время, читает Шекспира своему черному повару-мусульманину. Когда дошли до «Венецианского купца», повар всем сердцем стал на сторону Шейлока и очень горевал, что тот проиграл в суде. «Отрезать кусок плоти, не проливая крови, очень просто, — объяснял он. — Нужно это сделать раскаленным ножом». Звучит как совет компетентного специалиста, многократно испробовавшего этот метод.

Зато за «Поздний квартет» — огромная благодарность. Вообще-то я настороженно отношусь к «искусству про искусство»: романы про писание романов, фильмы про снятие фильмов, спектакли про театральную жизнь, даже живопись, изображающая мастерскую художника, настраивают меня скептически. Кроме того, фильмы смотрю после двенадцати, на исходе сил, обычно в два-три приема. Но тут просидел прикованный от начала до конца без перерыва. Актеру Кристоферу Уолкену наконец-то позволили сыграть богатую роль. Про его лицо в этом фильме хочется сказать: «Он его заслужил». Все четверо великолепно изображают музыкантов в процессе игры. И все же когда появляется настоящая виолончелистка, Нина Ли, энергия, с которой она сражается со своим инструментом, сразу поднимает ее над остальными.

Ты помнишь древнегреческую легенду о Леандре? Который переплывал то ли Босфор, то ли Дарданеллы, то ли Геллеспонт (кажется, так тогда называлось Мраморное море), чтобы встретиться со своей возлюбленной Геро? А она выставляла на окне своего дома лампу, чтобы он не сбился с пути. Так вот, пока вы жили за рекой от меня, в Нью-Джерси, я смотрел на Гудзон и мечтал, как однажды переплыву его на свет твоего лица, сияющего для меня, как лампа в окошке.

Теперь, когда между нами пролегло расстояние в десятки Геллеспонтов, ты просто должна исполнить просьбу твоего Леандра: пришли мне свою фотографию, и пусть она светит мне, как лампа в ночи. Я был так беззаботен, что не обзавелся заранее, не предвидел возможности разлуки. В наших семейных альбомах ты мелькаешь то краем уха, то затылком, то зажмурившейся от смеха, то фигуркой в толпе гостей. Пришли настоящую, чтобы я мог носить ее в бумажнике и в трудную минуту доставать и испытывать тот сладкий прокол в сердце, который так безотказно вызывает во мне твое лицо.

Кроме того, я считаю, что пришло время Любе начать раздеваться для Артура. Вот ее пальцы нащупывают пуговицы блузки, расстегивают одну, другую, третью. Появляется волшебная ложбинка, ведущая в солнечную долину, которую дрожащий от нетерпения АК вот-вот огласит громкой петушиной серенадой.

Люба пишет Артуру

Дорогой и любимый, ты не можешь представить себе, что творится со мной каждый вечер, когда я спускаюсь к компьютеру. «Будет письмо от него или нет? В одну страничку, две, три? Найдет он новые слова сладкого обмана, которым дурманит меня уже столько лет?» Думаю, Достоевский так не вглядывался в скачущий шарик рулетки, как я вглядываюсь в загорающиеся буквы на экране.

Когда-то в юности я так бегала к почтовому ящику, ожидая письма от первого возлюбленного. Уже не верила, что такое может повториться в моей жизни. Я прямо впала в наркотическую зависимость от твоих писем, похудела на несколько фунтов, чувствую себя помолодевшей на десять лет. В прошлую субботу, на свадьбе у новых знакомых, получила кучу комплиментов, можно сказать, блистала. Борис проявляет повышенное внимание, будто чувствует что-то. Может быть, из меня излучаются какие-то особые флюиды. Сознаю свою вину и пытаюсь как-то загладить ее, отдаюсь его ласкам с еще большим жаром. А в сознании нет-нет да и выплывет твое лицо.

Ну что? Хватит с тебя откровенности и спонтанности? Доволен?

Попыталась вспомнить: а мне Борис когда-нибудь объяснился в любви? Или мы просто перешли — перепрыгнули — от объятий и поцелуев в парадной — к семейной жизни?

Ты говоришь, что никогда не согнешься перед седьмой заповедью. Но для меня здесь действует не седьмая, а восьмая: «не укради». Неспособность нарушить ее загнана в меня даже не на психологическом, а на физиологическом уровне. Бывают же люди с полной идиосинкразией, например, к алкоголю. Такие даже гордиться не могут своей трезвенностью — настолько нарушение ее не в их власти. Так и я: лишена права гордиться своей добродетелью.

На вопрос «Кто за мной ухлестывает?» могу ответить так: если этот термин применим к усиленному вращению черных восточных глаз и частым беспричинным вздохам, то, конечно, на первом месте окажется наш новый молодой сотрудник Халиб. Он афганец, приехал два года назад на курсы полицейских для Кабула и как-то уихтрился зацепиться здесь и остаться. Его пришлось нанять, потому что он знает пушту, а мы все чаще получаем заказы на переводы с этого языка. Многие афганцы, служившие американским оккупационным войскам, пытаются сейчас эмигрировать до того момента, когда талибы вернутся к власти, в чем никто не сомневается. Иммиграционному ведомству приходится рассматривать горы заявлений. Воссоединение семей с уже иммигрировавшими — самый популярный предлог. Но теперь введены проверки родственных связей с помощью анализа ДНК, и многие «братья» и «сестры» оказываются липовыми.

Недавно попала на одну из программ вашего канала «Следопыт», сделанную, кажется, еще до того, как ты начал там работать. Неосторожно досмотрела до конца и впала в дикий испуг. Это про двух курсантов военного училища, мальчика и девочку. Полюбили друг друга, закончили учебу, готовились пожениться. Но мальчик был такой честный-честный, что сознался невесте: «До тебя у меня был роман с другой девушкой». И эта стерва объявила ему: «Поверю в твою любовь и преданность только тогда, когда ты отыщешь мою предшественницу и кровью смоешь свою вину передо мной!» Давила, шантажировала и ведь добилась своего! Их поймали на убийстве только потому, что злодейка похвасталась подруге «преданностью» своего жениха. Выключив телевизор, всю ночь не могла заснуть, воображая, как Славика охмурит похожая психопатка и спровоцираует на какое-нибудь преступление.

Фотографию выберу и пошлю на днях. Но что если она попадется на глаза Женечке? У тебя в арсенале, я знаю, много отработанных приемов и уверток, но ведь Женечка только притворяется, будто верит им. За двадцать лет она, наверное, ох как натерпелась от твоих «побегов из ГУЛАГа».

В советские времена людям, пойманным на попытках убежать за границу, психиатры выносили карательный диагноз: «Синдром беглеца». В твоей «истории болезни» этот диагноз был бы вполне уместен. Но как ни старайся, ты никогда и никуда не сможешь убежать из клетки моей любви. Рано или поздно она проступит на твоем лбу, как стигмат, как клеймо, извещающее каждую новую кандидатку на «игры страсти нежной»: «Принадлежит другой навеки». Не боишься? Л. Ф.

Февральские кинокадры

Кабинет Артура Казанова на студии телеканала «Следопыт». Он сидит за своим столом, перед ним на диване двое: полноватый мужчина лет сорока и молодая миловидная женщина.

АРТУР: Итак, Джек, Барбара — поздравляю! Студия выбрала ваши пробы, с вами заключат договор на съемки в часовой программе. Но я хочу заранее предупредить вас, какого сорта работа вам предстоит.

ДЖЕК ВИЛСОН: Вообще-то мы представляем. Не знаю, как Барбара, а я постоянно смотрю программы «Следопыта».

АРТУР: Тогда вам известно, что вы оба останетесь безымянными. Ваши фамилии не появятся в титрах, для вашей актерской карьеры прогресс будет минимальным. Студии важно, чтобы зрителю ничто не мешало идентифицировать вас с реальными персонажами, о которых идет рассказ. Кроме того, режиссер часто будет требовать, чтобы вы держали в узде свой талант, довольствовались ролью статистов, иллюстрирующих те или иные эмоции. Вас выбрали не за одаренность, в которой я не сомневаюсь, но за внешнее сходство с участниками драмы.

БАРБАРА ХИЛЛ: А сможем мы познакомиться с участниками или хотя бы увидеть их со стороны?

АРТУР: Джек сможет, а про вас, Барбара, — сомневаюсь. Ибо у нас нет уверенности, что женщина, которую вам предстоит изображать, еще жива. Полиция продолжает ее розыски. Муж утверждает, что они расстались в московском аэропорту и больше он ее не видел. Но проверка записей паспортного контроля показала, что она прилетела в Нью-Йорк в тот же день, что и ее муж. Правда, другим рейсом.

ДЖЕК: Что нам известно о муже?

АРТУР: Добропорядочный бизнесмен, не очень успешный, но обеспеченный. Ни в каких нарушениях закона не был замечен. Первый его брак кончился разводом, и пять лет спустя он решил искать себе невесту в России. Интернетные знакомства сейчас распространяются, как лесной пожар. Американцы и американки могут предложить на этом рынке не просто руку и сердце, но и бесценную добавку: гражданство. А потом их избранники и избранницы требуют развод и оставляют с пустым кошельком и разбитым сердцем.

БАРБАРА: У меня была романтическая переписка с красавцем из Иордании.

Он очень хотел встретиться, просил, чтобы я оформила ему так называемую «жениховскую визу» на девяносто дней. Но умные люди посоветовали мне самой слетать в Аман. Я послушалась, незаметно подъехала к его дому и своими глазами увидела, как он выходит на прогулку с женой и двумя детишками.

АРТУР: Видимо, иорданцы питают особую слабость к американкам, после того как их король Хуссейн женился на выпускнице Принстона. Так или иначе, тема зарубежных браков стала такой острой, что студия приняла решение начать работать над сюжетом, не дожидаясь, когда полиция предъявит кому-то конкретные обвинения. Конкуренция в нашем бизнесе подхлестывает не упускать криминальные коллизии. Вот вам краткий синопсис. Прочтите и завтра в девять утра приходите на съемки.