Борис Федотов
Почему Гитлер не напал в мае?
18 декабря 1940 года Гитлер как верховный главнокомандующий вермахта подписал директиву № 21 (Weisung Nr. 21. Fall Barbarossa), которую принято называть планом «Барбаросса». Она предусматривала нападение на СССР и, по сути, ликвидацию этого государства. Вермахту предписывалось завершить подготовку к операции к 15 мая 1941 года.
Но нападение произошло на месяц позже – 22 июня. Эта задержка, по мнению ряда исследователей, способствовала краху нацистского блицкрига. Ко всем прочим причинам вермахт оказался не готов к действиям в России под Москвой в суровых условиях осенне-зимнего периода, так как немецкие генералы планировали справиться с Красной армией за теплые месяцы. Перенос начала наступления с мая на июнь (на 5 недель) оказался роковым. Он был связан с событиями в Югославии, где произошел военный переворот, спровоцировавший вторжение немецких войск в эту балканскую страну.
Сегодня историки полагают, что переворот в Белграде можно рассматривать в рамках тех усилий, которые предпринимались руководством СССР для предотвращения войны с Германией в 1941 году. О том, что агрессия замышлялась нацистами, в Кремле знали благодаря успешной работе советских разведслужб. Уже 29 декабря 1940 года, т.е. через 11 дней после подписания директивы № 21, Разведуправление Генштаба Красной армии доложило Сталину о принятом Гитлером решении. Опираясь на ставшие достоянием исследователей документы, можно попытаться реконструировать драматические события той поры.
Впервые «югославская тема» возникла в европейской «большой политике» в октябре 1940 года, когда немецкая разведка констатировала появление угрозы военного переворота в Белграде. 29 октября начальник генштаба сухопутных войск Германии генерал Франц Гальдер записал в своем дневнике по поводу Югославии: «В Югославии снова отмечено обострение противоречий. По-видимому, существует опасность путча со стороны сербского генералитета с целью возведения на престол молодого короля и ограничения влияния хорватов».
Поясним, что в 1934 году после убийства югославского короля Александра I формально королем стал его несовершеннолетний сын Петр (родился в сентябре 1923 года). Фактически власть была у князя Павла Карагеоргиевича, двоюродного брата убитого монарха, который в сложной международной обстановке пытался маневрировать между Великобританией, Германией и СССР.
В Белграде в 1940 году были сторонники сближения с нацистской Германией. 1 ноября военный министр генерал Милан Недич представил правительству меморандум о состоянии вооруженных сил, из которого следовало, что воевать с Германией для королевства невозможно и поэтому необходимо заключить с Берлином соглашение о сотрудничестве. Вскоре, 28 ноября, сами немцы предложили югославам заключить пакт о ненападении, а 22 декабря – присоединиться к Тройственному пакту (Германия – Италия – Япония).
К началу 1941 года Сталин, имея сведения о намерении Гитлера напасть на СССР, держал курс на выигрыш времени. Он старался оттянуть военное столкновение с немцами на весну 1942 года, когда спешно реализуемый комплекс мер повысит боеспособность Красной армии и завершится оборудование западного театра военных действий, прежде всего западных областей Белоруссии, Украины и трех новых советских республик (Прибалтика).
Кремль активно действовал на европейской арене, стремясь затруднить Гитлеру реализацию его замыслов в отношении СССР. В поле зрения Сталина находилась и Югославия. В конце февраля 41-го в Москве появился придерживающийся славянофильских идей бывший полковник сербской армии Божин Симич (1881—1966). Югославские историки предполагают, что он был связан с националистически настроенными сербскими офицерами и советской разведкой. В советской столице он, видимо, участвовал в обсуждении вопроса, как предотвратить присоединение Югославии к Тройственному пакту.
О Симиче сохранились некоторые весьма любопытные сведения. Перед Первой мировой войной он входил в офицерскую организацию «Черная рука», организовавшую летом 1914 года убийство эрцгерцога Франца-Фердинанда, наследника австро-венгерского престола, которое стало «спусковым крючком» общеевропейской войны. До этого, в 1903 году, Симич лично участвовал в убийстве короля Александра, последнего правителя Сербии из династии Обреновичей, и его жены.
За участие в террористической деятельности сербский военный суд весной 1917 года заочно приговорил Симича к 18 годам тюрьмы. Но в это время он был уже в России. Видимо, помогли масонские связи, ведь он был членом сербской ложи «Брат». С 1916-го по 1918 год Симич находился в Одессе в составе контингента сербских войск.
Югославские историки утверждают, что в СССР Симич был связан с Коминтерном, имел якобы звание полковника Красной армии и вернулся на родину только в 1936 году. По данным же российских авторов, серб жил в эмиграции в Австрии, Швейцарии, Франции, а в СССР находился в 1925—1926 годах. Примечательно, что после войны Симич занимал высокие государственные должности в социалистической Югославии: был послом во Франции и Турции.
Так или иначе, в 1941 году Симичу суждено было участвовать в судьбоносных для Югославии и СССР событиях, встречаться лично со Сталиным. Уже после войны он вспоминал, что во время ночного приема в честь подписания советско-югославского договора о дружбе и ненападении Сталин, пожимая руку Симичу, сказал: «Да, черная рука», намекая на его принадлежность к сербской националистической организации. Интересно, что фамилия Симича есть среди официальных лиц, подписавших 5 апреля советско-югославский договор. Приведем этот документ.
«Договор о дружбе и ненападении между Союзом Советских Социалистических Республик и Королевством Югославия 5 апреля 1941 г.
Президиум Верховного Совета Союза Советских Социалистических Республик и Его Величество Король Югославии, движимые существующей между обеими странами дружбой и убежденные в том, что их общими интересами является сохранение мира, решили заключить договор о дружбе и ненападении и для этой цели назначили своими уполномоченными:
Президиум Верховного Совета Союза ССР —
В.М. Молотова, Председателя Совета Народных Комиссаров Союза ССР и народного комиссара иностранных дел;
Его Величество Король Югославии —
Милана Гавриловича, Чрезвычайного Посланника и Полномочного министра Югославии,
Божина Симича и Драгутина Савича, полковника,
каковые уполномоченные, после обмена своими полномочиями, найденными в должной форме и надлежащем порядке, согласились о нижеследующем:
СТАТЬЯ I
Обе Договаривающие Стороны взаимно обязуются воздерживаться от всякого нападения в отношении друг друга и уважать независимость, суверенные права и территориальную целостность СССР и Югославии.
СТАТЬЯ II
В случае, если одна из Договаривающихся Сторон подвергнется нападению со стороны третьего государства, другая Договаривающаяся Сторона обязуется соблюдать политику дружественных отношений к ней.
СТАТЬЯ III
Настоящий Договор заключается сроком на пять лет.
Если одна из Договаривающихся Сторон не признает необходимым денонсировать настоящий Договор за год до истечения установленного срока, этот Договор автоматически продолжит свое действие на следующие пять лет.
СТАТЬЯ IV
Настоящий Договор вступает в силу с момента его подписания. Договор подлежит ратификации в возможно короткий срок. Обмен ратификационными грамотами должен произойти в Белграде.
СТАТЬЯ V
Договор составлен в двух оригиналах на русском и сербохорватском языках, причем оба текста имеют одинаковую силу.
Москва, 5 апреля 1941 года.
По уполномочию Президиума Верховного Совета СССР
В. Молотов
По уполномочию Его Величества Короля Югославии
М. Гаврилович
Божин Симич
Д. Савич»
Зачем Сталин подписывал договор за считанные часы до вторжения вермахта на югославскую землю? Однозначного ответа на этот вопрос нет. Возможно, он полагал, что это все же остановит Гитлера и затянет решение немцами «югославской проблемы». Но скорее всего Сталин переоценил боеспособность югославской армии и надеялся, что вермахт завязнет там до осени, когда будет упущен благоприятный климатический период для удара по СССР…
В начале марта 1941 года в Германии побывал регент Павел Карагеоргиевич, который провел переговоры с нацистским руководством. По возвращении он высказался 6 марта на встрече с членами правительства за присоединение Югославии к Тройственному пакту. По его словам, учитывая хорошие отношения Югославии с британцами и греками, правительству трудно будет принимать такое решение, но выхода нет – надо избежать вторжения вермахта. И уже на следующий день правительство Драгиша Цветковича дало согласие на присоединение к пакту, правда, Германии были выдвинуты три условия: неучастие югославской армии в боевых действиях на стороне Германии, недопущение транзита германских войск через югославскую территорию, получение после войны греческого города Салоники (сербы считали его древним македонским городом Солунь, где проживали в древности южные славяне).
20 марта немцы согласились на условия Белграда, и 25 марта глава правительства Цветкович подписал в Вене протокол о присоединении Югославии к Тройственному пакту.
Практически одновременно, 13 марта, югославы решили предложить СССР, который тогда формально считался дружественным Германии государством, заключить военный союз. Информация немедленно распространилась по европейским столицам, поэтому уже 14 марта нарком иностранных дел СССР В.М. Молотов направил поверенному в делах СССР в Югославии Виктору Захаровичу Лебедеву телеграмму: «Слухи о том, что ведутся переговоры в Москве и готовится подписание военного союза между Югославией и СССР, являются вымыслом. Эти слухи распространяются в целях дезинформации…»
Но на деле закулисные контакты уже осуществлялись, задействован был югославский посланник в Москве Милан Гаврилович, в советской столице находился и уже упомянутый Симич. Поднимался, в частности, вопрос о поставках советского оружия, но Кремль тогда не торопился вооружать режим Павла Карагеоргиевича – Цветковича.
В Москве уже знали, что при британском участии в югославской столице заканчиваются приготовления к военному перевороту, призванному привести к власти в Белграде антинацистски настроенных военачальников. В смене власти были заинтересованы и в Кремле, и в Лондоне. Англичане хотели укрепиться на Балканах и не допустить захвата Греции, отражавшей в то время агрессию Италии, а Сталину было важно отвлечь немцев от завершения подготовки нападения на СССР.
В марте Сталин получал от разведслужб немало информации о нарастающей подготовке Германией агрессии против Советского Союза, и ему нетрудно было предвидеть, что Гитлер, если он все же решится воевать, постарается ударить в мае, когда просохнет местность после весенней распутицы, чтобы успеть завершить наступательные действия до начала осенних дождей.
24 марта посол Германии в Югославии Виктор фон Хеерен получил сведения от симпатизирующих нацистам югославов о готовящемся в Белграде военном перевороте. Но среагировать немцы своевременно не успели. В ночь с 25 на 26 марта заговорщики во главе с командующим ВВС генералом Душаном Симовичем (его в апреле 1940 года сняли с должности начальника Генштаба из-за нежелания развивать военное сотрудничество с Германией) начали действовать.
Штабом заговорщиков стало командование ВВС, располагавшееся в Земуне, пригороде Белграда. Там же находилась и кавалерийская школа, руководство которой тоже было готово участвовать в перевороте. В марте в школу поступили танкетки чешского производства Т-32 якобы для отработки взаимодействия кавалерии, пехоты и танков. К перевороту удалось привлечь, кроме того, офицеров дивизии королевской гвардии (один пехотный, два кавалерийских и артиллерийский полки) и танкового батальона. Заведующий почтой, телеграфом и телефонными линиями Белграда согласился прервать связь города с внешним миром, чтобы правительство не сумело вызвать в столицу верные ему части.
Помимо генерала Симовича активную роль в подготовке переворота играл генерал ВВС Боривой (Бора) Миркович – это через него британская разведка уговорила командующего ВВС встать во главе переворота.
За активностью британской разведки в Белграде внимательно наблюдала советская сторона. Некоторые историки в связи с этим упоминают боснийского серба Мустафу Голубича (1891—1941). Кое-какие сведения о нем имеются. В годы Первой мировой войны он оказался в России, занимался переправкой в Сербию соотечественников, оказавшихся в австро-венгерской армии и попавших в плен к русским. Как и Симич, принадлежал к «Черной руке» и одной из масонских лож, после войны масоны спонсировали его учебу в Швейцарии на юридическом факультете. Одновременно, с 1920 года, был связан с Коминтерном и советскими органами госбезопасности.
Игорь Бухаркин, автор интересной публикации о военном перевороте в Белграде, привел любопытную выдержку из служебной характеристики, данной Голубичу в ОГПУ: «Отрицательная черта Голубича – любитель впутываться в любое дело, если оно имеет отношение к политике. Например, предложение связать нас с организацией “Черная рука”, несмотря на категорическое указание, кроме своего дела, ничем другим не заниматься». И далее: «Как правило, в своей работе опирается на людей своей национальности (сербы). Здесь, по-видимому, сказывается национальное чувство, большое знакомство с сербскими кругами и в особенности с кругами организации “Черная рука”, членом которой Голубич в свое время состоял и к которой Голубич имеет определенные симпатии».
Во время мартовского переворота он находился в Белграде, а затем якобы летал в Москву и даже присутствовал при подписании советско-югославского договора. О его статусе в тот период исследователями высказываются различные предположения. Некоторые авторы считают, что к этому времени Голубич уже не был связан с НКВД, так как в 1934 году перешел в военную разведку (тогда такие переходы были распространенной практикой), другие предполагают, что он находился в Белграде как высокопоставленный представитель исполнительного комитета Коминтерна, у которого был свой нелегальный аппарат во многих странах. После оккупации страны вермахтом Голубича выследили и арестовали в Белграде сотрудники гестапо (7 июня), и после жестоких допросов он был расстрелян…
Переворот прошел в Белграде почти бескровно. 26 марта вечером регент Павел Карагеоргиевич выехал из столицы поездом в свое имение в Словении. Не исключено, что он был предупрежден англичанами о предстоящем выступлении военных. Дальнейший ход событий подробно восстановили в наши дни югославские историки.
23.30. Заместитель командующего ВВС генерал Миркович, связанный с британской разведкой, отдает распоряжение о выступлении заговорщиков. Пехотный батальон под командованием полковника Драголюба Димича захватывает оба моста через реку Саву (железнодорожный и автомобильный), и в центр столицы устремляется моторизованный отряд во главе с полковником ВВС Драгутином Савичем.
1.00. Отряд Савича разделился на три группы: первая овладевает зданием жандармского управления, вторая (подполковник ВВС М. Ложич) – почтой и телефонным узлом, третья – радиостанцией.
2.00. 1-й и 2-й батальоны королевской гвардии под командованием подполковника Стояна Здравковича берут под охрану королевские резиденции в городе, а 3-й батальон (подпоручик Живоин Кнежевич) – генштаб и столичную мэрию.
3.00. Сонных министров привозят под конвоем офицеров ВВС в генштаб.
4.00. В город входят танки батальона майора Д. Зобеновича, замешкавшиеся на подъезде к городу из-за поломок. К счастью, командование жандармерии, лояльное правительству, тоже промедлило, и мятежные танкисты сумели блокировать ее казармы, как и здание министерства обороны.
6.00. На совещании руководителей переворота в здании генштаба новым премьер-министром «избрали» генерала Симовича, командующего ВВС. Король Петр II, накануне сбежавший из-под охраны, приставленной к нему регентом (юноша, как в авантюрном романе, сумел спуститься по водосточной трубе со второго этажа), объявляется совершеннолетним, хотя 18 лет ему должно было исполниться только в сентябре.
Примерно в это же время руководитель германского информбюро звонит в югославский МИД и интересуется, что делают танки на улицах Белграда. А бывший регент встречается с консулом Великобритании, который обещает ему, что британцы предоставят ему возможность выехать в Грецию, что вскоре и происходит. Лондон «своих» в беде не бросает.
9.00. По радио зачитывают заранее подготовленное обращение короля к народу. Это делает поручик Яков Йовович, обладавший голосом, похожим на голос Петра II. Юного монарха в известность даже не поставили.
С удивлением он слушал по радио «свое» обращение к югославам: «Сербы, хорваты, словенцы! В этот тяжелый для нашего народа момент я решил взять в свои руки королевскую власть. Регентский совет подал в отставку. Мои верные армия и флот сразу же передали себя в мое распоряжение. Я призываю всех сербов, хорватов, словенцев объединиться вокруг трона. При нынешних тяжелых обстоятельствах это является наилучшим средством для сохранения мира внутри и вовне. Я поручил генералу Душану Симовичу образовать новое правительство. Я призываю всех граждан и все органы власти выполнить свой долг по отношению к королю и родине. Петр II».
Надо отдать должное британской разведке и связанному с ней командованию ВВС Югославии. Захват власти был осуществлен весьма четко и почти бескровно. Погиб лишь один жандарм, охранявший радиостанцию. Довольно подробно переворот в Белграде описал в своих мемуарах британский премьер-министр Уинстон Черчилль. Отрывок из них будет уместно привести, чтобы восстановить ход событий, приведших к отсрочке нападения на СССР.
«…Вечером 24 марта Цветкович и Маркович украдкой выехали из Белграда и на пригородной железнодорожной станции пересели на поезд, идущий в Вену. Втайне от общественного мнения и печати они на следующий день подписали в Вене пакт с Гитлером. Еще до того как министры после своего возвращения представили на рассмотрение кабинета текст пакта, трое из их коллег подали в отставку, и по всем кафе и другим общественным местам Белграда быстро распространились слухи о неминуемой катастрофе.
Я направил нашему посланнику в Белграде Кэмпбеллу следующие инструкции:
“26 марта 1941 года
Не допускайте, чтобы между Вами и принцем Павлом или министрами образовалась брешь. Продолжайте надоедать, понукать и приставать. Требуйте аудиенций. Не принимайте ответа “нет”. Цепляйтесь за них, указывайте им на то, что немцы уже считают покорение Югославии непреложным фактом…”»
В тесном кругу офицеров, связанных с Симовичем, уже в течение нескольких месяцев обсуждались планы прямых действий, которые должны были быть предприняты в случае капитуляции правительства перед Германией. Был тщательно разработан план революционного восстания. Руководителем предполагаемого восстания должен был стать генерал Бора Миркович, командующий югославской авиацией, а его помощниками – майор югославской армии Кнежевич и его брат, профессор, обладавший политическими связями благодаря положению, которое он занимал в сербской демократической партии.
О существовании этого плана было известно только очень небольшому кругу надежных офицеров, из которых большинство имело звание ниже полковника. Сеть заговора распространялась из Белграда на основные гарнизоны страны – в Загребе, Скопле и Сараево.
Силы, находившиеся в распоряжении заговорщиков в Белграде, состояли из двух полков королевской гвардии, но без их командиров, одного батальона Белградского гарнизона, роты жандармов, охранявшей королевский дворец, части дивизии противовоздушной обороны, расквартированной в столице, штаба авиации в Земуне, начальником которого был Симович, и военных училищ для офицерского и сержантского состава, а также нескольких артиллерийских и саперных частей.
26 марта, когда известие о возвращении югославских министров из Вены и слухи о заключении пакта стали циркулировать по всему Белграду, заговорщики решили выступить. Был дан сигнал захватить 27 марта, на рассвете, ключевые позиции в Белграде и королевскую резиденцию вместе с молодым королем Петром II. В то самое время, когда войска под командованием решительных офицеров окружали королевский дворец в предместье столицы, принц Павел, ничего не зная, а может быть, наоборот, слишком много зная о том, что должно было произойти, находился в поезде, шедшем в Загреб.
Немногие революции проходили более гладко, чем эта. Кровопролития не было. Несколько представителей высшего командования было арестовано. Цветкович был доставлен с полицией в штаб Симовича, где его заставили подписать заявление об отставке. В городе в подходящих для этого пунктах были установлены пулеметы и артиллерийские орудия. По прибытии в Загреб принц Павел был информирован о том, что Симович от имени молодого короля Петра II взял на себя управление страной и что регентский совет распущен. Военный комендант Загреба потребовал, чтобы принц немедленно вернулся в столицу. Как только принц Павел прибыл в Белград, его доставили в штаб генерала Симовича. Здесь он вместе с двумя регентами подписал акт отречения. Ему было дано несколько часов на сборы, и в ту же ночь он выехал с семьей в Грецию.
Этот план был задуман и выполнен небольшой группой националистически настроенных сербских офицеров, еще до того как определилось общественное мнение по этому вопросу. Переворот вызвал такой взрыв народного энтузиазма, который, вероятно, удивил даже самих его инициаторов».
Такова оценка событий британским премьер-министром. Для югославских военных тогда было очевидным, что Германия может жестко отреагировать на свержение правительства, которое только что присоединилось к Тройственному пакту. Новый министр иностранных дел профессор Нинчич уже в день переворота в десять утра встретился с немецким послом фон Хеереном, стремясь успокоить его. «Переворот, совершившийся по воле народа и во имя народа, – заявил он, – явился следствием той порочной внутренней политики, которую проводило правительство Цветковича. Однако что касается внешнеполитических дел, наше правительство намерено неукоснительно соблюдать все принятые прошлым режимом обязательства…»
Но Гитлер пришел в ярость. Еще раз обратимся к мемуарам Черчилля, чтобы реконструировать ход мартовских событий 1941 года.
«Гитлер, – писал Черчилль, – был уязвлен до глубины души. У него произошла вспышка того конвульсивного гнева, который на какой-то момент лишал его способности мыслить, а иногда толкал его на самые отчаянные авантюры. Месяц спустя, когда он уже несколько остыл, он сказал в беседе с Шуленбургом [посол Германии в СССР]:
«Югославский путч явился для нас громом среди ясного неба. Когда мне сообщили о нем утром двадцать седьмого, я подумал, что это шутка».
Но в тот момент в порыве ярости он вызвал к себе представителей германского верховного командования. На совещании присутствовали Геринг, Кейтель и Йодль, позднее прибыл также Риббентроп. Протоколы совещания имеются в архиве Нюрнбергского процесса. Гитлер описал положение, сложившееся в Югославии после переворота.
«Неизвестно, – заявил он, – какую позицию заняла бы Югославия во время предстоящих операций против Греции (“Марита”. – Н.Е.) и, что еще важнее, при последующей операции против России – “Барбаросса”».
Он считал весьма удачным, что югославы проявили свои настроения до начала осуществления плана «Барбаросса» (далее Черчилль цитирует захваченные у немцев в 1945-м документы. – Н.Е.).
«Фюрер решил, не дожидаясь возможных деклараций о лояльности со стороны нового правительства, провести все приготовления к военному разгрому Югославии и уничтожению ее как национального государства. Не будет сделано никаких дипломатических запросов и не будет предъявлено никаких ультиматумов. Заверения югославского правительства, которому все равно в будущем нельзя доверять, будут “приняты к сведению”.
Наступление начнется, как только для этого будут подготовлены необходимые средства и войска.
Для операций против Югославии надо потребовать действенной военной поддержки от Италии, Венгрии и в известной степени от Болгарии. Основная задача Румынии – обеспечить защиту от России. Венгерский и болгарский послы уже информированы об этом. Днем будет отправлено послание дуче.
В политическом смысле особенно важно, чтобы удар по Югославии был нанесен с беспощадной жестокостью и чтобы военный разгром совершился молниеносно. Таким образом удастся в достаточной степени запугать Турцию. Это благоприятно отразится также на последующей кампании против Греции.
Надо полагать, что, как только мы начнем наступление, хорваты перейдут на нашу сторону. Им будут даны соответствующие политические гарантии [предоставление автономии]. Война против Югославии должна вызвать широкое одобрение в Италии, Венгрии и Болгарии, так как этим странам будут обещаны территориальные приобретения: Италии – побережье Адриатики, Венгрии – Банат и Болгарии – Македония. Этот план предусматривает ускорение всей подготовки и использование столь крупных сил, чтобы разгром Югославии произошел в кратчайший срок… Основная задача нашей авиации – как можно скорее приступить к уничтожению аэродромов югославских военно-воздушных сил и столицы Югославии Белграда путем массированных налетов».
В тот же день фюрер подписал директиву № 25:
«Я намерен осуществить вторжение в Югославию путем мощных ударов из района Фиуме и Софии в общем направлении на Белград и дальше на юг с целью нанести югославской армии решительное поражение, а также отрезать южную часть Югославии от остальных районов страны и превратить ее в базу для дальнейших операций германо-итальянских войск против Греции.
Я приказываю:
а) Как только будет закончено сосредоточение достаточных сил и позволят метеорологические условия, все важные наземные сооружения Югославии и Белград должны быть уничтожены в результате непрерывных круглосуточных воздушных налетов.
б) Если это будет возможно, одновременно – но ни в коем случае не раньше – должна быть начата операция «Марита» (нападение на Грецию, которое началось 6 апреля; к этому времени Великобритания перебросила на ее территорию из Египта, начиная с 5 марта, две пехотные дивизии – новозеландскую и австралийскую, британскую 1-ю бронетанковую бригаду и девять авиационных эскадрилий. – Н.Е.).
Генералы провели ночь за разработкой планов операции.
Кейтель свидетельствует: «Решение напасть на Югославию означало полное нарушение всех военных планов и мероприятий, намечавшихся до этого момента. Операцию “Марита” пришлось полностью перестроить. Надо было доставить через Венгрию, с севера, новые войска. Все приходилось делать экспромтом».
Черчилль подчеркивает в своих воспоминаниях: сообщение о перевороте было встречено в Лондоне с воодушевлением. Ситуация для британской армии весной 1941-го складывалась в Средиземноморье тяжелая, немецкие войска вели наступательные бои в Ливии и продвигались к границам Египта, наметилась угроза захвата ими Суэцкого канала, нацистская агентура провоцировала антибританские мятежи на Ближнем Востоке, а оборона Греции представляла очень сложную задачу.
«Известие о революции в Белграде, естественно, было встречено нами с глубоким удовлетворением, – вспоминал британский премьер-министр. – Наконец-то мы увидели хоть один ощутимый результат наших отчаянных попыток создать фронт союзных нам стран на Балканах и предотвратить их постепенный захват Гитлером.
Иден (британский министр иностранных дел. – Н.Е.) по пути на родину прибыл на Мальту, но я, получив известие о революции в Белграде, решил, что он должен изменить свои планы и вместе с генералами Диллом и Уэйвеллом оставаться в центре событий.
“Премьер-министр – Идену
27 марта 1941 года
Ввиду того что в Сербии произошел государственный переворот, безусловно, было бы лучше, если бы вы оба оставались на месте, в Каире, чтобы координировать события. Именно теперь есть шанс привлечь Турцию и создать объединенный фронт на Балканах. Не могли ли бы вы устроить в Афинах или на Кипре совещание представителей всех заинтересованных стран? Не думаете ли вы, что вам следовало бы отправиться в Белград, когда вам станет ясна ситуация? Мы пока что со своей стороны делаем все, что возможно”.
Я послал президенту Турции следующую телеграмму:
“27 марта 1941 года
Ваше превосходительство!
Драматические события, которые происходят в настоящее время в Белграде и по всей Югославии, могут дать прекрасную возможность предотвратить германское вторжение на Балканский полуостров. Безусловно, именно теперь наступил момент для создания единого фронта, против которого Германия вряд ли осмелится выступить. Я телеграфировал президенту Рузвельту и просил его предоставить помощь материалами всем державам, сопротивляющимся германской агрессии на востоке. Я прошу Идена и генерала Дилла координировать все возможные мероприятия для обеспечения общей безопасности”.
Было решено, что Иден останется в Афинах для ведения переговоров с Турцией, а генерал Дилл (начальник британского Генштаба. – Н.Е.) выедет в Белград. Всем было ясно, что положение Югославии будет отчаянным, если все заинтересованные государства не создадут немедленно единый фронт. Однако у Югославии еще оставалась возможность нанести смертельный удар по оголенному тылу дезорганизованных итальянских войск в Албании.
Если бы югославы действовали быстро, они могли добиться серьезных военных результатов. Пока их собственная территория подвергалась бы опустошению с севера, они могли овладеть огромной массой оружия и снаряжения и получить таким образом возможность вести партизанскую войну в горах, что было теперь их единственной надеждой на спасение. Это был бы замечательный ход, который оказал бы влияние на всю обстановку на Балканах. В своем кругу в Лондоне мы ясно представляли себе всю картину.
Генерал Дилл находился в это время в Белграде, и я направил ему следующее послание:
“1 апреля 1941 года
Ряд данных указывает на то, что происходит быстрая перегруппировка сил для операций против Югославии. Выиграть время для сопротивления Германии – значит потерять время для действий против Италии. Югославам следует во что бы то ни стало как можно скорее использовать все свои силы против итальянцев. Только таким путем они могут добиться весьма важного первоначального успеха в своих действиях и вовремя захватить большое количество снаряжения».
Ошибки, которые делались в течение нескольких лет, не могут быть исправлены за несколько часов. Когда всеобщее возбуждение улеглось, все жители Белграда поняли, что на них надвигаются катастрофа и смерть и что они вряд ли могут сделать что-нибудь, чтобы избежать своей участи. Верховное командование (югославской армии. – Н.Е.) сочло необходимым ввести войска в Словению и Хорватию для поддержания фиктивного внутреннего единства. Теперь оно могло наконец мобилизовать свою армию. Но у него не было стратегического плана. Дилл обнаружил в Белграде только замешательство и пассивность.
Вот что писал нам Дилл:
“Конечные результаты моей поездки в Белград были разочаровывающими во многих отношениях. Оказалось совершенно невозможным заставить Симовича подписать какое бы то ни было соглашение. Тем не менее на меня произвел большое впечатление боевой дух югославских руководителей, которые будут воевать, если Германия нападет на Югославию или на Салоники…
Югославские войска еще не подготовлены к войне, и Симович хочет выиграть время для завершения мобилизации и сосредоточения войск. По внутриполитическим соображениям он не может взять на себя инициативу в военных действиях, а должен ожидать выступления Германии. Он предполагает, что Германия нападет на южную часть Югославии из Болгарии и на время оставит Грецию в покое… Югославия окажет помощь в Албании, но не выступит даже и там, прежде чем Германия не нападет на нее или не затронет ее жизненные интересы”.
Одновременно с этим я обратился к генералу Симовичу со следующим призывом:
“Премьер-министр – генералу Симовичу
4 апреля 1941 года
Получаемая мною со всех сторон информация показывает, что Германия спешно сосредоточивает и перебрасывает к Вашим границам свои сухопутные и воздушные силы. Наши агенты во Франции сообщают нам о крупных перебросках воздушных сил. Согласно донесениям разведки нашей африканской армии, бомбардировщики перебрасываются даже из Триполи. Мне непонятен Ваш довод о том, что Вы хотите выиграть время. Единственный блестящий шанс на завоевание победы и обеспечение безопасности – упредить противника, одержав решительную победу в Албании и захватив там огромную массу военной техники. Когда в Албанию будут доставлены те четыре германские горные дивизии, которые, по сообщению Вашего генерального штаба, в настоящее время погружаются в вагоны в Тироле, Вы встретитесь уже с совершенно иным сопротивлением, чем то, которое могут Вам оказать тыловые части деморализованных итальянских войск».
<…>
Национальное движение в Белграде возникло стихийно и ничем не было связано с деятельностью малочисленной нелегальной югославской коммунистической партии, поддерживавшейся Советами (т.е. Черчилль считал, что СССР не имел отношения к военному перевороту. – Н.Е.). Выждав неделю, Сталин решил сделать жест. Его представители вели переговоры с югославским посланником в Москве Гавриловичем и со специальной миссией, посланной из Белграда после переворота.
Переговоры протекали без особого успеха. В ночь на 6 апреля югославы были внезапно вызваны в Кремль. Их встретил сам Сталин, который предложил им для подписания готовый проект пакта. Дело закончилось очень быстро. Россия соглашалась уважать “независимость, суверенные права и территориальную целостность Югославии”, а в случае если бы последняя подверглась нападению, Россия брала на себя обязательство придерживаться доброжелательной позиции, “основанной на дружеских взаимоотношениях”. Это, во всяком случае, было нечто вроде дружелюбного жеста. Гаврилович один оставался до утра, обсуждая со Сталиным вопрос о военных поставках. В тот момент, когда их беседа подходила к концу, немцы нанесли свой удар по Югославии.
Утром 6 апреля над Белградом появились германские бомбардировщики. Летя волнами с оккупированных аэродромов в Румынии, они в течение трех дней методически сбрасывали бомбы на югославскую столицу. На бреющем полете, не опасаясь сопротивления, они беспощадно разрушали город. Эта операция получила название “Кара” (немецкое кодовое название операции «Unternehmen Strafgericht». – Н.Е.). 8 апреля, когда настала наконец тишина, свыше 17 тысяч жителей Белграда лежали мертвыми на улицах города и под развалинами…»
Черчилль, как видим, был хорошо информирован относительно событий в Югославии и закулисной стороны военного переворота – наверное, во многом благодаря традиционно сильным позициям британской разведки на Балканах и успехам своей дешифровальной службы в Блетчли-парке.
В тех событиях заметен югославский посланник в Москве Милан Гаврилович – один из лидеров Сербской аграрной («земледельческой») партии, ставший дипломатом. А.Ю. Тимофеев в своей книге «Русский фактор. Вторая мировая война в Югославии 1941—1945» подробно затронул этот вопрос. Партия Гавриловича занимала активную антинацистскую позицию и имела поэтому с началом Второй мировой войны финансовую поддержку из Лондона. Общие затраты британцев на сербских «земледельцев» составили к моменту переворота свыше ста тысяч фунтов стерлингов.
По прибытии в Москву на дипломатическую работу Гаврилович сразу же обратил на себя внимание сотрудников НКВД просоветскими высказываниями, возникла даже идея использовать его как проводника советского влияния в Белграде. Этим вопросом, по утверждению некоторых исследователей, занимались начальник 3-го отдела (контрразведка) Главного управления госбезопасности НКВД П.В. Федотов и замначальника 5-го отдела (иностранный отдел) ГУГБ П.А. Судоплатов.
Однако вскоре выяснилось, что Гаврилович странно часто посещает Стаффорда Криппса, британского посла Великобритании в СССР. Более того, чтобы не отрываться от внутриполитических событий на родине, он использует британские каналы связи для переписки с однопартийцами. Поэтому вся «кухня» тайных советско-югославских переговоров известна Лондону.
Гаврилович был уличен и в том, что фактически дезинформирует свой МИД относительно планов Кремля. Так, Молотов поставил его в известность, что СССР в случае ухудшения ситуации на Балканах не вступит по своей инициативе в войну, но он сообщил в Белград, что «…Вышинский открыто сказал, что [Советский Союз] вступит в войну против Германии, если британцы откроют фронт на Балканах. Советские войска устремятся прямо на Болгарию и проливы».
Молотов, обеспокоенный такой вольной интерпретацией своей политики на Балканах, поручил советскому полпреду Плотникову провести беседу по этому поводу в югославском МИДе, чтобы аккуратно выяснить, насколько точно Гаврилович передает высказывания советских руководителей.
В ночь с 5 на 6 апреля, когда обсуждался текст советско-югославского договора, Гаврилович упорно настаивал на том, чтобы в нем был пункт о военной помощи, против чего категорически возражал Кремль, опасаясь, что Лондон втягивает СССР в войну с Германией.
К этому времени Сталину было известно, что немецкое нападение на Югославию неизбежно. Ему об этом поздно вечером 5 апреля сообщил посол СССР в Берлине Владимир Деканозов. Но точная дата (6 апреля) была, видимо, нашими разведслужбами все же не вскрыта. Сталин поэтому распорядился срочно подписать договор. Скорее всего, он считал, что до нападения остается еще день-два и подписанием соглашения удастся на какое-то время отсрочить немецкое наступление. Начинать войну против страны, которая буквально накануне подписала договор о дружбе с СССР – государством, с которым Берлин формально имел дружественные отношения (договор «О дружбе и границе» от 28 сентября 1939 года), да и югославы повода для агрессии не давали – такого в истории международных отношений новейшего времени еще не было.
Около полуночи Гавриловича разыскали представители советского МИДа на приеме у посла США и быстро объяснили ему, что договор надо подписать немедленно. Но тот колебался, тогда Вышинский жестко настоял на разговоре посла с премьер-министром Югославии по телефону. Текст этого разговора известен.
Симович: Подпишите то, что вам предлагают русские.
Гаврилович: Не могу, генерал. Я знаю свои обязанности и что я должен делать.
Симович: Вы должны подписать.
Гаврилович: Я не могу, генерал. Верьте мне.
Симович: Подпишите, Гаврилович!
Гаврилович: Я знаю, что я делаю. Я не могу подписать этот документ.
Симович: Ну ладно. Если вы хотите приказ, я тогда вам приказываю подписать!
Гаврилович: Я знаю, что делаю. Верьте мне.
Еще более сюрреалистично последующее поведение Гавриловича. Ему звонит Вышинский.
Вышинский: Вы приезжаете?
Гаврилович: Нет.
Вышинский: Что?!
Гаврилович: Нет, сказал я, говорю вам, я не приезжаю.
Вышинский: Но у вас приказ подписать, вы обязаны подписать!
Гаврилович: Понимаю, но не буду подписывать. Не могу – моя рука отказывается это делать…
Вышинский: Вы обязаны подписать. Вы это обязаны подписать сейчас же. У вас приказ от своего премьер-министра.
Гаврилович: Я это не обязан подписывать. Мой премьер-министр может меня уволить или заменить на кого-то другого, но, пока я здесь, я в таком виде этого не подпишу…
И все же текст договора в советской редакции Гавриловича вынудили подписать. Вместе с ним подписи поставили Божин Симич и полковник Драгутин Савич. Это соглашение давало официальную возможность начать поставки оружия в Югославию, армия которой остро нуждалась в противотанковой и зенитной артиллерии, горных орудиях и истребителях.
…Переговоры с советской стороной о военно-технической помощи югославы начали еще 28 марта. Гаврилович передал НКИД просьбу генерала Симовича о продаже военных материалов. 30 марта югославское правительство уведомило СССР о нежелании принимать британскую помощь, чтобы не разгневать Берлин, и о своем стремлении получить советское оружие. Изъявлялось даже желание заключить «военно-политический союз на любых условиях, которые предложит советское правительство, вплоть до некоторых социальных изменений, осуществленных в СССР».
Хроника последних предвоенных дней Югославии такова.
31 марта советский посол Виктор Лебедев получил телеграмму за подписью наркома Молотова, который требовал, чтобы «югославы немедля прислали в Москву узкую делегацию для переговоров. Переговоры лучше начать в Москве и окончить в Белграде. Хорошо бы иметь в составе делегации Божина Симича». В Кремле хотели оформить отношения с новой Югославией соответствующим соглашением.
31 марта и 1 апреля премьер Душан Симович встречался с начальником британского генштаба генералом Джоном Дилдом, который пытался уговорить военное командование Югославии на совместные действия с Великобританией и Грецией по отражению ожидаемого наступления вермахта. Британец, как следует из воспоминаний Черчилля, безуспешно склонял югославское руководство к удару по итальянской армии в Албании. В Лондоне предлагали югославам не ждать пассивно своей участи, а взять инициативу в свои руки. Но югославский генштаб лишь директивно ввел в действие оборонительный план R-41.
3 апреля начались советско-югославские переговоры, югославская сторона предложила свой проект договора о дружбе и союзе, выразив готовность на ввод на территорию страны советских войск («немедленно принять на свою территорию любые вооруженные силы СССР, в первую очередь авиацию»). Со своей стороны советский Народный комиссариат иностранных дел, согласно сохранившимся документам той поры, полагал, что «политическая поддержка Югославии со стороны СССР в ее борьбе за сохранение своей государственной независимости соответствовала бы нашим государственным интересам. Разумеется, тот или иной соответствующий шаг с нашей стороны не явится абсолютной гарантией того, что Югославия не подвергнется нападению со стороны держав “оси”, но сам факт нашей поддержки будет иметь огромное политическое значение для Югославии и в то же время в серьезной степени укрепит наши позиции на Балканах».
В этот же день югославы приступили к скрытой мобилизации вооруженных сил (численность соединений их сухопутных войск составляла около одного миллиона военнослужащих), но до 30 процентов призывников не явились на призывные пункты. На греческой железнодорожной станции Кенали (на границе с Югославией) шли переговоры о заключении соглашения о взаимодействии югославских, греческих и британских войск для отражения наступления вермахта. К соглашению так и не пришли, ибо англичане отказались перебросить в южные районы Югославии (Македонию) часть своих войск из Греции и не гарантировали постоянного авиационного прикрытия для югославской армии, хотя имели более двухсот боевых самолетов.
4 апреля, за два дня до начала войны, советская сторона предложила Белграду свой проект договора о дружбе и ненападении. Югославы дали согласие на подписание, но попросили убрать из текста фразу о сохранении нейтралитета в случае нападения на одну из договаривающихся сторон. Они также торопили с началом советских военных поставок.
Кремль, продолжая «игру» с Берлином, решил в качестве «дружественного жеста» проинформировать посла Германии Шуленбурга о предложении правительства Югославии заключить договор о дружбе и ненападении между Югославией и СССР. Молотов сообщил послу, что СССР принял предложение, и при этом высказал мнение, что это «не идет вразрез со стремлением Германии бороться против расширения войны». Молотовым была выражена надежда, что Германия сделает все, «чтобы сохранить мир с Югославией». В свою очередь, Шуленбург высказал сомнения по поводу того, что момент для подписания договора выбран удачно. К тому же, добавил он, отношение Белграда к Германии «просто вызывающе». Для немецкого дипломата, входившего в группу противников войны с Россией, было очевидно, что это еще один шаг к столкновению Москвы и Берлина. Но оно было неизбежным, принимая во внимание нацеленность Гитлера на решение «восточного вопроса». Шуленбург же, дипломат «старой школы», наивно рассчитывал, что сдержанность Москвы на Балканах может умиротворить фюрера, приведенного к власти силами, стремящимися столкнуть СССР и Германию на тропе войны…
Дипломаты Берлина и Москвы, как видим, в эти дни внешне делали вид, что в отношениях двух стран ухудшения не происходит и они верны обязательствам, взятым в рамках договора о дружбе и границе от 28 сентября 1939 года.
5 апреля на переговорах с югославами советская сторона заявила, что она не против сближения Югославии с Великобританией и даже считает это «целесообразным». Британцы благодаря Гавриловичу были в курсе всех деталей переговоров в Москве.
6 апреля где-то в 2.30 ночи Сталин решил, идя навстречу Белграду, вычеркнуть из текста договора «О дружбе и ненападении» упоминание о нейтралитете. В три часа договор в спешке подписали, его датировали минувшим днем – 5 апрелем. Чтобы попытаться удержать Германию от нападения, о подписании соглашения объявили по московскому радио уже через час, не дожидаясь, как обычно, выхода газет с текстом договора. Но было поздно.
Рано утром вермахт вторгается в Югославию. Война началась с налета 150 бомбардировщиков на Белград. Вопреки ожиданиям Москвы и Лондона 29 пехотных дивизий югославской армии не оказали серьезного сопротивления, хотя сложный рельеф местности позволял им затормозить продвижение немецких соединений. Мужественно сражались лишь отдельные подразделения.
Советские газеты «Правда» и «Известия», поместившие текст советско-югославского договора, вышли ближе к полудню 6 апреля. Необычно большой, на пять колонок, была фотография с церемонии подписания соглашения. Кремль, видимо, пытался продемонстрировать моральную и политическую поддержку Югославии, но для Гитлера это была очередная «красная тряпка».
Командование вермахта и войска продемонстрировали в югославской кампании свое возросшее мастерство, хотя собирать группировку для наступления пришлось буквально в пожарном порядке – директива № 25 была подписана только вечером 27 марта. У генштаба сухопутных войск было всего несколько дней на планирование боевых действий.
Немецкие штабисты оказались на высоте, решено было наступать на Белград по двум направлениям: с севера (из Южной Австрии) и с востока (из Болгарии). Из Австрии должна была действовать 2-я армия, ее собрали в неимоверной спешке (танковый, горный, два пехотных корпуса). Соединения перебрасывали из Франции, Германии, Польши. Из состава 12-й армии и 1-й танковой группы, сосредоточенных в Болгарии и Румынии для наступления на Грецию, некоторые соединения срочно перенацелили на Белград.
Ход боевых действий продемонстрировал превосходство вермахта по всем параметрам: и в техническом оснащении, и в боевом духе, и в воинском мастерстве; без сбоев работала система управления войсками. 11 апреля, уже на шестой день войны, 41-й танковый корпус (2-я моторизированная дивизия и моторизованный полк войск СС), наступая из Румынии, вышел на подступы к Белграду. На следующий день к вечеру в город вошел разведывательный дозор 2-й моторизованной дивизии и принял символические ключи от городских властей. 18 апреля Югославия капитулировала. Потери немцев убитыми составили всего около полутора сотен солдат и офицеров.
В Кремле рассчитывали, что югославы продержатся хотя бы несколько месяцев. Советский Союз был готов оказать военно-техническую помощь югославской армии. Сразу же после начала боевых действий Наркомат обороны предложил югославам список боевых самолетов, противотанковых и зенитных орудий, горных пушек и минометов. Их предполагалось быстро доставить через греческие порты и британский Кипр. В СССР должны были пройти подготовку югославские пилоты. Но неожиданно быстрый разгром югославской армии не дал времени на переброску советских вооружений.
Германии все же пришлось провозиться на Балканах весь апрель: в Югославии почти две недели, в Греции – дольше. Греческие войска, несмотря на странную пассивность британского экспедиционного корпуса, сражались поначалу в гористой местности довольно упорно. Контроль над Грецией был установлен к 29 апреля. И только в мае немецкое командование смогло начать переброску 2-й армии и 1-й танковой группы к границам СССР.
Павел Судоплатов, один из руководителей советской внешней разведки в тот период, в своей книге «Спецоперации. Лубянка и Кремль 1930—1950 годы» так пишет о югославских событиях: «По словам Берии, Сталин и Молотов решили по крайней мере оттянуть военный конфликт и постараться улучшить положение, применив тот план, от которого отказались в 1938 году (президент Чехословакии Бенеш, по утверждению Судоплатова, в 1938 году предложил Сталину, чтобы Советский Союз субсидировал военный переворот в Югославии. – Н.Е.). План этот предусматривал свержение югославского правительства, подписавшего договор о сотрудничестве с Гитлером. И вот в марте 1941 года военная разведка и НКВД через свои резидентуры активно поддержали заговор против прогерманского правительства в Белграде. Тем самым Молотов и Сталин надеялись укрепить стратегические позиции СССР на Балканах. Новое антигерманское правительство, по их мнению, могло бы затянуть итальянскую и германскую операции в Греции.
Генерал-майор Мильштейн, заместитель начальника военной разведки, был послан в Белград, чтобы оказать помощь в военном свержении прогерманского правительства. С нашей стороны в этой акции участвовал Алахвердов. К этому моменту с помощью МИДа в Москве нам удалось завербовать югославского посла в Советском Союзе Гавриловича. Его совместно разрабатывали Федотов, начальник контрразведки и я. У нас, однако, сложилось впечатление, что он вел двойную игру, так как каждую неделю связывался с представителями Великобритании в Москве.
Через неделю после переворота мы подписали пакт о взаимопомощи с новым правительством в Белграде. Реакция Гитлера на этот переворот была быстрой и весьма эффективной. Шестого апреля, через день после подписания пакта, Гитлер вторгся в Югославию – и уже через две недели югославская армия оказалась разбитой. Более того, Болгария, через которую прошли немецкие войска, хотя была в зоне наших интересов, поддержала немцев.
Гитлер ясно показал, что не считает себя связанным официальными и конфиденциальными соглашениями, ведь секретные протоколы пакта Молотова – Риббентропа предусматривали предварительные консультации, перед тем как принимать те или иные военные шаги (исторической истины ради надо признать, что не только Берлин, но и Москва избегала консультаций по этим вопросам. Гитлер очень болезненно воспринял в июне 1940 года присоединение Бессарабии и Северной Буковины к СССР, в результате чего Красная армия оказалась в непосредственной близости от румынских нефтяных месторождений в Плоешти – основного источника топлива для вермахта. – Н.Е.). И хотя обе стороны вели активные консультации по разделу сфер влияния с ноября 1940 по март 1941 года, в их отношениях сохранялась атмосфера взаимного недоверия. Гитлер был удивлен событиями в Белграде, а мы, со своей стороны, – не менее удивлены его быстрым вторжением в Югославию.
Мне приходится признать, что мы не ожидали такого тотального и столь быстрого поражения Югославии. Во время всех этих событий 18 апреля 1941 года я подписал специальную директиву, в которой всем нашим резидентурам в Европе предписывалось всемерно активизировать работу агентурной сети и линий связи, приведя их в соответствие с условиями военного времени…»
По мнению большинства современных историков, определяющую роль в мартовском военном перевороте в Белграде сыграла Великобритания. Ее разведка смогла найти подходы к командованию югославских ВВС – вначале к заместителю командующего генералу Боривойе Мирковичу, а через него – к его непосредственному начальнику Душану Симовичу. Правительство, которое было сформировано в Белграде после военного переворота, состояло в основном из пробритански настроенных деятелей.
Существуют основания предполагать, что в тех событиях имела место определенная координация действий Лондона и Москвы. Известно, что 20 марта 1941 года под Москвой, в Перловке, на служебной даче британского посла Стаффорда Криппса состоялась его встреча с первым заместителем наркома иностранных дел Андреем Вышинским и Миланом Гавриловичем. Серб, только что вернувшийся с родины, поделился новостями из Белграда. Ключевым было сообщение о решении регента Павла Карагеоргиевича присоединиться к Трехстороннему пакту и о намерении группы сербских военнослужащих во главе с генералом Симовичем свергнуть правительство.
Думается, что информация Гавриловича не была откровением для британского посла, так как именно британские разведчики поддерживали постоянный контакт с командованием югославских ВВС. Для Криппса было важным «прощупать» позицию Кремля и заручиться его поддержкой, ведь по линии Коминтерна Москва была способна организовать массовые выступления населения в поддержку переворота, что в апреле и произошло.
А тогда на даче в Перловке Криппс и Вышинский выразили готовность своих правительств поддержать организаторов переворота и подписать соглашения с новым правительством Югославии, как только оно будет создано. По сути, 20 марта 1941 года был заложен один из первых камней в основание будущей антинацистской коалиции.
3 апреля премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль направил Сталину письмо, в котором предупредил о том, что он располагает «достоверными сведениями от надежного агента, что, когда немцы сочли Югославию пойманной в свою сеть, т.е. после 20 марта (когда регент Павел Карагеоргиевич согласился присоединиться к Трехстороннему пакту. – Н.Е.), они начали перебрасывать из Румынии в Южную Польшу три из своих пяти танковых дивизий».
«Как только они узнали о сербской революции, – продолжал британский премьер-министр, – это продвижение было отменено. Ваше превосходительство легко поймет значение этого факта».
Примечательно, что в ночь с 15-го на 16 августа 1942 года во время беседы между Сталиным и Черчиллем в Кремле этот «югославский эпизод» был помянут. Британец напомнил, что предупреждал Сталина о предстоящем нападении на СССР весной 1941 года, когда Гитлер, договорившись с югославами, распорядился отправить три из пяти танковых дивизий, находившихся на Балканах, в Краков. Черчилль утверждал, что эта информация утвердила его в мысли о нападении Германии на СССР.
Сталин тогда ответил, что он никогда не сомневался в предстоящем немецком нападении, но «хотел получить еще шесть месяцев для подготовки к этому нападению». К началу апреля в распоряжении Сталина действительно было немало разведывательной информации о военных приготовлениях нацистской Германии против СССР.
21 января нарком внутренних дел Л. Берия направил Сталину агентурное сообщение, полученное из Берлина. Советской внешней разведке стало известно, что штаб люфтваффе «дал распоряжение о проведении в широком масштабе разведывательных полетов над территорией СССР с целью рекогносцировки пограничной полосы, в том числе и Ленинграда, путем фотосъемок и составления точных карт».
8 февраля нарком госбезопасности Всеволод Меркулов доложил, что «Корсиканец» (Арвид Харнак, научный советник в министерстве экономики) считает, что «ряд фактов указывает на то, что германское военное командование проводит систематическую подготовку к войне против Советского Союза.
1. В беседе с офицером штаба верховного командования последний, выражая, очевидно, настроения, существующие в штабе, рассказал, что по всем данным Германия в 1941 году предполагает начать войну против СССР. Предварительным шагом к началу военных операций против СССР явится полная военная оккупация немцами Румынии. Цель войны – отторжение от Советского Союза части европейской территории СССР от Ленинграда до Черного моря и создание на этой территории государства, целиком зависимого от Германии. На остальной части Советского Союза, согласно этим планам, должно быть создано «дружественное Германии правительство»…
6 марта нарком госбезопасности Всеволод Меркулов направил Сталину новое агентурное сообщение из Берлина от «Корсиканца»: «В высших руководящих немецких инстанциях якобы серьезно обсуждается возможность поворота фронта на восток против Советского Союза. Эти планы якобы в значительной степени обоснованы чрезвычайно серьезным продовольственным положением Германии и оккупированных областей, например, Бельгии, где начинается настоящий голод.
<…> Начальник Генштаба сухопутной армии генерал-полковник Гальдер рассчитывает на безусловный успех и молниеносную оккупацию немецкими войсками Советского Союза и прежде всего Украины, где по оценке Гальдера успешным операциям будет способствовать хорошее состояние железных и шоссейных дорог».
11 марта Наркомат госбезопасности сообщил о данных, полученных из английского посольства в Москве: «Источник НКГБ СССР, близко стоящий к английскому посольству в Москве, сообщил, что 6 марта сего года английский посол Криппс собрал пресс-конференцию, на которой присутствовали английские и американские корреспонденты Чоллертон, Ловелл, Кассиди, Дюранти, Шапиро и Магидов. Предупредив присутствующих, что его информация носит конфиденциальный характер и не подлежит использованию для печати, Криппс сделал следующее заявление…
Советско-германская война неизбежна… Другая причина, по которой советско-германская война должна начаться в этом году, заключается в том, что Красная армия все время крепнет, тогда как мощь германской армии, если война с Англией затянется, будет ослаблена. Поэтому Гитлеру выгоднее попытаться сломить Красную Армию до того, как будет закончена ее реорганизация.
Отвечая на вопросы, Криппс заявил, что германский генеральный штаб убежден, что Германия в состоянии захватить Украину и Кавказ, вплоть до Баку, за две-три недели».
14 марта Сталин получает сообщение «Корсиканца», датированное 9 марта: «…Операции германской авиации по аэрофотосъемкам советской территории проводятся полным ходом. Немецкие самолеты совершают полеты на советскую сторону с аэродромов в Бухаресте, Кёнигсберге и Киркенесе (Северная Норвегия) и производят фотографирование с высоты 6000 метров. В частности, немцами заснят Кронштадт».
27 марта на столе Сталина появляется новое сообщение «Корсиканца», полученное из Берлина тремя днями ранее: «В германском генеральном штабе авиации ведется интенсивная работа на случай военных действий против СССР. Составляются планы бомбардировки важнейших объектов Советского Союза… Среди офицеров штаба авиации существует мнение, что военное выступление против СССР якобы приурочено на конец апреля или начало мая».
Информация о подготовке Германии к агрессии против СССР шла и по линии Разведуправления Генштаба Красной армии. 20 марта начальник Разведуправления генерал-лейтенант Филипп Голиков представил Сталину доклад «О высказываниях (оргмероприятия) и варианты боевых действий германской армии против СССР». Военная разведка информировала, что для наступления против СССР создаются три армейские группы: первая наносит удар в направлении Ленинграда, вторая – на Москву, третья – на Киев, «начало наступления на СССР ориентировочно 20 мая».
В связи с этим Сталин поступил вполне логично, когда, получив информацию о подготовке британской разведкой военного переворота в Югославии, дал соответствующие поручения советским спецслужбам. Появлялся шанс отвлечь на время внимание Гитлера от СССР и отсрочить неизбежное столкновение. Поэтому в Белград и отправились, как утверждается в исторической литературе, опытные разведчики Михаил Абрамович Мильштейн и Михаил Андреевич Аллахвердов. О решавшихся ими задачах практически ничего не известно, видимо, они прежде всего координировали по линии своих разведуправлений (РУ Генштаба и 1-го управления НКГБ) сбор информации о предстоящих событиях. Что касается демонстраций в Белграде, когда ликующая толпа кричала «Да здравствуют Сталин и Молотов!», то этим, видимо, занимались эмиссары Коминтерна.
Кстати, в Москве в те дни серьезно опасались, что просоветский характер демонстраций еще более ухудшит советско-германские отношения. Сталин учитывал, что Лондон ведет в Югославии свою игру, ускоряя втягивание Москвы в военный конфликт с немцами, к которому СССР еще не был готов. Поэтому Молотов дал указание Георгию Димитрову, генеральному секретарю исполкома Коминтерна, прекратить уличные демонстрации, иначе «англичане воспользуются этим», а руководителю компартии Югославии Иосипу Брозу (партийный псевдоним «Тито») поручили следить за «разнузданными поджигателями войны – англичанами и великосербскими шовинистами, толкающими страну к кровопролитию своими провокациями».
В свою очередь, секретарь ЦК ВКП(б) Андрей Жданов дал следующую ориентировку Коминтерну: «Балканские события не меняют общей установки… Германскую экспансию на Балканах мы не одобряем. Но это не означает, что мы отходим от пакта с Германией и поворачиваем в сторону Англии».
Некоторыми позициями в югославской армии советские разведслужбы, возможно, располагали. По утверждению профессора Габриэля Городецкого, тайные контакты советской стороны с югославскими военными начались в Париже в конце сентября 1940 года, то есть еще при регенте Павле Карагеоргиевиче. Начальник югославского генштаба представил тогда Москве список требуемых вооружений, нового югославского военного атташе приняли нарком обороны маршал Тимошенко и начальник Генерального штаба генерал Мерецков, подчеркнув особое внимание к нему.
Мартовский переворот вызвал у Гитлера приступ ярости: срывалось его намерение в ходе короткой военной кампании помочь итальянским войскам справиться с греческой армией и к началу боевых действий против СССР (в середине мая) иметь на Балканах надежный тыл. Его больше всего беспокоила безопасность нефтяных месторождений в Румынии, без которых снабжение Германии топливом стало бы затруднительным.
Как докладывал 2 апреля из Берлина резидент советской внешней разведки Амаяк Кобулов («Захар»), «по сообщению “Старшины”, в германских руководящих и военных кругах события в Югославии восприняты чрезвычайно серьезно. Воздушный штаб проводит активную подготовку действий против Югославии, которые должны последовать в ближайшее время.
Для этого воздушный штаб с русского вопроса временно переключился на Югославию. В воздушном штабе считают, что военные операции против Югославии займут 3—4 недели, этими действиями отодвигается нападение на Советский Союз и этим самым вызывается опасение, что момент акции против СССР будет упущен.
В результате событий и переворота в Югославии немцы отсрочили полностью подготовленную операцию против Греции. В Грецию прибыло до 90 тысяч человек английских войск с авиацией и танками, что вызвало озабоченность в воздушном штабе Германии».
27 марта 1941 года, спустя всего несколько часов после известия о перевороте в Белграде, Гитлер вызвал к себе группу военачальников и министра иностранных дел в рейхсканцелярию. Совещание было назначено в большой спешке, фон Риббентроп и начальник генштаба сухопутных войск генерал Гальдер даже несколько опоздали вопреки свойственной им пунктуальности. Как потом вспоминали участники того совещания, Гитлер вошел в зал совещаний, потрясая телеграммой, полученной из Белграда, и уже с порога, буквально брызгая слюной, истерично закричал: «Немедленно атаковать Югославию!»
Начальник штаба верховного командования вермахта генерал-фельдмаршал Кейтель пытался объяснить своему фюреру, что сосредоточение войск на границе с СССР уже идет полным ходом и нападение на Югославию сорвет график подготовки операции «Барбаросса». Как вспоминал он после войны, «я заметил, что дату начала войны на Востоке переносить нельзя, так как сосредоточение войск по максимально уплотненному графику уже идет полным ходом и мы не сможем взять оттуда никаких сил…» Но Гитлер был неумолим: немедленно проучите югославов.
В протоколе совещания, который вели офицеры штаба верховного командования вермахта, зафиксировано решение фюрера: «Начало операции по плану “Барбаросса” придется отодвинуть на более поздний срок – в пределах четырех недель».
То было роковое для нацистского режима в Германии решение. «Русский поход» пришлось начать не во второй половине мая, как планировалось самим Гитлером, а во второй половине июня. Выведенный из себя переворотом в Белграде фюрер забыл свою же фразу, произнесенную им в ноябре 1940 года: «Я не сделаю такой ошибки, как Наполеон. Когда я пойду на Москву, то выступлю достаточно рано, чтобы достичь ее до зимы».
Так, заговор против югославского регента Павла Карагеоргиевича смешал карты Гитлера, выигранные Советским Союзом пять недель затруднили реализацию блицкрига – к осенней распутице вермахт был еще далеко от Москвы.
