Ясно было сразу: как только Плисецкая прилетит в Москву, ее станут просто рвать на части устроители юбилейных торжеств, журналисты, поклонники… Поэтому об интервью с Майей Михайловной договорились заранее: встретимся после пресс-конференции в Большом.

Однако не успела она завершиться, как секьюрити театра встали мертвой стеной. Видимо, организаторы опасались, что огромная толпа журналистов и поклонников сметет их вместе с юбиляршей. Интервью катастрофически срывалось.

Но тут один из охранников на мгновение потерял бдительность, и я рванул к лифту, на котором Майю Михайловну уже собирались увозить в недра театра. И, набрав в легкие как можно больше воздуха, во весь голос закричал: «Майя Михайловна!» А что оставалось делать?!

Плисецкая обернулась и, улыбнувшись, раскинула свои лебединые руки, чтобы обнять… Важная свита изумленно расступилась.

После легендарного «Спартака». Две четы – Хачатурян – Макарова, Щедрин – Плисецкая.

Но некогда было им рассказывать, что Плисецкая несколько лет назад приезжала в редакцию на «Прямую линию» с читателями, что продержалась до последнего звонка, число которых перевалило далеко за сотню. Что именно в «Комсомолке» родился популярный слоган: «Путин – наш президент! Бодров – наш брат! Плисецкая – наша легенда!». Что читатели звонят в эти дни без конца и спрашивают: а будет ли интервью с их богиней?..

«Сидеть на юбилее в ложе – это не для меня»

– Майя Михайловна, легендой себя чувствуете?

– Когда вот так преклоняются, и так смотрят, и так говорят, то получается, что да. Хотя до сих пор не могу привыкнуть к этому. И просто наблюдать – это действительно не для меня. Мне неинтересно сидеть сложа руки в юбилейной ложе.

– Говорят, что вы придумали для каждого вечера фестиваля, устроенного в эти дни в Москве в вашу честь, какой-то эффектный выход.

– Я думаю, что выйду все-таки один раз – на гала-представлении в Кремлевском дворце, которое состоится как раз в день рождения – 20 ноября.

– Там будет невероятная программа: и поздравления от выдающихся танцоров мира, и ансамбль Александрова, и шаолиньские монахи, и даже брейк-данс…

– Сама я до конца все, что там будет, не знаю. Большой делает это в секрете от меня. А брейк-данс просто обожаю.

– Вы сразу, без сомнений, решили отмечать юбилей в Москве?

– Я вообще не планировала ничего, потому что Большой театр закрылся. Мой театр, в котором я проработала всю жизнь. Его нет. Спектакли идут только на Новой сцене. И где-то я это обронила в прессе. Тогда гендиректор Большого Анатолий Иксанов сказал мне: «Майя Михайловна, не сбрасывайте Большой театр со счетов. Мы очень хотим устроить ваш юбилей на Новой сцене». А еще будут фестивали в Токио, Лондоне, Париже…

– Большой специально к вашему юбилею восстановил знаменитую «Кармен-сюиту». Главные партии будут танцевать звезды Большого…

– Я должна признаться, что очень люблю Ратманского (главный балетмейстер Большого. – Ред.). Он был в Большом моим последним партнером. Изумительный артист, замечательно танцевал. Я ему полностью доверяю.

А потом – приехал Альберто Алонсо, автор этого спектакля. Который каждый раз (а он минимум десять вариантов «Кармен» поставил) делает новую версию, не похожую на другую. Правильно, что театр пригласил Альберто. Все-таки он создатель! Мне интересно посмотреть, что будет в этот раз.

– Вы показали новой исполнительнице главной героини Светлане Захаровой свою Кармен?

– И не только ей. Я была на репетиции. Часа два там провела.

– Понравились солисты?

– Да, я довольна. Все они – и Светлана Захарова (Кармен), и Андрей Уваров (Хосе), и Марк Перетокин (Тореро) – работают до десятого пота. Захарова по-своему видит роль. И это правильно.

В «Кармен» безумно важно, зачем ты на сцене и что означает жест, глаза, нога, взгляд. Там все про это, там необязательно ноги драть.

– Вам «Кармен» немало крови стоила. В итоге вы смелость даже возвели в художественную категорию.

– Для нас это была даже не новая, а новейшая хореография. Настолько непривычная, что люди даже поначалу этого не приняли. Не говоря уже о начальстве, которое было просто в панике. И это мягко выражаясь. Вместо «Кармен» поставили «Щелкунчика». От греха подальше. Война была за этот спектакль. Но жизнь показала, что «Кармен» победила.

«Главное для меня – не ногу задрать!»

– А у вас есть фавориты в Большом?

– Говорить о фаворитах очень опасно, потому что есть много замечательных танцовщиков и балерин, которых я обязательно обижу, если не назову.

– Если бы вам сейчас предложили полную и безоговорочную власть над Большим театром, что бы вы изменили?

– В Большом театре много интересного и в балете, и в опере. Сегодня пожалуйста – творите, никаких преград.

– Майя Михайловна, многие артисты балета говорят о том, что не могли бы состояться без вас. Хотя вы не были их педагогом. А кто действительно продолжает ваши традиции?

– Я думаю, что все продолжают. В Большом театре очень хорошие балерины. Первого класса! А еще – есть русская балерина Полина Семионова, которая танцует в Берлине. Есть Эгле Шпокайте в Вильнюсе. Изумительные артистки. Я это больше всего ценю. Для меня самое главное – не ногу задрать, а быть артисткой. Слышать музыку и знать, зачем ты на сцене, что ты хочешь сказать, а не показать. Это нужно не только в балете, но и в драме, в кино.

– А на одной технике можно выехать?

– Когда нет ничего в глазах, жестах, движениях, то вряд ли. А вообще раньше не было такой техники, как сейчас. Даже старые фильмы балетные сейчас смотреть трудно. И на балерин, которых мы считали кумирами, богинями. Как-то даже удивительно – чем же мы восторгались? А это просто времена меняются.

– А у вас бывает ностальгия по ушедшим годам?

– Ностальгия у меня всю жизнь по Большому театру. Она у меня была даже тогда, когда я выходила на сцену Большого. Я ее обожала и обожаю, считаю ее самой лучшей сценой мира. Можете мне поверить, потому что я танцевала почти на всех сценах мира. Такой сцены, как в Большом, на свете нет.

– Отчего вы не преподаете? Видя вас, хочется стать лучше. Вам есть что сказать.

– Я во многих странах даю мастер-классы. Не то что выворачиваю детям ноги, а показываю им партии балетные и роли. Считаю, это важнее. Потому что в пятую позицию может, в общем, поставить всякий педагог.

Фидель Кастро и «Кармен»

– Вы все время пытались устроить в балете революцию. А зачем? Вы и так царили на сцене.

– Я танцевала все классические балеты. Но сделать что-то оригинальное первой всегда было моей мечтой. Конечно, в мою молодость было совершенно нереально думать о новом. Даже наших новых хореографов не пускали на сцену Большого театра. Уж не говоря об иностранцах.

– А как же прорвался Альберто Алонсо с «Кармен»?

– Это ведь политика. Он с Кубы. Как можно было ссориться с Фиделем Кастро?! Тут повезло. А все остальное было недопустимо. Это, конечно, было жалко. Потому что мы знали, что есть Баланчин, есть Бежар… Но все совершенно недоступно.

– Поэтому вы сами делали себе роли?

– Это был выход из безысходной ситуации. И пять балетов на музыку Щедрина я все-таки станцевала. Бог был милостив ко мне. И появился Бежар. Конечно, очень жаль, что я танцевала его немножко поздновато. Один из моих любимых номеров Бежара – «Болеро». Я так ни один балет не хотела танцевать, как «Болеро». Когда я увидела его первый раз, то совершенно обомлела, как это было здорово. Бежар сказал как-то Карле Фраччи, знаменитой итальянской балерине: «Если бы я Плисецкую знал на 20 лет раньше, балет был бы другой». Интересно, что бы он тогда сделал?

О принцах, Кардене и Тарасе Бульбе

– В середине октября вы встречались с принцем Астурийским. Он опять предлагал вам пожить в Испании?

– Совсем нет. Я получила из его рук премию. Очень престижную, испанскую «нобелевку». Впервые за 25 лет дали балету. Это было очень торжественно, шикарно, по-испански.

– Вы специально к этому дню какой-то новый наряд приготовили?

– Нет. Я была в своем платье. Конечно, карденовском – черном с двумя красными пуговицами. Я не люблю одеваться вызывающе.

– А по жизни ваш принц – это Щедрин?

– Конечно. Он – один на свете.

– Вы как-то сказали в интервью, что он всегда прав, что бы он ни утверждал, ни говорил.

– Да. Когда я делала не то, что он советовал, сказал или настаивал, каждый раз я проигрывала. Каждый день начинается с его совета. Если послушала его, значит, правильно. Во всем – в искусстве, в жизни, на сцене. Даже платья мне он выбирает у Кардена.

– А вы в одежде по-прежнему верны Кардену?

– Я считаю его человеком с абсолютным вкусом. Вот этот пиджак, который сейчас на мне, тоже его.

– А муж, как всегда, готовит вам ко дню рождения сюрприз?

– Пока не признавался. Но он мне в свое время сделал фантастический подарок. Подарил музыку «Дамы с собачкой» в день моего рождения. Что может быть дороже?!

– Каждый раз, когда звонишь вам, не перестаешь удивляться: вы то в одной стране, то уже в другой. Не устали по миру колесить?

– Да нет, это интересно. Сидеть дома, что ли?! Вот, к примеру, сейчас я была в Японии председателем жюри балетного конкурса. Увидела, как танцует весь мир. Причем танцы все новые, модерны. Я бегала сюда-туда, чтобы посмотреть как можно больше. Так интересно. Представьте себе, кореяночки – стройненькие, с фарфоровыми личиками, по 18 лет. Танцуют все – и «Лебединое озеро», и модерн. Изумительно.

– Где еще, кроме балета, вы могли найти себя?

– Есть такой анекдот. Спрашивают: «Вы играете на скрипке?» – «Нет, не пробовал, но, наверное, играю». Я не пробовала другое. Мне всегда нравилась драма. Поначалу больше, чем балет. Во всяком случае балетом я никогда не увлекалась. Но меня отдали в балет.

Карден и Плисецкая.

«Читая жизнь свою…».

А я интересуюсь всяким искусством. Интересуюсь вообще жизнью. Очень много сейчас читаю. Причем абсолютно несистемно. А уж когда совсем ничего не хочется, люблю пасьянсы раскладывать.

– Майя Михайловна, не могу не спросить, читатели не простят. Как вам удается так прекрасно выглядеть?

– Я как-то случайно напала на собственную байку. И возможно, что так и существует в жизни. Я в жизни получила очень много цветов, роскошных роз. Я за ними ухаживала всегда – подрезала стебли, на следующий день снова подрезала и меняла им воду. При том что я совершенно одинаково за ними ухаживала, проходило два, три дня. Постепенно одна головку повесит, другая, третья. И в конце концов через неделю из всех цветов стояла одна роза. Так же происходит с людьми. Кто-то завял рано, кто-то подольше, как эти розы.

– А в какое время вам было интереснее всего жить? Никогда не хотелось оказаться примой императорского театра?

– Мне было бы интересно родиться в XXIII веке.

18 ноября 2005 г.