В полевых условиях жилище роты специального назначения ГРУ внешне ничем не отличается от других подобных, принадлежащих федеральным силовикам: такие же палатка, приусадебное хозяйство и другие подсобные помещения. Но отличия всё-таки есть: в ней живут солдаты-срочники. Серьёзные караулы по периметру располаги, в палатке: двухъярусные, однотипно заправленные кровати; никаких излишних, позволительных у ментов, вещей и украшательств; сколоченная из досок, надёжно запертая на висячий замок комната хранения оружия и отдельное, огороженное в закутке палатки, «помещение» командира.

Из помещения, по ходу дела пинком отшвынув в сторону стоящую у выхода табуретку, вышел пошатывающийся командир роты в изрядно полинявшей и мокрой от пота камуфляжной майке, и с гранатой РГД-5 руке:

— Соссунки-и!.. Всех уррою!..

Первым на тревожный симптом реагирует замкомвзвода — старший сержант Филиппов: намётанным глазом заметил отсутствие кольца на гранате:

— Товарищ капитан!.. — сержант схватил своего командира за руку, а тон такой, будто убеждает его: «В чём-то вы не правы!», — спокойно, спокойно, — на левой руке офицера повисло ещё двое солдат с бледными лицами, — хорошо… хорошо… ещё пальчик…

— Ка-азлы-ы!.. — широко раскрытые глаза у командира на смуглом лице не шевелятся, даже не моргают.

— Товарищ капитан…

— …Уррою-у!

— Ну, всё, мужики, положите его!

Тело вяло сопротивляющегося командира унесли в его закуток, раздался звон упавших со стола бутылок; в запал гранаты, принимая все меры предосторожности, парни воткнули булавку — так будет проще и быстрее: где-то искать и вставлять родную чеку в запал, когда от неприятного возбуждения трясутся все поджилки — долго и муторно.

Блинообразное азиатское лицо Филиппова расплылось в довольной улыбке, отчего и без того узкие глаза превратились в совершеннейшие щёлочки:

— Где дежурный!? Открывай оружейку!

Для традиционного вложения злополучной гранаты в ящик в помещение набилось человек пять любопытствующих.

Кто-то, напрягая указательный палец, считает в ящике количество гранат с булавками:

— …Пять, шесть, семь…

Кто-то возмущается:

— Козёл безбашенный!..

Нашлись и защитники:

— Да у него всю роту в своё время положили, вот башня и съехала.

— Вот завтра он нас поимеет!

— За что?

— Так скрутили-то как пацана!

— Не вспомнит…

Филиппов командует «молодым», фразы небрежно бросает, как бы ни к кому лично и не обращаясь:

— Разгрузку его притащите, а то ещё очухается — стрелять начнёт!

Один из самых «зелёных» побежал:

— Автомат принести?

— Не надо, — сержант захлопнул крышку ящика, — магазины заберёте, и хватит.

Правда на следующий день Филиппов вспомнит, что автоматные магазины, при желании и даже не напрягаясь, можно легко обнаружить под любой кроватью, но на сегодня вроде бы всё обошлось. Поджилки же не могли погасить вибрации до самого отбоя.

* * *

Задача у этой разведгруппы — скрытное обнаружение и сообщение «наверх» о местонахождении и количественном составе банд, сбор информации. После инструктажа в расположении группа вышла на очередное задание. Первая группа: снайпер, пулемётчик, два автоматчика; вторая идёт на расстоянии видимости, обычно метрах в пятидесяти от головной: командиром группы на этот выход пошёл сам ротный, связист, замкомвзвода Филиппов — он же снайпер с бесшумной винтовкой и доктор. И замыкающая группа, также на расстоянии видимости: пара автоматчиков, пулемётчик и снайпер. Передвижение — цепочкой. Из-за жары и тяжести боевого груза все одеты в лёгкую спортивную одежду — хоть какой-то комфорт.

— Товарищ капитан, — связист сообщил командиру поступившую информацию, — в квадрате 36-Д у речки с нами омоновцы пересекутся, в количестве двадцати человек! — информация ценная, их же можно ошибочно и за бандитов принять.

— А как мы их узнаем? — поинтересовался капитан, — спроси.

Связист, выслушав ответ на запрос, доложил:

— Говорят: красные нарукавные повязки будут!

— Охренеть!.. Хорошо, разберёмся.

Впереди отчётливо слышен шум горной реки. Командир вполголоса, чтобы другие не слышали, окликнул впереди идущего сержанта:

— Филиппов!

Снайпер, чуть повернув голову вбок, ответил:

— Я, товарищ капитан!

— Что вчера было то?

— Без происшествий, товарищ капитан!

— Ясен пень, а то б я вас… а я что делал?

— Спали, товарищ капитан!

Старший головной группы подал знак рукой: всем стоять!

Выяснилось: у реки, на этом же берегу, замечена группа вооружённых людей — вроде как вброд переправляться задумали. Но до них далеко, даже в бинокль не разобрать — есть у них на рукавах повязки или нет; надо бы выяснить — кто такие. Недолго думая командир, отдав приказ располагаться на привал в прибрежной рощице, послал на разведку Филиппова с двумя автоматчиками:

— Посмотри в оптику: что там у них на руках. — Филиппов удалился, командир спросил уже самого себя, — какой дебил повязку будет таскать?

Первым делом сержант перед выходом из рощи оценил обстановку: параллельно реке — каменистая дорога, между ней и рекой огромные валуны — это очень хорошо: за камнями можно незаметно подойти поближе к берегу. Вода в реке шумливая, бурная, так-что можно не беспокоиться о том, что передвижение группы разведчиков кто-то услышит. Главное — визуальная скрытность. Показав автоматчикам рукой влево-вправо, мол, прикрывайте, сам выдвинулся вперёд.

Пройдя мимо пары больших камней, осмотрел в оптику берег, двинулся дальше. Покуда никого не видно — и это настораживает. Куда все подевались? Ну не могли же они так быстро переправиться!

На полусогнутых, и низко пригнувшись, мягко, по-кошачьи скользнул к следующему камню, высунул ствол из-за укрытия, приложился глазом к оптике…

— Брось оружие! — хоть и шумно у реки, но эта спокойно произнесённая фраза за спиной прозвучала как гром среди ясного неба! Пальцы разжались, бесшумка сама-собой выпала из рук, руки остались в том же положении — на уровне груди; душа чугунной чушкой ухнула в пятки, в животе похолодело.

По некоторым западным источникам душа у человека находится в животе, и когда с ней, с душой, всё в порядке, то и в животе тепло, но за обыденностью явления этого не замечается. Если же душа, не приведи Господи, покидает организм, то тело начинает коченеть. При возникновении внезапных стрессовых, пугающих человека, ситуаций, душа может временно перемещаться по организму, чаще всего — в пятки, но иной раз по пути, между делом, может и вытиснуть что-нибудь из организма: твёрдое, жидкое, или газообразное — такое тоже часто случается.

Так как процесс происходит очень быстро, то и реактивное состояние в животе начинает ощущаться сразу-же. Автору про эту теорию как-то под Рождество рассказал сам Юра Филиппов, а вычитал он эту муть из дешёвой жёлтой прозападной газетёнки — названия точного не помню, звучит примерно как «Mustangs Igogs». Замечу: автор с этой теорией категорически не согласен: как это душа может что-то выдавить из организма? Она же — нематериальная!

Стоит, значит, разведчик с холодным животом в полусогнутом состоянии, да и немудрено — полный цинк патронов на спину давит — от долгой дороги ещё тяжелее стал; не шевелится, только глаза на побледневшем лице сами-собой влево-вправо запрыгали, и поджилки, естественно, затряслись. К чести российского воина следует отметить — из организма ничего не выдавилось.

— Кто такие?

— Пехота, — ответил сержант механически, как учили на курсах (вот`те, бабка, и Юрьев день!), — за водой пошёл.

— Хм… пехота… а поворотись-ка, сынку!

Филиппов развернулся совершенно другим человеком: не бравым, знающим себе цену дембель-сержантом, а обыкновенным испуганным мальчиком-подростком в потёртой спортивной одежде и по роковой случайности нацепившем на себя войсковой разгрузочный жилет.

Его, нагло ухмыляясь, разглядывали два омоновца — это по внешним признакам определяется безошибочно, причём без всяких нарукавных повязок: один — большой, усатый, в возрасте — явно не русский, но и не кавказец. Судя по всему из-за своих габаритов не привыкший попусту тратить энергию зря, стоял расслабленно, давая возможность, по случаю, отдохнуть всем мышцам; второй — гораздо моложе и рыжий, нервно-вертлявый, энергично-возбуждённый, и тоже со снайперской винтовкой в руках.

От надёжного большого мира с автоматчиками и группой в роще всю компанию отгородили три огромных валуна; как этого толстого обстоятельства бывалый разведчик не учёл? Да, если бы не эти непростреливаемые камни, омоновцы так развязно перед ним не стояли.

— Сколько там ваших? — прямо, без обиняков, спросил молодой.

— Двадцать, — Юра не хотел лукавить, просто от неожиданности и страха то ли язык не смог выговорить «двенадцать», то ли запутался.

— Слышь, Герасимыч: два-адцать, говорит, — ехидно улыбаясь, сообщил жизнерадостный рыжий Герасимычу.

— Ну, Серёженька, где двадцать там и… — совершенно серьёзно начал было усатый, но докончить свою мысль явно не захотел: жара, даже близость воды не помогает.

— Да руки то — опусти! Значь так — вы все трое — убиты, и там, — Серёженька махнул рукой в сторону рощи, — тоже. Так и передай командиру!

— Ага, понял. — похвальная сговорчивость.

— Разогнись, боец, — лениво подбодрил снайпера явно страдающий от жары Герасимыч, — будь мужчиной!

— Иди!.. Винтовку то — подбери! — поставил точку в беседе рыжий.

Зашипела ментовская носимая радиостанция:

— «Геркон», что там?

— Нормально всё — разведка, — лаконично ответил Герасимыч.

Вертлявый — за спиной сержанта ещё было слышно, заинтересовался у усатого:

— Бурят что-ли, этот то?

— Казах, наверное, Серёга.

— Да какой казах? Это же — заграница.

— Ну, да, значит — ногаец, из местных, — оба засмеялись.

Подходя к дороге «ногаец» боковым зрением заметил отделившиеся от камней две фигуры — автоматчики — прикрытие хреново! Парень тут же преобразился в молодого, сильного, уверенного в себе, мужчину и, даже не соизволив посмотреть в их сторону, процедил сквозь зубы:

— Вы где шар-рахаетесь, с-сынки?

— Здеся мы, — «молодые» не возмутились, привыкли, — ну, что там, товарищ старший сержант, видно кого-нибудь?

— «Здеся», — недовольно проворчал сержант, но ответом удостоил, — не сцыте, сал-лаги, нормально всё, — теперь уже Филиппов лукавил, — проверил, вроде свои!

— Ну, что там? — не дожидаясь официального доклада подчиненного, так же спросил и командир.

— Омоновцы, — Филиппов продрался сквозь густые заросли, повесив винтовку на шею, отряхнулся, — двадцать человек.

— Вас заметили?

— Не-ет, откуда? — даже автоматчики головами утвердительно закивали — они то уж точно никого и ничего не видели, подлецы! — для убедительности Филиппов даже добавил, — вброд переправляются тута.

— «Тута»? Повязки красные?

— Ага, красные! — по опыту зная, что отвечать на вопросы следует лаконично, коротко ответил, чтобы у командира не возникало лишних вопросов.

— А что ж их не видно? — недоверчиво прищурился ротный.

— Да они, видать, скрутились жгутиками, — на всякий случай оглядевшись по сторонам, сержант изобразил кулаками как они скрутились, — как верёвочки узенькие стали.

— А ОМОН чей, откуда?

— Ну, товарищ капитан, — улыбнулся сержант, — я же с ними не разговаривал!

— Понятно, — ответ вроде веский, — всё, выдвигаемся!

В роще, параллельно прибрежной полосе, тянется тропинка — по ней разведчики и пошли. Местами тропу пересекает тихий, чистый и ленивый ручеёк, вероятно чуть повыше бьёт из-под земли родник. Бойцы по пути выливают из фляжек противную тёплую, закинув внутрь обеззараживающие таблетки, наполняют их вкусной свежей и холодной водой. Некоторые пьют и мимоходом, черпают прямо ладонями. Воздух влажный, духота — неимоверная.

— Слышь, Филиппов, — на ходу пристёгивая фляжку к нижней лямке разгрузки, спросил капитан, — здесь же на прошлой неделе ручья не было?

— Ага, не было! — согласился сержант, — наверное, вода где-то пробилась, бывает.

— Пробилась… — ротный заметил что-то неправильное, а оттого настораживающее в поведении впереди идущих, — что это с ними, окончательно от жары опупели!? — головная группа повела себя странно: солдаты бестолково, совершенно не по правилам сбились на тропе в кучу и старший машет обеими руками, зовёт к себе не то командира, не то всех остальных, — всем прикрывать, Филиппов — со мной!

Филиппову в третий раз за прошедшие сутки стало плохо: его вырвало прямо в ручей: на тропе лежал труп!

Плохо не только ему одному: у всех солдат были бледные лица, двое уже вытирали перчатками свои мокрые рты. Протекающий лесной ручей упёрся в тело и, огибая его, равнодушно бежал дальше.

— Та-ак… — капитан дал сигнал: сделал круговые движения над головой рукой с вытянутым вверх указательным пальцем — «все ко мне, общий сбор». Непроизвольно прикоснулся к пуговице чехла своёй фляги, но тут же отдёрнул руку, — Горохов, Коломейко, осмотреть местность, остальные на прикрытие! — сверив с картой местоположение, нанёс на ней карандашом координаты, — по-человечески похоронить надо, по-христиански… фаш-шисты! — последнее относилось к чеченцам, зверски изуродовавшим пленного.

Тело воина, раскинув руки в стороны, лежало на спине, на синих кишках вспоротого живота лежала начинающая разлагаться отрезанная голова — сама Смерть. Пальцы рук тоже были отрезаны, причём некоторые — не до конца; вероятно, перед тем как убить, бандиты основательно над ним поиздевались. Чем же можно испугать человека не боящегося смерти? Только убить.

Над телом, видно, поработали и мелкие грызуны, следов крупных хищников не было — вероятно их отпугивал запах рассыпанных рядом автоматных гильз. С противным жужжанием роились мухи, приторно-сладковато пахло смертью. Из-за реки, с той стороны, куда ушли милиционеры, судя по звуку километрах в двух от берега, с гор, донеслись звуки скоротечного боя: автоматные очереди, и раза два-три ухнули гранаты — значит, можно надеяться, здесь пока всё будет спокойно.

Капитан с замкомвзвода закончили прикрывать неизвестного ветками, прибежал Коломейко:

— Товарищ капитан, нашли! — солдат подал командиру найденный документ, — там ещё шприцы валяются!

Командир принял офицерскую книжку:

— Кирилл Алексеевич Денисов… Красноярск… звание — капитан… — положил документ в карман, отцепил фляжку и, выливая воду на землю, произнёс, — мы вернёмся за тобой, Кирилл…

* * *

Вечером, после ужина, Филиппов, сидя на своей кровати, в который уже раз внимательно перечитывал строчки письма матери:

«Здравствуй, Юрочка! Ты, наверное, забыл, что у твоего братишки сегодня день рождения, а у меня позавчера было? Вчера купила игрушки, вручила Егорке досрочно, это вроде как сама себя поздравила. Доволе-ен! После работы накупила фруктов, соки, торт, посидели втроём: я, Егорка и Катя. Поздравили меня и Егорку. Катя сейчас в третий класс переходит, учится хорошо. Говорит что Егорку в армию «работать» не отпустит, смешная такая. В мыслях ты был с нами в этот день, говорили о тебе, вспоминали. Дурачилась, их развлекала. Настряпала много вкусненького, а то совсем дошли у меня: сильно похудели. Очень скучают по тебе. Егорка каждый день говорит себе: «Сколо блательник плиедет!».

Я как всегда пишу на работе, дома только сплю. Дачу совсем забросили, тебя же нету. Дома всё в порядке, чистота. Собачка наша растёт. Катя аж целует его: любит сильно. Приедешь, прививку надо будет собаке поставить.

А Егорка артист, когда бежит на кухню, он же всегда без трусиков, двадцать первый пальчик трясётся, а собачка за ним бегает и всё норовит куснуть. Егорка шмыг на табуретку, пальчиком грозит и кричит: низзя, низзя, фу! А щенок — гав-гав! Почему-то на Егорку только и лает, а так он молчун.

Недавно сидим на кухне с Катей, разговариваем, Егорка телевизор смотрит. Вдруг грозно поворачивается к Катюшке и кричит: заткнись! Катюшка: ой-ой-ой, не даёт телевизор смотреть! А Егорка: заткнись, казал! Во даёт, да? Так вот они и живут дружно, ладно.

Ну, пока, сынок. Очень скучаем по тебе! Сил нету, истосковались, дни считаем. Почему не пишешь? Как там у вас в Уссурийске? Говорят у вас прохладно, дожди идут. Ты одевайся потеплей, береги себя. Твоя мама».

Надо бы ответ написать. А то, в самом-то деле, давненько не писал.

«Здравствуй, моя дорогая мама! Извини что вовремя не поздравил тебя с Днём Рождения. Мама я тебя поздравляю с Днём Рождения Егорку и тебя! Самое главное желаю тебе крепкого здоровья щастья радости в личной жизни. Мама я тебя Люблю очень сильно! Хочу поцеловать тебя и твои добрые руки и каждый твой пальчик! Мама у меня всё отлично не беспокойся за меня. Мама мне писать даже нечего. Несмотря что я непишу вы сами мне пишите времени даже нету писать. Недавно пришли с полевого выхода. Мама я соскучился по твоим пирожкам, по систрёнке с братишкой. Выросли изменилися приеду не узнаю. Соскучился по Городу говорят изменился очень Город. А в Уссурийске всё нормально, ты не беспокойся. Командиры меня уважают, уже старшего сержанта присвоили и молодых солдат уму-разуму учу», — больше, уже минут двадцать, ничего толкового на ум не шло. Как много хочется сказать, но подходящих слов нет

Ладно, — Филиппов порылся в вещмешке, выудил блокнот с солдатским фольклором, раскрыл на нужной странице, продолжил выводить непослушными пальцами неказистые, но душевные, идущие от самого сердца неизвестного армейского дарования, строки:

(над этой строчкой Филиппов крепко задумался: что-то долго — полгода то, — но решил — и так сойдёт),

У солдата в жизни есть четыре основных радости — поспать, поесть, дембельский альбом и блокнот. Блокнот оформляется обстоятельно, красиво: на титульном листе сам хозяин или кто-то из «молодых» художников обязательно красочно нарисует войсковую эмблему и желательно с орлом. При желании рядом можно расположить обнажённую красотку. Девицы обычно присутствуют на большинстве страниц: некоторые из них бывают вооружены мечами или автоматами и в самых разнообразных позах; также присутствуют живописные пейзажи, изображения техники, вооружения, (на некоторых видах техники опять же присутствуют красотки). Снова эмблемы (бывают с красотками на огромных орлах и даже в строгих камуфляжных трусиках), стихи, как местных ротных авторов, так и неизвестных, тексты военных патриотических песен, лозунги и афоризмы. И, конечно же, адреса: домашние, подружек личных и по переписке — если есть, друзей, сослуживцев, и многое другое.

Перелистав и аккуратно уложив блокнот обратно, в вещмешок, Филиппов дописал: «Мама я сильно скучаю по всем вам. Вышли газеты», — поставил точку, стал думать дальше. Кто-то присел напротив — на соседнюю койку.

— Филиппов! — сержант попытался вскочить, это подошёл его взводный — Соловьёв — ох, и вредный мужик! — сиди, сиди, Филиппов. Письмо пишешь, — приятно улыбнулся, сквозь бороду блеснул золотой зуб, — шишку чешешь?

— Пишу, товарищ старший лейтенант.

— О чём пишешь, — проявил взводный простое человеческое участие, — про погоду?

— Да, муть всякую.

Зам был армянином по национальности, но почему-то, по слухам, при регистрации брака взял фамилию жены, наверное, комплексовал — другого объяснения этому явлению у солдатской братвы не было. Солдаты за глаза дали ему погремушку — Соловей. Соловей был ярым уставником, очень мстительным и любителем похвастаться. Сегодня лейтенант был слегка поддатым, и оттого несколько подобревшим. Ротного в палатке не было, а Соловью с кем-то лясы поточить надо: скучно.

— Правду говорят, что вы труп на ручье нашли? А то я командира то, ещё не видел.

— Так точно, товарищ старший лейтенант.

— И эту воду пили?

— Пили, — Филиппов непроизвольно скривился, но нашёл в себе силы подавить рвотный рефлекс. Изобразив лицо мученика, в надежде хоть на какое-то время откосить от службы, спросил, — что теперь будет? Может в госпиталь обратиться к врачам, анализы, то-сё?

— Да ни хрена вам не будет, человек — что крыса — всё переработает, не волнуйся. — Старлея понесло, по всему видно — мрачные мысли овладели им уже довольно давно, и засели в глубинах сознания крепко, — даже гены у человека и крысы на девяносто процентов схожи, а скелет — так вообще — один к одному: столько же косточек, разве что череп да ступни разные. Сам знаешь, крыса — она живучая. Так что ни хрена вам не будет.

— Поживём, увидим, — с надеждой в голосе произнес сержант.

— И вообще, мы же всё-таки спецназ, в условиях выживаемости должны с крыс пример брать и их же употреблять в пищу. Вот скажи мне, Филиппов, ты — разведчик?

— Разведчик, товарищ старший лейтенант.

— Да какой же ты разведчик?.. — Соловей привалился к спинке кровати, — вот я, например, к чехам пойду, так они меня за своего примут, я с ними и поговорить могу, выяснить что-нибудь ценное.

— Так точно, товарищ старший лейтенант, вы и к нам в Якутию пойдёте — там тоже из-за бороды боевиком сочтут, только ничего не выясните. А меня и тута за ногайца принимают! — парень не хотел обижать офицера, просто не подумав, ляпнул первое, что на ум пришло.

Но взводный не на шутку разобиделся, встал, вскочил и Филиппов.

— Силён ты байки травить… боевиком сочтут…

— Извините, товарищ старший лейтенант!

— Ты у меня, Филиппов, 31-го декабря на дембель уйдёшь!

Дембельнулся Филиппов одним из первых, буквально через три месяца — в начале октября.