Умер отец. По болезни лёгких. Мать тоже болеет, вышла на пенсию, но всё-таки подрабатывает уборщицей, сестренки учатся. Так что по окончании десятого класса Хизиру пришлось идти работать в строительно-монтажное управление. Поначалу был учеником каменщика.
Работа нравилась: мужики весёлые, работящие; коллектив прекрасный, дружный. Интересно было наблюдать, как к концу каждого рабочего дня на стройке что-то изменялось: цоколь, опалубка, перекрытия, стены. Строить дома и при этом осознавать, что в них будут жить люди, семьи — довольно приятно. Рано или поздно и он сам получит такую же прекрасную квартиру: работникам СМУ это гарантированно!
Оживляли обстановку вечно запаренный прораб, над которым все рабочие почему-то смеялись и красивая крановщица Ольга, которая с первого дня появления Хизира в бригаде стала питать к нему определённые чувства.
Во время обеденного перерыва все работяги выкладывали на общий стол всё, что приносили с собой из дома: огурчики, помидорчики, колбасы, шматок домашнего сала, жареную картошку, копченную или солёную рыбу, пельмешки. После выходных и праздничных дней на столе появлялись пирожки, куски тортов, фрукты и салаты. Обеденное время проходило дружно и довольно весело, но не для Хизира. А уж по пятницам, когда вся бригада после работы оставалась отметить «конец недели», Хизир и вовсе исчезал не прощаясь.
Хизир обедал всегда в сторонке, а то бывало, и вообще куда-то уходил. Все уже к этому привыкли и не удивлялись: парень вроде свойский, а сало не ест, вполне компанейский, но упрямый и гордый: сколько ни упрашивай, к общему столу ни за что не подойдёт. Ну и ладно: у каждого свои чудачества.
Никто даже не догадывался, что Хизир попросту стеснялся своего положения: не мог он показать людям свой скудный обед: пара кусков хлеба с намазанным творогом, либо простая домашняя лепёшка. Заработанных денег в семье после смерти отца попросту ни на что не хватало. Хизир знал: мать сильно из-за этого переживает: и перед людьми стыдно и перед сыном…
…Однажды Хизир вернулся домой довольно поздно: ходил в кино с той самой крановщицей Ольгой. Сестры уже спали. Мать была на кухне.
— Хизир, ты почему так поздно? Ужинать будешь? Я сейчас хинкал подогрею. — Обычно ужин в семье всегда был сытным и вкусным, то, что оставалось — съедали на завтрак.
— В кино ходил, мам! Не хочу я кушать, пойду спать.
Расстелив в зале на диване и уже скинув рубашку на спинку стула, всё-таки решил заглянуть на кухню, попить водички:
— Ма, ты меня разбуди утром, а то сам…
Мать отвернула лицо в сторону, но Хизир успел заметить заплаканные глаза. Она мазала лепёшку творогом.
— Мам, — Хизир обнял маму за плечи, — мама, твой хлеб самый вкусный во всём мире!..
* * *
У кота Пирата была любимая дырка. Нет, не та, которая сразу приходит на ум невоспитанным людям, а в стене здания. В самом конце коридора первого этажа, в углу, в том месте, где плинтус стыкуется. Вероятно, в то время когда здание ещё строилось, рабочие несколько схалтурили, и где-то сантиметров пять этого самого плинтуса до угла не дотянули: то ли материала не хватило, то ли сэкономили — не столь важно. В этом месте мыши прогрызли ход в стене. Некогда, в стародавние времена, Пират возле этой дырки удачно поймал довольно упитанную мышь — это был праздничный ужин! Вдоволь наигравшись, он её слопал.
Но эта неосторожная и легкомысленная мышь, наверное, была последней в этом здании, с тех пор кот в этом месте ничего съедобного не встречал, тем не менее, время от времени с завидным постоянством и упорством околачивался возле этой самой дырки в стене в надежде словить что-нибудь съестное.
Его нового друга — Владислава, в комнате не было, опять куда-то уехал. Обшарив все закоулки двора, а затем вернувшись в здание, Пиратом овладели приятные воспоминания, он направил свои стопы, то есть лапы, прямиком к упомянутой дырке в стене, благо в отделе практически никого из людей и не было: все служивые куда-то разбежались. Дежурный по отделу с помощником и с охраной на кота не обращали абсолютно никакого внимания. Тишина.
Откуда-то повеяло запахом благородной рыбы, «дырка» в сознании кота прекратила своё существование. Зверь принюхался, единственным цельным глазом определил правильное направление — куда следовало идти. А ступать следовало в комнату с чуть приоткрытой дверью: слабым сквознячком оттуда не то что веяло, а прям-таки пёрло, вызывающим урчание в пустом животе, ядрёным рыбьим духом.
Просунув безухую голову в дверь, Пират оценил обстановку: три кровати — две слева, одна справа, у приоткрытого окна с трепыхающейся цветастой занавеской, выходящего во двор, стоит стол. На столе какие-то бумаги, три стакана, начатая бутылка сухого вина и прикрытая старым потрёпанным блокнотом литровая банка со свежесолёной красной икрой. Кот высунув голову из проёма, осмотрелся по сторонам — никого. Мягко, в два-три прыжка оказался на кровати, затем на столе. Скинув с банки блокнот и прицелившись единственным правым глазом к диаметру посудины, сделал правильный вывод — голова туда не пролезет, зато лапа — вполне. Глаз не обманул ожиданий: лапа пролезала уверенно и часто.
Вкус — изумительный! Ничего подобного в жизни не едал! Пустота в желудке начала стремительно заполняться. В кулинарном экстазе Пират не услышал единственным левым ухом звук приближающихся к комнате шагов — это был один из законных хозяев комнаты: молодой парень в красивом новом пиджаке.
— Э-а-а!.. Гай дузо одноглазое!
Кота сдуло в окно. Подскочившему к столу с пистолетом в руке злому чеченцу осталось только бросить вослед уже скрывшемуся из виду преступнику, испоганенную стеклянную тару с намазанной по стенкам икрой.
— Сволочь!.. — оперативник в великом раздражении стал очищать лежащие на столе бумаги от налипших к ним икринок…
После очередной «установки» — обычная ментовская работа по выявлению бандитов в городе, по адресам, Влад, прибыв на ПВД, помылся, привёл себя в порядок, направился в столовую на ужин. Столик он себе облюбовал самый дальний, незаметный, подальше от всех. Сидит, не спеша ужинает, мысли в голове гоняет. Ужин как ужин, как и у всех, разве что в меню ничего свиного. Тут и центральный друг — Пират подоспел, запрыгнул на лавочку, жмётся к приятелю и ждёт угощения. Влад выудил из тарелки кусочек мяса, положил перед котом, погладил, почесал за целым ухом — уже веселее, не так тоскливо.
Возле столика нарисовался оперативник — Рамзан, в красивом новом пиджаке и с подносом в руках, сесть ему негде вот и подошёл к Владу. Молча скинул кота ногой, сел рядом с Владиславом, ткнул локтём в бок:
— Подвинься, якут, расселся тут… — рабочий фон в столовой как-то сразу поутих, наступила тишина. Все усердно кушают, но за интересной обстановкой неприметно наблюдают. Оглянувшись на усевшегося рядом, на полу, наглого Пирата, Рамзан буркнул, — сволочь, котяра…
Кот на замечание не реагировал, будто это вовсе и не к нему относится: сидит, облизывается, а вот Влад возмутился:
— Слушай, с котом — понятно, он ваш, а что ты п`отив якутов имеешь? Что-то не пойму.
— Да ты кто такой!?.. — опешил Рамзан: такой «наглости» он явно не ожидал. Стал вертеть головой в поисках поддержки, но никто встревать в назревающий конфликт не желает, поэтому вопрос повторил, — …ты кто такой!?..
— А ты кто такой!? — отложив ложку, резонно спросил и оппонент.
— Я - чеченец, — гордо отвечает опер, — а ты кто такой!?..
— Нет, ты кто такой!?
В общем — краткая беседа молодых людей, по всем канонам жанра, должна закончиться в коридоре. В фойе Рамзан бьёт Влада в нижнюю челюсть, чуть ли не одновременно Влад колотит Рамзана в верхнюю — из носа брызнула кровь, и на этом мордобойство закончилось: обоих зажали чеченские менты выскочившие со столовой, правда предварительно двое разлетелось в стороны от вихря по имени Владик. Но обидеться не решились, или не поняли ничего. Шум, гам, над шумливой колышущейся массой возвышается побагровевшее лицо Владислава. Оппоненты пытаются вырваться из рук, матерятся, слюной брызгаются; у Рамзана при этом на пиджаке со специфическим звучанием, перекрывшим людской гомон, рвётся левый плечевой шов — тесноват оказался смокинг; Рамзан глянул на источник звука, ещё пуще разошёлся, в итоге и правый порвался — крупно не повезло парню. Теперь он дошёл до такого состояния, когда разум теряется: глаза сверкают, лицо перекосилось, глаза сплющились как у якута, пистолет из кобуры норовит вытащить:
— Закон, — кричит, — адат, адат!.. — дружки его кое-как, но сдерживают. От Владика отлетел ещё один с изумлённым лицом.
— Прекратить латар! — откуда-то появился Бухари — командир СОБРа. От негодования он даже языки смешал, — что здесь происходит!?
Влад с Рамзаном — люди, в отличие от других, весьма дисциплинированные, можно сказать — пример для подражания: тут же успокоились. Но всеобщий галдёж не прекратился — даже секундной паузы не было. Все присутствующие переключили внимание на Бухари и стали тому что-то эмоционально и громко объяснять; Рамзан — поправлять и натягивать рукава; Владик — глубоко дышать.
— Ладно, друзья, вечером драться будете! — принял решение командир, — разойдись!