До чего же мерзкая погода: низко висящие из-за своей тяжести и мрачно разлохмаченные тучи, с ночи моросит мелкий дождь, чувствуется — совсем скоро он уже растопит весь снег, глинистая грязюка начнёт прилипать к обуви мешая при ходьбе, одежда насквозь промокнет и начнёт противно липнуть к телу. Снег останется только на высотах, которые находятся гораздо выше расположения группировки.

Судя по всему, дождь обещает быть затяжным и совсем уже скоро превратится в сплошной ливень. Со временем ливни переполнят окопы водой, и они превратятся в овраги; вытиснувшаяся из них вода пробьёт русла для множества новых ручейков. Безобидно выглядевшие поначалу горные ручьи соединятся и превратятся в грозные, несущие опасность, потоки. Возникнут оползни. Бурные, вспененные массы мутной воды задвигают по горным рекам огромные каменные валуны, под могучим напором разрушатся опоры у мостов.

Для того чтобы не мешать изредка проезжающим по серпантину машинам, спецгруппа выбрала место где дорога пошире, БМП поставили у обочины. До обеда не проехало ни одного автомобиля. Все сидят в бэхе, лясы точат. Из-за поворота показался знакомый райотделовский УАЗ с ингушскими сотрудниками, тормознул.

— Здогово, мужики! — сильно картавя, приветствует Владислав милиционеров.

— Салям, Вахид, как дела?

— Тоска, ёпти… — Влад протиснулся в битком набитую машину, — какие новости, мужики?

— По телеку минус три обещают. Когда эта зима кончится?

— Вам виднее… а ещё что нового?

— В Назрани стреляют.

— А где ж не ст`еляют…

* * *

Пока ничего не происходит можно и посидеть в тишине, от нечего делать подумать о жизни. Хизир сидит на ступеньке крыльца едва ли не единственного в этом районе чудом «уцелевшего» полуразрушенного дома на окраине города, забора давно уже нет — это самый крайний дом, метров за пятьсот дальше проходит дорога. Если смотреть со стороны дороги, окраина города представляет собой бесконечную полосу какого-то хлама состоящего из нагромождений переломанного кирпича, блоков, покорёженных железобетонных конструкций. Куски сломанной горелой мебели, штукатурки и цемента — вот что напоминает о том, что эти завалы были когда-то жилыми домами. Будто с гигантской стройки навезли огромные кучи строительного мусора. Но если через эти наворачивания пройти немного дальше или просто взобраться повыше, на какую-нибудь кучу, то откроется вид и на сам город, где мрачно зияют пустыми, просвечивающими насквозь оконными проёмами, многоэтажные скелеты мёртвых домов.

По дороге проехал старенький «москвич». Сидящие в нём люди никому не интересны и не нужны, тем не менее, они всё-равно куда-то спешат. Счастливые люди: в этом хаосе у них есть какие-то житейские дела — может это семья? Машина притормозила перед невидимой отсюда рытвиной, аккуратно объехала, двинулась дальше. Появилась женщина с тяжёлой матерчатой сумкой в одной руке, за другую уцепилась маленькая девочка, наверное — дочь. У Хизира тоскливо сжалось сердце: вспомнил свою семью…

Вот и то что нужно: ГАЗ-66 с брезентовым верхом, — движется быстро, будто спешит. Хизир вынул из кармана маленькую, размером с полтора спичечных коробка, китайскую игрушку — маломощную детскую радиостанцию; повернув колёсико выключателя, положил большой палец на кнопку передатчика. Как только военный грузовик поравнялся с ориентиром — небольшим придорожным бетонным столбиком, Хизир вдавил кнопку тонального вызова в корпус игрушки.

Удачно получилось: минный заряд был настолько мощным, что машина даже не успела выскочить по инерции, как это часто бывало до того, из клуба объявшего его пламени и смолистого чёрного дыма. Чудовищной силы взрыв унёс жизни двадцати трёх человек.

Отбросив уже ненужную «игрушку» в сторону, Хизир встал, накинул на голову капюшон плаща, поправив на плече ремень автомата, развернулся, и, не оглядываясь, зашагал через руины в сторону города.