Stop (maket - 2).indd - Павел Ефремов

Капитан-лейтенант Павел Ефремов. 1994

Павел Ефремов

Стоп дуть!

Легкомысленные воспоминания

Квадрига

Москва

2009

УДК 821.161.1-32

ББК 84(2Рос=Рус)6-7

Е92

Это подарочное издание осуществлено

компанией «ЛайтНэт Комплекс»

Ефремов П. Б.

Е92

Стоп дуть! Легкомысленные воспоминания / Павел Ефре-

мов. — М.: Квадрига, 2009.

ISBN 978-5-91791-033-8

Писать о флоте всегда нелегко. А тем более о подводниках. Не говоря

уже об атомных подводных лодках. Знатоки сразу разберут по косточкам,

найдут массу огрехов. Иной маститый адмирал, давно забывший бурное лей-

тенантское прошлое, раздраконит любое повествование, которое не сходит-

ся с его прилизанными мемуарами и официальной точкой зрения. Когда чи-

таешь оды некоторых заматерелых начальников и бывших замполитов, по-

священные самим себе, становится неловко и очень обидно. В этих книгах

все неудержимо радуются возможности написать заметку в стенгазету вме-

сто заслуженного отдыха, ходят в отутюженных стерильных одеждах, ко-

рабли отшвартовываются от пирсов исключительно силой воли начальни-

ков, а не благодаря усилиям швартовной команды…

И мне до боли захотелось написать. И не так, как пишут флотоводцы,

потерявшие флот. А как есть и как было. И смех и грех. Что получилось –

перед Вами.

УДК 821.161.1-32

ББК 84(2Рос=Рус)6-7

ISBN 978-5-91791-033-8

Посвящаю памяти моих родителей –

Бориса Ивановича и Надежды Ивановны

От автора

Вся жизнь человека похожа на бесконечные подъемы и падения. Ты толь-

ко вырастаешь до старшей группы детского сада, снисходительно глядя на пу-

скающих пузыри малышей из младшей ясельной группы, как оказываешься

снова на нижней ступени, в школе становясь первоклассником. Ты только

начинаешь входить во вкус жизни десятиклассника-выпускника, на которого

с немым восхищением заглядываются все девочки школы, как опять оказы-

ваешься внизу, наголо стриженным бесправным курсантом первого курса,

шарахающимся от каждого шороха. Ты только входишь во вкус к равноправ-

ному общению с преподавателями и, косясь на рукав с пятью курсовками,

снисходительно поглядываешь на потенциальных невест, как незаметно под-

ходит выпуск, и через пару месяцев ты оказываешься на флоте, и вновь, зе-

леным лейтенантом, с дипломом инженера по эксплуатации ядерных энер-

гетических установок, начинаешь все с нуля. Потом проходят годы, ты уже

носишь погоны с двумя просветами, позволяешь себе называть начальника

на «ты» и считаешь месяцы до льготной пенсии. Затем приходит срок, и ты

в который раз начинаешь очередное восхождение наверх мелким чиновни-

ком, частным предпринимателем или, как в моем случае, простым менедже-

ром в самой обычной московской IT-компании «ЛайтНэт Комплекс».

Ну а после такого вот повествовательно-философского вступления,

по большому счету надо было бы продолжить и закончить вступление «от ав-

тора» набором пафосных и патетических фраз о мире высоких информацион-

ных технологий, о его значении в развитии страны, нашей компании и меня

лично. Все оно так и есть, только вот страшно не люблю эти самые официоз-

ные фразы и витиеватые предложения, которые по сути своей являются чи-

новничьим языком и забываются сразу и бесповоротно в процессе чтения.

Поэтому напишу коротко, и по возможности самым нормальным языком.

Я уже 13-й год в IT-бизнесе. Осталось еще четыре года, чтобы срок моей

работы в IT-компании сравнялся с годами, проведенными на службе в военно-

морском флоте. Что я могу сказать по этому поводу? Глупо и бессмысленно

сравнивать службу на ракетном подводном крейсере с офисными буднями,

бесконечными телефонными переговорами и деловыми встречами. Это со-

вершенно разные миры, ни в чем не схожие, практически ни в чем не пере-

секающиеся, и я бы даже сказал, диаметрально противоположные друг дру-

гу по всей своей сути. Единственное, что роднит их, это люди! Такие же, как

и я, пришедшие в этот бизнес из профессий космически далеких от инфор-

мационных технологий, но упрямо и настойчиво стремящиеся занять и в этом

новом для них деле не самое последнее место.

П. Ефремов. Стоп дуть!

Я очень благодарен тем, кто в тот очень тяжелый для меня момент рас-

ставания с мундиром помог мне стать тем, кем я стал сейчас. Я благодарен

им за то, что они вселили в меня уверенность в собственных силах и помогли

из профессионального подводника стать профессиональным IT-менеджером.

И оглядываясь назад, я замечаю, что с не меньшей гордостью, чем когда-то

на флоте говорил «наш корабль», сейчас произношу «наша компания», не ста-

вя между этими понятиями знак равенства, но ставя их на одну высоту. И те-

перь я понимаю, что хочу и обязательно напишу еще одну легкомысленную

книгу, теперь уже посвященную людям IT-сообщества, и назову ее, навер-

ное, не мудрствуя лукаво «Стоп дуть – 2! Не текилой единой…».

Вместо предисловия, пролога,

преамбулы и тому подобного

Ежели бы мог человек найти состояние, в котором бы

он, будучи праздным, чувствовал бы себя полезным

и исполняющим свой долг, он бы нашел одну сторону

первобытного блаженства. И таким состоянием обяза-

тельной и безупречной праздности пользуется целое

сословие – сословие военное. В этой-то обязательной

и безупречной праздности состояла и будет состоять

главная привлекательность военной службы

Л. Н. Толстой. «Война и мир»

Писать о чем-то специфическом всегда нелегко. Особенно о флоте.

А тем более о подводниках. Не говоря уже об атомных подводных лодках.

Для большинства людей это абсолютная экзотика. Простой обыватель, взра-

щенный на школьном курсе литературы и детективах Чейза и Агаты Кри-

сти, может ничего не понять. Знатоки же сразу разберут по косточкам, най-

дут массу огрехов, вопиющего вранья и еще черт знает чего. Правда, и знато-

ки разными бывают. Иной маститый флотоводец, обремененный «пауками»

на погонах и давно забывший бурное лейтенантское прошлое, раздраконит

любое повествование, которое не сходится с его прилизанными и причесан-

ными мемуарами и, упаси Боже, с официальной точкой зрения. Когда чита-

ешь оды некоторых заматерелых начальников и бывших замполитов, посвя-

щенные самим себе, становится и неловко и очень обидно. В этих книгах все

неудержимо радуются возможности написать заметку в стенгазету вместо

заслуженного отдыха, ходят в отутюженных и стерильно чистых одеждах,

корабли отшвартовываются от пирсов исключительно по воле начальников,

а не благодаря усилиям швартовной команды, и нет реальных живых людей.

Никого, кроме автора. Остальные – либо серая рабочая масса, либо, в луч-

шем случае, отдельные вышколенные роботы-исполнители.

И мне до боли захотелось написать. И не так, разумеется, как пишут ны-

нешние флотоводцы, потерявшие флот. А как есть и как было. И смех и грех.

Что получилось – перед вами.

И, прошу вас, не воспринимайте эти страницы как подборку флотских

баек и анекдотов. Это реальная жизнь. Жизнь людей, рискующих, не осозна-

вая глубины риска, людей, просто выполняющих свои обязанности и не счи-

тающих это геройством. Людей, имеющих право на радость, обиду, слабость,

ошибки, словом, на все то, что присуще любому человеку.

Краткий сленговый словарь

современного подводника

Словарь не претендует на объективность и полноту

…зайдешь в баталерку, курделем щелкнешь, уви-

дишь в углу под пуанкалувром абгалдырь стоит,

за ним вымбовки валяются, там и гардаман най-

дешь…

Флотский разговорный фольклор

Абгалдырь – крюк для проверки турби-

женных нижних вахтенных на фло-

ны АТГ на угон. Другое значение: де-

те не предусмотрено

бильный человек

Ветразель – грубо говоря, труба для

Аванс – не деньги. Путь, проходимый

вентиляции. Другое объяснение по-

ПЛ за один оборот винта

добрать трудно

Аппаратная – помещение, где распо-

ВИМ – вахтенный инженер-механик

лагается ядерный реактор. Есть аппа-

(один из трех комдивов)

ратная левого борта (ЛБ) и аппарат-

Внешний объект – изумительное во-

ная правого борта (ПБ)

енное изобретение для времяпро-

АТГ – автономный турбогенератор

вождения. То есть место или уча-

Балабасы – котлеты и тефтели военно-

сток местности, предназначенный

морского производства

для ежедневной приборки экипа-

Банка – табуретка, стул (предмет пред-

жем. Особенно занимательна кру-

назначенный для сидения)

глосуточная приборка снега во вре-

Бензольное кольцо – тот же спирт,

мя снегопада

но хранившийся в цистерне из-под

ВСУ – всплывающее спасательное

бензина. Имеет ярко выраженный

устрой ство (упокой Господи душу

бензиновый привкус. После употре-

спасающегося)

бления человек чувствует себя вы-

Выделения – личный состав, выделен-

хлопной трубой

ный куда-нибудь (приборка внешнего

Бычок – командир любой боевой ча-

объекта, камбуз, вахта, патруль…)

сти корабля

Вымбовка – металлический стержень

Ватервейс – желоб для стока воды

для закручивания клапанов

Вбрасывание – заход в транспортное

Гады – кирзовые флотские ботинки

средство (автобус, «скотовоз» и т. д.

типа «Цебо» на резиночках

и т. п.)

Гальюн – благородное военно-морское

Верхний – вооруженный верхний вах-

название туалета, уборной, отхожего

тенный для охраны корабля. Воору-

места и т. д. и т. п.

П. Ефремов. Стоп дуть!

Гардаман – морской наперсток. Ничего

Завестись и вывестись – два слова,

общего с сухопутным не имеет

вмещающие в себя тысячи книг, на-

Гарсунка – помещение, откуда в кают-

писанных с момента открытия цеп-

компанию подают пищу. Обычно

ной реакции деления. Попросту ввод

в гарсунке много мусора, тараканов

и вывод из действия главной энерге-

и грязных матросов

тической установки корабля – ядер-

Говно вопрос! – фраза, означающая пу-

ного реактора. Лично я проделывал

стяковую проблему, решаемую лов-

это не менее трех-четырех десятков

ко и быстро

раз. Хочу сказать, что это доволь-

Группа «К» – круг лиц, включающий

но веселая процедура, но об этом

в себя командира, замполита, обоих

дальше. Особенно хорош вывод ГЭУ

старпомов, помощника командира,

из действия!

СПСа и почему-то интенданта. Веро-

Заправить шконки по-белому! – ненор-

ятнее всего, из-за неразрывной свя-

мальная заправка койки, когда про-

зи желудка командира и содержимо-

стыни зачем-то наверху. Вероятно,

го провизионок

чтоб показать, что они все-таки есть.

ДД – первый дивизион, дивизион дви-

Только для смотров

жения, ядерный дивизион

Каменный крейсер – береговая казар-

ДЖ – третий дивизион, дивизион живу-

ма экипажа ПЛ

чести, «короли дерьма и пара»

Караси – самые обыкновенные носки.

Доклад – дневное трехразовое собра-

Аналогия с рыбой мне и самому непо-

ние всех командиров и начальников

нятна. Но название нравится. Как-

экипажа для обсуждения текучки

то живо

(см. текучка). Чисто военно-морское

Квадратное яйцо – гордость флотских

мероприятие. В сухопутных войсках

кулинаров. Яйцо (круглое) как сим-

не применяется

вол заботы страны вручается каж-

Е…у тебя море! – фраза с очень широ-

дому военнослужащему на завтрак.

ким диапазоном толкования. От вос-

Но вдруг яйца кончились или по ны-

торга и удивления до испуга и ужаса

нешним временам их просто не дали?

Живчик – дежурный по живучести,

И вот тогда волшебники-коки из воды

на мой взгляд, термин двойственный.

и яичного порошка творят нечто

От самого слова «живучесть» и от ха-

студенисто-рыхлое. Все это называ-

рактера деятельности: очень живая.

ют омлетом, или квадратным яйцом.

Почему-то именно ночью крайне

Такая вот кухня. А квадратное, пото-

необходимо обойти и проверить все

му что на квадратики режется

корабли своей дивизии на всех пир-

Киповня – место, где спят киповцы.

сах. А пирсов 17, и стоят они совсем

Официально «выгородка КИП» (кон-

не впритык. Большая и несознатель-

трольно-измерительных приборов).

ная часть дежурных не мудрствуя

Тесная и узкая, но спать удобно. Ко-

лукаво идут на ближайший корабль,

нечно, если крысы не мешают

оттуда обзванивают все остальные.

Киповцы – высокоинтеллектуальные

В обмен на типовые замечания, да-

механики, по большей части спящие

ваемые дежурным по ПЛ, обещают

в киповской (см. киповня)

не приходить и не тревожить. В ито-

Кисляк – что-то мерзкое, неприятное

ге все довольны. Живчик спит, дежур-

моряку

ный по ПЛ пишет в вахтенном журна-

Китайцы – представители славной ра-

ле лабуду о его приходе и замечания

кетной боевой части (БЧ-2). Название

типа «…налет ржавчины и плесени

получили благодаря немыслимому ко-

на крышке реактора ЛБ…». Все рав-

личеству личного состава. Создается

но никто не читает

впечатление, что у каждого клапана

П. Ефремов. Стоп дуть!

пристегнут мичман или матрос. Зачем

на заказ, красивая и удобная; гри-

их так много, ума не приложу!

бан, сотворенный из уставной пу-

Кница – металлический уголок

тем удаления всех ватных внутрен-

Кокпит – отверстие в палубе

ностей и подкладки. Но это касается

Комбинат питания – большая бере-

лишь белых фуражек. Черные шьют

говая флотская столовая. Битком

практически все. Уставные носить

набита крысами, кладовщиками-

невозможно

азербайджанцами и прочей несъедоб-

МКУМ – минимально контролируемый

ной гадостью. Внушает легкий ужас

уровень мощности реактора

личному составу перспективой при-

Море на замок – конец рабочего дня

нимать в ней пищу

Нагель – говоря грубым сухопутным

Компердив – командир первого диви-

языком это скоба

зиона (КДД). Дивизиона движения.

Нули – салаты, по аналогии с первым,

По сути, полкорабля в его заведова-

вторым

нии, начиная с реакторов, заканчивая

Обморок – никчемный, бесполезный

тремя десятками матросов-удальцов,

военнослужащий

не считая офицеров и мичманов.

Оповещение – мероприятие по сбо-

Должность, требующая глобальных

ру офицеров и мичманов на корабль.

знаний и стальной нервной системы

Бывает простое и скрытное. Особо

Кунгам – кувшин для подмывания (ис-

тягостно скрытное для обладателей

каженное тюркское «кумган»). Пой-

телефонов, которым приходится об-

ти на кунгам – сходить на взбучку

бегать всех живущих рядом членов

к начальству

экипажа и в любое время дня и ночи

Курдель – пакетник для включения

уговаривать их пойти на корабль

и выключения света

Особняк – он же чекист. Последова-

Лаперузы – ласковое прозвище флот-

тель Феликса Эдмундовича в глуби-

ских начальников

нах океана. Ранее назывался «упол-

Лопата – глупый, недалекий человек

номоченный особого отдела», причем

Люверс – дырка в парусе, анахронизм,

бирка на его каюте как-то невзна-

обозначающий простую дыру

чай наводила мысль о гальюне –

Люкс – любой не механик, будь то ми-

«ОО». Сейчас называется более ро-

нер, штурман или ракетчик. Один нач-

мантично – представитель феде-

хим из всей этой своры люксом себя

ральной службы контрразведки, что,

не считает, а гордо причисляет к меха-

собственно, не меняет сути. Один

никам, что, в общем-то, справедливо

из самых глобальных бездельников

Метать птюху – есть, принимать пищу

в плавании. Живет в одноместной

(см. птюха)

каюте. Вызывает у всех внутреннюю

Мех – командир БЧ-5, самый главный

неприязнь, хотя попадаются и при-

из механической стаи. Как прави-

личные мужики

ло, человек занятный и неординар-

Паук на погоне – контр-адмирал

ный. Даже своими не лучшими ка-

и выше. Получить паука на погон –

чествами

получить звание адмирала

Минуту ждать! – ждать, но не минуту,

Пипифакс – туалетная бумага. Кроме

а сколько потребуется

общепринятых рулончиков на флоте

Мица (грибан) – фуражка. Термин

также используют гигантские, диаме-

«мица» самому мне абсолютно непо-

тром до одного метра рулоны бумаги,

нятен, а вот грибан от формы грибной

судя по всему, по совместительству

шляпки, помятой, но обаятельной.

используемой в сухопутных войсках

Мицы делятся на три разновидно-

для чистки оружия. Что не лишено

сти: уставная; «аэродром» – сшитая

рационального зерна: вытер задни-

П. Ефремов. Стоп дуть!

цу и готов к немедленному приме-

не знает никто. От главкома до матро-

нению

са. Вследствие чего каждый маленький

Полгет – дырка для вымбовки (см. вым-

Наполеон трактует его по-своему, что

бовка)

особенно весело и непредсказуемо.

Приборка – бывает большая и малая.

Чего стоит одна команда «Кругом!»

Малая тридцатиминутная всегда рас-

при ходьбе на месте. Если хотите про-

тягивается минимум до полутора ча-

верить – попробуйте воспроизвести.

сов. Большая – часа четыре, но прак-

Обхохочетесь! Все, включая граждан-

тически может длиться круглосуточ-

ских лиц, вплоть до домохозяек

но. Приборка – лучшая возможность

Раскрепиться – приготовиться, закре-

для начальников чем-нибудь занять

питься, а проще – спрятаться и спать,

любимый личный состав. Ну когда

или спать и не прятаться

фантазия лаперузов относительно

РПК СН – ракетный подводный крейсер

боевой подготовки иссякает. Послед-

стратегического назначения

ние годы практикуется проведение

Рубать – есть, употреблять пищу

приборки по тревоге, что очень чет-

(см. птюха)

ко отражает новые тенденции в бо-

Сарай – пространство между прочным

евой подготовке всех Вооруженных

и легким корпусом подводной лод-

сил России

ки. Очень удобное место для тайных

Провизионка – провизионная каме-

перекуров, запрятывания спертых

ра для хранения продуктов. На кора-

на погрузке продуктов питания и во-

бле их шесть или семь. Предмет во-

обще для самых разных тайных дел

жделения практически всех членов

Сдача задачи – многодневный повод

экипажа

для начальников повытирать ноги

Продуть гальюн – в буквальном пе-

о личный состав. Очень просто объ-

реводе на сухопутный язык это по-

ясняется сексуальными терминами.

мыть, убрать, почистить туалет, убор-

Личный состав – пассивная полови-

ную, очко и т. д. и т. п. Технически

на. Командование – активная. Лич-

и морально опасная операция, как

ный состав чистится, гладится, наде-

для пользователя, так и для обслу-

вает все новое и подставляет задницу.

живающего персонала. Технически

Насилие продолжают, пока не надо-

неграмотные действия могут при-

ест и не иссякнет фантазия. Потом

вести к тому, что фекалии придется

говорят, что экипаж хороший, недо-

в буквальном смысле выковыривать

четов мало, они исправимы и в основ-

из ушей. Что нередко и происходит

ном все в порядке. Набивают порт-

Птюха – пища, еда. Чисто матросский

фели консервами, мясом, шилом

термин

и убывают. Сутенерский вариант: по-

Пуанкалувр – грибок на вентиляции,

пользовался и обобрал. Задача сдана,

регулирующий поступление воздуха

и мы готовы идти в море. Ура!!!

Пульт – пульт ГЭУ. На РПК СН пультов,

Скотовоз – грузовой автомобиль мар-

как грязи. Но при упоминании пуль-

ки «КамАЗ» предназначенный для пе-

та все сразу понимают, что речь идет

ревозки офицерского и мичманско-

именно о пульте ГЭУ

го состава в любое время года по за-

Развод – безумно колоритное меропри-

полярным дорогам. Разновидности:

ятие. Кто хоть немного знаком с во-

кунг (крытый), бортовой (брезенто-

енной службой, знает, что такое раз-

вое покрытие)

вод на службу, занятия или вахту. Так

Сопливчик – нашейный галстук матро-

вот, на флоте этот выстраданный года-

са. Вечная проблема, теряется еже-

ми ритуал особенно забавен. А все из-

дневно и навсегда. Впрочем, как и все

за того, что Строевой устав на флоте

предметы вещевого аттестата

П. Ефремов. Стоп дуть!

Тамбур-шлюз – помещение, предназна-

Лично я был КГДУ-2 (командир груп-

ченное для мытья моряков исключи-

пы дистанционного управления ле-

тельно после грязных, радиационно

вого борта)

опасных работ. На РПК СН их три. Два

Хромачи – хромовые флотские бо-

в турбинных отсеках (8, 9), один в ше-

тинки

стом отсеке, для выхода из седьмого –

ЦП – центральный пост подводной лод-

реакторного. Об авариях никто се-

ки, место, где вахту несет группа «К»

рьезно не думает, точнее, не мечтает,

и великое множество других: штур-

и умелые руки подводников превраща-

маны, ВИМы, вахтенные офицеры,

ют их в мини-парные и душевые. Без

боцманы и т. д. и т. п. Если ГЭУ –

ущерба истинным задачам тамбуров.

ноги и сердце ПЛ, то ЦП – навер-

Это вызывает не описуемую ярость ко-

ное, голова

мандиров и начальников всех немеха-

Шапка с ручкой – каракулевая шапка

нических сил. Но где наша не пропада-

капитана 1 ранга с козырьком. Изо-

ла! Мылись, моемся и будем мыться!

бретена на закате советской власти

Точнее, будут мыться!

Шило – спирт-ректификат, основная

Тащ – сокращенное обращение матро-

валюта на флоте. Также употребля-

са к офицеру. В полном варианте зву-

ется внутрь, в разных видах (см. бен-

чит как «Товарищ». Например: «Тащ

зольное кольцо)

каптран» – дословный перевод «То-

Шкентель – на парусном флоте ко-

варищ капитан 3 ранга»

роткий конец троса с очком на кон-

Текучка – обыденные, повседневные

це. Ныне употребляется в несколько

занятия

ином значении, как конец, окончание.

Топтать фазу – выключить свет

«Плестись на шкентеле» – отставать,

Тремпель – плечики, вешалка для ко-

идти в конце строя

стюма, брюк и всего остального. Про-

Шконка – корабельная койка («упасть

исхождение термина теряется в глу-

на шконку» – лечь спать)

бинах истории

Шланг – хитрый, ленивый военнослу-

Турбинер – он же турбинист. Один

жащий

из турбинной банды, которой коман-

Шпигат – отверстие для стока воды. Бы-

дует всего один, глубоко несчастный

валые подводники называют шпига-

офицер КТГ (командир турбинной

том даже сток в ванне, вызывая недоу-

группы). Заслуживает огромного со-

мение жены. Как и все на флоте имеет

чувствия из-за необходимости коман-

множество толкований. «Просочился

довать самой большой по количеству

в шпигат» – тихо, незаметно исчез

группой матросов на корабле

Штерт – короткий кусок троса, служа-

Тырса – каменная пыль, в нашем слу-

щий для завязки чего-либо (см. штер-

чае вещество, олицетворяющее флот-

тануться)

скую старость

Штертануться – действия военнослу-

Управленец – дословно: тот, кто управ-

жащего ВМФ после постигшего его

ляет. В данном случае не производ-

неприятного известия, горя (пове-

ством, не министерством, а ядерным

ситься, застрелиться, утопиться и т. д.

реактором. На РПК их шесть: три ин-

и т. п.)

женера, командир реакторного отсе-

ЭТД – второй дивизион, электротехни-

ка и два основных КГДУ-1 и КГДУ-2.

ческий дивизион

Часть первая

Птенцы гнезда Горшкова

Легко ли стать офицером

Судьба ведет за собой желающих.

И тащит упирающихся.

Французская поговорка

Бухта Голландия.… Так недавно это было и так давно. Помню ее, зали-

тую жарким июньским солнцем, рейсовый пароходик и приближающийся

маленький пирс с проржавевшей табличкой «Портпункт Голландия». Пом-

ню первую ночь в казарме, изнуряющий ночной зной, открытые нараспаш-

ку окна и двух друзей – абитуриентов из Ташкента, мерзнущих от непри-

вычно влажного морского воздуха. Как будто все было вчера…

Впервые в свое училище я попал сразу после школы. Мой отец, тоже

бывший подводник из самой первой обоймы атомоходцев, после аварии

на подводной лодке «К-27» перевелся дослуживать в Феодосию. Он был

твердо убежден в том, что я должен поступать только в военно-морское учи-

лище. И больше никуда. Я же был почему-то против. Теперь и сам не знаю,

почему. Курортные нравы, вольный черноморский ветер и дурь в голове

сделали из меня к окончанию школы нормального приморского хулигана.

Забросившего, ко всему прочему, где-то на рубеже восьмого класса учебу

и доползшего до аттестата зрелости на старом запасе знаний. Отца своего

я уважал. Хотя и ссорился с ним нещадно, особенно в период наступления

половой зрелости. Ну, это когда приходишь домой под утро, с легким за-

пашком портвейна «Приморский» и никак не можешь понять, почему это

не нравится родителям. Но несмотря ни на что, мнение отца сыграло свою

роль, и, соблазнив за компанию своего друга Серегу, я, закончив десятый

класс, отправился поступать в Севастопольское высшее военно-морское

училище – СВВМИУ, оно же Голландия. О профиле этого учебного заве-

дения я догадывался тогда довольно туманно. Основным критерием вы-

бора места учебы послужило то, что в Голландии служила преподавателя-

ми почти вся боевая часть 5 бывшего экипажа моего отца, и он, не питая

особых иллюзий насчет моих знаний, больше полагался на своих друзей.

Друзья не подвели. Меня втащили в курсанты за уши, вопреки всем моим

взбрыкиваниям.

Но… Судьба ведет за собой желающих… Отец, посчитав свою миссию

по моему поступлению полностью выполненной, уехал домой, а я в день по-

лучения формы умудрился подраться с одним мерзким типом и уехал вслед

за отцом на два дня позже. Обиженный родитель махнул на меня рукой и для

очистки совести устроил на Феодосийский оптический завод учеником то-

Часть первая. Птенцы гнезда Горшкова

каря. Около года я осваивал станки и резцы, обмывал авансы и получки. Мое

погружение в мир пролетариев прервала повестка из военкомата. Родина ка-

тегорично звала в ряды могучей Красной Армии. В те времена как-то не при-

нято было особенно косить от службы, даже наоборот, позорным считалось

не отслужить свои два или три года, и потому, отгуляв майские праздники,

я сдался властям точно в срок, указанный в повестке.

Военные ветры занесли меня в Николаев, в учебный артиллерийский

полк. Чудное было время, несмотря на трудности. Удивительно, но вспоми-

наю его с удовольствием. Через полгода нам «наклеили» на погоны лычки

младших сержантов и разослали по войскам. Мне повезло. Афганистан про-

летел мимо, хотя многие мои друзья оказались там, а некоторые так и оста-

лись в этой стране навсегда. Я попал в солнечную Молдавию, город Бельцы,

а именно в 191-й гвардейский артиллерийский полк кадрированной диви-

зии. Боевой техники не на одну тысячу человек, а народу всего несколько

сотен. Полки из нескольких десятков солдат и офицеров. Законсервирован-

ная мощь государства.

Время текло быстро. Скоро я стал сержантом, перешагнул на второй

год службы. Вот тут я и стал задумываться о своей дальнейшей жизни. Пер-

спектива навсегда подружиться с токарным станком меня, откровенно гово-

ря, не вдохновляла. Я всегда мечтал о высшем образовании. Но юношеская

мечта стать историком превращалась в химеру под натиском реального со-

стояния дел. Школьные знания за прошедшие два с лишним годом улетучи-

лись в никуда. Конкурс в любой институт я проиграл бы с ходу. Днем и но-

чью меня преследовало чувство, что я стал безнадежно тупым. Что, впрочем,

вполне соответствовало истине. Оставался один выход – воинская служба.

Но и здесь меня подстерегала засада…

В те былинные времена одним из показателей работы политорганов

было количество неразумных юношеских голов, соблазненных перспек-

тивой долгой и доблестной воинской службы. И самое интересное, что ко-

личество поступивших в военные училища роли не играло. Важнее было

поголовье желающих. А посему, политначальники в приказном порядке

отправляли молодых необтесанных солдат на штурм военных училищ. Те

безропотно подчинялись, справедливо полагая, что поступать совсем не обя-

зательно, зато можно пару месяцев повалять дурака за пределами своей

части, где-нибудь в большом городе. Добровольно в училища шли едини-

цы. Реальности срочной службы напрочь отбивали всякую охоту продол-

жить воинскую службу даже у самых романтически настроенных индиви-

дуумов. А тут на тебе! Как-никак целый сержант, меньше чем через полго-

да демобилизация, и желает!

Мой рапорт сначала насторожил замполита, а затем и вовсе разозлил.

Потому что к тому времени то ли гены взыграли, то ли самому надоело месить

сапогами грязь полигонов, но я принял твердое решение – служить только

на флоте и нигде больше. Именно этот факт взбесил замполита больше всего.

Такой шанс появился лишний балл заработать, а этот вздорный сержантиш-

ка категорически не хочет быть артиллеристом! Склоняли меня на вечный

брак с гаубицей долго и садистски. То на медкомиссии браковали, то доку-

менты не подписывали, то еще что-то придумывали, всего не перечислишь.

Спасло одно. Недоразвитые «дедушки Советской армии» из азиатской по-

ловины нашего полка устроили грандиозное побоище с молдавскими абори-

генами, и замполиту стало не до меня. Он принялся бегать по прокуратурам

П. Ефремов. Стоп дуть!

и следователям, про мое существование совсем забыл, и практически пере-

стал меня прессинговать по причине отсутствия времени. В итоге, попарив-

шись около месяца на подготовительных курсах Одесского военного окру-

га, я получил вызов и уехал в Севастополь.

Мое детство прошло на берегах Баренцева и Белого моря, там, где слу-

жил отец. А закончил школу и стал мужчиной я уже на Черноморском побе-

режье. И когда из окна автобуса увидел залитую солнцем, блестящую и пе-

реливающуюся гладь Севастопольской бухты, я понял, чего мне не хвата-

ло в течение всех этих полутора лет в Молдавии. Моря. Его пряного запаха,

его волн, просто присутствия рядом. Знаете, я до сих пор немного брезгую

купаться в реках и озерах. Воды чище, прозрачнее и добрее, чем морская,

на свете нет. Именно тогда-то в автобусе я и понял, что сделаю все возмож-

ное и невозможное, чтобы надеть морскую форму.

В училище всех поступавших солдат и матросов определили в одну роту.

Подразделение военнослужащих-абитуриентов напоминало толпу, толь-

ко что вышедшую из окружения. Десантники, матросы, пехота сухопутная

и морская, короче, все виды вооруженных сил в одном флаконе из восьми-

десяти человек. Такая цветастенькая и разношерстная компания. Кто отку-

да: одни из Казахстана, другие с Дальнего Востока, третьих вообще с Новой

Земли занесло. Был даже один боец из группы войск в Германии. Сам сева-

стополец, отдохнуть заехал. Дай бог, половина хотела на самом деле посту-

пить. К тому же мичман, назначенный к нам старшиной на время вступи-

тельных экзаменов, по секрету сообщил, что из общего числа срочников по-

ступит ровно двадцать пять процентов. Под конец так оно и вышло. Не знаю,

случайность ли это или указание сверху, но и в последующие годы сохраня-

лась та же квота.

О том, что училище готовит не просто инженеров флота, а именно ядер-

щиков, многим прибывшим становилось известно только на месте. Помню,

из той же Молдавии приехала целая группа человек тридцать вчерашних

школьников и после разъяснений в полном составе отправилась обратно. Их

не остановили даже уверения в том, что кроме двух специальных ядерных

факультетов есть еще один, выпускающий электриков и дизелистов. Недо-

бор был хронический. Второе севастопольское училище, командное имени

Нахимова, страдало прямо противоположным недугом. В него ломились тол-

пы мечтающих в будущем водить эскадры и командовать флотами. Многих

невезунчиков, слетевших после очередного экзамена или недобравших бал-

лы, в самом конце утешали и, как бы между прочим, сообщали, что есть, мол,

здесь еще одно училище… Тоже моряки, подводники – покорители глубин!

Берите документы и дуйте в него, с вашими четверками на вступительных

экзаменах там вас сразу возьмут. Домой-то стыдно. И шли они, солнцем па-

лимые… И становились инженерами-подводниками… У тогдашнего началь-

ника училища, вице-адмирала Саркисова был хороший девиз: надо брать

крепких середняков и делать из них хороших инженеров для флота. И дела-

ли. И кстати сказать, неплохо.

По мере сдачи экзаменов численность нашей военизированной роты

уменьшалась. По воле судьбы и случая ее покидали и те, кто искренне хо-

тел учиться. Мой новый друг Юрка, сержант морской пехоты, с детства воз-

мечтавший стать именно подводником, вылетел в один миг только за то, что

пару часов пообнимал молодую лаборантку за забором после отбоя. На его

беду роту в этот час проверял начальник нового набора. Уже утром Юрка

Часть первая. Птенцы гнезда Горшкова

получил проездные документы обратно в часть. Никакие уговоры не помог-

ли. Многих отправляли за банальную пьянку. В основном дураков. Мы все

грешили этим, но умные делали это осторожно. Я, памятуя прошлое свое по-

ступление, друзьям отца на глаза не показывался и о себе никак не заявлял.

Но пришлось все-таки…

Успешно преодолев обе математики, письменную и устную (сдал их

на тройку), я успокоился. Оставались два экзамена: физика и сочинение.

Тут я и расслабился. За сочинение я вообще не опасался. Я любил писать,

и ниже четверки никогда не получал. К тому же, видимо, считая поступаю-

щих солдат абсолютными дебилами, нам порекомендовали много не писать,

максимум пару страниц, самыми простыми и доступными словами, чтобы

меньше было грамматических ошибок. Сочинение было последним экза-

меном и выглядело чистой формальностью. А перед ним была физика. Вот

на ней я и попался…

Воодушевленный своими «успехами» на ниве математики, к физи-

ке я готовился спустя рукава. Полистал учебник, надраил сапоги, начистил

значки на мундире и с непоколебимой верой в свой успех отправился на эк-

замен. Билет достался, не скажу что очень сложный, но, принимая во вни-

мание степень моей подготовки, – неподъемный. Отчитываться о своих по-

знаниях пришлось перед доцентом кафедры физики Олейницким. Помня,

что для военного главное – выправка и стать, я собрал воедино все крупи-

цы знаний по отведенным заданиям и четко, командным голосом, не прибе-

гая к сложным выражениям, высказался по физическим проблемам, изло-

женным в вопросах. К моему величайшему удивлению, доцента абсолютно

не впечатлили ни мундир, ни командная выправка, ни тем более высказан-

ное мной. Оглядев сквозь линзы очков мою героическую фигуру, Олейниц-

кий тяжело вздохнул и спокойно заметил:

– Молодой человек, у вас прекрасный фасад, но познания… Двойка, то-

варищ сержант, двойка. Вы полный ноль. Идите.

Сказать, что на меня словно вылили ушат холодной воды, значит, не ска-

зать ничего. Плохо соображая, что же произошло на самом деле, на ватных но-

гах я покинул аудиторию. В коридоре стоял командир нашего псевдоподраз-

деления каперанг Германов. По моему виду он сразу понял, что случилось.

– Что, Белов, результат отрицательный? Давай вниз в казарму, собирай

вещи. Все двоечники документы получат после окончания экзамена.

Это я и сам знал. Но недопонял… Беспечность и самоуверен-

ность вообще присуща сержантам второго года службы. Со слов наших

мичманов-старшин, по всем неписаным правилам после физики уже не вы-

гоняли. Физика была рубежом, после которого уже надо было сильно по-

стараться, чтобы покинуть стены Голландии. Перекурив на улице, я при-

нял трудное решение: бегом, пока не ушло время, искать хоть кого-нибудь

из бывших сослуживцев отца. Основная масса офицерского и преподава-

тельского состава училища была в отпуске, и из всех знакомых я мог на-

деяться только на кавторанга Мартынова, начальника единственной лабо-

ратории с действующим ядерным реактором. Ну я и помчался по коридо-

рам в поисках кавторанга. Слава богу, обнаружил его быстро, буквально

через пять минут.

Удивлению Мартынова не было предела. Он с недоверием осмотрел

меня с ног до головы, постучал пальцами по погонам.

– Пашка, ты что ли?

П. Ефремов. Стоп дуть!

Я опустил глаза и со стыдом признался:

– Я.

Кавторанг усмехнулся.

– А почему ко мне не зашел. Стыдно за прошлые подвиги? Мать-то с от-

цом в курсе, что ты здесь?

Я кивнул.

– Ну и какие проблемы?

Пришлось выдавить из себя:

– Физика. Банан. Сказали идти получать проездные документы обрат-

но в часть.

Мартынов нахмурился.

– Кто принимал?

– Олейницкий.

Мартынов посмотрел на часы.

– Ну ты, молодой человек, и мудак! Если бы не твой батяня… Пошли!

И мы понеслись по коридорам. Экзамен еще не закончился. Около

аудито рии толпился народ. Мартынов раздвинул всех абитуриентов и скрыл-

ся за дверью. Не было его минут десять. Наконец, выйдя, он укоризненно по-

смотрел на меня и поманил рукой.

– Заходи.

И подтолкнул к двери.

Олейницикий встретил меня беспристрастным взглядом. Жестом ука-

зал на стул. Я сел. Коленки предательски дрожали.

– Ну-с, молодой человек, у вас, оказывается, есть протеже. Да и какой.

Если бы не он… Ну-с, давайте попробуем объять необъятное.

И началось. Сначала мы прошлись по всему курсу физики. Потом

прорешали задачи всех видов и по всем темам. По ходу допроса Марты-

нов сидел рядом и периодически смущенно опускал глаза. Наверное, я нес

зачастую полнейшую чушь. Наконец Олейницкий замолчал. На несколь-

ко минут за нашим столом воцарилась тишина. С меня потоками лил пот,

но я боялся пошевелиться и достать платок. Олейницкий поднял на меня

глаза.– Да, Белов, тебе будет очень трудно учиться. Может, не стоит?

Я молчал. А что я мог сказать?

– Конечно, ты что-то знаешь, но на молекулярном уровне. Подумай…

Инициативу перехватил Мартынов.

– Куда он денется? Я что, зря из-за него позорился тут! Мы его все вме-

сте заставим! Пусть только попробует дурака валять! А ты что молчишь? От-

вечай!!!

И хотя горло мое пересохло до состояния пустыни Гоби, я все же вы-

давил:

– Я буду учиться. Обещаю.

Олейницкий еще раз пристально посмотрел мне в глаза.

– Ну, давай. Посмотрим… Свободен. Три балла.

На улице Мартынов молча поднес к моему носу кулак. Поводил им.

– Понял?

Я кивнул.

– Ладно. И все же, засранец, мог бы и сообщить нам о своем присут-

ствии. Или ты гордый очень?

Оправдываться не хотелось, да и что толку?

Часть первая. Птенцы гнезда Горшкова

– Молчишь? Знаешь, Белов-младший, обижаться тебе не на что. Согла-

сен? Забудь старое и берись за голову. Теперь все в твоих руках! Ну а мы,

если возникнет надобность, поможем, по возможности. Иди… сержант.

И я пошел. Остановился только через шестнадцать лет. Вот и судите:

легко ли стать офицером? Кому как…

Мимоходом. О вечной бабе Дине…

Что такое преемственность поколений по-флотски? Объясняю. Мое незаб-

венное училище родилось в послевоенные пятидесятые годы. Там, где по-

является сразу и много военных, тотчас возникают и соблазны. В те дале-

кие времена жила возле еще несуществующего забора нашей альма матер

молодая севастопольская женщина Дина, симпатичная и предприимчивая.

Ничего не знаю о ее сердечных делах, но еще тогда она начала ссужать бес-

шабашным курсантам сладкое домашнее вино, которое делала из виногра-

да, обвивавшего весь ее сад. Шло время. Годы сменяли друг друга быстро

и незаметно. Стены училища покидали одни, уже с офицерскими погона-

ми, а на их место приходили другие, юные и желторотые прямо со школьной

скамьи. И, по-моему, не было ни одного кадета, не пробовавшего хотя бы

раз классический напиток бухты Голландии – вино от бабы Дины. Да, да!

Именно от бабы Дины. Время не остановишь. Пятидесятники и шестидесят-

ники помнили Дину. Семидесятники – тетю Дину. Восьмидесятники – уже

бабу Дину. Она старела вместе с училищем, и кажется ушла в небытие вме-

сте с ним в начале девяностых. Воистину, жизнь прожитая с флотом!

Мимоходом. Не врать – полезно!

Севастополь. Июль. Жара. Училище пустынно. Все на практике. Только

первый курс, отходив зимой в Грецию на надводном корабле, сдает экза-

мены позже всех. Сессия. Одолели первый экзамен. Как не отметить? Свя-

тое дело! Но бухта Голландия район сугубо военный, в магазинах курсанту

спиртное не продадут ни за какие деньги. Остается одно – баба Дина. Сто

метров до забора, десять за ним. Рубль – литр. Вино домашнее, если пове-

зет, не разбавленное всякой карбидной примесью. Кинули на морского,

кому идти. Выпало мне. Схватил два чайника и к забору. Тактически рассчи-

тал верно – идти посреди дня. Никто при такой наглости ничего не заподо-

зрит. Перелез через забор, оплатил бабушке услуги, получил взамен полные

чайники и полным ходом назад в родную казарму. Бегу, но аккуратно, что-

бы не расплескать драгоценную жидкость. Никого впереди, около казарм

пустота. Полная удача. Остается пара шагов до ступенек подъезда. И тут

из него вываливает целый сонм начальников. Адмирал – заместитель на-

чальника училища, каперанг-начфак и еще множество старших офицеров.

От погон зарябило в глазах и мгновенно вспотела спина. Стою перед ними,

как последний идиот, с двумя чайниками вина в руках, и что делать, совер-

шенно не соображу. Начфак смотрит на меня, задрав бороду.

– Белов, что в таре?

Вопрос конкретный, не увильнешь. Обреченно вздыхаю и, предчувствуя

предстоящие репрессии, отвечаю:

П. Ефремов. Стоп дуть!

– Вино, товарищ капитан 1 ранга.

Общий хохот. Офицеры заливаются, кто во что горазд. Адмирал, смахи-

вая выступившие от смеха слезы, укоризненно говорит начфаку:

– Ты, Святослав Евгеньевич, лучше разрешил бы своим орлам чайком

в казарме баловаться. А то носятся за ним на камбуз, а потом от испуга пле-

тут, что попало. Вино… Хм, выдумает тоже.

И вся группа, почтительно обступив раскрасневшегося адмирала,

неторопливо следует по направлению к следующему подъезду. Я оста-

юсь стоять разве что не с подмоченными штанами. Обыкновенное оце-

пенение. В то, что цунами пронеслось мимо, еще не верится. Наверное,

так бы и стоял, если бы из окна нашей сушилки не стали звать истери-

ческим шепотом участники предстоящего банкета. Оцепенение про-

шло, и я шмелем влетел в казарму. С тех пор я намертво понял одно:

правду начальству говорить можно и нужно. Особенно когда оно это-

го не ждет.

Мимоходом. Тактика «черных» полковников

Первый курс. Занятия по самому актуальному для подводника предмету –

тактике морской пехоты. Их проводит один из самых легендарных препо-

давателей училища – «черный» полковник Гаглоев. Осетин по националь-

ности, прошел все горячие точки, где воевала морская пехота. На старости

лет «осел» в училище для воспитания подрастающего поколения. Незаме-

нимый руководитель строевых смотров и тренировок парадного расчета

училища. Автор десятков бессмертных афоризмов, особый колорит ко-

торым придавала смесь кавказского акцента и военной прямоты. На его

занятиях курсанты демонстрируют полное соответствие Уставу и тихий

ужас перед преподавателем.

Гаглоев вышагивает перед аудиторией, скрестив руки за спиной. Класс

уже парализован предчувствием беды.

– Товарышчи кугсанты! Пэрэд новой тэмой повторгим пргойдэнноэ!

Кто назовет мнэ тактыко-тэхныческие харгактергистыки танка «ЕТ-72»?

Класс безмолвствует. Александров Матросовых нет. Во время ответа

полковник может заметить, что отвечающий небрит, нестрижен, негла-

жен, да и вообще выглядит неряшливо, и тогда тебе полный конец. Гагло-

ев окидывает орлиным взглядом сидящих.

– Пачэму нэ выжу лэса ргук? Ныкто нэ хочэт отвэчать?

Заиндевевший класс молчит. Не слышно даже сопенья. Гаглоев делает

еще пару шагов, резко поворачивается к сидящим лицом, принимает стро-

евую стойку и громко, как на плацу, командует:

– Слушай мою команду!!! Пргавую ргуку поднять!!!

Единый звук. Руки всего класса вздымаются вверх автоматически, неза-

висимо от желания поднявшего. Ослушаться невозможно. Голос «черно-

го» полковника действует неотразимо. Минута молчания. Вдруг лицо Га-

глоева расплывается в довольной улыбке. Из злого абрека он мгновенно

превращается в доброго щедрого горца.

– А говорыте ныкто отвэчать нэ хочет! Выжу, всэ хотят! А ну-ка, вот

вы, товарышч кугсант…

Серьезная наука – тактика морской пехоты.

Часть первая. Птенцы гнезда Горшкова

Мимоходом. Бескорыстие…

О том, что курсант-первокурсник существо доверчивое и испуганное, и го-

ворить нечего. Жизнь показывает, что именно первые два-три года лиша-

ют будущего военного моряка некой моральной девственности и застав-

ляют взглянуть на действительность с более приземленных позиций. Ино-

гда это бывает очень даже смешно, и главное, неожиданно…

Как уже говорилось, свою первую корабельную практику наш курс

начал на старом артиллерийском крейсере «Адмирал Ушаков». Рассе-

лили нас в проходном кубрике, в корме, по которому постоянно снова-

ли ушлые матросы, стремящиеся спереть все, что плохо лежит. Согласно

корабельному уставу, да и просто для предосторожности, наши команди-

ры постановили назначить дневальных в каждом кубрике для наблюде-

ния за вещами в наше отсутствие. После нескольких удачных экспропри-

аций со стороны экипажа крейсера курсантская вахта прониклась важно-

стью поставленных перед ней задач и даже начала переписывать боевые

номера матросов, чуть дольше обычного задерживавшихся в районе на-

ших рундуков. Воровство пошло на убыль. После первых дней нахрапи-

стого обирания матросы смекнули, что мы уже настороже, и уменьшили

прыть. Стало даже возможно оставлять шапку на шконке, направляясь

в гальюн. Наша вахта бдила.

Однажды одним из дневальных по кубрику заступил Эдик Карокузов.

Парень он был умный, спокойный и неторопливый. Любую свободную

минуту посвящал учебе, так как предполагал в будущем пойти по стопам

отца, то есть заняться наукой. Его родитель в звании каперанга преподавал

в военно-морском учебном центре Обнинска, жизнью был доволен, чего

желал и сыну. Эдик, по юношеской наивности веря в то, что можно сразу

после училища очутиться в родном Обнинске, грыз гранит науки с первого

дня учебы до последнего. Потом уже через много лет он вроде бы все-таки

очутился в желанном городе, но перед этим все же протарабанил несколь-

ко лет на корабле. Так вот, Эдик, обложившись учебниками, предполагал

посвятить ночные вахтенные бдения совершенствованию своих знаний.

Для этого он уютно пристроился на свободном рундуке, в проходе, откуда

хорошо просматривался весь кубрик, выложил тетради, учебники и при-

нялся за дело. Время за работой текло незаметно, часы тикали. Подошло

время смены. Эдику спать не хотелось. Вычитанное укладывалось в голову

так ровно и понятно, что оборвать процесс в такую минуту было бы греш-

но. Он осторожно разбудил сменщика и втолковал ему, чтобы тот спал всю

ночь, а Эдик сменит его утром до обеда. Посреди ночи вскакивать не любит

никто, тем более изнуренные военной службой курсанты-первокурсники.

Полусонный сменщик на предложение согласился сразу и, повернувшись

на другой бок, дал храпака. Эдик вернулся к учебникам.

Где-то через полчаса, около трех часов ночи, в кубрик зашли два ма-

троса. В руках одного из них была огромная связка всевозможных клю-

чей. Надо сказать, что посреди нашего кубрика, прямо рядом с дневаль-

ным, был огромный квадратный люк, ведущий вниз. Банальная броняшка-

задрайка, но закрытая на два гигантских навесных замка и опечатанная

двумя пластилиновыми печатями. Что было за ней, никто из нас не знал,

да и наши начальники строго-настрого запретили даже приближаться

к этой задрайке, одновременно поставив задачу перед дневальными на-

П. Ефремов. Стоп дуть!

блюдать за сохранностью печатей. Так вот, матросы, позвякивая связкой

ключей, уверенно приблизились к запретному люку, склонились над ним

и приступили к каким-то манипуляциям. Эдик, плутающий в дебрях выс-

шей математики, оторвал голову от тетради и рассеянно спросил у бесце-

ремонно орудующих моряков:

– Что делаете, мужики?

Мужики, к этому времени успешно снявшие один замок, не поднимая

голов, в один голос пояснили:

– Да вот, ключ потеряли, подбираем…

Эдик сочувственно покачал головой.

– Не получается?

Один из матросов заинтересованно посмотрел на Эдика.

– Слушай, может, попробуешь?

Тот как раз собирался сделать перерыв для воспаленной башки и на пред-

ложение согласился сразу.

– Давай.

Эдик возился с проклятым замком минут десять. Почти все ключи вхо-

дили в него без особых проблем, но проворачиваться отказывались ка-

тегорически. Пока курсант работал, матросы сходили в гальюн, пере-

курили, и теперь стояли у него за спиной и о чем-то переговаривались

вполголоса. А Эдик продолжал изгаляться над замком. Наконец, поняв

бесплодность попыток подобрать ключ к заколдованному запору, он пре-

кратил это гнилое дело, встал и, протягивая связку морякам, раздражен-

но ругнулся:

– Дохлый номер. Без ножовки не обойтись.

Матросы переглянулись. Один почесал в затылке: судя по всему, ка-

дет завелся…

– Да я могу принести, но ведь народ разбудим…

Эдик, для которого борьба с замком неожиданно приняла принципи-

альный характер, махнул рукой.

– Да бросьте! Наших сейчас пушкой не разбудишь. Да и мы ведь не ку-

валдой долбить будем.

Матросы снова переглянулись. Тот, который был постарше, махнул

второму.

– Давай бегом за пилкой!

Тот скрылся в переходе. Пока его не было, Каракузов перекурил вместе

с оставшимся моряком и уверил того, что этот чертов замок будет вскрыт.

Матрос не спорил с напористым курсантом и только периодически погля-

дывал на часы. Наконец принесли ножовку. Эдик, не упуская инициативу

из рук, инструмент сразу прибрал к рукам и, опустившись на коленки, на-

чал пилить дужку замка. Ломать – не строить! Через пять минут кропот-

ливого неумственного труда замок благополучно был снят с петель. Ма-

тросы с уважением пожали руку упорному кадету и, освещая дорогу фо-

нарями, спустились в помещение под открывшимся люком. Эдика это уже

не интересовало. Порция физического труда оказала благоприятное воз-

действие на творческие способности курсанта, и он с новыми силами по-

грузился в мир матриц и интегралов. Матросы копошились внизу недолго

и вскорости выползли наверх с двумя здоровенными мешками. Набросив

на дужки покореженный замок, они тепло попрощались с Эдиком и скры-

лись в глубинах крейсера. Эдик, творчески проведя ночь, остался доволен

Часть первая. Птенцы гнезда Горшкова

результатами, разбудил сменщика на полчаса позже и с довольной улыб-

кой погрузился в сон.

Разбудили его через час командир роты с изумленными глазами и близ-

кий к обмороку начальник вещевой службы корабля. Оказалось, ночные

гости были самыми заурядными ворами. Помещение, куда так добросо-

вестно помог им проникнуть Эдик, было вещевой баталеркой. Ребята об-

чистили корабельные кладовые на пару сотен кожаных матросских и па-

радных офицерских ремней, несколько десятков комплектов тропической

формы, гору тельняшек и много всего прочего. Сам того не зная, Эдуард

поучаствовал в самой крупной краже, случившейся на крейсере за все вре-

мя его существования. Причем действовал курсант инициативно и со сме-

калкой, ибо сами матросы навряд ли решились бы на применение пилы

в самом центре курсантского кубрика.

Надо ли говорить, что при проведении очной ставки Эдика и всего лич-

ного состава крейсера одуревший от пинков и нареканий курсант не смог

опознать ночных злоумышленников среди семисот матросов, выстроен-

ных по всем палубам. Эдика отстранили от вахт на все время пребывания

на крейсере, чему он был рад несказанно, а наше доблестное командова-

ние долго препиралось с флотскими начальниками по поводу возмещения

убытков. В итоге дело кончилось ничем. Потери списали старыми флот-

скими методами, официально оформив как затопление баталерки после

разрыва трубопровода питьевой воды и попутно с ним всех трубопрово-

дов, проходящих через склад. Что касается Эдика, то глубоких моральных

травм случай ему не нанес, а смеялись все долго и весело. Вот как!

Аргонавты наоборот

Гребите греки, есть еще в Элладе

Огонь и меч, и песня и любовь…

Гомер

После первого курса будущим подводникам светит один-единственный

раз в своей службе и довольно-таки долго бороздить морские воды в надво-

дном положении. А называется это – корабельная практика. Мероприятие

для общего развития. Отработка морских навыков и многого другого…

Корабельная практика моего курса проходила в необычном режиме

и в необычное время. До этого, почти без исключения, первый курс в один

из летних месяцев грузили на учебный корабль «Перекоп» или на один из ко-

раблей Черноморского флота и отправляли в «дальний» поход по Черному

морю, с заходом в «иностранный» порт Варна сопредельного государства

Болгария. Ошалевшим до поросячьего визга первокурсникам надолго хвата-

ло впечатлений от видов Златых Пясков и сигарет «Мальборо» в свободной

продаже. Походы в идеологически чуждые капиталистические страны слу-

чались крайне редко. Но за год до этого курсанты единственного в Греции

военно-морского училища заходили с дружественным визитом в Ленинград,

где посетили наши морские вузы и, естественно, пригласили наших к себе

П. Ефремов. Стоп дуть!

в гости. Незадолго до того в Греции пал режим «черных полковников» с ко-

торым наша держава состояла в не особо хороших отношениях, и приглаше-

ние посетить родину Аристотеля и Сократа пришлось по душе нашим крем-

левским руководителям. Надо было налаживать отношения с новыми руко-

водителями Греции. Решение о визите принималось на самом верху, и выбор

штаба ВМФ пал на наше училище. Видимо, по соображениям экономии. Чем

гнать корабль вокруг Европы, легче отшвартоваться в Севастополе и через

несколько дней быть уже на месте. Политические соображения перевеси-

ли все. Практику с лета перенесли на февраль, учебный процесс сдвинули

на месяц, и как только мы вернулись с первого в своей жизни курсантского

отпуска, корабельная практика началась.

Видимо, наличие морских навыков у курсантов, проучившихся только

полгода, вызывало недоверие, и посему первые две недели нам предстояло

провести у пирса на борту старого артиллерийского крейсера проекта 68-бис,

а именно «Адмирала Ушакова». Эти корабли проектировались еще до вой-

ны, но в серию пошли только в 1948 году. Могучие красавцы, законная гор-

дость флота, уже отслужили свое и потихоньку отправлялись в утиль. Дела-

лись попытки по американскому образцу модернизировать их под более со-

временное оружие, над ними поэкспериментировали, а потом решили, что

дешевле сначала законсервировать, а затем порезать на иголки. «Адмирал

Ушаков», а по-простому «Ушатый», как раз и пребывал в этом промежуточ-

ном этапе. После последней боевой службы его поставили у стенки, сокра-

тили экипаж и понемногу выгружали боезапас. Стоял «Ушатый» прямо на-

против училища, на другой стороне бухты. Лично для меня, немало почитав-

шего в детстве литературы о подвигах русских моряков, утыканный со всех

сторон орудиями «Ушаков» производил впечатление дикой, дремучей мощи

в красивом летящем исполнении. Тем более разительным был контраст меж-

ду увиденным снаружи и внутри.

Огромный боевой надводный корабль – это не просто вооруженный

город на воде, это нагромождение палуб, трапов, переходов, помещений,

кубриков, погребов, закрученных и запутанных в невообразимый лаби-

ринт. А если учесть, что корабль постепенно покидал экипаж, за порядком

следили уже не так строго, перегоревшие лампочки не меняли, мусор уби-

рался только на проходных палубах, а некоторые палубы просто обезлю-

дели, то этот лабиринт больше походил на гигантский, многоэтажный за-

хламленный подвал. В первый же день мой однокурсник Бондарский, сна-

ряженный на камбуз бачковым, уйдя за обедом, был приведен матросами

после ужина в состоянии, близком к истерике, грязный, мокрый, без наше-

го обеда и без своей шапки. На все вопросы, где он был, Бондарский нерв-

но отвечал, что не знает, что шел прямо, пока не уперся в тупик. Все осталь-

ное время искал выход наверх. По всем направлениям. Живых людей за все

эти часы не встречал. Шапку с Бондарского сняли на одной из палуб. При-

чем, по его словам, он не видел, кто. Над головой открылся маленький лю-

чок, вылезла рука, сняла головной убор и убралась. Вместе с шапкой. Вслед

за Бондарским экзотики нахватались и мы. Для начала у нас украли все, что

могли. От зубных щеток до карасей. Найти похитителей было невозможно.

Кто мог запомнить в лицо прошмыгнувшего в полумраке кубрика матро-

са? Да и их, несмотря ни на что, на корабле оставалось еще человек семь-

сот. Сможешь – опознай! А еще, попробуй найди похищенное. Скорее, сам

потеряешься навсегда. Тогда я понял одну из флотских истин: на кораб ле

Часть первая. Птенцы гнезда Горшкова

можно спрятать все, даже другой корабль. Никогда ничего не найдешь! Как

водой смывает…

Поселили нас в проходных кубриках в корме. Первая же ночь позна-

комила изнеженное курсантское общество с еще одной напастью – крыса-

ми. Гигантские, отожравшиеся на казенных харчах грызуны, в темное вре-

мя суток считали себя полноправными хозяевами крейсера. Шорох шмыга-

ющих по трубопроводам животных сливался в один довольно громкий звук.

Не дай бог, оставить что-нибудь съедобное на вечер, залезут даже под поду-

шку. Спать приходилось, укрываясь одеялом и шинелью с головой, чтобы

упаси господи из-под них не выглядывали какие-нибудь части тела. Крысы

зверюги неприхотливые, и в еде не больно разборчивые, могли и пожевать

выступающие мясные конечности. Я же чуть ежа не родил, когда, извини-

те, во время отправления естественных надобностей в гальюне, находясь

в позе «орла», заметил вылезающую прямо подо мной из шпигата чудовищ-

ных размеров крысиную особь. Причем заметил я ее, когда усы монстра

находились сантиметрах в десяти от моего мужского достоинства. Кастри-

рование не входило в мои жизненные планы на ближайшие несколько де-

сятилетий, поэтому в единый миг я, как и был со спущенными штанами, от-

талкиваясь от стенок ногами, взлетел под подволок и там прилип. Крыса ве-

личаво и неторопливо осмотрела окрестности, ничего интересного не нашла

и, нырнув обратно в шпигат, исчезла. Я же спустился вниз минут через пять,

и сразу покинул гальюн, поклявшись заходить в него, только когда уж совсем

припрет. Кстати, гимнастическое упражнение, выполненное мной в минуту

опасности, больше повторить не смог, как ни старался.

Ничем особенным на «Ушатом» мы не занимались. А попросту, нико-

му кроме наших начальников, мы нужны не были. Курсант на практике –

всегда головная боль для командира корабля. Или расшибутся, или напьются.

И все камни – на шею командира. А уж первокурсник, как ребенок, – со-

всем дитя неразумное, лезет куда попало, не думая о последствиях, потен-

циальная ходячая опасность для всего личного состава корабля и служеб-

ных перспектив командира. К тому же у всех на крейсере и так дел по гор-

ло, а тут еще мы со своим телячьим восторгом и глупыми вопросами. Вот мы

и знакомились с жизнью надводного корабля в основном под руководством

своих командиров рот, которым бесцельное сидение на умирающем крей-

сере тоже было в явную тягость. Дни проходили в нескончаемых, больших

и малых приборках, познавательных экскурсиях по утробам корабля и уны-

лых лекциях о вязании морских узлов в совокупности с боевым и повсед-

невным устройством крейсера. По вечерам в корме на башню главного ка-

либра вешался экран и открывался «летний» кинотеатр на палубе корабля.

Если учесть, что на дворе был февраль, то к концу сеанса ноги отваливались

напрочь. Так что две недели прошли как-то серо и незаметно, хотя впечат-

лений от реальной корабельной жизни хватило по уши.

Сидение на «Ушакове» закончилось неожиданно, на три дня раньше

срока. Нас спешно погрузили на катера и доставили в училище. Две ночи

мы готовились. На крейсер командование нам велело брать с собой обмун-

дирования по минимуму, справедливо полагая, что нас будут обворовывать

почем зря. Теперь предстояло подготовить практически весь гардероб. Ши-

нель, бушлат, парадная форма, бескозырка и все соответствующие причин-

далы. Проверяли наличие всей этой груды тряпья по полной форме. Серьезно

и придирчиво. Не шутка, идем к капиталистам, лицом в грязь ну никак нель-

П. Ефремов. Стоп дуть!

зя ударить. Кстати, еще за два месяца до этого нас потихоньку начали вызы-

вать в особый отдел училища, где наш пожилой и лысый чекист ненавязчиво

интересовался моральным обликом товарищей. Не знаю, как кого, но меня

вместе с моим товарищем Юркой Смирницким, тоже старшиной класса, он

промурыжил не меньше часа, доходчиво объясняя политику партии и прави-

тельства. Наконец, смотры формы одежды и качества подстрижки закончи-

лись, и нас, снова погрузив по катерам, повезли на новый пароход.

Учебный корабль «Хасан» оказался плавучей курсантской гостиницей.

После мрачного «Ушатого» «Хасан» с его милыми светлыми кубриками, чи-

стотой и порядком казался пятизвездочным отелем на волнах Черного моря.

Он строился в Польше, специально для вывоза таких, как мы, гардемаринов

по дальним морям и океанам. Уютные каюты, отделанные пластиком и де-

ревом, специальные помещения для занятий, минимум вооружения, макси-

мум военного комфорта. Мечта офицера. «Хасан» был пришвартован в са-

мом центре Севастополя, в Южной бухте, практически на Графской при-

стани, и полюбовавшись еще пару дней на город, ранним утром мы отдали

концы и вышли в море.

Распорядок дня мало отличался от крейсерского, но все было значитель-

но интереснее. Да и с чем сравнивать? В море – это в море. Босфор встре-

чали в полном составе на палубах корабля. Выгнали всех, без малого триста

курсантов. Вообще гнать было не надо, сами бы вышли на Стамбул посмо-

треть. Глазели вовсю. На причудливые кораблики, на чужие улицы, на краси-

вейший мост, попутно попускав солнечные зайчики в объективы фотоаппа-

ратов катера-шпиона, известного наверное, каждому советскому военному

моряку, минующему Босфор. Потом два дня по кубрикам делились наблюде-

ниями. А на улице теплело. Из Севастополя выходили, гуляя по палубе в ши-

нелях и шапках, перед проливом сменили шапки на пилотки, в Мраморном

море надели бушлаты, а еще через пару дней сняли и их.

К посещению главной гавани Афин – Пирея готовиться начали с пер-

вых дней похода. Приборка следовала за приборкой, красили все облупивши-

еся детали корабля, гладили форму и подбривали затылки. Апофеозом всего

стало массовое чернение палубы, после которого корабль выглядел так, слов-

но только вчера сошел со стапелей. Но все оказалось напрасно. Нашу песню

испортили зловредные силы НАТО. Их корабли никак не хотели покинуть

Пирей в запланированные нашим командованием сроки. Заход перенесли

на три дня, в течение которых «Хасану» предлагалось побороздить воды Сре-

диземного моря где-нибудь невдалеке. Тут нас и подкараулил шторм. Очень

даже неслабый. Баллов семь точно. Но исторгать содержимое желудка на все

окружающее наше доблестное воинство начало баллов с двух, что по боль-

шому счету неудивительно. Под водой волнения моря нет. Подводник – су-

щество нежное, к качке непривычное, и с организмом, резко реагирующим

на изменения в окружающей среде. Особенно на уходящую из-под ног па-

лубу. Поэтому наши доблестные преподаватели, в недалеком прошлом тоже

подводники, наравне с нами, выпучив глаза на позеленевших лицах, метались

из кают в гальюны и обратно не хуже, чем вчерашние школьники. Вообще

это было кошмарное зрелище. Наш красавец-пароход обблевали весь, с трю-

ма до верхней палубы. Естественно, весь учебный процесс пошел по одному

месту. Кто мог, добегал до гальюна и выворачивался там наизнанку. Многие

были уже не в силах это делать и, валяясь на шконках, только свешивали го-

ловы и гадили прямо на палубу. К счастью, родители произвели меня на свет

Часть первая. Птенцы гнезда Горшкова

со стойким иммунитетом к любого рода укачиваниям, и поэтому стихия по-

могла мне извлечь из всего даже некоторую выгоду. Мой вестибулярный ап-

парат реагировал на качку огромным повышением аппетита. А поскольку

подавляющее большинство моих товарищей пищу просто не могли видеть,

в течение полутора суток я питался за столом в гордом одиночестве. Впро-

чем, и за соседними столами народа было немного.

Издевательство Средиземного моря над неокрепшими организмами

первокурсников продолжалось, как уже было сказано, около полутора су-

ток. О том, чтобы находиться в кубрике, не могло быть и речи. Атмосфера

нашего спального помещения напоминала самый затрапезный медвытрез-

витель после празднования Великого Октября. Только тела и вонь. Просто

поле битвы какое-то! Я с группой товарищей, которых природа тоже наде-

лила стойкостью к проказам морских вод, не в силах терпеть смрад, исходя-

щий от сломленных сокурсников, перебрался в единственную найденную

нами чистой душевую. Мы притащили туда скамейки и пару столов и раз-

влекались игрой в карты, благо ловить нас за это неуставное занятие тоже

было некому.

Наконец шторм стих. И когда командир «Хасана» увидел свой образ-

цово-показательный корабль, потрепанный ураганом и заляпанный остатка-

ми нетщательно пережеванной пищи, был объявлен всеобщий аврал. Эпо-

пея по наведению порядка была повторена в кратчайший срок с применени-

ем грубого морального насилия над расквашенными штормом курсантами.

Работать заставляли всех, невзирая на физическое состояние будущих офи-

церов. А погода меж тем стремительно улучшалась.

Худо-бедно мы навели последний глянец на материальную часть, и с та-

ким же рвением принялись приводить в порядок себя, поскольку утром сле-

дующего дня нам предстояло отшвартоваться в Пирее. В кубриках выстрои-

лись очереди за утюгами. Обувные щетки шли нарасхват. Теперь подгонять

никого не требовалось, все и так драились и чистились со страшной силой.

После обеда «Хасан» бросил якорь перед входом в гавань Пирея. В отдале-

нии стояло множество торговых кораблей, так же как и мы ожидавших добро

на вход в бухту. А немного подальше над водой возвышалась громада авиа-

носца «Нимиц», ухода которого мы ждали все эти дни. Даже издалека разме-

ры этого монстра поражали воображение. До полного наступления темно-

ты, на астрономической палубе стояла очередь взглянуть в дальномер и уви-

деть поближе палубы авианесущего гиганта с армадой самолетов и точками

суетящихся людей на палубе.

Утром нас подняли в пять часов. Быстрый завтрак и тревога. «Нимица»

уже не было. Он и корабли сопровождения ушли ночью. Вскоре железным

голосом прогремело: «По местам стоять, узкость проходить!» И корабль по-

шел на вход в гавань. Как бы мне хотелось увидеть это зрелище со стороны!

А посмотреть было на что. Без малого триста курсантов, в парадной форме,

в бушлатах с белыми ремнями, в белоснежных перчатках были выстроены

по всем шести палубам нашего маленького «Хасанчика» по стойке смирно

и с интервалом в метр. Я всегда считал и считаю, что русская военно-морская

форма – самая красивая на свете. Не помпезная, но и не простецкая, без из-

лишеств и лишнего антуража, но сразу бросающаяся в глаза своей строгой

красотой. И хотя на дворе было раннее утро, на «Хасан», пробирающийся

между кораблей, густо облепивших причалы, смотрела масса народа. Пор-

товые работники, матросы высыпавшие на палубы, ранние прохожие. Они

П. Ефремов. Стоп дуть!

махали руками в знак одобрения, что-то кричали, кое-где вытаскивали крас-

ные полотнища и размахивали ими. Тогда я впервые почувствовал настоя-

щую гордость за себя, свою страну, за нас всех, представляющих могучую

державу сегодня и здесь. Очень приятное чувство. Редкое ныне.

Пришвартовались в центре города между шикарным лайнером «Эль

Греко» и еще каким-то плавучим пентхаузом. Только после этого прозвуча-

ла команда, и мы разошлись по кубрикам. В Пирее предстояло пробыть чет-

веро суток.

Весь последующий день прошел в организационных хлопотах. Стар-

ший похода, наш начальник училища вице-адмирал Саркисов давал интер-

вью телевидению на фоне корабля, наши командиры лихорадочно состав-

ляли списки увольняемых на берег, а мы с экипажем продолжали чистить

«Хасан». К вечеру программа пребывания в Греции стала ясна окончатель-

но. Всех курсантов поделили на три группы. Каждая сходила на берег в свой

день. Само собой поодиночке гулять запрещалось. Мы были обязаны общей

массой съездить на экскурсию по Афинам, с кульминацией в Акрополе, а за-

тем разбитые по пятеркам во главе со старшим офицером с часок побродить

по центральной туристической улице Пирея. Вот и все. Мало, но нам каза-

лось, что и этого много. Я попал в самый последний эшелон. Не в качестве

наказания, а, скорее, в знак большого доверия. На второй день пребывания

в порту предстоял визит в греческое военно-морское училище. Естественно,

все три сотни наших бравых бойцов попасть туда не могли, масштаб не тот.

У них на всю Грецию одно флотское училище, да и в нем всего двести сорок

человек, а нас приплыло триста первокурсников из одного лишь училища.

Решили отправить наиболее проверенных и идеологически подготовленных.

Ну я и попал в их число. Как старшина класса, временный старшина роты,

да и благодаря наибольшему количеству нашивок на погонах среди перво-

курсников. По этому первый день нам по старой военной традиции выдели-

ли на подготовку, второй – на дружественную встречу, а вот третий – уже

на экскурсию. Про встречу с иностранными «братьями по оружию» я расска-

жу позднее, хотя и без этого событий хватало. Почти в полном составе прива-

лило советское посольство в Греции, во главе с самим послом, сыном самого

Андропова, и всеми детьми нашей афинской колонии. Посла встречали, как

положено, с построением, караулом, оркестром и по парадной форме. Меня

поставили знаменосцем. Выглядело красиво. А дети… Радовались, слов нет.

Их, как положено, по кораблю поводили, в кают-компании покормили, не из-

ысканно, но по-флотски обильно, а потом отпустили самим осмотреться. Так

после их мамаши и папаши битый час с корабля вытащить пытались, а они

ни в какую. Вечером на набережную рядом с кораблем вытекла огромная де-

монстрация под красными знаменами и множеством лозунгов. Часа полтора

они митинговали, по какому поводу, нам не ведомо. Греки же. Дети Эллады…

Потом чуть ли не строем промаршировали мимо корабля с песнями и кри-

ками и мирно удалились, рассосавшись по близлежащим улицам. На следу-

ющий день начался доступ местных жителей на корабль. Посмотреть. Наро-

ду шло много. Даже очередь у трапа образовалась. А что поразило нас больше

всего, так это количество бывших соотечественников. Каждый второй экс-

курсант. И старые и молодые. Тащили с собой даже детей, уже совершен-

но не говорящих по-русски. Многие плакали. Все без исключения расспра-

шивали о Родине. Именно о Родине с большой буквы. Мне тогда показалось,

а сейчас уже переросло в твердое убеждение, что все эмигранты, покинув-

Часть первая. Птенцы гнезда Горшкова

шие землю, где им довелось родиться и вырасти, обречены тосковать о ней.

Пусть в глубине души, незаметно для окружающих, со слезами в подушку,

но обречены. Это их крест. Плата за туманные материальные блага, сомни-

тельные удовольствия и призрачную свободу. Ведь душевную боль не выле-

чишь даже в самой лучшей иностранной клинике. Все дни нашего нахожде-

ния в Пирее около трапа корабля крутился немолодой, обросший мужичон-

ка бомжеватого вида. Это был бывший мичман Черноморского флота, лет

за десять до этого сбежавший с одного из кораблей во время стоянки. Он раз-

мазывал слезы по грязному лицу, рассказывая о семье, оставшейся в Сева-

стополе. Он ничего не просил. Знал, что дорога обратно никуда не приведет.

Дезертир, он везде дезертир. Он просто плакал. Его узнал кто-то с корабля.

Видимо, слух о нем дошел и до руководителя похода адмирала Саркисова,

и он, надо отдать ему должное, не испугавшись никаких органов, приказал,

пока мы стояли в Пирее, кормить этого потерянного человека. Ему выноси-

ли гречневую кашу с тушенкой в бачке, и он, сидя под трапом корабля, же-

вал ее напополам со слезами. Мало того, Саркисов приказал приодеть его,

и уже на второй день он сидел на своем месте в матросских суконных брю-

ках, бушлате без погон, из-под которого выглядывала тельняшка, и в устав-

ной фуражке, естественно, без «краба». В этом одеянии на фоне греческо-

го порта он напоминал именно того, кем и являлся на самом деле, – дезер-

тира, несчастного и никому не нужного…

Весь второй день был посвящен визиту в греческое военно-морское

училище. Это требует отдельного и поучительного повествования, так что

на этом подробно останавливаться не буду. А вот третий день был ознамено-

ван нашим выходом в сам город. Как, наверное, понятно и без слов – един-

ственным выходом в иностранный порт, и как нам всем казалось, первым

и последним, учитывая нашу будущую специальность и связанные с ней

соображения секретности. Поэтому хотелось не просто тупо пошататься

по улицам, но и сделать что-то для себя, на память долгую. Как и положено

любому моряку, находящемуся в иностранном порту, нам выдали карман-

ную валюту. Всем по 85 драхм. На мороженое. Правда у меня, как старши-

ны и бывшего военнослужащего срочной службы получилось 120 драхм, что

тоже не было чем-то выдающимся, так как по тогдашнему советскому кур-

су, это было копеек 90. Словом, не разгуляешься… А мне очень хотелось ку-

пить очки. Хорошие настоящие «поляроиды», а не грузинские подделки, ко-

торыми был наводнен Крым, да и, наверное, вся страна. И поэтому весь ве-

чер второго дня я слонялся по кораблю, стараясь скупить у тех, кто ходил

в увольнение, оставшиеся и уже не нужные им драхмы. И утром я был обла-

дателем аж 350 драхм…

В первую половину увольнения нас повезли в Акрополь. Конечно, древ-

негреческая святыня впечатляла, но, на мой взгляд, никак не больше, чем

наш Кремль или Генуэзская крепость в Судаке… По самой древнегреческой

развалине толпами бродили туристы из разных стран и украдкой запихива-

ли в карманы покрывавшие землю осколки мрамора. Только потом я узнал,

что каждое утро в Акрополь привозят пару грузовиков таких вот осколков

и каждый день туристы со всего света добросовестно их прячут в карманы

и увозят с собой на память. Причем всех перед входом на храмовую гору

предупреждают, что за это полагается немалый штраф.

Мы тоже побродили между полуразрушенными храмами, пофотогра-

фировались на фоне Парфенона и храма Ники и начали уже откровенно

П. Ефремов. Стоп дуть!

скучать, когда на нас выплыла группа японских туристов. И две изумитель-

ной красоты девушки, заприметив на наших бескозырках звезды, сразу же

изъявили желание сфотографироваться с нами. Парень, бывший с ними,

как из пулемета щелкал нас каким-то шикарным фотоаппаратом, каких мы

до этого и не видели, хотя за свои «Зениты» и «Смены» стыдно не было. Этот

маленький эпизод так бы и остался простым и приятным воспоминанием,

если бы мы разошлись в разные стороны и забыли друг о друге. Но японки

начали настойчиво просить бумагу, чтобы написать адрес. Они делали это

так смешно, жестикулируя и что-то лопоча по-японски, что мы расслаби-

лись, и, так как блокнот нашелся только у меня, одна из них написала свой

адрес, в надежде, что я обязательно ей напишу. Я до сих пор помню, как зва-

ли эту изумительной красоты девушку. Саури Косуги из Иокогамы. Мы еще

минут пятнадцать без всякого повода смеялись друг над другом, а потом нас

стали созывать к автобусам и мы расстались. Самое смешное, что фотогра-

фии ни у кого из нас не получились. Но мне все же довелось еще раз уви-

деть лицо Саури…

В Пирее нас выгрузили из автобусов совсем недалеко от стенки, у кото-

рой был пришвартован «Хасан», и, к нашему удивлению, дали не один час,

а целых два на прогулку по одной-единственной улице, целиком и полностью

рассчитанной на туристов. Разумеется, самостоятельно нам гулять не по-

зволили, дабы разлагающее влияние Запада не отравило наши неокрепшие

краснофлотские мозги. Всех строго поделили на пятерки, и к каждой при-

ставили офицера из числа походного штаба и преподавателей. Нам достал-

ся невысокий и улыбчивый кавторанг с кафедры живучести. Он явно не был

строевым офицером, а потому замялся с отданием команды начать движе-

ние, а просто спросил:

– Куда пойдем-то, военные?

Я ответил, как бы за всех, потому что заранее предупредил ребят, что

хочу купить очки. И вот, когда мы въезжали на эту самую туристическую

улицу, я в самом начале ее и приметил киоск, снизу до верху обвешанный

разнообразными очками.

– Тащ кавторанг, давайте сначала вон туда сходим, я к очкам прице-

нюсь, а потом уже просто пройдемся.

Офицер мотнул головой, выражая согласие, и мы организованной

военно-морской группой, не спеша и во все глаза разглядывая все вокруг,

двинулись к указанной мной цели.

Киоск с очками просто ошеломил нас, до того не видевших такого раз-

нообразия форм, расцветок и, главное, такого количества очков в одном ме-

сте. Это была просто какая-то Ниагара дужек, стекол и оправ, в центре ко-

торой было маленькое стеклянное окошко, с выдвижным лоточком для де-

нег. И что самое страшное, самые дешевые очки, качеством даже хуже тех,

какие сотнями клепали грузинские цеховики, стоили не меньше 600 драхм,

против которых у меня было всего 350. Я приуныл. Мечта щегольнуть в от-

пуске в красивых очках, разглядывая на Феодосийской набережной сквозь

фирменные темные стекла заманчивые силуэты отдыхающих москвичек,

начала таять с ужасающим ускорением. Но тут наш вожатый офицер, при-

смотревшись к окошку киоска, кое-что заметил.

– Смотри как?! У них тут можно торговаться… Видите бумага с ручкой?

Пишешь свою цену, он свою. И так пока не договоритесь. Для иностранцев,

наверное, таких, как мы.

Часть первая. Птенцы гнезда Горшкова

Я подошел поближе. Действительно, у окошка лежала стопка небольших

листов и ручка, а сквозь небольшое стекло на нас с удивлением взирало лицо

немолодого седого грека. Он с интересом разглядывал нашу форму, видимо,

видел ее впервые. Я набрался духа, нагнулся к стеклу и ткнул пальцем в бли-

жайшие очки, стоимостью в несколько тысяч местных рублей. Грек с улыб-

кой кивнул, и сняв их с витрины, подал сквозь окошко. Очки были краси-

вы и изящны. Я осторожно нацепил на нос это, как мне тогда казалось, про-

изведение искусства. На киоске висело зеркало. В нем отражался курсант

в бескозырке и чудовищной красоты очках, в которые я сразу же беспово-

ротно влюбился. Несколько минут я крутился у зеркала, словно заправский

модник и слушал одобрительный шепот товарищей. Наконец грек, дав мне

налюбоваться на себя, показал пальцем на бумагу. Я снял очки и со вздохом

просунул их обратно в киоск. Я сделал глубокий вдох и, взяв в руки ручку,

написал на листе цифру «200». Глаза у грека стали, как две огромные тарел-

ки. Он долго смотрел на написанную цифру, потом вышел из оцепенения,

и написал другую: «2500». Мне ничего не оставалось, как невозмутимо на-

писать следующую цифру: «250». Все наши, включая офицера, сгрудились

вокруг и с увлечением следили за нашим безмолвным торгом. И вот когда

я написал свою последнюю доступную цифру «350», а грек написал «2300»

и многозначительно покрутил пальцем у виска, глядя на меня. Где-то сзади,

за нашими спинами, раздался приятный женский голос:

– Здравствуйте, ребята!

Про грека и очки все сразу забыли. Даже я. Нам всем, как бы само со-

бой казалось, что в этом красивом, но чужом городе, кроме нас, нет и не мо-

жет быть никаких других русских, и уж тем более женского пола. Мы разом

повернулись. Перед нами стояла невысокая светловолосая женщина в свет-

лом пальто. Было ей лет тридцать пять. Женщина не просто улыбалась, а, ка-

залось, сияла от радости.

– Здравствуйте, мальчики! Как я рада русскую речь слышать, вы даже

не представляете! Семь лет на Родине не была… И тут вы!

Мы неуверенно улыбнулись в ответ, косясь на нашего офицера. Жен-

щина, конечно, не походила на идеологического диверсанта, но инструкти-

ровали нас на совесть, и ввязываться в разговор без санкции старшего ни-

кто из нас не решился. Женщина, видимо, поняв причину нашего замеша-

тельства, торопливо добавила:

– Я сама из Казахстана. Вот семь лет назад к нам греки-коммунисты

на целину приезжали, и я за одного из них вышла замуж. Так в Афинах

и оказалась. А потом полковники эти… Даже домой съездить не получилось

ни разу…

После этих слов наш кавторанг как-то старомодно шаркнул ногой и пред-

ставился:

– Капитан 2 ранга Рудик. Олег Александрович.

Женщина улыбнулась еще раз и совсем не по-нашему протянула офи-

церу ладонь.

– Евгения… Бланк… Очень приятно…

Лед был сломан, и мы вразнобой начали представляться, а Евгения слов-

но купалась в наших словах. Было видно, что она и вправду соскучилась

по родной речи и просто млела, отвечая нам на русском, правда, уже с за-

метным акцентом:

– Ребята, а что вы тут стоите?

П. Ефремов. Стоп дуть!

Рудик кивнул на меня:

– Вот… старшина очки купить пытается.

Евгения повернулась ко мне.

– Какие?

Я, не осознавая последствий, показал на свой предел мечтаний. Женщи-

на неуловимым движением извлекла из сумочки кошелек и сунула в окошко

кучку ассигнаций, что-то добавив на греческом. Грек что-то ответил и про-

тянул ей вложенные в прозрачный пластиковый чехол очки.

– На, носи! Это подарок от меня! И пойдемте отсюда, мальчики… Это

улица для самых глупых туристов, на соседней продают все то же самое, толь-

ко вдвое дешевле. Пойдемте, пойдемте, там и сувениров купите…

И она, подхватив нашего кавторанга, потянула его в сторону. Мы шага-

ли за ними, а я, сжимая в руке очки, почему-то испытывал какое-то подобие

стыда, непонятно за что. Я не выпрашивал подарка, но все равно чувствовал

себя неловко и неуютно. А Евгения безостановочно щебетала с Рудиком,

с удовольствием выговаривая родные слова, и беседа их постоянно перете-

кала от погоды в Севастополе до цен на продукты в Афинах и обратно. Она

привела нас на соседнюю улицу, где и правда все оказалось гораздо дешевле,

и ребята накупили кучу всякой всячины, начиная от открыток с видами Акро-

поля заканчивая всевозможными симпатичными брелоками, которых у нас

никто и никогда не видел. Пока ребята закупались, я попытался отдать Евге-

нии свои деньги, чтоб хотя бы частично компенсировать ее затраты. Евгения

деньги категорически отвергла, не переставая при этом улыбаться, и доба-

вила, что если бы знала, что встретит нас, то обязательно захватила бы сум-

му побольше, чтобы каждому сделать подарок. После этого я сдался и рванул

вслед за всеми по лавкам тратить свои греческие копейки. Потом Евгения

купила огромный пакет местных здоровенных прозрачно-желтых и, на мой

взгляд, уж слишком сладких яблок и каких-то посыпанных сахарной пудрой

местных булочек. Она угощала нас, не переставая радоваться, и как-то сра-

зу стало понятно, что, уехав сюда с мужем уже много лет назад, она все еще

мыслями там, в Союзе, в своем далеком Казахстане, и что, научившись гово-

рить по-гречески, она никогда не научится думать на этом языке. Но наши два

часа увольнения неумолимо истекли. Евгения проводила нас, но к автобусу

благоразумно подходить не стала, поцеловав каждого на прощанье и остав-

шись стоять метров за сто от нас. Я знаю, что мне не показалось, и я точно

видел две слезинки, скатившиеся из ее глаз, когда мы уходили, оставив ее

стоять одну на перекрестке. И почему-то ее было очень жалко…

А потом был еще ответный визит греческих курсантов на наш «Хасан»,

где их без лишних церемоний и соблюдения протокола накормили борщом

и гречневой кашей с мясом, не выкладывая на стол массу столовых приборов,

а ограничившись ложкой и вилкой. Был день, когда на борт нашего корабля

хлынула еще одна волна посетителей, и оказалось, что в Греции наших быв-

ших соотечественников не просто много, а очень много, и собственно «по-

литических» среди них нет, а есть просто люди, волей судьбы осевшие в Гре-

ции, кто из-за войны, кто по глупости, а кто-то и по неуемному убеждению,

что нет правды в своем Отчестве. И хотя мы искали глазами Евгению среди

гостей, она так и не пришла. Были молодые парень и девушка, спрятавшие-

ся на корабле в надежде, что их не найдут и они вернутся в Союз. Увезенные

родителями против их воли, они не нашли другого выхода, как бежать на на-

шем корабле, и будучи найденными вахтой, рыдали и на коленях просили

Часть первая. Птенцы гнезда Горшкова

позволить им остаться. А когда «Хасан» покидал Пирей, до самой последней

минуты с конца мола группа людей махала нам красными флагами…

Наверное, на этом и надо было бы закончить это короткое повествование

о единственном в моей жизни надводном походе за границу, но через пару

месяцев после нашего возвращения, мне лично еще раз напомнили об Акро-

поле, Греции и обо всем, что мы видели. Как-то утром командир после по-

строения отозвал меня в сторону и приказал вместо занятий явиться в глав-

ный корпус училища к представителю особого отдела. Причину он не знал,

не знал ее и я, но, будучи первокурсником, сразу начал перебирать в голо-

ве, на чем же я мог проколоться. Но все оказалось гораздо прозаичнее. Когда

в Акрополе мы познакомились с японцами, один из наших все же написал им

наш адрес, «благоразумно» указав вместо своего имени мое. И теперь в учи-

лище мне неожиданно пришло довольно увесистое письмо, больше похожее

на бандероль из далекой капиталистической Страны восходящего солнца,

из города Иокогама… Да, это было письмо от той самой нежно-хрупкой Са-

ури Косуги, которая, старательно скопировав русские буквы на увесистый

конверт, вложила туда пару десятков цветных фотографий, сделанных там

с нами, и написала письмо, которое начиналось русским «Здравствуй», а про-

должалось тремя страницами изысканной вязи иероглифов. Оно было очень

красиво, это письмо, хоть на стенку в рамке вешай, но я смог только подер-

жать его в руках. Как и смог только взглянуть на те фотографии, на одной

из которых эта очаровательная девушка положила мне голову на плечо. Наш

особист был старым и мудрым офицером и не пытался искать «ведьм». Он

молча выслушал меня, ворчливо выговорил за полнейшую несознательность,

дал посмотреть фотографии, и порвав их при мне вместе с письмом, отпра-

вил на занятия и посоветовал напоследок просто забыть эту историю. Так

я в последний раз и увидел лицо прекрасной японки Саури…

Огнетушитель за бортом

Начинаем отработку маневра «Человек за бортом»,

курсанту Белоусову приготовиться!

Капитан 2 ранга Гуз,

кафедра морпрактики СВВМИУ

Достопамятный поход в Грецию. После шторма, изрядно потрепавшего

наш маленький «Хасанчик», его отмыли от даров моря и содержимого же-

лудков пассажиров, заново подкрасили и окончательно подготовили к захо-

ду в иностранный порт. После продолжительного безумства водной стихии

над водой воцарился покой. Море устало и улеглось отдохнуть. Штиль.

После встряски курсанты ожили и, выбравшись изо всех щелей, словно

тараканы на запах воблы, начали шататься по кораблю. Болтающийся без дела

военнослужащий, а тем более такой неполноценный, как курсант, – хуже

ядерной войны. Загадит все, что под руки попадется. Командир корабля, ко-

торому подготовка к завтрашнему визиту и так была, как зубная боль, при

виде беспечных кадетов, в очередной раз уничтожающих с трудом восста-

П. Ефремов. Стоп дуть!

новленный их же руками лоск, принял мудрое военное решение. Как извест-

но, когда нет настоящего дела – начинается большая приборка. Но мы и так

вылизали все, что могли. Поэтому на корабле объявили угрозу ПДСС и сра-

зу приказали выставить вахту на всех палубах и надстройках. ПДСС – это

противодиверсионные силы и средства. Резонная штука. Вдруг ночью к нам

подкрадется «злобный чечен» в акваланге или натовские подводные лодки

взбесятся, и давай торпеды пулять почем зря. А тут на-кась, выкуси! Стоит

орел на палубе, спасательным жилетом перепоясан, карабином к леерам при-

стегнут, чтобы волна не унесла, глаза горят. Чуть что заметил – тревога! Враг

не пройдет! Только след на воде, только пузырики из глубины на поверхность

вынесло, все уже наготове с баграми и топорами! Ну а если учесть, что гостить

мы намеревались в стране – союзнике потенциального противника, то мера

эта пришлась по душе всем нашим училищным вое начальникам. Сказано –

сделано. Ночь нарезали на часы, палубы поделили между ротами и понавты-

кали через каждые пятнадцать метров вахтенных по всему кораблю. Бере-

гись, диверсант! Меня как старшину роты мой ротный командир отрядил эту

вахту проверять. Причем постоянно. Каждый час. Я как исполнительный во-

еннослужащий козырнул и отправился контролировать дозоры.

Нашей роте достались две палубы. После построения, на котором на-

род воодушевили донельзя, вахтенные ПДСС разбрелись по боевым постам,

и корабль затих. Погода стояла чудесная. Теплая средиземноморская ночь

располагала к романтике и любви, а отнюдь не к перспективе торчать но-

чью запеленатым в спасательный жилет. Но служба, она на то и служба. Хо-

чешь не хочешь, а выполнять надо. Моему соседу по парте Сереге Конапову

досталось для бдения место по левому борту нашего «потешного» крейсера.

Я заглянул к нему и договорился, что сначала проверю всех, а затем приду

к нему, чтобы спокойно перекурить и обсудить красоты ночного моря. Се-

рега был мужиком крупным, высоким, и во всей антитеррористической аму-

ниции смотрелся довольно комично. Жилет на его могучем теле выглядел,

как сопливичик для младенца, а стальной карабин, пристегнутый к опоясы-

вающему торс поясу, был, словно собачий поводок на корове. Свое мнение

по поводу Серегиного обличья я высказал ему прямо, на что тот криво улыб-

нулся, но промолчал. Я же, вволю посмеявшись, отправился дальше по сво-

ему маршруту.

Совершив променад по надстройкам и палубам засыпающего кора-

бля, я, как и обещал, направился к Сереге. Но на том месте, где я ожидал

его увидеть, меня ждало кошмарное зрелище. Сергея не было. Думая, что

он куда-нибудь отошел, я решил розысками не заниматься, а постоять и по-

дождать. Достал сигарету, прикурил, и, о ужас! К тому лееру, на который

я облокотился, был пристегнут карабин, а тросик от него уходил за борт.

И на другом его конце должен ведь был находиться Серега. Вывод напраши-

вался один: Сергей свалился за борт. Я беспомощно оглянулся. Надстрой-

ки были пусты. Перегнувшись за борт, я несколько раз позвал его. Тиши-

на. Только шелест волны и гул корабля. Все еще не веря в происходящее,

я схватился за трос и попытался его вытянуть. Груз на том конце оказал-

ся очень тяжелым. Все! Это тело! Не останавливающий свое движение ко-

рабль тянул бренную плоть Сереги за собой, а я стоял, как истукан. Поло-

жа руку на сердце, я просто растерялся и никак не мог сориентироваться,

что делать: бежать за подмогой или тащить, несмотря ни на что? Сомнения

все же были недолгими. Вцепившись в трос, я принялся тянуть его из всех

Часть первая. Птенцы гнезда Горшкова

сил, едва не плача от предчувствия чего-то страшного. Трос шел тяжело.

Прокусив губу от напряжения и испуга, пыхтя и сопя, я метр за метром из-

влекал его из-за борта. Хотелось выть. Наконец, руки почувствовали, что

груз уже рядом. Поднатужившись, я извлек из-за борта… четыре огром-

ных корабельных огнетушителя, связанных вместе. Эта картина ошеломи-

ла меня не меньше, чем предыдущая. Вот так номер! И только когда с верх-

ней надстройки раздался дружный смех моих вахтенных во главе с «утоп-

шим», я понял – меня надурили, словно маленького ребенка. Небольшая

флотская шутка. Обхохмили по полной форме. А я чуть в штаны не напу-

стил! Вот и смейся после этого над вахтенными! Быстренько тебе инфаркт

сообразят…

Правила хорошего тона,

или Как правильно съесть яблоко

Распределяя места за столом, учитывают не толь-

ко степень их почетности, но и некоторые другие

условности. Например не отводят соседние места

представителям одной страны.

«Военно-морской протокол и церемониал», 1979 г.

Скажите откровенно, кто из вас может внятно ответить, как едят бу-

терброды? Нет, не на завтрак, когда сидишь у себя в стандартной семиме-

тровой кухне и запиваешь его литровой чашечкой растворимого «Неска-

фе», произведенного в неизвестной третьей стране. А на приеме, на торже-

ственном обеде. А в какую сторону надо наклонить тарелку, доедая суп и при

этом не выглядеть в глазах общественности дикарем с Сэндвичевых остро-

вов. И в конце концов, можно ли налить в бокал из цветного стекла красное

вино, или его наливают даже в пивную кружку? Голову даю на отсечение, от-

ветит, дай бог, только каждый пятый. Или седьмой. Если ошибаюсь, я счаст-

лив. И самое главное, что делать, когда ты первый раз в своей жизни оказал-

ся за столом, накрытым по всем правилам сервировки, и проконсультиро-

ваться абсолютно не с кем…

Для дружественного визита в греческий военно-морской вуз нас, кур-

сантов, отобрали человек тридцать. Меня и моего тогдашнего товарища Юрку

Смирницкого в том числе. Как положено, до полного нашего изнеможения

проверяли форму одежды и почти что не дали времени на устранение обна-

руженных недостатков. Потом снова мельком осмотрели, одобрили и дали

команду спуститься вниз на пирс. Так что волнующий момент первого всту-

пления на берег Греции запомнился нам только тем фактом, что в спину тол-

кали спешащие товарищи. Делегацию возглавил начальник учебного отдела

училища, каперанг Воеводин, мужчина суровый и дюже уставной. Говорят,

что даже родному сыну он запрещал в увольнении переодеваться в штатскую

одежду, а ежели тот артачился, то собственноручно сдавал его в комендату-

ру. Ему в помощь снарядили еще пару-тройку офицеров, а для усиления и бо-

лее полного контакта с греками, а также пригляда за нами всеми – военно-

П. Ефремов. Стоп дуть!

морского атташе СССР в Греции, разбитного капитана 3 ранга, по-моему,

вообще впервые надевшего мундир.

Минут десять мы курили на пирсе. Наконец подошел автобус с черны-

ми тонированными стеклами. Погрузились. Поехали. На улице было тепло,

но мы парились в бушлатах, объявленных на этот день формой одежды. По-

этому приятно удивило чудо западной техники – кондиционеры, установ-

ленные в машине. Поплутав по узким улочкам, автобус выехал к большим

воротам. Особого фурора наше прибытие не произвело. Навстречу вышла

только немногочисленная группа офицеров и курсантов. Поздоровались.

Сразу выяснилось, что говорить с местными курсантами можно только че-

рез атташе. Только он один знал английский язык в форме, доступной для

легкого общения, и уж тем более только он говорил по-гречески. Для начала

нас провели по территории училища. Впереди офицеры, позади мы в окру-

жении греческих гардемаринов. Ребята пытались вступить в разговор с нами

на всех известных им языках, но мы гордо отвечали только на русском, ибо

других просто не знали, а технический английский, который нам преподава-

ли в училище, вовсе не подходил для беседы. Нашелся среди нас всего один

вундеркинд, более или менее сносно складывающий фразы по-английски,

примерно на уровне шестилетнего кокни с лондонских окраин. Все осталь-

ные школьный курс помнили в объеме трех-пяти слов, чего, как понимае-

те, для полноценного обмена мнениями по международным вопросам явно

не хватало. Поэтому с обеих сторон объяснялись языком жестов, а мы еще

прибегали к матерщине. Матерились много. Ну как, к примеру, руками по-

казать человеку, что такое нашивки на погонах? К Юрке прилепился один

шустрый грек, судя по цифрам на плече, тоже первокурсник, и постоянно

тыча пальцем в его два галуна старшины 2 статьи на погонах, делал удивлен-

ное лицо и пожимал плечами. Это после мы узнали, что его интерес вполне

законен. У греческих курсантов не было званий, и их очень удивляла неоди-

на ковость вида наших погон. А тогда я был благодарен судьбе, что он при-

стал не ко мне, а к Юрке, и тот, мучительно роясь в памяти, пытался извлечь

из своего скудного словарного запаса английского языка подходящие слова

для пояснения. Наконец Юрка выдохся и пояснил коротко и просто:

– Я… Бл… Ну, в общем… I many people!!!

И продемонстрировал двумя руками ошеломленному греку жест, во всем

цивилизованном мире обозначающий половой акт. Грек объяснение понял

и воспринял адекватно. Но от Юрки не отстал, теперь уже указывая на мои

три полоски на погонах. Воодушевленный возникшим контактом, Юрка уже

спокойно и доброжелательно пояснил надоедливому греку:

– А он! Вот же блин!!! Понимаешь, он… Ё… твою мать… He many, many,

many, many people!!!

И несколько раз интенсивно повторил движение руками. Грек много-

значительно покачал головой, и до конца нашего визита посматривал на меня

с видом глубокого уважения. Так, коротая время в светских беседах, мы про-

двигались по территории училища. Само по себе оно не особо впечатляло.

Совсем небольшое, правда, очень ухоженное. Невысокие здания после на-

шей копии Смольного казались просто игрушечными. Но спортзал поразил.

Огромный бассейн, масса тренажеров, футбольное поле с ровнейшим газо-

ном, шикарные душевые. Такое нам и не снилось. О чем говорить! Планомер-

но загнивающий капитализм. Постепенно мы обошли все училище, причем

маршрут движения был четко ограничен, и при вольной или невольной по-

Часть первая. Птенцы гнезда Горшкова

пытке уклониться от трассы сопровождающие курсанты вежливо, но твер-

до указывали «правильный» путь. Ничего странного никто в этом не видел,

все военные во всем мире абсолютно одинаково зашорены. Ведь и у нас был

свой прогулочный «БАМ» для особо важных гостей. Наконец блуждания за-

кончились, и мы оказались в большой университетской аудитории.

Вышел греческий офицер и полчаса воодушевленно рассказывал об учи-

лище. Жаль только, совсем непонятно. После него выступил наш веселый ат-

таше и минуты за две перетолмачил выступление грека уже на русский язык.

Так как говорил он в стиле очень короткого изложения, то лично я узнал со-

всем немного. Что училище – единственное в стране, что обучаются здесь

не только греки, но и иностранцы, что всего курсантов 240 человек, да и все,

пожалуй. Затем, блестя лысиной, на кафедру взгромоздился Воеводин и про-

изнес ответную пламенную речь о дружбе и сотрудничестве, причем нас,

вероятно по соображениям секретности, он называл непонятным терми-

ном «будущие инженеры-мотористы». Военные секреты страны – вещь,

конечно, важная, но, слушая «вражьих» кадетов, мы сразу пришли к выво-

ду, что они прекрасно знают, на кого мы учимся. Единственные знакомые

слова, услышанные из их уст, касались ядерной энергии и подводных лодок.

Выполнив необходимые любезные формальности, наше начальство реши-

ло, что программа посещения подошла к концу и пора собираться по домам.

Но не тут-то было. Воспитанные греки пригласили всех в курсантскую сто-

ловую на званый обед. Только вот столовая у них называлась по-другому –

курсантский ресторан…

Это действительно оказался ресторан. Причем прекрасный, на поря-

док выше любого подобного заведения Советского Союза. В большом сте-

клянном зале стояло два стола. При первом же взгляде на них меня охвати-

ло чувство, балансирующее между паникой, ужасом и детской беспомощ-

ностью перед приближающимся наводнением. Мама родная! Чего только

не было на этих столах! Горы тарелок, неимоверное количество вилок, но-

жей и прочих блестящих железок неизвестного назначения, батареи бо-

калов, стопок, фужеров и других, совершенно незнакомых мне сосудов.

Четким строем, прямо-таки по ранжиру выстроились бутылки всех ви-

дов и размеров. Походными шатрами вздымались белоснежные салфетки.

Но ведь самое страшное было то, что хитрые буржуи на столе перед каж-

дым местом выставили аккуратные таблички, поясняющие, какой нацио-

нальности едок должен опустить задницу на этот стул. И мы, представите-

ли могучей державы, стали терять монолитность рядов. Нас сажали, пере-

межая через одного с греками! Полная катастрофа! Нет плеча товарища!

Не видна грудь четвертого человека! Повернув голову к Юрке, я обнару-

жил, что у него на лбу написан мистический страх туземца перед незнако-

мыми предметами. Остальной же наш народ вел себя, на удивление, бес-

печно, словно каждый день на камбузе нам накрывали таким же образом,

а не бросали на столы гнутые алюминиевые ложки и чугунные бачки вре-

мен очаковских и покоренья Крыма. Я, насколько возможно, придвинул-

ся к Юрке и прошептал:

– Старик, прикрой меня, я перекину таблички…

Он догадался без лишних слов, о чем идет речь, и мы вдвоем мелкими ша-

жочками, чуть ли не под руку передислоцировались к столу. Замена прошла

незамеченной, и, облокотившись о заранее выбранные стулья, мы стали ожи-

дать начала банкета. Теперь мы сидели рядом друг с другом. Мелочь, но при-

П. Ефремов. Стоп дуть!

ятно. Искоса поглядывая на стол, Юрка и я суммировали совместные знания

и пытались разобраться в предназначении разложенных предметов.

– Так, эта вилка, видишь, двухзубая, это для рыбы… Я читал…

– А на фига столько ножей? Четыре, нет пять…

– Один столовый, другой, вроде, десертный, а остальные… хрен его

знает.

– Труба! Опозоримся…

– Глядим на греков и делаем, как они. Один к одному…

– А салфетку куда? За ворот или на колени?

– Давай не дергаться… Делаем вид, что сыты по горло. От подозритель-

ных блюд отказываемся.

Пока мы перешептывались, наше командование узрело на столах ба-

тареи бутылок и всполошилось. Алкоголь – яд! Особенно для неокреп-

ших юношеских организмов. После серии пламенных жестикуляций и бо-

лее точного их перевода нашим атташе к столам бросились официанты.

Через минуту из горячительных напитков осталось только шампанское

и то в очень небольшом количестве. Пока производились эти манипуля-

ции в зале шел оживленный обмен сувенирами. Мы раздавали привезен-

ные с собой открытки с изображением города-героя Севастополя, значки

с Лениным и прочими символами страны и флота. Греки несли все подряд,

от парадных эполет до неизвестных нам предметов одежды. Лично у меня

до сих пор хранится гюйс, а проще сказать, форменный воротник греческо-

го курсанта непонятной конструкции, завязывающийся на спине. Стран-

но, но больше всего грекам нравились значки с изображением вождя ре-

волюции. Они с огромной радостью брали их и даже прикалывали к мун-

дирам, правда, с изнанки.

Наконец, нас пригласили к столам. Впрыгнув на заранее облюбован-

ные места, мы с Юрой опустили руки на колени, стараясь не делать ника-

ких лишних движений. Банкет начался. Сразу возникли трудности с хлебом.

Его, как известно, в руке не держат, а отламывают по кусочку со специаль-

ной тарелочки. Мы с Юрцом не смогли сойтись во мнении, с какой сторо-

ны должна стоять эта тарелка, и в итоге до конца обеда аккуратно отламы-

вали хлеб с одной. Я слева, а он справа, при этом делая невозмутимое лицо,

как будто, так и надо. Официанты разлили шампанское. Старший по званию

грек встал и произнес речь. Украдкой посмотрев по сторонам, я понял, что

пить залпом шампанское греки не собираются, в отличие от многих наших,

вливших напиток в рот привычным водочным броском. Отпив пару глотков,

мы с Юрой поставили бокалы и стали ждать пищу. От большого волнения

и боязни опозориться я даже не запомнил, что было на закуску. По-моему,

какие-то салаты. Официанты непрерывно мельтешили вокруг. То шампан-

ского подольют, то тарелку заменят. Бойцы рабоче-крестьянского флота

к такому вниманию не привыкли, поэтому старались, как могли, облегчить

работу классовым товарищам, чуть ли не помогая собирать со стола посу-

ду, что вызывало недоуменные взгляды хозяев. После главного грека речь

снова задвинул каперанг Воеводин. Выдав десяток дежурных фраз о друж-

бе народов во всем мире, он неожиданно закончил свой спич пожеланием

большого здоровья всем присутствующим и их родителям. Атташе добросо-

вестно перевел и раздался звон бокалов. Приглядевшись, мы заметили, что

в голове стола, где заседали наши и греческие начальники, спиртное изъ-

яли не все. Точнее, вообще не изымали, а, скорее, даже доставили. И судя

Часть первая. Птенцы гнезда Горшкова

по оживленной беседе, доносившейся оттуда, алкоголь постепенно начал

стирать все барьеры, от политических до языковых. Да и разве мог всего

один толмач, пусть даже шустрый и веселый, успевать переводить беседу

десяти человек?

Подали горячее: суп из баранины. Цивилизация еще не успела приду-

мать ничего более надежного для употребления жидких блюд, кроме ложки.

По этому этап поглощения прошел без эксцессов. За исключением, может

быть, иногда прорывающегося чавканья с противоположной стороны стола,

где вольготно расположился наш татарин Сафик. Он попал в училище по ком-

сомольской путевке руководства своей далекой республики, до восемнадца-

ти лет жил в юрте и догадался, что будет моряком, только на третьем месяце

обучения. Степная непосредственность и неприхотливость перла из Сафика

очень сильно, и, слава богу, к моменту нашего визита его уже научили не до-

пивать на людях остатки супа прямо из тарелки. Правда, учился он хорошо.

Знания ложились в незаполненную голову степняка гладко и ровно, и мно-

гие курсовые работы Сафик делал за половину класса. Так или иначе провер-

ку супом мы прошли без замечаний. Тосты следовали один за другим. Прав-

да, пили только в одном углу стола. Судорожно сжимая бокал с персиковым

соком, проблеял здравицу присутствующим выдернутый из-за стола замсе-

кретаря комсомольской организации факультета. Мы добросовестно опро-

кидывали сок и с напряжением ждали дальнейшего развития событий.

Подали второе. Жареная картошка с гигантскими кусками мяса. Здесь

впервые в наших рядах возникло некоторое замешательство. Уж слишком

велик был выбор ножей и вилок! Сафик, тот просто плюнул на условности,

взял самую большую вилку в привычную правую руку и начал скирдовать

продукты без разбора. Мы с Юрой, применяя выбранную тактику, выждали,

когда греческие соседи взяли необходимый инструмент, повторили их дей-

ствия и со спокойной совестью приступили к трапезе. Смешно, но и Юрка,

и я по советской градации происходили из семей служащих. Помните гра-

фы анкет: крестьяне, рабочие, служащие… Советская интеллигенция, одним

словом. А вот нож в правой руке держать толком не умели! Самые рабоче-

крестьянские интеллигенты в мире! Кое-как дожевали мясо и проглотили кар-

тошку. Вот тут со мной и случился мелкий конфуз. Предупредительный офи-

циант у всех вокруг собрал пустые тарелки, включая и Юрца, а у меня брать

категорически не хотел, просто игнорировал мои пламенные взгляды.

– Юр! Какого хрена он тарелку у меня не забирает?

– Паш… Не знаю… Может, его подозвать?

– Перестань, он ко всем сам подходил… Слушай, может вилку с ножом

надо как-то по-особенному положить? Ты как клал?

– Да просто кинул, и все! Попробуй по-разному, может, и прокатит…

Я начал экспериментировать. Перекладывал вилку и нож, как мог. Крест

накрест, рукоятками от себя, на себя, на скатерть… Официант не подходил.

Возникло острое желание попросту воткнуть их в стол. Только с пятой или

шестой попытки официант, наконец, вырос у меня за спиной и легким дви-

жением выдернул тарелку из-под моих рук. Знайте, люди русские, к изы-

скам не приученные, их надо класть рукоятками вправо, параллельно груди.

Это означает, что ты уже поел от пуза и больше не хочешь, сколько ни пред-

лагай.

Вздохнулось наконец с облегчением. Греки непринужденно закурили.

Мы за ними. Специально по случаю похода к греческим друзьям я захватил

П. Ефремов. Стоп дуть!

с собой пачку «Беломора». Сам-то я его не особенно любил и употреблял

только при отсутствии других никотиновых палочек, но греков удивить хо-

телось. Продув гильзы папирос, мы с Юркой профессионально смяли мунд-

штуки и прикурили. Над столом пополз аромат родных полей, прелого сена

и других родных запахов. Соседствующий с моей стороны греческий кур-

сант стал заинтересованно приглядываться к дымящемуся предмету у меня

во рту. По его выражению лица сразу можно было понять: подобное он ви-

дит первый раз в жизни. Или, на худой конец, он принимал нас за нарко-

манов, считающих ниже своего достоинства скрывать свое порочное увле-

чение. Вытащив пачку из кармана, я жестом предложил пытливому греку

папироску производства Феодосийской табачной фабрики. Тот, с восто-

рженной улыбкой от уха до уха, закивал. Все-таки он видел в нас наркома-

нов. Ну я и угостил его, предварительно проделав перед неопытным люби-

телем все наши манипуляции. Перед тем как отправить папиросу в рот, грек

с интересом осмотрел советское произведение табачного искусства со всех

сторон, а затем решительно прикурил. Лучше бы он этого не делал! После

первой затяжки у него округлились глаза, причем до небывалых для челове-

ческой анатомии размеров. Речь, по-моему, парализовало сразу. Но настыр-

ный грек затянулся во второй раз, не осознав глубины опасности. Вторая за-

тяжка лишила его возможности дышать. Надолго. Он даже не побагровел,

а как-то мгновенно почернел. Губы судорожно ловили воздух. Из горла вы-

рывались шипенье и звуки, напоминающие клекот орла и рев водопада од-

новременно. Видно, не пошел наш табачок! Бросив папиросу в пепельницу,

грек рывком, презрев торжественность стола, вскочил и быстрым, но неуве-

ренным шагом вылетел из банкетного зала.

Вся курсантская часть хозяев стола принялась перешептываться, с опа-

ской поглядывая на пачку доблестного «Беломора», лежащую рядом со мной.

За диверсию, что ли, ее принимали? Но вернувшийся через пять минут неза-

дачливый курильщик развеял все их сомнения. Просветленный, порозо-

вевший и со слезящимися глазами грек что-то восторженно говорил, махал

руками, а затем, вытащив пачку «Winston» из кармана, предложил обмен.

Меня не надо было долго упрашивать. Обмен состоялся к общему удовлет-

ворению обеих сторон, но особенно рад был грек. Кажется, он собирался ис-

пользовать мирный «Беломор» в целях устранения конкурентов по всем во-

просам. Пример оказался заразительным, и после этого по всему столу по-

шел массовый обмен табачных изделий. «Прима» менялась на «Marlboro»,

«Черноморские», по прозвищу «смерть водолаза», на «Kent», но особенно

дорого котировался все же «Беломор». Наши сигареты с фильтром греков

особо не интересовали.

По детской наивности мы с Юркой предположили, что пытка засто-

льем после второго блюда, должна подойти к логическому концу. И рассла-

бились. Не тут-то было! За нашими спинами замаячили вездесущие офи-

цианты с подносами, наполненными большими красными яблоками. Сра-

зу возникло щемящее чувство опасности. Какая-то засада! Переглянувшись

с Юрцом, мы поняли друг друга с одного взгляда – отказываться! Может,

по правилам хорошего тона их вообще через задницу есть надо, а мы не уме-

ем. Небрежно отмахнувшись от предложения вкусить десерт, мы заново за-

курили и, скрывшись за клубами табака, принялись наблюдать происходя-

щее. Судя по всему, такие опасения пришли на ум не только нам. Многие

наши, опрометчиво приняв плоды, вертели их в руках, не зная куда пристро-

Часть первая. Птенцы гнезда Горшкова

ить. Но у других сомнений не возникло. Наш единственный вундеркинд, по-

коривший греческую половину первобытным английским языком и не пре-

кращавший оживленных бесед с окружающими иностранцами в течение

всего обеда схватил яблоко, привычно потер его об рукав и смачно откусил.

Греки охренели! Дома-то они, наверное, тоже ели так, но на званом обеде…

Стол затих. Почуяв, что он сделал что-то не то, вундеркинд покраснел, поло-

жил яблоко на тарелку и замолчал. До самого конца встречи. Казалось, что

вся греческая половина стола ждет следующего захода на яблоко наших во-

инов. Никто не решался. Самое отвратительное, что сами греки, заинтере-

сованные нашими действиями, за десерт не принимались, тем самым лишая

возможности посмотреть, как же надо есть этот чертов фрукт. Очередным

решившимся стал капитан 2 ранга Поярков. Под перекрестными взгляда-

ми соотечественников и иностранцев кавторанг аккуратно положил ябло-

ко на тарелку, и немного поколебавшись, взял нож. Потом, опустив глаза,

разрезал яблоко на четыре части. Медленно, но решительно взял кусочек,

поднес ко рту. Аккуратно откусил. Теперь уже все смотрели на него. Ну-

тром почуяв неладное, Поярков даже поперхнулся. Взгляды окружавших

смелого кавторанга греческих офицеров говорили многое. И то, что дрему-

чие и невоспитанные эти советские, что цивилизация до нас пока еще не до-

шла, и самое главное, сквозило в них скрытое презрение к таким вот лап-

тевым офицерам, представляющим мировую державу. Что правда, то прав-

да – нас светским манерам не учили, да и никогда не собирались. Обидно.

Но не смертельно.

Убедившись на примере одного из старших по званию русских офице-

ров, что мы полная деревенщина, греки принялись за десерт сами. Вот это

была песня! Наши бесхитростные русские души принять подобного просто

не могли. Яблоко даже не бралось в руки! Его, нанизав на вилку, очищали

ножом от кожуры, складывая ее на отдельное блюдце. Резали на части и та-

ким же манером вычищали сердцевину. А уже потом, отрезая маленькими

дольками, отправляли в рот, словно картошку. Нам, воспитанным на ночных

походах в сады и огороды соплеменников, все это показалось жутким сно-

бизмом и маразмом. Гордое чувство принадлежности к первому в мире го-

сударству рабочих и крестьян осенило в этот момент всех без исключения.

К тому же за ним было удобно спрятать свой личный стыд. Думаю, что ска-

жи в этот момент греки хоть что-нибудь резким голосом, наша экскурсион-

ная группа встала бы на дыбы и пошла драться, как львы. Но, слава богу, ни-

чего не произошло.

Больше видимых проколов с нашей стороны не было. Да и обед вскоре

закончился. Попрощались. Расселись в автобусы и поехали обратно на ко-

рабль.

На позор нации наши злопамятные командиры ответили на следующий

день. Бригада греческих курсантов, естественно, вместе со своим начальством

приехала посмотреть корабль. Показали, рассказали, а под конец гостей тоже

пригласили на обед. В столовую личного состава корабля. Ее прибрали, почи-

стили и накрыли столы в соответствии с обстановкой. Бачок с кашей, бачок

с борщом, тарелка с салатом, шесть ложек и нож на шестерых. И естествен-

но, тарелки. Тоже шесть штук. Под первое и второе одновременно. А еще

яблоки: горкой в блюде. Мы же в походе. Терпите, друзья. Обед приготови-

ли, правда, на славу. Да, у нас всегда кормили хорошо. Греки про отсутствие

десертных ножей и даже вилок позабыли. Умяли все подчистую. И яблоки

П. Ефремов. Стоп дуть!

погрызли. С кожурой. Одним словом, расстались друзьями. Они, в общем-

то, приличные мужики оказались, это и без знания языка видно было. Воен-

ные любой страны всегда поймут друг друга. Даже противники.

Но потом, вернувшись в родное училище, я решил больше судьбу не ис-

кушать, да и еще раз почувствовать себя валенком не очень-то приятно. Ка-

юсь, спер в библиотеке раритетную книжечку «Военно-морской протокол

и церемониал» и вызубрил ее от корки до корки, особенно в части, каса-

ющейся званых обедов и ужинов… Лекции теперь могу читать.

Живи по уставу, завоюешь…

– Слушаю-с! – хрипит унтер. – Вы, высокоро-

дие, изволите говорить, не мое это дело народ раз-

гонять… Хорошо-с… А ежели беспорядки? Нешто

можно дозволять, чтобы народ безобразил? Где

это в законе написано, чтоб народу волю давать?

Я не могу дозволять-с. Ежели я не стану их разго-

нять да взыскивать, то кто же станет? Никто поряд-

ков настоящих не знает, во всем селе только я один,

можно сказать, ваше высокородие, знаю, как обхо-

диться с людями простого звания, и, ваше высоко-

родие, я могу все понимать.

А. П. Чехов. «Унтер Пришибеев»

Что такое комендатура и комендантская служба, любой военный знает

не понаслышке. Одна из главных береговых составляющих «противокора-

бельных стратегических сил». Но такой легендарной комендантской службы,

как в городе-герое Севастополе 80-х годов, не было, наверное, нигде на без-

брежных просторах советских Вооруженных сил. Говорят, что комендатура

города Кронштадта тоже славилась чем-то подобным, но я отношу эти слу-

хи, скорее, к желанию славных балтийцев не отставать от передового в этом

отношении Черноморского «королевского» флота…

Суббота. 18.00. К пирсу порт-пункта Голландия подан паром, чтобы вы-

везти в город без малого семь сотен страждущих вдохнуть вольного возду-

ха гардемаринов. Волна белых фланок, увенчанных мицами и бескозырка-

ми накатывается на скрипящий под множеством ног старичок-паром, и тот

вмиг становится увенчанным белоснежным муравейником, который неза-

медлительно начинает покрываться табачным дымом. До Графской пристани

15 минут хода, можно и перекурить, не опасаясь быть арестованным за куре-

ние в городе на ходу. Паром лениво плетется по бухте, курсанты живо стро-

ят планы предстоящего выгула, а в это время…

Экономика социализма, как известно, имела плановый характер.

А еще известно, что армия и флот – это отражение государства, только

более прямое, что ли. Ну без выпендрежа всякого, и если уж страна жи-

вет по планам – так и флот будет жить по планам! Причем по всем, какие

можно придумать. А в комендатуру, как известно опять же всем военнос-

Часть первая. Птенцы гнезда Горшкова

лужащим, идут только три категории военных: либо туп до уровня, гораз-

до ниже самого упертого морского пехотинца и ни к какой другой служ-

бе не годен, либо списан по здоровью от всех видов боевой деятельности,

либо уж «мохнат» до безоб разия, и этим все сказано. Так вот, в 80-е годы

комендантом Севастополя, был полковник морской пехоты Бедырев, муж-

чина… ну уж не знаю, как в быту, а на службе – чистый унтер Пришибеев

современного разлива. Настоящий полковник, одним словом! До сих пор

помню его стоящим перед строем развода комендантской службы, лицо

и просветы погон одного цвета, голос глухой, как из порожней цистерны

из-под шила.

– Товарищи начальники патрулей! Кто-то говорит, что мы раздаем па-

трулям планы по задержанию военнослужащих. Этого нет и не будет. Что

за планы? Что за выдумки? Но!!! Но я не верю, что любой патруль не най-

дет в городе меньше десяти нарушителей формы одежды, правил нахожде-

ния в городе и прочих мракобесий и безобразий! Все начальники патруля

меня поняли?

И попробуй тут не понять? Окажется меньше десяти задержанных в бе-

гунке начальника патруля, можно и самому на ночку в комендатуре остаться

покукарекать… А то и не на одну, и не в комендатуре. Так что приходилось

стараться… А уж когда за дело бралась сама комендантская служба…

В тот день планы отлова недостойных военнослужащих были явно за-

вышены. Такие массовые рейды всей гарнизонной службы случались пери-

одически и, как правило, предваряли собой какой-нибудь праздник или, нао-

борот, были послесловием какого-нибудь крупного нарушения дисциплины

флотского масштаба. А когда державшееся довольно независимо по отноше-

нию к комендантской службе командование училища шло в чем-то наперекор

комендатуре, то аутодафе объявлялось курсантам, и вечером вся комендату-

ра была полна задержанными гардемаринами. Судя по всему, это был имен-

но такой день. Попросту говоря, на охоту вышла вся комендантская служ-

ба, включая всех помощников коменданта. И одному из самых непростых

из них, капитану Андрущаку досталась Графская пристань. Андрущак был

собой мужчина видный. Высокий красивый блондин с вечно холодноватым

выражением лица и тонкими поджатыми губами, он был похож на брезгли-

вого аристократа, непонятно каким образом затесавшегося в эту флотскую

камарилью. Одевался Андрущак соответственно. Его форма всегда была без-

укоризненно чиста, отутюжена до режущих глаз складок и полна именно тех

щегольских нарушений формы одежды – от шитых капитанских звездочек

на погонах до туфель на высоком модном каблуке, за которые сам он заби-

рал других без раздумий.

Скорее всего, в этот день Андрущаку было чем заняться, и поэтому об-

лава, затеянная комендантом, была ему в тягость. Но план есть план, и что-

бы его достойно и своевременно выполнить, Андрущак не стал мудровство-

вать лукаво, а просто подогнал комендантский бортовой ГАЗ к «горлышку»

Графской пристани, выставил рядом с собой патруль и стал ждать. И когда

через полчаса из этого самого «горлышка» начал вытекать поток уволенных

курсантов, селекция началась. Причем по принципу «на кого глаз падет». Ан-

друщак и начальник патруля отдавая честь протекавшим мимо, жестами под-

зывали к себе. Курсант подходил, представлялся, предъявлял увольнитель-

ную и военный билет. Документы незамедлительно изымались, передава-

лись патрульному, заботливо складывались в пакетик, а их хозяин, вздыхая,

П. Ефремов. Стоп дуть!

забирался в кузов машины. Не миновала сия чаша и меня. Мой друган Гвоз-

дев, с которым мы собирались вечером осчастливить дискотеку ДОФа своим

присутствием, благополучно протек сквозь комендантский фейс-контроль,

а я был остановлен и отправлен в кузов, чтобы составить компанию другим

несчастливцам.

Работа у Андрущака спорилась, а потому уже минут через пять, еще

до окончательной выгрузки курсантского парома, кузов гарнизонного ка-

тафалка был набит круче, чем сигареты в пачке «Черноморских». Когда по-

следний задержанный курсант-второкурсник попытался залезть в кузов, от-

туда раздались крики:

– Тащ капитан, тут уже и стоять негде!

Андрущак подошел к машине, заглянул в кузов. Там действительно было

не просто тесно, а очень тесно. Капитан поправил фуражку, равнодушным

взглядом окинул замеревшего перед ним второкурсника.

– Полный комплект. Свободен.

Второкурснику вернули документы, и он рванул в сторону троллейбус-

ной остановки со скоростью, достойной сборной училища по бегу.

– В комендатуру.

Андрущак залез в кабину ГАЗа, и машина, обогнув памятник Нахимову,

молчаливо взирающего на нынешние заботы флота, неторопливо поползла

вверх по улице в направлении комендатуры.

В комендатуре разнокурсную толпу кадетов загнали в предбанник

дежурного по комендатуре. Народ нервно перешептывался, переминаясь

с ноги на ногу. Никаких замечаний задержанным предъявлено не было,

но, так как механизм гарнизонной службы работал по принципу гильоти-

ны и рубил сразу, то иллюзий по этому поводу ни у кого не было. Андру-

щак с пакетом документов загрузился в дежурку и начал вызывать к себе

всех задержанных. Патрульный матрос выкрикивал фамилию, задержан-

ный заходил в дежурку, Андрущак окидывал его взглядом, ставил диагноз,

и прямо оттуда «арестованный» отправлялся на плац утрамбовывать ас-

фальт до окончания увольнения. Диагноз, как правило, был стандартным:

нарушение формы одежды. Точка. Все. Не поспоришь. У любого военного

можно найти массу нарушений формы одежды, о которых он и сам не по-

дозревал до этого. А уж если сам помощник коменданта обнаружил, то и го-

ворить нечего.

– Хрен вам, сегодня не прокатит… не выйдет, псы комендантские…

У меня за спиной кто-то злорадно шептал, нервно похихикивая. Я по-

вернулся. Перед моими глазами оказалась голова, увенчанная сугубо казен-

ной фуражкой. Четверокурсник. Кажется с электрического факультета. От-

кровенно говоря, если бы я был помощником коменданта, то я бы тоже од-

нозначно забрал обладателя такого лица. Оно того стоило. Теория Ламброзо

гласит о том, что преступнику свойственны определенные внешние призна-

ки. «Лицо – зеркало души», – утверждал Ламброзо. И если следовать его

логике, то на лице курсанта было крупными прописными буквами написа-

но, что он уже давно и неизлечимо болен всеми пороками общества, начиная

от пьянства и заканчивая злостными прелюбодеяниями в особо извращенной

форме, причем на груде совершенно секретных документов. Это было лицо

человека окончательно и безвозвратно падшего, но при этом очень доволь-

ного самим фактом этого падения и неплохо физически сохранившегося.

– Ты чего? – поинтересовался я.

Часть первая. Птенцы гнезда Горшкова

Кадет перестал перешептываться сам с собой.

– Понимаешь, я уже третье увольнение начинаю и заканчиваю здесь

на плацу. До тетки своей доехать не могу! Не дают, шакалы! То нестрижен,

то пьян… А я вообще не пью!!! Но сегодня хрен они порадуются… Не выйдет

ничего… Хрен вам… Хрен по всей морде…

В это время матрос выкрикнул:

– Белов!

Я протиснулся сквозь толпу к двери и, расправив плечи, четким строе-

вым шагом простучал хромачами к столу, за которым сидел Андрущак.

– Товарищ капитан, главный корабельный старшина Белов по ваше-

му приказанию прибыл!

На таких, как я, Андрущак, видимо, насмотрелся вдоволь, поэтому мой

строевой подход его не впечатлил. Капитан лениво окинул меня взглядом,

не задерживаясь ни на чем.

– Нарушение формы одежды. Строевые занятия 2 часа. Шагом марш

на плац!

Наученный горьким опытом, я не стал уточнять, какое, собственно,

у меня нарушение формы одежды. Так я помолочу пару часов по плацу но-

гами и потом буду отпущен, а попытка выяснения причин задержания могла

обернуться гораздо большими потерями. Не успел я еще сделать пару шагов

от стола, как Андрущак вытянул из пакета очередной военный билет.

– Боец! Ломакин.

– Ломакин! – заорал патрульный.

И сквозь толпу в комнату вошел мой собеседник, «порочный» четверо-

курсник. Он был невероятно чем-то доволен. На его лице блуждала улыбка

человека счастливого и уверенного в собственном благополучии.

– Товарищ капитан, курсант Ломакин по вашему приказанию при-

был!Адрущак привычным взглядом окинул фигуру вытянувшегося перед

ним кадета. Казалось, сейчас прозвучит стандартный приговор, но… Взгляд

помощника коменданта обрел осмысленность и заинтересованность. Он

даже как-то встрепенулся, приосанился и начал внимательно осматривать

стоящего перед ним воина. А посмотреть было на что. Курсант четвертого

курса был одет, как последний и затурканный матрос-первогодка. На но-

гах красовались абсолютно новые хромачи, с рантами такой ширины, что

ботинки могли сойти за короткие алеутские лыжи. Штаны были на пару

размеров и ростов больше, чем сам Ломакин, и поэтому были подтяну-

ты практически на уровень подмышек, и увенчаны отдраенной до сияю-

щего состояния и согнутой под уставным углом бляхой. Белая фланелев-

ка была тоже наверняка прямо сегодня из магазина, тоже на размера два

поболее небогатырского курсанта и топорщилась из подтянутых донель-

зя штанов огромными складками. Венчала эту картину торжества устав-

ной формы одежды фуражка, произведенная в массовом порядке на пред-

приятиях Министерства обороны, увенчанная плоским казенным крабом

и, по общему мнению, для носки на голове совершенно не предназначен-

ная. Она была, естественно, тоже побольше головы Ломакина и поэтому

держалась на его черепушке только посредством ушей, которые служили

ей упором, не позволяющим козырьку закрыть глаза и вообще свалиться

с головы. Короче, был Ломакин живой витриной и идеальным приложе-

нием для Устава Внутренней службы и Правилами ношения военной фор-

П. Ефремов. Стоп дуть!

мы одежды одновременно. Видимо, такая мысль посетила и капитана Ан-

дращука, который, еще раз осмотрев курсанта с ног до головы, недоволь-

ным голосом спросил:

– За что были задержаны?

Ломакин этого, естественно, не знал, так как сажали нас в машину без

объяснений, а мог только предполагать, что решающую роль сыграла его

физиономия.

– Не знаю, товарищ капитан! Наверное, за компанию со всеми.

Такая постановка вопроса помощника коменданта не устраивала. Ко-

мендатура просто так не забирает.

– Наверное, как и все, форму одежды нарушаешь? – вопрос, прини-

мая в расчет внешний вид Ломакина, был просто издевательский.

– Никак нет! Не нарушаю! – бодро и радостно доложил курсант.

Это был вызов. Вызов помощнику коменданта, комендатуре да и все-

му Военно-морскому флоту в лице Андрущака. И помощник коменданта

его принял.

– А вот сейчас мы это и проверим…

Капитан встал со стула и подошел к Ломакину.

– Головной убор снять! Предъявить стрижку!

Ломакин с готовностью скинул уставной «чемодан» с головы. Под ми-

цей была наголо выбритая голова, чуть поблескивавшая в свете ламп. Ан-

друщак хмыкнул.

– Подписку головного убора!

Ломакин протянул фуражку, показывая дно. На нем большими буква-

ми, но не превышающими размеры, установленные уставом, были четко вы-

ведены фамилия и номер военного билета курсанта.

– Хорошо… – придраться что к фланке, что к штанам Андрущаку было

просто невозможно, он и так видел, что короткими штаны не назовешь, а вот

по поводу длины никаких возражений в уставе не было.

– Подписку фланки!

Ломакин бодро отстегнул один из клапанов брюк и, вытащив на свет

край фланелевки, продемонстрировал подписку.

– Подписку брюк!

Курсант с готовностью отстегнул другой клапан и показал тщательно

выведенные хлоркой на изнанке брюк все ту же фамилию и номер.

– Подписку тельника!

Невозмутимый Ломакин вытянул из-под фланки кончик тельника.

На одной из белых полосок ручкой были выведены все те же письмена,

а на одной из черных, они были продублированы хлоркой.

– Ладно. Застегивайся. А трусы?

Ломакин начал снимать штаны с готовностью портовой проститутки.

– Ладно, ладно… Не стоит… Верю.

Андрущак сделал пару шагов назад, и пока Ломакин приводил себя в по-

рядок, еще раз внимательно осмотрел того.

– Поднимите брюки, покажите шнуровку ботинок.

Это был хитрый ход. Шнурки в крепких военно-морских пальцах име-

ли свойство частенько рваться, ботинки по этой причине зашнуровывались

не до конца, и это тоже считалось нарушением формы одежды. Но, как пра-

вило, на это не смотрели, замечаний на курсантах находилось и без этого до-

статочно. Но Ломакинские ботинки оказались зашнурованы до верха новы-

Часть первая. Птенцы гнезда Горшкова

ми длинными шнурками, да еще в придачу шнурки были даже с вечно слета-

ющими железочками на концах. Да и носки были новенькие, не растянутые,

да и не порванные, в чем Андрущак тоже убедился, заставив дополнительно

Ломакина разуться и представить ему подписку хромачей.

Придраться было не к чему.

– Предъявить предметы личной гигиены… – уже довольно обречен-

но потребовал капитан.

Ломакин бодренько извлек из карманов аж три носовых платка, расче-

ску и, отогнув подкладку фуражки, показал булавку и три иголки, обвитые

нитками разного цвета.

Холеное лицо капитана Андрущака стало похоже на печеное яблоко. Он

не мог задержать курсанта! Не имел права! Конечно, он мог придраться, даже

к тону ответа курсанта и отправить того маршировать по плацу хоть до утра,

но это было бы все равно поражение. Формально он был бы не прав, а чув-

ство собственного достоинства комендантского разлива у Андрущака при-

сутствовало и являлось как бы квинтэссенцией его служебного долга.

– Ну-ка дыхни! – на всякий случай потребовал Андрущак, и, получив

в лицо мощный поток воздуха отдающий табаком и «Поморином», но никак

не «Массандрой», замахал руками.

– Ладно. Хватит.

Андрущак еще пару минут молча разглядывал военный билет Ломаки-

на, перелистывая страницы и пытаясь найти хоть какие-нибудь несоответ-

ствия. Потом, осознав бессмысленность занятия, протянул тому документы

и, козырнув, с видимым нежеланием и трудом произнес:

– Товарищ курсант, произошла ошибка. Вы задержаны безоснователь-

но. Свободен. Хорошего отдыха.

Ломакин приняв документы от униженного капитана, залихватски от-

дал честь и, печатая шаг, вышел из помещения. Андрущак же подошел к окну

и, скрестив руки на груди, молча уставился на стекла. Если бы не погоны

и фуражка, он бы мог сойти за принца Гамлета, решающего вечный вопрос

«быть или не быть?». Причем сцена проверки Ломакина так поразила всех

присутствующих, что привычный конвейер был остановлен, я до сих пор

был у двери, а не на плацу, да и все остальные стояли совершенно беззвуч-

но, переваривая произошедшее.

Не прошло и минуты, как капитан Андрущак вдруг резко нагнулся, вгля-

дываясь в окно. Потом резко выпрямился, развернулся и, чеканя слова, тор-

жественно и с чувством глубочайшего удовлетворения отдал приказание:

– Начальник патруля, срочно догнать курсанта, которого я только сей-

час отпустил!

Начальник патруля с одним патрульным резко рванули с места и исчез-

ли за дверями. Вернулись они быстро с недоумевающим Ломакиным, кото-

рого они нежно, но крепко поддерживали под руки. Ломакин, судя по лицу,

абсолютно не понимал, за что его вернули в то место, которое он несколько

мгновений назад триумфально покинул.

– Что же вы, товарищ курсант, так образцово выглядите, а элементар-

ных правил поведения военнослужащих в городе не знаете?

Ломакин все еще не понимал вообще, о чем идет речь.

– Товарищ курсант, на входе в комендатуру стоит целый старшина

2 статьи с повязкой на руке. Видели, надеюсь?

Ломакин все еще не понимая, в чем дело, утвердительно кивнул.

П. Ефремов. Стоп дуть!

– Как же так, товарищ курсант? Вы уже четыре года погоны носите,

а вот честь военнослужащему выше вас по званию отдавать пока не научи-

лись!!! Увольнительную!!! И шагом марш на строевые занятия!!! До упора!!!

А что это все замерли, как проститутки на панели?! А ну…

И все снова завертелось… Очередная фамилия, очередное замечание,

строевые занятия. Пока мы полировали своими ногами плац комендату-

ры, курсант с порочным лицом успел поведать нам, что уже три увольнения

подряд комендантская служба не дает ему уйти дальше пределов площади

Нахимова. Его задерживали, отправляли в комендатуру, и он, отбарабанив

по плацу пару часов, убывал в систему, так как увольнение уже заканчива-

лось. Ему до смерти это надоело, и на сегодняшний выход в город он подго-

товился по полной программе, да и ко всему прочему его девушка начала по-

дозревать, что он ее избегает, что правдой никак не являлось. И вот, одержав

моральную победу над комендантской службой, окрыленный этим, курсант

Ломакин так резво покинул стены комендатуры, что забыл отдать честь стоя-

щему у ее дверей дежурному матросу. На его горе именно это и узрел в окно

наблюдательный капитан Андрущак, и превратил ломакинский триумф в со-

крушительное фиаско…

Все-таки, что ни говори, а было в плановом ведении хозяйства что-то

такое… действенное.

Уроки английского

Хорош лишь тот учитель, в котором еще не умер

ученик.

Бауржан Тойшибеков

Сколько за свою жизнь каждый из нас сдал экзаменов, и не счесть.

По сути, вся наша жизнь – один сплошной экзамен. От первого ее дня до по-

следнего. Но не будем углубляться в высокие моральные сферы, а спустимся

на землю. К простому экзамену, в простом военно-морском вузе. По непро-

стому техническому английскому языку.

Ни для кого не секрет, как учили иностранному языку в наших род-

ных советских школах. Это сейчас любой сопливый малец любит доба-

вить в разговор что-то вроде «фак ю», а в свое время таких слов в учебни-

ках не было.

А сам язык учили согласно огромному количеству инструкций от мно-

гих министерств и ведомств, по большому счету к школе отношения не имев-

ших. Как учили – так и знали. Хотя, безусловно, те, кто ставил себе цель из-

учить иностранный язык – его знали. Правда, не с чисто йоркширским диа-

лектом, а в лучшем случае, с вологодским говорком. Но не суть важно.

Отношения с иностранным языком складывались у меня сложно. Шко-

лу я заканчивал на Украине, в Феодосии. Там языки начинали учить с пято-

го класса. Класс в приказном порядке разделили на две группы: английскую

и немецкую. Согласия ни у наших родителей, ни тем более у нас не спраши-

вали. Я оказался «немцем». Немец так немец. В том возрасте мне, в сущно-

Часть первая. Птенцы гнезда Горшкова

сти, было по барабану, что учить. Начались занятия. Год учим. У меня в неза-

соренной детской голове язык мюнхенских пивоваров укладывался на ред-

кость ровно и удачно. Учитель очень хвалила и ставила в пример.

Второй год постигаем язык Шиллера и Бисмарка. Все нормально. Я уму-

дрился даже на какую-то городскую олимпиаду по немецкому языку загре-

меть. И был не самым последним.

Вдруг наш дорогой Леонид Ильич Брежнев где-то расцеловал и обслю-

нявил то ли Никсона, то ли Картера и подписал очередной судьбоносный

договор о вечном мире и дружбе до гроба. До чьего гроба не уточнялось.

Министерство просвещения всплеснуло руками: господи, а как же нам от-

реагировать на такой подвиг лидера страны и босса партии?! И ведь при-

думали чертяки! Взяли и перевели тех, кто учил немецкий, на английский!

Не всех – но многих. Нашу школу в том числе. И дали нам команду за год

догнать тех, кто уже два года «аглицкую мову» мусолит. И стали мы переу-

чиваться. В итоге школу моя немецко-английская половина класса закон-

чила, не зная толком ни тот язык, ни этот. Потом армия, потом поступление

в училище. А там на первом курсе преподаватели кафедры иностранных язы-

ков нас по группам отбирать стали. По шесть-восемь человек. А отбирали

на микроэкзамене. Так, ерунда – пару вопросов, ты пару ответов, и препо-

давателю ясно, кто ты и на что способен. А надо особо сказать, что кафедра

эта была любима всеми без исключения. Там работали такие прекрасные

и очаровательные женщины, что нет слов, – просто милейшие создания.

Им прощали все – даже задолженности, хотя с ними в город не отпуска-

ли. Вот и запускали нас к ним по два-три человека, а они определяли твой

уровень и отпускали с богом. Мой учитель Ирина Николаевна, дочь одного

очень большого адмирала, была очень красивой женщиной, курсанты про-

сто таяли под ее взглядом, вот так и я растаял при первой встрече. При всем

этом внешние данные Ирины Николаевны были ни чуть не хуже внутрен-

них, что, как известно, для женского пола крайне нетипично. Так вот, по-

садив меня перед собой, «англичанка», которой я, естественно, заявил, что

в школе изучал именно ее язык, очень добрым голосом что-то спросила. Для

старшего сержанта Советской армии, почти два года ничего не читавшего,

кроме уставов Вооруженных сил и писем родителей и вдобавок изучавше-

го иностранный язык в школе вышеуказанным методом, вопрос оказался

неподъемным. Ирина Николаевна снова что-то спросила. Я снова почесал

в затылке. Наконец она поняла, что со мной надо разговаривать как с ди-

ким индейцем из племени навахо – при помощи не только речи, но и же-

стов. Показывая на меня, Ирина Николаевна четко и раздельно спросила:

«What is your name?» Наконец, в моей голове что-то перещелкнуло, и я авто-

матически выдавил из себя фразу: «My name is Паша». Обрадованная Ири-

на Николаевна улыбнулась и, нежно похлопав меня по ладошке, сказала:

«А ты дружок ко мне в группу. Иди». Я пошел. В коридоре я узнал, что она

вела группу самых отстающих, или попросту тупых.

Позже выяснилось, что в компанию из восьми человек, которую ка-

федра общими усилиями отобрала для Ирины Николаевны, «тупых» попа-

ло не так уж много. За исключением меня, с чем я совершенно не спорил,

к тупым отнесли моего друга Гвоздева, на мой взгляд, виртуозно владевшего

английским языком для человека с берегов Волги. Да и все остальные были

не хуже, а один кадет Вова Карпенко вообще виртуозно владел даже разго-

ворной речью без словаря, что подтверждала сама Ирина Николаевна. Так

П. Ефремов. Стоп дуть!

и начали учиться. Активно заморская речь изучалась в училище до третьего

курса включительно. Напоследок сдавался экзамен, и до конца пятого кур-

са предмет шел факультативно. Раздали текст – перевел в срок – сдал за-

чет. Все. Никаких проблем. Язык преподавался технический, чисто инженер-

ный, особых изысков в общении не требовавший. Все большей частью по-

лутехнические тексты о ядерных реакторах. За три года обнаружилось, что

не такая уж и «тупая» группа подобралась у нашей симпатяги Ирины Нико-

лаевны. Скорее всего, в этом была ее заслуга, а не наша тяга к знаниям. Мы

просто считали неприличным являться на занятия к этой изумительной жен-

щине не подготовившись, а уж если такое и случалось, то, хотя нам все всег-

да прощалось без последствий, мы прятали глаза и старались оправдаться

всеми доступными методами. Ирина Николаевна и сама прекрасно понима-

ла силу своего обаяния и эффектной внешности и кокетливо подчеркивала

это. Кабинеты, где мы занимались, были маленькие, прямо-таки лингафон-

ные клетушки, а место преподавателя располагалось на подиуме. Так вот,

когда наша Ирина приходила в класс, она, величаво поводя бедрами, про-

тискивалась через тесно расставленные столы под нашими взглядами. За-

тем она усаживалась на стул, закинув ногу на ногу и поддернув для удобства

юбку, открывая до допустимой границы свои красивые ноги. Представляе-

те, каково было всем нам? А в особенности мне и Гвоздеву, сидящим за пер-

вым столом. Эти соблазнительно оголенные ноги покачивались буквально

в сантиметре от нас. Конечно, Ирина Николаевна делала все это неосознан-

но, просто повинуясь своей женской природе, но мы думали иначе, и даже

гордились тем, что она относилась к нам, как к равным, никогда не ругаясь

и не повышая голоса. Мы очень любили свою «английскую королеву», и она

платила нам тем же. Что касается меня, то я и Гвоздев вообще стали Ирини-

ными любимцами. Я неплохо рисовал и всегда выручал ее, когда надо было

оформить дружескую стенгазету на кафедре в связи с днем рождения пре-

подавателя или какого-нибудь торжества. Гвоздев же неплохо учился, и был

юмористом по жизни. На конкурсах стенгазет кафедры я рисовал карика-

туры, а он придумывал тексты. В итоге, ведомые Ириной Николаевной, мы

всегда занимали первые места.

Три года пролетели в минуту. Подошло время экзаменов. Наша Ирина

с обезароживающей улыбкой довела всей группе, что принимать его будет

она и еще одна легендарная женщина кафедры, тоже Ирина, но Сергеевна;

что волноваться не надо, все получат то, что заслужили за все эти годы. Осно-

ваний не верить нашей королеве у нас не было, и готовились мы к этому эк-

замену без обычных зубрежки и нервотрепки. Единственное, что немного

портило настроение, так это приезд в училище очередной комиссии из Управ-

ления высших военно-морских учебных заведений. Шла сессия, и орда зо-

лотопогонных проверяющих носилась по всему училищу и совалась на все

экзамены в целях, так сказать, проверки правильности их приема. Но бро-

дили они в основном по специальным техническим кафедрам, и к необразо-

ванным пока третьекурсникам не заглядывали.

Экзамен начался торжественно. Еще с вечера мы отправили гонца в го-

род, где он на собранные деньги купил два громаднейших букета роз. Всю

ночь букеты плавали в ванне с водой, дабы не потерять свежий вид. После

завтрака группа выстроилась в аудитории в ожидании экзаменаторов. Нако-

нец они появились. Две красавицы. Две настоящие женщины. Более высо-

кая Ирина Николаевна, и чуть пониже Ирина Сергеевна. Абсолютно непохо-

Часть первая. Птенцы гнезда Горшкова

жие друг на друга, но каждая обаятельная и неповторимая по своему. Поздо-

ровались. Первые шесть человек вытянули билеты и расселись за столами.

Надо сказать, что проходило все это действие в лингафонном кабинете, где

каждый сидел отдельно и был отгорожен от соседа стеклянной перегород-

кой. Каждый билет включал в себя перевод, пересказ и ответы на вопросы

по тексту. Естественно, по-английски. Начали готовиться. Как-то совершен-

но случайно получилось так, что я и Гвоздев закончили подготовку первы-

ми и одновременно. Так же одновременно высказали желание начать сдачу.

Великодушный Гвоздь, понимая, что я не такой дока в языке, как он, пред-

ложил мне направиться к нашей Ирине Николаевне, а сам шагнул к Ирине

Сергеевне. И вот, как только мы заняли места перед нашими симпатичными

экзаменаторами и положили перед ними листки с переводом, двери аудито-

рии открылись…

Первым в дверь шагнул начальник училища контр-адмирал Длиннов

и многозначительно и незаметно для следующих за ним поднял палец вверх.

За ним протиснулся еще один незнакомый адмирал, с лицом типичного ар-

батского флотоводца. Следом появились пять-шесть капитанов первого ран-

га с академическими лицами. Мы встали. Преподаватели тоже. Ирина Нико-

лаевна подошла к Длиннову и негромко доложила:

– Товарищ контр-адмирал, в 131-м классе проводится экзамен по ан-

глийскому языку. Старший преподаватель Ирина Николаевна…

– Хорошо. Хорошо, – Длиннов повернулся и вопросительно посмо-

трел на пришлого адмирала.

Тот успокаивающе замахал руками.

– Продолжайте, продолжайте, мы здесь тихонечко постоим и послу-

шаем.

Ирина Николаевна кивнула и повернулась к аудитории. Уж и не знаю, до-

говорено ли у них с Ириной Сергеевной было или они за доли секунды взгля-

дами обменялись, но Ирина Сергеевна неожиданно встала и торжественно

произнесла, обращаясь к оторопевшему от неожиданности Гвоздеву:

– Молодец, Гвоздев! Пятерка! Иди. Кто следующий? Наверное, ты Ка-

рузов? Ну, давай, выходи!

Эдик Карузов был нашим вторым индивидуумом, для которых инозем-

ная речь была, что матерная для обычных людей. Он без всяких эмоций под-

нялся с места и направился к столу. Ирина Николаевна неторопливо проше-

ствовала на свое место, села, взяла со стола мои бумажки. Полистала их. Под-

няла на меня глаза. А в них чертики скачут!

– Спасибо, Павел. Ты меня, как всегда, не разочаровал. Отлично.

Я выпучил глаза. Когда рядом с тобой такой номер происходит с това-

рищем – это одно. А вот когда с тобой – это уже совсем другое. Ирина Ни-

колаевна шутить любила и умела, но экзамен…

– Белов! Иди, ты свободен. Собирайся в увольнение! – Голос учителя

вывел меня из легкого ступора.

– Карпенко? Готов? Ну, давай! – услышал я, направляясь к двери.

А от стола Ирины Сергеевны уже слышался негромкий баритон Эдика, что-

то вещающего на хорошем английском языке о ядерной энергетике, кораблях

и химии. А уже закрывая дверь, я услышал, что к нему присоединил свой го-

лос Карпенко, стреляющий фразами со скоростью пулемета.

Минут через пять компания проверяющих выползла из кабинета. Все

в коридоре вытянулись. По довольному лицу Длиннова было видно, какое

П. Ефремов. Стоп дуть!

сильное впечатление произвели на него наши «орлы-англичане». Члены же

комиссии тоже вполголоса восхищались. Правда, больше не знаниями, а фи-

гурами наших преподавательниц. Так или иначе все остались довольны. Мы

с Гвоздевым оценками, начальник училища – сохраненным лицом, а комис-

сия… Тоже чем-то.

После экзамена мы снова построились в классе. Ирина Николаевна за-

читала оценки. Все они соответствовали заработанному за эти годы. Кро-

ме, наверное, нас. Ирина Николаевна тоже это понимала и поэтому в кон-

це добавила:

– А Гвоздев и Белов… Будем считать, что они получили эти оценки аван-

сом. За будущую службу! До свидания, господа гардемарины!

Прошло уже много лет. Я как не знал, так и не знаю английский язык.

Да, наверное, никогда уже и не выучу его. Но наших добрейших и неотра-

зимых леди с кафедры иностранных языков не забуду никогда. И их уроки

английского…

Министр обороны. Встреча первая

Аггравация (лат. Aggravare) – преувеличение зна-

чения какого-либо явления.

Краткий словарь иностранных слов

Каждый военный всю жизнь будет помнить, если ему приходилось

встречаться и тем паче разговаривать с каким-нибудь большим начальни-

ком, тем более если он известен всей стране или миру. А так как всю нашу

историю государством мы были военизированным и имена наших министров

обороны использовали на Западе как страшилки для доверчивых граждан,

то я искренне горжусь, что мне довелось подержаться за руки аж двух на-

ших главных военных.

Важные гости в любом флотском училище не такая уж редкость.

То главком заглянет, то престарелый маршал какой полюбоваться, мало

ли. Но вот обстановочка, сложившаяся после нашего возвращения из лет-

него отпуска, настораживала. Судя по всему, ждали кого-то очень высо-

кого, выше некуда. Наш бедный второй курс не выползал с внешнего объ-

екта, вылизывая аллеи и беля деревья, все училище красилось, асфальти-

ровалось, даже страшно сказать: пятый курс заставили собирать бумаги

вокруг своей казармы. И что еще странней: все это продолжалось каж-

дый день и без упоминания имени гостя. Спешно реконструировалась

образцово-показательная трасса – «БАМ». Этим маршрутом возили и води-

ли всех важнейших посетителей наших стен, действовала она на них силь-

но, не зря училище ядерной энергетики. Гости, как правило, прибывали

к нам морем, на катере. Там их ждали машины, и через спортивный горо-

док везли наверх, в нашу знаменитую лабораторию ИР-100, единственный

действующий реактор на территории Севастополя, если не Крыма. После

гостей везли в учебный корпус, и проводили пешком через весь, к режим-

ной зоне, где учились старшие курсы, и располагались секретные кафе-

Часть первая. Птенцы гнезда Горшкова

дры и лаборатории. После чего они, наверное, шли на банкет, либо в кур-

сантское кафе «Бригантина», либо в адмиральский Голубой зал на камбу-

зе. Это мне доподлинно неизвестно.

Шли дни. Мы все так же чистили и драили родные стены. И вот нако-

нец, на общеучилищном построении наш Ашот Аракелович (вице-адмирал,

начальник училища) громогласно объявил, что училище, впервые в истории

ВМФ посетит министр обороны маршал Устинов. Все сразу встало на свои

места. Ждали, но даты не знали. Теперь выяснилось, что приедет министр

через десять дней, фронт работ огромен, дел хватит на всех. Начался бес-

примерный аврал. Посреди этой, уже целенаправленной, суматохи в стенах

училища появились бесцветные личности в строгих костюмах и с невозму-

тимыми лицами. Облазили все училище, начиная от крыши и заканчивая ба-

ней, обнюхали все и долго изучали личные дела курсантов и офицеров в от-

деле кадров. На второй авральный день меня и моего друга Гену Боровикова

вызвал к себе командир, и что самое неожиданное, прямо с занятий. Такое

разрешалось делать, только если вызывал начальник училища. Грешным

делом, я подумал, что Генка что-то отчебучил, и его со мной (а я был стар-

шиной класса) вызывают на ковер. Но Генчик категорически отрицал вся-

кие мои домыслы и уверял, что причин нет. Командир ждал нас в роте. Уса-

див нас в своем кабинете, он долго молча расхаживал перед нами, хмурил-

ся и, наконец, родил:

– Белов, Боровиков, мне приказали выделить от нашей роты двух на-

дежных курсантов для встречи министра обороны. Я долго размышлял и оста-

новился на вас. Вы ребята находчивые, смышленые – старшина класса и от-

личник. Возражения есть?

Мы молчали. Командир еще походил и неожиданно резко продолжил:

– Обосретесь – сгною! Приведите себя в порядок, через полчаса ин-

структаж у начпо. Вперед!

Мы подчистились и снова побрели наверх, в учебный корпус.

Инструктаж проходил в актовом зале училища. Там собралось человек

тридцать курсантов всех курсов и столько же офицеров. Все расселись, на три-

буну вышел начпо и начал объяснять задачу. Говорил он по-замполитовски

долго и витиевато, поминутно вспоминая нашу ответственность, долг, поли-

тику партии и правительства, решения последнего съезда и многое другое.

Никто ничего не понял. После него на трибуну взобрался начальник строе-

вого отдела и перевел монолог начпо на земной язык:

– По всему маршруту движения начальника, короче по всему «БАМу»,

вас, товарищи курсанты, расставят изображать случайные встречи с мини-

стром. На сегодня наша задача: определить на плане ваши точки, разобрать-

ся с формой одежды. Все. Остальное начнем отрабатывать с завтрашнего

дня, с каждым отдельно. Впереди неделя. Справимся.

На сцену вынесли огромный план училища, с обозначенным ярко-

красным цветом «бамовским» маршрутом. Расстановка по постам прошла

быстро и без затруднений. Нам с Генкой достался пост в фойе клуба, пря-

мо напротив входа в актовый зал. Начальник строевого отдела снова вышел

на трибуну.

– Все запомнили места. Добро. Начальник вещевой службы, прошу.

На трибуну еле вполз необъятный майор, начальник вещевой службы,

славящийся своей непробиваемой жадностью (насчет формы).

– Товарищи курсанты! Всем на склад!

П. Ефремов. Стоп дуть!

Это удивило. Если кто не знает, форму на флоте, как и во всей армии,

дают на определенный срок, износил раньше времени – твоя личная беда.

Носи что хочешь. Лишнего не дадут. Тем более наш начвещ. А тут такое. Мы

все снялись с мест и потопали на склад. Военная мода проста, как бревно.

Существует всего шесть размеров на все случаи жизни: 44–2, 46–3, 48–4,

50–5, 52–6, 54–8. Первая цифра – размер, вторая – рост. И если у тебя,

бедняги, рост метр девяносто, но ты худ как соломина – получи свой 54–8

и не жалуйся, что в штаны еще трое таких же влезет. Не поможет. Глав-

ное – рост совпал, и точка! Крутись, как хочешь, но помни: ушивание во-

енной одежды – это ее порча и наказывается в дисциплинарном порядке.

А тут на складе, лично начвещ, отбирал каждому выходную форму одежды

не по уставу, а по уму! Дали все: от хромачей и карасей до новых бескозырок

и фуражек. Приказали погладиться и через час построиться нашей группой

перед ателье. Я понял, что в ближайшую неделю учебы у нас, скорее всего,

не будет. Через час нас шокировали в очередной раз. Начальник строево-

го отдела, беспощадный борец с неуставщиной и ушиванием, обойдя строй,

сморщился, сплюнул и скомандовал:

– Шагом марш на примерку! Все, как мешки! Начальник вещевой служ-

бы, завтра они должны быть как с картинки, ни одной складки, все – как

пятаки медные!

Нас стадом загнали в ателье, и предупрежденные мастера стали лихо-

радочно обмерять наши фланки и брюки. Переодевшись в казарме, мы сда-

ли форму и разошлись до завтра. Наутро прямо посредине первой пары нас

снова вызвали в ателье. Форма была уже готова. Снова заставили переодеть-

ся и крайне придирчиво осмотрели. Половину забраковали. Смешно сказать,

но за то, что задница на брюках висела. А ведь в другое время это считалось

идеалом! Те, кто прошел осмотр без замечаний, отправились обратно на за-

нятия. И мы в том числе. Но ненадолго. На третьей паре нас с Генкой снова

высвистали. Теперь уже в политотдел.

Ждали нас в кабинете заместителя начальника политотдела. Сам за-

меститель и еще один неизвестный каперанг. Мы доложились. Начальни-

ки сверились с картой похода министра, пошуршали бумажками, постави-

ли галочки и, наконец, обратили внимание на нас. Заместитель начпо откаш-

лялся и начал:

– Ну, ребята, вы хоть понимаете, какая честь вам выпала? Я вот мини-

стра обороны за всю службу ни разу не видел. А вы только начинаете, и уже.

Ответственность чувствуете?

Мы чувствовали. Особенно, что это надолго, и можно пропустить

обед.– Вижу, осознаете. Понимаете, ребята, вы должны оказаться на пути

министра как бы случайно, вроде по своим делам шли и столкнулись. Неожи-

данно. Понимаете?

Чего непонятного? Как само собой. Гуляем – бах, министр! Поздоро-

вались и пошли гулять дальше, как ни в чем не бывало! Мало ли министров

по училищу шатается.

А замначпо продолжал:

– Может быть, он мимо пройдет, вас и не заметит. А может и заметить,

да еще остановиться поговорить. Резонно?

Мы кивнули. Заместитель вопросительно посмотрел на нас.

– А что он спросит?

Часть первая. Птенцы гнезда Горшкова

А хрен его знает, что его заинтересует. Министр все же. Заместитель

не унимался:

– Ну вот ты, Боровиков, как думаешь?

Генка, который в обычной обстановке за словом в карман не лез, за-

мялся.

– Не знаю. Ну… Ну… Спросит, как учусь?

Заместитель искренне обрадовался и даже вскочил со стула.

– Правильно! Верно! Но это он спросит не сразу. А сначала…

Молчавший до того каперанг подал голос:

– Владимир Николаевич! Извините, что вмешиваюсь, но давайте я объ-

ясню курсантам, что будет спрашивать министр.

Наш заместитель сразу согласился и, услужливо помахав руками, сно-

ва сел. Каперанг встал, подошел к нам вплотную и очень серьезно и сурово

начал вещать:

– Первым дело вы должны поздороваться с министром, как бы он к вам

ни обратился. Сразу стойка «смирно» и громкий четкий ответ! На пределе!

Сейчас потренируемся. Внимание, я министр обороны!

Каперанг отошел на пару шагов, резко развернулся и неожиданно виз-

гливым голосом прокричал:

– Здравствуйте, товарищи курсанты!

Мы даже вздрогнули. Но ответили разом, без разнобоя:

– Здравия желаем, товарищ Маршал Советского Союза!!!

Каперанг недовольно сморщился. Одним лимоном во рту и не пахло.

Минимум десяток.

– Юноши! Вы, как умирающие котята в дальнем углу подвала. Я вас

не слышу. Чему вас учат! Повторяем!

Повторяли мы минут десять без перерыва, пока наши вопли не удовлет-

ворили придирчивого каперанга. После чего пошли дальше.

– Хорошо. Здороваться мы с вами с грехом пополам научились. На тро-

ечку, но все же. Представляться будете в таком же русле. Четкость и уве-

ренность. Представились. Министр спросит, как учитесь. Ваш ответ дол-

жен быть один. Отлично, товарищ Маршал Советского Союза!!! Внимание!

Я министр обороны!

Как мы учимся, мы отвечали еще минут двадцать. Видно, каперангу очень

нравилось изображать из себя министра. Слушая нас, он перемещался по все-

му кабинету. Заставлял нас изображать строевые пируэты, поворачиваться

то туда, то сюда. Работал на совесть. Наконец, подошли к главному.

– А теперь важнейшее! От этого вся ваша служба дальнейшая зави-

сит! Министр возьмет и задаст вопрос: где служить хотите? А? Что гово-

рить будете?

Где служить будем, мы и так знали. Атомоходы только на Севере да Даль-

нем Востоке с Камчаткой базировались. Выбор-то не так уж и велик.

– Задумались? Правильно! Ваш ответ должен быть один: где Родина при-

кажет, товарищ Маршал Советского Союза!!! И больше ничего! Сразу набра-

ли воздуха в легкие для следующего ответа и молчать! Никакой отсебятины!

Не дай бог, Москва, Ленинград… На Колыму поедете! Внимание!!! Я…

И снова понеслось… Следующий час мы отрабатывали всевозможные

варианты в принципе одних и тех же ответов. Чуть не осипли. Когда нас от-

пустили, в приемной уже ждала следующая пара «случайных прохожих»

с четвертого курса.

П. Ефремов. Стоп дуть!

Последующие дни мы провели в ежедневной глажке выданной фор-

мы, ее осмотре и очередном забраковывании с назначением времени оче-

редного осмотра. После обеда нас вызывали в политотдел для отрабатыва-

ния голоса. Там в течение минут сорока мы открикивали вызубренные отве-

ты, получали замечания и уходили устранять. В перерывах между всем этим

мы учились. Попутно вдруг вспомнили про наши прически и подстригли под

бойскаутов, оставив лишь хохолки над лбом. Примечательно, что стригли

бесплатно в училищной парикмахерской под отеческим надзором началь-

ника строевого отдела.

И вот настал великий день. За сутки до него серые личности опечата-

ли склад боепитания и отобрали патроны у караула и ВОХР. Училище под-

няли на час раньше, покормили и разогнали по классам. Занятий как тако-

вых не было. Все сидели и занимались самоподготовкой. А чтоб не было со-

блазна пойти погулять, в каждом коридоре выставили три-четыре офицера

для пресечения всяких попыток. Короче, училище с населением без малого

две тысячи человек обезлюдело совершенно. А мы напоследок построились

на плацу для окончательного инструктажа, после чего разбрелись по местам

«случайных» встреч.

Итак, в 09.00 я и Генка, отутюженные донельзя, сверкая свежепостри-

женными головами, в одиночестве торчали в фойе клуба. Для полноты ил-

люзии под мышкой у меня находился фундаментальный учебник «История

КПСС», у Генки – «Теоретическая механика». Стояли долго. Даже ноги за-

текли. Началось же все часов в одиннадцать. Сначала согласно плану министр

со свитой высадился на пирс кафедры морской практики. Его встретил на-

чальник училища, представился, расселись по машинам и показуха началась.

Уже через сто метров машины тормознули. На свежепокрашенном, безлюд-

ном спортгородке трое курсантов богатырского телосложения в идеальной

форме одежды занимались спортом. Один подтягивался на одной руке, дру-

гой безостановочно крутил на турнике подъем-перевороты, а третий лениво

махал двухпудовой гирей. Рядом на скамейке по-уставному аккуратно ряд-

ком лежали сложенные фланки и фуражки.

– Кто такие, Ашот Аракелович? Почему ерундой занимаются в рабо-

чее время?

Само собой, эта встреча была запланирована, и начальник училища

со вздохом ответил:

– Отстающие по физической подготовке, Дмитрий Федорович. Такие

еще встречаются. Это дополнительные занятия, товарищ маршал!

Министр одобрительно хмыкнул, и процессия понеслась дальше. Оста-

навливаясь то тут, то там, кортеж добрался до лаборатории ИР-100. Там уже

четвертый час упакованные в пластиковые защитные костюмы, такие же

бахилы и все остальное защитное имущество ждали очередные «встречные

пареньки». Эта группа изображала лабораторную работу на действующем

реакторе и за четыре часа полной боевой готовности в пластиковой оберт-

ке вспотела до тех мест, которые в принципе потеть не могут. Реактор ми-

нистру понравился, особенно неземной вид работающих специалистов. Вы-

слушав объяснения нашего адмирала, министр скомандовал:

– Поехали дальше!

И процессия направилась в учебный корпус.

На нашем боевом посту мы извелись окончательно. Во избежание экс-

цессов, командование позапирало все двери в коридорах. И когда на вто-

Часть первая. Птенцы гнезда Горшкова

ром часу ожидания наши мочевые пузыри подали сигнал аварийной защи-

ты, оказалось, что идти-то некуда. Хоть в штаны. И тоже нельзя! Министр

увидит. А все гальюны под замком. Представляю, если бы Дмитрия Федоро-

вича самого пробрало, а некуда! Дотерпев до зубовного скрежета, мы плю-

нули на последствия и на ураганной скорости сгоняли на улицу, где на косо-

горе выжали из себя все, что могли. Мы успели, катастрофы не произошло.

И когда уже отчаялись дождаться министра, откуда-то из-за колонн тенью

прошмыгнул начальник строевой части и шепотом предупредил:

– Идут! – И испарился.

В конце коридора послышался рокот. Мы выдвинулись на заранее опре-

деленные позиции. Устинов быстро вошел в фойе. За ним катилась такая тол-

па! Мама родная! Человек пятьдесят, не меньше. Я запомнил только нашего

главкома Горшкова, первого секретаря Крымского обкома, ну и, естествен-

но, нашего начальника училища. Остальные слились в сплошную полосу по-

гон и золота. Министр, как по сценарию, подошел к нам и поздоровался:

– Здравствуйте, товарищи курсанты.

Припомнив тренировки, мы во все свои глотки гаркнули:

– Здравия желаем, товарищ Маршсоветсоюза!!!

Устинова аж качнуло. Он улыбнулся и протянул руку. Пожимая ее, мы

представились:

– Товарищ Маршал Советского Союза, главный старшина Белов.

– Товарищ Маршал Советского Союза, старшина 2 статьи Борови-

ков. Рука у Устинова была вялая и чуть влажная. Нездоровая, одним словом.

Хотя сам он выглядел бодряком. Министр на секунду задумался и спросил:

– Как учитесь, ребята?

– Отлично, товарищ Маршал Советского Союза!

– Молодцы!

– Рады стараться, товарищ…

Министр нас перебил:

– Что вы так громко кричите? Я не глухой!

Получив не запланированную сценарием фразу, мы запнулись. Но, по-

моему, все же мы учили ответы, а министр – вопросы. Потому что, еще раз

улыбнувшись, министр с чуть заметной ехидцей спросил:

– Где служить хотите?

Почуяв, что события вошли в колею, мы радостно и громогласно возо-

пили:– Где Родина прикажет, товарищ Маршал Советского Союза!!!

– Молодцы! – снова сказал министр и, повернувшись к главкому, бро-

сил: – Пошли!

И весь эскадрон застучал по паркету в сторону режимных кафедр. Мы

остались стоять в фойе, потные, голодные, не курившие часа четыре и без-

умно довольные, что все наконец закончилось.

Всем участвовавшим после объявили благодарность. Наш училищный

фотограф, фиксировавший всю встречу от начала и до конца, заработал

неплохие деньги. За фотографии с министром обороны с тех, кто принимал

участие во встрече, он просто брал тройную цену. Возражающих не было.

Кто не хочет иметь на память такой снимок? А Устинов через несколько ме-

сяцев умер. Все-таки нездоровое было у него рукопожатие…

П. Ефремов. Стоп дуть!

Наши пушки – жены заряжены!

Человек, решивший остаться холостяком, может

быть, и дурак, но ему не так часто напоминают

об этом, как женатому.

Старинная английская поговорка

Да простят меня те, без которых жизнь была бы скучна и пресна, но речь

пойдет о вас, женщины. Точнее, о некоторых представителях вашего пре-

красного пола. Проглотите обиду! Ведь то, что вы прочитаете, вовсе не о вас,

а о ком-то далеком, не имеющем к вам никакого отношения.

В чем-чем, но в практичности и жестком реализме любая женщина даст

огромную фору любому мужику. В те далекие и уже былинные времена быть

женой военного моряка считалось престижно и надежно. Будущее обеспе-

чено как минимум на хорошем среднем уровне. Отбор кандидатов в мужья

начинался чуть ли не на первом курсе. И на то были причины. Севастополь

во все времена и совершенно справедливо слыл городом моряков. Будущие

приморские красавицы с пеленок видели белые фуражки и бескозырки

на улицах, красавцев моряков во всех укромных уголках города, корабли,

море и все остальное. Тяга к военному передавалась уже на генетическом

уровне от мам и бабушек, в юности уже прошедших все эти этапы. А если при-

бавить ко всему этому, что чуть ли не каждый второй мужской житель горо-

да был или бывшим моряком, или непосредственно связан с флотом, то вну-

тренняя поддержка отцами своих чад была не меньше маминой. Но помимо

многочисленных случаев искренней любви и привязанности, которые, сла-

ва тебе господи, еще не перевелись, многие браки ковались молодыми кра-

савицами целенаправленно и частенько чисто иезуитскими методами.

Самый простой вариант, опробованный, пожалуй, представителями

женского пола всех стран и народов, был груб и действен. После непродол-

жительного романа с объятиями и поцелуями на косогоре училища и на ска-

мейках Приморского бульвара весь процесс постепенно перетекал в кварти-

ру юной соблазнительницы. Где, в конце концов, истосковавшийся курсант-

ский организм и получал доступ к телу. Далее все шло традиционно: слезы,

сопли, я беременна, я боюсь, я сказала маме, папе, бабушке, дедушке, врачу

и твоему командиру. Все! Клиент готов. Откажешься – вылетишь из учили-

ща. А если к этому времени ты успел обзавестись партбилетом, лучше молча

беги, покупай кольца. Простым изгнанием из училища не обойдешься.

Так рождались семьи. На удивление, подчас неплохие и крепкие. Были

и более изощренные варианты, с многоходовыми комбинациями, игрой

на грани фола, передачей объекта менее разборчивым подругам для про-

верки и познания, короче постепенным и фундаментальным насаживанием

на крючок. Один мой сокурсник бабником был знатным. Любил всех, везде

и как мог. На заре учебы, на первом курсе, он пережил один малозаметный

роман с серенькой молоденькой девчоночкой. Правда, с отличной фигуркой.

Пережил и забыл. Но она не забыла. И умудрилась единственной из покину-

тых остаться ему другом. Последующие четыре года она ничем не выдавала

своего замысла, отстранено наблюдала за всеми любовными похождениями

своего избранника, потихоньку ссужала его деньгами, себя блюла. В связях,

порочащих ее, замечена не была. Он сдуру принимал это за чисто друже-

Часть первая. Птенцы гнезда Горшкова

ские отношения, в голову лишнего не брал. Девчушка же далеко заходящих

подруг отшивала тихо и аккуратно, и они покидали моего товарища словно

ошпаренные. Перед самой стажировкой через очередную пассию она пере-

дала ему записку с просьбой отдать долги, она, дескать, уезжает учиться, да

и он скоро уедет на флот. Наш сердцеед подсчитал все и схватился за серд-

це. Мужик он был честный, но увлекающийся. Долги отдавал, если помнил.

Девчонка просчитала все наверняка. Банкрот-любовник, помнивший адрес

кредитора еще с первого курса, отправился вечерком выяснить свои финан-

совые проблемы, да там и остался. Что там было, как события развивались –

не знаю. Знаю, что долг был ого-го! И отдать его он не мог, даже с первой офи-

церской получки. Я эту пару всю свою службу в нашем Гаджиево наблюдал,

неплохая семья получилась!

Были и просто анекдоты, рождаемые неугомонными энтузиастами

военно-политических органов. Эти блюстители половой чистоты курсант-

ских рядов выдавали такое!

Как-то раз тройка друзей закатила на квартире у одной подруги гулян-

ку, с песнями, плясками и обильными возлияниями. Утром троица донжуа-

нов проснулась разбросанная по дивану в неуставной форме одежды (а точ-

нее, совсем без нее), а между ними в полном неглиже посапывала хозяйка.

Больше в квартире никого не было. Кроме некстати вернувшихся родителей.

Может, и обошлось бы, но один был замсекретаря парторганизации роты,

другой комсорг роты, а третий просто отличник. После визита родителей

оскорбленной невинности в политотдел всех троих собрали и заявили: один

должен жениться. Кто, решайте сами. Но здесь и сейчас. Счастливая неве-

ста с родителями ждет в соседнем кабинете. Она и сама ничего не помнит,

но это суть дела не меняет. Пятна на чести училища не потерпим. Три кур-

санта четвертого курса, переглянувшись, попросили пять минут на размыш-

ление в одиночестве. Их оставили. Когда начпо через пять минут вернулся,

его попросили стать мировым судьей и подержать шапку с тремя бумажка-

ми. Парни кидали на «морского». Бумажка с крестиком, к радости начпо, до-

сталась заместителю секретаря.

Главный политолог училища поздравил молодожена и легкими пинка-

ми отправил того к невесте, в соседнее помещение. Конфликт был улажен

в предельно короткие сроки, с минимальными для всех сторон (кроме одной)

потерями. Честь вуза была сохранена. Потом, правда, ходили слухи, что пья-

неньких курсантов раздевали родители невесты вместе с ней самой и рас-

кладывали в живописных позах, попутно анализируя мужские достоинства

предполагаемых женихов. Как говорится, на кого бог пошлет! Судьба!

Другая подруга явилась в политотдел и заявила в лоб начальнику, что,

мол, изнасиловали меня, дорогой капитан 1 ранга, прямо в стенах вашего

училища. Нагло и беспардонно на скамейке, после танцев. Кто – не заме-

тила, только курсовок у него много было, то ли три, то ли четыре. Он мне

ими все ноги расцарапал! И в доказательство задрала юбку до зубов. Ца-

рапины присутствовали. Именно в тех местах. Надо сказать, политорганы

как чумы боялись историй с женским телом и старались замазывать их ку-

луарно всеми доступными способами, не расплескивая на весь флот. Во-

енная машина заскрипела и начала проворачиваться. Девушке налили чая

и попросили подождать. День был рабочий, увольнений не было, решение

совместно с начальником училища приняли быстрое и волевое. Большой

сбор старшему курсу, построение на плацу поротно, всю вахту, без ис-

П. Ефремов. Стоп дуть!

ключений, в строй. Казармы на замок. Проверить пофамильно. Через час

весь старший курс, включая больных из санчасти, был выстроен на плацу

в две шеренги. Смотрины начались. Между курсантами в полной тишине,

сопровождаемая начпо и офицерами политотдела, шествовала жертва на-

силия, пристально вглядываясь в лица будущих пенителей морей. Всех ка-

детов пробирала непроизвольная дрожь. Вдруг выберет? Не отвертишь-

ся. Уверенней всех чувствовали себя самые неказистые и некрасивые, да

и то внешне. Внутри с ними творилось то же самое. Девушка мельком про-

глядела выставленный четвертый курс и более внимательно начала изу-

чать пятикурсников. Офицеры политотдела, сопровождавшие смотрины,

настороженно молчали, напоминая готовых к броску бультерьеров. Нако-

нец, продефилировав вдоль пятого курса раза три, девушка решительно

остановилась и показала пальцем.

– Он!

Побледневший кадет попытался что-то сказать, его быстренько отсек-

ли от всех и, зажав в плотное каре из замполитовских тел, увели на аутода-

фе в политотдел. Следом, покачивая бедрами, удалилась дознавательница.

Врача для экспертизы даже не приглашали. Расписались они в течение неде-

ли, при содействии начальника училища. Опять же, по слухам, незадачли-

вый кадет имел глупость отвергнуть притязания на брак настойчивой подру-

ги, и она поклялась ему, что он будет ее мужем любой ценой. Тот имел еще

большую глупость рассмеяться ей в лицо. Месть же оскорбленной женщи-

ны была коварна и жестока. Своего она добилась.

Но осечки случались и у представительниц слабого пола. Незадолго

до нашего выпуска, старый начпо, набрав неимоверную выслугу лет, поки-

нул свой пост, и удалился в запас, выращивать гладиолусы. Ему на смену при-

шел свежий, прямо из кипучей флотской жизни, начпо дивизии подводных

лодок с Севера. С делами такого толка на предыдущей службе ему сталки-

ваться не приходилось, по причине нехватки женщин, полного отсутствия

курсантов и другого социального устройства северных гарнизонов. Поэто-

му, когда на КПП прибыла очередная «жертва» с родителями, на вопрос де-

журного по селекторной связи:

– Товарищ капитан 1 ранга! Тут к вам девушка с родителями, говорит

беременна от кого-то из наших. Хотят разобраться. Пропустить или нет?

Начпо простодушно ответил:

– Ты им объясни поделикатней, у меня тут две тысячи х…в, я каждый

руками удержать просто не в силах!

Все бы ничего, но дежурный забыл отключить громкоговорящую транс-

ляцию, и ответ начпо прогремел над КПП, как сводка Совинформбюро в дни

первых побед. Надо ли говорить, что под взглядами других посетителей вся

семейка густо покраснела и поспешно ретировалась, чтобы больше никог-

да не вернуться. Начпо же сразу приобрел в курсантской среде безгранич-

ное уважение. Потом он тоже пообтесался, внедрился в новую реальность,

но массовых опознаваний не устраивал, и по возможности старался посы-

лать подальше просителей такого рода. Особенно если весомых доказа-

тельств не было.

Но женский пол не был бы женским полом, если бы не находил все но-

вые и новые способы обаять будущих офицеров. Настоящим праздником для

многих засидевшихся севастопольских невест стал перевод из Баку в наши

стены целого факультета химиков. Не избалованные женским вниманием,

Часть первая. Птенцы гнезда Горшкова

прозябавшие без женской ласки в мусульмански строгом Баку, курсанты-

химики попали, как куры в ощип, в объятия гостеприимного Севастополя.

Женились пачками. Обоймами. Как из пулемета. Охмурение шло по полной

программе. После азербайджанской столицы, где совместный поход с абори-

генкой в кино рассматривался как явное соблазнение и требовал немедленно-

го визита в ЗАГС с последующим вывешиванием подпачканных первобрач-

ной кровью простыней в окна, Севастополь с его фривольными курортно-

флотскими нравами казался почти что раем земным. Так что в первый год

добрую половину пришельцев из Баку окольцевали, как подопытных кроли-

ков в общественном стаде.

Но, как это ни удивительно, сызмальства готовившие себя к роли флот-

ских жен, большинство севастопольских «хищниц» безропотно и с готовно-

стью уезжали с мужьями в самые дальние гарнизоны. Провожали, встречали

своих благоверных из походов, растили детей, в общем, переносили тяготы

и лишения военной службы наравне со своей сильной половиной. Парадокс!

Какая уж тут цель, оправдывающая средства?

Однако не все покидали стены родного училища закованными в супру-

жеские латы. Очень многие, по разным причинам, входили в бурную флот-

скую действительность без какого-либо тыла. Их уже ждал следующий этап

порабощения. Теперь уже на боевом действующем флоте. Ведь одно дело кур-

сант, хоть и с предсказуемым, но все же туманным будущим. Другое дело –

молодой лейтенант или старлей, с неплохими деньгами по тем временам,

просматриваемой перспективой и главное – под боком. Тепленький, кото-

рому некуда спрятаться, просто готовый к употреблению. Методы были те

же. Дилетантские способы обольщения сменялись трезвым расчетом и же-

лезной выдержкой женщин более старшего поколения. Все стояло правда,

на том же крепком фундаменте. Партбилет, карьера, семейное положение.

Три источника, три составные части… В самих гарнизонах это не процве-

тало. Все друг друга знают, подавляющее большинство семейные, чуть что,

все у всех на устах. Неприятно. А вот вояжи на ремонт в северный Париж,

он же Северодвинск, Палдиски, Сосновый бор, Обнинск нередко оканчи-

вались скоропалительными браками.

Ну представьте: целый год не видишь ничего, кроме корабля, унылого

поселка, сопок, снега и камней. И вдруг Северодвинск, огромный город, ре-

стораны, красивые женщины, нормированный рабочий день от гудка до гуд-

ка. Даже женатые встряхивались. Хотя им это иногда тоже боком выходи-

ло. Благо женский пол Северодвинска подводников очень и очень любил.

Предприимчивые женщины без комплексов, после тяжкого и изнуряюще-

го труда в спальне давали обессиленным военнослужащим уснуть. Произво-

дилась проверка документов. Все данные снимались. И если мужчина ока-

зывался женат, то путем легкого и ненавязчивого шантажа с него взималась

определенная сумма денег. Исключительно на поддержание уровня жиз-

ни. В противном случае жена вполне могла получить дома письмо с очень

подробным описанием мужниного времяпрепровождения в славном Севе-

родвинске или Палдиски, с упоминание всех интимных подробностей, ко-

торые становятся известны только в постели. Вот и спонсировали, лишь бы

не было скандала.

Но это женатые. Их трудно окрутить, хотя и такое бывало. А вот холо-

стяки! Здесь и проще, и сложнее. Ведь уже не дети, на собственную глупость

никто не спишет. И точно так же бомбили политотделы письмами, что ваш

П. Ефремов. Стоп дуть!

офицер жил три месяца со мной гражданским браком, я беременна, или уже

родила, а он подлец ни в какую! Та же песня. Но просто так заставить офице-

ра жениться уже трудновато. Он уже не испуганный сосунок. Его, как гово-

рится, на понт не возьмешь. И если уж с женитьбой не выходило, то на али-

менты офицеров раскручивали. С паршивой овцы хоть шерсти клок. И пла-

тили ведь, без суда, без следствия, лишь бы скандал не раздувать. Вот такие

дела. Но все же период массового охвата на офицерском этапе мало-помалу

сходил на нет. Возраст прибавляет ума и осторожности и позволяет сделать

свой выбор самостоятельно, без давления со всех сторон. Так что больше

ума, господа офицеры!

Мимоходом. Оригинал

Каких только орлов не выращивает флот! Никакой фантазии не хватит

представить. Оригиналы. Такие остаются в памяти навсегда…

Начальником кафедры морской практики у нас был капитан 1 ранга

Муравьев с подпольной кличкой Бешеный моряк. Прозвище свое Мура-

вьев получил абсолютно заслуженно. Оканчивал он, если не ошибаюсь,

какое-то надводное училище, про субмарины никогда даже и не думал,

но судьба сделала крутой поворот. На зарождающемся ядерном подво-

дном флоте страны катастрофически не хватало офицерского состава,

и руководство Вооруженных сил произвело комсомольский набор сре-

ди самых разных морских специальностей. Так Муравьев вдруг стал

подводником. А будучи офицером грамотным и честолюбивым, в кон-

це концов добрался даже до командирской должности. Каким началь-

ником был Бешеный моряк, я не знаю, но в училище он стал знаменит

одной своей шуткой, которую производил над всеми, кому довелось слу-

шать его лекции.

Сама кафедра морпрактики находилась прямо на берегу залива, а окна

лекционной аудитории всегда были на солнечной стороне. Никаких конди-

ционеров тогда не было, и если в аудиторию, рассаживаясь по четыре че-

ловека за широченные столы, набивалась целая рота, духота становилась

нестерпимой. А где духота и скученность, там тянет в сон. Знаете, такой

липкий студенческий сон, когда даже против твоего желания веки скле-

иваются и разлепляться обратно категорически не хотят. В такие момен-

ты Муравьев, узрев самого нахального, имевшего наглость размазаться

по столу в переднем ряду, обращаясь ко всей аудитории, подносил палец

к губам. Сразу наступала тишина. Затем каперанг брал метровую деревян-

ную линейку, на цыпочках подходил к парте и жестом призывал соседей

спящего отодвинуться от того подальше. После чего следовал богатырский

замах от плеча, и линейка, описав дугу, с жутким хлопком плашмя опуска-

лась прямо перед носом посапывающего бедолаги.

Представьте себе, какие эмоции испытывал мирно дремлющий пер-

вокурсник от такого способа побудки. Он если не вскакивал, то подпры-

гивал минимум на метр от сиденья. В этот момент Бешеный моряк резко

выбрасывал вперед правую руку и начинал водить перед глазами обал-

девшего курсанта указательным пальцем. Это продолжалось пару минут,

после чего каперанг с видимым сожалением опускал руку, отходил и со-

общал аудитории:

Часть первая. Птенцы гнезда Горшкова

– В моей жизни было две мечты. Первая – сделать «мертвую петлю»

на подводной лодке. Оказалось невозможно, механизмы сойдут с фунда-

ментов. Вторая – сделать хоть одного спящего курсанта сумасшедшим.

Пока не получается. Но я все же надеюсь…

Экзамен – штука тонкая

Думаете, вам на экзамене поставят тройку?

Поставят, но вам от этого легче не будет!

Капитан 2 ранга Гуз, СВВМИУ. 1984 г.

Что такое академия, вам с иронической ухмылочкой объяснит любой

бывший гардемарин. Это не то высшее научное заведение, о котором меч-

тают ученые мужи, а нечто радикально противоположное. Академия – это

время, которое нерадивый курсант проведет в училище, когда все осталь-

ные будут гулять в отпуске, за то, что он, бедняга, не сдал какой-нибудь эк-

замен. Любой. Даже один. И так будет, пока в «бегунке» не появится вожде-

ленная оценка, пусть даже тройка со многими минусами, не беда! Она все же

дает право побросать в сумку вещи и покинуть наконец стены родной «си-

стемы» на те немногие денечки, которые, может, еще остались до конца от-

пуска. Ох, на что приходится иногда идти ради даже небольшого срока при-

зрачной свободы!..

После третьего курса самым страшным экзаменом абсолютно справед-

ливо считался ЭСАУ – элементы систем автоматического управления. Пре-

подаватели кафедры практически все без исключения слыли мужиками без-

душными, к горю человеческому безразличными и совершенно бескомпро-

миссными. «Бананы» в экзаменационную ведомость ставили, не раздумывая.

Делом совершенно обыденным и вовсе не чрезвычайным считалось в учили-

ще полкласса, не сдавших экзамен по автоматике. К моему стыду, я эту на-

уку не любил и не понимал.

Ну не шли у меня полупроводниковые процессы, и все! Вот клапаны,

захлопки, трубопроводы шли, а диоды, триоды и анодные мосты ни в ка-

кую. Вот и получился «по работе отдых». До сих пор помню, как вытащил

билет, а один из вопросов – работа мультивибратора. Я, конечно, изви-

лины напряг, схему нарисовал, припомнил зазубренное и выдал все экза-

менатору. Где-то в другом месте, может, и сошло бы, но не здесь. Не тот

преподаватель. Автоматику у нас вел капитан 2 ранга Туровский. Больше

теоретик, чем практик. Умный до безобразия. Такими и нас видеть хотел.

Стремление благое, спору нет, но… Послушал он меня, головой покивал,

потом берет карандаш и рисует поперек схемы гаечный ключ, а в углу –

круг.– Вот Белов, видишь, сюда гаечный ключ упал, тут и тут замкнул, а сюда

матрос-разгильдяй пописал. Как теперь схема работать будет?

После этого теперь уже моя голова замультивибрировала. Лихорадоч-

но и хаотично. Но без толку. Начал я всевозможные горбушки лепить, ши-

роченными потоками лить воду, даже политику партии и правительства

П. Ефремов. Стоп дуть!

припомнил. А Туровскому все это – по барабану. Покивал головой, поки-

вал и говорит:

– Да, Белов, ты хоть и старшина класса, но автоматику должен знать,

как «Отче наш». Куда ты в жизни без автоматики? Вызубрить все можно,

но необходимо ведь понимать глубинные процессы… Придешь после прак-

тики.Так я стал академиком. И чтобы мне не так было обидно, отбраковала

кафедра автоматики еще двадцать два человека из моей роты, почти треть.

А отпуск-то летний, целый месяц, обидно. Но ничего не поделаешь.

Уехали на практику. В город Горький, ныне Нижний Новгород, на за-

вод «Красное Сормово», смотреть, как строятся подводные гиганты. По-

смотрели, пофланировали с черноморским шиком по городу, пива попили,

в общем, попрактиковались месяц, и по домам. Все, кроме нас, горемыч-

ных. Двадцать три автоматических должника потянулись вместе с ко-

мандирами обратно в родную Голландию. Обиженные и угрюмые. Лето

на дворе, а тут… Я, конечно, брал в Горький конспект лекций, но поли-

стать его времени как-то не хватило… Большой город, понимаете, соблаз-

ны… Но на двое суток, проведенных в поезде на обратном пути, я чест-

но залез в тетрадь по самые плечи с твердым намерением в первый же

день сдать зубодробильную науку и с максимально возможной скоро-

стью свалить в отпуск. Но, как известно, действительность всегда оказы-

вается мрачнее.

Все училище в отпуске. Курсантов нет, офицеров – минимум. Толь-

ко те, которые обеспечивают новый набор. На кафедре автоматики для

приема наших долгов оставлен всего один преподаватель, да и тот по горло

занят проблемами абитуриентов. Наши отпускные терзания ему просто-

напросто пополам, и он назначает ближайшую дату сдачи только через

неделю. Мол, подготовьтесь, а там посмотрим, что вы за птицы. А неде-

ля, между прочим, – четвертая часть отпуска. Вот так, утром приехали,

а к обеду ото всех полученных известий впали в кому. Слава богу, наш

знаменитый заместитель начальника факультета по учебе кавторанг Кли-

тень вошел в наше положение и сразу без лишних нотаций выдал на руки

«бегунки». Только сдавайте. Как хотите, всеми доступными средствами

и методами. Побродив без толку по училищу, я уже собрался было вниз,

в казарму, как увидел в курилке двух «хачиков» из моего класса в чрезвы-

чайно приподнятом настроении. Дагестанцы Ахметов и Мухтаров в ака-

демии оказались по той же причине, что и я. Автоматика. Особо круп-

ными познаниями в области полупроводников они не обладали, поэто-

му и завалились на экзамене со значительно большим грохотом, чем я.

Их счастливые лица меня заинтриговали, и я поспешил выяснить причи-

ну такого веселья.

– Чего радуетесь, братья по оружию?

– Та так. ЭСАУ сдалы. Завтра домой.

Я опешил. Нездоровое чувство национального самосознания вздыби-

лось до небес: я что, тупее наших махачкалинских «жориков»?

– Кому, мужики? Трофимов всех послал подальше до следующего по-

недельника, а ведь больше никого нет.

– А мы Туровского встретили. Он со вчерашнего дня в отпуске, за день-

гами приезжал, а мы тут как тут. Понавесили ему лапши на уши, я жэних,

Мухтар свидэтель, свадьба послезавтра. А нам еще до Махачкалы добирать-

Часть первая. Птенцы гнезда Горшкова

ся. Он поломался нэмного, и вписал в «бегунок» по трояку. А нам больше

и нэ надо.

И «хачики» довольно загоготали. А я сразу принял решение. Аналогич-

ное. Но еще более наглое.

– Ахма! Туровский где?

Ахметов успокоился. Махнул рукой.

– Полчаса назад домой уехал. Не догонишь.

Догонять я и не собирался. Мне был нужен только его домашний адрес.

Но на кафедре опытная лаборантка справку дать категорически отказалась.

Пришлось у знакомого дежурного по роте одолжить повязку и штык-нож, за-

скочить к дежурному по училищу, бодро представиться и попросить посмо-

треть в книге оповещения офицерского состава адрес Туровского. Мол, по-

сылали рассыльного бумаги отнести, а у нас оказался неверный номер квар-

тиры. Дежурный каперанг, разомлевший от июльской жары, лениво махнул

рукой – смотри и убирайся, без тебя тошно. Адресок я записал и быстрень-

ко слинял в казарму готовиться.

Не могу сказать, что я жуткий наглец и циник, поэтому мне стоило мно-

гого решиться пойти вечером домой к преподавателю. Но идти было жиз-

ненно необходимо. Либо пан, либо пропал. Нравственный фактор спря-

тался и не высовывался. Летний отпуск стоил гораздо больше душевных

терзаний.

Погладил форму, почистил хромачи. Часа два просматривал конспект

в надежде освежить память и отсутствовавшие знания. В 18.00, пользуясь

тем, что я остался старшиной роты, уволил сам себя до полуночи.

Жил Туровский на проспекте Острякова, попросту, на Остряках. Дом

около остановки, второй этаж. Поднялся на площадку. Отдышался. За две-

рью что-то шумело. Тянуть я не стал и сразу позвонил. Дверь сразу не от-

крылась. Потом неожиданно резко распахнулась, и на пороге возник мой

принципиальный преподаватель. Судя по всему, он стирал, был в майке, раз-

дувшихся на коленях сатиновых спортивных штанах и с ног до головы за-

брызган мылом.

– Белов? Хм… Чем обязан?

Я, стараясь сохранить достоинство и не выглядеть элементарным по-

прошайкой, начал сбивчиво объяснять:

– Понимаете, товарищ капитан 2 ранга, у меня на завтра билет на са-

молет, а Трофимов сказал, что сдавать только через неделю, вот я и решил

к вам. Я готов, целый месяц занимался, обидно сидеть лишние семь дней.

Наверное, из-за начавшегося отпуска Туровский был настроен, на удив-

ление, благодушно.

– Подожди.

И нырнул в квартиру. Он вернулся, вытирая руки полотенцем, и плот-

но прикрыл за собой дверь.

– Конспект при себе?

Я с готовностью протянул свой талмуд.

– Открывай на любой странице.

Я распахнул тетрадь. Судьба играет человеком, а человек играет на тру-

бе. Страницы распахнулись на все том же злополучном мультивибраторе.

Туровский улыбнулся.

– Вопросик-то мой помнишь? Гаечный ключик и моча молодого матро-

са. Ну, давай, докладывай.

П. Ефремов. Стоп дуть!

К такому повороту дел я не готовился. Совершенно. На столь каверзные

вопросы из всего преподавательского состава кафедры автоматики был спо-

собен только один Туровский, а еще с утра я как раз ему-то сдавать экзамен

и не собирался. Капкан. Но отступать некуда, за нами Москва, точнее, би-

лет до нее. И я начал заливать в уши взмыленного Туровского все свои зна-

ния по части мультивибрации, обсервации, мультипликации и прочей авто-

матизации. Говорил, не переставая, минут пять, потом выдохся и замолчал.

Туровский меня тактично не перебивал, выслушал до конца и лаконично

подвел итог.

– Полная ахинея. Ты, милый друг, полнейший эмбрион. До свидания.

И повернулся к двери. Я почувствовал, что сейчас ниточка порвется,

и я останусь на бобах.

– Товарищ кавторанг! Я даже билеты уже сдать не успею.

Тут я лукавил. Билетов на самолет у меня, конечно, не было. Курсант

не миллионер, но на поезд в Москву были на самом деле, и как раз на завтра.

Я их достаточно опрометчиво купил сразу по возвращении в город-герой Се-

вастополь. Загодя. Да и сдать их проблемы не было.

Туровский на миг тормознул.

– Белов, мне совесть не позволяет тебе даже двойку с минусом поста-

вить. Иди в училище и готовься.

Я был уже в полном отчаянии, когда вдруг дверь квартиры распахну-

лась прямо перед носом упрямого ученого, и показалось миловидное жен-

ское лицо в обрамлении симпатичных белокурых кудряшек.

– Здравствуйте! Юра, а ты что молодого человека на площадке дер-

жишь? А ну-ка, заходите домой.

Туровский замялся.

– Света, этот оболтус хочет тройку из меня выбить. А сам…

Света распахнула дверь.

– Вот пусть и выбивает, но не на пороге, а в доме. Некрасиво.

Туровский совсем стушевался и как-то неловко пригласил меня вой-

ти. – Ну заходи, неандерталец…

Я боком протиснулся в прихожую и застыл у входа на коврике. Света

подвинула тапочки.

– Разувайся, горемыка. Идите в комнату. Юра, я машинку сама вы-

ключу.

Потом снова повернулась ко мне и улыбнулась.

– Не стесняйся и не бойся, все будет хорошо.

В этот момент я вдруг почувствовал, что именно так и произойдет.

Знал бы я, что будет перед этим…

Расположились мы в комнате за большим полированным столом. Ту-

ровский принес пачку чистых листов, карандаш, пододвинул стул и усел-

ся рядом.

– Ну, Белов, давай-ка для начала выясним, как ты понимаешь…

И понеслось. Через пять минут я узнал, что мое место в лучшем случае

в десятом классе. Еще через пятнадцать вошедший в раж кавторанг дока-

зал мне, и надо сказать, очень убедительно, что я и в школе вообще не учил-

ся. От нервного напряжения я впал в ступор и совсем потерял способность

нормально соображать. Меня хватало лишь на то, чтобы на все вопросы от-

вечать зазубренными фразами из курса корабельной автоматики. Туров-

Часть первая. Птенцы гнезда Горшкова

ского же мое состояние наоборот взвинчивало. Он срывался, стучал кула-

ком по столу, покрывал листы графиками и формулами, засыпал весь стол

кипой литературы, начиная от фундаментальных трудов классиков физи-

ки, заканчивая учебниками сына шестиклассника. Он пытался выдавить

из меня хоть что-то, но у него ничего не получалось. Меня просто-напросто

заклинило. Я совершенно перестал понимать метания электрического тока

по цепям и транзисторам. Даже то, что я знал, забилось с испугу куда-то

в подкорку головного мозга и выползать на свет ну никак не желало.

– Белов!!! Сейчас девятнадцать сорок пять! В двадцать тридцать за мной

заезжает товарищ, и мы всей семьей уезжаем на дачу. В твоем распоряжении

пятнадцать минут!!! Ни секунды более!!! Последний вопрос! Почему…

Дверь комнаты приоткрылась.

– Ученые! Чаю не хотите?

Голос жены моего «мучителя» показался мне просто манной небесной,

дающей возможность перевести дух и хоть немного привести мозги в поря-

док. Туровский в ответ рявнул:

– Нет!!!

Я позволил себе не согласиться с наставником и выгадать хоть пять ми-

нут передышки.

– Спасибо, с удовольствием.

Света кокетливо улыбнулась.

– Вот и хорошо! Юрик, я тебе тоже принесу. Я же вижу, ты хочешь.

Туровский посмотрел на меня с ничем не прикрытой ненавистью.

– Белов. Время работает не на тебя. Продолжаем!

Дальнейшая фантасмагория продолжалась под чай. И от нервного на-

пряжения, и от горячего чая я взопрел, как в сауне. Пот лил ручьями. Серд-

це билось, как отбойный молоток. Я был уже не рад, что решился на такую

авантюру, но отступать по собственному желанию не считал возможным.

Выгонит – уйду! Но сам – никогда! На войне, как на войне! Бей «врага»

в его логове!

А атмосфера все накалялась и накалялась. На наше аутодафе заскочил

сын Туровского, вернувшийся с улицы и ничего не знавший о происходя-

щем.– Папа, у меня велосипед сломался, посмотри, пожалуй…

Туровского передернуло, как от огня.

– Иди!!! Чини сам!!! Учись!!! А не то станешь таким, как этот и его дру-

зья!!!Под «этим» Туровский, естественно, подразумевал меня. Под друзьями,

наверное, «хачиков». А то и всех курсантов, вместе взятых. Сына как ветром

сдуло. Видно, в таком состоянии папу ему приходилось видеть нечасто.

В дверь позвонили. Судя по голосам, кто-то пришел. Туровский злорад-

но захихикал:

– Вот за мной и пришли, Белов! Будем закругляться!

На пороге, сияя широченной улыбкой, возник еще один «автоматчик» –

капитан 3 ранга Туманов. Похоже, Света успела сообщить ему о трагедии,

разыгрывающейся в этой комнате, и он поспешил к нам разрядить обста-

новку.

– Здравствуйте, товарищи! Как дела на околонаучном фронте?

Лицо Туманова выражало безбрежное удовольствие, лучилось от бла-

женства и внутренней гармонии. Отпуск, дача, море, что еще надо челове-

П. Ефремов. Стоп дуть!

ку, чтобы достойно отдохнуть от военной действительности. Он был полная

противоположность взбешенному Туровскому.

– Что, хохлы, прищурились? Юрка, ты что-то на себя непохож.

Туровский обреченно махнул рукой.

– Я скоро умом тронусь. Свалился на мою голову ноль полнейший. Во-

лодя, будь другом, прими у него хоть пару вопросов, я оденусь пойду.

Володя энергично потер руки.

Ради бога! Ступай, занимайся своими делами, я тут повоюю за тебя.

В душе я ликовал. Туманов с флота вернулся недавно, теоретическим

училищным жирком обрасти не успел и четко знал, что на действующем

флоте необходимо, а что нет. Поэтому над курсантами особенно изощренно

не изгалялся, требовал в меру и звезд с неба хватать не заставлял.

– Ну, старшина, в чем ваши разногласия с моим многоуважаемым дру-

гом Юриком?

И все началось по-новой. Но совсем в другой интерпретации. Туманов

спокойно выслушал зазубренные мной тексты, просмотрел нарисованные

мной схемы, задал пару общих вопросов и подвел итог:

– На крепкий трояк ты тянешь без замечаний. Чего это Юрка к тебе

прицепился? Ему что, времени своего не жаль?

Я в ответ только жалко улыбался. Слова Туманова меня окрыляли,

но не более. Последнее слово все равно было за Туровским. И тот не заста-

вил себя ждать. Кажется, даже пока он одевался, его попросту выворачивало

наизнанку от тупоумия наглого и беспардонного курсанта. Метеором влетев

в комнату, Туровский с нескрываемым раздражением спросил:

– Ну, убедился, каких туарегов воспитываем?

Туманов отреагировал очень спокойно:

– Юра. Мне кажется, свой трояк парень заслужил честно. По край-

ней мере, память у него отличная. Я проверил. Он точно по тексту учебни-

ка шпарит.

Туровский взорвался. Далее происходило что-то неописуемое. Взды-

бившийся кавторанг буквально выдернул Туманова из-за стола и выво-

лок в коридор. Оттуда в течение нескольких минут доносилось рычание

и крики Туровского, изредка прерываемые робкими репликами младшего

по званию. Бедный Вова Туманов! Чего он только не наслушался. И пота-

катель малодушный, и моральный развратник, и остолоп флотский, и что

ему не будущих офицеров воспитывать, а телят гонять в глухой деревне.

Всего и не упомнишь. Просто изнасиловал моего заступника. После это-

го концерта униженный Туманов убыл на кухню к женщинам и больше

на сцене не появился.

Размазав идейного противника по стенке, Туровский снова возник пе-

редо мной. Настроен он был более чем решительно, и пощады на его лице

я прочитать не смог.

– Встать!

Туровский вдруг превратился из чересчур горячего ученого в настоя-

щего строевого офицера.

– Шагом марш обуваться!

Приказ начальника – закон для подчиненного. С тяжелым сердцем

я поплелся в прихожую. Проклятые хромачи никак не лезли на ноги. Я из-

мучился, но попросить ложечку для обуви не смел. Когда, наконец, я за-

кончил процедуру и выпрямился, моим глазам предстала такая картина.

Часть первая. Птенцы гнезда Горшкова

Слева, в проеме двери, скрестив на груди руки, с видом гордого римско-

го патриция, уничтожившего орду варваров, высился кавторанг Туров-

ский. Усы вздыблены, глаза метают молнии, только сабли не хватает.

Справа у двери на кухню его жена. Она тоже успела переодеться, выгля-

дела очень соблазнительно в короткой юбочке, выгодно подчеркиваю-

щей красивые ноги, и обтягива ющей футболке, детально обрисовываю-

щей остальные женские достоинства. Друг друга они не видели. Зато я их

обоих – прекрасно.

– Ну что? – спросила Светлана беззвучным жестом.

Я опустил глаза и отрицательно покачал головой.

– Одну минуту! – Она сделала руками ободряющее движение и ре-

шительно вышла к мужу.

– Юрочка! Можно тебя на минутку?

И не дожидаясь ответа, подхватила того за руку и увлекла за собой

в комнату. Тот попытался вывернуться, но уверенная женская рука ласко-

во, но твердо направила движение мужа в нужную сторону. Дверь за ними

закрылась. Я же остался в пустой прихожей в совершенно глупом положе-

нии: уйти нельзя, остаться тоже. Первые пару минут супруги звуков не по-

давали вообще. После послышался звериный рык Туровского, периодически

прерываемый сеансами тишины. Постепенно сеансы становились все про-

должительней, а рычанье моего учителя все короче. Потом оно вовсе пре-

кратилось. По моему разумению, на это ушло минут десять. Потом дверь ти-

хонько открылась…

На переднем плане стоял Туровский. Был он красен, словно свежевы-

крашенный аварийный щит на контрольной проверке корабля. Да и вооб-

ще, был он несколько взбудораженным. За его спиной, застенчиво улыбаясь,

его красивая супруга поправляла прическу. Туровский, не глядя мне в глаза,

а осматривая прихожую, словно видя ее впервые, протянул руку.

– «Бегунок»!

Я судорожно залистал тетрадь в поисках заветной бумажки.

– Белов, быстрее!

Кажется, кавторангу очень хотелось побыстрее покончить со всеми

формальностями. Слава богу! «Бегунок» нашелся, и я протянул его Туров-

скому.

– Юра, не забудь! Ты обещал!

Света грациозным жестом протянула мужу ручку. Юра издал стон уми-

рающего тигра и быстрым росчерком что-то написал. Потом с видом чело-

века, у которого рухнули все идеалы, отдал мне бумагу.

– На, осенью все равно пересдавать заставлю… наверное…

– До свидания! Счастливого отпуска!

Тепло улыбаясь, очаровательная Светлана помахала мне рукой из-за

широкой спины своего щепетильного мужа…

Как я оказался на улице, и не помню. Лишь там я осмелился посмотреть

в «бегунок». На злополучной бумажке размашистым почерком было напи-

сано всего одно слово – «хорошо». И внизу подпись. Уже в обед следующе-

го дня я получил отпускной билет и уехал в Москву.

Не знаю, что побудило жену Туровского помочь мне, нахальному лен-

тяю, вломившемуся в их дом в самое неподходящее время. Не знаю. Может

быть, она просто вспомнила курсантские годы своего Юрика, когда ждала

его в увольнение, а он, наверное, тоже получал двойки…

П. Ефремов. Стоп дуть!

Гробовые доски

…служба военного до безобразия проста. Прика-

зали. Выполнил. Доложил. И никаких глупых во-

просов…

Командир РПК СН «К-44»

капитан 1 ранга Баженов В. Н.

Система, а точнее училище, – это не только место, где из мальчика дела-

ют мужчину и офицера, это место где, образно говоря, этого мальчика жить

учат… по уставу, со всеми вытекающими веселостями и правильностями это-

го самого устава. И учить жить начинают именно с того места, где мальчик

и живет. Со шконки, то бишь с коечки, а значит, и с кубрика, и с умывальни-

ка, и уж, само собой, с гальюна. А любая учеба – это в первую очередь и ее

контроль. А контроль – это и есть смотр казармы.

Смотр казармы – это не просто квинтэссенция того, что все нормаль-

ные люди называют военным маразмом. Это и есть воплощенный в жизнь

маразм. Но чрезвычайно веселый, хотя и изматывающий, как морально, так

и физически. Вот, кто, например, из гражданских может ответить на вопрос:

что больше всего характеризует военнослужащего? Никто. А ответ чрезвы-

чайно прост. Какова тумбочка курсанта, таков и он сам! И если у нерадиво-

го и неаккуратного гардемарина в тумбочке все навалено, как попало, и еще

сверху засунуты кеды, на которых лежат слойки из чепка, а поверх всего

шестидневные караси, пахнущие смертью, то у примерного, а значит, акку-

ратного и передового военнослужащего в тумбочке все лежит, как в строю.

Расческа, платочек, ниточки с иголочками, зубная щетка в футляре и мыло

в мыльнице. Про зубную пасту и бритву и говорить нечего. И все разложе-

но по ранжиру, а не как попало, и максимум чего в тумбочке есть лишнего,

так это пара учебников и письма из дома. И укладки в баталерке выложены

в шкафах повзводно, и у каждой бирочка есть с фамилией, и даже толщи-

на каждой уложенной вещи одинакова. И снова, как в строю. Внизу брю-

ки и темные фланелевки, выше все светлое, а на самом верху, чистый и от-

глаженный гюйс сияет. А уж о том, что все должно быть натерто, выровне-

но и надраено, тут и говорить нечего. И вот утром рота уползает на занятия,

и начинается это самая фантасмагория, называемая смотр казармы…

Третий курс. Весна. После завтрака в казарме остался только я как стар-

шина роты, дневальные с дежурным по роте и командир. К этому времени,

мы уже успели рассовать по тумбочкам «аварийные» наглухо запаянные по-

лиэтиленовые пакетики с девственно чистыми шильно-мыльными принад-

лежностями. Проверили наличие навсегда пришитых к кроватям прикроват-

ных ковриков и ножных полотенец с гигантской буквой «Н». Отбили ран-

тики на заправленных кроватях и выровняли их под нитку, предварительно

прощупав все матрасы на предмет запрятанных курсантских трусов. Все

укладки были поправлены еще раз, а уж про натертый мастикой централь-

ный проход, бирки на утюгах и вылизанные дучки в гальюне и говорить нече-

го. Прошлый смотр рота провалила на все 100 %, и на этот раз командир лич-

но руководил подготовкой, да так, что даже у меня появилось призрачное

предчувствие, что нас пронесет. Смотр, как правило, производили несколь-

ко человек, от начальника вещевой службы до электрика, и мог даже загля-

Часть первая. Птенцы гнезда Горшкова

нуть сам адмирал, но по большому счету, окончательно все оценивал только

один человек: начальник строевого отдела капитан 2 ранга Заславский. Как

правило, на такой должности в училище серостей никогда не было, но За-

славский по личной легендарности превзошел всех и вся, носил прозвище

Конь и внушал почтительный ужас всем без исключения кадетам, незави-

симо от курса. Вот от его окончательной оценки и зависела степень разди-

рания задницы старшины роты после этого мероприятия.

Заславский появился как всегда внезапно, козырнул дневальному

по роте и покатился по всем помещениям своей знаменитой походкой бы-

стро семенящего тюленя. Мы с командиром еле успевали за ним, а кавто-

ранг семеня по роте, только кидал назад замечания, которые мы с команди-

ром старательно фиксировали в блокноты. На мое удивление, ничего крими-

нального начальник строевого отдела не нашел, все выданные им замечания

носили общий характер, и основанием для «высочайшей порки» служить ни-

как не могли. Видимо, это обстоятельство озадачило и самого Заславского,

и он, тормознув в коридоре после тщательного, но безрезультатного осмотра

дучек в гальюне, ненадолго задумался и рванул в то место, где всегда мож-

но было найти массу таких замечаний, что в военное время годились вплоть

до расстрела. Начальник строевого отдела пошел в сушилку осматривать ка-

лориферы…

Сушилка – это особенное место, смысл которого кроется в самом ее на-

звании. Там все должно сохнуть. В первую очередь обувь, ну а затем и высти-

ранная форма военнослужащих. У нас сушилка представляла собой узкую

комнату, одну стену которой занимали огромные батареи, закрытые огром-

ными дверцами. Дверцы эти никогда не закрывались до конца, по причине

огромного количества обуви, рассованной в батареях. Ну а где обувь, там,

собственно, и ее запах, перемешанный с запахом потных пяток, флотско-

го гуталина, влажной кирзы и хрома. Влажность в сушилках поддержива-

лась огромным количеством стираных роб и белоснежных фланок, висящих

на веревках. А если учесть еще и то, что, по традиции, в сушилках, за неи-

мением другого места, оборудовался небольшой спортзал, с гирями, само-

дельными штангами и собранными где попало разнокалиберными гантеля-

ми, то можно представить, что за вертеп являло собой это помещение. За-

славский проковылял в сушилку и, обозрев ее состояние и тот максимально

возможный порядок, который мы попытались там навести, сдвинул фураж-

ку на затылок, и изрек:

– Вот, товарищ командир… видите?

Командир неуверенно кивнул. Видеть-то он видел, но вот на чем акцен-

тироваться, пока не понял.

– И ты, Белов, иди сюда…

Я протиснулся между офицерами и тоже попытался увидеть что-то

из ряда вон выходящее. Такого, и на мой недальновидный старшинский

взгляд, не обнаруживалось.

– Непорядок, командиры, непорядок…

И командир роты, целый капитан 3 ранга, и я, старшина роты, присты-

жено молчали, опустив очи долу. Обоим было ясно, что Заславский за что-

то зацепился взглядом и сейчас роте поставят полный «неуд», со всеми вы-

текающими последствиями.

– Беспорядок… Обувь засунута как попало… Смотрите, как загнуты

эти хромовые ботинки! Они же так испортятся… А это, кстати, предмет ве-

П. Ефремов. Стоп дуть!

щевого аттестата со своим конкретным сроком службы! И других формен-

ных ботинок вам государство раньше этого срока не даст!

На мой личный взгляд, обувь стояла на батарее так, как всегда, и за преды-

ду щие три года таких замечаний я не слышал.

– Нужны полки… нормальные деревянные полки, чтобы на них ставить

туфли, а не пихать их, как попало… Все ясно?

Мы синхронно кивнули. А Заславский неожиданно хитро улыбнулся

и добавил:

– А так помещение заслуживает очень хорошую, даже отличную оцен-

ку. Исправите замечание до завтра, так и поставлю. Задача ясна?

Яснее быть и не могло. С первого курса рота никогда не получала за со-

держание своего помещения выше удовлетворительной оценки, а тут всего

одно замечание, причем вполне устранимое.

Заславский унесся, а командир, шумно выдохнув, сказал просто,

но емко.

– Белов… усрись, но полки к завтрашнему дню сделай. Как – меня

не интересует, но чтобы были! Учить тебя не буду, ты же сержантом в вой-

сках был…

После ужина я собрал старшин классов и обрисовал задачу, стоящую

перед всеми нами. Доски. Нормальные. Обструганные. Можно некраше-

ные. Штук восемь-десять, метра по два. И сегодня. Пила, гвозди и молоток

в роте имелись, да и умелые руки тоже. После бурного обсуждения оказа-

лось, что вариантов выполнения этого, по сути, пустячного дела совсем мало.

А по большому счету всего один. Училище наше, как известно, занимает це-

лую бухту в славном Севастополе, и кроме него и трех десятков жилых до-

мов поблизости ничего нет. Пилорамы в обозримой дали не наблюдалось.

Так что оставалось только одно место, где можно было разжиться досками, –

мастерские училища, располагавшиеся на его территории, выше учебного

корпуса. Там были и механические, и деревообрабатывающие цеха, в кото-

рых практиковались курсанты-первокурсники. Работали в них гражданские,

у которых выпросить что-то было трудно, да и рабочий день их к этому вре-

мени давно закончился. А потому, с учетом этих обстоятельств, мной было

принято решение, выслать диверсионно-поисковую группу трофейщиков,

которую я сам и возглавил.

На дело вышли после 24.00, когда уже прибыли все увольняемые и все

дежурные по факультетам расселись по дежуркам заполнять журналы. По-

сле непродолжительного совещания я решил взять только четверых. Из рас-

чета по четыре доски каждому, на полки хватало с избытком, да и нести было

гораздо удобнее. Поход я решил возглавить лично, чтобы в случае задержа-

ния группы дежурно-вахтенной службой училища принять первый удар

на себя. Нарядились в старые робы, без боевых номеров и гюйсов, воору-

жились фонарями, двумя молотками и топором и около половины первого

вышли из казармы.

До мастерских добрались минут за пятнадцать без происшествий. Шли

обходной дорогой, мимо лаборатории ДВС и вокруг камбуза и складов. Но,

когда прибыли на место, нашу спецгруппу постигло обескураживающее ра-

зочарование. Около деревообрабатывающих мастерских не было даже ще-

пок, не говоря уже о каких-либо досках. Вообще создалось впечатление, что

гражданские сотрудники либо трудились в полном соответствии с кодексом

строителя коммунизма и даже щепок не оставляли, либо они просто ниче-

Часть первая. Птенцы гнезда Горшкова

го не делали и тех же самых щепок просто не производили по определению.

После тщательного, поквадратного осмотра двора мастерской с фонариками,

на ощупь и по периметру группа пришла в уныние. Наш партизанский рейд

по тылам училища оказался неудачным, и завтрашний день грозил обернуть-

ся новой «торжественной поркой», как со стороны Заславского, так и со сто-

роны командира роты.

– Борисыч, а давай я тут вокруг пошарахаюсь, может, чего и найду.

Валера Гвоздев, мой друг, человек неугомонный, юркий и верткий, сда-

ваться сразу не хотел, а потому, когда мы обреченно расселись на крыль-

це мастерской перекурить перед обратной дорогой, проявил нездоровую

для военнослужащего инициативу и, засунув в рот сигарету, рванул куда-

то за угол мастерской.

– Может, сходить к овощехранилищу… там доски из-под ящиков ово-

щных всегда валяются…

– Да они все засраные этими помидорами гнилыми… лучше по дачам

прошвырнуться…

Пока мы грустно делились неосуществимыми проектами, потягивая за-

жатые в кулаках сигареты, Валера явно время не терял и, неожиданно на-

рисовавшись из темноты, как заправский следопыт, почему-то шепотом со-

общил:

– Мужики, там на торце окошко на чердак этой богадельни. Без рамы

и стекол. Может, вы меня подсадите… посмотрю… может, есть чего.

Вариантов было немного, и мы, затушив окурки, двинулись за Гвозде-

вым.Окошко на чердак располагалось не так уж и высоко, метрах в трех

от земли. Мы подсадили Валеру, и он, подтянувшись, скрылся в темном про-

еме. Пару минут оттуда доносился шорох, а потом в свете наших фонарей

появилась голова Гвоздева.

– Мужики… бл… тут гроб стоит… новенький… еще даже материей не-

обитый…

Мы офонарели. Чего-чего, а вот возможности производства в нашем выс-

шем военно-морском учебном заведении гробов никто предполагать просто

не мог. Теперь подсаживали уже меня. В отличие от спортивного и сотканно-

го из мышц и сухожилий Гвоздя, я уже тогда обладал небольшим пивным жи-

вотиком и преодолел путь на чердак, не в пример Валерке, тяжело и с приды-

ханием. Но то, что я увидел там, стоило того. На засыпанном опилками полу

чердака, на импровизированной подставке из нескольких кирпичей и прав-

да стол гроб. Довольно большой и рассчитанный на человека с ростом явно

выше среднего. Отсутствие на чердаке чего-либо другого, стропила, косые

своды крыши и мерцающий свет наших фонарей, вообще, создавали на чер-

даке атмосферу какого-то средневекового вурдалачьего романа, отчего нам

с Валеркой даже стало немного не по себе.

– Борисыч, давай решать побыстрее… неуютно тут как-то, бл…

Я обошел гроб. Был он сколочен из великолепных струганых досок,

ошкурен и обработан на совесть, и, судя по запаху свежего дерева, был из-

ваян совсем недавно. И по всем показателям этот гроб, как сырье для полок,

подходил нам как нельзя лучше. Я посмотрел на Гвоздя. Тот пожал плечами

и, угадав мои мысли, сказал:

– А что… на плечи и в роту… по-быренькому так…

Я вернулся к окошку и спросил у оставшихся внизу:

П. Ефремов. Стоп дуть!

– Мужики, никто некролога в училище не видел последние дни?

Ребята переглянулись.

– Не-а, Борисыч… Я сегодня через центральный вход два раза ходил.

Не было там ничего.

– А я сменялся с «Борта»… На КПП тоже ничего не было.

Некрологи в училище вывешивали в фойе парадного входа и на КПП,

и хочешь не хочешь, но они в течение дня на глаза курсантам попадали.

– Так, мужики… гроб берем. Несем в роту, там и разберем, здесь стрем-

но ломать… услышать могут.

Когда гроб спустили вниз и мы попримерились к нему то так, то эдак,

оказалось, что гроб легче всего нести, как в траурной процессии, водрузив

его на плечи с накрытой крышкой. Обвязав его какой-то найденной в кустах

веревкой, чтобы крышка не спадала, мы синхронно подняли этот похорон-

ный атрибут и двинулись старой дорогой обратно в роту.

На подходе к складу нашу процессию остановил неясный шум, доно-

сившийся со стороны находившегося там у ворот часового. Аккуратно сняв

гроб с плеч, мы отослали Гвоздя в разведку. Минут через пять он вернулся,

озабоченно сообщив, что там дежурный по училищу проверяет караул, и,

судя по всему, это надолго.

Дежурным по училищу в этот день заступил капитан 1 ранга Коло-

маренко, мужчина довольно немолодой и в силу своего предпенсионного

возраста чересчур раздражительный. Был он начальником кафедры тур-

бин, умом обладал изрядным, но под старость обрел немного склочный ха-

рактер, который выражался в том, что уж очень ему нравилось учить кур-

сантов жить и служить правильно. А значит, и часового сейчас наставля-

ли, как правильно обходить тесный дворик склада, учили по-настоящему

носить автомат и десятый раз отрабатывали с разводящим процедуру сме-

ны часового с поста с самым правильным эмоциональным и патриотиче-

ским настроем. А отсюда следовало, что мимо склада нашей похоронной

процессии хода нет.

– Мужики, а может, напрямик? Через плац. А что? Коломаренко с ка-

раулом еще минут пятнадцать проколбасится, старший помощник дежур-

ного сейчас спит. Дежурные по факультетам у себя в рубках ко сну готовят-

ся. Быстренько промчимся через плац и по трапу вниз… в принципе можем

проскочить.

Алёхин Толик парнем был взвешенным, и попадаться ни на чем не лю-

бил, а оттого его слова я принял к сведению и призадумался. Торчать с гробом

на месте было как-то неудобно. Мог случайно забрести первокурсник из со-

става дежурного взвода, охраняющий так называемый гидролоток, и узрев

в ночи четырех неизвестных с гробом, дать волю своей неокрепшей психи-

ке. Тот же Коломаренко после наведенного шороха на складе мог элементар-

но направится сюда в надежде перепугать того же первокурсника до нерв-

ного поноса и выпадения волос на затылке. Да мало ли чего… А тут и правда

можно было совершить наглый, практически «суворовский переход через

Альпы». Я еще почесал в затылке и отдал команду:

– Гроб на плечи! Вперед!

И мы, презрев всю безопасность нашего рейда, рванули напрямик

по склону, к правой паттерне. Проходя ее, мы уже взяли ногу, чтобы разно-

бой не замедлял движение, и уже синхронно, шагая походным строевым ша-

гом, вышли на плац. Наверное, это было красивое, завораживающее и од-

Часть первая. Птенцы гнезда Горшкова

новременно страшноватое зрелище. Огромный училищный плац ночью

освещался скупо, и теперь на него падал лишь лунный свет и подсветка па-

радного входа в учебный корпус. И вот по нему быстро и практически без-

звучно плыл гроб, лежащий на плечах четырех абсолютно темных фигур.

В какой-то момент мы оказались на самой освещенной части плаца, но вновь

быстро нырнули в темноту деревьев. По трапу мы уже практически бежа-

ли, миновав самое узкое место в подземном переходе, вздохнули уже спо-

койнее и через несколько минут влетели в свою казарму, как мне казалось,

не замеченные никем.

Дежурным по роте в тот день заступил старшина 2 статьи Дубровин-

ский Сашка, в простонародье Дубрик. Парень безобразно умный, до такой

степени, что, будучи старшиной класса, за пару занятий рассчитывал всем

своим курсовики по ядерным реакторам только для того, чтобы его потом

не драли за успеваемость всего класса. Как и все талантливые люди, Дубрик

имел свои заскоки, причем часто веселые чуть ли не до паралича, а иногда

и жутко принципиальные и вредные, за что позднее и вылетел из учили-

ща. Сейчас Дубрик, дождавшийся своих законных двух часов ночи, соби-

рался спать и дефилировал по спящей казарме опоясанный одним полотен-

цем, но нацепив еще ради хохмы повязку «РЦЫ» на голую руку, пилотку

и штык-нож на ремне. Наше появление с гробом вызвало у него неопису-

емый восторг, впрочем, как и у дневального. И Дубрик недолго думая ски-

нул с него крышку и улегся в гроб, скрестив руки на груди и закрыв гла-

за. При этом Дубрик умудрился потерять полотенце, и мы дружно заржа-

ли при виде лежащего в настоящем гробу дежурного по роте голого, но тем

не менее при всех атрибутах дежурно-вахтенной службы. Так бы мы на-

верное и ржали до упаду, но наше веселье прервал скрип двери. На пороге

стоял дежурный по факультету, капитан 2 ранга Расщепков, и было замет-

но, что фуражка на его голове как-то самостоятельно начинает поднимать-

ся вверх. Вообще лицо у него было просто неописуемым. Глаза открылись

на максимально возможную ширину, и в них проглядывала смесь всех воз-

можных человеческих эмоций от неудержимого смеха до затаенного испу-

га. К тому же мы не успели занести гроб куда подальше от входа, и дежур-

ный по факультету имел возможность в подробностях лицезреть немалое

мужское достоинство Дубрика, отчасти прикрытое завалившимся на него

штык-ножом. Сам же Дубрик за нашим хохотом не расслышал звука откры-

вавшейся двери, и, лежа в гробу с закрытыми глазами, уже в воцарившей-

ся тишине, продолжил начатый спектакль.

– Борисыч… прошу похоронить меня на пляже в парке Победы, с почет-

ным караулом из начальников всех кафедр с палашами наголо, и троекрат-

ным салютом со всех кораблей Черноморского флота. Также прошу на мои

похороны пригласить всех лаборанток с кафедры физики и электричества,

особенно мясистую Танюшу из лаборатории ТОЭ…

В этот момент Расщепков вышел из состояния транса и вспомнил, что

он офицер с двадцатью календарями за плечами.

– Я тебе, Дубровинский, сейчас твою мясистую часть оторву без нар-

коза!!! Дежурный говноголовый, бл… Встать!!!

Дубрик открыл глаза и, сообразив, что он не в самом одетом виде лежит

ногами к рычащему дежурному по факультету, тем не менее презрев услов-

ности и отдав дань всем воинским уставам, сразу вскочил и, будучи все же

в головном уборе, приложил руку к пилотке и бодро отрапортовал:

П. Ефремов. Стоп дуть!

– Товарищ капитан 2 ранга, личный состав 131-й роты спит. Готовлюсь

к ночному отдыху. Дежурный по роте старшина 2 статьи Дубровинский.

Чуть ли не булькающему от возмущения Расщепкову не оставалось ни-

чего, кроме как принять доклад и тоже, скорее машинально, приложить руку

к козырьку.

– Вольно, Дуб… блин… ровинский… твою мать… Хобот прикрой, чудо-

вище прибрежное…

После этого он уже более спокойно повел глазами, и заметив в нашей

кучке меня, коротко приказал:

– Белов, быстро в старшинскую. Всем, кто здесь есть, ждать на месте.

Не пытайтесь заползти в кубрик, я всех запомнил… и этот… ящик убрать

с глаз долой с центрального прохода…

В старшинской Расщепков, швырнув фуражку на стол, усевшись и за-

курив, поведал следующую историю. Оказалось, что старшим помощни-

ком дежурного по училищу сегодня заступил такой же, как и Коломаренко,

флотский раритет, капитан 1 ранга Перминов. Страдая от возрастной бес-

сонницы, он вместо того, чтобы чмокать губами на диванчике в дежурке, вы-

шел на улицу перекурить. И надо же ему было это сделать именно в тот мо-

мент, когда нам пришлось на пару мгновений выскочить на свет, пересекая

плац. Надо сказать, что увиденное впечатлило его до глубины души, а пото-

му, опасаясь обвинений в старческом бреде и галлюцинациях, он обзвонил

всех дежурных по факультету, тактично попросив незамедлительно осмо-

треть ротные помещения на предмет недавнего вноса в одно из них боль-

шого продолговатого ящика, при этом старательно и суеверно не произно-

ся слово «гроб». И лишь только Расщепкову, прослужившему под его нача-

лом еще на действующем флоте лет десять, он доверительно сообщил, что

видел четверых неизвестных, проносивших через плац самый настоящий

гроб. Расщепков, на тот момент уже распластавшийся на шконке, мыслен-

но чертыхнулся, и хотя абсолютно не поверил Перминову, как офицер ис-

полнительный, привел себя в порядок и отправился осматривать казармы.

И надо же ему было практически сразу обнаружить этот самый гроб, да еще

с таким пикантным содержимым!

После своего рассказа дежурный как-то успокоился и даже нервно раз-

веселился.

– Буду потом рассказывать… ха-ха… Не видел еще такого… Голый де-

журный в гробу. Белов, а зачем вам гроб-то?

Теперь уже пришлось рассказывать мне. Расщепков, выслушав, оша-

лело покачал головой.

– Мама родная… из-за каких-то досок… Они что… организованно это

сделать не могут… всем…

Я пожал плечами.

– Наверное, не могут.

Расщепков почесал небогатую на волосы голову, и, видимо, приняв

какое-то решение, хлопнул ладонью по столу.

– Так, Белов, мне стакан чая сообразишь?

Я, естественно, кивнул.

– Тогда так. Пока я пью чай, этот… ритуальный ящик должен испа-

риться. Выносите, разбирайте, что угодно, но когда я допью и выйду осмо-

треть помещения, чтобы даже его следов не было. Дежурного по роте

снимать не буду. Рассмешил. И чтобы все, кто тут был, про это забыли.

Часть первая. Птенцы гнезда Горшкова

Навсегда! Ясно? А Перминову скажу, что ему померещилось… А то как до-

ложишь… сам потом не обрадуешься… затаскают, да еще и дурака из тебя

сделают…

Я молча кивнул.

– Тогда наливай чай… И от пряничка не откажусь…

Надо ли говорить, что уже через пять минут гроб был разобран, и все

доски были запрятаны по разным углам казармы. Коридор быстренько под-

мели, и когда дежурный покидал нас, все блестело и никаким образом не на-

поминало о творившемся тут десять минут назад безобразии. Дневальный

выглядел как глянцевый военнослужащий на агитплакате, а Дубрик, кото-

рому уже давно полагалось спать, стоя навытяжку, с огромной преданно-

стью в глазах и не опуская руку, вздетую к бескозырке, терпеливо дожидал-

ся, когда Расщепков покинет помещение. Дежурный по факультету, узрев

эту картину всемерной преданности воинской службе, насмешливо хмык-

нул и, открывая дверь, все же не удержался. Наклонившись к Дубрику, он

негромко сказал:

– А ты, Дубровинский, свою мошонку больше в гроб заживо не клади.

Примета плохая, знаешь… Отсохнет!

Утром, после того как вся рота отправилась на занятия, Дубрик с дне-

вальными оперативно и с большим энтузиазмом превратили гробовые доски

в довольно аккуратные полки в сушилке, а я, забежав перед обедом в роту

и осмотрев работу, смог с нескрываемым удовольствием доложить на постро-

ении об устранении замечаний самому Коню, гарцевавшему вдоль строя учи-

лища в поисках одной, только ему ведомой жертвы. Тот принял к сведению

и, надо отдать ему должное, уже через час залетел в нашу роту, где его с са-

мого утра ждал настроившийся на нужную волну Дубрик. В итоге в первый

и последний раз за пять лет наша рота получила отличную оценку за содер-

жание казарменного помещения. Как я ни опасался, но гроб никто не искал.

То ли рабочие просто занимались халтурой и, опасаясь репрессий, умолча-

ли о пропаже, то ли кто-то, собравшийся отдать богу душу, срочно переду-

мал, но ничего о пропавшем гробе я не слышал, а сами мы, естественно, бла-

горазумно помалкивали.

И только на пятом курсе, на каком-то групповом занятии на кафедре

ВМиС, уже год как ушедший в запас, но оставшийся работать на родной ка-

федре лаборантом капитан 1 ранга Перминов, помогая нам что-то заполнять,

неожиданно рассказал, что первым звоночком, который заставил его креп-

ко задуматься о пенсии, была одна ночь пару лет назад, когда ему помере-

щилась траурная процессия с гробом посреди плаца…

Мимоходом. Шутки курсантской поры

Первый курс. Безумная пора. По училищной градации – «без вины вино-

ватые». Издеваются все, кому не лень. Преподаватели – в воспитательных

целях, старшекурсники – в традиционном порыве разнообразить жизнь

за счет младших…

Десять утра. Все на лекциях. В казармах только вахта. Помощник дежур-

ного по факультету курсант пятого курса, главный корабельный старши-

на скучает один в дежурке. Сентябрь в Крыму жаркий, поэтому на скуку

наслаивается еще и липкое и душное состояние, когда хочется плюнуть

П. Ефремов. Стоп дуть!

на все, положить голову на стол и пару часов покемарить, размазывая

слюни по вахтенному журналу.

Даже телефон не звонит. Одним словом – трясина. Блуждающий взгляд

старшины натыкается на список телефонных абонентов факультета. Ага!

В голову приходит светлая мысль. А не проверить ли свой первый курс

на сообразительность? Способом, рожденным десятилетия назад. И сна

уже как не бывало. Рука старшины твердо берется за трубку телефонно-

го аппарата и набирается номер роты первого курса.

На том конце провода, недавний школьник и свободный человек, а ныне

затравленный уставами и приборкой первокурсник с испугом хватает

трубку.

– Дневальный по 111-й роте курсант Бойченко.

Старшина набирает в легкие воздуха, и концерт начинается.

– Старший помощник дежурного по училищу капитан 1 ранга Поло-

маренко! Дежурного к телефону!

Бойченко, очумевший от командного рыка, начинает голосить на всю

казарму вызывая дежурного, такого же, как и он сам, перепуганного но-

вой жизнью. Дежурный прибегает.

– Дежурный по 111-й роте старшина второй статьи Зайчук.

– Зайчук, вы что, с утра телефонограмму не получали? Почему из все-

го училища только ваша рота щетки еще не сдала? С ума сойти! Первый

курс, а исполнительности никакой! В чем дело? Живо отвечайте!!!

Зайчук покрывается холодным потом. Ни о какой телефонограмме он,

естественно, и не слышал. Но сообщение о том, что только они одни что-

то не сделали, заставляет слегка увлажниться нижнее белье. Такое коман-

дованием не прощается.

– Товарищ капитан 1 ранга, а какие щетки? Честное слово, нам не со-

общали!

– Всем сообщали, а вам нет? Юноша, вы мне ваньку не валяйте! Мы

с вами потом разберемся. А сейчас срочно, бегом собрать все зубные щет-

ки личного состава и чтобы через пять минут они были в санчасти! У де-

журного врача на санитарной обработке, для дезинфекции. Перед обедом

заберете обратно. И доложите!

Старшина с глубоким удовлетворением опускает трубку на телефон

и приникает к окну. Спектакль начинается.

Перед глазами коренного севастопольца Бойченко пробегают нера-

достные картины. Его наказывают, не пускают в увольнение к маме, ста-

вят в наряды вне очереди. На глаза наворачивается слеза. Но надо действо-

вать! Бойченко срывается с места. Вместе со вторым дневальным они ли-

хорадочно обшаривают тумбочки сокурсников, выуживая зубные щетки

и сваливая их в один полиэтиленовый пакет. Через пару минут семьдесят

пять предметов личной гигиены курсантов собраны. Дежурный подписы-

вает на листке номер роты, сует его в пакет и, снедаемый чувством огром-

ной ответственности, вприпрыжку уносится в санчасть. Наблюдающий

из окна старшина одобрительно улыбается и смотрит на часы. Наверное,

и вправду за пять минут успеет!

В санчасти на обезумевшего первокурсника с вязанкой зубных щеток

все смотрят, как на приведение. Он тыкается во все двери подряд, пока

не попадает на начальника медслужбы. Подполковник за долгие годы служ-

бы в училище ко всему привык, и его уже сложно чем бы то ни было уди-

Часть первая. Птенцы гнезда Горшкова

вить. Он с сочувствием глядит на измученного дежурного и ласково объяс-

няет ему, что это шутка, и что не он первый, и что шел бы он в роту, а по до-

роге подумал, как будет раскладывать щетки обратно по тумбочкам, ведь

зубные щетки на флоте подписывать еще не догадались…

Все что бывает потом, оставим за кадром…

Патруль

Статья 77. Личный состав патруля при выполнении

своих обязанностей должен служить образцом со-

блюдения воинской дисциплины, правил ношения

военной формы одежды, воинского приветствия

и воинской вежливости. Во время несения службы

ему запрещается вступать в посторонние разговоры

и отвлекаться от выполнения своих обязанностей.

Устав гарнизонной и караульной

службы ВС СССР

Коль уж речь идет о военной службе, обойти вниманием такое явле-

ние, как патруль, просто невозможно. Без патруля жизнь военного любого

ранга в гражданской части города пресна и неинтересна. Ну а для курсан-

та или матроса срочной службы это щекочущее нервы приключение, даже

если твои документы в полном порядке и внешний вид радует глаз. Опять же,

для каждого отдельно взятого гарнизона требования сугубо индивидуальны.

Если в забытом богом Гаджиево грязная телогрейка и отсутствие увольни-

тельного билета – еще не повод для задержания, то для южной столицы по-

бедоносного Черноморского флота отсутствие фамилии и номера военного

билета на хромачах гарантирует строевые занятия до полуночи. Диалекти-

ка. Все познается в сравнении.

Первое мое знакомство с патрулем относится к периоду срочной служ-

бы. То были ничего не значащие игры в кошки-мышки на улицах Никола-

ева, где я полгода парился в учебном артиллерийском полку, постигая азы

командования гаубицей М-30 образца 1938 года. Позднее, когда я продол-

жал служить уже командиром орудия в городе Бельцы, отношения с патру-

лем тоже были чисто номинальные. Он существовал, но его мало кто ви-

дел. И это всех устраивало. Правонарушений меньше. Настоящий патруль

пришлось увидеть только в Севастополе, уже в шкуре курсанта Высшего

военно-морского инженерного училища. Скажу одно: любой прошедший

школу севастопольского патрульного безумия сразу годен для подполь-

ной работы в тылу врага. Уверен, все очевидцы и участники со мной еди-

ногласно согласятся.

Всякая гарнизонная служба – вдохновитель и гарант крепкого уставно-

го порядка в отдельно взятом городе. По слухам, во всем необъятном Совет-

ском Союзе существовали всего две флотские комендантские службы, вну-

шавшие легкий ужас военнослужащим всех рангов: в Севастополе и в Крон-

штадте. С балтийским оплотом правопорядка мне, к счастью, познакомиться

П. Ефремов. Стоп дуть!

не удалось… А в Севастополе, если перефразировать присловье «все доро-

ги ведут в Рим», все военные дороги вели в комендатуру. Ну кто из служив-

ших в восьмидесятые в столице Черноморского флота не помнит фамилий

Бедарева, Зверева, Рудя, Бусыгина, Галактионова? Легендарные личности.

Один другого стоит! По моему личному разумению, на комендантскую служ-

бу люди попадали по нескольким причинам.

Первая и главная – неспособность служить в любом другом месте. На-

пример, позднее в моем родном северном Гаджиево один помощник комен-

данта длительное время третировал всех подряд. Служил ревностно, отда-

вался работе всей душой. А попал он в комендатуру после нескольких лет

безуспешных попыток сдать зачеты на самостоятельное управление. Кора-

бельную технику он так и не осилил, а вот проверять длину брюк и чистку блях

ума хватало. Кстати этот орел заканчивал одно со мной училище по специаль-

ности «инженер по эксплуатации ядерных энергетических установок». Вот

и вышло из него побочное дитя атомной энергетики и Строевого устава…

Или взять нынешнего орденоносного коменданта Севастополя кавто-

ранга Галактионова. Мы выпускались из училищ примерно в одни и те же

годы, и сказать, что все Нахимовское училище люто ненавидело помощни-

ка коменданта лейтенанта Галактионова, – значит, ничего не сказать. Очу-

тившись волшебным образом после окончания училища на комендантском

плацу вместо палубы корабля, молодой лейтенант принялся делать карьеру

тем, что оккупировал все известные ему по недавней курсантской жизни ла-

зейки из родной alma mater. Бывших товарищей по гулянкам забирал тол-

пами. Комендантские машины только и летали по маршруту комендатура –

Стрелецкая бухта и обратно.

Хотя сам Галактионов был редким исключением в стройных комен-

дантских рядах. Эта когорта по давней традиции формировалась из офице-

ров морской пехоты. Опять же не из лучших представителей. Некий капитан

Бусыгин как-то раз, узрев через стекло ресторана «Крым» пять или шесть

коротко стриженых гражданских парней, посчитал их за переодетых кур-

сантов, решивших поразвлечься. Вызвал подкрепление в виде еще парочки

патрулей, машину из комендатуры и ворвался в ресторан. Наивные ребята

пытались что-то лопотать, даже вроде не по-нашему. Их «пьяный» бред ни-

кто слушать не стал. Бусыгин посчитал их уже готовыми в стельку, и, невзи-

рая на сопротивление, превосходящими силами ребятам заломили руки, ки-

нули в кузов и доставили в комендатуру. Ночь нарушители провели в камере

вместе с пьяными матросами, тараканами, среди луж блевотины и под запах

хлорки. Вполне естественно, что и здесь их никто слушать не стал до полного

«отрезвления». Утром же выяснилось, что это спортсмены из армии друже-

ственной ГДР, прибывшие на флотские соревнования в совершенно секрет-

ный город Севастополь. Им, разгильдяям, начальство, оказывается, разреша-

ет в свободное время по кабакам ходить! Но у нас-то они не на тех напали!

Будут знать! Правда, Бусыгина пришлось из комендатуры убрать. Он, ко-

нечно, молодец, не спасовал, но международный инцидент все же имел ме-

сто. Говорят, оказавшись на строевой службе, в рядах родимой морской пе-

хоты, Бусыгин зачах и карьера его забуксовала.

Вторая причина – случайность. Такие, откровенно говоря, тяготятся

должностью комендантского волка и надолго не задерживаются. Ну и тре-

тья – здоровье. Офицера списали или болен чем-то, настоящую служ-

бу нести не годен. Но человек заслуженный и, на удивление, увольнять-

Часть первая. Птенцы гнезда Горшкова

ся в запас не хочет. Вот и попадает. Эти близки по духу ко второй катего-

рии, однако ничего не поделаешь, приходится тянуть лямку, но без явной

инициативы. Надо так надо. Из этой породы получаются самые стоящие

и приличные блюстители военного порядка. Они хоть на мелочи не раз-

мениваются.

А начинается все с комендатуры. Точнее, с развода. Само по себе меро-

приятие это традиционное, наверное, для всех армий мира. Но содержание!

Нигде не готовились к разводу гарнизонной службы так тщательно и при-

дирчиво, как в Севастополе. Сверху донизу. Ботинки хромовые с уставны-

ми рантами, не обрезанные. Шнурочки обязательно с железочками. Караси

только уставные, никаких других! Брюки не ушитые, чем длиннее и шире,

тем лучше, а то вдруг заставят подтянуть до подмышек и скажут, что корот-

ки. Бляха дугой, про блеск и говорить не стоит. Должна сверкать, как звезда

героя. И вообще вся форма побольше и помешковатее. Не помешает. На го-

лову обязательно уставной головной убор, желательно, чтобы держался ис-

ключительно на ушах. Все отглажено, отутюжено и вычищено. Да, вся фор-

ма должна быть обязательно подписана хлоркой. Кто не в курсе, объясню.

В воде разводится хлорка, и спичкой выводишь на всех предметах туале-

та свою фамилию, а также номер военного билета. Такая надпись ликвида-

ции не подлежит. Только путем вырезания куска материала. Если на дворе

зима – без флотских кальсон под брюками в строй и не становись. Высекут

и выгонят. И длину шинельки соизмерь с уставом. На разводе между шерен-

гами ходит один из блюстителей военной моды с шаблоном в руках. Приста-

вил к ноге – сразу видно, короткая шинель или нет. Кстати, длинная тоже

плохо. Про стрижку и бритье и говорить не буду. Чем сильнее кожа сквозь

волосы просвечивает, тем надежнее. Но и лысым тоже быть нежелательно.

Хотя и это все не является гарантией спокойной службы. Твой маршрут чет-

ко очерчен на карте. Отклоняться запрещено. Любое отклонение трактуется

как дезертирство. Каждый час надо звонить в комендатуру и докладываться.

А чтобы не расхолаживался, иногда по маршруту проносится машина с од-

ним из помощников коменданта. Проверка. И не дай бог, ты со своим патру-

лем отсутствуешь. Пиши пропало.

А еще начальнику патруля дают листок задержаний… Самое занятное

в патруле то, что ты поочередно становишься и ловцом, и добычей. Сегодня

патруль ищет повод задержать тебя. Завтра ты делаешь то же самое. И ни-

каких компромиссов. Ибо каждому начальнику патруля на разводе спуска-

ют план. Вся страна жила по пятилетним планам, а мы – по однодневным.

Вынь да выложь, десяток задержанных нарушителей формы одежды и во-

инской дисциплины. Комендант Севастопольского гарнизона незабвенный

полковник Бедарев так и вещал перед строем, что, мол, наш город кишмя ки-

шит нарушителями и злодеями в военной форме, и каждый начальник па-

труля не может не принести в комендатуру отчет хотя бы о десяти врагах

уставного порядка. Будет меньше – значит, службу несли плохо, со всеми

вытекающими выводами. И народ, пригорюнившись, расползался по своим

маршрутам в поисках нерадивых военных.

А делалось это так. Занимаешь наблюдательную позицию у места веро-

ятного появления матросов. Само собой, курсантский патруль своих не берет.

Желательно стоять не на виду. И лучше недалеко от ворот какой-нибудь во-

инской части. Стоишь. Ждешь. Повалила толпа уволенных. Инстинкт само-

сохранения заставляет их сбиваться в плотную кучку. Если кто из них успел

П. Ефремов. Стоп дуть!

сдвинуть бескозырку на затылок – он твой. Но, допустим, военные дисци-

плинированные. Идут, как на параде. За десять шагов переходят на строевой

шаг и молодцевато козыряют. Все у них в порядке, комар носа не подточит.

Не надо расстраиваться. Они все равно твои. Ну по крайней мере один. Даль-

ше действуешь таким образом. Пропускаешь группу мимо. Никого не оста-

навливаешь и не обращаешь на них ни малейшего внимания. Они проходят.

По спинам видно – ждут подвоха. Отошли метров на десять. Еще на двад-

цать. Один невзначай оглянулся посмотреть, стоит патруль на месте или нет.

Ты со своими орлами на них ноль внимания. У «нарушителей» камень с души

падает. Миновали. И тут ты посылаешь вдогонку одного патрульного. Пусть

позовет к тебе любого на свой выбор. Чистой воды психология. Они только

расслабились, а ты тут как тут. Цап!

Твой «боец» вежливо тормозит последнего и приглашает к тебе на бе-

седу. Тот ошеломлен, раздавлен и обреченно плетется навстречу судьбе.

То бишь к тебе, начальнику патруля! По мере приближения задержанный су-

дорожно поправляет бескозырку, отмеряя положенные по уставу два пальца

над бровями, одергивает брюки и переходит на диковинный строевой шаг,

задирая ногу на пределе возможности. Следует чересчур четкий, прям-таки

киношный доклад.

– Товарищ главный корабельный старшина! Матрос (старший ма-

трос, старшина II статьи и так далее) Безвинный по Вашему приказанию

прибыл!

Хочется крикнуть «ура!». Правда, вместо этого делается очень недоволь-

ное, озабоченное лицо. Что-то вроде банального лимона во рту. Весь твой вид

выражает неподдельную вселенскую тревогу за воинскую дисциплину в гло-

бальном масштабе. Недовольно покачивая головой, угрюмо спрашиваешь:

– Ну и кто же вас, матрос Безвинный, в таком виде в город выпустил?

Давайте-ка документы и увольнительную. Полюбопытствуем, откуда вы

такой.

Матрос протягивает документы, одновременно ерзая всеми частями

тела, пытаясь в очередной раз поправить незамеченные огрехи в форме

одежды. Ты берешь документы и молча, долго-долго их рассматриваешь.

Листаешь все страницы по нескольку раз и, главное, делаешь это, не под-

нимая глаз на бедного матроса. Чем дольше занимаешься документами,

тем яснее матрос понимает неизбежность полного краха планов на уволь-

нение. Выждав, медленно-медленно поднимаешь глаза, попутно осматри-

вая моряка с ног до головы. Лицо должно стать еще более суровым и бес-

пристрастным.

– Да… Так кто, вы говорите, вас в город отпускал? Отвечайте, товарищ

матрос, когда вас начальник патруля спрашивает!

Моряк начинает оправдываться, при этом абсолютно не понимая,

за что:

– Старшина команды мичман Многомудров… Замечаний не было… Он

все проверил… Носовой платок… Бляха…

Ухватываешься за тему.

– Да, бляху вы точно чистить не умеете.

Моряк по инерции начинает тереть рукавом и без того сияющую

бляху.

– Да и брюки у вас, по-моему, коротковаты…

Моряк бросает бляху и начинает оттягивать брюки вниз. Пора в атаку.

Часть первая. Птенцы гнезда Горшкова

– Прекратите паясничать, товарищ матрос!!! А ну подтяните брюки

на место! Вы что, не знаете, что ремень должен не висеть на бедрах, а быть

утянут выше бедренных костей?!

При этом можно с чистой совестью схватить моряка за ремень и под-

тянуть его штаны на максимально возможную высоту, вплоть до подмышек.

Будьте уверены: любые брюки станут сразу коротки. Хотя, откровенно го-

воря, я до сих пор так и не знаю, в каком военном документе регламенти-

руются брюки на костях. Но так работали комендантские профессионалы,

и нам не оставалось ничего другого, как повторять их приемы. Ситуацию

можно было варьировать как угодно: грязный носовой платок, металли-

ческая вставка в бескозырку для придания формы, выгнутые не на долж-

ный угол бляха и «краб», шнурки неполной длины, подписка, подстрижка,

неглажка, небрит, немыт, тельник грязен или тельник застиран, ленточки

на бескозырке мятые, короткие или наоборот очень длинные, форма уши-

та или мешковата и позорит гордый вид советского моряка. Главное –

наличие фантазии и нежелание лично самому посетить гауптвахту в ка-

честве клиента. По сути, весь спектакль – внутреннее самооправдание

того, что делаешь мерзость по отношению к парню, который, может, со-

всем редко вырывается подышать вольным воздухом. Но эмоции в сторо-

ну! Ты на работе! Сегодня ты обязан заполнить листок десятью фамилия-

ми с номерами воинских частей и сдать их вечером в комендатуру. Чтобы

потом их рассортировали и отправили по частям, где за это матросы полу-

чат по полной дисциплинарной схеме, а скорее всего, лишатся ближайше-

го увольнения. Система.

Конечно, можно попытаться вписывать вымышленные фамилии, но за-

нятие это нецелесообразное, поймают и вдуют. Можно привести в комен-

датуру одного-двух пьяных «мареманов», тогда никто не поглядит на пустой

листок, но пьяные не на каждом маршруте валяются. Вот и совершенству-

ешь актерское мастерство. Доводишь до совершенства.

После занесения фамилии обалдевшего и скулящего матроса в свой

«черный» список можно поиграть и в демократа. Строго, но с доброй и неж-

ной душой. Отдавая документы, сделай сострадательное лицо и участливо

спроси:

– В город-то редко выходишь, разгильдяй?

Ответ предсказуем до тысячных. Редко, все в море, вахта… Вздыхаешь.

Можно для полноты картины минутку задумчиво покусать губу. Потом ре-

шительно машешь рукой.

– Ладно! Задерживать я тебя не буду! Но, не дай бог, попадешься кому-

нибудь! Другие не такие добрые. Ступай! Не забудь доложить старшине о за-

мечаниях. Дай-ка, я тебе на увольнительной автограф оставлю…

Расписываешься, козыряешь, и ваши дороги расходятся. Матрос ухо-

дит счастливый, что легко отделался и избежал топанья по двору коменда-

туры. Правда, не совсем понимая, за что же его останавливали. Но радость

от освобождения захватывает, и он мчится вперед, до следующего патруля.

А их в Севастополе много… Ты же двигаешься дальше в поисках новой до-

бычи. Выполнять план. Суточный наряд. Рутина. В следующие выходные ты

и сам будешь озираться в поисках опасности. Таковы правила игры.

Оставим в покое парадную столицу королевского Черноморского флота.

Там были свои нравы, неповторимые и уже канувшие в Лету благодаря су-

веренности Украины и всему нынешнему безобразию. Перенесемся в даль-

П. Ефремов. Стоп дуть!

ний полярный гарнизон. Маленький и обособленный, где гражданское насе-

ление составляют жены военных, их дети и сами военные, уволенные в за-

пас. Ну и совсем небольшая прослойка истинно гражданских людей, но все

равно работающих на флот и неразрывно с ним связанных. Ловить здесь

в принципе некого. Увольнений у матросов не было, нет и никогда не бу-

дет. Идти некуда. Из всех чудес цивилизации один Дом офицеров и магази-

ны. В ДОФ матросов и так водят по воскресеньям на всевозможные культ-

массовые отрыжки периода военного коммунизма и рекомендованные ки-

нофильмы. А уж после технической революции, принесшей народу такое

чудо, как видеомагнитофон, походы в кино стали для моряков не удоволь-

ствием, а наказанием. Полчаса переться по сопкам в любую погоду. Сомни-

тельный отдых. Куда лучше сидеть в кубрике или кают-компании в тапоч-

ках и с кружкой чая.

Одним словом, отпущенные в увольнение военнослужащие как кате-

гория добычи отпадают начисто. Тем не менее матроса в поселке можно

встретить на каждом углу. И нечему удивляться. Власть-то в городе воен-

ная. Централизованная. Единоначалие, как никак. Улицы убирают матро-

сы. По штату есть, конечно, и дворники, но ими на удивление оформлены

почему-то жены местных флотоводцев. Те, которые давно забыли даже, что

есть такое слово – «метла». Зато есть муж с золотыми «паучиными» погона-

ми. У него целая дивизия, а то и флотилия в подчинении. Выскоблят до бле-

ска. А дворник лишь деньги «на шпильки» получит. Поэтому каждую суббо-

ту парко-хозяйственный день по уборке поселка. Или субботник. Как фан-

тазия у начальников сработает. У всех экипажей нарезаны участки около

домов. Мети – не хочу.

В магазинах-военторгах работают матросы. Телефонисты – матросы.

Сантехники – матросы. Шоферы – матросы. Заступил в патруль. Идешь.

Навстречу два «бойца». Чумазые, ватники грязные, рваные, пилотки на за-

тылках, ремни висят на мужском достоинстве, сапоги как со свалки подо-

бранные. Несут трубу. Останавливаешь. Документов нет. Про внешний вид

и говорить нечего. Будь дело в большом городе, ехать этим морякам с завер-

нутыми руками в комендатуру. Здесь толку нет. И матросам тоже все по ба-

рабану. Ну отведешь их. Ну посадят в камеру временно задержанных. Так

ведь через полчаса и отпустят. У кого-то дерьмом квартиру заливать начнет,

а труба и ремонтники в камере. Резона никакого. Да и планов никаких ни-

кто не дает. Только названивай каждый час дежурному по гарнизону и со-

общай, что с тобой все в порядке. Особо хорошо тем счастливцам, у кого те-

лефон дома есть. Посадил патрульных перед телевизором и занимайся сво-

ими делами, периодически выходя на улицу показаться прохожим.

Так что основная задача патруля в отдаленном гарнизоне – быть! По-

ложено по уставу – значит, должно быть! И будет! Клянусь собственным

здоровьем, но я видел целых два патруля на точке, где жило чуть более ста

человек, из которых треть была семьи офицеров. Два офицера и четы-

ре матроса! На город из одной казармы и трех панельных домов. Каково?

Положено!

Вторая задача северного патруля – миротворческая. То пьяные мичма-

ны морды друг другу ровнять начнут, то жена поддатого подводника мужа

на ночь в камеру сдать пожелает. Мало ли что случится? А в последние годы

даже образовался отдельный пост в местном гнезде пьянства и развра-

та «Офицерском собрании». Со времени открытия сидит бедный патруль

Часть первая. Птенцы гнезда Горшкова

и ждет, когда развеселившиеся военные из-за женщин ссориться начнут.

Или просто от скуки молодые офицеры последнего разлива кулаки разми-

нать станут. Они, молодые, нынче те еще орлы. По разговору послушаешь:

то ли рэпер, то ли зек, то ли наркоман. Вот и выходит, что северный патруль

все больше по офицерам и мичманам специализируется. Матросы – это

второстепенно. Приехали по сигналу, скрутили, отвезли. Постоянным от-

ловом и не пахнет.

Другое дело бытовые ситуации. До последнего времени милиция у нас

была малочисленна и играла в поселке чисто декоративную роль. Лично мне

приходилось вместе с патрульными матросами снимать поддатого кавто-

ранга с женщины, которая подняла своими криками полдома, и к тому же

оказалась женой лучшего друга этого самого кавторанга. Муж ушел в море,

а офицеру под алкогольными парами померещилось, что жена товарища

как-то призывно на него глянула в последнюю встречу. Принял еще один

лишний стакан для куража и в гости, а там без промедления – в атаку. У вер-

ной жены мыслей об измене и в помине не было. Она, естественно, сопро-

тивляться. Но как говорил Соболев, «один матрос –взвод, два матроса –

рота…». Против такого напора бедная женщина не совладала и дала волю

голосу. Мы прибыли в тот момент, когда обнаженный ниже пояса кавто-

ранг при галстуке и погонах пытался возложить свое могучее тело на уже

полностью обнаженную женщину. Вокруг валялись растерзанные в кло-

чья детали ее туалета. Мои патрульные моряки с нескрываемым удоволь-

ствием совершили акт правосудия над зарвавшимся старшим офицером

и даже пытались вывести его в таком виде на улицу, чему я едва успел по-

мешать. Женщину, кстати, очень даже симпатичную, я закутал в просты-

ню и минут двадцать отпаивал валерьянкой на кухне, пока не приехал ко-

мендант. Матросики же в комнате развлекались тем, что одеваться кавто-

рангу не давали, «легонько» при этом постукивая по почкам. В таком виде

мы и сдали насильника коменданту. Правда, к моему огромному сожале-

нию, наутро мы узнали, что дело замято по просьбе самой женщины. Обид-

но, но и ее понять можно. Поселок маленький, все про всех все знают, лиш-

ние разговоры ни к чему.

Да и чем только не занимались! Снимали повесившихся, разыскивали

беглых матросов по подвалам, растаскивали по квартирам пьяных женщин.

По крайней мере, это были более земные дела, чем замер длины брюк и углу-

бленный поиск щетины на подбородке у матросов. Да в принципе так ведь

оно всегда и было: когда нет реальных дел, начинаются строевые занятия.

Мимоходом. Градация пятилетки

Язык военного прост и сочен. Вся пятилетняя жизнь гардемарина в стенах

училища сводится к нескольким коротким, но емким определениям, при-

думанным неизвестно кем и когда. Доподлинно ясно одно: авторы их без-

условно были курсантами. Итак,

1-й курс: Без вины виноватые.

2-й курс: Приказано выжить.

3-й курс: Веселые ребята.

4-й курс: Женихи и невесты.

5-й курс: Отцы и дети

П. Ефремов. Стоп дуть!

Тело офицера Спивакова

В пронизанном лучами восходящего солнца

пpозpачном утpеннем лесу, на самом кончике неж-

ного лепестка ландыша, пеpеливаясь всеми цвета-

ми pадуги, словно кpошечный бpиллиантик, висе-

ла капелька МОЧИ…

Неизвестный автор

Помните, в достославные советские времена обязательным атрибутом

обучения в любом советском вузе, да и не только, считалось конспектирова-

ние первоисточников. Ну, это краткое изложение своими словами проблем

реорганизации Рабкрина, фантазий очередных съездов и конференций пар-

тии рабочих и крестьян и боевых воспоминаний Леонида Ильича. Толстен-

ные тетради исписывали. Так вот, тогда при написании любой курсовой или

дипломной работы и даже простого доклада по самой безобидной теме было

крайне необходимо, даже не побоюсь сказать, жизненно важно во вступле-

нии к работе упомянуть, что данный труд никакого смысла не имеет без ру-

ководящей роли партии и самого Леонида Ильича Брежнева. И не направь

партия тебя на верный курс, никогда тебе не написать реферат на тему усо-

вершенствования цистерны отстойного масла. А не будь последнего съезда

КПСС, вообще не было бы твоего курсовика по деталям машин. Требование

было строгое, соблюдалось неукоснительно, а потому вступление никогда

и никем не читалось, пожалуй, кроме случаев написания работ на кафедре

марксизма-ленинизма. Преподаватели всех остальных технических кафедр,

к такой важной детали относились наплевательски, и начиная проверку ра-

боты, просто ловили глазами на самой первой странице римские цифры но-

мера очередного съезда партии, успокаивались и с чистой совестью проли-

стывали страницы с пропагандистским словоблудием. Так было всегда…

Как-то раз, не помню точно, то ли на 3-м курсе, то ли на 4-м писали мы

курсовик по турбинам. Большой расчет главного туробозубчатого агрегата.

Работа емкая, зубодробильная, со множеством расчетов. Написать-то напи-

сали. Начали оформлять начисто. Вот тут-то и возник у меня с моим другом

Валеркой Гвоздевым спор. Я, обложившись классиками ленинизма, настро-

чил предисловие на три страницы, скрестив как мог план ГОЭРЛО с необхо-

димостью совершенствования паротубинных установок атомных подводных

лодок. Убедительно получилось. Со вкусом. А вот Валерке казенные фразы

давались с огромным трудом. Мужиком он был умным, даже талантливым,

и как все неординарные личности страдал огромной нелюбовью к рутинной

работе и большой природной ленью.

Глядя на мои потуги по приданию курсовику крепкой идейной направлен-

ности, Валера заявил, что он этой чепухой заниматься не будет. Мол, все равно

никто читать не станет, дураков нет, чего зря голову ломать и напрягаться по-

пусту. Валера решил подойти к этому вопросу проще. Понаписать пару стра-

ниц всякой галиматьи, перемежая ее кодовыми словами типа: КПСС, XXVI

съезд, Ленин, Леонид Ильич. Пусть в глаза бросаются. Чтобы наш преподава-

тель кавторанг Спиваков вообще что-то кроме цифр и графиков просматри-

вал – это совсем нереально. Я же считал, что вопреки Валериному мнению

Спиваков знал не только цифры, но и буквы. Пришлось возразить, и я сразу

Часть первая. Птенцы гнезда Горшкова

получил предложение заключить пари. Условия просты: Валера пишет вся-

кий бред вместо предисловия и это остается незамеченным. Я согласился.

К тому же спор был на общий пивной интерес, и в случае проигрыша я толь-

ко покупал лишний десяток бутылок пива в ближайшем увольнении.

Ударили по рукам, и в течение получаса Валера под общий смех и по-

мощь всего класса сочинил примерно такое: «…на XXVI съезде КПСС Гене-

ральный секретарь ЦК КПСС дорогой Леонид Ильич Брежнев, после долгого,

серьезного и скрупулезного анализа экономики страны за отчетный период

заявил, что при проведении ремонта главного турбозубчатого агрегата под-

водной лодки проекта 671РТМ, в процессе вскрытия Комиссией ЦК КПСС

корпуса турбины в ее полости было обнаружено изувеченное тело капита-

на 2 ранга Спивакова В. С. Лопатки турбины, изготовленные из металла мар-

ки 64ХС24НШК21 высокотехнологическим способом практически в клочья

разорвали офицера на части. Причем голова, руки, торс, фуражка и кортик

были найдены в турбине переднего хода, а ноги, мужское достоинство и пол-

ный комплект медалей «За службу в ВС СССР» всех степеней в турбине за-

днего хода. Также у членов комиссии ЦК КПСС вызвал удивление тот факт,

что при более внимательном осмотре, в главном конденсаторе были также

обнаружены все пуговицы от мундира офицера, заколка от галстука и член-

ский билет ВЛКСМ на имя Спивакова В. С. Настораживает тот факт, что

из рядов ВЛКСМ он выбыл двадцать лет назад по предельному возрасту. Ле-

онид Ильич Брежнев конкретно и обоснованно указал на недостатки работы

инженерно-технических служб ВМФ в вопросах воспитания корпуса кора-

бельных инженер-механиков и недопустимости эксплуатации паротурбин-

ных установок кораблей в режиме расчленения офицеров на отдельные эле-

менты. Вследствие обоснованной критики со стороны лично Брежнева Л. И.

тело капитана 2 ранга Спивакова В. С. было предано земле без отдания обыч-

ных воинских почестей, и с принародным затуплением кортика на общефлот-

ском построении. Приказом МО СССР на месте погребения Спивакова В. С.

воздвигнута мраморная стела с выгравированным текстом «Правил эксплу-

атации паротурбинных установок 1967 года» и указанием, что покойный яв-

лялся нарушителем требований техники безопасности согласно приказу МО

СССР от «…» … 19… г. и директивы ГК ВМФ №… от «…» … 19… года. Также де-

путаты XXVI съезда КПСС выразили надежду, что…» И дальше в таком же

стиле. Все это Валера оперативно переписал начисто, выделяя митинговые

слова более крупным почерком, торжественно вставил в папку курсовика,

прошил ее и опечатал. В тот же день курсовики сдали на проверку.

Через неделю Спиваков пришел на занятия с пачкой наших работ под-

мышкой.

– Класс! Смирно! Товарищ капитан 2 ранга…

По команде дежурного все встали. Спиваков враскоряку протиснул-

ся в дверь. Кавторанг был невысок ростом, коренаст и очень добродушен

лицом.

– Привет! Садитесь, садитесь…

Спиваков шлепнул о стол стопку курсовиков.

– Ну, гардемарины, почитал я ваши изыскания. Очень интересно! Лич-

но меня познания некоторых ваших представителей поразили до глубины

души. Вот, например…

Глаза Спивакова пробежались по аудитории и как бы невзначай оста-

новились на Гвоздеве.

П. Ефремов. Стоп дуть!

– …например, Гвоздев.

Валера встал. Настороженно и неохотно.

– Валерий… Тебя как по батюшке?

– Сергеевич.

Валера еле выдавил из себя это слово, задним местом почуяв, что спор

он проиграл.

– Валерий Сергеевич, как я понял, мои кусочки разбросало по всему

внутреннему пространству корпуса турбины? Я правильно выразился?

Говорить Валера уже не мог. Он только затравленно кивнул.

– Тогда как опытный турбинист вы должны объяснить мне и всему клас-

су, через какие отверстия я попал внутрь турбины и какие силы действова-

ли на меня, точнее – на мои фрагменты, по пути следования в турбины пе-

реднего и заднего хода? Я даже постарался облегчить вашу задачу! Объем

моей талии – сто двадцать шесть сантиметров. Итак: количество и разме-

ры отверстий и смотровых лючков на корпусе ГТЗА. Докладывайте, Гвоз-

дев! И к тому же марку стали вы назвали неправильно…

Весь класс, как один, грохнулся в хохоте.

Свое честно заработанное пиво я распил вместе с Валеркой в следу ющий

выходной. Курсовик Валера сдавал до конца учебного года и за это время пре-

вратился в эксперта по этому предмету. По словам самого Спивакова, «кур-

сант Гвоздев стал обладать поистине энциклопедическими знаниями по на-

стоящему предмету» и даже дипломную работу стал писать именно на этой

кафедре. Никаких других репрессивных действий в отношении Валеры Спи-

ваков не предпринял. Лишь после выпуска мы узнали на традиционном об-

мывании погон, что преподаватель действительно не читал вступление, а про-

сто случайно наткнулся на свою фамилию, пролистывая страницы…

Мимоходом. Пьянству – бой!

Страх как любят у нас на флоте выполнять указы правительства. Особен-

но те, которые конкретные задачи не ставят. Это такие, где пишут общие

слова, такие как: «усилить», «повысить», «ужесточить контроль». На их

выполнение бросают те силы, которые в настоящих делах не задейство-

ваны, и они, в свою очередь, начинают ударно оправдывать свое суще-

ствование. Все, наверное, уже поняли, что речь идет о войске замполи-

тов, ныне воспитателей.

В достопамятном 1985 году государство вдруг решило объявить войну

зеленому змию. Вот решило, и все тут! Искореним заразу! Мобилизовали

всех, кого могли. В приказном порядке. Даже многозвездные адмиралы,

хватанув коньячка с мороза, вещали перед строем о вреде и пагубности

алкоголя для организма военного человека. Благо запашок от них уловить

было нельзя по причине отдаленности от народа, да и кто ж сделает заме-

чание старшему начальнику. Под шумок и от неугодных поизбавлялись.

Вообще, первое время до маразмов доходило. Мой друг Дюша буквально

через день после опубликования грозного постановления о борьбе с пьян-

ством имел несчастье быть приглашенным на свадьбу к товарищу в ресто-

ран «Дельфин», что в Стрелецкой бухте. Как истинный военнослужащий

в штатское Дюша не переоделся, вследствие чего и был забран патрулем

прямо из-за стола, только и успев опрокинуть пару бокалов шампанского.

Часть первая. Птенцы гнезда Горшкова

Что пил, что не пил. Но Дюшу со всеми предосторожностями, словно особо

опасного террориста, доставили в комендатуру, где и продержали до утра.

Весь фокус заключался в том, что бедняга Дюша был первым военнослу-

жащим Севастопольского гарнизона, пойманным со стаканом в руке по-

сле опубликования Указа. Утром его торжественно доставили в училище,

умыли, побрили и, снабдив для эскорта начальником факультета каперан-

гом Буром и замполитом контр-адмиралом Бачориным, отправили в штаб

Черноморского флота на разбор полетов.

После Дюша не мог без смеха вспоминать весь этот театр абсурда. Ока-

зывается, за дело взялся политотдел, и делегацию с Дюшей вызвали для

того, чтобы командующий Черноморским флотом лично выказал им все

свое негодование по поводу этого позорного для всего Военно-морского

ведомства эпизода. Командующий, по горло загруженный настоящей ра-

ботой, – то американцы в терводы заползут, то еще какая-нибудь напасть

случиться, – так и не понял, чего хотят от него политбойцы его штаба. По-

этому, когда оробевшего Дюшу с училищным начальством втолкнули в ка-

бинет и коротко объяснили адмиралу суть дела, произошло следующее.

Занятый своими стратегическими мыслями, командующий информацию

прослушал вполуха и уловил только одно слово – «шампанское». Поднял

голову от бумаг.

– Ну и что шампанское?

Словоохотливый инструктор политотдела быстро пояснил:

– Пил он его, товарищ адмирал! А партия и правительство…

И вдруг адмирала потянуло на воспоминания:

– Эстетами стали товарищи гардемарины. Мы в свое время домашнее

винцо у бабушек покупали. Дешево и сердито…

Замполита аж перекосило.

– Товарищ адмирал! Этого курсанта гнать надо из училища! Поганой

метлой! Не зря партия и правительство…

Но из-под адмиральских погон, откуда-то изнутри, из глубины души ко-

мандующего уже высунулся бывший курсант и такой же, как все, моряк.

– Послушай, гонщик. Если я каждого за глоток шампанского с флота

гнать начну, то через год ты, что ли, корабли в море поведешь? Да я тебя

за внеочередное звание даже на пять секунд к управлению баркасом не до-

пущу…

И, по словам Дюши, они всей делегацией минут пять выслушивали мо-

нолог командующего о вреде твердолобых на флоте, полезности натураль-

ных продуктов и прелестях послевоенного Севастополя…

Когда адмирал закончил, пунцовый штабной замполит вывел всех из ка-

бинета, торопливо порекомендовал все же посадить Дюшу суток на десять

на губу и стремительно убежал. Наверное, зализывать душевные раны.

А Дюша после этого всегда говорил, что лично ему адмирал такой-то ре-

комендовал шампанским не увлекаться, а лучше пить домашнее виноград-

ное вино. И приятно, и полезно!

Мимоходом. Кое-что о запахах

Все это происходило во времена все той же злосчастной антиалкоголь-

ной кампании, о которой мы только что вспоминали. Народ тогда насторо-

П. Ефремов. Стоп дуть!

жился, потом обмяк, плюнул на все, и худо-бедно начал крутиться: отраву

всякую гнать, в очередях с 14.00 выстраиваться. Попросту говоря, научи-

лись люди жить в новых условиях. Потому что мы к любым новым услови-

ям всегда готовы. А вот некоторая часть народа, облеченная доверием на-

шего главного рулевого, напротив, начала битву не на жизнь, а на смерть

с поганым зельем и теми, кто его употребляет. Посредством всего доступ-

ного. Телевизор, радио, газеты – дело ясное. Но венцом атаки, острием

удара, верхом всего были, конечно, партсобрания. Партбоссы местного

значения наперегонки ударились в массовые форумы с главным лозун-

гом: долой алкоголь!

После достопамятного указа прошло совсем немного времени, и нач-

по моего родного училища решил собрать большой общеучилищный пар-

тийный хурал. Естественно, все по тому же, градусному, поводу. Сам ка-

перанг Старунов вредностью и подлым характером не отличался, был че-

стен, вот только линия партии порядком напортачила в голове каперага

за годы партполитработы, оккупировала все извилины и властвовала там

безраздельно.

В актовом зале собрали всех коммунистов. Сажали по рангам: впереди

старшие офицеры, за ними помладше, следом мичманы и гражданские слу-

жащие и на галерке – курсанты (из числа тех, кто к этому времени успел

осчастливить партийные ряды своим присутствием). За столом президи-

ума по доброй большевистской традиции восседали – начальник учили-

ща с заместителями. На трибуну поднялся Старунов и начал поливать зал

пламенными руладами о вреде и пагубности всего спиртосодержащего. Ка-

перанг говорил горячо, убедительно, силу его словам добавляла безуслов-

ная личная вера в идею дезалкоголизации страны. Зал подавленно молчал.

Бурное военно-морское прошлое выработало в большинстве присутству-

ющих несколько иное отношение к поднятому вопросу.

В один из моментов своего пламенного выступления разгоряченный

Старунов, полыхая праведным негодованием, привел в качестве приме-

ра один случай:

– Еду я в рейсовом катере, значит, в училище. Проверять прибытие

увольняемых. Рано ехал, не стемнело еще. И представьте себе, товарищи!

Выхожу на корму покурить, а там! Стоят три пятикурсника, с тремя мада-

мами расфуфыренными, разговаривают, смеются, а от них, товарищи на-

чальнички, такой запашище! Кагор, по-моему… Закачаешься! И это наши

выпускники! Я им, естественно, замечание, а они – пререкаться. Забрал

документы, прекратил увольнение. Позор!

Зал подавленно молчал. Тишину нарушил одинокий голос ряда с тре-

тьего:

– Сергей Николаевич, разрешите?

Старунов перевел дух и посмотрел в зал… Голос принадлежал капи-

тану 1 ранга Шору, бойцу старой флотской гвардии послевоенного вос-

питания. Проплававши все океаны, понюхавши пороху, Шор запретов

не признавал, однако и службу любил. Любил, как любят вредную, злую

жену, но мать своих детей. Он любил говорить, что офицер флота должен

быть отутюжен, выбрит, пахнуть классическим одеколоном, хорошим та-

баком и лучшим коньяком. И самое главное – никогда, ни при каких об-

стоятельствах не быть пьяным. Аристократичный Шор с одинаковой сте-

пенью осведомленности мог говорить об искусстве, литературе, ядерных

Часть первая. Птенцы гнезда Горшкова

реакторах и проблемах вшивости матросов в условиях длительного отсут-

ствия бани. При желании просоленный каперанг мог выдавать фразы, ко-

торые вгоняли в краску даже дворников и бомжей. Словом, знал и умел

все, что обязан был знать и уметь офицер военно-морского флота. Старая

гвардия, как ни крути!

– Сергей Николаевич! Дорогой! Молодые люди вели себя прилично,

не буянили?

Старунов не сразу понял, к чему клонит Шор.

– Попробовали бы только! Беспардонные, безответственные разгиль-

дяи!

Шор развел руками.

– Извольте, Сергей Николаевич! К чему же такое аутодафе? А если я,

извините, пущу газы, то, простите еще раз, это ведь не значит, что я обо-

срался и наделал в штаны!

Зал пару секунд переваривал услышанное, а потом взорвался громовым

смехом и аплодисментами. Тема алкоголя умерла от одной лишь фразы ма-

терого каперанга. Правда, ненадолго…

Мимоходом. Идеальный солдат

Вы можете представить себе идеального военнослужащего? Ну, не такого,

который обвешан мускулами хлеще, чем Рэмбо, косит всех вокруг из пу-

лемета и непобедим никакими силами. А идеального военного с точки зре-

ния мирного времени и строевых начальников. Так вот, такой военнослу-

жащий обязан быть с выстриженной до лысины головой, в начищенных

до нечеловеческого блеска хромачах, в форме на два размера больше, чем

тебя наделила природа, и в фуражке, которую сдерживают от сползания

до плеч только уши. Но это еще не предел. Все предметы туалета должны

быть подписаны. Об этом я, кстати, уже рассказывал. Излишне говорить

про чистоту бритья, грязь в ушах и прочие мелочи. Ясно и без слов. На са-

мом деле все это фантастика. Но мы же рождены, чтоб сказку сделать бы-

лью! И вот эту титаническую задачу призваны прежде всего решать выс-

шие военные учебные заведения.

Был у нас в училище такой заместитель начальника факультета каперанг

Плитнев. Личность вселенского масштаба, требующая отдельного описа-

ния. Устав Плитнев знал наизусть, чем доставал гардемаринов не устанно,

не щадя ни себя, ни окружающих. Даже, презрев училищные традиции,

стал проверять белье у пятикурсников, отыскивая на нем номер военного

билета и фамилию владельца, как будто без пяти минут офицеры ворова-

ли трусы друг у друга из-под подушки. Правда, осматривал, отводя строй

пятикурсников метров на десять от общего строя. Но от этого унижение

не становилось меньше. Ну так вот, однажды, проводя очередное показа-

тельное увольнение в город курсантов факультета, Плитнев забыл отвести

старшекурсников в сторону. А может, просто не захотел. Но когда капе-

ранг, лучезарно улыбаясь и не обращая внимания на сконфуженные лица

«пятаков», уже осмотрел у всего факультета подписку брюк и ремней, про-

изошло неожиданное. Один пятикурсник привлек внимание победонос-

ного замначфака фуражкой, чрезвычайно низко надвинутой на глаза. За-

метив непорядок и нарушение формы одежды, каперанг круто изменил

П. Ефремов. Стоп дуть!

курс движения. Приблизившись к намеченной цели, Плитнев остановил-

ся и замер, словно бультерьер перед броском. Курсант же невозмутимо

представился:

– Главный старшина Мельников.

Каперанг, мысленно пролистав Строевой устав, строго указал неради-

вому военнослужащему на его внешний вид.

– Мельников! Ты что же, не знаешь, что головной убор носится так,

чтобы козырек был примерно на ширине двух пальцев над бровями. По-

правляйте! Да, кстати, покажи-ка мне подписку фуражки!

Мельников с готовностью сдернул головной убор и невозмутимо про-

тянул каперангу. Тот протянул было руку, но, подняв глаза, остолбенел.

Под козырьком низко надвинутого головного убора скрывалась наклеен-

ная во всю длину лба широкая лента белоснежного лейкопластыря. На ней

ярко-синим фломастером была выведена фамилия хозяина лба, а чуть по-

ниже номер военного билета.

Плитнев попытался что-то выдавить из себя, но слова не получались,

только в горле негромко рокотало. Пятый курс находился в общем строю,

среди остальных курсантов, и лобная вывеска Мельникова сразу стала

предметом внимания всего факультета. От самого сопливого первокурсни-

ка до последнего командира роты, присутствующего на построении. Строй

начал потихоньку похихикивать, а уже через пару секунд просто открыто

хохотать. Каперанг набычился, побагровел, собрался с силой и негромко,

но очень убедительно скомандовал:

– Вон!

Мельников, поняв по интонации сказанного, что шуткам уже нет места,

быстренько испарился в направлении казармы. А оттуда, не дожидаясь ре-

прессий и роспуска увольняющихся, – прямиком в город. Опыт подска-

зывал ему, что ни сегодня, ни завтра его из города за такое никто вытаски-

вать не будет, а к понедельнику, глядишь, буря и поутихнет. Плитневу же

настроение испортили так сильно, что он даже впервые не пришел прове-

рять увольняемых на следующий день, в воскресенье, чего за ним раньше

не наблюдалось. Потом-то все опять пошло по-прежнему, правда старший

курс стали на всякий случай отводить от греха подальше, чаще попросту

за казарму, чтобы ни одна собака не видела фокусов оборзевших и обна-

глевших «пятаков».

Купание красного коня

Бескорыстное вранье – это не ложь, это поэзия.

Сергей Довлатов

Существовала у нас в училище одна древняя традиция – отмечать рож-

дение ребенка у каждого кадета. Но не просто так, с бутылкой, а весьма свое-

образно. Если родился мальчик – вся рота, передавая счастливого отца из рук

в руки, несла его на завтрак из казарм прямо на камбуз. Надо сказать прогул-

ка не из легких. Тем, кто бывал в Голландии, объяснять нечего – от казарм

Часть первая. Птенцы гнезда Горшкова

до камбуза высоченная мраморная лестница, ступеней в триста. Вот по ней

и несли новоиспеченного папашу на руках, вознося над строем. Тем же,

кому судьба преподнесла сюрприз в виде дочери, доставалась несколько

иная участь. Их, невзирая на время года и погоду, таким же макаром, на ру-

ках, под грохот заранее заготовленных тазов и ведер торжественно относи-

ли на пирс и скидывали в воду. Пущай бракодел искупается! Традиция заро-

дилась вместе с училищем и свято соблюдалась всеми поколениями курсан-

тов. Правда, с середины восьмидесятых годов за это начали преследовать,

но народ исхитрялся, как мог, и продолжал «святое» дело.

Был в нашей роте один красавец мужчина – Андрей Шпалеров. Рост под

метр девяносто, симпатичный, спортивного вида. Андрей был боксером, пару

раз занимал призовые места на чемпионате Черноморского флота и входил

в сборную училища по боксу. Парень был что надо, вот только немного «за-

бронзовел» от своих успехов, да и хвастун был страшный. Послушаешь его,

так Мохаммед Али рядом с ним – щенок недоученный, и Казанова тоже от-

дыхает. Ну и заносило его по-черному. То он целую бригаду ткачих в отпу-

ске оплодотворил, то на каких-то показательных выступлениях избил кого

ни попадя, вот только результат не засчитали. Вот такой удалец!

После третьего курса мы съездили в отпуск, вернулись, и Андрюху сно-

ва понесло. Месяца два он взахлеб рассказывал, что подцепил сказочную де-

вушку в родном городе и испытал с ней большую и чистую любовь. Девушку

звали Вероника, и со слов Андрюхи, она была олицетворением Софи Лорен,

Ирины Алферовой и Клаудии Кардинале одновременно. Даже лучше. Лю-

била она его без ума и старалась каждую свободную минуту затащить «бед-

ного» Андрея в постель. То на крыше, то на катере, а то и в ванне его «хру-

щевки». И рассказывал об этом Андрей с такими физиологическими подроб-

ностями, что нам, давно привыкшим к традиционным военным пошлостям,

становилось не по себе. Достал он нас своими баснями, но, к счастью, вре-

мя на месте не стоит, и потихоньку Андрей переключился на местные темы

и новые «победы». О легенде под именем Вероника он вскоре как будто и за-

был, а вот мы помнили… И пришла в наши светлые головы одна идейка, по по-

чтовому ведомству…

Прошло девять месяцев. Наступил май. Конец семестра. Благодать! По-

года чудесная, скоро отпуск. Чего еще желать?! В один из дней мы с моим то-

варищем Гвоздевым заглянули на нашу почту. О! Об училищном почтовом

отделении надо сказать отдельно. Находилось оно прямо в нашей казарме

на первом этаже. Работали там исключительно молодые девчушки от восем-

надцати до двадцати пяти лет. Человек пять. Милейшие создания. Надо тебе,

допустим, в город позарез и, главное, в неурочное время, к примеру, в пят-

ницу в десять утра во время занятий. Нет проблем! Приходишь за пару дней

до этого к девочкам, шепотом обрисовываешь проблему, и все. Телеграфист-

ка Оленька выстукивает тебе на своем аппарате телеграмму: «Срочно вызы-

ваетесь на переговоры с бухтой Находка 10.00 московского времени». На-

клеивает на бланк, ставит штампы и кидает фальшивку в общую кучу корре-

спонденции. Утром следующего дня дежурный по роте прибегает за почтой.

Получает груду писем на всех восемьдесят человек, несет их в роту и, есте-

ственно, перебирает. А там такая телеграмма. Докладывает командиру. Тот

на обеденном построении подходит к тебе и интересуется: кто же это тебя

из такой дали на переговоры высвистывает. А дальше все только от тебя за-

висит. Лепи горбатого, как умеешь! Дядя в плавании, отец в командировке,

П. Ефремов. Стоп дуть!

брат на службе… Ну а раз такое дело, командир твоей проблемой проникнет-

ся, у начальника факультета добро испросит, и утром – все на занятия, а ты

чистишь хромачи, чтобы в город слинять. Услуги такого рода почтовые дев-

чонки, конечно, не всем оказывали, а только особо приближенным, но мы

в их число входили на законных основаниях.

Так вот, вечерком заваливаем мы с Гвоздем к нашим милым служите-

лям почтового ведомства, и я рассказал им о нашей задумке. Они в хохот. По-

том Оля садится за свою стрекоталку и выбивает следующий текст: «Доро-

гой Андрюша. Поздравляю. У нас родилась дочка. Вес 4500. Назвали, как ты

и хотел, Элеонорой. Отпросись и приезжай. Целую. Люблю. Твоя Верони-

ка». Оформила телеграмму как следует и пообещала утром засунуть ее в об-

щую кучу. Мы еще посидели, посмеялись и разошлись.

Утром, как всегда, завтрак, потом занятия, а вот на обеде… Сидим, жуем,

а дежурный по роте с невозмутимым лицом от столика к столику передвига-

ется и аккуратно так что-то народу сообщает. Кому ни скажет, у всех улыбка

до ушей. Дошла очередь и до нас. Дежурный подошел, наклонился и очень

душевно сообщает:

– Сбор всех внизу сразу после обеда. Купаем Шпалера. Родилась

дочь.И дальше пошел по столам. А бедняга Шпалер, ни о чем не подозре-

вая, сидит и жует кусок «спортивного» мяса в другом конце зала. Спортсме-

ны у нас питались отдельно, по своим нормам и в своем углу. Мы отобедали

и мелкими стайками вниз потекли. В казарме уже было все готово к «торже-

ственной» встрече. Весь Андрюхин класс уже вооружился всевозможными

грохоталками и от нетерпения ножками подергивает: где же виновник тор-

жества? Минут через пятнадцать собралась вся рота. Кто же такой случай

упустит, товарища в водичку поокунать? Наконец наблюдатель, выглядывая

из окна, радостно оповестил:

– Шпалер в пределах видимости! Идет в казарму. Приготовились!

Народ полукругом обступил дверь. Она открылась, и на пороге возник

Андрюха. Узрев непонятное столпотворение народа и его явный интерес

к своей персоне, Андрей растерялся. Жалко улыбаясь и ожидая какого-то

подвоха, он неуверенно спросил:

– Что случилось, мужики?

И тут толпа взорвалась.

– Бракодел!

– Делает вид, что не знает!

– Хватай его!

– Документы из карманов вынимайте!

– На пирс!!!

Андрюха мигом очутился в стальных руках без малого двадцати товари-

щей, всех, кто смог дотянуться. Не помогла даже его хваленая физическая

сила. Спеленали как миленького. Дежурный по роте торжественно зачитал

телеграмму. Почуяв откуда ветер дует, Шпалер вился ужом, стараясь осво-

бодиться. Когда его под грохот эмалированных «барабанов» вынесли на ули-

цу и понесли на берег, он не выдержал и начал, стараясь придать голосу шут-

ливые нотки, кричать:

– Мужики, да не спал я с ней вообще! Так, языком трепал… Отпустите!

Но не тут-то было! Тормоза у курсантской братии уже отказали. Под

шум и улюлюканье толпы Андрюху внесли на пирс и, раскачав, кинули в еще

Часть первая. Птенцы гнезда Горшкова

прохладную черноморскую воду. Тело описало красивую дугу и со всего

размаха плюхнулось в море. Народ в восторге завизжал. Вынырнувший Ан-

дрей уже не улыбался, а во весь голос грозил изуродовать того шутника, ко-

торый подстроил ему такую каку. Он подплыл к пирсу и попытался вылез-

ти. Но его со смехом сталкивали обратно в воду и советовали бракоделу по-

мыться еще. В итоге Шпалеру пришлось добираться до берега, потому что

на пирс его так и не пустили.

После этих событий Андрей долго разыскивал виновников его позо-

ра. Недели две доставал, как мог, девочек с почты, но ввиду того, что из-за

своего высокомерия не пользовался у них популярностью, ничего не узнал.

Девчонки все, как одна, стали Зоями Космодемьянскими и отрицали все.

Позже у него возникли смутные догадки о нашей с Гвоздем причастности

к инциденту, но доказательств не было, и Андрею оставалось лишь от слу-

чая к случаю показывать нам зубы. Но самое главное: Шпалер перестал

бравировать своими победами по женской части. Наверное, купание не по-

нравилось…

Почетный гражданин города Севастополя

Красота одежды военной состоит в равенстве и со-

ответствии вещей с их употреблением и обстанов-

кою.

Граф Г. А. Потемкин-Таврический

Подшутить друг над другом в училище всегда любили. По-разному.

Можно крышку стола под заправленное одеяло аккуратно поместить. Из-

можденный непосильной учебой курсант с размаха бросается на койку,

а там… Неприятно заднему месту и спине. Еще тапочки к полу приколачи-

вали, штанины зашивали – да любой курсант расскажет вам массу таких

прикольчиков.

Однажды во время самоподготовки Лева Олейник самым натуральным

образом уснул. Ну спал бы и спал. Это не смертельно. Все спят время от вре-

мени. Но он ведь храпеть начал, хлеще паровоза. Его разбудят, он минуту-

другую глазами поворочает и снова – хлоп об стол лбом и давай по-новой

воздух сотрясать. Ну никакой тебе учебы! Тогда не стали больше его будить,

а взяли всем классом и перешили Левину шинель. Вынули из погон якоря,

а на их место аккуратненько пришпандорили по две шитые нарукавные звез-

дочки. И стали погоны, почти как вице-адмиральские. Добавили еще на ши-

нель пару рядов пуговиц: и спереди и сзади, на рукава нашили мичманские

треугольники и еще что-то, уже не помню что.

В девять вечера самоподготовка закончилась, и все бегом из учебного

корпуса бросились вниз, на построение увольняемых. Кто по женам и се-

мьям, а кто просто погулять. Лев спросонья шинель накинул и вместе со все-

ми – ходу. А на улице темно, старшекурсников отпускают без проверки,

вот Лева и шарахнул в город в таком экзотическом виде. А мы помалкивали,

только посмеивались про себя.

П. Ефремов. Стоп дуть!

Говорят, у начальника патруля на Графской пристани челюсть отвис-

ла до самого мужского места на теле. Что там Лева ему втюхивал – неиз-

вестно. Главное, удалось ему вернуться в училище, а не в комендатуру. Весь

вечер перешивал он свое «пальто» и бурчал на окружающих. Но по при-

родной доброте ни на кого особо не обиделся и даже сам смеялся над сво-

им «адмиральским» видончиком. Короче, любили пошутить курсанты, кто

во что горазд.

Не помню, по какому поводу, но заимел я «зуб» на своего товарища Ва-

лерку Гвоздева. Долго думал, что бы ему подкинуть. Ничего в голову не при-

ходило. Можно было, конечно, придумать какую-нибудь небольшую пакость,

но на мелочи размениваться не хотелось. И тут пришла такая идея! Дело в том,

что моя будущая супруга работала секретарем в Гагаринском райсобесе го-

рода Севастополя. Когда меня отпускали в увольнение, я обычно приезжал

к ней на работу и ждал, когда она закончит, чтобы вместе идти домой. А что

такое секретарь? Отдельное помещение, пишущая машинка, всевозможные

штампы, бланки и печати организации и прочая канцелярщина. Сижу, жду,

когда моя ненаглядная бумажки сложит, и вдруг – озарение! Эврика! Хва-

таю служебный почтовый бланк, знаете, такой, как открытка, но без карти-

нок, вставляю в машинку и за пару минут рожаю в муках творчества текст:

«Уважаемый Валерий Сергеевич! Рады Вам сообщить, что по итогам пере-

писи населения города Севастополя, на первое мая 19… года вы являетесь

двухсоттысячным жителем нашего города-героя. Приглашаем Вас прибыть

к 10.00 такого-то числа, такого-то месяца по адресу: ул. Героев Севастопо-

ля, дом такой-то для получения диплома почетного жителя города Севасто-

поля, памятной медали и подарка. Председатель комиссии по переписи на-

селения Бархударов А. Б.».

Дату торжества я выбрал не произвольно, а назначил праздничное ме-

роприятие на пятницу следующей недели. Во-первых, пятница – день бое-

вой подготовки и увольнения запрещены, а во-вторых, чтобы открытка успе-

ла прийти. Адрес, правда, поставил от балды. Вспомнил первую попавшуюся

улицу, а номер дома уже выдумал. Ну а для пущего правдоподобия разукра-

сил всю открытку штампами и печатями райсобеса. Правда, стараясь делать

нечеткие оттиски, и чтоб не проглядывало слово «Гагаринский». Гвоздь ведь

знал, где работает моя будущая жена, и был с ней хорошо знаком. Получилась

очень убедительная бумага! А учитывая традиционное раболепие русского

человека перед всевозможными официальными бумажками, совсем убий-

ственная. Осмотрел я творение рук своих, порадовался за Валеру и по доро-

ге опустил в почтовый ящик. Да и забыл об этом.

Проходит несколько дней. Во вторник дежурный по роте получает по-

чту, просматривает, находит мою открыточку, читает и столбенеет. Почет-

ный житель города – это сильно! Он, естественно, бегом к командиру роты.

Тот тоже читает, и сразу проникается серьезностью политического момента.

Единственный в училище почетный гражданин! Короче, командир хватает

ноги в руки и мчится к начальнику факультета. Бац, открытку ему на стол!

У начфака аж борода встала дыбом! Такая честь родному факультету! Сра-

зу на доклад к начальнику училища. Адмирал ознакомился с бумагой нето-

ропливо и отдал приказ: не опозорить родные пенаты, подготовиться к ме-

роприятию должным образом, чтобы форма одежды, стрижка и все такое

было на высоте! Привлечь партийную и комсомольскую организацию! По-

высить бдительность!

Часть первая. Птенцы гнезда Горшкова

А Валерка в это время мирно жевал макароны по-флотски, не подо-

зревая о том, какая вокруг его имени закручивается чехарда. После обеда

последовал категорический приказ: Гвоздева, замсекретаря парторгани-

зации и секретаря комсомольской организации роты срочно в кабинет на-

чальника факультета. Там в присутствии командира роты начальник фа-

культета торжественно огласил присутствующим текст «послания отцов

города» и определил первоочередную задачу: внешний вид. Также было

принято решение, что на вручение идут четверо. Сам Гвоздев, командир

и двое идейных вдохновителей – главный комсомолец роты и замсекре-

таря парторганизации.

Наступили для них черные дни. По мнению начфака, внешний вид всех

четверых абсолютно не соответствовал предстоящей торжественности. При-

чески не выдерживали никакой критики, форма мятая, и вообще, курсанты

оставляли впечатление анархистов времен Гражданской войны, а не буду-

щих защитников Отечества. Поступила команда: кудри и чубы укоротить,

брюки и фланки обновить и отутюжить. И вот вечером в роте местные ма-

стера ножниц до изнеможения корнали головы «приговоренных» к празд-

нику. Гладились до полуночи. А на утреннем осмотре заместитель начфака

каперанг Плитнев, отвел троицу в сторону от строя и подверг их отдельной

строжайшей проверке. С присущей лишь одному ему отточенностью знаний

Строевого и Внутреннего устава он выявил у участников завтрашнего меро-

приятия следующие неполадки: 1. Отсутствуют носовые платки; 2. Не у всех

есть в наличии расчески; 3. Стрижка опять не соответствует Уставу; 4. Обре-

заны ранты у хромачей; 5. У всех ушиты брюки и фланки; 6. Неуставные на-

рукавные курсовки; 7. Погончики тоже неуставные; 8. Бляхи на ремнях вы-

прямлены; 9. У Гвоздева наглое лицо.

Короче, после завтрака на занятия бедолаги не пошли. Они получили

очередные два часа на устранение недостатков и после первой пары занятий

должны были предстать пред светлые очи начальника факультета.

К этому времени Гвоздя уже терзали смутные сомнения по поводу пред-

стоящего. Какая, к черту, перепись населения?! Не было ее, да и нас, кур-

сантов, никто и никогда не считал! А командир, совершенно сбрендив, хра-

нил почтовое приглашение у себя на груди, словно реликвию, не давал его

никому в руки и даже не позволил рассмотреть повнимательней. Злости до-

бавляло то, что после трех заходов на смотр к начфаку прически участников

представления приобрели абсолютно неприличный для курсантов четвер-

того курса вид – бобрик. На голове осталось лишь жалкое подобие волос,

сквозь которые идеально просматривались родинки и прочие антропологи-

ческие особенности строения черепа. О форме лучше и не говорить – меш-

ки на теле. Уже от всего этого хотелось выть и растерзать всю переписную

комиссию в клочья.

На счастье, придурковатый вид обскобленных и обшароваренных каде-

тов начфаку понравился. Сделав несколько мелких замечаний, он удовлетво-

ренно покачал бородой и приказал назавтра убыть в город пораньше, чтобы,

не дай бог, не опоздать, а по возвращении сразу доложить о результатах. По-

сле чего аудиенция была закончена. Ребята вздохнули с облегчением. Даль-

нейшее скальпирование причесок откладывалось.

Утром вся рота пожимала уставной троице руки и со смехом предлагала

к возвращению установить Валере поясной бюст в стенах училища. Во гла-

ве с наутюженным командиром делегация убыла в город. Больше всех воз-

П. Ефремов. Стоп дуть!

вращения ребят ожидал я. Хотя бы по той причине, что так и не узнал, что

находится по указанному мной в открытке адресу. Скажем прямо, я не ожи-

дал такого мощного результата. Думал, что все закончится общим смехом,

максимум увольнением Гвоздя в рабочий день в неизвестном направлении.

Но чтоб такое!

После окончания занятий я пулей понесся вниз, в роту. Дневальный

сказал, что командир вернулся часа два назад, закрылся у себя в кабинете

и просил на все звонки отвечать, что он еще не пришел. На тот момент я был

старшиной роты и, воспользовавшись этим обстоятельством, дающим право

беспокоить командира в любое время, постучал в дверь и вошел. Командир

сидел за столом и меланхолично помешивал ложечкой в стакане с чаем.

– Ну что, товарищ командир, как прошло? – спросил я, придавая го-

лосу как можно более заинтересованные нотки.

Командир поднял глаза.

– Никак.

– Что такое, товарищ командир? Гвоздев что-то отчебучил?

Командир встал. Прошел несколько шагов по кабинету. Хрустнул паль-

цами.– При чем здесь Гвоздев? Над нами кто-то очень зло пошутил. Я бы даже

сказал – надругался. Не могу даже придумать, что доложить начфаку.

Мне пришлось сделать еще более озабоченное лицо.

– Так что же случилось?

И командир поведал. По адресу, указанному в приглашении, оказался

какой-то грязный и задрипанный цех бытовой металлообработки. Ни о ка-

ких комиссиях и переписи там и слыхом не слыхивали. Вот запаять кастрю-

лю или чайник – пожалуйста! В душе еще надеясь на ошибку в адресе, ко-

мандир повел свой отряд в горисполком, полагая, что уж там-то все знают

и направят, куда нужно. Оттуда и послали… В дурдом! Первый же дежур-

ный клерк смеялся до слез, рассмотрев мою филькину грамоту. Оказалось,

ни комиссии, ни фамилии, указанной на послании, не существовало. Муче-

ния бойцов и рвение начальников пропали даром. Полысевшие головы го-

рели от стыда. Их надули, как детей. Впавший в прострацию командир даже

не нашел ничего лучшего, как отпустить всех трех бойцов своего «наград-

ного» отряда на «сквозняк» – в увольнение до утра понедельника, предва-

рительно подарив Гвоздю на память злополучную открытку. Сам же он по-

брел в училище, обдумывая по дороге как бы помягче доложить старшему

начальнику о случившемся.

На момент нашего разговора никаких дельных идей в его голове не воз-

никло. Давать советы я побоялся. В итоге командир пришел к самому верно-

му решению. Взяв с меня слово о полном молчании, он отправился к шефу

и восторженным голосом доложил о благополучном исходе. Гвоздев – по-

четный гражданин, все рады, все смеются, выглядели, как положено, не по-

срамились. Начфак возрадовался, пожал командиру руку и на том эпопея за-

кончилась. Докладывал он начальнику училища или нет – неизвестно. Ско-

рее всего, нет. У того и без нас дел по горло.

Утром в понедельник участники инцидента были строго предупрежде-

ны о легенде и молчании. На том все и утихло. Правда, еще долго каперанг

Плитнев на общих собраниях факультета, перечисляя все наши достоинства,

упоминал почетного гражданина города-героя Севастополя курсанта Гвоз-

дева, который при этом кривился, как от зубной боли. Кстати, Валерка, воо-

Часть первая. Птенцы гнезда Горшкова

ружившись лупой, два дня изучал документ, оказавшийся наконец в его ру-

ках и, в конце концов, вычислил меня. К этому времени злость за поруган-

ную голову прошла, и дело ограничилось тем, что Гвоздев в свою очередь

тоже подстроил мне одну каверзу. Но об этом потом…

Делу партии верны… ее верные сыны!

Член КПСС обязан служить примером коммуни-

стического отношения к труду и выполнения об-

щественного долга… вести решительную борьбу

с любыми проявлениями буржуазной идеологии…

проявлять чуткость и внимание к людям… быть

правдивым и честным перед партией и народом…

всемерно содействовать укреплению оборонной

мощи СССР…

Устав КПСС

Быть советским офицером, а вдобавок еще и не просто рядовым носите-

лем погон, а офицером военно-морского флота, проходящим службу на ра-

кетном подводном крейсере стратегического назначения, и не быть членом

КПСС в достопамятные советские времена считалось нонсенсом, хотя такие

случаи все же бывали, особенно в последнее десятилетие советской власти.

Беспартийный офицер на большую карьеру рассчитывать не мог, и макси-

мум чего достигал, так это «майорских» звезд на погоны, да и то по старости,

выслуге лет или перед уходом на пенсию. Мой личный поход в коммунисти-

ческую партию, закончился, даже не успев толком начаться, о чем я абсолют-

но не жалею, но чем и не хвастаюсь, как некоторые в нынешние времена.

Будучи сыном офицера-подводника, я практически с пеленок знал, что

маломальской карьеры без членства в КПСС не сделаешь. А так как я счи-

тал себя военнослужащим, не лишенным карьерных амбиций, то и вступле-

ние в ряды этой святой организации считал для себя делом решенным. Един-

ственное, что как-то не получалось реально определить, – дату подачи заяв-

ления. По правилам, насколько сейчас вспоминается, вступать в ряды партии

можно было не раньше, чем через год после службы в данной войсковой ча-

сти, то есть в училище. Но первая же попытка обратиться с этим вопросом

к заместителю начальника факультета в начале второго курса, когда в моей

роте ни одним коммунистом еще и не пахло, обернулось легким фиаско. Зам-

полит горячо и всемерно поддержал этот мой замысел, но признал действие

сие в настоящий момент идейно незрелым. Мол, ни членов КПСС, ни канди-

датов в моей роте еще нет, меня придется приписывать к парторганизации

другой роты, что создаст неудобства в партийном строительстве факульте-

та и так далее и так далее. Мне был дан совет сделать то же самое, но через

год. И не одному, а найти еще себе соратников, чтобы влиться сразу мощ-

ной струей, а не жалкой единичной в ряды грозных бойцов партии. Совет

я учел, деться было некуда, хотя втайне надеялся, что, будучи первым, смогу

избежать многих подводных камней в прохождении кандидатского стажа,

П. Ефремов. Стоп дуть!

да и не тратя время на партийные собрания в роте с одним рядовым комму-

нистом и председателем парторганизации в лице начальника курса.

Прошел год. За это время я успел побывать старшиной своей роты, потом

после «лысого» скандала, который требует отдельного рассказа, был как бы

снят с должности, а точнее – получил в виде наставника старшекурсника

Тватненко, при котором остался стажером старшины роты, с его же права-

ми и обязанностями, но во второй инстанции. А потому, желая чтобы начало

третьего курса немного подзабылось, заявление в кандидаты в члены КПСС

я написал сразу после зимнего отпуска в конце января. К действу этому я по-

дошел основательно. Я набрался нахальства и решил обзавестись двумя ад-

миральскими рекомендациями. Адмиралов в училище было всего четверо:

дедушка Крастелев, вице-адмирал в отставке, начальник училища контр-

адмирал Коротков, его зам, контр-адмирал Сидоров и сосланный в учили-

ще за какие-то провинности наш заместитель начальника факультета по по-

литчасти контр-адмирал Бичурин Амир Имамович. На заслуженного ветера-

на Крастелева я и не замахивался. Человек он был принципиальный, старой

закалки и писать рекомендацию совершенно неизвестному третьекурсни-

ку не стал бы категорически. Кандидатуру Короткова я тоже отбросил сра-

зу, примерно по тем же соображениям. Оставалось двое: Сидоров и Бичу-

рин. За неимением альтернативы на них я и остановился.

К старому матерщиннику Сидорову я подошел, предельно чеканя шаг

перед занятиями, ведя роту в учебный корпус после камбуза. Тот, как всег-

да, торчал в заломанной на ухо фуражке на трапе центрального входа в учеб-

ный корпус и громогласно, исконно флотскими выражениями комментиро-

вал прохождение рот. Получалось у него витиевато и очень искренне, отчего

в это время женский персонал училища старался миновать плац обходными

путями, чтобы не слышать этот фонтан красноречия.

– Товарищ контр-адмирал, прошу разрешения обратиться! Главный

корабельный старшина Белов!

Адмирал исподлобья взглянул на меня.

– Ну, обращайся старшина… бл…

Я набрался храбрости и выпалил в режиме оперативного доклада:

– Товарищ контр-адмирал, прошу вас дать мне рекомендацию для всту-

пления кандидатом в члены КПСС!

Судя по всему, адмирал был несколько обескуражен просьбой. Он

по-простецки почесал затылок, отчего его фуражка приняла совсем уже угро-

жающий крен, что-то невнятно пробурчал и, наконец, ответил:

– Ты… как тебя, бл…, Белов… гм… дело серьезное. Я вообще-то реко-

мендаций не даю… ты, бл…, ё…, Белов, я подумаю, завтра или послезавтра

подойдешь. Свободен старшина!

Отходил я от адмирала тем же парадно-церемониальным шагом, спи-

ной чувствуя буравящий мою спину взгляд адмирала.

К Бичурину я отправился в тот же день, решив не откладывать дело в дол-

гий ящик. Кабинет политссыльного адмирала располагался в крыле наше-

го факультета и ни размерами, ни обстановкой не соответствовал высоко-

му званию его хозяина. По некоторым непроверенным слухам, бродившим

в курсантской среде, оказался Амир Имамович в нашей системе после черес-

чур бурной вечеринки политотдела средиземноморской эскадры по случаю

возвращения с боевой службы. Вечеринка, видно, удалась, так как подпив-

шая политэлита флота решила закончить ее в изысканном женском обще-

100

Часть первая. Птенцы гнезда Горшкова

стве, для чего, загрузившись на катер, прямиком отправилась на госпиталь-

ное судно «Енисей» в надежде на кокетливое общество молоденьких мед-

сестер. Но на «Енисее» оказался очень грамотный и расторопный каплей,

дежурный по кораблю, который, узрев катер с нежданными золотопогон-

ными друзьями, да еще и в сильном подпитии, находчиво приказал подать

им парадный трап, одновременно доложив о визите оперативному дежур-

ному по флоту.

Дальше сработала негласная любовь моряков к политикадрам, и доклад

незамедлительно пошел наверх. И пока пьяненькая политкомпания разбре-

далась по палубам «Енисея» в поисках женских тел, на берегу была срочно

собрана группа облеченных полномочиями офицеров во главе с начальни-

ком штаба флота, которая уже через полтора часа была на борту плавучего

госпиталя. Дальнейшее покрыто мраком, но, по слухам, из партии адмирала

не выгнали чудом, ограничившись строгим выговором, но сослали на долж-

ность, не соответствующую званию, в училище. На партийном учете адмирал,

как и все офицеры факультета, состоял в одной из рот факультета, и, по рас-

сказам, строгий выговор и правда имел, но через год его сняли, причем как-

то незаметно и без партсобрания.

Судя по всему, нынешнего своего положения адмирал несколько стес-

нялся, и поэтому приезжал из города в училище в штатской одежде, а уж

в форму облачался у себя в кабинете. И еще было видно, что адмирал полон

решимости вернуть былое величие, поэтому являл собой на службе абсолют-

ный пример сознательного и идейного военнослужащего, верного донельзя

делу партии и правительства, чем не только пугал курсантов, но и нервиро-

вал большинство офицеров.

Разговор с нестроевым адмиралом начался по стандартной схеме, но про-

текал в отличие от беседы с Сидоровым несравненно дольше и насыщеннее.

Выслушав мою просьбу, Бичурин усадил меня на стул и провел со мной на-

стоящее собеседование в лучших традициях приверженцев марксистско-

ленинской философии и диалектического материализма. Говорил адмирал

негромко, скажем даже, проникновенно и с придыханием, но сохраняя при

этом высокую патетику, и только иногда, в самые нужные моменты, очень

профессионально и по-актерски поднимал голос до уровня строевого коман-

дира на плацу. Выжав из меня все возможное и невозможное, Бичурин, на-

конец, остановился и, кажется, остался доволен собой и результатом. Реко-

мендация была мне обещана сразу, в отличие от Сидорова, но помимо этого

мне было обещано в будущем, когда я стану коммунистом, постоянное пар-

тийное кураторство со стороны адмирала. Это обещание мне потом не раз

еще аукнулось…

Самое удивительное заключается в том, что на следующий день я был

вызван с занятий в кабинет Сидорова, где после короткого напутствия, пе-

ремежаемого легким матерком, получил на руки рекомендацию заместите-

ля начальника училища. Была она предельно лаконичной, писана коротки-

ми рублеными фразами, и при смене моей фамилии на иную могла бы слу-

жить рекомендацией любому другому военнослужащему. Но это меня мало

волновало. Первая адмиральская рекомендация у меня была!

Еще через неделю я также был зван в кабинет Бичурина, где после еще

одного получасового идейного вливания я получил вторую драгоценную бу-

мажку с адмиральским автографом. Говоря честно и откровенно, на такой

успех я конечно же не рассчитывал. Не знаю, какие обстоятельства тут сы-

101

П. Ефремов. Стоп дуть!

грали роль, может, мое довольно детское и наивное нахальство, может, то,

что я был одним из немногих старшин рот на младшем курсе из своих, но-

сил мицу не по курсовому рангу, и оттого был заметен на общем фоне, мо-

жет еще что-то повлияло, но факт оставался фактом: рекомендации в КПСС

мне написали два адмирала из четырех возможных.

Надо заметить, что с самого начала я на всякий случай попросил напи-

сать мне рекомендацию еще и у своего начальника курса, что тот сделал без

возражений, так как это практически входило в его обязанности. Дальше все

было как-то обыденно… Комитет комсомола роты, потом факультета… голо-

совали… постановили… утвердили… направили… поздравили. И в конце кон-

цов мне сообщили дату, когда парткомиссия училища будет решать, быть ли

мне в рядах КПСС или нет. В том, что мне там быть, я уже ни на грамм не со-

мневался, так как фотографии для кандидатского билета у меня взяли за-

ранее, да и адмиральские рекомендации возымели действие на комсомоль-

ский актив училища в лице группы освобожденных комсомольских старле-

ев и лейтенантов. А парткомиссию назначили на 25 февраля…

За десять дней до партийной комиссии я загремел в санчасть. По соб-

ственной глупости. Поддался общей на тот момент мускуломании, и слиш-

ком сильно воздал вечером штанге с гантелями. И утром, свесив ноги

со шконки, чтобы зашнуровать ботинки и выползти с ротой на утреннюю

зарядку, нагнулся… и не смог разогнуться. Короче говоря, завтракал я уже

в санчасти, куда был доставлен на руках товарищей. Там мне обкололи

спину обезболивающим, потом разогнули в прямое положение и уложили

на ортопедическую кровать. Кровать эта была ортопедической только по на-

званию, а реально была самой простой панцирной койкой, под щупленький

матрас которой был подложен деревянный щит, чтобы спина не прогиба-

лась. Штука по нынешним временам варварская, но действенная, ибо уже

через пару-тройку дней я бойко залазил под эту самую кровать за тапочка-

ми без всяких намеков на боль. В моей палате обитало семь человек вместе

со мной. Там же уже неделю обитал боец из моей роты Василий Иванович,

по прозвищу Чапай, прозванный так потому, что имел не только такое же

имя-отчество, как и прославленный комбриг, но и обладал такими же леген-

дарными усами. Еще там уже недели две продавливал койку четверокурс-

ник с нашего же факультета по прозвищу Боб, уж не знаю, за что так про-

званный, но парень деятельный, быстро соображавший и ко всему прочему

врожденный проныра и раздолбай. Кроме нас троих еще в палате поправ-

ляли здоровье три первокурсника, двое с нашего факультета и один с тре-

тьего и еще один матрос, на котором надо остановится поподробнее. Ма-

трос этот был из роты обеспечения училища, прослужил всего чуть боль-

ше года и, несмотря на столь малый срок службы, после выписки из нашей

медбогадельни собирался в отпуск. Дело в том, что был этот матрос, кото-

рого, кстати, звали Дима, просто водителем адмиральской «Волги», и воз-

ил по городу Севастополю чуть ли не с первого дня своей службы началь-

ника училища, контр-адмирала Короткова. Видно, возил неплохо, раз, про-

служив только треть своей срочной службы, собирался в отпуск, из-за чего

все свое свободное от процедур время ушивал и перешивал форму, чтобы

появиться на родине в полном блеске донельзя перезолоченных неустав-

ных нашивок.

Вот такая у нас была непритязательная компания. Первокурсники, поль-

зуясь моментом, день и ночь зубрили высшую математику и конспектирова-

102

Часть первая. Птенцы гнезда Горшкова

ли классиков марксизма-ленинизма. Матрос-водитель обложенный нитка-

ми и иголками, кроил и перешивал уставное обмундирование, а мы втроем

резались в шашки и шахматы, постепенно одуревая от безделья. Дело в том,

что если ты и попадал в нашу училищную санчасть, то уж лечили тебя на со-

весть и с воодушевлением. Скороспелых решений в санчасти не принима-

лось. Боб, коротавший уже третью неделю на медицинских харчах, попал

на лечение с банальным ОРЗ, и с температурой чуть выше 38 градусов. Тем-

пература и все остальные признаки заболевания пропали уже через несколь-

ко дней после ударного лечения, и с тех пор никак не проявлялись, но Боба

не выписывали, все так же продолжая кормить таблетками, и на просьбы

о выписке отвечали уклончиво и неохотно. У Чапая же была просто анек-

дотичная история, связанная с чесоткой. Как таковой, этой болезни, при-

сущей, как правило, неразвитым странам или отдельным бомжующим эле-

ментам, у Василия Ивановича конечно же не было, просто, будучи в наряде

по гидролотку, он умудрился вздремнуть на теплой трубе, обмотанной для

теплоизоляции стекловатой. В темноте Чапай этого не заметил, уютно про-

хрючил на теплой поверхности свои четыре часа, а утром расчесал полтела,

включая промежность, до неприглядного состояния.

В санчасти сразу же сыграли тревогу, и Чапай получил положенный

любому инфекционному больному комплекс мероприятий, направленный

на нераспространение эпидемии, невзирая на ссылки на стекловолокно

в штанах и просьбы просто дать какую-нибудь мазь. От обилия сильнодей-

ствующих лекарств в организме чапаевский желудок неожиданно ослаб,

и оставшиеся дни Василия Ивановича на фоне постепенно сходящих на нет

расчесов в интимных местах лечили уже от элементарного расстройства

желудка.

Меня же, по собственному разумению, выписывать можно было уже

на четвертый день, так как моя спина, неожиданно отказавшая, так же аб-

солютно неожиданно перестала напоминать о себе после трех дней уколов

и прогреваний. Но наши флотские слуги Гиппократа, очень трепетно и осто-

рожно относившиеся к здоровью гардемаринов, на все наши мольбы и прось-

бы мягко советовали не торопиться или просто в приказном порядке отсы-

лали в палату болеть дальше. Оттого дурели мы от безделья с каждым днем

все больше и больше. Санчасть, где по большому счету бытовали довольно

либеральные внутренние правила, одновременно с этим была как непри-

ступная крепость. Мало того, что при покладке в нее отбирали форму, так

еще и в 21.00 каждый вечер санчасть наглухо запиралась изнутри дежурной

сменой в составе дежурного врача и медсестры, которые в 23.00 выключали

свет, несмотря ни на какие протесты болезненных военнослужащих. Само-

ходы из санчасти по определению были делом нереальным, хотя и не без ис-

ключений, так что практически выздоровевшим больным оставалось только

преть и преть на своих коечках. Так прели и мы, потихоньку сатанея от без-

делья и часами занимаясь бестолковым трепом после отбоя. А когда воен-

нослужащему нечего делать, он начинает чудить…

20 февраля наша компания вдруг сообразила, что через несколько дней

праздник, 23 февраля – День Советской армии и Военно-морского флота.

Как мы ни старались, выписаться до праздника нашей команде не удалось.

Начальник медслужбы училища убыл в командировку до 24-го числа, а без

его визы выписка была попросту невозможна. И тогда пришла нормальная

военная мысль: отметить праздник в санчасти, невзирая ни на что! Ини-

103

П. Ефремов. Стоп дуть!

циаторами были, естественно, мы трое. Первокурсники по причине свое-

го малого срока службы имели только право совещательного голоса, а во-

дитель Дима не просто поддержал начинание, но и пообещал материально-

техническую поддержку.

Это удивительно, но оказалось, что запастись самым главным – алко-

голем, ему оказалось проще всего. Водители часто бывали в городе, причем

в самое разное время, в самых разных местах. Нам оставалось только сбро-

ситься, и Дима отзвонившись в роту обеспечения, вызвал своего напарни-

ка и выдал ему деньги. Рота обеспечения свое название оправдала полно-

стью, и уже 21-го числа вечером мы зашхерили в палате три бутылки знат-

ного крымского портвейна и практически призовую бутылку водки. Дело

оставалось за малым. За закуской. Но и тут проблем не возникло. Как раз

22-го числа наша рота, а точнее – чапаевский класс, заступила на камбуз,

и в обед 23 февраля нам передали очень порядочный тормозок с жареным

мясом, картошечкой и прочими непритязательными курсантскими радостя-

ми. Мы были готовы.

Весь праздничный день санчасть проверялась руководством всех фа-

культетов и дежурной частью училища на предмет отсутствия безобразий,

как и положено в уважающей себя воинской организации. Все эти про-

верки мы прошли играючи, так как умудрились перепрятать на это время

алкоголь в кабинет растерянного окулиста, умудрившегося забыть ключ

от своего кабинета в замке. Туда же был упрятан и тормозок, и еще кое-

какие нелегальные вещички, в виде спортивных костюмов и прочей мело-

чи. Была даже идея и гульнуть там же, но от нее пришлось отказаться вви-

ду опасной близости дежурного врача. А на этот пост заступила, кстати,

небезызвестная зуботеррористка Конкордия, которая в придачу ко всем

прочим своим «достоинствам» обладала совершенно несговорчивым и вред-

ным характером.

И вот, наконец, суета улеглась, училище практически в полном соста-

ве свалило в увольнение, дежурные по факультетам после ужина в очеред-

ной контрольный раз зашли и пересчитали своих больных. Конкордия, сле-

дуя особенностям своего характера, заперлась внутри санчасти не в 21.00,

а в 20.00 и внутри нашей небольшой больницы снова воцарилось повседнев-

ное сонное состояние. Ближе к 22 часам наш оперативный запас молниенос-

ным броском был перебазирован из кабинета окулиста в палату. В 23.00 Кон-

кордия прошла строевым шагом по всему третьему этажу, гася свет и не об-

ращая внимания на любые протесты; так же решительно затушила телевизор

и убыла в свою дежурку. С ней никто особо не припирался, зная, что может

выйти себе дороже, и уже около 23.30 на этаже воцарилась практически пол-

ная тишина. Настал час нашего праздника.

Стол накрывать не стали в целях конспирации, а вдруг та же Конкор-

дия решит провести ревизию спящих курсантов. Разобрали ложки, а ба-

чок с птюхой, просто передавали друг другу. Приоткрыли окно, чтобы вы-

ветривался сивушный дух. Вроде бы подготовились к любым неожиданно-

стям. Вздохнули. И понеслось… Режим «Тишина» соблюдали довольно долго.

Спервоначалу шикали друг на друга, если кто, не дай бог, начинал разгова-

ривать в полный голос. Да и шикала наша тройка в основном друг на дру-

га, потому что наши первокурсники, опрокинув по стакану портвейна, сра-

зу пришли по слабости организма в некоторое аморфное и безмолвное со-

стояние, которое, правда, не мешало им особенно шустро уминать закуску

104

Часть первая. Птенцы гнезда Горшкова

за нас троих. Зато вот Диму понесло на рассказы о родине, маме и папе, се-

страх и братьях, рыбалке и охоте… и о своих девушках. А уж мы зацепились

за темы и развивали их до умопомрачения. Надо заметить, что все тосты

поднимались исключительно за Флот и все примкнувшие к нему вооружен-

ные силы, хотя сразу же сворачивали на женщин и их роль в становлении

будущих офицеров. Потом захотелось курить. Сначала совершали корот-

кие перебежки в гальюн, где в дневное время курить как бы и не разреша-

лось. Где-то к половине первого ночи портвейн иссяк, а с ним иссякло и же-

лание бегать на перекур. Решили курить по очереди у открытого окна. Пер-

вокурсники уже сладко чмокали губами во сне, а наша оставшаяся четверка

готовилась к заключительному аккорду в виде бутылки «Сибирской водки».

Тут-то все и произошло…

В палате неожиданно зажегся свет. Боб в это время курил в приоткры-

тое окно возле двери, восседая на спинке кровати. Первокурсники спали.

Дима, на его счастье, непосредственно перед этим упал в койку и накинул

на себя одеяло. Василий Иванович сидел на кровати по-турецки, в штанах

и тельнике. Моя же кровать была как раз напротив двери, у противополож-

ной стенки возле окна, и в это время я, держа во рту незажженную папиро-

су, открывал ту самую злополучную бутылку водки.

В проеме двери стояли двое. В памяти в первую очередь отпечатались две

детали: курчатовская борода начальника нашего факультета капитана 1 ранга

Тура и адмиральский погон Амира Имамовича, а уж за этим все остальное.

– Та-а-а-ак… Все ясно! Белов и компания…

Водка как бы сама выскользнула из моих рук и мягко съехав по брю-

кам мягко приземлилась между ног. Но не тут-то было! Туда же упала и па-

пиросина.

– Белов! Бутылку сюда!

И не дожидаясь, пока я ее подам, начфак стремительно бросился меж-

ду кроватей ко мне. Через секунду бутылка уже была разбита о подоконник

и выброшена в окно.

– Конкордия Павловна, всех выписать! Всю палату! Сейчас же…

Сию же минуту.

Подняв глаза, я натолкнулся на взгляд Бичурина. Тот молча стоял в про-

еме двери и смотрел на меня. В его злобно-презрительном взгляде я увидел,

как падают с моих погон старшинские полоски, и еще я увидел конец своей

так и не начавшейся партийной карьеры…

– Всем собрать вещи и через пять минут всем вниз. Конкордия Пав-

ловна, оформляйте выписку.

Ругающийся начфак и его молчавший заместитель-адмирал вышли

из палаты.

За те несколько минут, пока мы собирались, нами было принято доволь-

но благородное решение. Первокурсников не сдавать, их могут и отчислить.

Стоять на том, что они ни при чем и вовсе не пили. Никто их ночью обню-

хивать не будет, да и наши начальники сами видели, что мальчишки спали.

Диму тоже решили не сдавать. Ему в отпуск ехать. Засвети его сейчас, так

вообще все свои три года родных не увидит. Значит, на все наши четыре бу-

тылки остались мы втроем. На том и порешили. Так нас и выписали в два

часа ночи.

Когда мы спустились вниз, контр-адмирал Бичурин подозвал меня к себе

и, заложив руки за спину, металлическим от злости голосом отчеканил:

105

П. Ефремов. Стоп дуть!

– Тебе моя рекомендация, Белов, еще долго вспоминаться будет. И я сде-

лаю все возможное, чтобы ты это училище не закончил… Ты меня опозорил!

И мы побрели в казарму.

Наверное, не надо объяснять, что после этого в ряды КПСС я в учили-

ще вступать даже и не решался. И потом на флоте я тоже не торопился этого

делать, сам даже не знаю, почему, хотя меня настойчиво поторапливал наш

замполит. А еще через пару лет, стало понятно, что в партию вступать уже

и не нужно… она умирала. Причем не гордо и красиво, как положено такой

огромной и сильной организации, а как-то мелко и противно…

А подвела нас тогда в санчасти, как ни странно, наша полная обще-

ственная несознательность. Я бы даже сказал, политическая близорукость.

Мы все забыли, что на утро 24 февраля были назначены выборы в Верхов-

ный Совет СССР. И как, наверное, многие еще помнят, выборы в воинских

частях проходили в одном режиме. Подъем на час раньше, и галопом голо-

совать, чтобы уже к 09.00 начальники могли доложить, что в такой-то в/ч…

такого-то гарнизона, военнослужащие уже поголовно все проголосовали…

И оставались начальники в такие дни ночевать в своих частях, и оставляли

командиров ниже рангом, чтобы обеспечили они поголовную явку своих

подчиненных. Вот и остались наши начальники в училище на ночь, и пошли

со скуки свой факультет прочесывать. И уж не могу точно сказать, но по-

казалось мне, что когда и начфак на меня кричал, и когда адмирал шепо-

том стращал, попахивало от них одинаково… вроде как коньячком. Хотя

чего гадать, праздник-то ведь был, и они тоже нормальные люди. Пого-

ны с меня тоже, естественно, сняли, но ненадолго. С меня их то снимали,

то снова надевали не упомню уж сколько раз. Только один Сидоров, уви-

дев меня в общем строю роты, подозвал меня к себе и как-то душевно и по-

дружески пробурчал:

– Ну что? Обосрал старика? Иди… учись жить… мудило молодое…

Я и пошел. Конечно, он был абсолютно прав. Молодость, она ведь вся-

кая бывает, главное чтобы зрелость достойной стала.

Гауптвахта. Вариант южный

…понимаешь, наша гауптвахта – не просто место

отбытия наказаний. Это своего рода буддистский

монастырь, своя философия, свой годами отточен-

ный уклад жизни…

Ну скажи, где ты еще научишься, ни о чем не думая,

маршировать три часа с тазиком воды в руках?..

Помощник коменданта г. Севастополя

капитан Дьяченко

Военнослужащий и гауптвахта – понятия неразделимые. Однако, не от-

нося себя к числу военных, полагающих, что за службу надо хоть раз побы-

вать на гауптвахте в шкуре арестанта, я тем не менее считаю, что без нее

жизнь военного была бы скучна и обыденна.

106

Часть первая. Птенцы гнезда Горшкова

Дорога на губу у каждого своя. Лично я прошел ознакомление с главной

военной достопримечательностью славного города Севастополя, как раз по-

сле крайне неудачного празднования 23 февраля на третьем курсе училища,

о чем я только что подробно вам поведал.

Никогда не забуду замаячившие в дверном проеме бороду и адмираль-

ский погон начальника факультета в самый разгар пирушки! Всю палату

в ускоренном режиме выписали из санчасти в два часа ночи, а уже утром

раздали «пряники». Мне досталось десять суток. После двух дней интенсив-

нейшей подготовки меня повезли на «кичу».

Посадка на отдых начинается с двух часов дня. А весь вечер перед этим

несчастный каторжанин усиленно готовится. Курить на губе арестантам

не положено. Поэтому из тюбика надо выдавить зубную пасту, тюбик вы-

мыть, высушить, под завязку набить сигаретами и запечатать. Для полной ма-

скировки можно даже сверху положить немного пасты. Несчастного бреют

и обскабливают чуть ли не под «ноль». Курсанты, скрипя зубами, вдевают-

ся во флотские «гады». Мыло, мыльница, зубная щетка, бритва, полотенце

проходят тщательный отбор. Недостаток или отсутствие любой составляю-

щей – гарантия того, что арестант на губу в этот день не попадает. Доста-

точно даже по дороге потихоньку выбросить какую-нибудь мелочь, и будь

уверен – сегодня ты не сядешь.

Но, допустим, у тебя все в порядке. Добрались до места. Во дворе гаупт-

вахты вливаемся в толпу ожидающих посадки и их сопровождающих. Кста-

ти, те тоже могут загреметь вместе с тобой. По тем же причинам. Нестрижен,

например. Наконец, тебя вызывают в канцелярию. Все. Началось.

В комнате сидят писарь-матрос и начгуб. Для разминки тебе предлагают

раздеться для осмотра за сорок пять секунд. Причем медлительность может

сразу же обернуться сутками дополнительного ареста, коротко – ДП. Эти

две буквы преследуют арестанта весь его срок пребывания в гарнизонном

каземате. ДП можно получить за все! То есть абсолютно за все! Низко под-

нимаешь ногу на строевых занятиях, громко говоришь или тихо отвечаешь,

слабо выполняешь команду «бегом» или долго умываешься. Ну и не дай бог,

закуришь или совершишь еще что-то из ряда вон криминальное!

Раздеваешься и вновь одеваешься со скоростью выстрела. Теперь ты

равноправный житель гарнизонного острога на срок, отмерянный тебе

начальством. А может, и больший. Вся дальнейшая жизнь проходит бе-

гом. Бегом мчишься класть свои пожитки, бегом бежишь обратно на плац,

на строевые занятия. И еще не успел уйти твой сопровождающий, как ты

уже печатаешь шаг по кругу во дворе среди таких же бедолаг под руковод-

ством такого же арестованного мичмана. Вы знаете, какая зима в Крыму?

Я влился в шагающий строй в начале третьего часа дня. Прошел морося-

щий дождик, образовались лужи, затем немного мокрого снега, выгляну-

ло солнце, плац высох, а мы все стучали и стучали «гадами» по асфальту.

В начале седьмого этот марафон наконец закончился. Нас загнали в каме-

ры. Мои ноги гудели как высоковольтные провода во время дождя. Обра-

зовались чудовищные мозоли. А ведь это был только первый день, точнее,

одна его половина.

Ужин по всем параметрам забивает рестораны быстрого питания. Ко-

манда «Сесть!» раз пять перемежается командой «Встать!». Неправильно

садимся. Неорганизованно и неоднообразно. Не по щелчку. Наконец сели.

На это уходит от одной до пяти минут в зависимости от настроения началь-

107

П. Ефремов. Стоп дуть!

ника караула. А оно всегда не ахти. У кого на гауптвахте будет хорошее на-

строение? В итоге человек сто арестантов умудряются поесть минут за двад-

цать в несколько смен. При количестве двадцати-двадцати пяти посадочных

мест в столовой. Куда там «Макдоналдсу»!

Близкое время отхода ко сну еще не говорит о том, что скоро все успо-

коится. После ужина – приборка. Там я научился маршировать с тазом воды

в руках, поднимая ногу на полметра от земли! Наука, скажу я вам!

Вечерняя проверка производится на плацу независимо от погоды. И глав-

ное – со всеми своими вещами в руках. Ну, мыльница, там, полотенце и все

остальное… Само собой, пяток раз «Разойдись-Становись!!!». Услышал свою

фамилию – ори во всю мощь легких «Я!!!» и перебегай в строй напротив.

Наконец сосчитали. Пора и на покой.

Теперь начинается самое занятное. Полеты на «вертолетах». «Верто-

лет» – это сколоченные из деревянных досок одноместные индивидуаль-

ные нары. На дневное время они убираются в узкую кладовую, на ночь,

естественно, вынимаются. Камеры пусты. Только стойки для «вертолетов»

да бачок с водой. По команде «Пять минут отбой!!!» толпа бросается разби-

рать двухметровые «вертолеты» и волочь их в свои камеры. Уморительное

зрелище! Дверь-то у кладовки узкая, народ лезет, лупит этими деревяшка-

ми друг друга! Но вот, наконец, попадали в камеры, и тишина. Однако рано

успокоились. Во время не уложились. И по новой! Ну, здесь хватает и трех

раз. Народ с каждым днем становится все более тренированным, да и спать

тоже хочется.

Но и это еще не отбой. Все улеглись, и под шинелями затлели сигареты.

А курение запрещено. Начальство еще проводит пару-тройку обысков, вка-

тывает несколько суток ДП пойманным неудачникам за найденные окурки

и спички, и только тогда наступает долгожданный сон. До пяти утра.

Пересказывать процедуру подъема смысла нет. Тот же отбой, только на-

оборот. Еле вставил опухшие ноги в «гады». Приборка. Завтрак. Все по той же

схеме. Утренний развод. Вот тут меня и подстерегала неожиданность.

Оказывается, начфак, припомнив все мои грешки, кроме пьянки припи-

сал в записку об аресте и нетактичное обращение со старшими по званию.

А это уже неуставщина. И если по простой мальчишеской пьянке меня за-

брали бы работать в город, то с этим диагнозом я был обречен топать по кру-

гу все свои десять суток.

Так и вышло. Большую часть народа разобрали и увели, а меня с гор-

сткой таких же горемык запустили в бесконечный путь по плацу. Уже че-

рез пятнадцать минут я шел, как на ходулях. Стертые в кровь мозоли сад-

нили и ныли. И когда с крыльца спросили, есть ли кто-нибудь пишущий

пером, я не раздумывая заголосил: «Я-я-я!» Хотя писать пером я пробовал

лишь пару раз.

Матрос увел меня в помещение комендантского взвода, в ленкомнату.

Выложил передо мной ватман, тушь, перья. Объяснил задачу и вышел. Я же

под столом потихоньку освободил ноги от «гадов». Перевел дыхание. Попро-

бовал перо. Вроде получалось неплохо. Благо кое-какие художественные за-

датки у меня имелись. Не спеша вывел несколько фраз. Главное – не торо-

питься. Лишь бы попозже оказаться снова на плацу. Включили телевизор.

Повеяло чем-то родным. На какой-то момент я расслабился и начал выводить

на листе бумаги всякие мордочки. У меня, без лишнего бахвальства, неплохо

получалось рисовать карикатуры. Рука сама собой вывела рисунок на аре-

108

Часть первая. Птенцы гнезда Горшкова

стантскую тему. Внезапно я почувствовал чье-то дыхание в затылок. Повер-

нулся – писарь. Все, думаю, труба! Шагом марш обратно на плац! Писарь

взял листок, поднес к глазам.

– Ты рисовал?

– Я.

– А еще можешь?

Я почувствовал приближение удачи.

– Могу.

– Ага, – сказал писарь и унесся за дверь. Через несколько секунд он

вернулся с еще одним писарем.

– Гляди, – сказал мой работодатель и протянул второму мои художе-

ства. Тот внимательно осмотрел и кивнул.

– Что надо!

Канцеляристы обменялись взглядами. Мой писарь наклонился и очень

дружелюбно обратился ко мне:

– Тебя как зовут? Паша? Послушай, нам увольняться через пару меся-

цев, а альбомы нарисовать некому. Помоги! У тебя здорово получается.

Идти в кабалу матросу, мне – без году офицеру, по идее, не пристало.

Но ноги дороже.

– Без проблем. Сколько рисунков-то надо?

Писари снова переглянулись.

– Да штук сорок. На кальке. Мы потом обведем.

Играть так играть! Сорок рисунков на незамысловатые матросские темы

я нарисовал бы дня за три, если не меньше.

– Боюсь мужики, не успею. Но постараюсь.

– А тебя на сколько суток посадили?

– На десять.

Матросы обрадовались.

– Ты главное рисуй! Остальное – не твоя забота. Обеспечим все! Ни-

каких ДП не получишь, только сделай!

И у меня началась новая жизнь.

Писари Дима и Валера охраняли мой покой, как часовые. Конечно, рас-

порядок дня остался у меня, как и у всех остальных губарей, но только чисто

внешне. После подъема вместо приборки меня отводили в канцелярию, где

я пил кофе, не таясь, выкуривал сигарету и приступал к творчеству. На тре-

тий день завтрак мне начали носить туда же, не отвлекать же от процесса.

Да и пищу я стал потреблять не арестантского рациона, а с комендантской

кухни. На развод я выходил чисто номинально. Вставал в строй, а через ми-

нуту по команде писаря уходил. Обедал таким же порядком, как и завтра-

кал. Единственное, что омрачало существование, так это вечер. После ужи-

на меня забирали не всегда. В зависимости от начальника караула. Разре-

шит – хорошо, не разрешит – вкушай прелести вечерней губы. А вечера

проходили по одному сценарию…

На все «вертолетные» развлечения накладывалась еще и сдача караула.

Караул караулу рознь. Одни – те, кто в основном с боевых кораблей, к «гу-

барям» относились снисходительно, лишнего себе не позволяли. Выполняли

свои обязанности и ничего более. А вот караулы из морской пехоты слави-

лись наибольшим садизмом, особенно разведрота. После их суточного пре-

бывания в ранге охранников Дисциплинарный и Строевой уставы казались

правилами поведения в санатории.

109

П. Ефремов. Стоп дуть!

Ногу поднял низко – упор лежа, тридцать раз отжаться. Палубу вытер

небрежно – набрать со двора грязи, вылить, убрать заново. Попробовал

огрызнуться – шагом марш в одиночку, а на палубу выплеснут пару ведер

с хлоркой, подыши и успокойся. И если сердобольные караульные из мно-

гих других частей позволяли втихую посмолить сигаретку, то с морпехами

этот номер не проходил. О том, что и сами они могут оказаться в шкуре за-

ключенного, они, по-моему, не задумывались.

Арестанты, как могли, пакостили всем караулам, позволявшим себе явные

издевательства над губарями. Караул все сдавал и принимал по описи. Есть та-

кой замечательный порядок в вооруженных силах. Поэтому цепочки от смыв-

ных баков спускали в жерла толчков, выбрасывали попадавшиеся под руку

замки, свои мыльницы, зубные щетки, плафоны от ламп, словом все, что мог-

ло пропасть – пропадало. Приходит смена, а у них не хватает штук пятьдесят

наименований по списку. И понеслось… Сдающие ищут, принимающие ждут.

Совсем не редкостью были случаи, когда сменяющийся караул уходил в пер-

вом часу ночи. Естественно, следующий караул из этой воинской части выме-

щал свою злобу на губарях, и процесс начинался заново. Круг замыкался.

На пятые сутки ареста я обнаглел окончательно. Без опаски ходил в офи-

церский гальюн, курил там не прячась. Повторно заступавшие караулы меня

уже не трогали, считая за комендантского служаку. Да и мои наниматели ока-

зались нормальными, приличными парнями, старались скрасить мне жизнь,

как могли. Один раз даже договорились и сходили со мной попариться в са-

уну коменданта гарнизона. Она тоже находилась при гауптвахте. Посреди

ночи меня подзывали к двери камеры и вручали посудину с жареным мя-

сом – побалуйся. Я делился трапезой со своими товарищами по несчастью,

и все были довольны. Проблем с сигаретами у меня уже не было, и я снаб-

жал ими почти всю свою камеру.

На пятый же день мы и попались. В момент бурного обсуждения сюже-

та очередного шедевра в канцелярию заглянул начальник гауптвахты. Его

несказанно удивило присутствие курсанта, да еще с сигаретой в зубах. Мои

писари тоже приобрели какой-то неживой вид.

– Так-так. – Начгуб подошел к столу и перебрал мою живопись.

– Твоя работа?

– Так точно! Арестованный за употребление спиртных напитков

и нетактичное поведение со старшим по званию курсант Белов!

Я отрапортовал как мог, правда, без надежды на благополучный исход.

Попахивало сутками семью ДП, не меньше. Писари в один голос затарато-

рили, что, мол, он документацию нам помогает делать, мастер, а что курил,

так то по случайности. Начгуб минуту послушал, покачал головой.

– Помощь. Сам вижу. За мной!

Тут-то я и скис. Полсрока прошло без сучка и задоринки, и на тебе… По-

брел. Начгуб зашел в свой кабинет, запустил меня и закрыл дверь.

– Видишь? – Рука начгуба указала на огромный стенд «Правила пове-

дения военнослужащего» на стене.

– Вижу.

– Надо переделать. Срочно. Тебе сколько осталось?

– Пять суток.

– Вот и хорошо! Ты уж постарайся! Тогда наказывать не буду.

Так я начал работать и у начальника. Мой социальный статус резко воз-

рос. Теперь я художничал на оба фронта. Объем работы вырос значитель-

110

Часть первая. Птенцы гнезда Горшкова

но. Приходилось напрягаться на самом деле. Меня никто не трогал, и я за-

седал в апартаментах начгуба, когда хотел, благо сам он на гауптвахте заси-

живаться не любил.

К исходу своего ареста я полностью изрисовал альбомы моряков,

но все же не успел доделать глобальный стенд. Утром меня вызвал началь-

ник гауптвахты.

– Выходишь сегодня, Белов?

– Так точно, товарищ капитан!

– А наш уговор помнишь?

Я подавленно молчал. Но начгуб, видимо, принадлежал к категории слу-

чайных людей в стройных рядах гарнизонной гвардии. Он предложил ком-

промисс:

– Белов, давай так. Я тебе объявляю семь суток ДП. Да не вздыхай ты!

Ты спокойно доделываешь стенд, спишь не в камере, а в кубрике моих ор-

лов. Питаешься с ними и все остальное. Подберем форму, домой вечерком

сходишь пару раз. Ну как, согласен?

Я молчал. Моя судьба была полностью в его власти.

– Что молчишь?

– Насильно мил не будешь, товарищ капитан.

– Тогда я без твоего согласия семь суток добавлю. Устраивает?

– Ваша воля, товарищ капитан.

Начгуб засмеялся.

– Ну ладно, кадет, не сохни! Помог – и слава богу! У меня таких, как

ты… Справимся! Свободен!

Когда я приехал в училище, все поражались моему цветущему виду.

С губы обычно возвращались худые, злые, зеленоватого цвета. Я же выгля-

дел словно после дома отдыха, цветущим и жизнерадостным. Так и закончи-

лось мое южное опробование гауптвахты изнутри. Слава богу, в шкуре аре-

станта мне больше бывать не приходилось.

Мимоходом. Военная хитрость

Севастопольская гауптвахта. Вечер. В камере битком набито народа. Про-

шел ужин, окончилась приборка, и «губари» рассажены по камерам в ожи-

дании вечерней проверки и отбоя. Камера освещена плохо. Лампочки и так

тусклые, да еще арестованные всеми доступными способами стараются

уменьшить яркость. В полумраке меньше заметен сигаретный дым. А ку-

рить арестованным строго-настрого запрещено. Попался – получи сутки

ДП. То тут, то там сидящие наклоняются, судорожно вдыхая под шинеля-

ми одну-две драгоценные затяжки. А прятаться есть от кого. Камеры в Се-

вастопольской гауптвахте очень оригинально устроены. В одной из стен

сделано большое застекленное и зарешеченное окно, выходящее в кори-

дор. За ним всегда маячит часовой. Свои два часа на посту охранник, кро-

ме того, что непосредственно сторожит нас, еще и наблюдает за нашим

поведением. Вроде как в телевизор. Вдруг шум какой или драка, или аре-

станты в наглую курить начнут. А мимо окна то начкар пробежит, то нач-

губ или старшина гауптвахты прогуляется. И каждый норовит в окно за-

глянуть, как там наши «каторжные»? И не приведи господь, если кто ку-

рит. Кара молниеносна. Курящему – ДП, а часовому сутки ареста. И для

111

П. Ефремов. Стоп дуть!

полноты наказания часового в камеру отправляют немедленно. Через пару

минут. В чем был. Традиция такая на гауптвахте.

А в этот день и караул заступил вроде нормальный. Зря не придирались.

Над «губарями» не изгалялись. Нормальные мужики. Вот только один ча-

совой, как раз у нашего окна, негодяем оказался. По нему было видно, что

служит без году неделя, всего боится, от всего дрожит. Чуть дымком из окна

повеяло, сразу в крик, прекратить, мне отвечать, меня посадят! Мы ему объ-

ясняем: дружище, сейчас вечер, никого нет, тебя мы подставлять не хотим,

все на себя возьмем, отвернись и все. Сам же на нашем месте оказаться

можешь! Он ни в какую! Не курить и все! Посмотрели мы на него и плю-

нули. Нас много, человек тридцать, сбились кучей в углу и по очереди на-

чали под шинель нырять. Часовой ныл, ныл, а потом вызвал начальника

караула и пальцем указал, мол, тот, тот и этот. Начкар посмотрел на него,

как на умалишенного, но к сведению принял. Фамилии записал для докла-

да утром. А это значит – всем записанным плюс трое суток к основному

сроку. Народ приуныл. Из названных двум на волю через пару суток вы-

ходить. Сидим, зубами скрипим. Обидно. Только один матрос, которому

уже на следующий день выходить надо было, вдруг говорит:

– Ладно, мужики, завтра я с этим отморозком за вас посчитаюсь.

Мы и внимания на это не обратили. Мало ли что он говорит, его не пой-

мали, ему завтра на свободу, трепет языком, ну и пускай трепет. Сам-то

не попался.

Утром нехороший часовой заступил снова. Подъем, приборка, завтрак.

Перед разводом всех снова загнали по камерам. На гауптвахте суета, нач-

губ пришел, по коридорам бегает, порядок проверяет. Окно в камеру нарас-

пашку открыли – проветрить. А вчерашний матрос около окна примостил-

ся и сидит. Ждет чего-то. И тут слышно, как по коридору приближаются

шаги и раздается грозный рык начгуба. Все вжали головы в плечи, а матрос

вдруг как рванет вплотную к окну и как зашепчет на весь коридор:

– Часовой, часовой, братишка! Поди сюда, пожалуйста!

А часовой растерялся, не понял что к чему, наклонился и в ответ:

– Что кричишь? Чего надо?

Матрос же, как фокусник, мгновенно извлекает откуда-то из рукава си-

гарету, сует ему в рот и таким же громогласным шепотом:

– Братишка! Дай прикурить, пока никого нет!

А сзади как рявкнет начгуб:

– Это что за новости? Прикурить?! Да я тебя щелкопер в одиночке

сгною! Начкара ко мне! Совсем ох…ли! При живом начальнике гауптвах-

ты часовые арестованным прикурить суют! В камеру… Трое, нет семь су-

ток ареста… Я тебя, щенок!..

И еще много чего, в очень живописной интерпретации. Думаю, что

и говорить не надо о судьбе бывшего часового. Истерика начальника га-

уптвахты была столь сильна, что шум от нее пробивался к нам сквозь все

«тюремные» стены. Оправдания часового о провокации «губарей» ни-

кто и слушать не захотел. Пяти минут не прошло, как его уже без ремня

и со слезами на глазах запихнули к нам. На семь суток. Камера встретила

изменника флотского братства одобрительным гулом. Общим решением

всей камеры труса на весь срок определили к уборке камеры. А наш «Алек-

сандр Матросов» сразу стал всеобщим любимцем. Каждый сокамерник

считал делом чести подойти и пожать руку человеку, положившему соб-

112

Часть первая. Птенцы гнезда Горшкова

ственную «свободу» на алтарь общества. Когда восторг, вызванный ситу-

ацией, поутих, я спросил «героя», может ему на губе нравится? Моряк хи-

тро усмехнулся и ответил:

– Да у тебя что, крыша потекла? Кому на губе нравится? Просто мне

весной увольняться. А через два дня мой БПК уходит на боевую службу

в Атлантику. На какой срок, точно не знаю. Но то, что месяца на три, –

это точно! В лучшем случае в конце мая вернутся. Но ведь ты и сам зна-

ешь, на флоте планы очень гибкие, можно и до конца лета океан бороздить.

А домой хочется. Вот я и подумал, за такую наглость начгуб меня ни за ка-

кие деньги не отпустит. Даже если сам мой командир просить начнет. Да

и не будет командир из-за такой мелочевки, как я, с комендантской служ-

бой отношения портить. Меня просто задним числом на другой корабль

спишут, и делу конец. А там меня никто не знает, я как мышка тихо-тихо

до приказа досижу и уволюсь в запас, как белый человек, точно и в срок.

Вот и все. А часовой этот просто под руку попал. Военная хитрость! По-

нимать надо!

Сдержать слово

Офицер, тем паче кавалер, и перед старшими, и пе-

ред нижними чинами слово держать обязан, ибо сло-

во это честь и благородство его возвеличивает, пе-

ред людьми и Богом!

Адмирал В. И. Истомин,

герой обороны Севастополя

Четвертый курс, я, как и положено разжалованному старшине роты, на-

чал не очень радостно. Начальник факультета, сильно раздосадованный тем,

что так и не смог выпереть меня из стен родного училища, почесал свою скан-

динавскую бородку и принял поистине соломоново решение. Дабы не иску-

шать судьбу и не получать в дальнейшем лишние седые волосы в той же бо-

роде, он учредил список курсантов факультета, которых категорически за-

прещалось отпускать в увольнение. Под любым предлогом. Я занимал в этом

списке почетное третье место. Бронзовая медаль. Таких орлов по факультету

набралось человек двадцать пять. Этот список повесили, словно образ в ста-

рорусской избе, в красный угол рубки дежурного по факультету. Самого же

дежурного обязали в дни увольнений каждые 2 часа строить этот отдельный

контингент перед рубкой. Затем пересчитывать по головам с обязательным

голосовым сигналом от проверяемого и строгим визуально-осязательным

осмотром на предмет винных паров.

Особой радости как нам, так и дежурным это нововведение не доста-

вило. Мало того, что в назначенное время нам независимо от того, спишь ли

ты, или, к примеру, гарцуешь на танцульках в учебном корпусе, надо было

нестись сломя голову к рубке дежурного, так еще и утром воскресного дня,

когда всем нормальным кадетам сладко спалось, ты все равно натягивал фор-

менку и брюки, и, рыча проклятья, плелся к дежурному на очередное опо-

113

П. Ефремов. Стоп дуть!

знание. Дежурным, в большинстве своем, тоже это дело было в явную тя-

гость. Были, конечно, и ретивые служаки, трубившие факультету большой

сбор по поводу и без повода, но в подавляющем большинстве офицеры отно-

сились к функциям надзирателей без особого восторга. Однако в город все

равно уйти было невозможно…

Через три недели я устал. Жизнь на берегу, как в автономке, не особо

радостна. За забором мягкий и теплый крымский сентябрь. Море ласковое,

шелковое. Девчонки еще в коротеньких юбчонках. А какие девчонки в Се-

вастополе… А юбчонки-то… кончаются там, где начинаются ноги… А ты мо-

лодой, красивый и жадный до жизни сидишь за забором и смотришь на эти

радости неземные издалека, и только облизываешься и подтираешься… А уж

когда твои однокурсники каждый день вечером отправляются в город, а ты

изгой провожаешь их голодными глазами, так вообще выть на луну хочет-

ся. Короче дождался я вечера очередной субботы и направился прямиком

к дежурному по факультету. На мое счастье, в тот вечер заступил дежурить

бывший командир нашей роты, переживший с нами первый и второй курс,

капитан 2 ранга Шаламов Михаил Иванович. Мужчина огромной доброты,

спрятанной за строгим видом и строевой подтянутостью. Шаламов в свое

время командовал ротой почетного караула Черноморского флота, и с тех

пор никогда и нигде ни перед кем не гнул спину.

Очередные увольняемые погрузились на паром, а я подловил момент,

когда рядом с Шаламовым никого не было, и, изобразив строевую лихость,

которую он обожал, очень по-уставному обратился:

– Товарищ капитан 2 ранга! Прошу разрешения обратиться, курсант

Белов!

Шаламов, в свое время сделавший меня и старшиной класса, и стар-

шиной роты, доверявший мне и знавший, что пострадал я невинно, улыб-

нулся.

– А… Белов! Ну как, Паша, жизнь-то?

– Да никак, товарищ командир. Гнию на корню в родной казарме. Сход

на берег запрещен до особого указания. То есть надолго.

Михал Иванович потрогал мочку ушей. Поправил фуражку.

– Видал-видал твою фамилию на «доске почета»… Что-то начфак тебя

очень «полюбил»…

– Да, товарищ командир, есть такое дело, у нас с ним взаимно. Вот

и сижу в системе безвылазно.

Шаламов снова поправил фуражку. Одернул и без того безукоризнен-

но сидящий на нем китель.

– Что, Паша, придатки чешутся? Я правильно понял твой намек?

Я опустил глаза и, стараясь придать голосу жалостливые интонации

и не скрывая выползающую нетерпеливую дрожь офонаревшего в клетке

самца-бабуина, пробурчал:

– А вы что думали, товарищ командир?

Шалимов хмыкнул и вдруг совершенно неожиданно для меня громко

и звонко рассмеялся.

– А вот то-то и подумал, гардемарин Белов, что решил ты воспользо-

ваться моим хорошим к тебе отношением, чтобы склонить меня, старого ка-

питана 2 ранга, на злостное нарушение. А коротко, отпустить тебя, факуль-

тетского хулигана и алкоголика, в санкционированный мной самоход. При-

чем под свою старческую ответственность. Да?

114

Часть первая. Птенцы гнезда Горшкова

Мне почему-то тоже стало легко и смешно. Я попытался было скрыть

улыбку, но из этого мало что получилось.

– Так точно! Вы-то сами знаете, как дело было…

Голос Шалимова снова обрел строевую строгость.

– Не канючить! Знаю и знаю! Так, Белов, я тебя отпускаю под твое

честное слово: в 24.00 ты мне лично докладываешь о своем прибытии. Не до-

ложишь, опоздаешь, я тебя зря подставлять не буду, доложу, что отпустил,

но ты меня обманул. Не приедешь – я тебя больше знать не желаю. Помни!

Неважно, каким ты встал в строй, главное, чтобы ты в него встал сам и во-

время! Ключ на старт! На пирс бегом! Марш!

Я к перешвартовке из училища в город был уже готов, и слова благодар-

ности прокричал в ответ, уже несясь, как пуля из ружья, к пирсу, к которо-

му приближался рейсовый катер.

В город как таковой, а точнее, в его центр мне было не надо. Я направ-

лялся на Корабельную сторону, на улицу Макарова, к своей давней пас-

сии с чудесным именем Капитолина, которую в минуты нежности назы-

вал Капелькой, а в минуты раздражения Капустой. Капелька была миниа-

тюрной девчушкой, с очень даже ладненькой фигуркой, упругой грудью,

которой не требовался бюстгальтер, и полным отсутствием каких-либо

комплексов. С начала семестра она, как поезд дальнего следования, точ-

но по расписанию прибывала в 21.00 в училище на катере, шла к одной

нам известной дырке в заборе возле водолазного полигона, просачива-

лась в нее и, попадая в мои объятья, деловито интересовалась: «Где я се-

годня снова трусики снимать буду? Только не на траве, у меня платье бе-

лое». После чего совала мне в руки традиционный пакет с котлетами и до-

машними пирожками. Помимо всех своих достоинств Капелька обладала

собственной квартирой, где и жила в свои 23 года, совершенно независи-

мо от родителей, милостиво принимая от них финансовую помощь и пу-

ская к себе только по своему личному приглашению, да и то по праздни-

кам. И хотя я имел свой ключ от этого райского приюта с самого начала

учебного года, воспользоваться им так и не сумел по вышеописанным «слу-

жебным» обстоятельствам.

Высадившись на пирсе портпункта Троицкая, я первым делом метнул-

ся к телефон-автомату, бросил в него двухкопеечную монетку и, набрав Ка-

пелькин телефон, скомандовал: «Ко мне не собирайся! Пирожки не печь,

котлеты не жарить! Платье надевай, какое хочешь, все равно сразу сниму!

Через полчаса буду!» И пустился напрямик через косогоры.

Капелька оказалась на высоте. И пирожки успела, и с котлетками

не промахнулась, и встретила меня по первому щелчку ключа совсем без

платья, да и без всего прочего. Я еле успел захлопнуть дверь правой ногой,

после чего в мгновение ока лишился всей одежды, и понеслись котлетки

и пирожки, вперемежку с поцелуями, объятьями, стонами и смехом… От-

даваясь плотской радости, мы хаотично перемещались по квартире, но я,

воодушевленный наставлениями Михал Иваныча, из всей одежды на себе

оставил только один предмет – часы «Командирские», на которые погля-

дывал в минуты перерывов, четко держа контроль над оставшимся време-

нем. И надо же было мне, проявив слабость, снять их, когда Капелька том-

но потягиваясь, заявила:

– Пашулька, у меня от твоего будильника, между ног и на попке столь-

ко царапин, как будто меня розгами секли…

115

П. Ефремов. Стоп дуть!

И я их снял. После чего еще на пару часов потерял способность что-либо

соображать по причине постоянно возрастающей физической перегрузки

организма. И когда, наконец, я выпустил из губ перенапряженный сосок Ка-

пелькиной груди и, переводя дыхание, взглянул на настенные часы, мир для

меня на мгновенье померк. На часах было 23.10. Даже бегом я не успел бы

на мой последний катер в 23.30. Я опоздал.

Одевался я как матрос-первогодка. Очень быстро. Меньше 45 секунд,

это точно. Капелька, была девочкой сообразительной, и пока я, вдевшись

в брюки, натягивал фланку, она ловко зашнуровала ботинки и, застегивая

клапаны военно-морских брюк, приговаривала: «Зато не потеряешь, не по-

теряешь…»

Бежал я, как мог. Даже быстрее. Через минут пять меня подхватил ар-

сенальный грузовик с бравым мареманом за рулем. Узнав, в чем дело, мо-

ряк проявил несвойственную для простого матроса солидарность с будущим

офицером и газанул, как мог. И все же на пирс мы влетели, когда катер был

уже метрах в десяти от пристани. Водила высадил меня, сплюнул, пробур-

чал: «Не судьба…», и укатил по своему маршруту.

Кроме меня на пирсе сиротливо и понуро курили двое первокурсни-

ков. Им тоже светила судьба оказаться в списке дежурного по училищу как

злостным нарушителям, опоздавшим из увольнения.

– Товарищ главный корабельный старшина, а вы не знаете, во сколь-

ко следующий катер?

Я, лихорадочно перебирая в голове возможные варианты перелета че-

рез залив, буркнул:

– В 24.00. Опоздаете…

Первокурсники тяжело вздохнули.

– Товарищ главный корабельный старшина, а нам здорово достанет-

ся, нас не…

И в этот момент я вдруг вспомнил легендарные истории о героях былых

времен, форсировавших залив вплавь, когда в послевоенное время за опо-

здание из увольнения, отчисляли сразу и без разговоров. Я вдруг понял, что

ничуть их не хуже. Огляделся. Бревен на берегу валялось предостаточно. Вы-

нул из пакета со снедью, сунутого мне в руки предусмотрительной Капель-

кой, провиант и кинул первокурсникам:

– Подкрепитесь, ребята.

И начал раздеваться. Брюки, фланка, тельник, носки и ботинки переко-

чевали в пакет. Фуражку я оставил на голове, затянув под подбородком ре-

мешком. Спустился к воде. Первокурсники с оторопью наблюдали за мои-

ми манипуляциями. Привязал пакет к бревну.

– Ну что, бойцы, 1-й факультет не сдается!

Оттолкнулся от берега и, улегшись на бревно, поплыл.

Сентябрьская ночная вода оказалась нежной и теплой. Она приняла

меня, как родного, обняла и, казалось, подталкивала и убыстряла мое импро-

визированное плавсредство. И еще было чертовски красиво. Сияющие огни

города, лунная дорожка… Я даже как-то подзабыл, зачем я оказался посреди

Севастопольской бухты. Где-то посредине пути мне пришлось немного при-

тормозить. На выход из бухты на всех парах мчался большой морской буксир,

и мне как более мелкой плавающей единице пришлось уступить ему фарва-

тер согласно всем правилам МППСС. Жалко, что на моем бревне не было

никаких сигнальных средств, а то бы я обязательно отсемафорил буксиру

116

Часть первая. Птенцы гнезда Горшкова

слова приветствия. Я видел паром, приближающийся к нашему пирсу, и по-

нимал, что, когда он подойдет, мне останется ровно 10 минут до 24.00. Я спе-

шил, насколько мог.

Мое бревно уткнулось в камни где-то метрах в пятидесяти от пирса.

Пирс был уже пуст. Увольнение закончилось, и кадеты, вернувшиеся из го-

рода, разбрелись по казармам. Даже дежурные по факультетам не ждали

своих опоздавших, и только горящие у корня пирса лампы одиноко покачи-

вало на ветру. Я вылез из воды и, отвязав пакет, начал пробираться по кам-

ням к асфальту. Часы доставать было долго, да я и так понимал, что опоздал,

несмотря на свой «героический переход». И вдруг вдалеке, в полумраке де-

ревьев я заметил удаляющуюся долговязую и высокую фигуру.

– Товарищ капитан 2 ранга! Михаил Иванович! Это я, Белов!

Фигура остановилась.

– Товарищ командир! Я на катер припозднился!

Фигура повернулась, и вдруг нескладно, по-стариковски, широко рас-

кидывая руки, побежала ко мне.

– Белов, ты… ты… Я тебя… Дурак! Идиот водоплавающий!

Шаламов, продолжая размахивать руками, подбежал ко мне и с ходу за-

лепил мне по лицу увесистую и звонкую пощечину.

– Кретин! Ты что, ничего лучше придумать не мог?! Искупаться на ночь

глядя захотелось? А если бы ты утонул? А? Если бы ты…

Шаламов продолжал честить меня по полной программе, а я вдруг

представил себе, как мы выглядим со стороны. На берегу, в непроглядной

темени летней крымской ночи, на единственном ярко освященном пятач-

ке, около пристани стояли двое. Высокий, статный и седоволосый капи-

тан 2 ранга, в полной форме одежды, при портупее и повязке отчаянно

жестикулировал, а ему внимал мокрый понурившийся курсант в одних

только плавках, но с фуражкой, пристегнутой к голове и большим паке-

том в руках, на котором прелестная таитянка тоже куда-то плыла… Кар-

тина, представленная мной в голове, была до того смешна, что я непроиз-

вольно улыбнулся.

– Смеешься?!

Шаламов вдруг резко прекратил свои словесные излияния.

– Смеешься?

И неожиданно сам широко заулыбался.

– Хм! Придурок ты придурок, Белов… Ну что тебя понесло вплавь-то?

Не стал бы я докладывать сразу, минутой раньше, минутой позже… Я же

знал, что ты не опоздаешь. Если бы не знал, не отпустил бы… Ой, приду-

рок… Кстати!

Шаламов поднял руку и посмотрел на часы.

– Московское время 24.00. Ты ведь и не опоздал. Ладно, облачайся

и пошли в казарму…

Я оделся. Мы молча пошли по направлению к казармам. И только когда

мы были уже у подъезда, мой бывший командир положил мне руку на плечо

и уже совсем другим голосом, похожим на голос старого, умудренного опы-

том, доброго деда сказал, подталкивая меня к ступенькам:

– Иди, отбивайся, старшина… Мне ведь, Белов, тоже когда-то пришлось

вот так же через залив плыть, правда, через другой, чтобы за меня другие

не пострадали… Но больше так никогда не делай… Очень прошу!

И одернув мундир, четким военным шагом пошел в дежурку.

117

П. Ефремов. Стоп дуть!

Куда ушли они, эти офицеры, дети послевоенных лет, более всего це-

нившие в людях не способность затоптать в грязь любого своими погонами,

а честность, ответственность и преданность? Где они, эти капитаны всех

рангов, за которыми было не страшно пойти хоть на край света и рисковать

своей жизнью за одну только похвалу от них? Неужели достойные люди мо-

гут рождаться только в самые тяжелые годы? Как бы там ни было, но я горд

тем, что хотя бы в этой безрассудной глупости был пусть на микрон, но бли-

же к ним, постепенно уходящим от нас в вечность.

И все же до чего красива ночью Севастопольская бухта!..

Мент

Есть три рода подлецов на свете: подлецы наивные,

то есть убежденные, что их подлость есть высочай-

шее благородство, подлецы, стыдящиеся собствен-

ной подлости при непременном намерении все-таки

ее докончить, и, наконец, просто подлецы, чисто-

кровные подлецы.

Ф. М. Достоевский

Писать о человеческой низости всегда тяжело. Но необходимо. Народ

обязан знать своих героев. Даже отрицательных. Для того чтобы не стать та-

кими же и не дать стать другим. А история эта о том, как глупый юношеский

проступок столкнулся со взрослой изощренной подлостью.

Четвертый курс я встретил снова в звании главного корабельного стар-

шины. К этому времени в моем военном билете уже не осталось места для

записи воинских званий, которые снимались и давались мне с высокой ча-

стотой. После «организации» празднования 23 февраля в санчасти учили-

ща, когда я был лишен своего старшинского звания вместе с постом стар-

шины роты, прошло более полугода. Я отсидел положенные месяцы без схо-

да на берег, попрактиковался в Нижнем Новгороде, потом отгулял летний

отпуск. Мало-помалу все понемногу начало забываться, а когда мы в сен-

тябре уже официально надели свои мицы, перед командиром встала одна

небольшая, но серьезная проблема. С четвертого курса мы начинали хо-

дить в комендантский патруль и уже не простыми патрульными, а началь-

никами. А ими могли заступать только главные старшины или главные ко-

рабельные старшины. Благословенное время адмирала Крастелева, когда

поголовно всем старшекурсниками присваивали ГКСовские звания, дав-

но прошли, а ныне в комендатуре в обязательном порядке проверяли во-

енные билеты, тщательно сличая запись о воинском звании с нашивками

на погонах. По этому с началом нового учебного года мой командир курса

приказал мне вернуть нашивки главного корабельного старшины на по-

гоны и констатировал, что отныне все гарнизонные патрули мои. Я шиб-

ко расстраиваться не стал, принял это как должное, и все потекло своим

чередом. И вот однажды в середине октября случилась эта злополучная

история.

118

Часть первая. Птенцы гнезда Горшкова

Как у всякого уважающего себя гардемарина, а тем более старшекурс-

ника, у меня в городе был комплект гражданской одежды. Те заповедные

времена, когда моряки презрительно относились к штатскому одеянию, дав-

но канули в Лету благодаря современному укладу жизни и неустанным уси-

лиям севастопольской гарнизонной службы. И если ты намеревался про-

вести увольнение, не выбираясь в центр города, то гражданка была просто

необходима. Ну а уж если тебя отпускали «на сквозняк» до утра понедель-

ника, то тут уж сам бог велел ставить хромачи в угол, а мицу класть на полку.

На ночь в город отпускали либо севастопольцев, либо женатых, а с осталь-

ными вопрос решался каждый раз индивидуально, чуть ли не с написани-

ем рапортов. Мой отец после перевода из Гремихи в Феодосию сначала по-

служил там несколько лет, а потом перевелся в Балаклаву, откуда и уволил-

ся в запас. А поэтому Севастополь был просто наполнен его сослуживцами,

как черноморскими, так и с Северного флота, которые после десятков лет

службы в Заполярье переводились на юг, дослуживать до пенсии под ласко-

вым крымским солнцем. Так, только в моем училище было минимум человек

шесть старших офицеров из экипажа отца, а общее количество бывших гре-

михинцев, кажется, вообще не поддавалось подсчету. Мои гражданские по-

житки базировались на квартире одного из лучших друзей отца и его бывше-

го сослуживца Геннадия Ивановича Отдельнова, который к этому времени

тоже уже ушел в запас и проживал на Летчиках. Как правило, отец с мамой,

когда приезжали в Севастополь, останавливались у них, куда, естественно,

приходил и я. Вот Геннадия Ивановича я предусмотрительно и объявил сво-

ими родным дядей, сразу на первом курсе, вследствие чего имел периодиче-

ские и главное – законные возможности зависнуть в славном Севастополе

не до «нолей», а на полноценную ночь.

Откровенно говоря, я нечасто пользовался своим штатским облачени-

ем на младших курсах по причине редких увольнений, да и то только по вы-

ходным. Но вот начиная с третьего курса нас стали выпускать в город уже

и по средам, поэтому джинсы и прочее тряпье уже были определенной необ-

ходимостью. Стало гораздо сильнее хотеться погулять с девушкой без еже-

минутного одергивания формы, потанцевать не только на флотских танц-

площадках, да и просто иногда хотелось спокойно попить пива, без нерв-

ных озираний во все стороны и постоянной игры в прятки с патрулями. Так

что с начала третьего курса я все чаще и чаще пользовался услугами квар-

тиры дяди Гены, стараясь при каждой возможности задержаться в городе

на ночь. Естественно, не у них дома. А потом случилось злополучное 23 фев-

раля, этой возможности я был надолго лишен, и только с начала четвертого

курса, после частичной и тихой реабилитации, снова начал помаленьку по-

зволять себе дрейфовать по славному городу Севастополю в одеяниях ме-

щанского сословия.

В ту субботу я был просто обязан уволиться «на сквозняк» до понедель-

ника или хотя бы до вечера воскресенья. На неделе моя неугомонная под-

руга Капитолина, в жизни просто Капелька, с присущим ей энтузиазмом

не ожиданно решила меня осчастливить торжественным субботним ужином

у себя дома, при шампанском, свечах и в импортном нижнем белье, по слу-

чаю приобретенном на толкучке.

Случая этого она дожидалась давно, и теперь спешила продемонстри-

ровать мне в романтической обстановке трусики, которые очень походили

на те, какие ныне называют стрингами, и бюстгальтер, с веселеньким про-

119

П. Ефремов. Стоп дуть!

стонародным прозвищем «бесстыдник». Вообще, мне иногда казалось, что

Капелька просто отрабатывает на мне то, чем в будущем собиралась поко-

рять более достойную кандидатуру в мужья, и оттачивала эти навыки само-

забвенно, с полной отдачей духовных и физических сил, при этом не забы-

вая периодически напоминать мне, что наши отношения не навсегда, а ров-

но до того момента, когда лично мне они станут ненужными. Саму ее пока

устраивало все. Не скрою, мне идея с вечером пришлась по душе, но Капель-

ка выдвинула два категорических требования.

Во-первых, чтобы я обязательно остался на ночь, а во-вторых, чтобы

на мне не было этого грубого и шершавого флотского одеяния, от которого,

по ее словам, потом на всем теле оставались натуральные борозды, а все эти

побрякушки, якорьки и пуговички просто расцарапывали ее кожу, словно

хищные звери. Доводы, что форма продержится на моем теле максимум ми-

нут пять после прихода к ней, успеха не имели, и мне пришлось подчинить-

ся. Для этого я накатал рапорт командиру, с просьбой уволить меня до по-

недельника в связи с «приездом» родителей. До понедельника командир от-

пустить меня не решился, а вот до вечера воскресенья отпустил спокойно

и без лишних вопросов. Отстояв очередь к телефонному аппарату, я тут же

поставил Капельку в известность, что торжественный вечер состоится при

любой погоде. Затем оповестил дядю Гену, что сегодня вечером ненадолго

буду, и отправился готовить форму.

Каждое построение увольняемых, стараниями нашего заместителя на-

чальника факультета по учебной части Сан Саныча Плитня, превращалось

в небольшой, но яркий моноспектакль, правда с участием всего «зрительно-

го зала», то есть нас, а потому засыпаться из-за мятой формы и неподбрито-

го затылка очень не хотелось. В процессе подготовки мой друг и боевой то-

варищ Валера Гвоздев, в этот день уезжавший к какой-то девчушке в Инкер-

ман, предложил встретиться в воскресенье и съездить к одним нашим общим

знакомым, поздравить их с юбилеем свадьбы. Я грешным делом об этой их

дате забыл, но сразу согласился. Капелька, надо отдать ей должное, совер-

шенно серьезно считала, что каждому мужчине в этой жизни необходима

определенная порция свободы даже от самой любимой женщины, а потому

я был уверен на все 100 %, что ничего против того, что я ее покину в воскре-

сенье не вечером, а в обед она иметь не будет. Да к тому же плотским стра-

стям Капелька всегда предавалась так самоотверженно и фанатично, что уж

если заводилась, то до самого утра, и на следующий день спала минимум

до обеда, да и потом ходила сонная и томная чуть ли не до ужина. И наличие

нового белья вкупе с шампанским, предполагало именно такой кордебалет,

который мог продлиться при самом стыдливом и скромном варианте мини-

мум до первых лучей утреннего солнца. Словом, договорились мы с Валеркой

встретиться в начале третьего, сразу после того, как катер привезет на Граф-

скую увольняемых из училища, прямо там, на площади Нахимова, у стоян-

ки такси. Порешив на том, мы добросовестно отстояли построение и разъе-

хались каждый в свою сторону.

Как раз перед этим была выдача денежного довольствия, а так как я по-

лучал гораздо больше других по причине своего бывшего сухопутного сер-

жантства, то экономить не стал и сразу на Графской влез в такси и рванул

к дяде Гене на Летчики. Вообще цены тогда были демократичные, и от Граф-

ской на Летчики доехать стоило ровно один советский неконвертируемый

рубль. Уже через полчаса я переодевался у Отдельновых дома, а любопыт-

120

Часть первая. Птенцы гнезда Горшкова

ная тетя Зина выговаривала мне за то, что редко заезжаю, а если и прихо-

жу, то сразу сбегаю неизвестно куда. Я каялся, как мог, постаравшись объ-

яснить, что мол, дело молодое, и сбегаю я не просто куда попало, а практи-

чески к будущей невесте.

Тетю Зину это удовлетворило, и окончательно успокоив ее обещанием

познакомить со своей девушкой в самое ближайшее время, я так же стре-

мительно покинул их гостеприимный дом. До площади Макарова, где обита-

ла Капелька, я добрался на троллейбусе, прикупил у какой-то бабушки три

красивые бордовые розы, которые Капелька ставила выше все остальных

существующих цветов, и направился в ее логово. Капелька ждала меня при

полном параде, что в данном случае, конечно, отражало ее личное видение

парада как такового, ну и с самого порога начала, следуя аналогии, «прохож-

дение торжественным маршем».

Подробности ужина и всего за ним последовавшего я стыдливо опущу,

упомяну лишь о том, что в эту ночь Капелька до такой степени превзошла

все свои прошлые подвиги на фронте всеобъемлющей любви, что проснулся

я лишь около двенадцати часов дня, что для меня было нехарактерно, и с ее

тонюсенькими трусиками, натянутыми мне на шею наподобие галстука.

Пробуждение было не столь тягостным, сколь просто тяжелым. Как из-

вестно большая любовь не признает одновременно с собой большую пьян-

ку, что Капелька поняла твердо и давно. Поэтому утренняя побудка для меня

была абсолютно непохмельная, а, скорее, напоминала медленный и тяжелый

отход ото сна грузчика, разгрузившего накануне вагонов шесть кирпичей.

Сама Капелька, розовенькая и свеженькая, как неоперившийся подросток,

мило посапывала рядом, ничем не напоминая ту ненасытную женщину, ко-

торая терроризировала мой растущий курсантский организм до семи утра.

До встречи с Гвоздем, оставалось еще два часа, и я, приняв душ, и немного

приободрившись, сотворил себе неплохой кофе, всегда водившийся у Ка-

пельки благодаря ее благоустроенным родителям, прозябавшим, кажется,

в «Курортпродторге».

Устроившись на кухне, на удобной кушетке, я дымил любимым «Родо-

пи» и прикидывал, что бы такое купить нашим юбилярам, дабы одновремен-

но и не разориться на месяц вперед, и не ударить лицом в грязь. Мысль как-

то не шла, и поглядев на часы, я решил, что времени осталось как раз на то,

чтобы еще на полчасика прижаться к утренней Капельке, а уж потом вместе

с Гвоздем решать насчет подарка. Появившуюся было шальную мысль, что

неплохо бы сначала съездить к Отдельновым переодеться, а уж потом ехать

на Графскую, я отбросил сразу, лишь посмотрев на раскинувшуюся в посте-

ли бесстыдницу Капельку…

Через час я с блаженным видом уже стоял на троллейбусной останов-

ке. Капелька с честью выполнила свой «интернациональный долг», даже

не открывая глаз и только помурлыкивала от удовольствия. Прощание было

недолгим, но наполненным эмоциями и закончилось моим обещанием не те-

ряться надолго и очередной ненавязчивой попыткой Капельки всучить мне

ключи от ее квартиры.

До Графской я доехал ровно к двум часам, даже минут на пятнадцать

раньше срока. Паром от Голландии до Графской шел как раз эти пятнадцать

минут, и за это время спокойно перекурив, я вдруг сообразил, что стою тут

в гражданке, и когда курсанты повалят с катера, среди них может оказаться

куча офицеров. Да и концентрация патрулей на площади Нахимова заметно

121

П. Ефремов. Стоп дуть!

возросла. Это меня никак не устраивало. Вероятность быть узнанным кем-

то из училищных офицеров была велика, а лобовое столкновение с патру-

лем тоже ничего хорошего не сулило.

Решение пришло быстро и как-то само собой. Такси стояли прямо на пло-

щади, и, нырнув в одну из машин, я быстро объяснил диспозицию водителю.

Тот сразу все понял и вырулил прямо к горлышку Графской, остановившись

метрах в тридцати от входа в гражданский морвокзал. Отсюда, из машины,

прекрасно было видно всех, кто прибыл на катерах, пришедших с Север-

ной стороны, и по моему плану, завидев Гвоздева, я просто окликивал его,

после чего мы уезжали в нужном направлении. Наверное, все бы так и по-

лучилось, если бы не одно но…

Катера с увольняемыми подошли, как и ожидалось, вовремя. Уже через

минуту из узкого горлышка пристани в разные стороны потекли потоки чер-

ных курсантских бушлатов. Мой расчет оказался не совсем верным. Рассмо-

треть в этой многочисленной толпе однообразно одетых мужчин своего бое-

вого товарища из машины не представлялось возможным. Как я ни таращил-

ся, полируя носом лобовое стекло «Волги», ничего не выходило, и пришлось,

открыв дверцу вылезти и встать рядом. Гвоздева я заметил практически сра-

зу. Он в одиночку шагал к остановке такси, вертя головой в поисках меня.

– Валера! Валера! Гвоздев!

Я начал звать Гвоздева, энергично взмахивая рукой. Наверное, я здо-

рово напряг свои голосовые связки, так как Валера внезапно остановился

и закрутил головой, пытаясь понять, откуда его зовут. В один из моментов

его взгляд наткнулся на меня, стоящего рядом с машиной. Я подал ему знак

оставаться на месте, и только собрался нырнуть в машину, как…

– Белов! Белов! Главный корабельный старшина Белов! Стоять на ме-

сте! Я вам приказываю! Стоять!

Из толпы курсантов неожиданно вырвался невысокий и пухловатый ка-

питан 3 ранга, который комично и суетливо размахивал коротенькими руч-

ками, привлекая к себе внимание.

– Белов! Это приказ! Ко мне!

Я узнал его. Это был командир 241-й роты нашего набора со 2-го фа-

культета, капитан 3 ранга Бутенко, известный всем по кличке Мент. Человек

он был даже с виду мерзковатый, и прозвищу своему соответствовал полно-

стью, не в обиду будь сказано настоящим милиционерам. На должность на-

чальника курса его перевели с год назад, кажется с ТОФа, еще в каплейском

звании, и со «звездой шерифа» на груди. Орден этот как-то не очень вязал-

ся с обликом и манерой поведения этого офицера, и по разным курсантским

слухам, бродившим по системе, дан был ему то ли за удаленный в автоном-

ке аппендицит, то ли за высокие успехи в комсомольско-передовом стука-

честве. Как так могло получиться, нам ведомо не было, но то, что Бутенко,

будучи капитан-лейтенантом и с орденом на груди, оказался в нашем учи-

лище, говорило либо о том, что он гений семи пядей во лбу, что явно не со-

ответствовало действительности, либо о том, что его хотели любой ценой

сплавить с флота куда подальше, что больше походило на истину. Скоро он

получил капитана 3 ранга, и постепенно стал походить на масляного колоб-

ка, как повадками, так и внешне. Пористое и круглое как луна лицо, одно-

временная напыщенность и суетливость, торопливость в словах и бегающие

глазки, все это вместе производило очень неприятное впечатление с само-

го первого взгляда.

122

Часть первая. Птенцы гнезда Горшкова

В училище Мент очень скоро подтвердил бродившие слухи о своей

нечистоплотности и гнилостном характере, с первых дней начав страв-

ливать и курсантов, и офицеров. Дошло до того, что начальник курса их

факультета, капитан 2 ранга Меринчик, он же Мерин, известный все-

му училищу своим громоподобным голосом, приказал своей вахте не пу-

скать Мента в помещение роты всеми средствами, вплоть до применения

физической силы. Меня Мент знал в лицо, так как несколько раз пытал-

ся меня отыметь за фуражку, которую я как старшина роты носил уже

на третьем курсе. У него ничего не вышло, так как фуражку мне на голо-

ву надел сам начальник училища, но с тех пор, даже будучи на другом фа-

культете, он всячески старался придраться ко мне при каждом удобном

случае, да и без него.

И вот теперь Мент мчался ко мне на всех парах, визжа и брызжа слю-

ной от предвкушения сладостной расправы над обнаглевшим гардемари-

ном. Расстояние между нами стремительно сокращалось, и тут я внезапно

осознал, что за руку он меня еще не схватил, и хотя умудрился узнать меня

издалека в гражданской одежде и в куртке с поднятым воротником, это еще

ничего не значило. Он ведь мог и ошибиться. Резко нырнув в машину, я про-

сто выдохнул шоферу:

– Гони, командир, а не то я приплыл!

Водитель понимающе кивнул и резко газанул. Я пригнул голову. Мент

сразу остался далеко за кормой машины, не добежав до нее добрых метров

пятнадцать. На выезде с площади мы притормозили, приняли на борт Гвоз-

дева и были таковы. Заехав на Летчики, где я переоделся в форму, мы с Ва-

леркой двинули в Камыши, на годовщину свадьбы нашего друга, который,

кстати, учился на 2-м факультете, в роте того самого Мента. Юбилей полу-

чился на славу, и за всем этим весельем и атмосферой праздника я как-то по-

забыл об инциденте на Графской, к тому же я твердо решил, что ни в чем со-

знаваться не буду, а не пойман, как известно, не вор. Да и разыграть дурачка

из Мента мне казалось совсем не зазорным. В систему мы вернулись вме-

сте со всеми увольняемыми, к «нолям», потом еще с час шатались по роте,

обсуждая прошедшие выходные, и отбились спать со спокойной совестью

и уверенностью в завтрашнем дне.

Утром роту, как всегда, подняли на зарядку. Но, что самое удивитель-

ное, сразу после команды «Выходить строиться на зарядку» дежурный по-

дошел ко мне и уже более тихо сказал:

– Паша… Там тебя вниз требуют… По полной форме одежды. Там вни-

зу такой фестиваль…

Когда я оделся и спустился, то понял, что дело плохо. У подъезда тесной

группой стояли: заместитель начальника училища контр-адмирал Сидоров,

мой начальник факультета капитан 1 ранга Тур, его заместитель Плитень, мой

командир роты, начальник строевого отдела капитан 2 ранга Браславский,

дежурный по факультету, еще кто-то и самое главное – Мент. Он-то и был

в центре внимания, что-то оживленно рассказывая и при этом возбужден-

но жестикулируя. Я не знал, к кому подойти, а потому решил, что надо обра-

титься к самому старшему, как то предписывает устав:

– Товарищ адмирал, курсант Белов по вашему приказанию прибыл.

Я сознательно опустил старшинское звание, чтобы ненароком не под-

ставить своего командира.

– Ну… Белов… бл… докатился, с офицерами драться!

123

П. Ефремов. Стоп дуть!

Я просто онемел. Язык буквально парализовало. Я и на самом деле не знал

что говорить и по какому поводу. Сопоставить вчерашнюю встречу с Бутен-

ко и какую-то мифическую драку с офицером я даже не помышлял.

– Товарищ адмирал, я ни с кем не дрался…

– Не надо пи… врать, курсант Белов! Бутенко, повторите, что вы нам

рассказали!

И тут прямо передо мной нарисовалась круглое лоснящееся лицо Мен-

та: – Что, Белов, а не ты меня ударил, когда я тебя задержать пытался?!

Не ты?! Вот у меня синяк на шее от твоего кулака. Он, тащ адмирал, сна-

чала, когда я его схватил, меня в лицо ударил, но я увернулся, поэтому си-

няк на шее, а потом еще ногой в живот и снова кулаком! Что глаза пря-

чешь, подлец? Руку на офицера поднял! Думал, я его в джинсах и куртке

цветастой не узнаю? А когда я упал, удрал трусливо на машине, говно та-

кое! Я, тащ адмирал, сначала хотел комендатуру на поиски поднимать, а по-

том уж подумал, зачем училищу пятно на весь флот, ну и решил с утра вам

лично доложить… Все мои курсанты, вся моя рота подтвердит, все видели,

что ты делал, все!

Я был в коме. Да, мне было понятно, что я виноват и что здорово зале-

тел со своим легкомысленным и глупым желанием встретить Гвоздя на Граф-

ской в гражданке да еще и на такси. Но мне и в страшном сне присниться

не могло, чтобы офицер, старший офицер, в присутствии еще более стар-

ших и умудренных опытом офицеров мог так нагло, беззастенчиво и упоен-

но лгать. Мне стало понятно, что терять уже нечего, и судя по тому, что мне

даже не задавали вопросов, а просто и молча смотрели, словно на пустое ме-

сто, все уже определились по отношению ко мне и рассказу Мента.

Я набрал воздуха и, стараясь быть как можно спокойнее, просто пре-

рвал Мента, который продолжал кривляться и обезьянничать передо мной,

поливая меня словесной грязью.

– Товарищ адмирал! Да, я переодевался в гражданскую форму одежды.

Виноват. И на Графской я был. Но до капитана 3 ранга Бутенко даже паль-

цем не дотронулся. Он ко мне даже подойти не успел. Я уехал сразу, как его

увидел, сразу уехал. Честное слово… я… Не трогал я его…

Сидоров хмуро оглядел меня.

– Белов, бл…, ты предлагаешь, мне, адмиралу, поверить тебе, а не боево-

му офицеру? Не стыдно врать, Белов… бл… Все мне с тобой ясно… Тур, раз-

бирайтесь с ним сами, как хотите… еще старшиной роты был… бл… рекомен-

дацию у меня в партию брал… Мразь ты, Белов, а не будущий офицер…

Адмирал отвернулся и, заложив руки за спину, двинулся прочь. Я оше-

ломленно поглядел вокруг. Ни у кого из стоявших вокруг я не увидел на ли-

цах ни тени сомнения в том, что я говорю неправду. Даже мой командир,

у которого была возможность не один раз увериться во мне, стоял с молча-

ливым приговором в глазах. Тур поправил свою огромную фуражку, при-

поднял бородку и презрительно взглянул на меня.

– Белов, шагом марш в казарму. Никаких увольнений, на вахту дневаль-

ным через день. Шадурко, после завтрака зайдите ко мне в кабинет…

Следующие пару недель про меня как будто забыли. Я стоял на вахтах,

как и все, ходил на занятия, и даже грешным делом начал надеяться, что все

так и обойдется. Погоны с меня снова сняли, да я и не сильно горевал по это-

му поводу, считая это справедливой платой за собственную дурь. Мента

124

Часть первая. Птенцы гнезда Горшкова

я старался обходить стороной, и не потому что боялся, а просто опасался, что

выплесну на него скопившуюся злость за наговор. Мой командир, капитан

2 ранга Шадурко, со мной почти не разговаривал и всячески старался меня

не замечать, чему поначалу я находил объяснение, а потом постепенно стал

беспокоиться. И судя по всему, не зря.

В один из дней, когда мы всем классом переходили из одной аудитории

в другую по длиннющим коридорам учебного корпуса, откуда-то неожидан-

но вынырнул начальник строевого отдела Конь, он же капитан 2 ранга Бра-

славский, и перехватив меня за рукав, наклонился и сказал мне практиче-

ски на ухо, всего лишь несколько слов:

– На тебя готовят документы на отчисление. Думай, Белов, что делать

будешь…

И унесся по своим делам. Почему он так сделал, я не пойму до сих пор,

а спрашивать потом, уже будучи офицером, просто постеснялся. Словно

в подтверждение его слов и очень неожиданно для меня на следующий день

было назначено комсомольское собрание класса для рассмотрения моего

личного дела. Я понимал, что меня накажут, но то, что комсорг класса, пряча

глаза, после изложения всего предложит исключить меня из комсомола, по-

вергло меня в шок. Исключение из ВЛКСМ автоматически вело к отчисле-

нию из училища. Я еще раз покаялся перед всеми в содеянном, но категори-

чески отказался признать случай драки с Ментом. Удивительно, но, несмо-

тря на откровенное давление командира роты, собрание меня не исключило,

а лишь приговорило к строгому выговору с занесением в карточку. После

собрания у меня как бы спала пелена с глаз, и я понял, что меня и на самом

деле готовятся турнуть из училища со страшной силой и в самый кратчайший

срок. А способ на это повлиять у меня был всего один, к которому я очень

не хотел прибегать, но кроме которого у меня больше ничего не оставалось.

И в этот же день сразу после собрания я отправил домой телеграмму тако-

го содержания: «Папа, необходимо твое присутствие. Очень срочно. У меня

большие проблемы. Павел».

Потом были еще сутки напряженной тишины, а через день утром по-

сле первой пары я встретил своего отца, идущего по коридору учебного кор-

пуса с капитаном 1 ранга Придатко, его старым другом и сослуживцем еще

по «К-27». Отец меня заметил, но, судя по лицу, разговаривать со мной на-

строен не был, а вот Придатко, остановившись, неожиданно сказал:

– Пашка, тебя сегодня при любых обстоятельствах отпустят в увольне-

ние до утра завтра. Вечером приезжай к Отдельнову, отец будет там.

Они ушли дальше по коридору, а я уже через полчаса понял, что же это

за «любые обстоятельства».

На следующей паре меня внезапно вызвали к начальнику политотдела

училища. Причем за мной на занятия зашел сам командир роты, как всег-

да, хмурый и с папкой подмышкой. Мы шли по пустынным во время заня-

тий коридорам, и наши шаги гулко отдавались под высокими сводами. Я ни-

чего не спрашивал у командира, и так зная, что меня ждет, а он по каким-то

непонятным причинам, видимо, не хотел ничего говорить, а только морщил

лоб и играл желваками. В кабинете начальника политотдела, капитана 1 ран-

га Смирнова, был еще один офицер, неизвестный мне кавторанг. Они о чем-

то беседовали, когда мы, постучавшись, вошли в кабинет.

– Товарищ капитан 1 ранга, курсант Белов по вашему приказанию до-

ставлен. Начальник курса капитан 2 ранга Шадурко.

125

П. Ефремов. Стоп дуть!

Начпо был представительным, седовласым мужчиной с мягким, негром-

ким, но твердым голосом. Служил он в училище давно и снискал репутацию

человека, внешне безобидного, но со стальным стержнем внутри.

– Ну здравствуйте, Белов… Наслышан, наслышан… Шадурко, дайте до-

кументы. Садитесь…

Командир вынул из папки стопку бумаг, протянул их начпо и сел. Я остал-

ся стоять навытяжку, а начпо углубился в изучение каких-то бумажек, которые

дал ему командир. Листал их он долго. Минут, наверное, десять. Я, морально

готовый к тому, что после всех моих чудачеств и залетов последнего года сей-

час выслушаю исчерпывающее и идеологически выдержанное обоснование

своего отчисления, закусил губу и, уставившись в стенку, раздумывал о том,

что же мне после этого делать. Радовало только то, что долго служить на флоте

мне бы не пришлось, имея за спиной полтора года срочной службы. Наконец

начальник политотдела отложил бумаги в сторону и поглядел на меня.

– Белов, что это с вами творится? Вы вроде были старшиной своей роты,

да еще сразу с третьего курса, что на самом деле большая редкость и очень вы-

сокое доверие. Объясните, как это вы умудрились подраться с офицером?

Так как я уже практически смирился с тем, что буду отчислен, несмотря

на приезд отца, то решил и здесь отстаивать свою точку зрения.

– Я не дрался с Бутенко, товарищ капитан 1 ранга! Это неправда. Он

врет! Переодевался – это да, но не дрался. Я уехал на такси, когда до него

метров десять-пятнадцать было. Я…

– Разошлись, так сказать, на встречных курсах… – неожиданно усмех-

нулся незнакомый кавторанг и спросил:

– Это он, что ли, с Бутенко подрался?

– Возможно, – ответил, продолжая перебирать бумаги, Смирнов.

– Ну да, с этим все возможно, – туманно подытожил кавторанг и за-

молчал.

Смирнов встал и прошелся по кабинету. Постоял у окна, а потом резко

повернулся к нам лицом.

– Шадурко, вот вы мне объясните. Как может быть, что курсант два

года был старшиной класса, потом старшиной роты, и вдруг обнаруживает-

ся, что у него в карточке взысканий и поощрений за три с лишним года все-

го семь поощрений и целых пять взысканий? Причем взыскания такие, что

хоть сразу в тюрьму. Как это у нас готовый уголовник три года в начальни-

ках ходил?

Командир встал, и было заметно, что от этого вопроса ему стало очень

и очень неуютно.

– Товарищ капитан 1 ранга, я курсом командую не так давно, чуть боль-

ше года. И я не знаю…

– А вот я знаю, товарищ капитан 2 ранга! Знаю! Ну-ка давайте мне на-

стоящую карточку курсанта, а не эту филькину грамоту, состряпанную толь-

ко для того, чтобы отчислить парня!

Шадурко несколько изменился в лице.

– Давай, давайте… И не говорите, что ее здесь нет.

Шадурко порылся в папке и, достав оттуда то, что требовал начальник

политотдела, отдал ему в руки. Тот подошел к окну и начал изучать документ.

Много времени ему на это не потребовалось.

– Это уже похоже на правду. 36 поощрений и шесть взысканий. При-

чем все взыскания давно сняты. Товарищ Шадурко, а вас не насторожил тот

126

Часть первая. Птенцы гнезда Горшкова

факт, что даже комсомольская организация не захотела исключить Белова

из своих рядов? А это показатель… Огромный показатель!

Командир молчал. Сейчас он был похож на меня десятью минутами ра-

нее. Я же не мог поверить своим ушам. Начальник политотдела за меня за-

ступался!

– А может, дело в том, что вы, товарищ капитан 2 ранга, не смогли пра-

вильно расставить акценты, когда пришли руководить курсом? А теперь спе-

шите отчислить бывшего старшину своей роты, который в свое время был

одним из самых передовых курсантов факультета. Вы свою вину не види-

те в этом?

Командир попытался ответить. Мне даже было жалко его. Ему отдало

приказание руководство факультета, и теперь, по сути, он пытался оправ-

даться за них.

– Товарищ капитан 1 ранга, я… Вот Бутенко…

Начальника политотдела просто взбесили эти слова:

– Что Бутенко, что Бутенко?! Я вас спрашиваю не об этом! Значит, так,

подписывать и визировать эти… фальшивки я не буду! Так Туру и передай-

те! А с Бутенко мы тоже поговорим…

Потом Смирнов, уже более спокойно, обратился ко мне:

– Белов, наказание за свой проступок ты заслужил. И получишь его

по всей строгости воинских уставов. Но, принимая таким образом лично

на себя ответственность за тебя и всю твою последующую службу, а может

быть, и жизнь, я должен быть уверен в том, что ты сделаешь самые правиль-

ные выводы из всего случившегося. Я хочу быть уверен, что мы от тебя ни-

когда ничего подобного больше не увидим и ты больше не опозоришь свое

факультет, роту и своих товарищей, которые, несмотря ни на что, верят

в тебя, Белов!

Я вытянулся в струнку:

– Так точно, товарищ капитан 1 ранга! Клянусь, что больше такого

не повторится никогда! Честное слово…

Начальник политотдела посмотрел на меня и неожиданно улыбнулся.

– Верю! Белов свободен. Шадурко, останьтесь на пару минут.

Я вышел из кабинета и прислонился к стенке. Только сейчас я ощутил,

что вся моя спина – мокрая насквозь и мелко-мелко трясутся руки. Пока

я переводил дыхание, командир покинул кабинет начпо и, выйдя, коротко

приказал:

– Шагом марш к начальнику училища! Прямо сейчас!

И добавил с каким-то то внутренним облегчением:

– Один. Без меня. Ну заварил ты кашу…

У кабинета начальника училища я набрал воздуха побольше, постучал

и, вспомнив службу в сухопутных войсках, вошел самым четким строевым

шагом, какой смог изобразить. В кабинете были начальник училища, контр-

адмирал Коротков и мой отец. Доложившись, я вытянулся в струнку, насколь-

ко позволял позвоночник.

– Мда, Белов… Павел Борисович… Позоришь ты отца. А ведь он у тебя

заслуженнейший офицер! Один из наших первопроходцев! Не стыдно?

– Стыдно, товарищ адмирал!

– Не собираюсь тут выяснять подробности, скажу одно. Я пошел на-

встречу просьбе твоего отца и не буду тебя отчислять из училища. Надеюсь,

ты оправдаешь доверие и не заставишь больше Бориса Ивановича краснеть

127

П. Ефремов. Стоп дуть!

за тебя. Дай мне честное слово в присутствии отца, что ничего подобного

больше не будет.

Мне вдруг стало нестерпимо стыдно. Я почувствовал, что кровь просто

хлынула к моему лицу.

– Честное слово… Никогда…

– Хорошо. Но вот на гауптвахте тебе посидеть придется…

Коротков вдруг встал и негромко, но твердо сказал:

– Курсант Белов, за переодевание в гражданскую форму одежды

и недостойное поведение во время увольнения в город объявляю вам десять

суток ареста с содержанием на гауптвахте!

– Есть десять суток ареста!

Я отрапортовал эти слова практически с радостью. Меня не выгоняли.

Я оставался в системе. И кажется, мне поверили, что я не дрался с Бутенко.

Неожиданно слово взял отец:

– Михаил Васильевич, разреши этому разгильдяю сходить в увольне-

ние сегодня. Мне с ним надо по-отцовски поговорить.

Адмирал в знак согласия кивнул головой.

– Конечно, Борис Иванович, конечно… Мне кажется, это будет даже

пополезнее гауптвахты… Иди, Белов. Командиру доложишь об объявленном

тебе аресте, и чтобы через три дня уже сидел! Да, и про увольнение скажи,

а то ведь не отпустят.

Выходя из кабинета, я краем уха расслышал, как начальник училища

спрашивал у отца:

– А ты знаешь, где сейчас…

До конца пары и обеда оставалось всего минут двадцать, и все это вре-

мя я провел в курилке возле левой паттерны, нещадно смоля одну сигарету

за другой. Мне было и правда очень стыдно. Стыдно перед отцом, которого

я просто заставил вынимать мою задницу из огня, раздутого моей же соб-

ственной глупостью. И еще я был дико, по-первобытному зол на толстомясо-

го псевдоофицера по прозвищу Мент, который сильно поколебал мою прак-

тически святую веру в честь и достоинство военно-морского офицерства,

веру, взращенную еще в детские годы в далекой Гремихе и так обгаженную

сейчас. Дождавшись построения, я обо всем доложил все еще хмурому ко-

мандиру, и судя по его реакции и взглядам, бросаемым на меня со стороны

начальника факультета, понял, что им уже все известно.

Вечером меня отпустили в увольнение. Дома у Отдельновых меня ждал

отец. Весь разговор пересказывать смысла нет, уж слишком долгим он вы-

шел. Я получил полный отцовский пакет наставлений, скажем так, средней

тяжести, и выслушал много справедливых слов в свой адрес.

Мы поговорили с отцом о многом: и о службе, и об учебе, и о человече-

ских качествах. Но я очень хорошо запомнил слова моего отца о Бутенко.

Оказалось, что он говорил с ним сразу после того, как приехал в училище

и узнал о случившемся. Отец, зная меня, не поверил, что я смог бы ударить

офицера. И после разговора с Ментом, отец был уже на сто процентов уве-

рен, что я этого не делал. На чем основывалась его уверенность, я не знаю,

наверное, на том, что я его сын. Но мой отец, которого я безмерно любил

и уважал, сказал, что Бутенко – это «не офицер, не человек, а просто пле-

сень в военно-морском мундире…».

На следующий день отец уехал. К моему удивлению, мою гражданскую

одежду он не изъял, как мне думалось, да и никаких указаний на этот счет

128

Часть первая. Птенцы гнезда Горшкова

дяде Гене он тоже не дал, сказав только, что голова у меня есть и он надеет-

ся, что я теперь буду ее более правильно использовать.

Я закончил училище и дослужился до капитана 3 ранга. Больше до кон-

ца учебы у меня не было никаких залетов и даже предпосылок к ним, хотя

мягкую нелюбовь факультетского начальства я чувствовал на себе до само-

го выпуска. Начальник факультета капитан 1 ранга Тур, надолго запомнив-

ший неудачу с моим отчислением и, наверное, обиженный таким поворо-

том, не разрешил мне жениться посреди сессии, написав на рапорте, что

отпустит меня только на пару часов, расписаться в ЗАГСе. Поэтому свадь-

бу я играл, естественно, в Севастополе, но только во время зимнего отпуска

на пятом курсе. Тот же Тур, вручая мне на выпуске кортик и погоны, сказал,

«что не ожидал меня видеть здесь и сегодня». Но у меня нет никакой обиды

на него, я сам был виноват, и слава богу, что дальнейшая моя служба хоть

немного, но оправдала меня перед ним, хотя бы заочно.

Правильность слов моего отца насчет Бутенко блестяще подтвердило

время. Мент оказался не только лжецом, а самым заурядным подлецом и него-

дяем. Оказавшись в начале 90-х годов на должности начальника строевого

отдела училища, он одним из первых принял украинскую присягу, что как-

то еще можно было понять, в то время крушения и развала державы. Однако

он еще стал и верным цепным псом новой власти. Оказалось, что он и потом-

ственный запорожец, и что в предках у него одни атаманы и гетманы, и что

кацапов он «завжди ненавидів». Это он выживал своих бывших сослужив-

цев из недавно еще родного училища, ставя перед самым нелегким выбором:

либо служи Украине, либо выметайся на все четыре стороны. Это он пытал-

ся сначала при помощи зубила и молотка, а потом уже и краном сдернуть па-

мятник Ленина со ступенек парадного входа училища. К Ленину можно от-

носиться по-разному, а вот к истории всегда надо относиться с уважением,

без тупого и слепого желания выслужиться и угодить новой власти. Ленин

как стоял, так и стоит. Его не дали свалить те, у кого еще остались офицер-

ская честь и достоинство.

Потом Мента за большие заслуги в становлении украинской держав-

ности перевели в штаб ВМСУ, откуда он выбыл в неизвестном для меня на-

правлении, и надеюсь, навсегда.

Эта история окончательно похоронила тогда мои, наверное, по-юношески

наивные иллюзии, связанные с высоким благородством и достоинством всех

без исключения офицеров во флотских мундирах. Даже служа срочную служ-

бу в сухопутных войсках, я всегда мысленно отделял военно-морскую офи-

церскую касту от массы всех других, носящих форму других цветов. Ско-

рее всего, это было неправильно, но мое детство прошло на Крайнем Севере,

среди тех, кто создавал атомный подводный флот страны, и они, дети воен-

ных лет, на коленях которых я вырос, являли собой тот пример, на который

я равнялся и буду равняться всю свою оставшуюся жизнь. Планка, поднятая

теми офицерами, оказалась, увы, слишком высока для некоторых пришед-

ших им на смену, и к великому моему сожалению, с каждым годом опуска-

ется все ниже и ниже, приводя порой к самым высоким служебным постам

таких вот Ментов, в чем я потом неоднократно имел возможность убедить-

ся. Но тот Мент был первым…

P. S. В этом рассказе все фамилии и события не вымышленные, а ре-

альные.

129

П. Ефремов. Стоп дуть!

Мимоходом. Военная кость

Выражение «военная косточка» каждый понимает по-своему. Тут и под-

тянутость, и точность, и выправка, и еще многое-многое другое. Все эти

качества достойные и нужные. Но, по-моему, есть еще и другое сходное,

но не идентичное предыдущему понятие – «военная кость»…

Севастополь. Пятый курс. Увольнение. Стою у рынка, жду троллейбус

«десятку». Опаздываю к будущей жене. В город я тогда выбрался позже

других, после наряда, поэтому на остановке военнослужащих практиче-

ски нет, за исключением парочки первокурсников. Остальные уже расте-

клись по явкам и квартирам. Патрулей и офицеров поблизости тоже не ви-

дать. Можно дышать ровно. Я задрал фуражку на затылок, сунул сигарету

в зубы, руки – в карманы и жду. Вдруг прямо напротив меня, буквально

в метре, возникает немолодой мужчина в штатском костюме и настойчи-

во пытается заглянуть мне в глаза. Неприятное ощущение, надо сказать.

Стою, по-прежнему стараясь не обращать внимания на назойливого му-

жичка. А тому, видно, что-то очень сильно не дает покоя, и кажется, с каж-

дым мгновением злит все сильнее и сильнее. Он прямо-таки кровью на-

ливается. Того и гляди, лопнет. Я отвернулся. Он оббежал вокруг и снова

впился взглядом. Я вновь сделал поворот. Он тоже. Стало очень неуютно,

и как назло, нет транспорта. И тут, наконец, мужичка прорвало. Вытянув

руки по швам, он, словно заправский строевик, громким и зычным голо-

сом принялся меня строить и равнять.

– Товарищ главный корабельный старшина! Что вы себе позволяете?

Я уже пять минут болтаюсь перед вами, словно тополь на Плющихе, а вы,

наглец и негодяй, даже руку к козырьку поднять ленитесь перед старшим

по званию! Встаньте как положено! Руки из карманов! Выплюньте вашу

соску! Разболтались…

От неожиданности и по инерции я подобрался и вытянулся. Военным

вообще свойственно соловеть от командного рыка. И тут меня осенило:

мужик-то в гражданской одежде. Я как-то сразу расслабился и посмо-

трел по сторонам. Народ на остановке, привлеченный шумом, заинтере-

сованно поглядывал в нашу сторону. Я медленно засунул руки обратно

в карманы и нарочито удивленным голосом спросил беснующегося под-

ле меня мужчину:

– Извините, пожалуйста. А вы, собственно, кто будете?

Мужичка словно плетью огрели.

– Да вы… Да я… Вы что…? Перед вами целый контр-адмирал корячит-

ся!

Адмирал – это серьезно. Тем не менее я набрался наглости и спро-

сил:

– Еще раз извините, ради бога. А ваши документы посмотреть можно?

А то как-то по вам сразу и не поймешь, что вы адмирал…

Народ на остановке хохотал, уже не стесняясь. Адмирал же скосил взгляд

на свое плечо. Погон там не было. Только цивильный костюм. Он как-то

сразу сник и как будто уменьшился в росте. Стало даже немного жаль его.

Он суетливо передернул руками и, опустив глаза, негромко сказал:

– Извини старика, кадет. Совсем заслужился…

И, махнув рукой, быстро зашагал прочь… Вот это уже настоящая «во-

енная кость»!

130

Часть первая. Птенцы гнезда Горшкова

И грянул выпуск…

Блеск эполет, шуршанье платьев, звон бокалов

И медный канделябр на стене…

Последний бал гардемаринов

их провожает в дальние моря…

О выпускном бале в Морском

кадетском корпусе 1913 г.

Выпуск – это всегда праздник, и для тех, кто до него дотянул, и для тех,

кто выпускников до него дотягивал. И естественно, хотелось бы написать

о торжестве, золотом блеске новеньких лейтенантских погон, белоснежных

мундирах под щедрым крымским солнцем, новеньких кортиках и прочем,

прочем, прочем… Все это, естественно, было. И счастливые слезы матерей,

и суровые лица отцов с едва заметной внутренней гордостью, запрятанной

в уголках губ, и молодые жены и подруги с радостными улыбками и букета-

ми цветов, и оглушающая медь оркестра…

Началось все с того, что еще за несколько месяцев до выпуска нам в са-

мой категоричной форме довели, что приказом начальника училища и ко-

мандующего флотом и вообще нам запрещен лейтенантский банкет после

выпуска. Законы законами, но нам дали понять, что по большому счету се-

вастопольским властям глубоко наплевать, что мы будем уже офицерами,

а не курсантами, приравненными к срочной службе. Черноморский флот

недаром носил прозвище «королевского флота». Тут все директивы руко-

водства всегда исполнялись не просто тщательно, а очень даже инициатив-

но и изобретательно. А эпоху борьбы с зеленым змием, вообще можно на-

звать временем, когда «сон разума порождал чудовищ».

Но мы никак не могли представить себе, что, уже будучи офицерами,

не сможем посидеть в ресторане со своими женами и подругами, обмывая

свои погоны после пяти лет совместной учебы и перед долгим расставани-

ем. Но дело обстояло именно так. Нам запретили банкет, а заодно с ним еще

любое массовое мероприятие, связанное с выпуском, будь то даже посидел-

ки в открытом кафе или аренда какой-нибудь столовой.

Сначала этому не поверили, но потом оказалось, что командование слов

на ветер не бросало, и весь Севастополь, да и район, находящийся под флот-

ской юрисдикцией, оповещен, что молодым лейтенантам или лицам, их пред-

ставляющим, никаких злачных мест не сдавать, и заказы от них на банкеты

не принимать. А так как тогда настоящей властью в городе был именно флот,

то и указание выполнялось беспрекословно. Были конечно, наивные попыт-

ки сделать заказы от имени членов семей или знакомых, но служба войск

в Севастополе была поставлена на славу, да и не надо было быть семи пядей

во лбу, чтобы не сопоставить дату заказанного банкета с датой выпуска учи-

лища, да и количество приглашенных тоже кое о чем говорило.

В итоге ни о каком ротном банкете думать даже не приходилось, и об-

суждение возможности хоть как-то отметить это дело расползлось по клас-

сам. Все начали искать выход самыми разными способами. Наш третий класс

принял самое простое, и как оказалось, верное решение. Они сбросились,

накупили продуктов, и мобилизовав своих жен, организовали празднова-

ние на Северной стороне, в частном доме одного из своих одноклассников,

131

П. Ефремов. Стоп дуть!

расставив столы посреди широченного крымского дворика. Не очень тор-

жественно, но душевно и по-домашнему. Первый класс просто собрался

на шашлыки и отметил окончание своего обучения где-то на природе, дале-

ко от цивилизации и вездесущих патрулей, в плавках и шортах, жарясь под

солнцем. А вот мой класс решил пойти цивилизованным путем, и закончи-

лось это вот чем…

Один наш одноклассник жил в Ялте, до которой из Севастополя было

часа полтора езды на автобусе. Ялта как курортная жемчужина Крыма к во-

енным играм имела очень слабое отношение, и людей в погонах там было

очень мало. Вот и появилось предложение заказать ресторан в Ялте, а в Се-

вастополе только заказать автобус, который довезет нас туда, а после все-

го и обратно. Так и порешили. Были конечно проекты и по поводу Симфе-

рополя, и других мест, не охваченных вездесущим оком флота, но сошлись

на Ялте как приморском городе. А где же еще, как ни рядом с морем отме-

чать свой выпуск лейтенантам-подводникам?

Вообще нашему выпуску как-то не повезло. Мы были первые пятикурс-

ники, которые не переехали в общежитие старшего курса и так и не вкуси-

ли радости проживания в отдельных комнатах. Мы были, наверное, первы-

ми пятикурсниками, которых старательно и показательно равняли со все-

ми остальными курсами, не делая различий между нами и первокурсниками

ни в чем, включая утреннюю зарядку, осмотр подписки формы одежды перед

увольнением в город и нервотрепку по поводу полунулевой стрижки. На наш

выпуск пришелся пик борьбы с довольно безобидными училищными тра-

дициями вроде купания отцов родившихся девочек или проноса на камбуз

на руках отцов родившихся мальчиков. В последний год нашей учебы отме-

нили красивые золотые курсовки из галуна и прочие нашивки, заменив их

на жалко выглядевшие пластиковые канареечного цвета. Мы, конечно, их

не надевали, используя старые запасы или заказывая их отдельно, но посте-

пенно командование начинало ругать и за них, старательно делая нас похо-

жими не на флотских гардемаринов, а на выпускников торговых «шмонек».

Звания лейтенант-инженер офицеров лишили за несколько лет до нашего

выпуска, освободив от «молоточков» на погонах, но что самое странное, ру-

ководствуясь какими-то неотмененными директивами тыла, вместе с офи-

церской формой нам старательно выдали по комплекту этих самых «моло-

точков» на каждый погон. Как это и было принято всеми поколениями кур-

сантов, значки о высшем образовании общегосударственного образца синего

цвета носить считалось не очень престижно, и каждый выпуск заказывал

себе знаки академического белого цвета с обязательным шильдиком, на ко-

тором указывалось название училища. Но даже их нам строго-настрого за-

претили надевать, что, впрочем, не помешало всем встать в первый офицер-

ский строй именно с неуставными белоснежными значками. Когда-то само

училище централизованно помогало выпускникам заказывать выпускные

альбомы, но как раз на нас пришлось время, когда и это было забыто. Един-

ственное, что мне сейчас приятно вспоминать и чем я по-настоящему немно-

го горд, это то, что на альбоме нашего выпуска золотом оттиснен рисунок,

к которому я приложил руку, да и самим заказом альбомов занимался тоже

я, с той поры бережно храня списки выпускников своего года, написанные

мной от руки.

Так вот, настал тот знаменательный день, когда нам вручили погоны

и кортики. Нас облобызали жены, родители и подруги, нам пожали руки,

132

Часть первая. Птенцы гнезда Горшкова

как равным или почти равным, преподаватели и командиры, и мы счастли-

во сошли на гранит Графской пристани уже лейтенантами. Конечно, были

торжества и застолья дома, счастливые взгляды супруг и задушевные со-

веты бывалых служилых отцов с рюмкой на балконе, но где-то в глубине

души всем хотелось отметить этот единственный такой день в жизни еще

и в кругу тех, с кем пять лет делил один кубрик. И этот день тоже наконец

настал…

Мы были все-таки очень наивными конспираторами, и в подметки не го-

дились нашим основателям партии из далекого революционного прошлого

с его законспирированными съездами РСДРП под носом у полиции, и уж

тем более с пьяными маевками пролетарски настроенных рабочих Север-

ной столицы. Сбор на тайную гулянку мы назначили по-простецки и не му-

дря лишний раз в самом центре Севастополя, в Артбухте, рядом с пирсом,

откуда ходили паромы на Северную сторону. Там же кучковались автобусы

многочисленных туристических групп, и мы надеялись, что наша «экскур-

сия» среди них обязательно затеряется.

Но наши училищные военморы, вдохновленные возглавленной парти-

ей беспощадной борьбой всего советского народа с алкоголизмом и самого-

новарением, были начеку. Оба училища отрядили массу эмиссаров в звании

не менее кавторанга в самые оживленные места города, на все КПП, закры-

вающие въезд в город, и на все пирсы, короче во все точки, откуда можно

было покинуть столицу Черноморского флота. Поэтому группа красиво на-

ряженных девушек и молодых людей одинакового возраста человек в сорок

внимание не привлечь никак не могла. Сначала к нам подтянулся прямой как

палка, высоченный каперанг не из нашего училища, с видом оскорбленно-

го сноба, который вежливо, но с плохо скрываемыми командными нотками

поинтересовался, кто мы такие.

Мы бодро и весело озвучили заранее приготовленную версию, что, мол

студенты из приборостроительного института, что его явно не убедило. Да

и наши бритые затылки говорили сами за себя. Каперанг временно отвалил,

но минут через десять вернулся уже с патрулем. Тут уже нам пришлось пол-

ностью расшифровываться. Город славы русских моряков много лет жил

в условиях непрекращающегося военного положения, патруль мог вязать

кого хотел, а плюхаться с завернутыми руками в гарнизонный УАЗ, обла-

дая лейтенантскими удостоверениями, не очень хотелось. Патруль прове-

рил наши документы и удалился. Метров на тридцать. Формально придрать-

ся к нам было не за что.

Мы уже заканчивали рассаживаться в автобусе, когда откуда-то, как

черт из табакерки, вынырнул капитан 2 ранга Петров по прозвищу Аполлон.

Офицер он был очень занятный, никакого отношения к славным механиче-

ским силам подводного флота не имел, а в училище попал прямо с крейсе-

ра «Жданов», откуда-то из необъятных недр крейсерской артиллерийской

боевой части. Ко всему прочему он был, кажется, чувашом и не очень гра-

мотным, отчего на корабле дослужился только до кап лея, и перевод в учили-

ще рассматривал как манну небесную. Майора он давно «переходил», и по-

лучил его сразу, как стал начальником курса. Потом, так же вовремя, полу-

чил кавторанга, которого на своем крейсере никогда бы не заслужил. Был

он сухощав и невысок, обожал форму, которая у него была сплошь из ши-

тых на заказ элементов, и любил сильно покричать, что считал самым важ-

ным в командной должности.

133

П. Ефремов. Стоп дуть!

Аполлон был с нашего факультета, и всех нас знал в лицо. Крик начал-

ся сразу, и просто непрекращающийся. Зычный голос в маленьком теле

кавторанга был одной из его самых сильных сторон, и Аполлон пустил его

в ход не задумываясь. Уж не знаю, что там думали бедные туристы из цен-

тральных областей России в соседних автобусах, но кажется всей Артбухте

пришлось выслушать полный «Словарь командных выражений ВС СССР»,

обильно снабженный зоологическими терминами, простонародными идио-

мами и сложными флотскими определениями. Аполлон, словно обезьянка,

даже пытался запрыгнуть к нам в автобус, чего ему сделать не дали, и мы, на-

конец, покинули стоянку, так и не выдав никому маршрут и пункт конечно-

го назначения нашей «экскурсии».

«Икарус» неповоротливо полз по севастопольским улицам, а мы тор-

жествовали и радовались небольшой, а по сути, смешной победе лейтенант-

ского достоинства над психологией курсанта. Как же, целого кавторан-

га с факультета просто отодвинули в сторону. Ликованию и уверенности

в себе не было предела. А учитывая, что рядом находились жены и под-

руги, гордость за себя, храбрых, просто переполняла головы. Но, к сожа-

лению, мы ослепленные своей маленькой победой за пять лет так, оказы-

вается, и не поняли окончательно, что флотская организация и контроль

побеждают все, даже хорошие намерения. Пока наш автобус выбирался

из города, Аполлон успел связаться с дежурно-вахтенной службой учили-

ща и комендатуры и через двадцать минут на всех КПП уже знали не толь-

ко номер нашего автобуса, но и номер выпускного класса, шедшего с се-

мьями на прорыв из города.

Сначала нас тормознули на посту ВАИ на Сапун-горе. Ничего, кроме

попытки нас уговорить повернуть назад, ваишники предложить не смогли,

а потому оставив их за бортом, автобус уже через пару минут гордо пока-

тил дальше. Но вот оперативность, с которой сработали военные власти, за-

ставила немного унять возбуждение в салоне и призадуматься. Но бутылки,

в небольшом количестве захваченные с собой на всякий случай, по рукам

все же передавать не стали. Вырвавшись на оперативный простор и оставив

позади город, автобус уже неукротимо мчался по ялтинской дороге, и ког-

да городской пейзаж сменился горами, заросшими густым лесом, настрое-

ние всего общества снова поднялось. Пробок на дорогах тогда еще не суще-

ствовало по определению, и мы быстро катили, пропуская вперед немного-

численные легковушки, спешащие в том же направлении. Народ, как я уже

упомянул, приободрился и развеселился.

Эйфория была пресечена быстро и довольно жестко. У села Гончарного,

где стояло последнее КПП нас уже ждали. Все машины, следующие из горо-

да, останавливались у шлагбаума для предъявления документов, и наш авто-

бус, естественно, не стал исключением. Только вот в отличие от других ма-

шин, к нему для проверки документов двинулся не один матрос с повязкой,

а в буквальном смысле кинулась целая толпа. Два морпеха сноровисто рас-

катали прямо перед колесами «Икаруса» металлическую ленту с шипами

(такую же использует милиция при задержании бандитов на автотранспор-

те). Еще двое с автоматами встали у дверей автобуса, а в салон вошел майор

морпех и еще один представитель нашего училища в звании капитана 1 ран-

га с кафедры вспомогательных механизмов.

– Здравствуйте, товарищи лейтенанты!

Весь автобус настороженно молчал.

134

Часть первая. Птенцы гнезда Горшкова

– Уважаемые выпускники… Думаю всем понятно, что автобус даль-

ше не проедет и метра. Вас неоднократно предупреждали по этому пово-

ду. Я предлагаю вам поворачивать обратно в город, а там уж сами смотрите.

А лучше всего – просто расходитесь по домам!

Автобус взорвался криками. Возмущались все. Оказалось, что офицеров

в нас еще не так уж и много. Перекрикивая друг друга, мы, да и наши жены,

голосили про заказанный ресторан, отданные деньги, человеческое досто-

инство и офицерские звания. Гвалт продолжался минут десять. Все это вре-

мя каперанг спокойно и молча, без тени улыбки слушал нас, а майор, скре-

стив руки за спиной, казалось, только и ждал команду «фас», чтобы разо-

гнать наш базар к такой-то матери. Постепенно крики стихли.

– Уезжайте ребята. И не советую пытаться прорваться где-нибудь еще.

Номер автобуса знают везде. На всех КПП дежурят офицеры из училища.

Не создавайте сами для себя неприятности.

Каменное спокойствие каперанга, волчий взгляд майора, да и цепь под

колесами вкупе с автоматчиками очень красноречиво подтверждали его сло-

ва. Водитель автобуса до этого тоже пытавшийся заодно с нами хоть в чем-

то убедить старшего офицера, посмотрел на нас так выразительно, что мы

смолкли, а он, усевшись за руль, начал подавать «Икарус» назад. Отъехав

метров с триста от не покорившегося нам КПП, он остановил автобус и вы-

лез к нам в салон.

– Ну, что делать будем, лейтенанты?

Он был нормальным мужиком, и искренне нам сочувствовал, но на аван-

тюриста не тянул, да и не хотел. Все наши феерические предложения вро-

де штурма старой ялтинской дороги на «Икарусе» или пешего обхода лесом

КПП разбивались о железную логику шофера-работяги: это нереально. Он

все же попытался еще раз, скорее для очистки собственной совести, объе-

хать КПП по одному ему известному маршруту, но дорога там оказалась про-

сто перерыта огромной канавой, перебраться через которую и пешком было

задачей не из легких.

Обратно в Севастополь ехали практически молча, передавая друг дру-

гу бутылки и вполголоса переговариваясь между собой. Такого фиаско мы

никак не ожидали. Нам лишний раз очень убедительно продемонстрирова-

ли, что лейтенант – еще не вполне офицер, а свежевыпущенный лейтенант

в Севастополе – вообще еще курсант. Слава богу, что хоть наши подруги,

выросшие в Севастополе и знавшие особенности своего военно-морского

града, утешали нас, как могли, даже не препятствуя потихоньку разворачи-

вающейся банальной попойке. Да и алкоголя у нас было маловато. Време-

на были антиалкогольные, и хотя еще карточки на алкогольную продукцию

не ввели, но даже с пивом в севастопольских магазинах были большие про-

блемы. Перед самым въездом в город водитель тормознул.

– Куда вас, ребята?

Естественно, началось хоровое выражение желаний, из которого по-

нять что-то было невозможно. С минуту послушав наши нестройные пред-

ложения, водитель сам же и ответил на свой вопрос:

– Ребята, ни в какой ресторан или кафе вы все равно не попадете. На вас

облава. Неужели вы так и не поняли? Давайте так. Я вас выгружаю у желез-

нодорожного вокзала. Там, конечно, есть патруль, но народу много, и на вас

внимания, скорее всего, не обратят. Так вот, на вокзале, рядом в двухэтаж-

ке, на втором этаже есть придорожное кафе. Там хоть сесть можно…

135

П. Ефремов. Стоп дуть!

Шофер оказался прав. Патруль, бродивший по вокзалу среди встреча-

ющих и отъезжавших, на нашу компанию не обратил ровным счетом ника-

кого внимания. Завалившись всей толпой на второй этаж, мы увидели там

большой пустой зал с десятком общепитовских столов и стульев и обшарпан-

ной буфетной стойкой, за которой сонная и ненакрашенная девица раскла-

дывала беляши на пластиковый поднос. В наличии в буфете оказались соки,

какие-то фруктовые напитки и, на удивление, какое-то креплено-десертное

вино типа «Радужного», градусами не шибко сильное, но берущее верх над

организмом не ими, а бодяжностью ингредиентов. Там мы и сели, сдвинув

с разрешения буфетчицы столы и скупив у нее древние беляши, пирожки

и запасы этого древнего и мутного алкоголя. Так мы и сидели несколько ча-

сов, заедая прокисшим общепитовским тестом дешевое вино, поднимая то-

сты и сдвигая бокалы в честь нашего выпуска, начинающейся новой блестя-

щей офицерской карьеры и, конечно, Военно-морского флота…

И только потом, много лет спустя, я неожиданно для себя увидел в этом

какую-то странную аналогию. Как справили мы новый этап в своей жиз-

ни, так она дальше почти сразу и пошла эта жизнь, причем во всей стране,

а не только у офицеров отдельно взятого класса, отдельно взятого выпуска,

одного уже ныне не существующего высшего военно-морского инженер-

ного училища…

Часть вторая

Прощальный полет баклана

Стоп дуть!

Подводник живет только на двух этажах: на пер-

вом и на пятом.

Пока он в море, бербаза все остальные разбирает.

Поэтому подводник и дома, как в море: то сверху

капает, то из-под пола парит.

Северная флотская мудрость

В самом начале карьеры каждого офицера случается событие, которое

осознанно или неосознанно, но намертво отпечатывается в его памяти. Это

тот самый миг, когда окончательно, бесповоротно и совершенно неожиданно

приходит понимание, кем стал, что можешь, какая ответственность ложится

на юношеские плечи с новенькими лейтенантскими погонами и от чего воз-

можно наложить в штаны, причем неоднократно, по неопытности. Это как

раз те мгновения, когда внезапно осознаешь, что все, чему тебя учили до это-

го долгих пять лет, не просто что-то далекое и не совсем реальное, а самое

что ни на есть близкое, и оно уже в твоей жизни, хочешь ты этого или нет…

И очень здорово, когда это ощущение приходит к тебе с улыбкой, пусть даже

несколько кривоватой, но все же более веселой, чем при других, менее юмо-

ристических, обстоятельствах.

Север встретил молодого инженер-механика лейтенанта Белова гораз-

до более гостеприимно, чем многих его однокурсников. Мне не пришлось

спать вповалку с одноклассниками и их женами в первые дни на полу в од-

нокомнатной квартире, и не пришлось каждые два-три дня искать новое ме-

сто дислокации для себя, своей молодой супруги и чемоданов, наполненных

вещами, по большей части оказавшимися просто ненужными, да и тяжелы-

ми в придачу. Я приехал на Север один, а моя дражайшая половинка оста-

лась тосковать в славном Севастополе по причине пятимесячной беремен-

ности. Рисковать здоровьем будущего наследника после долгих раздумий

я не рискнул, а потому убыл на защиту Заполярья один, с двумя чемоданами

обильного вещевого аттестата, 150 рублями в кошельке и неистребимой ве-

рой в наш Военно-морской флот.

Передислокация на северные рубежи родины прошла без замечаний,

в компании таких же, как я, выпускников Голландии и примкнувших к нам

выпускников других военно-морских учебных заведений. Воспитаны мы

были в одном духе и с одним идеологическим уклоном, поэтому добросо-

вестно звенели стаканами в течение двух с половиной суток, морально гото-

вя себя к предстоящим тяготами и лишениям воинской службы.

138

Часть вторая. Прощальный полет баклана

Добравшись этаким веселым цыганским табором до Гаджиево, мы за-

валили чемоданами и сумками однокомнатную квартиру нашего наиболее

смекалистого товарища, заранее подсуетившегося на стажировке и окку-

пировавшего брошенную и никем не занятую жилплощадь. Товарищ по-

трудился на славу, отремонтировав эту хибарку, и обвесил двери кварти-

ры убедительными на вид замками. Потом таким же, но уже не очень весе-

лым коллективом мы отправились в штаб флотилии, в отдел кадров. В этом

священном для всех военнослужащих месте нас радостно и быстренько

рассовали по экипажам и незамедлительно отправили представляться сво-

им будущим командирам. Кого куда. Некоторых даже в далекий Северод-

винск. Мне повезло больше, и я в этот же день узнал, что такое Оленья губа

и как туда можно добраться в условиях полного отсутствия транспортно-

го сообщения.

В Оленьей губе, а точнее – в ее тылу, нас приятно удивила флотская опе-

ративность, а точнее – то, с какой скоростью в части сделали все выписки,

а в тылу выдали кучу денег, подъемные и еще какие-то непонятные компен-

сации, а также нагрузили мешком дополнительного вещевого довольствия,

после чего все это добро пришлось переть на себе, аж до оленегубской раз-

вилки, на остановку автобуса, который, естественно, пришлось ждать минут

сорок. В этот же день такие же холостяки, как я, покинули перезаполненную

квартирку и резво переселились в офицерскую гостиницу, в шикарные че-

тырехместные номера с видом на баки с мусором и стенку соседнего дома,

где и привели себя вечером в приподнятое настроение посредством заранее

припасенного алкоголя еще крымского разлива.

Надо сказать, что в этот насыщенный событиями день я успел совер-

шить еще одно деяние. Дело в том, что в Гаджиево служил один из моих дру-

зей детства, Мишка Бронзис, школьный выпускник моего года, миновавший

в отличие от меня суровую школу срочной службы и поступивший в учили-

ще с первого захода. После его окончания Мишка попал служить в Гаджие-

во и отдавал свой долг Родине в той же дивизии, куда распределили и меня.

Со слов его мамы, навещенной мной в первый после выпуска отпуск, он

со дня на день собирался убыть в град Северодвинск, сроком на два года, для

ремонта своего «парохода». Она же снабдила меня его адресом и скромной

посылочкой сыну. А потому в промежутках между походами в штаб флоти-

лии, выездами в Оленью губу и бытовым пьянством в гостинице я трижды

забегал по указанному адресу, но Мишки не застал, и в последний раз оста-

вил записку с обещанием заглянуть на следующий день. По какой-то необъ-

яснимой глупости я не написал, где ночую, а просто обещал зайти завтра.

А завтра была суббота…

Утром, ополоснув припухшее от вчерашнего банкета лицо водой с от-

рицательной температурой, я облачился в форму и двинулся к Бронзису.

На этот раз он оказался дома и встретил меня по-будничному делово, как,

наверное, и пристало офицеру, закончившему командное, а не какое-нибудь

инженерное училище.

– Привет. Чего вчера не зашел попозднее? Я тебя уже второй день до-

жидаюсь.

Вид невозмутимого Бронзиса в трусах, почесывающего свой хилый жи-

вот был довольно забавен, да и разговаривал он со мной так, как будто по-

следний раз мы виделись вчера, а не три года назад.

– Да мы вчера вечером в гостинице обмывали распределение.

139

П. Ефремов. Стоп дуть!

Мишка отошел в глубь коридора, пропуская меня в квартиру.

– А я тебя тут вчера ждал… Тоже обмыть… И распределение, и вселе-

ние…– Какое вселение?

По большому счету я на женатого Мишку рассчитывал, но лишь в ка-

честве временного походного склада собственных пожиток, до окончатель-

ного решения жилищного вопроса. Но оказалось, что Мишкин экипаж уже

давно в Северодвинске, а сам он, будучи внештатным финансистом, застрял

в Гаджиево по двум причинам. Первая – чисто служебная: денежные атте-

статы и прочая финансовая бухгалтерия, а вот вторая была приятнее: я. Миш-

ка тянул время, дожидаясь меня. Ему не хотелось бросать на два года свою

однокомнатную квартиру просто так на произвол судьбы или оставляя клю-

чи для присмотра неизвестно кому. Зная от своей мамы, что я должен в бли-

жайшие дни нагрянуть в Гаджиево, сверкая новенькими лейтенантскими

погонами, Мишка решил убить сразу двух зайцев. И квартиру оставить под

присмотром на все два года, и обеспечить с моей помощью плановую и свое-

временную оплату коммунальных услуг.

– Зря не зашел еще раз. И не написал, где ночуешь. Я тут шильца на твою

долю разбавил. Ладно, чего встал. Пошли. Хозяйство принимать будешь.

Так на второй день своей северной эпопеи я стал счастливым лейтенан-

том с обжитой однокомнатной квартирой, где был черно-белый телевизор

«Горизонт», холодильник для лилипутов марки «Морозко» и даже детская

кроватка в придачу.

Мы опрокинули по стопке за встречу, и я сгонял в гостиницу, где рас-

считался и перетащил свое еще не распакованное барахло к Мишке. Потом

мы обжарили рыбные пельмени, выпили, потом снова выпили, затем Миш-

ка повел знакомить меня с соседями, где мы опять выпили и закусили кваше-

ной капустой и крабовыми палочками. Потом мы вернулись домой, где вы-

пили еще пару раз, и Мишка, неожиданно резво одевшись, уехал на вечер-

ний поезд в Архангельск, а я, еще не прошедший закалку флотским шилом,

мешком свалился на диван и не приходил в сознание до утра.

А с понедельника понеслись береговые флотские будни. Экипаж мой

был в отпуске, а потому мое служение Родине в первые дни ограничива-

лось патрулем, уборкой вокруг казармы и многими другими, не совсем во-

енными занятиями. Меня, правда, загнали на чужой корабль на пару дней,

но, сообразив, что я пока еще абсолютный ноль и даже не успел измять

свой мундир, быстренько отправили обратно на «каменный крейсер». Ве-

черами я возвращался домой и тихонько деградировал с друзьями, уничто-

жая Мишкины запасы шила и проявляя при этом все более возрастающий

профессионализм.

Стоит отметить, что после первой недели жизни в Мишкиной квар-

тире мой бурный восторг по отношению к ней немного поутих. Постепен-

но начали выползать всякие бытовые неудобства и неполадки, которые

по большому счету просто мешали жить. И я начал с ними бороться. Сама

Мишкина квартира располагалась, скажем так, в гаджиевском доме перво-

го поколения, то есть в доме образца 60-х годов, и на самом подводницком

этаже: на пятом. Об этом неумолимо напоминали засохшие водяные разво-

ды под потолком, и незначительные, но заметные вздутия обоев на стенах.

Что было хорошего в доме, так это его расположение. Самый центр посел-

ка. Пошел налево из подъезда – и ты на берегу знаменитого озера с бри-

140

Часть вторая. Прощальный полет баклана

гантиной, прямо на ступеньках парикмахерской и в трех минутах ходьбы

от ДОФа. Пошел направо, и через пару поворотов важное заведение –

зачуханный и пахнущий всеми возможными прелыми дарами природы,

но практически единственный овощной магазин. А в доме напротив – ве-

щевой склад флотилии и домоуправление. Завернул за дом, и через сотню

метров одна из двух девятиэтажек, со своим магазином. Короче, вся циви-

лизация поселка на расстоянии вытянутой руки. Живи и радуйся! Все бы

ничего, но здоровое мужское тело после службы государевой требует ухо-

да. Попросту помыться хоть иногда имеет смысл. А вот тут-то и таилась

большая и труднорешаемая проблема.

Дело в том, что вода на Севере хорошая, чистая и очень вкусная по при-

чине нецивилизованности большей части Кольского полуострова. И очень

холодная тоже. По-моему, никакая здравомыслящая бактерия в таком холоде

не живет, и я без опаски пил в сопках воду из простых ручейков. Но наряду

с этими восхитительными качествами северная вода обладала и рядом неза-

метных, но очень вредных свойств. Тем, кто жил на Севере, не понаслыш-

ке известно, что Кольский полуостров, а северная часть его в особенности,

по сути своей представляет собой один огромный потрескавшийся кусок

гранита, местами присыпанный землей, повсеместно покрытый мхом и чах-

лой полярной растительностью, а заодно обильно политый водой, которая

вытекает из всех доступных щелей, заполняя все свободные впадины. Так

вот, эта самая вода, омывающая северные каменистые пустоши и частично

оседающая в питьевых озерах, так вбирает в себя силу северного камня, что

за несколько лет плотно и надежно забивает любую водопроводную трубу

таким каменным налетом, что только диву даешься. А если к этому добавить

вечную старость трубопроводных систем и сопутствующую этому ржавую

окалину, то, надеюсь, все и без слов понятно. А Мишкин дом принадлежал

именно к тем историческим строениям, которые ремонтировали один раз в их

жизни, то есть при постройке. Само собой, и трубы этого дома видели рож-

дение Гаджиево как базы стратегического подводного флота с самого начала,

и увидят, судя по всему, уже и конец. Суть не в этом. Суть в том, что я не мог

умываться. И это была самая главная проблема Мишкиного жилища…

Вода в доме-ветеране до пятого этажа упорно не хотела добираться.

Хотя, скорее всего, хотела, но сила ее давления была неспособна продавить

многолетние наслоения водного камня и спрессованной окалины из труб.

И если на первых этажах, где давление было не бог весть, но хоть какое-то,

еще можно было набрать ванну и принять душ, то в моей, а точнее – Миш-

киной, квартире, дела обстояли значительно печальнее. Напор воды в квар-

тире я измерял спичками. Две спички – напор холодной, одна спичка – на-

пор горячей. Иногда, а точнее глубокой ночью, в районе 2–3 часов, напор

мог стать и воистину бесшабашным, в один карандаш. Чтобы не интриговать

дальше, скажу, что сила струи в одну спичку – это именно струя толщиной

в одну спичку, один карандаш – в толщину карандаша, а далее и так все по-

нятно. Само собой, напор горячей воды в одну спичку мыться в ванне не по-

зволял категорически, а максимум для чего подходил, так это для бритья,

и то с еле теплой водой. Сначала на такие незначительные мелочи я не об-

ращал внимания, но уже по истечении первой недели своего проживания

в Мишкином логове понял, что когда для наполнения чайника требуется ми-

нимум пятнадцать минут, а для мытья головы два часа, жизнь сладкой уже

не покажется.

141

П. Ефремов. Стоп дуть!

Потом я начал держать ванну воды про запас, пополняя оттуда чай-

ники и кастрюли, а когда хотел помыться, ставил ведро воды на плиту, для

ополаскивания, и опускал в ванну, два ведерных кипятильника, изготов-

ленных в славном городе Ижевске. Они натруженно гудели, пытаясь вски-

пятить ванну, а я стоял рядом, на резиновом коврике в резиновых перчат-

ках, помешивая воду в ванне деревянной лопаткой, как предписывали ру-

ководящие документы по эксплуатации электроэнергетической системы

корабля.

Время шло. Мой экипаж вернулся из отпуска и подналег на береговые

наряды. Караулы и камбузные наряды, патрули и КПП, дежурство по казар-

мам… Все завертелось сплошной каруселью. Экипаж лихорадило, он жил

в ожидании еще призрачной, но уже явной ссылки в Северодвинск на смену

первому экипажу, а отдельных офицеров периодически вырывали на другие

корабли дивизии, стоящие в дежурстве или выходящие в море.

Так, на втором месяце службы я снова оказался на корабле, подме-

нив в боевом дежурстве одного из приболевших командиров отсека. Та-

мошний комдив раз мне быстренько объяснил, что любознательность мо-

лодых лейтенантов у них на борту не приветствуется, приказал ни до чего

не дотрагиваться руками, а весь свой недельный срок прикомандирования

изображать манекен офицера БЧ-5 на ПУ ГЭУ, при построениях и в ка-

юте. После чего я был предоставлен в распоряжение старого седовласо-

го «пятнадцатилетнего» капитан-лейтенанта Михея, которого на корабле

все очень уважали, за глаза ласково называя «дедом Михельсоном», наме-

кая на явные следы еврейской нации на его лице. За долгие годы, прове-

денные в прочном корпусе, Михей заработал хронический геморрой, стал

спокойным, как тюлень, и мудрым, как раввин на пенсии. Он много знал,

многое видел и теперь старался одарить мир той мудростью, которая его

не на шутку переполняла. Михей очень обрадовался моему появлению, так

как всем окружающим он уже основательно успел поднадоесть своими

нравоучительно-философскими трактатами, и на корабле даже из курилки

старались побыстрее смыться, когда в дверях возникала его долговязая фи-

гура. В первую же ночь в боевом дежурстве Михей усадил меня на пульте

ГЭУ и в течение трех или четырех часов долго и витиевато объяснял саму

суть, скажем даже, глубинную составляющую службы на подводной лод-

ке, да еще и в ранге управленца. Широта мышления деда Михельсона, за-

ставляла его мысль колебаться, от рождения христианства до особенностей

функций детородных органов енотов и барсуков, в то же время как-то ор-

ганично вплетая все это в беспощадную критику корабельных распоряд-

ков и бездарность командования. Надо сказать, что при всем этом возраст-

ном кризисе, специалистом в своем деле Михей оказался отменным, и мно-

гие знания, которые я получил от него, пригодились мне до самого конца

службы. Просто к его подаче знаний надо было привыкнуть и научиться

отделять зерна от плевел.

Где-то через пару дней, придя на очередное дежурство, я невзначай по-

жаловался на фатальную невозможность просто помыться дома. Михея этот

вопрос чрезвычайно заинтересовал, и я в течение пары часов добросовест-

но выслушал историю возникновения града Гаджиево, строительства домов,

а также особенностей полярной воды, химических процессов, протекающих

в ней, степени влияния ее жесткости на стенки металлических труб, про-

мышленные способы очистки труб, перспективы перехода на пластиковые

142

Часть вторая. Прощальный полет баклана

трубы и еще очень много сопутствующего. А закончил свою лекцию Михей

очень просто и коротко:

– Да возьми баллон и продуй подводки. Враз всю накипь вынесет! Что,

не инженер что ли? Их на днях как раз подбили на полигоне.

И пнул ногой лежащие грудой на палубе идашки и костюмы СГП.

С тем, что я инженер, я, конечно, согласился, в душе, правда, немно-

го сомневаясь, а вот поинтересоваться, каким баллоном, застеснялся, точ-

нее, поостерегся вызвать своим вопросом новую лекцию на несколько ча-

сов. Но мысль разом разделаться с недостатком водоснабжения в квартире

очень прочно засела в моих мозгах.

За пару часов до схода на берег я пробрался на ПУ ГЭУ и вытащил бли-

жайшую идашку. Кислородный баллон я брать поостерегся. Мало ли что.

А вот азотно-гелиевый засунул в портфель без каких-либо сомнений, не при-

помнив за обеими составляющими содержания баллона каких-либо особых

взрыво- или пожароопасных свойств. Как назло, после построения дежурных

смен на пирсе, никого сразу не отпустили, а сначала спустили снова в проч-

ный корпус доделать что-то недоделанное, потом провели внеочередной до-

клад, затем снова выстроили народ на пирсе, чтобы вычислить сбежавших,

и только после этого распустили домой. В итоге в квартиру я ввалился где-

то около 22.00. Пока суть да дело, перекусил, попил чайку, стало уже око-

ло 23 часов. Но, как говорится, трудности героев не смущают, и я, несмотря

на поздний час, решился произвести продувание, да к тому же будучи еще

очень неопытным офицером, сильно опасался, что вдруг утром обнаружат

отсутствие этого самого баллона.

Продувание решил произвести из ванной. Как известно, от общего сто-

яка трубы идут до кухни, по пути ответвляясь в ванну и туалет. Мое творче-

ское инженерное мышление подсказало, что, присоединив баллон вместо

душа и открыв краны на кухне, я смогу одним махом продуть трубу от ван-

ной до стояка и от ванной до кухни. Резьба военно-морского баллона, есте-

ственно не подошла к штатской резьбе душевого смесителя, но, порывшись

в мишкиных ящиках, я нашел несколько разных переходников, из которых

умудрился сотворить один, и внешне достаточно надежный. Потом откру-

тил душ, привернул баллон. На кухне открыл оба крана и пустил течь воду,

если это капанье можно было так назвать. На раковину накинул сложенную

втрое старую разовую простыню, чтобы не забрызгать стены, и перед завер-

шающей фазой решил перекурить. Дымя на кухне сигаретой, я ловил себя

на мысли, что тут что-то не так, что-то неверно, но, затушив окурок в пепель-

нице, я прогнал прочь все слабохарактерные сомнения.

Заходя в ванну, я машинально взглянул на часы, висящие в коридоре.

На них было 23.40. Я перевел воду на душ и открыл оба крана. Даже в такое

позднее время слабое давление в магистрали и обросшие трубы не давали

воде хотя бы побороться с возникшей на ее пути преградой в виде балло-

на. Из переходника даже не закапало. Собравшись с духом, я начал мед-

ленно поворачивать вентиль АГК-баллона. В смесителе зашипело, но не бо-

лее того. Не открывая дальше баллон, я метнулся в кухню. Под простыней

так же мерно капала водичка, немного ржавая, но с отсутствием позитив-

ных изменений. Я вернулся в ванну и еще добавил воздуха. Вернувшись

в кухню, опять убедился, что все без изменений. И тогда, в третий раз ока-

завшись перед баллоном, я взял и, не подумав о последствиях, открыл бал-

лон на полную.

143

П. Ефремов. Стоп дуть!

Сначала было тихо. А потом где-то внутри исподволь начал рождать-

ся длинный и протяжный стон. Рождался он минуты полторы. Как будто

по нарастающей глубоко застонал весь дом-ветеран каждым своим кир-

пичиком, арматуриной и батареей. Уже после, когда я первый раз услы-

шал в море, каким звуком сопровождается падение аварийной защиты ре-

актора, я понял, на что это было отдаленно похоже. А после этого звука

что-то одновременно грохнуло на кухне и в туалете… Я выскочил из ван-

ной. На кухне моим глазам предстало феерическое зрелище. Из вырван-

ного с корнем крана в потолок непрерывно била красно-коричневая, тол-

стенная струя воды. Сам кран, вместе с простыней, торчал из дверцы на-

весного шкафа, куда его воткнула дикая сила воздуха. Ойкнув, я бросился

в туалет, чтобы перекрыть водяной кран. Но и там картина была не лучше.

Из-под сдвинутой крышки туалетного бачка вытекали волны ржавой воды,

они уже успели затопить почти весь туалет и пытались перелиться через

порог. На мое счастье, кран оказался исправен, и через несколько секунд

я перекрыл воду. Стало тихо, и слышалось только журчание сливающихся

остатков воды из бачка. Я облегченно вздохнул… И вдруг услышал, как на-

чал просыпаться весь подъезд подо мной.

Весь подъезд, а точнее – все квартиры по моему стояку, наверное, уже

мирно спали, когда я проводил свой эксперимент. И что ни говори, акусти-

ка в старых домах хрущевского разлива была отменная. Сначала я услышал

истошный матерный крик прямо из-под ног, из квартиры, что была подо

мной. Потом в ночной тишине послышались крики уже с более низких эта-

жей, и стали непрерывно хлопать двери. В ночном подъезде закипела жизнь.

Как-то невзначай пришла мысль, что виноват-то во всем я, хотя всех послед-

ствий я еще не представлял, и что можно и по чайнику получить… от содру-

жества жильцов. Я юркнул в ванную комнату, и, лихорадочно скрутив бал-

лон со смесителя, засунул его под ванну. И сразу раздался звонок в дверь.

Выбежав в прихожую, я отпер замок. За дверью стоял сосед с четвертого эта-

жа, предпенсионного возраста майор-краснопогонник из тыла, в майке и то-

порщившихся на коленях спортивных трениках.

– Это не ты здесь нахимичил с водопроводом? – без длинных преди-

словий прорычал тыловик.

Был он очень грозен и грязен. Поперек белоснежной майки, как после

автоматной очереди, расплывалась темно-коричневая струя ржавой воды,

спортивные штаны были забрызганы, а по голым пальцам ног, торчащим

из шлепанец, стекала бордовая окалина.

– Да какое я?! У самого потоп… бл… Срань какая-то!! – как можно

убедительнее и с деланным возмущением прохрипел я в ответ. Сосед вни-

мательно смотрел на меня. Видимо, мое лицо и интонации не убедили опыт-

ного служаку.

– Дай-ка я погляжу, что там у тебя стряслось, – решительным тоном

произнес майор, и беззастенчиво отодвинув меня в сторону проник в кори-

дор. «Амба», – подумалось мне, но фортуна в этот день отвернулась от меня

не окончательно. Еще из коридора майор заметил впечатляющую картину

торчащего вместе с простыней крана в дверце шкафа и капающего с по-

толка грязно-ржавого раствора. Майор как-то восхищенно хмыкнул и для

очистки совести приоткрыл ближайшую к нему дверцу туалета. Увиденное

там, видимо, окончательно убедило его, что к ночной диверсии я не имею

никакого отношения и сам являюсь сильно пострадавшей стороной.

144

Часть вторая. Прощальный полет баклана

– Хрен поймешь, что! Зовут-то как? Паша? Так вот Паша, у всего сто-

яка краны, как пушкой выбило… С первого этажа до тебя… У меня на кухне

вообще смеситель вырвало… А трубы у нас сам знаешь какие, гнилые да за-

прессованные… То ли слесаря ночью что-то отчудили… то ли давление в ко-

тельной… хотя тогда почему только по одному стояку?.. Чертовщина какая-

то… Наши там в подвал побежали, врага ловить… – уже совсем другим то-

ном товарища по несчастью, даже брата по беде сообщил мне последние

новости подъезда майор и, прикурив, начал спускаться вниз, попутно кри-

ча кому-то:

– Это не сверху. У Пашки у самого похлеще, чем у меня, кухню раз-

воротило…

Я прошел на загаженную кухню, сел на чистую табуретку и, закурив,

перевел дыхание. Слава богу, утром на корабль мне идти было не нужно,

а появиться только к обеду для заступления на дежурство. Спать я лег, где-

то около 4 часов утра. На мое счастье, в Мишкиных шкафах нашелся и но-

вый кухонный смеситель, и новый сливной механизм для бачка. Пока по-

менял, пока убрался… пока попил чаю и накурился… В обед, уходя на служ-

бу и неся в недрах портфеля злосчастный баллон, я встретил своего соседа

и узнал степень жертв и разрушений, нанесенных «неизвестно» кем мир-

ной жизни беззаботно спавшего подъезда.

На первом этаже систему слива туалетного бачка воздух разнес в тот

момент, когда после трудов праведных на унитазе тужилась жена мичма-

на с вещевого склада. Подробностей сосед не знал, но мы оба уверились

в том, что свое дело она сделала быстро и без напряжения. Кстати, первый

этаж пострадал меньше всего, так как сам мичман в этот момент наполнял

ванну, чтобы ополоснуться, а их дочь мыла посуду на кухне. Эта семья от-

делалась легким испугом и незначительным по меркам других квартир за-

грязнением. На втором этаже все уже спали. Там жил старлей с молодой

женой, только пару дней назад впервые приехавшей на Север. У них, как

и у всех, вынесло слив в туалете и рванули все клапана на кухне и в ван-

не. Правда, их не вырвало, но фонтанировали они здорово. Со слов сосе-

да с третьего этажа, после всего, глубокой ночью, старлей до самого утра

успокаивал и баюкал чересчур впечатлительную супругу, причем доволь-

но громко, убеждая ту, что «не все у нас тут так плохо и страшно… и зна-

ла бы ты, как у нас на корабле бывает…». Третьему этажу досталось хлеще

всех. Там жил немолодой капитан 2 ранга, со дня на день ожидающий при-

каза на увольнение в запас, уже отправивший всю семью на Большую зем-

лю и не отягощающий себя в преддверии отъезда образцовым содержани-

ем фановых систем. Да и в квартиру эту он переселился временно, отдав

свою трехкомнатную молодому сменщику. У него выстрелило все, вклю-

чая общий кран на всю квартиру. Как оказалось, у него и так все подтекало

и подкапывало, но кавторангу было это по барабану, так как все свободное

время он проводил у друзей, забредая в квартиру только чтобы выспать-

ся. Ему часа два оказывали братскую помощь старлей со второго, которо-

го незамедлительно начало заливать сверху, и майор с четвертого, исклю-

чительно по личной добропорядочности. Аварию ликвидировали самым

радикальным методом, просто запыжевав деревянным чопиком подводку,

ведущую в квартиру от стояка. Майора с четвертого, приложило пример-

но как меня, а про себя и рассказывать лишний раз стыдно.

145

П. Ефремов. Стоп дуть!

На корабле я тихонько засунул баллон на его штатное место и поста-

рался поскорее забыть это кошмарное происшествие. Но вечером на пульт

неспешно прибрел Михей и, основательно устроившись на топчане, торже-

ственно извлек из кармана черный баллончик.

– Возьмите юноша! Точно полный и заправленный. Сам у комдива три

справлялся. Грязь из подводок мигом выдует… Думаешь, Михей сказал и за-

был… А я помню, вот… Принес молодому… Понимание матчасти прийти долж-

но в процессе, как говорится, в бою обретешь ты право свое…

Михей говорил и говорил, а я заворожено смотрел на баллончик в сво-

ей руке. Это был простой и маленький черный баллонишко, тот самый, ко-

торым надувают гидрокомбинезон после всплытия. Совсем-совсем малень-

кий… но никак не АГК-баллон из ИДА-59, даже укрощенной дури, из кото-

рого хватило продуть весь подъезд. В тот самый миг я понял, что на корабле

в мои руки может совсем случайно попасть такое, что при незнании и непра-

вильном употреблении сотворит черт знает что и с самыми немыслимыми

последствиями. И понял я еще одно: детство кончилось.

Кстати, все мои пострадавшие соседи уверяли позже, что такого мощ-

ного и сильного напора холодной и горячей воды, как после этой злосчаст-

ной аварии, в нашем подъезде не было никогда на их памяти… Так что мне,

наверное, сильно повезло в тот раз…

Как закалялась сталь…

У моряка нет трудного или легкого пути – у моря-

ка есть только славный путь!

Адмирал П. С. Нахимов

Все когда-нибудь происходит в первый раз и запоминается навсегда:

женщина впервые рожает, ребенок впервые встает на ноги, первоклассник

получает первую двойку, мужчина впервые разводится. Моряк тоже пом-

нит, когда впервые выходит в море. Как я уходил в первую свою автоном-

ку, не забуду никогда. Поверьте, эта история того стоит, и достойна своего

времени!

Первый год лейтенантства, не в пример другим моим сокурсникам,

с первых дней загрузившихся на корабли, я провел практически на бере-

гу. Если не считать единственного выхода в море на трое суток в первый же

день пребывания на Севере. Тогда, узнав, что я служу от силы четвертый

час, меня посадили на пультовской топчан и строго-настрого попросили

руками ничего не трогать. И все трое суток я с ужасом рассматривал сотни

мигающих лампочек на мнемосхемах. Потом почти целый год возможности

вспенить моря мне не представилось. Второй экипаж ракетного подводного

крейсера стратегического назначения «К-…», в который занес меня кадро-

вый вихрь, раньше морячил часто и успешно. Но с уходом корабля в сред-

ний ремонт в Северодвинск экипаж постепенно развалился на части и был

разобран по другим кораблям, а по сути, представлял собой отстойник спи-

санных и больных. О походах в море позабыли и не жалели. Ко всему про-

146

Часть вторая. Прощальный полет баклана

чему уже в ноябре нас отправляли на завод, менять первый экипаж, меся-

цев эдак на шесть. Северный Париж кроме стандартных соблазнов манил

еще слухом о назначении нашего экипажа техническим. Для непосвящен-

ных: служить в Двинске, получить постоянные квартиры (тогда их еще да-

вали), в море не ходить, а если коротко: получить все преимущества бере-

гового существования, о которых мечтают все подводники, прослужившие

более трех лет.

Среди офицеров и мичманов шло брожение, обстановка расхолаживала.

В тот год к нам пришел всего один молодой лейтенант – я, и общая рассла-

буха офицерского состава в ожидании береговых привилегий весьма нега-

тивно сказалась на моем становлении. Большая часть офицерства хлопала

по плечу, советовала не ломать голову, зачеты по специальности пустить по-

боку, мол, все одно служить на заводе и тому подобное. Непосредственные

начальники, механик и комдив бурчали о сдаче зачетов, учебе, устройстве

корабля, но как-то неубедительно и главное – ненастойчиво. Они ведь пре-

красно понимали, что изучать корабль без корабля, сидя на берегу – пол-

нейший абсурд. И не напирали.

Все прошло по плану. Выехав железнодорожным обозом в Двинск, мы

просидели там среди сварки и ржавчины до апреля. Успешно вернулись

в Гаджиево. Пережили смену командира. Так же успешно через две недели

срулили в учебный центр в Палдиски. В краю горячих эстонских парней мы

застряли почти на три месяца, попутно с учебой выкрасив и отремонтиро-

вав все вокруг. Новый командир фанатично стремился в море, мы не очень,

но его должностной энтузиазм «заражал» деятельностью и нас, приходилось

скрипеть, но возвращаться к реальной жизни. А посему после Палдиски за-

вертелась кутерьма: экипаж передали из одной дивизии в другую, мы с ходу

запрыгнули на корабль, выходы в море чередовались со сдачами и приема-

ми корабля. Неделя моря, неделя берега и камбузных нарядов. К годовщине

своей службы я тем не менее наплавал чуть более месяца, тогда как мои од-

ногодки готовились идти кто во вторую, а кто и в третью автономку. Потом-

то я их нагнал, а тогда…

В один из перерывов между сдачами и приемами корабля я осуще-

ствил воссоединение с семьей. Уезжая на Север, я оставил жену на пя-

том месяце беременности дома, в Севастополе, и за год виделся с ней два

раза. Сначала когда родился сын, а потом на майские праздники вырвал-

ся на несколько дней из Палдиски. Одинокая жизнь порядком поднадоела,

да и мужской организм требовал женского присутствия. Встретив некото-

рое сопротивление семейства жены, я не без труда выписал супругу с ди-

тем в Гаджиево. Благо, хотя у меня еще и не было квартиры, но друг дет-

ства оставил мне свою, на пару лет, с мебелью и остальными причиндала-

ми, о чем я уже писал.

Все складывалось как нельзя лучше. Семья рядом, служба сносная, все

путем! Но флот не был бы флотом без всевозможных каверзных изюминок.

Заступив в один из вечеров дежурить в исключительно лейтенантский наряд

на камбуз, я неожиданно утром был заменен. Прилетел такой же лейтенант

Скамейкин, отобрал халат и повязку и сказал, что меня срочно вызывают в ка-

зарму. В казарме командир строго и конкретно указал: в море на трое суток

с экипажем Тимоненко, стрельба торпедой с якоря, у них заболел управле-

нец. Туда и обратно. Отход в 20.30 из Оленьей губы. Сейчас домой, собрать-

ся, отдохнуть, обняться с женой и в 19.00 на «скотовозе» убыть в Оленью.

147

П. Ефремов. Стоп дуть!

Понять дальнейшее невозможно, не понимая, что есть «скотовоз». Это

песня! Военно-транспортная. Как показывает практика, высшие и высокие

чины из флотского командования, хотя и растут со всеми из одного огорода,

все остальное офицерство, а тем паче мичманов почитают за быдло. Грубо,

но верно. Поэтому для передвижения личного состава между базами (а от Гад-

жиево до Оленьей губы примерно 17 километров) утром и вечером идут ма-

шины, бортовые «КамАЗы». А теперь представьте: как называть транспорт-

ное средство, если в январе на сто человек дают два «КамАЗа» под брезенто-

вым тентом. Думаю, «скотовоз» – это еще мягко сказано! Так и едет народ

со службы и на нее: впереди беленький автобус «пазик» – для белокостного

штаба, а за ним два-три раздувшихся «скотовоза» с прочими плебеями. Прав-

ды ради скажу, что где-то к концу 80-х «скотовозы» заменили на «КамАЗы»

с кунгами. Там, конечно, потеплее, но и людей вмещается в два раза мень-

ше, то есть давка покрепче.

Вот на таком транспорте мне и надо было убыть в Оленью губу. На мое

счастье, подавляющая масса подводников живет в Гаджиево, отчего обрат-

но в Оленью машины идут полупустые, почти порожняком. Как образцо-

вый и исполнительный военный я с блеском выполнил приказания коман-

дира: отдохнул, поспал, облобызал жену и сына и без десяти семь стоял у ме-

ста посадки, около поста ВАИ. По какой-то прихоти судьбы подогнали кунги

(в ту пору редкость), народа было немного, вбрасывания не случилось. Все

чинно расселись и поехали. Через полчаса были на месте. Маленький ню-

анс: открыв дверь кунга можно просто выпрыгнуть на остановке, а можно

вставить специальный железный трапик в два паза, спуститься цивильно

и с достоинством. Вот это самое достоинство меня и подвело! Сидел я край-

ним у двери, остановились, подхватил я этот цельносваренный трап и вста-

вил в пазы. Но в один не попал и не заметил этого. Ступил на него и начал

спускаться. Меня одного он, скорее всего, выдержал бы, но на беду сразу

за мной на него ступил семипудовый, кровь с молоком мичман. Трапик сник,

хрустнул и обломился.

В итоге, на моей правой ноге, точнее на ее лодыжке, оказались: злопо-

лучный трап плюс веселящийся от неожиданного падения монументальный

мичман. Больно было, не описать. Выбравшись из-под мичмана, я прыгал ми-

нут пять, подвывая и похрюкивая. Постепенно боль притупилась, но на ногу

можно было наступить только чисто условно. Путем подскоков и подвываний

я кое-как добрался до пирса. Доложился по «Каштану» о прибытии и на од-

них руках спустился вниз. В центральный пост, хочешь не хочешь, заходить

надо. Командиру представиться. Тут мне сразу не понравилось. Командир,

кавторанг Тимоненко, будущий адмирал и комдив, вместе с старпомом Свет-

ляковым, моим будущим командиром, разносили в пух и прах какого-то мич-

мана. Старпом визжал как заведенный, командир угрюмо кидал резкие, ру-

бящие фразы. Меня мимоходом оприходовали, выслушали и отправили к ко-

мандиру дивизиона. Получив каюту, шконку и очередной словесный «урок

мужества» со стороны комдива раз, я поплелся в отсек. Старшина отсека

успокоил меня, просил не удивляться, так как у них в экипаже все построе-

но на тактике террора и крика. Да и у комдива прозвище – Витя – разор-

ви сердце, и этим все сказано.

В море вышли вовремя. На второй день нога моя распухла, посинела

и пожелтела и упорно не позволяла на себя наступать. Корабельный доктор,

такой же лейтенант, осмотрев злополучную лодыжку, посоветовал попить

148

Часть вторая. Прощальный полет баклана

анальгин, перетянул ногу эластичным бинтом и написал направление в го-

спиталь по приходу в базу. Все. Да большего он и не мог. Трое суток нога

ныла и постреливала. Хохмочка началась позднее. По возвращении. При-

шли в субботу, ближе к обеду. Стояла мерзковатая погода, моросил по се-

верному поганенький осенний дождик, из числа тех, которые не выключа-

ются сутками. Закидав в портфель пожитки, я заковылял на выход. Не тут-

то было! Центропост обернулся для меня полнейшим тупиком. Командр

Тимоненко легким барским движением мизинца остановил мои неуклю-

жие попытки вылезти в верхний рубочный люк, и не обращаясь ко мне,

сказал старпому:

– Александр Иванович, этого умника на берег не спускать. Завтра он

уходит с нами на контрольный. Потом автономка. Вопрос решен. Пусть си-

мулирует на борту корабля.

Светляков вперился в меня и развизжался (что умел, то умел!):

– Сдать удостоверение личности, ботинки! Комдив, отнять у него шта-

ны! Запереть в каюте! Выставить вахтенных! Выход лично вам даже на пирс

запрещаю! Ни шагу с корабля!

Я опешил. Такого фонтана я не ожидал, зная, что доктор о состоянии

моей ноги командиру доложил. Тимоненко, судя по всему, решил, что воен-

ные кости срастаются по приказу. Так или иначе, но через ЦП наверх я вы-

йти не смог. Спустившись вниз, я уселся на пульте и прикинул перспективы.

Продаттестат на трое суток мне не выписывали. Приказа на прикомандиро-

вание дивизия не оформляла – договаривались кулуарно. То есть офици-

ально на корабле меня просто не было. Значит, надо бежать.

На свет божий я выполз через люк 5-бис отсека и перебежками про-

ник в ограждение рубки. На мою беду, Тимоненко вынес свое барское тело

на пирс и неторопливо гулял туда-обратно, не обращая внимания на дождь.

Я залег и стал ждать. Ждал четыре часа. По моим предположениям Тимонен-

ко был мокр насквозь, но с пирса не уходил, только периодически вызывая

к себе кого-нибудь с корабля. Вымачивал беднягу и отпускал, видимо, по-

лучая от этой процедуры чисто садо-мазохистское удовлетворение. Через

четыре часа его вызвали к телефону, и я наконец смог отхромать подальше

от пирса с максимально-возможной для меня скоростью. Зная военную ор-

ганизацию, я абсолютно не сомневался в том, что вызывать из дома меня бу-

дут настойчиво и неоднократно. Поэтому решил отгородиться от такой напа-

сти официально и взять справку в госпитале. Госпиталь, совсем кстати, был

по дороге домой. В приемном покое сидел майор-медик и скучающе листал

журналы. Выслушав меня, майор глубокомысленно осмотрел ногу, похру-

стел костяшками пальцев, подумал и спросил:

– Медкнижка при себе?

– Да.

– Давай. Напишу освобождение до понедельника, а там с утра к трав-

матологу. Дома лежать, ногу выше головы, пей аспирин и анальгин. Пони-

маешь, я сам окулист, а сейчас больше никого нет, даже рентгенолога. Будут

к вечеру. Вот если бы у тебя глаз болел…

После госпиталя я призадумался. Запись в медкнижке была не особо

устрашающая. Ее одной маловато. Решившись, я, не заходя домой, потащил

бревноподобную ногу прямо домой к командиру. Командир жил на четвер-

том этаже, в доме на самой высокой точке поселка (в его квартиру я сам въе-

ду четыре года спустя), пока добрался, трижды пропотел и чуть не стер зубы

149

П. Ефремов. Стоп дуть!

от боли. Позвонил. Командир открыл, оглядел с ног до головы и понял, что

это не просто визит вежливости.

– Докладывай.

Я доложил, специально сгущая краски и напирая на то, что Тимоненко

кладет все, что может, на мнение моего шефа, и что, мол, я иду в автономку

с ними, и плевал он на мой экипаж, и… Судя по лицу командира, такие дово-

ды на него не просто подействовали, а разъярили до крайности.

– Белов! Домой! Болеть до понедельника! Утром к врачу! Нашего ле-

каря я пришлю сегодня же вечером. Посылать всех тимоненковских гон-

цов на х…! Я приказал! Людей, бл…, они у меня отбирать будут! Выйдешь

из дома – арестую! Сгною, если к кораблю ближе чем на триста метров по-

дойдешь без моего приказа!

Домой я хромал в наипрекраснейшем настроении. Приказ начальника –

закон для подчиненного (см. Строевой устав). Не выйду из дома – и точка!

Командир приказал!

Дома жена схватилась за сердце, запричитала, мимоходом заметив, что

уже три раза за мной прибегали с корабля. Наложив холодный компресс

на пораженную конечность, я разлегся на диване, водрузил ногу на стоп-

ку подушек и начал болеть. Следующих трех визитеров от Тимоненко я от-

шивал уже лично, демонстрируя медкнижку и цитируя слова командира.

Вечерком заглянул наш корабельный доктор Серега. Посмотрел и уверил

меня, что дело и вправду серьезное. В воскресенье за мной уже не заходи-

ли. Плюнули.

Понедельник начался с попыток надеть ботинок. Хромач упрямо не лез

на ногу. После серии бесплодных попыток я плюнул, надел на правую ногу

дырчатый подводницкий тапок и, подволакивая ногу, побрел в поликли нику.

Врач-травматолог оказался тридцатилетней блондинкой с изумитель-

ной фигурой, в обтягивающем халатике, надетом на нижнее белье (просма-

тривалось очень впечатляюще), и достоинствами, выпирающими откуда

было возможно. Зрелище было до того завораживающее, что о ноге я как-

то позабыл.

Сексапильный травматолог нежными пальчиками общупала мою ло-

дыжку, наклоняясь так, что сквозь разрез халата я видел пол, поохала, и от-

правила меня на рентген. После рентгена доктор посмотрела еще влажный

снимок, откинулась на стуле, закинула ногу за ногу (у меня перехватило ды-

хание) и с нематеринской жалостью сообщила:

– Пашенька, у тебя практически перелом лодыжки, трещина очень

большая, да еще опухоль… Будем накладывать гипс. Как же ты, бедняжка,

столько дней терпел? Снимай штаны!

Команду на оголение я выполнил быстро, хотя и неуклюже. Лежа на сто-

ле, обкладываемый теплым гипсом, я больше всего боялся, как бы мужское

естество не проявило себя в самый ненужный момент. Предпосылки к это-

му были. Горячие руки сердобольной докторши летали по всей нижней ча-

сти тела, задевая нужные и ненужные органы. Но этого конфуза, слава богу,

не случилось, и через полчаса мою ногу упаковали в лучшем виде по самое

бедро. Лишних костылей в поликлинике не оказалось, и Светлана Иванов-

на (так звали моего медика) вызвала машину «Скорой помощи», чтобы от-

везти меня домой.

– Полежишь месячишко в гипсе, отдохнешь. Недельки через две при-

ходи, посмотрим, – сказала на прощанье доктор и чмокнула меня в лоб.

150

Часть вторая. Прощальный полет баклана

Жена на пороге квартиры перенесла очередной удар: утром муж ушел

на своих двоих, вернулся на носилках. После обеда супруга взяла в аптеке

напрокат костыли и потекла новая жизнь. На три недели про меня забыли.

Жена носилась по магазинам, я сидел с сыном, подложив под ногу костыль.

Недели две спустя сходил в госпиталь и узнал, что гипс носить еще недели

две. Мой же экипаж, по слухам, занимался обычным делом. Крутился меж-

ду берегом и морем.

Идиллия закончилась ровно через неделю, и снова в воскресенье. Когда

утром жена ушла за «воскресной колбасой» (непонятно почему, но в наш по-

селок колбасу завозили исключительно по выходным), а я, как всегда, остал-

ся с сыном, в дверь позвонили. Вдевшись в костыли, я доковылял до двери,

и, не ожидая никаких засад, открыл. На пороге стоял НЭМС нашей дивизии

каперанг Пантюша, собственной персоной! Когда лейтенант является к пол-

ковнику – это нормально, но если полковник к лейтенанту, то это уже что-

то экстраординарное.

– Здравствуй, Павел! Как здоровье?

То, что каперанг знает, как зовут какого-то задрипанного лейтенанта

первого года службы, насторожило меня еще больше.

– Ничего… Заходите.

Каперанг шагнул в прихожую.

– Видишь ли, Павел, мы люди государственные, военные. Нам прика-

зывают – мы выполняем. Сознаешь?

– Сознаю… – Большего мне не оставалось.

– Тогда слушай! Завтра с утра в госпиталь, там все знают и объяснят.

В среду уходишь в автономку с Тимоненко. Больше некому! Возражений

не принимаю – это приказ! Выздоравливай!

Закрывая дверь, я прикидывал как «обрадуется» жена. Об отказе я и ду-

мать не смел. Отказываться нас не учили.

Дальше события понеслись, как на паровозе. В понедельник в госпи-

тале сексуальная Светлана Ивановна предстала передо мной не звездой

стрип-шоу, а в форме капитана медслужбы.

– Мы, Пашенька, тоже люди военные. Нам приказали – мы выпол-

няем.Никаких эротических видений, когда она снимала у меня гипс, почему-

то не возникало. Костыли у меня отобрали, дав взамен палочку, ногу туго за-

бинтовали и посоветовали до завтра много не ходить.

– Не обижайся. Не ты первый – не ты последний. Терпи, – посовето-

вала Светлана Ивановна и опять поцеловала меня в лоб.

Идти жаловаться на судьбу было некому. Мой экипаж бродил по морям,

заступника-командира не было. Да и не в его силах это было. Вечером ко мне

зашел Шурка Антохин, старлей, наш электрик, тоже шедший с Тимоненко,

забрал мои вещи и отнес на корабль. В среду утром я попрощался с семьей

и ушел сам. В 14.00 этого дня мы вышли в море. На 89 суток.

Жену с сыном вывез на Большую землю тесть. Оставшись одна с ребен-

ком, не прожив и двух месяцев на Севере и не имея знакомых, жена совсем

расклеилась и передала SOS родителям. Тесть пробил командировку в Мур-

манск и с блеском произвел эвакуацию. А у меня на память о первой автоном-

ке остался живой барометр – лодыжка левой ноги. Правды ради скажу, что

люди в экипаже Тимоненко, несмотря на взвинченность обстановки, были

что надо, и воспоминания о том походе у меня самые хорошие.

151

П. Ефремов. Стоп дуть!

Мимоходом. Впервые…

Первый день на корабле всегда незабываем. Мой, во всяком случае, мне

запомнился навсегда. И самое интересное не тем, сколь могуч, огромен

и силен оказался мой будущий дом на многие годы, а самой атмосферой

первой встречи. Спустившись вниз и представившись в центральном по-

сту старпому и механику, я сообщил им, что на корабле впервые, но в море

идти готов. Механик, обозрев с ног до головы зеленого лейтенанта, под-

ключил связь на пульт ГЭУ и попросил там меня встретить.

– Пульт! Принимайте пополнение. Пускай кто-нибудь поднимется,

а то лейтенант заблудится еще с непривычки…

Я вышел в предбанник центрального поста ждать сопровождающего.

Через минуту снизу поднялся по трапу седой, как лунь, каплей, с длин-

ными висячими усами. Он с грустноватой улыбкой посмотрел на меня

и, протягивая руку, сказал:

– Ну здравствуй! Я тебя, мальчик, пятнадцать лет ждал…

Потом приобнял и легонько подтолкнул к трапу.

– Пойдем…

И я пошел. Правда, не на пятнадцать лет, а на десять. Но то, что он хо-

тел сказать, понял. Много позже…

Мимоходом. Характер, однако!

Прикомандированный подводник – существо обособленное. Тебя взяли

и оторвали от родного коллектива. Засунули в другой экипаж. Приказали:

месяца на четыре – ты их. Служишь в своем экипаже, а в этом – в коман-

дировке. На соседнем пирсе, к примеру. Или в автономке. Заболел у них

кто-то или должность вакантна. А в море надо. Вот тебя и рекрутируют.

Меня воткнули в этот экипаж за несколько суток до выхода. Личный со-

став уже укомплектовали, но в последний момент один из управленцев изо-

бразил язву и слег в госпиталь. Вместо него выцепили меня. Я, как положе-

но, прибыл, доложился и получил место в каюте. Вопреки правилам, меня

поселили в пятом ракетном отсеке, в четырехместной каюте. Наше жили-

ще было воистину интернационально. Жило нас четверо, ракетчик – ко-

мандир отсека, два управленца и офицер из РТС. На вахте стояли в разных

сменах. Я и ракетчик в первой, с двенадцати до четырех, другой управленец

в третью, а каплей Мастеров, по прозвищу Мастер, из РТС, во вторую. Вахту

Мастер нес в ЦП на БИУСе, возвращался с нее всегда измочаленный и из-

можденный. Мало того, что вторая смена всегда считалась собачьей, спать-

то всегда под утро больше всего хочется. Так она еще стояла вместе с коман-

диром! А тот служить заставлял по полной форме, и все четыре часа доста-

вал всех присутствующих в ЦП всевозможными каверзными вопросами.

Дремал в кресле редко и держал народ в постоянном напряжении.

Сутки на третьи после выхода, когда чехарда поулеглась, и жизнь во-

шла в спокойное русло, случилось занятное событие. Ночью, в четыре

утра мы сменились с вахты и завтракали в кают-компании. Командир за-

втракал вместе с нами, перекуривал, потом шел в ЦП менять старпома

и оставался стоять до обеда. Надо сказать, командир вырос на Кавказе

и очень любил в свободную минутку перекинуться с кем-нибудь партию-

152

Часть вторая. Прощальный полет баклана

другую в нарды. Шешбеш, кошу – кому как угодно. Игру эту он обожал,

и даже, купив красивый подарочный экземпляр, презентовал его кают-

компании. Так вот, в тот день командир, прожевав «квадратные» яйца,

оглядел дожевывающих завтрак офицеров и спросил:

– У нас в этой смене в кошу кто-нибудь играет?

За прошедшие дни я уже успел убедиться, что никто. Сам я тоже

очень любил нарды. На заводе, где я работал после школы, нарды были

очень популярны. На перерыве к столам в бытовке пробиться было про-

сто невозможно. Играл весь цех. Каждый токарь и фрезеровщик считал

своим долгом иметь личную кошу, которые вытачивались с учетом вку-

сов и пристрастий каждого. Была и у меня. К моему огорчению, в моей

смене любителей покидать камни не нашлось. Поэтому, когда командир

задал вопрос, я не раздумывая ответил:

– Я, товарищ командир.

Командир посмотрел и, хмыкнув в усы, бросил:

– Ну садись, Белов, перебросимся пару партий.

Разместились мы за журнальным столиком. Командир исподлобья по-

глядел на меня и спросил:

– Белов, ты в «короткую» с выбиванием играешь?

Не зная про мои давние игровые навыки, командир, очевидно, думал,

что играть я умею только в самые примитивные варианты, вроде простой

или «бешеной». Но, получив, к своему удивлению, утвердительный от-

вет, даже позволил себе улыбнуться:

– Тогда начали.

Первую партию я продул вчистую. Сказалось долгое отсутствие практи-

ки, да и манеру игры противника я еще не знал. Командир что-то пригова-

ривал под нос, кидая кости, посматривал на меня и довольно улыбался. Я же

в процессе игры понял, что командир – игрок выше среднего, но чересчур

прямолинеен, как будто думает, что проиграть при всем желании просто

не сможет. Вот она командирская натура-то! Вторую игру я довольно легко

взял. Командир удивился. Третью игру я закончил победоносно, не дав вы-

бросить ему ни одной фишки, что считается особо позорным проигрышем.

Горечи поражения командир ничем не выказал, разве только ожесточеннее

бросал камни и стал реже улыбаться. В четвертый сеанс я снова наголову

разгромил противника, не оставив шансов на реванш. С минуту командир

сидел молча, потом встал и, направляясь к выходу, бросил:

– На сегодня хватит. Завтра продолжим. Отдыхай, Белов.

После ухода начальника народ вытащил видеомагнитофон и рассел-

ся смотреть кино. После кино особенно не спалось, я лежал, читал кни-

гу, ходил курить. Бодровствовал, одним словом. Таким манером я докан-

товался до восьми утра. Вторая смена сменилась с вахты, и в каюту вле-

тел взвинченный до верхнего упора Мастер.

– Твою мать! Не вахта, а смерть! Шеф как с цепи сорвался, перетра-

хал весь центральный вусмерть! Все хреновые, все вахту нести не уме-

ют, все ни черта не знают. Короче, все козлы, а он д’Артаньян! Побудил

всех командиров подразделений нотации читать. Мне приказал новые

зачетные листы выдать! Глупый я, ничего не знаю! Ё-моё, его как будто

в нарды обули, словно щенка…

Мне показалось, что я ослышался. Перебив монолог Мастера, я сознался:

– Я с ним играл. Три один в мою пользу. Это что, смертельно?

153

П. Ефремов. Стоп дуть!

Мастера вздыбило:

– Блин! Тебя что, не предупредили? Не вздумай у него выигрывать!

У нашего шефа самолюбия больше, чем здравого смысла. Он же себя Джо-

молунгмой считает, а всех остальных эмбрионами! Для него проигрыш,

как коровье дерьмо на голову при всем народе. Запомни: одну партию

выиграл – три проиграй! Просек?

Я просек. В течение дня меня еще трое из вахты ЦП второй смены убе-

дительно просили унять гордыню и сдаться командиру как можно более

корректно.

Ночью после смены я позавтракал. Командира еще не было. Я пошел

перекурить, а затем снова отправился в кают-компанию. Командир уже

доедал.

– Белов! Где пропадаешь? А ну садись.

Мы сели. Первую игру согласно плану я выиграл. Хотя сегодня коман-

дир играл несравненно сильнее, чем вчера. Шеф только сжал губы и при-

щурил глаза. Вторую я бессовестно сдал. Третью и четвертую тоже. По-

том мне стало стыдно за столь явное подмахивание, и я решил последнюю

сражаться до конца. Но командир вдруг посмотрел на часы.

– Ладно, Белов! Завтра продолжим. Старпом ждет.

Потом неожиданно подмигнул и засмеялся:

– А ты, лейтенант, неплохо играешь. Вчера меня так отделал. Но сам

видишь, опыт штука великая! Учись!

И ушел в центральный.

В эту ночь я с нетерпением ожидал Мастера. В восемь Мастер, бла-

женно улыбаясь, ввалился в каюту.

– Ну как? Что командир?

– Слушай, старик! Проигрывай ему почаще. Я так давно на вахте

не балдел. Прикинь, шеф пришел, рот до ушей, упал в кресло и пошел

анекдоты травить. Никогда с ним такого не было! Потом попросил какой-

нибудь детектив! Он же ничего, кроме инструкций, не читает! А потом

уснул. Я под такое дело даже покемарить умудрился. Проигрывай ему.

Болезненное самолюбие. Всю дорогу лучше всех хочет быть, а тут ты

со своей кошой. Характер, однако! Понимать надо!

До конца автономки я играл с командиром по правилу: одну себе, три

ему. По приходе получил благодарность за поход от командира дивизии

по ходатайству командира корабля и приглашение остаться у них в эки-

паже навсегда. От второго я отказался.

Потоп

Когда военная мысль заходит в тупик, объявляет-

ся большая приборка!

Военно-морской афоризм

– Товарищи подводники! Через две недели наш экипаж принимает ко-

рабль! Время берегового безделья и распиз…ва кончилось! Хватит, два года

154

Часть вторая. Прощальный полет баклана

на берегу! Садимся на борт Кочина. Но перед этим его экипаж еще раз вый-

дет в море на КШУ. Десять суток. Командование приказало доукомплекто-

вать их нашими силами. Экипаж опытный, постоянно плавающий, поэтому

приказываю всем откомандированным к ним провести этот выход с макси-

мальной пользой. Набирайтесь опыта! А то совсем плесенью поросли на за-

воде!!! Пашков, огласи список…

Командир замолчал. Перед строем встал старпом и начал читать. К Ко-

чину уходило человек тридцать. Среди них и я, лейтенант Белов, коман-

дир десятого отсека. К этому времени в море я был всего два раза, по трое

суток…

Кочинская команда была отработана до безобразия. Свое железо они

держали почти два года без отпуска. Сходили в две автономки. Между ними,

правда, отдохнули месячишко в доме отдыха – и снова на пароход. Серьез-

но в море они больше не собирались, и командир потихоньку стравливал на-

род в отпуск небольшими группами. А тут на тебе, еще один выход! Так нас

и загребли.

Кочин мужик был ответственный. Всех прикомандированных собрал

в кают-компании, узнал имя каждого, кто и где служил. Результатами остал-

ся вполне доволен. Большинство пришлых вылезли не из пеленок, море зна-

ли не понаслышке. Ко мне же, как к неоперившемуся, приставили ветеран-

ского возраста каплея Николаева, бывшего в далекой молодости команди-

ром десятого отсека. Для поддержания штанов.

Десятый отсек – отсек живучести. Кормовой тупик корабля. Самый

маленький. Добрую треть отсека занимает ВСУ. Всплывающее спасатель-

ное устройство. Огромный бесполезный монстр, чудо-спасатель для пер-

вых двух человек. Кроме того – микровыгородка ВХЛ, водо-химической

лаборатории. Меленькое, тесное помещение, куда с трудом может вжать-

ся два человека. Сидит там моряк-водоподготовщик и делает анализы пита-

тельной воды, поступающей от испарителей. Чтобы, не дай бог, не засолить

конденсатно-питательную систему. Еще на верхней палубе огромный, веч-

но поломанный токарный станок и гальюн. Наверное, самый чистый после

командирского. Во-первых, далеко, а во-вторых, старшина отсека держит

его под замком и ключ выдает только самым надежным товарищам. Больше

наверху ничего особо крупного нет. Ну, щиты гребных, насосы гидравли-

ки, кормовой люк наверх – мелочь. На нижней палубе два внушительных

гребных электродвигателя, линии валов, дизель. А в тесном трюме – пом-

па. И все. И люди: водоподготовщик, электрик, турбинист, старшина отсека

и командир отсека. То есть я. Всего пять человек. И то все собираются толь-

ко по тревоге.

Получив все эти знания от Николаева, я приступил к изучению сво-

их владений. Мне понравилось. Чисто, уютно, далеко от начальников. Кра-

сота! Старшина отсека и матросы опытные. Все знают. Значит, мне остава-

лось на первое время создавать видимость сурового командования, а на са-

мом деле учиться всему и у всех.

Отработанный экипаж – это сила. На следующее утро оперативно и гра-

мотно завелись, а к вечеру отшвартовались. По планам КШУ наша роль была

незначительна. Десять суток изображать автономное плавание, всплывать

на сеансы связи, выдерживать их сроки и как будто бы все.

Вышли в полигоны боевой подготовки, погрузились. Огляделись. Ко-

чин воевать сразу не стал и после обязательных осмотров дал экипажу вы-

155

П. Ефремов. Стоп дуть!

спаться. Двое суток провели относительно спокойно. На третьи – командир

дивизии, бывший на борту старшим, отоспался и решил, что расслабляться

довольно. Пора и честь знать. И устроил показательный смотр корабля. Ре-

зультат был предсказуем до тысячных. Все плохо. Корабль запущен, грязен,

отвратителен. Народу засучить рукава и до прихода в базу привести родное

железо в надлежащий вид. Мое личное мнение относительно чистоты свое-

го отсека оказалось ошибочным. Особливо насчет моего мини-трюма. Ока-

залось, что он весь покрыт ржавчиной, подтеками масла, плесенью и так да-

лее. Глаз не радует. Устранить!

И я приступил. Следующие двое или трое суток я все тревоги и свобод-

ное время проводил в отсеке. Вылавливал своих матросов по каютам и та-

щил с собой творить порядок. Ежедневно нас проверял старпом, разносил

на чем свет стоит, докладывал в центральный о неготовности, и контроль-

ный осмотр корабля откладывался на другой срок. Единственное, что радо-

вало, так это то, что в таком состоянии находились все без исключения отсе-

ки корабля. Тогда меня такая постановка вопроса удивляла. С годами пришел

опыт, пришло и понимание. Всегда и все будет плохо, пока народ озадачить

нечем. Приборка – не средство достичь чистоты, а средство занять людей

делом без временных рамок.

В тот день в обед проиграли все обязательные тревоги. Через полчаса

должно было быть всплытие на сеанс связи, и по кораблю дали одну из па-

радоксальных флотских команд: «Не снижая боевой готовности, начать

большую приборку!» Вроде «война» продолжается, а вроде бы и нет. Затем

«Каштан» оповестил: «Старшинам отсеков получать приборочный материал

у интенданта в 5-бис отсеке!» Мой старшина сразу слинял. Получать, да и пе-

рекурить не мешало. Матроса-турбиниста вызвал командир группы в вось-

мой отсек собирать масляный сепаратор. Электрика высвистал комдив два

на пульт ГЭУ. Я остался вдвоем с матросом-водоподготовщиком Андреевым.

Немного погодя по корме прошел помощник командира, указать на недо-

статки. Завалив ко мне, он никуда не полез, а сказал, что моим трюмом осо-

бо недовольны и надо пройтись по нему ветошью еще разок, – контроль-

ный смотр после всплытия. Сказал и ушел. Внутренне я был не согласен

со старшим офицером, но по причине молодости возражать не стал, а при-

ступил к выполнению. Вытащил за шкирку из лаборатории Андреева, сунул

его в трюм и спустился следом.

Как я уже говорил, трюм у меня маленький и тесный. Трапик вниз

узкий. Помпа, трубы, клапана. Толком не развернешься. Андреев вниз

спустился. Следом я ему на голову высаживаюсь. Он посторонился, ме-

сто уступил. Стою. Высматриваю, что же еще отдраить в этом подваль-

чике. Мой бедный водоподготовщик рядом, с ноги на ногу переминается.

А вокруг мерзковато. Трюм ведь он и есть трюм. Вода, капли, помпа под

носом грохочет. Я для широты обзора назад к борту попятился. Ну и на-

ступил на напорный патрубок помпы, что за борт воду откачивает. А он

не из меди, а из многослойной резины в металлической оплетке. И вот

этот патрубок то ли от старости, то ли просто дефектный попался – взял

и раскрылся подо мной. Знаете, как старые шланги лопаются. То же са-

мое, но в другом масштабе.

Удар. Дикий шум и гул. Я даже не смог понять что случилось. Секун-

ды не прошло, как вода меня накрыла, а низкорослый Андреев вообще

пропал под бурлящим потоком. До сих пор не могу понять, как же я со-

156

Часть вторая. Прощальный полет баклана

образил, что помпу надо просто остановить. А пусковая станция рядом,

под рукой, три ступеньки по трапу вверх. Я к трапу. Одной рукой за него

хватаюсь, другой под водой Андреева ищу. Нащупал, выдернул за воло-

сы наверх. У того глаза как пятаки. Рывок наверх, накрыл рукой красную

кнопку, нажал. И тишина. Вода стоит, не прибывает. Обалдевший Андре-

ев к трапу прижался. Не уверен, что мы с моим матросом в штаны не на-

пустили, но благо, вода все смывает. Внезапно стало так холодно, что зубы

сами стали чечетку отбивать. Выполз наверх. Потом еле отодрал Андрее-

ва и помог ему вылезти.

Все произошло быстро. Испугаться, и то не успели. Вылезли на верх-

нюю палубу, а там «Каштан» надрывается голосом комдива три:

– Десятый, десятый! Белов! Дифферентовка плавает, что за вода у тебя

в трюме?

Я, перестукивая зубами, ответил:

– Есть десятый! Ра… раз… разрешите по телефону доложить?

Комдив три пришлого и неопытного молодого лейтенанта слушать

не стал.

– Что ты там заикаешься? Докладывай, сколько воды!

Я попытался собраться с мыслями. По сути, это авария. Поступление

воды в отсек. Но в мокрую и холодную голову дельные мысли не шли, и я са-

мопроизвольно прошептал:

– Да вроде с головой мне будет…

– Что? Сколько?

– Да патрубок тут развернуло… Полный трюм, короче.

Вот тут началось. Всевозможные перезвоны. Всевозможные меропри-

ятия. Вместо всплытия под перископ, аварийно всплыли в надводное поло-

жение. Очень большая удача, что сообразили воздух в отсек не подавать.

Уши целы остались. Переборку из девятого братья-турбинисты сразу же

задраили со всей механической надежностью, набросив на кремаль еру

болт. Нам с Андреевым осталось только, дрожа от холода, сидеть и ждать

развития событий. Я напрасно уверял центральный пост, что вода стоит,

помпа тоже, можно заходить в отсек без опаски. Куда там! Нас спасали

по полной программе. Так, как надо. Сейчас я с ними согласен. А тогда –

вода холодная, под ноль градусов, нам не во что переодеться. Обоих тря-

сет. Кошмар!

На поверхности пустили главные осушительные насосы. Они втянули

всю воду за считанные секунды, и озеро в трюме иссохло. После моих заве-

рений, что воды больше нет, сухо и пусто, к нам направили аварийную пар-

тию. Они еле вползли в отсек, снаряженные во все мыслимые средства за-

щиты, включенные в идашки, обвешанные аварийными упорами, брусьями,

клиньями, пробками. Человек шесть. Еле вместились. Тем все и закончилось.

Убедившись, что я не вру, командир партии доложил в центральный об устра-

нении угрозы. Дали отбой тревоги. В отсек табуном налетели трюмные ис-

правлять поломки своей помпы, а меня, как был, – синенького и мокрень-

кого вызвали в центральный.

Оттрахали меня по полной схеме. И поделом. Но потоп так изумитель-

но отмыл мой трюм от всей гадости, что через сутки «высокая» корабель-

ная комиссия признала его самым чистым на корабле. С определенной до-

лей иронии, конечно.

157

П. Ефремов. Стоп дуть!

Дом, в котором ты живешь…

Все здания и помещения, а также территория пол-

ка должны всегда содержаться в чистоте и поряд-

ке. Каждый начальник отвечает за правильное ис-

пользование зданий и помещений, за сохранность

мебели, инвентаря и оборудования. Все помещения

и фасады зданий должны быть окрашены краска-

ми установленных колеров.

Устав внутренней службы ВС РФ

Кто не помнит свое самое первое в жизни собственное жилье? Да и как

можно забыть свою первую собственную квартиру, куда ты вступал со свя-

щенным трепетом, в душе ликуя и дрожа от ощущения подлинного счастья

и рождающегося чувства полноценного мужчины-хозяина, а не скиталь-

ца по комнатам в общаге и по раскладушкам у друзей. Разве кто-нибудь за-

мечал, хронически протекающие потолки на пятом этаже и подпорченные

вечным парением полы на первом этаже? Загубленная жизнью сантехника

вызывала только ироническую улыбку, а хлипкая дверь, пережившая сме-

ну уже десятка замков, только одно желание – поставить наконец свой соб-

ственный…

С самого первого дня своего пребывания на Севере в офицерском ран-

ге и лейтенантском звании самой большой моей мечтой, да и не только моей,

наверное, была собственная квартира. В достопамятные советские, ныне

проклинаемые всей прогрессивной частью человечества времена тоталита-

ризма и душения свобод, в Военно-морском ведомстве, а точнее – в закры-

тых гарнизонах подводников, существовало то, что тогда называлось разви-

тым социализмом. Тогда офицерам и мичманам давали квартиры. Конечно,

служебные, но безвозмездно, практически навсегда и самое главное – бы-

стро. Если ты был человеком семейным, да еще и с ребенком на руках, то мог

получить собственное жилье и в самый первый день своей службы, после

представления командиру и экипажу. Конечно, существовало много нюан-

сов, но факт оставался фактом, многие мои друзья, особенно те, которые

с первого дня попадали в экипажи самой старой и заслуженной 19-й диви-

зии, уходили после представления командиру и экипажу в поселок, сжимая

в руках ключи от квартир.

Вообще, существовавшая система распределения жилплощади, лично

для меня была слишком запутана и непонятна. В поселке, который тогда чис-

лился на балансе ВМФ, параллельно существовало несколько взаимозаменя-

ющих друг друга служб. Домоуправление, которое вроде как отвечало за жи-

лой фонд, ремонтировало его и подписывало ордера на квартиры, и ОМИС,

морская инженерная служба, которая занималась тем же, но не силами граж-

данских слесарей и рабочих, а силами матросов и мичманов. Причем тот же

ОМИС постоянно помогал домоуправлению этими же матросами в самых

благовидных целях. Ну для примера хотя бы в уборке городка. Дело в том,

что дворников в поселке не было. Точнее – они были, но лично я ни разу

за всю службу не видел ни одного. Все штаты дворников были укомплектова-

ны женами командиров и начальников, которые, естественно, метлы и ломы

в руки никогда не брали. Это было для всех секретом Полишинеля, и я допод-

158

Часть вторая. Прощальный полет баклана

линно знаю, что дворником моего последнего двора числилась жена замко-

мандира береговой базы флотилии. И по этой причине поселок всегда уби-

рали моряки. Каждую субботу, в ПХД, все экипажи отсылали на закреплен-

ный за ними участок в поселок группу матросов под руководством офицеров

и мичманов, которые и наводили там образцовый военно-морской порядок,

убирая недельный мусор вместо околопогонистых «дворничих».

Сам жилой фонд точному подсчету и строгому контролю не поддавал-

ся. Были жилые фонды флотилии, дивизии, экипажей самого домоуправле-

ния и уж, естественно, ОМИСа. Никто из вышеперечисленных своих зана-

чек не сдавал, и уж если в экипаже неожиданно освобождалась хоть какая

квартира, то в нее старались либо вселить кого-то из своих, либо попросту

затихарить, состряпав фиктивный протокол жилищно-бытовой комиссии

о ее распределении. В общем, веселая была организация процесса…

В самый первый день своей службы оказалось, что мой экипаж в отпу-

ске, и никто проблемой моего жилустройства, кроме меня самого, не озада-

чен. К тому же экипаж мой был тогда в 13-й дивизии, числился за Оленьей

губой и никаких своих фондов в Гаджиево не имел. Старый каплей Васи-

лий Энгельсович, сидевший вместе с личным составом в казарме, ситуацию

с квартирой объяснил коротко и емко: «…ни х... тебе не дадут. У самого стар-

пома квартира в Оленьей на пятом этаже, размером с его каюту. Дергайся

сам. Иди к начпо, что ли, для начала…». И я пошел по кабинетам…

Удивительно, но на второй день своей службы, когда неожиданно ре-

шился вопрос моего личного проживания, правда, в чужой квартире, я уму-

дрился попасть в кабинет к начальнику политотдела 13-й дивизии. Ког-

да я пришел в политотдел, там практически никого не было, за исключе-

нием мичманши скучающего вида с огненного цвета губами, и казалось,

что коридор просто накрыт расслабляющим туманом безделья. Да и не по-

гнал меня начпо с первой минуты вон, судя по всему, по все той же при-

чине банальной скуки. Усадив меня перед собой, благообразный полков-

ник, правда, с довольно хищными глазами, сначала выспросил у меня всю

историю моей жизни, а уж потом, видимо, уловив нужные нюансы, взял

слово сам, да минут примерно на сорок. Начав, как положено, с междуна-

родного положения страны, он закончил тем, что, пролистав какой-то тал-

муд раз пять с первой до последней страницы и изобразив на лице вселен-

скую скорбь, резюмировал, что свободных квартир в дивизии нет и еще

долго не будет. Закончил начпо, как и положено опытному политологу,

на позитивной ноте, пообещав мне, что рано или поздно все у меня будет,

а сейчас стоит ждать экипаж, в котором мне уж точно помогут. Мои сло-

ва о том, что жена у меня на шестом месяце, вызвали у него бурный вос-

торг, но когда я обмолвился, что она еще дома, а не здесь, восторг поутих,

и начпо снова завел песню, правда, теперь о трудностях своей молодости.

Ушел я от него озадаченным и уверенным только в двух вещах. Что квар-

тиру мне никто просто так не даст и что нельзя никому говорить о том, что

моя жена на Большой земле. В течение следующих суток я обдумывал воз-

можные пути решения квартирного вопроса. Был один вариант, который

был уже опробован моими сокурсниками, бывшими в Гаджиево на стажи-

ровке. Пару человек просто нашли брошенные квартиры в старых домах,

поставили свои замки и за время стажировки привели их в более или менее

жилой вид. Но это все носило такой откровенно несерьезный характер, что

от этого варианта я сразу решил отказаться. И воспользовавшись тем, что

159

П. Ефремов. Стоп дуть!

экипаж был еще в отпуске, я решил штурмовать домоуправление. Благо да-

леко идти было не надо. Подъезд Мишки Бронзиса, у которого я квартиро-

вал, находился аккурат напротив домоуправления. Первый мой заход к на-

чальнице домоуправления Людмиле Ивановне закончился ничем, а точнее

говоря, полным фиаско. Мадам бальзаковского возраста, с лицом мудрой,

видавшей виды совы и пролетарским макияжем на лице, беспристрастно

выслушав мой нагловатый лепет о семье, жене, своем угле и прочей лири-

ческой чепухе, ответила коротко, предельно доступно и явно уже не пер-

вому такому орлу, как я.

– Вы, товарищ лейтенант, не по адресу. Идите к себе в дивизию, там

и решайте эти вопросы. До свидания.

Наверное, мое лицо после этих ее слов выдало такую гамму чувств и пе-

реживаний, что она неожиданно для меня, да судя по всему, и для себя са-

мой подкинула мне новое направление атаки.

– Там в 13-й у вас Астахов… второго ранга в политотделе квартирным

вопросом занимается… К нему иди. Пусть тебе дает смотровой ордер на ста-

рый фонд. Я ему недавно десяток квартир предложила. Тогда и приходи.

После чего, удивившись собственной доброте, начальница резвыми дви-

жениями обеих рук указала мне на дверь.

Уже на следующее утро, часов в десять я скребся в дверь капитана 2 ран-

га Астахова. Он оказался немолодым, предпенсионного возраста офицером

с усталыми слезящимися глазами. Выслушав мой рассказ, он, грустно улы-

баясь, сказал, что к начпо я ходил зря, тот в квартирные вопросы не лезет

и ничего о них не знает, из чего я понял, что тот талмуд был обманной гра-

мотой, а к Людмиле Ивановне, которую он назвал Людкой, я вдвойне зря по-

шел. Астахову я уже нагло соврал, что жена на седьмом месяце, сидит у дру-

зей на чемоданах и рожать категорически хочет здесь, а не на Большой зем-

ле. Астахов посмотрел на меня, как на марсианина, и покрутил пальцем

у виска.

– Дура она у тебя… – Тем не менее полез куда в стол, вынул амбарную

книгу и начал листать страницу за страницей, беззвучно шевеля губами. По-

том достал листок бумаги и начал старательно выписывать адреса.

– На вот, лейтенант… тут куча адресов… давай-ка, печатай протокол за-

седания ЖБК части о смотре этих квартир и неси сюда. Я тут черкану пару

строк для Людки. И потом к ней. Она проверит по своим бумажкам… клю-

чи даст… ордера смотровые, что ли… и смотри. Выберешь что-нибудь – ска-

жешь ей, а она уже подскажет, что дальше делать. Иди.

К Людмиле Ивановне я добрался только через неделю. Она вниматель-

но изучила визу Астахова и начала сверку. Из девяти выписанных им квар-

тир, свободными оказалось всего пять. Причем ни к одной из них ключей

не оказалось.

– Ну ты все равно иди, смотри…

Начальница неожиданно улыбнулась:

– Может, повезет…

Смотреть квартиры я отправился вечером и не один. К этому времени

экипаж уже вернулся из отпуска, и со мной пошел мой новый товарищ,

старший лейтенант Палехин Сашка в качестве моральной поддержки, да

и чего греха таить, физической. Первая квартира оказалась в 32-м доме,

одном из старейших строений поселка. Дом этот уже и в то время был за-

селен максимум на половину, и квартира, которую мы искали, оказалась

160

Часть вторая. Прощальный полет баклана

под самой крышей и была абсолютно разграбленной, даже без входной

двери. Вторая квартира была на «Вертолетке», на первом этаже. Дверь

присутствовала, но этим все положительное и ограничивалось. Кварти-

ра была по пояс завалена всевозможным мусором, который, судя по все-

му, сносили в нее со всего дома, и уже не один год. Разгрести все это сво-

ими силами возможным не представлялось, и мы отправились по следую-

щему адресу. На удивление, это оказалась двухкомнатная квартира через

стенку от моего нынешнего места проживания, то есть на одной площад-

ке с квартирой Бронзиса. Вариант был очень неплохой, но на двери зримо

присутствовал свеженький замок, с воткнутой в него запиской следую-

щего содержания: «Не надо ломать замок! Я уже прописался». Предусмо-

трительность неизвестного военного впечатлила, и мы, сделав короткую

остановку у меня, чтобы выпить по чашке чая, отправились по следую-

щим адресам.

Только последняя квартира, в 72-м доме на первом этаже, в том са-

мом доме, из которого я потом уезжал навсегда, оказалась, судя по всему,

вполне достойной. Был уже вечер, и свет в ней не горел, а также наблюда-

лось полное отсутствие штор и занавесок. Обзвонив соседей, мы выяснили,

что в квартире никто не живет уже с полгода, и что она в неплохом состо-

янии, так как уволившийся в запас мичман, проживавший тут ранее, отли-

чался хозяйственностью и аккуратностью. И хотя внутри жилья побывать

не удалось, мы с Шуркой, тем не менее отправились ко мне домой обмывать

найденное жилье.

С утра, прокатившись на «скотовозах» в Оленью, я на дрожащих

от нетерпения ногах рванул к механику и взял у него добро на возвраще-

ние в Гаджиево, чтобы застолбить квартиру окончательно. Добро было по-

лучено, и я, отстучав на пишущей машинке протокол заседания корабельно-

го ЖБК в пяти экземплярах, подмахнул его у замполита, являвшегося на тот

момент ее председателем, и, поставив печать, рванул в Гаджиево, предвари-

тельно заскочив к Астахову в штаб. Тот сидел в своем кабинете и лениво ли-

стал «На страже Захолустья».

– О, лейтенант… Что такой счастливый?

Я, со вчерашнего дня пребывая в состоянии щенячьего восторга от того,

что вроде бы уже решил квартирный вопрос, не переводя дыхания выпа-

лил: – Тащ... второго ранга, я тут… Ну из списка одну квартиру выбрал вот…

Дом 72 квартира 18… Вот…

Астахов поменял позу и отложил газету в сторону.

– Да-а-а… молодец! И что, нормальная квартира?

Я, не сдерживая восторга, закивал головой.

– Да… да… Хорошая вроде, да и высокий первый этаж!

Астахов достал свои бумаги и, полистав, что-то пометил на страницах

своей амбарно-квартирной энциклопедии.

– Ну… давай… Готовь бумаги, протокол от части там… Сам знаешь, и да-

вай их на ЖБК дивизии подавай… Рассмотрим…

Я протянул уже готовый протокол.

– Вот! Уже сделал…

Астахов взял мои бумажки. Посмотрел. Почесал за ухом.

– Ты ведь из экипажа Косицина? Ну да… Давай! Сам их на ближайшем

заседании подам… Так что готовься, лейтенант, к заселению! Иди, иди…

161

П. Ефремов. Стоп дуть!

И я счастливый и довольный собой, жизнью и Военно-морским фло-

том, выскочив из штаба, прямиком помчался в хозяйственный магазин по-

купать замок. Поставить свой замок меня надоумил более опытный Пале-

хин, уверив, что если протокол пройдет в дивизии, в чем я уже не сомневал-

ся, то квартира, считай, моя.

Вечером мы с Сашкой взломали квартиру. Она оказалась девственно

пустой, и, судя по слою пыли, уже не первую неделю. Квартирка оказалась

и правда чистенькой, теплой, без следов парения. Вся фановая система была

в абсолютном порядке, и даже нигде не протекала, а из кранов вода текла

с отличным напором, ничем не напоминая квартиру Бронзиса, где я прожи-

вал в настоящий момент.

– Офигенная хата! – подвел итог Палехин.

Он прошелся по комнате, попрыгал по полу.

– Все путем, и даже пол не гнилой. Мне такую никогда не получить.

Это была сущая правда. Шура был неженатым, а потому попытки полу-

чить комнатушку даже в старом фонде прекратил еще полгода назад. Хотя,

по правде говоря, ему просто было лень этим заниматься, а потому он веч-

но ворчал, жаловался на судьбу, в то же время довольно комфортно пере-

кочевывая из квартиры одного друга к другому. Замок мы ударно вставили

в дверь и тоже воткнули в замочную скважину записку с предостережени-

ями и даже с номером протокола.

А потом понеслись «боевые» будни. Я через день вставал «под ремень»

в гарнизонной комендатуре поселка Оленья губа, попутно совершенству-

ясь в изучении матчасти корабля на табуретке в казарме. В квартиру мне

удавалось вырваться нечасто большей частью по выходным, и там я особо

не усердствовал. Во-первых, мой протокол все еще не был подписан и, по сло-

вам Астахова, пока не был рассмотрен по причине перевода экипажа из 13-й

в Краснознаменную 31-ю дивизию. И, по его же уверениям, как только будет

директива, все сразу и уладится. А во-вторых, у меня просто не было време-

ни, да и сил. Поэтому моя деятельность в квартире ограничилась только тем,

что я добросовестно ободрал старые обои, отдраил ванну и гальюн, ну и вы-

мыл окна, завесив их разовыми простынями.

А через месяц нас взяли и срочненько, как всегда и бывает на флоте, пе-

ребросили в славный поморский город Северодвинск, сменить наш первый

экипаж на время отпуска. Так я и уехал в Северный Париж, не дождавшись

утверждения своего протокола. Жизнь и служба в заводском городе настоль-

ко отличалась от всей предыдущей жизни, что сначала о проблеме жилища

я просто позабыл, а потом, когда немного пришел в себя, понял, что все рав-

но ничем на процесс, происходящий в далеком Гаджиеве, повлиять не смо-

гу. На этом я как-то и успокоился и уже с чистой совестью продолжал вку-

шать прелести поморской жизни. Так пролетело почти пять месяцев. За это

время у меня успел родиться сын, и я слетал в Севастополь, меня наградили

первой в жизни юбилейной медалью, обмытой в Примусе, я побывал в Ан-

дерме и узнал, что такое мороз 48 градусов, а ты в одной шинели. И вот ког-

да до отъезда в родное Гаджиево оставалось всего пару недель, оттуда вер-

нулся засланный ранее по каким-то служебным делам помощник команди-

ра, и между делом на докладе сказал, что лейтенанту Белову стоит пораньше

убыть в базу, а то у него там какие-то проблемы с квартирой возникли. И, что

самое фантастическое, старпом Пал Петрович, а попросту Пал Пет, а ино-

гда даже и Пол Пот, к тому времени заменивший командира, отозванного

162

Часть вторая. Прощальный полет баклана

в базу, самолично дал добро отправить меня в Гаджиево на неделю раньше,

чтобы я потом не доставал его глупыми просьбами в пункте постоянного ба-

зирования.

Я летел в Мурманск на старенькой «Аннушке» вместе с нашим штур-

маном Тетюевым, которого тоже отпустили частным порядком доставить

домой беременную супругу. Прилетели мы ближе к вечеру, и когда потом

на такси добрались до дома, я, не откладывая дел в долгий ящик, переодев-

шись и зажав в руке ключи от квартиры, рванул совершить ее осмотр. К мо-

ему ужасу, если не сказать шоку, окна в «моей» квартире горели, на них ви-

сели аккуратные цветастые шторы, а не мои простыни, а за окном даже ви-

села какая-то снедь в уличном «холодильнике». Замок был, естественно,

сменен, и я подавленный, но все же полный решимости выяснить, кто и ка-

ким образом вселился, в казалось, уже мое жилье, нажал на звонок. Дверь

открыл губастый и здоровенный мужчина в тельнике, по внешнему виду ко-

торого я как-то машинально сделал вывод, что это мичман. Так и оказалось.

Он спокойно и с достоинством объяснил мне, что долго просил квартиру,

и вот наконец в ноябре прошлого года капитан 2 ранга Астахов ему ее и вы-

делил. В подтверждение своих слов он продемонстрировал мне лист со сво-

ей пропиской, а у него из-за спины в этот момент выглядывала его супруга

с паспортом в руке. Тут-то я и понял, что добродушный и вроде бы очень по-

рядочный замполит Астахов просто-напросто воспользовался мной, на са-

мом деле абсолютно не желая отдавать хорошую квартиру какому-то лейте-

нанту, да еще и из экипажа, покидающего дивизию.

Сказать, что я был зол, значит, не сказать ничего. Вечером я угрюмо пил

спирт с соседями, взявшими на себя благородную миссию утешителей, и, гры-

зя ногти, обдумывал страшную месть Астахову и всей замполитовской бра-

тии, а также пытался представить себе план дальнейших действий по обре-

тению собственного жилья. Решение пришло как-то само собой, когда я уже

засыпал на диване. Надо идти к Людмиле Ивановне, благо домоуправление

напротив моего подъезда.

Утром, выбритый и благоухающий «О'Женом», я стоял напротив две-

ри начальницы и терпеливо ждал ее прихода. Когда могучая глава жилищ-

ной организации Гаджиево степенно прошествовала в свой кабинет, я оттер

спиной группу ее подчиненных, следовавших за ней, и закрыл за собой пе-

ред их лицами дверь кабинета.

– Вы кто такой? У меня сейчас неприемное время, приходите когда…

Я не стал ждать окончания дежурной речи Людмилы Ивановны и сра-

зу пошел в наступление.

– Людмила Ивановна, я лейтенант Белов. Помните, еще в октябре

я осматривал квартиры, которые вы Астахову из 13-й дивизии отдали? И ту,

что я выбрал и почти оформил, пока я был в Северодвинске, отдали какому-

то мичману. И что мне теперь делать с женой и трехмесячным ребенком

на руках?

Врал я безбожно, к этому времени твердо осознав одно из флотских пра-

вил: не подумаешь о себе сам, никто тебе добровольно не поможет. Так что

ложь моя была осознанной и вынужденной. Видимо, моя злая напористость

в совокупности с неприкрытой обидой смотрелись если не душещипательно,

то уж очень трогательно, и сразу гнать меня в шею начальница не стала.

– А-а-а… Что-то помню… Какой адрес-то был? Ты садись… не полыхай

тут статуей Свободы…

163

П. Ефремов. Стоп дуть!

Начальница водрузилась в кресло и, цыкнув на заглянувших было в ка-

бинет своих сотрудников, зарылась в бумаги. Через пару минут она подня-

ла от них голову.

– Так, Белов. Все ясно. Думаю, Астахов и не собирался тебя в эту квар-

тиру оформлять. Он с твоей помощью проверил, в какие квартиры можно

без капитального ремонта вселяться. Вот и вся песня. Зачем ему давать квар-

тиру лейтенанту, если он через месяц из дивизии уйдет?

Я молча кивнул. Начальница молча пошелестела бумажками и, усмех-

нувшись, подняла на меня глаза:

– Ладно, обиженный, есть у меня к тебе предложение. Я тебе сейчас дам

список квартир. Двухкомнатных. Кое в каких люди еще живут, но всем тре-

буется ремонт. Серьезный ремонт. Выбирай. Но есть одно условие. Ремонт

за свой счет. Помогу только с водопроводом и канализацией, если не в поряд-

ке. На другое ни средств, ни материалов нет. Если согласен, как выберешь –

сразу ко мне. Я тебе эту квартиру без всяких ваших ЖБК и политотделов

за неделю оформлю. Идет? К сожалению, ничем больше помочь не смогу.

По большому счету я не рассчитывал даже на это, поэтому кивнул:

– Я согласен. У меня как раз неделя и есть.

Через двадцать минут я со списком в десяток квартир и вязанкой ключей

шагал по поселку в сторону первого ближайшего адреса. К обеду я обошел

больше половины квартир. Они были и правда из категории «мама не горюй!».

В первой, на Вертолетке, обосновались сантехники-срочники, превратив ее

из более или менее сносного жилья в некое подобие подвала, заполненного

трубами и клапанами, с разбитым паркетом, разломанной ванной и ракови-

ной вместо унитаза. Другая, в здании старой почты, была вроде как ничего,

только вот почему-то в стене между комнатами была выбита огромная кру-

глая дыра диаметром метра в полтора. Оказалось, тут много лет проживал

кавторанг, недавно уволившийся в запас, а в стене у него был вмонтирован

аквариум, который он добросовестно выломал, убывая на Большую землю.

Потом была квартира с полным отсутствием пола, затем без дверей, ванны

и унитаза. Одну в старом фонде я пропустил сразу, только увидев, что со-

седи, выломав дверь, сделали из нее мусорный контейнер. Так я и бродил

до вечера, ничего более или менее приличного не найдя, и когда уже начал

впадать в уныние, вышел на самый последний адрес, который был в списке.

Дом 62 квартира 46. Это была квартира на высоком первом этаже в квадрате

старого адмиральского дома. В ней жила семья немолодого капитана 3 ранга,

которому уже выделили трешку в новом доме, построенном рядом с бассей-

ном. Они с женой рассказали мне, что квартира хорошая, теплая, да и распо-

ложена удобно, в чем я и сам успел убедиться. Беда была только одна: полы.

Год назад, зимой, когда вся семья была в отпуске, прорвало батарею, и ки-

пяток почти двое суток лил в квартиру, затем просачиваясь в подвал. Есте-

ственно, сварились ножки мебели, ковры, все заплесневело, но что самое от-

вратительное, сварился пол, который, со временем просохнув, местами пре-

вратился в натуральную труху. Все последствия потом семья, естественно,

устранила, но вот с полами совладать не получилось. На глобальную замену

времени и средств не было, а потому глава семейства застелил полы фане-

рой, покрасил ее, и они продолжали жить, с вечным скрипом и периодиче-

ским проваливанием ног по колено в пол. При всей своей прижимистости

домоуправление было вынуждено признать квартиру аварийной, и майору

выделили новую в самом новом доме. Они уже там прописались, просто за-

164

Часть вторая. Прощальный полет баклана

канчивали легкий ремонт и должны были освободить эту квартиру уже че-

рез неделю.

Хотя я тогда даже и не осознал степень «бедствия», которое я обрету,

согласившись на эту квартиру, мне она почему-то сразу понравилась. То ли

живым, не затхлым духом, то ли местом, то ли еще черт знает чем, но на сле-

дующее утро я стоял у дверей Людмилы Ивановны с твердой решимостью,

просто нарисованной на моем лице. Начальница сразу все поняла, и даже

не спрашивая, что же я выбрал, в конце концов, завела меня в кабинет, уса-

дила и выдала лист бумаги.

– Пиши! Я, Белов… имя, фамилия… Прошу прописать меня и мою се-

мью по адресу… Кстати… угадаю я или нет? Ты, случаем, не в 62-м доме квар-

тиру решил брать?

Я кивнул.

– Так я и думала… Хотя с ней возни будет не меньше, чем с другими…

Так, написал? Ниже пиши под диктовку. Претензий по состоянию кварти-

ры не имею. Написал? Ставь подпись и давай мне… Знаю я все. Полы там

ураган… зато все остальное в идеальном порядке. Так что с полами разби-

райся сам.

Прописала меня начальница в этой квартире быстрее, чем из нее вые-

хали прежние хозяева. Уже через четыре дня я стал обладателем заветной

бумажки с пропиской, причем, как я понял, никто из дивизии об этом так

и не узнал, потому что через два года наш замполит, посетовав, что я до сих

пор безквартирный, предложил мне однокомнатную квартиру в новостройке.

Но это было потом, а сейчас я был прописан в занятой еще квартире, но душу

грело то, что она уже есть, и не мифическая, а самая что ни на есть настоя-

щая, и даже двухкомнатная, чем не мог похвастаться ни один лейтенант мо-

его выпуска, да и многие офицеры постарше.

Мою квартиру освободили как раз за несколько дней до нашего экстрен-

ного отъезда в Палдиски, так что ничего сделать в ней я не успел, разве толь-

ко снова завесить окна да перетащить от Бронзиса скопившийся там всякий

хлам, прикупленный мной для квартиры заранее. Но тем не менее расстелил

посреди комнаты несколько газет и чисто символически, но отпраздновал эту

знаменательную дату. Я не верил тому, что эта квартира у меня есть, даже

когда был уже прописан и только ждал отъезда прежних хозяев. Я не верил

даже тогда, когда врезал замок после их отъезда, и только сейчас, перетащив

купленную по случаю у механика хорошую и удобную тахту и свой первый

черно-белый телевизор, купленный с рук, сидя на полу с шильницей в руке,

я понял, что это мои стены…

Через три месяца, вернувшись из Прибалтики, в которой мы задержа-

лись ненормально долго, я с ходу и рьяно принялся готовить квартиру к при-

ему семьи. В домоуправление я, памятуя обещание начальницы, не совался.

Полы в этой жизни я тоже самостоятельно никогда не перестилал. Но при-

шлось. Сначала я подсчитал и вымерил количество половых досок, необхо-

димых для замены в маленькой комнате, кухне и коридоре. Потом накупил

гвоздей и прочего инструментария и озадачился вопросом добывания поло-

вых досок. Удивительно, но я его решил достаточно быстро, традиционным

для России способом. Я их купил на стройке дома, который постепенно вы-

растал ниже дороги, вдоль озера. Все оказалось просто до безобразия. Я под

вечер приходил на стройку, сначала с кем-то из друзей, и за 5 рублей штука

покупал у сторожа-стройбатовца эти самые половые доски. Производитель-

165

П. Ефремов. Стоп дуть!

ность была низкая, но по две шестиметровые дуры мы каждый вечер домой

переносили. На третий вечер желающих из числа моих друзей потаскать де-

рево уже не нашлось. Пришлось идти к тем же стройбатовцам и заказывать

эти доски практически на манер платной фельдъегерской службы. А имен-

но 5 рублей доска плюс один рубль доставка. Бойцы победоносного строй-

бата оказались физически гораздо более подготовленными, и ударно за одну

ночь приволокли мне столько половых досок, сколько требовалось, добавив

бонусом ящик гвоздей и пару банок краски для пола. В самый ближайший

выходной, в субботу, после ПХД, я приступил к работам…

Вскрытие пола оказалось самым легким из всего, что мне предстояло.

Трухлявые доски из маленькой комнаты, кухни и прихожей, крошась и раз-

валиваясь в моих зудевших от желания поработать руках, были выдернуты

и вынесены из дома буквально за пару часов. И после этого сразу же обнару-

жилось, что устройство пола я не знаю абсолютно. И что самое хреновое, по-

чувствовал я это собственным вспотевшим телом. Под досками между лагами,

укрытая для изоляции толем, была напихана стекловата. И когда я в порыве

трудового экстаза сорвал верхний слой толи, стекловата пыхнула на меня,

и я через пять минут поверил, что можно умереть, зачесав себя до смерти. Че-

сались все места, которые были на этот момент открыты, а я ведь даже хотел

раздеться до трусов, и было страшно подумать, что бы произошло, если бы

я это сделал. Передышка в ванной мало что дала. Вода никак не успокаивала

чешущиеся части тела, и я, напялив на себя всякие старые тряпки, превоз-

могая зарождающееся желание сбежать куда подальше, все же довел осмотр

пола до бетонной основы.

Увиденное меня несколько обескуражило. Щели в подвал были такой

величины, что туда спокойно пролезала рука. А наших северных крыс я уже

видел сам неоднократно. Они стаями жили в вечно парящих подвалах на-

ших домов, и даже не боялись в светлое летнее время спокойно перебегать

на ланч к мусорным бакам. Лаги, на удивление, сохранились хорошо и ни-

как не пострадали от потопа.

Весь следующий день да и всю следующую неделю я готовился к даль-

нейшим работам. Обогатил стройбат еще на рублей пятьдесят, получив вза-

мен несколько мешков цемента и три рулона толстой цинковой фольги, ко-

торая хотя и с трудом, но вполне нормально резалась простыми ножницами.

В хозяйственном магазине я прикупил пакета три крысиной отравы в виде

порошка, несколько пар резиновых перчаток и еще кучу всякой всячины.

Следующие два дня прошли у меня в сплошном строительном угаре.

Я отпросился с обязательного субботнего ПХД и начал с того, что полностью

вскрыл пол во всех помещениях до голого бетона. Замесил раствор цемента,

который щедро сдобрил битым стеклом и крысиной отравой, и забетониро-

вал все найденные мной щели и отверстия. Теперь даже крысы, умеющие

жевать бетон, вряд ли решились бы опробовать своими зубами стекло, вку-

пе с отравой. Следующим этапом было покрытие бетона фольгой, от стенки

до стенки. Потом, первой же зимой, эта фольга создала такой эффект ско-

вородки над вечно парящим подвалом, что мы даже в самые крутые морозы

спали дома с открытой форточкой. Последним делом, которое я через силу

довершил к двенадцати часам ночи, была установка лагов, толи, стекловаты,

а сверху еще одного слоя толи.

В квартиру Бронзиса я возвращался, пошатываясь от усталости и поче-

сываясь от вездесущей стекловаты, которую потом еще полчаса дома отди-

166

Часть вторая. Прощальный полет баклана

рал от кожи жидкой резиной. У меня не хватило сил даже опрокинуть стоп-

ку, и я заснул на диване, не расстилая постель и даже не раздеваясь.

Утром я начал класть пол. Это оказалось на удивление легко, и большую

часть времени занимало только пиление огромных половых досок по разме-

ру. Тем не менее к восемнадцати часам вечера я уже закончил даже приби-

вать плинтуса, и потом минут пятнадцать зачарованно рассматривал дело

рук своих, не понимая, как же я это все осилил.

А в понедельник утром меня откомандировали на выход в море с другим

экипажем. Десять дней морей прошли быстро, и единственное, что меня рас-

страивало, – это то, что я не додумался еще и покрасить пол в тот же вечер.

Он бы намертво высох за эти дни. Но когда мы вернулись в базу и я отпра-

вился проверить свою квартиру, я едва смог открыть дверь. Мое упрямство

и махровый дилетантизм в области ремонта меня крупно подвели.

Доски, подсохнув за десять дней и будучи плотно подогнанными друг

к другу, выгнулись так, что, казалось, будто из-под пола кто-то сильно ломил-

ся в квартиру, но, к счастью, не попал. В течение двух следующих выходных

я выдирал на совесть загнанные мною же гвозди и перекладывал пол заново,

матерясь и одновременно смеясь над самим собой. А потом уже была и по-

краска. А после были обои, которые я клеил самодельным клеем из муки,

но забыл добавить в него средство от вездесущих тараканов, которые под-

водник, хочешь не хочешь, приносит домой, так что через месяц переклеи-

вал их заново, ибо тараканов расплодилось великое множество.

И еще мне навсегда врезался в память бетон, из которого строили дома.

Он был такой твердости, что даже наличие дрели с алмазным сверлом не га-

рантировало того, что ты за пару часов повесишь на окна самые обычные кар-

низы. Мне даже казалось, что если бы вдруг Кольский полуостров, не дай бог,

тряхануло какое-нибудь приблудное землетрясение, то наши дома не разва-

лились бы, а просто попадали набок цельными коробками.

Через несколько лет я переехал в другую квартиру. Более достойную,

не парящую и не протекающую, на четвертом этаже, но, наверное, такова

человеческая натура, что даже теперь я с какой-то любовью вспоминаю ту

самую свою первую двушку с кухонькой-пеналом, каждый гвоздь в которой

был забит моими руками и каждый уголок которой был вытерт моими ко-

ленками. И до сих пор мне кажется, что эта квартирка в далеком заполярном

Гаджиево была самой уютной и любимой в моей жизни…

Распред

Никогда не знают, кто прав, но всегда известно,

кто в ответе.

Закон Уистлера

В нашей краснознаменной дивизии, впрочем, как и во всех других, су-

ществовала одна очень занимательная вахта для офицерского состава – рас-

порядительный дежурный по дивизии. Могу поспорить, что многие бывшие

подводники прослезятся, услышав столь дорогое их сердцу слово – распред,

167

П. Ефремов. Стоп дуть!

или распор. И есть от чего. Ровно на сутки ты становишься главной задни-

цей штаба. Покорной и беззащитной. Ты сидишь в стеклянном аквариуме

у входа в штаб, массируешь руками телефонные трубки, и каждый из штаб-

ных лаперузов походя имеет или не имеет тебя, в зависимости от настрое-

ния. Причем, чем выше должность, тем чаще и сильнее, просто так, от из-

бытка командного патриотизма.

А какие причины находят! Например, наш ЗКД «полковник» Попов, бу-

дующий адмирал, начальник штаба флота, любитель хорового пения и гар-

мони снимал распреда только за то, что у него при утреннем докладе из-под

кителя не торчала белоснежная рубашка. Кто вбил в его голову, что белую

сорочку надо носить как нательное белье, – ума не приложу! Но снимал рас-

предов с вахты Попов исправно, с маниакальной настойчивостью. А так как

дежурный по дивизии, командир или его старпом, заступив, исчезали поч-

ти до смены, главным громоотводом становился его помощник-рапсред или

мичман – дежурный по штабу. Но в основном, естественно, офицер, как,

наверное, наиболее профессиональный защитник Родины.

В тот раз я заступал со своим старпомом капитаном 3 ранга Будиным

Борисом Александровичем по прозвищу Мякиш. Прозвище свое он пол-

ностью оправдывал. Офицер он был умный, образованный, знал то ли два,

то ли три языка, в том числе японский, словом, гигант мысли. Но трусли-

вый до абсурда и абсолютно не военный человек! Принять самостоятель-

но решение не мог, не хотел и даже не пытался. А я лейтенант, боязливый

и трусливый ввиду срока службы, пока еще маленького. Вот так два пере-

пуганных заступили в пятницу вечером на вахту в самое клоачное место

дивизии – штаб на ПКЗ. До утра дожили без потерь. Утром более стар-

ший по званию трус смылся в неизвестном направлении, а я остался один

на один с разрывающимися телефонами и привередливыми начальника-

ми. Но все же была суббота, комдив взял и не приехал, и почти вся штаб-

ная орда, не чувствуя контроля, разбежалась по «делам». Домой попросту.

СПНШ, по долгу службы обязанный сидеть до упора, побродил немного

по палубам ПКЗ, устал и упал спать в свою каюту. Все стихло, и я рассла-

бился.

Часов в одиннадцать заверещал прямой, без наборника, телефон опе-

ративного дежурного, главы всей вахтенной службы флотилии подводных

лодок. Я поднял трубку и доложился:

– Распорядительный дежурный в/ч … лейтенант Белов!

– Белов, от вас сегодня вахтенный штурман на буксир РБ-407. Ваших

крючкотворцев в строевой части оповещали вчера. Через двадцать минут

штурману быть на 13-м пирсе. Ясно?

– Так точно!

– Действуй, лейтенант!

Положив трубку, я нашел в папке список вахты на выходные. Напротив

вахтенного штурмана в перечне зияла пустота. Матрос-писарь из строевой

части фамилию не впечатал. Я понесся в строевую, благо она была на одной

палубе с дежуркой, метрах в десяти. Строевая оказалась под замком и опеча-

тана. Обмозговав положение, я поднялся на штабную палубу и, собравшись

с духом, постучал в каюту СПНШ. Никто не отвечал. Постучал еще раз и по-

тихоньку отворил дверь. СПНШ храпел на шконке, зарывшись головой в по-

душку. Будить не хотелось, можно было нарваться на неприятность. Но бу-

дить было необходимо: родить штурмана я не мог.

168

Часть вторая. Прощальный полет баклана

Аккуратно растолкав начальника, я сбивчиво объяснил суть вопроса.

СПНШ приоткрыл один глаз, дохнул на меня корабельным шилом и попро-

сил воды. Выпив стакан, СПНШ закурил, зевнул, поинтересовался, звонил ли

комдив, и, потушив сигарету, снова упал на подушку. Я снова робко спро-

сил о штурмане. СПНШ посмотрел на меня, как на инопланетянина, и про-

бурчал номер части. Фамилии он не назвал, и я справедливо решил, что лю-

бого свободного.

В дежурке, найдя нужный номер телефона, я с чувством внутренне-

го удовлетворения столь оперативным решением вопроса, поднял трубку.

На том конце провода вежливый голос сообщил мне, что сегодня выходной

и найти кого-либо в поселке представляется маловероятным. Это был удар.

Меня подвела моя же недогадливость. Мне не врали. По выходным я и сам,

перед тем как открыть дверь, подходил к ней на цыпочках, долго высматривал

в глазок, кто звонит, и в случае чего открывать посылал жену. А она, проин-

структированная донельзя, всем, кто в форме, говорила, что я уехал на весь

день в Мурманск. Это было общепринятой практикой, выходными дорожи-

ли все. Особенно лейтенанты первых лет службы.

Время шло. Оперативный был пунктуален. Телефон зазвонил снова,

и на этот раз дежурный был не так добродушен.

– Лейтенант! Где твой штурман?

– Товарищ кавторанг, тут такое дело… Я вызывал, а их…

Кажется, штурман был и правда очень нужен, и дежурному уже вдули

откуда-то свыше, так что меня он не дослушал и рявкнул:

– Юноша!.. Твою мать! Буксир идет к вам на пирс! Где хочешь, моло-

косос, ищи штурмана, сажай на шаланду и в путь! Тебе двадцать минут: или

штурман, или тебя сниму и буду звонить комдиву о вашем дежурстве!!! Со-

всем охренели!

На том конце провода бросили трубку. Я начал грызть ногти. Если сни-

мут – сегодня заступлю снова. На выходные. Не найду штурмана – позво-

нят комдиву. Ежели тот приедет – порубит всех в капусту: и моего бесслед-

но исчезнувшего старпома-дежурного, и поддатого СПНШ, и само собой

меня. А уж старпом и СПНШ потом на мне отыграются. По полной схе-

ме. Положение аховое. Я снова метнулся к СПНШ. В каюте на столе стоя-

ла уже ничем не замаскированная фляга и кавторанг был уже готов даль-

ше некуда. Небое способен в полном объеме. А время тикало. К пирсу уже

подкатил буксир, с него уже кричали штурмана, а я никак не мог найти вы-

ход из ситуации.

Говорят, духовные и физические силы человека при опасности возрас-

тают многократно. Внезапно во мне проснулся не homo sapiens, а какой-то

первобытный дикарь, в первую очередь думающий о собственной шкуре,

заработал инстинкт самосохранения, и меня осенило. Вечером мой старпом

швартовал корабль капитана 1 ранга Сокирченко. Они вернулись из морей,

но установку не выводили, так как в понедельник снова уходили на стрель-

бы. Раз не выводили – значит, экипаж на борту. И штурманы в том числе.

Трубку в центральном посту поднял сам командир.

– Сокирченко слушает.

Я набрал воздуха и, стараясь придать голосу безразличную официаль-

ность, затарахтел:

– Товарищ каперанг! Распорядительный дежурный лейтенант Белов.

Комдив приказал срочно, сейчас же от вас вахтенного штурмана на РБ-407.

169

П. Ефремов. Стоп дуть!

Буксир на нашем пирсе у ПКЗ. Дайте фамилию офицера, мне необходимо

доложить оперативному.

Сокирченко возмутился:

– Какого хрена! Мне в понедельник в море, стрелять! Я сейчас позво-

ню комдиву! Никого не дам! Нашли дойную корову! Комдив у себя?

Врать так врать. Я пошел напролом.

– Товарищ каперанг. Комдив уже уехал, а взять приказал от вас. Куда

уехал – не знаю, а в штабе больше никого. Суббота ведь…

Сокирченко бушевал еще минут пять, посылая проклятья всем тупого-

ловым штабистам, и, немного успокоившись, спросил:

– Куда идет буксир?

Куда он идет, я не знал. Но ответил бодро и уверенно, зная, что с кораб-

ля комдиву домой не позвонишь:

– Да в Оленью губу. Часа полтора туда и столько же обратно. К ужину

будет на борту ваш штурман. Не пропадет.

Сокирченко уже совсем расслабился.

– Чего ж ты сразу не сказал, что такая ерунда. Пиши. Старший лейте-

нант Голубев. Где буксир? Пусть к 13-му пирсу подойдет, заберет его. По-

быстрее чтобы. Он мне вечером нужен будет, решение на переход в поли-

гон готовить.

Я выскочил на верхнюю палубу, договорился с буксиром и принялся

звонить оперативному.

– Товарищ кавторанг! Ваше приказание выполнено. Сейчас буксир за-

берет старшего лейтенанта Голубева с 13-го пирса.

– Хорошо лейтенант. Служи пока.

Мне и самому стало интересно, куда же идет буксир.

– Товарищ кавторанг. А куда буксир направляется?

– Лейтенант, ты что с Луны свалился? В Гремиху на десять суток, обе-

спечение буксировки кораблей отстоя. Думаешь я из-за ерунды тебя стро-

ил и свои нервы портил!

Я положил трубку. В иллюминатор был виден буксир, спешащий к вы-

ходу из бухты. На борту чернела одинокая фигурка в шинели. Мне стало

стыдно.

В обед появился неуловимый старпом, выспавшийся и довольный,

и до смены с вахты уже никуда не уходил. Мы пили чай, вели светские раз-

говоры, курили. Но я благоразумно сел подальше от телефона, и его пооче-

редно поднимали старпом и дежурный по штабу.

В пять вечера мы благополучно сменились. Проспавшийся СПНШ вы-

звал «уазик» и захватил нас в поселок. Выходные мои прошли спокойно

в лоне семьи. В понедельник мой командир сообщил мне, что Сокирченко

обещал по приходе в базу оторвать мне детородный орган вместе с корня-

ми или на худой конец сделать обрезание. Когда я рассказал за что, мой на-

чальник изошел хохотом, а потом вставил мне по первое число. С Сокир-

ченко в море отправили нашего штурмана Паринского, вытащив из посте-

ли в пять часов утра.

Еще через две недели в экипаж заглянул незнакомый старлей. Узнав,

кто здесь Белов, он нашел меня и протянул руку.

– Будем знакомы. Голубев Костя. Очень посмотреть на тебя хотел. Я во-

обще не обижаюсь, вот только на десять дней без зубной щетки и с тремя

170

Часть вторая. Прощальный полет баклана

сигаретами хреновато из дома уезжать. Но зато с друзьями повидался. Они

помогли. Спасибо, старик!

Расстались мы друзьями, поздно вечером, изрядно отметив возвраще-

ние блудного штурмана в местном злачном заведении под названием «Мут-

ный глаз». От Сокирченко я прятался еще долго. Правда, при встрече он мне

ничего не оторвал, а только посмеялся.

Автономке конец, путь на базу далек…

Обратно вернусь я не скоро,

Но хватит для битвы огня.

Я знаю, друзья, что не жить мне без моря,

Как море мертво без меня…

Из песни

Случилось это не так давно, лет пятнадцать назад, где-то в середине

восьмидесятых, и само собой, как и все, что происходит на флоте, – чистая

правда.

Лейтенант Валя Поспелкин закончил училище не с красным дипло-

мом и синим лицом, а, как и большинство, с синим дипломом и красным ли-

цом. То есть крепким середняком, таким, из каких и получаются настоящие

флотские инженеры. Но, видно, лицо его было покраснее других, и посему

распределили Валю к месту будущей службы, не спрашивая его согласия.

На Камчатку.

Край, конечно, благословенный, но уж очень далекий. Валя, однако,

не сильно обиделся, хотя и не очень собирался на Дальний Восток, назначе-

ние принял как должное, а чтобы не особо скучно было одному в краю вул-

канов и гейзеров, быстренько женился после выпуска на своей однокласс-

нице Марише, добросовестно ожидавшей его все пять лет учебы в учили-

ще. Оба они были коренными севастопольцами, а посему никуда отдыхать

не поехали, а весело проплескались месяц отпуска в теплом Черном море,

а после, подхватив чемоданы, вылетели в далекие края.

До того на Камчатке Валя не был. Стажировку проходил на Севере и был

приятно поражен красотами места, где ему предстояло служить Родине. Бо-

лее практичная, как и все женщины, Мариша тоже повосхищалась видами

Авачи, но, узнав у торговавшей в аэропорту бабушки цену ведра картошки,

впала в легкий ступор и приходила в себя всю дорогу до Рыбачьего. На эти

деньги в родном Севастополе можно было купить целый мешок картошки

и еще на остальные овощи осталось бы. В штабе флотилии, изучив предписа-

ние Вали, почесали затылки и отправили его в дивизию, носившую славное

прозвище «банановая». В советском Военно-морском флоте было несколь-

ко дивизий атомных подводных лодок, носивших титул «банановых». Кораб-

ли этих соединений уходили не как все на три месяца под воду нервировать

супостата, а по-особому. Например, дивизия, в которой предстояло служить

Вале, посылала корабли на далекую вьетнамскую базу Камрань. Лодка тор-

жественно провожалась в автономку, уходила, погружалась, чапала в подво-

171

П. Ефремов. Стоп дуть!

дном положении около месяца до берегов Вьетнама, там всплывала и швар-

товалась в базе. Месяцев шесть-семь корабль и экипаж парились на жарком

тропическом солнце, неся боевое дежурство по большей части у стенки пир-

са, потом снимались с якоря и таким же манером в подводном положении

возвращались в родную базу на Камчатку. Такая автономка носила название

«бананового похода» и длилась в среднем месяцев девять, почти как у дизе-

листов. Вот в такой дивизии и предстояло служить нашему герою.

В отделе кадров дивизии лейтенанту обрадовались как родному. Лейте-

нантов во все времена не хватало. Ни диплом, ни личное дело никто не изу-

чал, вместо этого кадровики торжественно сообщили Вале, что его экипаж

сейчас на контрольном выходе перед боевой службой, что у него есть еще

пять свободных дней перед их приходом и что он должен радоваться тому,

что попал в такой боевой экипаж.

Сообщение Валентина, что с ним приехала молодая жена, немного по-

кривила сладкие лица кадровиков, но они совладали с эмоциями и отправи-

ли молодого офицера в политотдел. Душевный замполит второго ранга тоже

с большой внутренней теплотой отнесся к зеленому лейтенанту и, изучив его

бумаги в течение буквально пяти минут, выправил Вале бумагу, по которой

тому должны были предоставить комнату в офицерском общежитии. В обще-

житии к бумаге отнеслись с пониманием, и через два с половиной часа Вален-

тин и Мариша оказались в немного запыленном номере с двумя казенными

кроватями, колченогим столом, парой стульев, шкафом довоенных времен

и даже отдельным туалетом. Супруги были поражены четкостью и сервисом

военных органов, ибо, по рассказам очевидцев, такое умильное отношение

военных органов к молодым офицерам было, мягко говоря, нетипичным.

Все прояснилось через шесть дней, когда из морей вернулся Валин «па-

роход». Выяснилось, что милосердие штаба было совсем не бескорыстным.

Просто-напросто Вале предстояло через пять дней уйти со своим кораблем

на боевую службу, в самый настоящий «банановый» поход. А политорганы

просто подстраховывались. Командир Вале попался, правда, очень боевой.

Гроза врагу – отец матросу. Вдобавок ко всему, по причине нервной се-

мейной жизни, капитан 1 ранга придерживался мнения адмирала Макаро-

ва, что в море – значит дома, что и внедрял среди своих подчиненных в при-

казном порядке. Офицеру Вале пришлось принять это как должное, и сооб-

щить обалдевшей от известия Марише, что скоро он ее покинет примерно

на девять месяцев. Так и случилось. После шести бессонных напряженных

ночей Валя чмокнул жену в щеку, сунул ей в карман свое трехмесячное жа-

лованье и умчался служить Родине в далекий Индийский океан.

Корабль, на который попал Валя, был, мягко говоря, не новым, проек-

та 675 с грозным прозвищем «стратегический забор». Бродить по морям

несколько месяцев подряд старичку-ракетоносцу было уже не по силам,

а вот стоять на взводе у пирса в Камрани, он годился, да и пульнуть ракета-

ми мог еще о-го-го!

По дороге в солнечный Вьетнам Валю, как и положено, дрессировали

по полной катушке на предмет знания специальности и устройства корабля.

Юношей Валя был совсем не тупым, поэтому уже через месяц неторопливо-

го перехода умудрился сдать зачеты на самостоятельное управление и засту-

пить на вахту ГЭУ, совершенно не дублируясь старшими товарищами. Бла-

гополучно прибыли в Камрань. Пришвартовались. И потекло боевое дежур-

ство. Текло оно достаточно однообразно, без всплесков и неожиданностей.

172

Часть вторая. Прощальный полет баклана

За все это время Валя даже несколько раз написал письма жене в Севасто-

поль, догадавшись, что она одна надолго в Рыбачьем не задержалась. Время

бежало день за днем, день сменял ночь, и вскоре подошло время идти обрат-

но на Камчатку. Экипаж воодушевился. Всем чудились отпускные билеты,

горы инвалютных бонов и свидания с близкими.

За два дня до отхода корабля Валя загремел в базовый госпиталь по ба-

нальному аппендициту. Правда, гнойному, с осложнениями, но от этого

не легче. Хирург, взрезавший живот лейтенанту, категорически отказал-

ся выдать молодого офицера на корабль. Вале и правда было хреновато,

но и он самоотверженно стремился на борт родного крейсера. Однако со-

вместное желание Вали и его командира натолкнулось на стальное упрям-

ство доктора, и командир, всплеснув руками, быстренько соорудил своему

«раненому» офицеру продаттестат и приказом по кораблю откомандиро-

вал его в госпиталь. Через день крейсер ушел домой. Без лейтенанта Вален-

тина Поспелкина.

В тропическом климате швы зарастали плохо. Вся больничная «радость»

затянулась без малого на месяц. Наконец все срослось, и Валю, снабдив необ-

ходимыми документами, выпроводили за ворота военной лечебницы. Коман-

дир базы, контр-адмирал со следами тропической лихорадки на лице при-

нял Валю очень радушно. Усадил, поговорил о здоровье, а потом сообщил,

что его судьбу уже решили. На смену Валиному через недельку притащится

другой корабль из его же дивизии, и Вале предстоит отдежурить с ними еще

месяцев семь и только тогда вместе с кораблем вернуться на Родину. При-

кинув в уме, что его первая автономка затянется уже до восемнадцати меся-

цев, Валя прослезился, но за неимением другого выхода был вынужден со-

гласиться и ответить молодцеватым «Есть!».

Так и случилось. Пришел другой «стратегический забор», и опытный

тропический офицер Поспелкин, доложившись уже осведомленному о его

похождениях командиру, заступил на боевую вахту. Экипаж его принял нор-

мально, все знали об оставленном в далеком порту лейтенанте, да и на этом ко-

рабле оказались знакомые офицеры. Ни шатко ни валко, но следующие семь

месяцев Валя как-то пережил. Да вдобавок ко всему в один из дней на него

свалилась целая пачка писем от супруги. Из первого он узнал, что Мариша

беременна, из следующих понемногу ознакомился с ходом беременности,

а из последнего выяснилось, что он уже и счастливый отец мальчика, назван-

ного ввиду временного отсутствия отца и без его согласия Сережей. Есте-

ственно, Валя только ножками не стукал в ожидании отхода в родную базу.

И наконец, этот день настал! Корабль под звуки оркестра оторвал-

ся от берегов социалистического Вьетнама и направился к своим берегам.

Валя вздохнул с облегчением… И все сломалось в один миг. Точнее слома-

лось не все, а только сдохли от безмерной старости испарители корабля. Оба.

Без всякой надежды на восстановление своими силами. А без питательной

воды, как известно, атомные подводные лодки в море находиться не могут.

Пришлось в аварийном порядке возвращаться в Камрань. Когда Валя снова

оказался на знакомом пирсе, он чуть не зарыдал от тоски. В Камрани запча-

стей для испарителя не оказалось. После длительных переговоров со штабом

флота по поводу корабля командованием было принято соломоново реше-

ние. Кораблю продолжать дежурство у пирса, а ему на помощь вскорости,

месяца через два, придет плавучий ремонтный завод – ПРЗ, все починит,

и вот тогда домой!

173

П. Ефремов. Стоп дуть!

После такого известия офицер Поспелкин выпросил у товарища пол-

литра шила и накачался до свинячьих соплей, невзирая на неподходящий для

пьянок климат. Все стало известно командиру корабля, но тот отнесся к Ва-

линому горю сочувственно, и никаких репрессивных мер не принял, а даже,

наоборот, пообещал что-нибудь придумать. И вскорости придумал!

Попытка переброски Вали на родину посредством авиации не удалась.

Что-то с особистами не завязалось, и рассчитывать пришлось только на своих

флотских. В Камрань заглянул по дороге домой корабль Краснознаменного

Черноморского флота, БПК с совершенно незапоминающимся названием.

Положив в карман флягу с шилом командир подводной лодки отправил-

ся с визитом к своему надводному собрату. За чашкой «чая» была достигнута

договоренность, что лейтенант Поспелкин будет откомандирован со всеми

надлежащими документами на БПК в распоряжение его командира, тот ме-

нее чем через месяц отшвартуется в Севастополе, где Вале выдадут отпуск-

ной билет на десять дней и предписание на возвращение в часть. По прибы-

тии в Севастополь Вале предлагалось немного понежиться в кругу семьи, за-

тем на свои деньги возвернуться в Рыбачий, получить все причитающиеся

довольствие и уже на законных основаниях убыть в очередной отпуск. Или

в два очередных… если отпустят.

На БПК Валю приняли как родного. Выделили каюту, вестового. Приоде-

ли поизносившегося офицера в тропическую форму и даже оформили не как

«пассажира», а как полноценного члена экипажа на вакантную должность

какого-то ракетного офицера. Поход в надводном положении Вале не был

в диковинку, после первого курса он уже выгуливался на учебном «Переко-

пе» в Болгарию, но Индийский океан пересекать ему еще не приходилось.

В море Вале особенно не докучали, и он целыми днями слонялся по кораблю,

познавая службу и быт надводников. Через неделю его попытался захому-

тать замполит, и тогда Валя сам напросился стоять дублером на вахте в род-

ной БЧ-5 на ПЭЖе. Ему разрешили, и политрук отстал.

По дороге в Севастополь предстоял заход в еще одну из немногих за-

морских баз Советского Союза – Аден. Пополнить запас топлива и прови-

зии. В Адене стояли недолго. «Миролюбивые» йеменцы в очередной раз вы-

ясняли отношения друг с другом, поэтому над городом местами вздымался

дым и периодически слышалась стрельба. Аврально загрузившись, БПК под-

нял якоря и вышел в море. И вот когда Валя рассматривал с кормы та ющие

в морской дали берега Йемена и предвкушал скорую встречу с семьей, слу-

чилось непоправимое. В Главном штабе ВМФ кто-то из стратегов, стоя над

картой с циркулем и линейкой, поразмыслил немного и, ткнув отточенным

карандашом в точку, обозначавшую местонахождение Валиного БПК, твер-

до отчертил новый маршрут боевого корабля. Через час в адрес командира

БПК ушло радио, гласящее, что БПК необходимо изменить курс и следовать

вокруг Африканского континента для встречи с группой наших кораблей

в назначенной точке. Координаты точки прилагались. Новость эту лейте-

нант Поспелкин узнал на обеде в кают-компании и чуть не подавился. В па-

нике Валя бросился к командиру корабля, и тот остудил его в один момент.

Мол, так, товарищ лейтенант, пока мы домой тащились, ты был пассажир,

и не более того. Но теперь, когда корабль нежданно приступил к выполне-

нию неясной пока до конца боевой задачи, лейтенант В. Поспелкин стано-

вится полноправным членом экипажа со всеми полагающимися обязанно-

стями. А посему ему выдаются зачетные листы на самостоятельное управ-

174

Часть вторая. Прощальный полет баклана

ление и допуск несения вахты на ПЭЖ, а принимая во внимание месячную

стажировку, время на сдачу ему дается две недели. Когда на глаза у Вали на-

вернулись слезы, командир несколько сменил тон и сочувственно добавил,

что ничего другого ему не остается, заходов больше не планируется, а без-

дельников, да еще в таком мелком звании, он на борту не потерпит. И еще

утешил тем, что он приказал переделать приказы по кораблю, и теперь по-

сле окончания похода государство сполна заплатит Вале бонами Внешторг-

банка за каждые сутки, проведенные в море.

В этот вечер Валя во второй раз надрался в своей каюте до бесчувствия.

Офицеры БПК, и до того относившиеся с большим сочувствием к бедно-

му лейтенанту, прониклись к нему еще большим состраданием и утешали,

как могли. Связисты умудрились организовать весточку жене, механик ра-

зом подписал все зачетные листы, а начальник вещевой службы, заприме-

тив штопаные-перештопаные носки Вали, полностью обновил его гардероб.

Кают-компания, принимая во внимание бедственное положение офицера

Поспелкина и полное отсутствие в его карманах денег, сбросилась и снаб-

дила его сигаретами, обязав каждого отдать Вале по три пачки из своих лич-

ных запасов.

Потекли боевые будни. В стремлении занять время и перебить дурные

мысли Валя яростно и настойчиво изучал устройство надводного корабля,

пролез его с носа до кормы и совался во все дырки, какие можно было толь-

ко найти. Скоро его знание корабля сравнялось со знанием профессиональ-

ных надводников, а в некоторых случаях даже превосходило их. Вахту Валя

нес самостоятельно, а механик даже ставил его в пример некоторым сво-

им нерадивым подчиненным. Короче говоря, он стал совсем своим на бор-

ту БПК, и понемногу стал понимать, что служба на надводном корабле тоже

не мед, несмотря на постоянное наличие солнца и свежего воздуха. В сво-

бодное от вахт время он наловчился вырезать из деревяшек, которые он раз-

ыскивал по всему кораблю, шахматные фигурки и тратил на каждую макси-

мум времени, не торопясь и не халтуря. Долго ли, коротко ли, но Индийский

океан остался за кормой, его сменила Атлантика со своим неудержным и су-

ровым характером, а корабль все резал и резал волны приближаясь к сво-

ей точке якоря.

На рандеву БПК не опоздал. В назначенный день встреча состоялась,

но, кроме очередного удара судьбы, ничего больше Вале не принесла. Вме-

сте с другими боевыми кораблями на место встречи подтянулось несколь-

ко транспортов и танкеров, с которых на БПК в спешном порядке начали

перекачивать мазут и грузить продовольствие. А на совещании, собранном

на флагмане, командирам объявили, что им предстоит отрядом кораблей

следовать через всю Атлантику, обогнуть Южную Америку, пересечь Ти-

хий океан, попутно поучаствовав в учениях Тихоокеанского флота, и завер-

шить свой путь в бухте Золотой Рог города Владивостока. Нетрудно предста-

вить состояние нервной системы совсем охреневшего Валентина, если даже

офицеры-надводники впали в полный транс. Поспелкин с разрешения ко-

мандира связывался с капитанами всех гражданских судов, но никто из них

не следовал в родные порты. Один, правда, следовал на Кубу и был согласен

доставить потерявшегося лейтенанта в Гавану, но что он там будет делать,

Валя не представлял и был вынужден с горечью отказаться, в глубине души

боясь оказаться на сахарных плантациях, так как не видел теперь для себя

ничего невозможного.

175

П. Ефремов. Стоп дуть!

Сердобольный командир БПК обратился к командиру отряда кораблей

по поводу судьбы Поспелкина, и тот решил вопрос быстро и просто: поре-

комендовал лейтенанту-бродяге служить Родине там, куда его забросили

морские дороги, то есть на его БПК и нигде более, пока обстановка не даст

возможность вернуться на родные подводные лодки. Но тем не менее неза-

планированный офицер в составе отряда заинтересовал адмирала, и он на-

правил запрос в кадры флота по поводу Валентина. Кадровые органы фло-

та ответили, что офицер с такими данными действительно проходит службу

в рядах ВМФ на Камчатской флотилии, но как он оказался посреди Атланти-

ки, им неведомо, а уж если его и занесло в такую даль, то сам бог велел ему

сидеть на корабле и ждать, когда эскадра придет во Владивосток. Суетиться

не надо! Спешка нужна только при ловле блох! А вот придут в порт назна-

чения, там с ним и разберутся соответствующие органы.

Валя написал жене совсем уж упадническое письмо, в котором честно

признался, что теперь уже совсем не знает, когда окажется не только дома,

а вообще на суше. Передал письмо гражданским морякам, и в третий раз

за свое титаническое плавание напился в хлам и в пьяном виде раз десять

за ночь падал с койки в каюте, разбил голову, набил кучу синяков и окон-

чательно смирился с происходящим. За пьянку его проработали по полной

форме, а заодно, принимая во внимание его тяжелое морально-психическое

состояние, приставили к нему замполита БЧ-5 для предотвращения попы-

ток суицида.

Замполит порядком достал Валю задушевными беседами, пытался влезть

за ним даже в гальюн, вдруг он там петлю мылит, и окончательно допек По-

спелкина всевозможными психологическими тестами, которые он извле-

кал из своих политзакромов в ужасающем количестве. Доведенный до руч-

ки опекой неугомонного политработника, Валя по всем правилам обратился

к командиру корабля с письменным рапортом, в котором униженно просил

отцепить от него политрука, а взамен клялся, что топиться, стреляться и ве-

шаться до схода с их корабля не будет. Командир внял просьбе лейтенанта,

и замполита от него отстегнули, к величайшему сожалению последнего, же-

лавшего на основе своих наблюдений за Валентином написать научную ра-

боту и свалить с ее помощью на берег, преподавателем в училище.

Плавание тем временем продолжалось. Валю уже давно все считали в до-

ску своим, и если механик и драл свое офицерство за грязь в котельном от-

делении, то доставалось и ему наравне со всеми. Сам Валентин уже как-то

смирился со всем, жену вспоминал как что-то очень далекое и начал заме-

чать за собой, что понемногу забывает черты ее лица. Про сына и говорить

нечего, как он выглядит, Валя даже представить себе не мог.

Эскадра успешно миновала два океана, отстрелялась ракетами, отпуля-

лась торпедами и, наконец, повернула к Владивостоку. Валя, уже давно ни-

чему не веривший, смотрел на такое развитие дел философски и говорил

всем, что, когда до Владивостока останется день ходу, корабли получат но-

вое радио и их повернут еще куда-нибудь к черту на рога, но только не до-

мой. Но на этот раз мрачные предчувствия Валентина не оправдались. Эскад-

ра упрямо продвигалась все ближе и ближе к родным берегам. И вот, нако-

нец, настал день, когда на горизонте показались ночные огни Владивостока.

Постояв на рейде ночь, с раннего утра корабль облепился буксирами и че-

рез час уже привалился к пирсу. Обалдевший от счастья Валя Поспелкин

разглядывал простиравшийся перед его глазами огромный город и никак

176

Часть вторая. Прощальный полет баклана

не мог поверить в то, что он наконец на Родине и что, наверное, скоро уви-

дит жену, сына, маму и вообще всех. В последнем он еще слегка сомневал-

ся. А на дворе стоял июль. Было не по-тропически, а по-нашему тепло и хо-

рошо. Заканчивался двадцать пятый месяц автономного похода лейтенанта

Валентина Поспелкина.

Офицеры БПК устроили по поводу возвращения шумный банкет в одном

из близлежащих ресторанчиков, на котором не раз с шумом и смехом под-

нимался бокал за них самих, их поход и за приблудшего «Летучего Голланд-

ца» Валю. Вновь была пущена шапка по кругу, и Поспелкинну собрали на би-

лет на самолет до Петропавловска-Камчатского, куда он и вылетел на сле-

дующий же день, закинув за спину мешок с нажитым добром. На память

офицерам ставшего почти родным БПК Валя оставил в кают-компании ис-

кусно вырезанные им шахматы, в которых пешками были лейтенанты, сло-

нами – старлеи, конями – каплеи, ладьями – капитаны третьего и второго

ранга, королями – капитаны 1 ранга, а своенравными королевами – адми-

ралы. Причем мундиры фигурок и особенно их знаки различия были выре-

заны особо тщательно, с соблюдением всех мелочей и типичных сопутству-

ющих признаков вроде живота, бутылки в руках и прочего.

В штабе дивизии на Поспелкина посмотрели, как на призрака, вдруг

материализовавшегося из ниоткуда. В отделе кадров вообще считали, что

Поспелкин уже давно служит где-то на Черноморском флоте, а к ним про-

сто никак не дойдет приказ о его переводе. Командир корабля был более ин-

формирован, и, по его сведениям, Валентин должен был находиться с каким-

то надводным кораблем на ремонте в Адене. Появился Поспелкин вовремя,

так как, пока он бороздил моря и океаны, его экипаж успел сделать еще одну

автономку и сейчас, сдав корабль, собирался в отпуск. Финансист экипажа,

получив от Вали гору бумаг и выписок из приказов, слегка офонарел. По са-

мым скромным подсчетам Поспелкину полагалась огромная сумма в инва-

лютных рублях, и это не считая получки почти за два года. В финчасти пре-

тензии Вали на финансы тоже не вызвали особого восторга, особенно в ча-

сти, касающейся валюты. Но, научившийся заходить во все двери, Валентин

Поспелкин на поводу у них не пошел, а пробился на прием к командующе-

му флотилией. Не желавший сначала слушать каких-либо жалоб от сопли-

вого лейтенанта, адмирал по мере Валиного повествования развеселился,

а под конец даже посоветовал Поспелкину написать мемуары и отправить

их в «Морской сборник», в рубрику «Ходили мы походами…». Потом адми-

рал возмутился тем, что лейтенант из вверенной ему флотилии больше двух

лет колобродит по всему свету, а он ничего об этом не знает.

Был незамедлительно вызван командир Валиной дивизии и корабля,

устроен разнос по поводу махрового сокрытия сего возмутительного слу-

чая и строго указано на недопустимость таких фактов в будущем. Затем на-

стала очередь начфина флотилии, которому разгоряченный адмирал дал ко-

манду выплатить Валентину все до копеечки, под его личную адмиральскую

ответственность. Затем взгляд адмирала снова упал на командира Валино-

го корабля. Адмирал сообразил, что лейтенанту подошел срок получать оче-

редное воинское звание, а о такой мелочи, конечно, забыли, и грех было бы

не воспользоваться случаем взнуздать подчиненных еще разок для профи-

лактики.

Гнев военного начальника возрастал по восходящей, и следующим пун-

ктом должен был стать погром организации службы на Валином корабле.

177

П. Ефремов. Стоп дуть!

Но оказалось, что командир Валиного экипажа был тоже орел не промах,

и прямо в кабинете адмирала вручил Поспелкину погоны старлея. После чего

выяснилось, что конфликт исчерпан, все наказаны и вообще все в порядке.

Напоследок адмирал посоветовал, а это то же самое, что и приказал, отпу-

стить Поспелкина в отпуск за два года, чего Валя втайне желал, но на что со-

вершенно не рассчитывал.

В общежитии Вале сказали, что жена его уехала при первых признаках

беременности, а комнату его, естественно, кому-то отдали, сдав вещи комен-

данту. Они сохранились в целости и сохранности, и, получив ключ от нового

номера, Валя, наконец, впервые за два года облачился в гражданскую одеж-

ду. С отпуском и деньгами его на удивление не обманули, и через неделю

торжественно отправили отдыхать. Билетов на самолет, естественно, было

не достать, и Валя, наотрез отказавшись ждать неделю-другую в аэропорту

допосадки, взял билет на пароход и отчалил во Владивосток. Там он заглянул

на свой БПК, вставший на завод ремонтироваться, раздал долги, попьянство-

вал с друзьями и, дав чудовищную по своим размерам взятку администрато-

ру аэропорта, купил билет на самолет в день вылета.

Дома его встретила жена, со скуки за два года превратившаяся из жгу-

чей брюнетки в роскошную блондинку, упитанный годовалый сын, привык-

ший только к неподвижному папе на фотографии и агрессивно восприняв-

ший его живьем, радостные родители и теща, абсолютно уверовавшая в то,

что ее зять – непутевый гуляка, а не примерный семьянин и опора супруги.

Так закончился первый автономный поход лейтенанта Валентина Поспел-

кина. Первый, но далеко не последний… Зато какой!

Министр обороны. Встреча вторая

Товарищи офицеры! На всякую непредвиденную

случайность своя нежданная неожиданность всегда

найдется, догонит и грязно изнасилует заодно…

Комендант гарнизона пос. Оленья губа

майор Кожакарь

С министром обороны мне пришлось встретиться еще один раз. Прав-

да, с другим министром, в другой обстановке и уже в офицерском звании,

но что-то неуловимо общее в этих встречах проскальзывает.

В том году, в апреле, мой экипаж вернулся из Северодвинска и ждал

команды выехать в славный город Палдиски, в учебный центр. У нас поме-

нялся командир, экипаж был в процессе перехода из одной дивизии в дру-

гую, так что с нами особенно не церемонились и запрягли во все возможные

и невозможные береговые вахты. Пока не уедем. Ежедневно на разводе ди-

визионной вахты в Оленьей губе выстраивалась половина моего экипажа.

Мне по лейтенантской молодости дежурство по части, камбуз и прочее не до-

веряли, оставив на меня патрули и дежурство по казармам. Потом лишили,

слава богу, и патрулей, оставив только дежурство по казармам через день.

Дежурный по казармам – типичный пример очень важного, ответственно-

178

Часть вторая. Прощальный полет баклана

го и совершенно бесполезного берегового наряда, придуманного неизвест-

но когда и, наверное, с похмелья. Так же, как в свое время для борьбы с неу-

ставными отношениями не нашли ничего лучшего, как ввести штатную вах-

ту «дежурного по храпу». В кубрике у матросов ставился стол, лампа, стул,

и офицер должен был сидеть с отбоя до подъема, и следить за тем, чтобы слав-

ные матросы не долбили друг другу морды. Слава богу, хватило ума позже

отменить это нововведение. Дежурного по казармам потом тоже отменили,

но тогда у него было два листа обязанностей и длинные ноги, чтобы носить-

ся по казарменному городку, поскольку дежурный по дивизии использовал

его в качестве запасного рассыльного.

Где-то за год до этого на Красную площадь плюхнулся немецкий авиа-

турист, спокойно долетевший до столицы, пока большие чины перекидыва-

ли ответственность друг на друга, решая, сбивать или не сбивать. В итоге он

сам сбил с высоких кресел министра обороны и кучу других, поменьше ран-

гом. Пришел новый министр, новая команда, засучили рукава и принялись

перелопачивать все хозяйство, имитируя полнейшую и беспощадную пере-

стройку. Сам министр, Дмитрий Тимофеевич, принялся разъезжать по окру-

гам и флотам, проверяя боеготовность и порядок. Как раз в апреле и подо-

шла очередь Северного флота.

Что-что, а славные традиции встреч всевозможных комиссий и про-

верок на флоте крепки и отработаны. Апрель выдался снежный, морозный

и ветреный, но, несмотря на природные трудности, смогли выкрасить все,

торчащее из-под снега, лишние непрезентабельно выглядящие корабли вы-

толкнули в море, остальные надраили до нечеловеческого блеска. В день

приезда министра припорошили свеженьким снежком всю грязь, даже воз-

ле котельных. Жителей попросили по возможности на улицу не выходить.

Военных пригнали на службу на час раньше и позапирали: кого на кора-

бле, кого в казарме. А я за вечер до этого исторического события в очеред-

ной раз заступил дежурить по казармам. Весь вечер и половину ночи, высу-

нув язык и бренча кортиком, я носился по казармам, передавая важнейшие

и первостепеннейшие целеуказания дежурного по дивизии насчет встречи

завтрашнего гостя.

К полуночи все общие вопросы вроде бы решили, и я с чистым сердцем

и гудящими ногами ушел в казарму покемарить причитающиеся мне четы-

ре часа. Утром узнал, что пока я спал, на высшем уровне приняли решение

в каждом подъезде казармы на входе поставить старшего офицера, не ниже

капитана 3 ранга, дабы исключить просачивание матросов на улицу. Реше-

ние, прямо скажем, разумное. Матрос – организм непредсказуемый, вы-

ползает в самый ненужный момент, в самом ненужном месте, обязательно

донельзя грязный и с дыркой на заднице. Хорошо, если не пьяный.

Естественно, сразу же я был послан проверять выполнение офицерами

функций шлагбаумов. С ответственностью у старшего офицерского состава,

несмотря на сильный мороз, все оказалось в норме. Во всех подъездах стар-

шее офицерство вахту блюло свято. Мышь не проскочит. Я вернулся к де-

журному по дивизии, доложил и получил милостивое разрешение присло-

ниться к стенке в дежурке в ожидании новых команд. Где-то к одиннадцати

позвонили из штаба флотилии и передали, что кортеж выехал к нам, в Оле-

нью губу. И тотчас за этим раздался звонок от дежурного по бербазе, мол,

из первой казармы левого подъезда туда-сюда шныряют моряки, а кавалькада

должна подъехать именно к ней. Ходу машинам из Гаджиево до Оленьей –

179

П. Ефремов. Стоп дуть!

минут двадцать-двадцать пять, время есть; и дежурный по дивизии, сверив-

шись со списком, выяснил, что дежурить в этом подъезде должен капитан

3 ранга Рожков. По всей видимости, он замерз и зашел в экипаж на первом

этаже согреться. Получив приказ вытащить обмороженного офицера обратно

на пост, я метнулся на улицу. Рожков и вправду продрог, сидел в Ленинской

комнате, прислонившись к батарее, и смотрел телевизор. Выслушав меня,

он коротко ругнулся, застегнул шинель и вышел. Так как с заданием я спра-

вился блестяще и в максимально короткие сроки, то было принято решение

минут десять покурить в тепле, а уже потом лететь обратно с докладом.

По моим расчетам, принимая во внимание зимние дороги, ехать мини-

стру со свитой надо было еще минут пятнадцать. Тепло исключительно рас-

слабляюще действует на организм военного, уже почти сутки упакованно-

го в шинель, с повязкой на рукаве и кортиком сбоку. Прикипев к батарее,

с окурком в зубах я ненадолго потерял ориентировку во времени и забыл-

ся. Через какое-то время внутренний служебный позыв встрепетнул меня,

я одернулся, застегнулся и выскочил в подъезд. Вихрем пролетев мимо при-

топтывающего от холода Рожкова, я не обратил внимания на предостерега-

ющий жест более бывалого военнослужащего и выскочил из казармы.

Бежать было уже некуда, да и незачем. Прямо передо мной, в двух ме-

трах, тормозила черная «Волга». За ней еще пару «Волг» и целый караван

«уазиков». На всякий случай я принял положение «смирно» и взял под ко-

зырек. Самый лучший вариант для военного – в безвыходной обстановке

прикинуться пнем. «Волга» остановилась аккурат напротив меня. Дверь пе-

реднего сиденья открылась, из машины выскочил молодцеватый сухопутный

полковник, оббежал автомобиль и открыл дверцу заднего сиденья. Оттуда

сначала выпали две ноги с широченными алыми лампасами, а затем появил-

ся и весь министр обороны собственной персоной. В метре от меня, боль-

шой и грузный. Дмитрий Тимофеевич прищурился, огляделся вокруг. Кро-

ме меня и полковника, ни одной живой души вокруг не было. Белоснежный

снег, вымершие казармы. Из остальных машин никто не выходил, вероят-

но, ожидая общего сигнала. Министр еще раз огляделся, повернулся ко мне

и протянул руку.

– Здравствуйте!

Вспомнив прошлый опыт, я напряг связки и гаркнул во всю лейтенант-

скую грудь:

– Здравия желаю, товарищ генерал армии! Дежурный по казармам лей-

тенант Белов. За время несения службы происшествий не случилось!

Министр кивнул, повернулся к полковнику и недовольно хмыкнул:

– Ну и что дальше?

Наверное, это и был сигнал. Из всех машин, как тараканы, поползли звез-

ды, звезды, звезды. Много звезд, всех размеров и расцветок. А так как завет

великого Суворова «Делай как я!» исключительно популярен среди команд-

ного состава, то все эти звездатые выстроились в очередь ко мне, повторить

действия самого старшего начальника. Я как заведенный махал рукой и здо-

ровкался без остановки. Генералитет жал мне руки, похлопывал по плечам,

хвалил и пристраивался шлейфом к министру. Наконец, в общую струю по-

пал какой-то местный адмирал. Сердечно тряся мою руку, с искреннейшей

улыбкой до ушей он чуть наклонился ко мне и, продолжая жизнерадостно

улыбаться, прошипел:

– Пошел отсюда на х…! Живо!

180

Часть вторая. Прощальный полет баклана

Раздумывать над словами флотского авторитета я не стал и, включив

сразу третью передачу, рванул за угол здания, не снижая оборотов, к себе

в казарму. Около часа я отсиживался в родном экипаже, поглядывая в окно

на дорогу. Наконец министерский кортеж показал хвост, и я отправился

к дежурному по дивизии для дальнейшего продолжения службы. Надежды

на то, что мое знакомство с министром останется тайной, не оправдались

сразу. Дежурный ехидно улыбнулся и посоветовал:

– Слушай, Белов, рекомендую правую руку недели две не мыть. Мо-

жет, снизойдет что с небес…

После чего каперанг помолчал и взорвался:

– И какого… тебя… туда… занесло! Звонит комдив! Твой дежурный

по казармам там с министром братается… Я, твою…, тебя с говном смешаю!

Понял?..

И еще много чего. Слава богу, без ощутимых последствий. Так закон-

чилась моя вторая встреча с министром обороны.

Мимоходом. Спорт – для сильных!

Был в незабвенные советские времена у подводников один учебный центр

в Эстонии. Палдиски называется. Милейшее место. Отправляли нас туда

раз в год, как правило, после отпусков всем экипажем ума-разума наби-

раться. Учебники умные почитать, на тренажерах тумблерами пощелкать.

Совершить, так сказать, плавный переход от отдыха к работе.

Так вот, однажды наше очередное пребывание там совпало с гранди-

озным слетом всех адмиралов со всех флотов. В каких целях их собира-

ли, мне доподлинно неведомо, но было их так много, что в Палдиски для

их размещения притащили аж две плавказармы. И передвигаться они

вынуждены были солидной автоколонной из пяти-шести «Икарусов»,

не считая «козлов».

Ну про учебу все, естественно, сразу забыли. Куда там! За месяц на-

чалась подготовка. Один экипаж крыши красит, другой ямы закапыва-

ет, третий все метет. Надо же перед адмиральством лицом в грязь не уда-

рить! А еще сочли нужным высоким начальникам показать, как подводни-

ки физической подготовкой занимаются. Крепко пришлось задуматься

командованию Центра. Из подводника спортсмен, что из штангиста ба-

лерина. Три месяца в плавании из койки в кресло и обратно переполза-

ешь, какие уж тут рекорды. Народ по большей части упитанный, к рез-

ким телодвижениям не расположенный. Но делать нечего. Выбрали один

экипаж и назначили недолго думая его спортивным. И началась у него

совсем другая жизнь. Мы по утрам на объекты, порядок наводить, а они

на спортплощадку. Форма одежды – брюки, тельняшка, и давай до обеда

военно-спортивные комплексы отрабатывать. Занятное зрелище, скажу

я вам! Просто танцевальное шоу какое-то. И после обеда то же самое.

Тренировались, тренировались, все нормально. Даже пузатые старо-

древние мичманы ногами стали махать не хуже каратистов. А в послед-

ний момент перед приездом адмиралов вдруг приказали им и плаванье

показать. В бассейне. Всего экипажа. Вот тут-то все на задницу и сели.

Куда ни шло синхронно приседать и отжиматься, но нырять и на время

181

П. Ефремов. Стоп дуть!

стометровку делать! Абсурд. Полный. Но приказы, как известно, не об-

суждаются. Пришлось начальству исхитриться…

На смотре адмиралам понравилось все. Сами-то они уже давно забы-

ли, что такое бегать и прыгать, а вот с других требовать приятно. А тут

и стройные ряды, и все дрыгаются, как один, отжимаются, словно заве-

денные, нога в ногу передвигаются. Красота!

Экипаж положенный концерт отработал, перестроился в походную

колонну и шагом марш в бассейн. Адмиральство за ним. Пришли. Эки-

паж разобрался в две шеренги, и давай выдавать разминочный комплекс.

Положено перед заплывом. Золотопогонные на другой стороне бассейна

выстроились, радуются. Моряки закончили и в раздевалку. Плавки натя-

гивать. А там… Сидит сборная Таллинского гарнизона по плаванию. Уже

ко всему готовая. В шапочках и с номерами. Пять минут посидели для

приличия и на выход. А усталые подводники – за сигареты. Адмиралы

видят, моряки переоделись, таким же строем вышли и как начали воду

бороздить! Словно дельфины, что ни пловец, то превышение норматива

раза в два. Флотское командование было в восторге. Можем ведь, если

захотим! Сборная отплавала и таким же манером обратно в раздевалку.

Снова пять минут переждали. Подводники бычки затушили, на голову

водичики побрызгали для полной маскировки, построились и наружу.

А их все ждут. Начальник штаба ВМФ от имени партии и правительства

экипажу благодарность объявил за отличную физическую подготовку.

В приказе по всему флоту.

Только вот одному человеку не повезло. Командиру. Он все-таки при-

метная личность. Строем управлял, козырял всем подряд. Ему пришлось

самому плыть. Не повезло человеку…

Горячая эстонская любовь

Страсть не может с глубокой любовью дружить,

Если сможет, то вместе недолго им быть.

Омар Хайям

В достопамятные советские времена всех подводников с атомоходов

раз в год старались вывезти в учебные центры. Считалось, что после даль-

него похода и отпуска экипаж надо подучить, напомнить забытое и попро-

сту переподготовить к выполнению очередных боевых задач. Мысль вер-

ная, но, как всегда у нас водится, умные люди, задумавшие это благое дело,

не учли два важных непредсказуемых фактора: гибкость флотских планов

и моральный аспект.

Планы флота, что лето в Заполярье, – то дождь, то снег, а то жара под

тридцать. Радикально меняются на глазах. Поэтому экипажи кораблей езди-

ли в центры не тогда, когда надо, а когда командование решит. Некуда эки-

паж засунуть – вперед в учебный центр. Вот и ездили и перед отпуском,

и просто так, временную дырку заткнуть. А вот уже отсюда выползает и вто-

рая составляющая – моральная. Представьте: молодого, здорового челове-

182

Часть вторая. Прощальный полет баклана

ка с офицерскими погонами берут и вынимают из унылых сопок с серыми

домами и засовывают в цивилизацию. Со всеми ее соблазнами, красивыми

женщинами, шикарными ресторанами и полным отсутствием флотского на-

чальства и ржавых пирсов. Ну а если все это, не дай бог, вместо долгождан-

ного отпуска, то тогда вообще держись! Отрыв по полной! Вот так опошля-

ются здравые идеи умных людей…

Учебный центр кораблей нашего проекта располагался в Палдиски,

небольшом эстонском городишке на берегу Балтийского моря. Прибалти-

ка – советская заграница. Другой мир. Сорок минут электричкой – и ты

в Таллине, со всеми его башнями, древними улицами, ратушами и кабачка-

ми. Глаза разбегаются! Лишь бы денег хватило…

Наш экипаж загремел в Палдиски якобы перед отпуском, а по сути, вме-

сто него, что потом подтвердилось. Видимо, высокое морское начальство ре-

шило, что уходить в отпуск в начале мая – абсолютное барство, и быстрень-

ко перенаправило нас поучиться. На полтора месяца. Потом оказалось, что

на все три. Ну мы и поехали, получив на существование месячное денеж-

ное содержание, что для дальнейшего повествования знать крайне необ-

ходимо. С каким настроением рассаживались по вагонным купе мичманы

и офицеры, объяснять, надеюсь, не надо. Отпуск был на расстоянии вытя-

нутой руки, и на тебе! Поучитесь мальчики! Знания – сила! Рассказывать

о том, что с горя народ поглощал алкоголь в неимоверных количествах всю

дорогу, думаю, смысла не имеет. И так понятно. Поэтому прибыл наш эки-

паж в славный город Палдиски далеко не в лучшем настроении.

Но вскоре народ оттаял. Наличие денег в карманах и красоты псевдо-

западного мира сделали свое дело. Люди начали расслабляться на полную

катушку. Правда, дозированно. Распорядок жизни военных командирован-

ных в Палдиски был строго регламентирован. Городишко был закрытый,

с серь езным КПП и стальными правилами. На всех нас по приезде выпи-

сали опускные билеты и проштамповали их не нашей печатью, а штампом

местного коменданта. Поэтому в рабочий день выехать из поселка было про-

сто невозможно. Отпускные хранились у командира, и раздавал он их в суб-

боту утром, ну, в крайнем случае, вечером пятницы. Остальные дни недели

офицеры и мичманы перебивались, как могли, внутри гарнизона, правдами

и неправдами доставая спиртное и неторопливо занимаясь бытовым пьян-

ством в номерах казенных гостиниц.

Время для пьющего человека было и на самом деле тяжкое. Горбачев

только что объявил Советский Союз зоной трезвости во всем мире, и магази-

ны, доселе ломящиеся от спиртосодержащих напитков, враз опустели. Благо

Прибалтика в этом вопросе оказалась поумнее и не стала запрещать хотя бы

пиво как продукт. Его в магазинах хватало. С десяток сортов. Да и вино кое-

где без талонов продавали. И слава тебе господи, прибалты не дошли до того,

чтобы в ресторанах приносить лишь по двести граммов на душу. Приноси-

ли, сколько закажешь. Вот мы и ждали выходных, чтобы закусить в ресто-

ране сочным эскалопом и запить его коктейлем из двух частей водки «Сто-

личной» и одной части ликера «Вана Таллинн».

После первых двух-трех недель субботний поход в ресторан стал свое-

го рода ритуалом. По утрам, как с незапамятных времен было заведено в Во-

ору женных силах, экипаж собирали побездельничать. Официально меро-

приятие называлось ПХД, что в переводе значит – парко-хозяйственный

день. Ну скажите на милость, какой офицер или мичман после недели, посвя-

183

П. Ефремов. Стоп дуть!

щенной не только учебе, но и в равной степени уборке территории центра,

в субботу утром снова начнет мести дорожки и собирать бумажки? Только

сумасшедший. Так, коротая время в перекурах и трепотне, мы дожидались

заветной раздачи отпускных билетов, мчались в гостиницы, переодевались,

а дальше… Свобода!

Ужинали мы почти всегда в городишке Кейла, что на полпути от нас

к Таллину. Ужин, как правило, растягивался до глубокой ночи, а точнее –

до последней электрички на Палдиски. В Таллин ездили в основном по вос-

кресеньям, с утра погулять, в пивных ресторанах посидеть, горячего вина

в Девичьей башне попить. Отдохнуть от привычных лиц, одним словом.

Через полтора месяца у народа постепенно начали подходить к концу

деньги. Ко всему прочему, командир официально объявил, что на Севере мы

и на фиг никому сейчас не нужны, поэтому командование флота доверяет

нам ответственную задачу подготовки центра к общефлотскому слету адми-

ралов. Люди в погонах зароптали. Что за дела? Пошел второй месяц, деньги

кончились, отъезд отложился на неопределенный срок, хоть сигареты-то ку-

пить надо на что-то? На докладах командиров боевых частей началось бро-

жение. Командиру открытым текстом передавалось законное недовольство

личного состава финансовым вопросом. Командир оказался с нами солида-

рен. В те недалекие застойно-советские времена денег на зарплату почему-то

всегда хватало, несмотря на загнивающий строй и большевистскую идеоло-

гию, а поэтому командир получал свою зарплату вместе с экипажем, а не так

как ныне, когда командиры всеми правдами и неправдами получают деньги

сами по себе и желательно месяцев на пять вперед. Так вот, наш командарм,

со вздохом осмотрев тощий кошелек, дал приказ готовить гонца в Гаджиево

за нашим денежным довольствием.

На тот момент нашим экипажным финансистом трудился капитан-

лейтенант Носков Серега. Мужик компанейский, с юмором, Серега от при-

роды был слегка подслеповат, но очки носить стеснялся, отчего имел вечно

рассеянный вид и постоянно выглядел слегка поддатым. Впрочем, он и на са-

мом деле был не дурак заложить за воротник, за что периодически и страдал.

Дело в том, что Серега подшофе становился абсолютно неуправляем, лез куда

ни попадя, короче говоря, из тех, кто вечно ищет на свою задницу приклю-

чений. На практике это выглядело примерно так: после третьей стопки гла-

за у Сереги покрывались мутноватой поволокой, как у крокодила, он заку-

ривал сигарету, причем стряхивая пепел вокруг себя, не обращая ни на кого

внимания, и неожиданно обращался к кому-нибудь из компании или просто

к сидящим за соседним столиком с дурацкой фразой вроде «а по морде?».

Незнакомых с особенностями Серегиного характера такое обращение

мало радовало, и начинал развиваться конфликт, частенько переходящий

в недостойный флотского офицера мордобой. Своих Серега мало-мальски

слушал и в пьяном состоянии, поэтому во время наших банкетов в обще-

ственных местах контроль за ним старались не терять и своевременно при-

струнивали. И все же Серегу держали финансистом. Отчасти оттого, что

экипаж долго сидел на берегу и других кандидатур было не густо, отчасти

оттого, что общительный Носков был в прекрасных отношениях со всей фин-

частью и постоянно скреплял их либо бутылкой (с мужчинами), либо конфе-

тами (с женщинами), отчего иногда проворачивал дела, невозможные при

стандартном подходе. Так вот, именно его отрядил командир в родную базу

за деньгами, снабдив необходимыми бумагами и пачкой чистых листов с пе-

184

Часть вторая. Прощальный полет баклана

чатью на всякий случай. И предстояло Носкову получить наши кровные аж

за два месяца. А учитывая, что тогда грабили и обирали гораздо меньше, чем

ныне, караул сопровождения Сереге не выделили, посчитав это за барство.

Оперативно собравшись, Серега вечером того же дня отбыл в пункт посто-

янного базирования.

В связи с окончательным оскудением кошельков мы были вынуждены

в ближайшую субботу отменить традиционный поход в Кейлу и довольство-

ваться малым, то есть посиделками в номере. Надо ли говорить, что Сереги-

ного возвращения большинство народа ожидало как манны небесной. Всю

следующую неделю экипаж провел в гаданиях, успеет или не успеет Носков

подъехать к выходным. И Серега не подкачал! Приехав поздно вечером в пят-

ницу, в субботу утром он уже стоял на построении, сжимая в руках объеми-

стый дипломат, набитый вожделенными ассигнациями. Народ был в полном

восторге. Сразу после официальных объявлений в казарме был выставлен

стол, и к нему выстроилась очередь из офицеров и мичманов. Выдача доволь-

ствия продолжалась до обеда. Между делом Серега, лихорадочно разрыва-

ющий пачки с купюрами, успел шепнуть нам, что вечером обязательно при-

соединится ко всей честной компании и тоже поедет в кабак. Мы, естествен-

но, не возражали против такого компаньона.

В 17.30 наше сообщество стартовало посредством электрички в на-

правлении Кейлы. Ядро компании составляли молодые старшие лейтенан-

ты одного года выпуска: громогласный здоровяк-акустик Дуев Юра, язви-

тельный штурманенок Лукашевич Серега, его не менее язвительный коман-

дир «большой» штурман каплей Тетюев Шура, комдив три Валовик Андрей

и два лейтенанта, Саша Палехин и я. Ну и, само собой, Носков. Серега раз-

давал деньги до упора, стараясь выдать всем и все, и поэтому присоединил-

ся к нам только на перроне вокзала, запыхавшийся, но веселый.

Ресторан в Кейле был популярен не только среди вояк многочисленных

частей, расположенных вокруг, но и у местного населения, и попасть в него

по субботам было проблематично. Либо приходи к открытию, либо имей

свою лазейку. Мы имели лазейку. Как-то раз, пытаясь пробиться в перепол-

ненный ресторан, мы с Палехиным разговорились со стариком-швейцаром

Петровичем, и выяснилось, что он капитан 2 ранга запаса, осел в Эстонии

лет двадцать назад, а швейцарствуя, прирабатывает к пенсии. Закрепив

знакомство несколькими десятками рублей и бутылкой водки, мы получи-

ли доступ в ресторан в любое время независимо от наличия свободных сто-

ликов, а внутри уже разбирались с официантками отдельно и, как правило,

успешно. Либо нам выносили из подсобки отдельный стол, либо подсажива-

ли к кому-нибудь. К тому же в ресторане существовала практика резерви-

рования мест, когда можно было заказать столик на следующий выходной,

не платя за это ни копейки, и зная точно, что твое место будет свободно как

минимум два часа после вечернего открытия ресторана.

Так произошло и в этот раз. И хотя у входа в ресторан теснилась вну-

шительная толпа жаждущих водки, женщин и музыки, Петрович, без вопро-

сов и не обращая внимания на возмущение других соискателей свободных

мест, пропустил нашу компанию вовнутрь. Знакомая официантка получила

причитающуюся ей «премию» и начала нас рассаживать. К сожалению, вме-

сте за один стол нам попасть не удалось, поэтому Носков, Лукашевич и Те-

тюев оказались за одним, а Дуев, Палехин, Валовик и я – за другим столом,

по одаль друг от друга.

185

П. Ефремов. Стоп дуть!

Не знаю, что заказывали за другим столом, а мы, не заглядывая в меню,

попросили традиционный набор. Эскалоп с гарниром, салат «Столичный»,

две бутылки водки и бутылку «Вана Таллинна». Эскалопы здесь творили за-

мечательные, чуть ли не в три раза больше, чем в ресторанах средней по-

лосы и Крайнего Севера, сочные и из хорошего мяса. Ну а салаты во всех

кабаках Советского Союза были одинаковы по рецептуре и составу, слов-

но творились по единой для всех инструкции Министерства пищевой про-

мышленности.

Выпили. Закусили. Поговорили. Сначала о жизни, а потом, естествен-

но, свернули на службу. Расстроились и снова выпили. После третьей нача-

ли приглядываться к залу. Даже на пьяный глаз четко просматривалось де-

ление сидящих за столиками на две группы. Шумно что-то обсуждающие,

размахивающие руками и непрерывно курящие мужчины в обрамлении

большого количества бутылок и тарелок, несомненно, являлись представите-

лями русской нации и самой ее лучшей части – офицерства. Другая группа

людей была в явном меньшинстве, сидела тихо, скромно, без лишнего шума

и чрезмерного раблезианства на столе. Это было местное население. Из-за их

столов слышались приглушенные разговоры на эстонском языке, но все же

главным их отличием было присутствие за столами женщин. Да-да. Именно

женщин. К величайшему нашему разочарованию, эстонские женщины от-

носились к нам безразлично. То ли им своих мужчин хватало, то ли общение

с иноземцем считалось неприличным, но аборигенки обходили нас за три

версты, и в контакты старались не вступать, за исключением постоянно про-

живающих в Эстонии соотечественниц и девушек самой древнейшей про-

фессии. Но так как первых было не так много, а со вторыми в те времена ни-

кто из нас не умел толком общаться и обращаться, то в большинстве случа-

ев мы коротали ресторанные вечера в сугубо мужских компаниях, изредка

пытаясь пригласить на танец эстонских дам. Да и, честно говоря, не особен-

но хотелось! Танцуешь, шепчешь девушке на ухо приятности всякие, а она

мурлычет тебе в ответ не на могучем русском, а на тягучем эстонском, хотя

русский знает, стерва белокурая! А ты думай, что она там верещит тебе –

может, рассказывает гадости всякие и какой ты на самом деле козел, офицер

военно-морского флота… Одним словом, мы сами старались на знакомства

не навязываться и контачить с местными только по мере надобности.

После первых двух бутылок сделали перерыв, во время которого неуто-

мимый Дуев обнаружил то, о чем мы не догадывались во все вечера, прове-

денные в этом увеселительном заведении. Оказывается, справа от эстрады

была незаметная дверца, за которой скрывался уютный банкетный зал, и, что

самое главное, там праздновалась свадьба одного лейтенанта-летчика из рас-

положенного невдалеке гарнизона военных авиаторов. И было пруд-пруди

нормальных девушек и женщин, для которых русский язык роднее некуда.

В данный момент в банкетном зале проходила торжественная часть сва-

дебного ритуала, и разведав обстановку, тактичный Юра предложил времен-

но вернуться за свой стол, пока ход событий на свадьбе не перерастет в обыч-

ное русло, то есть в нормальную советскую пьянку. Вот тогда можно к ним

и присоединиться. А пока Юра, приняв на себя пост главы нашего стола, за-

казал еще «огненной воды» для достижения большего тонуса.

Подавляющее большинство в лице меня и Палехина Юру поддержало,

несмотря на слабое сопротивление Андрюхи Валовика, которому хватало

двух бутылок крепкого пива, чтобы выглядеть пьяным в стельку. А Палехин,

186

Часть вторая. Прощальный полет баклана

являясь единственным и непосредственным подчиненным Валовика и терпя

от того ежедневные упреки за все дела в дивизионе, страстно желал напоить

начальника до детского состояния, чтобы хоть здесь отыграться за ежеднев-

ные мучения. Мы уселись за стол и принялись уничтожать вновь поданные

напитки и закуски и позабыв по пьяной лавочке про наш второй стол.

А там дела шли своим чередом. Эстеты штурмана с самого начала повели

светскую беседу, в которую Носков с его более приземленными запросами

явно не вписался. Первое время он пытался говорить с корабельной аристо-

кратией на их языке, потом плюнул и приналег на водочку, с тоской погля-

дывая на наш стол. Подсаживаться со своим стулом здесь было не принято,

и Носков потихоньку начал нализываться, чего он страстно хотел с самого

начала поездки, так как свободу действий получал только в таких вот общих

выездах экипажа, а все остальное время тихо страдал под гнетом жены, от-

личавшейся чрезвычайно вредным и склочным характером.

И, постепенно заменяя кровь алкоголем, офицер Носков дошел до точ-

ки «кипения», то есть до состояния, которого допускать было нельзя. Углу-

бленные в себя штурманы момент этот упустили, и не обратили внимания

на появившийся в глазах Носкова нездоровый блеск. А Шура вспомнил по-

ездку домой, хамство жены в виде недоступа к телу, вечные упреки и ру-

гань, и захотел любви, в самом простейшем ее понимании: телесном. Голо-

ва Шуры разом освободилась от лишних мыслей, а глаза начали работать

в режиме перископа, выискивающего цель, которую необходимо поразить.

И цель нашлась! Через пару столиков от них сидели трое. Две симпатичные

блондинки двадцати-двадцати пяти лет и мужчина ближе к тридцати прият-

ной наружности. Справедливо рассудив, что одному мужику две женщины

многовато, Шура набычился, встал и направился к ним.

Как воспитанный офицер, Носков, приблизившись к столу, решил пред-

ставиться:

– Честь имею представиться! Старший лейтенант Носков Александр!

Разрешите присесть?

За этим столиком был свободный стул, и Шура твердо вознамерился

присоединиться к ним. Компания с любопытством посмотрела на пошаты-

вающегося офицера.

– А-а-а-э… Мол-л-лодой чэл-л-ло-о-овек обращчаэ-э-тса к на-а-ам? –

спросила одна из девушек с очень сильным эстонским акцентом. «Эстонки

так эстонки», – промелькнуло в голове Шуры, значит, не надо будет по ска-

мейкам ошиваться.

– Именно так! Разрешите присесть?

Мужчина с интересом поглядел на Носкова и совершенно без акцен-

та спросил:

– Старлей, а у вас что, принято к дамам без шампанского подходить?

– Прошу прощения, не сообразил! – Шура плюхнулся на стул и цар-

ским жестом поманил проходящую мимо официантку:

– Девушка, пожалуйста, сюда бутылку шампанского! Нет, две бутыл-

ки и мороженое всем! – Шура достал сигарету и прикурил. – Сейчас при-

несут. Давайте знакомиться. Вот как вас зовут?

Девушка, к которой адресовался вопрос, тихо засмеялась и, сказав что-

то подруге на эстонском, представилась:

– Лейла.

– А вас? – Шурина голова повернулась в направлении второй подруги.

187

П. Ефремов. Стоп дуть!

– Норма.

Шура исподлобья поглядел на молчавшего мужчину. Его мало интересо-

вало, как того зовут, но узнать, какая из двух – его подруга, было бы непло-

хо. Носков молча протянул руку. Тот пожал ее и назвался:

– Арвид.

Шура несказанно удивился. Ему показалось, что человек, говоривший

с ним, если не русский, то уж никак не эстонец.

– А я думал, что ты русский, акцента-то совсем нет.

Мужчина криво усмехнулся и пояснил:

– Долго в России работать пришлось, вот и выучился.

Официантка принесла шампанское. Шура, по-гусарски перехватив у нее

бутылку, натренированным жестом сорвал фольгу и аккуратно отстрелил

пробку, не пролив ни капли.

– За знакомство!

Шампанское с шипением наполнило бокалы. Чокнулись. Выпили. Вот

этого Шуре и не надо было делать. Шампанское, скатившись в желудок,

вступило во взаимодействие с находившимся там изрядным запасом водки

и… Как известно, водка – хорошо, а с шампанским еще лучше! Катализа-

тор сработал, и Носкова, словно корабельной кувалдой по затылку двинули.

Через минуту в глазах поплыло, мысли окончательно спутались и все барье-

ры были отброшены.

– За прекрасных дам!

Шура снова наполнил бокалы, не обращая внимания на то, что девушки

не выпили ранее налитого, а Арвид вообще только пригубил свой бокал. Но-

сков встал и произнес прочувственную речь о женщинах, их красоте, види-

мых и невидимых достоинствах и прочих прелестях женского пола. Выпил.

Пили ли другие, его уже не интересовало. Налил заново. Снова долго гово-

рил ни о чем и выпил. И так далее.

Вскоре шампанское кончилось. Обведя туманным взором стол и не об-

наружив тары с содержимым, Шура нетерпеливым жестом снова подозвал

официантку.

– Девушка! Бутылку шампанского и… и… водки!

Официантка подошла и с сомнением поглядела на развалившегося

на стуле Носкова.

– Молодой человек, вы сначала это оплатите, а потом снова заказывай-

те. Да вам, наверное, хватит уже…

Шуру такое некорректное обращение возмутило до глубины его пья-

ной души.

– Девушка! Сколько мне надо, я и сам знаю! Вы несите шампанское,

я за все плачу! И за себя, и за всю компанию!

И тут рука Шуры залезла в нагрудный карман куртки и появилась отту-

да на свет с увесистой пачкой пятидесятирублевых ассигнаций:

– Несите! У меня таких бумажек знаете сколько?! Я вас тут всех ку-

плю! Шампанского!

Шура помахал пачкой перед лицом официантки и с пьяно-хитрой улыб-

кой спрятал деньги обратно в карман.

– Только никому не говорите, тс-с-с…

Денег у Носкова при себе и правда было много. Очень много по тем

временам. Тысяч восемь. На машину хватит и еще останется. А дело было

в том, что, раздавая получку экипажу, Шура так и не смог выдать все день-

188

Часть вторая. Прощальный полет баклана

ги. Кого-то пораньше отпустили, кто-то был на вахте, кто-то просто решил

получить позже и в итоге на руках у Шуры осталась внушительная сумма.

Оставлять ее в гостинице он побоялся, а в своей силе воли и предусмотри-

тельности, как и все мужчины, нисколько не сомневался. Поэтому, напихав

карманы казенными деньгами, отчалил в ресторан. Мы, к сожалению, это-

го досадного факта не знали.

Дальнейшее для Шуры происходило как в дымке. Ставший родным

и близким Арвид, подливал шампанское, услужливо подносил зажигалку. Де-

вочки тихо щебетали, перемежая русскую речь эстонскими фразами, а Лей-

ла вообще пододвинула стул поближе к Шуре и, положив руку ему на плечо,

перебирала пальчиками его шевелюру. Носков уже без стеснения гладил ее

ногу под столом и даже пытался залезть под юбку, а Лейла нежно, но твердо

пресекала эти попытки, позволяя, правда, продолжать поглаживания. Нако-

нец Шура достиг такой кондиции, что желание завалить Лейлу на стол и овла-

деть ею среди салатов и бифштексов стало непреодолимым.

– Офи-и-ициа-а-ант! Счет!

Шура наклонился к уху Лейлы и жарко зашептал:

– Лейлочка… Пойдемте погуляем… Что-то здесь душно стало… У вас

парка поблизости нет? Со скамейками… Вы такая симпатичная женщина…

Слов нет! С таким чудным задо… телом!

Подошла официантка. Шура расплатился не считая, поглощенный пья-

ными мыслями о предстоящем блуде.

– Зачем бродить где-то по улицам? Давайте пойдем ко мне. Свой дом, хо-

рошая музыка, свечи… Да и спален у меня несколько… – Арвид по-дружески

положил руку на плечо Шурику.

– Давай возьмем дамам еще шампанского, а нам водочки. А то ночи

короткие, вдруг чего не успеешь… – Арвид многозначительно улыбнулся,

и украдкой показал глазами в сторону Лейлы. Затуманенное сознание Носко-

ва из всего сказанного уловило только то, что где-то близко есть дом, в кото-

рой есть спальня, где, само собой, есть кровать… наверное, большая, и в эту

кровать он, старший лейтенант Носков, обязан уложить Лейлу и устроить ей

«полярную ночь». А вот все остальное – просто ерунда. Поэтому, судорож-

но вцепившись в Лейлину коленку, Шура, не возражая, расплатился за по-

звякивающий пакет, который принесла официантка после перешептываний

с Арвидом. Потом они встали и ушли.

К нашему стыду, отряд не заметил потерю бойца. Исчезновение Носко-

ва обнаружилось минут через сорок, когда интеллектуальный запас штур-

манов иссяк, а Валовика мы уже пару раз отводили в гальюн под руки. По-

пытавшись трезво оценить состояние компании, мы пришли к выводу, что

Носкова среди нас нет и что сами мы через полчасика будем в таком же

нетранспортабельном состоянии, как и Валовик. Поэтому было принято ре-

шение выдвигаться на электричку, да к тому же и время было уже позднее,

и до последнего поезда на Палдиски оставалось с полчаса. Так что до гости-

ницы мы добрались без потерь, вот только окончательно впавший в детство

комдив два по дороге пытался выплакаться на плече каждого и обслюнявил

с головы до ног своего Палехина.

На следующий день, ближе к обеду, мы собирались в Таллин. Посидеть

в пивном ресторане, которых на остальной территории Советского Союза

не наблюдалось как класса. Пожевать швабские сосисочки с кислой капу-

стой, постукаться пузатыми немецкими кружками. Позавтракав в небольшом

189

П. Ефремов. Стоп дуть!

кафе недалеко от гостиницы, мы с Палехиным возвращались обратно, ког-

да из окна соседнего с нами здания, где жили штурманы, с которыми обитал

и Носков, нас очень энергичными жестами начал подзывать Лукашевич:

– Мужики, поднимайтесь к нам, тут такое… просто оборжетесь!

Естественно, мы к ним зашли. Картина была, и правда, впечатля ющей.

В четырехместном номере обитали Дуев, Лукашевич, Валовик и Носков.

Так вот, трое из них валялись на своих кроватях и просто заходились от сме-

ха. А на четвертой кровати с обреченным видом сидел Носков. Боже, как

он выглядел! Левый глаз венчал поистине космических масштабов фин-

гал. Причем, на удивление, отека не было, и из этой «черной дыры» сверкал

слезящийся зрачок. Одет был Шурик тоже довольно своеобразно. Он был

в простой голубоватого цвета майке, какие дают в детских домах или ком-

байнерам в далеких и бедных деревнях Нечерноземья. Вместо брюк на Но-

скове были наши родные, советские, синие, спортивные хэбэшные штаны-

треники. Ну, помните, те, у которых на третий день носки оттягивались ко-

ленки. Они были размера на четыре больше тщедушного Шуркиного тела

и подвернуты, чтобы не волочиться по земле, отчего придавали Шурику та-

кой босяцкий вид, что его можно было сразу снимать в каком-нибудь крими-

нальном фильме типа «Будни уголовного розыска», на переднем плане мас-

совки в сцене «Арест обитателей притона». Но апофеозом всего этого зре-

лища были башмаки. О, это было что-то непередаваемое! Они были размера

52-го, и при желании Шурик мог использовать их вместо кепки, они были

без шнурков, отчего казались еще огромнее и монолитнее. Ко всему проче-

му башмаки были ужасно древними, как будто их откопали на давно забро-

шенной свалке. В общем, выглядел Носков, как человек, находящийся на по-

следней стадии моральной и физической деградации.

Наше веселье отчего-то Шурику не передавалось. Напротив, он мед-

ленно раскачивался, и, глядя прямо перед собой, а по большому счету про-

сто в никуда, периодически обхватывал голову руками и шептал:

– П…ц, полный п…ц. Что делать? Что делать?

Когда мы отхохотались, Дуев пояснил ситуацию:

– Прибрел наш Шурик часа полтора назад. Это он умылся, а то еще

хлеще картинка была. До сих пор не можем добиться, что это он за карна-

вал устроил… И где его вещи?..

В этот момент Носков словно очнулся. Он обвел нас всех мутным взгля-

дом, взял со стола сигарету, закурил и, заглатывая дым, начал рассказывать.

Из его рассказа следовало, что как они ушли из кабака, он не помнил. Как

и куда шли – тоже. Кажется, более всего он запомнил Лейлины ягодицы,

и то на ощупь. Лицо ее он тоже помнил, но как-то туманно. Пока они шли

по ночной Кейле, выпили из горлышка одну бутылку шампанского. В доме

продолжили пить, и Шурик все более нагло осуществлял поползновения под

Лейлину юбку, причем, видимо, не без успеха, так как твердо заявил, что она

носит чулки, а не колготки и трусики у нее, как ниточки. Когда, наконец, Шу-

рина похоть готова была уже выплеснуться при всей компании, Лейла повела

его в спальню, предложив по дороге принять душ, а она, мол, будет ждать уже

в постельке. Распаленный желанием офицер, спотыкаясь и цепляясь за сте-

ны, бросился в душ, разделся, но вот ополоснуть чресла не успел. Откуда-то

в душе материализовался Арвид, схватил ничего не понимающего Носкова,

и прямо в трусах и босым, выволок того на улицу. Там Шурик, слегка протрез-

вевший от такой силовой акции, попытался восстановить статус-кво, за что

190

Часть вторая. Прощальный полет баклана

получил конкретно в глаз, после чего временно потерял ориентацию в про-

странстве, а придя в себя, обнаружил, что лежит где-то под забором. Причем

злодей Арвид, проявив несвойственный бандитам гуманизм, бросил Носко-

ву на грудь эту самую майку и треники. А чудовищные башмаки Шурик на-

шел где-то на обочине сам, ибо босиком ходить не любил с детства. Так как

из личных вещей и документов при Носкове остались одни лишь трусы, а они

не могли удостоверить его личность при въезде в донельзя засекреченный

городок Палдиски, то и добирался до него Шурик то вдоль дороги по пере-

леску, то просто плутая среди деревьев, а мимо КПП просто прополз, вспом-

нив навыки курса молодого бойца.

Самое интересное то, что все это он проделал ночью, с блеском подтвер-

див правило, что везет всегда только дуракам и пьяным. Видимо, движение

в направлении своей кровати происходило на уровне инстинкта, потому что

истинную глубину происшедшего Носков осознал, только усевшись на свою

койку. У него отобрали не только одежду, обувь, часы, документы… У него уве-

ли нерозданные деньги экипажа. И от этого хотелось умереть на месте…

Наш смех как-то сразу угас. Смешного в происшедшем было мало. А что

делать в такой ситуации, не знал никто.

Самый старший, как по возрасту, так и по должности, Дуев категорич-

но заявил:

– Без милиции дело не решим. Никак. Надо идти прямо сейчас, по го-

рячим следам.

Носков просто взвыл:

– П…ц!!! Милиция… Да мне… да я… Ни звания не видать, ничего… Мужи-

ки, а может, как-то без милиции обойдемся, а? Я лучше назанимаю, отдам…

Ну, тут мы с ним не согласились:

– Шурик, а твои документы? Типа потерял? А если они всплывут…

и не там, где надо? Надо идти в милицию. Надо, Шурик, надо…

Но тут очень дельную и взвешенную мысль подал Дуич:

– Так. Всем молчать! Слушай сюда! Надо сначала не к командиру идти.

Надо идти к Маркову домой!

Все притихли. Даже Носков убрал руки с головы и уставился на Дуева.

Марков был старым капитан-лейтенантом, который, будучи еще лет десять

назад в Палдиски на новом формировании, женился на местной жительни-

це. Жена его была русской, дочерью такого же флотского офицера, кото-

рый продолжал преподавать в учебном центре. Жили они здесь давно, Пал-

диски большим городишком не был, и Марков давно уже стал здесь своим

человеком.

– Сначала к Маркову, он здесь все выходы знает. Если там глухо, тог-

да уже и к командиру, и в милицию двинем.

К Маркову они пошли вдвоем. Дуев и приодевшийся в более презен-

табельный наряд Носков. Мы остались ждать в гостинице. Ждать нам при-

шлось долго. Часа четыре.

Потом они вернулись. Я в своей жизни не видел более счастливого че-

ловека, чем Носков в тот день. Мне кажется, он был готов целовать и обни-

мать всех, он был просто неудержим в проявлении своего всепоглощающе-

го счастья. В одной руке он держал сумку со своими вещами, а другой при-

жимал к сердцу пакет. Пакет с деньгами.

А решилось все очень просто. Марков, на их счастье, оказался дома. Как

и его жена. А вот родной старший брат жены служил в милиции. Оператив-

191

П. Ефремов. Стоп дуть!

ником. В уголовном розыске. В самом Таллине. И тот, по счастливой случай-

ности, оказался в свой выходной день у них в гостях. И, судя по тому, что пал-

дисская милиция по первому звонку выделила ему «уазик» и пару сержан-

тов, в уголовном розыске он был не последним человеком. Минут тридцать

им понадобилось поколесить по улицам дневной Кейлы, чтобы Носков вдруг

каким-то звериным чутьем, а не глазами, определил дом, в котором он вчера

кутил. Дальнейшее оказалось делом техники. Сержанты перекрыли отходы

из дома, а Марковский родственник позвонил в дверь. Те, кто был в доме, ви-

димо, поняли все сразу. Судя по всему, Арвид был тертым малым, так как вы-

скочил на улицу чуть ли не из слухового окошка, откуда его никто не ждал.

Но он имел глупость перепрыгнуть забор именно в том месте, где ожидали ис-

хода операции Дуев и Носков. Вследствие чего, когда проморгавшие его ми-

лиционеры выбежали на улицу, Арвид валялся на земле в нокауте, в который

его послал бывший кандидат в мастера спорта по боксу капитан-лейтенант

Дуев, а старший лейтенант Носков с блаженной улыбкой прижимал к гру-

ди сумку. Судя по глазу Арвида, удар Дуева был более профессионален, так

как вся его правая половина минут через пять стала похожа на печеное ябло-

ко, а уж о глазе и говорить нечего. В милиции обнаружилось, что в изъятой

сумке денег гораздо больше, чем было отнято у Носкова. Вопрос решили по-

человечески, вычеркнув из всех протоколов историю с Носковым и вернув

ему деньги и одежду. А вот с грабителем оказалось интереснее… Пока Но-

сков и милиция пересчитывали купюры, дежурный по отделу проверил ори-

ентировки, и оказалось, что этот самый Арвид буквально на днях объявлен

во всесоюзный розыск за серию ограблений в Таллине, и лавры его поимщи-

ка достаются Марковскому родственнику. Так что все остались при своем

интересе и весьма довольными, только вот Носков месяца два ходил в чер-

ных очках, а в этот день почему-то не поехал с нами в Таллин. До командира

все же какие-то слухи о происшествии дошли, но на все вопросы о синяке

Носков твердо отвечал, что по пьяной лавочке въехал в дверной косяк. На тот

момент в стране вовсю боролись с водкой и вином, поэтому ответ Носкова

был просто вызовом идеологии партии и политике правительства, а посему

был признан правдивым, и тема синяка постепенно сошла на нет…

Вот такая она, горячая эстонская любовь…

О зубной боли, неделях прибалтийской эстрады

и лейтенанте Галактионове…

Какое время было, блин!

Какие люди были, что ты!

О них не сложено былин,

Зато остались анекдоты.

Народное творчество

Иногда мне кажется, что зубная боль дана человечеству, как кара

за наиболее развитые в природе мозги. Поднялись над всеми хомо сапиен-

сы, так получите в нагрузку еще и это. Чтобы, как говорится, первенство

192

Часть вторая. Прощальный полет баклана

на планете медом не казалось. Мне вообще повезло, и до училища я даже

не знал, что такое пломбы. И самая первая из них у меня появилась на пер-

вом курсе стараниями общеизвестного мастера зубных дел Конкордии,

с которой, наверняка, связаны не очень приятные воспоминания у трети

курсантов Голландии. Любила старушка Конкордия посверлить, ну никуда

не денешься. И сверлила все, что ей не нравилось… А уж после моей пер-

вой автономки дырявых зубов стало сразу семь, но тут тоже никуда не де-

нешься, у каждого человека физиология своя, вот и не смогла эмаль моих

зубов выдержать трехмесячную атаку дистиллированной воды. Хотя ино-

гда зубные страдания обеспечивают и довольно парадоксальные результа-

ты и создают комбинации, в обычной жизни редко рождающиеся. Лично

я почти уверен, что Наполеон проиграл битву при Ватерлоо только по при-

чине дикой зубной боли…

Весной 1988 года наш экипаж в результате очередной головокружитель-

ной и чисто по-флотски непредсказуемой комбинации, оказался в учебном

центре Палдиски, что на Эстонщине. Убытие экипажа в столицу несуверен-

ного эстонского подплава сопровождалось обычным в этих случаях элемен-

том флотской внезапности, которая, как известно, во все времена ставила

наших потенциальных врагов в откровенный стратегический тупик. Всю

зиму экипаж просидел в цехах «Звездочки» в Северодвинске, обеспечивая

пожароопасные работы на своем родном подводном крейсере, проходящем

средний ремонт, и подкармливался обещаниями командования о весенне-

летнем отпуске.

Наконец в середине марта в бригаду из отпуска вернулись «поники»,

наш первый экипаж, под командованием своего отца-командира Поникаров-

ского, который нам и озвучил долгожданную радостную весть: сдаем «желе-

зо», возвращаемся в Гаджиево и готовим отпускные документы. Народ во-

одушевился, и лишь только парочка старых каплеев, еще помнивших усми-

рение советскими войсками Праги, открыто выражали свое явное недоверие

по поводу столь странной щедрости командования, ведь в отпуск мы мог-

ли бы уехать и из Северодвинска. Как позже выяснилось, недоверие было

вполне обоснованным.

В базе экипаж впрягся в ту самую береговую рутину, которая, как пра-

вило, и предшествует отпуску. Мы сразу плотно застолбили за собой все бе-

реговые наряды гарнизона Оленьей губы, начиная от камбузных нарядов

и заканчивая экстремальными комендантскими буднями в царстве Кожа-

карстве. В общем, все береговые «удовольствия» нелегкой службы подво-

дников без корабля были охвачены нашим экипажем плотно и, как говорит-

ся, даже с натягом. Но служба есть служба, ничего не поделаешь, ворчали,

конечно, но всех грело знание того, что финансист экипажа уже составляет

ведомости на получение отпускных, а помощник командира втихаря дал пи-

сарю команду печатать отпускные билеты с открытыми датами.

Удар под дых, а я бы даже сказал, просто в промежность, мы получили,

как положено, неожиданно и в самый неподходящий момент. Хотя, бывают ли

они, эти моменты, подходящими? Вечером на построение командир прим-

чался из штаба, пыхтя и пряча в топорщившиеся усы ехидную ухмылку.

– Экипаж! С завтрашнего дня мы в отпуске. Помощнику командира

готовить документы!

До сих пор я не могу понять, знал ли командир то, что он скажет нам

утром, или его тоже по полной программе развело командование? Народ ра-

193

П. Ефремов. Стоп дуть!

достно засуетился, и я на 100 % уверен, что в этот вечер даже самые неверу-

ющие паковали чемоданы.

Утром на построение экипажа командир не прибыл, чего ранее никогда

не случалось. Командир наш был суворовской, послевоенной закалки, и та-

кие вольности не позволял ни себе, ни другим. Недоумевающий старпом

слово в слово повторил вечернюю речь командира и, потоптавшись минут

пять перед строем, всех распустил. Подводники сразу плотно оккупирова-

ли курилку, перемежая табачный дым клубами собственных иллюзий. Про-

должалось это недолго. Через полчаса в казарму ворвался грозно раздува-

ющий ноздри командир.

– Экипажу построиться!

Настороженные подводники начали выползать на центральный про-

ход казармы.

– Вы что, тараканы беременные? Становись!

В минуты гнева командир становился по-настоящему страшен и похож

на грозного сержанта из американских фильмов про новобранцев. В возду-

хе тут же явственно повеяло ощущением какой-то еще непонятной, но ясно

осязаемой безысходности. Ведь что-то его так разозлило…

– Товарищи подводники! Чемоданы вчера собрали?

Строй глухо откликнулся на вопрос кивками голов и отдельными воз-

гласами согласия.

– Я не слышу – чемоданы готовы?!

Во второй раз строй откликнулся организованно и довольно единодуш-

но: – Так точно, тащ командир!!!

Командир обвел строй глазами и неожиданно улыбнулся той стальной

улыбкой, которой улыбается годок-старшина матросу-новобранцу перед от-

правкой того на первое в жизни продувание гальюнов.

– Это правильно! Чемоданы нам всегда пригодятся. Но не сегодня, а че-

рез пару дней. По приказу командования наш экипаж оправляется выпол-

нять боевую задачу в учебный центр Палдиски. Послезавтра. Там мы пробу-

дем месяц, а уж после этого идем в отпуск… теоретически с 1 июня.

Над строем воцарилась мертвая тишина. Тут уж иллюзии покинули

всех. Настоящее лето да еще и круглая дата начала отпуска имели место быть

только в руководящих документах или, на худой конец, в мемуарах гвардей-

ских замполитов.

– Вопросы?

Экипаж подавленно молчал.

– Если нет вопросов, всем разойтись, работать по плану. Командирам

боевых частей и служб прибыть ко мне для уточнения списка необходимых

прикомандированных…

Вот так и закончился, не начавшись, наш весенне-летний отпуск.

Методика воинских перевозок, а тем более методика наземной пере-

дислокации экипажей подводных лодок с одного места базирования в дру-

гое, столь обильна разного рода нюансами, что требует отдельного повество-

вания и даже исследования, так что тему эту я раскрывать не буду, и посему

эпопею перемещения экипажа из Гаджиево в Палдиски опущу.

По большому счету Палдиски – это не такое уж и плохое место. Полу-

чить в череде бодрящих флотских будней месячный выезд на советский «За-

пад», со всеми его прелестями и радостями цивилизации, не так уж и непри-

194

Часть вторая. Прощальный полет баклана

ятно. Другое дело, получить это удовольствие вместо отдельного отпуска…

Словом, прибыли мы туда не в самом лучшем расположении духа, испыты-

вая моральные мучения и сильный похмельно-дорожный синдром. И сра-

зу же по прибытии вместо, а точнее, параллельно учебному процессу за-

нялись обычным для подводника занятием – несением всех возможных

и невозможных береговых нарядов. Причем отягощенных еще одним нефор-

мальным дополнением: косметическое обновление внешнего вида учебно-

го центра…

Дело в том, что незадолго до этого произошла смена главкома ВМФ.

«Вечный» адмирал, «железный» Главком Горшков устал и ушел на пен-

сию, а его место занял наш человек, подводник, гаджиевец и, по расска-

зам отца, просто умница адмирал Чернавин. Вот этот умница и решил про-

вести в июне на базе учебного центра Палдиски слет всех адмиралов для

проведения какой-то тактическо-штабной игры, да и просто для знаком-

ства со всеми подчиненными ему «пауконосителями». Эдакая адмираль-

ская вечеринка с общефлотским сопровождением в виде ПКЗ, пригнанно-

го для проживания адмиралов и вылизанного до состояния 4-звездочного

отеля. А так как в центре на этот момент проходили подготовку всего два

экипажа, наш и Тимоненко, то, естественно, вся деятельность по приведе-

нию центра в божеский вид свалилась в виде презента на нас. Все: от по-

белки бордюров и покраски заборов до военно-спортивной показухи. Если

офицеры и мичманы худо-бедно в учебные классы и на тренажеры попа-

дали, то матросы добросовестно повышали мастерство владения метлами,

кистями и лопатами.

Но это все так, флотская текучка. Ну смотр, ну проверка. Покрасили,

побелили и отдали честь. Командование учебного центра взволновала одна

немаловажная деталь происходящего. К ним съезжается цвет флота на пи-

роги, все вокруг моется и шкурится, а вот сами они все же могут выглядеть

не в лучшем свете… чисто внешне! Начальник центра, адмирал, вдруг узрел,

что из-за рутинной работы его офицеры, да и он сам, утеряли щеголеватость

и лоск, присущий настоящим флотским офицерам, неустанно трудящимся

на ниве повышения квалификации подводников. Мундиры старые, позолота

выцвела, фуражки немодные, крабы нешитые. Тоска. Срочно было собрано

расширенное совещание руководства центра, с привлечением командного

состава экипажей, находящихся здесь. По поводу мундиров вопрос решили

довольно быстро. Так как местное ателье Военторга общим решением было

признано не удовлетворяющим высоким требованиям будущего мероприя-

тия, то для пошива одежды был отряжен какой-то капитан 3 ранга из местных,

знающий в Питере все входы и выходы в военно-морские ателье. По поводу

фуражек мнения совпали у всех. Лучше, чем в Севастополе, не шили нигде.

Нужен был свежий человек, который мог за короткий срок обрадовать ко-

мандование новыми красивыми и стильными головными уборами. Вот тут

неожиданно и возникла моя кандидатура. Дело в том, что у меня за полгода

до этого родился сын. Я ездил в Севастополь дней на десять и попутно сооб-

разил несколько фуражек ребятам, пользуясь еще нерассосавшимися с кур-

сантских времен знакомствами. Вот именно об этом и вспомнил на совеща-

нии наш старпом. По немногочисленности находившихся в центре экипажей

других кандидатов на выполнение столь деликатного поручения не нашлось,

и старпом взял обязательство перед высоким офицерским собранием опе-

ративно озадачить лейтенанта Белова.

195

П. Ефремов. Стоп дуть!

Обозначенная постановка задачи по дороге от штаба до казармы транс-

формировалась старпомом для меня в предложение, от которого я просто

не мог отказаться. Жену и новорожденного сына за последний год я видел

всего лишь чуть больше недели, когда забрал их из роддома. Родителей –

то же самое. Так что в моем остром желании посетить город славы русских

моряков сомневаться старпому не приходилось. А посему старший помощ-

ник Павел Петрович, в простонародье Пал Пет, устами ракетного каплея

Пастухова предложил мне совершенно отличную от заранее намеченной

комбинацию: вместо командировки – отпуск, вместо командировочных –

незапланированное свидание с семейством за свои средства, и плюс в благо-

дарность за это 12 пошитых по предоставленным размерам под заказ фура-

жек. Пал Пет был старпомом умным и предусмотрительным и не мог не заме-

тить, что, предложив отправить меня в командировку, учебный центр как-то

довольно нелогично отказался ее оформлять от своего имени, перепоручив

это экипажу. А хитроумный Пал Пет рисковать не хотел, справедливо пола-

гая, что формулировка служебной командировки, звучащая примерно так:

«Для выполнения боевой задачи по индивидуальному пошиву головных убо-

ров старшему офицерскому составу», может вызвать неправильные вопро-

сы у материально ответственных ведомств.

В итоге всего вечером 29 апреля я оказался совершенно свободным че-

ловеком, с кучей чужих денег в кармане, пофамильным списком размеров го-

лов (причем самый маленький размер оказался именно у адмирала), отпуск-

ным билетом и полным непониманием того, как мне побыстрее добраться

до Крыма. Вот это-то как раз и было самой большой проблемой… В оплеван-

ные ныне советские времена практически любой гражданин страны мог по-

зволить себе, без особого ущерба собственному благосостоянию, передви-

гаться по стране посредством «Аэрофлота», а потому взять с наскока билеты

на самолет в местной кассе не получилось. На майские праздники я оказал-

ся далеко не первым среди желающих попасть в Крым. Слава богу, понимая

это, я заранее выторговал у Пал Пета начало отпуска с момента покупки би-

лета. Наметив на утро выезд с вещами в столичный город Таллин, в централь-

ные авиакассы, я в преддверии утренних забот улегся спать и уже через пять

минут блаженно похрапывал в своем общежитии.

Едва продрав утром глаза, я отчетливо осознал: с организмом что-то

не так. Мысленно просканировав себя от затылка до пяток и прислушавшись

к функционированию конечностей, никаких отклонений не нашел, и ника-

ких болей не ощутил. Но все же что-то было не так… А время требовало дей-

ствий. Но вот когда я начал чистить зубы…

До сего дня я практически не знал, что такое зубная боль, и мог с пол-

ным и законным основанием гордиться своими жевательными устройства-

ми. Всего одна случайная пломба, да и та курсантских времен, полученная

заботами милейшей Конкордии. Все остальные клыки, как на подбор, грец-

кие орехи грыз зубами не хуже Щелкунчика. С зубами было связано все-

го два неприятных воспоминания. Одно из очень далекого детства – о вы-

дергивании молочного зуба. И другое, довольно свежее, о предвыпускном

осмотре в училище, на котором известная всем голландерам зубной техник

по образованию и садист по призванию Конкордия, удивленная отсутстви-

ем в моем рту кариеса, решила его все-таки найти, а потому усиленно ковы-

рялась в одном их моих правых верхних резцов, а уж потом и посверлила

всласть. Минут десять посвятив моим истязаниям, Конкордия отстала, удив-

196

Часть вторая. Прощальный полет баклана

ленно признав свою неправоту и поставив пломбу на высверленный здоро-

вый зуб. Вот именно этот зуб, садистски исследованный неистовой Конкор-

дией, и выстрелил в это утро…

Прикосновение зубной щетки к зубу вызвало ощущения, сравнимые

разве что с хуком слева. На ногах я удержался, но голову мотнуло назад слав-

но. Я тормознул зубную щетку и прислушался к организму. Боль быстро, хотя

и нехотя уходила, цепляясь за нервные окончания. Буквально через минуту

она исчезла совсем. Снова двинул щетку, теперь только едва дотронувшись

до зуба. Боль снова возникла, но уже приглушеннее, и снова прошла, но уже

гораздо быстрее. Еще минут через 15 я экспериментальным путем устано-

вил, что зуб не болит, ни от горячей, ни от холодной воды, и вообще не болит,

если только до него не дотрагиваться. Но вот если уж его задеть, даже язы-

ком, то в мозги, где-то в районе мозжечка, как будто раскаленный кол вты-

кался. Внешних признаков зубного беспредела в зеркале не обнаружилось,

ни флюсов, ни припухлостей не наблюдалось.

Решив, что все более или менее терпимо и надо просто постараться

не дотрагиваться до зуба, я проглотил пару таблеток анальгина и, закинув

сумку за спину, отправился в кафе на завтрак. Там меня ждал первый сюр-

приз: анальгин не подействовал, и жевать я ровным счетом не мог ничего.

Первая же попытка откусить сосиску обернулась таким эффектом, что ис-

тинная эстонка Мэри, узрев это со стороны, сначала посчитала, что подсуну-

ла мне тухлый продукт, а после моих объяснений прониклась ко мне глубо-

ким душевным состраданием, генетически несвойственным всей эстонской

нации по отношению к русским. И даже принесла мне из подсобки тарелку

манной каши, не требующей тщательного пережевывания и отсутствующей

в меню кафе. Более или менее позавтракав, я заглотнул еще порцию аналь-

гина, и тронулся по направлению к электричке.

Весь путь до Таллина я провел в тамбуре электрички, смоля одну сигаре-

ту за другой. Зуб, как бы и не болел, но ощущение дискомфорта, да и легко-

го голода не покидали меня ни на минуту. Когда я, наконец, добрался до цен-

тральных касс «Аэрофлота», лицо мое приобрело некоторое мученическое

выражение, отчего встречные люди участливо заглядывали в глаза и даже

уступали дорогу.

Кассы были подозрительно пусты. Не просто мало народа, а вообще

никого. Только улыбающиеся молодые эстонки в аэрофлотской униформе

за стеклами, и все. Голый зал. Это как-то не воодушевляло. Подойдя к бли-

жайшему окошку кассы, я постарался выправить сведенное судорогой лицо

и как можно вежливее поинтересовался:

– Могу ли я сегодня или завтра вылететь в Крым, в Симферополь?

– К са-ажалению, билето-о-ов в Симф-фероп-поль на ближайшее неде-

ли нет-т…

Девушка отчеканила ответ все с той же милой улыбкой, даже не загля-

дывая в монитор билетной системы. Наверное, с этим вопросом приходило

так много народу, а ответ был столь очевиден, что перепроверяться и не сто-

ило. – Девушка, а может, есть билеты на какое-нибудь южное направление?

Ну… там Одесса, Николаев, Харьков… Может, Ростов?

– Нет-т. Никаких билет-т-тов в южном направлении нет-т-т совсем-м…

Я пригорюнился. Передо мной замаячил призрак железнодорожного

вагона с полуторасуточным перестукиванием колес по моему зубу.

197

П. Ефремов. Стоп дуть!

Видно, это страдальческое выражение на моем лице было столь впечат-

ляющем, что девушка из соседнего окошка, высунувшись, окликнула меня:

– Ма-ал-л-ладой человек, пад-д-даждит-те минут-т-точку…

Я подошел к ее кассе. Девушка что-то усиленно высматривала в мони-

торе, бегая пальцами по клавиатуре терминала. Потом улыбнулась и подня-

ла глаза на меня.

– Ма-ал-л-ладой человек, вам-м несказанно пав-везло! Есть бил-лет-т-т

на сегодн-н-ня… Таллин-н–Симферопол-л-ль, с промежут-точн-н-ной

посад-д-дк-к-кой в Днепропетровс-ск-к-ке-е-е. Рейс через-з-з 4 час-с-са…

Будет-т-те оформлять билет-т-т?

От воодушевления я просто молча затряс головой и протянул паспорт.

Через пятнадцать минут я вышел на улицу счастливым обладателем билета

в Симферополь. Откуда вдруг взялся билет на раскупленном на несколько

недель направлении, мне предстояло узнать позже. А пока я все же решил

попытаться утолить голод, невзирая на подающий нездоровые признаки

жизни при каждом прикосновении зуб. Уже на втором заходе в близлежа-

щие кафе я обнаружил в меню бульон и, заказав его, довольно быстро влил

в себя, старательно глотая неразмокнувшие гренки.

Такси домчало меня до аэропорта довольно быстро. Таллинский аэро-

порт тех времен был тоже из серии «советская Европа», то есть хотя и неболь-

шим, но уютным, красиво оформленным внутри, и не походил на большин-

ство виденных мной прежде. Не знаю от чего, может, от тряски в машине,

может, от неловко укушенной гренки, но по приезде туда мой зуб начал бо-

леть, именно болеть, а не просто реагировать на прикосновения. Выпил еще

таблетку. Бесполезно. Анальгин уже не действовал. По возрастающим ощу-

щениям до славного города Севастополя я бы не дотерпел точно. Памятуя,

что на каждом вокзале обязательно должен быть медпункт, я ринулся на его

поиски. Медпункт благополучно нашелся, но в нем не оказалось ничего, что

могла бы облегчить мою участь, кроме на удивление словоохотливого фель-

дшера, который рассказал мне чуть ли не всю историю Таллина за несколько

минут, при этом беспомощно разводя руки в стороны и показывая на бинты

и йод, которые только и были у него под рукой. Но именно он и посоветовал

мне сходить в летную поликлинику, которая находилась метрах в трехстах

от аэропорта на закрытой территории и даже милостиво написал мне запи-

ску к тамошнему зубному врачу. Я рванул туда. С этой запиской меня про-

пустили на территорию аэродрома и даже проводили к поликлинике. Врач,

миловидная женщина лет тридцати, внимательно прочитала записку, усади-

ла меня в кресло, очень аккуратно изучила зуб и сделала резюме:

– Знаете, молодой человек, по совести, надо бы вам рентген сделать.

Но у нас кабинет на переоборудовании, а ехать в другое место далеко. У вас

через сколько времени самолет?

Я посмотрел на часы.

– Через два с половиной часа. Симферопольский рейс.

Врач покачала головой:

– Не успеете. Я, конечно, могу его удалить прямо сейчас, но думаю, что

полет через всю страну после этого вам покажется малоприятным… Но если

вы хотите, то удалим прямо сейчас.

Я на миг представил себя, сидящим в душном самолете, со ртом набитым

окровавленной ватой, с отходящей анестезией, с невозможностью не то что-

бы попить, а даже внятно сказать несколько слов…

198

Часть вторая. Прощальный полет баклана

– Нет, сейчас я рвать не хочу.

Как мне показалось, врач с облегчением вздохнула.

– Говорите, анальгин уже не помогает? Ничего более действенного

у меня нет, а сделать анестезирующий укол без операции я не могу. Отчет-

ность. Но давайте я вас сейчас отведу в кабинет физиопроцедур. Пусть по-

греют вам этот зуб, может, полегче станет.

Отвела. Погрели. Не полегчало ни капельки. Даже, кажется, стало еще

хуже, потому что после прогревания зуб начал как-то потрескивать вну-

три. Вернувшись к зданию аэропорта, я пристроился у входа и начал беспре-

рывно чадить сигареты. Скорее, из-за самовнушения или, может, на самом

деле, но боль немного стихала при наличии табачного дыма во рту. Долго так

продолжаться не могло, столько курить было невозможно, но пока я усилен-

но смолил одну за одной, обреченно осматривая окрестности. Надо заметить,

что авиарейсов из Таллина было немного, и по этой причине аэропорт был

практически пуст, не считая десятка таких же, как я, которым просто было

некуда деться в чужом городе.

Сначала к зданию подъехал микроавтобус, откуда вылезли человек

шесть, один из которых, высокий толстый и рыжеволосый мужчина средних

лет отчего-то показался мне смутно знакомым. Не успел я сосредоточиться

на нем, как к аэропорту подъехал огромный «Икарус», из которого снача-

ла вальяжно вышел маэстро Раймонд Паулс, а за ним чуть ли не строем вы-

сыпала куча ребятишек, как я понял, последний проект композитора, дет-

ский ансамбль «Кукушечка». А уж дальше понеслось… Одна за другой под-

катывали разнокалиберные машины, и из них появлялись известные певцы

и певицы Прибалтики. Из одной выкатился пухленький и круглый Тынис

Мяги, из другой машины степенно и лениво вылез Яак Йоала, судя по всему,

со своим импресарио, невероятно улыбчивым мужчиной в клетчатом шот-

ландском пиджаке.

А уж потом начался сплошной обвал знаменитостей: Анне Вески, Лай-

ма Вайкуле, тогда еще выглядевшая не как пугало, а как красивая и стиль-

ная женщина; еще какие-то знакомые и незнакомые лица. Все они приез-

жали с толпой провожающих и сопровождающих лиц, вываливались из ав-

томашин и устремлялись в здание аэровокзала. Я впервые так близко видел

такое количество звезд эстрады, но мироощущение мое от зубной боли сни-

зилось настолько, что я, провожая взглядом очередную знаменитость, про-

сто сухо констатировал ее наличие рядом, и более никаких чувств это у меня

не вызывало. Минут через десять, когда поток прибывших иссяк и площад-

ка перед аэропортом вновь опустела, на улицу вышли покурить двое. Девуш-

ка и тот самый высокий колоритный мужчина, которого к этому времени

я уже вспомнил. Он был солистом в известном в то время ансамбле «Апель-

син», а поскольку я не помню, как его зовут, то и буду называть его в сво-

ем дальнейшем рассказе просто: Апельсин. Так вот, Апельсин вышел поку-

рить на улицу с девушкой, и они остановились рядом со мной. Я же уже би-

тый час не отходил от пепельницы. Они о чем-то переговаривались на своем

языке, а я молча продолжал пускать уже ненавистный мне дым. Видимо, су-

дороги, непроизвольно пробегавшие по моему лицу, привлекли их внима-

ние, и Апельсин, что-то спросил меня по-эстонски. Я развел руками. Тогда

он перешел на русский:

– Зуб-б-бы?

199

П. Ефремов. Стоп дуть!

Я кивнул головой.

– Си-ильн-но?

– Нет слов…

Апельсин участливо поглядел мне в глаза.

– Да-а-а… Страшн-не-е-е нет-т-ту боли… А таблет-т-тки пил-л-ли?

– Пил… Не действует ничего…

Апельсин сочувственно покачал головой.

– Да-а-а… Летите или встречает-т-те?

– Лечу. В Симферополь. А оттуда до Севастополя. Вот только не знаю,

долечу ли с этим зубом…

– Симфероп-п-поль? Эт-то через Днепропет-тровск-к?

Я молча подтвердил кивком. Как раз в это время зуб как-то особенно

остро дал о себе знать, и говорить стало просто физически больно.

– Так-к вы поп-пут-тчик-к-к! Вам-м над-д-до долет-тет-т-ть! И вы

долет-тит-т-те!

И Апельсин начал что-то довольно энергично для эстонца объяснять

своей подруге. Та внимательно его выслушала и, заулыбавшись во весь рот,

юркнула в двери аэровокзала. Апельсин с такой же широкой улыбкой стал

жизнеутверждающе показывать мне большой палец правой руки, мол, все

о’кей, парень… Все пучком… А мне, собственно, все было уже по большо-

му барабану… Судя по всему, в этот момент зуб решил меня добить окон-

чательно и начал хаотично управлять всеми мускулами моего лица, да так,

что Апельсин в испуге отшатнулся в сторону. И в этот момент из дверей вы-

скочила его девушка. На протянутой вперед руке лежала Таблетка. Именно

Таблетка, с большой буквы. Она была, наверное, сантиметра четыре в диа-

метре, серо-зеленого цвета, с какими-то темными травянистыми вкрапле-

ниями, и по большому счету, напоминала кусок спрессованного засохше-

го кизяка. Вообще, видок у нее был такой, что особого желания засовывать

это в рот не возникало.

– Кладит-т-те на зуб-б-б и держит-т-те на нем. И немного вод-д-ды.

И Апельсин протянул мне стаканчик с водой, неизвестным образом ма-

териализовавшийся в его руке. Я нерешительно начал было отказываться,

но Апельсин так преданно и доброжелательно глядел мне в глаза, а зуб так

немилосердно тикал по всему черепу, что я, мысленно махнув рукой на все

предрассудки, взял таблетку и засунул ее в рот. Потом глотнул немного

воды, прикурил новую сигарету и попытался придать лицу более или менее

пристойное выражение. Апельсин же и его девушка внимательно смотрели

на меня. Они явно чего-то ждали.

Через минуту таблетка, едва умещавшаяся во рту и очень неприятно да-

вившая на больной зуб, словно обмякла. Зуб как будто обволокло чем-то мяг-

ким, одновременно и охлаждающим, и согревающим. Вдруг я почувствовал,

что боли просто нет. Она как будто растворилась, исчезла и попросту сбежа-

ла из моей измочаленной черепушки. И еще мне стало так хорошо… Просто

очень и очень хорошо. И улыбающийся Апельсин, и его подруга с улыбкой

во весь рот показались мне такими близкими, такими родными и милыми, что

захотелось обнять их, прижать к груди и не отпускать от себя никогда и ни-

куда… Я почувствовал себя просто бакланом, парящим над этим аэропортом

и, что удивительно, абсолютно не желающим гадить на все под собой…

Однако состояние полной эйфории длилось недолго и уже через пять

минут я вернулся в обыденность, но боль не возвращалась, а ощущение лег-

200

Часть вторая. Прощальный полет баклана

кого и невесомого тела тоже осталось, только мозги вновь обрели возмож-

ность логически мыслить. Таблеточка, безусловно, была не простая. Судя

по размерам этого «лекарства», в нем в убойных пропорциях были смеша-

ны крутые обезболивающие средства с не менее крутым коктейлем из лег-

ких наркотиков разнопланового действия. Но, здраво рассудив, что наркома-

ном от разового употребления этих препаратов я не стану, а до дома, скорее

всего, долечу более или менее в нормальном состоянии, я спросил у улыба-

ющегося Апельсина:

– А сколько это… лекарство будет действовать?

– Дол-л-лго… дол-л-летит-т-те… Может-т-те даж-же кушат-т-ть… и не

боят-т-ться…

После этих его слов я и правда почувствовал дикий голод. Бульончик

уже давно растворился в организме, а желудок и все к нему прилегающее,

были просто иссушены непрерывно поступающим никотином.

– Идит-т-те… Врем-м-мя еще ест-т-ть… Зам-м-морит-т-те червячка…

Я посмотрел на часы. До начала регистрации было еще минут двад-

цать.– Спасибо большое, спасибо, я и правда побегу пожую… Вы меня про-

сто спасли… – И ноги сами понесли меня в здание аэровокзала.

В кафе я за двадцать минут успел умять половину цыпленка табака,

просто вылакать тарелку супчика и выпить чашку неплохого кофе с парой

стандартных для любого вокзала песочных пирожных. По совести говоря,

я все же не очень надеялся на длительное действие апельсиновской чудо-

таблетки и поэтому постарался напихать в себя пищи по максимуму. Про за-

пас. Но зуб на удивление не дал о себе знать, даже после довольно твердой

курицы и горячего чая.

Потом была регистрация, которая прошла несколько нестандартно.

Я первый раз был в накопителе аэропорта одновременно с такой толпой

знаменитостей. Стало понятно, почему я умудрился взять билет и куда они

вообще летят. Оказалось, что назавтра в Днепропетровске начинались дни

прибалтийской эстрады, куда были рекрутированы все более или менее

известные эстрадные кумиры. Для них забронировали весь рейс, а перед

самым отлетом обнаружилось, что мест десять осталось пустыми, и Аэро-

флот, по договоренности с организаторами, в самый последний момент,

выбросил эти билеты в продажу. А я оказался в нужном месте в нужное

время…

Сначала в самолет запустили всех эстрадников. Простых пассажиров

в накопителе осталось и правда человек десять. Потом пустили нас, попро-

сив занимать оставшиеся свободные места. Мне досталось кресло у окна

и сосед – угрюмого вида прибалт, не проронивший до самого Днепропе-

тровска ни слова и всю дорогу не поднимавший головы от какой-то тетра-

ди с незнакомыми мне письменами. Мне даже показалось, что он что-то

учил. Сзади меня пристроился Яак Йоала со своим импресарио, которые

сразу начали шушукаться и тихонько посмеиваться. По мере продвиже-

ния самолета на взлетную полосу смех их становился все более громким

и непринужденным. Мне это не мешало. Я блаженствовал, от отсутствия

боли и сытости в желудке, да и глаза как-то предательски начали закры-

ваться, хотя мне никогда не нравилось спать сидя. Наверное, все же ска-

залось напряжение всего этого дня, и я начал потихоньку дремать. После

взлета звезды зашастали по салону, кто в гальюн, а кто просто так, погово-

201

П. Ефремов. Стоп дуть!

рить с друзьями. Меня это мало волновало, но внезапно перед моим крес-

лом нарисовался Апельсин. Видимо, он принял какой-то допинг, так как

лицо у него было изрядно покрасневшим, а по лицу стекали капли пота.

Увидев меня, он почему-то очень обрадовался и минут пять что-то весе-

ло втолковывал на эстонском, практически положив свой живот на мое-

го невозмутимого соседа. Потом, сообразив, что я представитель не их ти-

тульной нации, он перешел на русский, правда, гораздо более нечленораз-

дельный, чем до посадки:

– Не-е-э-э… не-э-э-э болит-т-т? Памага-ал-л-ло-о таблет-т-тка?

Я спросонья лишь кивнул головой, изобразив некое подобие улыбки.

Сидевший сзади Йоала спросил у него что-то, тот ответил, и между ними за-

вязалась беседа. Апельсин что-то говорил ему, периодически кивая на меня.

Потом Апельсин громко расхохотался в ответ на какую-то реплику моих за-

дних соседей и, напевая себе что-то под нос, скрылся в глубине салона. Я сно-

ва начал засыпать, но по моему плечу аккуратно постучали. Пришлось по-

вернуться.

– Молодой человек, анестезию не примете?

На меня глядели звезда советской эстрады Яак Йоала и его сосед. Гово-

рил по-русски Йоала почти без акцента, а его сосед протягивал мне сосуд,

в обиходе подводников обычно называемый «шильницей». В другое время

я бы, наверное, с удовольствием глотнул, судя по запаху, хорошего коньяка,

но сейчас я был измучен своим невыносимым зубом так, что к ведению «бо-

евых» действий с алкоголем был не готов.

– Спасибо большое, я не хочу.

Вежливые прибалты покивали, улыбаясь, и настаивать не стали, а я сно-

ва прикрыв глаза, начал дремать. Дальше полет продолжался уже более

спокойно, и моя дрема прерывалась примерно раз в двадцать минут, ког-

да, нашептавшись и погремев «шильницей», мои соседи сзади вспоминали

про меня, и, вежливо поинтересовавшись, как мой зуб, сразу предлагали

выпить, а получив отказ, так же спокойно продолжали шушукаться. Ког-

да же объявили о скорой посадке в Днепропетровске, вдруг материализо-

вался Апельсин с весьма неожиданным и приятным подарком. Не знаю,

чего уж там втемяшилось в его добродушную музыкальную башку, но ощу-

щая свою личную причастность к моим страданиям, да еще и, подогретый

высотными возлияниями, Апельсин решил оставить о себе и какую-то

материально-духовную память. Он откуда-то вытащил новенькую афишу

этих самых дней прибалтийской эстрады в Днепропетровске, на которой

были фотографии всех участников, и за время полета собрал автографы

всех присутству ющих, причем расписались они на своих фотографиях. За-

виснув над моим креслом, Апельсин, отмахиваясь от бортпроводницы, пы-

тавшейся загнать его на свое место и пристегнуть к креслу, наконец, выяс-

нил, как меня зовут, и размашисто на русском языке начертал поверх все-

го довольно веселенькую фразу: «Павлу на память о днях прибалтийской

эстрады и его зубной боли от музыкантов Эстонии и от Мати лично». По-

сле чего здоровяк Апельсин поддался уговорам стюардессы и, основатель-

но пожав мне руку, удалился на свое место.

В Днепропетровске вся эстрадная команда быстренько испарилась,

а оставшиеся пассажиры, побродив около часа в накопителе, оказались

снова в самолете. Пассажиров в Днепропетровске подсело совсем немного,

и до Симферополя мы летели в практически пустом салоне.

202

Часть вторая. Прощальный полет баклана

В столицу Крыма мы прилетели около 6 часов вечера. Багажа у меня

не было, только сумка и свернутая афиша. Выскочив из аэропорта, я бы-

стренько сговорился с одним из таксистов, слонявшихся у выхода, и уже

через 10 минут машина мчала меня по направлению к Севастополю. Вот

тут-то снова проснулся мой зуб. Скорее всего, свою роль сыграли рытви-

ны и ухабы, которыми сопровождался выезд моего такси по максималь-

но укороченному маршруту из города. Уже на подъезде к Бахчисараю

уровень зубной боли был даже выше, чем утром этого дня. Я только что

не выл, подскакивая на каждой выбоине шоссе. Когда мы наконец подъе-

хали к дому, я был в состоянии полной прострации, с сильно выраженным

эффектом «ухода в себя». Я чуть не забыл сумку в машине, но про афишу,

кинутую к заднему стеклу, забыл начисто. Так я лишился явного рарите-

та, аналогов которому вряд ли найдется, и впоследствии даже не расска-

зывал об этом супруге, боясь вызвать ее карающий гнев по поводу утери

такой святыни.

Дома мой внешний вид и неадекватное подергивание лица сначала вы-

звали у жены и тещи противоречивую реакцию: в этом они увидели призна-

ки развившегося алкоголизма, но, узнав правду, семья успокоилась, и я в со-

провождении жены срочно выехал в центральную горбольницу, где всегда

круглосуточно дежурил стоматолог. Там, на мое счастье, оказалось малолюд-

но, и немолодой седовласый врач, осмотрев мой клык и догадавшись, что мне

не сладко, обколол его анестезией, быстренько вскрыл, промыл лекарством

и отправил меня домой, уверив, что поесть я смогу, а утром без промедле-

ния – к врачу. Мне снова полегчало, я даже смог запихнуть в себя несколь-

ко знаменитых тещиных куриных котлет, изготовленных в честь моего при-

езда, и шарахнуть с тестем несколько рюмок водки, отчего потом уснул сра-

зу и без сновидений.

Утром всю инициативу по моему выздоровлению взяла на себя теща.

Она еще работала тогда в бухгалтерии Нахимки, начисляла всему училищу

зарплату, а потому пользовалась заслуженной известностью. Использовав

связи по полной программе, она живенько с самого утра договорилась с та-

мошним стоматологом, по рассказам, сущим чародеем по части зубов, и пе-

резвонив домой, срочно вызвала меня к 11 утра в училище. За полчаса до сро-

ка я начал движение в направлении чуждого мне по убеждениям командного

училища. Жила семья моей жены в районе самой Стрелки, на ул. Надежды

Островской, и ходу до КПП Нахимки, где меня ждала теща, было минут пят-

надцать.

Теща встретила меня и, проводив до санчасти, вверила рукам врача,

который оказался здоровенным мужиком с огромными волосатыми рука-

ми, торчащими из засученных рукавов халата. Как и все большие люди, он

был добродушен и улыбчив. Пощелкав по моему зубу всевозможными ин-

струментами, он отправил меня на рентген, а получив снимок, с широчен-

ной улыбкой констатировал, что зуба-то у меня уже и нет. Осталась только

оболочка с перегнившей сердцевиной. И это надо удалять. Я обреченно со-

гласился, хотя до этого зубы мне еще никогда не рвали, разве только в мо-

лочном детстве. Но все прошло на удивление гладко. Зуб, наверное, и правда

был уже полумертвый, и вырывание клыка прошло без видимых страданий

и болей. Набив рот тампонами и невнятно пробормотав слова благодарно-

сти врачу, я покинул лазарет училища и зашел отметиться к теще в бухгал-

терию. Там я заслушал плановую серию охов по поводу моих страданий, был

203

П. Ефремов. Стоп дуть!

оценен группой тещиных сослуживиц на предмет соответствия меня моей

жене и самостоятельно отправлен на выход.

Вырвавшись из бухгалтерии, я двинул было к КПП, но, передумав, рез-

ко взял в сторону. Вспомнив про низко-дырявый забор училища, я просек,

что могу сократить дорогу домой почти вдвое, просто перепрыгнув через за-

бор в нужном месте. Что я и отправился исполнить.

Чтобы продолжить повествование, придется сделать небольшое «ли-

рическое» отступление. Что такое севастопольская комендантская служ-

ба тех лет, людям знающим объяснять не надо. Чернопогонная, красно-

просветная диктатура с неограниченными полномочиями и отсутствием

правовых рамок. Правила бал в комендатуре морская пехота, а точнее, те

представители офицеров этого рода войск, которые оказались неспособ-

ны служить Родине в более тяжких условиях. Ну, по крайней мере, так нам

представлялось, да и земля, как говорится, слухом полнилась. Были эти ко-

мендантские орлы как на подбор. Все «гераклы засушенные», у всех сло-

варный запас на уровне полного собрания уставов Вооруженных сил, до-

полнений и пояснений к ним, и самое главное, уверенные в себе, как рим-

ские центурионы. И вот в это спаянное и спитое комендантское братство

во второй половине 80-х годов проник чуждый элемент, да и к тому же со-

всем не морпех. А просто лейтенант. Да еще и выпускник Нахимки. А была

фамилия того лейтенанта Галактионов… По ходившим слухам, курсант Га-

лактионов умудрился жениться на дочке самого коменданта Севастопо-

ля, по любви или по расчету, не мне судить. Ну и само собой, грех было

не воспользоваться такой возможностью и не остаться в славном горо-

де Севастополе продолжать воинскую службу под крылом тестя, а не за-

лезть на долгие годы в какую-нибудь стальную коробку на дальних рубе-

жах Родины.

Кажется, тестю такой вариант не очень понравился, но против счастья

дочери он не пошел, а потому сразу после выпуска из училища однокурсники

Галактионова разъехались по всей стране, а он сел на троллейбус и приехал

в комендатуру. И стал одним из новых помощников коменданта г. Севасто-

поля, или еще кем-то, не суть важно. Отношение тестя-коменданта к карье-

ре зятя-помощника интуитивно передалось всем ветеранам комендантской

службы, и Галактионова начали «учить» служить. Да и к тому же скоро тесть

его ушел на заслуженный отдых, а место его занял более молодой, а от это-

го более неистовый службист подполковник, а в недалеком будущем и укра-

инский комендант города полковник Зверев. Тот поднял планку «обучения»

Галактионова просто на запредельную высоту, и оттого носился лейтенант

по Севастополю с выскобленной под «ноль» головой, в квадратной уставной

фуражке и необъятном мундире, выданном на складе, а не пошитом в ате-

лье, являя собой идеальный вариант полностью уставного офицера. Прин-

ципом службы в севастопольской комендатуре всегда был результат. А ре-

зультатом считалось определенное количество задержанных военнослужа-

щих, неважно, что и где нарушающих. Галактионов, по неопытности своей,

результатов сразу давать не смог, но нашел мудрое и главное – свежее ре-

шение. (Я уже писал об этом в рассказе «Патруль».) Зная все тайные входы

и выходы из своего родного училища, благо года еще не прошло, он стал пе-

риодически совершать рейды на комендантской машине с патрулем на борту

под стены родных пенат и беспощадно отлавливать кадетов толпами, невзи-

рая на курс и личные знакомства.

204

Часть вторая. Прощальный полет баклана

В Нахимке все обалдели, от первокурсников до командования, преда-

ли его анафеме, но ничего большего сделать не могли, и только скрепя серд-

це забирали своих кадетов пачками из комендатуры, куда отвозил их не уто-

мимый лейтенант для оприходывания и строевых занятий. Так вот и в тот

день, когда я рвал свой зуб, Галактионов тоже сидел в засаде под забором

родного училища…

Плохо ориентируясь на территории Нахимки, я тем не менее чисто

интуитивно вышел как раз к тому месту забора, мимо которого шел часом

раньше. Одновременно со мной катапультировались еще двое кадетов в по-

вседневной робе, явно направляющиеся в близлежащий магазин. Они даже

сочувственно пропустили меня вперед, узрев набитый окровавленными там-

понами рот. Оказавшись на той стороне училища, я было направился к бли-

жайшему дому, но не тут-то было! Мне, в лучших традициях задержания ино-

странных шпионов доблестными чекистами, быстренько заломали руки вы-

скочившие из кустов матросы с красными повязками «Патруль» на рукавах,

а следом за ними из тех же кустов вывалился откормленный лейтенант, вы-

тирая с упитанного лица обильно струившийся пот.

– Товарищ лейтенант, я от врача, сам оф… – попытался промямлить

я с набитым ватой ртом.

– Это мы в комендатуре разберемся, от какого ты врача, да еще и в граж-

данской форме одежды. В машину его! Да вон еще двое… Взять их, – не об-

ращая внимания на мои неуклюжие попытки объясниться, скомандовал сво-

им нукерам Галактионов и полез обратно в кусты.

Через десять минут я в компании пяти или шести курсантов и пароч-

ки матросов трясся в кузове комендантского грузовика, направлявшего-

ся в город. Ситуация была комичной. Судя по всему, и возрастом, и приче-

ской я был схож со старшекурсником, а документы, как принято, у меня

не изъяли просто случайно, отвлекшись на новые поступления курсантов

из-за забора. Замечу, что документы у меня были с собой. Суровая школа

пятилетнего сосуществования с комендатурой Севастополя научила быть

готовым ко всему. Оставалось только ждать, когда все решится само со-

бой, потому что качать свои офицерские права я опасался из-за скорых

на расправу бойцов комендантского взвода, которые, в случае чего, лиши-

ли бы меня еще парочки зубов, причем без анестезии. В комендатуре нас

всех ввели в тамбур дежурной части и выстроили вдоль стены. Дежурный

по комендатуре молча принял от Галактионова пачку документов и, вызы-

вая каждого по очереди, вносил того в списки задержанных, а сам Галак-

тионов давал грамотные трактовки правонарушению. Потом задержанный

удалялся на строевые занятия, и вызывался следующий. Работа шла при-

вычно и быстро, и вот, когда перед дежурным и Галактионовым осталось

всего два человека: я и испуганный донельзя матрос, в дежурку вошел сам

комендант, подполковник Зверев.

– Ну что, товарищ лейтенант, опять курсантов набрал целый взвод?

Никак не научатся твои бывшие друзья воинские порядки соблюдать… Пра-

вильно, правильно делаешь, воспитывай их, – не без внутренней ехидцы

прорычал Зверев вытянувшимся перед ним офицерам.

– А это что за гусь? Ты его что, прямо из-под зубного врача вынул? –

спросил Зверев, взглянув на меня.

Галактионов неуловимо оказался рядом с комендантом и, выгибая тол-

стую и потную шею, начал суетливо докладывать:

205

П. Ефремов. Стоп дуть!

– А этот вообще в гражданской форме одежды за забор выскочил… Уже

совсем охамели, тащ подполковник… Видно, только от врача, и сразу в само-

волку намылился… Как фамилия?! Где его документы?

И вот тут настал мой звездный час.

– Товарищ подполковник! Лейтенант Белов, нахожусь в краткосроч-

ном отпуске в городе Севастополе. Прибыл вчера, сегодня хотел после уда-

ления зуба встать на учет, но вот был задержан… Не знаю даже, за что… –

как можно более внятно постарался ответить я.

Лицо Зверева вытянулось. Он медленно повернул голову к Галактио-

нову.– Товарищ лейтенант, это что за фокус?

Упитанному Галактионову, кажется, стало еще жарче. По лбу из-под

фуражки предательски заструились ручейки пота, а кулаки автоматически

сжимались и разжимались.

– Я… я… тащ подполковник… Да какой он офицер? На лбу написано…

– Ваши документы! – прервал его Зверев, протягивая руку ко мне.

Я извлек удостоверение личности из кармана и, разложив отпускной би-

лет, протянул их коменданту. Тот, подслеповато прищурившись, внимательно

проверил все бумаги и, возвращая их мне, совсем другим тоном спросил:

– А чего через забор-то прыгал, офицер?

– Да только зуб вырвали… хотел домой побыстрее добраться, а то жара…

Боялся, что развезет, вот и решил срезать полдороги. Я сам в Стрелецкой

живу.– Понятно, понятно… – как бы раздумывая, каким образом вый-

ти из положения, рассеянно проговорил Зверев. Потом, видно, решил, что

раз уж так сложилось, не грех бы лишний раз построить своего помощника,

не стесняясь посторонних. И тут понеслось…

– Дежурный, поставить офицера на учет! А вам, товарищ лейтенант,

пора бы научиться отличать матросов от боевых офицеров Северного фло-

та! Вы мне что, скоро капитанов 1 ранга с санаторных пляжей привозить бу-

дете? А мне потом матку за них выворачивать начнут?! Офицер себя плохо

чувствует, ему зуб ампутировали, а вы его, как последнего пьяного баталера,

в кузов бросаете! Я вас, бл…, совсем ох…и. Что за безобразия?! Вы, Галактио-

нов, еще сосунок в комендантской службе, вам не нерадивых военнослужа-

щих ловить, а мандавошек по своей башке бритой собирать!!! Чмупс недо-

деланный, а не помощник коменданта! Я вас…

Пока комендант шлифовал Галактионова, улыбающийся дежурный по-

ставил в мой отпускной необходимый штампик и подмигнул мне, отдавая.

Все дежурные назначались из обычных флотских частей, терпели от комен-

дантской службы тот же беспредельный террор и были очень рады каждо-

му проколу в их деятельности.

– …и лично доставить больного офицера по месту дислокации его се-

мьи! Вам все понятно?! – закончил свой воистину выдающийся монолог

Зверев.

– Так точно, товарищ подполковник! Есть! Разрешите выполнять?! –

лицо Галактионова излучало готовность доставить меня не только в Стре-

лецкую бухту, но и куда подалее, включая родное Гаджиево, Барбадос или

на худой конец острова Тристан-да-Кунья…

Домой мы ехали на все том же комендантском грузовике, правда, теперь

я сидел в кабине между угрюмым водителем в морпеховской форме и пот-

206

Часть вторая. Прощальный полет баклана

ным Галактионовым, тяжело и обиженно сопящим и ежеминутно вытира-

ющим стекающий пот. Весь путь мы проделали молча, а у подъезда моего

дома несказанно удивили жену, гулявшую с коляской на улице. Ей уже дав-

но позвонила теща и доложила о моем скором прибытии. Прибытие немно-

го растянулось во времени, и жена уже начала волноваться, когда меня до-

ставил грузовик с комендантскими эмблемами на борту и с полным кузовом

патрульных. Вылезая, я выплюнул надоевшие тампоны изо рта, благо кровь

уже давно перестала сочиться, а извлечь их раньше я поостерегся в исклю-

чительно стратегических целях. На прощанье помощник коменданта про-

бурчал что-то похожее на извинения, хотя по его лицу было видно, что он

не прочь разжаловать меня в матросы на месте и сразу заключить в острог

на максимально возможный срок. А еще лучше, просто расстрелять без суда

и следствия из табельного Макарова.

Вот так закончились одни сутки моей нелегкой флотской жизни, вклю-

чившие в себя и зубную боль, и прибалтийскую эстраду, и вездесущую ко-

мендантскую службу. В Палдиски я вернулся вовремя, везя с собой мешок

новеньких и красивых севастопольских миц. А через несколько лет раз-

валился Союз. Эстонские власти разломали и превратили в груду облом-

ков наш учебный центр в Палдиски, и где-то там на его развалинах, навер-

ное, догнивала одна из привезенных мной фуражек. Севастополь прива-

тизировала Украина, и в одночасье, пользуясь отсутствием командующего

Черноморским флотом, вся комендантская служба во главе с комендантом

полковником Зверевым приняла присягу на верность Украине. Не принял

присягу только один офицер – капитан 3 ранга Галактионов. Это он, до-

ложив командованию флота об измене коменданта, возглавил взвод мор-

ской пехоты из Казачьей бухты, за считанные минуты очистивший ко-

мендатуру от украинских ренегатов, да так лихо, что те не успели забрать

даже свои личные вещи, а свой собственный автомобиль Зверев не мог за-

брать со двора комендатуры целый месяц. Наверное, в те минуты Галакти-

онов испытывал долгожданный миг триумфа, отмщения за многие униже-

ния, испытанные им за эти годы. Галактионов стал российским комендан-

том Севастополя, ничуть не изменив стиль деятельности комендантской

службы, хотя со временем, и постепенным уходом российского флота сам

он невольно изменился, как изменился и Севастополь, ставший уже со-

всем другим городом…

Карьера, однако…

Карье€ра (итал. carriera – бег, жизненный путь,

поприще, от лат. carrus – телега, повозка) – про-

движение вверх по служебной лестнице, успех

в жизни.

История эта принадлежит к числу тех самых флотских мифов, которые

никто ни подтвердить, ни опровергнуть не может, но все обязательно когда-

207

П. Ефремов. Стоп дуть!

то где-то и совершенно случайно слышали. Точно так же слышал ее и я. А по-

тому прошу простить мне, простому инженер-механику флота, определен-

ное незнание сложной люксовской структуры братьев-надводников и даже

определенный дилентализм в изложении нюансов надводной флотской жиз-

ни. Просто легенда эта стоит того, чтобы ее рассказать, хотя бы потому, что

есть в ней нечто такое, что и на самом деле поможет понять, пусть и не в пол-

ном объеме, что такое Военно-морской флот…

Давно ли, недавно ли, но учился в славном городе Севастополе в ЧВВМУ

им. Нахимова, в начале 80-х годов один кадет. Учился он вроде на ракетчика,

а может, и не совсем, и был столь знатным раздолбаем, что доковылял до вы-

пуска едва-едва, совершив при этом три захода на отчисление, но благода-

ря то ли рабоче-крестьянскому происхождению, то ли воле случая, кортик

свой получил исправно, в срок, в одном могучем строю со всеми остальны-

ми выпускниками.

Но беспутное пятилетие все же аукнулось при распределении. И загна-

ли свежеиспеченного летеху как элемента неблагонадежного и к дальнейше-

му карьерному росту негодного в то место, которое для любого другого вы-

пускника славного училища Нахимова считалось глухой ссылкой: в отдель-

ный дивизион малых ракетных катеров, командиром пусковой установки,

с должностным потолком аж старшего лейтенанта. Надо сказать, что диви-

зион этот базировался не в Севастополе, не в Феодосии, и даже не в самом

Донузлаве, а где-то рядом, на выселках, и представлял собой три устарев-

ших до состояния импотенции ракетных катера времен хрущевских устра-

шений мира.

Вот ведь удивительная штука – военно-морская служба! Для одних

Крым, солнце, природа, теплое море и всегда свежий воздух – просто меч-

та и сказка, а для других – провал и забвение. Интересна и увлекательна,

наверное, служба офицера-надводника… Но не об этом разговор…

Отгуляв свой положенный лейтенантский отпуск, обреченный лете-

ха прибыл в свой дивизион. Представился, как положено по Корабельному

уставу его командиру, аж целому капитану 3 ранга, затем своему командиру

катера, умудренному опытом капитан-лейтенанту, и впрягся в корабельную

рутину. Так и завертелось: отколупывание ржавчины от катера-ветерана,

непрекращающаяся покраска всего, что не движется, написание горы пла-

нов на все случаи жизни, ну и, само собой, ежедневный телесный осмотр лич-

ного состава на предмет следов вшивости и отсутствия членовредительства.

Был он на умирающем дивизионе единственным лейтенантом, а посему пи-

нался озлобившимся на жизнь командиром дивизиона нещадно, по поводу

и без оного. От всего этого состояния перманентного насилования и хрони-

ческой жизненной безысходности в редкие часы схода на берег летеха за-

ливал свое беспросветное существование дешевым крымским портвейном

«Приморский», закусывая его сочными караимскими пирожками и пуская

по ночам скупую мужскую слезу на пахнущие терпкой лавандой упругие

груди гарнизонных куртизанок. Так бы, наверное, и служил он до седых во-

лос и самопроизвольного вытекания соплей, если бы не одно историческое

для флота знаменательное событие…

В этот же год могучий советский ВПК родил очередной, не побоюсь

этого слова, шедевр военно-морского кораблестроения. Со стапелей горо-

да Николаева, сошел первый тяжелый ракетный крейсер «Слава», позд-

нее за свою дремучую убойную силу прозванный натовцами «ракетным

208

Часть вторая. Прощальный полет баклана

оскалом социализма». И вот, пройдя кучу ходовых испытаний, отбороздя

на всех ходах черноморские полигоны, крейсер подошел к самому главно-

му: испытанию своих могучих ракетных систем. Советские кораблестро-

ители не зря славились своим умением всунуть максимально возможное

количество оружия в заданный свыше объем, поэтому «Слава» предна-

значалась для уничтожения не просто одного отдельно взятого авианос-

ца, а, чего уж стесняться, всей авианосной группы со всеми шаландами

в окрестности.

В связи с этими возможностями крейсера на полигоне распихали деся-

ток отслуживших свое кораблей-мишеней, а на отстрел этих ветеранов ре-

шил прибыть сам главковерх Горшков со всей своей штабной свитой. Да еще

и «зеленых» краснолампасников прихватили с полтора взвода, хвастануть

обновкой. Для комфортабельного вывоза всей этой оравы отдраили штаб-

ное судно «Эльбрус», придав его внешнему и внутреннему виду глянец, до-

стойный московской золотопогонной братии. В целях секретности и безо-

пасности все страны, суда которых, случайно или нет, могли забрести в рай-

он стрельб, загодя предупредили об учениях и для пущего страха натыкали

вокруг полигона корабли Черноморского флота. А так как и стрельбы пред-

стояли неординарные, можно сказать, даже судьбоносные, на оцепление по-

лигона выгнали все возможные плавсредства, чтобы не то что фелюга, до-

ска с гвоздем не проскочила. И вполне естественно, что и дремучий диви-

зион также был определен в какой-то глухой квадрат полигона, дабы и дело

делать, и глаза флотоводцам не мозолить.

И вот настало то самое время «Ч». «Слава», громыхая подъемниками

крышек шахт, занимает позицию для стрельбы. Горшков со штабом на мо-

стике «Эльбруса» с ноги на ногу переминается. Общевойсковые маршалы

с генералами по гальюнам отираются, страдая от качки и морской болезни.

Короче, все на своих местах. Стреляла «Слава», естественно, болванками,

а не боевыми ракетами. Но и та болванка, если уж ненароком в корабль по-

падет, все равно делов натворить может ого-го!

Все бы хорошо, но ведь это – не война, а испытания. Техника толь-

ко учится работать. Все болванки «Славы» легли точно в цель, только вот

у одной что-то в электронных мозгах наперекосяк пошло, и начала она себе

другую цель подыскивать. И ведь нашла! «Эльбрус». Со всеми царедворцами

на борту. А Главком уже всех обрадовал успешными результатами стрельб,

и вестовые забегали по гарсункам готовя кают-компанию к банкету. Главко-

му резво доложили о конфузе. Мол, летит, тащ адмирал, и скоро будет. Тот

недолго думая дает команду: сбить этот «чемодан» всем, чем возможно, мне

ложка дегтя в бочке меда ни к чему! Корабли оцепления напряглись, шарах-

нули с разных сторон, разнесли болванку в молекулы и опасность от фло-

товодцев отвели. Даже с летехиного дивизиона раза три грохнули своими

устаревшими игрушками, под шумок, решив пару утерянных списать. Ког-

да Главкому доложили, что опасность устранена, старый царедворец мыс-

ленно перекрестился и приказал определить, кто именно сшиб непослуш-

ную железку, и пригласить того, невзирая на возраст и звание, на предсто-

ящий банкет.

Ракетчики траектории подсчитали, данные приборов сверили, и оказа-

лось, что сбили взбесившуюся железяку с одного старого ракетного катера,

с установки левого борта, а попросту именно тот зачуханный летеха, о ко-

тором и идет речь. Может, и не так все было, может, никто ничего и не под-

209

П. Ефремов. Стоп дуть!

считывал, а просто ткнули пальцем, не знаю, да никто и не узнает уже, но то,

что судьба лейтенанта с этого момента изменилась, это факт.

Строго запросили на катер: «Кто командир установки?» С катера рапорт:

«Лейтенант Пупкин». Им в ответ: «В 18.30. Пупкину прибыть на «Эльбрус»

на аудиенцию к Главкому. Форма одежды парадная. При кортике». И точка…

Зачем, почему, для чего – хрен знает… Гадайте мол, сами…

На ракетном катере напряглись. Командир корабля, седовласый

капитан-лейтенант, высвистав Пупкина, расспросил того обо всем, на-

чиная от родства в Москве и окрестностях и заканчивая тайной амораль-

щиной. Но тот ни в каких грехах не признавался, разве только в мелком

хулиганстве недавних курсантских времен и бытовом пьянстве, которые

на вызов к Главкому явно не тянули. Делать нечего. Приказ есть приказ,

его выполнять надо. Но вот только обнаружилось, что, похоронив свою бу-

дущую карьеру, Пупкин после выпуска забросил свой парадный мундир

где-то на берегу в съемной квартире, и с тех времен его ни разу не доста-

вал. Срочно провели ревизию имеющихся на борту парадных офицерских

мундиров, и нашелся всего один, более или менее сидевший на Пупкин-

ской фигуре – мундир командира. Старый каплей думал недолго. Трезво

рассудив, что если Пупкин не врет, то вызов к Главкому какая-то ошибка,

а если врет, то уж все равно за что по балде получать. Он напялил на Пуп-

кина свою щегольскую парадку, предварительно отстегнув с тужурки

свои «песочные» награды и прочие знаки, указывающие на срок служ-

бы владельца мундира. Звездочки с погон удалять не стал, пущай летеха

где-нибудь в общем строю с каплейским достоинством постоит, а портить

окончательно свой мундир вырыванием звездочек и отпарыванием наши-

вок посчитал уж слишком большой жертвой. Так и убыл свежевымытый,

свежепостриженный и выбритый до синевы лейтенант Пупкин в каплей-

ском мундире в полном недоумении и с долей изрядного испуга на ранде-

ву к Главкому на мерно тарахтящем баркасе, по спокойной вечерней гла-

ди Черного моря.

Несмотря на досадное недоразумение с загулявшей ракетой, стрель-

бы, заботами Главкома, были признаны успешными, и по этому поводу

кают-компания «Эльбруса» битком была набита носителями погон всех

категорий, по большинству своему старших офицеров и выше. Оказаться

к главкомовскому телу поближе хотелось всем. Пупкин застенчиво жал-

ся под стенками кают-компании, где обладатели погон с двумя просвета-

ми и выше, ожидая явления Главкома, коротали время в разговорах. Лей-

тенант, по причине еще совсем недавнего курсантства не успевший из-

бавиться от панического страха перед большими погонами, более всего

в жизни хотел, чтобы это мучение побыстрее закончилось, и его отконво-

ировали на родной катерок. Главком же, до последних своих дней сохра-

нивший трезвость мышления, жесткость и твердость в принятии решений,

в последние годы все же обрел некоторую сентиментальность в поведении,

присущую почти всем пожилым людям, и поэтому, войдя в кают-компанию,

не прошествовал сразу к СТОЛУ, а решил лично поздороваться со всеми

присутствующими офицерами.

Шаг за шагом череда рукопожатий добралась и до Пупкина, как он

ни старался размазаться по стенке за чужими спинами. Ослепляющий по-

гон Адмирала Флота Советского Союза остановился напротив глаз каплеи-

стого лейтенанта.

210

Часть вторая. Прощальный полет баклана

– Ну?! – Суровый взгляд Главкома уперся в Пупкина.

– Э… – Пупкин скосил взгляд на погон собственного мундира. –

Капитан-лейтенант Пупкин! – выдохнул офицер с максимально возмож-

ной громкостью.

– Кто такой? – Главком недоуменно повернулся к толпившейся за его

спиной свите.

– По вашему приказанию… Офицер, сбивший ракету… Отдельный ди-

визион ракетных катеров, – услужливо подсказал откуда-то сзади вездесу-

щий порученец в чине капитана 1 ранга.

Взгляд Главкома потеплел.

– Молодец, капитан-лейтенант! Что, нечасто с главкомом здоровать-

ся приходится?

– Нечасто, товарищ Адмирал Флота Советского Союза! – полупро-

шептал Пупкин, стараясь не глядеть в глаза Главкому.

– Ну так давай! – Главком протянул руку.

Рукопожатие немолодого адмирала оказалось крепким.

– Наша смена. Вот такие, как он, и будут лет через десять новые ко-

рабли в океан выводить. Так, товарищи офицеры? – Главком повернулся

к свите. Многопогонное сопровождение дружно и воодушевленно закива-

ло, и начало сдержанно, но организованно выражать полное согласие с му-

дрыми словами адмирала.

– Служи, капитан-лейтенант, и дальше так же достойно. – Главком по-

вернулся и перед тем, как проследовать дальше, кивнул порученцу:

– Офицера отметить в моем приказе.

И свита с адмиралом проследовала дальше. А порученец извлек блок-

нот и ручку, сноровисто записал данные «капитан-лейтенанта» и устремился

вслед отдалившемуся начальнику. На этом судьбоносное свидание Пупкина

с Главкомом закончилось. Оставшееся время он, стесняясь и чувствуя себя

очень неловко среди скопища больших эполет, чем-то перекусил, и с боль-

шим облегчением через пару часов покинул «Эльбрус». На родном кора-

бле он сдал мундир командиру, коротко рассказал о происходившем и сно-

ва погрузился в привычный ход службы, особенно и не вспоминая о свида-

нии с Главкомом.

Прошло два месяца. Привезли как-то в штаб дивизиона очередную

порцию документов из штаба флота, естественно, засекреченных донель-

зя, а потому, на счастье, мало кому доступных… А там... Среди всяческих

приказов и директив общего характера затесалось две бумаженции, пер-

вая их которых заставила командира дивизиона очень сильно почесать за-

тылок, а от второй у него вспотела спина. Бумага номер один была выпи-

ской из приказа Министра обороны СССР о присвоении внеочередного

воинского звания капитан 3 ранга капитан-лейтенанту… Пупкину!!! Бума-

га же номер два, уже приказом командующего ЧФ, назначала на вакант-

ную должность начальника штаба его дивизиона все того же свежеиспе-

ченного капитана 3 ранга Пупкина… Сомнений быть не могло: фамилия,

имя и отчество совпадали полностью…

Надо отдать должное крепкой закалке немолодого комдива. Приказав

секретчику молчать до команды, под страхом потери скальпа, комдив утром,

понимая, что такие вещи по телефону не решаются, подхватил папку с доку-

ментами и унесся в штаб флота, в Севастополь.

211

П. Ефремов. Стоп дуть!

В отделе кадров флота, куда предусмотрительно с самого начала дви-

нулся комдив, оторопели не меньше его самого. Но начальник отдела кадров,

быстро смекнув, что к чему и оперативно посовещавшись с кем-то повыше,

принял воистину соломоново решение. Заведя комдива к себе в кабинет, раз-

лил по рюмкам коньяк и выдал тому примерно следующее:

– Уж и не знаю, на чьей совести прохлоп со званием, но вот с должно-

стью точно на нас. А назначение ведь утвердил начальник штаба флота. Сам

и сказал: вот вам и кандидатура, Главкомом отмеченная… Вот и суди сам:

попытаться в Москву доложить об ошибке Главкома, так сами по загривку

по полной получим и всем скопом головы поснимают. Главком лично пред-

ставление подписал, а с его подачи и министр обороны, причем с формули-

ровкой знаешь какой? За освоение новой техники! За «Славу». А мы им по-

пытаемся, понимаешь каптри, мы им попытаемся доказать, что они уже дурни

старые и ничего не соображают! Да нас в порошок сотрут наши же местные

начальники! Мы с тобой оба на посту НИС на острове Диксон до смерти слу-

жить после этого будем! Пойду я к нашему начальнику штаба, тот же резуль-

тат будет, уж я лично на своем месте стопроцентно не усижу… Да и ты, навер-

няка, тоже… за компанию. Поэтому решение мое такое: езжай-ка ты обратно

на свои скорлупки и вручай Пупкину «майорские» погоны со всеми положен-

ными ритуалами и перед строем. А на все вопросы офицеров отвечай: Глав-

ком есть Главком! И баста! Мол, сам удивлен, но в штабе все подтвердили.

Так и сказали: приказы министра не обсуждаются. А обо всем остальном –

молчок! Сам ведь понимаешь, кадры решают все. Мы этому Пупкину и стар-

лея, и каплея задним числом присвоим, никто и не подкопается. А вот насчет

его должности… придется тебе его начальником штаба потерпеть. Пусть он

у тебя бумажки пару-тройку месяцев поперебирает, может, и научится чему,

а потом я его перекину куда-нибудь с повышением с «твоей» подачи, туда,

где он никаких бед по своей молодости наделать не сможет. А заодно с ним

и тебя куда-нибудь переназначим, чтобы обидно не было. Небось, уже и на-

деяться перестал из дыры-то своей выбраться? Поможем!

Так и поступили. Погоны полностью офонаревшему Пупкину торже-

ственно вручили перед строем дивизиона. Вопросов, конечно, было – мас-

са, но и Пупкин, сам уже кое о чем догадывавшийся, и офицеры с его катера

благоразумно и предусмотрительно помалкивали, да и комдив, осадив наи-

более любопытных, интерес к этому делу довольно быстро погасил.

Месяца четыре капитан 3 ранга Пупкин честно пытался разобраться

со всеми штабными проблемами под чутким и непрерывным контролем ко-

мандира дивизиона, а потом был внезапно отозван в распоряжение отдела

кадров ЧФ. Там он еще месяца два протирал штаны, попутно поменяв удо-

стоверение личности офицера на новое, из которого с удивлением узнал, что

старлея он получил через 2 месяца после выпуска из училища, а каплея еще

через 2, а уж только потом стал капитаном 3 ранга. После всего этого Пуп-

кин получил назначение командиром курса в один из питерских ввмузов,

куда и незамедлительно убыл, воспитывать будущих офицеров, ненамного

младше его самого. Командира его дивизиона тоже не забыли. Почти сразу

после Пупкина он получил очередное воинское звание, на которое уже дав-

но не рассчитывал, и с повышением был переведен в штаб Черноморского

флота. А командиром дивизиона стал бывший командир пупкинского кате-

ра, тот самый капитан-лейтенант, с мундира которого и закрутилась эта ска-

зочная история…

212

Часть вторая. Прощальный полет баклана

Дороги, которые нас выбирают

Пора в путь дорогу,

дорогу дальнюю, дальнюю, дальнюю идем,

над милым порогом

махну серебряным тебе крылом!

Из песни

И вот настал долгожданный момент для любого, даже самого твердолобо-

го, военного – очередной отпуск! Вся чернуха сборов осталась позади, и ты

свободен. Надо сказать, что опытный военнослужащий считает себя в отпу-

ске только тогда, когда сел в поезд или на самолет и тот отъехал или взлетел.

Получение на руки отпускного билета и денег еще ничего не гарантирует.

В 198… году мой экипаж собирался в отпуск. Мучительно и долго. При-

мерную дату знали все. Мичманы выписывали проездные документы, народ

закупал билеты, финансист окончательно подбивал денежное довольствие.

Наконец, этот день настал. Утром командир поздравил всех с убытием на за-

служенный отдых, приказал начать выдачу отпускных и денег, а перед обе-

дом всех собрать на инструктаж, после чего – по домам. Народ растороп-

но выстроился в очередь, без лишней суеты получил необходимые бумажки

и рассосался по казарме, ожидая последнего выхода отца-командира. Од-

нако в назначенное время командир не пришел. Часть несознательных во-

енных, пораскинув мозгами, покинула расположение части и поперла до-

мой. Отпуск три месяца, после него про отсутствие на инструктаже никто

и не вспомнит. Кроме того, у самых расторопных билеты были уже купле-

ны, да еще и на вечер этого самого дня. Было куда торопиться. Оставшиеся

уныло слонялись по казарме, проклинали необязательного командира и за-

дымляли табачными клубами все закоулки.

Наконец в казарму мрачнее тучи вполз командир. Сначала он чуть

не до смерти напугал дневального ультразвуковыми криками, потом снял

дежурного по части за развязанный шнурок на ботинке и приказал немед-

ленно строить экипаж. В предчувствии нехорошего команда выстроилась

в неказистую кишку, переминаясь с ноги на ногу.

– Ну, господа военнослужащие! В отпуск собрались? Летом? Х… вам!

И мне в том числе! Отпускные билеты сдать! Деньги оставьте. Слабонерв-

ных прошу присесть прямо на палубу. Через месяц – в автономку! Вместо

экипажа хитрожопого К…! А он, козел, в отпуск! Вопросы есть? Наш отпуск

переносится на октябрь. Разойдись! Командиры боевых частей, ко мне в ка-

бинет.

Надо ли говорить, что сбежавших доставали отовсюду. Из постели позд-

но вечером, из засад на автобусной остановке, лично я с механиком на его

машине рано поутру гонял «на задержание» в аэропорт перехватывать стар-

шину спецтрюмных. Упустили шестерых: четверых, с вечера укативших с се-

мьями в Питер на своих автомобилях, и двух холостяков-старлеев, исчезнув-

ших бесследно (позже выяснилось, что от щенячьего ощущения свободы

их занесло в мурманскую гостиницу «Арктика», где они и пропьянствовали

трое суток, не выползая из номера). Всех их, конечно, вернули в лоно род-

ного экипажа попозже и с некоторыми моральными издержками, но в море

мы ушли в срок.

213

П. Ефремов. Стоп дуть!

Ну а теперь, допустим, другая ситуация – все обошлось. И отпуск, как

положено, дали, и отпустили, и не догоняли, не обманули, даже попыток

не делали.

Вот тут-то и начинается романтика военного отпуска. Ты свободен – а би-

летов нет! Никуда! Хорошо, если не в сезон едешь, тут проблем нет. А если

весна и лето? Весь Север табором снимается с мест и выезжает через один-

единственный аэропорт «Мурмаши» и один-единственный железнодорожный

вокзал. Весь Север – в две дырки. И не очень-то большие, я вам скажу. Тог-

да и начинается… Номерок на руке. «Кто последний на допосадку?» – «Я». –

«Я за вами». – «Пишите, сто тридцать шестой на Москву». Все, ты готов. Твое

место на привокзальной скамейке, всерьез и надолго. Особенно если ты с семьей.

Без семьи офицер флота уедет куда надо и в назначенный срок. Другое дело –

на чем? Да хоть на хромой кобыле! Только отсель подальше! Хоть на время.

Как раз после той автономки, куда мы были засланы Родиной вместо дру-

гих, нас, горемычных, наконец, отпустили отдыхать. Правда, отпуск попри-

держали, и вместо октября получился конец ноября. Нормальное явление.

Слава тебе Господи, не под елочку! Передали корабль, получили финансы,

и в конце концов были милостиво отпущены на все четыре стороны. Сразу

сходил на почту. Дал телеграмму жене: выезжаю завтра, билетов нет, ждите

в лучшем случае через двое суток. С друзьями решили вечерком отпраздно-

вать долгожданное освобождение от воинских обязанностей. Шильцом по-

баловались знатно. В дугу. Вследствие чего утром я проспал все что можно,

а главное – автобус на Мурманск.

Встал. Умылся. Подхватил заранее собранный чемодан и попер на КПП

поселка ловить попутку. На перекладных добрался до Полярнинского пун-

кта. И там наглухо встал. Водители упорно не желали подбирать одиноко-

го путника. А ноябрь – совсем не летний месяц. Через час мои ноги начали

постепенно отмирать, впрочем, как и все остальные части тела. Появилась

мысль плюнуть и вернуться домой, а завтра спокойно сесть на автобус и про-

должить движение в сторону отпуска.

На обочине тормознул военный «уазик». Постепенно превращаясь в ге-

нерала Карбышева, я даже не обратил внимание на это событие. Мало ли за-

чем остановился. Не за мной же. Дверца распахнулась. С переднего сиденья

выскочил флотский капитан-авиатор и с криком: «Пашок! Чертяка!» – бро-

сился на меня с объятиями. Увернуться я не успел. Помяв мое тело минут

пять, капитан, широко улыбаясь, пробасил:

– Пашок! Не признал, что ли?

Такое жаркое проявление чувств меня согрело. Голова начала сообра-

жать. Я пригляделся. Ха! Старый знакомый. Капитан Витя. Мы вместе отды-

хали год назад в санатории в соседних номерах. Я после автономки, он по-

сле неудачного катапультирования. Спелись враз. Сколько спиртного уни-

чтожили – не берусь описать.

– Витька! А ты как здесь оказался? Ты же вроде под Петрозаводском

служишь.

– Отлетал. Теперь наземный служака. Тружусь на диспетчерской ниве.

В Сафоново. А ты-то что на дороге, как нищий бродяга, кукарекаешь?

– В отпуск я, Витек, еду. В отпуск. В Севастополь. А сейчас в аэро-

порт.Виктор раскинул руки.

– Залазь! Сделаем крюк, подкину.

214

Часть вторая. Прощальный полет баклана

Меня долго уговаривать не пришлось. Витек перебрался ко мне на за-

днее сиденье и дал отмашку матросу: «Трогай!» «Козел» взревел и понесся.

Витя, полуразвалившись на сиденье, закурил, оглядел меня и с сочувстви-

ем сказал:

– Плохо выглядишь, подводник. Лицо изнуренное, как у престарело-

го туберкулезника.

Я засмеялся:

– Куда уж изнуренней. Вчера до трех ночи отпуск обмывали.

Витек оживился. Достал с переднего сиденья портфель. Извлек фляж-

ку и два металлических стопарика с эмблемами ВВС.

– Ну тогда сам бог велел, за встречу! Да и тебе лекарство перед даль-

ней дорогой не помешает. Подравняешься!

«Козла» трясло, как шейкер для взбивания коктейлей, и алкоголь рас-

сосался в крови в рекордно короткие сроки. Я размяк после вчерашнего,

и Витя за компанию.

– Пашок! А когда у тебя самолет? Во сколько твой чартерный рейс к бе-

регам Черного моря?

– Да я не знаю. У меня и билетов-то нет. Так, подсяду на московский

рейс, а из Первопрестольной – в Крым.

– Ну-у-у… Неделю просидишь…

Мой авиационный друг задумался. Пошарил в своем саквояже. Достал

папку. Долго перебирал и разглядывал бумажки. Почесал затылок, посмо-

трел на часы и постучал по спине водителя.

– Смирнов, ты в отпуск после новогодних праздников идешь?

– Так точно, тащ капитан!

– Ставлю боевую задачу: московское время 11.45. Время прибытия

на наш аэродром 12.30. Успеешь – Новый год встретишь с мамой, папой

и школьными подругами. Время пошло!

Судя по резкому увеличению скорости, своих подчиненных Витек не об-

манывал. «Уазик» мчался на пределе возможностей и на грани фола. Витек

повернулся и помахал указательным пальцем у меня пред носом.

– И не спрашивай! Сюрприз! Сегодня до нолей будешь в теплой по-

стели у законной супружницы в городе славы русских моряков! Поклонись

от меня адмиралу Нахимову.

И больше ни на какие мои вопросы не отвечал. А я и не упорствовал.

Сказал так сказал. Да и шило свое пагубное действие оказало.

До конца этого немыслимого «козлиного» полета фляжку мы пригово-

рили. До капельки. На аэродром мы ворвались на двенадцать минут раньше

срока. Лихо развернулись у подъезда длинного одноэтажного здания. Выш-

ли. Прошли внутрь. В большом помещении сновали летчики, стоял бильярд-

ный стол, работал телевизор. Витек усадил меня на диван и сказал, что при-

дет минут через двадцать. Летуны оказались ребята хоть куда. Накормили,

напоили чаем. Сделали десяток бутербродов «на дорожку». Самое интерес-

ное, что никто не спрашивал, кто я такой, но все знали, что я сейчас улетаю.

Хотя этого точно не знал и я сам. Появился Витек.

– Собирайся! Пошли.

Я подхватил багаж, и мы вышли на улицу. Там стоял все тот же «лету-

чий козел». Выехали на взлетную полосу. Вдалеке замаячил гигантский се-

рый силуэт самолета. Подъехали. Остановились. Если бы люди были само-

летами, то Витек уж точно относился бы к тяжелым бомбардировщикам. Он

215

П. Ефремов. Стоп дуть!

молча извлек из шинели знакомую флягу, к моему удивлению, снова полную.

Наверное, заправился на лету. Разлил.

– На посошок! Вылетаете через десять минут. Рейс на Качу. Знаешь

такое место?

Я знал. Военный аэродром в пригороде Севастополя.

– Вздрогнули!

Мы опрокинули стопки.

– Катапультируемся!

Выбрались из машины. У самолета стояло двое летчиков, упакованных

в летные куртки, кожаные штаны и унты. Подошли.

– Васильич, вот мой пассажир. Прошу любить и жаловать, брат по ору-

жию. Подводник Паша.

Васильич протянул руку, поздоровался.

– Давай по аппарели в салон. Там увидишь, где присесть. Места нава-

лом. И засмеялся. Я не обратил на это внимания. Мы попрощались с Вить-

ком, обменялись адресами, и я поднялся в самолет.

В авиации я разбираюсь на уровне среднестатистического обывателя.

Не моя епархия. Но то, что этот монстр, – турбовинтовой грузовик военно-

транспортной авиации, я понял без объяснений. Пустая длинная труба. Нет

даже откидных сидений. Крепления под них есть, а самих сидений нет. В кон-

це дверца. Рядом два деревянных школьных стола и явно выкраденные из ки-

нотеатра сиденья, скрепленные по три штуки. И на них разношерстная ком-

пания. Танковый полковник в папахе, четыре женщины средних лет, обло-

женные чемоданами и кошелками, и трое в гражданском, явно не имеющие

отношения к военному ведомству. Поздоровался. Сел на свободное кресло.

Аппарель со скрипом поднялась. Дверца открылась, вышел летчик.

– Сейчас взлетаем. Пристегиваться не надо. Ха-ха-ха! Можно курить.

Окурки в ведро. Удобств, извините, нет. По малой нужде прошу в хвост,

к аппарели. По большой придется потерпеть. Да, еще рекомендую потеплее

одеться, в салоне холодновато. Есть мнение, что он даже негерметичен. Вот

и все. Приятного полета. Лететь долго.

Летчик вышел, плотно закрыв за собой дверь. Фраза о теплой одежде

показалась мне неуместной. Куда еще теплей, на Севере, да в конце ноября.

А меня еще и шило очень неплохо согревало. В общем, на это предостереже-

ние авиатора я сначала внимания не обратил.

Взревели винты. Громко до безобразия. Самолет завибрировал и тро-

нулся с места. Как разгонялись и взлетали я особо не запомнил. Сон сморил.

Только голову на плечо положил, сразу провалился.

Проснулся я внезапно от всепоглощающего холода. Окоченело все:

от кончиков пальцев до мочевого пузыря. Попытался поднять голову. С пер-

вого раза не вышло: ухо примерзло к воротнику куртки. Чуть кожу не со-

рвал. Отогрел ухо рукой, отлепил от воротника. Взглянул на часы. 14.10. Спал

час с лишним.

Осмотрелся. Сидевший ближе всех полковник напоминал мертвеца.

Белый, усы и брови в инее, взгляд отрешенный и потерянный. Остальные

не лучше. Да и сам я, наверное, был тот еще. Народ молчал. Лишь из ноздрей

и ртов вырывался пар. Ну просто ледяные вулканы. Зубы начали выстуки-

вать фокстрот, и к моему стыду, сдержаться у меня не получалось. Ко всему

прочему смертельно хотелось в туалет, а попросить отвернуться, когда я уда-

216

Часть вторая. Прощальный полет баклана

люсь к аппарели, я стеснялся. Наверное, пока я спал, через это прошли все,

так как полковник, угадав ход моих мыслей, прохрипел:

– Иди в хвост. Отсюда не видно.

Я понесся вприпрыжку. С чувством глубокого удовлетворения осуще-

ствил слив вод. Затем отдышался и побрел назад. Опустился в свое кресло

и взглянул на танкиста. Мочки ушей того были просто цвета мелованной бу-

маги. Отмерзли, сообразил я.

– Товарищ полковник! Уши! Разотрите уши!

Полковник осторожно потрогал мочки. Шепотом ругнулся и, скривясь,

стал массажировать их пальцами. Я эту боль знаю, довелось испробовать.

Мне как-то пришлось минут пятнадцать купаться в полной форме одежды

в Баренцевом море в феврале. Так та вода под ноль градусов кипятком ка-

залась! А этот самолет не просто холодильником был. Хуже. Просто рефри-

жератор какой-то. Не зря летун предупреждал.

Полковник наконец оттер уши, превратив их в два огненно-красных ло-

пуха. Затем внимательно посмотрел на меня.

– Разрешите представиться! Полковник Шаталов. Григорий Семено-

вич. Командир танкового полка. Следую из командировки к месту службы.

– Капитан-лейтенант Белов. Павел. Отпуск.

Обменялись рукопожатиями.

– Павел. Вы не разделите со мной небольшую порцию коньяка. Зяб-

ко, черт возьми!

Для наших плебейских времен танкист воспитан был исключительно.

Как не помочь такому человеку! Естественно, согласился. Из дипломата, ле-

жащего на коленях, полковник достал бутылку коньяка. Да не просто бутыл-

ку! Настоящий армянский «Ахтамар» семилетней выдержки.

– Три бутылки начальнику везу. Жалко, но здоровье важнее.

Лимон и фужеры у полковника тоже нашлись. Налили. Осушили. Кряк-

нули. По жилам начало разливаться тепло древней армянской земли. Григо-

рий Семенович выразительно качнул головой. Я сразу согласился. Выпили

еще. После третьей мы как-то одновременно почувствовали на себе взгля-

ды остальных. Если женщины мерзли с безразлично-отсутствующим видом,

то на лицах гражданских специалистов отражалась целая гамма чувств. Ари-

стократичный полковник взял инициативу на себя.

– Не желаете?

Мужчины желали. И очень! Бутылка благородного напитка обнажила

дно в один момент. Мужчины если и не повеселели, то на заиндевевшие тру-

пы уже не походили. Но что такое одна бутылка, пусть даже такая, для пяти

здоровых, промерзших насквозь мужиков? Тьфу! Беды и невзгоды сближа-

ют. В этом летающем саркофаге для мороженого мяса присутствующие по-

казались мне такими близкими и родными, что я, плюнув на все планы, влез

и достал шильницу. Со мной их было три. Литровая и две пол-литровых.

Сработанных на заказ северодвинскими мастерами, с личной монограммой

на боку. С учетом количества участников я достал литровую.

Полковник хмыкнул и поинтересовался:

– Спирт?

– Шило. Чистейшее. Доктор по дружбе насыпал.

Полковник взял руководство процессом на себя.

– Молодые люди. Такой напиток одним лимончиком не зажуешь.

Поскребите-ка по сусекам – и первый полез в дипломат.

217

П. Ефремов. Стоп дуть!

Гражданские призыв восприняли правильно. На столе появились яйца

вкрутую, вобла, колбаса, мои подарочные бутерброды, пластмассовые ста-

канчики. Разбавить шило было нечем, пришлось глотать чистый. Холод при-

тупил восприятие чистого алкоголя, и спирт пошел просто изумительно, слов-

но родниковая вода.

Познакомились. Ребята оказались инженерами с Севастопольского су-

доремонтного завода имени Орджоникидзе. Возвращались из командиров-

ки, поиздержались, их флотское командование и подсадило на наш авиалай-

нер. Разлили по следующей. Но выпить не успели.

– Мужчины! Кто вас воспитывал? С вами дамы, а вы словно слепые!

Про женщин мы начисто позабыли. Оказывается, они уже давно наблю-

дали за нашими манипуляциями. А холод одинаково действует как на муж-

ской, так и на женский организм. И дамам захотелось тоже. Галантный тан-

кист сразу же засуетился, пытаясь достать очередной коньяк. Разве можно

допустить: женщины и спирт. Дамы вежливо отклонили предложение. Мол,

коньяк на потом, когда этот напиток кончится. Торопиться некуда. И, не мор-

щась, врезали по сто граммов! И повеселели. И заговорили. И пошло-поехало.

Сами они жены летчиков. Их мужья уже полгода на Каче ковырялись по сво-

им летным делам. Вот девчонки и собрались их проведать. Взяли билеты на по-

езд, а тут на тебе, в этот же день самолет прямо на место. Оперативно сдали

билеты, комполка их – на борт и в путь.

– Мальчики! Да ведь у нас запасов на двое суток пути!

И резво так начали выкладывать снедь на стол. А у них… Женщины, од-

ним словом. Куры жареные, куры вареные, пирожки, салатики в баночках,

ну всего не перечислишь. Да и винца пару-тройку бутылочек нашли. Тут ин-

женеры откуда-то водку извлекли. И начался пир в воздухе.

Где-то около шестнадцати часов выглянул один из авиаторов.

– Как, не замерзли?

Взглянул и обалдел. Все расстегнуты, стол ломиться, дым сигаретный,

шум, смех. Полковник одной даме руку целует. Инженер другую на танец

пригласить пытается. Холода как и не было! Ну мы летчика сразу за стол уса-

дить попытались. Еле отбрехался. Попросил самолет не поджигать и удалил-

ся обратно в рубку. Они потом оттуда по очереди выглядывали, проверяли.

Спиртное на таком морозе сильно в голову не стреляло. Грело здорово,

а почти не пьянило. Как мы посидели! Такой общности незнакомых доселе

людей мне прежде видеть не приходилось. И девчонки наши с хохотом бега-

ли в хвост, а мы дружно отворачивались. Полковники пикантные анекдоты

рассказывал и карточные фокусы показывал, чего только не было! Верите

ли, съели и выпили все! И танковый коньяк, и весь мой спирт, и гражданские

запасы, а в конце и женское вино сгодилось. Все вылизали подчистую.

По-моему, часам к девяти пошли на посадку. Авиаторы нас предупре-

дили. Сели мягко. Аппарель опустили. А там… Восемнадцать градусов тепла.

После заполярного неба-то. Как же нас повело! Сдерживаемый морозом ал-

коголь овладел организмом в кратчайшие сроки. Мы и ста метров от само-

лета отойти не успели, как были в дымину. Поголовно. Подъехала машина

с мужьями наших спутниц. Мужья были в шоке. Девчонки лыко не вяжут.

Машут чемоданами как ридикюлями, песни поют. Погрузили благоверных

и увезли. За танкистом пришел «уазик». Полковник широким жестом при-

гласил всех оставшихся в машину и приказал водителю развозить его друзей

по домам, а его только после всех. Инженеров выгрузили на Северной сто-

218

Часть вторая. Прощальный полет баклана

роне, долго прощались и обнимались. А я всю дорогу вокруг бухты учил пол-

ковника песне «Северный флот не подведет!». Правда, с переменным успе-

хом. Танкист временно забыл человеческую речь и только подвывал. Судя

по глазам водителя, он своего командира таким никогда не видел. Меня до-

ставили прямо к подъезду. Будь его воля, полковник ввез бы меня и на вто-

рой этаж, но ему удалось доказать, что машина в дверь не пройдет. Он со-

гласился, расцеловал меня и предложил идти к нему заместителем. Я обещал

подумать. С тем и расстались.

Домой я ввалился в половине двенадцатого вечера. Пьяный в лохмотья.

Отпуск начался. Доехал. Теперь до следующего…

Мимоходом. Отпуска, отпуска…

Первые лейтенантские отпуска… О, какое это горделивое ощущение

собственной мужской значимости и самостоятельности. Первые боль-

шие деньги в руках и первые несколько месяцев полной свободы от всех

обязательств. Полная независимость и в моральном, и в материальном

плане. Улыбки женщин и подобострастие официантов в кабаках. Пусть

даже ненадолго…

Один мой товарищ, назовем его Андрей, получив в лапы от финансиста

около двух тысяч отпускных исключительно рублевыми и трехрублевыми

ассигнациями, долго пытался обменять их на более крупные. Безрезуль-

татно пообщавшись с корабельным кассиром и получив от ворот поворот,

Андрей долго горевать не стал и, рассовав пачки дензнаков по карманам,

отправился домой. Вечером же в процессе обмыва предстоящего отпу-

ска его посетила блестящая идея. Мужчиной Андрюха был незакольцо-

ванным, поэтому заначивать купюры ему было не от кого. Всю ночь, са-

моотверженно выдыхая вечерние алкогольные пары, Андрюха склеивал

рублевки и трояки в рулоны. Под самое утро денежные пачки трансфор-

мировались в два пухлых рулона. Кстати, если кто не знает, советские де-

нежные знаки по ширине почти идеально совпадали с шириной туалет-

ной бумаги. Так вот, закончив эту титаническую работу, Андрей обернул

свои кровные отпускные этикетками от пипифакса под игривым назва-

нием «Василек» и прилег отдохнуть. А где-то к обеду мы втроем уже уе-

хали в аэропорт и умудрились сразу сесть на самолет.

Всем нам было по пути. Все двигали в Крым. Билеты нам достались тран-

зитные, через Ленинград. В городе трех революций образовался семичасо-

вой коридор между двумя рейсами, и мы, не сговариваясь, приняли решение

отужинать в ресторане. Сошлись на «Метрополе» у Гостиного двора. Вещи

бросили в камеру хранения, и только один Андрюха зачем-то оставил свою

сумку с собой. Такси быстро домчало нас до цели, и уже через час мы жева-

ли сочные эскалопы, запивая их ледяной «Столичной», и радовались жизни.

Захмелели быстро, но не сильно. Долго и жарко обсуждали планы на отпуск,

курили и опрокидывали стопки за свое здоровье. Наконец, самый разумный

из нас – Сашка, сфокусировав глаза на часах, твердо заявил:

– До вылета два с половиной часа! Расплачиваемся и по коням. Если

что, и в аэропорту ресторан есть.

Уговаривать нас было не надо. Застрять в Питере совсем не хотелось.

Позвали официанта. Тот угодливо подскочил и выписал счет. Только

219

П. Ефремов. Стоп дуть!

было мы с Сашкой полезли за кошельками, как Андрюха царственным

жестом остановил нас.

– Ребята, потом рассчитаемся, я заплачу.

И величаво извлек из недр сумки два рулона «туалетной» бумаги. Офи-

циант остолбенел. Андрюха невозмутимо поглядев на сумму счета, разо-

рвал рулон с трояками, отсчитал. Протянул метровую ленту окаменев-

шему официанту. Потом разорвал рублевый рулон, так же неторопливо

отсчитал недостающее. Оторвал и снова сунул в руки безмолвного слу-

жителя. Тот продолжал стоять, как столб. Андрюха снова внимательно

посмотрел на него и, решив, что тот ждет на чай, оторвал еще с полметра

от трехрублевого рулона, бросил на стол и встал.

– Это тебе, дружище. Спасибо, все было очень вкусно! До свидания!

Пошли мужики.

И мы пошли. Через пару шагов мы наконец врубились в происшедшее

и зашлись в гомерическом смехе. Так, смеясь, мы и брели к выходу.

А там нас уже ждали. Майор милиции плюс два или три блюстителя по-

рядка рангом пониже. Они очень сурово подошли к нам и, не обращая вни-

мания на то, что двое из нас были в форме, вежливо и твердо попросили:

– Товарищи офицеры, пройдемте, пожалуйста, с нами.

Тут уже пришлось остолбенеть нам. Военных милиция задерживать права

не имеет. Но ввиду того, что мы находились подшофе и не хотели опоздать

на самолет, буянить не стали, а смирно проследовали в указанную комна-

ту. А там уже сидел наш официант все с такими же выпученными глазами.

Наверное, с ним никто еще не расплачивался пипифаксом с водяными зна-

ками. Разборы были недолгие. На наше счастье, майор оказался с чувством

юмора, ко всему прочему бывший военный. Безобидное Андрюхино балов-

ство ему так понравилось, что он, разобравшись, в чем дело, даже предло-

жил опрокинуть еще по стопочке, послав за бутылкой бдительного офици-

анта. Надо ли говорить, что на самолет мы еле успели, теперь уже засидев-

шись с братьями по оружию из МВД. К их чести, в аэропорт нас доставили

вовремя и с мигалкой. Дальше долетели уже без приключений.

А вот Андрюха, по свидетельствам очевидцев, к родному дому подъехал

аж на четырех такси. В первом сидел он сам с бутылкой коньяка, во вто-

ром лежала фуражка, в третьем сумка, а в четвертом чемодан… Первый

лейтенантский отпуск…

Как успеть на Новый год

Военная форма придает человеку мужественный

вид и романтичность.

А. П. Русанович. «О воинском этикете и культуре

поведения». Севастополь, 1981 год

Что бы вы сделали, если бы до Нового года осталось совсем ничего, во-

круг тундра, до дома километров двенадцать и никаких шансов поймать транс-

порт. Как, ничего задачка?

220

Часть вторая. Прощальный полет баклана

Мне всегда казалось, что метеослужба Северного флота специально

размещена в аэродинамической трубе. Чтобы моряки не спали. Представь-

те: на улице солнце, ни ветринки, а по флоту растекается сигнал «Ветер-3».

Чуть подуло – все, жди «Ветер-2», а то и «Ветер-1». А с получением этого

сигнала весь экипаж должен шмелем нестись на корабль хоть с унитаза, хоть

из постели любовницы и готовиться к выходу в море. Как говорится, лучше

перебдеть, чем недобдеть.

31 декабря 19… года, облизываясь и повизгивая от предвкушения празд-

ника, экипаж собрался на корабле. Стояли мы тогда в Оленьей губе, киломе-

трах в пятнадцати от базы. Пока добрались было уже девять утра. Покурили,

почесали языком и спустились в прочный корпус. Неторопливо сделали при-

борку, получили поздравления командира, наставления старпома и были ми-

лостливо отпущены на двенадцатичасовой автобус. От самой Оленьей авто-

бус не ходил, надо пешочком добрести до развилки с шоссе, дождаться рей-

сового № 115, затем «вброситься» в переполненный салон и через полчаса

ты дома. Для декабря погода стояла изумительная. Морозец, ни ветринки,

снег хрустит под ногами. Загляденье! Метеосюрпризов явно не намечалось.

Где-то к часу я был дома. Пообедав, мы с супругой включились в предпразд-

ничный марафон. Кухня, сковородки, кастрюли, подготовка по полной фор-

ме. Гостей ждали к десяти, дел невпроворот, работа кипела! Около четырех

в дверь позвонили. Жена пошла открывать.

– Тебя! – по голосу дражайшей половины я понял: что-то случилось.

В прихожей стоял мой сосед по дому старший мичман Мигун с очень

нерадостным выражением лица.

– Штормовая готовность. На корабль, Борисыч. Всех.

Хлеще штормовой готовности нет ничего. Я выглянул в окно. Хоть ве-

терок и задул, но ураганом не пахло.

– Собирайся, Борисыч! Командир уже на борту, так что ловить нечего.

С командиром в вопросах службы шутить не стоило. Могло выйти бо-

ком. Я, матерясь в душе, переоделся, пряча глаза от жены. Последние три Но-

вых года она встречала одна с сыном. На всякий случай тайком сунул в порт-

фель фляжку со спиртом. Мало ли, праздник все же! Уже обуваясь, сделал

попытку обнадежить жену, что, мол, все выяснится, ерунда, скоро буду. Она,

естественно, не поверила и пообещала оставить на утро остатки празднич-

ного стола.

До корабля добрались быстро. Построив экипаж, командир проверил

людей, долго ходил по пирсу, смотрел на небо и вполголоса ругался. Отведя

душу, командир принял решение.

– Товарищи подводники! Пусть наши метеорологи – мудаки из муда-

ков, мы люди военные. Приказываю: начать ввод ГЭУ. НЕ СПЕША! Я попы-

таюсь связаться со штабом.

При штормовой готовности команд сверху не надо. Заводить установку

и ждать сигнала на выход в море, чтобы, не дай бог, ветер не выкинул лодку

на камни. Ввод начался. Медленно, по инструкции, провели функциональ-

ную проверку аппаратуры, так же медленно начали комплексную провер-

ку систем и механизмов. Тянули как могли. А часы тикали. Штаб стыдливо

молчал. Только оперативный дежурный СФ сообщал по ВЧ металлическим

голосом о приближении Содома и Гоморры и прочих вселенских бедствий,

чуть ли не в галактическом масштабе. Около девяти от безысходности потя-

нули решетки реактора. Пути к отступлению постепенно отрезались. В цен-

221

П. Ефремов. Стоп дуть!

тральном посту зам начал наезжать на интенданта, требуя накрыть новогод-

ний ужин на весь экипаж. Интендант вяло и неуверенно отбивался, погля-

дывая на угрюмо молчавшего командира.

На МКУМ, к счастью, взобраться не успели. Береговые братья из гидро-

метеослужбы флота протрезвели и, по всей видимости, осознали, что шут-

ка зашла далеко, можно и по морде получить. За двадцать минут каркающий

голос оперативного снизил ветер до первого, затем второго, и остановился

на «Ветре-3». Корабль замер в ожидании команды «фас».

– Внимание экипажу! Московское время 22 часа 29 минут. Поздравляю

всех с наступающим Новым годом! Разрешаю сход на берег. Кто не успе-

ет – я не виноват! Механикам матчасть в исходное и тоже свободны. Ко-

мандир.

Сход офицеров и мичманов напоминал приступ острого поноса. Из ру-

бочного люка выскакивали по трое, тогда как в обычной обстановке и одно-

му тесно. Вереница черных шинелей стремительно унеслась в темноту. Шанс

успеть на последний автобус еще оставался.

Шестерка механических офицеров стартанула минут через двадцать по-

сле всех. Механик кавторанг Епифанов, комдив раз «майор» Тишин, два кап-

лея: я с напарником Белошейкиным и два мичмана, электрик Мигун и турби-

нист Таращак. Когда наша компания доплелась до развилки, остановка пу-

стовала. Наши на автобус успели. Закурили, на дороге было темно и тихо.

За двадцать минут мимо пронеслась лишь парочка битком набитых легко-

вушек и больше ничего. Когда часы показали половину двенадцатого, Епи-

фанов как старший по возрасту и званию постановил:

– Дело кисляк! Если через десять минут не будет машины, начинаем

праздновать. У всех есть?

Получив пять утвердительных кивков, Епифанов снова закурил и повер-

нулся к трассе. Конечно, можно было вернуться на «пароход», залезть в ка-

юту и с горя упиться там. Но возвращаться… Секунд через двадцать на до-

роге показались огни. Судя по звуку двигателя, ехал грузовик. Понимая, что

едет последняя надежда, мы встали поперек дороги строем.

Сбивать людей в форме шофер не захотел и тормознул. В кабине он си-

дел с женой и дочкой, тоже спешил, нервничал и, опустив стекло, с укориз-

ной сказал:

– Мужики, обалдели что ли, Новый год на носу, а вы под колеса лезете!

Епифанов подошел к кабине, козырнул и представился:

– Капитан 2 ранга Епифанов. Куда следуете?

Своим богатырским видом, сединой и гренадерскими усами механик

невольно внушал уважение.

– В Гаджиевку, домой. А вы-то что посередь дороги гуляете в такое вре-

мя? Водку пить пора!

Механик куснул ус, затянулся.

– Служба. Меня с пятерыми орлами до Гаджиево кинешь?

Водила зашелся в хохоте:

– Командир, ты хоть посмотрел на мою тачку? Марина, глянь на этих

хохмачей. Сейчас помру!

Тут обнаружилось то, на что, захваченные переговорами, мы внимания

не обратили. Машина была мусоровозом. Шесть баков для мусора и кран для

подъема. Вот и все. Просмеявшийся водитель пояснил:

– Они пустые, все. Хотите, в них прыгайте. Больше некуда.

222

Часть вторая. Прощальный полет баклана

В мусорных баках никто из нас еще не путешествовал. Да и не собирал-

ся. Все приуныли. Домой хотелось. В бак нет. Шофер взглянул на часы.

– Так подводники. Через минуту газую. Решайтесь. Времени в обрез.

Мы дружно безмолвствовали. Сказать было нечего. Молчание начало

затягиваться, но тут Епифанов выдал тираду, чеканя слово за словом:

– Я на флоте четверть века. Сидеть в бачке для отходов не заслужил.

Но и праздник встречать на дороге тоже! Кто брезгливый – оставайтесь.

Подводник в мусорном баке – это символ эпохи! По коням!

Брезгливых не нашлось. Полезли все. Расположились как в Табели о ран-

гах: первые два бачка – механик с комдивом, вторые – мы, третьи – мич-

маны. Служебная мини-лестница, простите, мусорница. Шофер оторопело

посмотрел на шесть голов с кокардами, торчащие из баков.

– Ну даете! Уши у шапок опустите, с ветерком поедем!

Уши опустили. Механик даже успел вытащить из кармана флягу, отхлеб-

нуть и пустить по кругу. Машина тронулась. Наверное, это действительно

был символ. Полярная ночь. Звезды. По идеально пустой дороге летит в ни-

куда дребезжащий мусоровоз. В мусорных баках элита флота – подводники-

атомоходчики передают друг другу емкость со спиртом. Сплошная роман-

тика.Шофер не обманул. Летели, как из ружья. На КПП Гаджиево тормоз-

нули без пяти двенадцать. Не сомневаюсь, что мичман-контролер до сих пор

вспоминает, как в новогоднюю ночь из мусоровоза десантировались мичма-

ны и офицеры немалых званий. Правды ради скажу: баки так заледенели, что

никто из нас практически не испачкался. По крайней мере, внешне.

Дверь квартиры я открыл, задыхаясь от бега, без одной минуты. Дальше,

надеюсь, ясно без слов. Как пьют и закусывают на Новый год, знает любой.

Праздник для всех одинаков. Но вот дорога на праздник у каждого своя…

Мимоходом. Который час?

Автономка. Где-то середина плавания. Все, вроде, еще ничего, но уста-

лость и раздражение потихоньку сказываются. В ноль часов заступает

первая смена. На пульт ГЭУ вваливается наша троица: электрик стар-

лей Антохин, левый оператор каплей Денисбаев, он же Дыня, и я, пра-

вый оператор старлей Белов. В ожидании команды «От мест отойти!»

завязывается оживленная дискуссия. На данный момент самая живо-

трепещущая тема – переход на зимнее время. Перевод стрелок часов

взад-вперед в нашей могучей стране начал практиковаться не так давно,

и народ все еще постоянно путается. Нынче на дворе, а точнее, за бор-

том осень, и мнения разделились. Волнует одно: перевод стрелок вперед

означает уменьшение нашей вахты на один час и соответственно сокра-

щение сна на то же время следующих за нами или, наоборот, и мы сто-

им на час дольше, и они спят больше? Вот мы со стрелками и запутались.

Но как же хочется порой верить в лучшее независимо от обстоятельств!

Каждая смена упирается и с пеной у рта отстаивает свою точку зрения.

К отбою тревоги сошлись на том, что третьей смене волноваться все же

не резон. Они могут потерять час лишь на сне, а вот нам предстоит одно

из двух: стоять либо на час больше, либо на час меньше. Второе все же

предпочтительней.

223

П. Ефремов. Стоп дуть!

Сменились. Вечно замученный Антохин собрал доклады и быстренько

погрузился в призрачный мир полудремы, когда вроде спишь, но на внеш-

ние раздражители реагируешь чутко. Дыня извлек «Войну и мир» и при-

нялся изучать специфику взаимоотношений князя Болконского и Ната-

ши Ростовой. Я же приступил к устранению пробелов знаний по обще-

корабельным системам при помощи вороха технической документации.

Воцарилась рабочая тишина. Только гудели приборы и изредка раздава-

лись нечленораздельные звуки со стороны Антохина.

Прошел час. Оттарабанили очередной доклад в центральный пост.

Дыня, выдав монолог в «Каштан», отложил книгу и вперился взглядом

в циферблат морских часов, висевших аккурат перед ним.

– Ё-моё! Еще три часа! Охренеть можно!

Антоха, не приходя в сознание, пробасил в ответ:

– Дынька, помолчал бы лучше! Ты что, в первый раз на вахте? Будь

другом, не шуми, дай покемарить…

Дыня заерзал в кресле.

– Лучше в каюте дрыхнуть. Мужики, я все же думаю, что часы пере-

водят на час вперед. Паш, а ты как?

Я оторвался от схем и прикинул возможный вариант.

– Да, неплохо. В два часа стрелки на час вперед. Станет три часа. А там

уже совсем ничего останется. Хорошо бы…

Дыня загорелся. Еще минут пять он вслух рассуждал о правильно-

сти своего подхода, просчитывал варианты экономии электроэнергии

в масштабе страны при переводе времени на час вперед и, наконец, убе-

дил самого себя в верности своих умозаключений. Антоха, все это вре-

мя страдавший от шума, порождаемого монологами Дыни, не выдержал

и разругался:

– Чего ты завелся? Бу-бу, бу-бу! Как на базаре! Ты на вахте или где?

Е…о в табло и думай о своем! Ума не хватает? Так позвони в центральный,

спроси Грозного, он же там бдит, все знает! Но не стрекочи!

Дыня хлопнул себя по лбу.

– Точно! Вот голова деревянная, сам не догадался!

И начал вертеть кружок телефона. Виталик Грозный – наш коман-

дир группы трюмных, вахту несет в центральном посту. Всегда в курсе

всех событий.

– Центральный! Виталь, это ты? Слушай, старик, у нас спор возник.

Часы сегодня назад или вперед переводят? Не знаешь? Спроси у штур-

манов, это же их проблема. Ну, давай, жду…

Дыня прикрыл трубку ладонью.

– Они и сами там ни бум-бум. Сейчас узнает.

Снова приник к трубке.

– Что? Вперед? Виталька, это точно, без дураков? Ну спасибо, дру-

жище! Мерси! Отлично!

Дыня с торжествующим видом положил трубку на аппарат.

– Ну что, быки колхозные, притихли? Кто прав? На час вперед! Ды-

шите ровно, нам скоро сменяться!

Откровенно говоря, я не сильно задумывался над временным вопро-

сом, но перспектива отстоять на час меньше обрадовала и меня. А уж веч-

но умирающего от недостатка сна Антоху вообще окрылила. Он восстал

из небытия и даже открыл глаза.

224

Часть вторая. Прощальный полет баклана

– Дыня. Это не шутка?

– Чего пристал? Я же вам, балбесам, говорил! Не верили…

Антоха молча повернулся к своему пульту и начал заполнять журнал.

Мы тоже.

Без пяти два Дыня торжественно объявил:

– Через несколько минут по всему кораблю пройдет команда: стрел-

ки часов на час вперед! И нам останется тоже всего один час!

Прошли доклады. «Каштан» молчал. Пошел третий час ночи. Дыня за-

ерзал в кресле.

– Что они там? Уснули?

Часы показывали уже две минуты третьего.

– Дыня, тебя обули, как младенца. А ты, бестолочь, уши-то и разве-

сил!

Антоха сплюнул со злости и приготовился снова уйти в нирвану. И тут

ожил «Каштан». Голосом родного командира он возвестил:

– Согласно Указу Совета министров СССР сегодня в два часа ночи

производится переход на зимнее время! Стрелки часов в два часа ночи

переводятся на час вперед. Внимание по кораблю: перевести стрелки

морских и встроенных часов на час вперед! Командир.

И отключился. Дыня ликовал.

– Вот! Вот! Кто прав? Ты, Антоха, только наезжать на людей умеешь.

Слышал?

Антоха не отвечал. Замечание было справедливое. Мы перевели часы

и убедились, что до конца нашей смены осталось уже меньше пятиде-

сяти минут. Книги были отложены, журналы заполнены заранее, завя-

зался традиционный автономочный разговор. Как всегда, о женщинах.

А о чем можно говорить в минуты хорошего настроения? Только о них!

За обсуждением половых проблем время пробежало незаметно. Первым

спохватился недоверчивый Антоха.

– Мужчины, а почему не дали команду «Второй смене приготовить-

ся на вахту»? Давно пора.

Не знаю почему, но я сразу почувствовал неясные опасения. С коман-

дами иногда происходили накладки, всякое бывало, но чтоб вахтенный

механик, наш комдив Петрович забыл? Такого не случалось. Он мог со-

звать смену на развод раньше срока, но позже – никогда. Прошло еще

десять минут. Вторую смену строить явно никто не собирался. Связь без-

молвствовала. Антоха с неприкрытой ненавистью вперился в Дыню.

– Так кто на кого зря наехал? Что скажешь, моряк недоделанный?

А мы тут, как мальчишки, нюни распустили… Отдохнем, поспим, пора

меняться! Тебе, Денисбаич, в степи родные надо, с твоей логикой и ин-

туицией. Баранов пасти!

Вахту так и не построили. В четыре часа собрали очередные доклады

и все. Дыня сидел, боясь пошевелиться, и не поднимал глаз от палубы.

Я снова вытащил схемы и продолжил учебу. Антоха ворочался в кресле,

пытаясь устроить тело поудобнее для дремы. О том, что часы мы переве-

ли неверно как-то не хотелось думать. Но нам напомнили.

Замигал и включился «Каштан». Командир довольным, ехидным голо-

сом поинтересовался:

– Пульт! К смене уже приготовились? Вахтенные журналы заполне-

ны? Порядок навели? Денисбаев, отвечай!

225

П. Ефремов. Стоп дуть!

Дыня принялся что-то мямлить о работе установки, отсутствии заме-

чаний и прочей ерунде. Очень растерянно и неубедительно.

– Хватит нести околесицу! Ну вы, господа управленцы, и шланги!

Слушай приказ! Личному составу третьей смены вахты ПУ ГЭУ переве-

сти часы на два часа назад, ввиду ошибки, совершенной при переходе

на зимнее время. Жду доклада о переводе.

Все верно. Часы-то, оказывается, на самом деле все перевели назад,

а мы вперед. Теперь нам пришлось отмерять уже два часа назад. Боже

мой! Как тягостно, ожидая что вот-вот положишь голову на подушку, по-

лучить еще два часа полновесной вахты. И только из-за своей дурости.

Было четыре часа ночи, стало опять два.

До конца вахты на пульте царила гробовая тишина, лишь изредка на-

рушаемая всеми видами корабельной связи. О шутке в считанные мину-

ты прознала вся неспящая часть корабля, и каждый считал своим долгом

выразить то ли соболезнования, то ли злорадное удовлетворение по по-

воду нашего казуса. Но это были еще цветочки… Днем над нами начал

потешаться весь корабль. И потом еще долго в кают-компании коман-

дир предлагал Денисбаеву перевести стрелки на часик назад и поужи-

нать второй раз, а потом еще и третий.

А поймали нас очень просто. Когда Виталька по простодушию поин-

тересовался у командира о часах, тот мигом смекнул, что к чему. И в два

часа ночи, когда объявили всему кораблю о переводе стрелок, нас попро-

сту отключили, а после командир отдельно для нас выдал ложную инфор-

мацию. А мы, олухи царя небесного, увлеченные дебатами, даже не сооб-

разили запросить любой отсек и, словно детишки, ждали, когда нас по-

зовут спать. Вот и верь после всего этого людям!

ГЭУ как степень единения механического коллектива

Ввод ГЭУ в действие производится по БГ-2 для лич-

ного состава ГКП, БЧ-5, службы Х…

Из должностной инструкции

… да, придя в родную базу, выведемся, хоть не сразу.

С криком радостным: «ЗЕМЛЯ!!!» – люкс рванет-

ся с корабля.

И останется опять на борту лишь БЧ-5…

Капитан 2 ранга А. Вашков

Такое широкое понятие, как корабль в море, предполагает два не менее

широких понятия: ввод и вывод ГЭУ из действия. Масштаб этих процессов

правильно могут оценить только непосредственные участники, творцы и ис-

полнители. А это мы, дивизион движения электромеханической боевой ча-

сти ракетного подводного крейсера. И, разумеется, электрики, электротех-

нический дивизион. Да простят меня МАГАТЭ, Минатомпром, инспекция

по ядерной безопасности и все остальные инстанции, но речь пойдет о мах-

226

Часть вторая. Прощальный полет баклана

ровых нарушениях всего чего только можно. И дабы не дразнить стороже-

вых псов ядерной энергетики и уставного порядка, предлагаю все последу-

ющее считать вымыслом и безбожным враньем.

Что выход, что возвращение в базу – самое собачье время для меха-

ников. Допустим, через неделю в море. Штурманы рисуют карты, акустики

не спеша проверяют аппаратуру, коки подсчитывают содержимое провизи-

онок. Все заняты делом. И механики, само собой. Все крутится. Первый зво-

нок. До выхода осталось трое суток. Тревога, всех на борт, все по боевым по-

стам – комплексная проверка систем и механизмов ГЭУ. Ну по постам раз-

бегаются, естественно, только механики, остальные, справедливо полагая,

что это мероприятие касается их формально, дрыхнут по каютам, всеми до-

ступными и недоступными способами пытаются слинять с корабля и еже-

минутно названивают на пульт ГЭУ с одним вопросом: «Вам еще долго?»

Ну а если сам командир куда-то спешит, то выражается коротко и ясно: «За-

канчивайте через полчаса!» А так как комплексная проверка идет часа че-

тыре и чудесным образом выпадает почти всегда на выходные, вопрос этот

звучит довольно актуально. Поэтому, с молчаливого одобрения механика,

комплексная проверка частенько просто записывается в журнал, а прове-

ряют самые необходимые и лишь внушающие опасения элементы. Осталь-

ное кулуарно и тихонько проверяют командиры групп и старшины команд

до или после тревоги.

Но если вы думаете, что вся волокита на этом закончена, вы не моряк.

Она только началась. Планы флота подобно осенней погоде меняются еже-

минутно и без учета людских проблем. Вы отработали комплексную, а в это

время лаперузы в штабе уже задумали перенести выход на сутки. Казалось

бы, ерунда. Но теперь комплексную проверку придется проводить снова,

ведь пройдет больше трех суток до ввода и положено снова все проверять.

Помню, мы две недели, каждые трое суток имитировали эту самую провер-

ку, а в море так и не вышли. Но это еще не худший вариант. Хоть домой по-

падаешь! Но бывает, когда уже завелись, установка пыхтит вовсю, механи-

ческая вахта шмелем вьется, а команды в море нет и нет. Вот это беда!

Как-то раз ждали на Северном флоте незабвенного Пашу-Мерседеса

в самом начале его карьеры. Зачем – не знаю, но, как всегда, готовились

встретить по полной схеме. Нас аврально завели, посадили на борт и сказа-

ли – ждите команды, идем в море перед министром плясать. А он взял и опо-

здал. Недели на две. Забыл, наверное, что его на Кольском полуострове целый

Северный флот с фанфарами дожидается. И не предупредил шалун, что его

не будет. А наши отцы-командиры словно слюнявые первоклассники заик-

нуться в Москву о том, что здесь полфлота под парами его ждет, естественно,

постеснялись. Так мы и жгли ядреное топливо две недели, дожидаясь у пир-

са лучшего министра обороны всех времен и народов. А знаете, сколько сто-

ит один час работы установки хотя бы на мощности 15 %? Ошалеть можно.

На эти деньги можно пару дней всю страну колбасой кормить, и это как ми-

нимум. Про надводников я и не заикаюсь, они министра вообще в море жда-

ли загодя. Мазута сожгли пропасть, не говоря уже о чем другом.

Ну да ладно. День стоим – весь экипаж на борту, другой, третий – нет

министра на Кольской земле, и все тут! А дом рядом, десять минут пешком.

Звонит командир БЧ-4 однокласснику в Североморск по ВЧ. Тот оперативным

связистом заступил. Мол, где там Грачев потерялся? Заждались. А у того че-

рез ухо все флотские приказы и слухи проносятся. Он и отвечает: да он еще

227

П. Ефремов. Стоп дуть!

и из Москвы не вылетел, и когда будет, неизвестно, а все флотское командо-

вание в обычном режиме служит: 18.30 – море на замок и по домам. А если

учесть, что знакомые и одноклассники не только у нашего связиста есть, на тре-

тий день вся флотилия знает – ничего не будет, по крайней мере пока. Но нам-

то не легче! Мы под парами! Домой ни шагу, в море ходу нет! Все! Залипли.

У командира от долгих сборов пламенный боевой порыв спал, смотришь, одно-

го, другого люкса вечерком домой спустил, старпом на пару часиков сбегал –

фильтруются немеханические на берег потихоньку. Сам командир строгость

блюдет, домой ни шагу. Спит как убитый, загодя силы на выход набирает. Ко-

роче, одни механики в работе. Вахты, как в море. Подменишься ночью часа

на два, галопом домой сгоняешь, чтобы ни свои, ни чужие не видели, и снова

на борт. Командир механиков ни за какие деньги на берег не отпустит, ядер-

ная безопасность – штука серьезная, узнают – по головке не погладят. Ме-

ханик боится, бережет заднее место, и правильно делает. Он за все в ответе.

У старпома один ответ: иди, но если что, я тебя не отпускал.

Короче, дело – вакуум. Днем штурманы, связисты и прочие люксы

обязательно дела в штабе найдут и смоются. А мы сидим как привязанные:

ни дома, ни в море. Вот тут-то и начинается. Идти некуда. После вахты, пока

воды с базы в достатке, натопишь сауну. Попаришься. Ну а что после баньки-

то у русского человека первое дело? Вот-вот, как Суворов говаривал: послед-

ние портки продай, а выпей. А шило пока еще на флоте никто не отменял, да

и свои запасы опытные военные всегда имеют. Раз банька, два банька, а если

стоишь две недели? И пошло-поехало пассивное пьянство, совмещенное

с «синдромом крысы». Выпил, забился в каюту и дрыхнешь. Так и стояли.

Две недели – 336 часов. Людей повыматывали, матчасть напрягли. А у нас,

для справки, ГЭУ в базе не больше 200 часов в год работать должно. С кого

спрашивать? То ли с Павлика необязательного, то ли с начальников трусли-

вых. Да и будут ли спрашивать? Страна огромная, богатая. Переживет.

Другое дело, когда в море взяли и вышли. Без проволочек и надолго. Хо-

дили, бродили, боевые задачи выполняли, наконец, в базу. Пришли, пришвар-

товались. Электрики часа за три до базы концы питания наверх вытаскивают,

побыстрее питание с берега примешь – побыстрее вывод ГЭУ закончишь. Это

при советской власти концы питания с собой не возили. Сейчас все с собой

таскают. Рыночная экономика: оставишь на пирсе, и нет их. Медь – штука

дорогая, никто не брезгует ей ноги приделать. От мичмана предприимчивого

до многозвездного военного. До года восемьдесят восьмого обрубков этих ка-

белей около каждого пирса было пруд пруди. Потом исчезли в один день. Лишь

после узнали, что в Мурманске шведы или норвежцы медь за валюту прини-

мать стали. А кто может за одну ночь два-три «КамАЗа» многокилограммовы-

ми кусочками загрузить? Понятно, откуда ноги растут?

Бог с ними, с кабелями. Об этом разговор отдельный нужен. Вот толь-

ко одно понять не могу. Почему, когда простой офицер с Севера уезжает,

все вещи в один контейнер вмещаются? А когда адмирал – подавай ему ми-

нимум пять. Прямо-таки мини-Россия получается: русские офицеры и «но-

вые» русские офицеры. Пойдем дальше. Пришвартовались, электрики сло-

мя голову носятся, питание принимают, мы телефоны обрываем, вызываем

пробоотборщиков с СРБ. Без них выводиться нельзя. Надо анализы перво-

го контура отдать. Наконец «бояре» с СРБ прибыли, все сделали, и мы до-

кладываем командиру, что готовы к выводу. Шеф дает отмашку, и мы начи-

наем. А весь корабль в это время лихорадочно ищет возможность дернуть

228

Часть вторая. Прощальный полет баклана

домой. Вся люксовская братия осознает, что на корабле уже делать нечего

(что справедливо, но очень обидно для механических сил) и всеми правда-

ми и неправдами старается покинуть борт родного корабля. Первым после

швартовки, чуть ли не раньше командира на пирс выпрыгивает «особняк».

Ему сам черт не указ, и его никто не остановит. С ЧК не шутят. Хотя по всем

документам до сброса аварийной защиты обоих реакторов на берег сойти

не имеет права ни один член экипажа. Даже такой значительный, как флот-

ский чекист. Позже пойдут другие «незаменимые»: секретчик в штаб, доктор

в госпиталь, интендант неизвестно куда, еще кто-то куда-то, и потекло, по-

плыло. Ладно, тех, кто на вахту после вывода заступает, отпустят часа на два

семью обнять. А остальные? Море на замок всеми правдами и неправдами.

Мой последний командир, при всех своих минусах, правила знал и выпол-

нял. И первый раз на моей памяти не закрыл глаза на такое дело. Взял и при-

казал после сброса защиты экипаж построить на пирсе, проверить людей,

и отсутствующих обидеть финансово. Господи, горе-то какое было! Люксы

шатались по пароходу, проклинали сатрапа-командира, не знали куда деть-

ся и ежеминутно названивали на пульт с глупыми просьбами. Ну тут мы по-

веселились! Каждый вывод мы и без этого кумы королю, а здесь все вовсю

умоляют, ну поскорее, миленькие, пожалуйста, ножками стучат, домой хо-

чется! Мелочь, а приятно!

Любой оператор ГЭУ знает: после моря домой он попадет позже всех.

Даже если принципиальный командир оставит всех ждать окончания, ме-

ханический офицер все равно останется привести механизмы в исходное,

поставить парогенераторы на хранение, турбину ГТЗА попроворачивать,

да много всякого. Ко всему прочему, по флотской иронии судьбы, из морей

приходят, как правило, под вечер. Часиков эдак в девятнадцать-двадцать.

Приплюсуйте часа полтора на приготовления и пробы, часа четыре на вы-

вод, и домой уже толку идти нет. Крути не крути, а к восьми ноль ноль весь

экипаж на пирс, подъем флага – традиционный ритуал.

Да и сам вывод – это тоже ритуал. Незаконно – неуставной. Прозве-

нела тревога, собрались на пульт, начали один борт. Первый и второй опе-

раторы на местах, комдивы тоже, остальные из отсеков доложились и тоже

на пульт прирулили. Перешли на ручное управление, снизили температу-

ру, начали промывание парогенераторов – и поехали. Промывание идет

час, время есть. Режется сало, чистится лук, вскрываются консервы и глав-

ное – разбавляется шило. В чисто военно-морских пропорциях – два к одно-

му. Не две части воды к одной спирта, а наоборот. Так убедительнее и дей-

ственнее. Все маскируется под массовое чаепитие. Секрет Полишинеля. Все,

вплоть до командира, знают, ну или догадываются: механики выводятся, по-

шел процесс. Лучше закрыть глаза и ничего не замечать. Или только в край-

нем случае, если уж бесчинства пойдут. Но это редко. А так тихо-мирно. Сей-

час можно немного расслабиться. Не надо очертя голову лететь на пульт ГЭУ

при любом залипании техники, дрожать над работой испарителей, вскаки-

вать при утробном звуке падающей защиты. Все позади, работа окончена.

Ждем новой, а пока – расслабляемся.

Под неторопливый процесс вывода установки, принятия антистрессо-

вого напитка и поглощения продуктов питания мы решаем, кто остается по-

сле ухода всех. Комдив – само собой, командир реакторного – как правило,

и один управленец. Остальные после всего могут идти домой, но большин-

ство все же остается. Особенно если поздно. Домой пойдешь – не выспишь-

229

П. Ефремов. Стоп дуть!

ся. Опять же не для ушей блюстителей ядерной безопасности, вывестись

можно очень быстро, выполнив ко всему прочему все необходимые опера-

ции, а не просто нажав кнопку сброса стержней АЗ. Уметь надо, и это уме-

ние свое воплощать в жизнь. Частенько после обсуждения с механиком всех

нюансов так и делается, но никому до поры до времени не докладывается.

Несмотря на свой якобы аристократизм, редко кто из люксов знает, что за-

щиту реактора можно сбросить бесшумно, а о световой сигнализации в ЦП

вахтенные офицеры, конечно, знают, но что и когда горит – тайна остро-

ва Пасхи. Лишние знания отягощают голову и мешают полноценному вос-

приятию мира, так сказать. Командир перед каждым заходом в базу часов

десять торчит на мостике в любую погоду, на берег до сброса защиты сой-

ти тоже не имеет права, и с началом вывода падает в каюте на шконку как

убитый, только мыча в «Каштан» в ответ на доклады дежурного. Так что все

в наших руках. И порой, когда весь корабль думает, что до конца вывода еще

тьма времени, мы уже все окончили и сидим, мирно попивая горячительные

напитки, и, сверяясь по часам, докладываем этапы «большого пути» для за-

писи в журнал дежурного по кораблю. Все равно раньше докладывать нель-

зя. Такие вот ядерно опасные дела. А помогает нам наводить тень на плетень

обилие взаимоисключающих руководящих документов и директив (смотри-

те рассказ «Кладезь знаний»). При умении, желании и опыте с их помощью

можно доказать любому все что угодно. Ну а шило? Современная медицина

еще не сумела придумать более сильного средства против стресса. По край-

ней мере, для нас, русских. И я думаю в умеренных дозах его надо прописы-

вать после долгих походов. Особенно если там, где ты живешь, ничего, кро-

ме ДОФа и магазинов, нет и, думаю, никогда не будет. Раньше не сделали,

а сейчас никому это и подавно не надо. Не те времена.

На флоте, надо с этим смириться, пили, пьют и пить будут. От адми-

рала до последнего матроса. Видел я, как горькая хороших ребят сжигала,

пьяных замкомдивов с царскими замашками в море наблюдал, сам грешен

был, не скрою. Но могу сказать одно. Если раньше пили для удовольствия,

то сейчас – кто-то от обиды и злости, кто-то от вседозволенности. А причи-

ны со следствиями ох как связаны! И уж если это зло неистребимо, так пу-

скай причины для него будут хорошие и радостные.

Бывало и хуже!

У меня от ваших фокусов, господа механики, спи-

на потеет и прочие гениталии.

– А спина – это гениталии, товарищ капитан

2 ранга?

– У военного все гениталии!

Помощник НЭМС капитан 2 ранга Мерзликин

Автономка. Пятьдесят восьмые сутки похода. Двенадцатые сутки

подо льдом. Глубина 110 метров. Наверху плотный лед, внизу километровая

глубина. Тревог на всплытие под перископ и на сеансы связи нет уже почти

230

Часть вторая. Прощальный полет баклана

две недели. На борту старшим в походе – заместитель командира дивизии.

Конфликтует с командиром постоянно. Ищем полынью или тонкий лед, что-

бы всплыть и определиться с местом. На корабле привычная рутина: вахты,

осмотры, занятия, приборки.

12.30. Начало учебной тревоги для повседневных осмотров кабельных

трасс, с дальнейшим плавным переходом в общекорабельную войну. Снова

будем условно топить, поджигать и взрывать отсеки. Однообразие процедуры

и неграмотность сценариев надоели до зубной боли. Перед каждой «войной»

механик шепотом доводит по «Каштану» очередной план на пульт. Не дай

бог, наши действия пойдут вразрез с теми, которые уже представил в своей

голове старший на борту. Тревога для всех, и на пульте яблоку негде упасть.

Оба комдива, управленцы: я и Белошейкин побортно, электрик на «Каме».

Изредка забегает киповец Скамейкин. Вообще обстановка рабочая. Регу-

лярность этих зачетных, контрольных, тренировочных, подготовительных

учений окончательно притупила их восприятие. Серьезно это мероприятие

уже при всем желании не воспринимается. Отсидеть, откукарекать по связи

набор дежурных фраз: «…выполнены первичные мероприятия…», «…услов-

но сброшена аварийная защита…», «…условно начата проливка активной

зоны…». И все. Ну а сейчас – сидим на пульте и ждем начала.

14.00. Началось. Старпом усталым голосом, пытаясь изобразить край-

нее возбуждение, то ли кричит, то ли шепчет в «Каштан»:

Учебно-аварийная тревога! Взрыв аккумуляторной батареи во втором

отсеке!

Заверещала аварийная сигнализация. Комдив раз Петрович доклады-

вает в ЦП о готовности, смотрит на часы и изрекает:

– Мужчины, эта лабуда на час, не меньше. Давайте чайку сообразим.

Все соглашаются. Что будет дальше, знаем назубок. Пожар в нашем от-

секе, вода в восьмом, под занавес – разрыв первого контура левого борта

на неотключаемом участке. Старший непременно скажет, что все делалось

неправильно, и завтра начнем сначала. Он с командиром на ножах. Ну рабо-

та у начальников такая – вечно быть недовольными! Что с них, бедняг, возь-

мешь? Ну не могут они по внутреннему своему устройству признать, что мы

знаем, что делать! Не могут!

Поставили чайник. Из сейфов извлекли баранки, сухарики, варенье.

Завязалась неторопливая беседа. Анекдоты, женщины, отпуск. По ходу дела

начался условный пожар и в нашем отсеке. Не отвлекаясь от чаепития, до-

стали свои идашки, распустили шланги ШДА. Вдруг ненароком заглянет по-

средник, а мы готовы. Обстановка создана. Считая людей, заглянул коман-

дир отсека. Накарябал на бумажке наше количество, вздохнул:

– Как оно все надоело!

И ушел считать остальной отсек.

14.25. Как всегда, одна война плавно перетекает в следующую. Цен-

тральный пост начал усиленно «топить» восьмой отсек, про недопотушен-

ный «пожар» в третьем сразу забыли. Поглядывая на часы, продолжаем дис-

куссию за чаем.

14.33. Из-за приборов, разделяющих пульт ГЭУ и киповскую, вырыва-

ется огромный черный клуб дыма. Оттуда слышится вопль Скамейкина:

– Мужики!!! Пожар в киповне!!!

Секундный ступор. Петрович сметает рукой чашки и объедки со стола

на палубу. Комдив два каплей Кулик докладывает в центральный. От дыма

231

П. Ефремов. Стоп дуть!

хочется кашлять. После недолгого замешательства трансляция центрально-

го поста оживает.

– Аварийная тревога! Фактически! Пожар в третьем отсеке, горит вы-

городка КИП! Личному составу третьего отсека включиться в ИСЗ!

Торопливо натягиваем маски ШДА. Дым хоть и пыхнул всего один раз,

но от него противный и едкий привкус во рту и слезятся глаза. Внезапно,

ни с того ни с сего со своим противным охающим по всему кораблю звуком

падает аварийная защита реактора правого борта. Моментом. Без предупре-

дительной сигнализации.

Белошейкин в шоке. Установка работала как часы. Никаких предпосылок.

Пару секунд спустя с тем же эффектом валится защита левого борта. Теперь

в шоке и я. Свет на секунду гаснет и перемигивает. Все теперь сидим на акку-

муляторной батарее. Оба АТГ останавливаются. Ход потерян. Стрелки тахоме-

тров медленно откатываются к нулю. Аварийная сигнализация на мнемосхе-

мах взбесилась, зажигая один за другим попутные сигналы. Все ревет и мига-

ет. Маски скидываем к чертовой матери – начинается уже настоящая работа.

Отключаем звуковую. Становится тише. Пытаемся снять аварийные сигна-

лы, чтобы остановить ход поглотителей вниз. Не выходит. Сигналы не снима-

ются. Из центрального что-то заверещали. Петрович кричит:

– Паша, ответь им хоть что-нибудь, чтоб отвязались!

Я подключаю центральный и, прижавшись губами к «Каштану», пыта-

юсь доложить о происходящем. Оттуда слышны шум и крики. Центральный

голосом механика требует только ход, остальное потом. Сообщаю комдиву.

Петрович огрызается:

– Сам знаю! Лаперузы…

Поворачивается к комдиву два.

– Андрюха. Подхватывай линию вала гребными. Разобщать муфту

не будем, времени нет. Смотри, как по оборотам можно станет – подхва-

тывай!

А центральный пост продолжает пилить с докладами о тушении и про-

чем. Я пытаюсь отбрехаться, ибо обстановки за приборами мы и сами не зна-

ем. Петрович, раздирая горло, вопит в киповскую:

– Скамья!! Ё… твою мать! Что случилось?! Все вниз летит!

В киповне шум. Туда уже вломилась аварийная партия, вооруженная

всем чем можно, для тушения пожара. Слышна ругань Скамейкина.

– Пошли отсюда на… Все, потушен пожар! Докладывай: возгорание

блока в приборе… Потушил, потушил… Да свалите отсюда! Установка на-

крылась! Только под ногами путаетесь!

На пульт влетает Скамейкин, потрясая почерневшим блоком.

– Вот он, сука! Все из-за него.

Петрович уже осознал никчемность наших попыток остановить про-

цесс съезда стержней. Поворачивается.

– Скамья, где зиповский блок? Ставьте быстрее. Смотри, что тво рится.

Скамейкин морщится.

– Петрович, он где-то в ящиках, в девятом отсеке. Надо искать. Минут

пятнадцать точно.

У Петровича аж скулы сводит. Но делать нечего.

– Давай, Скамья, дуй туда. Руки в ноги. Ищи. Я в центральный скажу,

чтобы пропустили через отсеки. А то ракетчики уже в штаны наделали, пе-

реборку не откроют. Очень жизнь любят.

232

Часть вторая. Прощальный полет баклана

Скамейкин исчезает за дверью. Становится заметно, что пополз диф-

ферент на нос. Ожил «Каштан».

– Пульт! Комдив раз! Вы что, окаменели там? В чем дело? Доклад!

Все произошло в считанные секунды и про центральный снова забыли.

Петрович берет переговорник.

– Центральный, сработала аварийная защита обоих бортов. Причины

выясняем, по-видимому, из-за сгоревшего блока. Не сможем ввести установ-

ку в действие, пока блок не будет заменен. Прошу пропустить Скамейкина

в корму за ЗИПом. Возгорание потушено…

«Каштан» щелкает, и раздается голос ЗКД:

– Тишин, все понятно. Устраняйте. Почему электрики не переходят под

гребные электродвигатели? Потерян ход! Взгляните на глубиномер!

Все повернули головы. Глубиномер показывал 150 метров. Тахометры

ГТЗА были практически на нуле. Мы тихонько планировали вниз. Мало-

помалу рос и дифферент. Центральный продолжал:

– Кулик! Какие проблемы?

В суматохе про электрические дела мы подзабыли. Своего хватало. Ку-

лик поднял виноватые глаза от своей «Камы».

– Товарищ каперанг, не снимается блокировка ГЭД.

Его стало даже жалко. Комдивом Кулик стал на заводе в лейтенантском

звании. Помогло отсутствие других кандидатов и бурная деятельность Ку-

лика на поприще партполитработы. И хотя парень он был сообразительный

и неглупый, но в море после завода ходил редко. А никакая теория не срав-

нима с практикой.

– Работайте! Обо всем докладывайте в центральный. Дацюк в корме,

свяжитесь с ним.

Замкомдива отключился. Его голос был мраморно спокоен. Дальней-

шее было не в начальственной воле. И, слава богу, он это понимал. Любой

командир – дока во всем, но знать механическую часть корабля для боль-

шинства из них – ниже собственного достоинства. У понимающих это хва-

тает ума не лезть руководить, у других – не хватает. Наш ЗКД, на счастье,

принадлежал к первым.

На пульт врывается флагманский механик Дацюк. Он посредничал

в восьмом отсеке и после аварийной тревоги и сброса АЗ остался там. Те-

перь прилетел к нам.

– Кулик! Почему не отключаешь блокировку с пульта? Обалдел?

– Не отключается, Александр Иванович. Я тумблером щелкаю, а лам-

па не гаснет. Не понимаю.

– Старшину команды в корму, техника туда же. Скоро поздно будет.

Я с ними. Держи связь.

Стрелка глубиномера медленно, но верно двигалась вверх. 170, 180, 190…

Мы сидим совершенно беспомощные. Сигналы без блока не снимались, и по-

глотители катились вниз. Оба реактора все глубже и глубже погружались

в «йодную яму». Скамейкин вместе с инженером все еще копались в кор-

ме, выискивая замену сгоревшему агрегату. Блокировка гребных не отклю-

чалась. Центральный пост постоянно поддувал нос, выравнивая дифферент,

но корабль все продолжал и продолжал идти вниз. 200, 210, 220… Ситуация

становилась все занятнее.

Вариант первый. На такой глубине продувать цистерны главного балласта

и аварийно всплывать – решение сомнительное. Неэффективно. А если и вы-

233

П. Ефремов. Стоп дуть!

несет наверх, то сомнет льдом и рубку, и надстройку, может заклинить люки

ракетных шахт и торпедных аппаратов. А это ремонт уже минимум на полго-

да. Да и после такого вылета наверх, во льды, возвращение на базу своим хо-

дом – под вопросом. Что за этим следует – сами понимаете. Нужен ход.

Вариант второй. Не дадим ход. Что ж, тогда можно детские годы вспом-

нить. Лучшие моменты жизни и все такое. Стопочку выпить, если успеешь.

Но это, конечно, в крайнем случае…

Стрелка глубиномера продолжает движение. 230, 240, 250… Петрович

вернулся из кормы, куда успел сгонять, чтобы помочь в поисках.

– Дело полный финиш. Турбинеры весь ЗИП переставили, Скамья

не может нужный ящик разыскать.

Посмотрел на глубиномер. Присвистнул.

– Ну быки колхозные! Еще немного, и можно давать команду «Курить

в отсеках!». Ладно, где чайник-то?

Лодка уже пролетела черту глубоководного погружения для нашего типа

кораблей. Не грех и чайку попить. Напоследок. Спешить больше некуда.

С грохотом распахивается дверь пульта. Влетает пыхтящий и булька-

ющий Дацюк.

– Андрей! Ты сразу блокировку откуда снимал? С пульта?

Кулик кивает.

– Флотоводец засраный… Комдивка картонный… Бл… Пускай греб-

ные!!!

Кулик дергается.

– Блокировка…

– Какая на… блокировка?! Пускай!!

Кулик командует в корму. Потом пускает гребные с пульта «Кама». Они

работают. Глубина 279 метров. Стрелка глубиномера вздрагивает и останав-

ливается. Дацюк докладывает в центральный о даче хода. Буквально сразу же

прибегает радостный Скамейкин.

Блок найден. Три минуты на замену – и мы снимаем аварийные сигна-

лы. Сразу, не дожидаясь разрешения центрального поста, взводим АЗ и начи-

наем тянуть решетки вверх. Все правила соблюдения ядерной безопасности

свернуты в трубочку и засунуты в… Вот теперь надо спешить, галопом!

15.10. Понемногу начали всплывать. Кулик с Дацюком убыли в централь-

ный объясняться. Петрович сидит с нами, подгоняя меня и Белошейкина:

– Давай, давай, без остановок. А то и так уже реакторы отравили, хрен

знает сколько выползать будем.

На пульт возвращаются Дацюк и Кулик. Флагманский просит внимания.

– Ребята, это же просто конфуз. Я в центральном задницу этого юно-

ши прикрыл, но вам знать надо.

Дацюк начинает рассказывать. Господи! Сели в лужу на детской вещи.

При снятии блокировки с пульта сигнализация не гаснет. А гаснет лишь

при снятии с местного поста. Кулик ключом дернул – лампа горит. Так она

и должна гореть! А от нервозности обстановки эта чепуха из его головы вы-

летела начисто. Горит – значит, не отключена. Ну и давай искать неисправ-

ность. Благо Дацюк, хоть и не бывший электрик, но эту ерундовину припом-

нил. Вот так: искали щуку, нашли пескаря.

Из «йодной ямы» мы добросовестно вылезли. Правда, только через час

перевели нагрузку на турбогенераторы и перешли в обычный режим. Битый

час угорали со смеху, вспоминая лицо Кулика в момент прозрения. В вахтен-

234

Часть вторая. Прощальный полет баклана

ных журналах эта история никаких следов не оставила. Текучка. Не было это-

го. Да и не могло быть, когда на борту начальник. Вечером на докладе ЗКД

разметал в лохмотья командиров всех боевых частей, и на следующий день

«потешные войны» пошли своим чередом. А что, страха-то нет! Хотя и оста-

валась самая малость… Бывало и хуже!

Мимоходом. Идите вы все!!!

Воскресенье. Утро. Часов одиннадцать. Корабль пуст. Выходной. Стоя-

щая вахта дремлет на боевых постах по отсекам, а подсменная обнимает

подушки по каютам. В центральном посту вахтенный периодически ро-

няет голову на журнал, а дежурный по кораблю, презрев все флотские

традиции, уютно свернулся на командирском кресле и дремлет, пуская

слюни. Старший на борту командир. С вечера заперся в каюте и до сих

пор не подает признаков жизни, не считая богатырского храпа, перекры-

вающего гул отсечных вентиляторов. Полная идиллия.

Неожиданно прямо под носом дежурного по кораблю каплея Филато-

ва просыпается и противно дребезжит красный телефон ВЧ. Тот, кото-

рый без наборного диска и с предупреждением о соблюдении военной

тайны. Филатов с трудом разлепляет веки. Поднимает трубку. Позевы-

вая, представляется:

– Дежурный по… кораблю… капитан-лейтенант… Филатов…

Трубка чеканит в ответ:

– Маршал Советского Союза Говорков! Не подскажете…

Филатов недоуменно смотрит на трубку. Наверное, дежурный по свя-

зи изгаляется. Негодяй!

– Послушай маршал, пошел ты на х…! Мальчиков поищи со своими

шуточками!

И бросает трубку. Веки снова сцепились, дыхание изможденного служ-

бой дежурного выровнялось, и он снова погрузился в приятный мир лег-

ких сновидений. Но телефонный хулиган успокаиваться не собирается.

Аппарат снова начинает издавать звуки. Филатов снова разлепляет веки

и поднимает трубку. Но представиться уже не успевает.

– Маршал Говорков! Что за…

Филатова прорывает.

– Слушай, маршал хренов или кто ты там еще! Я тебе по-русски гово-

рю – пошел ты на…! Еще раз позвонишь, доложу оперативному дежур-

ному, что по ВЧ балуешься! Конец связи! Урод ушастый…

Трубка шлепается на телефон. Сон у Филатова пропал начисто. Ему за-

хотелось отомстить наглому связисту за несвоевременные шуточки. Каплей

связался с дежурным по дивизии и выяснил фамилию дежурного по связи.

Оказалось, что сегодня ее обеспечивает его хороший знакомый, бывший

сослуживец капитан 3 ранга Мянчин. Только Филатов приготовился дать

нешуточный устный бой зарвавшемуся «майору», как зазвонил другой те-

лефон. Уже простой, для связи в базе. Звонил дежурный по дивизии.

– Филатов, е… мать… Ты что, вообще головой тронулся? Ты кого и куда

посылаешь? Мне уже оперативный с флота трубку оборвал! Чуть ли

не вместе с погонами!

Филатов почувствовал неясную, но ощутимую тревогу.

235

П. Ефремов. Стоп дуть!

– Товарищ каперанг, тут какой-то придурок замучил. Звонит, пред-

ставляется маршалом и ничего толком не говорит. Я…

– Головка от х…!!! Это же настоящий маршал! Понимаешь, ты, олух?

Настоящий!!! Ему твой командир был нужен!!! Он с его отцом воевал

вместе, и знакомы они. Он из Москвы, из Генштаба дозвонился, а ты его

на х…! Идиот!

Филатов почесал за ухом. Влетел так влетел. Маленьким пистоном

не отделаешься.

– Филатов! Он сейчас снова соединяться будет, ты извинись покор-

ректнее. Аккуратно. Если сможешь, конечно…

Телефон секретной связи зачирикал через пару минут. Теперь Фи-

латов поднял трубку осторожно и с почтением, как будто на том конце

могли это видеть.

– Дежурный по ракетному подводному крейсеру «К-…» капитан-

лейтенант Филатов!

Трубка молчала. Каплей подождал, подул в нее. Тишина. Представился

во второй раз. Трубка не отзывалась. Филатов внезапно вскипел.

– Кто там снова надо мной издевается?!

Трубка наконец ответила:

– Маршал Говорков. Группа инспекторов Министерства обороны.

Филатов скис. Значит, дежурный по дивизии не шутил.

– Товарищ маршал, извините, пожалуйста… Я думал, что со мной…

– Все, мальчик, успокойся и перестань сопли пускать. Повежливее

надо быть с незнакомыми мужчинами. Командира своего к телефону по-

зови. Да, еще. Ты, распи…й молодой, как догадался, что меня в детстве

ушастым дразнили?

– Да я просто так, товарищ маршал, экспромтом…

– Ладно, экспромт, зови своего начальника…

И Филатов понесся будить сладко почивавшего командира корабля…

Позже, по прошествии времени, Филатов даже гордился происшед-

шим. Скажите, а вы хоть раз в жизни посылали маршала куда-нибудь по-

дальше? Попробуйте, не пожалеете.

Заполярный Отелло

После дальнего похода экипаж ПЛ вместе с женами

собрался в ресторане отпраздновать возвращение.

Все основательно подпили. Опрокинув очередную

стопку, немолодой капитан 3 ранга крякнул:

– Ну а теперь, мужики, по бабам!

Сидящая рядом пьяненькая жена возразила:

– Зачем по бабам? У меня муж в автономке!

Флотский анекдот

Не побоюсь быть банальным, но тема любви бесконечна, как конец

питания с берега после долгого-долгого плавания. И как всем известно, это

236

Часть вторая. Прощальный полет баклана

святое чувство шествует по миру в сопровождении целого сонма пороков,

присущих не всем, но знакомых каждому. Надеюсь, перечислять их нужды

нет. А теперь представьте маленький городишко с населением чуть более

двадцати тысяч, да и то треть из них – матросы, живущие в казарме. Го-

родок, где мужья по меньшей мере три-четыре месяца в году бороздят глу-

бины Мирового океана в полной оторванности от женского пола. Городок,

где женам работать негде, и они, еле дождавшись лета и подхватив детей,

катапультируются на Большую землю с мая по сентябрь, оставляя мужей

на произвол судьбы и командования. Городок, где развлечений немного:

походить по магазинам, совершить вояж в гарнизонное злачное место –

ресторан «Мутный глаз» или позаниматься бытовым пьянством с друзья-

ми (муж в отсутствие жены) или подругами (жена в отсутствие мужа). Иде-

альная среда для приключений, усугубленная ежегодным пополнением на-

селения в виде неокольцованных лейтенантов, жаждущих любви и ласки,

причем немедленно.

На первенство в этой истории претендовали все четыре флота, все фло-

тилии и мало-мальские военно-морские базы. Не суть важно. Если эти собы-

тия и имели реальную основу (в чем лично я не сомневаюсь), то все участ-

ники ее молчали, молчат и будут молчать. Ибо даже в наше нелегкое время

аналог этому происшествию надо поискать.

Супружеская чета Муравьевых нравилась всем. Она – красивая нату-

ральная блондинка, ноги – от коренных зубов, на удивление, добра и при-

ветлива. Чем, как известно, не особенно страдает подавляющее большин-

ство красивых женщин. Он – статный, подтянутый, мужественный капитан-

лейтенант, тоже не обделенный мужской привлекательностью. Семья жила

душа в душу и поводов для сплетен не подавала. По магазинам Стас и Лари-

са ходили, держась за руки, как пионеры, порознь их почти не видели, и во-

обще от их пары буквально исходила аура любви и благоденствия. Полная

идиллия, одним словом.

С годами их чувства не слабели, а только крепли, на зависть окружа-

ющим. За семь лет между ними ни разу не пробежала черная кошка. Един-

ственное, Стас, посматривая вокруг, понемногу в глубине души начал му-

читься вечным спутником семейного счастья – ревностью. Будучи по при-

роде человеком выдержанным, Стас не позволял этому пороку выплеснуться

наружу, давя все сомнения на корню. Хотя кто знает, какие бури бушевали

в душе подводника, когда он ловил восхищенные взгляды мужчин, смотря-

щих на его жену, и слушал комплименты и любезности сослуживцев на празд-

ничных банкетах. Тем не менее внешне ничего заметно не было, и даже Ла-

риса сомнений и тревог мужа не замечала. А вот Стас незаметно созревал,

прямо как прыщ перед тем, как лопнуть.

Корабль уходил в море на контрольный выход. Схема отработанная

и привычная. Десять дней тревог и нервотрепки плюс десять бессонных

ночей. Рано утром Стас попрощался с женой, поцеловал спящего сына и,

пообещав вернуться через десять суток, отправился выполнять консти-

туционный долг. Моря выдались нелегкие, то тут, то там намертво отка-

зывалась работать матчасть. Стас служил в «механических силах» и по-

рядком намучился, днем и ночью латая капризную технику. Тем обиднее

было решение старшего на выходе командира дивизии на седьмой день

идти в базу по причине массовой неисправности технической части ко-

рабля. Злость и раздражение Стаса скрашивало лишь одно: теплый бок

237

П. Ефремов. Стоп дуть!

жены стал на три дня ближе. А так как импотенцией соскучившийся ка-

плей не страдал, то весь путь домой провел на подъеме, рисуя в мыслях

одну картинку за другой.

По традиции в базу вернулись поздно вечером. Когда чехарда с выво-

дом ГЭУ закончилась, Стас, даже не опрокинув традиционную стопку спирта

за прибытие, словно жеребец поскакал домой. Смакуя процесс возложения

головы на пышную грудь законной супруги, Стас домчался до дома, рывком

поднялся на третий этаж и затормозил перед родной дверью.

Было начало второго ночи. «Мои спят», – подумал Стас. И представил,

как неслышно разденется и запрыгнет в постель к Ларисе, на удивление той,

и все последующее безобразие… Как можно аккуратнее вставив ключ, дро-

жащий от нетерпения Стас тихонько повернул его и протиснулся в прихо-

жую. Механиком каплей был отменным, замок регулярно смазывал, и тот

его не подвел.

К большому его разочарованию, жена, судя по всему, не спала. Из-за

неплотно прикрытой двери спальни падал луч света и что-то слышалось. Что

именно, Стас не понял и, не раздеваясь, даже не снимая фуражки, на цы-

почках подкрался поближе. От нехороших предчувствий его пробил озноб.

И действительно, его глазам предстало не снившееся ему даже в самом страш-

ном сне.

Горел ночник. На его супружеском ложе бесстыдно раскинув ноги

и раскидав по подушке белокурые волосы, лежала женщина. Все остальное

закрывала фигура обнаженного мужчины, ритмично задиравшего зад к по-

толку. Женщина стонала во весь голос, его жена стонала так, как никогда

не стонала под ним.

Стас был убит на месте. Вся жизнь рухнула в одночасье. Сколько он про-

стоял в полупарализованном состоянии, неизвестно. Но когда Стас очнулся,

за свои поступки он уже не отвечал. В милицейских протоколах это называ-

ется «в состоянии тяжелого душевного потрясения…».

Охваченный пламенем мщения за поруганную супружескую честь, Стас

начал судорожно искать кобуру на поясе. Ее, естественно, не было. Корти-

ка тоже. Стас ринулся на кухню. Первое, что попало под руку, была вилка.

Красивая мельхиоровая вилка из набора, подаренного им на свадьбу. Зажав

в крепкой офицерской руке неуставное холодное оружие, Стас метнулся об-

ратно к спальне. Ворвавшись, как торнадо, в обитель изменщицы, перехва-

тив для верности вилку второй рукой, униженный офицер от души размах-

нулся и… Рука оскорбленного военного не дрогнула. Вилка, описав широкую

дугу, почти полностью погрузилась аккурат посередине движущихся ляжек

прелюбодея. Описать раздавшийся после удара крик я не решусь. Ветеран

войны, приехавший в гости к сыну, в квартиру по соседству, переживший

блокаду Ленинграда и штурм Берлина, рассказывал, что проснулся с криком

«Бомбы!» и поднял на ноги всю семью. Причем в отсутствии бомбежки и по-

страдавших его убеждали всей семьей минут сорок. У соседей сверху опи-

сались дети и чуть не наложили в штаны родители по причине непередавае-

мого ультразвукового воздействия. А овчарка других соседей выла до утра,

оплакивая чью-то собачью жизнь.

Оставив орудие мщения торчать в анусе осквернителя, Стас резко раз-

вернулся и почти строевым шагом вышел из спальни. У него осталось только

одно желание: покинуть ставший чужим дом, хорошенько надраться и утром

забрать вещи. О содеянном Стас как-то не задумывался.

238

Часть вторая. Прощальный полет баклана

На удивление, в прихожей уже горел свет. И еще там стояла Лариса соб-

ственной персоной, в домашнем халатике и с полотенцем на голове. Краси-

вая и соблазнительная. Для потерявшего все жизненные ориентиры Стаса

потрясений на этот вечер оказалось слишком много. Со стороны это напоми-

нало детскую игру «замри». Онемению Стас не подвергся, но слова из себя

выдавил с большим трудом:

– А там кто? – Дрожащей рукой он показал в сторону спальни.

– Да твой брат Сережка с женой. Его же к нам перевели. Я им спальню

уступила, пока тебя нет. А сама с сыном. Да что за крики-то там?

– Я… Понимаешь… Тут… Вилка…

– А я мыться ходила. Днем напор слабый, а ночью ничего. Слушай, Ста-

сик, у них, кажется, что-то случилось…

– Ага, – только и сказал Стас и грохнулся в обморок.

То, что брат переводится к ним, что у него жена тоже блондинка, что при-

ехать они должны были именно в эти дни, Стас, конечно, помнил, но навер-

нувшаяся на глаза красная пелена заслонила все, да и кто бы мог подумать!

В итоге все закончилось лучше, чем можно было ожидать. Задницу Се-

реже заштопали. Военврач в госпитале, с трудом выдернув вилку, долго вы-

ражал восхищение богатырским ударом, а закончив операцию, похлопал

Сергея по филейной части и обрадовал:

– Геморроя не будет никогда! У тебя там труба, без сучков и задори-

нок. Нефтепровод!

Помолчал и, хмыкнув, записал в журнале, что больной сел на гвоздь. Си-

деть на стуле по-человечески Сергей разучился надолго. Первое время пла-

кал, когда шел в гальюн по большой нужде, и рыдал, когда возвращался. По-

том привык. Сейчас и не помнит, наверное, времена, когда сравнивал унитаз

с электрическим стулом. Сережиной жене Лене расклинившиеся ноги сво-

дили четыре медсестры и хирург. Свели с трудом. А заикалась она всего три

месяца. Да и то только в постели. В общем, все закончилось хорошо. Как го-

ворится, малой кровью. Ячейка общества не распалась, семья сохранена.

Жизнь продолжалась. Стас и Лариса так же гуляли, держась за руки

и воркуя словно голуби. Солнце так же светило, и корабли так же уходи-

ли в море. Вот только Лариса стала убирать по шкафам все острое, вплоть

до зубочистки, а Стас, приходя домой, звонил в дверь по пять минут и ждал,

пока ему откроют.

Что касается Сергея и его жены, то они хоть и простили Стаса, но но-

чевать у брата никогда больше не оставались…

Мимоходом. Каска капитана Хлебова

Капитан-лейтенант Хлебов Виктор Сергеевич человеком был загадоч-

ным во всех отношениях. Большой оригинал. Причуды его были столь

многочисленны и обильны, что народ в конце концов привык и пере-

стал их замечать, воспринимая все его выходки как само собой разуме-

ющееся. А заносило Витюшу черт знает куда. То он ударялся в религию.

Завешивал каюту иконами и образами, все вахты напролет штудировал

религиозную литературу, пересыпал речь богословскими терминами.

Доставал всех. Потом резко уходил в культ здорового тела. Махал гиря-

ми вплоть до сердечных приступов, обвешивался эспандерами, посещал

239

П. Ефремов. Стоп дуть!

все спортивные секции, существовавшие в поселке: от кунг-фу до аэро-

бики. Нешуточно увлекался фотографией. Мог печатать с утра до вече-

ра. Очень многогранная личность. И при всем при том достаточно безо-

бидный человек.

К нам в экипаж он попал после одного случая, когда в Двинске до смер-

ти перепугал троицу молодых шалопаев, перелезших справить естествен-

ные надобности на территорию склада. А Виктор там дежурил в ту ночь.

Два мальчика и девочка, поддатенькие, лет по восемнадцать, перепрыг-

нули через забор и только собрались приступить к орошению террито-

рии, как из дежурки вылез Хлебов.

Зима. Холодно. Снега по пояс. Узрел Виктор нарушителей, кричит, ухо-

дите, мол, с территории! Охраняется! А те хохочут. Дескать, пошел бы

ты, офицер, подальше. Иди грейся, не лезь не в свое дело. Виктора Сер-

геевича и пробрало. Вынул табельный Макаров, и, как по уставу, первый

выстрел – в воздух. А те не поняли сначала и продолжают. Ну тогда Витя

и вдарил по ним. Чуть выше голов. Для острастки. От страха у них в шта-

ны мочевые пузыри и слились.

Хлебова долго за пальбу эту по инстанциям таскали, а потом к нам

в экипаж сплавили, в ссылку. Мы тогда не у дел были. Самое место для

проштрафившегося каплея. Вот тут и начались у Вити семейные неуря-

дицы. Супруга его женщиной была симпатичной и тщеславной, на карье-

ру мужа большие надежды возлагала и не могла не понимать, что стрель-

ба «по движущимся мишеням» надолго, если не навсегда, закроет Вите

путь к командным вершинам. А если прибавить к этому врожденную ску-

пость и тягу к мужскому обществу Хлебовой половины, то состояние их

отношений начало ухудшаться день ото дня.

Прошло немного времени, наш экипаж тоже в Двинск выехал. Нена-

долго. Нас и стали использовать на полную катушку. Вахты, патрули,

гарнизонные мероприятия. Как-то министр обороны на заводы пожа-

ловал. Всех наших офицеров в оцепление по городу выставили, выряди-

ли в ваишников. Повязки, краги, ремни, жезлы регулировочные. А глав-

ное – каски белые с надписью «ВАИ». Отстояли весь день, промерзли.

Вечером имущество сдавать, вдруг выясняется, что Хлеб каску потерял.

Как умудрился? А вот потерял – и все. Пропала. Ерунда, конечно, запла-

тил Хлебов рублей пять, и все забыли. Кроме его самого. Отремонтиро-

вались. Вернулись в Гаджиево.

А надо сказать, что у Хлеба отношения с женой все портились и пор-

тились. К разводу шло.

Проходит почти год, собрался экипаж в ресторан семьями перед от-

пуском. Сидим, тосты произносим. Веселимся. А на перекуре Хлебова

жена возьми да и спроси у командира:

– Юрий Михайлович, доколе будут у моего мужа из зарплаты день-

ги за каску вычитать?

Командир аж дымом сигаретным подавился. Еле выдавил:

– Что за каска?

А супружница наезжает:

– Десять процентов от оклада. С ума сойти! Разберитесь!

Командир отдышался. Приказал Хлебова позвать. Отошел с ним в сто-

рону. Ну Витя ему и поведал, что жена житья не дает. Копейки на сига-

реты не выпросишь. Зажимает. Он и сказал ей, что очень ценную, се-

240

Часть вторая. Прощальный полет баклана

кретную каску утерял, с прибором ночного видения, блоком питания,

и прочими прибамбасами. И теперь за нее выплачивает, и будет платить

долго-долго. Дорогая каска. Специальная.

Командир чуть не подавился во второй раз, теперь от смеха. Но под-

держку легенде пообещал. Что поделаешь, мужская солидарность. И обе-

щание свое выполнил. Успокоил Хлебову жену, как мог. Уверил, что Вик-

тору Сергеевичу осталось платить немного, лет пять всего. Она уши и раз-

весила. Командир все же!

Года через два семейные отношения Хлеба окончательно оказались

в тупике. Сам уходить от жены он не решался. Внутренний долг держал.

Но и терпеть присутствие опостылевшей половины больше сил не имел.

А тут, как назло, после автономки планировался массовый экипажный

заезд в дом отдыха. То есть все с семьями, и ему надо бы с женой. Вик-

тор переговорил с командиром и купил без лишнего шума за бешеные

деньги себе отдельную путевку куда-то на Кавказ. А заступая на вахту,

попросил своего друга, такого же оригинала, Ванюкова рассказать сво-

ей жене, что его за отличное несение службы в период боевого патрули-

рования наградили отдельной путевкой. Перед строем экипажа и с ор-

кестром. Палыч своей супруге изложил все, как просили. Та же в обед

встретила Хлебову половину в магазине и расписала награждение, еще

и приукрасив.

Хлебодарыч после вахты домой приходит, а там его счастливая жена

дожидается. Как же, едем не как все – в дом отдыха под Москву, а в луч-

ший санаторий, на Черное море. Молодец Витенька, хорошо служишь!

Виктор головой кивает, соглашается. Но, говорит, извини, милая, путевка-

то одна. Только на меня. Ты же в море не ходила. А отдельно тебе ку-

пить – возможности не представляется, больно санаторий элитный. И от-

казаться нельзя: из жалованья вычтут. Так что оставайся, милая, здесь,

ничего не попишешь, а я за тебя там и в море покупаюсь, и под солныш-

ком полежу. Жена долго возмущалась, рвалась на прием к командую-

щему, но ограничилась только командиром. Тот в свою очередь посове-

товал к адмиралу не соваться, себе дороже будет, и никто никуда вооб-

ще не поедет. Женщина подумала, подумала и согласилась. Так и уехал

Виктор Сергеевич один.

Потом, правда, после отпуска кто-то глаза Хлебовой жене приоткрыл.

На том его супружеская жизнь и закончилась…

Распред-2

Как надену портупею, так тупею и тупею.

Горькая военная истина

Стоять на вахте в базе распредом – это как клеймо, знак прокаженно-

го. Или подобие заразной, неизлечимой болезни, сопровождаемой поносом

и другими неприятными осложнениями. Слабонервные не выдерживают.

И коли заступил один раз, другой, третий и тебя не сняли ни разу – все, ты

241

П. Ефремов. Стоп дуть!

в трясине. Другие вахты тебе уже не светят. Забудь о теплом милом корабле,

дежурстве по ГЭУ, каюте и подушке. Только штаб! Тебе не хочется, опосты-

лела прокуренная дежурка, надоел кипятильник в стакане, опротивела обя-

зательная фуражка в любое время года, но нет… Оправдал доверие – слу-

жи и не рыпайся. В такое чертово колесо поначалу влетел и я. Мало-помалу

распредство засосало меня глубоко и намертво. Качать права не позволял

срок службы, стоять на вахте плохо не позволяло воспитание. Попытки от-

брыкаться к успеху не привели, я сломался и принял положение вещей как

должное. Опыт приходит со временем – эта истина непреложная. Я уже от-

лично знал, кого бояться, кого нет. Кто «сладкое говно», кто суровый добряк.

И естественно, стал понемногу позволять себе на вахте гораздо больше, чем

раньше. Казалось, фуражку и повязку распреда присобачили к моему телу

всерьез и надолго. Но тут и произошло событие, навсегда избавившее высо-

кочтимый штаб от меня до конца моей службы.

Все всегда происходит в выходные дни. Это закон военной жизни. Суб-

бота, а особенно воскресенье для моряка – взрывоопасный фактор. Рассла-

бился, и все, труба! В субботу вечером (любили лейтенантов по молодости

на выходные ставить) я бодренько провел развод, быстро принял оружие

и отпустил сменившегося распреда домой. Самым внимательным образом

выслушал традиционные наставления дежурного по дивизии каперанга По-

горелова о бдительности и внимательности. Враг не дремлет! Погорелов го-

ворил долго и убедительно, потом дал телефон, по которому его искать (про-

верил – телефон домашний), и убыл до утра «проверять корабли» на своем

автомобиле. Само собой, дождавшись отъезда комдива. Наш тогдашний ад-

мирал человеком был очень приличным, кричал редко, матом ругался тоже

нечасто (не в пример другим). Вместе с тем вздуть мог так, что жить не хоте-

лось. Настоящий флотский интеллигент, хотя, если честно, я в это не верил.

Флотская организация плющит всех, даже личности высокоинтеллектуаль-

ные с рождения. Но внешне адмирал держался молодцом.

Выходные (смотреть выше) обещали быть спокойными для вахты.

В море и из морей никто не уходил и не возвращался. Матросы в те време-

на еще не научились дезертировать, а офицеры и мичманы пили ради удо-

вольствия, а не чтобы забыться. Комдив тоже очень подробно проинструк-

тировал Погорелова, пожал мне руку и сказал, что будет дома, у него гости,

и по пустякам не беспокоить. Сел на «уазик» и умчался. За ним след в след

умчался на «проверку» и Погорелов. Через пять минут, поднимая пыль стол-

бом, умчался весь штаб, включая вневременного СПНШ. Немного погодя,

пошарахавшись без дела по ПКЗ, дежурный по политотделу каперанг Бала-

гуров забрел в дежурку, поковырял в носу и очень важно сообщил о край-

ней необходимости своего присутствия в ДОФе (а это поселок). Мол, там

сегодня вечером поет хор матросского состава на вечеринке первоклассни-

ков, посвященной 72-й годовщине Великой Октябрьской социалистической

революции. Он снова поковырял в носу и дал телефон ДОФа (проверил –

и у него домашний). После чего быстро испарился. В штабе стало тихо и пу-

сто. Я с дежурным по штабу и два вахтенных. Один на улице у трапа, другой

со мной – рассыльный. Тишь и благодать.

Откровенно говоря, мне очень хотелось, чтобы все побыстрее убра-

лись. Причина была крамольная, но простая и даже детская. В 23.00 по те-

левизору впервые в СССР должны были показать документальный фильм

о битлах. Посмотреть хотелось до жжения в одном месте, полузапрещенная

242

Часть вторая. Прощальный полет баклана

рок-н-ролльная молодость еще давала о себе знать. План просмотра я разра-

ботал загодя, и то, что у комдива гости, было мне на руку. Дело в том, что един-

ственный доступный телевизор в штабе стоял у комдива в кабинете, на верх-

ней палубе. Большинство флагманских запирало свои каюты на ночь, но ком-

див по традиции свою оставлял открытой. Вот в его-то каюте я и собирался

окунуться в историю ливерпульской четверки. Мичман, дежурный по штабу,

менял меня в два часа ночи. Штаб пуст. На телефоны я посажу рассыльно-

го, он будет отвечать на звонки, представляясь мичманом, и в случае опасно-

сти вызовет меня прямой связью из кабинета адмирала. Верхний вахтенный

будет следить за автотранспортом, заезжающим на пирс или проезжающим

в непосредственной близости от него. Схема действий проста: по пирсу идет

офицер (которых в ночь с субботы на воскресенье никак не ожидалось) или

на пирс въезжает «уазик» – верхний вахтенный открывает дверь и кричит

рассыльному. Тот поднимает трубку прямого телефона, и через 30 секунд

я на месте. Грамотный, оперативный, по-военному четкий план.

В 23.00 я так и сделал, обязав парой подзатыльников укутанного в ту-

луп, засыпающего верхнего вахтенного следить за обстановкой на пирсе.

Начало было приятным. Усевшись на мягкий комдивовский диван, я вклю-

чил телевизор, откинулся и приготовился смотреть. Явно чего-то не хвата-

ло. Сбегав в дежурку я вытащил из портфеля походный кипятильник, чаш-

ку и весь комплект бутербродов. Приготовить чашку кофе было секундным

делом, и я уселся перед телевизором с горячим напитком и домашними заго-

товками жены. Не спеша подкрепился. Кофе и сигаретный дым – понятия

неразделимые. Подтащив поближе журнальный столик с пепельницей, я за-

курил. Легкие опасения затерялись в подкорке головного мозга с первыми

аккордами битлов. Я окончательно расслабился. Захотелось уюта. Первым

делом в угол дивана полетела фуражка и ремень с портупеей. После второй

чашки кофе стало жарковато, и я расстегнул тужурку. Ботинки тоже изряд-

но мешали и жали ноги. Я уже совершенно раскис, скинул хромачи и, задрав

черные флотские караси на журнальный столик, окаменел перед экраном

в позе отдыхающего ковбоя. Фильм был интересный, песни великолепные,

диван мягок и удобен. Я даже начал поклевывать носом, несмотря на погло-

щенное кофе. Кабинет стал каким-то родным, уютным, и я постепенно по-

гружался в состояние нирваны.

По иронии судьбы, именно под звуки «Yellow submarine» я букваль-

но кожей почувствовал присутствие в кабинете постороннего. Ощущение

опасности было таким отчетливо-тревожным, что я прямо в карасях спрыг-

нул на палубу и повернулся к входной двери.

На пороге стоял комдив. Адмирал, правда, был в штатской одежде, что

было совершенно незаметно при взгляде на его лицо. Все подробности его

внешнего вида блекли и терялись на фоне гаммы чувств, пробегавших по су-

ровому лицу флотоводца. По-моему, он еще сомневался, в свой ли кабинет

заглянул или ошибся. Или он вообще не в своем штабе? Но то, что босой,

полуобнаженный старлей сжимая в руке дымящуюся сигарету, доложился

по уставу, убедило его в обратном.

– Товарищ адмирал! Во время несения службы замечаний не было. Рас-

порядительный дежурный старший лейтенант Белов.

Я докладывал громко, чеканя слова, как на параде, одновременно пытаясь

попасть ногами в ботинки. Адмирал ошалело продолжал безмолвствовать.

– Прошу разрешения…

243

П. Ефремов. Стоп дуть!

Сигарета в руке мешала действовать. Я машинально сунул ее в рот и на-

чал облачаться в амуницию. Вот эта сигарета во рту и взорвала адмирала, как

фугасную бомбу.

– Да ты… Ты… Пацан, мальчишка, что себе позволяешь?! Наглец!

Я тебя!..

Слов адмиралу явно не хватало. Напялив фуражку, я приложил руку

к козырьку и произнес «волшебные» военные слова:

– Прошу разрешения…

– Вынь соску изо рта!

– Есть! – Я наконец сообразил выдернуть окурок. У военных есть че-

тыре фразы, палочки-выручалочки на все случаи жизни: прошу разреше-

ния, так точно, есть, виноват. Главное, на все отвечать только ими, и ты вы-

скользнешь из-под любого обвала.

– Прошу разрешения идти?

Адмирал впервые сдвинулся с места и сделал два шага ко мне.

– Пять! Нет, семь суток ареста! В понедельник на губу!

– Виноват!

От адмирала пахло хорошим коньяком. «Наверное, неплохо с гостями

погулял», – невольно подумалось мне.

– Ты снят! Звоните СПНШ, поднимайте его, вызывайте дежурного,

чтоб вас сейчас же заменили. И на губу! На губу! Вы скоро баб в мой каби-

нет водить начнете. Вон отсюда!

Я метнулся к двери и выскочил в коридор, чуть не снеся косяк.

В дежурке сидел рассыльный с виноватым лицом. Боец был из моего ди-

визиона и искренне переживал за оплошность.

– Тащ… Он пронесся, я не понял кто. Не успел тащ… Простите!

Я молчал. Было так тошно, что даже ругаться не хотелось. Пару минут

сидели в тишине. Потом спустился комдив.

– Я домой. И молча вышел на улицу.

Как оказалось, произошел случай из серии непредвиденных. Комдив

гулял дома с гостями, и под занавес вечера обнаружилось, что адмирал обе-

щал кому-то интересную книгу, а она осталась в кабинете. Адмиралы, осо-

бенно подводники, ребята решительные. Вызывать машину не стали, дабы

не пугать водителя запахом, к тому же один из гостей не пил и был за рулем.

Оперативно погрузились и помчались в зону. Адмирала все знали в лицо,

и «жигули» с ним на борту останавливать ночью никто на КПП не решился.

А на пирсе заинструктированный мной вахтенный поступил по-военному

тупо. Насчет «жигулей» его не предупреждали, и сигнал тревоги он не под-

нял. Въехали так въехали. А когда узнал поднимающегося по трапу комди-

ва, было уже поздно. Дальнейшее известно.

Военный я исполнительный, поэтому сразу позвонил Погорелову. Тот

зевал в трубку, как заведенный, кряхтел, сопел и приказал не теребить лю-

дей до утра. Мол, разберемся утром. Я с его доводами полностью согласил-

ся и больше никаких шагов не предпринимал. Утром в штаб, кроме Погоре-

лова, не прибыл никто. Даже СПНШ. Сам же я замены не искал. Подстав-

лять такого же горемыку, как я, было бы просто свинством. Погорелову тоже

было до лампочки мое снятие.

– Не мне тебе замену искать. Звони СПНШ сам – пусть меняет.

СПНШ дома не было, и я тихо-мирно достоял вахту до победного кон-

ца. Комдив не появился, видимо, продолжил застолье, заливая оскорбление,

244

Часть вторая. Прощальный полет баклана

нанесенное разнузданным старлеем. А скорее всего, просто здорово погу-

лял. Адмиралы тоже люди.

Воскресный вечер прошел в сборах. Я готовился к губе. Соседка меня

постригла. Сосед, ссылаясь на богатый опыт, засыпал дельными советами

по арестантской части. Собрал портфель, немного выпил под ужин и, вну-

тренне готовый, упал спать.

В понедельник, вернувшись с утреннего доклада, командир сразу вы-

звал меня.

– Белов. Комдив только шипел при твоей фамилии. Приказано поса-

дить сегодня же. Во сколько там принимают?

– После 14.00, товарищ командир.

– Печатай записку об аресте на семь суток, принесешь – подпишу.

За что – придумай сам. Ты, Белов, охренел, конечно, такое отчебучить на вах-

те. Ступай.

Записку я напечатал: «Семь суток ареста с содержанием на гауптвахте

за нетактичное поведение с командиром дивизии подводных лодок». Поку-

рил с мужиками, послонялся по казарме. И двинул к командиру визировать

документ. Командира не было. Дневальный сказал, что его вызвали в штаб.

Через полчаса он вернулся, и сразу же снова вызвал меня.

– Готов к посадке?

Я кивнул.

– Х… тебе! Сядешь, но в другое место. В 15.00 на 12-й пирс к Водограю.

Идешь на КШУ на две недели. Отсидишь потом. Доволен?

– Так точно!

На губе в ноябре делать нечего. Холодно и сыро. Море куда лучше. И мой

командир прекрасно это понимал. Так вместо ареста я ушел в море. Потом

сесть снова не получилось, снова подвернулось море. Потом еще. Потом ав-

тономка.

Постепенно все забылось. Только вот штабная вахта стала для меня

табу на всю оставшуюся службу, чему я был, естественно, безумно рад.

А на ясные очи контр-адмирала я еще долго не попадался и старался терять-

ся в толпе при его появлении на построениях. Да и командир старался меня

на люди сильно не выставлять, проявляя непонятную для меня доброжела-

тельность. Только где-то через год он вышел с нами в море и случайно стол-

кнулся со мной в курилке.

– А, наглец! Отсидел?

Я судьбу искушать не стал и соврал не покраснев.

– Так точно, товарищ адмирал! Семь суток, как с куста и в полном объ-

еме! – То-то, Белов. Веди себя прилично, не наглей. Распорядительным я при-

казал тебя больше никогда, слышишь, никогда не ставить! Понял?

И не дожидаясь ответа, вышел из курилки. Так штаб лишился моих услуг,

о чем ни я, ни он не жалеем. Каждому свое.

Мимоходом. О, сколько нам открытий чудных…

Дальний поход – штука серьезная. Но кто думает, что выполнение бое-

вой задачи – самое важное, тот ошибается. В автономке кроме выполне-

ния боевой задачи командование корабля решает еще одну злобо дневную

245

П. Ефремов. Стоп дуть!

проблему. Чем занять свободное время? Не свое, естественно. Личного

состава, экипажа. И если офицеры и мичманы находят, чем себя занять

(об этом я уже говорил), то группа «К» озабочена тем, чтобы на эти заня-

тия оставалось как можно меньше времени.

Занятия по специальности, учения, большие и малые приборки – это

так, семечки. Главное – это зачетные листы. Уникальное изобретение.

Прослужи ты хоть двадцать лет, будь ты хоть семи пядей во лбу, а в граж-

данской жизни лауреатом Нобелевской премии – не обольщайся. По вы-

ходе в дальний поход тебе выдадут: лист по специальности 70–100 во-

просов, лист на управление кораблем 60–80 вопросов, лист на управ-

ление группой 40–50 вопросов, и как довесок – лист на вышестоящую

должность, правда, по желанию. Выдали – сдавай! А чтобы не похери-

ли – замполит вывешивает график на всех, и от «большой» занятости

ежедневно отмечает, сколько конкретно каждый сегодня сдал вопросов.

По субботам перед баней по общекорабельной связи читается проповедь

всему кораблю, и отстающих карают живым словом. Получил и подмыл-

ся. Вот все и крутятся. Матросы сдают мичманам, мичманы – офице-

рам, офицеры – командирам боевых частей, те – старпомам, старпомы,

по идее, – командиру. Само собой, по большей части все делается вти-

харя, кулуарно, чем дольше служишь – тем меньше нервотрепки. Год-

ковщина узаконенная. Подошел, протянул лист – подписали. Но неза-

служивающие доверия сдают фактически. Кто во что горазд. И вот тог-

да открываются такие глубины…

В экипаже кавторанга Тимоненко, с которым я имел честь отправиться

в свою первую автономку, служил начальником секретной части мичман

Климов. Из-за кокетливых ужимок, женской манеры поведения и тол-

стой рыхлой фигуры его все называли Мамочкой. Мамочка мичманом

был молодым, и став после учебки секретчиком, задрал нос. Как же, един-

ственный из мичманов живет отдельно, вместе с командиром таскается

по штабам, запанибрата со старпомами, всегда на виду. Пуп на ровном

месте, да и только. А мой будущий командир, тогда еще старпом, Светля-

ков периодически ставил Мамочку на место, невзирая на всю его «нуж-

ность». Причем делал это с издевкой и очень едко. Когда Мамочке вручи-

ли зачетные листы, он их попросту засунул подальше. Время шло, мамоч-

кины листы оставались девственно чистыми, пока старпом не вспомнил

о «любимом» секретчике.

Узрев белоснежную чистоту бумаги, старпом закатил Мамочке такую

истерику, что тому мало не показалось. Взмыленный мичман бросился

наверстывать упущенное. Но по природной лени корабль Мамочка изу-

чать не торопился. Там на халявку вопрос подпишет, там подпись выпро-

сит. Таким образом все и продолжалось, пока Мамочка не добрел до во-

просов по механической части. К тому времени старпом просек Мамоч-

кины хитрости, и все зачеты у него принимал уже сам.

Вопрос «Источники основного и резервного электропитания кора-

бля» ленивый секретчик решил сдать дистанционно, не пачкаясь. Лич-

ным осмотром турбогенератора и дизеля себя решил не утруждать, да он

и слов-то таких не знал, а спустился к нам на пульт, чтобы в доступной

для его ума форме усвоить ликбезовский курс.

На ПУ ГЭУ шла обычная автономочная вахта. На левом борту оператор

Белов (зеленый лейтенант) постигал тайны конденсатно-питательной си-

246

Часть вторая. Прощальный полет баклана

стемы, зарывшись в инструкции. На правом борту оператор Денисбаев

(опытный офицер), в простонародье – Дыня, беззвучно шевеля губами,

сосредоточенно изучал творчество братьев Стругацких. На «Каме» дре-

мал огненноволосый старлей Шура Антохин, командир электротехниче-

ской группы, мастер коротких замыканий и приемов питания с берега.

Шура перед вахтой шесть часов перебирал обратимый преобразователь,

и теперь покоился в кресле в состоянии блаженного полуобморока. Ма-

мочка начал с места в карьер потряхивать полусонного Антохина.

– Александр, ну ты мне вкратце скажи про это самое питание, чтобы

старпом отвязался. Будь другом!

Антоха недовольно приоткрыл глаза.

– Мамочка! Обалдел, что ли! Дуй в 9-й отсек к старшине команды.

Дмитрич все расскажет, покажет, тебе же понятней будет! Ни хрена ведь

не знаешь, так хоть в голове что-нибудь останется. Ну а если и правда за-

путаешься – приходи объясню.

Идти в корму «секретный» мичман совершенно не хотел. Люксовская

спесь не позволяла.

– Александр, корма для вас, механических сил, а для меня после 5-бис

отсека уже винты идут. Что я там забыл?

Видимо, фраза о винтах и ненужности кормовых отсеков сильно заде-

ла гордого электрика, он окончательно восстал ото сна и, поглядев на Ма-

мочку, вздохнул.

– Шут с тобой, секретарь. Слушай: у нас два реактора. Знаешь?

От каждого идет две трубы. От реактора левого борта в 8-й отсек, от ре-

актора правого в 9-й. Сечешь? По ним идет пар…

Мамочка лихорадочно записывал в тетрадь и только кивал головой.

Антоха продолжал:

– В 8-м и 9-м отсеке, в каждом по одной турбине ГТЗА и одному

АТГ. ГТЗА вращают винты, а АТГ дают напряжение. АТГ в восьмом дает

плюс, в девятом – минус. Запомни – это главное! От каждого идут про-

вода в 6-й отсек. Ты у меня в шестом был? Самый большой щит на сред-

ней палубе видел? Вот там провода и сходятся. Плюс на минус – вот

и ток! А уж из шестого розетки всего корабля запитываются. Вот и все.

Проще некуда! Это основное питание. А резервное – дизеля. Когда

АТГ ломаются, пар на дизеля подают, а там все так же. Просто, как все

гениальное!

Мамочка закончил писать и вытер пот со лба.

– Спасибо, Александр! Пока из головы не вылетело, пойду старпому

сдам! А говорили, трудно…

И Мамочка исчез за пультовской дверью. Просидев всю лекцию с вы-

пученными глазами, мы с Дыней зашлись в истерическом хохоте. Анто-

ха же крутился в кресле и бормотал:

– Ах ты флотский аристократ нашелся, эстет люксоидный! Тупой, как

барабан, а туда же… Был бы хоть мичман грамотный, а то…

Минут через десять мы успокоились, и вахтенная рутина потекла сво-

им чередом. А еще немного погодя квакнул «Каштан», и какой-то стран-

но булькающий голос, отдаленно напоминающий Светлякова, осведо-

мился:

– Антохин на вахте?

– Так точно!

247

П. Ефремов. Стоп дуть!

– Что же вы, Александр Владимирович, мичмана Климова в заблуж-

дение вводите?

– Да он…

Шурка приготовился оправдываться.

– А я слушаю его и чувствую: какая-то ерунда! Ведь из восьмого

не плюс, а минус идет. Все наоборот! Ха-ха-ха!

И «Каштан» стал исторгать из себя такой хохот, какого я больше ни-

где и никогда не слышал.

Хотите верьте, хотите нет, но тогда таких уникумов было немного,

а вот в последние годы их армия многократно возросла. Может, и прав-

да минус шел из восьмого?

Правила передислокации войск

В каждом воинском эшелоне приказом командира

воинской части назначаются начальник воинского

эшелона, заместитель начальника воинского эше-

лона по воспитательной работе, помощник по бое-

вому обеспечению, помощник по снабжению, на-

чальник связи, врач (фельдшер).

Устав внутренней службы ВС РФ

Как и все самое плановое на флоте, наш отъезд в Северодвинск на сме-

ну первому экипажу произошел совершенно неожиданно. Что-то со скрипом

провернулось в штабных шестеренках, кто-то с большими погонами о чем-

то вдруг вспомнил, строевые части дружно взялись за пишущие машинки,

и в итоге экипаж ракетного подводного крейсера «К-…», до этого числившего-

ся в передовиках и практически героях, во-первых, неожиданно остался без

командира, отстраненного и посаженного под домашний арест, а во-вторых,

получил директиву срочно убыть в стольный град Северодвинск на смену пер-

вому экипажу «К-…», прозябающему уже полтора года без законного отпуска.

Причем команда была дана ехать без командира, под руководством старпома.

Экипаж был срочно дополнен самым разнообразным народом, собранным

по сусекам дивизии, и что самое интересное, объявили, что едем «на опре-

деленное время, но на неизвестный срок…». Именно так обрисовал нашу ко-

мандировку заместитель командира дивизии на построении экипажа, стара-

ясь объяснить, что это самая обычная командировка, а не штраф за поведе-

ние командира. После этого даже самым «восторженным ленинцам» стало

ясно, что это политическая ссылка и что кончиться она может даже не про-

стой сменой командира, а самым обычным развалом экипажа.

После этого, естественно, началось именно то, что можно назвать ор-

ганизованным бардаком. Группа «К», возглавляемая старпомом, приступи-

ла к выполнению своих прямых обязанностей, связанных с организацией

переезда экипажа. Некоторые из офицеров и мичманов, ни под каким соу-

сом не желающие отрываться от семей и родных домов, стали предприни-

мать судорожные попытки либо переназначиться, либо откомандироваться

248

Часть вторая. Прощальный полет баклана

в другие экипажи. Остальные бестолково толкались по казарме, безостано-

вочно дымя сигаретами в бесцельных разговорах.

Но как бы там ни было, военная организация все же довольно слажен-

ный механизм, и его хоть и немного проржавевшие, но вполне работоспособ-

ные детали в очередной раз повернулись, и через несколько дней оказалось,

что стараниями строевой части на всех уже выписаны ВПД и даже заказа-

ны «КамАЗы» для перевозки личного состава на вокзал города Мурманска.

Наш помощник командира каким-то образом исхитрился и под эгидой убы-

тия на офицерские классы в Северодвинск с нами не ехал, хотя и принял са-

мое деятельное участие в подготовке экипажа к отъезду. Вместо него после

недолгих размышлений временно назначили одного старого-старого каплея

Сашу Стрельцова, инженера вычислительной группы того самого экипажа,

который мы и ехали менять.

Саша Стрельцов, в быту для всех просто Стрел, фигурой был довольно

примечательной. Он принадлежал как раз к той категории «старых капле-

ев», которых сейчас на флоте, наверное, и не осталось. Как он к своим соро-

ка четырем годам остался простым инженером БЧ-2, один бог ведал, но поч-

ти всех командиров в дивизии Стрел называл только по имени, а командира

дивизии вне строя называл просто Санычем. Естественно, он знал все слу-

жебные входы и выходы, умел проползти там, где и червяк не пролезет, и до-

говорится с самыми несговорчивыми. Единственным недостатком Стрела

было только одно: пил он много и профессионально, и был по большому сче-

ту очень запойным товарищем.

Вот и сейчас он, умудрившись откомандировать самого себя из Севе-

родвинска обратно в Гаджиево, отгулял отпуск, отправил семью в Севасто-

поль уже навсегда, и пропьянствовав пару месяцев в одиночестве, как-то за-

скучал. И едва услышав, что мы едем менять его же экипаж, предложил свои

услуги. Увольнялся он весной следующего года, по достижении 45 лет, и судя

по всему, решил оставшееся время провести весело и ненапряженно в на-

шем краснофлотском Северном Париже. Оба наших старпома, не поинте-

ресовавшись пристрастиями Стрела, очень обрадовались появлению на го-

ризонте опытного и прожженного в северодвинских делах товарища и, без

раздумий назначив того врио помощника командира, отдали все бразды хо-

зяйственного управления экипажем в его руки.

Стрел, надо отдать ему должное, к исполнению своих обязанностей снача-

ла подошел очень ответственно. Билеты на поезд до Архангельска были приоб-

ретены вовремя, все документы до последней бумажки подготовлены, и даже

сухой паек для личного состава Стрел умудрился получить чуть ли не в двой-

ном размере, при этом набив свой чемодан чуть ли не под завязку разнообраз-

ными консервами, что на тот момент тотального дефицита и всесоюзных про-

дуктовых карточек было очень актуально и полезно для здоровья.

Я до этого был незнаком со Стрелом, и вообще вернулся в экипаж в са-

мый разгар подготовки к отъезду после своего вояжа в славный город Баку.

Вряд ли я очень обрадовал жену сообщением, что через несколько дней сно-

ва уезжаю на неизвестный срок, но она, уже немного привыкшая к неверо-

ятной гибкости флотского распорядка жизни, приняла это известие стоиче-

ски и без лишних вопросов начала помогать собирать мне вещи.

За день до отъезда Стрел неожиданно подошел ко мне и предложил на-

завтра с утра убыть с ним вместе в Мурманск, чтобы оказать ему помощь

в каких-то перевозочных делах в комендатуре вокзала. До сих пор гадаю,

249

П. Ефремов. Стоп дуть!

почему его выбор пал на меня, ведь знакомы мы были более чем «шапочно».

Поезд у нас был где-то ближе к вечеру, и предложение меня не очень вдох-

новило. Но когда я узнал, что мы поедем не своим ходом, а на машине одно-

го знакомого мичмана, нежелание трястись в кунге «КамАЗа» перевесило

все неудобства раннего отъезда, и я согласился.

Утром, попрощавшись с женой и сыном, я выволок свой «тревожный»

чемодан из дома, и уже через минут десять восседал на заднем сиденье «ше-

стерки», несущейся по направлению к Мурманску. Стрел с самого утра был

очень словоохотлив, много говорил, смеялся и ничуть не походил на челове-

ка, до чертиков надравшегося накануне вечером. На самом деле я только по-

том узнал, что некоторая бледность и высокие ораторские способности про-

являются у старого офицера только после крепкого загула.

– Давай сразу в камеру хранения. Вещи закинем и займемся делом! –

деловито распорядился Стрел, едва мы выгрузились из машины.

Я, естественно, согласился, и мы направились сдавать чемоданы. По-

сле этого, к моему удивлению, мы отправились не к коменданту вокзала, как

предполагалось ранее, а к воинским кассам, где Стрел минут за десять полу-

чил увесистую пачку билетов.

– Ну вот и все! – радостно сообщил Стрел, запрятывая бумаги в порт-

фель. – Теперь мы свободны до 16.00, – более конкретно уточнил он.

– Саша… А как же комендант-то…?

– А на фига он нам нужен? – радостно ответил вопросом на вопрос

старый каплей.

– Ну а зачем тогда так рано ехать надо было?

– Знаешь, Борисыч, тут есть одно отличное местечко, на дорожку по-

сидеть… – ответил мне умудренный опытом офицер, и я смутно начал по-

нимать, во что и с кем вляпался…

Местечко и вправду оказалось уютным и, главное, недорогим по тогдаш-

ним временам. Судя по всему, Стрел в таких местах толк знал, да и в этом

бывал неоднократно, так как парень за стойкой кивнул ему как старому зна-

комому. Заведение было самой простой сосисочной, но очень чистенькой,

без малейших признаков пребывания деклассированных элементов и даже

с салфетками на столах. В то время поголовных талонов на все, включая ал-

коголь, меню заведения, включающее десять блюд, и наличие водки на раз-

лив делало честь этому кооперативному предприятию. Немаловажным его

достоинством была и близость железнодорожного вокзала, до которого было

максимум десять минут неторопливого шага.

Короче говоря, расположились мы там около одиннадцати утра, и я

с ужа сом подумал, что мой незакаленный по сравнению со Стрелом орга-

низм четыре часа пьянки не выдержит. Для начала щедрый Стрел завалил

стол горячими сосисками и очень вкусными, еще шкворчащими чебурека-

ми и попросил бутылку «Столичной». Поел я с удовольствием, да и пару рю-

мок под горячее опрокинул в охотку, но вот потом решил не торопить собы-

тия и немного попридержать свои аппетиты.

И очень правильно сделал. Уже через полчаса мне пришлось познако-

миться с еще одной особенностью поддатого Стрела. В пьяном виде он ока-

зался несказанно, просто фантастически щедр. О том, что эти приступы вне-

земной доброты он потом абсолютно не помнит, я узнал несколько позднее.

Когда мы прикончили все на столе, я, пока Стрел навещал гальюн, попросил

счет. Получив его, понял, что кооперация – дело стоящее, но каждый день

250

Часть вторая. Прощальный полет баклана

так обедать мне, увы, уже не по карману. Но вернувшийся Стрел был с этим

категорически не согласен. С оскорбленным видом он отверг все мои по-

пытки оплатить свою половину счета и, заказав еще пару шашлыков, с за-

говорщицким видом вытянул из портфеля увесистую шильницу. Тут я и по-

нял окончательно, что все только начинается…

На спиртное я больше не налегал, стараясь пропускать как можно боль-

ше, но самого Стрела уже несло. Самое интересное, что внешне это было

совершенно незаметно, и офицер-ветеран не выглядел пьяным, разве что

много говорил и очень живо жестикулировал. После моей недолгой отлучки

в места общего пользования я обнаружил за нашим столом парочку джентль-

менов с немного помятыми физиономиями, которые с воодушевлением по-

едали наши шашлыки и чокались нашими же рюмками, поощряемые улы-

бающимся Стрелом. Это был уже явный перебор, и я попытался прикрыть

эту лавочку неслыханной офицерской щедрости, но Саша был непрекло-

нен и, судя по всему, собирался пригласить за наш стол уже всех, сидевших

в сосисочной.

На мое счастье, шильницу Стрела, которой тот манипулировал, уже со-

всем не таясь, заприметил бармен, подойдя к нам, он что-то прошептал Стре-

лу на ухо. Видимо, это была не первая их встреча, так как старый кап лей, сра-

зу же послушно закивал головой, а потом широким жестом вытащив из кар-

мана толстую пачку купюр, быстренько расплатился. После чего мы как-то уж

совсем поспешно покинули этот приют странников.

На улице Стрел в очередной раз с негодованием отверг все мои попыт-

ки отдать ему деньги, и неожиданно для меня, уже было собравшегося сле-

довать на вокзал, предложил вкусить по тарелке соляночки в «Арктике»,

так, на дорожку. Отпускать его одного в таком состоянии у меня совести

не хватило, и пришлось скрепя сердце идти теперь уже в ресторан гостини-

цы «Арктика».

Там старого каплея понесло по-крупному. К соляночке он умудрился за-

казать, да как-то незаметно, что я даже не успел опротестовать, бутылку ко-

ньяка, которым сразу же начал угощать каких-то двух половозрелых девиц,

«умиравших» за соседним столиком над парой сиротливых чашек кофе без

сахара. Потом Стрела окончательно переклинило, и он начал приглашать этих

самых девиц ехать с нами в Северодвинск, и выгрузив в доказательство сво-

их слов на стол из портфеля кучу билетов, отобрал парочку купейных и тор-

жественно вручил их этим «великосветским» дамам. Все мои возражения

в расчет не принимались, причем уже в довольно суровой форме. Я был дав-

но уже не рад тому, что согласился ехать со Стрелом, но деваться было неку-

да, а теперь на меня уже легла определенная ответственность за сохранность

билетов всего экипажа, которые расслабившийся старый каплей, кажется,

уже считал своей личной собственностью. Но тут, к моему неописуемому

облегчению, в ресторане нарисовались командир БЧ-2 Арнольдыч и коман-

дир БЧ-3 Савельич, которые, судя по всему, тоже прибыли в Мурманск сво-

им ходом и тоже решили перекусить перед погрузкой в поезд. Арнольдыч,

формально являвшийся начальником Стрела, был офицером до безоб разия

ответственным и, не побоюсь этого слова, суперуставным, к тому же знав-

шим моего «напарника» уже не один год и, надо думать, не только с хорошей

стороны. Поэтому картина, представшая глазам Арнольдыча, оказала на него

действие вороха красных тряпок на психически не уравновешенного быка,

и он сразу ринулся к нашему столу.

251

П. Ефремов. Стоп дуть!

– Стрельцов, мать твою! Ты что здесь расслабляешься?! Ты где должен

быть?! Ты что, уже в хлам, что ли? Встать!

Потом Арнольдыч повернулся ко мне, но события последнего часа от-

резвили меня настолько, что было видно невооруженным глазом, что я трезв,

как монашка, поэтому голос грозного бычка стал менее строгим.

– Белов, бери этого хроника и веди его на вокзал. Наши сейчас уже

подъехать должны. Я с ним потом разберусь!

Стрел, обиженно поджав губы, выложил на стол кучу денег и подчер-

кнуто небрежным жестом пододвинул их ко мне.

– Расплачивайся, Борисыч, и на чай не забудь оставить…

Пока я ждал сдачи, Стрел маханул полный стакан коньяка и, бросив

портфель и деньги, неторопливой походкой независимого и уверенного

в себе человека направился к выходу. Я судорожно распихал по карманам

все деньги, которые, как я понял, были экипажной кассой, и рванул к деви-

цам, явно собиравшимся покинуть это злачное место. Мне стоило большо-

го труда и громкого голоса заставить их вернуть подаренные билеты, кото-

рые они, судя по всему, просто хотели сдать обратно в кассу, благо вокзал

был практически в двух шагах. Потом я догнал Стрела, которого ноги понес-

ли не на вокзал, а куда-то вбок, в сторону покинутой сосисочной, и пользу-

ясь грубым физическим превосходством, просто повернул его в нужном на-

правлении. Тут я познакомился с очередной особенностью Стрела, заклю-

чавшейся в том, что на определенной стадии опьянения он после словесного

балагурства и всеобъемлющей жизнерадостности становился фантастиче-

ски угрюмым и немногословным. В таком состоянии мы и прибыли на вок-

зал, почти одновременно с прибывающей на привокзальную площадь на ма-

шинах основной частью экипажа.

Оба старпома, молодцевато выскочившие из кабин, двинулись было

к Стрелу, но я, предвосхитив их намерения, шагнул к ним первым, прикры-

вая погрузившегося в нирвану старого каплея, и, деловито раскрыв порт-

фель, извлек оттуда билеты. Следующие минут двадцать я был занят выдачей

билетов командирам боевых частей, распределением купе среди офицеров,

словом, именно тем, чем должен был заниматься сам Стрел. Его на это вре-

мя я совершенно потерял из вида, хотя и успел выдать своему другу Сашке

Палехину билеты в одно купе на него, себя, Стрела и примкнувшего к нам

турбиниста Колобкова. После раздачи проездных документов, мы с Пале-

хиным быстренько сгоняли за моим чемоданом, где кладовщик сказал мне,

что мой товарищ свой багаж уже забрал. А потом подали поезд и объявили

посадку.

На мой взгляд, посадка в железнодорожный транспорт даже самой ор-

ганизованной и дисциплинированной воинской части все равно напомина-

ет хаос. Личный состав штурмом берет плацкартные вагоны, стремясь за-

нять самые удобные места, затаскивая с собой в вагоны не только вещмеш-

ки, но и коробки с сухим пайком, ящики с документацией боевых частей,

пишущие машинки, да и множество других, иногда совершенно неожидан-

ных вещей. Офицеры в это же время грузятся в купейные вагоны, разуме-

ется, спокойнее, но тоже с определенным напрягом.

Гвардейцев с блестящими эполетами в белых лосинах, элегантно вска-

кивающих на подножку вагона и посылающих остающейся на перроне даме

воздушный поцелуй, можно увидеть разве только в историческом филь-

ме. Ныне все гораздо прозаичнее и грубее. Офицер – тот же человек, что

252

Часть вторая. Прощальный полет баклана

и все окружающие, отличающийся от всех только наличием военной фор-

мы, и так же как и все озабоченный массой проблем финансового и быто-

вого характера. А каково окружение, таково и поведение. Каждому хочется

оказаться в купе не у туалета, обрести нижнюю полку, достойного соседа,

и чтобы багаж под сиденье уместился. Вот и пыхтят офицеры, резво втаски-

вая в вагоны чемоданы, одновременно пытаясь и место получше отхватить

и достоинство сохранить. Еще, слава богу, во время этой передислокации на-

шего экипажа ехало совсем немного офицеров, взявших с собой жен и де-

тей, да и тех я смог скомпоновать в одном вагоне, наподобие некоего офи-

церского семейного общежития на колесах.

Стрела доставили к нам в купе за минуту до отхода уважающие его воз-

раст и былые заслуги молодые лейтенанты из его родной БЧ-2 вместе с его

чемоданом. Ветеран был в таком состоянии, когда даже мычанье получа-

лось у него с величайшим трудом. Мы осторожно извлекли каплея из шине-

ли и мундира, и отправили его на верхнюю койку, где он растекся по поду-

шке и моментально перестал издавать какие-либо звуки. Я, немного замор-

дованный прошедшим днем, тоже быстренько переоблачился в спортивный

костюм и недолго думая тоже юркнул под одеяло и погрузился в сладкий сон.

Но старпом как-то автоматически перевел все стрелки на меня, и теперь де-

легации военнослужащих от матросов до офицеров начали являться ко мне

с такой периодичностью и с таким количеством вопросов организационно-

го характера, что поспать больше получаса мне так и не удалось. А дальше

начался сплошной цирк…

Самое плохое, что почти вся бригада проводников оказалась вполне

молодой, и нашему матросскому контингенту, видевшему женщин по боль-

шей части на киноэкране и при редких выходах в ДОФ, это пришлось очень

по душе. В ту же сторону развернули носы и молодые мичманята, и чего скры-

вать, лейтенанты, и старлеи, не отягощенные семьями. А там, где есть жен-

щины и много горячих флотских мужчин – жди катаклизмов. Сначала, пока

я разбирался со всякими бытовыми проблемами раскиданного по вагонам

личного состава, все было ничего. Да и сами командиры боевых частей пер-

вые часы довольно интенсивно бродили по вагонам, раз за разом пересчи-

тывая по головам своих матросов, чем снимали значительную часть мороки,

связанной с их умиротворением, но затем подошло время ужина. Офицеры

рассосались по своим купе вкусить пищи насущной, мичманы предались

тем же утехам, другие мичманы, расселенные по плацкартным вагонам для

присмотра за матросской братией, осмотрев столы личного состава, застав-

ленные банками с тушенкой и гречневой кашей, тоже успокоились и, зана-

весив простынями свои уголки, тоже дружно полезли по саквояжам.

Наступила временная идиллия. Все усиленно чавкали по своим углам,

периодически прося проводниц принести чая и не возвращая под любым

благовидным предлогом стаканы. Потом из чемоданов и сумок стали извле-

каться шильницы, и стаканы пошли в дело по самому прямому назначению.

Как известно, алкоголь оказывает воздействие на разных людей по-разному.

Да не обидятся на меня военнослужащие разных рангов, но поведение вы-

пившего человека напрямую зависит не только от его воспитания, получен-

ного в семье или на улице, но в большей степени от образования. В пропор-

ции пятьдесят на пятьдесят. И чем образование выше, тем вменяемей под-

датый индивидуум, хотя и это правило не без исключений, взять того же

Стрела, к примеру.

253

П. Ефремов. Стоп дуть!

Затишье продолжалось недолго: где-то около полутора часов. Потом

как-то быстро и, главное, шумно проявился личный состав срочной служ-

бы. Невзирая ни на что, матросы, пятикратно перепроверенные на предмет

зашхеренной «огненной воды», ею все равно разжились. И как только на-

ступило относительное затишье, личный состав приступил к ее распитию.

Сначала практически под одеялами, потом в вагонном гальюне, создав воз-

ле него живую страждущую очередь, а потом неокрепшие юношеские ор-

ганизмы сдались алкоголю. На счастье, употребляла лишь небольшая часть

моряков, в основном старослужащих годков, и безобразия не приняли мас-

совый характер.

Первой прибежала проводница соседнего с матросским плацкартом

вагона и начала довольно шумно искать самого старшего. Старпом, при-

кинувшийся валенком, указал на мое купе, и меня выдернули из постели,

как оказалось, почти на весь вечер. Проводница спокойно и без истерики

поведала о том, что один боец из наших, что было сразу понятно по тель-

нику, растянутым казенным треникам и кожаным тапочкам с дырочками,

полчаса назад забрел в их вагон. Там он ненадолго присосался к какой-то

компании, тоже празднующей начавшуюся дорогу, где, по всей видимости,

моряк добавил, после чего в молодом организме в полный голос заговорил

тестостерон. Тут на свое горе из служебного купе по каким-то делам вы-

шла сменщица рассказчицы, дама, по ее словам, молодая и фигуристая. Ма-

трос, чей фанатичный взор упал на проводницу, был сражен наповал. Он

недолго думая сгреб ту в объятия и засунул обратно в купе, естественно,

вместе с собой. С того момента прошло уже около часа, и она никак не мо-

жет попасть в свое служебное купе, дверь заперта изнутри и оттуда доно-

сятся подозрительные звуки. Что за звуки, мы сразу догадались, но на сиг-

нал надо было реагировать, и я с двумя старыми и надежными мичмана-

ми и проводницей отправился к ней в вагон. Дверь и правда была заперта

изнутри, и на стук никто не отзывался. Но какой-то невнятный шум отту-

да доносился. Непонятный, но никак не похожий на звуки насильственно-

го совокупления.

Минут пять мы бесцельно тарабанили в дверь, а потом один из мичма-

нов сгонял в свой вагон, и притащил вынутую откуда-то из штурманской во-

енной поклажи длинную металлическую линейку. Через пару минут работы

защелка была убрана, и мы осторожно открыли дверь. Картина, представшая

нам, была такая уморительная, что злость, закипавшая во мне, как-то сразу

испарилась, да и сама возмущенная проводница как-то коротко хрюкнула

и, зажав рот ладонью, начала хихикать.

На узкой вагонной койке лежал наш боец. Видимо, силы покинули его

на середине процесса, так как был он в карасях, новеньких синих трусах флот-

ского производства и тельнике. Спортивные штаны валялись на столе. Про-

водница была полностью в форме, даже в туфлях, лишь рубашка была рас-

стегнута по пояс, и оттуда выпирала, белея в полутьме, туго стянутая бюст-

гальтером внушительная грудь с одиноко торчавшим обнаженным соском.

Как раз в ложбинку между этими двумя монументальными частями женско-

го тела и был воткнут нос нашего решительного матроса. Оба они спали, тес-

но прижавшись друг к другу, грудь, заполнившая нос моряка, мешала ему

дышать, и, ворочая ноздрями в тесной ложбине, он издавал странные зву-

ки, напоминавшие визгливые и прерывистые гудки какого-то сумасшедше-

го буксира. Проводница же, обхватив шею «насильника», с каждой его по-

254

Часть вторая. Прощальный полет баклана

пыткой высвободить голову для дыхания, сильнее его прижимала к себе, от-

чего эти звуки на мгновенья приглушались, и в этот момент моряк начинал

дергать ногой и постукивать по висящим на вешалке вещам. Дерганья ма-

троса приводили к тому, что сосок начинал тереться о небритую щеку воен-

мора, проводнице становилось щекотно, она ослабевала хватку, и все нена-

долго прекращалось. Каждый такой цикл повторялся через секунд тридцать,

и в совокупности со стуком колес создавал негромкую, но ужасно интерес-

ную комбинацию звуков. Вероятно, моряк, затащив проводницу в купе и за-

валив ее, не успел снять спортивные штаны, как его властно повлекло в глу-

бокий хмельной сон. Отпускать такое богатство он не хотел, и уснул, плотно

охватив пышные телеса дамы. Сама же проводница, видимо, не желая под-

нимать шум, решила просто убаюкать наглеца, а уж потом высвободиться

из его крепких объятий, да так старалась, что уснула и сама.

С большим трудом нам удалось высвободить нашего матроса, при этом

не проснулись ни он, ни она. Проводница, потеряв опору, пошарила вокруг

и, нащупав подушку, засунула ее не под голову, а куда-то в пах, глубоко взды-

хая при этом и приняв такую позу, что мне неожиданно подумалось, что, будь

наш матрос потрезвее, у него бы все получилось. Военмора под руки акку-

ратно отвели обратно в вагон и сдали товарищам, которые быстренько за-

сунули его на верхнюю полку.

Как только мы разобрались с этим сексуальным героем и вернулись

в свой вагон, подоспела следующая проводница с просьбой утихомирить

уже молодых мичманов, которые в ее вагоне как-то слишком громко дели-

лись планами предстоящего «сидения» в Северодвинске. Туда я отправил-

ся один и порядок навел за пару минут, пообещав разошедшимся мичманя-

там, что позову их непосредственного начальника Арнольдыча. Этого они

боялись до смерти, так что наведение порядка обошлось вовсе без «крови».

Потом был старый и заслуженный старший мичман Джеба, который, осно-

вательно приняв на грудь, решил осчастливить весь вагон сольно-хоровым

исполнением всех своих любимых народных абхазских песен. С этим при-

шлось повозиться, но получив твердое обещание от меня выслушать его позд-

нее, в «интимной» обстановке, Джеба по-военному четко разделся и мгно-

венно уснул.

Затем снова был матрос, теперь уже абсолютно трезвый, но сильно по-

вздоривший с абсолютно пьяным мичманом, следующим, что самое инте-

ресное, по своим делам в Питер и никакого отношения к нашему экипажу

не имевшим. Его пришлось успокаивать силами матросов, с удовольстви-

ем выполнивших эту полицейскую миссию. А потом я психанул и, разбу-

див старпома, потребовал выставить на почетный пост «миротворца» кого-

нибудь другого, а сам, не дожидаясь вменяемой реакции от его заспанного

тела, отправился к себе в купе. Было уже около полуночи, в купе стоял креп-

кий запах Стрелова перегара и сопенье спавших боевых товарищей. Я бы-

стро уснул, даже не раздеваясь, так как уже через четыре часа наши ваго-

ны должны были перецепить на станции Кемь, для дальнейшего следования

в Архангельск, и у меня была твердая уверенность, что на этом этапе пути

обязательно что-то произойдет.

Когда я проснулся, все уже встали, и самым деловым, бодрым и дея-

тельным был Стрел. Причину этой самой его работоспособности я уже знал,

и не ошибся. Стрел проснулся раньше всех, извлек из загашника шильницу,

и пока никто не проснулся, основательно из нее хлебнул. После чего «при-

255

П. Ефремов. Стоп дуть!

шел в себя» окончательно и, как только состав причалил к перрону Кеми,

развил бешеную деятельность. С бодуна ему показалось, что мы уже подъ-

езжаем к Северодвинску, и он, облачившись в шинель, начал срочно будить

всех, и выгонять строиться на перрон. Народ, кто в таком же состоянии,

а кто и в нормальном, спросонья ничего не понимал. Но подкоркой голов-

ного мозга оставаясь военными людьми, все, как тараканы, полезли на пер-

рон, причем со всем багажом и походным скарбом. Туда же выперся даже

«маленький» старпом, спавший беспробудно от самого Мурманска. А «боль-

шой» старпом, которого тоже захватила всепоглощающая и очень напори-

стая деятельность Стрела, даже покрикивал на тех, кто слишком медленно

покидал вагоны.

В итоге, когда выяснилось, что это не конечный пункт, а лишь Кемь,

а на ночном перроне нет ничего, кроме одиноко светящегося в темноте ларь-

ка с пирожками и монументальной бабушкой внутри, старпом проснулся

окончательно и, глупо улыбаясь, дал команду загружаться обратно по ваго-

нам. Все эти наши военные игрища задержали поезд минут на десять, и един-

ственным положительным моментом было то, что мы успели на всякий слу-

чай проверить людей по головам, и даже кое-кого наказать.

После всей этой кутерьмы, когда все уже снова были в вагонах, стар-

пом затащил в свое купе Стрела и, пытаясь придать помятому и заспанному

лицу неуемную строгость, отчитал его за промах. Стрел обиделся, следстви-

ем чего явилось очередное прикладывание к шильнице, а затем он намерт-

во прилип к нашему проводнику, даме лет сорока, из числа тех женщин, про

которых говорят, что они мужчин на завтрак едят. Мы все снова попадали

спать, а Стрел застрял в служебном купе, поглощая чай и ведя светскую бе-

седу с хозяйкой нашего вагона.

К утру все зашевелились, и выяснилось, что в Кеми нами были забыты

два молодых мичмана из БЧ-2, кинувшихся после построения искать ночной

магазин для пополнения запасов горячительного. Видимо, лабаз оказался да-

леко, так как после тщательного осмотра всего состава их тел обнаружено

не было. Тем временем Стрел, пока мы спали, откопал где-то бутылку конья-

ка, шампанского и груду шоколада, коими потчевал нашу проводницу, сам

пребывая в состоянии, аналогичном вчерашнему. При этом его мозги совер-

шили очередной кульбит, и теперь он был уверен, что мы едем в Мурманск,

а оттуда в отпуск. Его уже никто не разубеждал, даже старпом, а Стрел, ловя

всех проходящих мимо служебного купе за рукава, уговаривал, как только вы-

садимся в Мурманске, идти с ним в одно хорошее местечко, в котором дают

чудесные чебуреки и свежее пиво. При этом он опять абсолютно не похо-

дил на вдрызг пьяного офицера и даже сидел по полной форме одежды при

фуражке, разве только без кортика.

За исключением всего этого, оставшаяся часть дороги проходила тихо

и мирно. Военнослужащие, еще вчера злостно нарушавшие все возмож-

ные воинские уставы и человеческие законы, мирно и негромко приходили

в себя, стесняясь поднимать глаза на начальников. Начальники, определив-

шие по итогам ночи козлов отпущения, спускали на них пары, хотя большин-

ство из них даже и не пытались ночью поучаствовать в наведении порядка.

Писарь в плацкартном вагоне, распаковав огромную пишущую машинку

«Ятрань», во всю выстукивал грозные приказы о наказаниях, а матросы ви-

новато улыбаясь проводницам, помогали убираться им в вагонах. В поезде

воцарялся строгий флотский порядок…

256

Часть вторая. Прощальный полет баклана

Мы стояли на перроне секретного города Северодвинска, и сырой осен-

ний ветер с Белого моря обдувал наши мужественные, небритые и немного

припухшие лица. Мы достигли конечного пункта с минимальными потеря-

ми. Кроме двух молодых мичманов, забытых в Кеми, все было вроде бы как

в порядке. Старпом вещал о дисциплине и ответственности, пяток матросов

мыслями были уже на гауптвахте, офицеры и мичманы сосредоточенно обду-

мывали проблемы расселения, и только один капитан-лейтенант Стрел, при-

щуриваясь от яркого осеннего солнца, блаженно улыбался бледным, морщи-

нистым лицом, считая, видимо, что мы приехали в Мурманск…

Северный Париж

Если хотите иметь прелестных женщин – не ис-

требляйте пороков, а то вы будете похожи на тех

дураков, которые, страстно любя бабочек, истре-

бляют гусениц…

Виктор Гюго

Кто из подводников не был в Северодвинске, тот вкусил флотскую

жизнь не в полном объеме. Это легендарный город для моряка Северно-

го флота. А ведь ничего особенного в нем нет. Два гигантских завода. Один

строит подводные лодки, другой их ремонтирует. Две трети города на них

работают. Оставшаяся треть их обслуживает. Каждый житель, хоть на чем-

то завязан с флотом. Первоначально город назывался Молотовск, строился

исключительно руками зэков в тридцатые годы. Кузницей же подводного

флота Северодвинск стал благодаря усилиям всей страны. Сюда ехали бри-

гадами со всех уголков Советского Союза. Сходились, создавали семьи. Род-

нились. Разноплеменная кровь разбавилась здоровой поморской, и в резуль-

тате произошло маленькое чудо. Такого множества красивых женщин боль-

ше я не встречал нигде. Ну разве что еще в Крыму, где тоже переварилось

множество рас и народов. Самый привередливый знаток женской красоты

обязательно сыскал бы на улицах Двинска ту, о ком мечтал всю свою созна-

тельную жизнь. Было бы желание.

Как и во множестве промышленных городов, местный мужской пол

был озабочен двумя вещами: рыбалкой и алкоголем. Одно другое допол-

няло. Прискорбно, но это характерно для наших крупных промышлен-

ных центров. А женщины… Они по большей части такими хобби не увле-

кались. А видеть мужа только по вечерам в постели с постоянным пере-

гаром, а по выходным оставаться одной – не каждая такое выдержит.

Поэтому и разводов в Двинске на душу населения было многовато. Пью-

щий мужик – обуза. Женщина уходила, оставалась одна или с ребенком.

Но тепла-то хочется. Хоть ненадолго, напрокат, на недельку создать види-

мость нормальной жизни с мужиком в доме, да и плоть, она тоже зовет.

А тут как тут военморы. Ремонт или строительство. Несколько месяцев

или несколько лет. Пьют, но в меру и со вкусом. Семьи свои сюда не каж-

дый тащит. Условия военных гостиниц с душем в конце коридора и казен-

257

П. Ефремов. Стоп дуть!

ной мебелью с клопами – не фонтан, скажу я вам. И организм у моряка

такой же, тело за долгие морские походы скучать по женской ласке начи-

нает, а Двинск получается тоже вроде похода. Но не в море. Жены рядом

нет, а других женщин – тьма тьмущая. Откровенно говоря, редко кто вы-

стаивал перед такими соблазнами. Флотские жены об этом знали, догады-

вались. Отголоски до родной базы тоже периодически доходили. Да неко-

торые и муженьков своих иногда навещали, если экипаж надолго на заводе

застревал. И если для нас Двинск был Северным Парижем, то для жен –

городом кобелирования собственных мужей.

А начиналось знакомство любого офицера с экзотикой северодвинской

жизни – с ресторанов. Более зрелое поколение помнит кабак РБН, в пере-

воде ресторан «Белые ночи», те, кто помоложе, связывают свои воспомина-

ния с рестораном «Приморский», в просторечье – Примус. Долг чести –

по приезде посетить какое-либо злачное место. После наших-то «Мутных

глаз»! Город, свобода, женщины. Со стопоров срывало враз. Самые пример-

ные и то с катушек съезжали.

Замполит наш, Палов, поселился вместе со всеми в мужском флотском

общежитии. Недельку прожил, а потом вечером глядим в окно, а он чемодан

тащит, рядом с ним женская фигурка его форму на вешалке за спину заки-

дывает. Подхватили шмотки и ушли. Так полгода и квартировал на стороне.

А потом на выходные перед Новым годом его жена прилетала на побывку.

Так мы всем этажом его прикрывали, пока мичманы зама по явкам разыски-

вали. Отбрехался.

В первый же свой заход в Примус стал свидетелем того, как на нашем

неприступном старпоме Пал Пете повисла очень красивая куколка и угова-

ривала идти к ней. Мол, муж на двое суток рыбалить уехал. Не вернется, сто

процентов. Старпом явно стеснялся дать согласие в присутствии молодого

лейтенанта и убеждал страстную особу решить этот животрепещущий во-

прос попозже, наедине.

Опытные военнослужащие, неоднократно бывавшие в Двинске, с пер-

вых же дней бросались восстанавливать старые связи. Молодежь пребыва-

ла в легком замешательстве. Нас, привыкших с недавних курсантских вре-

мен к легким победам, шокировало, что не мы выбираем, а наоборот. Отби-

рают, отбивают друг у друга, не спрашивая нашего разрешения, нас. Делят

наше мужское достоинство, в буквальном смысле, на части. Потом это про-

шло, но сначала… Полный шок.

В первый же день в Примусе меня впервые в жизни пригласила тан-

цевать женщина, к которой я сам побоялся бы подойти. Обольстительная,

холеная красавица, в лучших годах, то есть старше меня лет на десять. Вся

в ауре неприступности и грациозного обаяния породы. Не женщина – меч-

та! Она пригласила меня и, танцуя с очень большим чувством такта, расска-

зала о себе. После мы долго беседовали внизу, в фойе, обо всем: о нас, жиз-

ни, мужчинах, женщинах, любви, предательстве, отношениях. Потом она

дала свой телефон и попросила обращаться, когда будет трудно и некуда бу-

дет пойти. Я вечером с полчаса разглядывал себя в зеркале, пытаясь найти

что-то особо привлекательное. Не нашел. Кстати, только тогда я понял, что

смущаться и бояться женщин глупо. На многое я стал смотреть по-другому.

Что не имеет значения возраст, внешность, а важен ты сам, твои человече-

ские качества, твоя способность отдавать тепло. И все исключительно бла-

годаря той одной встрече.

258

Часть вторая. Прощальный полет баклана

Окончательно же я понял, в каком городе нахожусь, когда в порыве же-

лания воссоединиться с семьей, решил снять квартиру и вызвать жену с ре-

бенком. Ребята подкинули адреса, где сдают комнаты, и я двинулся на пои-

ски подобающего для себя и своей супруги угла. Первый же визит по одному

из данных адресов полностью выбил меня из колеи. Звоню в дверь. Откры-

вают. На пороге женщина лет двадцати восьми. Коротенький халатик. Кон-

чается там, где начинаются ноги. Декольте максимально приближенно к пуп-

ку. Вся налитая, упругая даже на вид. Женщина Беломорья. Симпатичная.

Откровенно осмотрела с головы до ног.

– Здравствуйте. Вы ко мне или дверью ошиблись?

– Да вот… Адрес… Комнату сдаете?

Женщина улыбнулась.

– Ко мне. Сдаю, сдаю. Да что в двери торчать. Проходите, поговорим.

Чайку попьем.

Захожу в коридор. Снимаю шинель, разуваюсь. Женщина из шкафчи-

ка достает мягкие мужские тапочки.

– Берите, обувайте. Пол-то холодный. Идемте на кухню.

Прохожу, сажусь. Хозяйка у плиты с чайником суетится. Поставила. Бы-

стренько на стол собрала печенье, плюшечки какие-то, пирожки. Села.

– Будем знакомы! Марина.

– Меня зовут Павел. Я бы хотел комнату…

Дама томно потянулась и, наклонившись грудью ко мне, проворковала:

– Да что ж вы, мужчины, сразу о деле! Успеется. Сдам я вам комнату,

Паша, сдам. Не волнуйтесь. Посидим, поговорим, винца выпьем немножко.

Халат хозяйки скорее ее обнажал, чем прикрывал. Глаза мои непроиз-

вольно начали тормозить на самых достойных выпуклостях и местах, и Ма-

рина это заметила.

– А вы безобразник, Пашенька. Разгядываете меня, как витрину. Да

не смущайтесь! Шучу. На здоровье! С меня не убудет.

Налили чай. Попили, поговорили ни о чем. Марина встала, прошлась

по кухне, как по подиуму. Дала осмотреть себя со всех сторон.

– Ну, Паша, пойдемте, комнатку покажу.

Вышли в коридор. А я когда заходил, внимание на расположение комнат

не обратил. Выходим. А в коридоре всего одна дверь. Марина ее открывает.

Комната. Широкая кровать, трюмо, шкаф, телевизор, столик журнальный.

Марина на кровать – бултых. Халатик до подбородка задрался. Все нижнее

белье как на показ. Ничего, заманчиво.

– Вот и комнатка! Нравится?

Тут-то я и сообразил, что квартира однокомнатная. Но на всякий слу-

чай решил провериться.

– Марина, а у вас что, одна комната?

Марина так интимно, с придыханием засмеялась.

– Господи, дурачок! Зачем нам две? Неужели не уместимся? Хоть се-

годня переезжай. Не надо мне квартплаты никакой. Другим отдашь, чудил-

ко ты мое!

Пришлось все объяснять. И про жену, и про ребенка. Мариночка очень

расстроилась. Сникла прямо на глазах.

– Ох, как жалко! Такой милый. А ты жену отправишь – сразу прихо-

ди. Тебе же, поди, и стирать самому трудно, да и пища из столовой поднадо-

ела. Приходи, ждать буду. Ты, Пашенька, милый такой…

259

П. Ефремов. Стоп дуть!

Ушел. На улице сигареты три выкурил, привел нервы в порядок, побрел

дальше. По всем адресам одни женщины проживали. Кто разведенная, у кого

мужья в очень длительных командировках. Но одни женщины. И как захо-

дил разговор о семье, все. Никакой комнаты. Сам – пожалуйста, с семьей –

ни за что! Неделю по всему району гулял, никто не согласился. Ну а потом

затею с приездом жены пришлось отложить, она воспротивилась, да и я раз-

думал. Так один полгода и просидел в общаге. Не ангелом, откровенно гово-

ря. Да и кто из нас ангел? Поди, узнай…

Походы в Примус совершались по выходным дням. Самые популяр-

ные – пятничные и субботние. Как-то раз нелегкая понесла меня с двумя

друзьями, Лешкой и Стасом, в кабачок в неурочное время, в среду. У трех

лейтенантов образовалась дыра между вахтами, вечер пуст, общежитие на-

доело до смерти. Оперативно собрались и двинули. Благо от нашего приста-

нища до Примуса пятнадцать минут хода. Дошагали. Вопреки обыкновению

у ресторана народ не толпился, дверь оказалась заперта. Но со второго эта-

жа неслась музыка и были слышны голоса. Стучались долго. Наконец нам

открыли. Высунулся швейцар, всем известный подполковник запаса по про-

звищу Петрович.

– Ребята, сегодня все заказано. Свободных мест нет.

Такие песни нам слушать было не в первой. Да и подход к Петровичу

знали. Просто, как все гениальное: сунуть десятку, и ты в струе. Но сегодня,

судя по упрямству Петровича, случай был особенный. Он сломался только

на двадцатипятирублевой ассигнации. И то как-то нехотя.

В фойе было пусто. Разделись. Сдали вещи в гардероб. Там все вешал-

ки были переполнены. Петрович вызвал сверху нашу знакомую официант-

ку Ларису. Та спустилась.

– Здравствуйте, мальчики! И как это Петрович вас сегодня в этот ку-

рятник пустил? По приглашению и то опоздали… Ладно, я вам столик сбоку

у входа выдвину. Минут через пять поднимайтесь, а я накрою пока…

И не объяснив про курятник и приглашение, удалилась наверх, виляя

бедрами. Заманчивыми, надо сказать. Выждав оговоренное время, мы под-

нялись в зал.

Бог мой! Зал битком, под завязку был нашпигован женщинами! Наше

явление народу произошло совсем некстати. Какая-то матрона преклонных

лет подняв бокал, в полной тишине провозглашала тост. И тут со смехом вы-

светилась на входе наша троица. Ораторша замолкла. Все глаза устремились

на нас. И мы, словно три придурка, торчим посреди прохода и не знаем, куда

податься. Трое голых в женской бане. Тут Лариска выскочила, схватила нас

в охапку и запихала за приставной столик.

– Мальчики, что ж вы так вваливаетесь? Скромнее надо. Вас и так

на запчасти сегодня разберут!

А сама хихикает. Стас, самый предусмотрительный из всех, спрашивает:

– Лора, что у вас здесь за собрание женсовета?

Лариска даже с нами за стол присела от удивления.

– Вы что, не знаете, что у нас сегодня?

Мы отрицательно покачали головами. Лариска зажмурилась, снова хи-

хикнула.

– Юбилей Северодвинского управления торговли! И как же Петрович

вас пустил? У нас же в торговле одни бабы. Мама родная! С меня голову сни-

мут! Я ж думала вы по приглашению и опоздали.

260

Часть вторая. Прощальный полет баклана

Голову с Лоры не сняли. Торжественная часть торгового застолья клони-

лась к финишу, и мы начали замечать на себе все больше плотоядных взглядов

со всех сторон. Знаете, не очень комфортно жевать котлету по-киевски под

перекрестным огнем женских глаз. В зале действительно оказалось до безоб-

разия мало мужчин. На все про все десятка полтора, да и то некондиционно-

го возраста. А вот женщин – сотни полторы, не меньше. Да какие! Молодые

и пожилые. Красивые и безобразные. Но все разодетые и холеные. Цвет со-

ветской торговли. Облаченные во всевозможные дефициты, недоступные про-

стым советским гражданам. А когда много имеешь, хочешь еще больше.

Короче, через полчаса мы пошли, как говорится, нарасхват. Каждый

женский столик поставил перед собой задачу переманить трех молодых офи-

церов к себе. Всеми доступными способами. Понятное дело, столько женщин,

да еще навеселе, а покрасоваться не перед кем. За столом мы уже не сидели.

Жевать и пить времени не было. Мы танцевали, переходя из одних объятий

в другие, практически не останавливаясь. Наши красавицы безостановочно

заказывали один медленный танец за другим, устроив настоящий марафон.

Вниз, в фойе, на перекур нас тоже сопровождала толпа женщин. Нам не да-

вали поделиться друг с другом впечатлениями! Каждая просила прикурить,

каждой хотелось комплимента, все ворковали, призывно улыбались и стре-

ляли глазами без перезарядки. Нам же было немного не по себе. Не каждый

день испытаешь такой живой интерес к собственной персоне, да еще от та-

кого количества зрелых женщин.

К десяти часам вечера нас прочно застолбили. Лешу обволокла своим

вниманием пышная полногрудая блондинка Нина Григорьевна. Попытки дру-

гих женщин оторвать Лешу от ее прелестей Нина пресекала резко и беспо-

щадно: «Девочки, все в сад! Не дам совратить юношу!» Потом Нина сунула

Леше ключи от своей квартиры, мол, пусть полежат у тебя, а то я потеряю.

И как только Леша заглядывался на очередную прелестницу, Нина быстрень-

ко убегала в фойе. Ответственный Леша бросал все и несся за ней, опасаясь,

что она уйдет и забудет забрать ключи. Нина, естественно, никуда не ухо-

дила, но и ключи брать назад категорически отказывалась. Так Леха и пое-

хал ей дверь в квартиру открывать. Утром вернулся измочаленный, с круга-

ми под глазами и пакетом самых недоступных яств того времени, включая

несколько банок красной икры. Упал и спал до вечера. Вечером выяснилось,

что Нина – директор большого продовольственного магазина где-то в но-

вых кварталах города.

С тех пор, несмотря на карточную систему, питалась наша троица очень

даже неплохо. Лешка пару раз в неделю ночами помогал Ниночке справиться

с депрессией, она же откармливала его всеми доступными ей продуктами.

Наш же со Стасом вечер окончился самым прозаическим образом. Нас

очень плотно взяла в оборот целая компания, возглавляемая чрезвычайно

энергичной и обаятельной женщиной по имени Галина Викторовна. Как

потом оказалось, девушки эти были ее продавщицами, а сама она – заведу-

ющей магазином «Электроника». Работниц к себе в магазин она отбирала

исключительно сама, как царь Петр рекрутов в гвардию. Учитывалось все:

рост, лицо, ноги, грудь, воспитание, образованность. Назвав для блезиру все

это комсомольско-молодежным коллективом, Галина Викторовна муштро-

вала своих фотомоделей в капиталистическом стиле. Клиент – друг, това-

рищ и брат. В стенах Галининого магазина покупатель чувствовал себя, как

на другой планете. Ни одного грубого слова, только улыбки и искреннее же-

261

П. Ефремов. Стоп дуть!

лание помочь. Волей-неволей появлялось желание хоть что-то купить, даже

себе в ущерб. Девчонки-продавщицы обожали своего шефа, а та, хотя и дер-

жала их в ежовых рукавицах, всегда защищала и помогала, чем могла. Есте-

ственно, в ресторан прибыл весь коллектив «Электроники», без исключе-

ний. Сама Галина совершенно не терялась на фоне своих звездных работниц,

даже, скорее, выделялась. В свое время она нешуточно занималась спортив-

ной гимнастикой и достигла достаточно больших высот. Невысокая, хрупкая,

но с удивительно пропорциональной и красивой фигурой, привлекательной

грудью и миловидным лицом, Галина на фоне своих длинноногих воспитан-

ниц смотрелась как-то особенно. Словно небольшой, но мастерски огранен-

ный алмаз среди россыпи недоработанных драгоценных камней.

Эта компания обложила нас как следует, да мы и не сопротивлялись.

По всему было заметно, что сама Галина положила глаз на нашего Стасика,

а меня предоставила к дележy между своими гетерами. Повеселились на сла-

ву. После ресторана выяснилось, что хотя Галина и не замужем, а в разво-

де, но имеет сына пяти лет, он у родителей, и его надо забирать домой. Рас-

целовала Стаса в обе щеки и укатила на такси, не забыв, правда, сунуть

ему в карман записку со своим телефоном. Стас, судя по всему, тоже запал

на очаровательную директоршу и на знаки внимания со стороны ее подчи-

ненных внимания уже не обращал. Попрощался со всеми и ушел в гостини-

цу. А я остался один на один с десятком красавиц, и как бывает в таких слу-

чаях, ничего у меня не выгорело. Проводил почти всех до дому и поздно ве-

чером тоже вернулся в гостиницу.

С тех пор наш Стасик пропал. Симпатичная директорша запала ему глу-

боко в душу. Она никогда ни на чем не настаивала и не уговаривала. Не хо-

чешь – не надо, не приходи. Вот если Нину прошибало желание, то она че-

рез всех друзей и знакомых находила способы вытащить Леху с любой вахты,

в любое время. Зов плоти. Но Леха был холост, а Стас женат. Жену не видел

пять месяцев. Она вот-вот должна была родить, и Стаса мучило чувство пре-

дательства по отношению к ней. Она готовилась стать матерью его ребенка,

а он спит с другой женщиной. Вдобавок на восемь лет старше его самого. Чув-

ство долга ожесточенно боролось со стремлением обладать прелестным те-

лом бывшей гимнастки. И почти всегда второе брало верх. Галина тоже раз-

рывалась между двумя огнями. С одной стороны, сын. Она всегда ночевала

дома с ним, за исключением выходных, когда его забирали дед с бабушкой.

Сама себе дала слово, что мужчин в ее доме и постели сын никогда не уви-

дит. Только, если выйдет замуж. Но Галину и Стаса притягивало друг к дру-

гу как магнитом. По ее просьбе Стасик приходил только после одиннадца-

ти вечера, когда сын крепко спал, и уходил рано утром, пока тот не проснул-

ся, не звонил ей домой и не заходил в неурочное время. Они изводили себя,

но обходиться без этих встреч уже не могли.

Под 23 февраля у Стаса родился сын. Он получил телеграмму в субботу

утром, разрадовался и бросился к командиру. Тот сразу дал добро на отпуск,

и счастливый отец рванул в авиакассу. Самолеты из Архангельска в Крым ле-

тали не каждый день, и билеты достались только на вечер воскресенья. Стас

вернулся в гостиницу, собрал вещи, ну и, само собой, отметил с нами свой

праздник. Ребята из экипажа заходили и заходили с поздравлениями, шило

лилось и лилось. К шести часам Стас был крепко пьян и завалился спать.

А Галина в субботу, как всегда, отправила сына к родителям и ждала Стаса

к себе вечером, часов в восемь. Мы с Лехой, уложив блаженного отца в по-

262

Часть вторая. Прощальный полет баклана

стель, продолжали посиделки. Около семи Стас зашевелился, сел, посмотрел

на часы, и начал судорожно натягивать штаны.

– Ты куда? – спросили мы в один голос.

– Мужики, Галка ждет. Я к восьми обещал.

Мы переглянулись.

– Стас, ты такой кривой, на ногах ведь едва стоишь. Может, не стоит?

Завтра же лететь. Позвони, объясни.

Стас наморщил лоб. Помолчал. Потом решительно встал, чуть не опро-

кинув стол, и твердо заявил:

– Я к ней поеду! Обещал! Да и объяснюсь…

Оказывается, Стас ничего не рассказывал Галине о своей личной жиз-

ни. Ни то, что женат, ни то, что у него будет ребенок, – ничего. И если се-

годня он не придет, больше между ними ничего не будет. А этого Стас, ка-

жется, не очень хотел… Он оделся, подхватил сумку с вещами, воспользо-

вавшись нашим замешательством, хватанул стакан, энергично пожал всем

руки и вышел.

До квартиры Галины Стас добрался вовремя. Точь-в-точь, к двадцати

ноль ноль. Перед дверью остановился, сообразил, что навеселе, да так здо-

рово, он заявлялся впервые. Но и сын у него первый! Стас ткнул пальцем

в звонок.

К каждой их субботней встрече Галина готовилась очень тщательно.

Почему, и сама не понимала. Мальчишка, молоденький лейтенант, а она как

школьница волнуется, от зеркала не отходит. Цену себе Галина знала хоро-

шо. Вокруг нее постоянно косяками ходили мужчины. Да какие! Городская

элита. Красивейшая женщина, материально полностью обеспеченная, да

с такими перспективами! А она? Смешно, но для встреч со Стасом Галина

даже имела отдельное нижнее белье. Такое, что еще больше подчеркивало

ее сексуальность и достоинства. Хотя, куда уж дальше…

Продребезжал звонок. Галина еще раз поправила платье и открыла

дверь. На пороге, пошатываясь, стоял ее Стасик в обнимку со здоровенной

сумкой. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что Стасик очень

сильно навеселе. Галина неожиданно быстро разозлилась.

– Так-так… Что, Стасик, теперь ко мне можно и в таком состоянии за-

являться? А ну…

Стас как-то глупо и жалобно улыбнулся и прошептал:

– А у меня сын родился… Вчера. Вот я и немного того… Отметил. Изви-

ни, наверное, я зря пришел, ребята вот тоже говорили… Я пойду.

Галина самопроизвольно схватила Стаса за руку.

– Вот еще! Мало ли твои ребята наговорят. А ну заходи! Маячишь тут

на площадке!

Стас шагнул в прихожую, не удержался и начал заваливаться набок.

Галина поднырнула ему под плечо, подхватила, одновременно захлопывая

дверь.

– Господи! Вот шальной! Что ж ты мне сразу про сына не рассказал?

И жена, наверное, есть? Что ж ты молчал? Почему не говорил? Боялся, что

больше не пущу? Дурачок! Мне же от тебя ничего не надо… Только тебя! Ой,

глупый! Подросток ты мой!

Галина посадила и разула вяло сопротивляющегося Стаса. Сняла куртку.

– У тебя такая радость! Сынок! А ты извиняешься, глупый. Радоваться

надо! Радоваться! А это что за саквояж?

263

П. Ефремов. Стоп дуть!

Не смеющий пока поднять глаза от пола Стас пробурчал:

– У меня завтра самолет в Симферополь. Вечером.

Галина всплеснула руками.

– Мама родная! Ну что не позвонил? Я бы тебе билеты хоть на сегодня

сделала. Знаешь ведь, могу…

– Сегодня рейса нет… Вот я к тебе и пришел… Обещал ведь…

В Галине проснулся деятельный и решительный человек.

– И правильно сделал! Сейчас я из тебя всю дурь пьяную выгоню!

И начала выгонять. Раздела, словно ребенка, усадила в ванну, свои-

ми руками мыла и чистила. Минут пятнадцать изводила фырчащего Стаса

контрастным душем, совала под нос нашатырь. Поила чаем с лимоном. Че-

рез два часа Стас предстал в преображенном виде, разморенный и без сле-

дов опьянения.

– Ну а теперь, Стасечка, давай вдвоем отметим твой праздник! Подож-

ди, я переоденусь.

Она оставила Стаса на кухне и ушла в комнату. А когда вышла, тот потерял

дар речи. Вечернее искрящееся платье, облегая фигуру, подчеркивало ее строй-

ность и свежесть. Декольте обнажало чудную грудь, как раз в той мере, от ко-

торой перехватывало дыхание. Такой красивой Стас ее никогда не видел.

– Пойдем, – она потянула его за руку.

В комнате был накрыт стол, стояла бутылка шампанского. Галина зажг-

ла свечи. Сели. Стас разлил вино по бокалам. Слов у него не было.

– Я хочу сказать тост. Стасечка, милый! Я хочу выпить за твое счастье!

За твоего сына. Поверь мне, ничего лучшего в этой жизни нет. И я очень рада

тому, что ты пришел ко мне с этим. Не промолчал, не уехал втихомолку, а по-

делился своей радостью со мной. Доверил. Спасибо тебе! И пусть твой сын

станет таким же, как его отец!

После этого Стаса прорвало. Он говорил и говорил. Рассказывал о сво-

ей жене, о том, как они познакомились, какая она, как они назовут сына, что

его волнует, строил планы, делился тревогами. Они сидели обнявшись, Галя

гладила его волосы, а он продолжал и продолжал. Ночью они предавались

любви совершенно по-новому, не так, как прежде, стремясь дать друг другу

нечто большее. И когда Стас целовал ее грудь, она, кусая губы, продолжала его

успокаивать: «Не волнуйся, милый, завтра прилетишь, все будет хорошо…»

Когда утром Стас проснулся, ее в постели уже не было. Стас накинул ха-

лат и вышел на кухню. Галина, уже причесанная и одетая, допивала кофе.

– Доброе утро, Стасик! Выспался?

– Да. Галь, а ты куда собралась?

– Я ненадолго, по делу. Садись завтракай. Твоя одежда в шкафу на ве-

шалке, я погладила. Не обижайся, я скоро.

Галина вышла в прихожую и снова заглянула на кухню.

– Стасик, а какой размер у твоей жены.

– Не знаю точно. Сорок шесть, кажется. Она метр шестьдесят пять ро-

стом. Галь, а тебе это зачем?

– Интересно просто, – ответила она и ушла.

Вернулась Галя через три часа. Уж и не знаю, какие свои торговые свя-

зи взбудоражила эта женщина в воскресный день, но огромную сумищу

с коробкой в квартиру занес таксист. Все послеобеденное время она соби-

рала Стаса в дорогу и укладывала вещи. Чего только она не принесла: пер-

воклассные импортные пеленки, ползуночки, распашоночки, полотенца,

264

Часть вторая. Прощальный полет баклана

шапочки, соски, погремушечки. Все это богатство венчал складывающийся

и компактный югославский манеж, безумный дефицит в те времена. Стас

пытался протестовать, но она твердо заявила, что если он не возьмет, то она

больше его знать не желает. А ко всему прочему, это не ему, а маленькому.

Никаких возражений она не принимала. Вечером, после ужина, она вызва-

ла такси, оделась и вместе со Стасом поехала в аэропорт Архангельска. Це-

луя его на прощанье, она прошептала ему на ухо:

– Там в сумке, на дне, итальянские блузка и платье твоей жене и фран-

цузские духи. Ей понравится… Иди. Я буду ждать…

И подтолкнула его к контролю.

Стас вернулся через две недели довольный и счастливый и в первый же

вечер уехал к Гале. Их отношения продолжились. Три месяца спустя экипаж

уезжал обратно в Гаджиево. Перрон вокзала запрудили провожающие жен-

щины. Наш Северный Париж прощался со своими недолгими, но желанны-

ми гостями. Пришла на вокзал и Галина. И что самое удивительное, вместе

с сыном. Они стояли немного поодаль от всех, держась за руки, и тихо раз-

говаривали. Когда настало время садиться в вагоны, Галина крепко поцело-

вала Стаса в губы, совершенно не стесняясь своего мальчика.

Следующий раз мы попали в Северодвинск только через три года.

Не знаю, писал ли Стас Галине все это время или нет, но в первый же свобод-

ный день он пошел к ней. А когда наш корабль вновь уходил на базу, Стаса

снова провожала хрупкая женская фигурка с ребенком. Так продолжалось

раз за разом, пока, наконец, в третий или четвертый приезд Стас не узнал

от нее самой, что она вышла замуж.

Может, эта история кому-то покажется аморальной, но я знаю точно,

что до сих пор Стас поздравляет Галю и ее сына со всеми праздниками, а она

пишет ему до востребования, хотя прошло почти десять лет, и они с тех пор

не виделись.

Вот вам и Северный Париж… Да в каком Париже вы найдете таких жен-

щин?!

Мимоходом. Кальсоны Алексеевича

Северодвинск. Середина декабря. На улице минус 25. Экипаж прибыл

на завод всего на пару месяцев, семьями не обременен, поэтому рассе-

лен в одной офицерской гостинице, рядом с бригадой. Почти вся боевая

часть 5 состоит из молодых лейтенантов и старлеев, во главе которых сто-

ит ветеран, капитан 2 ранга Епифанов Андрей Алексеевич. Гренадерско-

го роста, статный, седовласый, с завитыми белыми усами и серебряными

бакенбардами, одновременно похожий и на просмоленного всеми моря-

ми боцмана, и на суворовского чудо-богатыря.

За грозной внешностью, внушающей невольное уважение, скрывает-

ся честный и справедливый человек, относящийся к своим молодым под-

чиненным, не как к простым служебным винтикам, а, скорее, как к ша-

ловливым, непослушным и еще не успевшим поумнеть детям. Прекрасно

понимая, что молодость и определенная юношеская безбашенность в Се-

верном Париже проявляется у его молодых подчиненных сама по себе,

непроизвольно, и что, по сути, бороться с этим трудновато, Алексее-

вич, по мере сил и возможностей старался, уж если не контролировать,

265

П. Ефремов. Стоп дуть!

то хотя бы не давать своим молодцам забывать, что у них есть и погоны

на плечах, и служебные обязанности.

Одной из таких воспитательных мер, направленных на поддержание

воинской дисциплины своего лихого подразделения, Алексеевич избрал

следующее. По личному опыту зная, что его молодая поросль, каждый день

после службы разбредается по всяким злачным местам славного Северо-

двинска в поисках удовольствий, недоступных в своем маленьком гарни-

зоне, а потом утром с большим трудом встает, а то и вовсе не пребывает

на подъем флага, механик каждое утро, с завидным постоянством проде-

лывал следующую процедуру. Ходу до заводского пирса, у которого был

пришвартован корабль, было минут десять, поэтому ровно в 06.50 меха-

ник выходил из своего номера, и шел по всем номерам, где обитали его

подчиненные, благо жили почти все на одном этаже. Он стучал в каждую

дверь, пока там хоть кто-то не отзывался, и грозно командовал:

– В 07.35 жду всех внизу! Кого не будет, матку выверну, пионеры!

Завершив обход, он удалялся в свой номер, и ровно в 07.35 стоял

на крыльце гостиницы, неизменно выбритый, с подкрученными усами,

в своей не очень уставной каракулевой шапке, и величаво пыхтел сига-

ретой. Мы хотя и ворчали на него, за глаза обзывая Будильником, но опо-

зданий практически не случалось, и собрав всю свою «банду», механик

возглавлял ее, и мы дружно прибывали на подъем флага.

В это утро все шло, как и было заведено, только вот после стука в нашу

дверь, знакомая уже до зубной боли фраза, прозвучала несколько стран-

но. Как только мы отозвались на его канонаду, знакомый голос за две-

рью выдал:

– В 07.35 жду всех внизу! Кого не будет… Это… Бл… Ну сами знаете,

охламоны!

Следующие полчаса мы, поругиваясь друг на друга, на механика, вче-

рашний вечер, мороз, любвеобильных северодвинских женщин и коман-

дование, умывались и приводили себя в порядок. И в этот день как-то слу-

чайно получилось, что почти все, кого будил Алексеевич, вышли из своих

номеров практически одновременно и такой же одной командой чело-

век семь вышли из гостиницы.

На крыльце, как всегда, стоял механик, с привычной сигаретой в зубах.

Только вот вид у него был, скажем прямо, оригинальный. Как всегда, све-

жий и выбритый, благоухающий «Красной Москвой», он был в шапке и ка-

надке, настоящее олицетворение старого морского волка. Но вот вместо

штанов на механике были самые уставные кальсоны с начесом, цвета свет-

лой морской волны, выглаженные и даже со стрелками, заботливо заправ-

ленные в носки, и зимние офицерские ботинки, зашнурованные согласно

правилам ношения военной формы одежды. Вообще, внешний вид меха-

ника полностью соответствовал словам «…штормовать в далеком море по-

сылает нас страна…», если бы не эти лазоревые отутюженные кальсоны.

Картина была до того потрясающая, что секунд десять никто из нас не мог

вымолвить ни слова. Эту паузу бодро прервал сам механик.

– Ну что, бездельники, примолкли? Все собрались? Тогда шагом марш!

Но тут оцепенение у нас прошло, и старлей Скамейкин, вообще отли-

чавшийся резвостью речи и телодвижений, как-то быстро, но неуверен-

но развел руками.

– Андрей Алексеевич… А кальсоны-то зачем?

266

Часть вторая. Прощальный полет баклана

Механик бросил на Скамейкина взгляд, в котором читалась мудрость

всей трехсотлетней истории российского флота.

– Эх, Скамейкин… уже старлей, а мозгов еще не хватает! В такой мо-

роз без кальсон яйца, как рында, звенеть будут, дурень!!!

Тогда Скамейкин, уже с блуждающей на лице улыбкой, указал рукой

на нижнюю часть фигуры механика.

– А брюки что в таком случае надевать не надо?

И тут уже не выдержали мы все и расхохотались. Надо отдать долж-

ное механику, видимо, собиравшемуся разродится еще какой-нибудь на-

родной мудростью на вопрос о брюках, но непроизвольно взглянувше-

му на свои ноги. Он не растерялся и даже не изменил выражение лица.

Он только выпрямился, щелчком откинул сигарету, причем точно в урну

метров с трех, и только потом хмыкнул:

– Ну, ё-моё… Заслужился… Пора на пенсию. Минуту ждать!

И не теряя чувство собственного достоинства, но на удивление быстро

исчез за дверями гостиницы.

Потом, когда механик уже спрятал свои симпатичное исподнее под

строгим флотским сукном и мы все шагали по направлению к заводской

проходной, механик, лукаво и одновременно простодушно посмеиваясь

в свои щегольские усы, рассказал, что вчера неожиданно встретил учи-

лищного одноклассника, которого не видел много лет. Они посидели ве-

черком в ресторане «Белые ночи», в простонародье РБНе, вспомнили мо-

лодость, друзей, поговорили о болячках и грядущей пенсии, ну и, есте-

ственно, немного усугубили. Заведенные много лет назад внутренние

биологические часы, подняли Алексеевича на службу вовремя, минута

в минуту, а врожденная ответственность не позволила хоть на йоту из-

менить установленное самим собой утреннее расписание. Но все же воз-

раст дал о себе знать, сначала дав сбой при утренней «перекличке», а уж

потом и с брюками, которые Алексеевич просто забыл надеть. Обо всем

этом Епифанов говорил с такой мудрой самоиронией, что вскоре мы сме-

ялись скорее над своей реакцией, чем над таким старым просмоленным

зубром, как наш Алексеевич, хотя тогда и не задумывались, что ему все-

го сорок пять лет, и это не он стар, а мы просто еще очень молоды…

Типично военная сказка

В каждом, кто опередил меня по карьере, я вижу

личного врага и веду себя по отношению к нему со-

ответствующим образом. Я стараюсь только, что-

бы он не заметил этого, пока является моим на-

чальником.

Из интимной беседы графа Арним с Бисмарком

Жил да был человек. А звали его… Ну, пускай, Иванушка-дурачок. С са-

мого детства рос Иванушка сиротой. Родителей его то ли война с фашистом

в могилу свела, то ли последствия ее, не знаю точно. Но рос мальчик без ро-

267

П. Ефремов. Стоп дуть!

дительской ласки, без отеческого пригляда. Подошло время, и определили

добрые люди, друзья родителей, Иванушку в Суворовское училище. И стал

Иванушка учиться военному делу. И так любо оно ему, безотцовщине, ста-

ло, что посчитал он всех военных своей семьей, и все заботы военные стал

считать за свои собственные. Так и жил.

Времечко летело. Закончил Иван Суворовское училище, думал-думал

и решил податься на флот. Тогда моряком служить почетно было. Форма кра-

сивая. Уважение и слава. Поступил Иван в подводную школу. Год учится, вто-

рой. Старается. Пока суд да дело, встретил девушку хорошую. Женился. Стали

жить душу в душу. Пять лет стрелой пролетели, окончил Иван свой последний

университет. Не первым, но и не последним. Взял Иванушка молодую жену,

два чемодана в руки и поехал на Крайний Север Родине служить.

Как и все на флоте, начал наш Иван с низов. Командиром ракетного от-

сека. Сколько шишек и синяков получил – не счесть! И носом в грязь ты-

кали, и обругивали матерно, и на берег домой не спускали. Но Иван терпел

молча. Не он первый, не он последний. Обиду глотал, корабельную науку по-

стигал, на ус мотал. Была у него мечта, как у любого военного. Хотел Ивануш-

ка воеводой стать, командиром подводной лодки. Не больше. Но и не мень-

ше. Грезил об этом и во сне, и наяву, ни о чем другом и не помышлял. Толь-

ко свой корабль! Только своя семья-экипаж.

Долго ли, коротко ли, дослужился наш Иван сначала до помощника ко-

мандира, а потом и до старшего помощника. Совсем немного осталось, один

шаг, и мечта сбудется. Старпомом Иванушка был отменным. И дело спори-

лось, и людей зря не мучил, но когда надо, мог так отчитать – жить не хоте-

лось. Не обделил Господь Ивана ни голосом, ни статью. Невысок, но крепок

и кряжист. Скомандует – бакланы с пирса взлетают. Ну просто готовый ко-

мандир! Да и голова у Ивана не сбоку приделана была. Соображал. И знал

много, поболее других командиров.

Старпомил он, старпомил, пока корабль на завод в ремонт не отправили.

Там его судьба и нашла. Срочно потребовался командир во второй экипаж.

Того командира, прежнего, Родина на другой край земли отправила служить,

подальше от Севера. А экипаж без няньки остался, колобродить начал, раз-

валиваться понемногу. А кого послать? Флотоводцы поразмыслили, прики-

нули. Некого, кроме Ивана. Пускай командует, может, из сброда этого и по-

лучится что. Иван-то упрямый. Либо голову сломает, либо дело сделает. И на-

значили Иванушку командовать экипажем без корабля.

Не смутило Ивана такое назначение. Он к трудностям с детства при-

выкший был, не пугался, духом не падал, только злее на изломе становился.

Сказал: «Есть!» И пошел на новое место службы. Ох, и не обрадовало его то,

что увидел. Народ ленивый, праздношатающийся, от настоящего дела от-

выкший, больше к берегу, чем к волне морской привычный. Огляделся наш

герой, рукава засучил и принялся всю грязь разгребать, не обращая вни-

мания на вонь. Многих из экипажа изгнал. Но не с обидой, а по-человечьи.

Кому выгодное место предложил, кому перевестись помог, куда кто хотел.

Память злую о себе не оставлял. Службу и судьбу нерадивым не ломал, давал

шанс. На свой страх и риск назначил к себе старпомом молодого офицерика

Емелю. Поверил в него. Через должность перетащил вопреки всем началь-

никам. И стал Емельян одним из самых молодых старших помощников ко-

мандира на атомоходах. Другим старпомом сманил к себе еще одного моло-

дого, но ретивого офицера Андрейку. Получили офицеры «майорские» зва-

268

Часть вторая. Прощальный полет баклана

ния, стали командовать, народом руководить. Экипаж Иванушка кирпичик

к кирпичику подбирал, нужных людей к себе сманивал, как мог. На обеща-

ния не скупился, да и не обманывал. Так года за полтора подобрал он себе

людей к службе охочих, опытных и работящих. И в обиду своих не давал.

Даже командир дивизии у Иванушки людей забирать побаивался. Упрется,

бывало, и все. Не дам! Я командир – и точка!

Вот так первую задачу свою Иван и решил. Экипаж собрал, от мусо-

ра избавился. Теперь главное осталось – море. А вот в него Ивана и не пу-

скали. Мол, экипаж давно не плавал, отучились, сухопутные вы теперь мо-

ряки. Резон в словах начальников был. И большой резон. Почти два года,

поди, на пирс не выходили. Начал Иван инстанции штурмовать. Пустите!

Все задачи сдадим, все стены сломаем. Бился лбом в стену, бился – и про-

бил! Дали ему корабль. Но пригрозили: долго тебя мурыжить будем, на по-

блажки не надейся! А Иван и рад. Наконец-то! Принял экипаж крейсер, сел

на борт. И тут такое началось… И день и ночь проверки, учения, смотры один

за другим идут, не отдышишься. Как будто решили начальники доказать Ива-

ну, что его дружина ни на что не годна. И так дело повернут, и эдак. А ничего

не выходит. На все вопросы ответы есть. Каждое замечание на месте устра-

няется. Бились начальники, бились, да и смирились. Ну что с такими делать?

Пускай живут. Да и экипаж вроде неплохой получился. Не лишнее это в ди-

визии подготовленную дружину иметь. Допустили и забыли. А Ивану это-

го мало. Ему в автономку экипаж сводить надо, без этого все труды напрас-

ны. И начал командир снова в стенку биться. И ведь снова пробил! Довери-

ли. Вопреки мнению многих начальников.

Тяжела была подготовка. Снова командование дивизии паутину пле-

ло, за малейшую мелочь вздергивало. А Ивану все в радость. Больше нако-

пают, меньше работы потом. Экипажу хоть и трудно было, но хочешь не хо-

чешь, на командира равнялись. Он все время рядом. Себе поблажек не давал

и другим не спускал. Прорвались. Все прошли. И ушли в плавание с чистым

сердцем.

Нелегкая автономка выпала. Длинная. И под лед ходили, и в Атланти-

ке рубежи вражьи рвали. Но управились чин чином. Вернулись – а им при-

казано ракету пускать. Стрельбы сам министр обороны проверял. Пальну-

ли, да так хорошо, что слов нет. И посыпался дождь наградной. Ивану орден,

старпому молодому Емеле тоже орден, офицерам многим медали, матросам

и мичманам тоже перепало. Ивану от министра грамота, от главкома часы

именные, благодарности за службу со всех сторон. Слава да почет. Попо-

здравляли, попоздравляли, да и передышку наконец дали. Отдыхайте ребя-

та после трудов ратных.

Отпуск быстро прошел. Вернулся народ обратно. Иван дружину пере-

считал: все на месте. И прямиком к командованию – новые задачи получать.

А там… Молодец, Иван, хорошо служите! А сейчас давай-ка вместе с экипа-

жем роддом строить. Вот тебе главная боевая задача! Родине надо не только

в море служить, кто-то должен и роддомы строить! Иванушка настоящий во-

енный был. Руку к козырьку: «Есть!» Развернулся и пошел выполнять. Эки-

паж выстроил, объявил, а в голосе горечь. Да и понятно! Всего добился, а тут

на тебе! Боевым экипажем кирпичи таскать! Мы же подводники – не строй-

бат, в конце концов! Но приказ выполнять надо. Отправил людей, а сам при-

нялся начальственные пороги обивать. Мол, нельзя так! Негоже людьми раз-

брасываться! Для чего учили?

269

П. Ефремов. Стоп дуть!

Но ничего у него не получалось. Многим к этому времени Иван своим

независимым нравом неугоден и нелюб стал. В лицо не посылали, опасались.

А за спиной каверзы строили. Пока потихоньку. Открыто нельзя: орденоно-

сец, герой. А исподтишка – пожалуйста. Сражался Иван со штабным брат-

ством, сражался, да все впустую. Обволакивали словами вкрадчивыми, фра-

зами незначащими. Переливали из пустого в порожнее. Неделю, вторую, ме-

сяц. Тут Ивана и сорвало. Человек – он всегда человек. А Иванушка ангелом

никогда не был. Не живут на флоте ангелы. И выпить мог, и погулять знат-

но. А от такой безнадеги как не закручиниться? И начал Иванушка все чаще

и чаще к зелью прикладываться. А так как нрава он сурового был, авторите-

тов не признавал, несдержан стал, упаси бог. Приказал экипажу – на строй-

ку больше ни ногой. Под страхом увольнения. Взял и письмо президенту на-

писал, мол, так и так, гноят золотой фонд флота на кирпичах, к какому-то

маршалу в Москву слетал, пожаловался, да много еще чего. Неразумен стал

от обиды. Даже в какой-то передаче снялся, да ее вовремя на экран не выпу-

стили, чтоб скандала не вышло. Вот тут и получило штабное братство шанс

с упрямым Иваном разобраться. Поводов – больше некуда!

Хитра штабная шушера. Решили для начала внутри экипажа гниль по-

искать. Ковырнуть. И попали прямо в десяточку. Старпомы Емеля с Андрей-

кой, оказалось, давно уже завистью по уши заросли. Мало им уже того было,

что Иван их службу вертикально вверх направил. Большего хотели. Да и себя

считали поумней, чем простоватый и грубоватый Иван. Прямо в точку по-

пали стратеги штабные. Такую подножку еще поискать надо! И начали оби-

ходить Емелю с Андрейкой со всех сторон. И патоки подпустят, и здрави-

цу пропоют. Мол, такие умные ребята, а под таким дурнем ходите. Жалко,

ведь, таланты гибнут! А старпомики уши и развесили. Слезу пустили. А им

возьми и пошепчи на ушко, мол, надо Ивана убрать. Тогда ты, Емеля, самым

молодым командиром станешь. А ты, Андрейка, – старпомом. И заживе-

те в свое удовольствие. Покомандуете всласть. И засела эта мысль занозой

в мозгах молодых офицеров. Колола, колола, и вот они уже на все согласны.

Власти-то ох как хочется!

А Иван к этому времени вообще зачудил. Пару концертов под алко-

гольными парами устроил. Перессорился со всеми начальниками, дал в Мо-

скву телеграмму, что объявляет голодовку. Прямо на руку играет злопыха-

телям. Они к нему и врачей посылали на предмет душевной болезни, и под

домашний арест на десять суток сажали. Подкапывались потихоньку. В от-

крытую рановато было. Еще полгода даже не прошло, как Ивана весь флот

поздравлял. А старпомы, бестии хитрые, придут командира проведать до-

мой. Поутешают, поддакнут, фляжечку достанут и по сто грамм предло-

жат. А он, наивный, думает, какие все-таки его воспитанники надежные

ребята! Опрокинет стопку-другую. А они за порог и к телефону. Мол, так

и так, были у командира, он опять пьяный. Командир дивизии или начшта-

ба прыг на «козла» и к Ивану. А он, само собой, тепленький. Зафиксирова-

ли: пьет, дескать, скотина. Один случай, второй, третий. Иванушка-дурачок

ни о каком предательстве и не помышляет. Делится наболевшим, жалует-

ся. Верит. А старпомы рады стараться почаще стаканы наполнять да Ива-

на на всякие глупости подначивать. А он, неразумный, совсем голову поте-

рял, сам себе вредит. Наконец, накопали штабные достаточно компромата,

чтобы в открытую Ивана сковырнуть. Отстранили от командования, эки-

паж в Северодвинск в политссылку отправили месяца на три, чтобы не от-

270

Часть вторая. Прощальный полет баклана

свечивал и под ногами не путался. Дали командира чужого на время, а на-

шего Иванушку отставили.

Прошло три месяца. Экипаж из ремонта корабль пригнал, а в базе

ждет их известие. Увольняют Иванушку за дискредитацию воинского зва-

ния. Совсем добило его отлучение от экипажа. Как их увезли, так он окон-

чательно скис и надломился. Навесили на него всех собак – и под приказ.

Пришлось нашему командиру-орденоносцу возвращаться обратно в граж-

данскую жизнь, с чем пришел. Разве только вещей немного за годы служ-

бы поднакопил.

А старпомов-то молоденьких вокруг пальца обвели штабные деятели.

Обещанного не исполнили. Прислали к ним нового командира. Тот был со-

всем на Ивана не похож. Но предателей не любил, как и все нормальные

люди. И вскоре от обоих избавился. Емеля-то стал все-таки командиром, по-

том, лет через пять, почти случайно. А Андрейка от такой «обиды» не опра-

вился, долго обещанного ждал, но не дождался и уволился. Магазин открыл

и о службе не вспоминал. Стыдно, наверное…

Мораль-то у сказки самая простая: вода камень точит, если неугоден –

рано ли, поздно ли – прожуют и выплюнут. Сильным всегда труднее всего.

В этом и есть слабость силы.

Мимоходом. ДМБ-75

Рассказывали, что в далекие годы развитого социализма, когда на флоте

и так всего хватало: и провизии, и топлива, и даже денежных знаков разно-

го достоинства, задумало командование молодой 13-й дивизии для полного

процветания и благоденствия личного состава одно благое дело. Решили ла-

перузы взять равнение на сухопутные войска и организовать во вверенном

дивизии гарнизоне Оленья губа самую передовую заполярную свиноферму.

Дело в Вооруженных силах известное, официально подсобным хозяйством

именуемое, и во все времена начальниками всех рангов очень одобряемое.

Вот и решили флотоводцы, что и им без организованного «свинства» ни-

как не обойтись. Ну а так как флот всегда славился неукротимостью в вы-

полнении приказов и презрением к преградам не только в бою, но и в бы-

товых мелочах, то все закрутилось оперативно и не на шутку.

Уже через пару месяцев на задворках базы среди сопок вырос воздвиг-

нутый «хап»-методом внушительный свинарник, а в нем через несколь-

ко недель начали весело похрюкивать свиноматки, привезенные чуть ли

не фельдъегерской службой практически из-под Питера. Штатного распи-

сания на такое подразделение в дивизии подводных лодок, понятное дело,

не существовало, поэтому пришлось идти привычным путем.

В недрах одного из экипажей нашли мичмана с Херсонщины, потомствен-

ного «саловеда» и свиновода, а ныне техника БЧ-2, которого навсегда отко-

мандировали в свинарник, официально оставив в рядах плавсостава, дабы

мичман получал «морское» денежное довольствие и прочие «морские» блага.

В гарнизоне добавили новый гарнизонный наряд, именуемый вахтой по сви-

нарнику, а дивизионный камбуз начал исправно вывозить хрюшкам тонны

недоеденной перловки и прочих вермишельно-крупяных отбросов.

Питаемые щедрыми объедками с флотских столов, свинюшки неожи-

данно для всех пошли в рост и начали интенсивно давать весело похрю-

271

П. Ефремов. Стоп дуть!

кивающий приплод. Естественно, первая презентация свежей мясной

добавки к рациону подводников прошла среди членов семей командно-

го состава дивизии и получила горячее одобрение, вследствие чего сви-

ное дело было признано полезным, крайне необходимым и самое глав-

ное – абсолютно незатратным.

Время шло. Свинарник исправно функционировал, планово подкармли-

вая моряков, командование, да и их семьи заодно. Проблем не было ника-

ких. Всякие санэпидемстанции и прочая надзирающая гражданская шелу-

понь ходу на секретные военно-морские базы не имела, а потому и проблем

у «свинского» хозяйства никаких не наблюдалось, кроме нечастых визитов

представителей более высокого командования, да и то плановых, к кото-

рым мичман-свинопас всегда был готов. Со временем работать на свинар-

ник даже начали отправлять нарушителей воинской дисциплины, вместо

гауптвахты. И рядом, и при деле, и вроде как наказание. Постепенно сфор-

мировался определенный ограниченный контингент хронических наруши-

телей уставных норм жизни, которые большую часть службы проводили

среди свинюшек, а не на могучих подводных крейсерах. Ну а коль скоро

где-то обосновываются матросы на постоянной основе и без надлежащего

присмотра, то жди чего-нибудь интересненького и захватывающего.

Хитроумные мореманы, поработав со свинками, неожиданно обнару-

жили, что свинья – тот же человек, правда, в другой упаковке, и что са-

мое ценное, их кожа идеально подходит для набивания рук в нелегком

деле нанесения наколок, которые всегда были популярны среди личного

состава. Считалось особенным шиком вернуться после трех лет службы

на Северном флоте и щегольнуть где-то на пляже монументальной кар-

тиной на левом плече, из которой сразу становилось ясно, где, на чем

и сколько прослужил этот храбрый парень. Кожа у свиного семейства

оказалась абсолютно идентичной человеческой, с той лишь разницей,

что спавшая свинья просто не чувствовала уколов, позволяя шлифовать

мастерство флотского татуажа до бесконечности. С тех пор шкура оби-

тателей свинарника начала покрываться изображениями флагов, кора-

блей, якорей, русалок и прочих атрибутов флотской жизни, и вечерами

матросы, восседая над свиноматками, заостренной струной разукраши-

вали свиные бока разнообразнейшими рисунками.

И вот однажды в гарнизон прибыла проверка, да не простая, а из Шта-

ба тыла Вооруженных сил страны. Командование, естественно, зна-

ло об этом заранее, готовилось, да и опасалось этой проверки, навер-

ное, больше других. Сухопутные тыловики всегда были неравнодушны

к военно-морскому флоту с его привилегиям, поэтому в военно-морских

частях зверствовали особенно изощренно, выискивая замечания даже

там, где нормальному человеку и не снилось. И вот командование гар-

низона наряду с наведением порядка решило поразить столичных про-

веряющих заботой о желудках личного состава, для чего была дана ко-

манда начальнику свинарника забить пару совершеннолетних поросят,

и все мясо пустить в котлы берегового камбуза личного состава, как раз

в день прибытия высоких гостей. Приказ был незамедлительно выпол-

нен, и на камбуз поступила куча парного мяса, которое под строгим кон-

тролем было отправлено на приготовление первых и вторых блюд.

Когда наступил кульминационный момент проверки, в варочном цеху

все было на высшем уровне. Цех был отдраен, выкрашен и вычищен

272

Часть вторая. Прощальный полет баклана

до состояния хирургической операционной, а все коки и камбузный на-

ряд щеголяли в белоснежных, хрустящих от крахмала халатах. Щеголе-

ватый сухопутный полковник, поскрипывая сапогами, в окружении со-

провождающих лиц из числа тыловиков дивизии, стремительно ворвал-

ся в варочный цех, попутно указывая на всевозможные мелкие недочеты

и огрехи. Видимо, состояние цеха было практически образцовым, при-

драться было не к чему, и тогда полковник решил проверить содержание

котлов, нормы закладки продуктов и качество приготовляемой пищи. По-

просту говоря, снять пробу. Ему сразу старательно и подобострастно под-

несли тарелку и ложку, и полковник скомандовал коку:

– Первое на пробу!

Кок-азербайджанец, по случаю проверки побритый и даже относительно

чистый, торжественно открыл крышку котла и помешав черпаком содер-

жимое, подцепил где-то в глубине большой кусок мяса и извлек его на по-

верхность. В черпаке среди супа лежал внушительный кусок мяса, на ко-

тором сбоку, на коже, не срезанной ради навара, синел рисунок. На фоне

земного шара, обрамленного военно-морским флагом, распластался про-

филь подводного ракетоносца, украшенного якорями, ленточками и прочей

шелухой, а под всем этим стояла лаконичная подпись: «Коля. ДМБ-75».

Полковник, несмотря на принадлежность к упитанным тыловым служ-

бам, успел в своей карьере пройти и Вьетнам, и Анголу, но к такому все же

оказался категорически не готов. Тарелка выпала из его рук, и, подняв гла-

за, он дрожащим от ужаса голосом спросил у подобострастного кока:

– Что… Что это такое?

Кок, будучи истинным сыном хлебосольного азербайджанского наро-

да, улыбнулся во все свои тридцать два белоснежных зуба.

– Свежий совсем мясо… Только-только забили его… Хороший вкус-

ный мясо…

Все дальнейшее описывать и не стоит. Полковник в обморок не сва-

лился, хотя и был близок к этому. Проверку тылом дивизия, как ни стран-

но, прошла, но вот свинарник был временно закрыт. Говорят еще, когда

по старой русской традиции проверяющих пригласили на прощальный

ужин в адмиральский салон, шила потребили они немало, но тот пол-

ковник закусывал лишь копченой колбаской, к мясу почему-то совсем

не притрагивался…

О вожде пролетариата,

памятниках культуры и вещем слове

…личность характеризуется не только тем, что она

делает, но и тем, как она это делает…

Фридрих Энгельс

Маленькие города всегда и во все времена страдали комплексом непол-

ноценности. Того нет, этого не хватает. Все не как у людей. И любой градона-

чальник старается придать своему даже самому захудалому городишке чер-

273

П. Ефремов. Стоп дуть!

ты если не столицы, то, по крайней мере, цивилизованного города со всеми

его атрибутами. Что, в общем-то, похвально!

В наших городках все это было отдано (во всяком случае, раньше) везде-

сущим политорганам, главной культуропродвигающей силе флота. И полит-

органы старались. Ну какой это цивилизованный город без памятника Лени-

ну на центральной площади? Владимир Ильич крайне необходим! Его ведь

везде ставили. Но, бьюсь об заклад, таких вождей, как в отдаленных военно-

морских гарнизонах, нигде в стране больше не было. В нашем родном Гаджи-

ево, на нашей единственной площади, спиной к школе, лицом к ДОФу воз-

вышался Ленин-хулиган. Не знаю, кто его ваял, скорее всего, тайный враг

марксизма-ленинизма и явно не профессионал, но человек с большим чув-

ством юмора. Вождь, в обтягивающих штанцах-дудочках, руки в карманы,

полы пиджака завернуты назад. Коренастый, мускулистый. Вся фигура ды-

шит желанием кого-нибудь побить и дать пинка под зад. Если бы снять кепку

и вместо нее водрузить канотье – вылитый одесский бандит времен НЭПа.

Чудесный вождь! С такими физическими данными, как у скульптуры, Вла-

димир Ильич наверняка дожил бы до наших дней, и в ус не дул.

А вот в Оленьей губе (он же Мурманск-62), «районном» центре Гаджи-

евской «области», средств не хватило даже на неполноценного скульптора,

и Ленина лепил дилетант, скорее всего, из матросов восточной националь-

ности. На тело вождя тратиться не стали, весь материал вбухали в голову.

Большую и красивую. Между собой мы называли памятник могилой хана.

Скульптор-азиат, тоскуя по родине, придал Ленину столь яркие восточные

черты лица, что, не будь на постаменте надписи, я принял бы его за памятник

Хо Ши Мину. Так и щурится до сих пор узкоглазый и редкобородый Ленин-

хан на унылый пейзаж губы Оленьей и мечтает о бескрайних степях, горя-

чем коне и чашке кумыса.

Памятники, вообще-то, всегда были коньком политотделов, точнее – их

начальников. Каждый вступавший на пост главного политика и воспитателя

флотилии считал святым долгом увековечить в камне или металле свою де-

ятельность на этом посту. Как фараоны строили пирамиды, так замполиты

строили памятники. Таким образом они, видимо, пытались подчеркнуть гран-

диозность своей должности. Около штаба нашей дивизии, а он был на ПКЗ,

на берегу стояла выполненная из бетона подводная лодка первого поколе-

ния в натуральную величину, окрашенная в родной черный цвет. Голубой

мечтой любого офицера было служить на этом исполине. А что? Раз в пол-

года засучил рукава, покрасил – и свободен! А чего стоит разместившийся

рядышком с этой лодкой монумент подводникам-первопроходцам! Три ко-

лонны метров под двадцать, возносящиеся в небо и символизирующие ра-

кетный залп, лабиринт бетонных панно перед ними. Сколько деньжищ вбу-

хано! Пару лишних домов построить можно. Народ, конечно, к ним привык,

со временем, но все же! Ведь никто не против памятников. Они нужны. На-

поминать о погибших в назидание живущим. А смотришь на памятник погиб-

шей дизельной лодке в Оленьей губе, и за моряков обидно становится. Луч-

ше ничего, чем такое. Все по методу: тяп-ляп, ржавая арматура, расколотая

бетонная бескозырка, полное отсутствие вкуса и мастерства. Но зато видна

работа: бетона много, краски море, объем внушает уважение. Кошмар!

Вдоль всех дорог и берегов на скалах высечены профили Ленина и ло-

зунги былых времен. Как всегда, монументально и на века. Где их только

нет! То на скале возникнет взлетающая ракета, то на сопке портрет Гага-

274

Часть вторая. Прощальный полет баклана

рина. Пейзаж, конечно, оживляет. Но к чему тратить столько сил и средств

на безвкусицу? Думаю, гораздо проще было бы ставить каждому начпо гра-

нитный валун, и высекать на нем его имя. Дешевле, да и страна знала бы сво-

их «героев» поименно. И ставить эти камни в одном месте, ну вроде япон-

ского сада камней. Наш советский каменный сад замполитов. Бешеная по-

пулярность обеспечена!

Следующим этапом трудовой деятельности политорганов является пла-

катное воплощение военной мысли. Это же неумирающие перлы! Чудеса

словестности! Неповторимый советскозамполитовский сленг! В матросской

чайной во всю стену плакат: «Попьешь чайку – позабудешь тоску!» Ну про-

сто панацея для всего человечества! Заварил грузинского чайку с опилка-

ми, испил, и все – блаженство и покой! Теперь-то я понимаю, почему весь

рекламный бизнес набит бывшими комсомольскими работниками. Они же

на нас упражнялись!

А каковы лозунги? Ну, к примеру, «Не чистишь бляху – в бою дашь

маху!» Нравится? Или «Красив в строю – силен в бою!» Наш замполит

взял и в воспитательных целях развесил по казарме такие постулаты. Ци-

ничные военные моряки вскоре дополнили существующие лозунги свои-

ми, такими, как: «Подшил сопливчик – молодец! Придет врагам страны

конец!» или «Твердо держишь шаг в строю, победишь в любом бою!». Са-

мое приятное, что зам одобрил и добросовестно размножил. Лично мне по-

нравился такой (его, кстати, зам почему-то не издал): «Пускай дрожат все

страны НАТО – на флоте выдана зарплата!» Очень актуальный для по-

следних лет лозунг.

Как-то в ожидании очередного заезда крупномасштабной звездопогон-

чатой проверки из Москвы политотдел обновлял интерьер казарменного

городка. Всем замам поставили задачи, и они разбежались по своим делян-

кам творить антураж. В казарме два подъезда. В одном штаб дивизии, в дру-

гом учебный центр торпедистов. Торпедный политбог водрузил над сво-

им подъездом плакат с победной надписью «Все торпеды – точно в цель!».

Начпо дивизии над своим подъездом вывесил более общий лозунг «Наша

цель – коммунизм!». Все бы хорошо, но главное в Вооруженных силах –

едино образие. Ширина плакатов одинаковая, краска из одной бочки, бук-

вы установленного размера. И где-то посередине казармы оба лозунга сли-

лись в один. Интересный лозунг получился. Прочел его и маршал, мельком

взглянувший на казарму и чуть не отдавший богу душу от возмущения. В ка-

кую такую цель все торпеды, да с такой точностью? Правда, сильного шума

не было. Нашу цель оставили, а что в нее пускают, убрали. Вместе с торпед-

ным замом. Это ведь он боезапас по цели пускать намеревался. Вот такой

словесный зигзаг выдался…

Однако, несмотря на все конфузы и неудачи, замполиты свято верили

в свое предназначение. Они, и только они, носители культуры и лучи све-

та в серой массе моряков. Устремления воспитателей носили, правда, все-

объемлющий, но очень выборочный характер. Вот в 1988 году в автономке

при каждом сеансе связи политотдел Северного флота с гордостью за стра-

ну сообщал нам всем о невероятных надоях молока в Нечерноземье, оше-

ломляющем урожае зерновых и поражающем воображение количестве вы-

плавленной стали. О самой волнующем, об Олимпиаде в Сеуле, сообщили

по-военному лаконично. Через неделю после ее окончания. Столько-то зо-

лотых, серебряных, бронзовых. И все.

275

П. Ефремов. Стоп дуть!

В том же походе к нам на борт загрузили первый в дивизии, если

не во флотилии, монументальный отечественный видеомагнитофон «Элек-

троника – ВМ12». На кинобазе замполит, подойдя очень ответственно к во-

просу культурного досуга личного состава, отобрал кассеты по списку филь-

мов, рекомендованных к просмотру ГПУ (Главным политуправлением). В ито-

ге, среди Лениных в октябре, в 1918 году, в Польше, в Разливе, короче, среди

сериалов о приключения вождя и его друзей, затерялось всего два фильма,

дающих возможность просто отдохнуть: «Иван Васильевич меняет профес-

сию» и «Двенадцать стульев». Так мы их и смотрели. Через день. День сту-

лья, день Иван Васильевич. Верите, до сих пор два эти фильма наизусть знаю.

И не мудрено, ведь каждый по сорок с лишним раз просмотрел.

После небезызвестной демократической революции политруки несколь-

ко опешили, правда, ненадолго. Кто с горя в политику пошел, кто в бизнес,

но никто из них не пропал. Например, наш бессмертный замполит Палов уму-

дрился объять необъятное. Почуяв раньше других ветер перемен, Палов на-

чал потихоньку херить руководящую линию партии, и на первых же выборах

народных депутатов нашего поселка выдвинулся кандидатом с программой

из двух главных пунктов: построить в поселке рынок и хоккейную площад-

ку для молодежи. И никакой политики. Столь конкретная программа удари-

ла под дых всем неперестроечным кандидатам, и Палов прошел в депутаты

на ура. Самое интересное, что свои обещания Палов выполнил. Сначала по-

строили хоккейную площадку, а через год на ее месте рынок. Как говорится,

два в одном. Палов стал председателем депутатского комитета по коммерче-

ским организациям в поселке. Еще через год он покинул этот пост, мотиви-

руя свой поступок тем, что вокруг одно ворье. И открыл два магазина. Пром-

товарный и продовольственный. И начал процветать. Здорово быть каперан-

гом, откомандированным в органы самоуправления, да еще с собственным

бизнесом. Столь бурная деятельность вызвала законную зависть у других

слуг народа, и ему начали ставить палки в колеса. Магазины периодически

опечатывались и закрывались, пока хитроумный Палов не нашел лазейку

в местном законодательстве (которое сам и разрабатывал). Что-то вроде, на-

логовой амнистии в течение первых трех лет для всех частных предприятий

общественного питания. За правильность не ручаюсь. И открылось в нашем

ДОФе злачное место под исторически обоснованным названием «Офицер-

ское собрание». Его неплохо оформили для северных широт.

А на стене даже появилось огромное полотно одного таллинского ху-

дожника «Битва при Гангуте», подаренное нашему экипажу лет восемь на-

зад. Самое удивительное, что до того картина мирно висела в казарме, и вдруг

оказалась в кабаке. Чудеса!

Жизнь в офицерском собрании забила сразу и бурно. Мало того, что со-

брание перебило клиентов у местного ресторана «Мутный глаз» своим анту-

ражем. Кухня у Палова оказалась тоже ничего. И народ пошел.

Магазины Палов закрыл за ненадобностью. Его авторитет снова воз-

рос. Места в его кабаке уже заказывали, командование всех рангов устраи-

вало здесь банкеты, народ валом валил. Больше-то податься некуда. Вот так!

Прямо-таки полное повторение карьеры большинства демократов первого,

да и второго разлива.

Другие замы, более ленивые и ненаходчивые, остались при своих обя-

занностях. То есть перестроились в полном объеме, но по старой схеме.

Портреты Горбачева сменили на Ельцина, Маршалов Советского Союза –

276

Часть вторая. Прощальный полет баклана

на героев русской истории, конспекты первоисточников – на личные пла-

ны офицеров по воспитательной работе. Духовное здоровье военного стало

основной задачей. И замы стали своего рода капелланами. Верный ленинец,

оказывается, очень быстро может стать настоящим христианином. Со ста-

рыми замашками. Провозглашенная приказом духовность сущность и ме-

тоды не меняет.

И началось самое смешное. Как если бы старый заматерелый унтер-

офицер начал ставить спектакль в любительском театре. Господи, это надо

слышать и видеть! Как раритет, для потомков, я храню выкраденный из по-

литотдела сценарий вечера «Добро пожаловать, товарищ лейтенант!» (кста-

ти, с грифом «Для служебного пользования»). Судите сами. Кстати, опус этот

произведен на свет в 1995 году. Привожу в неполном объеме, но режиссер-

скую часть дословно.

Сценарий вечера

Зал украшен символикой Российской Федерации, Военно-морского флота,

Северного флота, 3-й флотилии, 31-й дивизии. Не обязателен, но необходим

портрет руководителя государства. У входа два привратника-стража (мич-

маны или младшие офицеры) в костюмах богатырей проверяют пригласи-

тельные билеты и форму одежды гостей. В случае нарушения формы одежды,

по-дружески, с шуткой обращают внимание военнослужащего на недостат-

ки в его внешнем виде. Звучат песни о море, флоте, родине. Приглашенные

постепенно занимают места за столиками, согласно номерам, указанным

в билетах. Звучат позывные вечера. Можно не вставать.

ВЕДУЩИЙ: (Старший офицер, в безукоризненной форме одежды)…

(Стихотворные строки я пропущу. Больно много места займут. Ведущий

много говорит и просит внести хлеб-соль.)

В зал вносят хлеб-соль. Девушки (из числа военнослужащих по контрак-

ту) одеты в русские национальные костюмы. Звучит жизнеутверждающая

русская народная мелодия.

ВЕДУЩИЙ:

Мы хлебом-солью издревле встречали

Друзей, пришедших к нам издалека.

Великий смысл недаром воплощали

Те хлеб и соль в дороге моряка.

Ведь в соли той – безбрежность океана

И ратный труд, что искренно солен,

А ломоть хлеба полностью, до грани

С родной землей у нас отождествлен.

Вас ждет работа: стрельбы, полигоны, тревоги, экипажи, корабли…

На плечи лейтенантские погоны, как две ладони Родины, легли.

Мы все своей страны родные дети,

Как говорится, испокон веков,

Сегодня мы за Родину в ответе

Не где-то, а у этих берегов.

277

П. Ефремов. Стоп дуть!

Ваш славный путь на картах не отмечен,

Все впереди, ведь вы уж не курсант.

Мы открываем этот вечер встречи:

Добро пожаловать, товарищ лейтенант!

Исполняется песня О. Газманова «Офицеры» (первый куплет и при-

пев).

Слово для выступления предоставляется командиру объединения (сое-

динения, части). Можно не вставать. Тот коротко анализирует успехи де-

ятельности молодых офицеров предыдущих выпусков, намечает основные

направления становления нынешнего офицерского пополнения, шутит. По-

сле выступления командира звучат фанфары, барабанная дробь, в зале рас-

крываются двери и важно входят глашатаи.

Далее глашатаи объявляют о прибытии морского царя, Нептуна.

Глашатаи сворачивают свитки и становятся у двери. Можно ввести

в действие почетный караул, но не обязательно. Звучит музыка М. Глинки

из оперы «Руслан и Людмила» – марш Черномора. С первыми тактами му-

зыки в зале появляется Нептун со своей свитой, весь зал его радостно при-

ветствует.

(Нептун много говорит, но его и другие речи я почти не буду приводить.

Они на самом деле очень хорошие и правильные. Но режиссура…)

Нептун заканчивает.

Из зала к Нептуну выходит заранее определенный офицер из молодых

лейтенантов, с хорошими голосовыми данными, и отдает рапорт морскому

Владыке. Тот просматривает и возвращает лейтенанту. Тот зачитывает

залу рапорт. В нем звучит рассказ о нелегкой доле молодого офицера, шут-

ливые жалобы о недостаточном внимании командования к молодежи.

Офицер читает, затем снова возвращает рапорт Нептуну.

НЕПТУН:

Рапорт ваш я принимаю

И серьезно обещаю:

Стиль такой искоренить,

А достойных наградить.

Но пора и праздник править

Песни петь и лучших славить.

Тех, кто флоту повсеместно

Служит доблестно и честно.

И чтоб знала их страна,

Назову их имена.

Владыка морей называет имена лучших молодых офицеров и приказыва-

ет им выйти к нему. Отбирать только офицеров, сдавших в установленные

сроки зачеты на самостоятельное управление, без нарушений воинской дис-

циплины, опрятно выглядящих и утвержденных командирами частей. Лучшие

офицеры, названные Нептуном, по приказанию командира выходят на сцену

и выстраиваются перед морским Владыкой, который медленно идет вдоль

278

Часть вторая. Прощальный полет баклана

строя, любуясь выправкой офицеров и их образцовым внешним видом. Слуги

из свиты Нептуна вносят ларь. Нептун вручает офицерам ценные подарки

(радиоприемники, шахматы, шашки и другое) со словами: «Благодарю за служ-

бу!», а те в свою очередь четко отвечают: «Служу Отечеству!» Средства

на подарки собрать с командиров частей в приказном порядке.

Потом Нептун предлагает для полного удовольствия испить соленой

воды.

(Ритуал обязательный – проходил каждый, но, правда, не в ДОФе,

а на корабле, в первое погружение.)

Двое из слуг Нептуна выкатывают бочку с соленой водой. Владыка мо-

рей берет кубок и щедро угощает морских офицеров. Некоторые из них мор-

щатся, но пьют до дна. Крайне важно избежать случаев рвоты.

Нептун прощается.

Вновь звучит музыка М. Глинки «Марш Черномора». Нептун со своей

свитой медленно уходит из зала. Звучит мелодия песни О. Газманова «Офи-

церы» (со второго куплета и до конца). После окончания песни концерт худо-

жественной самодеятельности (хорошо, чтобы в нем приняли участие и мо-

лодые офицеры), игры, викторины, аттракционы, шутки по вашему усмо-

трению. Офицерам отдела воспитательной работы пресекать попытки

несознательной части офицерского состава покинуть праздник, доходчиво

объясняя, что веселиться надо вместе, в своем военном коллективе. В кон-

це программы получасовой танцевальный вечер, желательно под реперту-

ар с военно-морской тематикой.

Даю голову на отсечение, что кое-кто, прочитав этот верх сценарного ис-

кусства, скажет: «Бред! Такого быть не может!» Согласен, не может. Но есть.

Храню эту рукопись на память о времени, проведенном мной врио замполи-

та. Хотите верьте, хотите нет! Я не изменил ни строки.

И ведь самое интересное, что вне службы все замполиты – нормаль-

ные хорошие люди. Как надевают форму – все! Крепка же была партий-

ная школа, черт возьми! Так что каста осталась кастой. Как говорится: ма-

фия бессмертна!

Мимоходом. Скамейкина нога

Стоит корабль в Оленьей губе, стоит и стоит. Тишь да гладь. Вдруг ското-

возы не пошли – народ на построение опоздал. Дорогу замело – снова

опоздал. Половина в автобус не влезла – снова не все. Еще какая-нибудь

напасть – опять строй неполный. И нападает тогда на командира началь-

ственный бзик (особенно если он на корабле ночевать оставался), почему

ОН на пирсе, а народа нет! И тогда разъяренный командир назначает по-

строение на подъем флага не в 07.50, а в 07.30. Вот тут и засада! Народу оста-

ется одно: вбрасывание в рейсовый автобус № 115, следу ющий по марш-

руту: г. Полярный – г. Скалистый. Он отходит из поселка в 06.40 и если

выскочить у Оленегубской развилки, то минут через двадцать резвого

шага долетаешь до пирса. Вбрасывание в автобус – мероприятие посе-

рьезней, чем в «скотовоз». Тут уж кто во что горазд! Автобус один, двери

279

П. Ефремов. Стоп дуть!

у «Лиаза» узкие, и попасть в него хочет несравненно больше народа, чем

в «скотовоз».

Однажды и наш командир взбрыкнул и решил поставить всех на ме-

сто. Оборзели наглецы, за пять минут до подъема флага не все в строю!

Непорядок! Дисциплина, она и в Африке дисциплина! Всем быть в 07.35 –

и точка! Народ повозмущался, повозмущался и стих. Наше дело подне-

вольное, и утром в 06.30 весь экипаж толпился у ДОФа на остановке рей-

сового автобуса. Все бы хорошо, но кроме нас на остановке толпилось как

минимум еще два экипажа, не считая отдельных индивидуумов.

Автобус наезжал прямо на толпу. Все теснились, но не уступали, ста-

раясь одновременно оказаться и поближе к двери, и не под колесами. Бо-

лее всех преуспел наш вездесущий киповец, старлей Скамейкин. Нату-

ра у него такая была, без мыла… ну сами знаете куда влезет. Пройдоха

из пройдох. Итак, автобус наезжал, народ на цыпочках, миллиметр за мил-

лиметром уступал ему дорогу, монолитной массой концентрируясь у мест

предполагаемой остановки дверей. Само собой, Скамейкин как из-под

земли возник первым у передней дверцы автобуса. Машина останови-

лась, дверцы со скрипом и лязганьем раздвинулись. И вдруг произошло

что-то странное. Если у задней двери вбрасывание шло традиционными

методами, с криками, хохотом и легкой веселой матерщиной, то впере-

ди события развивались неординарно. Оказавшийся первым, прямо пе-

ред дверцами, Скамейкин, вместо того чтобы ворваться в транспортное

средство, занять место и впасть в дрему, начал размахивать руками, кри-

чать, дергаться, но никак не входить в автобус. Напиравшие сзади воен-

ные пытались втолкнуть застрявшего старлея, но Скамейкин упирался,

не входил сам и не давал другим. Стоял намертво, как под Москвой в 41-м.

Но сила силу все-таки ломит. Напор на Скамейкина усилился, его тол-

кнули вбок, и он лишь на миг уступил дорогу. Тотчас волна моряков его

захлестнула, и тела начали влетать в автобус через неугомонного стар-

лея. Но, несмотря ни на что, руки Скамейкина периодически вылетали

из круговорота шинелей и били по стеклу кабины.

Наконец шофер, лениво куривший в ожидании заполнения автобуса,

обратил внимание на толкучку перед своим носом и подал голос:

– Эй, старлей! Ты чего там, как затычка, встрял? Заходи или не ме-

шай другим!

Из последних сил, стряхнув с себя наседающих офицеров и мичма-

нов, Скамейкин прохрипел:

– Дай назад! Ты мне на ногу наехал!

Шофер разинул рот и схватился за руль. Народ стих и попытки пере-

прыгнуть через Скамейкина прекратились. Автобус дернулся и сдвинул-

ся назад. Мы грешным делом приготовились подхватить тело изуродо-

ванного сослуживца, но он себя таковым, судя по всему, не считал. Едва

освободившись от груза, Скамейкин воспользовался всеобщим скорб-

ным оцепенением, влетел в салон и воткнулся в последнее свободное

кресло. Узрев такое нахальство, толпа взорвалась, и вбрасывание про-

должилось до победного конца.

Самое интересное, что на построение мы успели. Скамейкин хоть

и прихрамывал, но шел довольно бодро и не отставал. Но еще интереснее

то, что, кроме отпечатков протекторов на пальцах ноги (в виде синяков),

Скамейкин ничего не получил… Гвозди бы делать из этих людей!

280

Часть вторая. Прощальный полет баклана

Тяга к знаниям, или Минет по-молдавски

Обслуживание на приемах типа фуршет организу-

ют исходя из того, что гости за стол не садятся…

Военно-морской протокол и церемониал.

Изд. МО СССР 1979 г.

Старший мичман Мирчу Владимир Иванович слыл служакой, человеком

простодушным до наивности, но упрямым до упертости. Одним словом, на-

стоящий молдаванин. Внешние национальные признаки выпирали из Мирчу

со страшной силой. Крупный острый нос, пышные цыганские усы, шевелю-

ра цвета вороньего крыла, специфический акцент – все это позволяло безо-

шибочно узнать в нем пылкого сына бессарабских степей. Мичманом флота

Владимир Иванович стал традиционным путем. Призвали, служил на лодке

матросом, остался навсегда. Лет пятнадцать потел Вова на ниве «королей дерь-

ма и пара» (для несведущих: дивизион живучести БЧ-5), устал и решил сме-

нить профессию. Благо минимальную пенсию он уже заслужил. Офицерам

такой финт практически не под силу, а вот мичман рапорт настрочил, и гля-

дишь, вечером механик, а утром уже связист. Поразмыслив, Владимир Ива-

нович остановил свой выбор на ракетной боевой части. В перерывах между

войнами ракетчики заботливо мыли и чистили свои отсеки, протирали пыль,

и совершенствовали теоретические знания. А так как ближайшая война за-

кончилась давно, учебные стрельбы становились все реже, а новые войны

пока не намечались, то ракетчики добросовестно стояли на вахтах и имити-

ровали безумную занятость. В особенности мичманы и матросы.

Что-что, а создавать видимость работы Мирчу научился давно. Сказано-

сделано. Переход из одной ипостаси в другую прошел гладко, и вскорости

Мирчу единовластно командовал отдельной выгородкой в 4-м отсеке, рас-

полагая ко всему прочему огромным объемом свободного времени. Времена

продувания гальюнов, многочасовых поисков протечек гидравлики и поте-

рявшихся тонн воды канули в Лету. Теперь на вахте Мирчу, болтая ногами,

записывал каждые полчаса показания трех приборов в вахтенный журнал

и жалел, что не знал такой службы раньше.

Разительная смена образа жизни быстро развратила добросовестного

мичмана. Вскорости он перетащил матрас из каюты в выгородку и стал там

жить. Это запрещалось официально, но практически не возбранялось. Лучше

спать и жить на боевом посту, чем не прибегать на него по боевой тревоге.

Результаты такой вальяжной жизни не заставили себя ждать. За счи-

танные месяцы худосочный мичман превратился в монстра весом за цент-

нер. Народ поражался Вовиным метаморфозам, Вова же был спокоен, как

мрамор, и в ус не дул. Маленькие служебные обязанности порождают дефи-

цит занятости. В его и без того не отягощенном доселе мозгу безделье проби-

ло еще более зияющую пустоту. Отоспавшись за первые два месяца на всю

оставшуюся жизнь, мичман начал искать занятие по душе. Совершенно слу-

чайно Владимир Иванович обнаружил абсолютно неисследованную им об-

ласть: книги. До этого литературные познания Владимира Ивановича огра-

ничивались ежевечерним прочтением телевизионных программ и, по необ-

ходимости, инструкций по обслуживанию механизмов, не считая, конечно,

изучения азбуки в школе. Такой вопиющий пробел «зацепил» Володю, и со-

281

П. Ефремов. Стоп дуть!

рокалетний мичман с телесами борца сумо взахлеб начал загружать свои

мозговые извилины информацией. Причем совершенно бессистемно, той,

что на глаза попадется.

Покупать книги практичный мичман считал ничем не оправданным бар-

ством, и в целях экономии подбирал любые клочки бумаги с буквами, при-

годные для чтения. Время шло. Словарный запас молчаливого до того мич-

мана заметно вырос. Фразы вроде «…я сегодня с апломбом, как никогда…»,

«…я что, параноидальный альтруист…», или «…моя концепция – приборка

до полной чистоты…» уже не вызывали тревогу корабельного доктора. Все

привыкли и не удивлялись. И вот однажды корабельный книжный развал

подкинул ему знаменитого Поля Брэгга, с его не менее знаменитым «Чудом

голодания». Вот тут-то и наступил очередной перелом в жизни любознатель-

ного мичмана. Идеи Брэгга, помноженные на деятельную натуру Владими-

ра Ивановича, разительно изменили его жизнь. Свою роль сыграло и то, что

в последнее время жена стала частенько выражать недовольство животом

мужа и сократила ночной доступ к своему телу, с элементарной мотивацией:

мне тяжело. Вот этого-то Владимир Иванович вынести никак не мог!

И закипела работа. Уже через месяц благородное название «выгородка

“Снегиря”» людская молва переиначила на «Мирчеву сральню», да простит-

ся мне это выражение. Бесчисленные клизмы, месячные голодания, ведра

с водой, да еще легкие обмороки на первой стадии стали для Мирчу делом

естественным и даже любимым. На этом этапе все радости бытия Владимира

Ивановича трансформировались в кружку Эсмарха. На мой взгляд, все это

напоминало скрыто-изощренную форму садомазохизма. Удивительнее все-

го то, что не прошло и года, как Владимир Иванович стал худее, чем прежде.

Достигнутые успехи его не остановили, клизмоманию он не оставил и каж-

дые полгода постился, перемежая клизмы гантелями и запивая все дела те-

плой кипяченой водичкой по инструкции Брэгга. И был счастлив. Мирские

утехи Володя тоже не забывал и в перерывах между издевательствами над

организмом баловался и алкоголем, и другими «вредными» продуктами. От-

кровения Брэгга Мирчу посчитал пиком самообразования и перешел исклю-

чительно на детективы, правда, перелистывая изредка свою настольную «Би-

блию прямой кишки».

В тот раз, как и всегда, выход в море планировали задолго, а получилось

экспромтом. Еще утром ничего не предвещало неожиданностей, а на после-

обеденное построение прискакал взмыленный командир и спел арию о за-

втрашнем вводе. Народ приуныл. Пора шла осенняя, семьи возвращались

с югов, надо было встречать, готовиться и все такое. А тут на тебе! На две

недели раньше. Утром следующего дня затаренный сигаретами и прочим по-

ходными пожитками экипаж сел на корабль. Оперативно завели установку

и стали ждать сигнала. Не тут-то было! В головах флотских лаперузов зам-

кнуло какие-то контакты, и к вечеру стало ясно –выход только через четве-

ро суток. Зря старались. Командование, пораскинув мозгами, мудро решило:

выводиться не будем, посидите на корабле всем экипажем, поотрабатывай-

те организацию, сплотите экипаж, море слабых не любит. Народ обидел-

ся еще больше и полез по рундукам за фляжками – заливать несправедли-

вость. Ничто не развращает так, как бессмысленное сиденье на борту ради

перестраховки начальников.

Старший мичман Мирчу в этот промежуток времени заканчивал оче-

редной курс клизмоголодания и к происходящему отнесся философски. Он

282

Часть вторая. Прощальный полет баклана

тоже ждал жену из Молдавии, приехать она должна была через три дня, ак-

курат вечером за день до обещанного выхода. Спокойствие Владимира Ива-

новича было оправданно: дом убран, желудок чист, а к фокусам по измене-

нию планов Мирчу за годы службы привык относиться стоически. И жену

приучил. Три дня он размеренно стоял на вахте, чистил прямую кишку и по-

глощал Чейза в больших количествах, пока все остальные уничтожали запа-

сы корабельного спирта. В потаенном пьянстве Владимир Иванович замечен

не был. Но в день приезда жены ветеран сломался: то ли гормоны заиграли,

то ли еще что, но вечерком Владимир Иванович решил сгонять домой, пови-

даться с супругой.

Как известно любому подводнику, сход на берег при введенной уста-

новке ГЭУ строго-настрого запрещен. Но если очень хочется, то правила

нарушаются легко и уверенно. Отстояв вахту, Владимир Иванович, вооду-

шевленный надвигающейся встречей с истосковавшейся супругой, клизма-

нулся еще разок, переоделся, напялил поверх формы грязное РБ и поднялся

на пирс якобы покурить. Подготовительная работа с сослуживцами была про-

ведена им безукоризненно: любой самый зачуханный матрос на вопрос, где

Мирчу, оттарабанил бы по-уставному четко: курит наверху. Верхний вахтен-

ный на аналогичный вопрос ответил бы уклончиво: где-то здесь… А на самом

деле за пределами пирса РБ было снято, уложено в пакет и красавец мичман

по полной форме одежды убыл домой партизанской тропой Хо Ши Мина.

Расчет был прост: двадцать минут домой, час дома, двадцать минут обратно.

В успехе и безнаказанности мероприятия Владимир Иванович был уверен

железно. Но история человечества убедительно доказывает, что самые гран-

диозные планы рушатся иногда вследствие слабости характера того или ино-

го человека. Подробности встречи супругов остались неизвестны для широ-

ких масс, но, судя по результатам, она прошла содержательно и конструктив-

но. Донельзя ослабленный клизмотворчеством и временным холостячеством,

организм Владимира Ивановича недолго сопротивлялся зовущей и жаркой

супружеской плоти, терпкому молдавскому вину и деликатесам с родины.

Разгоряченная семейная пара минут не считала, и встреча потихоньку из ча-

совой переросла в двух-, затем трехчасовую и, наконец, в бессрочную. Глу-

боким вечером более здравомыслящая жена, поставив мужа на автопилот,

выдворила Владимира Ивановича на корабль.

Пошатываясь от обилия эмоций, старый служака эллипсоидными тра-

екториями побрел на пароход. На его беду, ноги вывели мичмана на патруль.

По большому счету патрулю в нашем поселке офицеры и мичманы до бал-

ды. Только не орите, не буяньте и не справляйте естественные надобности

на стены Дома офицеров. Для выполнения плана задержаний матросов хвата-

ет с избытком. Скорее всего, амплитуда колебаний тела Мирчу насторожила

начальника патруля. Тот проявил бдительность, Мирчу – несговорчивость,

и пошло-поехало… Недостаток фосфора в мичманской голове компенсиро-

вался избытком адреналина, и в итоге Мирчу, заботливо поддерживаемый

под руки патрульными, направился в комендатуру.

Дежурным по гарнизону стоял седовласый сорокапятилетний капитан

3 ранга с ПРЗ, погруженный в вечность, по причине невозможно долгого слу-

жения Родине «на страже Заполярья». Причем седина осталась только над

ушами, а остальная часть головы блестела как рында на образцовом крейсе-

ре. От непрерывного и многолетнего ношения фуражки лоб дежурного пе-

ресекала профессиональная складка от козырька. Мундир украшал полный

283

П. Ефремов. Стоп дуть!

набор колодок медалей «За песок» всех возможных степеней. Крест «За взя-

тие Измаила» на этой груди смотрелся бы очень гармонично. Вахту «майор»

воспринимал как неизбежное зло, со всеми вытекающими последствиями.

Поэтому бурной деятельностью себя не обременял, ограничивался фикси-

рованием задержанных и остальное время тупо смотрел все подряд по те-

левизору, стоящему в дежурке. Бывал «майор» на вахте часто, насмотрелся

всякого, и на внешние раздражители реагировал вяло.

Владимир Иванович на полпути к комендатуре слегка отрезвел, и поло-

жение свое осознал четко и ясно. Налицо был полный набор: самоход, пьян-

ка, грубость с комендантской службой, и все это на фоне введенной ядерной

установки перед выходом в море. Неизбежные финансово-репрессивные вы-

воды из всего этого напрашивались сами собой. Попытки объясниться с на-

чальником патруля закончились плачевно. Оскорбленный в лучших чувствах

нетактичным поведением мичмана, старший лейтенант на слезы и просьбы

перепуганного Владимира Ивановича не поддавался. В поисках выхода из по-

ложения серое вещество Вовиного мозга бурлило и фонтанировало. Как все

нормальные люди, наказаний Владимир Иванович не любил, был законопо-

слушен до безобразия и даже фуражку носил уставную, произведенную об-

ществом слепых, что удостоверялось этикеткой и ее внешним видом. Обста-

новка требовала активных действий, и в комендатуру Владимира Иванови-

ча привели, готового на все…

– Кого привел? Что-нибудь интересное? – не отрывая глаз от экрана,

спросила рындоподобная голова.

– Да вот, мичман из экипажа Белякова. Говорит, завтра в море, а сам

надрался в лохмуты, да и хамит, негодяй. Пускай посидит до утра, остынет.

Дежурный потерял чуть было не проснувшийся интерес, зевнул и мах-

нул рукой.

– Понятно: документы, шнурки из ботинок, все из карманов в фураж-

ку. Сам в камеру. Утром начальники разберутся.

«Если не сейчас, то никогда», – решил Владимир Иванович и, накло-

нившись к дежурному, бурно, с молдавской горячностью и убедительно-

стью зашептал:

– Командир… Завтра в море… Всех подведу… Пойми меня, сам ведь

плавал… Отпусти командир… Я тебе такой минет сделаю… Всю жизнь пом-

нить будешь…

За всю свою нелегкую службу дежурный наслушался всякого, монолог

мичмана прослушал вполуха, даже не задумываясь над смыслом сказанно-

го. Но дремлющее сознание из беспорядочной череды фраз отфильтровало

только одно слово – «минет».

– Что, что? Что ты сказал? – Дежурный мгновенно вышел из нирва-

ны. Мирчу схватил офицера за руки, присел перед ним на корточки и за-

шептал еще проникновеннее:

– Командир… Минет будет что надо! Мы с женой постараемся! У меня

все натуральное, свое, доволен будешь!

«Майор» испугался. В его практике подобных случаев не было, да и в сек-

суальном плане ветеран ПРЗ был консерватором. Приглашение поизвра-

щаться застало его врасплох. Он был к этому явно не готов.

– Начальник патруля! Патрульные! Ко мне, засранцы! – дежурный

сорвался на визг.

284

Часть вторая. Прощальный полет баклана

– В камеру этого недоноска, этого п…! Развели на флоте гомосеков!

Шагу ступить нельзя!

В дежурку на вопли дружно вломились патрульные. Матрос – существо

мстительное, своего не упустит, поиздеваться над пьяненьким мичманом или

офицером – радость неземная. Да еще официально, при исполнении. Бравые

патрульные молниеносно заломали стенающему мичману руки и поволокли

в коридор. Цепляясь из последних сил Мирчу прохрипел дежурному:

– Бесчувственный ты… Деревянный… Не человек… Такой бы минет

сделал…

Когда крики и проклятья стреноженного Мирчу стихли и его тело во-

царилось в камере, «майор» отер пот и крепко задумался. Вырисовывалась

нелицеприятная картина: патрульные слышали все, наутро надо доклады-

вать. При мысли о том, что он будет писать в рапорте дежурного, его пробил

холодный пот: «… настоящим докладываю, что… августа… года… мне дежур-

ному по гарнизону капитану 3 ранга… задержанным в состоянии опьяне-

ния мичманом Мирчу от имени его и всей его семьи было открыто сделано

интимное предложение вступить…». Дальше думать дежурный побоялся.

То, что утром история выйдет из-под контроля и во всяческих интерпрета-

циях растечется по поселку, он не сомневался. Гарнизонная служба ОБС

(одна баба сказала) работала без замечаний. Перебрав все возможные ва-

рианты, дежурный порешил историю эту похоронить. Возрастная кате-

гория «майора» позволяла кары не бояться, а вот позориться… Выстроив

очевидцев событий в одну шеренгу и прочитав монолог о соблюдении во-

енной тайны, дежурный пообещал всем муки адские, если что просочит-

ся. Задержанным больше, задержанным меньше – невелика разница. За-

тем поискав в справочнике телефон корабля, позвонил и попросил к теле-

фону старпома.

Старший помощник капитан 3 ранга Пашков занимался любимым де-

лом: спал в каюте. Утром ему предстояло взобраться на мостик и куковать там

до вечера. Обняв подушку, старпом набирался сил. Когда вахтенный разбу-

дил его и пригласил к телефону, Пашков поднял трубку очень недовольным

и раздраженным. Но услышанное обратило его в соляной столб.

– Сергей Валентинович, дежурный по гарнизону беспокоит. Мирчу

твой мичман?

– Мой.

– Слушай, Валентиныч, пришли кого-нибудь, заберите его к … мате-

ри! Он тут мне чуть ли не перепихнуться предлагает! Минет хочет мне сде-

лать, подлец! Да я…

– Ты что, сбрендил, что ли?

– Cам ты сбрендил! Понавоспитывали, твою мать, голубых, на вахте уже

спокойно не постоишь! Обосремся на весь флот, если узнают, забирай и за-

будем об этом. Я его отовсюду вычеркнул. Не было его у меня – и точка!

По несколько истерическим интонациям дежурного старпом понял:

с ним не шутят. Немедленно был снаряжен помощник командира, проин-

структирован дальше некуда и отправлен в комендатуру. Старпом разбу-

дил командира и как можно мягче поведал об инциденте. Командир раска-

чивался недолго, и дал команду будить всех причастных, и лично наорал заму

по «Каштану» слова «поддержки». Оповещенный замполит бросился по кора-

блю проверять вахту, ненавязчиво расспрашивая вахтенных об увлечениях

земляка и заранее прикидывая, как прикрыть свой зад от возможных ослож-

285

П. Ефремов. Стоп дуть!

нений. Сонный корабль зашевелился, не понимая, в чем дело. Через десять

минут в центральном посту собрались оба старпома, командир БЧ-2 и вах-

тенный механик. В качестве громоотвода был вызван непосредственный на-

чальник мичмана старлей Волдухин. Он зевал спросонья и никак не мог вру-

биться в происходящее. Командира ждали молча. Во избежание лишних слу-

хов вахтенного ЦП выгнали погулять. Беляков влетел в центральный пост

и в траурной тишине плюхнулся в свое кресло. Вопреки фамилии командир

был ярко рыж, а когда злился – багровел до зубов. С сексуальными пробле-

мами в рамках служебной деятельности он столкнулся впервые, ощущал

не уверенность, и это бесило. Обозрев присутствующих волчьим взглядом,

командир остановился на зевающем Волдухине.

– Ну что, командир сосательно-лизательной группы, доигрался?!

Ракетчики-минетчики!

Свои соображения Беляков высказывал Волдухину минут пятнадцать,

остальные деликатно молчали. Спустив пар, командир поискал глазами пред-

усмотрительно непришедшего зама и растерянно спросил:

– Куда наступать будем, начальнички?

Плотину прорвало, и все заговорили чувствуя, что беседа перешла в бо-

лее мирное русло и гроза прошла мимо. Даже замполит немного погодя чу-

десным образом проявился в центральном посту, правда, за спиной коман-

дира. К возвращению блудного Мирчу все сошлись во мнении, что если тот

и занимался до сей поры этим делом, то маскировал свое увлечение вполне

профессионально.

Центральный пост – не сейф, прослушивается со всех сторон. Коро-

че говоря, когда Мирчу ступил на борт корабля, от него шарахались, словно

от прокаженного, и очень недвусмысленно подмигивали. Мирчу же был до-

волен столь благополучным завершением дела, радости не скрывал и стран-

ного поведения сослуживцев не замечал.

Пересказывать разговор в ЦП нет смысла. Скажем одно: закончился

он гомерическим, утробным хохотом, перекатывавшимся потом по поселку

несколько месяцев. Неуемная тяга к знаниям совершенно запудрила мозги

простоватого сына солнечной Молдавии. Одному богу известно, как слово

«фуршет» поменялось местами с «минет» в осоловевшей от умища голове

Владимира Ивановича. Командир и его свита, дружно давясь от смеха, все

простили Мирчу. Тот, не совсем понимая причин веселья, тоже радовался

и хохотал чуть ли не громче всех.

Утром корабль благополучно ушел в море. А после возвращения в базу

Мирчу ждала слава. Большая и громкая, превратившая его в местного Бо-

риса Моисеева и Сергея Пенкина в одном лице. Не избалованное сексуаль-

ными скандалами население поселка тешилось, как могло. Поначалу Мирчу

пытался объяснить всем свою лингвистическую ошибку. Потом сообразил,

что дело гиблое, плюнул и зажил спокойно, не обращая внимания на издев-

ки. Истины ради надо сказать: Брэгг не был заброшен, но второй настольной

книгой Мирчу стал толковый словарь. Да и выражаться он стал очень осто-

рожно и обдуманно. Раз и навсегда.

Много позже, по секрету, Владимир Иванович рассказал мне, что до это-

го случая, приходя домой со службы, он кричал с порога жене:

– Марина! Минет мне!

И та накрывала ужин и садилась рядом, с любовью глядя, как муж по-

глощает этот самый «минет»…

286

Часть вторая. Прощальный полет баклана

Нам песня строить и жить помогает…

Всегда под нами сотни тонн воды

и океан без края и конца

штурмуют глубь могучие винты

стучат в отсеках верные сердца!

М. Рейтман / М. Жарковский

(спокойно, задушевно)

Строевая подготовка – вещь для военного святая и жизненно необхо-

димая. Особенно для подплава. Подводник, без четко поставленного шага

в общем строю, боевые задачи в полном объеме выполнять неспособен. Нет

единения с коллективом! Нет чувства локтя! Не видно грудь четвертого че-

ловека! А вот в строю, да с песней флот непотопляем! Правда, раньше мар-

шировали мы нечасто. Больше в море ходили. Ну, когда надо было, шаг че-

канили о-го-го! Да с песней – не хуже парадно-паркетных частей! А потом

по кораблям, до новой показухи. Так и жили.

Шло время. Старые корабли гнили, на новые государство не раскоше-

ливалось. Выходы в море стали роскошью. Когда нет дел, их выдумывают.

А военного занять есть два проверенных способа: приборка и песни в строю

попеть. И пошел Военно-морской флот лопатой и метлой махать, перемежая

приборочки внешних объектов строевыми смотрами и конкурсами песни

в строю. Маразма с этим хватало, уж если сходить с ума, так по-крупному.

Инициатива командиров боевых кораблей превышала допустимые пределы.

Маршировали и пели везде. Не хватает плаца – не беда. На третьем этаже ка-

зармы в коридоре строится экипаж. На месте шагом марш! Запевай! И чело-

век сто топают, расшатывая хилые перекрытия и содрогая здание истошным

распеванием строевых псалмов. И на пирсе топали, вызывая волну.

А один раз на трое суток выходили в море, так комдив предупредил

командира о главной боевой задаче: как вернетесь – строевой смотр фло-

тилии с песней. Чтоб готовы были! Командир насторожился. Все, море по-

боку! Замполит три часа трещал на машинке, тексты печатал. Всем раздал,

вплоть до командира. А потом при каждом заступлении на вахту боевые

посты кроме доклада слова песен в центральный пост напевали. И на каж-

дой тревоге, и на каждом разводе. Зам бегал вахту проверять, так у матро-

сов вместо их обязанностей при аварии тексты куплетов спрашивал. Ко-

мандир самым первым вызубрил слова, а потом офицеров в кают-компании

доставал, а штурмана на мостике этой песней вообще изнасиловал. Подго-

товились на славу!

Мне последние пару лет службы довелось побывать главным врио эки-

пажа. То помощника командира, то старпома, а затем и до конца – замполи-

та. И когда командир приказал приготовить к очередному церемониальному

песенному форуму новые шлягеры, я растерялся. На мой взгляд, песни о мо-

ряках лучше «Варяга» нет и быть не может. Но ее, на удивление, начальники

не любят. Мол, надоела, стара, все знают. Думаю, им ее просто стыдно слу-

шать. Поэтому «Варяга» командир сразу исключил и поставил задачу песни

родить. И я пошел рожать в каюту временно потерянного замполита.

Умели готовиться к будущим битвам советские политорганы, не от-

нимешь. Бумаг и рекомендаций на все случаи жизни нашлось – немере-

287

П. Ефремов. Стоп дуть!

но! Но главное, сборник песен о море! То, что надо! Я открыл и погрузился

в мир песенной лирики.

Сначала мне безумно понравилась песня «Улица Комсомольская»,

В. Матвеев / Ю. Чичков (поется оживленно):

Эх, сопки Кольские!

Да камни скользкие!

Поразмыслив, я все же решил не форсировать события и поискать еще.

Да и военные моряки, чеканящие шаг под такой припевчик, как-то не во-

одушевляли. Несолидно. Следующий хоровой шедевр заставил меня при-

задуматься.

«Письмо из глубины», М. Рейтман / В. Калистратов (неторопливо, про-

никновенно):

Вот уже, видать, на третий срок

Потянула наша автономка.

Мы ушли, когда мела поземка,

А теперь в березах бродит сок…

Даже принимая во внимание давность написания, и делая сноску

на некоторую техническую неграмотность авторов, горлопанить ее не сто-

ило. Автономность лодки – 90 суток, а третий срок – это ж за двести су-

ток! Такое медицина запрещает: «Летучий Голландец» какой-то! Нет, песня

о психически нездоровых моряках, брошенных командованием на произвол

судьбы, никак не годилась. Превратно истолкуют. Надо быть политически

грамотным. Отметаем! Но очередная песня меня насторожила еще сильнее.

«Каюта морская», В. Семернин / Б. Терентьев (умеренно, с душой):

3204 заклепки

Походной каюты нехитрый уют.

Но если судьба нас хватала за глотки,

Мы к ней выходили из наших кают…

Да это просто какой-то подрывной злобный пасквиль на нашего геро-

ического моряка. Все лежебоки ленивые, валяются себе в каютах по шкон-

кам, а выползают, только когда прижмет. А когда прижимает, вы и сами знае-

те… Заклепки со скуки считают. Да и с заклепками еще вопрос, откуда такое

точное число? Нигде кроме технической документации и не узнать. А она,

естественно, совершенно секретна! Куда известные органы смотрели? Ка-

кой недогляд! Прямо шпионское донесение! Да и не клепают ныне корпуса-

то… Явно не подходит. А вот сочинение «В отсек», А. Меерович и Л. Крей-

ман / Г. Каликин (спокойно) сразу вогнало меня в краску.

Все тяжелей и сумрачней глубины,

А впереди немало трудных дней,

И не стыдятся сильные мужчины

Большой и робкой нежности своей!

С полной ответственностью говорю. В нашем флоте ЭТОГО нет! Ни-

каких альтернативных половых отношений устав не предусматривает. Ишь

288

Часть вторая. Прощальный полет баклана

ты, нежность робкая! Совсем стыда нет никакого у стихотворцев! Зато сле-

дующее произведение навело на мысль о скором увольнении в запас и всем,

связанным с дальнейшей гражданской жизнью. Особенно с жилищным во-

просом. «Как же мне не любить Заполярье?», М. Рейтман / Дм. Покрасс (ли-

рично, в темпе вальса):

Я привык к непроглядным туманам,

К неугасному летнему дню,

И поныне седым ветераном

Здесь я Родину нашу храню!

Да, с квартирками-то для нашего брата военного нынче туго. Ехать неку-

да. Пока служили – всем обещали, как отслужили – свободен и нищ. Гля-

дишь и, правда Родину до глубокой старости в казенной квартире охранять

будешь. Вот проблема… А дальше все туда же… «Море полярное», В. Матве-

ев / А. Аверкин (сдержанно):

Флот наш – сила веская

Слава боевая

Нас земля Советская

Солнцем согревает…

Вот-вот. Светит, но не греет… Хоть смейся, хоть плач. Немного обрадова-

ли близостью к жизни апологеты советской песни. Бодрая композиция «Море

стало строже», С. Гребенников и Н. Добронравов / А. Пахмутова (энергич-

но) поразила доступной в строевой песне правдивостью:

А мы идем под северной волной

И в отсеках простая работа.

Но работа бывает такой,

Что порою и петь неохота…

Ну патриархи, ну молодцы! Ведь понимают, что подводнику в море пес-

ня строевая, что зайцу подковы. Под гитару в каюте помурлыкать, это одно.

А вот после вахты хором слова разучивать… Им, наверное, такое и не сни-

лось. Окончательно и бесповоротно меня добила песня «Мы подводники,

в дозоре!», Н. Флеров / Б. Победимский (в темпе марша):

Кто там бродит в темном море,

В темном море, где угасли зори?!

… … … … … … … … … … … … … …

Горюй, не горюй ты, подруга моя,

Опять ухожу я в морские края,

Но буду всегда я всем сердцем с тобой

И в час наш учебный, и в час боевой!

Сначала подводная лодка, словно пьяная шатается бесцельно по морю

темному, правда, в темпе марша. А потом возникает необходимость сообщить

родным: не валяйте дурака, живите, как жили. Толку никакого горевать нет.

Я вроде с вами, а вроде и нет. Мираж, приведение. Ничего особенного.

289

П. Ефремов. Стоп дуть!

В общем, я на этих песнях спекся и попытки что-либо отыскать пре-

кратил. На мое счастье, политотдел нас не покинул, и нашего зама возвер-

нул на время. Вот он и показал мне, что значит школа! Минут за десять, взяв

за основу какую-то стародавнюю официальную балладу, осовременил и вы-

дал на-гора! Талантище!

Надежно задраены люки,

И кучка отважных людей

Друг другу без клятв и поруки

Становится трижды родней!

ПРИПЕВ: Уходит в далекое плаванье лодка

На стражу российских морских рубежей

Ракетная лодка, подводная крепость,

Владычица грозных морей.

Ни солнца, ни звезд по неделям,

А надо – и больше пройдет,

Пока из глубин беспредельных

Наверх наша лодка всплывет!

ПРИПЕВ.

И пошла «кучка отважных людей» наворачивать круги по плацу, горло-

паня о тройном родстве. Все-таки, мне кажется, лучше песни о моряках, чем

«Варяг», еще не придумали… Не дано.

Кумжа

Если что-то заметил, присмотрись:

шевелится – отдай честь,

не шевелится – красить!

Одна из флотских истин

Мероприятие, о котором пойдет речь, имело место всегда, везде и в лю-

бых вооруженных силах всех времен и народов. Конечно, со временем оно

сильно видоизменилось. И если Александр Невский, проверяя наточенность

меча у дружинника, имел понятие, о чем идет речь, то согласитесь, авиа-

тор, инспектирующий подводную лодку, вызывает некоторое недоумение.

Невольно вспоминается случай, когда в наше училище приехал проверя-

ющий. Генерал армии, танкист, заслуженнейший фронтовик, с первого до по-

следнего дня прошедший Великую Отечественную, гулял со свитой по учи-

лищу. Состояние классов, аудиторий, технической базы ему понравилось,

он остался очень доволен. Особенно чистотой и порядком. Под занавес его

завели в музей училища, рассказать об истории и выпускниках. Там, рас-

сматривая модели атомоходов, генерал заметно разволновался. Ему не да-

290

Часть вторая. Прощальный полет баклана

вало покоя одно: а ну как в море враг на абордаж полезет? Чем отбиваться

будете? То, что корабль мгновенно погрузится, бывалого вояку не устраива-

ло. Привыкший бросать танковые клинья в прорыв, генерал бегства с поля

боя не признавал. Ни на какие доводы не реагировал, и под конец в серд-

цах посоветовал установить на лодке хотя бы КПВТ. Начальник училища,

вице-адмирал, член-корреспондент Академии наук, написавший десятки

книг по ядерной физике, оказался в затруднении. Он понятия не имел, что

такое КПВТ. После недолгого замешательства адмирал увел разговор в сто-

рону. Невзначай напомнив о банкете, он сослался на проектные организа-

ции, что это их дело, а мы только готовим подводников, но соображения ге-

нерала обязательно будут рассмотрены. Генерала ответ удовлетворил, и он

убыл на банкет. Окольными путями у адъютанта военачальника попытались

узнать, что же это за штука такая – КПВТ? Удивлению того не было преде-

ла. Чтобы офицеры в таких высоких чинах, и не знали элементарного? Да

ведь КПВТ – это крупнокалиберный пулемет Владимирова танковый! Ре-

акцию ветеранов-подводников опустим…

Вернемся к теме. Мероприятие под чудным названием «Кумжа» –

несколько иное. Больше показ товара лицом, чем отчет о проделанном.

Но все равно интересно. Раз в год, весной, как правило в Западной Лиц-

це, проводят смотрины на уровне Министерства обороны. К пирсам со все-

го Северного флота сгоняют лодки всех возможных проектов. От атомохо-

дов до дизелюх. По одной из серии. Надводников готовят в Североморске.

В назначенный день самолеты выбрасывают на Кольскую землю десант

из выпускников Академии Генштаба. Заплесневевшим в кабинетах офице-

рам за трое суток предстоит познакомиться с флотом, хотя бы в общих чер-

тах. Чтобы, достигнув маршальских звезд, иметь понятие, кого посылаешь

в бой. У большинства выпускников знакомство с кораблями обычно ограни-

чивается сериалами и рассказами друзей. Теперь же, кто с детским востор-

гом, кто с генеральским апломбом, они устремляются на показуху. Желез-

ные игрушки посмотреть, да и пользуясь флотским гостеприимством, про-

пустить стопарик-другой.

Для подводников среднего звена «Кумжа» – дело хлопотное, для ко-

мандования – судьбоносное. Больших погонов на «Кумже» шастает много.

Показать свой корабль в наивыгоднейшем свете – прямая дорога наверх.

Пусть заметят и запомнят. Вот тут-то командование из штанов и выпрыги-

вает, кто во что горазд.

Драили корабль суток трое без передыха. Беспрецедентно, до кругов

в глазах. Весь экипаж вымыли, постригли, переодели в новое РБ, приши-

ли белые больничные воротнички и осмотрели, вплоть до ушей. Выкрасили

и почистили все, на что может упасть взгляд. Вечером, осматривая РПК в по-

следний раз, командир приметил недостаточно приемлемую покраску ру-

бочного люка, и люков 1-го и 10-го отсеков. Возражений, что краска к утру

не высохнет, командир не принял. Постановил: красить и точка! Загнанный

экипаж бросился устранять замечание, удовлетворенный обходом коман-

дир лег спать.

Подъем произвели на час раньше. Спешно позавтракали. Две трети эки-

пажа усадили в автобус и от греха подальше увезли в поселок. Чтобы не от-

свечивали. Пусть погуляют и не путаются под ногами. На борту осталась ини-

циативная команда по встрече, состоящая из группы «К», вахты, команди-

ров отсеков и, естественно, службы снабжения.

291

П. Ефремов. Стоп дуть!

В девять утра показуха началась. Экскурсантов было много, и шли они

в три потока. Группы вели оба старпома и помощник. Первая компания со-

стояла преимущественно из космонавтов и вел их большой старпом. Спу-

стившись через рубочный люк в ЦП, поглазев на приборы и в перископ, по-

цокав языком, выпускники шли в первый отсек рассматривать торпеды. На-

смотревшись на оружие, звездопроходцы через весь корабль шли в корму,

и из десятого отсека поднимались наверх. Во втором отсеке командир при-

глашал наиболее выдающихся к себе в каюту на рюмку «чая». Холодильник

в командирской каюте был загодя утрамбован гигантским количеством бу-

тербродов, а в морозильнике штабелем охлаждалось литров десять разбав-

ленного спирта. Остальных будущих стратегов тоже не обижали. По ходу

осмотра их заводили в кают-компанию, где хлебосольный зам наливал, вру-

чал традиционную воблину, банку компота и щедрой рукой раскидывал горы

закуски. Стратеги потребляли горячительное с удовольствием, благо на «ог-

ненную воду» командир не поскупился. Многим этап прохождения через

кают-компанию нравился так, что они возвращались раза по три, ссылаясь

на запутанность коридоров.

Космонавты люди бывалые, удивить их трудно. Поток прошел без ка-

зусов, глупых вопросов не задавали, в общем, все достаточно цивилизован-

но. Омрачила общее впечатление одна незначительная неловкость. Краска

в люках вопреки приказу командира осмелилась не высохнуть. Так что вы-

шли покорители от нас с выкрашенными спинами, очистив своими мунди-

рами дорогу следующим.

Дальше повалили авиаторы, танкисты и пехота. Казалось, предусмо-

трели все. В каждом отсеке вахта, всех входящих встречал донельзя заин-

структированный командир отсека. В доступной для сухопутного понима-

ния форме рассказывал, что располагается в отсеке, что можно трогать, что

нельзя, куда идти, куда не стоит. Но природное любопытство академиков

плюс разбавленное шило брали верх. Заблудившихся было не счесть (ума

не приложу, как можно заблудиться на корабле: труба, она и есть труба).

Один задраился в гальюне, не постигнув хитроумность корабельных кре-

мальер, не смог открыться и полчаса молотил всеми конечностями по две-

ри, пока его не освободили. Другой, задержавшись в каюте у команди-

ра подольше других, битый час метался по палубам в поисках выхода, пу-

гая вахтенных грозным генеральским видом и остекленевшими глазами.

А в восьмом турбинном отсеке один пехотных дел мастер увидел в тамбур-

шлюзе люк, ведущий в машину (машинное отделение) и бесстрашно ныр-

нул вниз. Отряд не заметил потери бойца. Группа перешла в следующий

отсек. Старшина восьмого мичман Птушко вспомнил о незакрытом люке

и, пока не нагрянула следующая экскурсия, быстренько его задраил и за-

пер тамбур-шлюз. Генерал же, очутившись в машине, имел несчастье отда-

литься от люка метра на три. Обилие клацающих и рычащих механизмов

и клапанов, дичайшая жара, струи пара, льющаяся отовсюду вода и всепо-

давляющий рев турбины пехотинца утомили. Он повернул назад. Не тут-

то было! Люк оказался намертво задраен. Вот здесь пехота и запаниковала.

О втором выходе он, естественно, не знал. На тот момент вахтенный тур-

бинист матрос Рий мирно дремал возле маневрового устройства. Справед-

ливо полагая, что генералы в машину не сунутся, Рий с профессиональным

пренебрежением к шуму посапывал на ватнике. Позднее он рассказывал,

что проснулся от леденящих душу криков, перекрывающих шум всех ме-

292

Часть вторая. Прощальный полет баклана

ханизмов. В поисках выхода из этой преисподней пехотинец курсировал

до трюма и обратно.

Вымокший до нитки, покрывшийся слоем турбинного масла, насквозь

прогретый паром, генерал после всех приключений окончательно впал в па-

нику. Здесь и пригодился отработанный годами командный голос. Даже стар-

шина клялся, что слышал незнакомые звуки, идущие снизу, но значения им

не придал. Когда Рий отыскал бедолагу, тот умудрился застрять между горя-

чими паропроводами, и с глазами, полными слез, корчился, не в силах осво-

бодиться. В состоянии полной прострации мокрого и полусваренного гене-

рала проводили в кают-компанию. Общими усилиями влили вовнутрь допол-

нительную порцию спирта, дали отдышаться и под руки вывели на пирс. Даю

голову на отсечение: даже в обмен на маршальский жезл пехотинец больше

ногой не ступит на борт корабля.

Я тогда командовал десятым отсеком. Задницей корабля. Ничего особо

интересного, кроме ВСУ, гальюна и токарного станка, в отсеке нет. Но су-

хопутные деятели очень радовались, узрев среди чуждого им железа что-то

знакомое и родное. Токарный станок оказался единственным механизмом

на корабле, понятным всем посетителям. Весь день мне пришлось метать

бисер перед выходящими наверх генштабистами, повествуя о незамени-

мости токарного дела в море, походе и боевом дежурстве. Ни о чем другом

ни один из них не спросил. Плюс ко всему мне пришлось поработать смыв-

щиком в гальюне. Высоких гостей кто-то чересчур умный проинструктиро-

вал, что, мол, у подводников места общего пользования особенные, непра-

вильно смыл и получи обратно, в лицо, все, что выдавил. Доля истины в этом

утверждении есть. Но задачу забросать испражнениями звезд генштаба пе-

ред нами не ставили, гальюны работали в нормальном режиме, бояться было

нечего. Сухопутные братья по оружию объяснениям не верили, очень кон-

фузились, но в трусости признаться стыдились.

А если учесть, что корабль они покидали через мой отсек, наш гальюн

превратился в своеобразную Мекку для подуставшего генералитета. Совер-

шая по очереди акты вандализма над нержавеющим флотским унитазом, ге-

нералиссимусы будущих войн покидали отсек, потупив глаза и «забыв» на-

жать на педаль смыва. Я же в течение дня старательно смывал следы их пре-

бывания. Поработал ассенизатором на славу. Столько генеральского дерьма

сразу я не видел за всю оставшуюся службу!

Вечером итоги в ЦП подводил механик. Командир, оба старпома, зам-

полит по причине оживленного общения с московскими гостями пластом

лежали по каютам. Наутро приехал командир дивизии с мешками под гла-

зами, но оживленно-радостный. Перед строем экипаж похвалили, обла-

скали и дали часа три на отдых. В грязь лицом, судя по всему, мы не удари-

ли. В Североморске москвичи, посещая надводников, наперебой расхва-

ливали наш ракетоносец, щедрость и широту наших душ и провизионок.

Наверное, столько, сколько мы, им никто не наливал. Шутка ли, месячная

норма спирта всего крейсера рассосалась в кровеносных сосудах экскур-

сантов за один день. Интенданты подвывая от обиды, несколько месяцев

втихаря списывали проглоченное генштабистами продовольствие. Боц-

ман охал и хватался за голову, пересчитывая оставшиеся после набега бан-

ки с краской. Командира начали расхваливать на каждом углу и велели та-

щить в приказном порядке на корабль кого ни попадя. От депутатов до ар-

тистов. Ну и высоких военных чинов, естественно. Ажиотаж постепенно

293

П. Ефремов. Стоп дуть!

стихал, но окончательно и бесповоротно от отрыжки «Кумжи» экипаж из-

бавился только через полгода.

Я пережил три «Кумжи». Страна нищала, времена менялись, а порядок

проведения показухи – ни на йоту. Изменения коснулись лишь цветовой

гаммы мундиров посетителей. В советские времена была более пестрая под-

борка, после развала Союза все цвета постепенно вытеснились грачевской

летно-десантной голубизной. Интересно, если министром обороны станет

пожарный (что в нашей стране вполне возможно), на флот поедут брандмай-

оры в касках и с баграми? Вот потеха была бы!

А может, лучше главным военным страны назначить «нового» русско-

го? Они парни широкие, денежные, море по колено, понаедут на «мерседе-

сах» поглазеть на диковинку, глядишь, сами с барского стола подводников

накормят и напоят. Чем черт не шутит? По крайней мере, эти мальчики в от-

личие от государственных мужей хорошо понимают: любое нажитое богат-

ство кто-то должен защищать…

Из жизни банкиров

– Скажите, какая сумма вам нравится?

– Пять тысяч, – быстро ответил Балаганов…

– Тогда мне с вами не по пути…

И. Ильф, Е. Петров. «Золотой теленок»

Финансист на подводной лодке – фигура значительная. Иногда куда

значительней командира. Командир просто накажет, а злопамятный фи-

нансист «забудет» начислить морские, северные, какие-нибудь надбавки

и полполучки нет. Потом обязательно вернут, через месяц или два, с из-

винениями. Но неприятно. И стоит финансист в служебной иерархии

несколько особняком. Штатного начфина на корабле не положено, хотя

подводный ракетоносец – то же самое, что ракетный полк на берегу. На-

числять зарплату, писать ведомости, перелопачивать горы бумаги некому.

Заниматься этим обязаны базовые береговые службы. Но и их ничтожно

мало на 50–60 экипажей. Однако флот – территория нестандартных ре-

шений. Нет финансиста – сделаем! Но деньги ему за это платить не будем.

Вот и кочует по флотской жизни должность с непонятной формулиров-

кой: «внештатный баталер-финансист». Обычно ими становятся не слиш-

ком обремененные служебными обязанностями в базе офицеры и мичма-

ны из люксов. То есть те, без кого можно легко обойтись. Кстати, их нема-

ло. В чем заключается еще один парадокс флота. Для необходимого средств

нет, для ненужного навалом.

Сейчас, в эпоху полной и бесповоротной демократизации страны, по-

лучку выдают килограммами, финансист окружен охраной, помощника-

ми, массой доброхотов. Для перевозки денег выделяют транспорт, ибо по-

лучку и втроем не унесешь. Раньше она умещалась в дипломат, об охране

и не заикались. Финансист гулял сам по себе, проблем не знал, но и казу-

сов хватало.

294

Часть вторая. Прощальный полет баклана

В 198… году нашим финансистом был капитан-лейтенант Костя Шлепов.

Мужик компанейский, веселый, с делом справлялся шутя. Девочки из фин-

части его обожали, военные финансисты ценили за покладистость, эки-

паж –за безотказность. Работа у Кости спорилась, и все были довольны.

Экипаж уходил в отпуск. Деньги в советские времена давали день в день,

опоздания считались ЧП и сурово карались. Покрутившись с утра в дивизион-

ной финчасти, Шлепов позвонил командиру в казарму и сообщил, что деньги

будут, вероятно, завтра, хотя не факт. Девочки не успевают ведомости про-

верить, начальник без проверки не подписывает, нечего людей зря держать.

Отпуск начинался через день, забот выше крыши, командир, не раздумывая,

разослал полэкипажа кого куда. Одних выписывать проездные, других полу-

чать пайковые, третьих закупать билеты. Часть народа, пользуясь суматохой,

просто слиняла по домам. Оставшиеся толкались по казарме, курили, гоняли

в бильярд, травили анекдоты или, зашхерившись, попросту спали.

Один Шлепов не дремал. Деньги он хотел сегодня, и только сегодня.

На следующий день вечером он собирался умчаться на своей машине в Пи-

тер, и планов менять категорически не хотел. В магазине купил конфет, до-

стал «аварийную» бутыль со спиртом и двинулся на новый приступ финчасти.

Обаяние и подарки свое дело сделали, клерки поднапряглись, и к 17.00 Шле-

пов, набив дипломат пачками купюр, приблизительно тысяч на сорок, уже

маршировал к казарме.

К его удивлению, каменный крейсер пустовал. Не было даже отца-

командира. Лишь сменяющаяся и заступающая вахта, да лентяи, не желав-

шие идти на развилку и ждущие «скотовоза» от казармы. Такого букваль-

ного толкования своих слов о роспуске экипажа Шлепов никак не ожидал.

Обрадовав присутствующих деньгами, сам Костя опечалился. После раздачи

обнаружилось, что львиную часть денежных средств, тысяч двадцать пять,

придется выдавать завтра. И оставить негде: командир с ключами испарил-

ся одним из первых.

Дождавшись сменившуюся вахту, Шлепов подхватил полегчавший сак-

вояж и отправился вместе со всеми на развилку. По дороге делились плана-

ми, обсуждали отпуск, в основном акцентируя внимание на женских купаль-

никах и самом модном размере груди в этом году.

Остановка кишела моряками. Вся сменившаяся вахта дивизии актив-

но стремилась домой. Поставив дипломат с деньгами между ног, Шлепов

с азартом продолжил обсуждение достоинств пляжных нимфеток. А люди

на остановке прибывали. К приходу старенького «ЛиАЗа» у дороги замерли

в напряжении человек полста. «Вбрасывание» было жестким. Как в хоккее.

В автобус вламывались поэкипажно, тесными группами, подбадривая себя

криками и непечатным словом. Но влезли все. Остановка опустела, и авто-

бус, кряхтя, покатился в сторону Гаджиево. Обстановка в салоне напоми-

нала оргию. Переплетенные самым диковинным и неожиданным образом

тела, духота, стоны и кряхтенье. Минут через пятнадцать Шлепов сумел по-

шевелить руками. Руки были пусты. Денежный дипломат отсутствовал. Ко-

стю чуть не хватила кондрашка. На эти деньги в то время можно было ку-

пить небольшую автоколонну легковушек.

– Где?! Где?! Мужики, где дипломат мой?

Скрюченные военные недовольно зашевелились.

– Успокойся каплей, приедем – найдешь. Валяется где-нибудь в авто-

бусе. И так на одной ноге стоим…

295

П. Ефремов. Стоп дуть!

– Где? Где? – Шлепов не унимался и ужом вертелся в сплошной дав-

ке. Наши смекнули, о каком дипломате шла речь. Запахло паленым. Старлей

Чулков хлопнул себя по лбу.

– Костя, ты меня обеими руками толкал в автобус. Значит, оставил!

Константин до крови прикусил губу. На штурм транспорта он ринулся,

забыв в пляжных мечтаниях о поклаже, стоящей под ногами…

Как уж Шлепыч добрался через весь автобус до шофера, я не знаю. На-

верное, по головам. Тот остановил машину на обочине и попытался открыть

двери. Спрессованные в единый монолит тела заклинили выход, напрочь ли-

шая возможности выбраться. В окошко нас выскочило четверо. Первую по-

павшуюся легковушку остановили грудью.

– До Оленегубской развилки! Плачу за скорость! Гони шеф!!!

Владелец легковушки сообразил, что дело нешуточное, да и видон Шле-

пова говорил сам за себя. Не хватало только слез и соплей. Обратно долете-

ли, как на крыльях. На остановке стоял одинокий опоздавший мичман, а ме-

трах в трех от него Костин дипломат. Мимо неслись машины, чуть не задевая

драгоценный кейс. С разбега встав на колени, Костя обнял дипломат, при-

открыл и заглянул. Такой блаженной улыбки я не видел никогда. Это было

ничем не прикрытое счастье, большое и светлое.

Мичман, стоявший на остановке, повернулся к нам.

– Так это ваш? А я подошел, вижу – стоит. Думал, может, кто поссать

в кусты отбежал.

– Мой, – блаженно улыбаясь прошептал Костя. – Мой.

Само собой, мы никому и ничего не рассказали, избавив Костю от мно-

жества неприятностей. Но надо ли говорить, что деньги, пока Шлепыч был

финансистом, наша компания всегда получала вне очереди.

Мимоходом. День корабля

День корабля. Праздник. Милостливое флотское командование разре-

шило привести жен и детей на корабль. Показать и похвастать. Чтобы

знали, где мужья дни и ночи пропадают (проводят). Мероприятие неча-

стое, а в былые годы и вообще невозможное. Поэтому отбоя от желающих

не было. Полный пирс юбок. Ну для начала общепринятые мероприятия,

«пузырь в нос», чтобы водой окатило, сирену на полную мощь врубить,

перископ поподнимать, так, по мелочам. А потом все вниз, сам корабль

смотреть, где благоверные по три месяца кряду обитают.

А внизу матросы сидят. Молодые. Горячие. От женщин, кто на год,

а кто и на три уже отлученные. Хитрые до безобразия. Только лишь пер-

вые представительницы женского пола на трап встали и начали вниз спу-

скаться, грамотный электрик возьми да и пусти вытяжной вентилятор. Вот

и представьте, воздух как рванет вверх, в трубу рубочного люка, у жен-

щин юбки как приподнимет до плеч! И не одернешь: руками-то за по-

ручни держаться надо. А ветер рукотворный дует сильно-сильно, так

что женщин оголило чуть не до пупка. А принимая во внимание высоту

трапа и нерасторопность флотских жен в перемещениях по нему, сгру-

дившиеся внизу матросы наблюдали презанятную картину. Время было

весеннее, теплое, женщины себя всевозможными утеплителями не об-

ременяли. Все нижнее белье напоказ. У кого кружевное, у кого класси-

296

Часть вторая. Прощальный полет баклана

ческое. Кто в колготках, а кто в чулках. И само собой, полное обозрение

женских ножек всех форм и размеров. Три четверти корабельных матро-

сов с горящими глазами сгрудились на пятачке у входа. А кто на корабле

бывал, знает: спуск в корабль – это конвейер, остановиться невозмож-

но. Так они и спускались, одна за другой, с пунцовыми лицами, судорож-

но одергивая юбки внизу.

Пока с пирса на дежурного наорали, пока мичман в отсек носился

вентилятор останавливать, почти все и прошли. Матросы-то грамотные.

Вентилятор на местное управление переключили, чтобы из централь-

ного поста не могли остановить. Виновного в таком конфузе не нашли,

как ни искали. Зато пару следующих месяцев тема разговоров у моря-

ков была одна, понимаете какая… Что ни говори, знай и люби свою тех-

нику, она делает чудеса!

Любовь

Кому судьбою непременной

Девичье сердце суждено,

Тот будет мил назло вселенной;

Сердиться глупо и грешно.

А. С. Пушкин

Капитан-лейтенанту Леве Олейнику катастрофически не везло в лич-

ной жизни… В свои неполные двадцать девять лет он уже был дважды же-

нат. Оба раза крайне неудачно. С первой женой, севастопольской студент-

кой Мариной, Лева познакомился еще в училище. В конце третьего курса

на танцах в Доме офицеров он заметил красивую черноволосую девушку,

стеснительно жавшуюся в углу среди подруг. Понравилась она ему с перво-

го взгляда. Природа не обидела Леву ни ростом, ни статью, ни внешностью.

Горячий третьекурсник атаковал стремительно, и уже вечером, провожая

Марину домой, сорвал поцелуй.

Роман развернулся серьезный. Лева, обычно компанейский и заво-

дной малый, не пропускающий ни одной юбки и ни одной курсантской гу-

лянки, теперь улетал в город со скоростью ракеты, тратил нищенскую зар-

плату на цветы и, по нашему разумению, съехал с катушек. Так продолжа-

лось почти два года. Пока общение Левы с Мариной оставалось на уровне

походов в кино, на море и тихих поцелуев у подъезда, ее родители смотре-

ли на все сквозь пальцы. Мол, девочке тоже нужна разрядка после настой-

чивой и упорной учебы. Но когда Лева, собравшись с духом, сделал Марине

предложение, они встали на дыбы. Дело в том, что, когда они познакомились,

Марина была еще на первом курсе, а Лева уже на третьем. Теперь ему пред-

стояло через полгода уехать на флот уже в качестве офицера, а Марине надо

было до учиваться еще пару лет. Да и не очень хотели ее предки, чтобы их чадо

стало верной офицерской женой. Их амбиции простирались гораздо дальше

и базировались на действительно эффектной внешности дочери. А упира-

ли они в основном на то, что она еще девочка, ей рано думать об этом. Сама

297

П. Ефремов. Стоп дуть!

Марина на предложение ответила довольно вялым согласием, на что в сво-

ем решительном запале Лева внимания не обратил. Постукавшись лбом с ее

родителями, Лева принял решение применить тяжелую артиллерию. Во вре-

мя одного из споров он признался, что Марина уже давно и с удовольствием

живет с ним физически, а над пестиками и тычинками в наше время смеют-

ся даже первоклашки. Шок родителей был непередаваем. А когда сама Ма-

рина подтвердила эти факты, бастион пал. Обалдевшие родители дали согла-

сие на брак с одним условием: Марина доучивается в институте очно. То есть

на Север в ближайшие два года не едет. Воодушевленный успехом, Лева со-

гласился. Что такое два года, когда впереди вся жизнь с любимой.

Свадьбу сыграли скромную, во время последнего курсантского отпу-

ска Левы. Потом начались странности. Марина с Левой жили у ее родите-

лей. Прибегает Лева в увольнение обнять дорогую супругу, а ее мама и го-

ворит: иди-ка ты сегодня обратно в училище, у Мариночки завтра зачет, ей

выспаться надо. Да и вообще, приходи только по выходным, зачем тебе по-

среди недели на ночь бегать. А сама супруга – ни рыба ни мясо. Против ро-

дителей ни-ни!

Потом пятый курс уехал на стажировку на три месяца. Лева с Камчат-

ки письма писал ровно через день. Получил в ответ всего три. Но не сдался.

По приезде устроил всей Марининой семье головомойку, Марине высказал

все, что думал, и на последние свои севастопольские месяцы снял квартиру

и почти насильно утащил жену жить туда. Родители Марины снова сдались

и скрепя сердце дали Леве свое согласие ночевать у них каждый день и даже

исполнять супружеские обязанности. Теперь без пяти минут офицер спал

с супругой каждую ночь, а ее мама и папа мучились от бессилия за стеной

в соседней комнате. Но все хорошее когда-то кончается.

На суровую флотскую службу Марина проводила Леву, смахнув слу-

чайную слезу, а ее оскорбленные самоуправством дочери родители на вок-

зал не пошли совсем. Далее продолжилось прежнее. На каждые десять по-

сланий Марина отвечала одним коротким, больше смахивающим на отписку.

Прошел почти год. Сходив в первую автономку, Лева получил гигантский от-

пуск в три месяца и сразу же, не заезжая к своей маме и не дав никому теле-

граммы, рванул в Севастополь к жене.

Дверь открыла Маринина мама. Никаких эмоций на ее лице не воз-

никло. Она очень буднично сообщила Леве, что у дочки сессия, ее отвле-

кать не надо, мол, поживи, дорогой, пока в гостинице, а там посмотрим. По-

сле чего дверь захлопнулась перед его носом. Жену он так и не увидел. Все

его попытки поймать ее в институте ни к чему не привели. Она как сквозь

землю провалилась. Попьянствовав с тоски пару дней в гостинице «Крым»

и пропив добрую треть отпускных денег, обманутый офицер принял нако-

нец решение. Пафосное, с пьяной головы. Обладая с детства недюжинной

физической силой, Лева, придя к ее родителям, на их глазах смял обручаль-

ное кольцо двумя пальцами, бросил им под ноги и молча ушел. Затем подал

заявление на развод и уехал к своим родителям. Развели его через полгода

по почте, прислав свидетельство. Марина прислала письмо, в котором сооб-

щила, что их брак был ошибкой и она его вовсе не любила. Больше он ее ни-

когда не видел.

Второй супружеский союз Лева заключил, скорее, из чувства мести Ма-

рине. С Леной он познакомился в конце этого же отпуска, заехав на неделю

к товарищу перед возвращением в часть. Лена оказалась полной противопо-

298

Часть вторая. Прощальный полет баклана

ложностью Марины. Настоящая русская красавица. Натуральная блондин-

ка, ноги от коренных зубов, абсолютно нетерпима к любому виду диктата,

особенно родительского. Лена уже закончила педагогический институт, фа-

культет иностранных языков и работала в специализированной школе учи-

телем английского.

Встретились они случайно – оказались рядом за столом на дне рож-

дения Левиного друга. Лена была подругой его жены. Все дни до Левиного

отъезда они пробродили по Ленинграду, и расклеившийся каплей поведал

Лене о своих жизненных злоключениях. Лена утешала, как могла, пришла

провожать Леву на вокзал и просила не теряться. Адрес и телефон написала

сама. До следующего отпуска Лева грезил о встрече. Правда, памятуя о про-

шлом опыте, письма писал не очень часто, зато объемные. Лена отвечала

на все. Окончательно она сразила его, когда прислала ему на день рожде-

ния огромную посылку, полную всевозможных подарков и сладостей. Ведь

он не говорил ей, когда его именины, значит, она специально узнавала че-

рез общих знакомых!

Лева влюбился. В ожидании очередного отпуска он категорично отме-

тал все притязания местных гарнизонных обольстительниц, давно положив-

ших глаз на симпатичного молодого офицера.

Подошло время отпуска. Лева взял билет на ближайший самолет в Ле-

нинград и прилетел в город в двенадцать часов ночи. Без колебаний взяв так-

си, он поехал к Лене. Та словно ждала его. Возникнув на пороге в полупро-

зрачном пеньюаре, скорее обнажающем, чем прикрывающем все ее женские

прелести, она без прелюдий бросилась в объятья счастливого офицера. В эту

ночь свершилось все, о чем целый год грезил Лева. Лена жила одна в одно-

комнатной квартире, и шорохов за стеной бояться не приходилось. Женщи-

ной она оказалась страстной и горячей, любила во весь голос и была во мно-

го раз опытнее в постельных делах, нежели Марина.

Лева был на седьмом небе. Не желая тратить время зря, он с ходу пред-

ложил Лене руку и сердце. Та согласилась. Свадьбу в отличие от первой сы-

грали пышно, с фатой, торжественным заездом в ЗАГС, кавалькадой машин

и прочими традиционными аксессуарами. Лева очень понравился Лениным

родителям, а Лена пришлась по душе Левиной маме, не очень одобрявшей

его первый брак. Казалось бы, полная идиллия. Весь отпуск прошел, как один

большой медовый месяц. Но все хорошее рано или поздно кончается. Лева

уехал на Север пробивать своей молодой семье квартиру, а Лена осталась

в Питере увольняться и рассчитываться. Квартиру дали на удивление бы-

стро, и вскоре Лена перебралась к мужу. Началось обустройство семейно-

го гнезда. Вкусом к хорошим и красивым вещам природа Лену не обделила.

Вскоре малогабаритная квартирка оказалась заставленной изящной и удоб-

ной мебелью. Правда, для этого пришлось изрядно попотрошить сбережения

мужа, но чего не сделаешь для семейного счастья. Да и внешний вид бывшего

«холостяка» Левы изменился до неузнаваемости. Он остепенился, перестал

носить вытертые джинсы и растянутые свитера, стал каждый день менять

носовые платки, а по вечерам спешил домой, не оставляя никакой надежды

друзьям-собутыльникам. Лева буквально растворился в новой жизни. Лена

прочно забрала бразды управления всеми аспектами совместного существо-

вания в свои руки. От еды до одежды. От Левы требовалось лишь одно: за-

рабатывать средства. Он и зарабатывал. Напросился в одну автономку, дру-

гую, третью: супружество требует жертв.

299

П. Ефремов. Стоп дуть!

Отпуска они проводили в санаториях. Лена считала ниже своего до-

стоинства принимать участие в массовых заездах экипажа, поэтому Лева

хорошо освоил технику пробивания отдельных путевок в престижные ме-

ста отдыха. Кое-какие наводящие на размышления издержки, конечно, на-

блюдались. Например, острый интерес жены к темпам развития Левиной

карьеры и нежелание пока заводить детей. Или стремление познакомить-

ся со всеми его друзьями и начальниками. Лена в отличие от большинства

жен офицеров с удовольствием посещала всевозможные заседания жен-

советов экипажа и дивизии и даже умудрилась за очень недолгий срок во-

йти в женсовет флотилии, проводя время в чаепитиях с женами команд-

ного состава.

Она понемногу становилась популярной личностью в поселке подводни-

ков. Это не очень нравилось Леве. Но все компенсировалось одним. Ночью

Лена становилась соковыжималкой. Ее темперамент был поистине вулкани-

ческим и изощренным. Как мужчине, Леве большего нечего было и желать.

Изможденный, он засыпал на упругой груди жены, чтобы на следующий ве-

чер история повторилась вновь.

Так пролетело года три. Развязка наступила неожиданно. После очеред-

ной автономки Лена не встретила мужа на пирсе с другими женами. На все

вопросы о ней знакомые женщины, потупив взгляд, бормотали, что не в кур-

се, где она. А дома… Квартира была девственно пуста. В углу примостилась

большая коробка из-под телевизора со всеми, аккуратно сложенными Ле-

виными вещами. У стены сиротливо приткнулась раскладушка. И все! Глав-

ным ударом было письмо, лежавшее посреди опустевшей квартиры. Корот-

кими скупыми фразами Лена сообщала, что их союз был обречен с само-

го начала, но она его по-прежнему любит, хотя возврата к прошлому быть

не может. Иссяк родник чувств, так сказать! Мебель же она продала в свя-

зи с тем, что ей начинать новую жизнь не на что, и все автономочные день-

ги, выданные ему вперед, она тоже взяла вместе со всем содержанием Леви-

ной сберкнижки, на которую он по глупости оформил ей доверенность. Ну

и далее, целую и прощай навеки, твоя безутешная Елена.

Немного придя в себя, Лева кинулся по знакомым выяснять, что же про-

изошло в его трехмесячное отсутствие. Никто никаких вразумительных объ-

яснений ему не дал. Жены товарищей, если и знали, то хранили молчание,

жалея покинутого мужа. Ленины родители на звонки не отвечали, а телефон

на ленинградской квартире Лены все время был занят. Суд да дело, но через

пару недель экипаж отправили в послепоходовый отпуск. Лева понесся в Ле-

нинград, в душе надеясь, что все происшедшее – страшный сон. Но самое

ужасное было впереди! Когда наконец ранним утром он добрался до Питера

и позвонил в дверь любимой, ее открыл его бывший старпом в майке и тру-

сах. Он полгода назад перевелся в академию, был разведен и не отличался

привлекательной внешностью. Зато пер по служебной лестнице, как танк,

несмотря на свой статус разведенного, что для карьеры члена КПСС было

почти смертельно. За его спиной маячила Лена в едва запахнутом халатике,

надетом явно на голое тело. Картина до такой степени ошарашила бедного

Леву, что он даже не нашел в себе сил треснуть по роже прыщавого старпо-

ма и навесить оплеух изменнице. Застыв словно соляной столб, он рефлек-

торно фиксировал аргументированные доводы Лены о несостоятельности

их отношений. Короче, свое второе смятое обручальное кольцо Лева тоже

подарил очередной супруге.

300

Часть вторая. Прощальный полет баклана

Развод оформили очень быстро, пользуясь обширными питерскими зна-

комствами бывшей жены. Кстати, в процессе этого Лева узнал много ново-

го о своей бывшей половине, о чем и не догадывался все это время. Он был,

разумеется, у нее не первым, и даже не вторым. Правда, предыдущих она

обирала без штампа в паспорте. А теперь, решив выйти на качественно бо-

лее высокую орбиту, Лена все эти неполные три года кропотливо искала бо-

лее перспективный объект, а найдя, без колебаний «кинула» Леву. Целена-

правленная и законопослушная торговля шикарным телом.

Потерпев полное фиаско во второй попытке устроить личную жизнь,

Лева пустился во все тяжкие. Квартиру он обставил заново, правда, теперь

самой большой и главной ее частью была кровать. Широкая и удобная. Дваж-

ды разведенный каплей стал завсегдатаем местного кабака «Мутный глаз»,

откуда один домой не уходил. Особенно его тянуло на жен старпомов и ко-

мандиров. Лева разбивался в лепешку, чтобы уложить их в постель. Сколько

побывало в его знаменитой кровати женщин, он и сам не знает. Имя им – ле-

гион! Оба брака лишили Леву юношеских иллюзий. Освободившись от них,

Лева вернулся в реальный мир, и оказалось, что он не так уж плох и вооб-

ще прекрасен! Мировоззрение его преобразилось радикально. Он решил,

что не готов да и вовсе не создан для семьи, со всеми вытекающими послед-

ствиями. К тому же и женщины – вовсе не ангелы, за которых их принима-

ют такие глупые мужчины, как он сам.

Горе от последнего развода рассосалось как-то очень быстро и даже

практически без применения алкоголя. Лева увлекся спортом, и в свободное

от женщин время с упоением занимался совершенствованием и наращива-

нием мускулатуры. Молодой симпатичный каплей стал пользоваться боль-

шой популярностью у женского пола гарнизона, от мала до велика. Им нра-

вилось, что Лева не требовал многого от своих пассий, ни к чему их не обя-

зывал и не любил трепать языком о своих амурных похождениях.

К нему бегали по ночам жены каперангов, чтобы получить максимум

удовольствия от мускулистого красивого парня и вновь почувствовать себя

молодыми. А их же восемнадцатилетние дочери впрыгивали в его постель,

чтобы ощутить себя настоящими женщинами в объятиях взрослого мужчи-

ны. Службе все это не мешало, а скорее, даже помогало, и вскоре Лева, об-

ладавший ко всему прочему недюжинными инженерными задатками, стал

командиром дивизиона. Четыре маленькие звезды сменились одной боль-

шой. Капитан 3 ранга Олейник служил на износ: и на корабле, и дома. Мама

в посланиях из дома сетовала на его невезение в личной жизни, мол, так хо-

чется внучат понянчить, а у тебя все никак. На все письма мамы из далекого

Севастополя Лева отвечал одно: хватит, я с двумя женами уже покувыркал-

ся, никакого желания больше нет.

Время шло. Минуло еще несколько лет. После очередного автономного

плавания отпуск выпадал на самую середину лета. Пользуясь опытом, приоб-

ретенным со второй женой, и дамскими знакомствами в безбрачный пери-

од, Лева быстренько соорудил себе отдельную от экипажа путевку. Да не абы

куда, а в «Аврору», знаменитый сочинский санаторий ВМФ, куда и зимой

не всегда путевку достанешь. Холостому мужчине сборы в дорогу – минут-

ное дело, и, сдав соседке ключ от квартиры на хранение, Лева выехал в аэро-

порт. Билетов, естественно, не было, но огромный опыт общения с женским

полом помог и здесь. Обаяв дежурного администратора Мурманского аэро-

порта в рекордно короткие сроки, Лева через три часа вылетел транзитным

301

П. Ефремов. Стоп дуть!

рейсом в Сочи. Плавание было тяжелым и нервным. Треть времени командир

дивизиона Олейник провел в трюмах, накупался в грязи и масле. Хотелось те-

плого моря, женщин в ярких купальниках и сладкого грузинского вина.

В санатории Леву разместили в двухместном номере. Соседа пока

не было. В первый же день Лева как образцовый отдыхающий обошел всех

врачей, получил назначения на всевозможные гидромассажы, обследования

и терренкуры и, отложив свидание с морем на утро, завалился спать.

Проснулся Лева по военной привычке часов в шесть. Он всегда вста-

вал рано и редко пользовался будильником. Денек обещал быть чудесным:

солнце, ни ветерка, благодать! До завтрака оставалось еще два часа, и Лева

решил пока окунуться в море. Слово – дело! И уже через десять минут он

стоял на пустынном в эти ранние часы пляже. Коренной крымчанин, Лева

любил море так, как не может любить его простой курортник. Он им жил.

И всегда, заходя в море, он нырял и пока хватало дыхания плыл под водой

как можно дальше от берега, смывая с кожи всю бренность земли. Это был

словно ритуал. Лева разбежался, прыгнул и скрылся под водой. Море при-

няло его в свои объятья. Когда не дышать стало невозможно, Лева поднялся

на поверхность перехватить глоток-другой воздуха. Но едва голова каплея

появилась над поверхностью воды, в затылок что-то сильно ударило. В гла-

зах его все померкло. Взмахнув руками, Лева потерял сознание…

Первое, что он услышал, придя в себя, было два женских голоса. Один,

совсем рядом, почти возле уха, другой чуть поодаль.

– Ну что? Дышит?

– Вроде дышит! Лариса, давай все же врача вызовем. Вдруг что-то серь-

езное?

– Перестань, Валерка! Неужели ты думаешь, что такому бугаю твой ка-

мешек все мозги вышиб! Сейчас очухается. Пойдем на завтрак. Пусть будет

рад, что его вообще вытащили.

– Лора, ты что, не понимаешь? Я его чуть не угробила и еще бросить

должна?! Придет в сознание, увижу, что с ним все нормально, тогда и пой-

дем! – Хм, Валера, а мужчинка-то ничего! Приятненький… Может, ты

того…– Ну ты и нахалка! Ладно, я его сейчас по щекам похлопаю…

Лева понял, что пора вставать. Он открыл глаза и решительно сел. В за-

тылке как бомба взорвалась. В зрачках заплясали геометрические фигуры.

Поднеся руку к голове, Лева нащупал огромную шишку, аккурат посере-

дине затылка.

– Все, по щекам не надо, и врача тоже.

Перед ним на коленях сидела русоволосая милая девушка лет двадцати,

в купальнике. Метрах в двух от нее стояла другая.

– Вы извините, я не хотела, просто вышли на пляж – никого нет, я взя-

ла камешек и решила «блинчик» по воде пустить. А тут вы выныриваете…

Вы под водой недолго были, я плаваю хорошо… Я вам даже искусственное

дыхание делала…

– Рот в рот, если интересует! – подала голос подруга.

– Ну ты и язва, Лорка! – говорившая от возмущения вскочила

на ноги.

– Больше не буду, не бейте! – в притворном ужасе прикрылась рука-

ми Лариса.

302

Часть вторая. Прощальный полет баклана

Лева поднялся на ноги. Голова кружилась. Во рту было до противно-

го сухо.

– Хватит, девчонки, комедию ломать. Спасибо, хоть вытащили… До сви-

дания, гранатометчицы…

Лева сделал шаг. Его покачнуло. Стоявшая рядом камнеметательница

успела подставить плечо.

– Знаете… Извините, не знаю, как вас зовут. Давайте я вас провожу.

Лера, захвати мой сарафан и вещи молодого человека.

И девушка, не дожидаясь согласия «раненого», обняла его за талию и по-

тянула за собой по направлению к выходу с пляжа. Шли молча. Метров че-

рез пятьдесят Лева почувствовал себя более или менее сносно и аккуратно

освободился от объятий «террористки».

– Спасибо. Дальше я сам. Простите за нескромность, а почему подру-

га называет вас Валерой?

Девушка рассмеялась. Как-то очень свежо и естественно.

– Меня зовут Валерия. А Валерка – так удобнее! А вас-то как зовут,

жертва обстоятельств?

– Лев. Лева.

Девушка снова засмеялась.

– А что, звучит. Валерка и Лев. Лев, сраженный Валеркой. Баллада!

– Да уж… Затылочная баллада.

Удивительно, но, несмотря на всю неприятность происшествия и боль

в ушибленной голове, никакой злости на эту девочку у Левы не было. То ли

она выглядела очень виноватой и жизнерадостной одновременно, то ли еще

почему, но было совершенно очевидно – он на нее не злился. Более того,

у Левы неожиданно поднялось настроение. Парадоксально, но факт оста-

вался фактом.

– До свидания! Попытаюсь заставить себя позавтракать.

– Раненым жизненно важно хорошо питаться! Ослабленный организм

требует витаминов! До свидания, Лев! И еще раз простите!

Валерия помахала рукой и пошла с подругой по направлению к друго-

му корпусу.

На завтрак Лева не пошел. Череп раскалывался от головной боли, и есть

абсолютно не хотелось. Наглотавшись выпрошенного у дежурной по этажу

анальгина, Лева упал на кровать и попытался уснуть. Получилось с первого

раза. Наверное, сказалась усталость последних двух недель, сдача корабля,

нервотрепка, многочасовой перелет. Проснулся каплей от стука в дверь. На-

кинув спортивные штаны, он разрешил войти. Дверь открылась, и на поро-

ге возникло маленькое чудо. Валерия. Маленькое хрупкое чудо с огромны-

ми голубыми глазами.

– Еще раз извините! Ваш столик в столовой недалеко от нашего. Мы вас

еще вчера видели… А тут глядим, вы на завтрак не пошли, на обед, на ужин.

Я и заволновалась… Лев, может, вам плохо?

Лева ощупал затылок. Не болело. Посмотрел в окно. За ним и на самом

деле начинало темнеть. Засмеялся.

– Нет, Валерка! Не дождетесь! Я здоров и голоден. Просто отсыпался.

С вашей помощью!

Валерия улыбнулась.

– Ну и слава богу! Тогда я пошла. Не болейте! А поужинать можно

и на набережной, там шашлыки на каждом углу.

303

П. Ефремов. Стоп дуть!

Вдруг в офицере Олейнике проснулся дремавший мужчина. Девчонка

ему определенно нравилась, и совсем не хотелось отпускать ее просто так.

– Валерия! Подождите! Для полного умиротворения обеих сторон при-

глашаю вас отужинать вместе со мной. Имею наглость напомнить, ранен ва-

шей рукой, сатисфакции не требую, а лишь прошу разделить сегодня вече-

ром со мной трапезу. Согласны? Можете даже с подругой.

Валерия грустно улыбнулась.

– Подруга во власти чувств где-то по аллеям бродит. Ей не до меня.

– Хорошо! Ну а вы?

Валерия пристально посмотрела на Леву.

– А что мне остается делать? Но с одним условием. Без рук и хамства.

И не подумайте, что я напрашиваюсь. Я за вас, Лева, сегодня ответственна,

да и сидеть в номере одной… Представляете, как скучно?

Лева обрадовался так, как не радовался очень давно при общении с жен-

ским полом.

– Согласен на все, Валера! Можно я вас буду так называть? Встреча-

емся внизу в фойе через десять минут в парадной форме!

Бреясь и одеваясь, Лева волновался, словно шел на первое в своей жизни

свидание. Почему? Да он и сам не мог ответить на этот вопрос. Но только

не было в нем азарта мужчины-охотника, загоняющего женщину в свою по-

стель. Все что угодно, но не это.

В назначенное время свежевыбритый и благоухающий Лева стоял у ого-

воренного места. Валерии еще не было. Прошла минута, другая, третья… Лева

стал поглядывать на часы. Девушка не появлялась. Лева пристально осмотрел

фойе в надежде, что не заметил ее в сутолоке. В этот вечерний час народа

здесь было много. Отдыхающие выбирались на вечерний променад по набе-

режной, разодетые и расфуфыренные. На людей посмотреть, да и себя по-

казать. Валерии среди них не было. Леве вдруг стало тоскливо. Поверил со-

пливой девчонке, размяк как идиот! Решив, что с него хватит и пора пойти

хватануть бутылочку «Хванчкары», Лева круто развернулся к выходу… Пе-

ред ним стояла женщина. Именно красивая, ладно сложенная, со вкусом

одетая женщина. Из-за обиды Лева сразу даже не узнал Валерию. Та мило

улыбнулась.

– Простите Лев, немного опоздала, застежка на босоножках сломалась.

А потом вышла, хотела подойти, а вы пару раз на меня посмотрели и не заме-

тили. Я и решила постоять немного рядом, интересно было, узнаете вы меня

или нет. Ну что, идем?

В который раз за этот день Лева испытал очередное потрясение. Он

не узнал в этой эффектной женщине девчонку, запулившую ему в голову

камень! Абсурд.

– Конечно!

Валерия укоризненно взглянула на Леву.

– Галантный кавалер. Хоть бы руку даме предложили! Вот вам совре-

менные мужчины, нечего от них ждать…

И, решительно взяв Леву под руку, скомандовала:

– Вперед! Ведите меня, мой раненый рыцарь!

Вечер удался на славу. Они нашли укромное открытое кафе на самом бе-

регу моря. Тихо плескалась волна. По воде бежала лунная дорожка. Валерия

и Лева долго сидели за столиком, за бутылкой ароматного кавказского вина.

Шашлык удался на славу: сочное мясо буквально таяло во рту. На «ты» они

304

Часть вторая. Прощальный полет баклана

перешли сразу. Валерка оказалась чудесным собеседником. Лева поражал-

ся. Она понимала то, что он хотел сказать, задолго до того, как он заканчивал

фразу. Она ловила суть моментально. Он узнал, что она совсем не школьни-

ца, как ему показалось вначале, и что ей уже двадцать три. Что она студентка,

живет и учится в Москве, а отдыхает в военном санатории, потому что папа

имеет какое-то отношение к военному ведомству и устроил ей и по друге пу-

тевки сюда. Сами же ее родители обожают альпинизм и горы, а посему, оста-

вив дочь в «Авроре», двинули на турбазу здесь рядом, на Кавказском хребте,

где ползают сейчас по скалам и гоняют на лыжах. Выяснилось, что подруга

Лариса с первого дня была покорена молодым мужчиной с военной выправ-

кой из соседнего корпуса и все вечера проводит с ним, черт знает где, воз-

вращаясь довольной, но усталой. А Валерии одной скучно. Лева тоже рас-

сказывал о себе. Почти все, кроме превратностей семейной жизни. Эту тему

он опустил, скупо упомянув, что не женат. За разговорами наступила ночь.

Когда Лева и Валерия добрались обратно до санатория, было уже начало тре-

тьего. Все двери оказались запертыми. Самое время для поцелуев. Но Лева

не смог. Он боялся даже обнять Валерию. Боялся спугнуть человека, с кото-

рым было так приятно говорить, да и просто ощущать его присутствие. Этот

вечер вовсе не походил на все курортные вечера, оканчивавшиеся по одно-

му сценарию: торопливая близость на пляжном топчане и неловкое расста-

вание. Они договорились утром вместе идти на пляж и разошлись.

На прощание Валерия без малейшего кокетства и жеманства поцелова-

ла Леву в щеку и пошла к себе. Слава богу, в ее корпусе оказалась очень ду-

шевная дежурная. Она без ругани и рассуждений о нарушении режима от-

крыла дверь и впустила девушку. Леве же пришлось, применив гимнастиче-

ские способности, проникнуть к себе через балкон второго этажа.

Засыпал Лева с блаженной улыбкой. Ночью он впервые за многие годы

не мучился бессонницей, не курил, а спал крепким младенческим сном.

Утром в столовую он явился во всеоружии, оснащенный всеми пляжными

принадлежностями.

Валерия, несмотря на позднюю ночную прогулку, выглядела на редкость

свежо и весело. Подсуетившись, Лева договорился с официантками, и его

оперативно пересадили за стол к девушкам. Лариса, судя по всему, была по-

ражена загулом подруги. Оказалось, что та вернулась в номер часа на два

позже нее, и Лора никак не могла оправиться от такого вопиющего безобра-

зия. После завтрака вся троица направилась на пляж. Чуть позже к ним при-

соединился Ларискин кавалер, капитан-авиатор, восстанавливающий нерв-

ную систему после неудачного катапультирования. Мужик он был компа-

нейский, веселый, в общем, не скучали. Отдых удался.

Шли дни. Компания развлекалась на пляжах, вечерами гуляла по набе-

режной, лихо отплясывала в миниатюрных кафешках у моря. Ближе к ночи

авиатор тактично, под каким-нибудь предлогом уводил Ларису под локоток

в аллеи парка. Откровенно говоря, этого момента Лева ждал каждый день с са-

мого утра. Ему хотелось оставаться с Валеркой наедине подольше. Леве было

хорошо и интересно с этой девчонкой, которая могла самое обыденное пред-

ставить так, как Лева даже предполагать не мог. Смешно сказать, но опыт-

ный и прожженный ловелас Олейник и не пытался сблизиться с Валерией.

Все ограничивалось скромным поцелуем, который она дарила ему на проща-

нье. Вечерами, лежа в постели, Лева часто мечтал, как прижмет к себе это

милое создание, и тут же гнал эту мысль как какую-то грязную и гнусную.

305

П. Ефремов. Стоп дуть!

Он с удивлением осознал, что уже скоро месяц, как вернулся из трехмесяч-

ного похода, и до сих пор ни разу не был с женщиной. И все же мыслей о Ва-

лерии как о постельной напарнице у него не возникало.

Через две недели, когда они в очередной раз собирались на пляж, про-

изошла встреча с Валериными родителями. В тот день Лариса отказалась

идти на море, сославшись на головную боль, и осталась в номере. Удиви-

тельно, но голова заболела и у летчика, и тот тоже решил полежать в кро-

вати. Правда, неизвестно в какой. Так что поплескаться в ласковых волнах

отправились только Лева и Валерия. На выходе из столовой Валерия издала

счастливый визг и бросилась на шею крепко сбитому мужчине лет пятиде-

сяти. Оказалось, что ее родители решили на денек спуститься с гор, чтобы

проведать свое единственное чадо. Валерин папа с нескрываемым интере-

сом поглядел на Леву, которого его дочь, выходя из столовой, держала под

руку. Естественно, дневной план мероприятий, к величайшей досаде Левы,

был сломан. Мама Валерки, приятная и вежливая женщина, сразу потащи-

ла дочь и мужа куда-то в город, по магазинам. Леву тоже пригласили. Точ-

нее, пригласила Валерия, но он отказался. Мозолить глаза родителям Лева

не собирался. Мало ли, что взбредет в голову заботливым папаше и мамаше

при более близком его рассмотрении. Оставшись в гордом одиночестве, он

сходил на пляж, без особого желания окунулся, повалялся на топчане и, ре-

шив для себя, что день окончательно сломан, отправился в номер. По дороге

встретил чрезвычайно недовольных «больных»: Ларису и летчика. Им спуск

Валериных родителей с гор нанес еще более сокрушительный удар. Как по-

том не без юмора заметил авиатор, родители постучали в дверь, когда они

с Лорой выполняли одну из самых сложных фигур высшего пилотажа. При-

чем без страховки, то есть без катапульты. Недовольная парочка, посетовав

на судьбу, с похоронным настроением удалилась в глубину парка.

Лева бесцельно пометавшись в стенах номера, решил поднять настрое-

ние привычным любому моряку способом – пропустить стаканчик-другой.

Судя по всему, Валерины родители приехали на весь день, и она в его обще-

стве сегодня уже нуждаться не будет. А на нет и суда нет. Недалеко от ворот

санатория примостился маленький открытый бар, прямо у дороги, с пласти-

ковыми столами и стульями и стандартным курортным набором из дешевых

коньяков и разнообразных вин. Усевшись в тени деревьев, Лева для начала ре-

шил размяться пятизвездочным коньячком местного производства. На удив-

ление, он оказался совсем не придорожного качества, а очень приличным,

с терпким букетом и отменным вкусом. Устроившись поудобнее, Лева при-

нялся смаковать этот божественный напиток, перемежая глотки сочнейшим

люля-кебабом. Хмель накатился быстро, а вместе с ним пришло и чувство ре-

альности. «Что это я мозги сам себе ломаю, – вдруг подумал он. – Через де-

сять дней разъедемся, и все! У меня же ничего с этой девчонкой не было, да

и не будет! Она слишком чиста и хороша для меня. Да, с ней чудесно прово-

дить время, общаться, но не более! Таких в постель не тащат! И тебе, дважды

разведенному, стоит ли питать какие-то смутные иллюзии и надежды. Твой

удел – зрелые женщины, знающие, что хотят и сколько раз. Точка!»

Увлеченный внутренним самобичеванием, Лева не заметил, как сзади

кто-то подошел.

– Разрешите присесть?

Не поворачивая головы, Лева рассеянно ответил:

– Ради бога, садитесь.

306

Часть вторая. Прощальный полет баклана

Голос материализовался в отца Валерии, севшего напротив.

– Давай знакомиться. Виктор Сергеевич.

Он протянул руку.

– Лев Олейник. Капитан 3 ранга. Отпускник. Подводник.

Обменялись рукопожатиями.

– Что офицер, жажду утоляешь?

Лева кивнул:

– Да… Могу предложить, недурственный напиток. Налить?

Виктор Сергеевич отрицательно помахал головой.

– Не стоит. Жарко, да и мы сейчас уезжаем.

Потом помолчал и спросил.

– А ты часто так посреди дня нагружаться начинаешь?

Леву это почему-то задело. Да и много ли надо, чтобы задеть выпивше-

го офицера.

– А вам-то что? Повоспитывать хотите? Тогда до свидания! Душещи-

пательные беседы о нравственности оставьте при…

Валерин отец резко прервал Леву:

– Не паясничай! Сам понимаешь, зачем я подошел. Валерия у меня

единственная дочь. Я сразу понял, что у нее с тобой что-то. Я ее слишком хо-

рошо знаю. Она сегодня только и рассказывала, какой ты хороший, добрый

и веселый. Я теперь вижу… Не вздумай ей гадить! Найду и накажу! От меня

не спрячешься!

Лева как-то сразу успокоился и на резкость резкостью не ответил. Даже

протрезвел отчего-то.

– Да не волнуйтесь… Я ничего плохого Валерии не сделаю… Не смогу.

Она такая… Ладно, пойду я. А то и правда к середине дня налижусь до чер-

тиков. До свидания.

Лева встал и пошел в сторону санатория. Несколько озадаченный Вик-

тор Сергеевич остался сидеть, а потом, спохватившись, побежал догонять

Леву.– Подожди, нам по пути. Где служишь?

– На флоте.

– Я понимаю, что не в пустыне. На каком?

– Северный.

– Люкс или механик?

Лева с любопытством поглядел на попутчика.

– А вы откуда такие термины знаете? Я механик.

– Да приходилось слышать. Я вообще-то имею отношение к армии.

Лева улыбнулся.

– Да у нас вся страна имеет отношение к армии. Где-нибудь в «ящике»

трудитесь? Или военную науку двигаете?

Виктор Сергеевич неопределенно протянул.

– Да, некоторым образом…

За разговором дошли до ворот санатория. Невдалеке за воротами стоя-

ла Валерия с мамой. Виктор Сергеевич остановился.

– Послушай, Лев, у нас с тобой беседы не было. Договорились? А то доч-

ка со мной разговаривать месяца два не будет. Мы встретились случайно.

И не обижайся. Свои-то дети есть?

– Нет.

– Когда будут, меня поймешь. А вот коньяка на сегодня тебе хватит…

307

П. Ефремов. Стоп дуть!

Когда они подошли, Валерия удивленно посмотрела на отца.

– Папа, а вы откуда? Ты же к знакомому ходил.

Лев упредил ответ Виктора Сергеевича.

– Да встретились случайно.

Валерия кивнула головой.

– Понятно. И по такому случаю ты, Лева, успел опрокинуть пару бока-

лов горячительного? И ты, папа?

Виктор Сергеевич отрицательно махнул рукой.

– Дочка, я не пил. А твоего ухажера встретил пять минут назад.

Повернувшись лицом к Леве, Валерия категорично заявила:

– Лев! Если ты хочешь, как и договаривались, вечером идти в город гу-

лять, ложись и спи. Не меньше трех часов. Я перед ужином за тобой зайду.

Лева возражать не стал и, попрощавшись с ее родителями, побрел в но-

мер. В номере его ждала телеграмма. Приказом командира дивизии он сроч-

но вызывался на службу. Сомнений в том, что дело серьезное, не было.

Просто так из послепоходового отдыха, прямо из санатория не выдергива-

ют. Лева тупо перечитал текст несколько раз. А может, это к лучшему? Все

равно ничего у него с Валерией не будет. Кому он нужен со своими разво-

дами и службой на краю земли? А портить девчонке жизнь он не собирал-

ся. Каким-то внутренним чутьем он чувствовал, что стоит ему только при-

ложить минимум усилий, и она будет его. А потом? Разочарование? Обиды?

Нет! Только не это! Что ему других женщин мало? Уезжать! Срочно! И ни-

каких проволочек.

Лева схватил деньги и решительно направился в авиакассу, благо она

была на территории санатория.

Несмотря на разгар курортного сезона, он умудрился взять билет на за-

втрашнее утро. Вылет в 10:00. Решив билетный вопрос, Лева вернулся в но-

мер. Побросать вещи в сумку было делом минутным, и, помаявшись минут

десять, он все же решил, что храпануть пару часиков не помешает, и погру-

зился в мир сновидений.

Валерия разбудила его, как и обещала. За полчаса до ужина. Идя в сто-

ловую, Лева никак не мог придумать, как сказать Валерии, что завтра он уез-

жает. Она весело отчитывала его за несвоевременное употребление алкого-

ля, строила планы на завтра, послезавтра, смеялась, подшучивала над Лари-

сой, короче, была в таком хорошем настроении, что портить его было грех.

Но сказать было необходимо. Собравшись с духом, он молча вытащил из кар-

мана телеграмму и протянул ее Валерии. Та, по инерции продолжая улыбать-

ся, начала читать. Телеграмма не письмо, десяток слов и все. Улыбка сполз-

ла с лица девушки. Нервно покусывая губу, она спросила:

– Завтра?

– Да, утром.

Валерия остановилась.

– Лора, иди на ужин одна. Я что-то не хочу. Иди, иди. Лева, подожди…

Лариса тактично отошла.

– Лева, давай сегодня пойдем вечером туда… Ну где мы в первый раз

были. Пойдем?

Лева грустно улыбнулся:

– Конечно.

– Тогда встретимся там через час.

308

Часть вторая. Прощальный полет баклана

И развернувшись, пошла по аллее.

Лева пришел к месту встречи немного раньше. Занял столик, заказал

традиционный шашлык. Валерия подошла минута в минуту. Села. Разговор

не клеился. Лева чувствовал себя не в своей тарелке. Валерия тоже чем-то тя-

готилась, но молчала. Так в недомолвках и обмене дежурными фразами про-

шло часа два. Стемнело. Когда все было съедено и выпито, Валерия предло-

жила прогуляться по парку. Они шли молча. Вдруг Валерия не выдержала,

остановилась и, вплотную приблизившись к Леве, горячо зашептала:

– Левочка, миленький, ну почему ты такой нерешительный? Три неде-

ли, и даже ни разу не обнял. Лева, я живая! Неужели ты не видишь, что я это-

го давно жду? Ты прямо, как дитя малое! Я тебя люблю, Лева! Слепой под-

водник…

Лева обнял Валерию. О чем ему было говорить? Что она тоже очень

нравиться ему? Она и сама это знала. Что он не хочет ломать ее жизнь? Она

рассмеется. А Валерия продолжала шептать, уткнувшись в распахнутый во-

рот его рубашки.

– Дорогой мой, милый мой, поцелуй меня, пожалуйста…

Вопреки рассудку, Левины руки бродили по телу девушки, и, наконец,

не выдержав, он судорожно впился в полураскрытые губы Валерии. Тело

девушки обмякло, она часто и прерывисто задышала. Лева понял одно: еще

несколько минут, и все закончится, как всегда, – волшебство пропадет. Он

нашел в себе силы, чтобы оторваться. Держа Валерию за плечи, он тихо ска-

зал: – Валерия, я должен тебе кое-что рассказать… Ты не все обо мне зна-

ешь. Послушай… Хотя я и не женат…

– Я не хочу ничего знать! Какое мне дело до того, что было раньше!

Ты… Ты…

Лева мучительно соображал, как ей поделикатнее все объяснить.

– Пойми, Валерка, ты не такая, как все! По крайней мере, для меня!

И я не могу, не хочу повторения того, что уже было. Я… Я уеду завтра, и все!

Больше мы не увидимся, а если и придется встретиться, то ты будешь вспо-

минать обо всем, как о курортном романе с одиноким офицером, а я, навер-

ное, так же. Не стоит… Ты мне очень дорога, но… Не хочу, чтобы у нас оста-

лись одни постельные воспоминания. Прости…

Валерия отстранилась. Без позы и без откровенной холодности. Посмо-

трела Леве в глаза. Даже в темноте он заметил, что она готова разреветься,

но сдерживается.

– Левочка, ты очень взрослый дурак! Большой, сильный и добрый дурак!

До свидания, Ромео! Или прощай, если тебе так приятнее и спокойнее.

Она опустила голову, повернулась и пошла по аллее. Лева остался сто-

ять на месте. Чего хотел, того добился. Но цена… На душе было мерзко и про-

тивно. Он давно привык к расставаниям, но сейчас… Лева решительно раз-

вернулся и быстрым шагом направился к шумящему невдалеке ближайше-

му бару.

Традиционный флотский способ не помог. После двух порций спирт-

ного жалости к себе не возникало. Да и хмель не шел. Лева отправился в но-

мер. Спать не хотелось. Пошатавшись в четырех стенах и выкурив несчетное

количество сигарет, Лева решил, что объясниться с Валерией необходимо.

Жизненно необходимо. Пусть даже они и не встретятся. Но идти к ней сей-

час, после всего… Лева подумал, достал бумагу и сел писать письмо. Он писал

309

П. Ефремов. Стоп дуть!

обо всем: о своих неудачных браках, о своей службе и жизни в маленьком

гарнизоне, о том, какой он ненадежный и легкомысленный человек. Он пы-

тался оправдать не себя. Он хотел убедить Валерию, что она ошиблась в вы-

боре, что он недостоин такой чистой и светлой девушки.

Когда Лева оторвал глаза от бумаги, было уже раннее утро. Письмецо

вышло страниц на двенадцать. Лева горько усмехнулся и, запечатав его в кон-

верт, размашисто подписал «Валерии. Исповедь идиота».

Для отъезжающих завтрак был на час раньше. Лева положил письмо

на стол Валерии и попросил официантку проконтролировать, чтобы оно до-

шло до адресата. Поел и сразу уехал в аэропорт.

До родной базы Лева добрался без приключений. Командир дивизии,

выслушав доклад о прибытии, пояснил:

– Олейник, прости, конечно, но никого свободных из командиров ди-

визиона нет. Только ты и Парамонов. Оба одновременно вернулись из по-

ходов. Но у Парамонова двое детей, а ты на настоящий момент холост. Сам

понимаешь… Слава богу, хоть месяц отгулял. Но обещаю: после этого пла-

вания отдыхаешь по полной катушке. И за то, и за это. Суток сто тридцать

не буду трогать ни под каким предлогом! Теперь о деле. Идешь с Наумчен-

ко. На полную, суток девяносто. Под лед. Через две недели, так что расхо-

лаживаться времени нет. Сегодня домой, а завтра на борт, принимать дела.

С богом!

Знакомый распорядок поглотил все нехорошие воспоминания. Гото-

вясь к походу, Лева нарочно загружал себе работой, чтобы не занимать го-

лову разными неприятными воспоминаниями. Две недели пролетели, как

один день. В море вышли по расписанию, без задержек. Походная жизнь –

штука полезная. Особенно для механика. Если матчасть постоянно кашляет,

то на другое, тем более на душевные терзания, времени нет вообще. В сво-

бодную минуту, падаешь на шконку, как подкошенный, и спишь, сколько

дадут. А если учесть, что Лева специально себя напрягал, то даже покурить

иногда минуты не находилось. Автономка выдалась не из легких. Снача-

ла месяц бегали от кораблей «супостата». Потом нырнули под лед, и ста-

ло поспокойнее. Американцы ледяную толщу не любят и забираются под

нее чрезвычайно редко, только по огромной надобности. Но там до сего

момента не капризный, старый «пароход» начал выкидывать коленца. То

штурманский комплекс работать не хочет, то АТГ буянить начинает и ки-

дает защиту реактора раз за разом, или того хуже, испарители ни с того

ни с сего перестают воду варить. Ни побриться, ни подмыться. Короче –

не соскучишься!

Так и пролетели восемьдесят шесть суток в неустанных сражениях

со стареющей матчастью стратегического исполина. Нельзя сказать, что

образ Валерии полностью и бесповоротно выветрился из головы комдива

Олейника. Но благодаря напряженным усилиям самого Левы он заметно по-

тускнел и рисовался больше как красивое воспоминание. Да и не старался

он обращаться мыслями к этому небольшому эпизоду в своей бурной моло-

дой жизни. Даже послепоходовый отпуск планировал провести не на море,

а где-нибудь в средней полосе, чтобы, не дай бог, кто-нибудь снова не засве-

тил булыжником в затылок.

Возвращение в родную базу было омрачено постоянным спутником

моряка – жуткой непогодой. Осеннее Заполярье крайне неласково. Море

разошлось не на шутку. За пять часов до захода в базу объявили «Ветер-2»,

310

Часть вторая. Прощальный полет баклана

и корабль отправили мотать круги по полигону в ожидании снижения ветра.

Но судьба оказалась неблагосклонна к экипажу, отбродившему в глубинах

океана без малого три месяца. Уже через час метерологические службы фло-

та запугали всех штормовой готовностью и «Ветром-1». Надежда пришвар-

товаться к пирсу в ближайшие сутки угасла окончательно. Близость дома

расслабила всех, курилка была полна народа, обсуждающего перспективы

захода корабля в базу. Сходились на одном: дай бог, суток через трое при-

вяжемся – значит, повезло! Леве это все было по барабану, уж его-то ни-

кто конкретно на берегу не ждал, и он, пользуясь подвернувшимся момен-

том, решил отоспаться и отдохнуть. Что и сделал, провалившись в небытие

в мгновение ока.

Разбудил его вахтенный отсека матрос Сулейманов.

– Тащ капитан третьего ранга! Вас командира зовет! Срочна! В цен-

тральный.

Лев взглянул на часы. Нормально. Успел соснуть три часа. Да и на вахту

скоро. Интересно, что сломалось на этот раз? Встал, ополоснул лицо и отпра-

вился прямиком в центропост. Командир сидел в своем кресле, с детективом

в одной руке и бутербродом в другой, в унтах и кожаных штанах.

– Олейник, тут странная штука. Штаб Северного флота запрашивает:

ты на борту или нет? Интересно, что по имени-отчеству и с проверкой даты

рождения. Мне даже пришлось зама будить, чтобы проверить. Чего натво-

рил? Нас на пирсе ребята в кожанках с автоматами ждать не будут?

Лева недоуменно пожал плечами.

– Да вроде нет. Никого не убивал, банков не грабил. Может, с мамой

что? Командир покачал головой.

– Нет. В таких случаях они сразу сообщают.

– Тогда я не знаю, товарищ командир. Ничего на ум не приходит.

На столике зашипел «Каштан».

– Товарищ командир. Рубка связи. Радио пришло.

Командир криво усмехнулся.

– Что, нас опять подо льды гонят?

Из рубки связи неуверенно пробормотали:

– Да нет… Товарищ командир, спуститесь вниз, здесь вас просят…

– Чаю попить не дают! – недовольно пробурчал командир, слезая

со своего кресла-постамента.

– Олейник – свободен. Отдыхай.

Командир, тяжело ступая в своей могучей обувке, вышел из централь-

ного. Олейник следом. Но не успел он добраться до каюты, как по кораблю

зазвенел сигнал учебной тревоги.

– Учебная тревога! Для прохода узкости! Олейнику в центральный

пост!Лева кинулся обратно. Явно что-то происходило. Но что? Идем-то в базу

при «Ветре-1»! Он лично таких случаев не знал. А корабль забурлил. Леве

тоже передалась общая суетливая атмосфера, он прибавил шагу и влетел

в центральный пост на волне спешащих на боевые посты моряков.

Командир облачался в кожаные доспехи для выхода на мостик. Неуклю-

же ворочаясь и матерясь вполголоса от безуспешных попыток натянуть че-

хол на канадку, он мельком скользнул взглядом по Олейнику и торжеству-

юще проревел на весь центральный:

311

П. Ефремов. Стоп дуть!

– А дело-то все в тебе, Лев! Они меня еще раз спрашивают: Олейник

на борту? Я говорю – да! Чего он вам дался? А мне говорят, раз Олейник

есть, то есть и добро на переход в базу. Буксиры выходят. Идем в Оленью

губу, к плавпирсу номер семь. Механик давай команду «По местам стоять,

узкость проходить!». А ты, Лев, думай!

Командир наконец вделся в чехол и, переваливаясь с ноги на ногу, на-

правился к выходу.

– Я наверх!

Олейник спускался на пульт ГЭУ в глубокой задумчивости. При чем

здесь он? «Мохнатых» родственников Лев не имел и, кроме мамы и несколь-

ких ее сестер и братьев, родни не знал. Противозаконного ничего не делал.

Ерунда какая-то! Решив, что гадать нечего, на берегу и так все станет ясно,

Лев отбросил всякие дурные мысли и занялся своим непосредственным де-

лом – гонять первый дивизион. Пришвартовались через два часа. После от-

боя тревоги Лев только было собрался перекурить, как по кораблю загрохо-

тал голос механика:

– Выход наверх запрещен! Капитану 3 ранга Олейнику форма одежды

номер пять, прибыть в центральный пост! Срочно!

Лев присвистнул. Вот те на! На пирсе только командир и начальство.

А его-то куда? Однозначно что-то случилось, а его только готовят к этому.

Он бегом залетел в каюту, оделся и рванул в центральный. Механик скупо

сообщил:

– Тебя командир наверх вызывает. Левка, что натворил? Кайся, пока

не поздно.

– Сергееич, да я сам ни хрена не пойму! Хватит!

В момент одолев трап, Лева оказался наверху, в ограждении рубки. По-

сле трех месяцев оранжерейного климата, природа встречала неласково.

Мелкий осенний дождь противно хлестал по щекам, по небу летели серые

осенние тучи, да и вообще обстановочка не радовала. Осторожно выглянув

из рубки, Лева узрел на пирсе командира и стоящих рядом с ним двух офи-

церов. Больше никого не было, за исключением швартовной команды, сну-

ющей по пирсу со швартовными концами. Приглядевшись, Лева узнал в офи-

церах начальника штаба Северного флота и командующего их флотилией

адмирала Маторкина. В отдалении, около пирса, стояла группа машин. Се-

мьи подводников не встречали. Отчасти от того, что их завели не в родную

базу, отчасти от того, что никто не мог предположить, что в такую погоду ко-

мандование разрешит швартовку. Собравшись с духом, Олейник выбрался

из рубки, спустился на пирс и, попытавшись изобразить строевой шаг, при-

близился к начальству и доложил:

– Товарищ командир, капитан 3 ранга Олейник по вашему приказа-

нию прибыл!

Начальник штаба флота, славившийся своим мерзким и вредным ха-

рактером, оглядел Леву с ног до головы и, обращаясь к Маторкину, с сар-

казмом произнес:

– Вот тебе, Алексей Владимирович, и жених! Получи, распишись и пе-

редавай невесте!

Лева стоял, ничего не понимая. Какой жених? Какая невеста?

– Что молчишь? Радуйся офицер, по твоей милости я с холодной спи-

ной целый ядерный ракетоносец в базу затащил, причем по штормовой го-

товности. Других выпихиваю, а вас затащить пришлось!

312

Часть вторая. Прощальный полет баклана

Олейник решил, что пора навести ясность в этом туманном вопросе.

– Товарищ адмирал! Объясните, в чем дело? При чем здесь я? И вооб-

ще, что случилось?

Адмирал, то ли криво улыбнулся, то ли скривился.

– Не строй из себя девочку! Тебя невеста приехала встречать, а мы вас

повернули из-за непогоды. Ну она папочке поплакалась в трубку, и вы здесь.

Кстати, почему не по форме одет?

Адмирал повернулся к командиру.

– Я же приказал, с вещами и по форме номер пять! Не в канадке и та-

почках, а с вещами!

Командир развел руками.

– Не так понял, товарищ адмирал. Сейчас устраним! Олейник вниз

и пять минут на подготовку для схода на берег. Дуй живо!

Но тут Лева первый раз в жизни в открытую возмутился действиями

начальников.

– Я прошу мне объяснить, в чем дело!!! Я вам не кукла: беги туда, беги

сюда! Я боевой офицер! Что за невеста?!

Командир недоуменно посмотрел на начальника штаба.

– Товарищ адмирал, может, и правда ошибка?

Начальник штаба нервно усмехнулся:

– Ошибка, ошибка… Да я сам читал! Все совпадает: фамилия, имя, от-

чество… Олейник, ты сам-то понимаешь, о чем речь идет?

Лева отрицательно покрутил головой:

– Ох, бл…! Номер на мою голову… Олейник, иди на корень пирса, там

тебя эта самая «невеста» ожидает. Посмотри, твоя или нет… Опознание про-

веди. Она в «Волге» командующего флотом сидит. Иди, не мозоль глаза!

И Лева медленно и нерешительно зашагал. Неясные подозрения уже ви-

тали у него в голове, но поверить в такую безумную идею он не мог. Отсюда

было видно единственную женскую фигурку, стоящую под зонтом у корня

пирса. Он сразу заметил ее, поднявшись наверх, и даже вскользь задумал-

ся, кто же мог притащиться по такой погоде сюда, за пятнадцать километров

от Гаджиево, встречать корабль. Может, жена командира? Оказывается, нет.

Встречают его. Но кто…

Лицо женщины скрывал опущенный зонт. Даже в десяти метрах от нее

Лев не мог определить, кто это. И когда до нее оставалось несколько шагов,

зонтик приподнялся… Это была Валерия. Здесь, на проржавевшем пирсе,

под мерзким дождем, в нескольких тысячах километров от Сочи! Лев ждал

чего угодно, но только не этого! Хотя на душе похорошело.

– Здравствуй, Лева.

Лева молчал. Валерия показалась ему еще более привлекательной, чем

раньше. Он стоял и просто смотрел на нее.

– Левчик, ты не рад? Я дура, конечно, но… Прости, если…

Лева вдруг заулыбался, как ребенок, дождавшийся давным-давно обе-

щанного подарка.

– Здравствуй, Валерка! Я рад, конечно, рад! Только я ничего не пойму…

Как ты сюда попала, кто…

Валерия подошла к Леве, провела ладонью по щеке.

– Я очень хотела тебя видеть… Остальное потом… Поедем отсюда, хочу

побыть с тобой наедине. Мне послезавтра надо быть в институте. Поедем!

Лева неопределенно махнул рукой в направлении своего начальства.

313

П. Ефремов. Стоп дуть!

– Так это они меня по твоей просьбе, что ли…

– Папа договорился. Иди, одевайся. Я тебя жду.

На пирсе начальник штаба флота, прервав оживленное обсуждение по-

хода с командиром корабля, спросил у подошедшего Олейника:

– Ну и? Твоя или не твоя?

Лева, еще не до конца пришедший в себя от случившегося, кивнул:

– Ага.

Начальник штаба отчего-то развеселился:

– Отлично! Слава богу, разобрались. Командир, Олейник сходит на бе-

рег до сдачи корабля. Грубо говоря, его не трогать и не вызывать на службу

суток трое. А лучше четверо… Договорились?

Командир кивнул. Когда просит начальник штаба флота, это уже при-

каз. – И когда будете в отпуск оформляться, этого орла не задерживай,

а лучше отпусти сразу, как это будет возможно, лучше завтра. Он у тебя,

по-моему, прикомандированный?

Командир молчаливо подтвердил.

– Тогда решено. Олейник, ты с завтрашнего дня в отпуске.

Ответственный командир дивизиона Лева Олейник попытался вкли-

ниться в речь старшего начальника.

– Товарищ адмирал, мне матчасть сдавать…

Того аж приподняло.

– Товарищ капитан 3 ранга! Это приказ! Вы с завтрашнего дня в отпу-

ске. На полную. Точка.

А потом уже миролюбиво добавил:

– Знаешь, Олейник, так и командиру, и мне спокойнее будет. Иди, со-

бирайся.

Только Лева направился к трапу, его остановил командир.

– Лев, у тебя акты приема-передачи дивизиона готовы?

– Да.

– Сейчас же сдай дивизион и все дела механику, передай ему – это

мой приказ. А финансист отпускные тебе сегодня рассчитает. Завтра забе-

жишь, ведомость на получение денег заберешь. Вместе со всеми документа-

ми. А о таких родственниках предупреждать надо…

В центральном посту механик сначала остолбенел от известия, но после

небольшого разговора с командиром молча подмахнул все бумажки. Впер-

вые за свою службу Лев сдал все дела за пару минут и сошел с корабля в от-

пуск через полчаса после прихода из автономки.

Уже в машине Валерия, не дожидаясь Левиных вопросов, сразу объяс-

нила все:

– Извини меня, я поступила очень некрасиво. Тебя, наверное, за это

по головке не погладят. Но так хотелось тебя видеть… Я на тебя злилась тог-

да, в последний вечер. Очень. Думала, вот дундук трусливый… А потом про-

читала твое письмо и все поняла. Ты ведь не хотел со мной ничего иметь из-

за своих прежних жен. Боялся все испортить мне… Да? Я поняла сразу. Ты

просто слишком добрый… И я решила тебя найти. Фамилию и имя я знала,

где служишь, ты рассказывал, а в остальном папа помог. Я очень не хотела

его просить, но он сам вызвался. Наверное, по мне видно было… Спросил, что

у меня с тобой. Прости еще раз, я не выдержала и показала ему твое пись-

мо. Он прочитал и сказал, что ты – настоящий мужик, хотя с первого взгля-

314

Часть вторая. Прощальный полет баклана

да ему и не понравился, и что он меня одобряет. А потом помог. Вот и все.

Ты на меня обижаешься?

Валерия как-то очень доверчиво положила голову на плечо Леве и на-

чала теребить пуговицы на его шинели. Лев молчал. Он вдруг окончательно

осознал, что все происходящее сейчас не сон, и эта девчушка, прижавшаяся

к нему, – подарок судьбы. Она так была похожа на него самого.

– Лева, почему ты молчишь? Ты все-таки не одобряешь мой посту-

пок?Лев наклонился и нежно поцеловал Валерию в губы.

– Я никогда не смогу на тебя обижаться. А куда мы теперь поедем?

Валерия звонко и счастливо рассмеялась.

– Понятия не имею! Наверное, к тебе.

Лев почесал затылок.

– За неимением других вариантов, почему бы и нет? Вперед! И в кон-

це концов объясни мне, кто твой всемогущий папочка…

Валерин отец оказался заместителем министра обороны по какой-то

там важной части. Полный адмирал. Свадьбу Лев и Валерия сыграли в отпу-

ске, сначала у него на родине, а потом в Москве. Валерия оперативно переве-

лась на заочное отделение и сразу уехала с мужем на Север, не слушая ника-

ких возражений со стороны родителей. Каких-либо проблем на почве былой

разгульной жизни Льва у них не возникало, потому что он честно и откро-

венно рассказал обо всем, а от других женщин его просто воротило. Так что

семейная жизнь у них ладилась. Со службой у Льва тоже было все в поряд-

ке. Он всячески открещивался и отказывался от протекции со стороны те-

стя и оказался в Москве только через шесть лет в звании капитана первого

ранга, исключительно благодаря своим личным заслугам. К этому времени

у них было уже две хорошеньких девочки-двойняшки. Валерия с возрастом

очень похорошела и души не чаяла в своем муже. Таким образом, желания

в очередной раз гнуть обручальное кольцо у Левы не возникало…

Апология рапорту

Рапорт – служебное сообщение, донесение млад-

шего по званию старшему военному начальнику.

Вообще служебное или официальное сообщение,

о чем-нибудь.

С. И. Ожегов. Толковый словарь русского языка

Кто из военных не писал рапорты? По поводу и без повода. По прика-

занию и по нужде. Для военной службы рапорт – один из фундаментов по-

вседневной жизни. На нем стояла, стоит и будет стоять организация и по-

рядок на флоте. И мне кажется, что ценителей русского языка и печатного

слова просто незаслуженно лишили огромнейшего, непаханого пласта лите-

ратуры. Литературы, которая могла родиться только в недрах министерств

оборон и всевозможных военизированных организаций и только в нашей

стране. Какой глубиной мысли отмечены скупые строчки официальных до-

315

П. Ефремов. Стоп дуть!

кументов и утвержденных рапортов! Какие таланты тратили свой дар попу-

сту! Любой рапорт – почти крик души или ложный пафос иронии.

Когда меня полузагипсованного отправили в первую в моей жизни авто-

номку, о чем я уже рассказывал, мне тоже пришлось написать рапорт. Зам-

полит тараненковского экипажа каперанг Подгарков, проявляя положен-

ные по должности внимание и заботу и учитывая обстоятельства моего ухода

в плавание, предложил мне изложить в письменном виде все, что меня вол-

нует. Все еще находясь в несколько шоково-приподнятом настроении ввиду

столь лихого ухода, я под общий смех пультовской братии настрочил бумагу,

и через комдива передал ее заму. Как все нормальные люди, комдив рапор-

ты ненавидел, и передал Подгаркову, не читая. А рапорт был таков:

Командиру в/ч …

Рапорт

Прошу Вас выдать мне на время автономного плавания безвозмездно

имущество по нижепоименованному списку:

1. Лезвия бритвенные фирмы «Shick» (ФРГ) – 10 (десять) кассет.

2. Спирт технический – 12 (двенадцать) литров – залить тоску в со-

ответствии с нормами выдачи.

3. Сигареты «Родопи» – 7 (семь) блоков.

Обосновываю свою просьбу тем, что все вышепереименованные вещи

я по причине столь неожиданного ухода на выполнение основного меропри-

ятия не смог приобрести в надлежащем количестве.

Также прошу обеспечить меня медикаментозными лекарственными

средствами, временно парализующими нормальную половую деятельность,

так как страдаю большой сексуальной возбудимостью. По понятным причи-

нам я не смог и не успел истощить свой организм и подобающе подготовить-

ся к длительному воздержанию. Справку флагманского врача-сексопатолога

прилагаю к рапорту.

Выражаю уверенность в том, что командование пойдет мне навстре-

чу в общем деле поддержания боевой готовности корабля.

Командир 8-го отсека

Лейтенант Белов

Заместитель был коммунистом с пеленок, шуток не понимал, но и за из-

девательство рапорт не принял. Первые недели плавания пытался всучить

мне пачек тридцать «Памира» из матросского довольствия, категорически

запрещал комдиву наливать мне спирт и самое главное – периодически под-

сылал ко мне доктора. Прощупать мое состояние. Ну в половом отношении.

Доктор заявлялся на пульт, гонял с нами чаи, обсуждал с нами детали оче-

редного доклада заму и уходил.

Подгаркову же весело и четко докладывалось об отсутствии у лейтенан-

та Белова поллюций, ночных видений и позывов к совокуплению с личным

составом. Зам оставался довольным и с чувством выполненного долга ставил

в своем талмуде галочку о проведенной со мной работе.

Второй рапорт – песня недавнего времени. Из репертуара лейтенан-

та другого поколения, послеперестроечных времен. Разница есть, какая –

316

Часть вторая. Прощальный полет баклана

судить вам. Завтраков обладал могучим басом, мелким ростом, не подда-

ющимся осмыслению поведением и всепоглощающей страстью к загулам.

Все эти достоинства дополнялись полным и абсолютным незнанием и неже-

ланием учиться. Полный букет. Гулял Завтраков помногу и подолгу. И это по-

вествование привожу полностью, без изменений и ремарок. Авторская ор-

фография сохранена.

Командиру в/ч …

Рапорт

Настоящим докладываю Вам, что вечером 23 марта я, лейтенант За-

втраков, убыл на переговорочный пункт г. Скалистый, чтобы связаться неве-

стой проживающей в г. Ленинграде (до этого момента я написал ей три пись-

ма, но ответных писем не получал). Трубку снял некто незнакомый мне мо-

лодой человек. Выяснив некоторые детали появления его там, я понял, что

потерял до этого дорогого мне человека. После чего пришел домой, и обна-

ружил, что в сплетении ранее указанного события то ли на переговорном,

или по дороге потерял кошелек, где было 150$ и 300 000 рублей. Окончатель-

но расстроившись долго не мог заснуть и заснул только под утро из-за чего

проспал на службу. До этого у меня имелись взыскания по службе, и подумал,

что буду уволен.

Вечером 24 марта зашел к капитану 3 ранга Воробьеву, чтобы погово-

рить с ним. Мой начальник перенес разговор на следующий день. Но 25 мар-

та, я с утра решил улететь в г. Ленинград на двое суток и уехал в Мурманск.

Понимая, что делаю противоправные действия, попросил мичмана Кондруц-

кого передать кап. 3 ранга Воробьеву две записки. Также передал Кондруцко-

му ключи от квартиры и попросил его там пожить до моего приезда. Доехав

до железнодорожного вокзала г. Мурманска стал звонить знакомому в г. Ле-

нинград с просьбой одолжить и переслать мне деньги до востребования

в г. Мурманск. Знакомого не оказалось дома после неоднократных попыток

связаться с ним. Деньги были на исходе, и я послал ему телеграмму. Прождав

перевода и не дождавшись до четверга, уехал назад в г. Скалистый. На служ-

бе отсутствовал восемь суток.

Лейтенант Завтраков

02.04.96 г.

Вскоре Завтракова уволили, несмотря на просьбы отца, заслуженного

офицера. Какое-то время он таскал ящики в магазинах, шатался по посел-

ку навеселе, а потом совсем исчез из нашего поля зрения. А ведь какой пи-

сатель, какой мастер мелодрамы погиб! Еще пару лет службы, и из-под его

пера выходили бы зрелые, ненадуманные произведения. Не судьба!

Перед одной из последних в моей службе автономок, заваленный пред-

походовой канцелярщиной механик Тимохин получил приказ к вечеру сдать

очередной рапорт о проведенных в электромеханической боевой части ме-

роприятиях в свете предстоящего плавания. Очередной бумажный мусор.

Подтереть и выбросить. Но наличие архиважно! Вдруг что-нибудь? А мы бу-

мажку: сделали, провели, проверили, дали время на устранение, указали, на-

казали. Всегда готовы! К формальным вещам надо относиться формально.

Забежав на пульт, мех попросил нас сочинить рапорт вместо него. Совмест-

317

П. Ефремов. Стоп дуть!

ными усилиями, помирая со смеху, мы настрочили писульку, механик не гля-

дя подмахнул и сдал командиру. Тот вечерком, в каюте, страдая от скуки, на-

чал перебирать бумажки, наткнулся на нашу и прочитал:

Командиру в/ч …

Рапорт

Настоящим докладываю, что в ЭМБЧ проведены мероприятия:

1. Проведена ежеквартальная проверка Rиз личного состава ЭТД

(электро-технического дивизиона) напряжением 380 В.

2. Посредством вивисекции произведено удаление пищевода капитан-

лейтенанта Муравьева Ю. А. (вставлен шланг от ВПЛ).

3. Ампутированы лобные и затылочные доли мозга у офицерского и мич-

манского состава, произведено прижигание мозжечка у личного состав кон-

трактной службы, удален гипофиз у личного состава срочной службы.

Для обеспечения ядерной безопасности:

1. Заменены активные зоны реакторов обоих бортов на пассивные.

2. Установлен клапан предельного давления в заднем проходе личного

состава ДЖ (дивизиона живучести). Давление срабатывания 3 кг/см.

3. В целях улучшения дифферентовки, 2-я группа АБ (аккамуляторной

батареи) перевезена на тележке из 2-го отсека в 10-й отсек.

4. Создан вакуум в необитаемых помещениях головы капитан-

лейтенанта Пузичкина.

5. В подразделениях проведены зачетные учения по имитации несения

вахты во время сна.

6. БП-35 (боевой пост) и БП-38 по итогам недели признаны отличны-

ми. Друг от друга.

7. Для улучшения санитарно-эпидемиологической обстановки в боевой

части постельное белье, выданное в августе, перевернуто на другую сто-

рону 30.09.96 г.

8. Спирт-ректификат раскреплен по-походному в чемоданах личного

состава боевой части.

9. Проведена тренировка по теме «Использование ленточного бугеля

для заделки пробоины в голове капитан-лейтенанта Ярмошика». Оценка:

неудовлетворительно. Личный состав с задачей не справился. Капитан-

лейтенант Ярмошик списан на берег. Необходимо повторить тренировку

с лейтенантом Фусовым.

В свете подготовки к основному мероприятию проведена индивидуаль-

ная работа с личным составом по полному его обезличиванию:

1. Удовлетворена просьба капитан-лейтенанта Арнута о предостав-

лении ему армяно-азербайджанского подданства, при условии прохождения

им обрезания на токарном станке 10-го отсека.

2. Вспомнившего о своей национальной принадлежности капитан-

лейтенанта Ганева разрешено именовать в официальных документах

Гана-ханом. В соответствии с должностью и саном разрешить капитан-

лейтенанту Гана-хану содержать между прочным и легким корпусом кар-

ликового пони для парадных выездов.

318

Часть вторая. Прощальный полет баклана

3. Капитан-лейтенанту Воронину написать реферат на тему «Мани-

акально-депрессивный психоз, обусловленный отказом от алкоголя и куре-

ния, сопровождающийся климаксом левого полушария в условиях длитель-

ного плавания. Профилактика и лечение».

4. Старшему лейтенанту Паретину подготовить передовицу в стенга-

зету на тему «Йодная яма – мифы и реальность», провести семинар с офи-

церским составом немеханических боевых частей по теме «Конденсатный

колодец как мера глубины прометиевого провала».

5. Старшему мичману Мигуну М. А. заменить фамилию на Цвигун в свя-

зи с родственными связями с покойным генералом армии Цвигуном, и разре-

шить захоронение у Кремлевской стены.

По подготовке документации:

1. Выданы зачетные листы по всему (включая знание языков и нацио-

нальных обычаев вероятного противника в зонах плавания).

2. Поданы рапорта по всем поводам. (Замечания: мичман Заманский

не смог вспомнить число ПИ с точность до восемнадцатого знака.)

3. Личный состав расписался за все (матрос Морошкин потерял сознание

на шестисотой подписи. Прошу обратить внимание корабельного врача).

4. Заведены журналы учета всего и всех в 6 экземплярах (продублирова-

ны журналы в группах и командах в том же количестве, чем заметно наруше-

на дифферентовка корабля и снижена его подводная непотопляемость).

5. Веревки намылены…

За проделанную работу прошу присвоить мне звание трижды Герой

мира, с установкой тройного бюста на Родине и в носовой части корабля.

Целую.

Командир электромеханической боевой части (БЧ-5)

Капитан 2 ранга Тимохин

Итог шутки: механик долго дулся (не за рапорт, а за трижды Героя мира),

нас обозвали саботажниками (без финансовых репрессий), старпому при-

шлось, чертыхаясь, перелопатить горы хранимой бумаги в поисках крамо-

лы. Не дай бог, прочитает кто-то повыше командира. И главное: всем дали

задачу сдать рапорты о принятии зачетов по ответственности за ведение ко-

рабельной документации…

На этом имею честь закончить.

Свинина по-флотски

Ты здесь хозяин, а не гость – тащи с заказа каж-

дый гвоздь!

Фольклор северодвинских рабочих

В январе 1990 года наш крейсер усиленно готовился к основному меро-

приятию. К автономке. Само собой, серьезность подготовки граничила с без-

319

П. Ефремов. Стоп дуть!

умием, и на каждой стадии степень безумия нарастала, словно приступы пе-

ред смертью у неизлечимого больного. Естественно, весь экипаж спал и ви-

дел себя уже в море, считал дни и часы до ухода и молил Бога, чтобы выход

на боевую службу не перенесли на более поздний срок. Вот уж воистину,

«В море – дома!», как говаривал незабвенный Степан Осипович Макаров.

Ведь прав был царский адмирал, и их, наверное, допекали паркетные про-

веряющие. Смешно, но моря подводники ждут как отдых от командования,

а не как боевые будни. Хотя по уму все должно быть наоборот.

Рабочий день автоматически удлинился до 22 часов и далее, в основном

завися от степени вздрюченности начальников. А так как их ставили на ко-

нус постоянно, то и мы работали до упора. Где-то за неделю до выхода выс-

шие эшелоны командования решили, что изнасиловали экипаж в достаточ-

ной мере, что мы полностью и бесповоротно готовы плавать в любых точках

Мирового океана, вот только есть несколько мелких замечаний, но пустяки,

экипаж за сутки-другие справится.

Может, другие огрехи и были, мелкие и незначительные, но вот мо-

ему дивизиону ненароком заметили, что азота бы надо в первый контур

загрузить. Вроде как маловато. Ну не соответствует инструкции Техупра

от 1978 года и все тут! И спорить по этому поводу бесполезно. Приказ есть

приказ. Комдив раз Петрович собрав вечером офицеров на пульте, почесал

в затылке и определил задачу:

– Мужчины, завтра пятница. Субботу и воскресенье нам кинули как вы-

ходные. Последние. Не погрузим завтра, будем телепаться в субботу и даль-

ше. Погрузим завтра – два выходных. Мамки у всех дома есть. По горяче-

му телу соскучились все.

Господа офицеры молчали, ибо все это прекрасно знали и сами.

– В погрузке участвует весь дивизион. Без исключений. Пока все не сде-

лаем – домой никто не идет! Возражения есть?

Возражений не было. Только турбинист попытался что-то пролепетать,

что, мол, не его это дело и вообще… Но на него посмотрели так, что он мо-

ментально проглотил язык, а потом битых два часа доказывал всем, что про-

сто пошутил.

– Распределим обязанности…

Петрович достал ручку, лист бумаги и стал расписывать.

Утром после подъема флага весь дивизион остался на пирсе. Офицеры

и мичманы – в твердой решимости завершить сегодня, матросы – в сла-

бой надежде куда-нибудь спрятаться. В двух словах поясняю, отчего матро-

сы не хотели грузить невесомый газ. Он же легенький. Воздух, одним сло-

вом. Из техчасти, метров за 400 от корабля, на тележке матросы катят балло-

ны, весом килограммов под семьдесят штука, на пирс. Затаскивают баллон

на корпус. Там его присоединяют к специальному патрубку трубопрово-

да, и после перестукивания по корпусу стравливают в систему ГВД. Потом

отсоединяют, ставят другой и так до победного конца. Полные баллоны –

на пирс, пустые – обратно в техчасть. Но на самом деле все гораздо слож-

нее, нужна аккуратность в момент стравливания, да и баллонов не один де-

сяток. А если учесть, что на дворе начало января, мороз за двадцать, пальцы

липнут к металлу и с утра зарядила жуткая метель, боевой настрой несколь-

ко спал даже у нас.

Начали все же ударно. Баллоны таскали все – от офицеров до матросов.

Где-то к обеду пройдошливый до невозможности старлей Скамейкин убол-

320

Часть вторая. Прощальный полет баклана

тал проезжавший мимо техчасти «КамАЗ» подбросить десятка три балло-

нов к пирсу. Комдив, проявив несвойственную ему жалость, отправил вниз

всех матросов, пока мы стравливали подвезенные емкости. Сам Петрович,

спустившись минут на десять, вернулся обратно с канистрой разбавленного

шила литров на пять, и офицерский корпус, приняв по сто пятьдесят, удар-

но продолжил работу.

После обеда начались трудности. К стоящему с нами на одном пирсе

кораблю, кстати, тоже уходившему в море, но уже в понедельник, подкати-

ла куча «КамАЗов» и началась авральная погрузка продовольствия. Любят

у нас все делать в самый последний момент! Машины нам мешали, мы руга-

лись, но поделать ничего не могли и продолжали молодцевато перетягивать

свои «баллончики» через груды ящиков, мешков, мясных туш и сквозь тол-

пу грузившего всю эту снедь соседнего экипажа.

К вечеру морозец покрепчал. Закаленный Севером организм в совокуп-

ности с шилом холоду не поддавался, хотя уши и нос приходилось тереть все

чаще и чаще. Часам к восьми вечера природа, словно осознав тщетность сво-

их усилий по нашему обморожению, выключила метель. Показались звезды,

небо очистилось, как по волшебству с пирса убрались последние опорожнен-

ные «КамАЗы» с соседнего борта. Воодушевленные, мы все закончили уже

к 22.30. Спустившись вниз, в каюту, переодеться и окунувшись в тепло, я по-

чувствовал, что если останусь в каюте еще на полчаса, то сегодня с кораб-

ля уже не уйду. По двум причинам: во-первых, большая часть офицерства

уже решила остаться до утра и, основательно отогревшись в сауне, продол-

жить дальнейшее празднование успешной погрузки. Во-вторых, я боялся,

что спирт, поглощенный в течение дня, сдерживал свои коварные свойства

только под действием мороза, и вот-вот организм выйдет из-под контроля.

Молниеносно переодевшись, я тем не менее хватанул стопарик у Петро-

вича в каюте, и пока не началось, вынесся наверх. На улице была благодать.

Ветер стих абсолютно. Под ногами хрустел свеженанесенный снег, покрыв-

ший всю грязь погрузочного безобразия. Топать вокруг забора метров триста

до КПП ну никак не хотелось. Напротив пирса, за забором, шла дорога минут

на десять укорачивающая мне путь до дома. В зоне было пусто, строгодебиль-

ных блюстителей режимного порядка в такое время не наблюдалось, и я в це-

лях экономии времени рванул через забор. Благо снега намело столько, что

на стенку можно было просто взойти, что я и сделал. С другой, подветренной,

стороны забора снега было намного меньше. Спрыгнув, я оказался по коле-

но в снегу и, по инерции сделав шаг вперед, очень больно обо что-то ударился

и упал на колени. Ноге стало нестерпимо больно, удар пришелся на кость, и ка-

залось, что камень размозжил ногу до мяса, если не более. К счастью, почти над

моей головой висел единственный в округе фонарь. Подвывая от боли, я за-

драл штанину и выяснил, что изуродовался не окончательно, обойдется и си-

няком, а болевые ощущения усилились морозом и местом ушиба. Встав и от-

ряхнувшись, я захотел взглянуть на булыжник, на который так неудачно спи-

кировал. Стряхнув снег с камня, я к величайшему изумлению обнаружил, что

он уж очень большой, и из-под снега торчит лишь его малая часть. Как у айс-

берга. Но, что самое удивительное, на очищенном мной участке была четко

видна большая, прямоугольная, фиолетовая печать с надписью «Кольский мя-

сокомбинат». Заинтригованный камнем с письменами, я стал оперативно рас-

чищать весь монолит. Моим глазам предстала свиная туша, точнее не свинья

целиком, а благородно обработанная половина свиного тела. Феерия: ночь, фо-

321

П. Ефремов. Стоп дуть!

нарь, свиная туша со штампом, задумчивый офицер. Я присел на тело невин-

но убиенной скотины и закурил, собираясь с мыслями.

Все было совершенно ясно. То ли наши бойцы, таскавшие баллоны, то ли

матросы, грузившие продовольствие на соседний борт, пользуясь сутолокой

и суматохой, перекинули свинью через забор, в надежде потом, ночью, про-

дать или обменять на жизненно необходимые вещи. Водку, к примеру. У кого

хорошая память, помнит, что в то время каким-то волшебным образом вдруг

выкурились все сигареты в стране, сладкоежки сжевали весь сахар на про-

сторах Родины, колбаса заколбасилась и вымерла, а ко всему прочему про-

тухло все мясо и перестали расти макароны. А о том, что, поднатужившись,

весь русский народ в 1985 году взял и выпил многовековые запасы спиртно-

го, и говорить не хочется.

На фоне всех этих глобальных событий находка полусвиньи на дороге

приобретала двойственный характер, хотя и казалась безусловной удачей.

Бежать обратно на корабль, бить во все колокола, проявить принципиаль-

ность – значило выставить себя посмешищем в глазах всех. Свиноспасатель

нашелся! Плюнуть на все, бросить свинью лежать, где лежала, и топать до-

мой было бы полным кощунством и идиотизмом. Особенно учитывая мно-

гометровые и многочасовые очереди за мослами по талонам, которые вы-

стаивала жена. А мясо… Ноздри защекотал призрачный аромат жареной

свинины, дымящихся шашлыков, сочных эскалопов, бифштексов с кровью

и прочих мясочудес.

Где-то недалеко, поливая дорогу блестками фар, зашумела машина. Со-

мнения испарились в никуда. Вскинув руку, я шагнул на середину дороги. Ма-

шина тормознула перед самым носом. Судя по всему, этот бортовой «КамАЗ»

был с ПРЗ, а судя по времени, ехал в парк, то есть почти по пути.

– В чем проблемы, тащ? – Из кабины высунулось донельзя грязное

лицо матроса-водилы.

– Ты один? – На всякий случай я решил перестраховаться.

– Один. А чего?

– Двадцать пять рублей заработать хочешь?

– Однозначно, тащ! А чего и куда везти надо? Меня в парке только

к нолям ждут.

Моряк оказался на редкость догадливым и сообразительным, впрочем,

как все шоферы.

– Домой. Вылазь, поможешь в кузов закинуть. – Я открыл кабину

с другой стороны и закинул портфель. Обойдя машину, я показал водите-

лю свой груз.

– Красиво жить не запретишь! Хорошо работаете, тащ! – Матрос по-

цокал языком. Поднатужившись, мы закинули свиное тело в кузов. Я отрях-

нул перчатки и побрел через снег к кабине.

– Тащ! А вторую что, брать не будем?

Я остолбенел. Второго свиного торса я не видел и о его существовании

не подозревал.

– Будем, будем. Я сейчас! – крикнул я и начал аккуратный обход маши-

ны по нетронутому снегу. Через метр я обвешковал ящик сгущенки (40 ба-

нок) и ящик тушенки (20 банок). Выйдя на шофера и узрев под его ногами

еще одну свинью, я похлопал его по плечу.

– Закидываем, там еще пару ящиков забросим и газуем. Сгущенку лю-

бишь?

322

Часть вторая. Прощальный полет баклана

Сгущенку молодой растущий организм бойца любил. Кормили берба-

зу не ахти. Десять минут спустя машина уже выруливала к моему подъезду.

Тогда моя квартира располагалась на первом этаже, как у настоящего под-

водника. Пока ты в море, тебе достается либо первый этаж, где парит из под-

вала, либо последний, где течет крыша. Остальные квартиры благополучно

оккупируются тылом, штабом и береговой базой.

Супруга, кутаясь в халат, попросту потеряла дар речи, когда на линолеум

прихожей в течение пяти минут свалилось две свиных туши и два достаточ-

но приличных ящика. Оба ящика я сразу же разодрал и вручил водиле кро-

ме четвертного еще по три банки из каждого. Рассыпаясь в благодарностях,

шофер с машиной испарился в направлении парка отмечать путевой лист.

Скинув шинель, я напряг извилины. Консервы не проблема, а вот мясо…

Судя по количеству, и пяти стандартных холодильников не хватит. «Можно

и за окно в сетках, зима же, да и первый этаж у нас высокий, не допрыгнешь», –

проявила бездну ума жена, совершенно ничего не соображающая, если ее раз-

будишь. Колупаться с мясом всю ночь не хотелось, и, засучив рукава, я при-

нялся за дело. Топора дома не оказалось. Его вечером забрал мой товарищ,

забежав часов в девять. Кстати, он служил на соседнем корабле, том, на кото-

рый грузили. Тоже что ль свинью нашел? Ножовкой мороженое мясо пили-

лось, мягко говоря, хреново. Клочья пиленой свинины разлетались по стенам,

результат же был минимален. Промучившись минут десять и изгадив стены

прихожей процентов на пятьдесят, я остановился и оглядел содеянное. Пила

оставила на мороженом теле незначительные рубцы, и будь свинья жива, мне

пришлось бы туго. Мяса было много, даже слишком, одному мне было не по-

тянуть с разделкой. Ноги автоматически понесли меня к входной двери.

На нашей площадке располагалось три квартиры. Моя, разведенной

многодетной мичманши Любы и семьи гражданского водителя автошколы

Юры, мужчины веселого и тертого. Люба с детьми была в отпуске, ключи

от ее квартиры у моей жены. Ее холодильник мы уже учли в планах расклад-

ки готовой мясной продукции. Юра, несмотря на поздний час, еще не спал.

Моему визиту ничуть не удивился, вышел в майке и трусах и, почесывая жи-

вот, осведомился:

– Какие проблемы, сосед?

– Юра, мясо нужно? – я рубанул без подготовки.

– По сколько?

Юра подходил к вопросу по-деловому, но скучающее выражение лица

сменил на заинтересованное.

– Бесплатно. Килограммов полста дам на котлеты. Понимаешь, старик,

порубить надо, а топора нет, – сказал я как можно более безразлично.

Вдруг Юра исчез. Как ниндзя в китайском боевике, только без дыма.

За дверью что-то загремело, зашуршало, раздался крик:

– Лилька! Где мои топоры?!

Через тридцать секунд на пороге возник Юра словно викинг в наряде

воина-берсеркера с двумя гигантскими топорами, во вздувшихся на коленях

спортивных штанах, в той же майке, но с зимней шапкой на голове.

– Где?

Больше вопросов Юра не задавал.

До половины второго, пользуясь теменью полярной ночи, мы, словно

заправские мясники, махали топорами у подъезда. Юре я отдал половину

одной из туш, и он горячо просил не стесняться и звонить по такому пово-

323

П. Ефремов. Стоп дуть!

ду в любое время суток. Еще минут сорок мы с женой рассовывали по хо-

лодильникам и развешивали за окна порубленное мясо, а потом грохнулись

спать. Под утро снова пошел снежок и завалил следы нашего кровавого по-

боища у порога подъезда.

Последние выходные я провел в мясо-алкогольном раю, традиционно

«горячо» прощаясь с берегом. На сердце было спокойно: пропитание семье

обеспечено. Придя в апреле из автономки, я узнал что моя дражайшая супру-

га свинину видеть больше не может, и за время моего отсутствия она с сы-

ном не смогла даже ополовинить наш запас, и что скоро весна, и надо мясо

срочно доедать. К чему я безотлогательно приступил…

Само собой, я поступил некрасиво. Но к тому времени я прослужил

не один год и видел всякое. И зажравшихся, лоснящихся замполитов, и неко-

торых командиров с продовольственными складами в гаражах, и больших

звездных адмиралов, совершенно искренне считавших, что за десять дней

в море без продаттестатов они никого не объели, и портфели штабных лапе-

рузов, набитые шоколадом, воблой и дефицитными консервами после каж-

дой проверки и сдачи задач. Много всякого… Конечно, я поступил непра-

вильно, но мне почему-то и сейчас за это не стыдно.

Мимоходом. Перчатки в шапке

Однажды в феврале, в жутко морозный вечер, мы ждали «скотовозов»

возле штаба дивизии в Оленьей губе. Машины запаздывали, народ от хо-

лода постукивал копытами, но далеко не уходил. Вбрасывание – штука

жесткая, можно и за бортом остаться. Наконец, совсем продрогнув, мы

заскочили в подъезд штаба, чтобы не окостенеть окончательно. И тепло,

и близко. Владимир Павлович Ванюков незадолго до этого купил новые

перчатки. Высокие, добротные, с застежками, на меху – самый север-

ный вариант. За весь день Палыч ненавязчиво достал всех расписывани-

ем достоинств своего приобретения, и сейчас продолжал расхваливать

их, уверяя, что руки в такую стужу ну ничуть не мерзнут. То есть доста-

вал безостановочно.

В коридоре кто-то крикнул, что кунгов не будет, и в Гаджиево пойдут

бортовые «КамАЗы» под брезентовыми тентами. Палыч, проявив кре-

стьянскую сметку, тотчас предложил опустить уши у шапок, дабы наши

не отвалились окончательно. С таким поворотом дел все безоговорочно

согласились и начали торопливо развязывать тесемки.

Кто успел, кто не успел, но когда раздался крик: «Едут!!!», Палыч толь-

ко развязал по-солдатски крепко затянутые тесемки шапки. Всеобщий

подъем на штурм транспорта застал нашего Ванюка врасплох. Схватив

шапку за уши, Палыч со всей своей военной силой вдел голову в нутро

головного убора, резко затянул тесемки, подхватил портфель и бросился

вслед за всеми на приступ ближайшего «Камаза». Получив в спину мощ-

ный таран в лице отставшего Владимира Павловича, наша группа без тру-

да одними из первых проникла в кузов машины и рассеялась по сиденьям.

Машины тронулись, сразу задуло. Народ поподнимал воротники шине-

лей. Закурили. И тут всех сидящих оглушил трагический крик Палыча:

– Перчатки!!! Кто видел мои перчатки? Мужики, новые ведь! Кто

видел?

324

Часть вторая. Прощальный полет баклана

Палыч ужом вертелся на скамейке, заглядывая под низ, шаря в карма-

нах и тормоша всех окружающих. Вскоре все сидящие в кузове принялись

разыскивать пропавшие перчатки, подсвечивая спичками и зажигалками.

Поиски оглашались тоскливо-матерными подвываниями Палыча:

– Бл…! Новые, канолевые! Мужики, может, видал кто?

В трясущемся на ходу «скотовозе» искать не так легко. Но подгоня-

емый стенаниями Палыча, народ мужественно, сталкиваясь лбами, об-

шарил все до последней щелочки. Заметьте, почти в темноте. Пропажу

не нашли. Палыч немного успокоился, осознав наконец бесплодность по-

исков, для самоуспокоения перебрал портфель, в котором носил с собой

все: от бритвы до дрели. Перчаток не было. Остаток дороги Палыч, взды-

хая, тихо матерился и курил одну сигарету за другой.

Машины выгружали людей, как всегда, у поста ВАИ. Народ начал вы-

падать из «КамАЗов» и не спеша разбредаться по домам. Мы тоже вы-

прыгнули и остановились нашей группой перекурить. Палыч окончатель-

но смирился с потерей и оживленно всех убеждал:

– Хрен с ними! У меня такие варежки есть! Обалдеть! Такие только

в шестидесятые годы на флоте выдавали. Чистая кожа, натуральный мех.

Да и не особенно эти перчатки хороши были…

В какой-то момент Палыч повернулся лицом к одинокому фонарю осве-

щавшему площадку возле ВАИ. Свет озарил могучее чело каплея и вы-

светил несколько странную деталь. Из-под шапки, где-то в районе виска,

торчал непонятный черный отросток.

– Володя, что это? – спросил я и потянул за загадочный предмет. Тот

не вытягивался. Палыч удивленно потрогал неизвестную деталь головы,

и растерянно ответил:

– Не знаю.

Когда он снял натуго затянутую под подбородком шапку, заглянул

в нее и вытянул содержимое, засмеялись все вокруг. Потом смех начал

расходиться волнами, пока не захохотала вся округа. Отросток оказал-

ся пальцем. В руках Палыча лежали злополучные перчатки. В пылу азар-

та наш бравый каплей не глядя швырнул перчатки в шапку и насадил ее

на голову. Каменный череп Палыча и сила, с которой он вделся в шапку,

расплющили злополучные перчатки до такого состояния, что их присут-

ствие на голове офицер Ванюков просто не ощущал.

Радости Палыча не было предела. Мы же гадали: если ему в шапку под-

ложить гаечный ключ или на худой конец кирпич, заметит он или нет?

Царство Кожакарство

Нет героев от рожденья –

они рождаются в боях!

А. Твардовский

Не знаю почему, но комендантскую службу любого военного гарнизо-

на мирного времени набирают по принципу «сделаем из говна пулю». Осо-

325

П. Ефремов. Стоп дуть!

бенно это касается комендантов. Каких только я не видел! Песня, а не люди.

Полковник Бедарев в славные курсантские времена наводил ужас на всех во-

енных города Севастополя одним своим именем. Непробиваемый был чело-

век. Довелось мне минут пятнадцать доказывать ему, что не пьян я и задер-

жали меня только потому, что настоящий пьяный сбежал, а я дурак остался.

Не поверил! Хотя я к этому моменту недели две даже пива не пил. Для меня

спор в камере закончился формулировкой: грубость с комендантом гарни-

зона в нетрезвом состоянии. Лучше бы и не спорил.

А вот на Севере, в Оленьей губе, довелось мне столкнуться с удиви-

тельной личностью. Комендант майор Кожакарь. Грандиознейший чело-

вечище был. Все, кто его знал, обязательно подтвердят. Ну просто Петр

Первый местного разлива! Деятельный был – до самовыкипания. Горя-

чая молдавская натура, объективно оценивая собственные шансы стать

старшим офицером после тылового полупехотного училища, да к тому же

на капитанской тупиковой должности, решила творить будущее собствен-

ными руками.

Практичный крестьянский ум смекнул: чтобы повысить собственную

значимость в глазах командования, надо сначала поднять ранг своего объ-

екта. К глубокому сожалению Кожакаря, сорок домов Оленьей губы статус

города Мурманск-62 уже получили, без его участия. Ну и не беда! А что та-

кое город, с точки зрения коменданта? Перво-наперво комендатура, потом,

естественно, гауптвахта, патрулей побольше, всяких столбиков покрашен-

ных на дорогах, развод с оркестром, и чтобы все строем, и только строем!

А поверх всего комендант на «козле».

И началось… Как все незапланированное и не попавшее в смету, здание

комендатуры строилось «хап»-методом. Немногочисленный комендантский

взвод тащил на место строительства все, что плохо лежит: камни, доски, це-

мент, ну ровным счетом все – от гвоздей до тряпок. Временно задержан-

ные матросы выдергивали из северной земли гранитные валуны и скаты-

вали к остову будущего оплота воинской дисциплины. Комендатура была

воздвигнута в рекордно короткие сроки, благо недостатка в рабочей силе

комендант не имел.

Особенности Оленьей губы позволяли творить чудеса. Жилые дома

стояли впритык с казармами, совершенно не огороженные, составляя

одно целое. Любой выход матроса из подъезда без старшего можно было

совершенно справедливо трактовать как отъявленный самоход, со всеми

вытекающими последствиями. Что и делалось. Усмотрев из окна кабине-

та недостаток рабсилы на объекте, комендант впрыгивал в «козла» и мчал-

ся в поселок. Притаившись за углом, Кожакарь дожидался строя матросов,

бредущих с корабля под руководством какого-нибудь старшины, эффек-

тно появлялся и арестовывал весь строй (человек сорок) за то, что их ведет

в «городе» не офицер или мичман, а их же брат матрос. Строй уныло плел-

ся к комендатуре (метров триста от казармы), а сзади тихонько газовал «ко-

зел» с находчивым комендантом. Построив во дворе арестованную воин-

скую часть, Кожакарь минут пять с сильным молдавским акцентом читал

лекцию, а потом ставил задачу. Сколоть весь лед, перетащить камни отту-

да сюда, и свободны. Работа закипала не на шутку. Усталым морякам хо-

телось в казарму, коменданту хотелось результатов. Тут их интересы со-

впадали, они бегом делали задание и уходили в казарму, а Кожакарь выез-

жал на новую охоту.

326

Часть вторая. Прощальный полет баклана

Комендатура вышла на славу! Низкое одноэтажное здание, сложенное

из дикого камня, простоит, на мой взгляд, не один век и выдержит ядерный

удар направленного действия. Шлиссельбургские казематы выглядят просто

гостиницей рядом с камерами временно задержанных оленегубской комен-

датуры. Если бы всех революционеров сажали в кожакарскую тюрьму, ре-

волюции бы не было, голову даю на отсечение! Мокрые гранитные стены,

вечный холод, отсутствие нормального освещения и ржавые решетки остав-

ляли неизгладимое, жуткое впечатление.

Вторым заметным этапом трудовой вахты молдавского новатора ста-

ла гауптвахта. К этому времени потуги коменданта были очень благосклон-

но встречены командованием дивизии, и на его чудачества просто закрыли

глаза. Вот тогда-то, почувствовав вседозволенность, Кожакарь развернулся

вовсю. Попутно отвоевав в свое подчинение КПП на въезде в закрытую зону

возле Полярного, комендант развернул двойное строительство. Мой экипаж,

сидевший на берегу без корабля, тем же «хап»-методом строил само КПП.

А весь остальной гарнизон «оказывал посильную помощь» в возведении га-

уптвахты. Вероятно, работать с камнем Кожакарю к этому времени надо-

ело. Творческий зуд заставил искать новые решения в дереве. Ну само-то

здание, разумеется, сварганили из бесплатного гранита, а вот забор гаупт-

вахты… По всей округе начались поиски отслуживших свой век столбов ли-

нии электропередачи и просто бревен. Их стаскивали, заостряли с одного

конца, а другим зарывали в землю. Частокол вышел на славу. Снаружи губа

напоминала, что-то среднее между фортом на Диком Западе, острогом старо-

обрядцев и поселением древних славян. Название «острог» прилипло к ней

навсегда. И после окончания этого строительства Оленья губа стала в оби-

ходе просто царством Кожакарством.

Естественно, на гауптвахту необходим караул, и его, само собой, на-

весили вдобавок ко всем береговым нарядам на подводников. А принимая

во внимание аппетиты Кожакаря, иногда одного арестованного охраняли

человек тридцать. Патрульную службу комендант своим вниманием тоже

не оставил. На каждые два жилых дома поселка выделялся один патруль,

не считая старшего офицерского и прочих контролеров. Для сравнения ска-

жу: в трехсоттысячном Северодвинске патрулей было меньше, чем в ми-

зерной Оленьей губе. Вот что значит отношение к службе! Вот с кого при-

мер брать надо!

Слава царства Кожакарства росла. На наш острог специально заезжа-

ли посмотреть, опыт позаимствовать. Дивизия исправно снабжала губу де-

кабристами, перепуганные патрули выполняли план задержаний, Кожакарь

млел от самодовольства. Правда, острог вскорости прикрыли. Заезжий мо-

сковский генерал буквально онемел, узрев на въезде в гарнизон средневеко-

вый форт. Вознесенные в небо бревна ошеломили военачальника, привык-

шего к паркетам Министерства обороны. Губу срочно ликвидировали, Ко-

жакаря пожурили за инициативу. Тому, правда, все уже было по барабану:

майорские погоны комендант к тому времени себе уже выбил.

С этого момента и начался закат легендарного царства Кожакарства.

Потемкинские деревни комендант уже не строил, эпоха грандиозных про-

ектов прошла. Но удивлять народ Кожакарь продолжал. Период строитель-

ных проектов сменился периодом активных боевых действий. Скорее всего,

от потери ориентира на службе Кожакарь вспомнил, что слово «военный»

от слова «война», и начал играть в войнушку по-настоящему. Как известно,

327

П. Ефремов. Стоп дуть!

любимое занятие многозвездных начальников – всевозможные учения.

И вот к ним Кожакарь воспылал огромной целомудренной любовью. Чуть

что на флоте объявят, Кожакарь сразу к комдиву. Мол, так и так, необходи-

мо гарнизон с правого фланга прикрыть ротой поддержки, с левого фланга

посадить засадный полк, вдоль всего берега наших ПДССников запрятать,

для надежности сразу в аквалангах. По всему поселку пустить подвижные

вооруженные группы, на КПП усиленный наряд с пулеметом. Короче, враг

не пройдет!

По старой привычке все начинания Кожакаря находили живейший от-

клик командования. Оно и понятно! Пусть офицеры и мичманы лучше в соп-

ках с пистолетами и автоматами посидят, чем без дела по казарме шарахать-

ся. А после одного случая слава коменданта, даже среди соплеменных граж-

данских поселков, стала поистине общенародной. Дело было, по-моему,

году в 1988. Когда славного покровителя легкой авиации министра Соколова

сменил гений кадровой политики Язов, то по вековым правилам новый ми-

нистр затеял монументальную проверку всего хозяйства. Когда очередь до-

шла до Северного флота, наш главком, естественно, учинил учения с самыми

страшными вводными, какие только можно придумать. Начиная от ракетно-

ядерных атак и кончая бесчинствами и провокациями вражеских лазутчи-

ков и диверсантов.

Я в тот день имел несчастье заступить дежурным по нашему военному

гарнизону. Слушая на инструктаже восторженные речи Кожакаря о гряду-

щих боевых действиях, я тоскливо думал о том, что вахта у меня будет что

надо. И не ошибся. Сразу после заступления в комендатуру пригнали чело-

век сорок бербазовских матросов, увешанных автоматами, касками, котел-

ками, скатками и прочей дребеденью. Матросы береговой базы в большин-

стве своем всегда были выходцами из Средней Азии, и комендатура мгно-

венно наполнилась степным запахом немытых тел, нестираных портянок

и свежей кирзы. Голова заболела сразу и надолго. Дежурный взвод непри-

нужденно разлегся по всем коридорам и мгновенно заснул. До утра было

сравнительно тихо, не считая ежеминутных докладов по рации всевозмож-

ных постов и засад. Утро началось бурно. В дежурку вбежал дневальный ма-

трос, дежуривший на входе в комендатуру, и почему-то шепотом, выпучив

глаза, просипел:

– Тащ! Там Кожакарь на танке! Вас зовет. Срочно!

Насчет танка я как-то не сильно поверил, но рванул на улицу. А там…

Напротив комендатуры, пуская клубы дыма, ревя мотором, ерзала са-

мая настоящая БМП с развевающимся военно-морским флагом на борту.

В том, что матрос перепутал БМП с танком, ничего удивительного, у страха

глаза велики. Но вот откуда эту БМП раздобыл Кожакарь? В нашем-то флот-

ском мире! Талант! Из маленькой башни торчал сам Кожакарь с надетой на-

бекрень каской, в портупее, с биноклем на груди и мегафоном в руках. Ну

просто генерал Доватор!

– Белов! Ко мне!

Делать нечего. Пришлось вскарабкаться на машину.

– Держи!

Кожакарь сунул мне в руки бинокль.

– Туда смотри!

Кожакарь маршальским жестом вытянул руку по направлению к озе-

ру. Я посмотрел. В бинокль было видно, как по тропинке поперек замерзше-

328

Часть вторая. Прощальный полет баклана

го озера, от насосной брели, отстояв смену, три или четыре гражданских му-

жика спешили на рейсовый автобус.

– Видишь диверсантов?

Спорить было бесполезно, и я кивнул.

– Десять человек ко мне на броню! Остальные с тобой. Я от штаба, ты

отсюда. Цепью по озеру! Взять диверсантов, и по камерам. Потом допро-

сим. С богом!

Я спрыгнул и пошел командовать. Через пять минут бронированное чудо

снова взревело и умчалось заходить сбоку, вместе с десантом. Я, выстроив

своих басмачей, в доступной для них форме объяснил боевую задачу, рас-

сыпал их в цепь и пошел в атаку. Понимая, что если водопроводчики попа-

дут в лапы Кожакаря, дома им до конца учений не побывать, я своим абре-

кам приказал громко кричать «ура!». Что они и сделали с жутким азиатским

акцентом, очень напоминая Дикую дивизию.

Представляю себе, каково было бедным работникам труб и насосов, ког-

да они достигли середины озера! Ревя и чихая клубами дыма, из-за кустов,

на берег озера выползла облепленная бойцами БМП под развева ющимся

Военно-морским флагом. Над озером, усиленный мегафоном, разнесся во-

левой приказ:

– Группе захвата задержать диверсантов! Вперед орлы!

И взлетела сигнальная ракета.

Фигурки на озере остановились. Видимо, соображая, что к чему.

В этот же момент с другой стороны водоема раздался дикий вопль «ура!!!»,

и в атаку ринулся мой отряд, рассыпавшись цепью и продираясь вперед,

по пояс в снегу. Рабочие еще стояли. Наверное, они думали, что случайно

попали в какой-то эпицентр военных забав, и озирались вокруг в поисках

настоящих диверсантов. Кожакаря, судя по всему, непонятливость «услов-

ного врага» обидела, и для полного прояснения обстановки комендант про-

рычал в мегафон:

– Группе на озере предлагаю сдаться без сопротивления! Разрешено

применение оружия!

И шарахнул холостыми в воздух.

Вот тут-то рабочие и прозрели! Осознав, что причина заварушки они

сами, и зная нашего коменданта не понаслышке, рабочие приняли самое вер-

ное решение – драпать, и как можно быстрее. Что они и сделали с огромным

энтузиазмом. Догнать беглецов наши объединенные силы не смогли. Рабочие

развили околосветовую скорость и, не обращая внимания на снег по пояс,

мороз и скорое наступление сумерек, ударно углубились в сопки. Поговари-

вали, что они за пятнадцать минут достигли завода «Нерпа», что километров

в шести от Оленьей губы, а это, учитывая зимние условия и отсутствие доро-

ги, практически невозможно. Вот что значит настоящий испуг!

Кожакарь же был сильно раздосадован результатами охоты. Построив

во дворике комендатуры всех ее участников, он долго и нудно приводил при-

меры бдительности из истории всех войн человечества, материл нашу мед-

лительность и безынициативность, а под конец разделил весь отряд на трой-

ки и отправил патрулировать сопки. Хуже наказания придумать было невоз-

можно. Слава богу, меня как дежурного эта кара не коснулась. На мой взгляд,

в реальной боевой обстановке Кожакарь от досады расстрелял бы каждого

десятого, не меньше, а остальных отправил бы в штрафной батальон. После,

в дежурке, он еще минут сорок, поправляя сползающую каску, строил пла-

329

П. Ефремов. Стоп дуть!

ны всеобщего оцепления района, махал руками и покинул нас, на прощанье

озадачив фразой:

– Выступаем по зеленой ракете! Ждать сигнала!

Но ждал сигнала уже следующий дежурный, мне до конца вахты оста-

валось часа три, и они прошли более или менее спокойно.

Где-то с годик Кожакарь еще почудил и тихонько уволился в запас. Ку-

пив у дивизии два списанных «КамАЗа», он почти все последние дни служ-

бы посвятил их восстановлению, благо возможностей для этого было пруд

пруди. Арестовывая матросов-шоферов с базы, он обменивал их свободу

на запчасти, а на следующий день арестовывал снова. И так до полной реа-

нимации машин. И уехал наш комендант на молдавскую Батькивщину сво-

им ходом, и захирело с его уходом царство Кожакарство…

Когда топоры плавают…

Командир отсека подводной лодки отвечает:

– за готовность к использованию средств борьбы

за живучесть, находящихся в отсеке…

Корабельный устав ВМФ СССР

Те, кому довелось послужить на подводной лодке командиром отсе-

ка, знают: такой собачьей должности больше не существует. Гора никому

не нужной документации, в основном служащей прикрытием известного

места начальников и самого командира отсека. Пять-шесть бравых моряч-

ков из всех боевых частей, формально ему не подчиняющихся, которых

надо вычислить и поймать по приборке и заставить вылизывать родной от-

сек. И еще множество мелких «приятных» обязанностей типа развешива-

ния всевозможных бирок и выслушивания визга старпома по поводу и без

повода. Песня! И все это издевательство сверх твоих должностных обязан-

ностей. Вроде как внеклассные занятия, но с оценками в дневник по пол-

ной форме и с ремнем по филейной части за их невыполнение. Не соску-

чишься!

Особую головную боль вызывает вроде бы незначительная мелочь –

аварийный инструмент. Всем знакомы алые пожарные щиты с непременным

ящиком с песком, ломом, топором и остроугольным ведром на гвозде, неза-

тейливо разбросанные там и тут во всех береговых военных и гражданских

организациях. Аналог существует и на флоте. Под гордым названием «От-

сечный щит аварийного инструмента». Ну и несколько с другой комплекта-

цией. Нет песка – есть здоровенная кувалда. Нет ведра – есть асбестовые

рукавицы и коврик. Нет багра – зато лом с резиновой изоляцией и симпа-

тичным флотским названием ЛИ-1 (лом изолированный). Ну и всякие чисто

корабельные прибамбасы, вроде банки с олифой, гвоздей и прочей крайне

необходимой подводнику мелочевки, включая двухметровые деревянные

аварийные брусья. Все это хозяйство должно быть аккуратно разложено

по всему отсеку, дабы в минуту опасности подводник свободно и непринуж-

денно мог выхватить со щита пластырь и заткнуть образовавшуюся течь или

330

Часть вторая. Прощальный полет баклана

пробоину. Все как по писаному! Но жизнь вносит свои коррективы. И они,

на удивление, не запланированы ни в одном руководящем документе Глав-

ного штаба ВМФ.

Просто на флоте воруют. Практически все. И большинство не по зло-

му умыслу, а просто так, по надобности. Ну взял, ну попользовался – и бро-

сил. И так всегда. Исключая, конечно, интендантов с их тайными закромами,

тут уж если что вынес, то и съел. Никуда не денешься – физиология. А на-

счет остального очень точно выразился мой незабвенный замполит Палов:

«Воровства в отдаленных поселках подводников нет – есть перемещение ма-

териальных ценностей внутри гарнизона, от одного военнослужащего к дру-

гому…» А на корабле такое дело развито до безобразия. Особенно в отноше-

нии тех самых аварийных щитов. Вызывает дежурный по кораблю матро-

сов наверх лед с пирса скалывать. А где лом взять? Ясное дело, на щите, да

на том, какой поближе к выходу. Взял, вынес, подолбил и забросил подаль-

ше, чтобы не тащить обратно и не перенапрягаться. Хилый матросский ор-

ганизм не перегружать. Нужен мичману топорик или пила в гараж, не на-

всегда, на время, – засунул в портфель, унес. Поработал на славу частной

собственности, а обратно нести передумал – перемещение материальных

ценностей внутри гарнизона… Вы уже в курсе.

Так и уходят из отсеков нажитые его командиром нехитрые ценности,

что куда. И гвозди, прикупленные за собственные деньги, и зубила, выкра-

шенные из дома принесенной краской, и все остальное, включая малые ава-

рийные упоры, придуманные адмиралом Макаровым, и не предполагавшим,

что они могут с успехом заменять автомобильный домкрат. Да и мало ли что

дома пригодится. Вот и прячут командиры отсеков к вечеру ближе все свое

аварийное имущество куда подальше от шаловливых рук. До утра. А ночью

заползает на корабль невыспавшийся дежурный по живучести с единствен-

ной задачей – наскрести пяток замечаний для записи в свой журнал, утром

предъявить их НЭМСу и с чистой душой отправиться спать. И если дежур-

ный по кораблю еще не вылез из песочницы и мочит штаны при любом, кто

выше его в звании на одну звездочку, то все.

Перво-наперво щиты. А там конь не валялся. Ни один ни в одном от-

секе не укомплектован. Дежурное замечание есть. Живчик наскребет еще

немного, чирканет в вахтенный журнал и дальше двинет. А утром… Ко-

мандир замечания прочитает, старпома лицом в дерьмо ткнет, даст время

на устранение, и в штаб. А старпом, получив спросонья клизму, проснет-

ся, озвереет, и начнет сечь вокруг. Командиры отсеков засуетятся, нач-

нут припрятанный на ночь инструмент из сейфов и выгородок вытаски-

вать и на место втыкать. Через час все нормально, все на месте. Старпом

командиру доложит, тот кивнет, а вечером вся история повторяется по но-

вой. И так всегда.

В один прекрасный момент командиру надоедает ежедневно выслуши-

вать в штабе одно и то же. Он устраивает общекорабельную истерику. Всех

на борт, в 22.00 весь экипаж строится на вечернюю поверку, потом оба стар-

пома из носа в корму проверяют готовность отсеков, щиты, печати, чистоту.

По полной флотской программе. А потом, после устранения замечаний, мо-

жет и домой отпустит. Каждый такой всплеск вынуждает командиров отсе-

ков не прятать кровное добро на ночь. Вот тут-то оно и пропадает, в самом

большом объеме. Ведь когда экипаж постоянно на борту, то и работы боль-

ше. А где работа, там и инструмент. Вот такой круговорот.

331

П. Ефремов. Стоп дуть!

По молодости я одних топоров на собственные средства прикупил де-

сяток, не меньше. Ломы и не считал. Идешь вечером по поселку домой, гля-

дишь, бесхозный лом с лопатой у стенки дома притулились. В руки – и по-

шел. А утречком на пароход. И в загашник. На будущее. И так постоянно.

То купишь, то сопрешь. Надоело. И тут пришла мне в голову одна идея… При-

знаться, не моя. От кого-то слышал, даже не помню. Но понравилась она мне

сразу – настоящий советский моряк придумал!

Позвал я своего самого надежного отсечного бойца матроса Андрее-

ва и поставил ему генеральную задачу: вот тебе, Андрейка, доски, вот пила,

вот нож, вот краска. Сотвори мне из всего этого аварийный инструмент, да

не простой, а деревянный. Покрась, номер отсека выведи и на щит повесь.

Андреев идею сразу правильно воспринял и даже с большим воодушевлени-

ем. Ведь за выкраденный из отсека инструмент я его больше всех за уши та-

скал, как самого старослужащего. Две ночи подряд подальше от чужих глаз

морячки моего отсека под Андрейкиным руководством пилили, выстругива-

ли и красили в трюме аварийно-деревянную имитацию. А на третье утро мы

торжественно водрузили на свежевыкрашенный щит деревянный топор, де-

ревянное зубило, фанерную пилу, рядом пристроили лом из лопатного черен-

ка, заботливо обтянутый резиной, и аварийные упоры. Те, правда, не очень

получились, но в чехлах из пластиката даже вблизи казались настоящими.

И даже в банку гвоздей деревянных насыпали. Короче заменили все, кроме

асбестовых рукавиц. Да их и не тащит никто. Вернее, редко тащат. Выкра-

сили на славу, по всем инструкциям. Железо, точнее – то, что вместо него,

почернили, дерево-красным цветом. Везде белым цветом номер отсека вы-

вели. Я ради такого случая опись новую изобразил. Каллиграфическим по-

черком, тушью и пером выводил. Старался. Обтянули мы всю эту красоту

пластиком и стали наблюдать.

Первое время мой щит вскрывали по пять раз за сутки. Хвать, а это му-

ляж! Бросят рядом и все. А то и на место поставят. Со временем привыкли,

что мой аварийный инструмент в хозяйстве бесполезен, и постепенно по-

кушения на мой щит прекратились. Моему примеру никто не последовал,

то ли по природной лени, то ли по другим причинам, и остальные команди-

ры отсеков продолжали припрятывать на ночь все свое отсечное хозяйство.

Мое же было всегда на месте, в полном и идеальном порядке, днем и ночью.

Старпом постоянно ставил меня в пример остальным, и я даже забыл, что

такое рыскать по окрестным пирсам в поисках завалящего ржавого топора.

Так продолжалось достаточно долго…

Продовольствие грузили аврально. То есть, как всегда, неожиданно

и не по плану. Часам к десяти утра из штаба прискакал очумевший от все-

возможных ЦУ командир. Выстроил экипаж, взахлеб расписал наши бу-

дущие подвиги в глубинах Баренцева моря и в конце «предложил» домой

на обед не ходить, а разгрузить пяток «КамАЗов» с «хлебом насущным»

на будущий победоносный выход. Мы, само собой, с «радостью» согласи-

лись. Чего не сделаешь ради нежданной боевой готовности. Окрыленный

перспективой смыться в моря от береговой тягомотины, командир взял

на себя бразды управления погрузкой продовольствия на борт крейсера.

Отстраненный от руля старпом тихо радовался за себя, прячась за спиной

у начальника и посмеиваясь над неуклюжими действиями давно отвыкшего

от такой текучки командира. Экипаж же молодцевато перекидывал ящики

и мешки на ракетную палубу для дальнейшего погружения их в ненасыт-

332

Часть вторая. Прощальный полет баклана

ное чрево провизионок. В моем десятом отсеке тоже была провизионка.

Деликатесов в ней, естественно, не хранили, а заваливали доверху банка-

ми с консервированной картошкой, или, в лучшем случае, теми же банка-

ми с маринованными помидорами или огурцами. Когда на пирс подъехала

машина с этими продуктами, начальник приказал прекратить грузить все

остальное и быстренько забросать банками мой отсек, так как трап всего

один и тормозиться нам никак нельзя. Борт «КамАЗа» откинули, и народ

приготовился к массированной бомбардировке моего отсека картофелем.

Но, видно, тыловские ребята были не на шутку озабочены сохранностью

жестяных емкостей с картофелем и так здорово замотали ящики металли-

ческой лентой, что размотать или расцепить их не представлялось возмож-

ным. Поступательное движение снеди внутрь корабля тормознулось.

Командир занервничал. Вскарабкался в кузов, осмотрелся. Попробовал

увлечь собственным примером. Не получилось: ящичная оплетка не подда-

валась. Как истинный полководец начальник принял решение в стиле Алек-

сандра Македонского: рубить гордиев узел своим мечом. То есть топором.

Аварийным. Тем, что ближе. А ближе всего мой, в десятом отсеке. Куда и гру-

зят. Грозный взор отца-командира остановился на матросе, выползающем

из люка моего отсека.

– Юноша! Рысью вниз, топор с аварийного щита мне!

Моряк оказался молодой, необстрелянный минер из породы «меня мама

родила лишь назло соседу», мысли догоняли его действия минут через пять,

так что я и воздуха вдохнуть не успел, как он уже вынырнул обратно из люка

с моим условным топором в руках. Судя по его очумелой физиономии, он

чувствовал, что дело тут нечисто, но почему, понять еще не мог.

– Молодец! Кидай на пирс!

Моряк уже ощутил, что за топорище у него в руках, и обреченно огля-

дывался по сторонам, не зная, что делать.

– Тебя что, парализовало? Кидай!

Матрос нехотя размахнулся и кинул. То ли от нервной дрожи, то ли рука

сорвалась, но топор, описав дугу, плавно пролетел мимо пирса и упал в воду.

Командир раздосадованно махнул рукой.

– Балда безрукая, новый сам ковать бу…

И замолчал. Идеально черный топор, с ярко-красным топорищем и бе-

лоснежной надписью «10 отсек» плыл по волнам губы Ягельной так, как буд-

то все топоры только для этого и предназначены: гордо резать волны, невзи-

рая на стихию и ветра. Пирс начал помаленьку хихикать, потом все громче

и громче. Командир сначала набычился для взрыва эмоций, но вдруг сдул-

ся и прыснул сам. Через несколько секунд заливался уже весь пирс, вклю-

чая водителей машин и гражданских моряков со стоящего рядом буксира.

Наверное, плавающих топоров никто и никогда в жизни не видел. Включая

меня самого.

Топор по приказу командира потом отловили. Он еще долго махал им

над моей головой, сначала на пирсе, затем в центральном посту. Следующим

была очередь старпома, теперь у него в каюте. Самое интересное, что мой то-

порик мне вернули. Но инструмент заставили выставить настоящий и первое

время проверяли мой отсек каждую ночь. Со временем все это стало сходить

на нет, а вскоре и вовсе заглохло. И я снова выставил свой реквизит.

А вы говорите, топоры не плавают. Чушь собачья!

Плавают, и еще как!

333

П. Ефремов. Стоп дуть!

Сын трудового народа…

Я, сын трудового народа, гражданин Советской

Республики, принимаю на себя звание воина ра-

бочей и крестьянской армии…

Из текста первой присяги Красной армии

Много странного и удивительного для любого сухопутного офицера та-

ится в самом укладе службы на подводной лодке. Есть от чего прийти в лег-

кий шок и недоумение. Отпуска по три месяца, отсутствие офицерских

должностей ниже капитан-лейтенанта, какие-то обязательные санатории

после боевых служб, офицеров с «прапорщиками» раза в два больше, чем

срочников, да мало ли еще чудачеств… Но служба подводника уникальна

еще тем, что ты запросто можешь оказаться в прокопченной курилке вме-

сте с носителем больших погон, а пуще того, и в тесненькой сауне голы-

шом, спина к спине, с адмиралом в отличие от любого сухопутного гарни-

зона, где офицер видит генерала только на построении, если сам не служит

в штабе. Как военнослужащий, имевший удовольствие носить сапоги поч-

ти полтора года, помню, какой ажиотаж вызывал среди личного состава,

начиная от полковников и кончая рядовыми, даже слух о появлении «крас-

ных лампасов» в радиусе ближайших пяти километров. А у подводников,

оказавшись в курилке на корне пирса с носителем «паука», можно даже

дать ему прикурить и перекинуться парой слов. И если сухопутчик может

судить о своем генерале по большей части из речей на торжественных по-

строениях и приказов по соединению, то у подводника бывают и другие,

порой совершенно неожиданные, обстоятельства узнать своих адмиралов

поближе…

Той весной экипаж вводили в линию, и напряженка была полной и абсо-

лютной. После почти трех лет заводского ремонта и базовой жизни личный

состав с большим трудом и скрипом снова въезжал в корабельную жизнь.

Проверки шли одна за другой, штаб насиловал ГКП, флагманские мордова-

ли свои боевые части, а на вечерних докладах командир раздавал всем под-

ряд и кому попало за все, произошедшее за день. Само собой, границы ра-

бочего дня расширились до бесконечности, и офицеры и мичманы попадали

домой не раньше окончания программы «Время». Незаметно наступил май,

а с ним и пора эвакуации семейств военнослужащих на Большую землю. Вре-

мя было еще советское, на сахар еще не успели ввести талоны, билет на са-

молет до Москвы еще стоил 37 рублей и проблем с ними еще не было.

Где-то в середине мая жена, устав ждать, пока я смогу вырваться с ко-

рабля, чтобы купить ей билеты, уложила сына в коляску и мужественно от-

правилась в кассу. К ее удивлению, билеты на самолет до Симферополя она

взяла без проблем, а потому в один из моих нечастых визитов домой поста-

вила условие. Раз она брала билеты сама, то я, невзирая на полный служеб-

ный коллапс, просто обязан проводить ее с сыном до аэропорта, чего бы мне

это ни стоило. Я вынужден был согласиться, хотя в душе не был до конца уве-

рен, что наш командир, всей душой стремившийся в море, сочтет это ува-

жительной причиной, чтобы отпустить лейтенанта с корабля в такое ответ-

ственное время. Но в тот день командир, приказавший отпускать с корабля

кого бы то ни было только со своего личного разрешения, оказался в благо-

334

Часть вторая. Прощальный полет баклана

душном настроении и дал добро на проводы, предварительно слегка измоча-

лив меня по поводу порядка в отсеке и неподбритого затылка.

Рейс был вечерний. Я с семейством без особых проблем добрался до Колы

автобусом, а оттуда до аэропорта Мурмаши на такси. Памятуя о прошлогод-

нем отъезде семьи, я решил, что обязательно дождусь момента, когда самолет

с женой и сыном оторвется от земли, и только тогда поеду обратно в Гаджие-

во. Дело в том, что в прошлый раз я, боясь опоздать на автобус, уехал сразу же

после того, как они прошли регистрацию, и только позвонив в Севастополь че-

рез день, узнал, что жена с сыном на руках просидела всю ночь в комнате ма-

тери и ребенка от того, что рейс задержали до утра. На этот раз все прошло

гладко, самолет взлетел четко по расписанию, и увидев в воздухе его огни,

я взглянул на часы и понял, что на последний автобус на Гаджиево, который

возможно было перехватить в Мурмашах, я безнадежно опоздал. Торопить-

ся было уже некуда, и я побрел на выход аэровокзала, чтобы сесть на автобус

и потом в Мурмашах, перед мостом, ловить попутку до родной базы.

В дверях аэропорта я лоб в лоб столкнулся с контр-адмиралом Кольцовым,

заместителем командующего нашей флотилии. Адмирал Кольцов был фигу-

рой яркой и неординарной. Невысокий и коренастый, с рокочущим голосом

и простонародными повадками, он тем не менее прошел огромную школу, на-

чав лейтенантом на «азах» и закончив адмиралом на БДРах. Количество его

боевых служб исчислялось несколькими десятками, а простых выходов в море

было неисчислимое множество. Даже свою адмиральскую звезду Кольцо, как

его называли во флотилии, получил без обязательной Академии Генерально-

го штаба, что было большой редкостью и говорило само за себя. Был он чело-

веком, что называется, от сохи, и потребности подводников понимал просто

и незамысловато. Как-то раз на построении флотилии прямолинейно заявил,

что если в базе нет театров и парков отдыха, то всегда в магазинах должна быть

водка и хотя бы один выходной в неделю. Причем заявил это в самый разгар

антиалкогольной истерии Горбачева, не побоявшись никаких оргвыводов.

А сейчас Кольцо, которому я молодцевато отдал честь, самолично завола-

кивал чемодан супруги в проем двери, поглядывая на свою статную и высокую

половину снизу вверх, и что-то объяснял ей шепотом, больше напоминавшим

приглушенное рычанье медведя. Естественно, на меня адмирал не обратил ни-

какого внимания, чему я несказанно обрадовался, еще с солдатских времен

испытывая определенную робость перед обладателями высоких званий.

Доехав до Мурмашей, я заглянул в магазинчик на площади, где прику-

пил парочку готовых ужинов в фольге, каждый из которых состоял из пары

котлет и порции гречки, а попутно приобрел у таксиста две бутылки водки,

по причине «сухого» закона напрочь отсутствующей на прилавках. Поляр-

ный день еще не вступил в свои права, и когда я занял позицию голосующе-

го на остановке перед мостом, уже стемнело. Время было еще советское,

брать деньги с попутчика на Севере еще не научились, и поэтому проблем

с попутными машинами никогда не было. Но мне в этот день как-то не вез-

ло. Кто бы ни тормозил, все направлялись куда угодно, только не в сторо-

ну родной базы. А на улице холодало. Через минут сорок я уже приплясы-

вал на остановке, кутаясь насколько возможно в плащ и матеря себя за то,

что не надел шинель. А машин на дороге становилось все меньше и меньше.

И вот, когда я уже начал сомневаться, что смогу сегодня добраться до дома,

и прикидывать, где же перекантоваться ночью, на дороге показались одино-

кие огни. Я, уже мало надеясь на успех, поднял руку, и машина, оказавшаяся

335

П. Ефремов. Стоп дуть!

при ближайшем рассмотрении военным «уазиком», неожиданно тормозну-

ла. Прикрывая глаза руками от света фар, я подошел поближе.

– Куда едешь, лейтенант, бл…?

Из-за слепящего света фар да и неосвещенного салона «уазика» ни го-

ворившего, ни водителя видно не было, но этот низкий хрипловато-рычащий

голос показался мне знакомым.

– В Гаджиево.

– Сокамерник, значит, бл… Запрыгивай, лейтенант, поехали домой…

Голос однозначно был очень знаком, но то ли от озноба, то ли еще от чего,

память никак не могла сфокусироваться. В машине, по флотской традиции,

утепленной синими казенными одеялами, было тепло и уютно. Бросив па-

кет на сиденье, я начал было устраиваться поудобнее, но когда машина тро-

нулась, мигнув фарами, на фоне освещенного ветрового стекла нарисовал-

ся профиль, по которому я моментально опознал своего спасителя. Это был

контр-адмирал Кольцов, которого я не так давно встретил в аэропорту. Как-то

само по себе улетучилось ощущение радости от пойманной машины, и где-

то глубоко внутри начало рождаться неловкое ощущение незваного бедно-

го родственника, оказавшегося в гостях у барина.

– Где служишь, лейтенант, бл…?

– В экипаже Васильченко, товарищ адмирал!

– Хороший командир, бл… У меня когда-то помощником был. Гм…

А я ведь завтра вас проверяю, бл… Откуда едешь?

У меня почему-то появилось предчувствие, что сейчас мне обязательно

за что-то достанется, а завтра достанется еще и командиру, причем за весь

офицерский состав и корабль, а виновником этого буду я. Постаравшись

придать голосу некий оттенок жалостливого, но все же строевого доклада

младшего очень-очень старшему, я ответил:

– Из аэропорта. Семью провожал, товарищ адмирал. Сын еще малень-

кий…Договорить придуманную балладу о заботливом отце и любящем муже

я не успел.

– И я оттуда! Моя мадам отдыхать собралась, бл… Как всегда, без меня,

бл… А ты какого хрена в аэропорту не подошел, а сюда поперся? Померзнуть

захотелось, лейтенант, бл…?

Слава богу, в темноте сидящий на переднем сиденье Кольцо не видел

моего лица. Думаю, что простым изгнанием из машины я бы не отделался.

Да и как можно было объяснить самому простому контр-адмиралу, почему

к нему не подошел в аэропорту напрашиваться в попутчики такой красавец

лейтенант, как я? Словно отвечая на мои мысли, Кольцо, хохотнул и прохри-

пел своим неповторимым голосом:

– Что молчишь, бл…? Так и скажи, что забздел! Какой застенчивый

летеха пошел… Ладно, я тут немного задавлю на массу, а не то завтра злой

и непредсказуемый буду, бл… Лейтенант, можешь курить, но аккуратно

и нежно, чтобы пепла в салоне не было, бл… Усек?!

Насчет того, чтобы закурить, мне сразу понравилось, но еще больше

мне понравилось, что адмирал решил поспать, а значит, и я перестану потеть

от напряжения и сидеть, как на раскаленной сковородке.

Адмирал нагнул голову и мгновенно уснул, продемонстрировав высо-

кий профессионализм, отработанный годами бесконечных тревог и бое-

вых готовностей всех уровней. Я же, мирно подымив сигаретой, тоже как-

336

Часть вторая. Прощальный полет баклана

то незаметно задремал, уронив голову на плечо и не реагируя на подпрыги-

вания брыкливого «уазика».

Проснулся я от холода. Машина стояла на обочине с открытым капо-

том, и в салоне никого не было. Замерз я капитально. Северная весна – шту-

ка очень капризная, и дневное томление молодого солнца вечером сменяет-

ся пронизывающим холодным ветром с моря, заставляющим стучать зубы

в ритме танцев эпохи диско, с частотой 120 ударов в минуту. А если принять

во внимание оставленные нараспашку двери на передних сиденьях, то, ду-

маю, и объяснять не надо, как мне было хреново. Распрямляя онемевшие

и закоченевшие конечности, я практически вывалился из машины, продол-

жая стучать зубами. Было темно и, судя по огням на другой стороне залива,

мы стояли где-то еще довольно далеко даже от Полярного, но уже минова-

ли поворот у птицефабрики. Дорога была пуста, и даже на дальних сопках

не было видно отблеска фар движущихся автомобилей.

– Проснулся, офицер, бл…?

Возле открытого капота, куда по пояс был погружен водитель, стоял

Кольцов. Он курил, и огонек от сигареты периодически освещал его лицо,

словно вырубленное из тяжелого дремучего гранита.

– Ну как там, Ястребов? Скоро полетим, бл…?

Фигура матроса показалась из-под капота.

– Минут тридцать, тащ адмирал, главное, чтоб фонарик не сдох…

– Мда-а… Целый заместитель командующего самой мощной в мире

флотилии ядерных стратегов торчит посреди сопок с поломанным «коз-

лом», бл…, и зависит от какого-то фонарика… Работай, Ястребов, бл…! Фо-

нарик должен гореть!

Адмирал выплюнул сигарету и сразу прикурил новую.

– Что лейтенант, холодно, бл…? Ты сам кто?

– Ко-о-ома-а-андир 10-го от-т-тсека, тов-в-варищ ад-д-дмирал!

Меня просто колошматило от холода, и я ничего не мог сделать с непод-

властными мне зубами, своим перестуком коверкающие и без того невнят-

ную речь.

– Холодно? Ты, механическая поросль, на мостике не стоял часов

по шесть, бл… Хотя там чай горячий приносят… Сейчас бы согреться, бл…

Насчет согреться я был с ним совершенно согласен и как-то автомати-

чески подхватил его мысль:

– Так-к-к точ-чно, тов-в-варищ ад-д-дмирал… Ту-ту-тулупчик б-б-бы

не пом-м-мешал…

Кольцов повернулся ко мне лицом, которое я, к счастью, едва разли-

чал в темноте.

– Лейтенант! Ты эмбрион, бл…, зародыш офицера! Только проститутки

и политработники греются посреди тундры тряпками, да и то ни тех ни дру-

гих тут нет, бл… Шила бы стакан, бл…!

И в этот момент я вдруг вспомнил, что на заднем сиденье «уазика» в па-

кете лежат целые две бутылки водки, да еще и с закуской.

– Товарищ адмирал, а у меня есть… Правда, не шило… водка…

Адмирал вроде бы даже подрос после этих слов.

– Товарищ офицер, в кабину, бл…! Ястребов, стакан есть, бл…?

Матрос снова вынырнул из-под капота.

– В бардачке, тащ адмирал…

– Работай боец, мы тут с лейтенантом пока побеседуем, бл…, о службе…

337

П. Ефремов. Стоп дуть!

Адмирал взял стакан и залез ко мне на заднее сиденье. Непослушны-

ми пальцами я открутил горлышко «Столичной» и наполнил стакан. Коль-

цов молча принял его и, так же молча опрокинув содержимое в рот, протя-

нул обратно. Я протянул адмиралу упаковку с полуфабрикатом.

– Закусите, товарищ адмирал, там котлета…

Адмирал отогнул фольгу.

– А ты запасливый, бл… Как зовут?

– Лейт-т-тенант Бел-л-лов.

– А имя у тебя есть, лейтенант, бл…?

– П-п-паша… Пав-в-вел, товарищ ад-д-дмирал…

Кольцов смачно отдегустировал холодный продукт кольской кулинарии.

– А меня Володя… Хотя лучше называй Владимиром Ивановичем, бл…

Ты пей, а то всю эмаль с зубов поотбиваешь, бл…, барабанщик, бл…

Я маханул стакан, и от водки, вонзившейся в перекуренное горло, сна-

чала перехватило дыхание, а потом как-то сразу зубы перестали выстуки-

вать танцевальные па.

– На, заешь отраву, бл…

Кольцов протянул мне закуску.

– Ну, Пашок, бл… Интересный у нас дуэт тут образовался… Зам коман-

дующего и новорожденный летеха посреди тундры водку хлещут… Из одно-

го стакана… Романтика, бл… Согрелся хоть, юноша?

Я кивнул и снова налил…

Через полчаса водитель и вправду починил злополучный «УАЗ», но адмирал

приказал прогревать машину, пока мы не закончим. К этому времени я обнаро-

довал и вторую бутылку, которую мы добивали уже под пофыркивание двига-

теля. Закуска была уничтожена подчистую, и даже холодную гречку мы с Коль-

цовым, как заправские узбеки, отправляли в рот пальцами, словно плов.

Адмирал в обиходе оказался абсолютно простым и незамысловатым

человеком, больше напоминавшим шахтера или докера предпенсионного

возраста, немного усталого от жизни и тяжелой многолетней работы. Мы

говорили много и о многом, и разговор наш шел на равных до такой степе-

ни, до какой может себе позволить молодой подвыпивший лейтенант и це-

лый контр-адмирал, пусть даже при таком оригинальном стечении обстоя-

тельств. Кольцов ничем не обозначал ту огромную пропасть, которая лежа-

ла между нами; лишь когда разговор касался чего-то хорошо знакомого ему,

становился четок, конкретен и подробен, но никак не многословен. Речь его

была даже немного грубовата, с матерком, органично вплетающимся в раз-

говор и совершенно не оскорбляющим слух.

Потом мы ехали через все наши КПП, на которых документы у нас, есте-

ственно, не проверяли, едва завидев адмиральские погоны пассажира. Я был

уже основательно пьяненький и потихоньку дремал на заднем сиденье, чего

нельзя было сказать об адмирале, который выглядел трезво и бодро и про-

должал рассказывать мне о чем-то… Перед нашим гаджиевским КПП Коль-

цов тормознул машину и повернулся ко мне.

– Так, Паша, ты где живешь, бл…?

Я с трудом разлепил глаза.

– 62-й дом…

– Этаж какой, бл…?

– Первый товарищ… Владимир Иванович… 46-я квартира…

Адмирал хмыкнул.

338

Часть вторая. Прощальный полет баклана

– Тогда сам дойдешь, бл… Так. Слушай мою команду. Сейчас я тебя

до дома доставлю. Дома сразу спать. Не куролесить, бл… Утром на корабль

приказываю не пребывать. Командиру твоему позвоню сам. Увижу завтра

утром на проверке – накажу, бл…, по всей строгости военного времени…

Вопросы есть лейтенант, бл…?

У меня уже не было сил говорить, и я только отрицательно покачал го-

ловой.

– Тогда поехали, бл…

И «уазик» направился к КПП.

Адмирал высадил меня у моего подъезда и не уезжал, пока я не зажег

свет на кухне. Я даже пытался попить чая, но осознав, что могу уснуть пря-

мо на кухне, бросил это дело, и завалившись на диван, уже через минуту хра-

пел без задних ног.

Утром, проснувшись, я уже чуть по-другому, трезво оценил происшед-

шее, и идя на построение экипажа в обед, пытался представить, какая кара

меня там ждет. Адмирал-то он, конечно, адмирал, но есть командир, есть меха-

ник, да и по большому счету, это был не повод, чтобы не явиться на проверку

корабля флотилией. Но, к моему искреннему удивлению, механик не обмол-

вился ни словом, старпом загадочно улыбался, а командир, подозвав меня по-

сле роспуска строя, лишь поинтересовался, где я вчера пересекся с замести-

телем командующего. Я ответил, что в аэропорту, и командир, удовлетворив-

шись ответом, отпустил меня без всяких дисциплинарно-организационных

выводов. Потом я узнал причину улыбочек старпома. Во время этой проверки

мой отсек впервые получил отличную оценку, причем в отсутствие команди-

ра отсека и даже без элементарного осмотра. Свою ночную эпопею я сильно

не афишировал, рассказав о ней только паре самых близких друзей, и в даль-

нейшем никогда близко не пересекался с Кольцовым, которого года через

полтора перевели куда-то в Североморск, на береговую должность.

Когда я стал старше и возрастом, и званием, мне не раз приходилось об-

щаться с хозяевами адмиральских погон. Но только тогда, будучи лейтенан-

том, я ни разу не почувствовал себя плебеем в разговоре с настоящим кора-

бельным адмиралом, прошедшим тысячи и тысячи подводных миль и не по-

гнушавшимся общением с перепуганным его погонами лейтенантом. Те,

более молодые и нахрапистые, которые стали появляться позже, были уже

совсем другими. И голосующих на дорогах не подбирали…

Я – командир

Приготовление корабля к бою и походу. Доклад

вахтенного: «На пирсе проверяющий из штаба фло-

та». Старпом: «Убрать телефон, вахтенному вниз,

задраить ВРЛ, люк 1-го отсека».

Флотская быль

Лето. Июль. Воскресенье. Корабль стоит левым бортом у 11-го пирса Оле-

ньей губы. Правым бортом к тому же пирсу прислонилась матка диверсантов.

339

П. Ефремов. Стоп дуть!

Длинная, как кишка, модернизированная «азуха». Скука. Неделю назад вер-

нулись из десятидневных морей. Отвоевали на славу. Сдали задачу, попутно

поучаствовали во флотских учениях, а напоследок пальнули торпедой. После

всего этого от нас отстали. И забыли. А через две недели заступать в боевое

дежурство, вот экипаж особо и не напрягают. К тому же Оленья губа – ме-

сто глухое, и не каждому проверяющему хватит терпения в выходной пол-

часа трястись на «козле» с единственной целью – узнать, как мы тут.

Вчера подзалетел нести вахту по ГЭУ и одновременно вахтенным

инженером-механиком. Вахта в базе сама по себе спокойная, а уж в таком

отдалении от родного штаба попросту восхитительна. Дежурным по кораблю

заступил молодой лейтенант, дежурным по БЧ-2 такой же молодой старлей.

Старший на борту – командир. Однако наш каперанг сидеть на корабле явно

не хотел. Вечером сменил старпома часов в двадцать, долго шастал по пирсу,

ковырялся в своей «девятке», благо полярный день в разгаре. Потом вызвал

меня и попросил дать команду приготовить сауну. Парились мы с команди-

ром часа два. За все это время телефон в центральном посту ни разу не звяк-

нул. В родном Гаджиево он давно бы разрывался на части и норовил соско-

чить со стола. А тут никому не нужны. И слава богу!

Утром нервы у командира не выдержали. Пошатавшись по пирсу с пол-

часа, он вызвал меня наверх.

– Паша, я поехал домой. Буба приедет в шестнадцать часов. Я не думаю,

что кто-нибудь сюда заявится, но если вдруг – сразу посылай за мной мич-

мана Земляева. Он с машиной, я с ним говорил. А так сболтнешь, что я в шта-

бе тринадцатой дивизии и скоро приду. Усек?

Мне было все ясно, не в первый раз. Да и командира тоже можно по-

нять. Ведь на флоте все держится на перестраховке. Раньше самым старшим

на корабле оставался дежурный. И вдруг – бац! Что-то случилось. Неважно,

что. Сразу из штаба негласная директива – оставлять на борту каждый день

одного из командиров боевых частей. Через некоторое время – бац! Снова

происшествие. Теперь уже на борт садят командира и старпомов. Постепен-

но негласное указание зафиксировали в каких-то бумагах, и пошло-поехало.

К тому же старпомы обязательно должны быть те, кто сдал зачет на само-

стоятельное управление. Не сдал – не сидишь. Вот и выходит, что если есть

хоть один не сдавший зачета старпом, то командир должен сидеть через день.

Одуреть можно.

Командир уехал около десяти утра. Самым главным начальником на бор-

ту нашего крейсера остался я. Подремал немного в каюте. Надоело. Взял

у матросов спиннинг, пошел на пирс половить рыбу. Как-никак, северный

рыболовный сезон. К моему удивлению, на пирсе рыбу ловили единицы, да

и то только матросы и мичманы с нашего корабля. Никого с соседнего ко-

рабля не было. Пристроился, закинул. За полчаса выудил пару-тройку крас-

ноперых морских окуньков. Вдруг слышу за спиной шум. Оглянулся, а у на-

шего трапа какой-то офицер на верхнего вахтенного орет, командира требу-

ет. Встал, подхожу. Ни на кого из наших дивизионных начальников офицер

не похож. Мы-то их всех в лицо знаем. Подхожу ближе. Каперанг. По мане-

ре разговора видно, что не из последних начальников. Представился:

– Товарищ каперанг! Вахтенный инженер-механик капитан-лейтенант

Белов. Вы по какому вопросу?

Каперанг рывком повернулся ко мне. Кипит, но взгляд не держимор-

ды, а нормального человека.

340

Часть вторая. Прощальный полет баклана

– Капитан 1 ранга Зимин! Каплей, где твой командир?

Я действовал строго по инструкции.

– В штабе тринадцатой дивизии. Только что ушел.

Каперанг, видно, из бывалых попался.

– Каплей, не дуй мне в уши! Я не только что на свет родился! Командир

в штабе, в воскресенье? Сам-то соображаешь, что говоришь? Дома?

Я молчал, как молодогвардеец. Каперанг понял, что правду из меня

не выдавишь.

– Белов. Как я понял, вас не предупредили. Так слушай: через полча-

са на пирсе будет начальник штаба Северного флота с каким-то маршалом.

Они не к вам, они на матку. Там сейчас весь пароход драят. Но твой коман-

дир тоже на пирсе их встретить должен. Я с ним вместе учился, предупре-

дить хотел. Вашей дивизии эта проверка не касается, но если выплывет что,

а Ваньки на борту не будет, вклеят по первое число. Дошло? Оповестить его

успеешь?

Стало понятно, почему соседей нет на пирсе. Аврал. А за полчаса Зем-

ляев мог только доехать до Гаджиево. О том, чтобы командир успел, не мог-

ло быть и речи.

– Нет, товарищ каперанг. Не успеем.

Тот наморщил лоб.

– Да… Слушай, Белов, есть идея! Начштаба в должности недели три,

с ТОФа перевели, командиров в лицо почти не знает. А ты вроде потя-

нешь…

Каперанг отступил на шаг, критически осмотрел меня и уже с уверен-

ностью заявил:

– Потянешь!

Я сперва не понял.

– Что потяну?

– Да за командира сойдешь! Не юноша, животик есть, мордоворот что

надо! Сойдешь! Давай вниз, найди РБ с надписью «Командир» – и на пирс.

Да своих бойцов предупреди, а то подставят ненароком. А я пошел. Мне этим

орлам тоже не с руки на глаза попадаться. Да не бзди, каплей! Что, хулига-

ном не был? Действуй!

Каперанг развернулся и быстро-быстро почесал с пирса. А я вдруг по-

думал: а почему бы и нет. Похохмим! А может, они просто мимо пройдут

и не поздороваются.

Спустился вниз. Ключ от своей каюты командир всегда оставлял дежур-

ному. Обьяснил ему ситуацию. Ключ-то дежурный, конечно, дал, но было

видно, что с неохотой и опаской. Открыл командирскую каюту и накинул

его РБ, благо мы с ним были одной комплекции. Вернувшись в центральный

пост, собрал вахту, офицеров и мичманов. Проинструктировал. Что-то мне

подсказало вызвать кока-инструктора Василия.

– Вася, забацай десяточек бутербродов и кофе завари. Может, загля-

нут, так в грязь лицом не ткнемся. Не пропадет.

Василий, опытный и тертый мичман, кивнул и ушел. Не зайдут, сами

сжуем.

На пирсе было уже пусто. Наших я приказал срочно загнать вниз, сосе-

дей и так не было. Только верхние вахтенные. Командир матки, стоя около

рубки своего корабля, удивленно уставился на меня, долго разглядывал, хо-

тел что-то спросить, но не успел. На корень пирса въехал одинокий «уазик».

341

П. Ефремов. Стоп дуть!

Подкатил прямо к трапам кораблей. Остановился. Из машины вышли вице-

адмирал и самый настоящий маршал, старенький, но бодрый. Нового началь-

ника штаба флота я в лицо не знал. Он меня тем более. А так как командир

соседей дожидался гостей на борту, а я по незнанию ритуала вылез на пирс,

представляться первому пришлось мне. Отчеканив несколько шагов по на-

правлению к командованию, я вскинул руку к пилотке и, вспомнив уроки

срочной службы, гаркнул:

– Товарищ маршал! Командир ракетного подводного крейсера страте-

гического назначения «К-…» капитан 1 ранга Светланов!

Маршал повернулся, подслеповато прищурился и протянул руку.

– Здравия желаю, командир!

И повернув голову к адмиралу, спросил:

– Николай Григорьевич, мы к этому молодцу в гости?

Адмирал тоже подошел, поздоровался со мной за руку.

– Нет, товарищ маршал. Нам на тот корабль. Извините командир,

я еще всех вас по имени-отчеству не знаю. Будем знакомы: Николай Гри-

горьевич.

Ничего не оставалось делать, как протянуть руку и представиться.

– Светланов Иван Александрович.

Адмирал обратился к маршалу:

– Товарищ маршал. Пойдемте. А вы, Светланов, занимайтесь своими

делами.

И они направились к трапу матки. Маршал недовольно ворчал:

– А тот командир чего поздороваться не вышел, гордый, стоит ждет,

когда мы к нему?..

За дальнейшим я наблюдать не стал и быстренько спустился в централь-

ный пост, правда, предупредив верхнего вахтенного, чтобы тот зорко следил

за передвижениями начальников. По всему выходило, что пронесло. Оста-

лось только дождаться, когда высокие гости покинут пирс. А командиру я все

объясню. Да он и сам мужик пройдошливый, поймет.

Прошло около получаса. Вдруг верхний подает голос:

– Товарищ… командир! Вас начальник штаба флота на пирс пригла-

шает.Час от часу не легче! Вскочил, шмелем вылетел наверх. На пирсе все

та же сладкая парочка. Маршал с адмиралом. Подбежал, доложился.

Маршал заулыбался.

– Командир, чаем угостишь? Мне у твоих соседей не понравилось, до-

ложить не умеют, командир небритый. Ну что?

Я едва не проверил свой подбородок, даже рука дернулась. За спиной

маршала адмирал утвердительно кивал мне головой. Ничего не оставалось.

– Прошу на корабль, ко мне в каюту! – как можно гостеприимнее при-

гласил я начальников. Скомандовал «Смирно!». Проходя мимо, начальник

штаба вполголоса пояснил:

– Уперся: идем чайку попьем на соседний корабль. А у тебя порядок?

Внизу все прошло гладко. Мой дежурный по кораблю от страха так оглу-

шительно подал команду «Смирно!», что маршала проняло. Он долго тряс мо-

ему перепуганному дежурному руку, потом всю вахту центрального поста

безостановочно называл своей сменой. От осмотра корабля отказался, мол,

у таких орлов сразу видно, что все в порядке, чем несказанно обрадовал даже

адмирала. Похоже, капризный маршал достал его еще на соседнем корабле.

342

Часть вторая. Прощальный полет баклана

Прошли в мою, точнее – командирскую, каюту. Вот тут-то и пригодилась

моя предусмотрительная заготовка с коком Васькой. Через пять минут в ка-

юту постучали, и на пороге высветился Василий в белоснежном колпаке.

– Товарищ маршал! Прошу разрешения обратиться к товарищу ко-

мандиру!

– Конечно! Обращайтесь!

Я не стал ждать Васькиных монологов. Он это дело любил.

– Василий, сообрази чайку, кофе и что-нибудь к ним, перекусить.

– Есть, товарищ командир! Сейчас посмотрю, может, что и осталось

после обеда. Прошу разрешения идти?

Развернулся и растворился за дверью. Я чуть в кому не впал. «Может, что

и осталось…» Адмирал тоже недоуменно взглянул на меня. Только маршал,

не обращая ни на что внимания, весело щебетал о прошлых годах, чести, до-

блести и воинской вежливости. Буквально через пару минут снова раздался

стук. И началось представление. У Василия с обеда «осталось» несколько соч-

ных горячих бифштексов, пяток бутербродов с вареным языком, пяток с сы-

рокопченой колбасой, пяток с красной рыбой, несчетное количество с сыром.

Плюс ко всему розеточка с вареньем, шоколадки, традиционные флотские

воблины, ну и, само собой, чайник и кофейник. Адмирал расплылся в улыб-

ке до ушей. Он, наивный, Васькины издевательства надо мной принял за во-

енную хитрость. Мол, вот, чуть-чуть осталось, так, мелочь всякая. Ну а о мар-

шале и говорить нечего. Тот обрадовался, как ребенок. Долго хвалил раскрас-

невшегося от обилия эмоций Ваську, потом отпустил его, поклевал понемногу

от всего, одобрил качество пищи и, вообще, вел себя, словно мальчишка в пар-

ке аттракционов. Начальник штаба тоже с удовольствием откушал, после чего

начал многозначительно поглядывать на часы. Маршал намек понял.

– Ну, командир, спасибо за хлеб-соль! Уважил старика! А нам пора. Ни-

колай Григорьевич, пойдемте, не будем мешать подводникам.

Поднялись наверх. Уже садясь в машину, маршал попросил адмирала

записать ему на бумажку фамилию командира. Меня, точнее Светланова.

Адмирал же, прощаясь, поблагодарил:

– Спасибо, не подвел! Запомню.

Сели и уехали.

Командиру на следующий день я, естественно, все рассказал. Получил

по шапке, но нежно и не обидно. Потом оказалось, что старичок-маршал был

из группы инспекторов Министерства обороны. Отставной козы барабан-

щики, «золотая» группа. Он проверял какие-то сухопутные ракетные части

в Заполярье, и одному богу известно, где узнал про лодки-носители для ди-

версантов. И воспылал их посмотреть. Сразу. Сегодня. В воскресенье. Мар-

шал он или нет? Ну а командующий флотом возьми и снаряди с ним ново-

го начштаба для отработки. Так они на нас и выползли. А ввиду того, что ви-

зит был скоротечный и внеплановый, никого, кроме командования матки,

не предупредили.

Поговорили, что вскорости у нашего командира в личном деле появи-

лась неожиданная благодарность от министра обороны за образцовое содер-

жание корабля и отличную подготовку экипажа. Правда это или нет – точно

не знаю. Сам командир не говорил, а спрашивать мне было неудобно.

Вот такие дела. Хоть я и механическая кость, а кораблем целых два часа

командовал! И как! Ни капельки не стыдно! Главное, чтобы страху не было

и голос позычней. Начальники они все это любят. Так-то!

343

П. Ефремов. Стоп дуть!

Родное, родное железо…

Здесь трудно жирным, здесь тощим проще,

Здесь даже в зиму стоит жара,

И нету поля, и нету рощи,

И нет ни вечера, ни утра.

А. Городницкий. «Песенка подводников»

Рассказывать о подводном корабле да и вообще о любом плавсредстве

очень трудно. Человеку, далекому от флота, ничего не понять. Думаю, что,

услышав фразу типа «…личному составу сдать ПДУ и ИП на ЦДП НХСу…»,

особо впечатлительные дамы упадут в обморок, а мужчины начнут материть-

ся вполголоса. А уж если их ушей достигнет реплика вроде «…КГДУ срочно

на ГЭУ для проведения НФИ и ТТП…» – драки не избежать. Но чтобы понять,

что такое жизнь подводника, представлять себе подводный крейсер необхо-

димо хотя бы приблизительно. Хотя бы в общем виде. Так что, начнем!

По сути, подводная лодка – один огромный механизм, в котором все

взаимосвязано. Можно ненароком задеть тумблер в первом отсеке, и на-

долго обесточить какой-нибудь прибор в десятом или, по ошибке перекрыв

клапан в восьмом, начать помаленьку топить пятый-бис отсек. На корабле

возможно все! Стирать белье паром от турбины и хранить сало в торпедном

аппарате, уютно дремать на работающей турбине и жарить яичницу в газо-

анализаторном приборе. Подводная лодка – место для осуществления са-

мых невероятных возможностей.

Как любой театр начинается с вешалки, так и любой корабль начина-

ется с пирса. Ржавые, некрашеные и полузатопленные, они все равно милы

и желанны, словно вредная, но любимая жена. Именно к ним, тяжело дыша,

приваливаются боками корабли после плавания, к ним голодно присасыва-

ются концами питания и швартовыми. На пирсе подводник слышит все но-

вости и приказы, на нем вскидывает руку к козырьку для подъема флага,

и его же красит в любое время дня и ночи перед визитами московских флот-

ских начальников. В полярный день с пирса приятно половить рыбу, в по-

лярную ночь надо скалывать лед и сгребать снег. Пирс не материален, а ду-

ховен, он – ощущение дома и всего, с ним связанного.

А уж непосредственно корабль начинается с трапа и его могучего стра-

жа – верхнего вахтенного. Одного взгляда на него хватает, чтобы проник-

нуться уважением к нашей славной истории и четко осознать: мы непобе-

димы. Дедовские валенки с галошами, засаленный тулуп с отцовского плеча,

овеянная океанскими ветрами и потерявшая цвет шапка. Поверх всего спа-

сательный жилет. Правда, этот атрибут навьючивается только по штормовой

готовности. Да еще матроса пристегивают карабином к поручням огражде-

ния рубки, чтобы его, бедолагу, ветром не унесло за борт и, наверное, что-

бы не сбежал… С вооружением тоже все в порядке. Автомат на груди, ма-

газин цепочкой прикован к автомату, подсумок перевязан и опечатан печа-

тью командира корабля. Тут необходимо пояснить. Магазины, как правило,

имеют свойство падать за борт и тонуть на немыслимой глубине. Не достать.

Ну а подсумки опечатывают… В надежде, что побоится дисциплинирован-

ный матрос печать сорвать, и начальнику спокойнее. В наши нелегкие, но за-

бавные времена, когда на Большой земле оружие продают эшелонами кому

344

Часть вторая. Прощальный полет баклана

ни попадя, в нашей глуши за потерянный патрон смешивают с грязью всех,

от вахтенного до командира. Если по совести, то это правильно, но не до аб-

сурда же доводить? Да и к чему моряку оружие? Его и так бояться надо.

Помните? Один матрос – взвод, два матроса – рота… Картину завершает

красный обветренный нос, торчащий из всего этого нагромождения одеж-

ды и амуниции. Северный флот не подведет!

Идем дальше. Миновав верхнего вахтенного, протискиваемся в ограж-

дение рубки. Поднимаемся на мостик. Гордый Андреевский флаг вопреки

общепринятому мнению не реет. Он аккуратно обвернут боцманом вокруг

флагштока, дабы не обтрепывался об антенны раньше установленного шки-

перской службой срока. Страна у нас ныне небогатая, флагов на всех не на-

пасешься, приходится экономить. Ну да ладно. Постояли, подергали за рын-

ду, посмотрели и вниз. Ныряем в верхний рубочный люк. Он невысокий,

метров десять. Каюсь, но точной высоты я уже не помню. Вот тут-то и начи-

нается самое интересное…

Осмотры музеев принято начинать по порядку: первый зал, второй, тре-

тий, и так до конца. Так вот те, кто попадает на корабль традиционным пу-

тем, оказываются сразу в третьем отсеке. С него и начнем, ибо третий отсек

нашего ракетоносца – это голова, мозг, мозжечок, гипофиз, да и огромная

волосатая задница в конце концов, словом, все что угодно. Справа от люка

скромная дверь с загадочной табличкой «ГКП». Главный командный пункт.

Это тот самый центральный пост, место, где вершится судьба корабля. Тут

проходят утренние и вечерние доклады командиров боевых частей, здесь ко-

мандир корабля устраивает разносы подчиненным и дремлет в кресле, когда

нечего делать. Если корабль стоит в базе, в центральном посту бдит дежур-

ный по кораблю со своими вахтенными нукерами, а в море в него набивает-

ся такая пропасть народа, что и перечислять устанешь. Командир, механик,

вахтенный офицер, оператор пульта общекорабельных систем, боцман, ра-

кетчик, оператор БИП, мичман на вахтенном журнале и парочка матросов,

на всякий случай. Кроме того, в самом центральном находится еще и штур-

манская рубка, где, естественно, пусто тоже не бывает. А если еще предста-

вить, что в поход вышла куча праздношатающихся проверяющих, которые

обожают протирать штаны около начальства, то здесь просто плюнуть неку-

да. Ведь кроме людей на ГКП впихнут аппаратуры по максимуму. Куда только

возможно. И если корабль считать городом, то центральный пост по количе-

ству народа на квадратный метр смело может поспорить с городским базаром

перед большим праздником. В принципе это можно отнести ко всему третье-

му отсеку. Именно в нем собрано почти все, что управляет кораблем.

Напротив центрального поста рубка акустиков. Спускаемся на среднюю

палубу. Еще одна акустическая рубка с романтическим названием «Изум-

руд». Рубка связи, рубка СПС, еще какая-то выгородка братьев-акустиков.

Вдоль левого борта сейфы с оружием, которое так редко вытаскивается на-

ружу, что лично я, прослужив в одном экипаже десять лет, свой пистолет так

и не подержал в руках ни разу.

Со средней палубы узкий и незаметный трап вниз. На нижнюю палу-

бу. Родной подвал. Все свое. И хотя большую часть места занимает штур-

манский гиропост, самое основное внизу – мы. Пульт управления главной

энергетической установкой. Пульт ГЭУ. Если иронически – «сердце ядер-

ного исполина», если с точки зрения немеханических начальников – рас-

садник безобразий и сборище правонарушителей. Кому как. В нашем под-

345

П. Ефремов. Стоп дуть!

вале мило и уютно. Можно заглянуть на ЦДП (смотрите словарь) к начхиму

попить чайку или с той же целью к киповцам в их закуток. Можно, выта-

щив вахтенного матроса из трюма, приказать тому принести на пульт ба-

ночку огурцов или помидоров, благо овощные провизионки в нашем трю-

ме, а ключи от них у матросов есть всегда. Можно выскочить во время вах-

ты в свой гальюн, вместо того чтобы, стуча от нетерпения ногами по палубе,

ждать подмену. Можно многое, с умом и без шума. Мы в подвале. Нас не вид-

но сверху, что никак не гарантирует спокойную жизнь.

Пульт ГЭУ – любимый анус командования. Захотелось размять голо-

совые связки – покричи в «Каштан» на пульт, они там все равно безобра-

зия безобразничают, им полезно. И еще любят командиры наши в море на-

грянуть к нам с самой что ни на есть неожиданной проверкой, иногда даже

похожей на налет ОМОНа на бандитскую «малину». Но мы привыкли. Это

даже стало похожим на некое бесконечное спортивное состязание, в кото-

ром победитель не определяется, а вот проигравший всегда один, но не каж-

дый день. Чего только мы не мастерили, чтобы лишний раз не подставляться

перед командованием. И датчики на ступеньках, и дистанционный замедли-

тель открывания двери, чтобы успеть стряхнуть дремоту и сотворить деловые

одухотворенные лица. Всего и не упомнишь. Любопытно, что все люксовские

выгородки в приказном порядке всегда на замке. А вот у нас в том же при-

казном порядке замок из двери наоборот неоднократно выламывали. Стран-

но как-то получается. Пульт управления целыми двумя реакторами должен

быть проходным двором, а вот выгородка с дремлющим перед тремя лампоч-

ками мичманом – страшно секретный объект. Но пойдем дальше…

Сначала повернем налево. За переборочным люком находится 2-й от-

сек. Как говорят ныне, VIP-зона. Тут живет командир, в своем, как говорит-

ся, салоне. Салон – это, конечно, громко сказано, это всего лишь две совме-

щенные каюты, правда, с отдельным командирским гальюном. По некоторым

слухам, некоторые командиры умудряются делать в герметично закрывае-

мом гальюне замкнутую систему очистки воздуха, и после этого даже курить

там. Но это только слухи. (Правда, когда я был командиром 10-го отсека, та-

кой эксперимент в отсеке я произвел. И никто не унюхал.) В одной комнатке

командирской каюты спальня, в другой – кабинет с диваном, письменным

столом и холодильником. Как правило, в последние годы командиры пош-

ли такие, что в одиночку в море их не отпускают, а если и отпускают, то все

равно с «наседкой». Поэтому командир обречен в море почти всегда жить

с кем-нибудь из начальников.

А напротив его двери вход в обиталище механика, командира БЧ-5. Там

попроще. Просто каюта, но и с умывальником, и с холодильником. На верх-

ней палубе есть еще пара кают, где живут акустики и командир отсека. Вто-

рой отсек – единственный, из которого в третий можно попасть двумя путя-

ми. Через стационарный люк на средней палубе и через такой же, который

ведет прямо от кают верхней палубы в рубку акустиков, находящуюся уже

в третьем отсеке. Сам второй отсек аккумуляторный и под палубой все ме-

сто занимает аккумуляторная яма, с огромным количеством батарей, сколь-

ко их – сказать убоюсь, ибо это все еще военная тайна. На носовой перебор-

ке отсека висит красный ящик со страшной надписью «Перед входом в тор-

педный отсек выложить зажигательные принадлежности». Проникаешься

осознанием момента. Глубоко вдыхаешь воздух и дергаешь кремальеру. На-

гибаешься, и ты уже в первом отсеке.

346

Часть вторая. Прощальный полет баклана

Первый отсек – это просто до зубов вооруженный корабельный холо-

дильник. Это верхняя палуба с шестью торпедными аппаратами, набитая про-

стым, да и, чего греха таить, ядерным боезапасом, ну и нижняя палуба с един-

ственным заслуживающим простого человеческого уважения объектом –

гальюном. И хотя на многих кораблях гальюн есть и в каюте командира, этот

носит гордое название «командирский гальюн», наверное, еще с первых ко-

раблей проекта 667. А потому он почти всегда отдраен, чист и даже благоухает

чем-нибудь, что вообще-то напрямую зависит от степени требовательности

командира. Первый отсек – это традиционно самый холодный отсек на кора-

бле. И то, что там практически нет постоянно работающих механизмов, и то,

что именно он своими обводами рассекает толщу воды, сильно сказывается

на климатических особенностях отсека. И хотя там часто несут вахту в ват-

никах, когда весь 5-бис отсек обливается потом, там все равно в нарушение

всех инструкций живут во время похода. Это вообще присуще подводному

крейсеру – жить на боевых постах. Живут в первом отсеке, кое-кто в тре-

тьем, все выгородки 4-го и 5-го отсеков облюбовываются офицерами и мич-

манами, стаскивающими туда матрасы и подушки и несущими вахту, прак-

тически не вставая с постели. И сколько ни ругается командование по этому

поводу, все всегда остается по-прежнему. Так удобнее, и точка.

Отсеки 4-й и 5-й – царство БЧ-2. Ракетные шахты, выгородки, в ко-

торых спят мичманы, и жилые каюты, где спят все оставшиеся. Это отсеки

вечной комфортной прохлады и стабильного климата. Баллистические ра-

кеты – штуки серьезные, требуют нежного отношения и повседневного

ухода, чем-то напоминая ученого-ботаника, который всегда боится просту-

ды, а потому постоянно меряет температуру, давление и очень любит рав-

номерную влажность. У ракетчиков свои холодильные машины, и поэтому,

когда на корабле неожиданно срывает холодилки, у них в отсеках все равно

приятно и прохладно. Вообще, ракетчики по большей части ребята хорошие,

но немного напыщенные и переполненные осознанием собственной значи-

мости и неимоверной секретности, что отчасти верно, но не совсем приме-

нимо на корабле, ибо даже последний матрос знает, что и где можно спрятать

у них в отсеках. Тем не менее, следуя традиции, ракетчики очень стараются

не пускать никого даже на свою нижнюю палубу, что по букве инструкции

верно, а фактически глуповато. Еще у ракетчиков умиляет наличие мичма-

нов, служебные обязанности которых порой заключаются только в прибор-

ке верхней палубы отсека и несении вахты самым простым вахтенным отсе-

ка. Но все это удивительно лишь на мой легкомысленный «механический»

взгляд дилетанта-механика. А еще в 5-м отсеке каюта старпома. Место, где

не только могут морально изнасиловать по самое «не хочу», но и выдать эн-

ное количество спирта-ректификата, а проще – шила. На этом все досто-

примечательности ракетных отсеков заканчиваются, если не задумываться

о том, что их содержимое может разнести на молекулы весьма значитель-

ную часть территории потенциального противника.

Затем идет 5-бис отсек. Кому-то, да и мне самому, честно говоря, до сих

пор кажется странным, что после 5-го отсека идет не 6-й, а какой-то проме-

жуточный 5-бис. Но это как раз та флотская изюминка, которую надо просто

принять, не пытаясь найти этому логическое обоснование. Сказали, что по-

сле 5 идет не 6, значит, так надо. Хотя истины ради, надо сказать, что на 667 А,

то есть на «азухах», такого отсека не было, но в следующих модификациях

он появился, скорее всего, чтобы не ломать концепцию и задурить враже-

347

П. Ефремов. Стоп дуть!

ским разведкам голову. Но сам 5-бис отсек – это что-то особенное. Спаль-

ный вагон. Три палубы и трюм. Начнем с самого низа.

Трюм 5-бис – это одновременно и сокровищница, и отхожее место. Ря-

дом с провизионками, одна из которых самая лакомая под названием «дефи-

цитка», стоят ДУКи, те самые «говнометы», через которые комдив три, с за-

видной периодичностью выстреливает все корабельное дерьмо, скопивше-

еся за неделю. Процедура эта очень важная и полезная, как и продувание

гальюнов, и соперничает с ней по количеству миазмов, вырывающихся в воз-

дух. Вот такой парадокс: пища рядом с дерьмом. На нижней палубе кроме

матросско-мичманских кают и столовой личного состава расположено са-

мое славное место на корабле – камбуз. Это место будто медом намазано.

Вокруг него всегда вертятся и матросы, и мичманы, сюда строго по расписа-

нию и без опозданий спускается доктор и помощник командира для снятия

пробы, иногда залетают оба старпома, с той же целью, а из люка, ведущего

на верхнюю палубу в гарсунку кают-компании офицеров, высовывается го-

лова старшего кают-компании и тоже протягивается тарелка. Камбуз – это

место, которое нужно всем и от которого все стараются откусить хоть немно-

го. Вот только самим кокам-инструкторам и кокам из числа матросов силь-

но не позавидуешь. Пища готовится непрерывно. Все-таки четыре приема

пищи в сутки, и это для целых трех смен. Обед начинается с 11 утра и за два

часа надо накормить все три смены, перенакрывая столы в кают-компании

и столовой личного состава, потом мытье посуды и котлов и снова готовка,

чтобы уже в семь вечера смена села за стол. Два часа ужин, и снова надо бы-

стренько убирать со столов, в двадцать три часа начинается вечерний чай, ко-

торый будет плавно переходить в завтрак уже в четыре часа утра и до вось-

ми утра, а тот плавно перетекать в обед уже нового дня…

Средняя палуба отсека – это офицерская палуба. Десяток двухместных

кают, секретная часть, кают-компания с гарсункой, гальюн, ну и, естествен-

но, сауна, где происходит, как говаривал наш замполит, приехавший с Чер-

номорского флота досиживать пенсию, «помойка офицеров». Каюта офи-

церов походит на вагонное купе, там, правда, койки только с одной стороны,

естественно, нет окна, зато есть стол-секретер и одежный шкаф пенального

типа. Естественно, каюта офицера – это его жилище, приют, нора, если так

можно выразиться, но не гарантия того, что она неприкосновенна.

Есть такое общекорабельное мероприятия, как «смотр корабля». Чест-

но говоря, очень полезное и нужное дело. Однако очень сильно утрирован-

ное, как и все в Военно-морском флоте. Поэтому кроме осмотра чистоты

и порядка в отсеках, выгородках и на боевых постах, начальникам, похоже,

больше нравится осматривать каюты личного состава. Наверное, это правиль-

но, но когда заместитель командира дивизии в чине «полковника» с огром-

ным воодушевлением роется в шкафах офицеров, точно так же, как до это-

го выкидывал вещи из рундуков матросов, становится немного стыдновато.

Не за себя, а за таких вот… «настоящих полковников». Мне лично было бы

неприятно специально разыскивать в каюте офицера грязный «карась» и ра-

доваться ему, как найденному на пляже золотому дублону.

Дальше кают-компания. Конечно, ей далеко до изысканных салонов ста-

розаветных линкоров и крейсеров, ей даже далеко до кают-компаний обык-

новенных БПК, но все же это помещение имеет право так называться. Четыре

стола, два кресла-качалки, телевизор. Сама зона отдыха очень условно отде-

лена от места приема пищи. В былые времена за стеклом на фоне панорамно-

348

Часть вторая. Прощальный полет баклана

го рисунка с видом средней полосы от ветки к ветке перелетали канарейки,

среди коряг ползали хомячки, а в уникальном заводском аквариуме плеска-

лись рыбешки. Ныне аквариум сух, как пустыня Гоби, а в живом уголке на-

валена документация. Это когда-то там наверху волновались и переживали

за психику и здоровье подводников, а сейчас если что-то и делается, то только

руками энтузиастов или просто по инерции. Да и сама кают-компания тоже

давно утратила статус места, где любой офицер может чувствовать себя рав-

ным даже адмиралу и без оглядки на погоны выражать свое мнение. Кают-

компания давно низведена до офицерской закусочной, где могут по прика-

зу старпома не садиться за столы, пока не проснется и не придет командир,

даже если смене до заступления на вахту осталось совсем немного. В кают-

компании начальник может обложить по матери любого, кто, как говорится,

«ниже его ростом», невзирая на легендарный статус этого помещения.

Отсюда заместитель или старпом может выгнать офицеров под каким

угодно предлогом, даже в их свободное время, особенно если они, не дай бог,

в море сами крутят какой-нибудь фильм, или, наоборот, нагнать матросов

для проведения беседы или политинформации. Все это вкупе с техническим

прогрессом привело к тому, что в мою последнюю боевую службу у полови-

ны офицеров были свои маленькие телевизоры и видеомагнитофоны, музы-

ка и книги, а в кают-компанию ходили только для приема пищи или на какие-

нибудь важные беседосовещания.

Вот так и уходят вековые традиции офицерского флотского быта!

Но не будем о грустном. Успокоим себя тем, что мы подводники, у нас тесно,

и флотские традиции не всегда соответствуют атмосфере подводного кора-

бля. Перейдем в сауну. Само собой, сауна маленькая, работающая от элек-

трического тэна, но удобная и уютная. А на нашем корабле для нее вообще

сделали закрываемый от всех малюсенький предбанник, в котором я своими

руками сделал небольшой угловой столик, куда удобно класть не только мыло

и мочалки, но еще удобнее ставить бутылку с пивом. И посидеть на скамейке,

на которой помещается ровно три офицерские задницы средней упитанно-

сти. Сауна хороша всем, кроме одного. Для сорока с лишним офицеров она

мала, и когда туда идет париться и мыться моя третья смена, удовольствие

уже не то. Перегретая и переувлажненная парная, с запахом пота кучи наро-

да большой радости уже не доставляет. Но это все-таки какая ни есть, а одна

из небольших офицерских радостей на корабле. И ее услугами очень часто

пользуются всякие начальники, выходящие в море «наседками», выпаривая

командный зуд часами, в самое что ни на есть рабочее время.

Теперь пора на верхнюю палубу. Сразу над трапом, ведущим на нее, рас-

положен люк в надстройку 5-бис отсека. Он, как и положено люку в отсеке

живучести, предназначен для спасения личного состава. Но, слава богу, то-

нут корабли исключительно редко, и у этого люка есть не менее уважаемое

предназначение. Через него на корабль грузят провиант и прочую хозяй-

ственную поклажу. Погрузка продовольствия – это вообще отдельная пес-

ня. В процессе ее, зазевавшись на трапе, можно получить по хребту заморо-

женной свиной тушей, а после погрузки крайне необходимо проверить всю

надстройку корабля, где изобретательные матросы умудряются прятать де-

сятки ящиков с консервами, надеясь на то, что после проверки хоть один, да

не заметят. И как ни выстраивай во время погрузки рядом с матросами офи-

церов и мичманов, все равно что-то пропадет. И даже самые упертые интен-

данты, понимая это, стараются заложить этот самый процент пропажи в объ-

349

П. Ефремов. Стоп дуть!

ем получаемой на складах снеди. Ничего не поделаешь! У матросов срочной

службы прямо-таки генетическая тяга к пище насущной и созданию ее за-

пасов на черный день.

А сразу после люка идут матросские шестиместные каюты, напротив

умывальник и душ для личного состава, медицинский изолятор и одновре-

менно жилище доктора, ну и самое желанное место большинства отравлен-

ных никотином – курилка. Почти всегда, разве что за исключением часов

«собачьей вахты» после четырех утра коридор верхней палубы представ-

ляет собой очередь в курилку. Сама курилка рассчитана на четырех чело-

век, но, как правило, там усаживается человек пять-шесть, а в пересменку

и в небольшой перерыв между тревогами может набиться и десяток, после

чего можно и не курить, все равно пропитаешься никотином, как губка во-

дой. Демократии в очереди не существует. Точнее, она существует, но все-

возможные старшие на борту – командир и старпомы – всегда идут вне

очереди, даже если в этом нет необходимости. Это не совсем справедливо,

но никуда от этого не денешься, а поднимать голос всегда получается себе

дороже. И поэтому при смене вахт наиболее заядлые курильщики бегут к за-

ветной курилке, не дожидаясь команды «Подвахтенным от мест отойти»,

чтобы если уж не покурить сразу, так хотя бы занять очередь в числе пер-

вых. И почти всегда там их сторожит либо замполит, либо помощник, а слу-

чается, и сам старпом, но народ это не останавливает никогда. А как живут

курильщики на тактических лодках, на которых и курилок нет?! Да и стали

они появляться только в последних проектах. Ужас! Три месяца без никоти-

новых палочек! Но, как ни крути, для здоровья полезно!

Кстати, насчет здоровья. Тут же почти по всему левому борту владения

нашего эскулапа, короля салфеток, смоченных спиртом, для протирания шей

личного состава, бессменного гостя камбуза и просто хорошего человека.

На удивление доктора всегда пользуются большой любовью и уважением

моряков всех категорий, и, как правило, оказываются исключительно при-

личными людьми. Говорят, что доктор тоже должен жить в каюте, но разве

нормальный корабельный врач променяет двухкомнатную благоустроенную

каюту с собственным гальюном и умывальником на тесную каморку с со-

седом, который, не дай бог, еще и храпит? Никогда! Да и больные на кора-

бле явление не такое частое. И поэтому изолятор почти всегда занимает сам

доктор. А больные чаще жалуются на зубы, изжогу, растянутые спины и ба-

нальные ушибы. Эпидемий и валового мора личного состава уже давненько

не наблюдается, хотя форс-мажоры тоже приключаются. Но нечасто. А по-

тому самые главные обязанности доктора в походе – это раздать на разводе

салфеточку, чтобы протереть ей руки и шеи, осмотреть разок в неделю теле-

са матросов на предмет синяков и снять пробы на камбузе. Ну и, наверное,

по мелочам скрасить жизнь командирам и начальникам баней с различны-

ми ароматическими маслами, и загоранием под ультрафиолетовой лампой.

И после докторских апартаментов можно двигать дальше. В корму!

«…После 5-бис отсека для меня уже винты…», – так говорят многие

люксы, снедаемые снобизмом, выкованным меж академическими стенами

Фрунзенки или ВВМУПа, при этом забывая, что за последним жилым отсе-

ком находится еще почти половина корабля, а если быть точнее, целых пять

отсеков. Это все то, что позволяет ядерному гиганту, не побоюсь высоко-

го слога, жить. Корма дает кораблю свет, воду, тепло, способность двигать-

ся и попросту существовать… Но, отбросив в сторону вечные контры меж-

350

Часть вторая. Прощальный полет баклана

ду механическими силами и люксами просто продолжим нашу общеобразо-

вательную экскурсию.

Шестой, электротехнический, отсек. В общем-то, на трех палубах со-

всем неширокого отсека набита масса всякой всячины, впрочем, как и во всех

энергетических отсеках. В шестом отсеке дремлют до поры до времени мо-

гучие дизеля, рядом с которыми можно посреди автономки неожиданно

подышать свежим океанским воздухом во время пополнения запасов ВВД.

На верхней палубе небольшая выгородка секретной документации, из кото-

рой мы иногда по тревогам умудрялись извлекать подремывающего мичмана-

секретчика, замордованного в центральном посту до состояния раскатанного

скалкой теста и оттого расползающегося по любой незаметной посторонне-

му глазу горизонтальной поверхности. Тут же, на верхней палубе, находит-

ся и пост «ядерных солдат» БП-65. Пост управления системами и механиз-

мами реакторного отсека. Пост как пост. Правда есть тут некая изюминка,

в виде тамбур-шлюза, через который, по задумке конструкторов, должны

выводить аварийные партии из реакторного отсека в случае самого нехоро-

шего, что может случиться на корабле. К счастью, происшествия такого рода

относительно редки, а поэтому тамбур-шлюз используется личным составом

как душевая, что вызывает неизлечимую изжогу у командного состава кора-

бля. Мол, воду драгоценную тратите и нарушаете все нормы ядерной безо-

пасности, да и просто «нарушения нарушаете». Все это, наверное, правиль-

но, но как не воспользоваться уютной кабинкой, которая изнутри сплошь

из нержавейки, со скамеечкой, иллюминаторами в дверцах и душевыми со-

плами оригинальной конструкции, как раз для обмыва пораженных ради-

ацией тел специальными физрастворами. Вот и пользуются спецтрюмные

тамбур-шлюзом при молчаливом попустительстве командира и старшины

отсека и на фоне вечной ярости центрального поста.

Шагнем через тамбур, и вот мы уже в сердце ядерного исполина. Реак-

торный отсек. Единственный отсек, где вахта постоянно не несется, а вахтен-

ный просто периодически заходит проверить помещения, а остальное вре-

мя наблюдает по приборам на БП-65 и посматривает на отсек в капризные

видеокамеры, если они еще работают и им не скрутили «головы». Даже за-

пах в отсеке особенный, не такой, как на всем корабле, более свежий и од-

новременно какой-то металлический. В отсеке есть два коридора по лево-

му и правому борту. Коридор правого борта проходной, и через него народ

попадает в корму, а левого – глухой и никуда не ведет. Под коридорами

два трюма, набитых оборудованием, а ровно посредине отсека перемычка

между коридорами, в которых находятся два люка в аппаратные выгород-

ки правого и левого бортов. Как графоманят «особо одаренные» граждан-

ские и не только писатели, открыв их, «можно войти в реактор» и увидеть

«малиновые всплохи ядерного пламени». Бог им судья! В реактор «войти»

невозможно как по определению, так и в силу конструктивных особенно-

стей, а вот поставить ногу на крышку реактора вполне доступно. Для этого

и надо пролезть в аппаратную, осмотреться, и даже не обладая глубокими

знаниями материальной части, понять, что вот этот круг внизу, утыканный

всевозможными трубками, стойками и кабелями, и есть та самая крышка ре-

актора, под которой происходит цепная реакция деления. Аппаратные вы-

городки – это самые чистые помещения на корабле. Сверкающие титаном

и нержавейкой выгородки чем-то напоминают операционные, которые на-

драивают раз от раза к каждой проверке, причем моют аппаратные сверху

351

П. Ефремов. Стоп дуть!

до низу белоснежной бязью, намоченной разведенным спиртом. И отвеча-

ют за аппаратные выгородки исключительно офицеры, за аппаратную пра-

вого борта – КГДУ-1, а левого – КГДУ-2. Это, естественно, не значит, что

они там запираются и драят все в одиночку, нет, они просто работают на-

равне со спецтрюмными, присматривая, чтобы те не выжимали разведен-

ный спирт прямиком в рот.

Суров и строг ритуал вскрытия аппаратных выгородок. Ядерная безо-

пасность все ж таки! Тут и запись в вахтенном журнале, и получение разре-

шения командира, и обязательное прибытие механика. Все это правильно,

и аппаратные всегда закрыты на внушительные замки и опечатаны. Только

вот каждый командир отсека имеет и лишний слепок с печати, и замок, ко-

торый можно пальцем открыть, да и до чего хорошо и удобно сушить в аппа-

ратной намокшие на верхней вахте бушлаты и хранить отсечное имущество,

которое на штатных местах свистнут так быстро, что и мигнуть не успеешь.

И несмотря на эти безобидные бытовые хитрости, весь седьмой отсек, а ап-

паратные выгородки в особенности, являются тем местом, перед которым

практически весь личный состав люксовых боевых частей испытывает без-

отчетный страх, ну прямо как дикари перед зажигалкой. И даже те офицеры

и мичманы из числа штурманско-ракетных подразделений, которые по сво-

ей любознательности периодически забираются в седьмой отсек на экскур-

сию, минут через десять покидают его как-то очень быстро, пряча в глазах

неподдельный испуг и стараясь побыстрее убраться подальше в нос корабля.

А ведь при нормальной работе установки радиационный фон в аппаратной

гораздо меньше, чем, например, на пляже у Москвы-реки.

За седьмым отсеком начинается турбинное царство. Это вотчина пер-

вого дивизиона БЧ-5, а сама турбогруппа является самым большим подраз-

делением на корабле, превышая ненамного даже многочисленных «китай-

цев» – ракетчиков. Как-то раз мне довелось сходить в автономку коман-

диром 8-го отсека, и я до сих пор испытываю чувство огромного уважения

к тем офицерам и мичманам, которым довелось служить в турбинной груп-

пе. Даже самые жуткие бездельники хочешь не хочешь, а становились в тур-

бинном отсеке пусть невольными, но трудягами. А какие колоритные люди

встречались среди турбинистов! Наш старшина команды турбинистов, стар-

ший мичман, которого все называли только Григорьичем, был просто ле-

гендарной личностью. 36 боевых служб! Причем первую он осуществил ма-

тросом, еще в Гремихе, и даже помнил моего отца. Кряжистый, бородатый

и неимоверно сильный физически, Григорьич знал турбинное дело так, что

бывали случаи, когда проверяющие из штаба флота и из московского Тех-

упра просто не шли проверять турбинные отсеки, услышав, что старшиной

у нас Григорьич. Если Григорьич на месте – все в порядке, и нечего чело-

века зря от дел отрывать. Вот и гоняли его в последние годы на самые ответ-

ственные выходы в море по всем экипажам дивизии по причине неуклонно-

го и поступательного уменьшения специалистов во флотилии.

Описать и восьмой, и девятый отсек, чтобы было понятно для человека,

никогда на лодке не бывавшего, сложно. Можно утонуть в загадочных тер-

минах, и в конце концов получится не рассказ, а техническое описание. Нач-

нем с того, что оба отсека абсолютно одинаковые, с единственным заметным

отличием. Они как бы зеркально и наискосок расположены. Как и положено

любому отсеку, у них есть верхняя палуба, на которой соответственно рас-

положены БП-85 в восьмом отсеке и БП-95 в девятом. Это пульты управле-

352

Часть вторая. Прощальный полет баклана

ния системами и механизмами турбинных отсеков. На верхней палубе мас-

са электрощитов и прочих агрегатов электротехнического дивизиона, от-

сечные вентиляторы, куча всевозможных общекорабельных железок, ну и,

естественно, тамбур-шлюз. Тамбур-шлюзы турбинных отсеков – это второе

банное место, где практически официально моется вся турбогруппа и даже

часть офицеров БЧ-5. А все дело в том, что офицерская сауна в 5-бис отсе-

ке мала, но это все-таки именно сауна. А вот в турбинном отсеке можно со-

творить настоящую русскую парную, благо пара в турбине хватает. Все, что

ниже верхней палубы, имеет общее название «машина». Царство пара, горя-

чих и холодных трубопроводов, веретенного масла и эмульсий, оглушающе-

го стука и безбрежных трюмов. «Машина» – это огромная электростанция,

способная питать электроэнергией небольшой город, упрятанная, по сути,

в довольно небольшой объем. А их на корабле целые две. Это ГТЗА (главный

турбозубчатый агрегат), вращающий линию вала и винты, и АТГ (автоном-

ный турбогенератор), дающий кораблю то самое электричество, без которо-

го он мертв. А в дополнение ко всему это сотни метров трубо- и паропрово-

дов, десятки всевозможных насосов, россыпи сепараторов и клапанов, гру-

ды всевозможных цистерн и стены электрощитов…

Десятый отсек – это ностальгия, помноженная на первые лейтенант-

ские воспоминания о своем самом первом в жизни отсеке, об украденном

водолазном ноже и полностью разграбленном аварийном запасе пищи. Де-

сятый отсек – это песня молодости и груды банок консервированной кар-

тошки за ГЭДами. Десятый отсек – это прохладный зад ракетного под-

водного крейсера, непроходимый люк в ВСУ (всплывающее спасатель-

ное устройство), упругое кресло в ВХЛке (водно-химическая лаборатория)

и вечно неработающий токарный станок. Десятый – самый маленький от-

сек на корабле, но и, на мой сильно предвзятый взгляд бывшего его коман-

дира, самый симпатичный и уютный. С первого взгляда он тесен и неудо-

бен. Кажется, что в него затолкали все, что не смогло уместиться в других

отсеках, хотя это и не так. 10-й отсек – отсек живучести. Он тот, в который

при аварии должна эвакуироваться вся корма, а при определенных обстоя-

тельствах, наверное, и весь корабль, чтобы потом выходить наверх. Можно

через ВСУ, но этого никто, кажется, на практике не проверял, да откровен-

но говоря, я бы и сам не советовал этого делать. Сколько мы на отработках

с матросами ни пытались туда проникнуть в положенном количестве и сна-

ряжении, ничего путного из этого не выходило. Либо кто-то застревал, либо

мы банально не помещались там все. Поэтому основной спасатель народа –

кормовой люк, тот самый, через который так и не смогли выбраться на «Кур-

ске» молодые лейтенанты.

До сих пор помню этот алгоритм. Надеть снаряжение, подключить

аппараты ИДА-59 на дыхание в атмосферу, опустить тубус, открыть кла-

пан сравнивания давления… и пошло-поехало… Тут же и два ГЭДа, и га-

льюн, уютный и чистый по причине того, что ходит в него и по-большому

и по-маленькому только корма. Рядом и пресловутый токарный станок, ко-

торый крутиться-то крутится, но вот ничего остального к нему не найти. Ну,

может, пару ржавых резцов. А на нижней палубе грозно ворочаются сходя-

щиеся в 10-м отсеке линии валов. В трюме рокочет помпа, при помощи ко-

торой я один раз здорово искупался в лейтенантские годы, ощутив на сво-

ей шкуре, что такое тонуть мгновенно, даже не успев сообразить, что же

произошло. А ниже трюма десятого уже и не спустишься, а за кормовой

353

П. Ефремов. Стоп дуть!

переборкой отсека уже винты… Экскурсия закончилась. Дальше и на са-

мом деле только винты и вода…

И тут сразу предвидится масса замечаний от особо привередливых

и информированных читателей. А почему ничего не сказано о системе ВВД

и количестве станций ЛОХ? Почему незаслуженно забыта КПС и никоим

образом не рассказано о дифферентовочной системе корабля? И что особо

возмущает, ни слова о системе гидравлики, и абсолютно отсутствуют тактико-

технические характеристики ракетного комплекса корабля! А что уж вовсе

непростительно для бывшего корабельного инженер-механика, абсолютно

не раскрыта тема ядерной энергетической установки и параметров ее рабо-

ты. И наверное, каждому читателю было бы интересно узнать, какая порода

дерева используется в дейдвудных сальниках…

Вероятно, это будут очень резонные замечания, но это всего лишь рас-

сказ, а не техническое описание корабля, всего лишь мизерная, поверхност-

ная экскурсия, для тех, кто никогда не бывал в прочном корпусе.

А интересно, помнит ли кто еще, чему равно количество дырок на ко-

жаных тапочках подводника, служившего на уходящем в вечность РПК СН

667 БДР проекта?

Печать

Секретные документы существуют не потому, что

в них есть секреты, а чтобы их не украли.

СПУ БУ капитан 2 ранга Наконечный

У каждой власти есть свои символы. Монарх, сидящий на троне, держит

в руках скипетр и державу. Гаишник у обочины горделиво крутит в руках

свою полосатую палочку, а чиновник небрежно вертит в руках ручку с зо-

лотым пером. Так вот, на корабле символом такой власти является печать.

Печать войсковой части, без которой по большому счету нормальная жизнь

на корабле невозможна. Без нее само существование экипажа в самом бук-

вальном смысле под вопросом. Ни с довольствия личный состав не снять,

ни в отпуск не отпустить, и даже, упаси боже, в финчасти деньги не получить.

Это раньше таких атрибутов власти было несколько. Знамя полка, полковая

печать, ну и казна, а сейчас на кораблях стандартный флаг, ничем не отлича-

ющийся от такого же, выданного на соседний корабль штурманской служ-

бой, казну давно упразднили, и осталась только официальная гербовая пе-

чать, от которой так много зависит…

История эта произошла примерно за год до развала Союза. Страна уже

потихоньку закипала со всех сторон, комсомольские работники стайками

переплывали из райкомовских кабинетов в кооперативы, комиссионные

магазины ломились от невиданных доселе товаров, а на флоте все шло, как

всегда, планово и пока еще независимо от всего происходящего на Большой

земле. Корабль, как всегда, напряженно готовился к боевой службе, которая

была уже на носу, а оттого все были взвинчены, перепсихованы и, вообще,

ждали ухода в море, как манны небесной. Как правило, корабельная печать

354

Часть вторая. Прощальный полет баклана

хранится всегда у старпома, который реально и занимается на корабле все-

ми повседневными и обыденными делами, не отвлекая командира от реше-

ния глобальных стратегических задач. Наш старпом, капитан 2 ранга Рудин

Александр Сергеевич, умница, полиглот, выучивший несколько иностран-

ных языков, включая японский, совершенно самостоятельно, обладавший

энциклопедической памятью и удивительной широтой знаний, военнослу-

жащим был совершенно никудышным. Более всего он походил на высоко-

го, несуразного ученого-ботаника, волей случая напялившего офицерский

мундир и до сих пор так и не осознавшего сего прискорбного факта. Тем

не менее, добравшийся неведомыми путями до должности старпома и погон

кавторанга, Александр Сергеевич свою абсолютную неполноценность как

строевого офицера осознавал полностью. А оттого с годами стал очень осто-

рожным, если не сказать трусливым, от принятия самостоятельных решений

уклонялся умело и артистично и, вообще, старался быть душой-человеком,

который почти ничего не решает, а лишь транслирует командирские при-

казания. Единственное, чем Рудин любил бравировать, была та самая кора-

бельная печать, которую он неизменно таскал с собой, не оставляя ее в ка-

юте ни на минуту. Печать так окрыляла Александра Сергеевича, что иногда

он устраивал целые спектакли перед тем, как поставить ее на самую безо-

бидную бумажку. Наверное, на фоне всей остальной беспомощности это так

поднимало значимость старпома как начальника в собственных глазах, что

удержаться от этой почти детской забавы он не мог, хотя в остальном Рудин

был неплохим человеком, мягким и незлобивым.

Крейсер на тот момент базировался в Оленьей губе, и в пятницу ко-

мандир разрешил старпому, проживавшему во Вьюжном, прибыть на ко-

рабль к обеду, так как он оставался обеспечивать на борту порядок на две

ночи до воскресенья. Уже в понедельник мы должны были перешвартовать-

ся в Гаджиево, после чего всю следующую неделю штаб дивизии должен был

кататься катком по экипажу, проверяя все наши уровни готовности к выпол-

нению основного мероприятия. И естественно, с самого утра на стол коман-

диру начало падать огромное количество бумаг, требующих незамедлитель-

ного пропечатывания гербовой войсковой печатью. Тут и помощник коман-

дира с интендантом, готовящиеся ставить на довольствие в Гаджиево личный

состав, и механик с заявкой на азот, и командир БЧ-1 с заявкой на шкипер-

ское имущество, куча остального народа.

Командир, сам отпустивший старпома отоспаться и не забравший пе-

чать себе на это утро, такого наплыва не ожидал и ближе к обеду начал по-

тихоньку закипать. А на докладе после обеда, на котором уже присутствовал

старпом, неожиданно для всех, а для самого Рудина в первую очередь, выяс-

нилось, что он потерял корабельную печать…

Обнаружилось это прямо в центральном посту, после доклада, когда

к старпому бросилась масса страждущих получить на свои бумажки оттиск

советского герба. Сначала старпом с барской небрежностью полез в карман,

но, не обнаружив в нем заветного медного цилиндрика, уже более энергично

начал шарить по всем остальным карманам, затем озирать стол, после чего

с верблюжьей грацией унесся продолжать поиски в каюте. Через пятнад-

цать минут командиров боевых частей снова собрали в центральном посту,

где, восседая в своем кресле, командир с мрачным выражением лица, угрю-

мо поглядывая на старпома, сообщил всем, что потерялась печать и что надо

срочно организовать ее поиски на корабле в течение получаса, но без шума

355

П. Ефремов. Стоп дуть!

и тревог, после чего снова собраться здесь же. Поиски ни к чему, естествен-

но, не привели, за исключением того, что о пропаже печати узнал весь ко-

рабль до последнего матроса. Потом старпому выделили мичмана с собствен-

ным автомобилем, который повез того домой во Вьюжный, чтобы проверить,

не оставил ли Рудин печать там, на кухне или в ванной. Вернулись они где-

то через час и без печати, которую дома обнаружить тоже не удалось. А еще

минут через сорок, когда я, воспользовавшись ситуацией, решил вздремнуть

в каюте, меня неожиданно вызвали к командиру…

– Разрешите, товарищ командир?

Я постучался и приоткрыл дверь в каюту командира. Внутри было тес-

но. Кроме командира там были оба старпома, помощник и даже механик,

задумчиво покусывающий ус. На Рудина было по-человечески жалко смо-

треть. По большому счету он походил на пай-мальчика, очень сильно прови-

нившегося перед старшими и теперь не находящего себе места от осознания

своей вины и глубочайшего раскаяния. Остальные были не так напряжены,

хотя определенная скованность и общая растерянность все же чувствова-

лись. Только один командир, пребывающий в своем постоянно суровом со-

стоянии, был собран и являл собой образ человека, для которого все препят-

ствия в жизни – только досадные мелочи, мешающие достичь конечной цели.

А целью командира на настоящий момент была автономка. Будучи до костей

мозга моряком и военным человеком и слепивший за полтора года из дав-

но неплавающего экипажа вполне достойную команду, он стремился только

к одному: завершить этот этап успешной боевой службой, и все остальное

для него казалось ерундой, не заслуживающей особого внимания.

– Белов! Что у тебя за эскали… экскали… ну… штамп для книг такой

есть?Я сначала и не понял, о чем идет речь.

– Товарищ командир… Что вы имеете в виду?

– Экслибрис… – негромко подсказал Рудин, маячивший за спиной ко-

мандира, чтобы лишний раз не попадаться ему на глаза.

– Да! Экслибрис! – поправился командир.

Я на мгновенье задумался. У меня и правда был очень неплохой эксли-

брис. В самую мою первую автономку его вырезал один товарищ, по мое-

му же эскизу, и, надо сказать, вырезал очень грамотно и тонко. Офицера это-

го звали Леха, он уволился в запас около года назад и проживал ныне в Мур-

манске, откуда была родом его жена. Чем он занимался в настоящее время

и даже где жил, было мне неизвестно.

– Ну… Есть у меня экслибрис… А что такое, товарищ командир?

– Покажи!

Я пожал плечами.

– Дома он у меня.

Командир хмыкнул, как раненый лев.

– А как можно увидеть оттиск его… хотя бы?

Оттиск у меня был. На книге в каюте.

– Разрешите сходить в каюту, товарищ командир?

После моего возвращения сначала командир, а потом все остальные вни-

мательно и по очереди изучили штамп на титульном листе книги.

– Да, неплохо! – сурово констатировал командир после осмотра книги.

– Я же говорил товарищ командир… Грамотно сделано… Очень тонко и ак-

куратно… – вкрадчиво вещал старпом откуда-то из-за спины командира.

356

Часть вторая. Прощальный полет баклана

– Не суетись под клиентом, старпом! – Командир шлепнул ладонью

по столу.

– Все свободны, старпом и механик остаться. Да, помощник, мичмана

Костикова ко мне.

Все молча вышли.

– Садись, Белов. Слушай внимательно. Старпом, бл…, потерял печать.

Дело, конечно, гнусное, но решаемое. Но момент сейчас такой, что в обыч-

ном режиме его решить нельзя. Если я сейчас доложу, что нами утеряна пе-

чать корабля, думаю, что наша боевая служба может даже оказаться под во-

просом. Этого я позволить себе не могу. Не для этого я вас целый год дрес-

сировал. Но и без печати нам никак не обойтись. Какой-то запас чистых

листов с печатью, конечно, есть, но немного. Нам надо продержаться до са-

мого последнего, пока уже будет невозможно отменить боевую службу, а по-

том уже и доложить о потере. А это минимум еще недели три-четыре. Поэ-

тому слушай боевой приказ: найди этого своего умельца, который тебе сде-

лал этот самый эскли… Ну понял, короче. И пусть он нам вырежет печать.

Такую, чтобы ее оттиск не отличался от настоящего. Печать нужна в поне-

дельник. Вечер –крайний срок.

Я опешил.

– Товарищ командир, он в запасе давно… В Мурманске живет… Я даже

не знаю, где… Да и подсудное это дело, гербовую печать подделывать…

– Белов! Если попадешься – вся вина на мне. Я тебе приказ отдаю,

ясно?! Рудин, выдай Белову всю, слышишь, всю корабельную кассу! Кости-

ков! – Командир повернулся к возникшему в дверях мичману.

– Поступаешь в полное распоряжение к Белову. Бензин за счет эки-

пажа.Костиков, служивший с командиром уже не первый год, молча кивнул.

– Механик, на перешвартовку Белова подмени кем-нибудь из инже-

неров. Его не будет. И всем, кто здесь, оставить все, что слышали, при себе!

Все свободны!

Через полчаса я, сидя в машине Костикова, мчался в Гаджиево, судо-

рожно раздумывая над тем, у кого мне найти адрес Лехи. Дома я переодел-

ся в гражданскую форму, сложил в папку найденные на корабле самые чет-

кие оттиски печати, и дождавшись уехавшего переодеваться Костикова, на-

чал поиски Лехиного адреса. К моему удивлению, адрес нашелся довольно

быстро, причем в соседнем доме. И хотя время было уже ближе к шести ве-

чера, мы с Костиковым решили ехать в Мурманск сразу же, не теряя вре-

мени. Часам к восьми вечера мы наконец нашли долгожданный дом, в кото-

ром, судя по всему, и проживал ныне капитан-лейтенант запаса Леха Бур-

динский. Костиков остался ждать в машине, а я, подхватив папку с бумагами,

зашел в подъезд.

На мой звонок дверь открылась почти мгновенно. Хозяин, судя по внеш-

нему виду, только что сам зашел домой и даже не успел снять куртку.

– Оба-на! Офицер Борисыч! И какими это судьбами тебя ко мне за-

несло?

Леха сразу узнал меня, хотя сам изменился довольно здорово, основа-

тельно подобрев, отпустив бородку, и вообще, приобрел вид упитанного и до-

вольного жизнью бюргера.

– Давай, заходи, не вымораживай квартиру. Я сейчас один, семейство

в санатории. Разувайся…

357

П. Ефремов. Стоп дуть!

Мы разделись, обмениваясь общими фразами о знакомых и прочих

флотских новостях. Когда мы прошли на кухню, Леха, настрогав на тарелку

финского сервелата и наполнив рюмки, спросил меня:

– Борисыч, ну так какого хрена ты меня разыскал-то? Большими дру-

зьями мы не были, так что явление твое чрезвычайно странно и непонятно,

и даже внушает некоторые опасения. Ты по служебной надобности или сам,

по личным проблемам. Давай-ка хлопнем, а потом ответишь…

Я послушно чокнулся и опрокинул рюмку. С одной стороны, я, конечно,

понимал, что алкоголь для тонкой гравировальной работы вреден, а с другой

стороны, знал, что иначе никакого делового контакта не достичь.

– Знаешь, Леха, врать не буду, приехал по делу. Тут такая беда случи-

лась…

И я рассказал Лехе все. От начала и до конца. Тот внимательно слушал

меня, не перебивая и не предлагая выпить, и лишь задумчиво крутил в ру-

ках хлебную корку.

– Ну… Понятно мне все. И что же твои командармы… Или ты сам хо-

чешь, чтобы я за пару дней вырезал сам себе года три-четыре общего режи-

ма? А то и строгого… Борисыч, я криминалом не занимаюсь… А вообще, с чего

ты взял, что я резьбой-то балуюсь? Я в рыбном порту работаю, кстати…

Я огорченно развел руками.

– Да я и не знал, где ты вообще сейчас! Поджало вот… Нашел… Да

я сам бы и не догадался к тебе ехать… Старпом, дурило, твой экслибрис вспом-

нил… Ну нет так нет… Поеду гравера искать… неразборчивого…

Леха налил мне рюмку и плеснул себе.

– Да не гони ты… Вечер уже… Кого ты сейчас найдешь-то? Давай-ка

еще по одной… Тебе сколько Родина на это шулерство-то выделила?

Я опрокинул рюмку.

– Да так… Тысяч пять есть…

Леха задумчиво покрутил в руках свою нетронутую рюмку.

– Негусто… Вряд ли кого найдешь под статью за такие деньги идти…

Потом он встал, прошелся по кухне.

– Ладно, ты закусывай пока, я сейчас… – и ушел в комнату.

Я налил себе третью, решив на этом закончить. Выпил, закусил и, узрев

на подоконнике пепельницу, закурил. Лехи не было минут десять. Потом он

вернулся и сел напротив меня.

– Значит, так, Борисыч! Я берусь за это. И не потому, что хочу неожи-

данных бабок срубить с вас раздолбаев, а потому, что сам из этой системы

и знаю, какой бардак там был, есть и будет. Условия такие: пять штук плюс

три литра шила. Не «Рояля» какого-нибудь, а настоящего корабельного ме-

дицинского шила. За работой приезжай завтра вечером. Сюда. Примерно

в это же время. Ну, естественно, с деньгами и жидкостью… Идет?

Откровенно говоря, я сомневался, что мы найдем хоть кого-то, кто возь-

мется за эту противоправную, а на дилетанта и любителя Леху тем более

не рассчитывал, и ехал к нему, скорее руководствуясь чувством долга перед

командиром, чем трезвым расчетом.

– Согласен!

– Давай образцы-то…

Я отдал ему папку с бумагами и начал прощаться.

В Гаджиево мы вернулись в начале одиннадцатого и сразу заехали к ко-

мандиру домой, чтобы доложиться о результатах. Командир молча выслу-

358

Часть вторая. Прощальный полет баклана

шал. Кивнул головой и написал записку старпому насчет спирта. Как я по-

нял, после нашего отъезда был произведен еще один штурмовой поиск печа-

ти во всех возможных и невозможных местах, и ее, естественно, не нашли.

Поэтому то, что мой приятель согласился, было воспринято командиром хоть

и без энтузиазма, но со скрытой надеждой. Утром Костиков подхватил меня

на посту ВАИ, и мы поехали в Оленью губу на корабль. Старпом встретил

нас с видом человека, недоповесившегося накануне. Видно было, что вся эта

история грызла его всю ночь, спать толком не дала и, вообще, с каждым ча-

сом безвозвратно убивала его тонкую ранимую психику. Спирт Александр

Сергеевич выдал безропотно, даже особо не наблюдая, сколько я наливал,

что дало мне лишних пол-литра качественного государственного продукта

в личное пользование. После этого я объявил себе и Костикову выходной

день до вечера, и, условившись встретиться у поста ВАИ в восемнадцать ча-

сов, мы вернулись в Гаджиево и разошлись по домам.

Вечером мы мчались в Мурманск, в моем кармане лежала пачка туго

спеленатых купюр, а в багажнике, в стеклянной банке из-под помидор, пле-

скались три литра чистейшего спирта из личных запасов командира. Когда

мы приехали, в окнах Лехи горел свет. Я поднялся на его площадку и позво-

нил в дверь. Леха открыл, как и в прошлый раз, быстро.

– Ну здорово… Проходи.

Я вошел, поставил банку на пол.

– Ну чего стоишь? Раздевайся!

Леха был в чудесном настроении и просто лучился от улыбки.

– Пошли на кухню.

На кухне царило полупраздничное убранство. По крайней мере, стол

соответствовал незамысловатому мужскому празднику. Присутствовала жа-

реная картошечка, соленые огурчики, грибочки, колбаска и над всем этим

возвышалась запотевшая бутылка настоящей «Столичной».

– Принимай работу, Борисыч!

Леха, улыбаясь, вытащил из кармана печать и положил на стол. Это была

точная копия корабельной печати, в таком же бронзовом закручивающем-

ся футляре, на такой же цепочке и, вообще, мало чем отличавшаяся от ори-

гинала, по крайней мере внешне.

– Опробуй! – Леха достал из моей папки один из листов с оттиском

оригинала и, выкрутив печать, хлопнул ею по листу. Оттиски ничем не от-

личались! Они были просто идентичны!

– Нравится?

Я восхищенно кивнул. Слов просто не было. За одни сутки Леха уму-

дрился сотворить чудо, которое и вправду могло потянуть лет на пять.

– Борисыч… Ты как? На колесах?

– Да нет. Меня мичман возит уже второй день. Авральные работы.

Леха на миг призадумался.

– Ты спустись к нему и отошли домой. Пусть за тобой завтра заедет.

Скажи, мол, не готово еще, а ты останешься процесс контролировать. А зав-

тра пускай часиков в десять утра за тобой и приедет. А мы тут с тобой поси-

дим… Душевно. Согласен?

Я согласился. Уж больно заманчиво выглядел стол, да и самое главное,

боевой приказ был выполнен. Накинув куртку, я выскочил на улицу, и опи-

сав Костикову картину ожесточенной Лехиной работы, отослал его домой,

с тем, чтобы он вернулся сюда назавтра к десяти утра. Слова свои я подкре-

359

П. Ефремов. Стоп дуть!

пил некоторой суммой общественных денег, выделенных мне на бензино-

вые расходы, и Костиков, понимающе кивнув, умчался домой к семье, а я вер-

нулся к Лехе.

Описывать застолье подробно смысла не имеет, оно было именно та-

ким, какими бывают офицерские посиделки, сдобренные общими воспоми-

наниями, устаревшими новостями и простым трепом на самые отвлеченные

темы. Но, в конце концов, я задал Лехе тот самый вопрос, который меня под-

спудно грыз все прошедшие сутки. Наполнив в очередной раз рюмки, я на-

клонился к Лехе и спросил:

– Леха, скажи честно, а почему ты согласился на эту незаконную аван-

тюру? Ну не верю я, что из-за этих пяти тысяч и шила? Не верю… Спасибо

тебе, конечно, огромное, но вот скажи мне, старина…

Леха засмеялся и, чокнувшись со мной, опрокинул стопку.

– Я ждал этого вопроса, Борисыч… Честно говоря, я и сам не знаю.

Ну, во-первых, ты приехал ко мне не как посланец командования, а просто

как знакомый, попавший в беду, хотя по большому счету беда это не твоя.

А во-вторых... знаешь, когда я написал рапорт, меня ведь по всем кругам ада

провели. Ты же знаешь, как у нас увольняют… Был многообещающий офи-

цер, стал изгой, покидающий ряды… А мне нужны были документы от части,

чтобы от жены эта квартира не ушла. И знаешь, когда я попросил команди-

ра помочь мне с этими документами, он меня просто послал. И даже запре-

тил старпому ставить мне печати на любые бумаги без его личного разре-

шения. И тогда я решил больше не кланяться. Я просто сел и за трое суток

вырезал и печать, и угловой штамп своей воинской части. Квартиру, слава

богу, мы с женой не потеряли. Да по большому счету и профессию граждан-

скую я благодаря своему дебилу-командиру освоил. Я, Борисыч, теперь дей-

ствительно гравер. И больше никакого отношения к военной организации

иметь не хочу. Она меня очень ласково проводила. А печать эта, которую

я тебе сделал, это именно та самая печать, которую я себе делал. Я просто но-

мер войсковой части поменял, да и корпус нормальный оформил. Да, кста-

ти… Я тебе еще и угловой штамп подогнал… На… Подарок от фирмы пред-

принимателя Бурдинского…

И Леха достал из кармана еще и угловой штамп.

– А почему все же помог? Гм… Ты меня никогда не сдашь… Да и сама

система меня не сдаст… Не вынесет сор из избы. А мне почему-то захоте-

лось в наш флотский бардак еще свой личный взнос сделать. На память, так

сказать… Глупо, конечно… Да и лишние деньги на дороге не валяются по ны-

нешним временам… Ты, кстати, себе чистых листочков наштампуй поболь-

ше… Поверь, пригодятся. А с тобой сейчас сижу за столом с огромным удо-

вольствием. Как ни крути, хоть я и отбрыкиваюсь от своего военно-морского

прошлого изо всех сил, но так оно со мной до конца жизни и останется…

Сидели мы часов до четырех утра. Потом, совместно наведя порядок

на кухне, улеглись спать. Ровно без пяти десять за окном просигналила маши-

на Костикова. К этому времени мы уже давно встали, напились кофе и мир-

но курили на кухне. Прощались недолго. Просто пожали друг другу руки,

и я ушел вниз к Костикову. Потом мы поехали домой в Гаджиево, где я попут-

но переоблачаясь в форму, успел наштамповать себе целую пачку бумаги пе-

чатью и угловым штампом в самых разных вариантах и сделать запас отпуск-

ных билетов и командировочных удостоверений минимум на десятилетие.

На корабле командир, проверив качество подделки, остался доволен и даже,

360

Часть вторая. Прощальный полет баклана

на мой взгляд, сильно удивлен той оперативностью, с которой было выпол-

нено его задание. Это, правда, не помешало ему после скупой благодарности

оставить меня на корабле до перешвартовки, правда, по обещав выделить вы-

ходной на неделе. В понедельник мы перешвартовались в Гаджиево, и благо-

даря вновь обретенной печати на корабле забурлила деловая жизнь.

А еще через три дня старпом Рудин нашел настоящую печать. Оказыва-

ется, наш «очарованный» старпом по приходе домой повесил шинель, в кар-

мане которой была печать, в шкаф, а уходя из дома, надел другую, старую,

висевшую на вешалке в прихожей. Потом, рыская по квартире в поисках

пропавшего символа власти, старпом не догадался заглянуть в шкаф, где ви-

села шинель, да, скорее, даже и не подумал о таком варианте. А с появлением

моей подделки Рудин, вообще, как-то успокоился и больше никаких усилий

по поиску утерянного раритета не предпринимал. Но когда через несколько

дней старпома случайно забрызгал мчавшийся с безумной скоростью по зоне

«КамАЗ», ему пришлось оставить дома перепачканную шинель и надеть дру-

гую, висевшую в шкафу. Представляю, каково было его удивление, когда, су-

нув руки в карманы, он обнаружил там оригинал. Что ему сказал по этому

поводу командир, осталось тайной, но с тех пор печать старпом пристегивал

к штанам такой «якорной» цепью, что ее можно было оторвать только с са-

мими штанами. Вторая печать какое-то время находилась у командира, а по-

том, после его неожиданного увольнения, следы ее затерялись.

Рудин, несмотря ни на что, командиром стал, получил «полковничьи»

погоны и свою «шапку с ручкой» и добросовестно командовал сначала ко-

раблем, уходящим в отстой, а потом еще несколько лет кораблем, стоящим

на ремонте в Северодвинске. В море самостоятельно, в ранге командира,

на моей памяти он так ни разу и не сходил. С Лехой Бурдинским я виделся

еще всего один раз, когда, увольняясь в запас, неожиданно для самого себя,

заехал к нему в гости. Мы неплохо посидели с ним, и он оказался единствен-

ным человеком, который помахал мне с перрона железнодорожного вокза-

ла города Мурманска. А на память обо всей этой истории у меня остался тот

самый угловой штамп, который, к счастью, старпом не терял, и этот вполне

музейный экспонат с номером уже несуществующей воинской части несу-

ществующего государства до сих пор лежит у меня дома. И я до сих пор так

и не понял, почему Леха все-таки решил нам помочь, но где-то в глубине души

верю, что не только из-за денег…

Вагонная история

Устой традиций надо соблюдать,

Хотя не раз ответят вам отказом.

Конечно, дама может и не дать,

Но предложить ты ей всегда обязан!

Из флотского фольклора

Не хочется прослыть жутким плагиатором, но история, которую я хо-

тел бы рассказать сейчас, бродила, наверное, по всем родам войск, хотя при-

361

П. Ефремов. Стоп дуть!

надлежность к любому из них в самом сюжете ничего не меняет. Поэтому

привожу ее как таковую.

Капитан-лейтенант Игорь Потапов был мужчиной неженатым. Связы-

вать свою жизнь с какой-нибудь определенной женщиной в неполные двад-

цать семь лет считал делом преждевременным, справедливо полагая, что свое

еще не отгулял. Срок окольцовывания Игорь для себя установил – по дости-

жении тридцати лет, а до этого предавался радостям свободного общения

с женщинами со всей широтой своей души и физическими возможностями

организма. Женскому полу Игорек нравился всегда, на недостаток внимания

с его стороны не жаловался и был любимцем всех одиноких женщин свое-

го отдаленного гарнизона. Поэтому, когда уходил Игорь в автономку, про-

вожали его, роняя слезу, одни подруги, а встречать могли с радостным виз-

гом совсем другие, что на самом деле было Игорьку по барабану и особого

удивления у него не вызывало.

Нырнув в глубины Баренцева моря в начале мая, корабль Потапова вы-

нырнул в конце июня, лихо бросил швартовые концы у пирса, и началась

ускоренная замена экипажей. В очередной раз произошло спонтанное изме-

нение флотских планов, как всегда сверхсрочное, так что на прием-передачу

корабля экипажам выделили ровно трое суток и ни минутой больше. Игорь

был командиром турбинной группы, «железа» на корабле у него было больше

всего, а посему за эти три дня на берег он не сошел ни разу, подбивая по но-

чам акты вместо того, чтобы нежиться с одной из подруг в теплой постели.

Особо по этому поводу Игорь не горевал, все же целый отпуск впереди, но на-

пряжение молодого организма чувствовал сильно, особенно по утрам, стра-

дая несгибаемой «шатровой» болезнью. Но поблажки себе офицер не давал.

И были на то свои причины.

Дело в том, что через неделю его мама, живущая в Питере, должна была

отмечать день рождения. Маму Игорь очень любил и непременно хотел по-

пасть домой именно к этому дню. Поэтому, стиснув зубы, расслабляться себе

не позволял, добросовестно сдавал матчасть и надеялся, что в мамин день по-

явится дома с букетом цветов и подарком.

Судьба смилостивилась над ним. Каким-то чудом командир умудрил-

ся за эти три дня выбить деньги для экипажа, получить их и выдать. По-

мощник командира, мобилизовав десяток грамотных мичманов, умудрил-

ся за последнюю ночь напечатать отпускные билеты, оформить проездные

документы и закончить все необходимые для отпуска «бумажные» дела.

Поэтому последний день сдачи корабля чем-то напомнил былые советские

времена, когда одновременно с последним выходом экипажа на пирс, ему

выдали отпускные документы и пожелали счастливого пути и хорошего

отдыха. Событие сие произошло под вечер, и, подхватив сумки с вещами,

Игорь рванул в поселок. День рождения у мамы был послезавтра, времени

оставалось в обрез, и Игорь знал, что если успеть на вечерний поезд в Пи-

тер, то послезавтра рано утром он привезет его в город трех революций,

и можно даже успеть купить достойный подарок. В летний период рассчи-

тывать на самолет было глупо, билетов все равно не купить, и поезд оста-

вался единственным реальным способом попасть домой вовремя. За непол-

ный час, пока Игорь собирал пожитки в своей однокомнатной холостяцкой

квартире, его успели навестить три подружки, прослышавшие о возвраще-

нии своего любимца. Игорю стоило большого труда выпроводить навязчи-

вых посетительниц, хотя сердце, да и не только оно, болезненно сжима-

362

Часть вторая. Прощальный полет баклана

лось, когда приходилось, применяя легкие физические усилия, подталки-

вать девушек к двери.

Надо сказать, что в отпуск Игорь ехал в полной форме офицера ВМФ,

зная, что маме нравится, когда он в форме.

В Мурманск Игорь поспел за полчаса до отхода поезда. В кассе остались

лишь плацкартные билеты, но выбирать не приходилось, и Игорек, взяв билет,

рванул на перрон. Попутно офицер, истосковавшийся за время автономки

по свежим фруктам и овощам, прикупил у заезжего торговца-азербайджанца

пару дынь и целую сумку груш. Вагон у Игоря оказался предпоследним, и он

влетел в него аккурат перед тем, как тронулся поезд.

Плацкартный вагон был полупуст. В своем бездверном купе Игорь об-

наружил лишь очень даже симпатичную девушку лет двадцати пяти и сидя-

щего напротив нее мужчину далеко не средних лет, явно командированного,

с выпирающим животиком и явным интересом к девушке. В вагон его попут-

чики попали, судя по всему, задолго до отхода, так как столик был заставлен

закуской, а посредине возвышалась причудливой формы бутылка с каким-

то импортным коньяком. Стаканы были наполнены.

– Здравствуйте! – Девушка мило улыбнулась вошедшему Игорю.

– Здравствуйте! Соседями будем. За знакомство! – Воспитанный

во флотских традициях, офицер воспринял налитые стаканы как сигнал

к знакомству и, не садясь, поднял один и лихо опрокинул в рот. Девушка ра-

достно захлопала в ладоши и засмеялась. Мужчина тоже улыбнулся, прав-

да, как-то криво. Коньяк Игорю не понравился. Впрочем, как и попутчик.

От обоих явно несло плесенью.

– Капитан-лейтенант Потапов Игорь Владимирович. Военно-морской

флот. – Игорек снял фуражку, достал из сумки дыню и выложил ее на стол. –

Угощайтесь!

– А меня зовут Надя. – Девушка продолжала улыбаться. – Я в инсти-

тут еду после каникул.

– Виктор Сергеевич, – сухо представился мужчина. – Присоединяй-

тесь, раз уж такое дело.

– С пустыми руками – никогда! Наденька, золотце, не сочтите за труд,

сполосните груши с дыней, а я пока быстренько найду вагон-ресторан и за-

пасусь всем необходимым для интеллигентного и, главное, нескучного об-

щения.

Виктор Сергеевич, исподлобья наблюдая за происходящим, неодобри-

тельно хмыкнул:

– Вы, Игорек, прямо как ураган. Прибежали, всех на ноги подняли…

На бурчанье более великовозрастного ловеласа Игорь не обратил ров-

ным счетом никакого внимания, так как принял твердое решение его пойла

больше в рот не брать и девушке не позволить.

Вагон-ресторан был закрыт. Отправление поздно вечером подразуме-

вало его открытие только с утра. Но истосковавшийся по людям Игорек из-

лучал такую ауру любви ко всем окружающим, что семипудовая буфетчица

сразу же растаяла под неукротимым напором симпатяги в погонах и выдала

ему на-гора пару бутылок не самого плохого марочного вина, бутылку само-

го настоящего армянского коньяка и кучу всевозможных вкусностей, прав-

да, не забыв облегчить кошелек Игорька на изрядную сумму.

Вагон был тих. Большинство пассажиров тихо-мирно завернулись в про-

стыни и предавались сну. В купе Игоря и ждали, и не ждали. Надя гостепри-

363

П. Ефремов. Стоп дуть!

имно улыбалась, а Виктора Сергеевича сам факт наличия под боком молодого

симпатичного офицера, видимо, не очень окрылял. Скорее всего, он в глубине

души надеялся, что капитан-лейтенант, добравшись до вагона-ресторана, на-

дерется там вусмерть и как минимум до завтра в купе не вернется.

– Ну садись, моряк, а то мы думали, что ты уже не вернешься. – Вик-

тор Сергеевич смирился с его возвращением, но инициативу в действиях

и разговоре терять не хотел.

– Не дождетесь! Давайте еще раз за встречу! – с ходу предложил Игорь

и, откупорив бутылку, наполнил стаканы.

Потекла неспешная дорожная беседа, прерываемая лишь очередным то-

стом. Каплей по природе своей был человеком словоохотливым, поговорить

умел и любил, чем, кстати, более всего и нравился женщинам, которые, как

известно, любят ушами в первоначальной фазе знакомства. Словом, Игорек

справно журчал о морских глубинах, опасностях и невзгодах, подкрепляя все

это невероятными примерами из собственного опыта. Весь вагон уже дав-

но погрузился в сон, а Игоря все несло и несло. Надя восхищенно смотрела

в рот героическому подводнику, а Виктор Сергеевич делал неумелые и без-

успешные попытки перехватить лидерство в компании. Поскольку у него

этого не получалось, он в очередной раз предлагал наполнить бокалы и хму-

ро опрокидывал спиртное в рот, не обращая внимания на искрящиеся тон-

ким флотским юмором тосты Игоря. В один из моментов Надя, слегка обал-

девшая от выпитого вина и рассказов офицера, предложила выйти в тамбур

покурить. Игорь с готовностью согласился. Надя вышла из купе, а Игорь стал

рыться в карманах мундира, разыскивая сигареты.

– Подожди-ка, моряк! – Виктор Сергеевич дернул офицера за рукав.

Зажав в руке пачку сигарет, Игорь повернулся.

– Знаешь, дружище, я с этой девочкой еще на вокзале познакомился.

Ну а уж когда мы в одном купе оказались… Короче, моряк: по совести эта

красавица за мной. И если ты настоящий мужчина, то мечи бисер и даль-

ше, но через полчасика свали куда-нибудь, хоть в тамбур минут на двадцать.

Я успею… – Виктор Сергеевич посмотрел Игорю в глаза и многозначитель-

но опустил вниз оконную шторку.

Игорь все понял. Старый развратник положил глаз на Надюшу, а он,

болтун и хохотун, этого сразу не приметил, да и откровенно говоря, этого

несвежего пенсионера в расчет не принимал. Конечно, уступать молодую

студентку этому «вечно командированному» не очень-то и хотелось. Уж

очень аппетитно выглядела девушка Надя, успевшая к этому времени пере-

одеться в домашний халатик. Упругая даже с виду грудь, не менее третьего

размера, длинные и стройные ноги, как по заказу выползающие из-под ха-

лата при каждом движении, ну и все остальные немаловажные для женщи-

ны, а тем более для мужчины, детали.

Воспитанный капитан-лейтенант вздохнул и, бросив в уголок губ сига-

рету, вышел в тамбур. Бросавшая плотоядные взгляды на Игоря в течение

последнего часа, Надя терпеливо ждала его в тамбуре, не прикуривая. За-

курили. Игорь, твердо подавивший основной мужской инстинкт, уставил-

ся в окно и молча жевал фильтр сигареты. Подзахмелевшая Надюша не за-

метила перемены в настроении офицера и доверчиво прижавшись к пле-

чу Игоря, щебетала и щебетала… Она оказалась студенткой третьего курса

то ли мед, то ли пединститута, возвращалась в Питер после каникул, и вооб-

ще, обожала моряков. Кто такие студентки-медички, Игорь хорошо помнил

364

Часть вторая. Прощальный полет баклана

еще с курсантских времен. Огонь-женщины! А как анатомию знают… До-

сконально! Но, отогнав от себя всяческие «грязные» мыслишки, Игорь, ле-

гонько подтолкнув девушку, направился обратно в вагон.

Виктор Сергеевич уже занял «боевую» позицию, улегшись на свою ниж-

нюю полку, накрывшись простыней и демонстративно вывесив дорожные

спортивные шаровары над головой.

– Ну что, Наденька, дадим нашему дяде Вите немного посопеть… Да

и ты лапочка спать ложись. А я пойду омою свои бренные чресла. – Игорь

решительно бросил полотенце на плечо и, аккуратно передвинув замершую

от удивления девушку, направился в туалет.

– А я? Может, мы… Рано еще… – Разомлевшая от военно-морского

обаяния каплея девушка решительно не была готова к такому повороту со-

бытий.

– А по мне, уже поздно… – брякнул Игорь и растворился в вагонном

коридоре.

Так с полотенцем на плече и мыльницей в руках Игорь и простоял в там-

буре закрытого вагона-ресторана около часа вместе с бутылкой коньяка,

вторично выпрошенной у буфетчицы, пытаясь разобраться в правильности

совершенного по отношению к, безусловно, благоволившей ему студентке.

Потом Игорь двинулся по направлению к своему вагону.

В довольно безлюдном вагоне стояла тишина. Подходя к своему купе, Иго-

рек вдруг услышал Надюшин голос, причем повышенной тональности. Что она

там говорила, он не понял, так как звуки перекрывало мерное постукивание

колес. Игорек тормознул свое продвижение и прислушался. Какое-то мгнове-

ние было тихо, а после, перекрыв даже стук колес, раздался громкий и отчет-

ливый звук полновесной пощечины. Игорек улыбнулся. Наверное, этот пузан

целый час пытался подобрать ключики к студентке, а именно сейчас перевел

общение в завершающую фазу, да только крайне неудачно… Неожиданно об-

радованный офицер решил дать немного времени конфликтующим сторонам

на снижение напряженности и вернулся в тамбур перекурить.

Когда через несколько минут Игорек оказался в своем купе, картина ему

предстала следующая. Виктор Сергеевич лежал, укрывшись одеялом с голо-

вой, лицом к стене, как будто его здесь и не было совсем. Причем спортивных

шаровар тоже не было. «Замерз, наверное», – со злорадством подумал Иго-

рек. Надя тоже лежала, и тоже лицом к стене. Только не укрывшись, а про-

сто запахнувшись халатиком. И непонятно было, спит она или нет. Так вот

оба и лежали неподвижно, как будто и не было здесь никаких громогласных

шлепков по мясу. Игорь раздеваться не стал, а тихонько взобрался на свою

верхнюю полку, улегся и уставился в потолок. Сон не шел. Полежав какое-

то время, Игорек свесил голову и посмотрел вниз на Надю, которая возле-

жала прямо под ним. В чем прелесть полярного дня, так это в том, что светло

и солнечно. И главное – все видно! А под ним так красиво лежала очарова-

тельная девушка. Нет, под Игорьком, естественно, частенько лежали девуш-

ки, но вот в таком ракурсе, с высоты полутора метров разглядывать спящую

красавицу ему еще не доводилось. Халатик, как будто невзначай распахну-

тый, обнажил почти до бедер красивые, сильные и в то же время стройные

и породистые ноги. Волосы разметало по подушке, а подложенная под голо-

ву рука так интересно собрала складки на халате, что это не только явно ука-

зывало на отсутствие бюстгальтера, но и позволяло обозревать грудь и оце-

нивать размер симпатичных сосочков.

365

П. Ефремов. Стоп дуть!

Военно-морские офицеры – существа по определению безрассудные,

а уж после почти целой бутылки коньяка, так просто безбашенные. Игорю

вдруг, буквально до боли в паху, захотелось погладить грудь этой девчонки.

Стараясь не издавать никаких звуков, он потянул руку вниз. Длины руки

не хватало. Тогда Игорек окончательно перевернулся на живот, зацепился

ногой за прикроватную полку, и теперь уже свесил вниз половину тулови-

ща. Поза была еще та. Раскоряченный мужчина наполовину свисает вниз,

одна нога в неимоверном изгибе зацеплена за полку, другую деть некуда, по-

этому она просто согнута, чтобы не мешать, а обе руки свободны. К свесив-

шейся вниз голове Игорька мгновенно прилила кровь, обильно сдобренная

алкоголем, и он, уже не задумываясь о предполагаемых последствиях, погла-

дил девушке волосы. Та никак не отреагировала, но Игорь спинным мозгом

почувствовал, что она все же не спит. Продолжая мягко и нежно поглажи-

вать, Игорь постепенно сдвигал руку все ближе и ближе к заветному ворот-

нику халата, за которым открывался оперативный доступ к этим заманчивым

и упругим грудям. Надюша продолжала неподвижно лежать, никак не реа-

гируя на поползновения Игорька, но его руки уже чувствовали, что она ды-

шит уже чаще и глубже. Наконец, руки опустились до желанной ложбинки,

и пальцы коснулись груди. И в это же мгновение девушка вдруг резко соско-

чила с полки и встала в проходе. От такого резкого маневра Игорь потерял

равновесие и чуть было не навернулся вниз, прямо под ноги На дю ши. Сла-

ва богу, нога была в крепком зацепе с полкой, да и мужской орган офицера,

к этому времени окрепший до боевого состояния и тоже сыгравший роль

своеобразного тормоза, не дали телу упасть. Надюша же, приложив палец

к губам, поманила его за собой и вышла из купе. Спустившись, Игорь бро-

сился за ней. У самого выхода из вагона он догнал ее.

Поцелуй длился несколько минут, в течение которых Надюша, в бук-

вальном смысле, остро почувствовала донельзя окрепшее желание пламен-

ного офицера, да и у нее самой от возбуждения сердце выскакивало из гру-

ди и начали подкашиваться ноги.

– Милый. Я тебя прошу… Только не в туалете… Только не в туалет…

Как бы ни был возбужден Игорь, но таинство акта он уважал, и гальюн

считал местом, непотребным для соития. Оставался только тамбур. На сча-

стье, он был относительно чист. Лаская и целуя друг друга, пара обтерла все

стены, и когда разгоряченная до бессознательности Надюша попыталась

скинуть халат, под которым, кстати, вообще ничего не было, Игоря посе-

тила одна неприятная мысль. Тамбур – это проходной двор раз, хотя сей-

час уже ночь, и маловероятно, что кто-то будет шататься, но все же. И еще

поезд имеет свойство останавливаться. А это пассажиры, проводник, стан-

ция… Желание-то от этих мыслей у Игорька не пропало, но ощущение

не определенной опасности осталось. Поэтому он не дал Надюше окончатель-

но обнажиться, а, наоборот, запахнул на ней халат, развернул к себе задом,

и, уперев ее лбом в дверное окно, придал ее телу позу, на флотском языке

называемую «а-ля кальмар». Потом задрал халат на спину и… Судя по воз-

гласам, Надюша была на седьмом небе, да и стекло, в которое она упиралась,

даже вспотело от ее дыхания.

– Как же хорошо, милый… Еще… еще… А-а-а…

А вот милому было не так хорошо. Ощущение стремности ситуации

и необходимость вращать головой, зорко оглядывая двери тамбура и пей-

заж за окном, не повлияли на стойкость организма, но затормозили неко-

366

Часть вторая. Прощальный полет баклана

торые внутренние процессы, доводящие все дело до логического конца. Ка-

чанье маятника продолжалось уже минут десять, и в тот момент, когда сту-

дентка уже практически утратила ощущение реальности от удовольствия и,

закатив глаза, только охала и подвывала, открылась дверка тамбура, веду-

щая в вагон.

В тамбур начал протискиваться какой-то седовласый старичок, годков

так под семьдесят. Ну вылитый дед Щукарь. Игорьку ничего не оставалось

делать, как, повернув голову, изобразить на лице какое-то подобие трагиче-

ской маски и глазами показать на тело перед собой. Дедок оказался сообра-

зительным и, жестом успокоив Игоря, тихонько вернулся в вагон, без сту-

ка закрыв за собой дверь.

Распаленная страстью Надюша этого афронта не заметила и продолжа-

ла метаться под фрикционными движениями офицерского тела. Разумеется,

никакого положительного импульса в психологическое состояние Игорька

этот эпизод не внес. Апофеоз никак не наступал. Наверное, еще минут пят-

надцать Надюша получала удовольствие, пока, наконец, не грянул финал.

Распалившаяся студентка повисла на шее усталого Игорька и покрыла его

лицо страстными поцелуями, обещая все на свете, только чтобы этот мара-

фон они смогли продолжить и завтра, и послезавтра в Питере, в любое сво-

бодное время, в любом доступном месте. У самого же Игорька от такой дли-

тельной, практически шахтерской работы тряслись ноги и было всего два

желания: покурить и рухнуть в постель. Игорь осторожно закурил, погла-

живая девушку, облепившую его объятьями, как осьминог. Потом Надюша,

еще раз сладострастно поцеловав его в ухо, прошептала:

– Мне надо в туалет, сам понимаешь, милый, – открыла дверь и упорх-

нула в вагон.

И в этот самый момент в тамбур заглянул тот самый дед Щукарь, осмо-

трелся и, повернувшись назад, громогласно сообщил в вагон:

– Да все уже! Успокойтесь, он ее уже вы…л!

И сам первым прошел через тамбур в другой вагон. А за ним следом,

практически строем, еще человек сорок, не меньше. Причем каждый про-

ходящий пытался выразить к произошедшему свое личное отношение. Кто

заговорщицки улыбался, кто брезгливо воротил нос. Одна тридцатилетняя

пышечка, кокетливо улыбаясь, показала остренький язычок, а группа мо-

лоденьких девочек-тинейджеров, уважительно обозрев фигуру подводни-

ка, практически хором выразили желание заняться с ним массовой терапи-

ей. Все бы было ничего, только вот стоял Игорь в тамбуре в военной фор-

ме, ну по полной летней форме одежды, в рубашечке с погонами, только без

галстука и фуражки. Когда шествие закончилось, последнюю точку во всем

поставил проводник их вагона, проводивший эту делегацию и выразивший

свое отношение всего одной фразой:

– Ну ты, мужик, даешь…

Надюша всего этого демарша не видела по причине того, что, юркнув

в туалет, пробыла там минут десять, старательно вымывая следы любви

с тела. После того как Игорь уложил ее спать, от усталости уже и не пытав-

шуюся трепыхаться, он узнал от этого самого проводника, что как раз пе-

ред этим рейсом управление железных дорог решило подзаработать, пере-

оборудовав один из вагонов в видеосалон, и снабдило именно их поезд этим

вагоном. А так как это было в новинку, взяли и поставили на последний се-

анс какой-то новый эротический триллер, то ли «Цвет ночи», то ли «Дикую

367

П. Ефремов. Стоп дуть!

орхидею – 2», ну кино со стонами и вздохами. Народу в видеосалон наби-

лось под завязку. И этот массовый исход на просмотр прошел, что для Игоря,

что для Наденьки незамеченным. Мало ли кто по поезду вечером шатается.

А когда кино кончилось, дедок этот первый с началом титров стартанул, что-

бы у других под ногами не путаться. И как только обнаружил парочку в там-

буре, самоотверженно сдержал всю толпу, рвущуюся по своим купе, попу-

лярно и громко обрисовав ситуацию:

– Подождать надо! Там моряк телку имеет…

Наверное, просмотренный фильм повлиял или просто народ отнесся

с пониманием, но только стояли все до тех пор, пока периодически загляды-

вавший в щелку дедок, не объявил, что дело сделано и можно продолжить

движение.

А когда утром Игорек отправился в вагон-ресторан завтракать, он по-

нял, что в этом поезде он чрезвычайно популярная личность. На всем пути

следования он ловил на себе любопытные взгляды пассажиров и проводни-

ков, а кое-где его еще и приветствовали одобрительными возгласами. По-

этому, пройдясь по составу с утра, Игорь залез на свою койку, и носа оттуда

не казал до самого Питера.

Надюша же по причине вечернего выпадения из действительности ни-

как не могла понять резкого охлаждения такого выносливого офицера и даже

пыталась прилечь к нему на его верхнюю полку. Все ее попытки потерпели

фиаско, но уже на подъезде к вокзалу, немного упокоившийся Игорь, все же

записал ее номер телефона и адрес. И через какое-то время они встрети-

лись в Питере.

Хорошо все, что хорошо кончается. Но с тех пор есть такое место, где

Игорь Потапов никогда не испытывает вожделения по отношению к жен-

щине. Это поезд, и тем более тамбур вагона.

Мимоходом. О чайниках

Апологеты и идейные вдохновители борьбы за взрывопожароэлектробе-

зопастность корабля в своих исканиях доходят до полного абсурда. Где-то

далеко, на другом конце страны, обалдевший от приборок матрос включает

утюг, чтобы погладить робу на утро. Хочется спать, слипаются глаза, в ито-

ге утюг шарахает сонного матроса насмерть. Начинается ажиотаж. Причем

во всех Вооруженных силах. Сверху текут инструкции, наставления, тре-

бования, угрозы. Вы, козлы такие, за людьми не смотрите, вам на бедных

моряков наплевать! И начинаются инструктажи, занятия и прочее время-

препровождение. Но ни один начальник не думает о том, что утюг этот вы-

дали лет тридцать назад, еще при власти «отца народов» и работал он толь-

ко на честном слове. О новом утюге никто не подумает. Главное рапорта

сдать, где все расписались в ознакомлении. Убьет – сам виноват! Во вре-

мя гонений на электроприборы особое место в травле занимают чайни-

ки и кипятильники. Вот тут есть где развернуться! Любой офицер, мич-

ман и матрос ох как любят чайку в каюте попить. После аврала, работы, да

и просто в свободную минуту. А вот тут и засада! Нельзя! Чайник обязан

быть занесен в книгу переносного электрооборудования, учтен (с присво-

ением порядкового номера), на шнуре должна висеть бирка с написанным

сопротивлением изоляции, датой проверки и ответственным. И мерять со-

368

Часть вторая. Прощальный полет баклана

противление надо ежемесячно, опять же с занесением в журнал. Про ки-

пятильники и говорить нечего, они под полным запретом.

Как-то командир, нагрянув в нашу каюту с визитом, узрел ненорматив-

ный чайник. Вежливо покричав на нас, чайник однако не реквизировал,

приказал либо унести домой, либо оформить по закону, да чтоб на видном

месте висела инструкция по эксплуатации. Бирки и все остальное безоб-

разие мы изобразили быстро, инструкцию сочиняли всем пультом. Но лю-

бой документ без подписи начальника – бумажка никчемная. Случай под-

вернулся, когда командир подписывал документацию перед очередной

проверкой. Одиннадцать командиров отсеков (у каждого четыре папки

по тридцать инструкций), да еще командиры боевых частей, старпомы,

и еще… Тысячи полторы подписей. Вот мы нашу в общую кипу и кинули.

А командир не глядя подмахнул. Мы ее в рамку и на стенку в каюту.

«Утверждаю»

Командир войсковой части 20277-В

Капитан 2 ранга Бурнов

«17» сентября 1989 года

Инструкция

по эксплуатации переносного водонагревательного прибора ПВП

(чайника электрического) в условиях сложного подледного плавания

1. К эксплуатации переносного водонагревательного прибора ПВП (да-

лее – Чайник ), в соответствии с приказом МО СССР №-010–7 бг. до-

пускается личный состав, сдавший зачет на самостоятельное управ-

ление Чайником и практически отработанные на приборах данного

типа не менее 3 месяцев.

2. Ввод в действие Чайника производится с разрешения ответствен-

ного за Чайник, по приказанию старшего на борту, в присутствии

дeжуpнoгo электрика, по боевой готовности № 1 для электромехани-

ческой боевой части и службы «Снабжения».

3. Перед вводом в действие Чайника обеспечивающий обязан:

– произвести инструктаж л/с по технике безопасности при вводе

Чайника;

– удалить от места работ л/с, непосредственно не участвующий

в вводе Чайника;

– проверить наличие у л/с, участвующего в вводе Чайника, диэлектри-

ческих перчаток, резиновых ковриков и страховочных поясов;

– замерить сопротивление изоляции Чайника и проверить соответ-

ствие его нормам согласно ПЭЭК-79 г.;

– проверить наличие и уровень рабочей жидкости в резервуаре при-

бора (уровень рабочей жидкости – 70–90%);

– убедиться в плотности штепсельно-розеточного соединения Чай-

ника с источником питания (зазор не более 1–3 мм);

– произвести комплексную и функциональную проверку систем и ме-

ханизмов Чайника;

– выставить вахтенного по взрывопожаробезопасности, в соответ-

ствии с РОЖ РК, проверив наличие у него аварийно-пожарного ин-

струмента.

369

П. Ефремов. Стоп дуть!

4. Во время ввода в действие Чайника и работы на мощности категори-

чески ЗАПРЕЩАЕТСЯ:

– производить переключение электрических цепей;

– объединять запас ВВД;

– производить практические и учебные стрельбы ракетным и тор-

педным боезапасом;

– производить дифферентовку и балансировку подводной лодки;

– поднимать крышку резервуара прибора, во избежание попадания ки-

пящей рабочей жидкости на незащищенные участки тела;

– вводить в процессе работы Чайника на мощности в резервуар Чай-

ника коррегирующие чайно-мятные добавки (согласно нормам каче-

ства воды);

– использовать в качестве термометров для определения темпера-

туры рабочей жидкости конечностей личного состава (пальцы рук

и ног, нос, уши и другие выступающие детали).

5. По окончании работ сойти с диэлектрического коврика, произвести за-

мер электростатического напряжения и радиационного фона в смеж-

ных отсеках подводной лодки.

6. Перемешивание рабочей жидкости производить только штатными

приспособлениями.

7. Чайник должен быть учтен и пробиркован согласно приказу ГК ВМФ

от. №бб-89 г. «О бирковании Чайников на кораблях и в частях ВМФ».

ВЕРНО: Старший помощник командира по БУ

Капитан 3 ранга Конечный

Месяца через два командир снова заглянул к нам на огонек. Что было!

Старпом божился, что его подпись поддельна (он ведь тоже свой вензель

приложил снизу), он не идиот, такое подписывать! И вообще, наша каю-

та, вся, без исключений – козлы страшные, ничего святого для нас нет!

Командир подлинность своей подписи не обсуждал, его больше бесило ее

присутствие на этой филькиной грамоте. Он, тертый калач, так опросто-

волосился! Но ничего не поделаешь, мы приказ выполнили. Слава богу,

командир был человек с юмором, пошумел и оттаял. Консенсуса мы до-

стигли быстро: командир забирал инструкцию себе на память, мы полу-

чали вечную индульгенцию на хранение и использование чайника. Все

остались довольны. А черновик я сохранил. Может, пригодится…

Отрывки из неизданного

Когда б писать ты начал сдуру…

А. С. Пушкин

Что скука делает с человеком? Да все что хотите! Особливо когда вре-

мени уйма и спать уже надоело. Представьте: семидесятые сутки похода. Все

домашние заготовки для подавления безделья иссякли. Перечитано все: от книг

370

Часть вторая. Прощальный полет баклана

до кусочков газет в гальюне. Даже матчасть, зараза, работает на удивление хо-

рошо и ломаться никак не хочет. Интеллектуальные баталии грозят постепен-

но перерасти в банальное обсуждение проблем половых расстройств у подво-

дников. Тупик! В одной из автономок, одурев окончательно, мы всеми тремя

сменами начали писать роман. Смена за сменой, страница за страницей. Кол-

лективное творчество девяти человек. Уникальная, на мой взгляд, вещица по-

лучилась! С оговоркой, что чисто военно-морская. А посему, вашему внима-

нию только отрывок, небольшой, но занятный. И еще прошу читателя изви-

нить нас за несколько сексуальную направленность текста. Ведь семидесятые

сутки похода, понимать надо! Да и роман мы писали бульварный.

«Пульт 40!» – «Есть 40!» – только и смог прошептать побелевшими гу-

бами оператор. «Но я же отдам, с получки отдам! Ну и зануда этот ВИМ!

А может, это мощность или ход?» – мелькнула шальная мысль.

Непослушными руками он ввел стержень АР в чрево ядерного реактора.

АР шел толчками, но и оператор был упертый малый. Он ввел и расслабился.

В чреве реактора тихо забулькотело. Может, это журчало в животе опера-

тора ПУ «ОКС»? Но оператор ПУ ГЭУ был не прост, спинной мозг его чув-

ствовал: в ядерном реакторе пошел процесс, который уже отдавался пуль-

сирующими толчками в напряженной ягодице оператора.

Стиснутыми зубами он вертанул ручку хода турбины. И сразу же по-

чувствовал, как толчками, неуверенно и целомудренно стронулась турбина.

Вяло зашлепали лопатки, каждый удар по воде отдавался шлепком ниже по-

ясницы оператора. Опытнейший специалист, он все чувствовал спиной. Она

потела. Во рту ощущался кислый вкус забортной воды. «Градусов 700 Бранд-

та, не иначе! – подумал оператор. – Да, не та вода, не та!»

Лодка медленно стронулась вперед, почти неслышно захлюпали заборт-

ные отверстия. Торчком встали вертикальные рули. «Как козел», – подумал

проплывающий мимо кашалот. «Сам козел!» – подумал механик в ЦП. В ЦП

неслышно вошел компердив. Механик вопросительно поднял правую бровь

и строго посмотрел на него. Тот утвердительно кивнул и почесал за левым

ухом. «Ого!» – подумал механик и вопросительно поднял левую бровь. Ком-

пердив поморщил нос и, почесав за правым ухом, презрительно сплюнул.

«Ну и ладно», – рассудил механик. Истинные профессионалы, они понима-

ли друг друга и без слов.

Механик рывком повернулся к «Каштану».

– Производится переключение… Отойти!!! – разнеслось по кораблю.

Старшина команды не глядя дернул за что-то у ОВП. «По-мастерски!» –

пронеслось в голове у механика. За перемычкой что-то всхлипнуло и оглу-

шительно громыхнуло.

– Окончено переключение… – облегченно вздохнули динамики. Меха-

ник откинулся в кресле, старшина команды отпустил ногу комдива три,

за которую он только что дернул. Комдив три вздохнул во сне, перевернул-

ся на другой бок и захрапел. Лодка неслышно шла вперед. Впереди мерцали

Бермуды…

А в это время в кают-компании шло очередное секретное совещание

партактива.

– Товарищи! – озабоченно шептал замполит. – На наше письмо в Пен-

тагон уже две недели нет ответа. Рейган молчит. Политико-моральное со-

стояние у них слабовато. Я предлага…

371

П. Ефремов. Стоп дуть!

Что он предлагает, уже нельзя было расслышать из-за раздавшегося

по кораблю звука колоколов громкого боя. Чуть намыленный начмед, выле-

тевший из душа и посчитавший ягодицами все ступеньки трапа в 5-бис от-

сек, влетел в амбулаторию, схватил самую большую клизму, разжег примус

и взволнованно рявкнул в «Каштан»:

– Эскулап к бою готов!

Дверь в каюту «ОО» неслышно скрипнула, высунулась рука с дедовским

наганом образца 1898 года и мелькнули озабоченные глаза, подозрительно

ощупавшие коридор. Неуловимой тенью он проскользнул освещенный уча-

сток, за углом кинулся на палубу и по-пластунски пополз дальше. Из его зо-

лотого зуба доносилось попискивание морзянки. Он докладывал обо всем

в центр. Только изредка из-под надвинутой на брови буденовки вспыхивали

озабоченные глаза. И одна мысль беспокоила оперативника: «Зря оставил

в каюте парашют – мог бы пригодиться!» Разметав по отсеку подслушива-

ющие устройства, опер затаился в дуковском мешке, оценивая обстанов-

ку. – По местам стоять, гальюны продувать!!! – команда громко и хлест-

ко ударила по нервам. В этот критический момент десятки людей сжимали

тумблеры, клапаны, гашетки, маховики, сцепления, аварийные упоры, штаны

и бутерброды. Минуты казались часами. Часы пролетали секундами. Меха-

ник повернулся и пристально посмотрел на «Каштан». С пульта ГЭУ тот-

час же ответили: «Не боись, Дмитрич! Не подведем!»

На пульте все шло привычно и обыденно. Комдив два и старшина ко-

манды электриков уже успели надеть диэлектрические перчатки и посте-

лить под ноги резиновые коврики. Компердив навзрыд рыдал, уткнувшись

носом в плечо оператора левого борта.

– Не подкачай, Борисыч, не подкачай, милый!!!

Оператор трижды сплюнул через левое плечо. Слюна мгновенно испа-

рилась на раскаленной лысине компердива.

– К черту! – прошептали губы оператора. Не прекращая что-то на-

шептывать себе, он привычными профессиональными движениями вклю-

чился в ИДА-59 и замер в напряжении перед приборами. Тщательно пере-

жевав шестую пачку валидола за последние пятнадцать минут, оператор

немного успокоился. Было от чего занервничать. Каждый раз установка

словно взбрыкивала при продувании гальюнов. Движение элементарных ча-

стиц становилось хаотичным, процесс выходил из-под контроля. Гарантий

не было никаких.

Матрос Алимов привычно вскинул колени в руке, они встали на свои

места, и матрос пошел по направлению к гальюну третьего отсека. «Про-

дуть так продуть!»

– Тащ! Ща начну! – злорадно прошипел Алимов, постучавшись на ПУ

ГЭУ. На пульте лихорадочно включались в СГП. Оператор правого борта ме-

тался среди приборов: «Где же СГП?» Прошлый раз он не успел включиться,

и хорошо представлял, что это такое. «Жена точно опять месяц стелить

будет у унитаза! – обреченно подумал оператор. – Опять воздержание!»

– Дуйте, дуйте, – нашептывал старшина первого отсека вползая в тор-

педный аппарат. Руки шарили по стенкам аппарата. «Куда же он мог за-

пропаститься? – неслись веером мысли в голове старшины. – И сала-то ку-

сочек совсем маленький, двух пудов не будет! Наверное, тараканы съели…»

И тут задуло…

372

Часть вторая. Прощальный полет баклана

«На корабле введен режим “тишина”!» – рявкнули динамики. Стая ка-

саток испуганно шарахнулась в сторону. Американские акустики с Пем-

Брокской базы ВМС США в ужасе сорвали наушники. В аппаратуре снова поле-

тели предохранители. «Эта загадочная русская тишина!» – обреченно про-

шептал унтер-офицер. Запасных предохранителей конечно же не было…

Вот такая история! Получилось у нас страниц сто. Все демонстриро-

вать смысла нет, да и не каждый поймет. Зато видно, где у нас таланты про-

зябают. На мой взгляд, ну ни чем не хуже нынешней литературы, особенно

детективно-любовной. Дрожите писаки, скоро всех офицеров в запас уво-

лят. Куда денетесь?

Размышления о воровстве и христианстве

Перемещение материальных ценностей внутри

гарнизона воровством не является!

Зам. командира РПК СН по политчасти

капитан 1 ранга А. И. Шалов

У нас воруют все. Но не все это признают. А многие просто не осозна-

ют этого. Ну унес ты после корабельного аврала по погрузке продовольствия

пару банок с тушенкой домой. Ну и что? Страна не обеднела. И ты себя во-

ром не считаешь. А назовут – оскорбишься не на шутку. И совершенно

правильно сделаешь. Ибо суворовский принцип – делай, как я, в этом кон-

тексте очень актуален. Потому что больше всего и всегда воруют начальни-

ки. Конечно, за эти слова можно элементарно получить иск в суд за необо-

снованное оскорбление личного достоинства, а то и просто в репу руково-

дящим кулаком, спору нет. Но… Давайте по порядку. И сверху. С больших

звезд на эполетах. А потом уж и до нас, грешных, доберемся… А то как-то

неправильно получается, мол, рыба гниет с головы, но чистить мы ее будем

все равно с хвоста…

Обыкновенный контр-адмирал в «арбатской флотилии» – так, один

из множества московских штабных приживал, может на службу и в метро

поездить, чай не барин. Может и квартирку пару лет подождать, не один та-

кой. Москва ведь. Понимать надо. А он не местный. Не исконно арбатский,

если с лейтенантских погон по московским коридорам не шуршал. А вот ад-

мирал на действующем флоте – царь и бог. Барин, одним словом. Неземное

существо. Практически святой. А святые не воруют! Ну разве назовешь во-

ровством, к примеру, посылку служебной машины за супругой-адмиральшей

в аэропорт. За семьдесят километров. Туда-обратно. Пожечь казенный бен-

зин. Это не воровство: это призыв к укреплению семьи. Береги и заботься

о семейном очаге. Вот так!

Флотский адмирал в море ходит. Часто. Но там он практически всегда

голодный. Не кормят его и не поят. Согласно документам. Он чахнет и со-

хнет на борту подводного крейсера, но самоотверженно продолжает обни-

мать командирское кресло в центральном посту, периодически падая в го-

373

П. Ефремов. Стоп дуть!

лодные обмороки и выпуская на палубу из обессиливших рук потрепанный

детектив. А все почему? Ну зачем товарищу адмиралу нести свой продат-

тестат на пять-десять дней на корабль. Не барское это дело! Да и пайковые

на берегу идут и идут. Денежки. Живые. А на корабле сто сорок человек.

Плюс адмирал с двумя-тремя «пассажирами». Чему нас учит в этом случае

адмиральская святость? Да ведь одной из главных христианских запове-

дей! Делись! Делись с ближним твоим! И ведь делятся! От каждого по лож-

ке – адмиралу со свитой котелок! Заказной, да и с меню вдобавок. Ведь ад-

мирал еще и барин. Он хотя и питается по нормам довольствия, мало отли-

чающимся от обыкновенного офицера, но кушать очень любит посытнее

и получше. Всему экипажу перловочки с китайской тушенкой, а барин кар-

тошечку жареную с отбивными уминает. Причем на глазах у всех офице-

ров в кают-компании. Всем рагу из куриных горлышек, а товарищу адми-

ралу через весь корабль вестовой тащит в каюту пару цыплят «в табаке».

Отобедать. И еще обязательно, чтобы в холодильнике у барина всегда лежа-

ло что-то съестное. Побольше. Бутербродики всякие. Вдруг заурчит в святом

адмиральском желудке. Вдруг слюна накатит. Раз в холодильник, а там все

на месте. И еще. Пришли с моря. Ошвартовались. Адмирал на пирс. А порт-

фельчик его обязательно интендант наверх вынесет… Правильно! Не пустой!

Уважай старших! Оказывай им внимание! В виде пары палочек сырокопче-

ной колбаски, балычка, язычка, икорки. Вдруг у адмиральши на берегу фи-

нансы истекли. Вдруг золотопогонная семья голодает. А кормилец тут как

тут! Какое же тут воровство? Сплошное христианство. Правды ради надо

сказать, что не все адмиралы такие, не все… Но по нашим нынешним внеза-

конным временам большинство.

Это же все мелочи, понимать надо. Это же не сухопутные лампасни-

ки, которые силами вверенных полков и дивизий дачи себе строят жилой

площадью на полгектара. В тундре не расстроишься! Конечно, можно себя

и особо приближенных вставить в какую-нибудь государственную програм-

му по расселению военнослужащих с Севера. Благо, кроме штабных, об этой

программе никто из обыкновенных моряков и не слышал, а если и ненаро-

ком прознал, то посчитал за полную фантастику. Ну кто поверит, что государ-

ство офицерам даже коттеджи строило? Никто. А зря. Строило. Адмираль-

ству плюс штабу, плюс тылу, плюс… Короче, много плюсовых офицеров. Как

раз из тех, кто море по большей части или из окна кабинета видел, или по те-

левизору. Так это же государство. Не украл же. Правда, попутно оформил

квартирку восемнадцатилетней дочке в стольном граде Санкт-Петербурге

как героине-подводнице. Так это же кровь родная. Возлюби ближнего свое-

го! И возрадуйся! А то, что мичмана-турбиниста с семьей, который служить

начал, когда адмирал еще в кроватке писался, и тридцать с гаком автономок

вытянул, пришлось из очереди вроде как убрать, так это жизнь. Мало ли как

бывает. Не повезло. А дочке адмиральской повезло. Да воздастся каждому

по заслугам… родительским.

Особенно честны наши флотоводцы в отношении денег. Ну не платят их

уже третий месяц! Не платят. Выстроит тогда командующий в мороз всю фло-

тилию на плацу и начинает, словно революционный матрос, шинель на груди

рвать. Нет денег, ребята! Я за вас! Потерпите! Еще месячишко… А там, а там…

Самолет за деньгами в Москву уже улетел! Скоро обратно прилетит! Да я сам

уже три месяца ни копейки не получаю… Бедствую… Дети плачут… Но я же

терплю!!! И так адмирал разойдется, что слеза на глаза просто невольно на-

374

Часть вторая. Прощальный полет баклана

катывает. Наш же человек, флотский, в одном гарнизоне живем… И вроде

как верится ему. А флотоводец с трибуны сошел, в кабинет вернулся, вызвал

своего мичмана-финансиста и говорит, мол, давай, дружище, мне зарплатку

на полгодика вперед получим. На новую машину не хватает. Мичман руку

к козырьку. Есть! И пошел… Пошуршал бумажками в своей каморке и родил

приказ об уходе адмирала в полный отпуск, то ли за этот год, то ли за следу-

ющий. Естественно, с полной выплатой. Потом еще один приказ. О досроч-

ном возвращении из этого же отпуска. И еще один. Об очередном уходе. От-

пуск у подводника большой: месяца три. А деньги и все надбавки положено

платить вперед. Три месяца да еще три – вот и полгода. Главное – закон-

но. А через неделю адмирал снова душу рвет перед народом. Я… Сам… Голо-

даю… Ни гроша… Но ведь не обманул. Действительно ни гроша. Купил ведь

новую машину. Все истратил. Вот и не осталось. И самое-то интересное, что

под шумок полштаба таким же манером денежное содержание себе оттяпало.

Но, естественно, поскромнее… Погоны-то не такие расшитые. Только месяца

на три вперед, ну, без наглости… А за ними и командиры кораблей потяну-

лись… Ясное дело. Главное условие постоянной боевой готовности флота –

сытость и обеспеченность командного состава. Румянится лицо у начальни-

ка – и подчиненный спокоен. Враг не пройдет!

А еще говорят, что продают высокие чины военную технику направо

и налево. Вранье это все! А если и не вранье, то все это исключительно про

сухопутные войска. Это они, ворье и разгильдяи, в Германии целые город-

ки бросали, это они, бессовестные, злобному Дудайке в Чечне горы оружия

подарили практически безвозмездно. Это они, предатели бессердечные, Се-

вастополь сдали… Флот не продается! Он просто дарится. Подарили вот Ин-

дии наш первый авианосец «Киев». Старый, мол, корабль. Денег на ремонт

нет, и не будет. Лучше друзьям отдать. Деньги с Радж Капуров взяли мизер.

На сигареты, если сравнить с мировыми ценами на металлолом. Ну и что,

что на «Киеве» оставили антенну зенитную из чистого титана стоимостью

не один миллион. Долларов. Сам видел. Это случайность. Забыли. Запамя-

товали. И не ее одну… И не одного титана… А у нас в Сайда-губе целая фло-

тилия стояла на консервации. Крейсера, ЭСКры, морские охотники, сто-

рожевики, плавбазы. Много. Стояли, стояли – и пропали. Быстро так, года

за полтора. А недавно смотрю телевизор, батюшки святы, лежит крейсер

«Мурманск» на камнях у берегов Норвегии. Как после битвы. Стволы ору-

дийных башен в небо смотрят. Надстройки ржавые из воды выглядывают.

Мертвое железо. Уже не наше. Дизельные лодки наши под кабаки в Герма-

нию и Голландию отдали. Так это же для людей. Общественное питание ев-

ропейских стран поднимать.

Это по старой памяти советских времен наши лаперузы золотопогон-

ные только жилищно-бытовые комиссии подчищали, перед тем как всяче-

ский дефицит низшему составу подарить, да и то самую малость. В те бы-

линные советские времена им на все хватало, все было, и тащить надобно-

сти не было. Да и сейчас по большому счету тащить надобности тоже нет. Но

жаба-то давит! Адмирал я, а «мерседеса» нет… И потащили… Все, что плохо

лежит… Да и то, что неплохо, тоже потащили. А можно вспомнить, как фин-

службы флотов наших океанских в середине 90-х флотские деньги, а попро-

сту говоря, зарплату по месяцу-другому через коммерческие банки гоняли,

а на эти проценты немалые жили припеваючи, квартиры в столицах скупая…

Много чего бывало-то…

375

П. Ефремов. Стоп дуть!

Ну да бог с ними, с адмиралами, их не так много, воровали бы они одни,

это было бы по-божески. Но от капитана 1 ранга до адмирала всего одна сту-

пенька, и капразов на флоте гораздо больше. И они тоже хотят красиво жить.

И пытаются по мере возможности это осуществлять, само собой, с оглядкой

на вышестоящих товарищей. Что есть капитан 1 ранга во флотилии подво-

дных лодок? Это командир корабля – маленький господь бог в небольшом

царстве с населением в полторы сотни душ. А что может такой маленький

царь в отведенном ему царстве, да еще с усиленными возможностями в виде

Уставов ВС? Может все. Кроме расстрела, который, кстати, тоже может про-

извести, правда, в крайних обстоятельствах и при крайней необходимости.

Оставим в стороне боевую подготовку и прочую военную жизнедеятель-

ность, про нее командиры хочешь не хочешь не забудут. А вот повседнев-

ная жизнь… Ну про «отпускные» деньги, личный продпаек в холодильни-

ке и в портфеле и про все описанное выше говорить больше не будем. Все

то же самое, разве масштабом поскромнее. Но у командира есть личный ре-

зерв. Экипаж. Вот где развернуться можно! И разворачиваются ведь… Силь-

но… Некоторые.

В экипаже подводного крейсера около полутора сотен душ. Примерно

40 офицеров, примерно столько же мичманов и остальные матросы. У каж-

дого из них на Большой земле есть родственники, причем разные. У кого

сапожник, а у кого, к примеру, директор мебельной фабрики или предсе-

датель колхоза. Это сейчас на срочную службу идут только те, у кого нет

денег откупиться или отдельные фанатики, а даже на закате советской вла-

сти шли все или практически все. На нашем корабле, к примеру, служил

матрос Гафт. Известная фамилия. Племянник. И дядя его приезжал наве-

стить во время гастролей на Кольском полуострове. И с командиром ду-

шевно говорил о разном. А тот, говорят, все время, будучи в Москве, на-

ходил невероятным образом дефицитные билеты на самые громкие спек-

такли «Современника». И это все же не самый показательный пример. Это

просто пример повышения духовного и интеллектуального уровня коман-

дира корабля.

А есть и нечто посущественнее. Приходит, допустим, к командиру мич-

ман Пупкин и говорит: тащ командир, отпусти, ради бога, на недельку домой,

под Ростов. Деньги платят нерегулярно, редко, скажем прямо, трех детишек

и жену кормить надо, а я там у брата в станице овощей, мясца копченого

и прочей снеди себе и семейству на зиму обеспечу. Все равно, тащ коман-

дир, сидим в казарме, корабль не держим… Сведет командир брови сурово,

поиграет желваками, подумает. Вздохнет и махнет рукой: езжай Пупкин,

понимаю тебя, время ныне трудное, надо личный состав беречь и помогать

ему пережить этот бардак, езжай. Беру на себя ответственность! А не смо-

жешь ли, Пупкин, и мне прихватить того же самого и столько же? Я ж с то-

бой из одного котелка жую, из одного кошелька деньги получаю, в той же

грязи барахтаюсь… Денег у меня сейчас нет… Ты езжай, а я потом распла-

чусь… Наверное.

Пупкин намек понимает и с утра стартует на своей колченогой «шестер-

ке» через всю страну. А дома его родня, благо все свое, домашнее, на своих

огородах выращенное, снабжает по полной, и несется через недельку Пуп-

кин обратно с доверху забитым прицепом и салоном в родную базу, где его

уже ждет командир, грудью все это время прикрывавший ушедшего на «бо-

евое» задание мичмана. И все довольны. И Пупкин, которому теперь есть что

376

Часть вторая. Прощальный полет баклана

положить в тарелки своим детям, и командир, все же «забывший» отдать де-

нежки за полтонны груза. А сколько можно такого провернуть с теми офи-

церами и мичманами, у кого родня может что-то достать или очень дешево

отдать: мебель, одежда, машины, путевки и прочее. Тут, конечно, деньги от-

давать придется, но очень и очень небольшие. Родня ведь своих всегда пом-

нит, любит и заботится, а потому «обиженным жизнью» служакам всегда

готова помочь.

А есть варианты еще интереснее. На каждом корабле всегда есть «мерт-

вые души». Всякие списанные, штабные и прочая накипь. Получают денеж-

ки они по-морскому, стоят на довольствии и все прочие блага плавсостава

имеют на бумаге в полном объеме. А вот реально-то все не так просто… Они

ведь и в море «ходят»… Вот сидят в штабе пара мичманов и один списанный

офицер, бумагами шуршат в строевой части. Они-то по уму понимают, что,

если надо, их в море вытащат, несмотря ни на что… А тут прибегает помощ-

ник командира и говорит: мы в море на контрольный выход, давайте-ка ваши

продаттестаты, штаба много идет, их кормить надо… У ребяток выбор неве-

лик. Не отдашь – можешь и сам в моря загреметь или с командиром отно-

шения испортить, а он, кстати, денежные ведомости подписывает, да и после

размеренной штабной работы в моря ох как не хочется… Потом помощник

таким образом еще пару-тройку не очень нужных в море матросов прико-

мандировывает… приказом по дивизии, берет у них продаттестаты, а самих

оставляет на берегу. И вот идет крейсер в море, суток эдак на 20, а на бор-

ту «мертвых душ» человек 5–7, а это сколько продовольствия лишнего-то!

Штаб все равно кормится за счет экипажа. А вот излишки эти, очень даже

немалые, потом куда идут? Правильно! В холодильник командира и в холо-

дильник интенданта, а кое-что и на корабле остается… в виде НЗ. И поэтому

получается, что очень часто на кораблях самые доверенные лица команди-

ра не старпом, не помощник командира, а именно интендант и финансист.

Один командира кормит и поит. Другой – «финансирует» и «кредитует».

А морское денежное довольствие, которое нарабатывается «мертвыми ду-

шами», как правило, им не дается. Они же в море не ходили. Но выписыва-

ется всегда, ведь согласно приказу они в море были. Потом получается фи-

нансистом, и… Дальнейшая судьба этих денег, надеюсь, ясна и без подроб-

ных объяснений.

Много чего могут командиры. Много чего могут рассказать об этом офи-

церы. В советское время, надо отдать ему должное, их даже и сажали за это.

Редко, но сажали и адмиралов. Но, как правило, все же мусор из избы не вы-

носился. Гаджиевцы, наверное, помнят командира «Ленинца» с его гаражом

консервов и прочими радостями жизни. Так и остался пенсионером, правда,

с определенными ущемлениями, но не в виде тюремного заключения. А сей-

час никому и этого не надо… Время такое, хватай, пока не кончилось… Да бог

с ними, командирами да адмиралами, они же не с пеленок начальники, они

тоже из младшего офицерства вырастают…

А вот тема рядовых офицеров и мичманов – тонкая и деликатная. От-

кинем тыловиков и штабных, которые рвут и будут рвать во все времена все,

что под руки попадается. Служба у них такая, ничего не попишешь. А вот кем

был плавсостав в 90-е годы? Обиженные, униженные, разоренные, безденеж-

ные и брошенные государством люди. Мужчины, уходившие служить вели-

кому государству, оказались никому не нужными, кроме своих начальников.

А начальники-то, в большинстве своем, пошли уже не те… Им же с высоты

377

П. Ефремов. Стоп дуть!

своих звезд гораздо лучше было видно, что катится флот в тартарары, и бу-

дет катиться до тех пор, пока кто-то на самом верху вдруг не осознает, что

его почти и не осталось. И видно им было, что сейчас самое время для того,

чтобы вопреки всем правилам навертеть себе на погоны лишние звезды,

не считаясь ни с чем. Это раньше надо было о личном составе думать, когда

с ним годами в море ходить приходилось. А ныне настал период временщи-

ков, одна автономка, и поехал в Питер, в академию. Вернулся, еще одна ав-

тономка… и бац! Уже адмиральская должность. А там уже и «паук» на погон

упал. Зачем такому орлу о личном составе думать? Самое главное – один

поход осилить, без замечаний, без происшествий, без негатива, а там даль-

ше… Да хоть потоп!

Командиры перестали держаться за свои экипажи, и не стало экипажей.

Командиры стали меньше думать о своих офицерах и мичманах, а больше

о себе, и стало понятно, что ты никому не нужен. А при чем тут воровство?

Да вроде и ни при чем, но и они воруют. Хотя, как можно обвинять челове-

ка в том, что он, не получая уже третий месяц зарплату в Заполярье, прет до-

мой консервированный картофель и базовский полусырой хлеб, чтобы на-

кормить семью, в то время когда его командир корабля покупает новый ав-

томобиль, командир дивизии требует в море цыпленка табака, когда весь

экипаж давится перловкой, а командующий флотилией каждые пару меся-

цев отправляет на Большую землю парочку контейнеров неизвестно с чем.

А безнаказанность расслабляет всех. Раз не поймали, два не поймали, гля-

дит офицер или мичман на старших товарищей и уже тащит на рынок хи-

мические фильтры с ценными металлами или еще какие-нибудь корабель-

ные штучки, за которые деньги можно выручить. Или что-нибудь покруче…

Слава богу, что хоть стрелкового оружия на лодках маловато, не сопрешь без

шума великого. Зато можно спереть такое, что корабль в море через пару су-

ток такую аварийную тревогу с добавлением слова «фактическая» отрабо-

тает, что всем мало не покажется. А сколько всего еще на бумагу просится,

тут просто отдельная книга может получиться.

«А при чем же здесь христианство-то?» – спросите вы. Несвязно вро-

де как получается. А вот и нет! Заметили, что пошла в последние годы мода

(по-другому, к величайшему сожалению, сказать не могу) строить в военно-

морских базах часовни и церкви? Мол, возвращаемся к истокам. Возьмем

перед походом и поставим по свечечке Николаю-угоднику, покровителю

мореходов, и душа очистится от скверны, и грехи простятся, и море при-

мет как родного… Так-то оно так. Но кто-нибудь задумывался, на какие-

такие средства все это строится? У флота на это денег нет. У него на самое

важное-то не хватает. Пожертвования? Это чьи же? Так и рисуется карти-

на со стоящим в метро седовласым адмиралом с табличкой на груди и ящич-

ком у ног. А на табличке слезу вышибающие строки: «Люди добрые! Право-

славные! Помогите, кто чем может, на постройку храма Николая-угодника

в г. Н-ске-199, Мурманской области!» А ящичек опечатан печатью местно-

го прихода и гербовой печатью флотилии. Самим-то не смешно? А думаю,

что все происходит так. Церковь-то немного денег все равно дает: ей по-

зиции, за 70 лет утраченные, восстанавливать надо. Еще спонсоры дают…

Есть сейчас такое «боевое» образование на флоте. РПК СН «Рязань» –

а спонсор губернатор Рязанской области, крейсер «Москва» – читай, сам

Лужков и так далее. Вот и они деньжат отсыпали. А дальше начинает ис-

тинно флотская смекалка работать. Может, кто слышал, есть такой инте-

378

Часть вторая. Прощальный полет баклана

ресный способ строительства, как «хап»-метод? Военные уж точно в курсе.

Но на всякий случай поясняю. Вызывает адмирал начальника тыла и при-

казывает ему в 3-месячный срок построить… пусть церковь для матросов.

И при этом поясняет, что денег на это нет, есть кирпича немного и цемен-

та, как раз на фундамент, ящик гвоздей и 3 рулона обоев… веселеньких.

Но Родина приказывает – построить! Адмирал всемерную помощь в рам-

ках гарнизона обещает. И начинается строительство! Хап – от каждого эки-

пажа по 3–5 морячков откомандировывают в этот стройбат. Хап – при-

каз от всех кораблей выделить из собственных запасов по 5 банок краски

корабельной и еще всякой всячинки по мелочи. Хап – флотский строй-

бат отправлен брошенные казармы и дома на кирпичики разбирать. Це-

лые брать – колотые откладывать. Хап – послали пару «КамАЗов» с бой-

цами для сбора брошенных досок и бревен по дорогам. Причем если мож-

но попросту спереть – хватайте, чем больше соберете, товарищи матросы,

тем на больший срок в отпуск уедете. Лежит около камбуза стройматери-

ал для его ремонта, еще полгода назад выделенный, – все отдать на цер-

ковь! Духовность поважнее желудка-то будет. А камбуз будет дан приказ

тоже подремонтировать… потом… таким же методом. И смотришь, цер-

ковь не по дням, а по часам растет. А тут и спонсоры кто денежками, а кто

и стройматериальчиком помогать начинают. Денежки пока в сторону, ма-

териал тоже, по большей части на задний двор откладываем. Вот проходит

3 месяца. И встает церковь посередь базы военно-морской с крестом (даро-

ван спонсорами) на куполе золоченом (дарован патриархией). Ничего, что

немного неказиста, на то он и флот, чтобы в море ходить, а не строитель-

ством заниматься. И начинается действо. Освящение, речи, моряки в па-

радных мундирах, хор, оркестр медью сверкает, бакланы перепуганные

вокруг носятся. И все довольны. РПЦ – новым приходом. Население –

хоть каким-то развлечением. Матросы, храм воздвигавшие, радуются от-

пуску будущему. Спонсоры – зримому воплощению их благотворитель-

ности. А более всего рады начальнички. Построен-то храм «хап»-методом,

как говорится, с бору по сосенке… Ну пришлось немного денег из спонсор-

ской кассы на внешнюю отделку выделить, так то ж копейки, да и спонсоры

сами парни не промах, они под эту помощь флоту бог весть сколько денег

прикарманили, да и нас не обидели. И вот поехали стройматериалы сэко-

номленные в контейнерах, какой под Питер, какой под Москву, на коттед-

жи, не доделанные для офицерства верховного, а деньги уже давно обнали-

чены под ту же фиктивную закупку таких же стройматериалов. Под ту же

церковь… Вот тебе и вся христианская благодать…

Флот – частица Вооруженных сил. Вооруженные силы, как извест-

но из современной периодической печати, – это зеркало государства. Вы-

вод напрашивается сам: флот – зеркало государства, но, принимая в расчет

специ фику флотской жизни, это зеркало искривленное. Своеобразное та-

кое. Но внешне очень красивое. А теперь еще и православное.

У нас воруют все. Кто не согласен – покопайтесь в своей собственной

голове, напрягите мозги. Извлеките из кладовых памяти моменты, которые

воспринимали как само собой разумеющиеся, и вы будете вынуждены при-

знать, что грех присваивания чужого висит и на вас. И может быть, устыди-

тесь. Но это не порицание. Система такая. Вороватая. А посему и вывод: во-

ровать много – плохо. Но еще хуже воровать мало. Не по-христиански это…

Мало украдешь – храм не построишь…

379

П. Ефремов. Стоп дуть!

Мимоходом. Собачья жизнь

Август. Скверная пора. Короткое северное лето подошло к концу. Поти-

хоньку начинаются дожди и ветра. Все чаще наползают противные сы-

рые туманы, от которых хочется спрятаться под теплое одеяло и лежать,

не спеша отхлебывая горячий чай из стакана в старомодном подстакан-

нике. Ощущение свободы от отсутствия семей уже притупилось и даже

порядком поднадоело, но до приезда «мамок с детками» еще целый ме-

сяц. Скучно и мерзко.

Корабль уходил на две недели в губу Окольную. Выгружать ракеты. Ве-

чером завели один реактор и посадили экипаж на борт. Уставший народ

разбрелся по каютам – кто спать, а кто уничтожать во время ночных по-

сиделок корабельные технические жидкости. Тайком сбегать домой же-

лающих оказалось немного. Да и зачем? Холодильники дома пустые, по-

стели холодные, горячей воды нет. А на родном крейсере и накормят, хоть

и не изысканно, но от живота, и в сауне попариться можно, и не скучно

одному. Я и сам только на полчаса домой сгонял, чтобы рыбок в аквариуме

покормить и соседей проинструктировать по надзору за моей живностью.

Командир ушел в каюту и сразу после ужина улегся спать, дабы не сму-

щать народ, хорошо понимая: не дергай людей – ничего и не будет. Стар-

пом, уютно устроившись в командирском кресле, дремал, изредка обводя

мутными глазами центральный пост. В общем, обычная обстановка.

Рано утром после учебной тревоги и приготовления на корабль приехал

начальник штаба дивизии и скомандовал «Трогай!». Буксиры послушно

подцепили ядерного гиганта и, тыкаясь носами в борта, начали не спеша

вытаскивать его из бухты. На корабле воцарилась «рабочая» тишина. Пе-

решвартовка – самая спокойная пора для большей части экипажа. Все

начальники наверху на мостике, по отсекам не шастают, людей не пуга-

ют. Заняты только вахта центрального поста и механики. Остальные ле-

ниво раскладываются по креслам на боевых постах и продолжают пре-

рванный ночной сон. Тишь да гладь.

Ходу до Окольной часа четыре. Расстояние небольшое, но идти при-

ходится по акватории Кольского залива, где постоянно туда-сюда шны-

ряют всевозможные плавсредства – от рыбацких траулеров до ледоко-

лов бывшего Севморпути. Чапаем помаленьку. Капризная полярная по-

года внезапно преподносит сюрприз. День, начавшийся с яркого солнца,

буквально за полчаса испортился до невозможности. Задул северный ве-

тер, сильный и резкий. Корабль начала захлестывать волна и заливать

надстройку. Откуда-то с сопок ветер принес туман и плотно утрамбовал

им всю водную гладь. Ничего особенного – рутинная работа. Начальник

штаба, находящийся на мостике, вытащил из портфеля приготовленную

на всякий случай зимнюю шапку и натянул ее пониже на уши. Корабль

продолжил движение вперед. С мостика штурманам поступил доклад:

«Видимость ухудшилась до … кабельтов».

Вдруг из центрального поста резкий, как удар хлыстом, крик меха-

ника:

– Обе стоп!!!

Стоп так стоп. Поставили турбины в ноль. Мало ли, что у них там на-

верху случилось. Сидим – преем в тепле. А с мостика уже в штурман-

скую орут:

380

Часть вторая. Прощальный полет баклана

– Доложить дистанцию до берега!

Штурманенок по приборам глазами порыскал, вроде все нормально.

Доложил. Ну и на всякий случай поинтересовался, в чем собственно дело

и какие проблемы у мостика. Ну а оттуда начальник штаба как выдаст…

– Ах ты, мальчик в погонах! Поднимись-ка сюда, послушай, умник.

Ни черта не видно, а зато слышно, как на берегу собака воет. По звуку

метрах в двадцати максимум! Вы там что? Совсем…

Ну тут весь центральный пост чуть со смеху не помер. Все хохочут,

а старпом так прямо заливается. Отсмеялись, а потом старпом ехиднень-

ко так на мостик докладывает:

– Товарищ каперанг! Штурманы работают верно. Это в «сарае» моя

собака воет. Дома не с кем было оставить. Мой Тофик – собака смир-

ная, я ее там на поводке пристегнул.

Начальник штаба сперва не поверил, а затем спустился и лично убе-

дился в услышанном. Пес, как истинно воспитанный джентльмен, сидел

тихо, пока волной не начало заливать надстройку. Собаку это возмути-

ло, и она начала негромко подвывать, вызывая хозяина. Каперанг, огля-

дев мокрое создание, с шерстью, свисающей сосульками и жалобными

глазами, проявил несвойственное ему милосердие. Старпом был вызван

на мостик и отчитан по полной программе за надругательство над бед-

ным животным. До прибытия в Окольную старпом отстоял вместе с псом

на мостике, куда волна благо не доставала. Что ни говори, а в августе са-

мая настоящая собачья жизнь…

Мимоходом. Философия

Что такое киповец ГЭУ? Киповцев на корабле навалом: и киповцы диви-

зиона живучести, и киповцы ракетчики, и еще черт знает какие. Но КИП

ГЭУ! О, это аристократия электромеханической боевой части! Их все-

го трое. Два офицера и мичман. И хотя наряду с паяльником и пинцетом

они порой по уши погружаются во все виды трюмной грязи, себя наши

орлы считают механиками с голубой кровью. Свою узкую Г-образную

киповню они почитают минимум за родовой замок ордена кипоносцев.

А коротко: любимое место – киповня, любимое занятие – сон, люби-

мый ответ – я занят, отстаньте! Чудо, а не парни! И это я без издевки.

Когда надо, наши эстеты творили с техникой такое, что в страшном сне

присниться не может ее конструкторам. И техника работала! Тогда, ког-

да по всем законам она просто не имела права работать! Ну а все осталь-

ное время киповец – это сибаритствующий шланг. Ни больше ни мень-

ше! Всю киповскую деятельность коротко и ясно изложил неизвестный

автор в листке, висевшем над столом в нашей киповне. Вот он.

Инструкция вахтенному ГА и ТМ

(группы автоматики и телемеханики)

1. То, что может сломаться, обязательно сломается.

2. Если удалось устранить отказ сразу, значит, аппаратура неисправна.

3. Приобретенный вахтенным опыт прямо пропорционален количеству

поврежденных им приборов.

381

П. Ефремов. Стоп дуть!

4. Если какая-нибудь деталь упадет с рабочего места, вероятность на-

хождения этой детали обратно пропорциональна ее важности для за-

вершения работы.

5. Когда все ваши оригинальные способы устранить отказ окажутся бес-

плодными, прочтите инструкцию.

Ну попробуйте выразить более ясно. Не выйдет!

Летние шутки офицеров ВМФ

Условно пораженного считать фактически погиб-

шим…

Команда, отданная по кораблю во время учений

Что такое лето для народонаселения далеких северных провинций, по-

нять не сложно. Отдушина. Уже с начала апреля женскую составляющую

отдаленного гарнизона подводников охватывает зуд. Близится теплая пора,

и представительниц слабого пола начинает неудержимо тянуть к солнцу, те-

плому морю и к родителям. Желание нормальное и вполне понятное. Осо-

бенно после пережитой полярной ночи. Да и по берегам Баренцева моря

даже в самый теплый день не продефилируешь, покачивая бедрами и выста-

вив грудь, обтянутую вызывающим купальником, перед строем обалдевших

мужиков. Как ни крути, Заполярье – не место для пляжных променадов.

К тому же и для детей летнее солнце очень полезно. Поэтому дети – огром-

ный козырь перед мужьями, не особо желающими расставаться со своими

половинами на долгие три месяца.

Вот и начинают выстраиваться очереди в авиа- и железнодорожные

кассы в стремлении загодя запастись билетами на Большую землю и приу-

рочивая отъезд к окончанию школьных занятий. Начинается сезон массо-

вых летних миграций северного населения с давками на вокзалах, ворохами

сумок и чемоданов и с плачущими детьми. Офицеры и мичманы, покидае-

мые семьями, начинают судорожно пополнять заначки, а их нежные и стро-

гие по други – до минимума урезать скудные семейные бюджеты, стараясь

сэкономить побольше средств на фрукты детям и обновки для себя. И вот

в конце мая начинается наконец «великий исход» в южном направлении.

В течение месяца население Кольского полуострова уменьшается как ми-

нимум на треть. До сентября. А в гарнизонах подводников наступает «пери-

од летнего кобелирования»… Время, когда на десяток мужчин остается одна

женщина, но зато много-много свободы и алкоголя.

Из десятидневного выхода на очередное флотское командно-штабное

учение вернулись утром в пятницу. Поход случился неожиданно даже для

командования флотилии, и посему злой и раздраженный командир дивизии,

ходивший старшим на эти внеплановые учения, все десять суток рвал и ме-

тал. Но под конец внезапно сменил гнев на поистине царскую милость. При-

казал после вывода ГЭУ из действия дать всем офицерам и матросам, свобод-

ным от вахт, выходной прямо аж до понедельника. Озвучив свое решение

382

Часть вторая. Прощальный полет баклана

всему кораблю по трансляции, адмирал покинул борт ракетоносца, а лич-

ный состав принялся настойчиво теребить механиков глупыми просьбами

об ускорении процесса вывода. Нам домой хотелось не меньше люксов, но,

как назло, пробоотборщики с СРБ все не шли и не шли. Механик, подзужи-

ваемый командиром, истерзал береговой телефон и в конце концов выяснил,

что будут они только через два часа по каким-то своим внутренним «хими-

ческим» причинам. А до того времени нам предлагалось, не снижая мощно-

сти реакторов, сидеть на одном месте ровно и не дергаться. Народ несколь-

ко приуныл. Два часа до проб, час на пробы, три-четыре часа на вывод – вот

уже и вечер. Один выходной пропал. Но… Никуда не денешься.

По привычке собравшись на пульте ГЭУ всем офицерским составом

дивизиона, мы как-то сообща и спонтанно пришли к выводу, что такой дар

небес, как три ночи дома и целых два выходных, было бы грешно провести

бесцельно. Решение осенило одновременно всех. Стандартное. Отпраздно-

вать это дело всем вместе, крепкой мужской компанией, благо семьи уже по-

кинули большинство офицеров с месяц назад. Место для проведения сабан-

туя сразу вызвался предоставить командир десятого отсека старлей Вадик

Лобов. Несмотря на малый срок службы и сравнительно юный возраст, Ва-

дим уже успел обзавестись двумя детьми и женой с исключительно дикта-

торскими замашками. Пиночет с ней и рядом не стоял! Заполучив в мужья

мягкого и податливого Вадимчика, его ненаглядная Ирэн плотно подмяла под

себя всю власть в семейной ячейке и помыкала бедным муженьком, как мог-

ла. Смех смехом, но даже мелочь на сигареты Вадим выпрашивал у своей бла-

говерной часами. Об остальном и говорить нечего. А поэтому летнюю пору

Вадим ждал так, как ждет оазиса со свежей водой путник в пустыне.

Вот по этим причинам проведение первой бесконтрольной попойки

Лобов решительно и бесповоротно взял на себя. Остальное уже было делом

техники. Вечно опасающийся всех и всего комдив раз Полканов от участия

в мероприятии уклонился, и вся организационная часть пришлась на меня,

как самого старшего после него. Душевно поговорив полчаса с механиком,

я уболтал его втихаря отпустить с корабля трех самых молодых бойцов: Ва-

дима, как хозяина, и двух ему в помощь: старлея-киповца Никиткина и кап-

лея Остапова Игоря – командира восьмого отсека. На их плечи ложилась

задача к подходу основных сил, то есть нас, подготовить стол, море закусок

и все остальное-прочее. Тяжело повздыхав, механик тоже отказался от при-

глашения, ввиду того, что его жена все еще была в поселке и в отпуск в бли-

жайшее время не собиралась. Обычно механик мужиком был компаней-

ским, от участия в таких вечерах отказывался редко, и отклоняя на этот раз

приглашение, расщедрился и даже выдал в «личное» пользование коллек-

тиву 3 литра шила, с условием уничтожить их только в домашней обстанов-

ке. Жалованье нам давали не часто и не в срок, поэтому подарок механика

пришелся как нельзя кстати.

Выводить установку оставались четверо управленцев. Как раз те, чье

отсутствие сразу же бросилось бы в глаза. Я, мой напарник каплей Костя

Воробьев, командир реакторного отсека Сережа Кузьмин и старлей Капо-

рин, который после всего еще и должен был остаться дежурить. Получив

необходимый инструктаж, молодые офицеры огородами убыли для выпол-

нения «боевой» задачи, прихватив банку со спиртом и портфель со снедью,

выпрошенной мной у интенданта. Мы же пребывали в полной уверенно-

сти, что через несколько часов, устаканив реактор, не спеша двинем по на-

383

П. Ефремов. Стоп дуть!

правлению квартиры Вадима, где нас весело встретят, накормят и напоят.

И уже после, съев и выпив все запланированное, пошатываясь, разойдем-

ся мы по пустым квартирам, освещаемые ярким полярным солнцем посре-

ди глубокой ночи…

Но… Судьба ведет за собой желающих и тащит упирающихся. Пробо-

отборщики прибыли, как и обещали, ровно через два часа. Но пробы брать

не торопились. Ибо одновременно с ними на корабль прибежало три «без-

умных физика-теоретика» из береговой лаборатории физпуска реактора

с навязчивой идей произвести замеры параметров работающего генерато-

ра. Их неуемное желание подкреплял ворох бумаг с печатями, так что при-

шлось на это согласиться. Замеры долго не удавались. То приборы не калибру-

ются, то еще что-то не так идет. А часы-то тикают! Ну «физики-теоретики»

всегда были слабоваты на рюмочку, и поэтому в конце концов при помощи

силы убеждения и литра шила их удалось уговорить на усредненную оценку

состояния активной зоны реактора. Что они и засвидетельствовали в пись-

менном виде в моей каюте, между второй и третьей стопкой. Но все же три

часа времени это мероприятие убило. Пока «физики» приканчивали у меня

в каюте спирт, дело пошло веселее. Девчонки-пробоотборщицы, осатанев-

шие от бесцельного сидения, дело свое сделали быстро и без женских за-

кидонов. Изнывающий в каюте командир прорычал разрешение на вывод,

но только мы начали снижать мощность, на тебе, новая напасть! Отбой вы-

воду. Где-то наверху вдруг решили, что мы пришвартовались не у того пир-

са. Оперативный дежурный, сообразив, что мы еще и не начали выводить-

ся, быстренько это дело запретил, получил добро от командующего на пере-

швартовку и озадачил нашего командира и буксиры. Так мы потеряли еще

полтора часа. Потом электрики еще час с лишним принимали питание с бе-

рега. Мы, не дожидаясь, начали вывод моего левого борта, благо по инструк-

ции это не запрещено. Если по правде, вывести реактор из действия можно

и за одну минуту, но записи в журнале ГЭУ и вахтенном журнале ЦП долж-

ны все же по времени обязательно соответствовать инструкции. Да и защиту

реактора можно сбросить только с разрешения командира корабля. Но все

делается быстро и ловко, особенно если командир уже в полном бешенстве

от ускользающих выходных. Короче, сплошной обман, но с благородной це-

лью: отпустить народ домой. Ударно нарушив все положения, документы

и постулаты ядерной физики, оба борта вывели за два часа и закончили свои

дела примерно часов на пять позже намеченного времени.

Наконец все завершилось. Экипаж в считанные минуты построился

на пирсе, нервно подергиваясь в строю, выслушал наставления команди-

ра и нестройной толпой рванул к КПП. Через полчаса подошла и наша оче-

редь. Принимая в расчет нашу полную задолбанность превратностями се-

годняшнего дня, механик милостиво разрешил свалить всем, кроме комди-

ва раз Полканова. Тот и так все равно заступил на вахту и обещал заодно

поставить парогенераторы на хранение без всякой помощи офицерского

состава. Около восьми часов вечера троица «закаленных» бойцов добрела

наконец до Лобовского дома. Мы чертовски устали, и нашим общим жела-

нием было дерябнуть по 100 грамм и расслабиться за столом с горячей не-

корабельной пищей.

К нашему полному изумлению на звонок за дверью никто не прореа-

гировал. Не было слышно даже шорохов. Мы растерянно переглянулись.

В голову никаких достойных мыслей не приходило. Неужели молодые това-

384

Часть вторая. Прощальный полет баклана

рищи кинули нас самым беспардонным и наглым образом. Зная их, в такой

расклад мы не очень-то верили. Покурили. Обсудили положение. Я, обладая

кое-какими кулинарными задатками, предложил, раз так, двинуться ко мне

и наскоро что-нибудь сварганить. Благо только у меня одного в холодильни-

ке еще что-то присутствовало. На этом и остановились. Уже уходя с площад-

ки, Костик с досады саданул ногой дверь Вадимовой квартиры. А она взяла

и со скрипом открылась…

Делать нечего, пришлось заходить. В комнате нашим глазам предстала

картина полной алкогольной несостоятельности наших бравых лейтенантов.

На диване, уткнувшись носом в подушку, храпел Андрюша Никиткин. При-

чем в полной форме одежды, не расстегнув даже крючки на кителе и с за-

сунутыми в карманы брюк руками. Игорь Остапов спал за столом, положив

голову в тарелку, словно в банальном фильме про алкоголиков. Вадиму, судя

по всему, чувство хозяина и ответственности за предстоящее мероприятие,

видимо, не дало уснуть в таком же свинском виде. Старший лейтенант Ло-

бов, издавая гортанные звуки, спал, сидя на стуле и откинув голову на его

спинку. Между пальцев левой руки была зажата потухшая сигарета, а пра-

вая крепко сжимала вилку, вертикально торчавшую вверх. Но поразил нас

и сам стол! Ребята постарались на славу. Пяток жареных курочек, салаты,

корабельная колбаса и ветчина и много разных других мужских вкусностей.

Венчали стол две трехлитровые банки. Одна полная, другая пустая. Костик,

попробовав на язык жидкость из полной, со знанием дела констатировал:

– Они три литра разбавили один к одному. Судя по всему, долго нас

ждали и периодически прикладывались. Мальчики здоровье свое не рассчи-

тали и просто-напросто отрубились. Слава богу, обе приговорить не успе-

ли. Что делать будем?

Конечно, никакого удовольствия сидеть за одним столом с тремя «те-

лами» не было. Но и не тащить же все добро ко мне за десять домов! Плю-

нули на неудобства и сели за стол, предварительно перебазировав не реаги-

рующих на внешние раздражители Лобова и Остапова на диванчик Никит-

кину в компанию.

Выпили. Закусили. Потом еще раз. Минут через пятнадцать похорошело.

А еще через полчаса родилась идея. У кого первого, не скажу, не помню, да

оно и не важно. Решили мы проучить наших «боевых» товарищей за невоз-

держанность и неумеренность в питье, а также за невнимательность к сво-

им старшим товарищам по оружию. Опрокинув еще по рюмашке, мы тихо-

нечко вышли из квартиры, заперли спящих и разошлись по домам.

Сорок минут спустя мы снова собрались в Вадиковой квартире. Но уже

не с пустыми руками. Я и Кузя притащили из своих домов по две сумки тары

из-под винно-водочных товаров – весь запас, скопившийся в наших квар-

тирах с момента отъезда жен. Водочные, винные, пивные бутылки. Воору-

жившись тряпками, мы начали старательно стирать пыль с наиболее старых

экземпляров. Доза горючего, принятого нашей молодежью на грудь полно-

стью подавила рефлекторный аппарат спящих и на постукивание и позвя-

кивание бутылок они ровным счетом никак не реагировали. То же, что при-

нес Костик, носило исключительно интимный характер.

Дело в том, что капитан-лейтенант Воробьев за три месяца до описыва-

емых событий расстался с супругой. Навсегда и бесповоротно. Официаль-

но. Коренная севастопольская девушка Аля за семь лет совместной жизни

с Костей так и не смогла привыкнуть к реалиям заполярной жизни, отчего

385

П. Ефремов. Стоп дуть!

все эти годы пребывала в возбужденно-истерическом состоянии. Выходи-

ла она из него лишь на короткий летний срок дома у мамы, да и там, быва-

ло, то и дело срывалась, как только заходила речь о возвращении на Север.

Константин первые годы жизни с женой стоически и философски терпел

такое положение дел. А потом стал уставать и нервничать. А если учесть,

что такой же коренной севастополец Костя стрессы снимал традиционным

флотским способом – через стакан, то их совместное существование пред-

ставить было нетрудно. Хотя людьми по большому счету они были хороши-

ми. Просто не сложилось, и все тут! И чем больше впадала в психоз Аля, тем

чаще прикладывался к своим корабельным запасам шила Костя. В конце кон-

цов, прошлой осенью Костина половина наотрез отказалась возвращаться

на Север. Обоих детей она, естественно, оставила у себя, мотивируя это пло-

хим влиянием Кольского климата на их здоровье (что и на самом деле име-

ет место) и папой-пропойцей (что не совсем соответствовало действитель-

ности). Косте деваться было некуда, отпуск заканчивался, и он, поругав-

шись напоследок, уехал один. Але же, видно, Крым пошел на пользу, так как

уже через несколько месяцев она сообщила муженьку, что любит другого,

и «расставанья близок час». Заодно она сообщила, что подала на развод. Ко-

стя, уже давно фатально относившийся к перспективам своего брака, отве-

тил письменно заверенным согласием на все процедуры и неожиданно для

всех, и в первую очередь для себя, практически перестал употреблять горя-

чительное. Устроил грандиозное по масштабам наведение порядка в квар-

тире, переставил всю мебель и перестал собирать под своей крышей пьяные

компании, делая исключение только для наиболее близких друзей. И как раз

три месяца назад ему пришло извещение, что он официально свободен. Сие

торжество Костя отметил с ограниченным кругом товарищей в своей пре-

ображенной квартире, после чего начал вести очень умеренную по военно-

морским понятиям жизнь.

– Вот, все не знал, куда это барахло деть после моих авгиевых коню-

шен, – усмехаясь проговорил Костя, вываливая на диван из сумки груду бе-

лья. Мы только присвистнули. Бюстгальтеры, женские трусики, колготки,

чулки, какие-то кружевные рюшечки и тряпье, баночки и скляночки.

– Моя за этим дерьмом все равно не вернется, а пыль протирать им

неудобно. Приступим!

И мы приступили…

Свежевымытые бутылки живописно расставили и разложили на столе.

В некоторые из них плеснули немного спирта, чтобы создать иллюзию недо-

питости. Десяток раскидали по комнате. На стол добавили изрядное количе-

ство тарелок, стаканов и фужеров. Разложили по ним остатки пищи, неко-

торые фужеры наполнили.

– Искусство требует жертв! – торжественно изрек Костя и, пошу-

ровав в принесенном, достал несколько тюбиков помады. Намазал ею губы

и предложил выпить за успех мероприятия. Выпили. На Костином фужере

остались следы помады.

– Мысль ясна? – Костя раздал нам по тюбику.

– Она разного цвета, пусть подумают, что у них много женщин было.

Пришлось и нам усиленно пачкать фужеры косметикой. Дальше нашу

компанию уже понесло.

– Мужики, расстилай кровать в соседней комнате! – Разыгралась фан-

тазия у Кости.

386

Часть вторая. Прощальный полет баклана

Быстренько расстелили двуспальное супружеское ложе Вадима. Акку-

ратно перенесли мертвецки пьяного хозяина на кровать. Признаков жизни

он не подавал, только чмокал губами и урчал.

– Раздеваем! – Я уже понял замысел «злобного» каплея Воробьева.

Раздели. Догола. Одежду беспорядочно разбросали по всей комнате. Уло-

жили хозяина в кровать. В одну руку Вадиму вложили бюстгальтер, в другую

ажурные трусики. Получилось очень убедительно.

– Стойте! Чего-то не хватает, – посетила творческая мысль Кузю.

– Ага! Сейчас!

Он мгновенно достал из шкафа вторую подушку. Положил. Прилег ря-

дом с Вадимом, оставив на ней вмятину от головы.

– Вот так убедительнее. Что еще?

– Создаем картину полного пьянейшего разврата молодых перспек-

тивных офицеров флота, – сказал Костя, засовывая прозрачные черные

колготки под подушку хозяина. Потом улыбнулся и достал из кармана пач-

ки презервативов.

– Повторяю: полнейшего разврата. – И начал один за другим разры-

вать упаковки с изделием. Когда Костя освободил уже штук пять презерва-

тивов, я попытался его остановить.

– Старик, зачем так много? Не поверит. Столько раз по пьяной лавоч-

ке невозможно.

Костя рассмеялся.

– Нормально. Пусть человек хоть раз почувствует себя половым ги-

гантом.

Фантазия Кости не знала предела. Разложив десяток презервативов пе-

ред собой, он достал откуда-то флакончик с клеем ПВА и накапал в каждый

из них немного.

– Похоже? – Помахал одним из экземпляров Воробей.

Пришлось согласиться. Выглядело чертовски правдоподобно. Часть

презервативов положили кучкой рядом с кроватью, часть на прикроватную

тумбочку.

– По-моему, с этой комнатой достаточно. Переходим на полигон но-

мер 2! – подал команду я.

– Подожди, последний штришок. – Костя вновь намазал губы пома-

дой и подошел к спящему Вадиму.

– Не подумайте ничего лишнего! – Нагнувшись несколько раз, при-

коснулся губами ко лбу, щекам, плечу и подушке Вадима.

– Вот теперь точно все! Идем! – И вся троица разве только не строе-

вым шагом покинула комнату.

Во второй комнате мы уже просто распоясались. Спящий Никиткин

был аккуратно раздет ниже пояса. Причем ботинки после обнажения Ан-

дрюшиного мужского достоинства на него надели снова и даже зашнуро-

вали шнурки до последней дырочки. Мундир же оставили застегнутым

до верха. Штаны и трусы Андрея отнесли в ванную и повесили на вешал-

ку, предварительно набив карманы трусиками, чулками и прочей интим-

ной дребеденью. Рядом с его вещами Костя повесил короткое летнее пла-

тье своей бывшей супруги.

– Она за ним, один черт, не вернется, а выглядит очень сексуально.

Пусть голову поломают, до какой степени они надрались, что женщина от них

совсем без одежды ушла.

387

П. Ефремов. Стоп дуть!

И вдобавок ко всему выставил в коридоре у входной двери женские

туфли на высоком каблуке.

Игоря со всеми предосторожностями освободили из объятий сала-

та и тоже раздели. Китель повесили в прихожей, оставили в одной тель-

няшке и в трусах. В Костиной куче были найдены черные ажурные чулки-

сеточки. Ну очень сексуальные! Их с превеликой осторожностью натя-

нули на кривые кавалерийские ноги каплея и усадили в прежнюю позу

за стол, правда, добавив в тарелку объедков и нахлобучив на голову фу-

ражку. Остаток запаса презервативов, наполненных клеем, Костя небреж-

но раскидал по всей квартире в самых неожиданных местах: на холодиль-

нике, в ванной, на телевизоре и еще черт знает где. На люстре подвеси-

ли игривую дамскую кофточку с глубоким вырезом. Включили телевизор

и приглушили звук. Зашторили окна. Для полного антуража обильно оро-

сили пышно пахнущей косметикой всю обстановку, включая спящих,

саму косметику разбросали по углам. С гордостью осмотрели содеянное.

Картинка получилась что надо! Настоящее гнездо порока и разврата по-

сле ночной оргии!

Вконец разошедшийся Костя, пока мы курили, наполнил ванну водой,

бухнул в нее шампуни и кинул в воду один тампон «Tампакс», обнаружен-

ный им в пакете с вещами бывшей жены. Он порывался отчебучить и еще

что-нибудь, но мы, еле сдержав порывы товарища, постарались побыстрее

убраться из оскверненной квартиры, пока хозяин с друзьями не начал при-

ходить в сознание.

Банкет мы заканчивали на берегу нашего поселкового озера. Было уже

начало второго ночи. Ярко светило солнце, и тишину нарушали лишь крики

бакланов, атакующих мусорные баки между домами. Мы устроились на кам-

нях и, не спеша, допивали и доедали благоразумно прихваченные из «прито-

на» продукты. Хмелем и не пахло. Каждый со смехом излагал свою версию

завтрашнего пробуждения пострадавших. Повеселившись где-то с час, мы

мирно разошлись по домам.

По военной привычке утром я проснулся рано. Спешить было некуда,

и, повалявшись в постели, я встал, прибрался и принялся готовить завтрак.

Позавтракал. В обед ко мне должен был зайти Костя. Еще вчера мы догово-

рились ближе к вечеру уползти куда-нибудь в сопки на шашлыки. Времени

до обеда было еще вагон, и я завалился на диван с книгой. Но долго блажен-

ствовать не пришлось. Почти сразу в дверь позвонили. На пороге стоял Ва-

дим Лобов. Сказать, что у него был помятый вид, – значит, ничего не ска-

зать. Но, кроме этого, в глазах похмельного офицера было что-то такое, что

мне стало как-то не по себе. Что-то среднее между ужасом, страхом и обре-

ченностью.

– Паша, к тебе можно? – спросил Вадим, покусывая губу.

– Заходи! Что с тобой, орел? На тебе лица нет. Мутит, что ли?

Вадим молча шагнул в прихожую.

– Разувайся. Пошли на кухню. Кофейку попьем, перекурим.

Я поставил чайник, выложил на стол пепельницу. Гость тяжело опу-

стился на стул.

– Ну рассказывай, как вчера погуляли?

Вадим растерянно поглядел на меня.

– А вас что, с нами не было?!

Я отрицательно покрутил головой.

388

Часть вторая. Прощальный полет баклана

– Нас часов до восьми мурыжили на корабле, а потом, когда мы до тебя

добрались, вас уже не было. Ну мы немного на природе дерябнули и по до-

мам разошлись.

Вадим обхватил голову двумя руками. Во всей его скорбно согнутой фи-

гуре чувствовалось неподдельное горе.

– Мама родная… А что же тогда было?

Я, состроив очень серьезное лицо, взял Лобова за плечо и, тряхнув его,

спросил:

– Что случилось? Что ты как в воду опущенный? Вы что там отчуди-

ли? Вадим вздохнул.

– Паша, полный провал в памяти! Ни хрена не помню! Ну мы вас ждали-

ждали, потихонечку прикладывались, само собой. А вас нет и нет. Мы стол

уже накрыли, время идет, вечер наступает. Решили начать понемногу. Ста-

кан, другой, и все! Ничего не помню. А сегодня под утро просыпаюсь… Го-

лый, вся постель в помаде, вокруг презервативов разбросано столько… У меня

в жизни столько раз в трезвом-то состоянии не получалось, а тут… Под по-

душкой лифчик, в руке трусы женские! Но это ладно. Ты бы Игоря видел!

Он вообще какие-то блядские колготки напялил. Прикинь: тельник, колгот-

ки и фуражка! Никиткин-то хоть просто без штанов валялся. Но самое-то

страшное, что! И они, и я – ничего не помним. Кто у нас был, сколько че-

ловек. Но народу, видно, много побывало. Одних теток, наверное, не мень-

ше десятка…

Я удивленно пожал плечами.

– А откуда такие данные?

Вадим вскочил со стула и начал метаться по кухне.

– Откуда-откуда! Да я по всей квартире десять чужих женских трусов

набрал! Шесть бюстгальтеров! Две юбки, две блузки, колготок штук пять!

Парфюмерии на полк проституток! И еще…

Вадим наклонился ко мне.

– Пустых бутылок семьдесят пять штук. Все свежак! Некоторые даже

недопитые. А стаканы все, какие были в квартире, – на столе. 32 штуки.

Я укоризненно посмотрел на Вадима.

– Ну вы, ребята, и даете! То-то мы вечером к тебе пришли, а за дверью

полная тишина, никто не отзывается. Постояли и ушли. Думали…

Вадим не дал мне договорить. Он снова схватился за голову и принялся

вышагивать по кухне туда и обратно, приговаривая с тоской в голосе:

– Что будет, что будет…

Чувствуя внутреннюю вину за такое состояние Вадима, я попытался

его успокоить:

– Да брось ты… Все нормально. Не переживай, с кем не бывало. Я тоже

не всегда все помню…

Вадим заломал руки в стиле немых фильмов двадцатых годов.

– Да это херня, что не помню! Ты представь: эти бабы начнут за своими

вещами приходить. Дай бог, сейчас, а если когда моя супружница вернется?!

А вдруг они не за шмотками, а просто так приползут?.. За любовью! А сосе-

ди? В жизни не поверю, что такой разгром в квартире в полной тишине тво-

рился! У меня через стенку такая стерва живет и в отпуск даже не уезжает!

Она первая моей жене настучит! Я к этой выдре сегодня с утра зашел, спра-

шиваю, мол, не сильно мы вчера шумели, ко мне гости приходили. А она так

389

П. Ефремов. Стоп дуть!

ехидно-ехидно улыбается и отвечает: нет, что вы, очень тихо было. Уже зубы

наточила, мерзость застеночная!

Мне вдруг стало так смешно, что я еле сдержался, чтобы не рассказать

Вадиму правду.

– Ладно, Вадимка, остынь. Все будет путем! Расслабься. До приезда тво-

их еще пара месяцев, все рассосется. Садись. Давай по сто грамм выпьем для

приведения организма в порядок, а там, глядишь, Костя подвалит. Ребят со-

берем, на шашлычки сходим. Там и прикинем, что делать в этой ситуации.

Выпили. Понемногу Вадим успокоился и начал даже иронизировать над

происшедшим. А тут и Константин подошел, тоже участливо выслушавший

стенания моего гостя. На шашлыки мы отправились только после того, как

совместными усилиями со всеми ребятами навели порядок в квартире Ло-

бова. Причем я и Костя «умудрялись» находить следы гулянки в таких ме-

стах, куда сам Вадим заглядывать даже не намеревался.

Со временем гнетущие мысли все реже посещали голову Вадима, тем

не менее перед приездом семьи мы рассказали ему о нашем розыгрыше, опа-

саясь инфаркта у сослуживца при случайном ночном стуке в дверь…

Вот такая военно-морская шутка!

Быль о матросе Брыле,

азербайджанском гостеприимстве и просто о жизни…

Союз нерушимый республик свободных

Сплотила навеки великая Русь…

Из гимна СССР

Случилось это в предпоследний год советской власти. В стране что-то

уже трещало, Прибалтика периодически объявляла независимость по поводу

и без оного. На Украине уже появились «гарные хлопцы» с чубами и трезуб-

цами на кепках, а весь Кавказ потряхивало довольно нешуточно, уже с паль-

бой и погромами иноверцев. А на окраинах страны, в частности на Кольском

полуострове, в базах подводников жизнь текла размеренно и планово, лишь

только как-то начали обесцениваться деньги из-за роста цен, да и, как чер-

ти из табакерки, в дальних закрытых гарнизонах стали появляться бежен-

цы, которые сразу по-хозяйски открывали магазины, лавочки и лавчонки.

Бежали они из Армении, Азербайджана и прочих республик, да так здоро-

во бежали, что останавливались за много тысяч километров от родных мест,

в Заполярье. А потом к ним прибегали их родственники и знакомые, каким-

то невероятным образом достававшие разрешение на проживание в жутко

секретных и закрытых гарнизонах. Союзные республики, еще не бывшие,

но уже самостоятельные, начинали потихоньку требовать своих призывни-

ков обратно, и матросы начали массированно убегать по домам. Обстановка

становилась все более непонятной, но никто даже представить себе не мог,

что страна уже через год развалится окончательно и бесповоротно.

Весной того года мы сходили в автономку, после которой командира,

старпома и еще кого-то наградили «звездами шерифа», а уже ближе к осени

390

Часть вторая. Прощальный полет баклана

командира начали подводить к увольнению за «дискредитацию воинского

звания». Что самое удивительное, увольняли его за острое и искреннее же-

лание служить, а не копать ямы и строить заборы. Поэтому-то экипаж после

отпуска и занимался всем, чем возможно, начиная от ремонта камбуза и за-

канчивая строительством роддома, а командир сидел под домашним арестом.

Судьба же всего нашего экипажа была какой-то расплывчатой. Как само со-

бой разумеющееся, народ начали растаскивать по другим экипажам, менять

матросов и мичманов, откомандировывать офицеров к другим кораблям,

а к нам взамен засовывать всевозможный списанный и больной человече-

ский материал, годный только на шатанье по береговым нарядам.

В то утро меня после построения в казарме старпом и помощник подо-

звали к себе. Беседу начал помощник.

– Борисыч, тут такая проблема выскочила…

Я стоял молча и ждал. Проблема могла оказаться какой угодно, начи-

ная от срочного заступления в патруль и заканчивая не менее неожидан-

ным выходом в море.

– Нам месяц назад прикомандировали из экипажа Кончина матроса.

Заочно. Он в госпитале в Североморске лежал, а кончинцы корабль на за-

вод погнали в Двинск. Ну так его выписали.

Мне показалось, что я понял суть вопроса.

– Мне за ним в Североморск ехать?

Тут в разговор вступил старпом.

– Вечно ты, помоха, не можешь конкретно говорить. Значит, так, Бе-

лов. Ехать за ним не надо. Его уже привезли. Он у нас в казарме. А вот с ним

ехать придется.

У меня появилось чувство какой-то заковыристой засады.

– Куда?

– В Баку, Белов. Дело в том, что матроса Брыля списали с флота под-

чистую. С «желтым билетом». То есть, простым языком говоря, он психиче-

ски нездоров.

Я превратился в соляной столб. Я ожидал чего угодно, но только не та-

кого поворота.

– И я что, его туда повезу?

Старпом утвердительно кивнул головой.

– Именно ты. Мы прикидывали, но лучше кандидатуры, чем ты, не на-

шли.– Спасибо большое, – только и смог выговорить я. – А я могу отка-

заться?

Старпом усмехнулся.

– Конечно, можешь. Но тогда поедешь нести службу к Кончину в Се-

веродвинск на пару лет. Выбирай.

Крыть было нечем. Надо было соглашаться.

– Ясно. Еду. Когда?

Старпом повернулся к помощнику.

– По готовности. Выписывай документы на двоих. Ну все как положе-

но. А я в штаб…

Полдня мы с помощником творили документы, и к обеду выяснилось

следующее. Военно-проездные документы на меня и Брыля нам дали. На по-

езд. А вот официальные командировочные деньги, а значит, и официальную

оплачиваемую командировку, ни дивизия, ни флотилия нам не дает. Отвез-

391

П. Ефремов. Стоп дуть!

ти требует, а платить не хочет. А отсюда следует, что и питаться, и, если что,

ночевать где-то на перепутьях мне придется на свои, и на них же и Брыля

поить и кормить. Когда мы обрисовали ситуацию старпому, тот рассвирепел

и куда-то убежал. Потом, правда, так же быстро вернулся обескураженным

и подтвердил еще раз то, что мы и так уже знали. Везти самим. Но инструк-

таж получить в штабе флотилии. У целого оперативного дежурного.

Перспективка везти полубезумного матроса на свое денежное доволь-

ствие меня мало радовала, и я бы мог со спокойной совестью и вполне обо-

снованно послать старпома и помощника подальше, ибо в этом случае ни-

чего они мне не сделали бы. Оба были уверены в том, что мне заплатят

за все, и теперь тоже пребывали в некой прострации, не зная, куда насту-

пать. В корабельной кассе, куда мы все периодически сдавали деньги на вся-

кие насущно-мифические вещи, типа карасей для матросов или кетчупов

в кают-компанию, оказалась столь незначительная сумма, что ее едва хвати-

ло бы на два билета до Мурманска на автобусе. Начальники приуныли и взя-

ли тайм-аут до завтра. Но я, трезво поразмыслив, пришел к выводу, что смо-

гу предложить им альтернативный вариант, что и сделал, не дожидаясь за-

втрашнего дня.

Дело в том, что после смерти отца моя мама с братом этим летом обме-

няли квартиру в Феодосии на родное Подмосковье. Я по причине автоном-

ки, не смог оказать им хоть какую-нибудь помощь в переезде, и хотел бы сей-

час воспользоваться моментом, чтобы заехать к ним и повидаться. Поэтому

я предложил старпому следующий вариант: я везу Брыля, как есть, но после

того, как доставлю его по месту назначения и сдам в военкомат, получаю де-

сять суток отпуска как компенсацию за все неудобства. Старпом с видимым

облегчением сразу же согласился, а я отправился, наконец, знакомиться с са-

мим виновником переполоха, матросом Брылем.

До этого я еще никогда не общался близко с психически ненормаль-

ными людьми и внутренне был готов к чему угодно, но Брыль меня разоча-

ровал. Это был невысокий худощавый юноша, с неестественно загорелым

и вполне привлекательным лицом. И самое главное, совсем не азербайджа-

нец, а чистой воды украинец, только чрезмерно смугловатый… Я с самого

начала подозревал, что такая фамилия несвойственна уроженцу солнечно-

го Азербайджана, и убедившись, что так оно и есть, испытал немалое чув-

ство облегчения.

Пользуясь статусом списано-больного, матрос посреди рабочего дня ва-

лялся на шконке и лениво листал какой-то журнал.

– Ты Брыль? – на всякий случай поинтересовался я.

– Да, тащ капитан-лейтенант… А это вы меня домой повезете? – Ма-

трос отложил журнал и вскочил со шконки. А вот говорил он, как истинный

бакинец, с теми же интонациями и акцентом.

– Я, я… Ну давай знакомиться. Капитан-лейтенант Белов. Садись. Сей-

час прикинем, что делать будем. Как себя чувствуешь-то?

Брыль сел. Если бы я не читал его документы из госпиталя, то никог-

да бы не поверил, что этот мальчик ненормален и «способен на неадекват-

ные и немотивированные поступки».

– Значит, так, юноша. ВПД нам дали только на поезд. Командировоч-

ные не дали совсем, так что доплачивать, чтобы лететь на самолете, нечем.

Свои я платить не буду. А посему я сейчас иду в поселок и буду брать биле-

ты на ближайший поезд на Баку. Прямых рейсов из Мурманска нет, поедем

392

Часть вторая. Прощальный полет баклана

с пересадкой. Скорее всего, в Москве. Так что, если повезет, суток через чет-

веро будем на месте. У тебя самого хоть какие-то карманные деньги есть?

Брыль посмотрел на меня, и я снова внутренне усомнился в его госпи-

тальном эпикризе.

– Тащ… А давайте я вам добавлю денег на авиабилеты на нас обоих?

Домой хочется побыстрее…

Его слова снова заставили меня подумать, что все-таки он и правда

несколько ненормален. Зарплату нам платили вовремя, но деньги уже здо-

рово обесценились, и некогда высокое денежное содержание подводника

уже вызывало улыбку у жителей столичных городов.

– Брыль, откуда у тебя деньги?

Кажется, Брыль понял, о чем я подумал после его слов, и, как бы отве-

чая на мои внутренние сомнения, пододвинулся ко мне ближе и заговорил

вполголоса.

– Тащ… Вы не думайте, я не сумасшедший. Честно… Меня, когда призва-

ли в прошлом году, сразу определили в трюмные на 140-ю… Там такая жопа

была… Не описать. Ну я через полгода решил, что не для меня это. Закосил,

и лег в госпиталь. Ну а дальше уж дело техники… Сами понимаете…

Я оторопело смотрел на него. Тогда еще процесс коммерциализации

призыва в Вооруженные силы не приобрел такого размаха, как ныне, и слы-

шать такие заявления, а тем более от самого простого матроса из пролетар-

ской бакинской семьи, мне было просто удивительно. Брыль принял мое мол-

чание за недоверие и продолжил.

– Я отцу написал. Он пошуршал там, денег прислал, а в Североморске

земляки нашлись… Знакомства там, туда-сюда… Ну и списали так, чтобы уже

больше никогда не призвали… Честно, тащ… Не вру. А деньги у меня есть.

Давайте на самолете, а?

Сомневался я недолго. На психа Брыль явно не тянул. Лететь, естествен-

но, было лучше, да и у меня оставалось больше свободного времени.

– Ну ладно. Договорились.

Брыль откуда-то из-под робы извлек объемистый пакет, из которого вы-

нул увесистую пачку сторублевых купюр, и протянул ее мне.

– Нате, тащ, пусть лучше у вас будут. Оттуда и берите.

Я взял. Денег оказалось тысяч пять. Мысленно я охнул. Предупредив

Брыля, чтобы он был к утру готов в любой момент сняться и уезжать, я за-

брал его документы и отправился в поселок за билетами.

Пора стояла осенняя, и народ по большей части возвращался на Север,

а потому проблем с билетами у меня не возникло. Простояв меньше часа

у окошка кассы, я стал обладателем транзитных авиабилетов на Баку, с пе-

ресадкой в Ленинграде, на послезавтрашнее утро. Там же сразу приобрел

билеты и на утренний автобус. После чего с чувством выполненного долга

я направился домой, где «обрадовал» супругу вестью о своем скором отъез-

де. Она в который уже раз оставалась одна с трехлетним сыном и пока еще

никак не могла привыкнуть к тому, что ее муж – офицер с ненормирован-

ным рабочим днем и с нередко возникающими непредсказуемыми служеб-

ными обстоятельствами.

Утром я сообщил старпому, что билеты взяты и завтра мы уже убудем.

Старпом обрадовался. Но предупредил меня, чтобы я никуда не уходил, по-

тому что он сейчас будет связываться со штабом флотилии насчет инструк-

тажа. Пока он кому-то звонил, я обговорил с Брылем наши действия с утра

393

П. Ефремов. Стоп дуть!

и рассказал, на что потратил его деньги. А потом пришел старпом и отпра-

вил меня к оперативному дежурному на инструктаж…

В рубке дежурного меня ждал незнакомый капитан 1 ранга, с суровым

лицом и профессионально-приветливым взглядом. После моего доклада он

внимательно изучил меня с ног до головы и, видимо, оставшись довольным,

пригласил сесть. Придвинувшись ко мне, он тихо и доверительно начал го-

ворить:

– Слушай внимательно, Белов. Обстановка тебе, конечно, известна.

В стране неспокойно. А что в Баку недавно было, и сам знаешь. Там сейчас

каждый человек в военной форме – потенциальный враг для населения.

Поэтому ехать тебе с этим бойцом придется в гражданской одежде. Так что

ты напрягись и его тоже переодень, ну чтоб более или менее прилично вы-

глядел… Понятно?

Мне стало понятно. Озабоченный всеми этими организационными во-

просами, я начисто забыл, что еду в очень непростое по нынешним временам

место. Чуть более полугода назад в Баку произошла чудовищная резня ар-

мян азербайджанцами, с погромами, поджогами, грабежами, последующим

вводом в город войск, военным положением, комендантским часом и всем

сопутствующим этому набором милицейско-военных мероприятий. До сих

пор в новостях показывали, как по улицам Баку бродят патрули в бронежи-

летах, обвешанные оружием и в сопровождении БТРов.

– Так точно, товарищ каперанг! Понятно. Поедем в гражданке.

Каперанг удовлетворенно кивнул и в течение минут пятнадцати так же

вкрадчиво и негромко прочитал мне лекцию по поводу нелегких межнаци-

ональных отношений внутри Азербайджана, да и во всей стране. Когда, на-

конец, он многозначительно замолчал, я посчитал, что инструктаж закончен

и сейчас меня похлопают по плечу, благословят на прощанье и пинком выго-

нят из штаба. Но не тут-то было! Каперанг открыл папку, лежавшую перед

ним, достал какие-то бумажки, посмотрел на них, затем на меня и сказал:

– А теперь, Белов, самое главное…

Тут я как-то автоматически напрягся. Стало ясно, что все, что говори-

лось перед этим, просто прелюдия к чему-то более серьезному.

– По последним директивам министра обороны, утвержденным после

этих событий, сопровождение военнослужащих в эти регионы… Короче, так,

Белов. Сопровождать этого неадекватного азербайджанца будешь с оружи-

ем. Вот тебе отношение. Оружие получишь у себя в дивизии. Сегодня обяза-

тельно зайди в поселке в военную прокуратуру, там получишь наручники.

Мне стало плохо. Я представил себя пробирающимся по улицам Баку

с пистолетом в одной руке и с пристегнутым наручниками Брылем в другой,

и мне стало еще хуже.

– Товарищ каперанг! Да вы что… Меня же… Да меня убьют на хрен

ради этого пистолета! Да и не азербайджанец этот Брыль… Он хохол! Про-

сто живут они там!

Каперанг кашлянул в кулак.

– А ты не ковбойничай! И наперевес с Макаровым не бегай! Может,

и вынимать не придется… Короче, это приказ, и не нам с тобой его обсуж-

дать… Бегом в штаб дивизии за оружием! Свободен!

И каперанг, встав, величаво удалился.

Потом, после поездки, я долго и упорно искал директиву министра обо-

роны, на которую ссылался каперанг, но так и не нашел ничего похожего.

394

Часть вторая. Прощальный полет баклана

Не уверен, что такая директива существовала вообще, и кому надо было всу-

чить мне оружие, тоже осталось для меня загадкой. А тогда мне пришлось

топать в дивизию, где удивленный знакомый распред действительно вручил

мне заранее приготовленный Макаров с двумя запасными обоймами боевых

патронов, вписал его номер в отношение и, узнав, куда я еду, искренне по-

желал вернуться обратно. Старпом в казарме тоже был несказанно удивлен

этим обстоятельством, но вполне благоразумно предложил никому об этом

не распространяться, а в прокуратуру зайти обязательно. Гражданская одеж-

да у Брыля, естественно, нашлась, и далеко не самого плохого качества, по-

этому, договорившись со старпомом, что утром его приведут в ней на оста-

новку автобуса, я убыл в поселок на рандеву в военную прокуратуру. В про-

куратуре мне пришлось общаться с краснопросветным капитаном, который

выдал мне новенькие наручники под роспись, а узнав, что мне уже выдали

пистолет, но не дали снаряжения к нему, понимающе заулыбался и выдал но-

венькую подмышечную кобуру, тоже под роспись. Потом помог разобрать-

ся, как ее носят, в результате чего домой я ушел уже как оперативник, с пи-

столетом подмышкой и с наручниками в кармане.

Весь вечер, сидя дома, пока сын играл с настоящим пистолетом, из ко-

торого я вытащил патроны, а жена рассматривала наручники и охала, я пы-

тался решить, что мне делать с этим набором полицейских игрушек. Ближе

к ночи я окончательно уверился, что без них мне будет как-то спокойнее,

чем с ними, а потому поздним вечером засунул и пистолет, и патроны с на-

ручниками в карманы парадной шинели, висящей в шкафу, и решил, что это

хозяйство будет лежать здесь и ждать моего возвращения. Мне сразу стало

как-то легче, и я уснул на мягкой и теплой груди жены, спокойно и без на-

вязчивых дурных мыслей.

Утром помощник дежурного по части доставил мне на остановку ще-

гольски одетого Брыля с довольно презентабельным саквояжем, а-ля доктор

Ватсон. Мы уселись в автобус, и наше путешествие началось.

На КПП документы Брыля долго рассматривали, потом решили было

сразу же арестовать за гражданскую форму одежды и просто возмутительно

счастливый вид, но когда я, отозвав дежурного в сторону, продемонстриро-

вал «психические» бумаги, сочли за нужное осторожно ретироваться и дали

отмашку водителю на проезд. В Коле мы сошли с автобуса и, поймав такси,

поехали в аэропорт. Там все прошло гладко, но после долгого ожидания ре-

гистрации у меня кончились сигареты.

В этом достопамятном году наравне со многими дефицитами в стране

неожиданно образовался дефицит никотина. Из магазинов и киосков про-

пал абсолютно весь табачный ассортимент. Если в центральной части страны

еще можно было как-то разжиться куревом, то на Севере ситуация с сигаре-

тами была очень напряженная. На кораблях разобрали плесневелые запасы

«Памира», который был положен матросам, но никогда не бывал востребо-

ван и подчас просто выбрасывался, чтобы не занимать место. Меня до поры

до времени выручало то, что я курил еще и трубку и когда после автоном-

ки экипаж был в санатории под Москвой, умудрился случайно купить пол-

тора десятка пачек болгарского трубочного табака «Нептун», он меня и спа-

сал практически до отъезда в Баку. Но, к сожалению, все хорошее когда-то

кончается, кончился и табак, а вот курить хотелось. Найденная где-то дома

полупустая пачка пересохшего от старости «Родопи» спасла меня только

до аэропорта, а там я остался уже один на один с никотиновой зависимо-

395

П. Ефремов. Стоп дуть!

стью. Ненадолго меня спас мой подконвойный Брыль, у которого тоже ока-

зались последние две сигареты в помятой пачке «Примы», которые мы выку-

рили перед посадкой, смакуя и сплевывая прилипающие к губам табачины.

Через полтора часа мы выгрузились в аэропорту Пулково, где нам пред-

стояло прождать часа три до рейса в солнечный Азербайджан. Первым делом,

забыв даже о гальюне, мы с Брылем бросились на поиски сигарет. Столицы

есть столицы, и курево обнаружилось сразу, в первом попавшемся коопе-

ративном буфете, но по абсолютно космическим ценам. Мысленно пощел-

кав калькулятором, я вздохнул и решил все же прикупить себе хотя бы блок

самых дешевых в этом заведении сигарет «Арктика». Но был неожиданно

остановлен Брылем.

– Не надо зря деньги тратить, тащ каплейтенант… Дома все будет. Да-

вайте по пачке купим.

Почему-то я решил, что ему можно верить, и ограничился парой пачек.

После этого мы с блаженством перекурили и отправились перекусить. Цены

в закусочных аэропорта были так же величественны, как и табачные, и я на-

чал потихоньку сомневаться в своей кредитоспособности. Потом Брыль по-

просился на все оставшееся время отправить его в видеозал на просмотр

какой-то то ли «Мухи», то ли «Конана-варвара». Я согласился, но перед этим

Брыль, впервые оказавшийся после Баку в большом городе, с детской непо-

средственностью прилепился к какому-то киоску, торговавшему всякой

расплодившейся на этот момент кооперативной ерундой. Он накупил мас-

су какой-то ерунды и даже значок, имитирующий знак депутата Верховного

Совета СССР, но с надписью «Депутат самого себя». Значок Брыль торже-

ственно приколол к лацкану своей джинсовой куртки и убыл смотреть видео-

ужасы, а я отправился на осмотр заметно изменившегося с моего последнего

прилета аэропорта. Если бы я знал, как икнется нам этот значок вскорости,

то, наверное, отодрал его от брылевской куртки с воротником.

Самолет на Баку вылетел минута в минуту. Полет прошел быстро, так

как я просто уснул, а Брыль прилип к какой девушке по соседству и весь по-

лет рассказывал ей о красотах Каспия, ужасах Заполярья и героике службы

подводника. Баку встретил голубым небом, палящим солнцем и удушливой

жарой, так что, ступив на трап самолета в своих северных нарядах, мы мо-

ментально взопрели и разделись до рубашек. И тут я сразу приметил, что все

как-то неправильно в этом аэропорту. И высадили нас из самолета не к авто-

бусу, а довольно далеко от самого аэропорта, и встречали нас носатые черно-

волосые милиционеры, а не служащие «Аэрофлота», и весь пассажирский

табор направили не к самому зданию вокзала, а к соседнему невзрачному

строению, на стенах которого явственно просматривались следы от авто-

матных очередей…

В это здание всех запускали через узкую дверь, за которой был уста-

новлен временный турникет. Было заметно, что помещения совершенно

не предназначены для приема пассажиров. И самое главное, что за турни-

кетами стояли военные и милиционеры, все как один азербайджанцы, во-

оруженные до зубов и упакованные в доспехоподобные бронежилеты. Хотя

они и не проявляли никакой агрессивности, но все пристально всматрива-

лись в лица пассажиров. И когда Брыль, шедший передо мной, миновал тур-

никет, два милиционера неожиданно ловко взяли его под руки и быстро по-

вели к какой-то двери. Я было рванул за ним, но меня резко и неожиданно

остановил какой-то майор, и когда я попытался отодвинуть его в сторону,

396

Часть вторая. Прощальный полет баклана

чтобы догнать моего уводимого в неизвестность подопечного, меня просто

спеленали. В спину ударили чем-то жестким, по-видимому, прикладом авто-

мата, а когда я приземлился на пол, руки резко завернули за спину, защел-

кнули наручниками и пару раз ласково приложили ногами по ребрам, что-

бы я успокоился. Потом меня приподняли и потащили в соседнее помеще-

ние. Туда же принесли мою сумку. Начался обыск. Говорить мне не давали,

да и в этом не было никакого резона. Вокруг слышалась только азербайд-

жанская речь, в которой я, памятуя службу, понимал только ругань, которой,

кстати, слышалось немало. Как я был рад в этот момент, что не взял с собой

и пистолет, и наручники и вся моя принадлежность к Вооруженным силам

ограничивалась только документами!

Карманы у меня вывернули, содержимое сумки вытряхнули на стол и ме-

тодично просеивали в четыре руки. Не найдя ничего крамольного, вещи за-

пихнули обратно в саквояж, а мои документы, изъятые из карманов, куда-то

унесли. Меня же с наручниками, защелкнутыми за спиной, вытолкнули в еще

одну дверь, за которой оказалась неплохо оборудованная камера, с решет-

кой, нарами и группой довольно прилично выглядевших граждан на них.

Мои тюремщики затолкнули меня в камеру, не сняв наручники, заперли ре-

шетку и удалились.

– Здравствуйте, молодой человек! О, да вы в оковах… Проходите, про-

ходите… Присаживайтесь. Как говорится, в ногах правды нет… Как и ваших

руках, вероятно, тоже!

В камере находились пять человек, все очень прилично одетые, чистень-

кие и все с каким-то сытновато-одухотворенным выражением лица, которое

бывает либо у пожизненных членов Союза писателей, либо у махровых но-

менклатурщиков на заслуженной пенсии.

– За что же вас загребли в кутузку, молодой человек?

Говоривший был мужчина, лет за пятьдесят, статный, но тучноватый,

с залысинкой и благообразным вальяжным лицом, на котором читались

годы, проведенные явно не у мартеновской печи, и тем более не в военной

организации.

– Матроса домой вез… Больного… Только сошли с самолета, сразу схва-

тили, как бандитов… Наручники эти еще нацепили…

О-о-о, так вы, молодой человек, вероятно, офицер? – заинтересован-

но спросил мужчина.

– Да. Северный флот, – утвердительно кивнул я.

– Да, молодой человек, армия сейчас находится в очень тревожном со-

стоянии… Мы давно предупреждали, что все может кончиться именно так.

Бойня, кровь, народная ненависть к режиму…

Мужчину явно понесло, и я, не очень вежливо перебив его, спросил:

– Это все понятно. Но почему на мне наручники и я сижу тут с вами?

Что происходит?

Мужчину это ни капли не обидело, и он даже с каким-то удовольстви-

ем начал объяснять:

– Видите ли, господин офицер, сейчас в Азербайджане проходят пер-

вые, заметьте, именно первые независимые выборы с момента воцарения

советской власти на Кавказе! И я очень даже понимаю наших азербайджан-

ских товарищей, которые не хотят, чтобы на волеизъявление народа оказы-

вали давление извне… Очень понимаю… Вот поэтому они и задерживают

всех, кто может оказаться, так называемыми независимыми наблюдателями,

397

П. Ефремов. Стоп дуть!

а по сути, кремлевскими наймитами… А мы… представители «Демократиче-

ской России», всегда выступали на стороне наших национально-духовных со-

ратников, и довольно странно, что нас, идейно солидарных с народом Азер-

байджана, держат здесь…

Деморосса снова понесло, а я, поняв, в чем суть дела в общем, но так

и не поняв, за что же здесь сижу именно я, как-то успокоился и примостил-

ся поудобнее на нарах. Группа же «арестованных» демороссов, воодушев-

ленных моим собеседником, подхватила его монолог и начала чуть ли не ми-

тинг в нашем узилище. Я вполуха слушал их революционный бред, больше

стараясь как-то поправить наручники, которые уже довольно больно впива-

лись в запястья рук.

– Офицер, я бы смог тебе их снять сейчас, но лучше не надо. Думаю, тебя

скоро отпустят, а зачем лишний раз нервировать азеров. Потерпи немного.

Повернув голову, я увидел человека, на первый взгляд мало чем отличав-

шегося от разглагольствовавших демократов, но в его глазах читались воля,

сила и презрение к сидящим рядом демагогам.

– Говоруны, твою мать… Привыкли всю жизнь в Доме журналиста ко-

ньяк жрать и анекдоты про Брежнева рассказывать, а туда же… Демокра-

ты. Тоже мне, свобода возлияния… Сейчас их еще человек десять наберут,

и обратно в Москву отправят, чтобы не мешали… А может, и наоборот, пу-

стят, чтобы еще больше народ разозлить… Мало еще кровушки пролили…

Не вертись офицер, я тебе сейчас под наручники носовой платок подсуну,

чтобы не резали…

Больше он ничего не говорил, но все произошло по его сценарию. Сна-

чала увели всех демороссов, предварительно на чистейшем русском языке

объявив им, что через десять минут они будут отправлены в Москву. С ними

увели и моего собеседника. Я остался один. Еще через полчаса мою клетку

отпер устрашающего вида огромный азербайджанец, в военной форме без

знаков отличия, с автоматом ППШ на плече и с анекдотичной, огромных раз-

меров, клетчатой кепкой на голове.

– Виходы…

Я слез с нар и вышел из клетки. В соседнем помещении, где меня обы-

скивали, стоял улыбающийся Брыль, оживленно разговаривающий на азер-

байджанском языке с еще одним военизированным местным жителем без

погон. В углу валялась моя сумка.

– Тащ капитан-лейтенант! А что это у вас?

Увидев на моих руках наручники, Брыль перешел на азербайджанский,

и начал что-то громко говорить, показывая на меня. Его собеседник снял ав-

томат с плеч, положил на стол и подошел ко мне.

– Нэ обижайся командир, ошибочка вышел, пока туда-сюда, разобра-

лись со всем…

Наручники он снял и протянул мои документы. Потом выложил сум-

ку. Потом порылся еще раз у себя в нагрудном кармане и протянул конверт

с деньгами Брыля.

– Нэ бойся командыр, я – сбэркасса!

И протянул мне даже на вид заметно похудевший конверт. Я взял его

и поглядел на Брыля. Тот утвердительно кивнул головой, и я спрятал конверт

в карман. Уже на улице мой подопечный поведал мне, что стало причиной

нашего ареста. Это оказался тот самый псевдодепутатский значок, который

даже с пары метров очень напоминал настоящий. Власти Баку, чтобы пол-

398

Часть вторая. Прощальный полет баклана

ностью обезопасить свои выборы от влияния кого бы то ни было, приказа-

ли любых депутатов из Москвы отлавливать на всех вокзалах и отправлять

обратно в те города, из которых они прибыли. И как оказалось, Брыля с его

нагрудным знаком, невзирая на возраст, приняли за депутата и обошлись

с ним довольно вежливо, а меня, без значка, приняли за его телохранителя,

а потому заломали по-простому, да еще и по почкам надавали. Когда же ра-

зобрались, в чем дело, ситуация плавно перетекла в привычный восточный

базар, и еще часа полтора азербайджанские слуги правопорядка обсужда-

ли с Брылем сумму бакшиша, за которую они бы нас выпустили без всяких

последствий. Когда финансовый вопрос наконец был решен на приемлемых

для обеих сторон условиях, мы и были освобождены.

Домой к Брылю мы ехали на такси. Если на центральных улицах все было

более или менее чисто, то на окраине и правда были еще заметны следы зим-

них событий. То тут, то там попадались сожженные или просто разрушенные

дома и остовы обгоревших автомобилей. По дороге мой подопечный предло-

жил заехать в военкомат и отдать документы, чтобы сразу закрыть этот во-

прос. Время было еще раннее, и я согласился. Военкомат оказался тоже полу-

разрушенным, и военком района, плотно сбитый полковник-азербайджанец,

восседал на втором этаже уцелевшего ветхого флигеля, один, даже без се-

кретаря. Он молча посмотрел бумаги, поставил мне печати на командиро-

вочный и как-то невесело то ли себе, то ли мне сказал:

– Сумасшедший к сумасшедшим вернулся…

Потом поднял глаза на меня.

– Парень-то хоть вменяемый?

– Более чем, товарищ полковник.

– Ну ясно. Ладно, иди капитан. Передай уж в руки родителям-то.

Полковник совершенно без акцента говорил по-русски, да и планки

на его мундире были не только от юбилейных медалей.

– Обязательно, товарищ полковник.

Он протянул мне руку.

– И уезжай отсюда капитан побыстрее. Здоровее будешь. И совет:

не вздумай ночью по городу гулять, как раньше… бывало…

Мы обменялись рукопожатиями, и я покинул военкомат, тем самым

официально завершив свою миссию спасения матроса Брыля.

Мой «ненормальный» жил в окраинном одноэтажном районе, под на-

званием «Рабочий поселок». По сути, это было огромное скопление частных

домов и домиков, образующих настоящий «Шанхай». Калитка в дом Брыля

была не заперта, и мы свободно вошли во двор, в котором росли гранатовые

деревья, которые я видел первый раз в жизни. Дом был одноэтажным, с боль-

шой открытой террасой. И дома никого не было. Как оказалось, во второй по-

ловине дома, выходящей дверьми на другую улицу, жил старший брат Бры-

ля, у которого хранились запасные ключи, и он, попросив меня подождать,

побежал к нему. И с этого момента началось мое знакомство с азербайджан-

ским гостеприимством…

Буквально через минуту после уходы Брыля в калитку вошли двое.

Один невысокий, немолодой и худощавый мужчина, загорелый до шоко-

ладного состояния. А рядом с ним вышагивал огромный и необъятный муж-

чина с ярко выраженными кавказскими чертами лица, начиная от анекдо-

тично огромного носа и заканчивая буйной растительностью, выпирающей

из-под рубашки во всех доступных местах. И судя по взглядам, которы-

399

П. Ефремов. Стоп дуть!

ми они оба прожигали меня по мере пересечения двора, ничего хороше-

го меня не ждало.

– Ти кто?! Что здэсь делаешь?! Кто тебя звал?!

Я начал пятиться к двери дома.

– Извините, я привез…

Парочка начала подниматься по ступенькам, а мне уже некуда было от-

ступать.

– Что привез, что привез! Воровать хочешь! Чатлах! Готверан! Рамис,

держи его!

С предпоследними словами я был знаком, благо годы военной службы

кого угодно сделают мини-лингвистом, и слова эти не предвещали ничего

хорошего. Но на мое счастье в тот момент, когда динозавроподобный Рамис

схватил меня за рубашку, где-то сзади раздался крик:

– Папа, это командир мой, он меня домой привез!

И Рамис, держащий меня за руки, и второй, оказавшийся Брылевским

отцом, одновременно повернули головы на звук голоса. Я тоже вытянул шею

и постарался выглянуть из-за могучего тела азербайджанца. По дорожке бе-

жал улыбающийся Брыль, а за ним семенила его более взрослая копия.

– Сынок! Вернулся… Ай, хорошо как!

Несмотря на такой поворот событий, могучий Рамис сразу меня не от-

пустил. Удостоверившись, что на дорожке действительно молодой Брыль, он,

не выпуская меня из рук, неожиданно обнял меня, да так, что дыханье спер-

ло, и заорал во весь голос:

– Ай, спасыбо, дорогой!!! Друга, брата нам вэрнул! Такой радость до-

ставил!

Я пытался каким-то образом извернуться и вырваться из объятий Рами-

са, но ничего не получалось. К тому же от него пахло смесью чего-то пряно-

го, напоминавшего смесь чеснока и лука одновременно. Он так бы, навер-

ное, и тискал меня еще минут десять, если бы не отец Брыля, оторвавший

его от меня каким-то коротким, но явно емким выражением. После чего отец

матроса протянул мне руку и представился:

– Сергей Николаевич Брыль… Отец… Спасибо!

И тоже заключил меня в объятия. Потом меня обнимал старший брат

Брыля Игорь. Потом, немного погодя, пришла его мама, которая по сравне-

нию с мужчинами была очень скромна и сдержанна, ограничившись ма-

теринским поцелуем в обе щеки. Потом, пока я умывался и приводил себя

в порядок, в комнате был оперативно накрыт стол, а заодно оповещена вся

улица о возвращении блудного Брыля. Причем процедура оповещения была

настолько оперативной, что, потратив на умывание максимум десять минут

и выйдя во двор, я обнаружил там уже человек двадцать пять мужчин, при-

мерно одинакового возраста, степени небритости и национальности. Каж-

дый из них считал себя обязанным потискать меня несколько минут и по-

благодарить за спасение их соседа, брата и просто хорошего человека. При-

чем говорили они все на каком-то псевдорусском языке, который я понимал

ровно наполовину, отчего как-то немного комплексовал и чувствовал себя

не в своей тарелке. Как выяснилось потом, семья Брылей переехала в Баку

много лет назад, сразу после войны, и с тех пор практически полностью ас-

симилировалась с местными жителями, начиная от говора и внешнего вида,

заканчивая даже домашним укладом. Человек тридцать постоянно подхо-

дили и отходили от нашего стола, но среди них не было ни одной женщины,

400

Часть вторая. Прощальный полет баклана

и только мама Брыля носилась, как курьер, разнося огромные чайники с зе-

леным чаем, закуски и прочее, для тех, кто не смог поместиться в неболь-

шой комнате.

Застолье продолжалось довольно долго, и я, до того, как окончательно

размориться от жары, дорожной усталости и теплой водки, которой со мной

хотели чокнуться все из присутствующих, успел попросить самого здраво-

мыслящего из гуляющих, брата Брыля Игоря, помочь мне приобрести обрат-

ный билет до Москвы. Последнее, что я помню, постепенно сдаваясь в плен

пьяненьким сновидениям, – это то, что просил у него закурить, попутно жа-

луясь об отсутствии на Севере никотина как класса.

Утром меня разбудил яркий луч солнца, прорвавшийся к моему при-

пухшему от вчерашнего торжества лицу сквозь щель в занавеске. Было

тихо, лишь за окном кто-то вел негромкий и неспешный разговор. Я взгля-

нул на часы. Было половина девятого утра. На кухоньке копошилась мама

Брыля, которая поздоровалась со мной так по-доброму, словно я был ее близ-

ким родственником. Когда я умылся, она проводила меня на веранду, где

за очень низким столиком на табуретках со спиленными ножками восседа-

ли Сергей Николаевич, Игорь и Рамис. Они сосредоточенно пили зеленый

чай из огромных пиал, хрустя баранками и зачерпывая зеленоватое варе-

нье из ретроспективных розеток. Беседа была спокойной и неторопливой

и главным образом была посвящена мне. Высокое собрание решало, как меня

правильно и красиво проводить обратно. Не в смысле побыстрее выпереть,

а именно как выполнить все мои пожелания, чтобы я остался доволен. Мое

появление за столом эти рассуждения не прекратило, а, наоборот, вызвало

массу вопросов, чего я хочу и что мне нужно. Я постарался как можно лако-

ничнее объяснить, что хочу побыстрее в Москву, к маме, и что больше мне

ничего не надо. Ну разве только сигарет, и то, учитывая мою скромную на-

личность, немного, ну хотя бы пару-тройку блоков.

Мужчины переглянулись, покивали головами и предложили мне спо-

койно завтракать и пить чай, после чего мы решим вопрос с сигаретами, а уж

потом займемся билетами. После чая, который, к моему удивлению, оказал

очень тонизирующее действие на мой расшатанный вчерашним возлияни-

ем организм, Игорь отправился к себе домой, что-то подкрутить в своей «ко-

пейке», а мы с Рамисом отправились за сигаретами.

Поплутав по узким, хаотично искривленным улочкам и переулкам, мы

вышли к совершенно невзрачному строению, за забором, слепленным из са-

мых разнообразных материалов, начиная от половых досок, заканчивая ржа-

выми жестяными листами. За калиткой нас ждал потертый немолодой азер-

байджанец во вьетнамском блестящем адидасе и с полным ртом золотых

зубов. Перекинувшись с Рамисом парой слов, они поулыбались, похлопа-

ли друг друга по плечам, потом поулыбались мне, похлопали меня по плечу

и пригласили в покосившийся сарайчик, построенный явно «хап»-методом.

Невзрачное строение внутри содержало просто огромное богатство по ны-

нешним временам. Вдоль стен громоздились коробки с надписями, от кото-

рых во рту скапливалась слюна, а рука непроизвольно тянулась к спичкам.

«Родопи», «Ту-134», «Интер», «Ява», «Кишинев», у одной из стен под потолок

вздымались сероватые коробки с «Беломором», а у самой двери горой валя-

лись бумажные мешки с «Примой». На мой взгляд, весь мой экипаж с таким

количеством табачной продукции мог запросто уйти в автономку на полный

срок, и потом бы еще осталось. Пока я лихорадочно просчитывал в уме сум-

401

П. Ефремов. Стоп дуть!

му, какую мог потратить на этот дефицит, Рамис, взяв мешок, стал деловито

закидывать в него один за другим блоки «Родопи». Когда я отвлекся от ум-

ственной деятельности, он успел накидать блоков пятнадцать и не собирал-

ся останавливаться. На все мои интенсивные возражения Рамис отвечал ко-

ротко, но решительно:

– Ти нам брат вэрнул, нэ обыжай… Подарок!

А когда я пытался вынуть деньги, посмотрел на меня так, что стало по-

нятно, что их лучше спрятать обратно и даже не вспоминать о них. Уложив

в мешок двадцать блоков, Рамис просто присыпал их сверху «Примой», на-

сколько возможно, обнял мешок своими гигантскими руками, и мы отпра-

вились обратно. Денег с меня не взяли ни копейки, и в этот момент я понял,

что это только начало.

У дома нас уже ждали две машины. Одна Игоря, а вторая родного бра-

та Рамиса, мужчины такого же внушительного вида, только чуть моложе вы-

глядевшего. Сигареты были сданы маме Брыля, меня усадили в «копейку»

Игоря, и наша кавалькада рванула в сторону центра города. И самым первым

пунктом, по моей просьбе, стал железнодорожный вокзал.

Город был красив. Красив какой-то чарующей смесью архитектурных

стилей и направлений, приправленных азиатско-кавказским колоритом,

и даже присущая всем восточным городам атмосфера грязноватого базара,

наоборот, вписывалась очень органично в этот город, который, к сожалению,

был уже явственно затронут наступающей эпохой потрясений и безвластия.

У вокзала мы остановились и отправились в кассы. Шествие выглядело вну-

шительно. Впереди шел я с Брылем, его брат Игорь, сзади, возвышаясь над

нашими головами, Рамис со своим братом, а еще поодаль шли пару друзей

Брыля, за компанию отправившиеся с нами. У самих касс было абсолютно

пусто. Только рядом, прислонившись к подоконнику, лениво перебирал чет-

ки упитанный, прилично одетый и до синевы выбритый азербайджанец. Кас-

сир на мой вопрос о билетах в Москву на ближайший поезд ответила очень

вежливо, даже с каким-то участием, что их нет на ближайшие тридцать су-

ток. Ни СВ, ни купе, ни плацкарт. Все мои сопровождающие лица начали го-

рячо и возмущенно выказывать ей свое отношение ко всему железнодорож-

ному транспорту, и пока они там возмущались, ко мне мягко и неслышно по-

дошел стоявший поодаль мужчина и вкрадчиво спросил:

– Уважаемый, проблэмы есть?

Я сразу все понял.

– Есть. Очень нужен билет до Москвы.

Мое сопровождение, узрев новое лицо, перестало ругаться с кассир-

шей и молча обступило нас.

– Вах, как понымаю… Ехать надо очень, да?

– Очень! – согласился я.

– Могу попробовать помочь… Нэ знаю… Можэт нэ получыться…

Весь мой эскорт мгновенно заговорил по-азербайджански, перебивая

друг друга, интенсивно жестикулируя и что-то объясняя, показывая на меня.

Кассовый магнат, невозмутимо крутя четки, вдруг хлопнул в ладоши.

– Ой, какой уважаемый человек не может уехать… Пойдем, поговорим

с женщиной… Должна помочь… Должна…

И деликатно взяв меня под локоть, повел к кассе.

– Люба, надо помочь очень хорошему человеку… Очень достойному

и хорошему человеку…

402

Часть вторая. Прощальный полет баклана

И повернувшись ко мне спросил:

– Сколько билетов? На какое число?

Ответить я не успел, потому что за меня ответил Игорь:

– Один. Москва. На завтра.

Азербайджанец наклонился к окошку.

– Любочка, завтра человеку ехать надо. В Москву.

И снова поднял голову ко мне.

– СВ? Купе? Нижний полка, верхний полка?

Тут уже свое слово успел вставить я:

– Купе, пожалуйста. Если можно, нижнюю.

За низким окошком кассы началось шевеление. Я, в душе уже опасаясь,

что за меня снова заплатят, рывком подскочил к кассе, вытаскивая кошелек.

Через минуту билет на завтрашний утренний поезд перекочевал в мой кар-

ман, и я расплатился за него ровно по таксе. Предполагая, что «на лапу» де-

ловому азербайджанцу мне еще предстоит дать, я повернулся к нему и на-

ткнулся на его очень доброе и улыбающееся лицо.

– Ой, какому человеку помогли… Долго-долго помнить буду…

Я поблагодарил и начал было открывать кошелек, но он меня остано-

вил и очень витиевато объяснил, что ему стыдно, что он хотел такого чело-

века о чем-то просить. Пока я соображал, что ответить, меня тронул за пле-

чо Игорь и предложил уходить. Как оказалось, пока я разбирался с кассой,

мзду за билет все же умудрился отдать он и, естественно, наотрез отказал-

ся брать у меня деньги. После этого я твердо решил, что ничего покупать

не буду, а если и буду, то только за свои и быстро, пока они не успели меня

опередить.

Потом была изумительная экскурсия по городу. Мы бросили машины,

и всей компанией прогулялись по старому городу, его бульварам и улочкам.

Я узнал, что такое дворец Ширваншахов и увидел знаменитую Девичью баш-

ню. Мне также показали место, где Никулин и Миронов в «Бриллиантовой

руке» усиленно «ломали» руки, и где-то там же рядом мы перекусили оше-

ломляюще вкусными и сочными шашлыками, которые нам подносил старый

бакинец в белоснежнейшем халате и белом колпаке. Все мои потуги платить

самому пресекались сразу и очень грозно, так что уже к середине дня я пе-

рестал комплексовать по этому поводу, хотя напоследок снова пришлось

немного покраснеть. Уже перед самым отъездом домой я увидел книжный

магазин, а так как с детства питаю очень большую любовь к печатному сло-

ву, рванул туда. То, что я увидел, повергло меня в шок. Полки были полны

дефицитных книг, тех самых, на которые у нас сдавали тонны макулатуры,

получали талончики и радовались, как дети, очередному томику Дюма или

Хейза. Тут все это, и не только, лежало свободно и, кажется, без ажиотажно-

го спроса. Да и вообще магазин на 80 процентов был забит книгами на азер-

байджанском языке, а русскоязычная литература занимала совсем немно-

го места. Я завис у этого прилавка минимум на полчаса, рассматривая пода-

рочные издания «Графа Монте-Кристо», солидные тома Сименона, и даже

отдельные книги сверхдефицитного Пикуля. Книги были недешевы, я очень

долго облизывался и, наконец, решившись, купил себе трехтомник Пикуля

и двухтомник братьев Стругацких. Я бы, конечно, взял все остальные кни-

ги, потому что никогда не считал возможным экономить на книгах, но боль-

шего себе позволить не мог и, зажав купленное, с тяжелым сердцем поки-

нул магазин.

403

П. Ефремов. Стоп дуть!

Каково же было мое удивление, когда Рамис, которого нам пришлось

ждать еще несколько минут, открыв дверцу машины, протянул мне самую

настоящую анекдотичного и растиражированного вида авоську, в которую

были свалены все книги, которые я успел посмотреть!..

– Подарок… от Магомедовых тебе… Вижу, хороший книги… Читай,

да… И Рамис улыбнулся так широко, что я даже не нашелся, что ответить,

и лишь скороговоркой, опустив глаза, поблагодарил его, в глубине души ра-

дуясь такому подарку, хотя по идее радоваться ему было стыдновато.

По приезде домой оказалось, что пока мне демонстрировали красоты

Баку, дома тоже готовились к моим проводам. Не знаю, откуда у них была уве-

ренность, что я возьму билеты именно на завтра, но столы накрыли именно

сегодня. И накрыли, надо сказать, как будто провожали в Москву как мини-

мум ближайшего родственника. Пока мама Брыля вместе с супругой Игоря

и еще какими-то молодыми женщинами суетились у столов, отец моего ма-

троса, вежливо взяв меня под локоть, повел хвастаться своими гранатовы-

ми деревьями. Их оказалось много, и что самое интересное, чего я никогда

не знал, все разных сортов. Я даже не догадывался, что существуют белые

гранаты. С каждого дерева Брыль старший срывал мне ветку с гранатами,

стараясь, чтобы ветка эта была обязательно не только с плодами, но и с ли-

стьями. В конце экскурсии я напоминал гранатовый куст, с головой и нога-

ми, и вместе с подробной и исчерпывающей информацей о гранатах, узнал

еще и историю семьи Брылей.

Все они были чистейшей воды украинцы, родители которых во время

войны эвакуировались сюда, да так и остались. С годами они настолько адап-

тировались к местному образу жизни, что и внешне, и разговором, и даже

домашним укладом стали практически неотличимы от аборигенов этих мест.

Как я понял, Брыль-старший работал простым водителем на местной авто-

базе, и работал так, как работал весь Азербайджан, да, наверное, и все наши

юго-восточные республики. Он возил молоко из какого-то близлежащего

колхоза на молокозавод. И осуществлял это так. Свою получку он сразу де-

лил на две части. Одну платил кому-то в колхозе, чтобы ему проставили в пу-

тевке, что он за месяц сделал энное количество рейсов и отвез энное коли-

чество сырья на молокозавод. Вторую платил на молокозаводе, дабы ему от-

метили, что он это привез, и потом списали как прокисшее и испорченное.

Потом уже из собственных денег платил за те самые путевки своему дис-

петчеру на автобазе, за месяц, а то и больше, и совершенно отдельно платил

за путевку куда-нибудь в среднюю полосу. А потом, приплатив еще кому-

нибудь в гараже, он забирал машину, грузил ее разными фруктами, и гра-

натами в том числе, и ехал в среднюю полосу, с официальной путевкой, где

всегда находились люди, готовые купить эти свежие и дефицитные продук-

ты для дальнейшей реализации. Все это давало Брылю доход, позволяющий

совершать всего 5–6 рейсов в год, а все остальное время проводить дома,

в любимом саду, числясь одновременно ударником социалистического тру-

да в родной автоколонне.

Застолье по поводу моего отъезда очень напоминало элементарные про-

воды в армию. Сколько я наслушался хороших и добрых слов в свой адрес

от абсолютно незнакомых людей – не передать. И хотя было понятно, что это

лишь восточная вежливость, но все равно было довольно приятно, и я вско-

ре снова начал клевать носом благодаря быстрому чередованию тостов. Что

404

Часть вторая. Прощальный полет баклана

самое интересное, Брыли, сохранившие для себя украинские национальные

ценности в виде любви к салу, свинине и прочим антимусульманским про-

дуктам, в большом количестве выставили все это на стол, и их правоверные

соседи, с большим удовольствием поглощали сало с чесночком, под доброт-

ную «Столичную», с горячим лавашиком в довесок.

Утро прошло практически по сценарию первого дня, а вот когда я начал

собираться, оказалось, что вещей у меня что-то многовато. К моей сумке сна-

чала добавилась огромная сетка с гранатами, коробка с сигаретами и авоська

с книгами. Потом со своей половины пришел Игорь и принес еще одну сум-

ку. Как он сказал, для моей жены. В сумке лежал десяток дефицитнейших

коробок шоколадных конфет, причем одинаковых не было, и все были мо-

сковские, самых известных фабрик. Потом долго прощались и даже опроки-

нули с Брылем-старшим по стопке на посошок. А когда подъехал Игорь и мы

начали все это перетаскивать в машину, ко всем прочим вещам мне на ко-

лени добавилась огромная корзинка со снедью в дорогу, которую принесла

мама матроса, перекрестив меня на прощанье.

На улице к нашей машине сзади пристроились автомобиль Рамиса

и еще одна «Волга» со вчерашними гостями. Ехали неторопливо, с восточ-

ной вальяжностью, а потому, когда наконец весь кортеж добрался до вокза-

ла, до отправления состава оставалось уже пять минут и я уже начинал поку-

сывать губу от предчувствия неминуемого опоздания. Благодаря Богу, а ско-

рее, восточной неторопливости, с которой поезд трогался с родного вокзала,

я все-таки успел. Но моя посадка в вагон была просто феерической. Сначала

вся толпа провожающих высыпала из машин и, подхватив мои вещи, стре-

мительным броском выдвинулась к вагону. Потом последовал сам ритуал

прощания, с речами, объятиями и поцелуями. А потом начался внос вещей,

во время которого Рамис, жизнерадостно беседуя с проводниками, удержи-

вал стоп-кран вагона…

Моими соседями в купе оказались молодая пара, лейтенант с симпатичной

блондинистой супругой, ехавшие в отпуск, и приятная женщина лет пятидеся-

ти, наоборот, приезжавшая в гости к сыну, служившему в окрестностях Баку,

в поселке Гюздек. По их рассказу, все выглядело примерно так. Поезд, слег-

ка дернувшись, остановился, и буквально через минуту в купе влетел бандит-

ского вида азербайджанец с коробкой в руках, молча положил ее на свобод-

ную нижнюю полку и так же молча вылетел в коридор. За ним проследовало

еще пять человек, каждый молча укладывал поклажу на полку и так же молча

исчезал. Потом поезд тронулся, и появился я. Женщина, которую звали Ири-

на Степановна, вообще сказала, что сначала они подумали, будто с ними едет

какой-то бандит. В процессе укладывания горы моих вещей под полку обнару-

жилось, что ко всему прочему добавилась еще одна коробка, в которой было

шесть бутылок коньяка. Две бутылки «Ширвана», которого я до этого даже

и не видел, и четыре бутылки коньяка «Гянджа», который мне уже приходи-

лось пробовать. Я успокоил попутчиков относительно моего статуса и в знак

знакомства выставил на стол две бутылки коньяка и свежесорванные грана-

ты. В корзинке, которую собрала мне мама Брыля, обнаружилось такое коли-

чество снеди и сладостей, что я мог бы ехать до Мурманска, не утруждая себя

мыслями о хлебе насущном. Само собой, и это все перекочевало на стол, и мы

устроили прощание с Баку, в котором приняло участие все мое купе: и добро-

желательная Ирина Степановна, и жена лейтенанта Света, и сам лейтенант

Игорь, которому хотелось выговориться кому-нибудь…

405

П. Ефремов. Стоп дуть!

Машины с моими провожающими, которые махали руками из окон,

неслись вдоль путей, провожая поезд, пока дорога не повернула вбок. Баку

остался позади. Мы сидели и смаковали коньяк, оказавшийся изумительно-

го, не похожего на другие, пряноватого вкуса, и говорили. Дорога вообще

располагает к разговорам. Света простодушно и мечтательно делилась пла-

нами по благоустройству их служебной квартирки в гарнизоне, Игорь в там-

буре, смоля сигарету за сигаретой, раздраженно рассказывал о том, что тво-

рится вокруг их части на самом деле, а мудрая Ирина Степановна постоянно

жалела, что так и не смогла уговорить своего сына переводится в Подмоско-

вье, хотя тому давно предлагали это сделать. Дорога в такой душевной ком-

пании пролетела быстро, и мы расстались на перроне в Москве с самыми те-

плыми чувствами.

Я погостил у мамы и вернулся в Гаджиево. Обрадовал семью дарами

Востока, сдал пистолет и наручники, мирно пролежавшие все эти дни в ши-

нели, и продолжил свою привычную службу, постепенно забывая о своем

бакинском вояже.

Наверное, вся эта история – своеобразный симбиоз флотских «чу-

дес» и жизненных коллизий, так и не вышла бы за рамки заурядного эпи-

зода моей жизни. Но неожиданно для меня самого участники этих событий

начали появляться на моем горизонте с завидной частотой. Сначала осенью

1993 года, когда наш законно избранный президент штурмовал наш же за-

конно избранный парламент, я узнал на экране телевизора в одном из за-

щитников Белого дома того самого человека, с которым меня свела судьба

в «обезьяннике» Бакинского аэропорта. Был он в камуфляже, с погонами

полковника и очень выделялся на фоне остальных разношерстных бойцов.

Еще через несколько лет в одной из книг, посвященной этим событиям, я на-

шел его фотографию и узнал, что этот полковник, судя по всему, настоящий

офицер, погиб там в эти дни, сражаясь, наверное, за все то, что считал са-

мым важным в своей жизни.

Уволившись в запас, я стал работать в Москве, и офис моей компании

располагался практически на Патриарших прудах, где в 1998 году я встре-

тил Ирину Степановну, изрядно постаревшую, но все такую же улыб-

чивую и доброжелательную. Каюсь, но узнала она меня, а не я ее, и мне

даже пришлось поднапрячь память, чтобы вспомнить те сутки в поезде.

Она не зря переживала тогда за сына. Ее сын, майор Советской Армии,

погиб от рук бойцов Национального фронта Азербайджана, отказавшись

отдать личное оружие при нападении на их часть. С тех пор я иногда гу-

лял с ней вокруг Патриарших, пока она в 2002 году не умерла от сердеч-

ного приступа.

В 2005 году, находясь на конференции в Турции, я заметил в отеле су-

пружескую пару, которая показалась мне смутно знакомой. Это оказались

те самые мои попутчики, Света и Игорь. Для них те годы тоже стали безра-

достными. Свете вместо благоустройства семейного очага пришлось тушить

свой подожженный дом, и она потеряла своего еще не рожденного ребен-

ка. Игорь, получив контузию после взрыва складов боеприпасов в Гюздеке,

был начисто комиссован из рядов Вооруженных сил и, естественно, оказал-

ся никому не нужен, кроме собственной семьи и жены. Слава богу, жизнь

позволила им выпрямиться, не пропасть, не растерять свои чувства, завести

детей, но все же при воспоминании о тех годах у Игоря непроизвольно кри-

вились губы, и он начинал немного заикаться.

406

Часть вторая. Прощальный полет баклана

Матрос Брыль поздравил меня открыткой с Новым, 1991 годом и пропал.

Но в 2006 году, проезжая по Горьковскому шоссе, я узнал в одном из придо-

рожных шашлычников Рамиса. Он хоть и остался могучим и видным муж-

чиной, полностью поседел и как-то сник и больше не производил впечатле-

ния непомерно жизнелюбивой натуры. Он долго не мог, а может, и не хо-

тел вспомнить ту пару дней в далеком 1990 году, но постепенно понемногу

оттаял, расслабился, и я узнал от него судьбу семьи Брылей. Игорь, самый

здравомыслящий из всех, уехал со своей семьей из Баку сразу же, как раз-

валился Советский Союз. Уехал он в Россию, и думаю, не пропал. Отец мо-

его матроса, потеряв работу, долго пытался устроиться хоть куда, но потом

неожиданно сдал, и меньше чем через два года после описываемых событий

умер в своем гранатовом саду. У него просто остановилось сердце. Самого

Брыля попытались мобилизовать на войну в Карабах. Он, естественно, это-

го не хотел, и дал деру, прихватив с собой мать. Рамис сам помогал им поки-

нуть Баку. Куда они уехали, неизвестно, но, судя по всему, к брату и навсег-

да. Больше Рамис о них ничего не слышал. Сам он уехал из Азербайджана

под закат 90-х годов, устроился где-то в Подмосковье сначала простым ман-

гальщиком, постепенно мало-помалу обустроился, открыл собственную при-

дорожную харчевню, привез семью, и уже лет десять кормит дальнобойщи-

ков и автолюбителей на подъезде к столице. Я иногда заглядываю к нему,

он всегда рад, но в глазах его больше тоски, чем радости, хотя он и пытается

всеми силами этого не показывать.

Я часто думаю о том, как бы сложилась моя жизнь и жизнь этих людей,

живших в одной стране и внезапно оказавшихся в другой, враждебной и же-

стокой, если бы не развалилась наша былая могучая держава. К ней можно

было относиться по-разному, для кого страна была тюрьмой народов, а для

кого – единственной и нерушимой, но я почему-то уверен, что наши судь-

бы сложились бы совсем по-другому, и это вовсе не ностальгия, а простая

констатация факта…

Одиночное плавание

Судьба, надругавшись над нами, иногда протяги-

вает нам руку помощи, но чаще, впопыхах, хвата-

ет и вытягивает нас за яйца.

Неизвестный офицер из политотдела

Самое простое КШУ, то есть командно-штабное учение, создает мас-

су трудностей у принимающего в нем участие плавсостава. Одно дело ко-

мандование, которое по большей части высиживает в тиши кабинетов,

передвигает указкой по карте фигурки кораблей, вычерчивает маршру-

ты движения флотилий и докладывает уже своему вышестоящему началь-

ству об условном выполнении военных действий. А корабли ведь по мано-

вению их рук носятся по полигонам на самом деле, жгут топливо, пуска-

ют ракеты и торпеды, правда, понарошку, а там глядишь, и по-настоящему

пару раз пальнут.

407

П. Ефремов. Стоп дуть!

В тот раз нам повезло. Наша флотилия участие во всефлотском меро-

приятии принимала исключительно условно. Выделили пару-тройку кора-

блей, которые, замерев у пирсов, изображали резерв командования. Осталь-

ная часть флотилии занималась обычными делами и, кажется, совсем не по-

дозревала о проходящей «войне». Наш корабль только месяц как вернулся

из автономки, занимался межпоходовым ремонтом, и даже речи не шло

о том, чтобы мы изображали силы быстрого реагирования. Почетную обя-

занность играть в дежурный ракетоносец нашей дивизии поручили экипа-

жу кавторанга Гусева на их собственном корабле. Все бы хорошо, но Гусев-

ский пароход недавно пришел из ремонта, и как полагается в таких случаях,

народа на нем не хватало, дай бог, половины. А по правилам учений во вре-

мя их прохождения экипаж обязан сидеть в полном составе на борту родно-

го крейсера и боевой готовности к немедленному выходу в море. Командир

дивизии думал недолго и не мудрствуя лукаво приказал заткнуть все недо-

стающие дырки в экипаже Гусева нашими телами. Послеавтономочными.

Свеженькими и готовыми к употреблению. Наш командир здраво рассу-

дил, что к Гусеву стоит отправить не задействованный в ремонте личный со-

став, а так как первый и второй управленец в базе – самые большие тунеяд-

цы и бездельники, то, само собой, нас и отправили на «вражеский» корабль

в первую очередь. Вообще-то мы не унывали. На твердое соблюдение воин-

ской дисциплины в экипаже, три года просидевшем на заводе, можно было

не рассчитывать, и уж если не получится у нас смыться домой, то отоспать-

ся без особой неровотрепки мы рассчитывали твердо. Да и ко всему прочему

на каждом корабле у всех масса друзей и приятелей, скучать не дадут. И как

раз у Гусева служил комдивом два мой друг Сашка Антохин, бывший коман-

дир электротехнической группы нашего корабля.

Утром после подъема флага мы представились командиру и были пере-

адресованы старпому, который, уныло окинув взглядом наше внушительное

пополнение, вздохнул и без особой надежды в голосе объявил:

– Экипажу якорный режим на весь период КШУ. Сход на берег –

с личного разрешения командира. Сейчас всем вниз, будет учебная трево-

га, там и разберемся с вами…

На тревоге нас пересчитали, учли в списках боевых смен и расписали

по телефонным вахтам. Это когда по очереди сидишь у телефона и отвеча-

ешь на звонки. Такая вот военная забава. После отбоя тревоги прикоман-

дированный народ рассеялся по кораблю – одни спать, другие по каютам

друзей, а некоторые сразу прямиком направились к старпому, на ходу вы-

думывая мотивацию, чтобы покинуть корабль. Командир позвонил в штаб,

выслушал новости, приказал заняться боевой подготовкой и убыл в каюту.

Через десять минут из его неотключенного «Каштана» уже был слышен мо-

лодецкий храп. Корабль затих, КШУ началось.

Старпом Терентьич был моим старым знакомым еще с лейтенантских

времен. Тогда он, еще молодой каплей, помощник командира, пытался отра-

батывать свои командные навыки на зеленом прикомандированном лейте-

нанте. То есть на мне. Ничего путного из этого не вышло, но с тех пор он со-

хранил ко мне дружеские чувства и теплое отношение. Так что мне не стоило

особого труда убедить Терентьича в том, что «вахта» на телефонах мне про-

тивопоказана и что на такое «ответственное» дело достаточно и молодежи.

Получив добро на безделье, мы с Антохиным не спеша перекурили с тем же

старпомом в курилке и удалились в Сашкину каюту отметить встречу.

408

Часть вторая. Прощальный полет баклана

Как проходят военные посиделки в период вынужденного простоя, вы,

надеюсь, уже поняли. Запасливый Антоха вытащил из сейфа фляжку, огром-

ный шмат сала, пару банок консервов. Пока я работал ножом, облагоражи-

вая сало и остальные припасы, Сашка извлек из-под шконки запечатанную

бутылку дистиллированной воды.

– Для особых случаев держу! – пояснил Антоха и четко выверенными

движениями разбавил шило водой, причем наливая не воду в спирт, а нао-

борот. Высшее образование! Если наливать наоборот, смесь сильнее нагре-

ется. Химия!

Сильно накачиваться на корабле мы, естественно, не собирались, так,

просто хотели отметить встречу, все же почти год не виделись. Вздрогнули.

Закусили. И понеслись разговоры. Обговорили все доступные темы, начи-

ная со службы и кончая вопросами морали. По мере течения беседы хлоп-

нули еще пару стопок и уничтожили все съестные припасы. Потом пошли

в каюту к старпому, выпросили ключ от курилки и полчаса дымили. После

перекура на нас обоих накатило чувство невероятного блаженства. Обоим

сразу захотелось спать, и мы разошлись по каютам, договорившись оттянуть-

ся на подушках до обеда.

В обед меня разбудил Антоха вместе с корабельным доктором, веселым

и разбитным старлеем Серегой. Сами по себе корабельные врачи – удиви-

тельно неунывающие и компанейские мужики. Доктор – всегда друг ко-

мандира, всей группы «К», а особенно корабельного камбуза и всей коков-

ской братии. В базе на корабле не сидит, дежурит на ПМП или в госпитале.

В море барствует в изоляторе и единственный на корабле, кроме команди-

ра, имеет собственный гальюн. В котором, кстати говоря, тайно покуривает,

пользуясь замкнутостью цикла вентиляции. Серегу на этот раз насильно за-

гнали на борт, заставив охранять здоровье военнослужащих круглые сутки.

Его не особо вдохновляло такое развитие событий, но благодаря природному

оптимизму он решил воспользоваться моментом и отдохнуть от обыденности.

Сначала он хорошо выспался в своем изоляторе, а затем тонкая душа врача

потребовала простого человеческого общения. В поисках родственных душ

доктор вышел на обед, где и отловил Сашку. Согласия они достигли быстро,

разбудили меня и увлекли в изолятор, не дав даже отобедать. Там хлебосоль-

ный Серега выставил на стол заранее реквизированные с камбуза на «пробу»

обольстительные полуметровые отбивные и множество других разносолов.

Ну и, само собой разумеется, Серега достал из загашника дозу своего меди-

цинского спирта в традиционной бутылке с резиновой пробкой и граммовы-

ми делениями. Под отбивные опрокинули еще по одной стопке. Потом ребя-

та продолжили, а я налег на еду больше из-за того, что перед этим успел-таки

договориться со старпомом об уходе домой, а появляться пред очами супру-

ги на нетвердых ногах я не любил. Как, впрочем, не любила этого и она. До-

говор был джентльменским: я уходил часов в пять вечера до утра, а он этого

как будто не знал и не старался заметить. Вообще, Тереньтич совершенно

справедливо чуял во всех прикомандированных потенциальную опасность

для внутренней организации своего корабля и отпускал их налево и направо,

лишь бы была мало-мальски приемлемая причина. К пяти часам ребята дое-

ли и допили все запланированное, погрузились в состояние нирваны и раз-

влекали себя ленивым трепом. Моим друзьям спешить было некуда, им как

«родным» подводникам дорога домой была заказана до окончания флотской

«Зарницы». На мой же организм такая комариная доза не оказала заметно-

409

П. Ефремов. Стоп дуть!

го воздействия, но немного скрасила бессмысленное пребывание на чужом

корабле. В том, что оно бессмысленное, никто не сомневался. Случаи, когда

на таких КШУ корабли неожиданно выгоняли в море, были исключительно

редки, по большей части из области флотских преданий далеких советских

времен. Причем не последних лет, а годов эдак шестидесятых-семидесятых,

когда служили по-настоящему и занимались делом не на бумаге.

До пяти часов мы просидели у доктора, изредка выползая в курилку

вдохнуть никотина. Без десяти пять я поднял трубку телефона и осведомил-

ся у старпома о нашей договоренности. Тот ее подтвердил. Тогда я, как вос-

питанный и тактичный военнослужащий, позвонил еще и механику, об-

рисовав ситуацию и ему. Командиру БЧ-5 все прикомандированные были

до фонаря, а узнав, что меня ко всему прочему отпускает сам старпом, мех

дал добро идти куда угодно, лишь бы подальше. На что я согласился без ко-

лебаний и приступил к выполнению.

Спустился в каюту. Обулся, обмотался шарфом, влез в шинель, надви-

нул шапку. Приведя себя в боевое состояние, схватил портфель и снова под-

нялся на верхнюю палубу к доктору, попрощаться с мужиками. Серега, уви-

дев меня в походном одеянии, настаивал принять на посошок.

– Старик, погода-то на дворе аховая. Недобрая шутка природы. Давай-

ка грамм пятьдесят на дорожку.

И начал разбавлять, не дожидаясь моего согласия. Насчет погоды я был

с ним полностью согласен. Наш Гаджиево, хоть и заполярный городиш-

ко, но сильными морозами не славился. Видно, сказывались теплые тече-

ния. Ниже минус двадцати редко когда бывало. А тут в самом начале февра-

ля ударили морозы, да такие, что запарил залив и стала замерзать морская

вода у берега. Градусов двадцать семь на улице было точно. Пока я размыш-

лял, Серега сделал свое дело и сунул мне в руку стакан. «Ну что ж, жена же-

ной, а холод холодом», – решил я и опрокинул содержимое в рот. Внутрен-

ности обожгло, как напалмом. Весельчак доктор не разбавил мою порцию,

и теперь вместе с Антохой корчился от смеха, наблюдая мои судорожные по-

пытки вдохнуть воздух. Наконец, продышавшись и опорожнив пару кружек

воды, я беззлобно обматерил веселящихся обормотов, попрощался и двинул-

ся по направлению на выход, к центральному посту. Корабль был словно вы-

мершим. До меня ровным счетом никому не было дела. Пройдя через пятый

и четвертый отсеки, я вдруг ощутил, что спирт здорово ударил по организ-

му. Стало жарко, и в голове зашумело. Поэтому, выйдя наверх, я остановил-

ся на мостике и не спеша выкурил сигарету, не обращая внимания на мо-

роз. Откуда мне было знать, что если бы не этот спирт… Словом, перекурив,

я стал спускаться с мостика вниз.

Для несведущих людей поясню. Чтобы выйти на борт из ограждения

рубки, необходимо миновать тяжелую металлическую переборку, которую

в море задраивают кремальерами, а в базе закрепляют в открытом виде специ-

альной защелкой. Именно закрепляют, потому что любой выходящий из ко-

рабля берется за скобу на этой переборке и удерживает свое тело, протиски-

ваясь наружу. Вот так и я, выползая на свет божий, перехватил скобу одной

рукой и вдруг понял, что переборка не закреплена. В одну секунду тяжелен-

ная дверь, под весом моего тела описав дугу, отделилась от ограждения рубки,

заодно впечатав одной из рукояток кремальер точнехонько мне между глаз.

От силы удара и боли рука разжалась, портфель из другой руки полетел назад

в ограждение рубки, а я сам, перекувыркнувшись, распластался на покатом

410

Часть вторая. Прощальный полет баклана

борту своего корабля и начал медленно сползать в воду. Мои нечеловеческие

попытки зацепиться за прорезиненный борт ничего не дали, и я как был –

в шапке, шинели и перчатках, а проще, в форме одежды номер пять, погру-

зился в студеные воды губы Сайда Кольского залива. К несчастью, на пирсе

стоял только наш корабль, да и тот правым бортом к пирсу. А выход из ограж-

дения рубки – на левом. Так что, принимая во внимание еще и парение за-

лива, увидеть со стороны меня никто не мог. Единственная призрачная на-

дежда оставалась на верхнего вахтенного, бродящего по пирсу. Но чтобы он

услышал мой голос, надо было как минимум выгрести к носу корабля.

Вода оказалась не холодной, а обожгла словно кипяток. На миг я погру-

зился с головой. Мама родная, ощущения – словами не передать! Тело мгно-

венно словно сжала неимоверная сила и сразу же отпустила, оставив после

себя ощущение медленно подступающего паралича. Не поверите, но перед

глазами, как в детском калейдоскопе, промелькнула вся предыдущая жизнь,

от пеленок до последних дней. Я никогда не думал, что такое вообще возмож-

но. Это необъяснимо, и наверное, наш мозг реагирует на опасность незави-

симо от наших желаний и мыслей. Стало ясно, что очень хочется жить. Долго

и счастливо. Или бедно и плохо. Но жить! До веревочного трапа в носу было

метров пятнадцать, и я, стряхнув подступающую слабость, оттолкнулся изо

всех сил и поплыл. Брассом! Как есть, не снимая перчаток и не скидывая тя-

желенную шинель. Не знаю, за какое время я преодолел эти злополучные ме-

тры, но они отняли у меня остатки сил, которых хватило только на то, чтобы

закинуть одну ногу на ступень трапа и намертво в него вцепиться. Ног и рук

я уже в принципе не чувствовал, хотя они меня еще слушались. Сил выполз-

ти наверх уже не было. Как можно крепче ухватившись за веревки, я напряг

до предела голосовые связки и принялся кричать.

– Верхний! Верхний! Поднимись на борт в нос! Верхний… Я за бор-

том! Как оказалось потом, верхний вахтенный, укутанный по нос в ту-

луп, бродил в районе кормы корабля, и при всем желании услышать меня

не мог. А я продолжал надрывать глотку, зовя на помощь. Долго ли, коротко

ли, но постепенно вахтенный перемещался в нос, когда вдруг до него непо-

нятно откуда донесся голос. Еще минут пять верхний не мог понять, откуда

кричат. На мостике никого нет, на пирсе, кроме него, – тоже. В итоге, ког-

да у матроса хватило ума взойти на борт, его глазам предстал скорчивший-

ся и полупогруженный в воду каплей, еле висящий на трапе с другого бор-

та. На мгновенье вахтенный остолбенел, а затем, рванув к «Каштану», заго-

лосил в центральный пост:

– Центральный!!! Аварийная тревога! Человек за бортом!

И не дожидаясь ответа, бросился ко мне и протянул приклад автомата.

– Хватайте, тащ! Хватайте!

Но сил на такой геройский поступок у меня уже не было. Только и смог,

что прошепелявить:

– Не могу, зови кого-нибудь еще…

В «Каштане» зазвенел сигнал тревоги, и спустя несколько секунд из руб-

ки уже выпрыгнули двое мичманов в одном только РБ, даже без ватников.

– Ох, ни х… себе! Борисыч, как тебя угораздило-то?..

Рассказывать историю моего падения в этот момент мне как-то не очень

хотелось, и я ответил коротко и просто:

– Брось п…ь, вытаскивайте вместе с трапом. Сам не смогу.

411

П. Ефремов. Стоп дуть!

Ребята дружно схватились и вытащили меня наверх. К моему несказан-

ному восторгу, я умудрился сам встать и даже сделать пару шагов.

– Борисыч, давай вниз! К доктору! Сам сможешь?

Обнадеженный тем, что ноги меня слушаются, я кивнул:

– Да!

И со всей возможной скоростью почапал в надстройку к верхнему ру-

бочному люку, оставляя за собой след, как за тротуаромоечной машиной.

Трап вниз к центральному посту я тоже преодолел сам, обильно орошая все

вокруг выливающейся из одежды водой. У входа в центральный пост меня

уже ждали старпом и веселенький доктор Серега.

– Паша? Ты как? Что надо?

Терентьич очень волновался, да оно и понятно, стоило сказать, что он

меня отпускал, и приличная свеча в общеизвестное отверстие молодому стар-

пому была обеспечена.

– Тереньтич, все нормально, ты ни при чем. Холодно…

– Паша, быстро в амбулаторию! Сережа, забеги ко мне, возьми пол-

литра шила, разотрите его!

Меня и вправду начало трясти от жгучего холода во всем теле.

– Терентьич, пол-литра на тело и пол-литра вовнутрь!

В медблоке Антоха вместе с мичманом-химиком, внештатным санита-

ром, быстро разложили стол, раздели меня догола и уложили. Примчался Се-

рега, потрясая двумя бутылками спирта. Одну кинул химику.

– Лей и растирай. Все тело! Я сейчас помогу.

Повернулся к Антохе.

– Саша, стакан!

Налил почти до краев и протянул мне.

– Пей! И не выкаблучивайся! До дна!

Как я понял, возражения по размеру дозы не принимались. Взял и вы-

пил. Разом. За один вдох. И не поперхнулся. Серега и санитар с бешеной ско-

ростью терли мои ноги и тело. Стало очень больно. До такой степени, что хо-

телось выть. Наверное, на моем лице это отчетливо наблюдалось, и Серега

повернулся к Антохе.

– Сашка, плесни еще один стаканчик этому моржу. И пускай пьет

до дна! Дадим Борисычу наркоз…

После второй порции я мало что помню. Только какую-то суету во-

круг и горящее огнем собственное тело. Потом я как-то быстро провалил-

ся в небытие.

Проснулся я от стука собственных зубов. Я лежал абсолютно голый в изо-

ляторе амбулатории, под одной лишь простыней. Одежды рядом не было. Сна-

чала никак не мог понять, как сюда попал в таком виде, а потом вдруг разом

вспомнил все происшедшее. Нашел одеяло, закутался поплотнее, немного со-

грелся. На часах было 21.30. Спал я не менее трех часов. На удивление, пре-

красно себя чувствовал. Только замерз, как цуцик. И еще мочевой пузырь

настойчиво требовал осушения… Потом пришли доктор, старпом и Антоха

и со смехом рассказали, как я в обнаженном виде порывался уйти домой и ни-

как не хотел ложиться в постель. Старпом был доволен больше всех. Коман-

дир, здраво рассудив, что такое ЧП, как выпадание за борт прикомандиро-

ванного офицера во время учений, его экипаж не украсит, повелел сей ин-

цидент в вахтенный журнал не заносить. Тем более доктор заверил его, что

ощутимого ущерба моему организму от купания не нанесено после прове-

412

Часть вторая. Прощальный полет баклана

денных им лично медицинских мероприятий. Что правда, то правда, я не под-

хватил даже насморка. Отделался лишь разбитой переносицей и полностью

испорченной формой. После такого пребывания в морской воде мои сала-

мандровские сапоги разлезлись по швам, шинель и вся остальная одежда так

пропитались солью, что она выступала даже после двух или трех стирок, в об-

щем, полностью пришла в негодность.

Матроса из боцманской команды, ответственного за ограждение рубки,

наказали в узком кругу. Меня же доктор заверил, что если бы не выпитый

на посошок спирт, то, скорее всего, я бы с ним уже не разговаривал.

Кстати, после моего «одиночного» плавания он не поленился и замерил

температуру забортной воды. Что же, минус два, не так уж и много…

Голые погоны

Каждый военнослужащий должен постоянно за-

ботиться о чистоте тела, опрятности и исправно-

сти одежды…

Ст. 497. Корабельный устав ВМФ СССР. 1986 г.

Есть недалеко от столицы Северного флота такое местечко – Щуко-

зеро. Ничем не примечательная дыра, где, кроме пары десятков домов, пти-

цефабрики и складов доблестной морской пехоты, ничего нет. И было бы

Щукозеро рядовым населенным пунктом среди других, если бы не одно

обстоятельство. Находилось в нем еще одно учреждение, делавшее имя

поселка известным всем подводникам-североморцам, а особенно матро-

сам. Некий Дом отдыха. И отдыхали в нем после славных дальних походов

не офицеры и мичманы, а именно военнослужащие срочной службы. В те

уже далекие времена страна победившего социализма ни шатко ни вал-

ко, но старалась заботиться об отдыхе не только генералов и адмиралов,

но и низших чинов.

А посему в получасе езды от Североморска был воздвигнут небольшой,

но довольно уютный комплекс, состоящий из трехэтажной казармы с четы-

рех-, шестиместными номерами и культурно-оздоровительный блок с бассей-

ном, спортзалом, кинозалом, библиотекой, сауной и другими удовольствия-

ми. Место было выбрано на редкость удачно. По тактическим соображени-

ям. Матросская самоволка исключалась на 99 %. С одной стороны – казарма

морской пехоты, в нее и за деньги не пойдут. С другой – тундра. Летом бо-

лото по шею, зимой снега по горло. Не разгуляешься. Напротив – склады

с угрюмыми морпехами на вышке. И только в одном месте можно было ис-

хитриться и выскочить в поселок, но и там от скудности населения каждый

новый человек, да еще и в матросской форме, вызывал законные подозре-

ния, и добрые люди немедленно оповещали дежурную службу Дома отды-

ха обо всех праздношатающихся моряках. Дальше водворение подзагуляв-

ших матросов за забор было уже делом техники. А сбежать в Североморск

было совершенно невозможно: проинструктированные водители рейсово-

го автобуса наотрез отказывались сажать срочную службу без сопровожде-

413

П. Ефремов. Стоп дуть!

ния в машину. Такая атмосфера гасила у матросов все низменные инстин-

кты, и им оставалось только есть, спать, гонять в баскетбол и плескаться

в бассейне, попутно залечивая дырявые зубы и прочие походные недомога-

ния в санчасти.

А еще, как положено в Вооруженных силах, рядовому составу и в бою

и на отдыхе необходим начальник. Старший. Вот и отправляют с ними вме-

сте в Дом отдыха пару человек. Офицера и мичмана…

В тот раз из автономки мы вернулись в начале февраля. Пока суд да

дело, прошел месяц-другой, и наконец в конце марта командование реши-

ло премировать экипаж сдачей корабля и очередным отпуском. Матросов

было решено спихнуть на Щукозеро, а за это время отремонтировать си-

лами мастеровых мичманов казарму. Сказано – сделано! Но понадобился

старший. Офицеры все, как один, наотрез отказывались. Даже в обмен на де-

сять суток к отпуску. Вот делать нечего, почти три недели портянки нюхать!

А я поразмыслил-поразмыслил и пришел к выводу о недальновидности офи-

церской массы. Уйти в отпуск на три недели позже значило захватить боль-

шую часть лета, да плюс еще десять дней… Короче, отказываться от предло-

жения командира я не стал и сразу согласился, чем заработал еще пять дней

сверху. Командиру жуть как не хотелось кого-либо назначать, а тут я, и без

вопросов.

Почти одновременно с нами, парой дней позднее, на базу отдыха заехал

еще один экипаж. Тактической торпедной лодки из Западной Лиццы. Это она

сопровождала все три месяца наш ракетный крейсер на просторах северной

Атлантики. А встретились только здесь. Старшим у них был великовозраст-

ный и заматерелый комдив раз. Капитан 3 ранга Юра Багров. Балагур и гово-

рун. Возраст – от сорока и в бесконечность. Голова седая, как ледники Па-

мира. Вес – за центнер, ладонь, как тиски. Настоящий ветеран!

Его прибытию я страшно обрадовался. Дело в том, что своего мичмана

я отпустил на неделю, отвезти жену на Большую землю, и посему куковал

на базе один, так как, кроме нашего экипажа, других в Доме отдыха в это

время не было.

С Юрой мы сошлись сразу, а вечерком скрепили отношения совместно

выпитой емкостью медицинского спирта, запершись в моем номере. Хозяй-

ственный Юра притаранил с собой целый мешок реквизированных у кора-

бельного кока излишков продовольствия, так что от недоедания мы не страда-

ли, да и на базовом камбузе кормили неплохо. Через пару дней, осмотревшись,

Юра предложил устроить вечернюю помывку в сауне, плавно переходящую

в банкет по поводу удачного возвращения к родным берегам. Идея была ве-

ликолепная, но, на мой взгляд, трудновыполнимая.

Дело в том, что вся спортивно-оздоровительная часть комплекса наглу-

хо запиралась и опечатывалась ровно в 18.00 лично его начальником под-

полковником Панфиловым. И в вечернее время простым смертным доступ-

на не была. По выходным в нее приезжали париться семьи офицеров мед-

службы флота, в вечернее время по рабочим дням – прочие большие шишки

из штаба. Нам же попариться в свое удовольствие, не глядя на часы, не пред-

ставлялось возможным. Да и сам Панфилов, будучи профессиональным во-

енным «спортсменом», человеком был своеобразным и, на мой взгляд, непро-

шибаемым.

Где-то к тридцати пяти годам лицо каждого должностного военного спор-

труководителя сливается по цвету с бордовыми полосками его погон, что,

414

Часть вторая. Прощальный полет баклана

несомненно, является символом высокого профессионального мастерства

и остается таковым до конца службы и далее. Ноебременительные обязан-

ности плюс приличный оклад и звание делают службу приятной и ненадо-

едливой. Флагманский спортсмен – главный распорядитель по культурно-

массовым мероприятиям командования. От проведения саун до закупки «ог-

ненной воды». Ну не самому же адмиралу в магазин нестись? А для чего тогда

спортсмен на флоте? Такая неформальная близость к командованию дурно

сказывалась на личностных качествах «спортсменов», делая их крайне са-

моуверенными и наглыми.

Да и вообще, военный спорт и его погончатые проповедники заслужи-

вают отдельного разговора. Чего стоит один только мой училищный препо-

даватель подполковник Галатонов, у которого каждый прием рукопашного

боя завершался ударом «в промежность». На этом ударе он был просто поме-

шан и не вставлял его разве только в упражнения на брусьях. Скорее всего,

задачу снижения рождаемости вероятного противника подполковник ставил

выше всего. А еще военные спортсмены умеют и любят выпить…

Именно этого, по молодости, я и не учел. А вот мозги многоопытного

Юры сработали четко и грамотно. В пятницу после обеда, побулькав в сво-

ей комнате трехлитровой банкой со спиртом, Юра засунул в нагрудный кар-

ман мундира флягу и, оставив меня в одиночестве, отправился на завоева-

ние Панфилова. Будучи полностью уверенным в успехе, он дал мне коман-

ду готовиться к вечернему банкету. Я сбегал в магазин и прикупил к нашим

запасам еще пивка и других необходимых для бани ингредиентов.

Ожидание затянулось часа на два. Когда я уже начал волноваться, в ком-

нату ввалился Юра. Был он слегка подшофе, весел и доволен.

– Отличный мужик Панфилыч! Ну и крепок же, зараза!

Меня больше интересовал результат, а не особенности организма под-

полковника.

– Юра, как насчет сауны?

Юра движением факира извлек из кармана ключи и, помахав перед

моим носом, пояснил:

– Они наши до понедельника. Он при мне дежурному звонил, пред-

упредил насчет тебя и меня. Все схвачено. Это первый стакан тяжело по-

шел. Только через полчаса, а дальше… Да к тому же мы с ним одногодки,

оказывается, и из одного города… Поговорили, нормальный мужик оказал-

ся, на пенсию скоро уходит. Короче! После ужина оставляем моего мичма-

на на всех наших обалдуев, и в путь! Что может быть лучше холодного пива

в горячей бане?

Сборы подзатянулись. Пока матросов на ужин сводили, пока пересчи-

тали, пока приборку по номерам организовали, пока то да се, часы уже во-

семь часов вечера показывали. Наконец, нагрузив Юриного мичмана ре-

комендациями на все случаи жизни, мы подхватили сумки со снедью, мо-

чалками и простынями и отправились в баню. По такому случаю одеты мы

были в спортивные костюмы и лишь отдаленно напоминали военнослужа-

щих. К нашему величайшему удивлению, дверь в банно-спортивный ком-

плекс была открыта и в коридоре горел свет.

– Кто живой есть? Народ, отзовись!

Юра несколько раз подал звуковые сигналы, но никто не отозвался.

– Наверное, дежурный открыл. Может, для приборки? Ладно, Паша,

нам-то не все равно? Пошли.

415

П. Ефремов. Стоп дуть!

Предбанник тоже был открыт. На вешалке висели форменные брюки,

офицерская кремовая рубашка, полотенце и прочее банное тряпье. Акку-

ратно стояли туфли.

– Ну вот! Уже кто-то без очереди вперся. Наверно, местный мичман

моментом воспользовался.

Кроме мичманов, живущих в самом поселке, больше никто прийти

не мог. Все базовые офицеры проживали в Североморске, и в такое позднее

время на службе находиться не могли, а особенно в пятницу.

– Гляди-ка, Юра, а мичман-то – стиляга, адмиральскую рубашку на-

пялил, с резиночками.

Я покрутил перламутровые пуговицы на висящей рубашке. Такие пола-

гались лишь высшему командному составу.

– Да, эти береговые крысы зажрались дальше некуда! Тут подводнику

носки на складе выпросить невозможно, а тыл жирует! Раздевайся, Паша,

он нам не помешает.

Скинув одежду и задрапировавшись в простыни, мы быстренько пе-

реложили в холодильник закуску, засунули в холодильник горячительное

и включили электросамовар. Огляделись. Предбанник был оборудован са-

мым необходимым для посиделок. Обшит деревом, большой деревянный

стол, полки с посудой, самовар, холодильник. Нормальный флотский непри-

тязательный шик.

– Ну, с богом!

Подхватив фанерные кругляши, чтобы не обжечь нежную кожу офи-

церской задницы, мы вошли в парилку.

Внутри было чертовски жарко. Термометр показывал за сто двадцать

градусов. Лежавший на полке мужчина, судя по лоснящейся от обильного

пота коже, был здесь уже давно. На нас он посмотрел с большим изумлени-

ем, словно не ожидал, что его покой потревожит кто-то со стороны.

– Здравствуйте! Не помешаем?

Юра по-свойски поднялся наверх и сел, подложив под себя подза-

дник.– Дружище, будь добр, подвинься. Паш, не стесняйся, садись.

Неизвестный покорно потеснился, а потом и вовсе сел. Был он невы-

сок, седоват, ну так, ничего особенного. Юра со своим выдающимся вперед

«кранцем», могучей статью и зычным голосом выглядел рядом с ним, как

авианосец около буксира. Красив и величав.

– Будем знакомы! Юра. А это мой молодой друг Павел. Прошу любить

и жаловать!

Мой напарник протянул могучую ладонь незнакомцу. Я вслед за ним. Тот

с любопытством посмотрел на нас, пожал руки и невнятно представился:

– Володя…

– Вот и хорошо! Сейчас, Вовчик, посидим, в бассейне окунемся

и за встречу – по стопочке. Но не больше. Остальное после.

Комдив раз оказался в своей стихии. Жара, много пара и воды. А что еще

сближает мужчин так быстро, как не баня? Голый голому всегда товарищ.

– Володя, ты сам откуда будешь? На базе вроде я тебя не видел. Из мор-

пехов? Или как? А то мы с начальником договорились на сегодняшний ве-

чер, приходим, а тут ты. Ты нам, конечно, не помеха, даже веселее, наших

запасов на десятерых хватит, просто знать надо, куда тебя потом домой от-

правлять. Вдруг сам не дойдешь…

416

Часть вторая. Прощальный полет баклана

И довольный произведенным эффектом Юра захохотал во весь голос.

– Да я так, местный… А вы-то, ребята, откуда?

Володя уже понял, что его одиночеству пришел конец и, судя по всему,

смирился с этим фактом.

– Подводники. Отдыхаем с моряками. Старшие. Я командир первого

дивизиона «К-…» капитан 3 ранга Багров.

Я также представился:

– Капитан-лейтенант Белов. КГДУ-2 ракетного подводного крейсера

стратегического назначения «К-424».

Юра похлопал меня по мокрой спине.

– Мы три месяца этих орлов пасли в Атлантике. Чтобы враг не расслаб-

лялся.

Володя вежливо уточнил:

– Экипажи Светлякова и Гуцаева?

Юра изумленно посмотрел на соседа.

– А ты откуда знаешь, курилка береговая?

Володя неопределенно пожал плечами.

– Да так, слышал…

Дальше сидели молча, тяжело дыша и вытирая пот.

Минут через десять находиться внутри парной стало совсем невыноси-

мо, и взявший на себя бразды правления процессом Юра скомандовал:

– Все в бассейн!

Поплескались. Вылезли. Замотавшись в простыни, расселись за столом.

Наш нежданный гость потянулся было к самовару.

– Ну, Володя, за знакомство!

Юра разлил по стопкам успевшую хорошо охладиться водку. Я извлек

из холодильника наши запасы и разбросал по тарелкам закуску.

– Ребята, я чайку, мне на службу завтра…

Категоричным жестом Юра придвинул стопарь к отщепенцу.

– Тебе, Володя, только завтра на работу, а мы на ней постоянно. Даже

сейчас! Да не ломайся, как девочка, по одной, для порядка, а потом – хоть

чай, хоть что! Будем!

И поднял бокал. Все-таки у Юры была какая-то начальственная аура,

потому что Володя беспрекословно опрокинул содержимое своего стопа-

ря в рот.

– Мужчина! Так держать! – Юра протянул Володе малосольный огур-

чик на вилке. – Закуси. Больше не пьем! Сауна пьяный организм не пере-

носит. А теперь можно и чайку.

Похлебали чайку. Потрепались о том о сем. В разговоре выяснилось, что

Володя имеет недюжинные для берегового мичмана знания подводных ло-

док и всего к ним относящегося. Этим он окончательно покорил Юру, и тот

периодически тряс его за плечи, похлопывал по спине и сетовал на отсут-

ствие таких опытных и бывалых бойцов у него в дивизионе. Вообще, разго-

вор шел по большей части между ними. Как известно, после тридцати пяти

возраст военного моряка становится визуально неопределяем. Как говорит-

ся, ему за сорок… И точка. Так вот, Володя и Юра оказались оба в одной воз-

растной категории по военно-морским меркам и общих тем для разговоров

имели больше, чем со мной, юным капитан-лейтенантом двадцати восьми

лет от роду. Я только хозяйничал за столом и изредка вставлял фразы, если

разговор шел о чем-то знакомом.

417

П. Ефремов. Стоп дуть!

В парную мы заглядывали еще пару раз, после каждого опрокидывая

по стопке, а то и более. И каждый раз Юра заставлял упрямого мичмана Во-

лодю не отказываться от щедрого подводницкого угощения, чуть не насиль-

но вливая тому очередную порцию спиртного, обещая выдавить ее обратно

с потом в парной. Что с успехом и делал. В третий заход он так отхлестал Во-

лодю вениками, что стоны и оханье того я слышал даже через две стенки. Сам

я Юрины темпы отогревания вынести не смог и начал пропускать как заходы

в «пыточную», так и возлияния, проводя большую часть времени в бассей-

не. В конце концов Володя после следующего захода, несмотря на все уси-

лия Юры, решительно отказался от выпивки, выдул два стакана чая и начал

собираться. Юра, выпив еще граммов сто за его здоровье, сделал последнюю

попытку остановить понравившегося ему торопливого мичмана.

– Старик! Да плюнь ты на условности! Когда еще свидимся?

Володя, натягивая штаны, посетовал:

– Меня и так дома ждали часа полтора назад! Не обессудьте, подводни-

ки, мне пора. Тема закрыта.

Почувствовав в его голосе несвойственную до этого твердость, Юра

не ожиданно легко согласился.

– Хозяин – барин. Было очень приятно! Надумаешь – возвращайся,

мы здесь еще пару часов посидим.

Немолодой мичман оделся, собрал вещички в пакет и обменялся с нами

крепкими рукопожатиями.

– Ну, до свидания! Дай бог, свидимся когда-нибудь. Вот ключи, дежур-

ному вернете. Скажете, я передал, он поймет. Отдыхайте, вас больше никто

беспокоить не будет, поверьте моему слову. Только не надирайтесь до поро-

сячьего визга и до кроватей своим ходом доберитесь. Юра, обещаешь?

Юра уверенно кивнул головой.

– Меня, Володя, еще никогда в жизни в постель на буксире не достав-

ляли! Будь спокоен! Северный флот не подведет!

Володя ушел, и через минуту за окном послышался шум отъезжающей

машины. Видя, что Юрина дневная репетиция пьянки попала на свежие дрож-

жи, я предложил в последний раз заглянуть в сауну и переключиться исклю-

чительно на пищу и ее составляющие. Юра согласился. Так мы и сделали. От-

сидев минут десять в остывающей парной, мы изрядно попотели, окунулись

в бассейне и начисто вымылись. Выложили на стол все оставшееся, разле-

глись по скамейкам и, словно патриции в тогах, начали вкушать и не спеша

потягивать наши напитки.

Так бы все и закончилось, если бы не одно но… В самый разгар застолья

зазвонил телефон. Военные любят оборудовать все стратегически важные

точки средствами связи. Сауны в том числе. Я поднял трубку.

– Алло!

– Алло. А куда я попал?

Чтобы на внутренней линии, да номер перепутали!

– В сауну, дружище.

– А вы кто?

Я был уже слегка пьяненьким и ответил совсем недипломатично:

– Кто, кто. Х… в пальто! Капитан-лейтенант Белов. С кем разговари-

ваю?!Голос на том конце провода был на грани истерики:

– А где командующий?

418

Часть вторая. Прощальный полет баклана

– Какой еще командующий?

Я никак не мог взять в толк, о ком разговор.

– Флотом! Северным флотом. Я дежурный, старший мичман Приходь-

ко. Он же мыться должен.

Я посмотрел на Юру. Тот, не вникавший в мои телефонные перегово-

ры, поинтересовался, дожевывая куриную ногу:

– Хм… Кому там не спится?

– Юра, это дежурный звонит. Говорит, что здесь должен был мыться

командующий флотом. Это что же, Володя?..

Самое интересное, что это не произвело никакого впечатления на невоз-

мутимо жующего комдива раз. Он дожевал курицу, поковырял в зубах ног-

тем и только после этого глубокомысленно заметил:

– А я все думаю, кого же он мне напоминает. Теперь вспомнил. Он же

моей флотилией командовал года четыре назад. Гляди, выполз в команду-

ющие… Давай-ка пригубим по маленькой. Если и залетели, то ничегошень-

ки уже не сделаешь. Что же добру пропадать?

Мысль показалась мне резонной, и я без лишних слов присоединился

к многоопытному старшему офицеру.

Потом прибежал Приходько в состоянии, близком к инфаркту, кото-

рому пришлось налить полный стакан, чтобы возродить в нем тягу к жиз-

ни. После чего удалось выяснить, что сильно опьяневший Панфилов, уходя

со службы, никому и ничего о нас не сказал. А с кем он говорил по телефо-

ну при Юре, выяснить не удалось. Может, сам с собой. Вечером позвони-

ли из штаба флота и предупредили, что командующий хочет размять теле-

са и скоро приедет. Дежурный аврально навел порядок, открыл кабинет

начальника и стал ждать. Адмирал приехал, снял верхнюю одежду с отли-

чительными знаками в кабинете Панфилова и влез в парную. А тут как тут

и мы. В должности адмирал был недавно, в лицо народу был еще мало зна-

ком, а уж в голом виде, без погон, и подавно ничем не отличался от других

представителей мужского пола.

Так и помылись. К чести адмирала, надо сказать, что сей конфуз про-

шел для нас без последствий. Адмирал еще не успел окончательно обрасти

начальственными апломбом и амбициями, и бывший подводник на этот раз

победил в нем сурового военачальника.

И кто это придумал, что большого человека видно, даже когда он голый?

Мокрый сарафан

Каких бы высот ни достигли новейшие техноло-

гии, самым обыкновенным, простым и приятным

методом воспроизводства человечества всегда бу-

дет метод тыка.

Стас Янковский

Капитан-лейтенант Сережа Шадрин был влюблен. Мощно, страстно

и безответно. Уже целый год. И как ему казалось, абсолютно безнадежно…

419

П. Ефремов. Стоп дуть!

Год назад его закадычный друг еще с училища, а теперь и сослужи-

вец по экипажу, Игорь Копайгора решил жениться, и в свидетели пригла-

сил, естественно, лучшего друга. Свадьбу Игорь собрался справлять в от-

пуске, и само собой в родном городе, в Севастополе, где Сергей и Игорь,

кстати, и познакомились, еще при поступлении в училище. Шадрин прие-

хал поступать в Севастопольское высшее военно-морское училище с Вол-

ги, откуда он был родом, а Игорь был коренным севастопольцем, ведущим

свою родословную чуть ли не от суворовских солдат, осевших тут после

усмирения крымского ханства, и тоже предпочел инженерную карьеру

командной. За пять лет, проведенных вместе в одном классе, их знаком-

ство из простых приятельских отношений переросло в настоящую муж-

скую дружбу, которая с годами только крепнет и какой можно только за-

видовать. В системе их называли «Союзом меча и орала», где мечом был

русоволосый Сергей, казалось, вобравший в себя всю мощь матери Вол-

ги, обладавший ростом под два метра, могучим телосложением, таким, что

даже патрульные подходили к нему втроем, и добродушным спокойным

характером, что характерно для больших и сильных мужчин. Оралом был

Игорь, причем оралом от слова «орать», хотя это и не вполне соответство-

вало действительности. Копайгора в противоположность Шадрину был

черноволосым, невысоким и изящным юношей, довольно симпатичным

и, самое главное, очень говорливым и острым на язык, отчего его иногда

звали «Роймогила». С первого курса Сергей был вхож в дом Игоря, имел

прекрасные отношения со всей его семьей и даже был предметом тайных

воздыханий младшей сестры Игоря Машки, учившейся только в шестом

классе и по причине этого страдавшей от неразделенной любви к волж-

скому богатырю. Дружба их была лишена и тени меркантильности и, ско-

рее, была примером настоящих мужских отношений, которые заканчива-

ются только в глубокой старости по самым естественным причинам. А судя

по тому, что судьба после выпуска благоволила к ним обоим и отправила

служить не просто в одну базу, а еще и в один экипаж, это стало очеред-

ным подтверждением сказанному.

И вот когда год назад, перед отпуском, примерив новые старлейские

погоны, в процессе обмывания звездочек Игорь объявил Сергею, что же-

нится и хочет, чтобы тот был у него свидетелем, он не особо удивился. Бу-

дучи в курсе всех сердечных дел друга, он поддерживал его выбор и был

просто по-человечески рад за него. Избранница Игоря, его еще школьная

одноклассница Катя, все эти годы мудро и терпеливо ждала, пока тот пере-

бесится, тихо и целенаправленно складывая кирпичик к кирпичику их отно-

шения и неспешно подготавливая будущее семейное счастье. Она встреча-

ла его во время отпуска с цветами, провожала со слезами и каждую неделю

аккуратно писала письма, причем не огромные и наполненные пустопорож-

ней болтовней, а короткие и лаконичные послания, тем не менее не лишен-

ные затаенной нежности. Катя была просто по-хорошему мила, и через два

года одинокой заполярной жизни и двух автономок Игорь наконец созрел.

И в тот же день в присутствии Сергея сделал ей предложение прямо из Гад-

жиевского переговорочного пункта по телефону, естественно, сразу по-

лучив безоговорочное согласие. Тут же были оповещены все родственни-

ки, поставлены задачи перед родителями, обговорено самое необходимое,

и после переговоров друзья отправились обмывать, правда, уже не звездоч-

ки, а помолвку.

420

Часть вторая. Прощальный полет баклана

Сергей же был рад лишний раз побывать в Севастополе, который он

полюбил еще курсантом раз и навсегда, куда приезжал каждый отпуск

хотя бы на неделю, и совершенно искренне считал его самым лучшим горо-

дом на планете. И еще в этом городе жили самые красивые девушки в мире.

Крым в своей древней истории сплел в единый клубок огромное количество

народов, народностей и племен. Скифы, греки, римляне и прочие, заканчи-

вая турками и русскими, создали такой невообразимый генетический клу-

бок, что из него рождались столь аппетитные и сногсшибательные предста-

вительницы женского пола, что летом прогуляться по городу становилось

настоящей пыткой для любого зрелого мужского организма. Плотские удо-

вольствия Сергею были совсем не чужды, он пользовался успехом у женщин

всегда, что тем не менее было несравнимо с безумной популярностью Игоря,

слывшего в их тандеме просто Казановой. Игоря иногда просто очень силь-

но заносило в стремлении оплодотворить всех окружающих симпатичных

женщин, но качественный перелом, в конце концов приведший его к ЗАГ-

Су, настал после того, как корабль перед последней автономкой на несколь-

ко недель зашел в Северодвинск. Северный Париж начисто сразил друзей

большой и бескорыстной любовью практически всех беломорских женщин

и напоследок наградил одной общеизвестной болезнью, которую корабель-

ный доктор назвал «поморским насморком» и вылечил анонимно для коман-

дования корабля в самый кратчайший срок. Если Сергей отнесся к этой при-

скорбной, но, по сути, житейской ситуации философски, то его друг после

перенесенного недуга не то чтобы морально надломился, а как-то глобаль-

но изменил свое отношение ко всему женскому полу, переосмыслил мно-

гое, что и привело его к обручению посредством раздолбанного телефонно-

го аппарата.

После сдачи корабля второму экипажу, традиционно закончившейся для

механиков неумеренным, но аккуратным поглощением шила, друзья получи-

ли документы, гульнули еще разок и разъехались в отпуск по домам, предва-

рительно договорившись, что через 10 дней Шадрин покинет родину и при-

будет в Севастополь для участия в таинстве бракосочетания друга.

Шадрин прибыл в славный Севастополь, как и пристало ответственно-

му офицеру и настоящему другу, точно в указанный срок и час. До свадь-

бы оставалось еще целых два дня, и жениха со свидетелем, чтобы не меша-

лись под ногами в процессе подготовки торжества, отправили на дачу. Дача

располагалась на Максимке и представляла собой традиционное советское

садово-товарищеское строение, но с крымским колоритом в виде виногра-

да, черешни, миндаля, пахучих роз и наличия огромного количества само-

дельного вина. Время друзьям пришлось коротать вне женского общества,

так как Катя неожиданно продемонстрировала приверженность старозавет-

ным свадебным традициями, и в первый же день по приезде Игоря заявила,

что их следующая встреча будет только в ЗАГСе, но никак уж не в спальне.

Друзья довольно весело провели эти два дня, не отходя от мангала и значи-

тельно уменьшив содержимое бутылок, рассованных по всему домику. Холо-

стяцкое прошлое Игоря уходило красиво, согретое раскаленным крымским

солнцем, напоенное терпким лавандово-полынным запахом крымской зем-

ли и политое густым ароматным вином собственного изготовления.

А потом была свадьба. Собственно, саму свадьбу Сергей помнил пло-

хо, словно в тумане, и не по причине сильного опьянения. Просто когда он

увидел свидетельницу, больше для него уже никто и ничто не существовало.

421

П. Ефремов. Стоп дуть!

Рядом с невестой стояло изящное и хрупкое чудо. Невысокая, божествен-

но сложенная маленькая древнегреческая богиня с иссиня-черными, длин-

ными и вьющимися волосами, талией, которую, казалось, он мог обхватить

одной рукой, и грудью, на которую надо было либо не смотреть, либо просто

убегать от соблазна положить на нее не только глаз, но и ладонь. Точеные,

красивые черты лица и совершенно несвойственные брюнеткам огромные

голубые глаза, от которых нельзя было оторваться, довершали ту картину,

которая сразила офицера наповал. Звали эту прелестницу София, и, как по-

том оказалось, она была из Балаклавы, а предками ее и правда были греки-

контрабандисты, задолго до революции облюбовавшие эти берега. Во все по-

следующие свадебные мероприятия, как в первый, так и во второй день, Се-

режа пребывал в полном ступоре. У него практически отказывала речь, когда

он встречался взглядом со свидетельницей, его бросало то в жар, то в холод,

и вдобавок ко всему во всех движениях появилась доселе никогда не посе-

щавшая его медвежья неуклюжесть, которая более всего досаждала неве-

сте, пару раз чуть не лишившейся подвенечного платья. Сергей влюбился

моментально, бесповоротно и навсегда. Столь странное поведение Шадри-

на в разгар праздника осталось незамеченным молодой семьей Копайгор-

цев, но на второй день это уже бросалось в глаза. Но Сергей на все вопросы

Игоря и Кати ничего путного не отвечал, невнятно мычал, ссылаясь на оглу-

шающую жару и волнение, связанное со столь ответственной ролью свиде-

теля, исполняемой им впервые в жизни.

А чудесная гречанка Софи, которой подруга Катя представляла лучше-

го друга своего мужа в самых положительных красках, была крайне разоча-

рована немногословным и шарахающимся от нее при каждом удобном слу-

чае богатыре. Так прошло несколько мучительных для Сергея дней, в тече-

ние которых он так и не решился толком поговорить с Софией, отделываясь

рублеными односложными фразами на все ее попытки его разговорить, ма-

терясь про себя, но все равно теряя дар речи при каждом ее повороте голо-

вы в свою сторону. Тем не менее через несколько дней он собрался с духом,

когда они собрались на даче устроить ему прощальный вечер с шашлыками,

совершенно не надеясь на удачу, опустив глаза в землю и мгновенно вспотев,

попросил у нее адрес, чтобы потом написать с Севера. К его изумлению, Со-

фия охотно и сразу его дала без обычного женского лукавства и игры. На са-

мом деле, немногословный и явно чем-то смущенный здоровенный краса-

вец все же понравился девушке, которая, не поняв сразу причин его такого

странного поведения, осталась заинтригованной и загорелась разгадать эту

загадку, пусть даже путем переписки.

Сразу после торжеств Шадрин заторопился домой, на самом деле раз-

рываясь от желания остаться и боязни снова оказаться в роли немого идио-

та. Верх взяло второе, и Сергей отправился отдыхать домой на Волгу. Обла-

дая аналитическим складом характера, офицер всю дорогу пытался понять,

почему его, в общем-то компанейского и общительного человека выбило

из колеи и превратило в тупого забитого увальня абсолютно мимолетное

знакомство. Для проверки собственных сил Шадрин за сутки, проведенные

в поезде, нешуточно обаял красивую и зрелую попутчицу, от которой по-

том еле избавился, попросту сбежав от нее на Курском вокзале. Уже дома,

в течение всего отпуска, он еще пару-тройку раз целенаправленно и всегда

успешно покорял окружающих его женщин, в конце концов, придя к пуга-

ющему выводу, что только при мысли об одной Софии у него мгновенно на-

422

Часть вторая. Прощальный полет баклана

чинают дрожать руки и потеть спина, наряду с полной потерей речи и воз-

можности трезво мыслить.

Приехав на Север, Шадрин в первую же неделю настрочил Софии три

огромнейших письма, совершенно абсурдных по содержанию. Неплохо вла-

дея языком устным, Сергей оказался совершенно неспособен доверить бу-

маге те слова, которые так и бурлили в его пораженном чувствами мозгу.

В итоге все его письма напоминали песню технически образованного акына,

волей судьбы заброшенного в далекое Заполярье, и были наполнены огром-

ным количеством специальных терминов, которые совершенно невероят-

ным образом вписывались в описания северной природы, погоды и гриб-

ных «пастбищ» Заполярья. Вообще, письма были до такой степени странны-

ми и неординарными, что, получив их в далеком Севастополе, София, явно

не доросшая еще до таких высот владения эзоповым языком, ничего толком

не поняла и вначале даже решила не отвечать на письма человека, с каж-

дым разом казавшегося ей все более странным. Но, поразмыслив недельку-

другую, решила все же написать, хотя бы ради приличия.

Тем временем Сергей, привыкший к военно-морскому подходу к до-

кументации, в данном случае к письмам, и не получивший в установлен-

ный для самого себя двухнедельный срок ответа на свои послания, с горяч-

ностью, свойственной влюбленным мужчинам, решил что надо вытравить

из памяти образ Софии и перестать заниматься маразмом. Будучи челове-

ком системным, Сергей и к этому вопросу подошел планово и инициативно.

Начать он решил со старинного русского способа смягчения тоски, то есть

алкоголя. Обладая, как первый управленец, довольно внушительным запа-

сом шила, Шадрин начал методично нализываться до самого свинского со-

стояния. Естественно, только после вечернего доклада командиров боевых

частей и окончания рабочего дня, и утром становился в строй, пускай и по-

мятым. Так продолжалось около месяца, и в итоге вполне здравомыслящий

Сергей осознал, что его организм еще достаточно крепок, чтобы выдержи-

вать этот режим пару лет, но образ Софии не забывался, а стал даже более

навязчивым, особенно когда он был под мухой. И Сергей завязал с интен-

сивной пьянкой.

А писем все не было и не было. Следующим этапом борьбы с самим со-

бой стал другой старорусский принцип «клин клином вышибают». Статный

красавец Шадрин, и до этого не страдавший от отсутствия внимания со сто-

роны гарнизонного женского пола, теперь уж пустился во все тяжкие, пы-

таясь вытравить воспоминания о неприступной гречанке массовым и плано-

мерным грехопадением. Уже через пару недель о неутомимом каплее заго-

ворили в не самой примерной части женского населения гарнизона, а еще

через недельку женщины уже оглядывались на него на улице и кокетливо

улыбались. В итоге Сергей приобрел в узких кругах прозвище Сережа Бу-

равчик, ставшее тем не менее широко известным даже некоторым военно-

морским начальникам мужского пола. Через какое-то время офицер просто

банально устал, осунулся и прекратил свои сексуальные похождения, благо

этому еще способствовала начавшаяся подготовка экипажа к очередной бо-

евой службе. А писем тем не менее все не было и не было. И тогда Шадрин

стал просто хандрить…

Все это время молодая супружеская пара Игоря и Катя с упоением про-

должала затянувшийся медовый месяц и на Севере. Катя, проявив лучшие

качества русских женщин, на подъем оказалась скорой, и покинула Севасто-

423

П. Ефремов. Стоп дуть!

поль вместе со свежеприобретенным мужем, невзирая на отсутствие квар-

тиры в Гаджиево и всего, к ней прилагающегося. На их счастье, в экипаже

обнаружилась неучтенная ОМИСом однокомнатная квартира в не самом

новом фонде, тем не менее довольно чистенькая и вполне пригодная к оби-

танию. ЖБК экипажа быстренько составила протокол, и через несколько

дней Копайгоры уже спали на полу, но в собственном жилье. Пока моло-

дые супруги занимались ремонтом, любовью на рулонах с обоями и прочи-

ми радостными занятиями, у них не было времени попристальнее пригля-

деться к метаморфозам, происходящим с их свидетелем. Но когда экипаж

принял корабль и началась подготовка к автономке, Игорь с Сергеем нача-

ли встречаться гораздо чаще, и в результате Игорь понял, что пора бить тре-

вогу. На семейном совете было решено пригласить Шадрина в гости и по-

стараться выпытать, что за муха его укусила, и вообще прозондировать его

моральное состояние. На приглашение уже порядком соскучившийся по об-

ществу друга Сергей согласился сразу, но, несмотря ни на что, не расслабил-

ся и ничего молодоженам не рассказал, отделавшись незначительными шут-

ками, попутно уничтожив все съедобное на столе и профессионально упо-

требив массу алкоголя.

После этой неудачи, поразмыслив, не по годам мудрая Катя дала мужу

добро на чисто мужской разговор с другом. Игорь подошел к мероприятию

серьезно, со знанием дела, и заявился к Сергею домой, выбрав правильное

время – когда тот сменился с вахты и с правильным грузом, состоящим

из хорошо прожаренной свинины, огурчиков и полуторалитровой буты-

ли крепчайшей спиртовой настойки на золотом корне. Усталому Сереге го-

товый ужин пришелся как нельзя кстати, и друзья, устроившись на кухне,

приступили к застолью. То ли настойка была как раз нужного градуса, то ли

Сереге в последнее время действительно требовалась жилетка, чтобы в нее

поплакаться, но мало-помалу разговор перетек на личную жизнь, и Сергея

понесло. Сначала понемногу, потом сильнее и сильнее, а уже через час здо-

ровенный Шадрин, роняя соленую военно-морскую слезу на остывшее мясо

и размазывая сопли по небритому лицу, плакался о своей безответной и роб-

кой любви. Игорь, тоже изрядно поддавший, все же сохранил определенную

трезвость мышления, и узнав, наконец, причину системного кризиса лучше-

го друга, утешал его в лучших традициях мужского застолья. Дружески от-

хлопав Сергея по плечу неимоверное количество раз и подтвердив тому раз

пятьдесят, что все бабы дуры и ничего не стоят, Игорь уложил расстроенно-

го товарища спать и убыл домой с твердым и конкретным пониманием про-

исходящего. Дома, перед тем как самому упасть в постель, он успел тезисно

сформулировать Кате суть проблемы и пути ее решения. Сергей влюблен

в Софию. Он ей пишет. Она ему не отвечает… Дура! Надо, чтобы она хотя бы

один раз написала. После этого силы Игоря покинули, и он уснул.

Утром на построении экипажа Шадрин, немного смущаясь, ненавязчи-

во пытался выведать у Игоря подробности вчерашней посиделки, концов-

ку которой, как оказалось, он по причине усталости и сильного опьянения

практически не помнил. Игорь тоже сослался на опьянение и полную амне-

зию, и Сергей, изрядно волновавшийся, что по пьянке выдал свои пережи-

вания, успокоился и все пошло своим чередом.

Вечером этого же дня на семейном совещании было принято решение,

что Катя незамедлительно связывается с подругой, объясняет той сложив-

шуюся ситуацию и ставит вопрос ребром: либо София пишет Шадрину внят-

424

Часть вторая. Прощальный полет баклана

ное и понятное письмо о бесполезности его мечтаний, либо просто отвечает

на его послания, если у него есть хоть какие-то шансы. Катерина, как чело-

век дела и настоящая военно-морская жена, не откладывая в долгий ящик,

отправилась на переговорочный пункт, даже не взяв с собой мужа, чтобы тот

не мог подслушать их интимный женский разговор. София, по счастью ока-

завшаяся в этот вечер дома, сильно удивилась неожиданному звонку подру-

ги, но, узнав причину, впала в недоумение. Ей в глубине души доставило удо-

вольствие то, что этот видный собой офицер так крепко переживает, но ведь

она ответила на каждое его письмо! Тут наступила очередь призадуматься

Кате, которая точно знала, что от нее Сергею ничего не приходило. Разговор

закончился на общей мысли для обоих концов провода, сводящейся к тому,

что нельзя дать парню пропасть. А Софии к тому же начало льстить, что где-

то далеко-далеко на Севере есть мужчина, который не просто постоянно ду-

мает о ней, а страдает и совершает глупые и необдуманные поступки. И это

почему-то грело душу, и даже будило фантазию, так что уже через неделю

София пришла к мысли, что Сергей чудесный и милый парень, которого она

просто не разглядела хорошо из-за его великой скромности и робости. Де-

ятельная Екатерина в свою очередь поставила перед собой конкретную за-

дачу, выяснить, почему же Сергею не приходят письма. На удивление, это

не заняло много времени. Дело в том, что Шадрин уже полгода жил в кварти-

ре товарища, ушедшего вместе со своим кораблем на средний ремонт в Се-

веродвинск, и банально перепутал адрес. Сравнив его фактический адрес

с адресом, продиктованным Софией, она поняла, что, ослепленный свет-

лым чувством, Шадрин в каждом письме методично путал номер дома. От-

правившись по ложному адресу, девушка нашла все шесть писем целыми

и невредимыми в переполненном почтовом ящике, судя по которому, в од-

ноименной квартире просто никто не жил, а потому и корреспонденция со-

хранилась нетронутой. Катя, вооружившись красным карандашом, реши-

тельно исправила на всех конвертах номер дома и, добавив невразумитель-

ную фразу о неверности адреса получателя, опустила все письма в почто-

вый ящик Шадрина…

Утром следующего дня офицер Шадрин опоздал на построение. Впер-

вые за всю службу. Даже после оглушительных попоек и бессонных ночей

он всегда вставал в строй пускай и пошатывающимся, но всегда выбритым,

с начищенными туфлями и отглаженными брюками. Игорь сильно насторо-

жился, а механик, видевший Шадрина комдивом раз сразу после автономки,

удивлен был несказанно и даже собирался отправлять к нему домой мичма-

на узнать, не случилось ли чего. Но тут появился сам Шадрин. Самое удиви-

тельное, что он был абсолютно трезв, чист, выглажен и благоухал ароматом

одеколона «О'Жен».

– Шадрин! Что за номера? Почему опоздал?!

Офицер немного рассеянно посмотрел на механика и спокойно, с лег-

кой мечтательной улыбкой на лице ответил:

– Стихи писал, Михал Анатольевич… Задумался немного, и вот… опо-

здал…

Остолбеневший механик не нашел слов, чтобы отчитать Шадрина, а по-

тому, махнув рукой и матерясь вполголоса, полез в прочный корпус.

Так начался очередной этап большой Шадринской любви. Найдя в по-

чтовом ящике груду писем от Софии, Сережа полночи перечитывал их, по-

том еще пару часов писал несколько ответов сразу, ну а потом его посети-

425

П. Ефремов. Стоп дуть!

ла муза Каллиопа, и рука начала выводить строфы одну за другой. По боль-

шому счету таким умиротворенным и спокойным Игорь не видел друга уже

с полгода, но негасимый огонь, полыхавший в его глазах, все же немного на-

стораживал. Сережа тем временем ни на что не обращал внимания, а бро-

дил по кораблю с блокнотом, бормоча под нос рифмы. Теперь он ежеднев-

но в послеобеденное время писал письмо в Севастополь, которое вечером

по дороге домой опускал в почтовый ящик, а дома допоздна сидел за сто-

лом и слагал стихи. Алкоголь и женщины были забыты и остались в про-

шлом. Письма Софии, теперь получаемые регулярно, Сергей, очень ува-

жавший порядок в любой документации, стал аккуратно подшивать в папку

с красноречивым названием «Личные планы капитан-лейтенанта Шадри-

на С. А.», которую везде таскал с собой и заглядывал в нее при любом удоб-

ном случае.

Он даже заслужил при очередной проверке корабля похвалу из уст на-

чальника политотдела флотилии, приметившего офицера, практически све-

рявшего каждое свое слово со своим личным планом.

Смех смехом, а дата ухода в боевой поход была все ближе и ближе. Все

чудачества Шадрина не отразились на его служебном рвении, и Игорь, да

и все остальные, мало-помалу привыкли к новому непьющему поэту Шадри-

ну, и все вошло в привычную колею. Сам Сергей мало понимал, что с ним тво-

рится, но чувствовал какой-то душевный подъем, по большому счету ничем

особенным не оправданный. Письма, которые он получил от Софии, были

простыми и незамысловатыми, по существу, ни о чем, и он этому не удив-

лялся. Он просто был рад, что даже после их «антизнакомства» она ему еще

и пишет, от чего теплело на сердце и почему-то было просто радостно. И эти

чувства просились на бумагу…

Свое творчество Сергей предусмотрительно не давал читать никому,

даже самому близкому другу, хотя уже через пару недель у него набралось

стихотворений на небольшой сборник. Никогда не склонный к многословию,

Шадрин изливал на бумагу такое количество слов, что иногда поражался сам,

как лихо переплетались в его творениях чувства, Север, полярное сияние

и знание материальной части. Апофеозом поэтического угара, неожиданно

заставившим Сергея задуматься о собственной умственной полноценности,

был многостраничный опус, наполненный такими вот виршами:

А чувства бьются, как нейтроны,

И сердце, как ЦНПК,

Но наплевать ей на погоны,

И знаю я наверняка:

Моя любовь, как кремальера,

Задраена от всех и потому

Вовек не сыщешь баталера,

Чтоб выдал новую судьбу…

К счастью, критическое отношение, ко всему, что он делает, Сергея

не покидало никогда, и трезво оценив, что такое показывать живым людям

не стоит, а сам он при всей своей литературной плодовитости никак не тя-

нет даже на Петрарку, не говоря уже о великом Александре Сергеевиче, Ша-

дрин закрыл поэтическую страницу своей жизни. Тетради с виршами были

наглухо заперты в сейф на пульте ГЭУ, а сам офицер принялся с усиленным

426

Часть вторая. Прощальный полет баклана

рвением готовить недоделанную документацию и потихоньку сносить на ко-

рабль пряники, чай, сахар и прочие автономочные запасы.

Наконец подошел выстраданный всем экипажем день ухода на боевую

службу. За день до этого Шадрин полночи просидел над последним перед

трехмесячным перерывом письмом своей далекой гречанке. В своем посла-

нии совсем не коротко, а очень даже подробно Сергей рассказал, как корабль

готовился к автономке, что такое штаб флотилии, открыл Софии тайну терми-

на «разовые трусы с карманом», а в самом конце, очень смущаясь и краснея

даже перед бумагой, попросил разрешения заехать в Севастополь. Но боже

упаси, не к ней, конечно, а так… чтобы повидаться «случайно», и даже доба-

вил в конце «Целую».

После этого Шадрин запечатал письмо, тяпнул рюмку и четким строе-

вым шагом отправился к чете Копайгоры, с которыми договаривался отме-

тить уход в море. Там он, пряча глаза, боком сунул письмо Катюше, которая

должна была на пару месяцев слетать в Севастополь, и попросил передать

его лично в руки Софии. Катя понимающе кивнула головой, и сразу убра-

ла письмо в свою бездонную дамскую сумочку. После чего они все вместе

привели себя в нетрезвое состояние, и даже спели «Усталую подлодку», под

домашние пельмешки, заготовленные рачительной Катюшей в неимовер-

ном количестве.

Назавтра корабль покинул базу и помчался сквозь все противолодочные

рубежи охранять страну и Атлантику от супостатов, а супруга Игоря стала

собираться на родину. Боевая служба началась традиционно всеобщим от-

сыпанием после ужасов береговой подготовки, а потом постепенно вошла

в спокойное и деловое состояние. Командир был опытный, поэтому «насед-

ку» из штаба экипажу не подкинули, а сам командир палку в боевой подго-

товке не перегибал, справедливо полагая, что все возможное и невозможное

уже перегнул штаб еще на берегу. Шадрин, к неописуемому восторгу меха-

ника, с головой погрузился в зачеты на командира дивизиона, обложился се-

кретной документацией, но папку с личными планами все равно продолжал

таскать с собой даже в гальюн.

Знания ровно ложились в голову Сергея, но дремлющие в подкорке

мозга чувства все же вылились в очередное чудачество где-то на тридцатые

сутки похода. В тысячный раз рассматривая свадебные фотографии, на ко-

торых был запечатлен образ Софии, ему пришла в голову мысль увекове-

чить свои чувства в чем-то вещественном, раз уж не получилось в духовном.

Когда-то давно, еще в школе, Сергей трудился на так называемом учебно-

производственном комбинате, в цехе инкрустации по дереву. Резал шпон,

делал незамысловатые картинки и в итоге пристрастился к резьбе по дереву.

Увлечение с годами хоть и отступило на задний план, но набор резаков по де-

реву – штихелей – Шадрин всегда возил с собой, скорее уже по привычке.

И вот теперь ему пришла в голову гениальная идея: вырезать из дерева ста-

туэтку, а лучше статую Софии. До этого монументальной скульптурой Сер-

гей не занимался, но как деловой человек, да и просто офицер, способный

решать нерешаемые задачи, сразу подошел к делу серьезно и ответственно.

Поразмыслив, он пришел к выводу, что самый большой кусок древесины,

который можно обнаружить на корабле, – это аварийный брус. Он имелся

в каждом отсеке и являлся неотъемлемой частью средств по борьбе за жи-

вучесть корабля. Брусы были закреплены за командирами отсеков, переда-

вались по описи, нумеровались и вообще считались неприкосновенными ве-

427

П. Ефремов. Стоп дуть!

щами. Но это Сергея мало волновало. Пробравшись под самое утро в 10-й от-

сек, когда вахтенный размазывал сопли по столу в ВХЛке, Шадрин быстро

и ловко отпилил от бруса метровый кусок и постарался незаметно переме-

стить его в каюту. К его удивлению и позору кормовой вахты, это удалось,

ибо вся вахта дрыхла без задних ног. В каюте он быстренько удалил рубан-

ком краску, заметая следы, и приступил к высокому творчеству.

Размеры украденной древесины позволяли ваять только стоящую фи-

гуру, поэтому Шадрин, призадумавшись, полистал валявшиеся в каюте жур-

налы, нашел в одном из «Огоньков» репродукцию Боттичелли «Рождение

Венеры», и взял ее за основу. Теперь все свои вахты на пульте ГЭУ, он чет-

ко делил на служебные и личные. Служебные, точнее вечерние, были пол-

ностью посвящены специальности, а утренние резцам и стружке. На пульте

тихонько посмеивались над Шадриным, а уж когда в куске бывшего аварий-

ного бруса начало вырисовываться женское тело, то веселые слухи об «оза-

боченности» управленца деревянной женщиной начали распространяться

по всему кораблю. На пульт начались массовые экскурсии, а затем, во вре-

мя одного из осмотров корабля, командир неожиданно заметил, что в 10-м

отсеке аварийный брус подозрительно короток. Командир отсека, капитан-

лейтенант Парамонов, внятно ответить на вопрос об исчезновении значи-

тельной части бруса не смог, был показательно высечен на докладе в цен-

тральном посту, и, будучи отправленным на пульт зализывать раны, неожи-

данно сопоставил появление деревянной женщины и исчезновение своего

аварийно-спасательного имущества. Разгорелся локальный скандал, на сча-

стье, быстро потушенный примерно 750 граммами спирта-ректификата, ко-

торые виноватый и пристыженный Шадрин добросовестно отлил Парамоно-

ву, не упустившему возможности пополнить личную шильницу. Ко всеобще-

му удивлению, фигура, постепенно появляющаяся из-под резца, не приняла

гротескных форм, а, наоборот, получалась очень даже аппетитной. Правда,

то ли рука у Сергея дрожала, то ли уже сказывалась длительная оторванность

от берега, и женского пола в частности, но София получилась у него с про-

порциями Памелы Андерсон, и совсем уж не целомудренная, как у Ботти-

челли. К самой ответственной части своего произведения искусства, к голо-

ве и лицу Софии, Шадрин пока приступать побаивался, постоянно приме-

риваясь и все же откладывая резцы в сторону.

Таким образом, за три недели до конца автономки, на пульте высилась

почти метрового роста деревянная женщина, по изгибам фигуры сильно на-

поминавшая маститую стриптизершу, с деревянным квадратом вместо го-

ловы на длинной красивой шее. И вот пока Шадрин испытывал творческие

муки, случилось непоправимое. Командир, от которого старательно прятали

«деревянную женщину», в минуту раздражения и грусти, неожиданно сва-

лился на нижнюю палубу третьего отсека, а точнее– на пульт ГЭУ, спустить

пар. Шадринскую статую не успели спрятать, и она под крики и рев команди-

ра была торжественно доставлена в центральный пост, куда через несколько

минут были незамедлительно вызваны мирно посапывающие в каюте меха-

ник, комдив и сам Шадрин. Потом была сочная и емкая речь командира, в ко-

торый комдиву было обещано забрать его представление из штаба, Шадри-

ну было обещано, что он никогда не станет комдивом, механик был обозван

старым пердуном, а весь корабль из уст командира получил прозвище крей-

сер «Безумный». Выговорившись, командир извинился за допущенную в соб-

ственном монологе грубость, но вернуть творцу его произведение до конца

428

Часть вторая. Прощальный полет баклана

боевой службы отказался категорически. И мало того, приказал водрузить

это деревянный секс-символ в центральном посту рядом со своим креслом,

причем, как положено любому телу на подводной лодке, перепоясав статую

ПДУ. Зная командира как человека в некоторых вопросах принципиально-

го до неприличия, Шадрин с утерей смирился, хотя и очень расстроился,

и до конца боевой службы в новых оригинальных идеях замечен не был.

А вот «деревянная Венера» с тех пор зажила в центральном посту сво-

ей жизнью, полной новизны и внимания окружающих. Теперь она стоя-

ла справа от командира, около стола. Через плечо на Венере висело ПДУ,

а на квадратную голову статуи кто-то водрузил старую пилотку с древним,

позеленевшим шитым «крабом». Это так понравилось командиру, что пи-

лотку по его приказу прибили гвоздями, чтобы не сваливалась, а на том ме-

сте, где должно было быть лицо, красной гуашью подрисовали яркие, соч-

ные и огромные губы. На левую грудь Венеры, по его же приказу, аккуратно,

чтобы не испортить дерево наклеили боевой номер, но не простой, а симво-

лизирующий весь корабль «РПК СН К-…». Забредавший туда изредка Ша-

дрин старался не смотреть на свою оскверненную святыню и побыстрее по-

кинуть центральный пост, чтобы не видеть позора своей недоделанной воз-

любленной. Так она и простояла около командира до прихода в базу, а потом

волшебным образом исчезла. Правда, поговаривали, что ее видели в гараже

командира, где он, расслабляясь с друзьями автомобилистами, ласково на-

зывал деревянную Венеру настоящим подводником, который всегда по фор-

ме одет, готов к постоянному изнасилованию и ничего не боится, потому что

сам – дерево.

Тем временем, пока друзья бороздили просторы Атлантического океа-

на, Катюша в Севастополе выполняла свой «интернациональный» долг. В са-

мую первую встречу с Софией она передала ей Сережино письмо и без оби-

няков обрисовала картину деградирующего от безответной любви офицера,

призвав подругу, как настоящую женщину, помочь в спасении их свидетеля.

Если она не уверена, что у них что-то может получиться, то пусть хотя бы со-

действует выведению Сергея из мира любовных иллюзий и ничем не оправ-

данных страданий. К ее величайшему удивлению, оказалось, что София,

не просто очень благосклонно настроена по отношению к Сергею, а даже

как бы пребывает в некоторой эйфории. Посчитав это за добрый знак, Ка-

терина облегченно вздохнула и даже пообещала подруге пригласить Сергея

к ним в гости после похода, чтобы вместе отпраздновать их возвращение. Та

с нескрываемой радостью согласилась, и на этот раз подруги расстались до-

вольными: одна в глубине души считала себя неплохой сводницей, а другая

была переполнена романтикой будущей встречи. Не секрет, что и мужчины,

и женщины в не меньшей степени частенько выдумывают сами для себя что-

то, а потом постепенно начинают свято верить в это «что-то».

Вот и София, начавшая переписку с Шадриным просто так, можно даже

сказать, со скуки, так долго искала в его письмах между строк скрытый смысл,

что постепенно уверовала в незаметное и трогательное чувство богатырско-

го вида офицера, который из-за своей чрезмерной скромности никак не мо-

жет ей прямо сказать об этом чувстве, а пытается замаскировать его в сво-

их странных письмах. А когда из самого последнего его послания она узнала

о том, что он приедет, да еще и впервые за этот год прочитала в конце пись-

ма «целую», то все это легло на благодатную почву. София вообще нафанта-

зировала себе, что, уходя в опасный и длительный поход, он таким образом

429

П. Ефремов. Стоп дуть!

намекнул на многое, и что его намек она поняла, и что скоро они увидятся,

и встреча эта будет совсем не такой, как год назад.

Как водится, в день прихода корабля из автономки членов семей пусти-

ли на пирс, чтобы встретить своих родных мужчин. Катюша, вдоволь наоб-

нимавшись со своим Игорьком, расцеловала Шадрина за компанию и сооб-

щила ему, что письмо передано лично в руки и что его в Севастополе ждут.

Шадрин густо покраснел, но приехать к Копайгорам в гости согласился неза-

медлительно.

А потом была авральная сдача корабля, с неизменными недостатками

и недостачами, лакируемыми корабельным шилом, лихорадочное ночное

оформление путевок в санатории и перевозочных документов, промежу-

точными пьянками и ожиданием денег и книжечек с инвалютными рубля-

ми. Благо времена были еще советские, финансов для Министерства оборо-

ны хватало, и весь цикл сдачи корабля, сборов и убытия в отпуск уложился

в ударные четверо суток, после чего почти весь офицерский состав и часть

мичманского разлетелись и разъехались по местам профотдыха, с последу-

ющим убытием в плановый отпуск.

В те дивные и забытые времена было как-то не принято отказывать-

ся от обязательного после боевой службы санатория, и поэтому семейная

чета Копайгоры и Шадрин тоже отправились поправлять здоровье в военно-

морской санаторий в Подмосковье, в Солнечногорск. Там они вполне успеш-

но залечили зубы, получили по ребрам душем Шарко, неоднократно со-

вершили терренкур вокруг озера, ну и заодно употребили со вкусом нема-

ло пива и коньяка, продаваемого почти в открытую в уютном санаторном

кафе. Отдых прошел довольно быстро, и после его завершения Шадрин от-

правился на недельку домой на Волгу, повидать маму, а Копайгорцы убыли

в родной Севастополь. По договоренности, Сергей должен был дать теле-

грамму о дате приезда, которая послужила бы сигналом для «общего» сбо-

ра на даче Игоря.

Прошло около десяти дней, и когда Игорь и Катюша уже начали опа-

саться, что Шадрин снова впал в кому от робости, пришла телеграмма, в ко-

торой Сергей оповещал, что были проблемы с билетами, но он едет и будет

в Севастополе через 2 дня, ближе к вечеру, поездом таким-то, в таком-то ва-

гоне. Супруги скоренько разогнали всю родню с дачи и оповестили Софию

о том, что ее воздыхатель приезжает послезавтра, и вечером этого же дня

они все вместе встречаются у них на даче, с последующим гуляньем, песня-

ми, танцами и счастливым эпилогом. София, давно уже созревшая и даже

чуть перезревшая в ожидании этой судьбоносной встречи, с ходу записалась

на все возможные виды парикмахерско-косметических процедур и с головой

погрузилась во все виды подготовки предстоящего свидания. В итоге, когда

поезд с Шадриным «пришвартовался» к перрону севастопольского вокзала,

диспозиция сторон была такова: сам Сергей, почти всю дорогу тренировав-

ший волевые качества посредством некрепких напитков, но в большом ко-

личестве, выйля из вагона, сразу размяк под палящим крымским солнцем.

Пьяным он не был, но совокупность солнца, пива и душевных переживаний

на его лице читались без микроскопа. София, с утра пребывающая в боевой

окраске, а от того боящаяся потереть даже нос, дабы весь макияж не потек

ручьями, судорожно выбирала наряд, способный подчеркнуть все ее досто-

инства, одновременно с этим демонстрируя умеренность, скромность и хо-

роший вкус. В итоге, принимая во внимание страшную жару, она останови-

430

Часть вторая. Прощальный полет баклана

лась на светлом и невесомом сарафане, который, облегая ее в одних местах,

был как-то странно прозрачен в других, а вообще по большому счету оставлял

впечатление некой порочной невинности. Игорь с самого утра намариновал

на даче килограмма три мяса, заботливо отобрал свежих овощей и фруктов,

и вообще организовал на даче полноценный пункт питания, готовый к при-

ему не то чтобы четырех человек, а несравненно большего количества голо-

дающих. А вот Катюша с момента получения телеграммы мучалась только

одним: кто и где будет спать. Одноэтажная дачка, с двумя мизерными ком-

натами и полным отсутствием второго этажа не сильно располагала к уеди-

нению. Спать вместе с Софией, а Игоря подложить к Сергею, Катюша даже

не планировала по известным причинам, и по ним же даже не предполага-

ла, что любая из сводимых сторон может просто не захотеть оставаться но-

чевать. После долгих размышлений и прикидок Катюша приняла решение,

которое сводилось к следующему. Вечером после застолья она с мужем под

благовидным предлогом, допустим прогуляться, оставляют Сергея и Софию

на даче одних, а сами просто сбегают домой и приезжают только утром. А там

и видно будет, что и как сложилось у оставленной наедине парочки. Игорю

не очень понравился этот вариант, предполагающий в случае их неминуемо-

го ухода умеренное употребление спиртного, но под суровым взглядом сво-

ей увлеченной половины он сдался и выразил полное восхищение гениаль-

ным планом своей жены. В конечном итоге на момент, когда Шадрин всту-

пил на Севастопольскую землю, на даче под виноградом был накрыт столик

на четверых, а в домике была приготовлена постель только на двоих.

Сергей, не успевший отойти от вагона и двух шагов, с ходу был оша-

рашен известием, что долгожданная встреча с девушкой своей мечты бу-

дет практически сейчас, а не завтра или послезавтра. И офицер Шадрин,

несмотря на то, что несколько месяцев внутренне готовил себя к этому по-

истине историческому событию, снова впал в состояние овоща. Встреча-

ющая сторона в лице Игоря к такому повороту была готова, а потому в ма-

шине уже лежал букет роз, купленный Игорем для торжественного вруче-

ния Софии, и пару бутылок холодного пива просто так, на всякий случай.

За полчаса поездки на дачу Шадрин уничтожил пиво, но в норму не пришел,

и вообще на все вопросы друга отвечал коротко и нечленораздельно, хотя

и не был откровенно пьян.

А на даче их ждали. Волновавшаяся не меньше Шадрина, но тем не ме-

нее не потерявшая дара речи и способности соображать София, к тому вре-

мени почти час находившаяся на даче, услышав шум подъезжающей маши-

ны, постаралась обставить свой выход самым подобающим образом. И ей это

удалось. Она выглядела фантастически эффектно на фоне вечернего крым-

ского солнца, насквозь пробивающего своими лучами ее воздушный сара-

фан и подчеркивающего ее точеную, восхитительную фигуру, без всякого на-

мека на пошлость и безвкусицу. Обалдевшего Шадрина хватило лишь на то,

чтобы беззвучно шевеля губами протянуть ей букет роз и уткнуться глаза-

ми в землю. Уже через четверть часа над участком поплыл божественный

запах шашлыков, а на стол из погреба была водружена большая запотевшая

бутыль домашнего вина. Все это время Шадрин суетился где-то в глубине

домика, то ли переодеваясь, то ли просто прячась, и выполз на свет божий

только после очень настойчивых просьб Катюши и Игоря. Вся эта нелепица

в поведении Сергея сначала даже чем-то польстила Софии, но потом, когда

они уже были за столом и долгожданный офицер либо утыкался носом в та-

431

П. Ефремов. Стоп дуть!

релку, либо, наоборот, с открытым ртом рассматривал ее, но при этом почти

ничего не говорил, начала понемногу раздражать. А Шадрин, видя и пони-

мая это, никак не мог перебороть себя. Все «домашние заготовки» испари-

лись из его военной головы, как только он увидел Софию, и перебороть себя

было выше его сил. Но застолье продолжалось, и стараниями семьи Копай-

гора проходило довольно весело, благо раздражение свое София старалась

не показывать, а Шадрин улыбаться пока еще не разучился.

Вечер, а с ним и темнота, летом в Крыму наступает внезапно. Вот толь-

ко сейчас вроде было светло и солнце золотило крыши, и вдруг уже темень,

черная и непроглядная. Катюша, опытным взором определив, что до темно-

ты осталось не более получаса, неожиданно для Шадрина и Софии, не по-

священных в их семейный план, предложила Игорю срочно пройтись с ней

до знакомых на другом конце дачного поселка. Игорь нехотя согласился,

успев раскрутить молчавшего Шадрина на пару стаканов душистого винца

на посошок, а Катюша, многозначительно поглядывая на Софию, клятвен-

но пообещала вернуться максимум через час-полтора. София, уже изрядно

раздосадованная невнятным поведением Сергея, сначала было попыталась

наотрез отказаться и прогуляться вместе с семейной парой, но потом вне-

запно передумала, решив, что за этот час, проведенный наедине, сможет на-

конец поставить все точки над «i».

Супруги ушли уже в тот момент, когда на землю стремительно накаты-

вался пряный крымский вечер. Сергей зажег лампу над столом и, внезапно

осознав, что остался один на один с Софией, испугался. Он не мог понять,

чего он боится, но язык окончательно и бесповоротно присох к гортани, и по-

трясенный этим, Шадрин молча плюхнулся на стул и в напряжении замер.

– Сереженька, ну что ты молчишь?

София села даже не напротив него, а рядом, закинув красивые ноги одна

на другую, и края ее сарафана легли на колени офицера.

– Давай выпьем за нашу встречу!

Рука девушки легла на ладонь Сергея, и он заметно вздрогнув, попытал-

ся ее убрать. София нервно скривилась, но, взяв себя в руки, налила по бо-

калу вина и протянула Сергею. Он молча взял.

– За то, что мы в конце концов встретились… За тебя, Сережа…

Звякнули бокалы, и на миг показалось, что и Сергей, и София потяну-

лись друг к другу, но Сергей неожиданно залпом опрокинул бокал в рот,

и встал.

– Я… я… Сейчас сигареты возьму…

И тут Софию прорвало.

– Послушай, ты… Военный здоровенный! Ты что, и правда ребенок, или

как? Сереженька… Да что же это такое-то?! Ты же за весь вечер трех слов

не сказал! Я, как дурочка… Сейчас приедет… Вот он… Не такой, как все… це-

лый год над твоими письмами… Да пропади все пропадом! Ну и сиди здесь,

бирюк недоделанный… Хотя бы… Ай… Я ухожу домой! Так Катьке и передай!

Что ты, что она, да и я дура полнейшая… Сказку выдумала сама себе!

Она подхватила сумочку и решительно развернулась к воротам дачи.

И тут Шадрин осознал, что если сейчас, в этот самый миг, он не остано-

вит эту красивую и желанную девушку, то вряд ли больше ее увидит, и что

надо что-то делать. Взгляд его упал на бочку с водой, на которой стоял вну-

шительный кувшин, судя по всему, наполненный доверху.

– Софья! Подожди, я…

432

Часть вторая. Прощальный полет баклана

Он шагнул с крыльца и как бы случайно, в размахе, задел рукой кувшин,

который целиком и полностью плесканул на остановившуюся из-за его кри-

ка Софию. Та ахнула. Трехлитровый сосуд точнехонько и прицельно, не за-

дев ее, пронесся мимо, а вот все его содержимое так же аккуратно вылилось

на белоснежный сарафан девушки. Он был до того тонок, что мгновенно об-

лепил чудную фигурку онемевшей Софии и рельефно проявил сквозь невесо-

мый материал и красивую грудь, с небольшими темными сосками, и тонкую

талию, и дивные породистые ноги наследницы греческих переселенцев.

– Олух! Медведь безрукий! Откуда ты свалился на мою голову?! Гово-

рила мама, держись подальше от голландеров! Отвернись! Отвернись сей-

час же! Господи, связалась же… Ой…

София, размахнувшись со всей силы, заехала сумочкой в плечо Ша-

дрину.

– Отойди! Уйди, ради бога!

Она влетела в домик и захлопнула за собой дверь.

– Не заходи!

Сергей присел на стул и, вздохнув, налил полный стакан вина. Он уже

понял, что своей дуростью испортил все, что только возможно, и теперь оста-

лось только выслушать до конца, то, что о нем думает София, и попрощать-

ся. Сергей залпом опрокинул стакан и закурил.

– Эй! Ромео!

Дверь распахнулась. В проеме стояла укутанная в простыню София,

и протягивала Сергею мокрый сарафан.

– Повесь… Рядом тут… Пусть сохнет.

Сергей молча взял сарафан и повесил на одну из веревок, висящих

во дворе.

– Господи… Ну что же ты такой дундук-то… Бестолковый… Или у тебя

всегда так с девушками, а? А может, ты просто… У тебя хоть когда-нибудь

была девушка-то? Или у вас там, на Волге, только сети и удочки в почете?

Да… Повезло мне… Слов нет… Скорее бы сарафан высох, пока последний

автобус не ушел… Ты…

София говорила и говорила, выплескивая все накипевшее за вечер, да

и, наверное, за целый бестолковый год, а Сергей угрюмо дымил сигареты,

одну за одной, принимая все слова как справедливую кару за собственную

дурость и беспомощность.

– Молчишь? Ну и молчи тут один! Позовешь, когда высохнет! Думаю,

в такую жару минут за десять готово будет!

Она хлопнула дверью, и Сергей снова остался один во дворе. Было уже

темно, на землю опустилась крымская ночь. Где-то трещали цикады, где-то сме-

ялись и играла музыка, а Сергей все сидел и сидел, раз за разом опрокидывая

бокалы с вином, которое, к сожалению, совершенно его не брало. На улице

и вправду было жарко: до Максимки, где находилась дача, не долетал освежа-

ющий ветер с глади Черного моря, и воздух остывал неспешно и лениво.

– Ау! Ромео… Как там мой наряд?

Сергей очнулся от дум. София кричала из комнаты, даже не пытаясь

подойти к двери.

– Сейчас…

Он встал и подошел к висящему сарафану. Он был уже практически сух.

Но Шадрину так не хотелось ее отпускать! Он знал, что если сейчас отдаст ей

платье, то вряд ли снова ее увидит, а так хотелось все же набраться потеряв-

433

П. Ефремов. Стоп дуть!

шейся где-то смелости и сказать ей, что она самая лучшая и самая красивая

девушка на свете и что она ему нужна, такая как есть, вся и навсегда. Сергей

оглянулся, нашел глазами злополучный кувшин, наполнил его водой из сто-

явшей рядом бочки и, воровато оглянувшись на дверь, вылил на сарафан.

– София, мокрый он еще… Пока…

Через минуту в двери показалась голова Софии.

– Дай сюда!

Сергей снял сарафан и протянул девушке. Она потрогала.

– Мокрый… Ладно… Пусть сохнет…

София скрылась обратно за дверью, а Сергей снова уселся за стол, и на-

чал мысленно репетировать и проговаривать то, что он сотни раз уже делал,

и вновь спасовал, оказавшись один на один с предметом своих воздыханий.

Он что-то бубнил себе под нос, не забывая глотнуть вина, и повторял снова

и снова те самые простые слова, которые всегда труднее всего произнести.

Прошло минут тридцать, и из дома снова раздался голос Софии:

– Ромео, ну что там?! Высохло?

Шадрин, уже не раздумывая, вскочил с места и снова зачерпнув воды

из бочки, окатил сарафан.

– Мокрый еще…

София, к этому времени немного успокоившаяся и даже благодаря врож-

денной веселости и чувству юмора немного развеселившаяся, уже устала ва-

ляться на единственной в комнате кровати. Сначала, когда она мокрая и злая

оказалась в комнате, она была готова растерзать этого неуклюжего северно-

го увальня, но когда твой сарафан сохнет на улице, а трусики на окне, даже

отвесить полновесную пощечину становится весьма проблематичным. Поэ-

тому она просто выговорилась до конца и отправилась в комнату. И теперь,

катаясь по кровати, она поостыла, и даже, улыбаясь, покрикивала на сидя-

щего где-то во дворе Сергея просто так, для удовольствия, чтобы лишний

раз задеть. Неожиданно София сообразила, что прошло уже немало време-

ни. Она встала и подошла к окну, выходящему не во двор, а в сад, на откры-

той раме которого сохли трусики. Они были сухие абсолютно! Конечно, они

были несравнимыми с сарафаном, но, даже вися на подоконнике, были уже

сухие как порох! София на цыпочках подошла к окну. Во дворе, освещен-

ном только несколькими лампочками, за столом уставленным остатками ве-

чернего пиршества, сидел Сергей. Он сидел боком к окну, прямо под лам-

пой, и было хорошо видно, как он, качая сжатую в кулак правую руку и играя

желваками, как будто готовится то ли к выступлению, то ли просто к сдаче

очень сложного экзамена. Он был до такой степени серьезен, что Софии ста-

ло даже смешно, и она, отступив от окна, снова крикнула:

– Сережа… Как там мой сарафан?!

И прижавшись к стенке, незаметно выглянула в окошко. Сергей, вско-

чив как ужаленный, шагнул к бочке, зачерпнул кувшином воды и, посмо-

трев на дверь, неожиданно полил ее сарафан. Задохнувшись от негодова-

ния, София, придерживая спадающую простыню, распахнула дверь и вы-

скочила во двор.

– Ты что?! Ты что делаешь?! Зачем?! Ну ты совсем офонарел, что-ли?!

От ее крика Шадрин, вздрагивая, отступал шаг за шагом к двери, будто

пытаясь спрятаться от этого женского визга, который хлестал его с каждым

разом все сильнее и сильнее. Не в силах сдержаться, София схватила кув-

шин и замахнулась на Сергея.

434

Часть вторая. Прощальный полет баклана

– Зачем это?! Что ты молчишь?! Ну что ты молчишь?! Ты немой?! Осто-

лоп…Внезапно Шадрин остановился. Он поднял голову, и его глаза на миг за-

блестели и стали серьезными и абсолютно трезвыми.

– Извини. Я не хотел. Мне просто надо было… Да к чему это все теперь…

Извини, если сможешь. Оставайся, я сейчас уйду.

Он снова как будто сдулся и поник и даже как-то сгорбившись шагнул

на крыльцо.

И тут София поняла все. И то, что не в силах и ее отпустить, и себя пе-

ребороть, Сережа каждые полчаса поливал ее сарафан водой из кувшина,

снова и снова собираясь с духом, чтобы хоть что-то выдавить из себя, а она,

дура, этого не поняла, а своим раздражением только еще больше загоняла

большого и доброго мужчину внутрь. София стояла рядом со своим сарафа-

ном с кувшином в руках, а Шадрин стоял в дверях дома, с потерянным ли-

цом, всей своей фигурой показывая и боль, и растерянность, и даже ощу-

щение неминуемой потери, которая сейчас произойдет. И ей стало пронзи-

тельно жалко этого сильного и красивого парня, который стоял перед ней

и не знал, что делать, чтобы не дать ей уйти, одновременно боясь ее чем-то

обидеть. София молча зачерпнула из бочки воды и вылила весь, до капель-

ки, кувшин на висящий сарафан. Потом подошла к Сергею. Тот, прикусив

губу, смотрел на стоящую перед ним девушку.

– Такой большой и глупенький…

София повела плечами, и простыня соскользнула на землю.

– Недотепа ты мой… – и шагнула к нему…

Утром Игорь с Катюшей, предварительно отзвонившись на всякий слу-

чай домой Софии и убедившись, что ее там нет, отправились на дачу. Посре-

ди двора белым флагом, как символ капитуляции, развевался белый сара-

фан. Супругам пришлось немало пошуметь, пока на пороге дачи не вырос-

ла могучая фигура улыбающегося Шадрина, к плечу которого прижималась

хрупкая фигурка Софии. Потом был веселый и шумный завтрак, за которым

вдруг обнаружилось, что немота у Шадрина пропала напрочь, и он радостен

и словоохотлив, а София с нескрываемой нежностью смотрит на него, ста-

раясь лишний раз не выпускать его руку из своей.

Они расписались через две недели, в Севастополе, без свадьбы и пыш-

ных торжеств, благо этому помог отпускной билет Сергея, и сразу уехали

к нему на родину, знакомиться с родителями. София сразу пришлась там

ко двору, и на удивление быстро подружилась со свекровью, оказавшейся

простой и доброй русской женщиной, принявшей ее сразу, без анекдотич-

ных нюансов и претензий.

На север они ехали уже вчетвером, двумя счастливыми семейным па-

рами, со смехом уписывая в купе традиционную вареную курицу и сочные

севастопольские помидоры. К большому удивлению Катюши, в самой глу-

бине души не очень верившей в столь скоротечный брак, у них все сложилось

счастливо и благополучно. София, которой еще пару месяцев назад и в голову

прийти не могло, что она окажется в ранге жены, да еще и на самой северной

окраине страны, очень легко и непринужденно вписалась в северный быт,

не хватаясь за голову и не пытаясь сбежать сразу обратно домой, под крыло

заботливых родителей. Сергей же был просто счастлив, и этим все сказано.

Он, как ни странно, не был в розовых очках, а на все смотрел реально, и эта

435

П. Ефремов. Стоп дуть!

реальность все больше и больше ему нравилась, в чем была огромная заслу-

га его маленькой и хрупкой гречанки.

И когда потом, спустя годы, командир электромеханической боевой ча-

сти РПК СН капитан 2 ранга Шадрин возвращался из автономки и на пир-

се, вместе с другими женами, его ждала София с детьми, он не удивлялся,

когда она, обнимая, шептала ему на ухо абсолютно бессмысленные для всех

окружающих слова:

– Пойдем скорее домой милый, мой сарафан такой сухой…

Мимоходом. Еще раз про сон…

В нашем экипаже служила одна легендарная в масштабах всей дивизии,

да и флотилии личность – капитан-лейтенант Ванюков Владимир Павло-

вич. Ванюкова знали все. Все его выходки сразу становилось достоянием

народа. И дело тут вовсе не в особом складе ума или остроумии, дело в са-

мом Владимире Павловиче. Себя он называл «дитя гарнизонов», был, мягко

говоря, не особенно умен, прямолинеен, фанатичный до абсурда искатель

справедливости во всем и в то же время по-крестьянски хитер и осторо-

жен. Вот такая борьба единства и противоположностей в одной личности.

Служил Палыч, не считая двух лет срочной и пяти училища, уже лет де-

сять. По вышеупомянутым причинам больших высот не достиг, как начал

инженером групп, так им и оставался. Продвигать Палыча по карьерной

лестнице опасались из-за непредсказуемости характера, а главное – по аб-

солютному невосприятию техники. Даже через десять лет службы он пу-

тал назначение ключей и тумблеров на пульте и совершенно спокойно мог

сотворить такое, от чего у других операторов волосы дыбом вставали. Та-

кое отношение к своей личности Палыч считал крайне оскорбительным,

и себя полагал несправедливо обиженным. Вообще описать Ванюкова сло-

вами невозможно. Его надо было видеть. Мне довелось прожить четыре

года в одной каюте с этим представителем рода человеческого, и впечат-

ления от этого до сих пор переполняют меня до краев.

Спать Палыч мог всегда, везде и в любом положении. Даже стоя. Видел

лично, и не один раз. Будить Палыча боялись. Каждый выход Ванюкова

из сна был чреват непредсказуемыми последствиями. Особенно на вах-

те. Спросонья буйный каплей хватался за все ключи и тумблеры, до ка-

ких рука доставала, и щелкал ими, как попало, роняя аварийную защи-

ту реактора через вахту, а то и чаще. Поэтому будили его, предваритель-

но прижав руки к подлокотникам кресел, что не всегда помогало, так как

Палыч обладал первобытной силой, хотя и постоянно жаловался на здо-

ровье. А то и вообще старались не будить, от греха подальше. Пусть спит

спокойно, зато не мешает.

На одном из партсобраний в Двинске (а меня как офицера-комсомольца

туда периодически загоняли пинками) старпом Пал Пет (Павел Петрович)

долго и монотонно объяснял коммунистам, как необходимо решать идей-

ные и организационные задачи по ремонту корабля. Собрания Пал Пет

любил, и самое короткое из них длилось не менее двух часов. Немудрено

и человеку с недюжинной силой воли задремать. Ну а Палыч первые ак-

корды речи Пал Пета просто воспринял как команду «Спать!». И, уронив

голову на могучую грудь, моментально «умер». Приблизительно через час

436

Часть вторая. Прощальный полет баклана

старпом обратил внимание на спящего Ванюкова, а так как он его очень

сильно «любил», решил сделать замечание и прилюдно выстегать.

– Ванюков! Ванюков!

Палыч сидел между мной и старлеем Пулковым, главным прикольщи-

ком и хохмистом корабля. Пулков резко локтем двинул спящего Палыча

и громким шепотом выпалил:

– Вставай, Палыч! Тебе выступать!

Естественно, о чем шла речь Палыч не знал и даже не догадывался.

Но вскочил и завелся с полоборота.

– А у нас все так! Доколе, Павел Петрович, матросы на драных про-

стынях спать будут? Я ведь даже больше скажу, молчать не буду! Хлорки

в гальюне нет! Дезраствора нет! А вдруг инфекция? Что, обосремся?..

И понеслось. Пал Пет только таращил глаза и делал робкие попытки

вставить хоть слово. Все было тщетно. Минут тридцать, с пеной у рта Па-

лыч рубил правду-матку по всем вопросам бытия и общественной жизни

родного экипажа. Обалдевшие коммунисты стряхнули сон и, хихикая,

смотрели на бесплатное представление. Наконец, поймав момент, когда

Палыч переводил дыхание, Пал Пет успел вставить фразу:

– Спасибо, Владимир Павлович, за содержательное выступление. Са-

дитесь.

Пал Пет уже и сам был не рад, что связался с неадекватным Ванюком.

– А вы мне рот не затыкайте! Я коммунист! И на партсобрании могу

говорить все, что думаю!

Пал Пет заскрипел зубами, но, опасаясь вызвать новый фонтан крас-

норечия Палыча, вежливо пояснил:

– Владимир Павлович, другие тоже хотят выступить. Садитесь, а по-

том мы вам еще раз дадим слово.

– Другие? Хорошо, я сяду. Но потом…

– Обязательно, Владимир Павлович, обязательно!

Палыч сел, снова положил голову на грудь и без всяких переходов мгно-

венно ушел в мир сновидений. Выступление Ванюкова скомкало планы

старпома, и немного погодя он в сильном раздражении закончил собра-

ние. Перед тем как отпустить людей, старпом поднял руку.

– Товарищи коммунисты! Собрание закончено. Прошу вас выходить

тихо и Ванюкова не будить. Разбудит последний выходящий.

И первым нырнул в дверь…

По старой традиции, издавна заведенной, в море оператор ГЭУ право-

го борта на развод не ходит. Минуя все построения, шагает на пульт, при-

нимает состояние установки, секретные документы и порядок. Кончается

развод, происходит смена, а оператор уже все знает и докладывает в ЦП

о состоянии дел с полной ясностью обстановки. Кроме того, что я жил с Па-

лычем в одной каюте, я и на вахте стоял с ним в одной смене. Я на левом,

он на правом. И он ходил принимать вахту. Правда, весьма своеобразно.

На пульте Палыч сразу высаживал оператора из кресла, плюхался в него

и, слушая объяснения, засыпал. Потом приходили с развода мы с электри-

ком Мотором, я быстро во все вникал и докладывал о заступлении. А Палыч

чмокал губами и посапывал. К такому положению дел все привыкли и от-

носились к этому философски. Пускай спит – меньше нервотрепки.

Как-то раз Палыч ну просто достал меня и Мотора на вахте, все четы-

ре часа брызжа слюной по поводу очередной несправедливости по отно-

437

П. Ефремов. Стоп дуть!

шению к нему и его заслугам перед страной. И на следующей вахте мы

решили отыграться. Начало прошло, как заведено. Палыч уснул. Я доло-

жился, и вахта потекла. Каждые полчаса ВИМ из центрального произ-

водил опрос, я, прикрывая рукой «Каштан», отвечал, что замечаний нет.

И вот когда осталось полчаса до смены, мы с Мотором перевели назад

все часы на пульте. С половины двенадцатого утра на восемь ноль ноль.

«Каштан» ожил по расписанию.

– Пульт…

ВИМ ждал, что ему, как всегда, нечленораздельно пробурчат «Замеча-

ний нет». Но… Я двинул ногой по креслу Палыча.

– Докладывай Володя.

Палыч вскинулся, не понимая, в чем дело. Благо хоть рукам волю не дал.

– Докладывай о заступлении!

И Палыч монотонно и обстоятельно завел «молитву». Чего-чего, а до-

клад Владимир Павлович за десятилетие вызубрил намертво.

– На пульте ГЭУ, по боевой готовности 2 подводная, третья боевая

смена на вахту заступила. В работе установки обоих бортов…

Слава богу, наш ВИМ совсем недавно начал нести вахту в ЦП, до этого

просиживал штаны с нами на пульте и Палыча знал прекрасно. Немно-

го ошалев сначала, потом сообразил что здесь что-то не так, шума подни-

мать не стал и терпеливо дослушав до конца, ответил:

– Есть пульт! Молодец, Владимир Павлович! Отлично службу бдишь!

Палыч зевнул, обвел нас мутными глазами и пробурчал себе под нос:

– Сам знаю. Молод еще… Механик.

И уснул. Через пару минут мы вернули стрелки часов обратно. А еще

минут через десять пришла смена. Палыча разбудили. Потягиваясь, тот

удовлетворенно заметил:

– Вахта быстро прошла. Вроде только о заступлении докладывал, а по-

том чутка сморило…

Вот такой у нас был Палыч. А ведь это только капелька из всех исто-

рий с его участием.

Проехаться в Мурманск

В любом жизненном организме всегда найдется

отверстие для клизмы…

Командир «К-44»

капитан 1 ранга А. И. Желтяков

Всегда хотелось отдать должное прозорливости высоких флотских чи-

нов. Сколько ни встречал командиров атомоходов, «серых» личностей сре-

ди них никогда не попадалось! Точнее, если «серость» и встречалась, то это

была выдающаяся «серость»! Ежели золото – так червонное, серебро –

так без примесей, а дерьмо – так самое вонючее. Планка не опускалась!

На мое счастье, командиров из «вонючей» категории мне в своих начальни-

ках иметь не посчастливилось, «золотом» тоже не наградили, а вот вполне

438

Часть вторая. Прощальный полет баклана

крепкое, хотя и неоднозначное «серебро»… Что это на самом деле, хотя бы

в мелочах, я сейчас и попытаюсь рассказать…

Всем жившим на Кольском полуострове хорошо известно, что уехать

летом на Большую землю большущая проблема. Так вот, представьте, се-

редина мая, на сопках еще лежит снег, под ногами хлюпают лужи, в небе

с каждым днем все более победно поднимается солнце, примериваясь к кру-

глосуточному полярному дню, а у железнодорожных и авиакасс с утра

до ночи наблюдается аншлаг. После полярной ночи всем почему-то хочется

тепла, солнца, теплого моря, фруктов и прочих благ и удовольствий, недо-

ступных для родных северных широт. Народ потянулся на юга. Как доста-

вались билеты, об этом тоже стоит, наверное, написать, но это совсем дру-

гая история…

Билеты для своего семейства я доставал без лишней суеты, спокой-

но и без нервотрепки. Просто-напросто в соседнем, гражданском, поселке

Вьюжном жили родственники моей жены, а точнее, родная сестра моей су-

пружницы. А муж ее был отнюдь не последним человеком на СРЗ «Нерпа»,

который являлся градообразующим для самого Вьюжного. А посему свояк

мой имел прямой и начальственный выход на заводские кассы, что для снаб-

женца было само собой разумеющимся и со всеми вытекающими из это-

го блатными возможностями. Хотя истины ради надо сказать, что просить

я у него никогда не любил, да и ничего не просил практически. Просто сво-

як человеком был неплохим и добродушным, но занудливым до невозмож-

ности, при этом постоянно подчеркивая свою значимость, любил говорить

о трудностях и преградах, которые возникают при таком серьезном и тру-

доемком процессе, как заказ билетов, хотя для него это было раз плюнуть…

Ну нравилось ему, когда его раболепно просили… Но мне этого делать, слава

богу, не приходилось… Моя жена и сын всегда уезжали в одно время со сво-

ей сестрой и ее семьей, поэтому, когда наступала пора выезжать на юг, теща

из Севастополя, пользуясь своим авторитетом, вправляла мозги своей стар-

шей дочери, та накачивала мужа, а уж тот, с явной неохотой, но обреченно

брал моему семейству билеты без демонстрации предварительного рабо-

лепного спектакля с моей стороны. Другими словами, с билетами для жены

и сына у меня все было пучком.

Той весной все было, как обычно. С одной лишь разницей. Сестра жены

уехала на юг гораздо раньше, и мне мою семью предстояло отправлять в оди-

ночку. Благо о билетах для моих свояк позаботился, и мне нужно было толь-

ко доставить жену с малолетним сыном в Мурманск, посадить в вагон, по-

махать на прощанье и отправиться обратно в родную базу. О такси я поза-

ботился заранее, договорившись с бывшим сослуживцем, зарабатывавшим

теперь на жизнь частным извозом, а вот кое с чем промахнулся.

Дело в том, что я заранее не озаботился просмотреть расписание де-

журств по кораблю, и только за день до отъезда жены узнал, что как раз в ве-

чер перед отъездом семьи заступаю дежурить по родному ракетному крейсе-

ру. Подмену искать оказалось уже поздно, но я договорился с одним из своих

управленцев Сашей Нахимовым, что он подменит меня с утра, чтобы я в де-

сять утра загрузил семью в машину и убыл в столицу Заполярья. Остава-

лось только самое малое – договориться со старпомом о подмене. Как пра-

вило, такие подмены не очень приветствовались, и если дежурного по кора-

блю и меняли, то только либо в силу каких-то серьезных обстоятельств либо

просто снимали с вахты за какие-то нарушения.

439

П. Ефремов. Стоп дуть!

Старпом, милейший интеллигент капитан 2 ранга Рудин Александр

Юрьевич на мою просьбу отреагировал, как всегда, неопределенно и туманно-

витиевато.

– Борисыч… Ну как же так? Надо было заранее предупредить, что се-

мья уезжает… Помощник бы тебя на другое число поставил… Рапорт бы на-

писал… А ты вот сейчас ставишь меня перед фактом… И что мне прикажете

делать, уважаемый? Менять алгоритм повседневной жизни корабля – это,

понимаешь ли, не простая задача… И я думаю…

Что думал старпом, я прекрасно знал. Был он человеком очень спокой-

ным, мирным, незлобивым, ну каким угодно, только абсолютно не соот-

ветствующим должности старшего помощника. Ну представьте себе стар-

пома на подводной лодке, который наряду со всеми возможными зачета-

ми на управление АПЛ попутно самостоятельно выучил японский язык, да

и еще пару других прицепом. При этом, зная абсолютно все касаемо теоре-

тической части управления корабля, в практической давал такого маху, что

до сих пор самостоятельно вахту в центральном посту в морях нес нечасто,

под присмотром, гораздо больше отсиживая старшим на борту при стоян-

ке корабля в базе. Ко всему прочему, миролюбивый характер, данный ему

от природы, никак не позволял ему рычать на подчиненных, и максимум, чего

он мог из себя выдавить, так это бодрые команды на построении экипажа.

Все это понимали прекрасно, пользовались этим, как могли, и даже прозви-

ще у старпома было соответствующее – Мякиш. А старпомом он стал в ре-

зультате традиционной кадровой неразберихи и недостатка правильных кан-

дидатур в нужное время в нужном месте. И как следствие панически боял-

ся любых начальников, а в особенности нашего нового командира, капитана

2 ранга Светлякова Александра Ивановича. Правда, страх свой Мякиш нау-

чился умело прятать за умным словоблудием и невозможностью получения

от него конкретных ответов на конкретные вопросы.

– Юрьич… Я так понимаю, нужно добро командира? Может, мне са-

мому к нему подойти?

Светлякова я знавал с лейтенантских времен. Самая первая моя авто-

номка, куда меня засунули практически с гипсом на ногах, проходила с эки-

пажем Тимоненко, где Светляков в то время старпомствовал. Потом он и сам

предлагал мне остаться в их экипаже навсегда, но я вежливо отказался ухо-

дить на БД с БДРа. Несмотря на это, хорошие отношения между нами оста-

лись, и когда Светляков пришел к нам командиром, я был, наверное, одним

из немногих, с кем он разговаривал, как со старым знакомым. Мякиш об этом

знал, и, судя по всему, в глубине души наделся, что я напрошусь договорить-

ся с командиром сам, избавив его тем самым от необходимости принимать

самостоятельное решение.

– Ну… Борисыч… Смотри… Иди, конечно, но командиру скажи, что с мо-

его разрешения… Сам понимаешь… Вахта есть вахта… Боевая готовность –

вещь крайне необходимая… А дежурство по кораблю… Сам понимаешь…

Так я и вышел из каюты старпома, сопровождаемый неторопливыми

разглагольствованиями Мякиша о важности дежурно-вахтенной службы

корабля в процессе его нахождения в базе.

Первое мое знакомство с нынешним командиром Светляковым произо-

шло в Палдиски, где наши экипажи одновременно находились на перепод-

готовке. Мы приехали на пару дней позже их, и в самый первый день свое-

го пребывания в учебном центре были просто поражены силой оглушающе-

440

Часть вторая. Прощальный полет баклана

визгливых команд старпома соседнего экипажа. Периодически они просто

переходили в ультразвук. Позже, в автономке, я познакомился и с другими

достоинствами своего будущего командира. Светляков был огненно рыж,

что само по себе наводило на мысль о скрытых хулиганских наклонностях,

визглив, криклив, матерился в меру, но довольно витиевато. При всем этом

был почти всегда в веселом расположении духа, часто, хотя иногда и невпо-

пад шутил, одновременно с этим, при необходимости, легко загоняя подчи-

ненного в такое глубокое дупло, что того становилось искренне жаль неза-

висимо от степени его вины. Был командир выходцем с бэдэшек, которые

считались оплотом нашей краснознаменной дивизии, и кузницей командир-

ских кадров для всех остальных пришлых кораблей и экипажей. Человеком

он был неординарным, абсолютно неоднозначным, но лично мне почему-то

симпатичным и внушающим доверие. Потому-то я и отправился к команди-

ру совершенно спокойно, без тени страха и сомнений, будучи совершенно

уверенным в положительном итоге аудиенции.

После утреннего сношения командиров боевых частей в центральном

посту командир пребывал в своей каюте в великолепнейшем настроении.

Сидя за столом, он увлеченно листал какую-то книгу, с аппетитом уплетая

бутерброды.

– Разрешите, товарищ командир?

– А, Белов… Заходи… Интересная кинжечка… Увлекает…

Я зашел. Встал у стола.

– Садись. Бутерброд будешь?

Я взял бутерброд. Откусил.

– Какие проблемы, Павел Борисович?

– Я сегодня по кораблю заступаю. А завтра у меня семья на юг уезжа-

ет. Разрешите с утра с Нахимовым подмениться, чтобы своих на поезд про-

водить?

– Заботливый ты, Белов. А что, жена сама на автобусе не доедет?

Я хмыкнул.

– Товарищ командир, у всех жены разные. Мою надо провожать, дру-

гих, может быть, и нет. Так разрешите?

Светляков посмотрел на меня и кивнул.

– Разрешаю. Ты, Белов, мертвого уговоришь. Завтра можешь на корабль

не возвращаться. Но чтобы послезавтра на подъеме флага был в строю, как

огурчик! Знаю я вас… Только семья на Большую землю, как вы все шило из за-

кромов доставать и пьянствовать до усрачки! А? Я что, неверно говорю?

Говорил командир верно. Я уже и так на завтрашний вечер пригласил

своих друзей комдива три Голубанова и командира группы ОКС Никитоса

к себе отметить отъезд семьи, как бы на посошок.

– Так точно, товарищ командир! Послезавтра в 07.45 быть в строю, бое-

способным и побритым.

– Ну тогда свободен. Старпома не забудь предупредить…

И командир снова уткнулся в книгу.

Вечером я заступил дежурить. Как положено, по полной отработал лич-

ный состав вахты, почаевничал со старпомом у себя в каюте, пожевал перед

сном на камбузе, и со спокойной совестью лег спать. Утром, закусив тем, что

послал береговой камбуз, выгнал вахту на построение и сам не спеша под-

нялся в рубку. На улице было чудесное северное летнее утро. Голубое небо.

Солнце. И, естественно, крики вездесущих бакланов. На пирсе медленно со-

441

П. Ефремов. Стоп дуть!

бирался народ. В 07.40 наверх поднялся старпом, которому я своими напо-

минаниями о построении не позволил снова размякнуть на шконке в каю-

те, что случалось с ним постоянно. Толпа на пирсе приняла некое подобие

строя, и старпом стал запрашивать командиров боевых частей об отсутству-

ющих. Все шло как обычно, без всяких непредвиденных накладок. Я даже

успел перекинуться парой слов с Нахимовым, для которого уже подготовил

в вахтенном журнале запись о приеме вахты.

И тут на корне пирса раздался ни с чем не сравнимый и легко узнава-

емый визг.

– Что за срач?! Где дежурный по кораблю?!

Командира ни с кем нельзя было спутать. Он что-то неразборчиво визжал

на пирсе, махая руками в мою сторону, и не будь сейчас время подъема флага,

я бы, конечно, рванул к нему, чтобы узнать, что же спровоцировало такую ярость

с его стороны. Потом командир вроде успокоился и бодро зашагал к строю.

– Равняйсь… Смирно! Товарищ командир, экипаж для подъема флага

построен. Старший помощник командира капитан 2 ранга Рудин…

Командир с раскрасневшимся лицом после нескольких минут непре-

рывного крика, вновь сорвался на крик:

– Здравствуйте, товарищи подводники!

– Здравия желаем, тащ командир!

Командир обвел строй глазами и коротко бросил:

– Вольно…

И сразу же, без всякого перехода, вопросов и требований завелся с пол-

оборота.

– Старпом! Что за ерунда?! Пирс засран! Везде срач, хуже чем в трю-

ме 5-бис… А посмотри на верхнего вахтенного старпом… Посмотри! Это же

«аллис гетунг», а не военнослужащий! Это заполярный партизан! Это даже

не пародия на военнослужащего! Это… Кто дежурный по кораблю?

Этот вопрос застал меня врасплох. Как-то не вязался мой вчерашний ви-

зит к командиру с таким вопросом. Старпом, тоже придав лицу выражение

крайней степени идиотизма вкупе с недоумением, неуверенно ответил:

– Да, капитан-лейтенант Белов…

– И где он?! – Еще более испугал меня командир. Не заметить на мо-

стике меня, да еще за пару минут до подъема флага, было практически невоз-

можно.

– Да вон… Флаг готовится поднимать… – совсем уже озадаченно от-

ветил старпом.

В это время, слава богу, часы начали подходить к 08.00, и согласно ри-

туалу я дал команду:

– На флаг и гюйс смирно!

Строй мигом утихомирился, а командир со старпомом молча заняли

свои места. Секундная стрелка коснулась восьми.

– Товарищ командир, время вышло! Флаг и гюйс поднять!

Вахтенные добросовестно подтянули фалы, и флаги заняли свои места.

– Товарищ командир, прошу разрешения вольно!

Но вместо обычного разрешения дать команду «Вольно» я услышал со-

всем другое…

– А вот хрен вам, товарищ капитан-лейтенант, а не вольно! Смирно,

я сказал!

Строй, уже было загалдевший, резко притих.

442

Часть вторая. Прощальный полет баклана

– Старпом… Это что здесь происходит? Куда смотрит дежурный по ко-

раблю? Пирс в самом непотребном виде, не дай бог, командующий мимо

проедет, так мне задницу до спины разорвут! Верхний в обносках, вахтен-

ные грязные и порванные! Дежурный по кораблю команды отдать не уме-

ет… Что-то там сам для себя шепчет… Это пародия на Военно-морской флот,

а не подъем флага!

Старпом только хлопал глазами. Светляков, умерив напряжение голо-

совых связок, уже как-то спокойно, с интонациями твердо принятого реше-

ния произнес:

– Так, дежурного по кораблю снять, после роспуска строя ко мне в ка-

юту. Его заменить, ну хотя бы…

Командир порыскал по строю глазами и остановил свой взгляд на На-

химове.

– Заменить Нахимовым! Белову завтра заступить повторно! Все! Воль-

но! Развели тут годковщину механическую… – и сразу пошел по трапу на ко-

рабль.

Сказать, что я был морально растоптан, – значит не сказать ничего.

За всю службу меня таким образом, причем явно надуманно, с дежурства

по кораблю никогда не снимали, даже в самые махровые лейтенантские годы.

Настроение упало ниже шпигата сразу и бесповоротно. Пока экипаж спу-

скался вниз, я успел перекурить, выслушать сочувственные слова по поводу

того, что сегодня командир, как с цепи сорванный, и получить втык от меха-

ника, который тоже явно был в недоумении, но на всякий случай попытался

меня поиметь, так, ради служебного долга. Оказавшись в центральном по-

сту, я был немедленно отправлен старпомом в каюту командира. Мякиш был

в замешательстве от разгрома, учиненного командиром, оттого много суе-

тился, и вообще был больше похож на студента-первокурсника на пересда-

че заваленного экзамена, чем на старшего помощника командира подводно-

го крейсера. Узрев меня, он замахал своими длиннющими руками, зашикал

и практически вытолкал меня из центрального поста.

Спустившись во 2-й отсек, я на миг тормознул у двери командира, а по-

том обреченно постучал и вошел.

– Разрешите, товарищ командир? Капитан-лейтенант Белов по вашему…

– Садись! – перебил меня командир, сидевший на диване, и пододви-

нул стул.

– Значит, так, быстро сдавайся Нахимову и дуй провожать своих. Слу-

шай, Марина попросила что-то из парфюмерии ей прикупить, потом забе-

жишь в центральный универмаг на пяти углах, вот список…

Я, опустившись на стул, хлопал глазами и никак не мог сообразить, что

к чему. Десять минут назад Светляков с пеной у рта жестко и в самых мах-

ровых традициях тупейшего флотского самодурства изнасиловал меня пе-

ред строем экипажа, и вдруг абсолютно дружелюбный тон, как будто мне

все предшествовавшее приснилось или померещилось.

– Товарищ командир, а за что меня…

Командир поднял на меня глаза. Потом как-то лукаво улыбнулся.

– Паша… Командир иногда должен быть изжогой, чтобы все знали, что

нет у нас годков-офицеров и любимчиков. Ну что случилось? Сняли с вах-

ты? Впервой, что ли?

Я пожал плечами.

– Да не впервой, в общем-то… Но вы меня так выстегали… При всех…

443

П. Ефремов. Стоп дуть!

– Ну и что? Тебе очень обидно? Тогда извини, пожалуйста… Считай, что

это профилактическое мероприятие нового командира. Да и вахтенный у тебя

и правда… бедуин какой-то. Зато все теперь знают, что для меня неприкаса-

емых нет и не будет и старые знакомства роли не играют. Да и надо иногда

вашу механическую братию к ногтю ставить… Раздолбаи пультовские…

Я все же никак не мог прийти в себя:

– Ну да, товарищ командир, вы шутканули, а завтра мне снова по ко-

раблю заступать…

Светлаков ухмыльнулся и покачал головой:

– Вряд ли. Завтра ввод установки в действие, а послезавтра уходим

в море на недельку. Правда, об этом пока не знает даже старпом. Это как бы

штабная неожиданная вводная… Поэтому ты завтра уж не опаздывай с утра,

а то как наотмечаешь отъезд семейства… А кому заводиться? И потом соби-

рай вас по поселку тепленьких… Ну так вот список…

И снова увлеченно принялся объяснять, что крайне необходимо его су-

пруге и где это найти.

Семью я проводил без приключений. Посадил в вагон. Помахал на про-

щанье и отправился выполнять поручение жены Светлякова. Руководство

к действию она написала по-военному четко, коротко и понятно, так что

я успел приобрести все заказанное меньше чем за час. Вечером я с сотова-

рищи, естественно, надрался по причине открытия «периода летнего кобе-

лирования» с помощью незабвенного спирта «Ройяль» и под жареные нож-

ки Буша, а утром, помятый, но не побежденный стоял в строю экипажа. Как

и предсказывал командир, после построения начался «неожиданный» ввод

ГЭУ в действие и все последующие за этим флотские радости.

Ничего подобного в моей дальнейшей службе с командиром не было.

Всякое случалось, но если и вызывали меня на ковер, то только по делу и ког-

да было за что. А обиды на командира за эту явную несправедливость, мастер-

ски сыгранную им на глазах у всех, у меня почему-то не было. По большому

счету он просто устроил театрализованное представление со своим и моим

участием, где на этот раз мне досталась не самая лучшая роль. Наверное, это

трудно сопоставимо с высокими представлениями об офицерской чести,

внутреннем благородстве и прочими классическими составляющими образа

идеального представителя офицерского корпуса, но мне трудно объективно

судить об этом. Я никогда не был командиром. И на мне никогда не было та-

кой ответственности. Кто знает, какую маску надел бы каждый из нас, полу-

чив такую ношу на свои плечи? А ведь все же лучше носить маску лукавого

и непредсказуемого самодура, чем стать самодуром по существу…

Как надуть старпома…

В обед не работают даже проститутки!

ЗКД 31-й дивизии капитан 1 ранга Пекур

Господи, как же приятен утренний сон после бурно проведенного ве-

чера! Особенно когда ты на службе, все твои командиры суетятся там себе,

444

Часть вторая. Прощальный полет баклана

а ты тихо хрючишь на шконке в родной каюте, предварительно запершись

на все замки, а также на дополнительные защелки и запоры. Гражданскому

человеку осознать такое удовольствие не под силу. Он генетически не спо-

собен понять наслаждение такой наглостью по отношению к начальству.

Только кадровый военный человек, твердо знающий, что ты – начальник,

он – дерьмо; он – начальник, ты – дерьмо, умеет сладко спать и чмокать

губами в тот момент, когда твоему старшему в настоящий момент служеб-

ные обязанности не позволяют делать то же самое. Хотя он был бы совсем

и не прочь…

Наш старпом Валя Пашков был отличным мужиком и примерным слу-

жакой. Ну, само собой, со своими прибамбасами, но у кого их нет. Главное –

человек хороший. А уж старпом просто великолепный. Он пережил двух ко-

мандиров, и оба оставляли на него корабль с чистой душой. Пашков отменно

умел организовывать работу. Была у него одна особенность, по которой его

можно было узнать безошибочно: просто пулеметная скорость речи. Вален-

тин Сергеевич тараторил с такой частотой, что половину слов понять было

просто невозможно, а вторая половина сливалась в единую фразу без слов

и запятых. Прибавьте к этому еще стойкий «бульбашский» акцент. Букет

получался, что надо. Ну а когда Пашков к тому же был зол, его речь совер-

шенно не поддавалась расшифровке. Хоть служебные донесения открыто

в эфир отправляй – враги головы сломают, не разберутся. Со временем, од-

нако, все привыкали и даже начинали разбирать большую часть из сказан-

ного старпомом. А если и не понимали, то мастерски делали вид, что все пре-

дельно ясно и доходчиво, отдавая дань отменным человеческим качествам

скорострельного старпома.

Меня и моего друга комдива три Витьку Воробьева с Пашковым, кро-

ме совместной службы, связывали еще и близкие дружеские отношения.

Возраст-то одинаковый. Что, впрочем, не мешало Валентину Сергеевичу

«строить» нас обоих вдоль и поперек в служебное время. Особенно когда

после совместного празднования какого-нибудь юбилея или выходного дня

мы умудрялись прикорнуть, а он был вынужден торчать в центральном по-

сту и проводить учения, отработки и прочую корабельную обязаловку. В та-

кие моменты Сергеича основательно давила «жаба», и он старался под все-

возможными предлогами высвистать нас в центральный, а то и просто при-

гнать в приказном порядке. Но если Воробьеву по корабельному расписанию

и так приходилось зевать на ГКП, то со мной было потруднее. Я запросто мог

«раствориться» в кормовых отсеках, мотивируя это ремонтом испарителя,

холодильной машины, насосов, клапанов и всего остального. Хотя вообще-то

меня как второго управленца это должно было мало касаться. Но, как и все

люксы, старпом, с присущим ему наивным высокомерием, полагал, что знает

о механической части все, поэтому мои фокусы почти всегда срабатывали.

В тот момент мне довелось исполнять на родном корабле обязанности

помощника командира. Таким кульбитом на исключительно люксовскую

должность, хотя и временно, я был обязан нашему командиру, но с подачи

старпома. Тот, то ли в виде эксперимента, то ли не найдя среди люксов до-

стойную кандидатуру, взял и вынул меня с пульта ГЭУ. Я уже к тому времени

прослужил почти десять лет, считался по нынешним временам очень даже

старослужащим, опытным и пройдошливым офицером. В нужный момент

Сергеич отрекомендовал меня нашему каперангу, и тот, обожая всевозмож-

ные опыты над людским материалом, думал недолго. К слову сказать, с тех

445

П. Ефремов. Стоп дуть!

пор с легкой руки старпома мне практически до конца своей службы при-

ходилось на немалый срок становиться то замполитом, то помощником, то

черт знает кем. Наверное, справлялся. Механиком и управленцем я бывал

только в море. В чем были и свои прелести…

Так вот, если, отсиживаясь на пульте, я мог не показываться пред свет-

лые очи начальства с утра до вечера, то как помощник вынужден был уже

торчать в центральном посту по всем тревогам. По крайней мере, сначала.

Зато и слинять с корабля в любое время по очень «уважительным» причи-

нам можно было запросто. Ведь на помощнике командира висит вся хозяй-

ственная дребедень: от нижнего белья матроса до чистоты и порядка на внеш-

нем объекте.

Дела мои шли неплохо, не без ляпов, конечно, но, на мой взгляд не хуже,

чем у «профессиональных» помощников. Старпом тоже был доволен. Он

ведь мог воздействовать на меня не только как на подчиненного, но и как

на друга, что также было неплохо. Командир в эти дела не лез, отдав все пол-

ностью на откуп старпому. А Пашков, как и полагается настоящему старше-

му помощнику, взваливал свои функциональные обязанности на всех окру-

жающих. Больше всего доставалось Бубе-«маленькому» – старпому по бое-

вому управлению. А далее следовал я. И если поначалу он использовал меня

в несколько щадящем режиме, то, увидев, что я все меньше и меньше делаю

проколов, начал гонять на полную катушку. Мое отношение ко всему этому,

надеюсь, описывать не надо.

Однажды в один из вечеров после службы, озверев от очередной штаб-

ной проверки, мы с Воробьевым решили расслабиться. Сход назначили

у меня. Естественно, позвали и Валентина Сергеевича. Тот по врожденной

привычке ничего конкретного не сказал, но зайти пообещал, благо жили мы

в соседних домах. Надо сказать, что дело происходило в «период летнего ко-

белирования», жены были на Большой земле и твердого семейного надзора

мы не имели. Ну а благоверная старпома домой не поехала, и он находился

в подвешенном состоянии. И хочется, и колется. По дороге домой прошлись

по магазинам, затарились, прикупили закусочки. Потом Витек забежал домой,

переоделся и прибыл ко мне. Поджарили курочку, накрыли на стол, сели.

Старпом зашел после первой. Присоединился. Закусили. После вто-

рой начались разговоры. За их задушевностью мы незаметно опорожнили

одну, другую емкость. Валентин Сергеич сам по себе употреблял аккуратно

и немного. Должность и присутствие жены обязывали. Ну а мы – по пол-

ной схеме. Старпом уже ушел домой, а нас понесло. Допив все у меня, по-

брели к Витьке. Там усугубили свое состояние корабельным шилом из до-

машних запасов комдива три. После чего вдруг все-таки «вспомнили», что

завтра на службу. Обнявшись на прощание, банкет на этом закончили. Я по-

желал Витьку спокойной ночи, покинул его гостеприимный дом и отправился

к себе. Добравшись до своей квартиры, рухнул на диван и погрузился в при-

зрачный мир сновидений изрядно нализавшегося офицера.

Очевидно, нагрузились мы основательно, так как утром я чувствовал

себя отстоявшим на вахте суток пять бессменно. Усталость, усталость и толь-

ко усталость. Глаза упрямо не хотели разлипаться, тело пыталось двигаться

вразрез с командами вестибулярного аппарата, а язык был сухим и горячим,

как у больной бродячей собаки. Мало того, органы слуха сначала упорно от-

казывались реагировать на громыхание будильника, предусмотрительно по-

ставленного мной с вечера в пустое ведро, для пущего эффекта. Но тем не ме-

446

Часть вторая. Прощальный полет баклана

нее кусок мяса, именуемый капитан-лейтенантом Беловым, все же сполз с по-

стели, влекомый силой воинского долга и внутренних резервов организма.

Однако моя духовная часть контактировать с физической отказывалась на-

прочь. Только после того, как мое тело долго пыхтело под струей холодной

воды, тщетно пытаясь изменить состояние ротовой полости при помощи зуб-

ной щетки, сознание, наконец, частично воссоединилось с плотью, и я более

или менее стал приходить в себя. Но из всех ощущений стойко преоблада-

ло одно – смертельно хотелось спать. Со всеми остальными последствия-

ми вчерашнего расслабления организм удалось немного примирить при по-

мощи принятого внутрь литра огуречного рассола. На удивление, времени

до подъема флага оставалось еще уйма, и я, облачившись в форму, выско-

чил на улицу.

На построение я успел вовремя. Командир в тот день с самого утра уехал

в Североморск на совещание, и, построив экипаж, я доложил старпому. Паш-

ков, принимая доклад, подозрительно поглядывал на мое «печальное» лицо,

но ничего не сказал. Только хмыкнул что-то, как всегда, нечленораздельное.

Витек выглядел не лучше. Чувство вселенской усталости от человечества ис-

ходило от всей его фигуры, не говоря уже о физиономии. После короткого

получасового наставления на путь истинный, старпом дал наконец, коман-

ду «Всем вниз!», и народ лениво пополз на борт. Пока моряки неторопливо

протискивались в рубку, мы остались перекурить. Наверное, любому куря-

щему представителю мужского пола знакомо ощущение от первой утрен-

ней сигареты после «трудного» вечера. Табак просто продирается в легкие,

и, понимая, что курить-то, в общем, не стоило, ты тем не менее куришь. По-

сле чего у каждого организм реагирует по-своему. Меня лично всегда очень

тянет спать. Парадокс: и спать охота, и курить. Постояв пять минут на пирсе

и отравив себя всего лишь одной никотиновой палочкой, я понял, что боль-

ше всего в жизни хочу упасть на родную шконку. А старпом во время на-

шего перекура беззлобно подтрунивал над моим и Витькиным внешним ви-

дом, потом посуровел и, взглянув на часы, погнал нас вниз, в центральный

пост на доклад.

Добросовестно отзевав минут сорок в центральном и окончательно оша-

лев, я стремительно покинул пост, не дожидаясь конца и сославшись на дела,

связанные с расписыванием вахты, проверкой камбуза и прочей ерундой.

В каюте молниеносно скинул форму, заперся и принял позу «упор лежа об по-

душку». Уснул, как после удара веслом по затылку. Сразу и намертво.

Корабль – существо общественное. Каждую минуту «Каштан» гро-

могласно извергает из себя массу команд, приказов и всякой другой всячи-

ны. Но настоящий подводник умеет спать и не реагировать на позывы, его

не касающиеся. Вот и я через какое-то время даже не услышал, а отдален-

но и неясно почувствовал свою фамилию. Открыл глаза. Сел. Все еще хо-

телось спать. «Каштан» заскрипел, и начал извергать из себя голос старпо-

ма. Еще не вникнув в то, что он говорит, я понял – Валентин в бешенстве.

Прислушавшись к словесной чечетке старпома, я с большим удивлением

обнаружил, что он зовет меня в центральный пост. И, судя по интонаци-

ям, зовет уже очень давно. Посмотрел на часы. Да… Часа три сон слизнул,

как одну минуту.

Внезапно «Каштан» замолчал. Я даже не успел сообразить, что делать,

когда на дверь моей каюты обрушился град ударов и душераздирающих во-

плей:

447

П. Ефремов. Стоп дуть!

– Белов! Лопата! Открывай! Я знаю, что ты зарылся в тряпки! Я не маль-

чик, по всему пароходу тебя искать! Открывай! Вахтенный! Несите лом!

Я сейчас его кандейку в щепки разнесу! Белов…

Слушая словесный понос Валентина, я прикидывал, что можно сделать.

Я мог открыть ему дверь без особого ущерба для себя. Ну пополыхал бы ми-

нут пять, разнес бы меня в щепки – и все. Но оскорбление своей каюты

я снести не мог. Я банально обиделся. Как же, чай пить старпом бегал ко мне,

посидеть после сауны – у меня, стопочку опрокинуть – там же. И на тебе,

дверь ломать! Посадить старпома в лужу становилось теперь делом принци-

пиальным. Все равно ломать дверь Сергеич бы не стал. И я, пользуясь шумом,

производимым старпомом в коридоре, начал не спеша одеваться. Правда,

не включая верхнего света. Пашков продолжал извергать фонтаны эмоций

на мою дверь с частотой швейной машинки, но ломать ее не спешил. Он ме-

тался по офицерской палубе отсека, хватал всех за руки, спрашивая, не ви-

дели ли они этого нахала, наглеца, негодяя, расп...я…

Устал старпом минут через десять. Тяжело дыша, он собрался с послед-

ними силами и выстрелил последнюю угрозу в адрес запертой каюты:

– Паша, ты же все равно рано или поздно выйдешь! Я тебе тогда за-

дницу на кресты порублю! Погуляли вчера? Воробейка в центропосту си-

дит, как ванька-встанька, а ты – хрючить?! Только выйди! Помощник ко-

мандира… хренов!

Что справедливо, то справедливо. Витькино место всегда в централь-

ном. Должность, однако. Но это его проблемы. Прислонив ухо к переборке,

послушал, как затихает вдали взбудораженный старпом, перестраховался

еще пару минут, нахлобучив фуражку, подхватил предусмотрительно при-

готовленную папку с бумагами и открыл дверь. Меня никто не караулил. Да

и в отсеке людей особо много не было. Время было предобеденное, народ от-

тягивался по каютам. Поднялся на верхнюю палубу. Как и следовало ожи-

дать, погрузочный люк 5-бис отсека оказался нараспашку. Снаружи на ра-

кетной палубе никого кроме верхнего вахтенного не было. Когда я спустил-

ся на пирс, верхний словоохотливо сообщил:

– Тащ каплнант… Вас тут старпом ищет. Уже давно. С утра. Спраши-

вал, не уходили ли вы в штаб.

Вахтенным стоял матрос Зезюков, разгильдяй отменный. По этой при-

чине и стоял на вахте через день, а то и вовсе не сменяясь. Я поинтересо-

вался:

– А ты что ему говорил?

Зезюков, однако, дураком не был. Старпом старпомом, а на вахты став-

лю я. Не дай бог, разозлюсь, автомат вообще к груди прирастет.

– Я, тащ, ему сказал, что вы вроде уходили, но я не уверен. Конкрет-

но ничего не видел.

Мне именно это и нужно было. Я похлопал Зезюкова по плечу.

– Умница. Завтра отдыхаешь.

И пошел обратно на корабль. Правда, теперь через рубочный люк.

Когда я спустился вниз и шагнул в центральный, там воцарилась немая

тишина. Как будто все увидели привидение. Кажется, в этот момент речь как

раз шла обо мне. И не в лучших выражениях. Лицо Пашкова в тот момент

описанию просто не поддается. Дикое изумление с вытаращенными глазами

и стоящими дыбом усами. Ошарашенный моим появлением, старпом даже

перешел с пулеметной на нормальную человеческую речь:

448

Часть вторая. Прощальный полет баклана

– Паша? А ты откуда?

Я вытер со лба несуществующий пот. Обвел всех вокруг усталым взгля-

дом. Судя по глазам окружающих, большая часть народа подвох почувствова-

ла, но с какой стороны, не понимала. Нужен был сольный номер. И я начал.

– Откуда-откуда? От верблюда! Как будто не знаешь? Из штабной кло-

аки, естественно! Зае…я там песни СПНШа слушать. А потом, я же тебе го-

ворил, на складе интенданту мыло не дали…

Судя по сморщившейся залысине Вали, он тщетно пытался припом-

нить сей факт. Не давая ему опомниться, я с нарастающим «раздражени-

ем» продолжил:

– Когда курили после подъема флага. Совсем заслужился, не помнишь

ни черта. Валентин Сергеевич, ты на меня бочку не кати…

Старпом поскреб лысину. Махнул рукой.

– Ладно, не заводись. Что там в штабе?

И я завел монолог о штабе – козлах береговых, камбузах, нарядах, па-

трулях и всей остальной вечной флотской проблематике. Тут всегда есть,

о чем поведать.

После того как старпом распустил всех из центрального поста, я подо-

шел к нему и с проникновенной жалостью в голосе попросил:

– Валь! Спать хочу, дальше некуда. Вчера здорово посидели. А тут пол-

дня в штабе промотался, голову на подушку не положил. Я после обеда на по-

строение не выйду, подремлю?

Пашков, тактично не упоминая о концерте у моей двери, которого

я «не слышал», и чувствуя свою вину передо мной, кивнул головой.

– Иди, отдыхай. Я Витька еще час назад в каюту отправил. Он тут го-

лову на все приборы ронял… Да, а вечером приходи ко мне. Моя на грибы

зовет…

И я с чистой совестью отправился спать.

Через четыре года, когда мы уже были гражданскими людьми, Витька,

помогая Валентину на даче, рассказал ему, как я обвел его вокруг пальца.

Пашков, по рассказам, хохотал, как безумный. А если бы он знал все…

Путч и все остальное…

Жить будем плохо, но недолго…

Маршал Д. Т. Язов

Когда меня спросят, где я был утром 19 августа 1991 года в судьбонос-

ный для зарождающейся российской демократии день, я честно и с гордо-

стью отвечу: спал на вахте. Крепким флотским сном. И что самое удиви-

тельное, совершенно не переживал ни за отца перестройки, ни за свежевы-

лупленного президента России. Спать очень хотелось. Мы ведь занимались

привычным делом, а не митинговали. Ходили в автономки, несли боевые де-

журства, а попутно строили родильные дома и чинили канализацию. И ис-

пользовали каждую свободную минуту, чтобы сбегать домой или выспаться.

Стыдно, конечно, перед потомками, но что делать!

449

П. Ефремов. Стоп дуть!

Вечером 18 августа я заступил на самую приятную для управленца ко-

рабельную вахту – дежурным по ГЭУ. Проверил механизмы, расхолодил

первый контур, после чего с чистой совестью затопил сауну и залез в нее

часа на два. Это был спокойный воскресный день, на редкость теплый и сол-

нечный. После баньки вылез на пирс, часок поудил рыбу, потрепал язы-

ком с одноклассником, дежурившим на соседнем корабле, и уполз спать

в каюту.

Проснулся я утром от энергичного потряхивания. Надо мной нависла

фигура помощника дежурного по кораблю мичмана Мотора.

– Паша! Вставай. Завтрак принесли. И, знаешь, там по радио говорят,

что переворот какой-то. Горбатого то ли сняли, то ли арестовали. Вообще,

бредятина какая-то! Я связистов попросил, пущай трансляцию по всему ко-

раблю включат. А то скучно в центральном. Хоть послушаем.

Я нехотя вылез из-под одеяла. Сон сном, а завтрак – святое дело.

– Мефодич, а наши с построения еще не вернулись?

Понедельник – день особенный. По утрам вся флотилия строится

на плацу возле штаба и внимает наставлениям высокого начальства. Несколь-

ко тысяч человек в любую погоду получают дозу просто-таки жизненно необ-

ходимой информации, потом в течение часа весело занимаются шагистикой

с пением любимых строевых песен, а затем разбегаются по кораблям на по-

литзанятия. Так было во все времена. И сегодня тоже.

– Не вернулись. Рано еще. Часов в девять подгребут.

Встал. Умылся. Сварил кофе в каюте, взял чашку и пошел в кают-

компанию. Вестовой подал завтрак. В углу дежурный связист мичман Зем-

ляев возился со стационарным радиоприемником.

– Чего, Коля, не хочет вещать?

Земляев отрицательно покачал головой.

– Не хочет, собака. Сейчас на один-пятый-бис отсек включу.

Приемник пошипел, поскрипел и вдруг заговорил ровно и без помех:

– Сегодня… Государственный Комитет… ради спасения страны… Яна-

ев… сохранять спокойствие…

Слушали молча, тщательно пережевывая пищу. Дежурный по кораблю

каплей Мирошкин, ковыряясь в тарелке, философски подметил:

– Ну, ребята, история говорит, что все политические катаклизмы во все

времена сопровождались либо задержкой зарплаты военным, либо ее уве-

личением. Смотря кто к власти придет… Судя по тому, что слышим, – уве-

личат.

Я подошел к приемнику. Покрутил ручку. Настроил на другую волну.

Кажется, «Радио России». Из динамика послышалось диаметрально проти-

воположное.

– Диктатура! Позор… человечество… Избранник России Борис Ель-

цин… Они не пройдут… Массы народа… Белый дом… Остановить танки…

Демократия победит!

Мирошкин, продолжая поиски съедобного в тарелке, невозмутимо про-

изнес:

– А судя по этому, нас просто разгонят без выходного пособия. Жаль,

мне до пенсии еще полтора года. Могу не успеть… Если нам еще и пенсии

будут платить…

В кают-компанию ураганом ворвался кавторанг Вениаминыч, мой ме-

ханик и очень нервный человек.

450

Часть вторая. Прощальный полет баклана

– Что, хохлы, прищурились?! Слышали? А что на плацу было! Начпо

полчаса тараторил, что кончился разброд и шатание, хватит демократии, наи-

грались, мол. Приказал все портреты Горби убрать в течение часа. Ни хре-

на не пойму…

Закончил свою восторженную речь Вениаминыч уже несколько рас-

терянно:

– Знаете, мужики, все корабли сегодня с обеда в боевое дежурство за-

ступают. Вся флотилия. До одного. Никогда не видел… У всех якорный ре-

жим. Выезд из гарнизона запрещен. Экипажи на борту. Меня командир с по-

строения отослал документацию готовить. А у нас ремонт… Ума не прило-

жу, как так можно…

Вот это известие мне не понравилось. Послезавтра должна была при-

лететь жена с сыном, надо было ехать встречать ее в аэропорт. А механик

продолжал:

– Командир сказал, что пойдет воевать с командующим. Светляков же,

хитрая бестия, сидеть на корабле не хочет. А предлог есть – у нас межпохо-

довый. Не положено нам пока боевую вахту нести.

Мирошкин дожевал последний бутерброд и задал вопрос в никуда:

– Интересно, а мы все будем стоять в готовности к старту ракет по кому?

Американцы теперь вроде братья навеки, других злодеев не видно. По кому

ядреным боезапасом лупить собрались?

Вопрос повис в тишине. Мысль о том, куда полетят наши ракеты, нико-

му и в голову не пришла.

– Мироха, хватит тень на плетень наводить. Сам понимаешь, они нас

хотят на железо засунуть для собственного спокойствия. Мол, флот на посту

и никуда не ввязывается. Да и кому оно надо, ввязываться…

Зашипел «Каштан»:

– Дежурному по кораблю срочно прибыть в центральный пост. На пирс

прибыл экипаж.

Митрохин встал, поправил кобуру.

– А строевых-то не было. Рановато ребята вернулись.

Через пять минут корабль забурлил. Народ, взбудораженный новостя-

ми, бродил по отсекам и бурно обсуждал случившееся в далекой Москве.

Офицеры сконцентрировались в кают-компании. Никто ничего не пони-

мал, поэтому ругали всех: и Михаила Сергеевича с неразлучной Раисой,

и Бориса-правдорубца, и деда Язова, ввязавшегося в такую авантюру. Пе-

ребирали весь диапазон радиоволн в поисках информации и мучили те-

левизор, перещелкивая программы. Правда, кроме «Лебединого озера»

и невнятных репортажей с места событий, ничего не было. Видно, наши

средства массовой информации не определились, кого же теперь любить

и лелеять, и временно находились в тяжких раздумьях. Единственное, что

рекомендовали все подряд, так это сохранять спокойствие. Это мы и сами

умели.

В кают-компанию «аки лев рыкающий» ворвался неистовый каплей Ва-

нюков. «Дитя гарнизонов» сдержанностью с детства не страдал и свое мне-

ние привык выражать четко и прямо:

– Что, допрыгался, козел меченый?! Пропадай со своей Райкой!

Энергия, переполнявшая Ванюкова до краев, требовала выхода. Взгляд

бешеного каплея упал на обязательный в общественных местах портрет ген-

сека.

451

П. Ефремов. Стоп дуть!

Палыч сорвал со стены изображение Горбачева и грохнул его об па-

лубу.– Доигрался со страной, подлюка пятнистая!

Ванюков прыгнул на портрет и начал ожесточенно его топтать. Обе-

зьяноподобная фигура скачущего Палыча ничего, кроме смеха, вызвать

не могла. Народ заржал во всю мочь. Палыч принял смех за одобрение сво-

их действий и танец на портрете продолжил. Мне стало немного мерзкова-

то. Но не от танцев на лице генсека, а от ощущения того, что из-за этих госу-

дарственных смут моя семья может остаться сидеть в аэропорту на неопре-

деленный срок. Захотелось кому-нибудь испортить настроение.

– Палыч, а знаешь, по радио говорят, Горбатого вернут. А орлы-

гэкачеписты – предатели Родины, и их будут судить. Ты поосторожнее…

Палыч прервал телодвижения. Оглянулся по сторонам. Но сочувству-

ющих взглядов не нашел.

– Паша, брось чушь пороть. Козел он… Довел страну до ручки…

Я пожал плечами.

– Смотри, Палыч. Тебе еще служить.

И пошел в каюту досыпать. Палыч еще потоптался на месте, поднял пор-

трет с палубы и со словами:

– Доска больно хорошая, в хозяйстве пригодится, – тоже убрался в ка-

юту. Народ, насытившись политикой по уши, начал разбредаться кто куда.

Одни – заниматься делами, другие – откровенным бездельем.

Командира не было до обеда. Вера в способности Светлакова договари-

ваться с командованием была железной, вследствие чего к дежурству никто

толком не готовился. Старпом и тот поперебирал журналы в центральном,

раздал всем задания и убыл инспектировать подушку в каюту. После обеда

Светлаков вышел на построение. Голос его звучал торжественно и громко:

– Товарищи подводники! Ситуация в стране напряженная. Сами пони-

маете, что никто ничего не понимает. Командование Военно-морским фло-

том, осознавая всю ответственность за ракетно-ядерный щит Родины в столь

критический для нашей страны момент, приняло решение поставить на бо-

евое дежурство все корабли, способные нести ядерное оружие. К сожале-

нию, мы… в их число не попали. Нет, никто не сомневается в том, что наша

матчасть способна обеспечить старт ракет в любой точке Мирового океана.

Но в связи с нашим межпоходовым ремонтом перед нами ставится задача,

быть готовыми уйти в море по окончании ремонта и выполнить наш долг!

Нам приказано обеспечить нахождение на борту двух полных смен личного

состава, то есть две трети экипажа. После роспуска строя командирам бое-

вых частей – в центральный пост. Всем вниз!

В это время я в очередной раз исполнял чьи-то обязанности, поэтому

присутствовал в центральном посту на полных, законных основаниях. Со-

брав бычков, командир уже без лишнего пафоса продолжил:

– Ребята, бардак полный. Куда наступать, никто не знает. Штаб связы-

вается с Москвой, а там все блаженные – то ли бумаги жгут, то ли еще что.

Короче, принимаю решение: людей на борту мариновать не будем. У нас

и так автономка на носу, насидимся. Смены полные держать тоже не стоит.

Кроме корабельной вахты посадим штурмана, минера, вахтенного офицера

обязательно. Матросов из казармы всех на борт. С завтрашнего дня все пи-

таемся на корабле. Сегодня старшим на борту останусь я, завтра старпом.

На всякий случай проверить схему оповещения. Светиться нам ни к чему,

452

Часть вторая. Прощальный полет баклана

людей потихоньку стравим домой, после 19.30. Утром всем на борт к семи

ноль ноль. Вопросы есть?

Какие могут быть вопросы, если и так все ясно. Все сидят, мы нет.

Но в полной боеготовности. Я дождался, когда народ более или менее рас-

сосался из центрального поста, подошел к командиру и объяснил ситуацию

с приездом семьи. Светляков меня сразу успокоил:

– Паша! Не бери лишнее в голову. Ну и что, что выезд запрещен? Тебя

учить что ли, как из поселка выбраться? Наш командующий ни хрена в си-

туации не понимает, впрочем, как и все, поэтому влепил все возможные ме-

роприятия, какие только в голову пришли. Жопу надо прикрыть! И от тех,

и от тех! Так что не кисни, в конце концов, выпишем тебе командировоч-

ный в Мурманск за снарядами. Для борьбы с антиконституционными фор-

мированиями в тундре!

И Светляков беззаботно расхохотался. Его настроение передалось и мне.

Собственно говоря, чего мучиться. Не первый год служу. Выпутаемся.

Домой расползлись по плану. Тихо и незаметно, по большей части по-

кидая зону не через ворота, а «тропами Хо Ши Мина». Утром тем же мака-

ром обратно на пароход. Удивительно, но зримых примет воцарения хунты

нигде видно не было. Разве только десяток наших гаджиевских милиционе-

ров обрядились в бронежилеты и слонялись вокруг горисполкома, изобра-

жая готовность защищать орган власти от бесчинств всего остального на-

селения гарнизона. Остальным до путча не было ровно никакого дела. Ну,

естественно, языками трепали все, но не более того. Так прошел весь день

20 августа. На удивление, все заступившие в дежурство корабли даже не про-

веряли. Народ слонялся, как и до путча, по поселку без всяких ограничений.

К вечеру Ванюков, наслушавшись радио, тихонечко повесил Горбачева об-

ратно на место. Тут уж развеселились все. А когда утром 21-го замполит при-

нялся мостить рядом с Михаилом Сергеевичем самопальный портрет его

«друга и спасителя» Бориса Николаевича, веселился уже весь корабль. Зам

очень смущался и неумело оправдывался приказом сверху. От кого, не уточ-

нял. Но, видно, точно не от начпо. В обед я на всякий случай снабдился ко-

мандировочным и убыл в аэропорт. На КПП меня никто не останавливал,

однако знакомый мичман, дежуривший в тот день, сказал, что выезд запре-

щен, но письменного приказа нет. В общем, езжай куда хочешь. Я и поехал.

Вот и весь путч.

Если кого разочаровала история событий во время переворота в моем из-

ложении, извините. Больше и рассказывать не о чем. И удивляться тут нече-

му. Ведь еще ни один государственный катаклизм в нашей стране не прино-

сил улучшения людям, в какие бы времена он ни случался. Очередные обе-

щания хорошей жизни сменяли предыдущие. Только для начала просили

в очередной раз подзатянуть ремешки и умерить потребности. Прямо как

в песне: начнем сначала… И если раньше воровали одни, то теперь воруют

другие. Правда, в других масштабах. Можно сказать, демократическим фрон-

том. Так что хрен редьки не слаще, господа…

Мимоходом. Заметка в стенгазету

До сих пор будоражат умы военно-воспитательных работников дремучие

партийно-политические отголоски прошлого. Какой же корабль без на-

453

П. Ефремов. Стоп дуть!

глядной агитации? Правда, за что агитировать? Ну не суть важно, глав-

ное – агитировать! А какая наглядная агитация без стенгазеты? Добро-

вольной, куда пишут все – наболевшее, актуальное, из глубины сердца.

Самое занятное, что нынешние замполиты сами в это верят! Поползай

весь день в трюме, повкалывай, попотей, а вечером домой не спеши. Сядь

спокойно в каюте, подумай и распиши свои мысли по поводу боевой под-

готовки, учебы и всего прочего. Абсурд. Но живучий. Какие стенгазеты,

когда зарплату не платят?! Но возведенные уставом в ранг закона тре-

бования обязывают. И заместители в приказном порядке назначают пи-

сателей. И они пишут…

Навстречу 300-летию Флота!

В год 300-летия Военно-морского флота РФ и 35-летия нашей Красно-

знаменной дивизии РПК СН, нельзя обойти вниманием главных труже-

ников нашего подводного крейсера «К-…» – электромеханическую боевую

часть БЧ-5. В наше трудное время простые и скромные парни, не ради

славы, отлично содержат материальную часть своего родного корабля,

в тот момент, когда плавающих кораблей остается все меньше и мень-

ше. В руках офицеров, мичманов и матросов ЭМБЧ, без преувеличения

сказать, находится сердце ядерного исполина.

На жизненном пульсе БЧ-5 твердо лежит рука ее командира, опытно-

го, строгого, но по-юношески задорного капитана 2 ранга Тимохина М. А.

Не срамят честь ЭМБЧ и наши командиры дивизионов: суровый коман-

дир дивизиона движения капитан 3 ранга Полканов С. В., мягкий и иро-

ничный командир электротехнического дивизиона капитан-лейтенант

Тараканов А. Ю., требовательный к себе и к подчиненным командир ди-

визиона живучести капитан 3 ранга Голубев В. В.

Боевые посты БЧ-5 хаотично разбросаны во всех отсеках подводной

лодки. Рассказать обо всех весьма затруднительно, даже страшно, рас-

скажем о некоторых, тех, которые задают тон и настроение всей бое-

вой части, да и кораблю в целом.

Уже которое десятилетие несет боевую вахту на БП-2 старший мич-

ман Саманов А. А. Жизнь его настолько связана с кораблем и дальними

походами, что при разговоре об увольнении в запас на глазах седого мич-

мана появляются слезы. Не может и не хочет Саманов бросить аккуму-

ляторную батарею, дизель, не может забыть будоражащий аромат ди-

зельного топлива!

Всегда на боевом коне личный состав БП-35: капитан-лейтенант Ни-

китский А. В., капитан-лейтенант Шагал И. В., старший мичман Кащен-

ко В. В. И когда звучит по кораблю команда «От перемычек ВВД отой-

ти!!!», остро понимаешь – эти парни не подведут!

Почти на самом дне 3-го отсека затаился маленький, скромный,

но мощнейший мозг всей ГЭУ обоих бортов – Пульт управления главной

энергетической установки. Несмотря на свои годы и недуги, всегда смел

и решителен оператор ПУ «Кама» старший мичман Мотор А. М. Благода-

ря опыту и знаниям капитана 3 ранга Белова П. Б. и капитан-лейтенанта

Воронина К. Т., ход кораблю будет задан в нужный день и час, и в любой

точке мирового океана, невзирая на происки вероятного противника

и невыдачу денежного содержания за позапрошлый месяц!

454

Часть вторая. Прощальный полет баклана

Громкие и четкие команды командира электротехнической группы

капитан-лейтенанта Спесивого И. А. перекрывают шум работающего

дизеля, и чувствуется – есть хозяин в отсеке! Несмотря на слабое здо-

ровье, оторванность от корабля и постоянное вредное действие безжа-

лостных радиационных излучений, отлично содержит реакторный от-

сек капитан-лейтенант Кузочкин С. А.

В дружном тандеме работают молодой и перспективный командир

8-го отсека старший лейтенант Курепин А. П. и умудренный опытом,

по-отечески строгий и по-матерински добрый, гений турбинного дела,

ветеран ВМФ старший мичман Птушко В. Г. Матросы любят своих ко-

мандиров за доброту и справедливость и стараются не огорчать люби-

мых начальников.

Погоду в 9-м отсеке делает командир турбинной группы старший лей-

тенант Хлусов А. О. Его глобальные всеохватывающие знания матери-

альной части, вежливость и тактичность с подчиненными вызывают

всеобщее уважение.

Как рыба в мутной воде чувствует себя в 10-м отсеке его командир

капитан-лейтенант Махалов А. В. И пускай 10-й отсек – самый малень-

кий на корабле, этого он не замечает. Для Андрея 10-й отсек – большой

и непознанный мир. И он в нем – Жак Ив Кусто.

Нельзя ничего не сказать о личном составе контрактной и срочной

службы. Всегда готовы помочь старшины контрактной службы Воро-

шилов, Краль, Захаров, Дюрдев. У них на любой вопрос – всегда поло-

жительный ответ. Как губка, впитывают знания от старших това-

рищей матросы: Загвоздкин, Калашников, Тарасов, Максименко, Юр-

кин и другие.

И хотя в работе нашей боевой части бывают досадные срывы и про-

махи, день и годовщину 300-летия ВМФ и 35-летия дивизии ПЛ мы встре-

тим без тяжелых ядерных аварий и поломок материальной части, с че-

стью неся знамя электромеханической боевой части!

Капитан-лейтенант Махалов А. В.

Мимоходом. Что-то упало?!

Двадцать шестые сутки похода. Все спокойно. Неторопливо текут вахты.

Никаких происшествий, они, как правило, начинаются во второй поло-

вине плавания. А пока – ужин, перекур, просмотр фильма и сон.

Как-то ночью просыпаюсь от того, что кто-то осторожно трясет меня

за плечо. Снимаю наушники от магнитофона. Уснул в них. На фоне осве-

щенной двери фигура вахтенного, матроса Голованова.

– Тащ каплей! Тащ каплей!

– Голованов, что случилось?

Тот недоуменно разводит руками.

– Не знаю… Вас сказали позвать на пульт. Там у ваших что-то упа-

ло…

Ни черта не могу понять. Сел. Включил свет.

– Голованов! Что упало?

Голованов озадаченно поковырял в носу.

455

П. Ефремов. Стоп дуть!

– Да не знаю я, что! Погудело, и свет мигнул… Они из центрального

сразу – зови Белова, зови Белова, пущай поднимает! Я и позвал. Я пой-

ду, тащ… Мне еще троих будить.

Конца фразы я уже не слышал, так как несся со всех ног на свой род-

ной пульт ГЭУ. Упало не что-то, а аварийная защита АЗ! Вот так! Велика

грамотность русского матроса. Что тот Чернобыль! «У вас упало, а мне

народ будить…»

Сухо, тепло и уютно…

…по словам врачей, 7-часовой сон оптимален для

здоровья, а любое отклонение от этой нормы ве-

дет к нарушению не только биологических часов

организма, но и к развитию заболеваний, опас-

ных для жизни.

Журнал «Здоровье», 1989 г.

Как известно, должность первого и второго управленца на подводной

лодке, с одной стороны, уважаема, тяжела и ответственна, с другой – вполне

спокойна, нетороплива и даже выгодна. Ведь ты не имеешь практически ни-

какого заведования, кроме как вахтенного журнала, ручки, кресла и сейфа

под запасы чая, сала и печенья. Твоя сдача корабля другому экипажу проис-

ходит по сценарию, совершенно недоступному другим управленцам. А за-

ключается он, скорее, в неторопливой и дружеской беседе со сменщиком,

в процессе которой ты просто рассказываешь ему, что к чему, демонстриру-

ешь вахтенный журнал с расчетом подъема решеток для следующего ввода

ГЭУ в действие, передаешь пультовской чайник из рук в руки и заканчива-

ешь все это кулуарным банкетом в каюте.

А в это время все остальные управленцы, являющиеся по совместитель-

ству еще и командирами отсеков, заняты совсем другим. Они лихорадочно

ищут замену утерянному или украденному водолазному белью, судорожно

пересчитывают аварийный инструмент и даже тащат из дома консервы для

добавления в съеденный в голодный час аварийный запас пищи и припря-

танные на «черный» день запасные баллоны для идашек.

Меня на самом деле всегда удивляло то, что наш могучий Военно-

морской флот почему-то никогда не имел достаточного запаса топоров и ку-

валд и, что еще удивительнее, самых обыкновенных деревянных брусьев

и досок, из-за чего каждая передача отсека превращалась в какую-то ярмар-

ку плотников и столяров. Но сейчас не об этом. А о том, что в море первый

и второй управленцы – и надежда и опора, а заодно еще и пробка, и попро-

сту затычка. Как говорится, отстой вахту за себя и за того парня. На предмет

того, как в море подводник должен стоять вахту, а как отдыхать, существу-

ет такое огромное количество приказов и директив, что, даю голову на от-

сечение, даже самые опытные ревнители буквы военного законодательства

из отделов устройства службы всех их не знают. Однако доподлинно извест-

но из некоторых первоисточников, что самые правильные и нормальные

456

Часть вторая. Прощальный полет баклана

были изданы, а потом хоть и забыты, но, что самое удивительное, не отмене-

ны – в период зарождения нашего атомного флота. Нынешнему поколению

подводников о них лучше и не знать. И что всплытия на сеанс связи долж-

ны быть не по тревоге, а силами боевой смены, и что разводы вахты в море

не предусмотрены, и что операторам, управляющим реактором, перед вах-

той ни в каких общекорабельных мероприятиях участвовать нельзя, а надо

спать и только спать, после чего обязательно выпить перед заступлением ста-

кан натурального кофе. И даже в базе никаких старших на борту не преду-

смотрено, а царь и бог корабля в это время – дежурный по ПЛ и никто дру-

гой. В те былинные годы никто из флотоводцев, наверное, и не предполагал,

что малую тревогу на подводном крейсере, в недалеком будущем будут де-

лать тоже по тревоге. Слава богу, хоть по учебной… В общем, много разных

чудес, всего и не упомнишь.

Так вот, в море первый и второй управленцы стоят вахты за всех. Свою

отстоял, и беги галопом поесть и перекурить. Можешь ведь и не успеть. Учеб-

ная тревога еще ладно, а вот любая приборка, занятие по специальности, да

мало ли всякого случится… И сразу бегут управленцы на пульт подменять ко-

мандиров отсеков. А те уже не спеша, с чувством собственного достоинства

разбредаются по кораблю, успевая и перекурить, и даже посопеть в ватник

в отсеке, пока личный состав порядок наводит. Так и приходится почти каж-

дый день управленцам вместо восьми часов минимум 12 стоять. А если кро-

ме ежедневных плановых «войн», тревог и приборок добавить еще и какое-

нибудь всплытие на сеанс связи под перископ, то могут и все 16 получиться.

А уж если корабль вышел задачи сдавать, да еще и со штабом на борту, ко-

торый просто по должностным обязанностям «крови» желать обязан, то бы-

вало и по 20–22 часа…

Задачи в том году мы сдавали тяжело и со скрипом. То ли командир

со штабом перегрызся по неведомым нам причинам, то ли нас решили на вся-

кий случай взнуздать по самой полной программе, но все береговые зада-

чи мы сдавали только с третьего захода, а уж когда приступили к сдаче мор-

ских – то тут начался сплошной кошмар. На десятидневный выход в море

с нами пошли, судя по всему, все, кого смог мобилизовать штаб дивизии,

начиная практически от всех флагманских и заканчивая самим комдивом.

Даже наш НЭМС, позабыв на время возрастную мигрень и ревматизм, тоже

загрузился в прочный корпус, и поделил с механиком каюту на двоих, а это

автоматически означало, что самому хозяину каюты спать не придется. Так

оно и случилось. «Бой с тенью» начался сразу после выхода корабля из Коль-

ского залива. Такой безумной круговерти сменяющих одну за другой тревог

я еще не наблюдал. «Каштан» просто раскалялся и негодовал от количества,

да и качества отдаваемых в него команд. «Учебная тревога для прохода узко-

сти… Учебная тревога для погружения корабля… Учебная тревога для приве-

дения корабля в усиленное походное состояние… Учебно-аварийная тревога

для проведения малой приборки… Учебная тревога для проведения зачетно-

го развода вахтенной смены…» Тревоги шли и шли, слившись, по сути, в одну

бесконечную и, самое главное, неотменяемую тревогу. Даже приемы пищи

сопровождались опусами типа «…не снижая боевой готовности и не покидая

боевых постов, экипажу ужинать! Первая и вторая смены остаются на бое-

вых постах, третьей смене ужинать…». Флагманские метались по кораблю,

словно борзые в погоне за ранеными зверями, проверяя все, что только воз-

можно было проверить, и на каждом подведении итогов дня в центральном

457

П. Ефремов. Стоп дуть!

посту вываливали на экипаж ушаты помоев, то есть неполадок, которые мы

сразу же доблестно бросались устранять.

Таким макаром прошло пять суток, после чего я боялся закрыть на вах-

те глаза, ибо мог сразу провалиться в такой глубокий сон, что меня, навер-

ное, не разбудило бы и торпедирование нашего корабля самым вероятным

противником. Утром шестого дня, сверившись с журналом, мы с Башмаком

подсчитали, что в среднем спали все эти дни не более трех часов в сутки и что

немного нам уже осталось, чтобы грохнуться лбами о пульт и заснуть крепко

и надолго, невзирая на все «войны». На удивление, после завтрака очеред-

ных катаклизмов не последовало, изумленный Башмак грохнулся спать в ка-

юте, а я остался бдить вахту до обеда, надеясь, что и мне карта ляжет так, что

я смогу сегодня хоть пару-тройку часов послюнявить подушку. Но, увы, мои

надежды не оправдались. Прошедшая вполне спокойно смена с вахты смени-

лась таким же обедом без гонок и «тревожных» трелей, а затем не ожиданно

под учебную тревогу объявили контрольное учение по осмотру корабля.

И тут же по кораблю понесся «девятый вал», на самом гребне которого был

сам отдохнувший командир дивизии. И уже через час, смотр был оператив-

но свернут, а в центральный пост начали спешно вызывать командиров бо-

евых частей. А минут через двадцать вызвали и меня…

Судя по лицам начальников, набившихся в центральный пост, осмотр ко-

рабля подтвердил все самые худшие опасения командования. Корабль –кло-

повник, экипаж – разгильдяи, а квинтэссенцией всего этого разврата нео-

жиданно оказался капитан 3 ранга Белов. Дело в том, что, пробегая через

реакторный отсек, наш адмирал, который, кстати, был не чета большинству

люксов и ничего не боялся, неожиданно тормознул и потребовал открыть

ему аппаратные выгородки, чтобы их осмотреть. Вполне естественно, ему

их сразу же открыли, несмотря на умоляющие взгляды командира реактор-

ного отсека, и в аппаратной левого борта, за чистоту которой ответственным

являлся я, среди сверкающего титанового оборудования и прочих устраша-

ющих ядерно опасных железок обнаружили пяток аккуратно развешенных

по поручням ватников. На этом осмотр корабля и был закончен, в централь-

ном посту было устроено торжественное аутодафе, на которое был вызван

я и как ответственный за содержание аппаратной левого борта, и тем более

как офицер, хорошо знакомый командиру дивизии по нескольким совмест-

ным боевым службам.

– Белов! Ты когда в своей аппаратной последний раз бывал, а? Гово-

ри, говори… Здесь все свои!

По большому счету в своей аппаратной я был ровно за день до выхода

в море, и не просто так, а с белоснежной бязью в руках и со вспотевшей спи-

ной. Механик, справедливо полагая, что штабные механики перед выходом

в море не обойдут своим вниманием реакторы, заставил нас выдраить ап-

паратные по полной программе, что мы и сделали, с особой тщательностью

и совсем уж неприличным прилежанием. После чего прямо в процессе вво-

да установки в действие, аппаратные осмотрел сам НЭМС флотилии и сде-

лал всего пару мизерных дежурных замечаний. Но уверять в этом адмира-

ла, жаждущего «крови», было бесполезно и даже опасно, поэтому я, пону-

ро опустив голову и стараясь придать голосу высшую степень виноватости,

пробормотал себе под нос:

– Виноват, товарищ адмирал… Закрутились с этими проверками…

Ну и упустил…

458

Часть вторая. Прощальный полет баклана

Адмирал торжествующе оглядел окружающих.

– Вот, бл… Закрутились, да? У меня и штаба сложилось впечатление,

что кораблем вообще не занимались, а тут мне говорят, мол, закрутились!

Что скажете, командир?

Командир, стоявший рядом со своим креслом, на котором восседал ад-

мирал, прокашлялся и довольно уверенно, что он умел, ответил:

– Устраним, товарищ адмирал! В самые кратчайшие сроки! Я ду-

маю…

– Не надо думать, товарищ командир! Надо работать! Думать за вас

мне придется, судя по всему! Повторный смотр корабля назначаю на завт-

ра! Белова с вахты снять и чтобы аппаратную лично выдраил! Сам прове-

рю! Вопросы есть?

Адмирал встал с кресла. Командир хорошо поставленным голосом ско-

мандовал:

– Товарищи офицеры!

Все вскочили, и адмирал, что-то буркнув, вышел из центрального поста.

Все сразу начали переговариваться, но командир, наконец усевшись в свое

кресло, в очередной раз потряс воздух:

– Ну что, военные… Говорить долго не буду, комдив и так все сказал.

Завтра повторный смотр. Личному составу запрещаю отбиваться. Свобод-

ные смены на наведение порядка. Механик, на левом борту двухсменка, Бе-

лова в аппаратную, и пока комдив не поставит ему лично зачет за ее содер-

жание, ему на вахту не заступать! Все свободны! Вахтенный офицер, через

10 минут учебную тревогу, для устранения замечаний по смотру корабля.

На нижней палубе меня тормознул механик.

– Борисыч, как же вы обосрались с этими ватниками-то?

Я совершенно искренне ответил:

– Не знаю даже… Ну сейчас пойду в 7-й отсек… Узнаю.

Все выяснилось в три минуты. Капитан-лейтенант Бузичкин, командир

7-го отсека, которого на удивление обошла вся волна гнева, обрушившегося

на меня из-за злополучных ватников, объяснил все просто:

– Борисыч, мои орлы перед выходом в надстройке клапана проверяли

по азоту, а там дождь лил. У них все ватники насквозь были. Я после того, как

НЭМС аппаратные посмотрел, туда их и приказал повесить, чтобы побыстрее

высохли. Ну откуда мне было знать, что комдив туда попрется?

В его словах был резон. По большому счету и по всем инструкциям ап-

паратные выгородки вскрывались только с разрешения командира корабля,

с записью в вахтенном журнале и опечатывались печатями. Но, само собой,

и ключи от аппаратных у командира отсека, естественно, были, и умением

их открыть без участия центрального поста и не повреждая печати, обладал

каждый командир реакторного отсека. И то, что в аппаратной командир от-

сека шхерил что-то из имущества отсека, ни для кого тайной не было. Про-

сто замордованный проверками не менее всех других, Бузичкин перед смо-

тром забыл убрать ватники, и мы очень глупо попали.

Прозвенела тревога, и в реакторный отсек сразу принесся механик

с командиром дивизиона. За ними прилетел старпом с флагманским меха-

ником, после чего эта великолепная четверка устроила мне одному формен-

ный развод на работы. Правда, старпом, выросший до этой высокой долж-

ности из минеров, в аппаратную не сунулся, а, повертев головой, не пере-

ступая порога, согласился с выводом адмирала, что это бардак, и испарился

459

П. Ефремов. Стоп дуть!

в направлении носа. Флагманский Ташков, мужчина достойный и не успев-

ший обрасти штабными ракушками, облазил всю аппаратную, констатиро-

вал, что если бы не ватники, то все было бы отлично, весело обматерил весь

штаб, представителем которого сам и являлся, и побрел курить в курилку.

Правда, предварительно он посоветовал мне раньше срока не докладывать

о готовности к смотру (что я и сам знал) и находиться постоянно в аппарат-

ной, ибо адмирал такие вещи контролировать любил лично и по связи.

Этого я не знал и несколько расстроился, потому что сидеть здесь все

время в мои планы не входило. Механик что-то долго бурчал под нос, но осо-

бо не ругался, так как получить по заднице за аппаратную он просто не успел

по причине принятия всей тяжести вины лично мной и лично на себя. По-

том его вызвал в центральный пост командир, и механик с тем же тихим бор-

мотаньем удалился из отсека, не забыв, правда, предварительно уже более

громким и уверенным голосом доложить в центропост, что капитан 3 ранга

Белов уже весь в поту и мыле драит крышку реактора. Командир дивизиона

по причине недавнего нахождения в должности и еще пионерского возрас-

та в мой адрес вообще высказываться постеснялся, а просто ушел, пожелав

мне удачи. Потом прямо с пульта Башмак, судя по голосу, уже приготовив-

шийся расплыться по пультовскому креслу бесформенной лепешкой, сон-

но и невнятно порекомендовал бросить все и идти в каюту, после чего от-

ключился и больше на связь не выходил. Последним из центрального поста

рявкнул командир, больше для проверки моего наличия и очередной отра-

ботки командного голоса.

Когда вся эта организационная суета вокруг меня стихла, я еще раз

прополз по всей аппаратной и убедился, что убирать и правда совершенно

нечего. Пыли, грязи, налетов от воды и отпечатков резиновых тапочек нигде

не наблюдалось. Аппаратная, на удивление, была девственно чиста, да и ват-

ники уже давно вынесли и запрятали где-то в глубинах 5-бис отсека, так что

на сверкающей титановой палубе не было даже завалящей нитки. Оконча-

тельно убедившись, что делать мне тут абсолютно нечего, а сидеть придется

довольно долго, я быстренько смотался в каюту и вернулся обратно со вто-

рым томом Стругацких. Сначала я устроился на БП-65, изгнав провинивше-

гося лично передо мной Бузичкина из кресла. Но вскоре сам был вежливо,

но твердо выпровожен обратно в аппаратную Бубой (старпомом по БУ), от-

правленным от греха подальше из центрального поста в отсеки проверять,

как в «тревожном» порядке устраняют замечания.

Буба стал «маленьким» старпомом еще полтора года назад, но до сих пор

не сдал в штабе Северного флота зачеты на самостоятельное управление ко-

раблем. Вследствие этого прискорбного факта в море Буба ходил «пассажи-

ром», самостоятельно вахт не нес и на каждом выходе вместе с командиром

дивизии бывал им морально изнасилован по этому поводу до нервных колик.

Командир из-за этого старался лишний раз убрать Бубу с глаз долой из цен-

трального поста, чтобы и самому не получить попутно за компанию. Сам Буба

в аппаратную соваться принципиально не хотел, но мой переход в нее про-

контролировал лично, после чего отправился проверять кормовые отсеки.

Не успевший решить, что делать дальше, я был сразу проверен из цен-

трального поста командиром, который поинтересовался своим кавалергард-

ским голосом, как идет чистка «конюшен», и едва дождавшись моего отве-

та, приказал аппаратную не покидать до его личной команды. После этого

я окончательно смирился с тем, что приговорен провести неизвестное ко-

460

Часть вторая. Прощальный полет баклана

личество часов именно здесь, и нигде более. Я, естественно, ничего не боял-

ся. Это у большинства люксов, не отягощенных даже минимальным знанием

постулатов ядерной энергетики, одно только приглашение посетить 7-й от-

сек вызывало массу противоречивых эмоций, легко читаемых на лице. Мы-

то хорошо знали, что получить дозу можно только в случае какой-то нештат-

ной ситуации или, упаси боже, ядерной аварии, а так, в режиме нормальной

эксплуатации, уровень загрязнения там даже меньше чем в пробке на Твер-

ской в жаркий летний день.

Я начал читать, но надолго меня не хватило. В аппаратной было доволь-

но жарко, и вследствие хронического недосыпания последних дней под воз-

действием тепла и монотонного шума механизмов глаза у меня начали за-

крываться уже минут через десять. Еще полчаса я самоотверженно боролся

со сном, а потом в голову пришла неожиданная и свежая идея. Быстренько

метнувшись на БП-65, я дал команду одному из спецтрюмных принести мне

из каюты парочку этих самых злосчастных ватников, после чего договорил-

ся с Бузичкиным, что при появлении любого лаперуза из центрального по-

ста меня сразу предупредят по «Каштану», желательно громким командным

голосом. И сразу вернулся в аппаратную.

В аппаратной я расстелил ватники прямо под «Каштаном», чтобы,

не вставая, можно было дотянуться до его гарнитуры, закрепил кремальеру

люка так, чтобы он не был полностью закрыт, но и не открывался снаружи,

и растянулся на ватниках. Я был уверен, что ближайшие пару часов меня

никто не тронет. Судя по всему, расшугав всех, а меня просто неоднократ-

но, командир будет до ужина поучать центральный пост или вообще уснет

в своем кресле. Адмирал наверняка посапывал в командирской каюте, а боль-

шой старпом, наоборот, спал у себя, отдыхая перед заступлением на вахту

в центральный пост. Все остальные проверяющие, измотанные непрерыв-

ными войнами не меньше других, изобразив в начале бурную деятельность,

тоже, скорее всего, рассосались по каютам, ловя лишние минуты сна и по-

коя. Прикинув все риски, я принял решение и, растянувшись на ватниках,

погрузился в объятия Морфея.

На ужин меня разбудил лично командир. Его стальной голос так загро-

хотал над головой, что, вскакивая спросонья, я чуть не проломил себе голо-

ву об «Каштан».

– Белов!

Слава богу, у меня получилось ответить практически молниеносно:

– Я, товарищ командир!

– Работаешь?!

– Так точно, товарищ командир!

– Разрешаю покинуть место приборки и идти на ужин. После ужина

сразу обратно.

И тут я набрался наглости.

– Товарищ командир, после ужина начинаю уборку непосредствен-

но крышки реактора и приводов СУЗ. Не смогу сразу отвечать на вызовы

из центрального поста.

Секунд тридцать командир молчал. Скорее всего, вспоминал, есть ли

в нижней части аппаратной «Каштан».

– Добро, Белов!

И я отправился на ужин, с чувством глубокого удовлетворения конста-

тировав, что умудрился проспать почти четыре часа.

461

П. Ефремов. Стоп дуть!

После ужина я, как положено, перекурил, подменил своего сменщи-

ка на ужин и после всех этих манипуляций снова отправился в аппаратную,

причем даже испытывая какое-то странное желание побыстрее в ней ока-

заться. Теперь я уже спустился вниз, так что, даже проникнув в аппаратную,

меня было невозможно сразу узреть, и разложив ватники в свободном про-

странстве между верхушками ЦНПК, снова прилег. На сытый желудок сон

пришел даже быстрее, чем в прошлый раз. Я кажется даже мигнуть не успел,

как снова провалился в глубокое и крепкое небытие.

Свой вечерний чай я просто проспал. На пульте ГЭУ, принимая во вни-

мание важность производимой мной «работы», решили меня не трогать.

Бузичкин ушел заступать на вахту и дернуть меня тоже, скорее всего, про-

сто забыл. Да и по сути своей небоевые мероприятия, продолжающиеся

на корабле по бесконечной тревоге, всегда перерастают в нечто непонят-

ное, а потому бестолковое времяпрепровождение всего затурканного эки-

пажа, окончательно запутавшегося в командах, следующих из централь-

ного поста. Проснулся я от издевательского голоса Башмака, вещающего

с пульта ГЭУ:

– Борисыч… Ты там ветошь убирай. Барин встали и на свежую голову

решили по кораблю пробежаться.

Я посмотрел на часы. Было три часа ночи. Я проспал еще полных шесть

часов и чувствовал себя заново рожденным, бодрым и готовым на подвиги.

Выскочить и отправить ватники обратно в матросские каюты было минут-

ным делом, и к тому моменту, когда адмирал пробирался ко мне в аппарат-

ную, я уже был внизу, с бязью в руках и изображал усталую, но упрямую

активность.

– Ну как дела, Белов?!

Стоя наверху, адмирал улыбался той самой сурово-ироничной улыбкой

любого полководца, который с удовлетворением видит, что его приказания

исполняются именно так, как ему бы и хотелось.

– Заканчиваю, товарищ адмирал.

Командир дивизии постучал ладонью по ограждению.

– Ну вот скажи, Белов, стоило это того? Почему вас обязательно надо

пинками загонять к своему заведованию? Разве не проще было в базе, в спо-

койной обстановке вылизать все и с чистым сердцем закрыть и опечатать,

бл…? Я же помню, ты когда лейтенантом был, у тебя в отсеке все блестело,

а как чуть годками становитесь, так вас надо сразу кулаком, бл…, да по со-

патке!

Я, стараясь придать лицу пристыженное, но одновременно достойное

выражение, молчал. Выспавшемуся, а оттого благодушному адмиралу явно

хотелось выговориться и не в моих интересах было вступать с ним в дис-

куссию.

– Ну что молчишь, Белов?

– Виноват, товарищ адмирал.

Командир дивизии удовлетворенно кивнул головой. В этот момент он

мне почему-то напомнил великого педагога Макаренко, за считанные мину-

ты перевоспитавшего матерого уголовника.

– Слава богу, бл… Ладно. Вижу, старался. Вот так всегда и должно

быть! Опечатывайте аппаратные, командиру доложишь, что я допустил тебя

на вахту.

И адмирал удалился.

462

Часть вторая. Прощальный полет баклана

Я, естественно, покинул реакторный отсек и лично доложил о результа-

тах визита адмирала командиру. Тот тоже прочитал мне короткий, но несрав-

нимый с адмиральским по артистизму и накалу страстей монолог, после чего

отправил меня… спать. Моя вахта начиналась только через четыре часа, и хотя

тревоги для подготовки к повторному смотру никто не отменял, про нее, судя

по всему, забыл уже и сам командир. Я попил чаю, перекурил, и так как уже

просто не мог спать, лежал в каюте, листая книгу, и думал о том, что все-таки

здорово, что на корабле для сна кроме каюты есть еще много мест, где сухо,

тепло и вполне уютно…

Как провожают пароходы…

Бодрость духа на кораблях по преимуществу нахо-

дится в руках строевых чинов, а потому изучение

способов, как достигнуть успеха в этом направле-

нии, составляет их прямую обязанность.

Адмирал С. О. Макаров

Как иногда приятно смотреть сказочно красивые фильмы о военно-

морском флоте, снятые, естественно, из самых благородных побуждений

и желания рассказать о нелегкой и суровой службе доблестных моряков

на различных рубежах Родины. Как изумительно выглядят стоящие в моно-

литном строе офицеры, мичманы и матросы на плацу, на пирсе или где угод-

но, но все так же торжественно и непоколебимо! Правда, мало кто задумы-

вается, что когда по понедельникам, да еще в январе всю флотилию стро-

ят на плацу, да в мороз с метелью, да вдобавок еще и начальство с истинно

барским гонором запаздывает минут эдак на тридцать, то и строй не так мо-

нолитен, да и прыгают все на месте, как зэки на пересылке, в тщетной на-

дежде согреть ноги и матеря начальство на чем свет стоит… Но ведь такое

на экране не покажешь.

А еще красивее смотрятся на экране воссозданные консультантами-

лаперузами, завораживающие своей красотой проводы кораблей в море,

в дальний-дальний поход. Сияя медью инструментов и одухотворенными

от осознания момента лицами, во всю раздувает щеки оркестр. Все в цве-

тах, и пирс полон женщин, детей и прочей восторженной гражданской пу-

блики. Отдельной группой с суровыми, но светящимися внутренней скром-

ной добротой лицами стоят адмиралы и каперанги, с руками, вздернутыми

к козырькам, и глазами отцов, провожающих детей в нелегкий жизненный

путь. Над кораблями развеваются флаги, изумляющие своей девственной

чистой и ухоженностью. Сами корабли, как игрушки, только что спрыгнув-

шие со стапелей, а на рубках подводных кораблей стоят мужественные и со-

средоточенные командиры и штурманы, все как один до синевы выбритые,

в хрустящих новеньких канадках и с монументальными биноклями на гру-

ди. Швартовные команды обжигают взгляды яркими и новехонькими спа-

сательными жилетами, а над всем этим торжеством голубая-голубая бездна

неба, без единого облачка…

463

П. Ефремов. Стоп дуть!

15 ноября. Рано утром отшвартовались у родного 12-го пирса губы Ягель-

ная. Контрольный выход в море перед боевой службой, обычно длящийся

не более десяти суток, превратился в 26-суточную бессмысленную «вой-

ну», больше напоминавшую бойню, без победителей, но с начисто загнан-

ным и побежденным экипажем. Вообще выход был уникален во всех отно-

шениях. Его никто не планировал на такой срок, поэтому в первых числах

ноября на борту неожиданно закончились хлеб, мясо и еще кое-какие нема-

ловажные продукты питания. Несколько дней мы притворялись итальянца-

ми, поглощая на всех приемах пищи макароны во всех ипостасях, а затем пе-

реквалифицировались в кроликов, пережевывая еще несколько дней даже

на завтрак квашеную капусту в виде кислых щей и бигоса. Заместитель ко-

мандира дивизии, неожиданно для себя начавший страдать вместе со всеми,

возмутился и на очередном сеансе связи доложил наверх о бедствии. Вслед-

ствие чего в полигоны ринулся буксир, с которым на борт прибыл сам ко-

мандир дивизии контр-адмирал Тимоненко, а с ним 200 килограммов хлеба

и примерно столько же мяса. Само собой, прибытие лично Тимоненко под-

няло энтузиазм экипажа до небывалых высот, и стало понятно, что добром

это не кончится. Так оно и вышло. Мы бродили по морям еще одну незапла-

нированную неделю.

Сразу, как только штаб спешно покинул борт, объявили построение,

и командир, стараясь изобразить на лице абсолютную солидарность с при-

казом командования, довел, что сроки выхода корабля в автономку не изме-

нились и что мы, как и было запланировано ранее, уходим 22 ноября, то есть

ровно через неделю. И что плюс ко всему прочему, мы прямо сейчас заступа-

ем в боевое дежурство, и что вообще нам надо еще много чего сделать за эту

неделю. У всех вытянулись лица. Сразу после отпуска экипаж начал подго-

товку к «основному мероприятию», в процессе которого наше изнасилова-

ние длилось без малого месяца два, с одновременным и нескончаемым бое-

вым дежурством и парочкой трехдневных выходов в море. Но потом коман-

дование как будто с катушек съехало, хотя его и можно было понять. Наш

корабль был самым «свежим», всего года полтора как из ремонта, экипаж на-

плаванный, потому и работали мы дивизионным «велосипедом», как прока-

женные, то изображая всю дивизию на бесконечных КШУ, то представляя

весь стратегический подводный флот на участившихся показухах.

Прямо тут, на пирсе, мы и заступили на боевое дежурство, практически

не приходя в сознание после выхода в море. Сразу после этого начался вы-

вод ГЭУ из действия. Лично я уже никуда не торопился, так как моя смена

заступала дежурной, и официально дорога домой до завтра была мне заказа-

на. Удивительно, но на выводе никто даже не прикоснулся к шилу. Все были

так замотаны и задрючены, что сил и желания не хватило даже на это. Сразу

после построения на пульт залетел старпом, уже облаченный в шинель. Он

спешил домой. Боевое дежурство у пирса они с командиром делили пополам,

сидя на борту через сутки, так как Буба никак не мог сдать зачеты. Поэтому

пока мы выводились, старпом спешил посетить дом, чтобы ближе к вечеру

вернуться и сменить командира. Старпом коротко довел до меня, что сегод-

ня мы с ним паримся в сауне, и умчался, цепляясь за все полами распахну-

той шинели. Защиту левого борта сбросили около часа дня, правого – в на-

чале четвертого. После чего насосы остались работать на расхолаживание,

а я выгнал всех с пульта ГЭУ и практически моментально забылся на шкон-

ке в тяжелом, почти похмельном сне. Около семи вечера меня разбудил ком-

464

Часть вторая. Прощальный полет баклана

див Серега, уже тоже обряженный в шинель и намылившийся домой. Ока-

залось, что, пока я спал, командир успел провести доклад командиров бое-

вых частей и довести завтрашние планы. Отдыхающей смене не повезло, что

в принципе ожидалось. Утром они все прибывали не к обеду, а на подъем фла-

га, после чего у нас начиналась погрузка торпедного боезапаса. Серега ушел,

а я, заполнив журналы, сходил на ужин в кают-компанию, вытащил из каю-

ты скомканного от сна старлея Маклакова и, отослав его на пульт контроли-

ровать расхолаживание установки, отправился к старпому. Тот, к этому вре-

мени вернувшийся из дома, сидел и пил чай, с видимым удовольствием за-

пивая им домашние бутерброды. Как я и предполагал, старпом был намерен,

попив чай, зарыться в тряпки до «нолей», а уж потом засесть в сауну на пару

часов. Через пять минут я уже имел индульгенцию от старпома на незакон-

ный визит домой при условии возвращения к его подъему.

Дома жена уже знала от соседа, что мы благополучно вернулись еще

рано утром, поэтому поздний ужин был в готовности к немедленному разо-

греву. Свидание с семейством было недолгим, и по большей части, скорее,

ритуальным. Пришел, увидел, взаимная радость, ускоренный ужин, прове-

рил дневник сына и сделал внушение. Потом около часа выслушивание но-

востей, еще полчаса на составление списка того, что надо жене купить, что-

бы я ушел в автономку более или менее упакованным, а под завязку дежур-

ный поцелуй – и в обратный путь.

На корабле сауна была уже нагрета, и проснувшийся старпом терпели-

во дожидался моего возвращения. Мы загрузились в сауну, где и расслабля-

лись в течение двух часов. Серега поделился своими опасениями, что мы так

и не выйдем из боевого дежурства, а значит, и ни дня отдыха экипажу перед

походом предоставлено не будет. На этой грустной ноте мы покинули сауну

и, опрокинув грамм по 150 шила на сон грядущий, расползлись по каютам.

16 ноября. С утра началось безумие. После построения, на котором объ-

явили тревогу для погрузки торпед, на пирс неожиданно въехал «КамАЗ»,

а из него выпрыгнул интендант, старший мичман Косоротов, оставленный

в базе для выбивания продовольствия на автономку. Видимо, его личные пла-

ны как-то не состыковались с планами флотилии по загрузке торпед, и он

пригнал свою первую «ласточку», груженную мороженой треской и консер-

вами с самого утра в надежде, что еще до обеда ее силами всего экипажа за-

грузят в утробу подводного крейсера. Пока минер бегал на торпедную базу,

на пирсе разыгрался громкий и непринужденный спор командира со здоро-

венным Косоротовым, победителем в котором, на удивление, оказался ин-

тендант, так как командир, спустившись в центральный пост, долго о чем-то

беседовал со штабом флотилии, после чего отдал поистине беспрецедентный

приказ: грузить торпеды и продовольствие одновременно! А если учесть еще

и то, что неутомимый комдив три Витек Голубанов абсолютно планово на-

чал поднимать наверх разряженные за время выхода идашки, чтобы сроч-

но отвезти их на водолазный полигон, то легко представить, что творилось

на пирсе. Под висящей на стреле крана торпедой, как муравьи, бегали матро-

сы с ящиками и коробками, у трапа громоздились рядами ИДА-59, а к кор-

ню пирса все подъезжали тележки с лежащими на них длиннющими зеле-

новатыми торпедами…

Внутри прочного корпуса все незадействованные в верхних работах

были брошены на устранение замечаний, сделанных во время контрольно-

го выхода в море. Таких по большому счету набралось месяца на три рабо-

465

П. Ефремов. Стоп дуть!

ты на каждого члена экипажа, поэтому внутри была практически такая же

суета, как и наверху. Это усугублялось еще и тем, что, находясь в боевом де-

журстве, мы практически несли морскую вахту в готовности к немедлен-

ной ракетной стрельбе. Я и первый управленец Костя Сорокин заперлись

на пульте, где, пользуясь ситуацией, попили чайку, подбили вахтенные жур-

налы и сделали расчеты подъема компенсирующих решеток реактора на но-

вый ввод установки в действие. Несмотря на всеобщую суету, на борту было

как-то спокойно и умиротворенно. Всем наверху рулил старпом, а коман-

дира, опять же в нарушение всех возможных инструкций срочно вызвали

в штаб флотилии, невзирая на погрузку боезапаса.

Так продолжалось до обеда, а после принятия пищи все опасения стар-

пома подтвердились в наихудшем варианте. Собрав после построения коман-

диров боевых частей в центральном посту, командир официально и молодце-

вато объявил, что никакого отдыха нам не запланировано, мол, и правильно,

нечего зря расслабляться, будем в дежурстве до упора, к тому же за оставши-

еся дни нас поочередно проверит штаб дивизии, флотилии и флота, в связи

с чем даже отдыхающая смена обязана прибывать на корабль утром, а не как

положено в обед. К тому же все дни будут подвозить продовольствие, соби-

раемое в наше тяжелое, но интересное время с миру по нитке со всего Коль-

ского полуострова, и его, естественно, надо будет в срочном порядке грузить

и грузить. Командиры боевых частей попытались было проявить принципи-

альность в отношении отдыха, и начали задавать глупые вопросы, в частно-

сти «Почему?» и «А как же руководящие документы?», которые командир

пресек в зародыше лишь одной фразой: «Это приказ! Не нравится – пиши-

те рапорт об увольнении и идите капитализм поднимать!» Вопросы не сра-

зу, но отпали, преобразившись в глухое матерное бурчание. Но вот на вто-

рой всеобщий вопрос, а именно, когда будут деньги, командир ответил не так

уверенно и даже несколько растерянно, что не знает и что, может быть, их

и не будет, чем вызвал уже откровенное всеобщее возмущение, чему даже

немного поддакивал и сам. На том послеобеденный доклад закончился, и про-

должилась погрузка, как торпед, так и всего остального.

Все погрузки закончились около девятнадцати часов. В центральном по-

сту снова собрался «командный хурал» на очередной доклад. Довольно бы-

стро, в течение сорока минут, командир объяснил, что завтра проверка кора-

бля дивизией, всем быть к подъему флага, и что опоздавших он лично съест

на завтрак. Потом командир, видимо, наконец понявший, что его энтузиазм

по поводу сроков ухода в автономку, проверок и боевого дежурства разделя-

ет далеко не весь личный состав, и сообразивший, что не только у него одно-

го есть жена и дети, доверительно разрешил стравливать на ночь всех, кро-

ме дежурной смены, но подвахтенной прибывать к шести утра в обязатель-

ном порядке. На этом запал командира иссяк, и доклад закончился. В этот

день я заступил в подвахтенную смену, так что воспользовался решением

командира и уже в девять часов был дома. В этот день, слава богу, визит до-

мой был уже полуофициальным, и кроме всего прочего я даже смог впервые

за месяц исполнить со всем прилежанием свой супружеский долг к обоюд-

ному удовлетворению сторон. Единственное, что несколько омрачило ра-

дость кратковременного единения с семьей, это вопросы жены о денежном

довольствии, которое, объективно говоря, следовало бы оставить супруге

на жизнь, на время автономки, но ответа на него я не знал и только стыдли-

во обещал что-нибудь придумать. На самом деле финансовый вопрос сто-

466

Часть вторая. Прощальный полет баклана

ял очень напряженно. Месяца полтора назад экипаж получил деньги только

за сентябрь, а по правилам нам должны были выдать за всю автономку впе-

ред. Последние полученные деньги жена смогла растянуть до настоящего

момента, но они были на исходе. По большому счету дело обстояло так, что

если нам ничего не дадут, то семья оставалась на берегу без средств к суще-

ствованию, а я шел в море даже без сигарет. Безмятежной уверенности в за-

втрашнем дне разумеется, не было, как не было и сна, и промаявшись часов

до четырех утра в беспокойных думах, я оделся и чмокнув спящих супругу

и сына, отправился на корабль.

17 ноября. После подъема флага экипаж оперативно спустился вниз

и после тревоги рассосался по своим боевым постам. Минут через двадцать

по отдельности и группами начали прибывать представители штаба дивизии.

Часть из них ходила с нами на контрольный выход, но большинство штаби-

стов этой приятной возможности были лишены, а потому шли на корабль,

как загонщики на волков. Топтал штаб нас здорово. И в хвост и в гриву. При-

чем совершенно непонятно за что. Казалось, что им дана установка вздрю-

чить до ишемической болезни сердца нас всех, вплоть до самого последнего

матроса. Ближе к обеду прибыл Тимоненко, собрал всех штабных и коман-

диров боевых частей в центральном посту и устроил «шоу одного адмирала»,

в течение которого короткими и емкими фразами убедительно доказал, что

последний месяц, проведенный в море, еще ни о чем не говорит, и корабль

просто патологически не готов к боевой службе. Разнос получился мощным,

но бесполезным и несмотря на все патетические речи командира после убы-

тия штаба командиры боевых частей довольно вяло переадресовали все его

пожелания своим подчиненным, поскольку все уже прекрасно понимали, что

мы – плотно в стволе, и уйдем в поход в любом случае. Нас не было кем за-

менить. Ходовых кораблей в дивизии оставалось всего три. Один был на бо-

евой службе, другой в базе, но с уполовиненным экипажем, часть которого

уже была на боевой службе, а часть подсела к нам. Остальные корабли ди-

визии представляли собой боевые единицы только на бумаге, а фактически

это были просто плавучие ракетные стартовые площадки. Штаб разнося нас

в клочья, элементарно перестраховывался, чтобы в случае чего документаль-

но показать, что они сделали все, что могли, и даже больше.

После обеда привезли продовольствие. Началась погрузка, а я с меха-

ником побрел в штаб, чтобы забрать у НЭМСа какие-то безумно важные бу-

маги, без которых, согласно последним посланиям Техупра, в море идти про-

сто невозможно, и даже страшно. В итоге мы вернулись из штаба с ворохом

огромных плакатов, которые на корабле и повесить-то негде было, хотя это

и было строжайше приказано. А на корабле тем временем оба старпома под

чутким и неустанным контролем командира безуспешно пытались создать

нервный ажиотаж вокруг завтрашней проверки корабля уже штабом фло-

тилии. Народ откровенно устал и на эти внешние раздражители реагировал

вяло. Вечерний доклад прошел под прессингом командира, который снача-

ла приказал объявить большую приборку для уничтожения следов погруз-

ки мороженых продуктов, а после нее рабочий день до 21.00 для подготовки

к завтрашней проверке флотилией, а затем и доклада командиров боевых ча-

стей. Одновременно с этим оказалось, что завтра же будет проведена функ-

циональная проверка СУЗ и комплексная проверка ГЭУ. Меня это несколь-

ко напрягло, так как предварительно комплексная проверка планировалась

на послезавтра, а ее перенос опять не давал никаких шансов побыть дома

467

П. Ефремов. Стоп дуть!

больше чем одну ночь, причем не одному мне, а всем представителям БЧ-5.

Плюнув на все условности, я пошел к механику и отпросился домой, моти-

вируя это не только комплексной проверкой, но и тем, что я заступал зав-

тра в дежурную смену. Механик дал добро, при условии, что я не нарисуюсь

пред суровым ликом командира, и я покинул родной крейсер через откры-

тый люк 5-бис отсека, тихо и незаметно растворившись в темноте. Но, ухо-

дя, успел заметить, что офицеры и мичманы, судя по некоторым характер-

ным признакам, потихоньку начали разбавлять шило по каютам…

В этот день я впервые после прихода из морей попал домой раньше де-

вяти часов вечера в связи с чем состоялся практически торжественный ве-

чер с участием семьи в полном составе. Я наконец поплескался в собствен-

ной ванне, ну и постарался вкусить домашней жизни насколько возможно

больше. Естественно, снова возник финансовый вопрос, от которого я вновь

постарался тактично уйти, так как просто не знал, что мне на него ответить.

Утром я, как нормальный офицер, поглаженный, пахнущий не кораблем,

а домом, прибыл в 07.40 на подъем Военно-морского флага.

18 ноября. Построение прошло под знаком истерии, родившейся по ито-

гам вечера вчерашнего дня. Командир, внезапно решивший часов в восемь

вечера пробежаться по кораблю и взглянуть, как идут дела после его вооду-

шевительных речей, обнаружил сразу шестерых поддатых военморов, при-

чем по два из каждой социальной группы. Два офицера, два мичмана и два

матроса. Естественно, были сделаны надлежащие оргвыводы, с лишением

всех возможных финансовых надбавок за год, с объявлением суток гаупт-

вахты, которые, разумеется, следовало отсидеть после автономки и прочее,

прочее, прочее. Потом последовал короткий и яростный монолог старпома

по поводу употребления алкоголя, с упоминанием всех смертных кар за это

анти уставное деяние. Старпом справедливо полагал, что с таким графиком

ухода в море это не частный случай, а только начало, и постарался свою оза-

боченность воплотить в истинно флотские выражения, слабо понятные сред-

нестатистическому жителю России. После всех обязательных осмотров на-

чалась комплексная проверка, одновременно с которой на борт прибыл штаб

флотилии во главе с начальником штаба контр-адмиралом Суходольским. Как

и положено, для поддержки как своих, так и наших штанов, почти в полном

составе приполз и штаб нашей дивизии. В итоге на корабле нельзя было ни-

куда пройти, чтобы не врезаться в какого-нибудь проверяющего, допраши-

вающего матроса или мичмана на постах. Это несколько мешало проведе-

нию комплексной проверки, но нас никто не спрашивал, а поэтому процесс

шел, но нервно и рывками.

На этот раз проверка флотилии была какой-то уж совсем экстраординар-

ной, так как к нам на пульт ГЭУ забредали по очереди все, начиная от толсто-

го эколога флотилии в чине капитана 3 ранга и заканчивая флагманским ме-

диком, который, казалось, и сам не понял, зачем сюда пришел. Но, несмотря

на это, потерянный медик умудрился накопать замечание и на пульте ГЭУ,

после чего удалился с чувством выполненного долга. Само собой, такой под-

ход дал о себе знать, и пока мы продолжали творить комплексную проверку

согласно всем правилам и инструкциям, начальников собрали в централь-

ном и устроили «бойню».

Естественно, корабль снова оказался не готов. Правда, к чему не готов,

никто так и не понял. То ли к автономке, то ли к проверка штабом Северно-

го флота. В итоге начальник штаба флотилии объявил нам организацион-

468

Часть вторая. Прощальный полет баклана

ный период до проверки флотом, которая должна была пройти послезавтра,

со всеми вытекающими последствиями, а самое главное – с «якорным» ре-

жимом. Это было довольно неожиданно, так как мы и так были в дежурстве,

но адмирала это не смутило, и он добавил, что это касается всех смен и все-

го личного состава. Контроль за выполнением своего приказа он возложил

на штаб дивизии и, со слов механика, был очень доволен своим решением,

пока наш командир БЧ-2, капитан 2 ранга Пак неожиданно не поинтересо-

вался насчет денежного довольствия. Адмирал не растерялся, и хотя вопрос

явно подпортил ему настроение, ответил четко и по-суворовски: «Не за день-

ги служим, товарищ капитан 2 ранга, а за Родину!», и обдав всех запахом хо-

рошего французского парфюма, удалился на пирс курить. После этого про-

верка была быстренько свернута, и штаб удалился, оставив, правда, четыре

страницы замечаний в черновом вахтенном журнале корабля. После чего

ошалевший от всего дежурный по кораблю дал отбой всем тревогам, и мы

заканчивали комплексную в атмосфере общей расслабухи. По завершении

всего командир, без перерыва на обед, собрал командиров боевых частей

в центральном посту. Теперь и ему стало ясно, что от личного состава всего

экипажа можно ждать чего угодно. Народ практически месяц не был дома,

денег не было, а до выхода на боевую службу оставалось меньше четырех

суток. А тут еще и «якорный» режим. Понимая, что дело может плохо кон-

читься и неминуем социальный взрыв, невозможный при советской власти,

командир приказал подвахтенную смену домой все же отпустить, но после

22.00. Но это уже не спасало положения.

После развода боевой смены, в которой я стоял дежурным по ГЭУ, на ко-

рабле по каютам потихоньку началось моральное разложение личного со-

става, заключавшееся в употреблении спиртного в самых неограниченных

количествах. Командир, посчитав, что его решение как-то утихомирит стра-

сти, отправился спать в каюту, а старпом, давно понявший, чем все закончит-

ся, предпринимал титанические усилия по торможению уже неконтролиру-

емого процесса, но не преуспел в этом. Когда я, закончив расхолаживание,

остановил насосы и выполз из нашей «берлоги» в 5-бис отсек, то сразу по-

нял, что ночь будет веселой и что домой на пару часов я сегодня сбежать явно

не смогу. Во всем отсеке просто столбом стоял «шильный» дух. Явно пьяных,

естественно, не наблюдалось, но то, что многие под неслабым градусом, уга-

дывалось легко и без напряжения. Причем даже те, кому все же разрешили

покинуть корабль на ночь, дружно и слаженно присоединились к тем, кто

оставался. Тем не менее ни шатко ни валко, а все же шло устранение очеред-

ных замечаний по проверке. В эту ночь мы со старпомом не парились, точнее,

он парился сам, правда, не в буквальном смысле. За ночь командиры боевых

частей и лица, их замещающие, три раза собирались в центральном посту

по поводу очередных «алкоголиков», отловленных бдительным старпомом.

После трех ночи ему это все надоело, и он заперся в каюте, видимо, посчи-

тав, что все, что мог, уже сделал. А по кораблю всю ночь шатался личный со-

став в разной степени опьянения и состояния духа. Крепился я недолго и по-

сле перекура все же заглянул в каюту к начхиму, который к этому времени

собирался уже впасть в алкогольную кому. Приняв у него грамм сто под до-

машнее сало, я отправился спать в каюту, оставив начхима уже сладко спав-

шим и даже не успевшим со мной чокнуться.

19 ноября. На построении на подъем флага в строю недосчитались ше-

сти мичманов, в основном молодых, и трех офицеров. Все они прибыли в те-

469

П. Ефремов. Стоп дуть!

чение часа на корабль, в разной степени помятости, но, слава богу, живые

и невредимые. Командира с самого утра срочно вызвали в штаб, и до его при-

хода старпом, песочил по поводу вчерашнего бычков в центральном. Потом

приехал командир, и впервые за все последние дни немного обрадовал эки-

паж. Сегодня после обеда мы выходили из боевого дежурства. Это радова-

ло, но никак не отменяло «якорный» режим, впаянный нам флотилией. Все

нерадостно обрадовались и разбрелись по отсекам. А затем опять нагрянул

штаб дивизии, «помогать» в устранении вчерашних замечаний. Видимо, они

и сами устали от этой кутерьмы до чертиков, потому что наш флагманский

улегся подремать в моей каюте, а в каюте напротив так же похрапывал флаг-

манский БЧ-7. До обеда было как-то спокойно, и я даже умудрился подремать

на пульте, а после обеда нас настигла первая осязаемо хорошая весть: нам

привезли деньги, и с трех часов дня начнут их выдачу. И как-то уже неваж-

но было, что их привезли не все, а чуть больше половины, но этого уже хва-

тало, чтобы оставить семье, да и на подводницкий «тормозок» в виде чая, пе-

ченья и табака тоже вроде оставалось. Остальное финчасть оставила на по-

том, пообещав практически озолотить нас после прихода с боевой службы,

во что верилось с трудом. Но факт оставался фактом, и после обеда в выгорд-

ку «Алмаза», где засел финансист, выстроилась глобальная очередь из мич-

манов и офицеров.

Я умудрился получить деньги одним из первых, и то благодаря старпо-

му, который, как только нас профинансировали, сразу вспомнил, что я явля-

юсь старшим кают-компании. Как правило, эта «почетная» факультативная

должность отдавалась кому-то из люксов, но два года назад старпом принял

решение направить на этот «фронт» меня, как человека, которого он знал,

и был уверен, что злоупотреблений и бардака я не допущу. И с тех пор перед

каждым выходом в море и когда у офицерского состава были деньги, я, как

нищий, просящий подаяние, оббегал весь крейсер, собирал со всех сумму,

определенную нами же самими, и мотался по магазинам, закупая для кают

компании дополнительные и не входящие в паек ингредиенты и принад-

лежности, типа кетчупов, соусов, новых солонок, салфеток и прочей дребе-

дени. Вот и сейчас старпом в приказном порядке, поставив меня в очередь

первым, заставил усесться рядом с финансистом и у каждого офицера изы-

мать энную сумму, пока они все не расфукали. Процесс шел быстро, и уже

через час старпом, волевым решением сняв меня с вахты, выделил мне кока

мичмана Дзюбу с его личным автомобилем и практически выгнал с корабля

за этими самыми закупками. Мы с Дзюбой сразу махнули в соседний и граж-

данский городок Вьюжный, где быстро и без суеты купили все, что надо.

Причем я полностью затоварил и себя лично, начиная от сигарет и кончая

разносортными баранками и презентами для семейства. После выполнения

этого задания Родины мне оставалось отпустить Дзюбу домой с уговором,

что мы встретимся завтра с утра у поста ВАИ. Все закупленное, естествен-

но, оставили у него в багажнике, чтобы с утра устало доложить, что носи-

лись по магазинам до девяти часов вечера и на корабль ехать было поздно.

Так я снова оказался дома около семи вечера, да еще с деньгами и подарка-

ми. Описывать радость жены не стоит, ибо, наверное, каждому будет понят-

на чисто женская радость, что муж не бросает ее на пару месяцев одну и го-

лую как сокол, а все же с какими-никакими, а средствами существования,

да к тому же умудрился найти время и купить мало-мальские подарки, как

сыну в виде игрушек, так и ей в виде предмета гардероба, пусть и явно ки-

470

Часть вторая. Прощальный полет баклана

тайского производства. Этот вечер дома был первым и последним перед ав-

тономкой, не омраченным никакими мрачными мыслями, кроме обоюдно-

го понимания, что расстаемся надолго. Утром я пер на пост ВАИ сумку, бит-

ком набитую чистыми кремовыми рубахами, отстиранным РБ, прессом для

переплетения книг, штихелями для резьбы по дереву и прочей шелухой, без

которой в автономке скучно и неуютно.

20 ноября. Утром построение было коротким и динамичным. Штаб фло-

та должен был прибыть к 10.00, и поэтому, не теряя время, объявили малую

приборку. Мимоходом услышал, что и вчера были «потери» в виде несколь-

ких перебравших военнослужащих, но из-за серьезности момента разбор-

ки с ними оставили на потом. На проверку флотом пришлось под РБ надеть

рубашки с галстуками и пилотки, отчего все сразу стали похожими на «бо-

таников» из центрального аппарата ВМФ на экскурсии. Проверка в основ-

ном касалась ГКП, но пару фруктов все же пошлялись по кораблю, и кое-где

даже наделали кучу замечаний. Но все же основной шторм бушевал в цен-

тральном посту, хотя и к нам спустился один импозантный каперанг, дол-

го листавший журналы, а потом поинтересовавшийся, кто у нас турбинист.

Узнав, что это молодой старлей, он насупился, но когда узнал, что старшиной

команды является старший мичман Птушко, жутко обрадовался, заявив, что

тот у него тоже был старшиной, когда он был лейтенантом, и умчался в 8-й

отсек переговорить с бывшим сослуживцем. На том проверка БЧ-5 штабом

флота закончилась, так и не начавшись. А потом реальная жизнь очередной

раз вступила в свои права, когда чуть ли не на головы проверяющих через

люк 5-бис отсека посыпались консервные банки с сайрой в собственном соку

и бумажные мешки с вермишелью первого сорта. То было очередное явле-

ние интенданта Косоротова с очередным «КамАЗом», и когда штаб флота по-

кидал корабль, весь пирс уже был завален бумажными упаковками из-под

сыпучих продуктов, и усеян просыпавшимся из порванного мешка рисом.

Как и ожидалось, проверка штабом флота была если не чисто формальной,

то очень к этому близкой, и совсем не стоила того, как мы к ней прихораши-

вались. Резюме штаба флота было простое и категоричное: ракетный подво-

дный крейсер стратегического назначения «К-…» к выполнению основно-

го мероприятия готов! А потому завтра – ввод ГЭУ в действие! Эту радост-

ную весть мы услышали из уст командира на построении в обед и чуть было

не расслабились, полагая по своей советско-детской наивности, что сейчас

всех, кроме вахты, отпустят по домам, если не отдохнуть, то уж хотя бы по-

прощаться по-человечески. Как это всегда было, есть и будет, мы неверно

оценивали степень милитаризма нашего командования. Командиром, в более

мягкой, но все же категоричной форме, было приказано устранять замечания

всех проверок до ужина, а если времени не хватит, то и до утра. Народ молча

и обиженно проглотил услышанное и, спустившись вниз, рассредоточился

по каютам, позвякивая шильницами и вскрывая банки с позаимствованной

с погрузки сайрой. Мне это было уже все равно, так как после выхода из бо-

евого дежурства я снова заступал на вахту по ГЭУ, на которой мы с первым

управленцем в обычное время стояли через сутки. После доклада в 18.30 ко-

мандир все же распустил по домам всех, не стоящих на вахте, а сам, приказав

его разбудить только в случае ядерной войны, убыл в каюту, откуда не появ-

лялся до самого утра. Народ до этого времени успел здорово поддать, но, судя

по всему, и командир, и старпом, и все остальные начальники принципиаль-

но надели розовые очки и пьяненьких не замечали в упор. Через полчаса ко-

471

П. Ефремов. Стоп дуть!

рабль практически опустел. Вахтенным инженером-механиком заступил мой

друг, капитан 3 ранга Витька Голубанов, бывший управленец, а ныне ком-

див три. Сам свинтить с корабля даже на час он не мог, а вот прикрыть меня

на несколько часов был способен без лишних хлопот. Самому ему светило

попасть домой только назавтра ночью, и дай бог, на пару часов, поэтому он

понимающе выпихнул меня даже раньше намеченного мной срока, правда,

в обмен на то, что я принесу закусочки и мы посидим, так сказать, на посо-

шок, перед расставанием с базой. Дома я уже по-настоящему попрощался

с женой и сыном, опрокинул пару рюмок для порядка, и, загрузив напосле-

док портфель всем, что позабыл, уже в 00.30 был на борту корабля.

21 ноября. Посидели мы с Витькой знатно, правда, несколько перебор-

щив с градусностью разбавленного шила, отчего проснулись оба за несколь-

ко минут до подъема флага, едва успев выскочить на построение. Старпом

покосился на наши «заспанные» лица, но промолчал, ибо и без нас хвата-

ло влетевших и опоздавших. Офицеры и мичманы прощались с любимы-

ми, семьями и берегом широко и серьезно, стараясь взять от жизни все, что

не успели раньше, за те скупые часы, которые флот со скрипом и нехотя им

подарил. Комендантская служба кроме пары-тройки наших мичманов, опро-

метчиво отправившихся домой в канадках, задержала еще и двух матросов

возле магазина, да и в самом строю наблюдались товарищи, стоявшие среди

сослуживцев явно на честном слове. По правде говоря, самым бодрым вы-

глядел только командир, выспавшийся и посвежевший. На удивление, ника-

кого громогласного бичевания провинившихся не произошло, и командир

довольно миролюбиво и даже несколько умиротворенно поручил всем на-

чальникам разобраться с «залетчиками», приказал старпому послать кого-

нибудь из старших офицеров из числа люксов в комендатуру за задержан-

ными. А затем объявили ввод ГЭУ в действие…

Вводились в штатном режиме, то есть в режиме обучения молодых лей-

тенантов. Работали не спеша, практически без нарушений технологических

инструкций, несмотря на традиционные призывы ГКП ускорить ввод. Око-

ло 15.00 установка уже работала в штатном режиме, тревогу сняли, и люк-

сы под разными благовидными предлогами начали покидать борт крейсера,

чтобы хоть на час, но сбегать домой. Старпом, которому уже ни при каких

обстоятельствах не светило попасть в родные стены, неожиданно проявил

принципиальность и начал массированный отлов «беглецов», подняв для

выполнения этой задачи всех командиров боевых частей. В общем начался

микрооргпериод, с разборками в центральном посту, с построениями бое-

вых частей, раздачей «пряников» и наказанием невиновных на фоне мель-

тешения по кораблю вездесущих флагманских. Коснулось это и механиче-

ских сил, по причине самой большой численности и соответственно боль-

шего числа провинившихся. Но в принципе на корабле установилась вполне

рабочая базовая атмосфера, расцвечиваемая бесконечной погрузкой продо-

вольствия, нескончаемой малой приборкой и беспрерывными разборками

в центральном посту. А домой все равно хотелось всем: хоть на пару часов,

хоть на час. И никак нельзя было объяснить офицерам и мичманам, почему

в мирное время, когда уже успели отменить всякого вероятного противни-

ка, когда количество кораблей и самих подводников, еще что-то умеющих

и любящих свою службу, неуклонно уменьшалось, – необходимо загонять

их, как волков, до пены у рта и нервных спазмов. На дворе чай, не война.

И даже не холодная война.

472

Часть вторая. Прощальный полет баклана

Откровенная перестраховка лаперузов, дрожащих за свои погоны

и должности и защищающих себя ценой нашего здоровья и психики, была

обидна и непонятна. И, естественно, порождала обратную реакцию…

Как только ближе к ужину «рука бойцов рубить устала», и старпом,

прожевав пару котлет, удалился в каюту, начался последний массовый ис-

ход экипажа в поселок. Самое удивительное, что на корабле нашлось нема-

ло людей, которые за эти дни дома побывали всего пару раз, и теперь, ког-

да было окончательно понятно, что завтра нас в базе уже не будет, они, пре-

зрев все, рванули по домам, чтобы лишний раз обнять детей и прижать жен

к груди. Приготовление было назначено на пять утра, и старпом заранее

приказал в 04.30 построить экипаж на пирсе, для проверки наличия лично-

го состава. Я просто договорился с механиком, что меня на время моей тре-

тьей смены подменит командир 10-го отсека старлей Махалов, и ушел до-

мой на пару часов почти официально. Жена меня уже не ждала, и мой при-

ход был не ожиданным, пусть и недолгим сюрпризом. За это время кроме

всего прочего я успел поменять последний текущий кран в ванной комнате

и даже перебрать и вернуть на место забарахливший замок на входной две-

ри в квартиру. А потом я ушел на корабль…

22 ноября. 08.35. «Исполнять приказания турбинных телеграфов». Ра-

кетный подводный крейсер наконец оторвался от пирса, влекомый букси-

рами, и, пока еще только чуть помогая им своими винтами, начал медлен-

но вытягиваться из губы на просторы Кольского залива. Не было оркестров

и цветов, не было широких улыбок и щегольских козыряний, не было отли-

вающих золотом парадных мундиров и кортиков и провожающих семей.

Был заснеженный и обледенелый пирс, со стоящими на нем парой одино-

ких «уазиков». Была швартовная команда в засаленных ватниках, которая

ежилась от пронизывающего морозного ветра, дувшего с парящего залива,

были отрывистые громкие команды, искажаемые металлом громкоговори-

теля, и был командир на мостике под обтрепанным Андреевским флагом.

А в центральном посту, на пультах и боевых постах сидели усталые, измо-

танные люди, которые так никак и не могли понять, зачем надо было выжи-

мать из них последние соки и доводить до состояния полнейшего безразли-

чия и даже отвращения по отношению к происходящему вокруг. Они шли

в море уже не отдавать свой воинский долг, а по большей части, чтобы отдо-

хнуть от этого сумасшедшего, неприветливого берега, на котором они, ка-

жется, кроме своих семей, уже никому не были нужны…

Мимоходом. Авария, тащ!!!

Помни войну!

Адмирал С. О. Макаров

Командир турбогруппы старлей Хлусов, парень хоть куда, личностью был

яркой и впечатляющей. Метр девяносто, красавец, спортсмен, всегда от-

глажен, туфли блестят, того гляди, каблуками щелкнет. Судьба опреде-

лила Хлусова на собачью должность турбиниста незаслуженно, случай-

но. Ему бы по штабам адъютантом, по паркету с папкой носиться, а он

по макушку в турбинное масло погрузился. Ну не на своем месте человек,

и все тут! Другой, может, смирился бы и тянул бы себе лямку, но не Хлу-

473

П. Ефремов. Стоп дуть!

сов. Не успев прослужить и полгода, начал молодой офицер рвать одно

место, только чтоб с собачьей должности слинять. Резал подчиненных

вдоль и поперек за малейшую провинность, доказывал начальству –

хочу расти! Конечно, желание выслужиться для военного человека –

дело вполне обыденное, да и нужное, в конце концов. Но было у старлея

два недостатка. Один – нормальный для любого человека: поспать лю-

бил. Другой – ненормальный для турбиниста: технику не знал, не пони-

мал и понимать не хотел. Недостатки свои Хлусов в глубине души осо-

знавал и компенсировал их зычным голосом и страшными разносами,

учиняемыми матросам. Которые он подкреплял навыками дипломиро-

ванного мастера восточных единоборств. Матросы его не то, чтобы боя-

лись, но спорить не любили, называли «офицером Плюсовым» и подна-

чивали, как могли. Ну а Хлусов в выражениях с младшими себя не стес-

нял. Крыл как умел.

Как-то в море старпом, проверяя несение вахты, набрел в 9-м турбин-

ном отсеке на спящего вахтенного. Хлусова как командира отсека и груп-

пы вызвали в ЦП, выстегали до соплей и отправили наводить порядок

в своей богадельне. Втыков Хлусов не любил, почитал за унижение, по-

этому, скрипя зубами от бешенства, ворвался в отсек и голосом, руками

и ногами провел воспитательную работу с подчиненным личным соста-

вом. Как говорится, разобрался как следует, наказал кого попало. Доста-

лось, в общем-то, всем. Попутно Хлусов обхамил даже старшину отсека

мичмана Таращака, на момент проверки заслуженно отдыхавшего в ка-

юте. Излив желчь, Хлусов успокоился, упал в кресло на БП-95 и принялся

разглядывать вахтенный журнал. Через полчаса началась очередная мно-

гочасовая учебная тревога для отработки всевозможных учений и про-

чей каждодневной текучки.

Каково же было удивление моряков, когда, собравшись на верхней

палубе для получения заданий, они обнаружили, что Хлусов спит, ут-

кнувшись в журнал! Матросы тоже люди, не чурки деревянные, пони-

мают, что к чему. У турбинистов взыграли чувства. Сам спит, а за ними

за то же самое с кулаками-кувалдами гоняется! Моряки скучковались

и, пошушукавшись, кое-что придумали. Оскорбленный мичман Таращак,

выслушав делегацию матросов, заявил, что участвовать в этом не будет,

но пойдет вниз в машинное отделение. И что он ничего не видел, не слы-

шал и не в курсе. Но идея ему нравится!

Злой матрос непредсказуем. Об этом говорит вся история российско-

го флота. Турбинисты повытаскивали свои идашки, повключались в них

на атмосферу и сразу стали походить на гуманоидов с других планет. Ма-

ска, торчащие лепестковые клапаны, вздыбленные баллоны на груди, ре-

зина и сталь. Со щитов разобрали аварийный инструмент: топоры, зуби-

ла, аварийные упоры, окрашенные в ярко-красный цвет. Свет на верх-

ней палубе выключили, зажгли лишь тусклое аварийное освещение. Для

полноты ощущений приоткрыли клапан ССД, который противно заши-

пел, создавая иллюзию утечки воздуха. Стараясь не греметь, втиснулись

на пульт и, нажав кнопку проверки сигнализации (от нее начинает зво-

нить и греметь звонок и ревун, как при настоящей аварии) начали уси-

ленно тормошить Хлусова.

Хлусов спокойно и безмятежно спал, как вдруг в его сознание настой-

чиво вонзились какие-то звуки извне. Открыв глаза, старлей обомлел: все

474

Часть вторая. Прощальный полет баклана

ревет, гремит, отсек в полумраке, мигают аварийные лампы, его обсту-

пили монстры, обвешанные аварийными причиндалами. Поперек пульта

лежал аварийный трехметровый брус, перевитый шлангом от ВПЛ. Хотя

и несколько обезумевший от всего этого, но все же признавший в про-

резиненных чудовищах своих матросов, Хлусов вскочил, схватил край-

него за грудь, затряс и закричал:

– Что! Что случилось? Говори!

Изобретатели ИДА-59 (а цифра 59 означает год издания данного ап-

парата) о возможности переговоров при надетой маске забыли. Поэтому

из-под маски моряка раздались звуки, лишь отдаленно напоминающие

человеческий голос. Охваченный паникой Хлусов из всей этой ахинеи

уловил лишь два слова – пожар и вода. А может, ему это от испуга поме-

рещилось – не знаю. Моряки, похватав инструмент, разбежались по от-

секу, оставив растерянного и испуганного Хлусова одного. «Что делать?

Что делать? Что делать?» – пульсировало в висках старлея. Заверещал

«Каштан», вызывая на связь с 8-м отсеком. Посвященный в затею вах-

тенный восьмого с нарочитой дрожью в голосе спросил:

– Девятый? Как обстановка? Какой уровень воды? Что с возгорани-

ем? Командира отсека нашли?

Хлусов так дернул шнур переговорника, что чуть его не оторвал.

– Нормально! Не мешайте, справимся!

Переключив связь на машину (нижнее помещение), Хлусов колотя

от нервной дрожи по пульту кулаком, просто завопил:

– Машина! Уровень воды в трюме! Повышается?

Снизу хихикающие моряки, прикрыв для правдоподобия кулаком пе-

реговорник «Каштана» и имитируя как можно правдоподобнее рев воды

ответили:

– Воды метра полтора. Пожар потушен. Пострадавших нет. Только

Таращака головой ударило, но он в порядке.

Лихорадочно соображая, как оправдаться перед ЦП за длительное от-

сутствие на связи, но понимая, что промедление смерти подобно, Хлу-

сов решительно вызвал ЦП:

– Центральный! Пожар потушен. Уровень воды в трюме полтора ме-

тра. Пострадавших нет. Был внизу во время тушения пожара. Проверил

лично: очаги возгорания отсутствуют.

В ответ только ойкнули. В центральном посту царила исключительно

мирная обстановка. Командир, пока корабль воевал сам с собой, читал

Агату Кристи и пил чай. Остальные, потихоньку переговариваясь (дабы

не дразнить шефа), терпеливо ждали конца отработок. От известия об уже

потушенном пожаре и наводнении вся вахта центрального поста окаме-

нела, а уж командир…

Через пару секунд по кораблю уже разносился самый настоящий сиг-

нал аварийной тревоги… Надо ли говорить, что началось потом. Матросы-

шутники такого не ожидали и не планировали. Все закрутилось по пол-

ной программе! Замордованный Хлусов только потом заметил, что в отсе-

ке звенит мирная «проверка сигнализации», что совсем нет запаха дыма,

что инструмент как-то аккуратно разбросан, совсем нет воды и вообще

нигде никаких следов катастрофы. Но это все было потом. А так в тече-

ние почти часа экипаж всей подводной лодки, проявляя массовый ге-

роизм, боролся с мифической аварией. Слава богу, ВВД и ЛОХ в отсек

475

П. Ефремов. Стоп дуть!

не подавали. Ума в центральном посту хватило, хотя было желание все

сразу и потушить, и воздушком подпереть. Панике-то все подвержены,

в той или иной степени…

После «ликвидации аварии» Хлусова выдрали по полной схеме. Как

говорил мой первый механик: «даже в те места, куда рука не достает».

Отстранили от вахт, лишили всех денежных надбавок, выдали новые за-

четные листы по всем существующим темам и многое-многое другое. Ма-

тросам врезали тоже. Но не так больно. И посоветовали – будет спать

командир отсека, звоните в центральный пост. Но шуточек хватит! Мож-

но и инфаркт заработать.

Всего один день

…к тому же нам пора вставать,

на вахту надобно опять.

На ней, пока что с интересом

следишь за ядерным процессом,

Сгоняя прочь остатки сна

и ждешь, чтоб кончилась она.

Чтобы как в сказке про мочало,

закончив день – начать сначала…

Капитан 2 ранга А. Вашков

Посмотришь, бывало, в телевизор, послушаешь умные речи погонистых

адмиралов, из числа бывших замполитов, мол, «ходили мы походами», поду-

маешь: а кто, собственно, кроме нас самих, может рассказать о походе-то?

Ну не о «героических» буднях походного штаба с многочасовыми «терзанья-

ми» у карты Мирового океана с подстаканником в одной руке и бутербро-

дом в другой, а так… попроще, о самом насущном: о том, как живут в море.

Героизм оставим на совести политруков, это для них выход в море – геро-

ическое событие, а для подводника – просто работа…

Я стоял на вахте всегда в 3-й боевой смене. Только в самом первом по-

ходе довелось мне 90 суток просидеть в первой смене, но все остальное

время только в третьей. А делятся боевые смены по времени так: первая

смена с нулей (24.00) до четырех утра, вторая смена с четырех до восьми,

а третья с восьми до двенадцати, и поехали заново: первая, вторая, третья.

И так месяца три… А поскольку я был КГДУ-2, вторым управленцем, «на-

чальником» левого реактора, то и присутствовал на ПУ ГЭУ во все трево-

ги и по всем общекорабельным мероприятиям. А вахту на ПУ ГЭУ несли

одновременно три человека: один управленец на правый борт, он считал-

ся как бы старшим на пульте, один – на левый борт и еще один оператор,

мичман или офицер, – на пульт управления электроэнергетическими си-

стемами (ЭЭС) корабля. Да… Еще за пультом ГЭУ, в своей каморке дремал

киповец, все… Вот такая компания… Ну что ж, поехали! Всего один день.

Простой день рядового дальнего похода ракетного подводного крейсера

стратегического назначения.

476

Часть вторая. Прощальный полет баклана

24.00. Команда о начале развода по «Каштану» уже прозвучала. Но то-

пота ног над головой еще не слышно. Мы вентилируем пульт, чтобы пришед-

шая смена завалилась не в предбанник, а в помещение с комфортной атмос-

ферой. Это я на нашей вахте сторонник прохладного воздуха, и вентиляция

пульта идет постоянно, а вот вторая смена, стоящая самую «собачью» вах-

ту с 04.00 до 08.00, этого не приветствует и подремывает свои четыре часа

при температуре за тридцать градусов. И нечего удивляться, пульт ГЭУ –

это пятачок четыре на четыре метра, а вот приборов на этом пятачке дале-

ко за сотню и даже не одну. А любой прибор, как известно даже домохозяй-

ке, имеет свойство при длительной работе нагреваться. Отсюда и темпера-

тура соответствующая…

– Первой боевой смене на вахту заступить! – наконец прохрипел

«Каштан».

И сразу над головой затопали разбегающиеся по постам люди. Пульт

находится прямо под средней, проходной палубой 3-го отсека, над ней цен-

тральный пост, под ней ПУ ГЭУ, киповня, каморка начхима – ЦДП, штур-

манская выгородка и единственный на весь отсек гальюн. На средней палу-

бе рубка связи, выгородка ЗАС, «Алмаз» и вдоль всего левого борта пирами-

ды, то есть сейфы с оружием.

На пульт вваливается смена. Как всегда сморщенный и весь в шрамах

от подушки командир 7-го, реакторного, отсека каплей Бузичкин, командир

10-го отсека молодой старлей Вавакин и электрик, командир 6-го отсека стар-

лей Спесивцев. Ритуал смены с вахты прост до лаконизма.

– Все, как всегда. Идем на 22 %, по 80 вперед… Испаритель восьмого

на пресную…

Страшно хочется курить. Пользуясь статусом «годка», покидаю пульт

без команды «Подвахтенным от мест отойти». Надо спешить в 5-бис отсек,

к курилке, пока туда не выстроилась очередь человек в двадцать. Вообще,

в курилке положено курить по четыре человека, там и сиденья всего четы-

ре, но, как правило, туда набивается человек по шесть, особенно после вахт,

или между тревогами. Более всего этим недоволен начхим, в чьем заведова-

нии она находится. Чем больше народа – тем чаще фильтры менять прихо-

дится. Без очереди в курилку ходит только командир, наездники-адмиралы,

оба старпома и некоторые особи из походного штаба, ну те, которые пона-

глее. Попытки остальных пролезть без очереди встречают очень серьезный

и единодушный отпор от всех категорий моряков. Курилка – территория

нейтральная, и уставами не предусмотренная.

00.10. Перекурить успел без очереди. Правда, в пятом отсеке выпал

на идущего в ЦП старпома, но тот был в хорошем настроении и ничего не ска-

зал. Хотя хрен его знает, сейчас прибежит в центральный и запишет замеча-

ние. Это, конечно, фигня, но вахтенный офицер смены будет долго нудеть

по этому поводу, прося не наглеть и пожалеть его нелегкую судьбу. Быстрень-

ко спустился на свою палубу, сполоснул руки – и в каюту. Там переоделся

в кремовую рубашку с погонами. Вход в кают-компанию в рабочей одежде

запрещен. Каждое место за столами расписано давно и навсегда. Смена есть

смена. Наконец пошла команда о пересменке. Не дожидаясь следующей ко-

манды, иду в кают-компанию.

– Третьей смене пить чай!

Я уже за столом. Мажу масло на хлеб, сверху сгущенка. Творога не хо-

чется. Никогда не любил эту сублимированную искусственную и мокрую

477

П. Ефремов. Стоп дуть!

массу. Хотя многим нравится. Это сейчас, в нынешние времена, вечерний

чай – так это просто чай, без реального сытного перекуса, а раньше все было

посолиднее. Сыр, колбаска, вареньице. Красную икру, вино и воблу, по об-

щей договоренности, мы не употребляем: интендант отдаст в конце похода,

прямо перед базой. Домашних деликатесами порадовать.

00.20. Я снова в курилке. Снова успел до аншлага. Большая часть смены

еще допивает свой вечерний напиток. Теперь можно и на боковую. Хотя нет,

сначала надо в душ залезть, да и рубашку постирать не мешало. Помыться

на корабле вроде как бы и не проблема, но в то же время удовольствие, до-

ступное не всем. Официально каждый день положено плескаться кокам, ну,

это понятно: приготовление пищи требует чистых рук. А вот всем остальным

официально мыться можно только один раз в неделю. По субботам. В бан-

ный день. Тогда и сауна на офицерской палубе раскочегаривается, и ника-

ких вопросов ни у кого это не вызывает. А неофициально… Основной массе

экипажа в течение недели эта радость жизни недоступна. Кроме электроме-

ханической боевой части, БЧ-5, к основному ядру которой я и принадлежу.

Об этом знаю все, включая командира и любого штабного, хоть раз выходив-

шего в море, но бороться с этим невозможно. Причем абсолютно невозмож-

но. В обоих турбинных отсеках имеется по тамбур-шлюзу, предназначенно-

му для аккуратного и безопасного выхода из «машины» в разных нехороших

ситуациях. Они же по совместительству и душевые. Заходи, задраивай ниж-

ний люк и плещись, сколь душе угодно. Внизу турбина, пар под 300 градусов,

кипятка хватит на все. Есть такой же и в реакторном 7-м отсеке. Он вооб-

ще предназначен именно для помывки, нержавеющие переборки, иллюми-

наторы в дверцах, раковина красивейшая со смесителем специальным, как

в операционной… Так она для этого и предназначена, лечить, а точнее от-

мывать зараженных и облученных при аварии в отсеке. Слава богу, у нас ее

пока для этого не использовали, повода не было, поэтому и плещется личный

состав реакторного отсека в свое удовольствие. И кстати, такая вот несанк-

ционированная радость очень коробит группу «К», во главе с командиром.

Он-то как раз, да и старпомы тоже, могут в любое свободное от вахты время

открыть сауну и там оттянуться, но вот то, что это могут делать и другие, на-

равне с ними, как-то колбасит наших командиров и начальников. Принцип

нарушается, что дозволено Юпитеру… сами понимаете. Поэтому с таким яв-

лением, как мытье в корме в неразрешенное время, ведется борьба всегда

и безуспешно, но под благородным предлогом сохранения материальной ча-

сти, и более экономного расхода воды. Бред, конечно, но что люксам дока-

жешь? Кстати говоря, и от сауны у меня ключ тоже есть. Свой. И все вплоть

до командира это знают. И самое большое, что меня ожидает, если я пойду

туда мыться и буду обнаружен, так это фраза «Да ты просто обнаглел, Бе-

лов!», и не более. «Годковщину на флоте еще никто не отменял». Но мне надо

еще и рубашку постирать, поэтому иду в восьмой отсек.

По дороге заглянул в каюту старшины команды турбинистов старшего

мичмана Птушко, разрешения спросить. Он там царь и бог, ветеран, в море

пошел, когда я только родился. 33 боевые службы, да еще и турбинистом до-

стоин, на мой взгляд, минимум Героя Советского Союза, без малейшей иро-

нии. Птушко, естественно, разрешает и, позвонив в отсек, просит все при-

готовить. Иду в восьмой. Вахтенный уже все приготовил, но для начала спу-

скаюсь в «машину», к вахтенному на маневровом устройстве. Рубашку же

надо постирать? Кстати, стирают одежду турбинисты оригинально. Навер-

478

Часть вторая. Прощальный полет баклана

ное, нигде так не стирают. Берется разрезанная на половинки пластиковая

бочка из-под шихты, заливается водой и туда строгается хозяйственное мыло.

Ножом. Затем берем шланг и подсоединяем его к колонке с клапанами для

дачи проб пара. Другой конец суем в бочку, бросаем одежду и потихоньку

приоткрываем клапан. В холодную воду начинает поступать пар, с темпера-

турой градусов эдак 250 по Цельсию. Вот и все. Остается только сидеть и по-

мешивать. Через полчаса закрываем клапан. Споласкиваем одежду. Никогда

в жизни, ни в одной стиральной машине я не видел такой белизны и чистоты

одежды после стирки. Затем одежда, даже в мокром состоянии, выносится

на верхнюю палубу, где запускается огромный, в метр диаметром вентиля-

тор верхнего помещения, и рубашка в расправленном виде кидается на вса-

сывающую решетку вентилятора. Все. Через 15 минут рубашка сухая и чи-

стая. Только немного ребриста, из-за сушки на решетке.

Рубашку я отдал вахтенному. Тот подал пар и стирка началась. Пошел

в тамбур-шлюз. Минут десять с удовольствием смывал с тела пот, накопив-

шийся за последние сутки. Потом попил в нарушение всех инструкций чай-

ку с вахтенным, спустился вниз, забрал уже постиранную рубашку, и присо-

бачил ее к вентилятору. Посидели еще минут десять, поговорили. После чего

забрал практически высохшую рубашку и пошел в каюту. По дороге переку-

рил в полупустой курилке. Подвахтенный народ уже почти весь угомонился

и спал. В каюте закинул свисающую с верхней шконки руку соседа, КГДУ-1,

капитан-лейтенанта Кости Скворцова обратно, разобрал постель и улегся.

На часах 01.50. Еще рано, но сегодня бессонницы не наблюдается. Уснул.

07.00. Просыпаюсь от нерешительного потряхивания за плечо. Вахтен-

ный 5-бис вкрадчиво бубнит в ухо:

– Тащ, кап третьего ранга, на завтрак пора… смена скоро. Скворцов

звонил, просил разбудить вас…

Встаю. На автомате иду в умывальник, чищу зубы, ополаскиваю лицо.

Вставать в это время хуже всего. Вроде на берегу так же встаешь, даже рань-

ше, но такого вареного состояния никогда дома не бывало. Переоделся. По-

шел в кают-компанию. Быстренько запихнул в себя завтрак. Надо успеть пе-

рекурить, а то помощник – перестраховщик, объявит построение на развод

вахты обязательно пораньше, чтобы все собрались вовремя. Вернулся обрат-

но в каюту. Переоделся. ПДУ на плечо и в курилку. Помощник уже там, с де-

ловым и сосредоточенным видом пускает дым.

– Борисыч, давай быстрее, сейчас уже команда на развод будет.

Ага, дождался! Это он во время вахты может отпроситься у старше-

го в ЦП, проверить вахту и сбежать на перекур на законных основаниях,

а мне четыре часа сиднем сидеть. Разве только у кого-то из наших бессон-

ница разгуляется и он забредет на пульт, да и подменит минут на десять, да

и то на утренней вахте это маловероятно.

07.45. Развод вахты в 4-м отсеке. Помощник что-то нудно вещает про

бдительность и внимательность. Слова правильные, но когда неделями вы-

слушиваешь их минимум два раза в сутки, они надоедают до зубной боли.

Напротив пытается проморгать слипшиеся глаза еще не до конца проснув-

шийся ВИМ, капитан-лейтенант Муравьев, по прозвищу Солитер, прозван-

ный так за неимоверный аппетит и невероятную худобу при этом. Он, как

всегда, проспал завтрак и теперь пытается уложить в кармане засунутые

в спешке бутерброды. Наконец, ритуальная часть заканчивается, и звучит

команда «По местам!».

479

П. Ефремов. Стоп дуть!

08.00. Вваливаемся на ПУ ГЭУ. Духота страшная, и все в полуобмороч-

ном состоянии. Сразу включаю вентиляцию. Ребята начинают шевелиться.

– Паш, все в порядке, как только подобьете питательную воду, испари-

тель восьмого переведете на пополнение пресной… Я пошел курить… – Ко-

стик схватил в охапку ПДУ и двинул к двери.

– Костя, аккуратнее там, вроде Фюрер в 5-бис караулит, ловит, кто без

команды от мест отойдет, – счел нужным предупредить я. Фюрером у нас,

за глаза называли замполита за глубокую идейную убежденность в собствен-

ной правоте, а больше за усики, подозрительно смахивающие на усики глав-

ного нациста.

– Насрать! Меня уже лишать нечего…

Костя вышел, и сразу захрипел «Каштан»:

– Есть, четвертый.

Это значило, что четвертый отсек уже доложил, пришла наша оче-

редь.– На пульте ГЭУ, по боевой готовности № 2 подводная, 3-я боевая смена

на вахту заступила. В работе реакторы обоих бортов на пониженных пара-

метрах по 22 % мощности, ГТЗА на винт, по 50 оборотов переднего хода, АТГ

под нагрузкой, по 2500 Ампер на борт. Холодильные установки в РВО на свои

кольца кондиции. Испарительная установка восьмого в работе на пополнение

запасов питательной воды. Запас питательной воды 22,1 тонны. Сопротивле-

ние изоляции основных силовых сетей в норме. На вахту заступили: капитан

3 ранга Белов, капитан-лейтенант Арнаутов, старший мичман Мигун.

Эту молитву каждый из нас знал назубок. Особым шиком считалось го-

ворить это на докладе так быстро, что придраться было не к чему, но и понять

в центральном посту, что к чему, было совершенно невозможно.

– Есть пульт… Борисыч, потом перезвоню, скажешь, что к чему, – по го-

лосу Солитера было ясно, что мой доклад удался.

– Подвахтенным от мест отойти…

Началась моя вахта…

08.20. Утренняя вахта всегда самая спокойная, если нет всплытий на се-

анс связи или каких-нибудь учебных или, не дай бог, аварийных примочек.

Весь корабль наконец утихомирился, расползся по каютам и распластался

по шконкам. На центральном посту в командирском кресле тихо дремлет стар-

пом, и все в ЦП разговаривают вполголоса, не дай бог, придет в себя и нач-

нет со злости дурить. Полудрема центрального передается на весь корабль.

Эти четыре часа – самое тихое время в подводных сутках. Кто не спит –

тот в полудреме. Пульт ГЭУ не исключение. В эти четыре часа ничего не хо-

чется, только закрыть глаза… Я сижу, точнее, полулежу в кресле. Ноги за-

брошены непосредственно на панель управления. Вообще, такая поза один

в один копирует классическую позу ковбоя в рядовом голливудском бое-

вике. Но это здесь ни при чем, просто это самая удобная позиция для тела,

позволяющая комфортно расслабиться. На вахте спать, естественно, нель-

зя, тем более на пульте управления ядерной энергетической установкой.

Но вот что удивительно: по рассказам ветеранов атомного флота, давным-

давно, в былинные годы расцвета морской мощи государства, управленцам

на пульте ГЭУ обязаны были перед вахтой, а при желании и во время нее

давать крепко заваренный натуральный кофе, чтобы не спали и не тянуло

и вахту чтобы несли не смыкая глаз. Времена уже не те, и нынешние флото-

водцы с остервенением борются с чайниками и кружками на пульте, а мы

480

Часть вторая. Прощальный полет баклана

с неизменным единодушием противимся этому и боремся с этим тупизмом

и несправедливостью.

Самое смешное, что сам командир, несущий вахту в центральном по-

сту, хлещет его в открытую (на то он и командир, необсуждаемая персона),

но он же может спуститься со скуки на ПУ ГЭУ с кружкой в руке и начать

нас сношать по полной за такую же кружку, причем стоя на такой же вах-

те. Командиру и штурманам можно, они же кораблем управляют, а мы так…

сбоку припека с двумя ядреными котлами. Да и бог с ними, с люксами эти-

ми, это у них снобизм играет, мол, мы адмиральские погоны с детства во сне

видели и трусы расцветки военно-морского флага еще в школе носили! Все

равно, как авария, так только механики всю эту братию из говнища-то и вы-

таскивают, и, слава богу, не все люксы – высокомерные болванчики.

08.40. Чаю мы все же попили. Арнаутов тоже как-то неправильно поза-

втракал, а потому припер на пульт пакет пряников еще из береговых при-

пасов, собранных женой. Пряники хранились грамотно, не засохли до со-

стояния булыжников и были восприняты нашим маленьким коллективом

благожелательно. Перекусили, попили. Не помогло. Мигун, кажется, так

и задремал с недоеденным пряником в кулаке, меня же сон окончатель-

но не уложил, а вогнал в состояние нирваны, когда вроде бы вокруг все ви-

дишь, все слышишь, все понимаешь, но как бы и не присутствуешь. Арна-

утов как старший на пульте и ответственный офицер с дремотой боролся

всеми силами, то роняя голову на грудь, то с видимым усилием поднимая ее

снова в вертикальное положение. Словом, бил поклоны пульту. Вот таким

манером мы и несли вахту. Никто нас не проверял, мощность и ход не ме-

няли, никаких телодвижений в ЦП не наблюдалось. Так, в бессознательном

положении, прерываемая только получасовыми докладами в центральный,

и протекла наша утренняя вахта.

11.00. «Каштан» прокашлялся и призвал: «Первой смене вставать! Умы-

ваться». С этой командой встали и мы. Заполнять журналы. В этом, кстати,

есть великая сермяжная хитрость – заполнять журналы не в течение вах-

ты, как положено, а в конце. Если, не дай бог, что-то случится, можно будет

постфактум заполнить журнал так, чтобы происшествие серьезным людям

из береговых органов было представлено в «правильном» свете. Пока запол-

няли журнал, долго смеялись над Мигуном. Мефодьич мичман был заслужен-

ный, немолодой, до подводных лодок лет двадцать протрубил в гражданском

флоте, и по причине заслуженного для подводника возраста (за сорок лет)

был подвержен сонливости, особенно по утрам. Самое веселое было то, что

команда его не разбудила, но, видимо, в сонном организме внешние звуки

что-то затронули, и Мигун начал во сне быстро перебирать ногами, как мет-

ко выразился Арнаутов – «сучил ножками». И наряду с этим физическим

упражнением Мефодьич начал усиленно разминать пряник, уже третий час

как зажатый в ладони. Вдоволь наржавшись над неосознанными действиями

мичмана, мы, наконец, его растолкали, вручили голяк и предложили убраться

на пульте перед сменой, так как руки у него были сильными, и бедный пря-

ник в процессе разминания раскрошился минимум на полметра вокруг.

11.40. Первая смена уже построилась на развод. Самое дурацкое вре-

мя – это обед. Первая смена уже пообедала. Сейчас, по идее, обедает вторая

смена. Но они улеглись спать только в начале девятого, и поднять их на обед

не очень благодарная работа. Большинство второй смены, как правило, обед

просто херят, предпочитая поспать лишний час. А наша смена должна сме-

481

П. Ефремов. Стоп дуть!

ниться, быстро пообедать и в 12.30 уже мчаться обратно по боевым постам,

по тревоге. То есть, объясняя простым человеческим языком, на то, чтобы

сполоснуться, пообедать и перекурить у моей смены максимум полчаса, и это

при условии, что заступивший вахтенный офицер не будет сильно выпен-

дриваться в ЦП и произведет смену быстро и без проволочек.

12.05. Смена пришла. Бузичкин снова помят со сна, как пергамент. Обед

естественно, проспал. Снова не дожидаясь команды, несусь в 5-ис отсек. Ин-

тересно, какой же такой умелец придумал этот распорядок, когда на обед

при выполнении всех команд остается 10–15 минут. Даже в наших могучих

Уставах ВС, кажется, оговаривается гораздо большее время. Успел облить

лицо водой, ударным темпом проглотить первое, второе и салат. Но курить

пришлось уже при прозвучавшей тревоге.

– Учебная тревога! Для осмотра кабельных трасс, трубопроводов за-

бортной воды и средств регенерации!

Суета суетой, а перекур – святое. Докурил. Изображая стремитель-

ный бросок, не спеша добрел до пульта. По дороге, в 4-м отсеке, получил

втык за опоздание на тревогу от едва проснувшегося старпома, на мое горе

высунувшегося из каюты со сморщенным лицом. На пульте выгнал в отсек

зевающего Бузичкина, и упал в кресло, не успевшее за полчаса потерять

форму моего тела. В правом кресле тихо «умирал» Скворцов. На шконке

пытались примоститься сразу два комдива: наш комдив раз, капитан 3 ран-

га Серега Полупанов, мужчина в теле, обросший тяжелым мясом за время

нелегкой подводницкой службы, с медвежьей косолапостью в ногах, и ком-

див два, небезызвестный Солитер. Победил срок службы, и Серега улегся

во весь рост, а Солитер, усевшись на край шконки, начал причитать о скуд-

ности обеда и жадности интендантов. Песня была знакомая, для него родная

и традиционная, и на нее никто внимания не обращал. Тема продуктов пита-

ния для Солитера была самой актуальной, всегда и везде. Тем временем Ко-

стик выразил желание попить чайку. Возражений ни от кого не последова-

ло. День начинался, и сон надо было изгонять из организма. Вообще, в этой

учебной тревоге было и некое позитивное зерно. Надо было осмотреть ме-

ханизмы, насосы, трубопроводы, все свое заведование, выяснить, не те-

чет ли где, не искрит ли, все ли в порядке. Так оно и было бы, но дурацкий

распорядок дня вынуждал почти час после тревоги «засланным казачкам»

из группы «К» отлавливать в 5-бис отсеке недоевших, недоспавших и недо-

куривших моряков.

– Закончить осмотр кабельных трасс, начать отработки первичных ме-

роприятий по борьбе за живучесть!

Осмотр плавно перетек в отработки. Тоже очень нужное мероприя-

тие. Моряк должен уметь бороться с огнем, водой и прочими аварийными

пакостями. Должен уметь спасти свою жизнь и жизнь товарища. Это свя-

тое. Но у нас и святое умеют сделать невыносимым. Как говорят, не из гов-

на сделать пулю, а наоборот. Ничего реально нужного и просто познава-

тельного для личного состава, а стандартный набор действий по одеванию

СГП, действиям с раздвижными упорами, пластырями, досками и обесто-

чиванию механизмов. Вырабатывание автоматических действий – это, ко-

нечно, правильно и верно, но даже самый последний матрос понимает, что,

при получение пробоины, даже на глубине метров 50, заделать эту пробои-

ну пластырем, изобретенным в начале прошлого века еще дедушкой Кры-

ловым, просто невозможно. И невозможно наложить жгут на трубопровод

482

Часть вторая. Прощальный полет баклана

под давлением, смотря, естественно, под каким, без шансов лишиться какой-

либо части тела.

Довелось мне видеть, как один матросик случайно наступил на трубу,

в которой свищ был практически миллиметровый, да вот давление было та-

кое, что этот свищ и видно не было. Так парню эта невидимая струйка ото-

рвала полсапога вместе с пяткой. Куда уж такое заделать-то, под водой, да

на глубине метров эдак 100? А наши спасательные костюмы и аппараты? Уж

не знаю, правда или нет, но говорят, что ИДА-59 – как раз 1959 года раз-

работки. Вот и не пойму, то ли денег как всегда нет, то ли голова не на том

месте у наших московских «спасателей», но почему у нас все аварийно-

спасательное имущество, если не осколок еще царских времен, то уж одно-

значно из репертуара дизелистов времен Отечественной войны. Ну да лад-

но. Тема щекотливая. И не о ней сейчас разговор. Вот и проходят отработки

эти примерно так: по отсеку разбрасывается аварийно-спасательное имуще-

ство, разворачиваются шланги ВПЛ, чтобы видно было, что отсек усиленно

занимается отработкой мероприятий, а на самом деле занимаются матросы

по плану командира отсека кто приборкой, кто еще чем. Конечно, не все так

плохо: в некоторых отсеках, и устраивают настоящую «войнушку», но так

как на кораблях все более болеют не за знания, а за надраенность линолеу-

ма, и командир отсека более всего получает по балде не за обученность лич-

ного состава, а за грязь в трюме, то и занятия эти не так уж часты, ветошью-

то махать поважнее будет. Мы на пульте тоже распускаем шланги от ШДА,

и продолжаем чаевничать.

– Начать отсечные учения по борьбе за живучесть!

По этой команде командиры отсеков начинают давать в отсеках вводные.

Горим, тонем, током бьет, народ из соседних отсеков эвакуируем… Эти отсеч-

ные учения проверяет группа «инспекторов», включающая старпома, помощ-

ника, замполита и кого-нибудь из походного штаба. Естественно, предвари-

тельно перекурив и разогнав из курилки всех нерадивых военнослужащих.

К нам тоже вваливается флагманский механик. Капитан 2 ранга Пашков свой

человек, из наших, десятка полтора лет сам оттарабанил на пульте и в корме

и цену учениям на пульте знает. Комдивы на всякий случай принимают вер-

тикальное положение, и Полупанов, давя зевоту, докладывает:

– Товарищ кавторанг, на пульте ГЭУ проводятся отсечные учения

по борьбе за живучесть. Тема занятия: срабатывание аварийной защиты ре-

акторов обоих бортов при повышенном CO в отсеке. Тока щас из масок вы-

скочили…

Пашков плюхается на шконку.

– Задницу-то хоть подвинь, когда флагманский сесть хочет, сосунок! –

Пашков двигает локтем Солитера, по молодости еще робко относящегося

к флагманским механикам.

– Это ты береговой шушере заливай, что ты здесь отрабатываешь! Куда

чайник спрятали? Молодежь, разве не видно, что я чайку хочу? Давай бы-

стренько!

Пока закипает чайник, Пашков успевает обсудить с комдивами и нами

реальное состояние «железа», что-то подсказать, за что-то трахнуть, над чем-

то посмеяться. Потом, вытерев пот и взглянув на часы, говорит:

– Ну до конца этого лицедейства еще минут двадцать, пойду перекурю

и корму трахну… на всякий случай. Серега, курить хочешь?

Полупанов кивает.

483

П. Ефремов. Стоп дуть!

– Само собой, Юрий Сергеевич!

– Пошли, медвежонок, курилку проверять!

До того сидевший молча или невпопад отвечавший на вопросы Соли-

тер вскидывается.

– А можно и мне, тащ кавторанг?

– Можно всраться, а для тебя – разрешите! Молод еще, да и кто стар-

шим на пульте останется?

И они покидают пульт, оставив комдива два с глупой улыбкой на лице,

при дружном хохоте с нашей стороны.

15.00. «Каштан» оживает и вещает умирающим голосом нашего меха-

ника, командира БЧ-5, капитана 2 ранга Ерофеева Михал Анатольевича. Он

очень хороший мужик, и как мы сидим на пульте во время всех общекора-

бельных мероприятий, так и он сидит в ЦП наравне с нами. Но солидный для

подводника возраст – 44 года – дает о себе знать, и механик страдает посто-

янным и хроническим недосыпом, что явственно слышится в его голосе.

– Отбой всех тревог! Первой смене заступить!

Вот так всегда. Дневная первая смена на вахте стоит не более полутора

часов. Два с половиной часа за них, вместо того, чтобы отдыхать, стоим мы,

КГДУ-1 Скворцов и КГДУ-2 Белов. Прибегает окончательно проснувшийся

за эти часы Бузичкин. Он одновременно и зол, и весел. К нему на БП-65 за-

глянул замполит и, как всегда, сунулся туда, куда нормальный человек не по-

лезет. В бачок для аварийного запаса воды. И нашел там тертый-перетертый

номер журнала «Плейбой». Бузичкин, естественно, об этой «мине» не подо-

зревал, наличие воды в бачке не проверял недели полторы и получил по пол-

ной программе за сексуальную напряженность личного состава. Потом на за-

пах прибежал помощник командира и заявил, что по нынешним временам

«Плейбой» – просто периодическая печать, не более, а вот отсутствие воды

в бачке – практически преступление. В итоге замполит и помощник сце-

пились над злосчастным бачком и «Плейбоем» в жесткой схватке, выявляя

приоритеты для посадки на кукан бедного Бузичкина. В итоге помощник

победил, но замполит в вечерней общекорабельной «молитве», а правиль-

нее, в подведении итогов дня по корабельной трансляции обещал помянуть

и «Плейбой», и прочее блядство.

15.30. После всех тревог и учений возникла очередь в курилку, не ме-

нее 20 человек. Надо успеть до заступления второй смены обникотиниться

и спрятаться в каюту. Все обсуждают предстоящее всплытие на сеанс свя-

зи под перископ. Ждут новостей. Там, на Большой земле – чемпионат мира

по футболу, а мы не в курсе, что там происходит. Мне футбол по барабану,

а вот то, что всплытие – после нолей часов, совсем не радует. Значит, ночью

поспать придется часа на три меньше.

Перекурил и растворился в каюте. Там никого нет. Скворцов на вахте.

Сейчас объявят пересменку, а потом сразу, минут через пять, не дав нико-

му из сменившихся ни минуты на личные нужды, объявят занятия по спе-

циальности. Мутное такое время. Тревоги нет, офицеры и мичманы начнут

дрессировать молодежь в отсеках и на постах, попутно занимаясь повсед-

невными делами в своих углах. По уму и совести, я тоже должен быть на ПУ

ГЭУ, учиться военному делу настоящим образом, но как-то не очень хочет-

ся… Да и по правде говоря, знаю я это все давно, это же практика, а не те-

ория. По этому, пока никто не хватился, можно и голову уронить на поду-

шку. Есть еще один вариант: пробраться на нижнюю палубу 4-го отсека

484

Часть вторая. Прощальный полет баклана

и немного заняться спортом, а то и так жирку за последний месяц зримо

добавилось, но со слов вахтенного, туда уже спустился большой старпом,

а вот с ним мне в это время не по пути. Поэтому предпочтение отдается здо-

ровому сну подводника.

17.00. До чего же быстро засыпается днем! Так бы и ночью. А то шата-

ешься до двух часов и никак… А тут только голову положил, и все! Темнота.

Разбудил меня вахтенный отсека, тихонько поскребшись в дверь каюты.

– Тащ… малая приборка. Старпом сказал, лично вас разбудить…

Вот еще одна несправедливость: малая приборка. Идет она у нас полто-

ра часа. Про большую приборку и говорить нечего. Она может идти с утра

до ночи. Но на время приборки я опять должен идти на пульт и менять ко-

мандира отсека, чтобы он проруководил этой самой приборкой у себя в от-

секе. Раз старпом самолично… придется идти. Добрел, чертыхаясь, на пульт.

Упал в кресло. Предусмотрительный Мефодьич выставил у двери обрез с ве-

тошью, мол, и мы тоже убираем, а сами увлеченно гоняют со Скворцовым

в нарды. У Кости уже не сонный вид, пшеничные усы топорщатся вверх,

и вообще выглядит он молодцевато.

– Паша, грамулечку не хочешь?

Костик не алкаш, в общем понимании этого слова, он просто имеет свой-

ство так взбадриваться. И если одного алкоголь расслабляет и тянет в сон,

то на Костю он оказывает диаметрально противоположное действие. Его это

бодрит. Само собой, такой допинг на корабле строго-настрого запрещен,

но, как известно, если нельзя, но очень хочется, то можно! Главное, не пе-

ребарщивать.

– Не-а… Я лучше чайку, а то опять в сон потянет… – отказываюсь я. От-

кровенно говоря, я вообще опасаюсь принимать спиртное в походе. Через

недельку после погружения, состав воздуха меняется на 100 %, и мы начина-

ем дышать искусственным воздухом, полученным из морской воды. И как-

то раз я заметил, что в такой атмосфере лично на меня сила воздействия го-

рячительных напитков увеличивается многократно. От одного самого эле-

ментарного граненого стакана могу впасть в откровенно свинячье состояние.

Костя физиологически реагирует на спирт в море по-другому, поэтому ино-

гда прикладывается в целях борьбы со сном.

Пока идет приборка достаю книжку и читаю, прихлебывая чаек. Пери-

одически забегают комдивы, то за забытыми тетрадями, то еще за чем. Так

за нардами, книгами и чаем незаметно подходит час окончания малой при-

борки.

18.30. Смена прибегает без задержки. Хитрый Вавакин успел во время

приборки и перекурить, и побриться, и умыться, и сделать еще массу полез-

ных для себя дел, и поэтому прибывает минут за пять до ее окончания.

– Закончить малую приборку! Третьей смене приготовиться

на ужин!

Опять гонки. Бегом в курилку. Бегом на ужин. Промежуток с 18.30

до 24.00 – самое живое время на корабле. Во-первых, ужин. Обед и ужин

на лодке как бы и не отличаются друг от друга ничем. Ну там нули, первое,

второе, закуска. Но! Обед – прием пищи, на который может и половина эки-

пажа не прийти, пожертвовав им ради сна, поэтому и продукты на обед идут

попроще. А вот на ужин идут все. Старший в походе, командир, старпомы

и прочие, причем практически одновременно. Поэтому-то ужин и есть са-

мый главный прием пищи в походе! Самый вкусный. Самый обильный. Са-

485

П. Ефремов. Стоп дуть!

мый посещаемый. Но скверно то, что мы едим первые. Нам заступать через

час, но мы можем начать ужинать и на двадцать минут позже, и на полчаса,

пока не придет командир или адмирал, без них даже заступающей вахте же-

вать не разрешается. Непорядок, ежели каперанг или адмирал обед не бла-

гословил. Правда, потом никто на это сноску не делает. Пусть ужин начнет-

ся даже в 19.30 – ты и ешь, и одновременно будь на разводе, и даже заступи

на вахту. Командиры наши ведут себя, как баре, по-другому и не скажешь.

Это ж, наверное, так приятно чувствовать, что от тебя, даже в этом люди за-

висят. И их совсем небольшое свободное время…

Сегодня командиру, видать, очень хотелось перекусить, поэтому ужин

начался без задержек. Борщец, курочка с рисом, винегретик, все вкусно

и пристойно. Не спеша переоделся в каюте и пошел на перекур. Очередь

в курилку большая, но заступающую смену пропускают без очереди. Пере-

курил. Вернулся в каюту. Сегодня на вечерней вахте буду заниматься пере-

плетением книг. Захватил с собой подшивку. Остальные принадлежности –

на пульте в сейфе. Пошел на развод.

19.45. Развод. Сейчас самое оживленное время на корабле, поэтому

и развод проходит сурово и не буднично. Мимо строя прошествовал адми-

рал Поломоренко, попутно спросив перепуганного трюмного из 3-го отсека

об особенностях ядерной аварии на подводной лодке «К-…» в 1968 году. Вы-

яснилось, что трюмный об этой аварии никогда не слыхал, да он и не родился

тогда еще, а по уму и знать ему таких тонкостей не надо. Но помощник полу-

чил втык, и ему было поставлено на вид. Адмирал же величаво прошествовал

в кают-компанию, вкусить хлеба насущного с цыпленком-табака.

20.00. Прибыли на пульт. Там ликование: неутомимый Вавакин убил

крысу. Крысы достали уже всех. На лодках как-то интересно получается.

Если на корабле есть крысы, то нет никаких тараканов. Если есть тараканы,

то крыс никогда не бывает. Хотя, какое из этих зол лучше, сказать трудно.

Либо таракашки, падающие в тарелки с супом в кают-компании, либо кры-

сы, грызущие все, до чего доберутся, и нагло шастающие при свете по ка-

бельным трассам. Причем у крыс есть еще и крысиные блохи. После их уку-

са все укушенные места страшно чешутся и зудят. У нас на пульте стоят три

металлические мышеловки. Им крысы, конечно, не под силу, но когда туда

попадает какая-либо часть крысиного тела, мышеловка мешает ей сбежать,

и вот тут-то доблестные операторы ядерного реактора и настигают мерзкое

животное и лишают его жизни посредством молотка или других подручных

средств. В этом походе на пульте изловлена и уничтожена уже пятая особь,

причем три из них – дело рук Вавакина.

Тело вредительницы уже упаковано в пакет из пластиката и готово к тор-

жественному захоронению в море посредством ДУКа. Вавакину с общего

согласия выражена благодарность и присвоено переходящее звание «Дер-

су Узала 3-го отсека».

20.30. Чайник уже закипел. Наша вечерняя вахта, самая приятная и ве-

селая. Не сонная, а бодрая и содержательная. Из сейфов вытаскиваются за-

пасы. Сало, лучок, чесночок, варенье, сухари, все, что взято с собой с берега,

и все, чем угостила и снабдила Родина. После ужина на пульт мало-помалу

собираются почти все офицеры из числа управленцев и электриков. Часов

до 22 никто нас проверять не будет. Начальники переваривают ужин и зани-

маются тем же, чем и мы, только по своим каютам. Никто не мешает, и даже

механик, пришедший подписать вахтенные журналы за сутки, ворча, при-

486

Часть вторая. Прощальный полет баклана

соединяется к застолью. Хорошие это часы: несмотря на то, что на вахте, –

как-то расслабляешься. После такого «ланча», тебя подменяют перекурить,

а потом, часам к десяти, пульт пустеет. Мы остаемся в штатном составе сме-

ны. Теперь можно заняться и переплетными работами. Достаю станок, и при-

ступаю. Обрезка, корешок, переплет… Кромку опять же подровнять надо.

И интересно, и время идет быстрее. Чем только в автономках я не занимал-

ся!.. И книги переплетал, и по дереву резал, и обложки для книг из пластиката

ваял, и на тарелках рисовал… У каждого свои причуды.. Арнаутов, тот вооб-

ще спицы достал и вяжет. Он уже и сыну, и жене по свитеру связал, сейчас

на носки перешел. Обещал, если мы его с этой вязкой доставать не переста-

нем, под конец похода каждому по гульфику на член связать. Интересная

идейка… Если ничем в походе не заниматься – можно просто свихнуться

со скуки. И никакие занятия по специальности не помогут. У нас мичман был

один, так он брал с собой пар пятьдесят ношеной обуви, и чинил ее весь по-

ход. А в прошлый раз мой одногодка Сережа Остапов всю автономку творил

макет крейсера «Варяг», причем двухметровый. Как его за эту дуру на пуль-

те только не сношали! Но ведь сделал! Правда, оказалось, что с пульта его

вынести невозможно: не пролезает. Так и пришлось героический крейсер

на две части расчленять…

Около двадцати трех часов начало вещать «Радио Фюрера». Наш полит-

рук подводит итоги дня, боевой, так сказать, и политической подготовки. Это

весело. Зам знает родной корабль в том же объеме, как я – американский

космический челнок «Челленджер», и поэтому его рассказки на весь корабль

о поступлении пара в гальюны и беспорядке в аппаратных и на крышке ре-

актора, вызывают бурный смех и оживленные дискуссии о его умственных

способностях. Хотя замполит мужик сам по себе неплохой, но только вот со-

всем безграмотный. Они все такие, переведенные к нам с «королевского»

Черноморского флота пенсию дорабатывать. Ходят по кораблю, как святые,

даже страшно становится: не дай бог, что-нибудь тронут. Наш-то, слава богу,

до этого не дошел, ума хватило, а вот на некоторых других «пароходах» чер-

номорские замполиты так чудили, что и гальюны мыть приходилось, и воду

из трюмов откачивать…

Вахта подходит к концу. Под завязку дня на пульт врывается коман-

дир, это у него слабость такая есть, даже скорее хобби: поймать управленцев

на недозволенном занятии, вызвать в центральный пост и там иметь на виду

у всей люксовской братии. Но не тут-то было! За пару минут до его «нападе-

ния» нам успели шепнуть в «Каштан»:

– Шухер! Командир на пульт!

И ничего командир не обнаружил. Мы – смена отработанная. Несколь-

ко секунд, и все в сейфах: и спицы, и клей, и чайник, и ледерин для обложек

книг. Все бодрствуют, сидят в креслах с прямой спиной, как казаки в седле,

инструкцию по управлению ГЭУ изучают. Несколько минут почитав на вся-

кий случай нотации на тему: люби службу, как мать родную, расстроенный

неудачей командир возвращается в центральный пост. Кажется, на сегодня

все закончилось…

23.55. Развод закончился. На пульт пришла смена. Еще одни сутки прош-

ли, еще одни сутки начались… Середина автономки. Нам еще ходить и хо-

дить. Слава богу, сегодня выдался простой и будничный день. Никаких про-

исшествий, никаких падений аварийных защит, никаких многочасовых тре-

вог – обыкновенный, ничем не примечательный день. Всем бы дням такими

487

П. Ефремов. Стоп дуть!

быть… Итого: спал шесть с половиной часов, дремал в состоянии обморока

часа четыре, пробыл на ПУ ГЭУ всего 13 часов. Сегодня просто повезло…

P. S. Могут спросить: а как же целых два ядерных реактора? Где глаза,

напряженно вглядывающиеся в приборы? Где команды, отдаваемые в кор-

му стальным голосом? И что это за вахта? Вы что, там только жрали, спали

и мечтали о перекуре? А это все за кадром, это то, что делается само по себе,

это та работа, которую ты делаешь автоматически, то, что привычно до такой

степени, что обращаешь на это внимание только тогда, когда что-то неладно,

и на это нужен только один брошенный взгляд, чтобы руки сами начали де-

лать свое дело, сметая со стола и чайники, и всю прочую дребедень. Это на-

зывается профессионализмом. И я горд, что мы были такими…

Простой советский пятак

…но в море развлечений много:

То аварийная тревога,

То в трубопроводе свищи,

То неисправности ищи…

Капитан 2 ранга А. Вашков

Куда идет корабль на боевую службу – из экипажа мало кто знает.

На начальной стадии подготовки только командир, затем круг посвященных

в эту страшную тайну постепенно расширяется. Старпомы, штурманы, свя-

зисты. Но согласно каким-то секретным директивам, да и по воле флотских

работников плаща и кинжала, общая масса находится в полном неведении.

А те, которые в курсе, – помалкивают. И даже когда корабль уже вышел

в море, командир, объявляя боевую задачу, все равно отделывается общими

фразами. Идем подо льды, или идем в Атлантику, или идем в Южную или Се-

верную Атлантику. Вот и вся информация. Спросишь у штурмана наши ко-

ординаты, он посмотрит на тебя, как на сумасшедшего, и промолчит. А по-

чему – и самому, наверное, непонятно. Ну кому я разглашу военную тай-

ну на глубине 150 метров? Только и знаешь: если рвем противолодочный

рубеж Нордкап-Медвежий, значит, и правда, идем в Атлантику. Прорвали

Фареро-Исландский рубеж – значит, уже в океане. Правильно ли, непра-

вильно ли держать экипаж в дураках, судить не мне, но что иногда случает-

ся из-за незнания обстановки, почувствовать на себе приходилось.

На очередную боевую службу собирались, как всегда. До последних

дней доукомплектовывали экипаж, аврально грузили продовольствие и про-

ходили проверку за проверкой. О цели плавания было известно, что бороз-

дить глубины будем где-то в Атлантике, в районе, куда после развала Сою-

за уже много лет наши лодки не ходили. Больше ничего известно не было,

да и никому эти сведения не были особо интересны. Вода – она везде вода.

Штурманы в условиях строжайшей секретности рисовали карты, ракетчи-

ки проводили регламентные проверки ракетного оружия, а механики латали

матчасть и носились по складам, выпрашивая лишний ЗИП. Ну вообще, все,

488

Часть вторая. Прощальный полет баклана

как всегда. Ничего нового. Наконец исписали горы документации, прополз-

ли все проверки, отстрелялись и вышли в море. Как всегда, командование

для перестраховки и пущей важности на борт посадило замкомдива и кучу

флагманских. Практика обычная, но для рядовой автономки штабных ока-

залось многовато. Кроме ЗКД еще флагманские штурман, связист, механик

и РЭБ. Отшвартовались, погрузились, покинули терводы и заслушали боевую

задачу. По общекорабельной трансляции ЗКД очень важным голосом довел

до всех, что поход не простой, а очень важный, идем как бы в Южную Ат-

лантику и все такое про долг, ответственность и дисциплину. Ну и что? Юж-

ная, так Южная. Впервой, что ли? В район Бермуд ходили и раньше, правда,

сейчас почти перестали, но ничего страшного в этом нет. Только комдив раз

и турбинист засомневались: ведь чем южней, тем температура воды выше.

А наши корабельные холодильные машины могут работать в двух режимах.

Основной, точнее тот, которым пользуются чаще, охлаждает забортной во-

дой. Название простое и доходчивое – РВО, режим водяного охлаждения.

Просто и действенно. На севере за бортом даже летом – максимум плюс три.

Хватает на все. Насосы холодильной машины гоняют забортную воду, и все

довольны. Прохладно и приятно. Другой режим – пароэжекторный, он же

ПЭЖ. Тут посложнее, и пар от турбины, и эжекторы, и регуляторы давле-

ния, всего достаточно. Забортная вода здесь не основное. Режим посложнее,

но и холодит независимо от того, что за бортом. Но от того, что плаваем-то мы

последние годы в основном в полярных водах, его и используют раз от раза,

чаще для проверки работоспособности. Но флагманский механик всех успо-

коил. Не надо зря напрягаться, все нормально, сильно на юг не пойдем… на-

верное… ну будет за бортом плюс пять или семь, справимся…

Корабль успешно преодолел все противолодочные рубежи, и постепен-

но уходил все южнее, неторопливо продвигаясь в сторону Бермудских остро-

вов. До поры до времени оснований для беспокойства не возникало. Дни

текли по повседневному расписанию, вахта сменяла вахту, техника работа-

ла без непредвиденных сбоев и поломок. Где-то на тридцатые сутки похода,

после очередного сеанса связи на пульт ГЭУ пришел уже одуревший от вы-

нужденного безделья флагмех и, усевшись на топчан, заявил:

– Москва внесла коррективы в планы. Пойдем еще южнее. Думаю, пора

переводить холодилки в ПЭЖ. Вызывайте комдива и командира со старши-

ной турбогруппы в корму.

И дальше все пошло опять же по будничному. Холодилку 9-го отсека

перевели на большое кольцо кондиции, холодилку 8-го остановили, и на-

чали готовить ее к работе в пароэжекторном режиме. Не спеша, вдумчиво

и не дергаясь. Но уже через сутки оказалось, что работать в ПЭЖе холодил-

ка отказывается категорически. Не хочет и все. Не держит давление, и во-

обще, образно говоря, показывает турбинистам язык и жеманится, как гим-

назистка. Турбогруппа во главе с комдивом и примкнувшим к ним флагман-

ским постепенно начала переселяться в 8-й отсек, а весь корабль продолжал

жить своей жизнью, еще не представляя, что его ждет дальше. Прошло еще

несколько дней. И тут я неожиданно заметил, что проснулся в своей каюте

на мокрых простынях, да и сам влажный, как после душа. На корабле ста-

ло заметно теплее. Спальный 5-бис отсек и до того не самый прохладный,

неожиданно превратился в своего рода предбанник, откуда хотелось куда-

нибудь свалить. Заступив на вахту, мы узнали, что за ночь температура за-

бортной воды значительно повысилась, что означало вход корабля в какое-

489

П. Ефремов. Стоп дуть!

то теплое течение. Потливость, неожиданно навалившаяся не только на эки-

паж, но и на группу «К», во главе с командиром и ЗКД озадачила и вызвала

у них неуемное раздражение. На ковер в центральный пост были незамедли-

тельно вызваны флагманский, механик, комдив, командир турбинной груп-

пы и, к нашему изумлению, зачем-то оба управленца.

– Ну что, механические силы, обосрались?!

ЗКД был строг и суров. На его насупленных бровях и грозно топорщив-

шихся усах висели капельки влаги, а со лба и залысины они вообще безоста-

новочно скатывались вниз, орошая лицо и палубу.

– Механик! Что за бл…? У нас что, холодилки вообще не работают?!

Я пока обедал, промок весь до исподнего! Докладывайте!

Механик, милейший и интеллигентный человек, у которого самым

страшным ругательством было слово «негодяй», начал негромко и спокой-

но объяснять, что, мол, ввод в пароэжекторный режим – операция слож-

ная, командир группы вообще первый раз это делает, но мы ее все равно за-

пустим, да и предупреждать заранее надо, что идем чуть ли не в тропики…

Последнее просто вздыбило ЗКД.

– Кого предупреждать? Вас? Матросов? Может еще и американцам со-

общим, куда идем? Механик, вы офицер, вы командир электромеханической

боевой части, вы ответственны за готовность корабля к выполнению всех,

я повторяю: всех поставленных задач! Даю вам еще шесть часов! Все ясно?

Механик, с каменным лицом выслушавший монолог ЗКД, кивнул го-

ловой.

– Так точно, товарищ капитан 1 ранга! Разрешите вопрос?

ЗКД обтер лоб ладонью, брезгливо стряхнув пот на палубу.

– Разрешаю!

– Мы долго еще на юг будем двигаться?

Каперанг, уже стравивший весь негатив и раздражение и превратив-

шийся в более или менее нормального человека, вздохнул.

– С неделю точно… Что, все так плохо, мех?

И тут подал голос молчавший до этого командир:

– А что хорошего? Турбинист молодой, да и вдобавок прикомандиро-

ванный, техники еще позавчера матросами были, а самих матросов отовсю-

ду собирали до последнего дня. Один старшина команды опытный, но его

на два отсека физически не хватает… Да и корабль, загнанный в дупло… Вы

и сами в курсе…

Каперанг, слушая командира, механически покачивал головой.

– Да все так! И сам знаю… Если не запустите холодилку, неделька та-

кая будет… Как в молодости…

Потом повернулся к флагманскому.

– Анатольич! Все силы БЧ-5 в корму! Постарайтесь… Пожалуйста…

Прошло два дня. За это время холодильная машина 8-го отсека три раза

выходила на рабочий режим, но через пару часов переставала держать дав-

ление и валилась. За бортом к этому времени потеплело, как в Сочи в нача-

ле сезона. Самыми прохладными местами на корабле стали ракетные от-

секи, где климат поддерживался собственными локальными холодилками

первый торпедный отсек, в котором всегда было традиционно холодно, и де-

сятый, где греть воздух было попросту нечем. Слава богу, холодильные ма-

шины провизионок работали без сбоев, и продовольствие портиться не на-

чало. В остальном корабль был уже не предбанником, а сауной в процессе

490

Часть вторая. Прощальный полет баклана

разогрева. Особенно тяжко приходилось на пультах и боевых постах 3-го от-

сека, где масса приборов и ламп без охлаждения нагревали воздух внутри

выгородок чуть ли не до пятидесяти градусов. А при включении вентилято-

ра на пульте ГЭУ из ветразеля начинал дуть влажный горячий воздух, хотя

и забирался он из трюма. Вообще, третьему отсеку, в котором было сконцен-

трировано все управление кораблем, приходилось несладко. С ним мог срав-

ниться только 5-бис отсек, в котором готовили пищу и спали. В обоих отсе-

ках было, как в хороший летний день на пляже. ЗКД, наконец окончательно

осознавший масштабы бедствия, неожиданно проявил глубочайшую чело-

вечность и разрешил нести вахту в трусах, являясь одетыми только на раз-

вод. Когда по палубам замелькали голые мужские тела в нежно голубых ра-

зовых трусах, корабль еще больше стал напоминать общественную баню.

Начались обмороки, и наш эскулап носился по отсекам, «оживляя» народ

всеми доступными ему средствами и рекомендуя всем побольше пить. Вся

турбогруппа просто жила в 8-м отсеке, а флагманский, механик и комдив вы-

бирались оттуда только на вахту. Мы же между вахтами бегали в 9-й отсек,

чтобы ополоснуться в трюме забортной водой, которая хоть и немного осве-

жала, но была все же очень теплой. Матросы между вахтами старались спря-

таться от жары в трюмах ракетных отсеков, куда их до этого особо и не пу-

скали, а офицеры и мичманы тоже разбредались по кормовым отсекам, ища

место попрохладнее. Лично я, по старой памяти, три ночи спал на нижней

палубе десятого отсека на ватниках, уступая ватник лишь своему сменщи-

ку с пульта ГЭУ.

На третий день этого кошмара по корабельной трансляции прошла

странная команда:

– Внимание всему личному составу! У кого есть пятикопеечная совет-

ская монета, срочно прибыть с ней в 8-й отсек! Это очень важно! Повто-

ряю! У кого есть пятикопеечная советская монета, срочно прибыть с ней

в 8-й отсек!

Вещал сам командир, и это подействовало. Хотя страна и развали-

лась уже несколько лет назад, на удивление, одна такая монета отыскалась

у какого-то матроса. Он примчался в 8-й, зажав ее в руке, после чего, бук-

вально через пару часов, произошло чудо. Жара начала спадать. Медленно,

но неуклонно. Из отсечных вентиляторов подул вполне прохладный воздух,

а доктор констатировал уменьшение полуобморочных обращений к нему. Хо-

лодилка 8-го наконец вышла на рабочий режим и работала так, как и долж-

на была с самого начала.

Корабль остывал около суток. Уже часов через шесть ЗКД приказал

экипажу одеться и больше не рассекать по кораблю в трусах с торчащими

из заднего кармана сигаретами. Замполит переселился из торпедного отсе-

ка в свою каюту, и у него, впрочем, как и у всего экипажа, проснулся звер-

ский аппетит, на несколько дней задавленный нашими «военно-морскими

тропиками». Мало-помалу жизнь вошла в привычную колею, и уже через

неделю об этих днях вспоминали только в курилке и непременно со сме-

хом. Я тоже смеялся, но только не над этим. После первых двух своих по-

ходов я уяснил, что трехмесячное заточение в прочном корпусе очень нега-

тивно влияет на мой внешний вид. Живот вырастал огромный до неприли-

чия. Поэтому уже в более зрелом возрасте я старался придерживаться если

не жесткой диеты, то хотя бы какого-нибудь разумного ограничения коли-

чества поедаемой пищи и ежедневно занимался минут по тридцать-сорок

491

П. Ефремов. Стоп дуть!

спортом. Вследствие чего вел строгий учет веса, каждые три дня взвешива-

ясь у доктора в изоляторе и вычерчивая график колебания своих килограм-

мов на стенке в каюте. Так вот, за эти несколько «тропических» дней, во вре-

мя которых я, естественно, спортом не занимался, да и на пищу практически

не налегал, у меня «вылилось» из организма 5,5 килограмма веса вместе с по-

том, мочой и нервами. А вообще все закончилось по-флотски бодро и без за-

мечаний. По приказу ЗКД, ситуация с холодильной машиной 8-го отсека с са-

мого начала не нашла отражения в вахтенных журналах, и по всем отчетным

документам холодилка завелась, как по инструкции, «от ключа».

Только потом, наверное, недели через две после того, как мы вернулись

из похода, на одном из построений на пирсе старшина команды турбинистов

старший мичман, ходивший в море еще тогда, когда я писался в штаны, по-

дошел к нам и протянул руку. На огромной ладони лежал простой медный

советский пятак с аккуратно пробитой посередине микроскопической ды-

рочкой.

– Вот… Дроссель самопальный пятикопеечный, бл… А сказали бы

заранее, что в теплые края идем, может, и не было бы этого геморроя…

Холодилка-то вся убитая была. Я перед автономкой всех предупреждал, что

в ПЭЖе не заработает, полностью перебирать надо… А мне все лапшу на уши

вешали, не идем на юг, не идем… Эх…

И шлепнув почему-то мне на ладонь этот пятак, старшина повернулся

и встал в строй…

Я сохранил этот пятак до сих пор. Он лежит у меня в одной из коробок,

где я храню никому не нужные мелочи и безделушки, у каждой из которых

есть своя, абсолютно неповторимая, история. А вот что бы было, если бы

на корабле так и не нашелся этот медный осколок исчезнувшей державы?

Да, все равно выкрутились бы…

Мимоходом: Велоэргометрия

Уж не знаю, как ныне дело обстоит, а вот в ветхозаветные советские вре-

мена государство своих военных ценило и лелеяло, даже когда они и сами

этого не особо хотели. И правильно, на мой взгляд, делало. Человек, как

правило, существо безответственное, о своем здоровье думать начина-

ет, только когда подопрет или совсем невмоготу, не раньше, вот государ-

ство и брало на себя эту функцию, не обращая внимания, на «хочу –

не хочу» со стороны субъектов защиты. И даже штрафовало за невыпол-

нение этого самого «медицинского» долга. Так, в те самые времена, после

каждой боевой службы весь экипаж, как один, отправлялся на профот-

дых, минимум 20 суток, а как правило, на 24 суток, как с куста. И самое

главное: отказаться было никак нельзя, разве только в особых случаях,

и только с очень серьезными, документально подтвержденными причи-

нами. А попытаешься увильнуть, то по приезде тебе как миленькому вы-

чтут из зарплаты за тот самый санаторий, который ты проигнорировал.

Конечно, можно было взять путевку не в санаторий, а на какую-нибудь

турбазу, где через пару-тройку дней неумеренных возлияний догово-

риться с начальником турбазы, чтобы он поставил тебе в командировоч-

ном все как положено, и отпустил домой, или еще как-нибудь исхитрить-

ся, но по большому счету большинство ехало всегда. Санатории у фло-

492

Часть вторая. Прощальный полет баклана

та были шикарные, по тем временам. Медобслуживание великолепное.

Да и везти можно было всю семью. Сам бесплатно, а семья за 50 % стои-

мости. Красота, да и только. А там и зубы бесплатно и качественно под-

лечат, и проверят всего от пяток, до желудка, и на диету посадят, чтобы

лишние автономочные килограммы сбросить. Да мало ли…

В тот год наш экипаж, а точнее – львиную долю офицеров и мичма-

нов, отправили в военно-морской санаторий под Москву, в Солнечно-

горск. Санаторий этот до последнего времени предназначался для выс-

шего офицерского состава ВМФ, и простых военных туда не пускали.

Мы стали вторым экипажем подводной лодки в истории санатория, при-

ехавшим туда массовым заездом, с женами и детьми. Персонал, который

запугали перед этим элитарностью и привередливостью приезжающих

подводников, отнесся очень и очень ответственно к возложенной на них

миссии оздоровления подуставших от глубин моряков и встретили нас

по полной программе, начав с общей медицинской диагностики наших

истощенных организмов…

Кроме всевозможных осмотров, обмеров, взвешиваний и кардио-

грамм незаметно затесалась еще одна очень интересная процедура, ко-

торую я лично до этого видел только по телевизору и никогда ей не под-

вергался. Называлась она «велоэргометрия» и, по существу, была совсем

не сложная, а даже интересная. Тебя обклеивали датчиками и усаживали

на тренажер велосипеда. Потом ты, естественно, начинал с энтузиазмом

крутить педали, а доктор посредством обыкновенного тормоза постепен-

но увеличивал нагрузку. Говорят, что это позволяло проверить не толь-

ко общее физическое состояние подводника, но и оценить, как функци-

онирует его сердечно-сосудистая система после трехмесячного малопо-

движного пребывания под водой. Назначения на все обследования нам

раздавали индивидуально, на разное время, чтобы не создавать столпот-

ворения у кабинетов, и я попал одновременно только со своим коман-

диром дивизиона, капитаном 3 ранга Гришиным Святославом Петрови-

чем. Надо сказать, что Петрович мужчиной был заметным, можно даже

сказать, русско-былинным. Светловолосый, высокий и крупный, но со-

всем не толстый красавец, немногословный, с хорошим чувством юмо-

ра и по большому счету добрый, как все природные здоровяки. Петро-

вич мог и отпустить оплеуху по затылку, если было за что, но мог и из-

виниться перед последним лейтенантом, если был не прав. Петрович

был моим первым комдивом, и всех остальных, с которыми меня своди-

ла служба, я мог только сравнивать с Петровичем, к сожалению, почти

всегда не в лучшую сторону.

Первым это обследование проходил я, и надо сказать, что вышел по-

сле него на полусогнутых, со страшной резью во всех мышцах, начиная

от брюшного пресса и кончая икрами ног, и вдобавок взмокший, как по-

сле кросса. Петрович, который курил только от случая к случаю, всю ав-

тономку минимум по два часа тягавший самодельную штангу в трюме 4-го

отсека и после этого залпом выпивавший банку сгущенки, снисходитель-

но осмотрел мое трясущееся от пережитого тело и констатировал:

– Слабак ты, Борисыч! Покатался 10 минут, и уже как сопля…

И после этого, расправив богатырские плечи, шагнул в кабинет. Далее

у нас обоих был запланирован визит к зубному врачу, и я остался ждать

Петровича в кресле рядом с кабинетом, постепенно восстанавливая ды-

493

П. Ефремов. Стоп дуть!

хание и успокаивая подергивающиеся от пережитого напряжения руки.

Прошло минут пятнадцать, я уже практически вошел в норму, но мой

бравый комдив все еще не выходил. Я уже начал беспокоиться, что мы

опоздаем к зубному, когда дверь тихонько приоткрылась, и оттуда прак-

тически выполз Петрович. Он был словно выжатая тряпка, и тихонько

матерился себе под нос. В кресло он практически рухнул, и, с трудом пе-

реводя дыхание, поведал, что испытал.

В кабинете Петровича, как и меня, заставили раздеться до трусов

и облепили датчиками. За приборы уселся старенький доктор с универ-

ситетской бородкой, и, поправив очки на носу, предложил начать кру-

тить педали. Петрович, ни капли не сомневающийся в своем здоровье,

снисходительно улыбнулся и подналег на педали. На удивление, они ста-

ли крутиться крайне неохотно и даже с довольно большими усилиями.

Петрович поднажал, и колеса стали медленно, а потом все быстрее рас-

кручиваться. Доктор в это время щелкал приборами, что-то записывал,

и, наконец, выждав пару контрольных минут, начал уже внимательно из-

учать показания.

– Что-то вы, милейший, сачкуете! Показания, извините, словно

у девицы-курсистки… Ну-ка поднажмите… А я вам нагрузочки добав-

лю…

Сравнение с курсисткой Петровичу не понравилось, но он деликат-

но смолчал, а только приналег на руль и еще сильнее закрутил педали.

Они двигались еще труднее. Петрович уже не улыбался, а налегал и на-

легал на этот псевдовелосипед, который, казалось, с каждым поворотом

шел все туже и туже.

– Товарищ офицер, извините, не знаю вашего звания, ну нельзя же

быть таким лежебокой! У вас показатели на уровне пятиклассника… На-

прягитесь же… – и доктор снова что-то подкрутил на приборе.

Петрович побагровел и напрягся в очередной раз. Светлые мысли

о своем физическом совершенстве уже давно покинули его голову. Хо-

телось только закончить эту пытку так, чтобы не краснеть после. Комдив

не считал минуты, ему уже казалось, что он крутит эти чертовы педали

не меньше часа. Уже начало сбиваться дыхание, а по спине предатель-

ски поползли струйки пота, стекая между лопаток. Но Петрович не сда-

вался и, сцепив зубы, продолжал вертеть и вертеть их, не снижая взято-

го темпа, а то и стараясь, насколько возможно, ускориться. А доктор все

бурчал и бурчал что-то, с недовольным видом щелкая рычажками и рас-

суждая о здоровье всего военно-морского флота в целом. И вот подошел

момент, когда комдив внезапно осознал, что еще немного – и он просто

остановится по причине полной физической измотанности. Он уже соби-

рался, скомкав гордость, попросить у старикашки-доктора пощады, как

вдруг тот сам неожиданно и как-то виновато промямлил:

– Стоп… Остановитесь, пожалуйста…

Петрович затормозил велоэргометр с такой скоростью, как только тор-

мозят профессиональные гонщики на трассе «Формулы-1». Мгновенно

ноги налились свинцовой усталостью, заныла спина, да и вообще все мыш-

цы, какие возможно. Комдив вдруг неожиданно понял, что если сейчас

доктор снова даст команду на старт, он просто физически не сможет ее

выполнить. Но такой команды не последовало. Доктор, то снимая, то сно-

ва надевая очки, подслеповато щурясь, разглядывал показания приборов,

494

Часть вторая. Прощальный полет баклана

что-то бормоча себе под нос, и вдруг, как-то искоса посмотрев на Петро-

вича и сразу опустив глаза, негромко выдавил из себя:

– Знаете, милейший, я тут как-то по-старчески, уж не знаю, как пра-

вильно сказать… Обосрался я, милейший… Уж будьте милостивы, про-

стите старика…

Петрович, уже не так бурно вздымавший грудь и успевший привести

дыхание в более или менее спокойную фазу, в недоумении спросил:

– А что такое-то?

Доктор снова снял очки, протер их, водрузил на место.

– Видите ли… ну… как бы… ну вижу я, что не соответствует ваша фак-

тура результатам… И оказалось… Простите уж старика, вы просто все это

время на тормозе педали проворачивали…

Петрович онемел. Доктор, воспользовавшись шоковым состоянием

комдива, что-то быстренько черкнул в его истории болезни, и еще раз

взглянув на ее обложку, уже менее виновато и с подчеркнутой бодро-

стью протянул Петровичу его историю болезни:

– А вы что расселись-то, Святослав Петрович?! Слезайте, слезайте…

Вот, берите… Физические нагрузки вам не нужны. Все у вас в порядке!

Отдыхайте, психологический отдых вам не помешает, вижу, нервишки-

то пошаливают…

От усталости Петрович даже ответить ничего не смог. Он только мол-

ча сполз со своего пыточного агрегата, постанывая сквозь зубы, оделся

и выполз в коридор, где его ждал я. Больше в этот день комдив не пошел

ни к каким врачам. Он удалился в свой номер и до вечера периодически

отмачивался в душе, сидя под струями на табуретке. С его слов, он толь-

ко тогда понял, что значит походка, как у краба, и что такое чихнуть так,

чтобы все мышцы ныли. И если у меня после езды «без тормозов», ноги

болели пару дней, то Петрович целую неделю садился на стул, придер-

живаясь руками, чтобы не рухнуть на него.

Потом, когда я уже не первый раз отбывал послепоходовый отдых в са-

натории, я, памятуя Петровича, каждый раз наотрез отказывался катать-

ся на этом велосипеде, отговариваясь тем, что не из космоса вернулся, да

и психологический отдых для подводника гораздо важнее…

Замполиты, политруки… а по-прежнему – комиссары!

…Он не офицер, а замполит. И вообще, запомни,

сержант: есть офицеры, а есть политработники.

Никогда их не путай и не смешивай…

Слова старого артиллерийского комбата

О мастерах политслова и воспитателях человеческих душ разных опу-

сов написано немало, основная часть которых ими самими и создана. И если

мы нынешние, не имеем никакого морального права говорить о политруках

Великой Отечественной, то о нынешних знаем не понаслышке, и не из их же

воспоминаний. И тем более просто невозможно, говоря о нашем доблест-

495

П. Ефремов. Стоп дуть!

ном Военно-морском флоте, обойти стороной их, наших рыцарей первоис-

точников и апологетов линии партии. Ведь, как говорил мой самый послед-

ний заместитель командира по воспитательной работе, корабль без зампо-

лита, что деревня без дурачка.

Первый заместитель командира по политической части, встретивший-

ся мне на действующем флоте, был, пожалуй, и последним, который полно-

стью соответствовал тому идеалу замполита, которого хотел бы иметь каж-

дый здравомыслящий моряк. Капитан 1 ранга Палов Александр Иванович

был передовым офицером буквально во всех отношениях, что и подтверж-

дал неуклонно все последующие годы. Политруком Александр Иванович

стал нестандартным образом. Никаких политтехникумов он не заканчивал,

а доблестно оттрубил пять лет на дизельном факультете одного из питерских

училищ, после чего очутился в граде Полярный на должности командира мо-

торной группы дизельной подводной лодки, без малейших перспектив к ро-

сту в звании на ближайшее десятилетие. Поплескавшись пару лет в мазу-

те и дизтопливе, Палов окончательно понял, что, кроме хронического ради-

кулита, геморроя и ритуального залпа на кладбище, ничего более он здесь

не заслужит и что пора сваливать с дизелей куда угодно, хоть в начальники

пекарни. На его счастье, в Вооруженных силах в очередной раз обнаружи-

лась огромнейшая недостача в политкадрах, и партия объявила мобилиза-

цию для затыкания идеологических дыр. Старший лейтенант Палов на этот

зов откликнулся, и родная партия протянула ему свою могучую руку. А если

принять в расчет то обстоятельство, что Палов был секретарем комсомоль-

ской организации своего корабля и не раз опрокидывал стопарик шильца

на брудершафт со своим замполитом, то его гладкий переход в идеологиче-

ские работники был просто предопределен свыше.

Став политработником, Палов тем не менее сохранил все замашки ме-

ханического офицера. То есть к формальным делам относился формально,

но молодцевато, и тащил все, что плохо лежит. Авось пригодится. Эта постоян-

ная «готовность к подвигу» и потащила наверх Александра Ивановича. К че-

сти Палова надо сказать, что ответственности он не боялся, брал на себя все

и умел сделать «из говна пулю». Естественно, руками личного состава. Я тоже

попал под его пресс в первые месяцы службы, когда неосторожно признал-

ся, что умею неплохо рисовать. Палов задействовал меня во всем, где был

нужен карандаш и фломастеры. Вырваться из-под его опеки помогло лишь

то, что я был единственный молодой лейтенант в БЧ-5. Мой седовласый ме-

ханик, когда отсутствие меня на занятиях по специальности стало хрониче-

ским, минут на двадцать уединился с Паловым в его кабинете и, судя по зву-

кам, раздававшимся из-за двери, очень доходчиво объяснил заму, кем я при-

шел служить на флот. Зам с его доводами нехотя согласился и оставил меня

в покое, лишь изредка вызывая в час политаврала, и то с разрешения меха-

ника. Свою ненужность в повседневной жизни корабля Александр Ивано-

вич осознал, еще будучи мотористом, а посему своим присутствием радовал

нас только по необходимости. И то крайней. Все были довольны: и он, и мы.

А когда наш экипаж загремел на полгода в Северодвинск ремонтировать род-

ной корабль, зам, пообтершись недельку в бригаде, испарился на все полго-

да, проявившись с немного опухшим лицом за пару дней до отъезда. Причем

последний раз перед исчезновением его видели поздно вечером, бредуще-

го из нашей гостиницы в обнимку с чемоданом. Чемодан зам обнимал левой

рукой, а правой – симпатичную молодую особу женского пола.

496

Часть вторая. Прощальный полет баклана

По возвращении из Северодвинска наш экипаж перевели в Красно-

знаменную дивизию, где зам развернулся по полной программе. Для начала

в целях набора положительных баллов замполит подрядился силами экипа-

жа отремонтировать береговой камбуз дивизии. До конца жизни буду пом-

нить эти ночные смены, когда под руководством младших офицеров матро-

сами выливались гипсовые плиты с довольно корявым якорем, которыми по-

том облицевали стены камбуза и покрасили. Дивизия, естественно, помогла

материалами, но «плиточная» затея была исключительно Паловской, правда,

с далеко идущими планами. Затуманив командованию дивизии глаза своими

строительными замыслами, он под шумок умудрился отремонтировать нашу

казарму с использованием хороших строительных материалов, выделенных

тылом для камбуза. Именно тогда и от него я услышал историческую фра-

зу, глубокий потаенный смысл которой понял лишь позднее: «…перемеще-

ние материальных ценностей внутри гарнизона воровством не является…».

Камбуз наш экипаж тем не менее отремонтировал неплохо, и замполит за-

служенно получил свои баллы.

Палов лучше других замов знал, что для экипажа он обязан делать три

вещи, которые обеспечат ему уважение всего личного состава. Первое –

квартирный вопрос, второе – отдых в море, а третье – самое тривиальное:

не дергать без причины.

И Палов старался. Квартиры в нашем экипаже имели практически все,

включая неженатых мичманов, что само по себе было нонсенсом для столь-

ного града Гаджиево. Триумфом жилищной кампании нашего доблестного

замполита стало лето 1990 года, когда, оставшись на время отпусков стар-

шим идеологом и политиком дивизии, а значит, и председателем жилищно-

бытовой комиссии, он без долгих колебаний отдал почти два подъезда све-

жевыстроенного дома офицерам и особо приближенным мичманам нашего

экипажа. Не забыв, естественно, и себя. И при этом полностью проигнори-

ровал все робкие позывы представителей других экипажей. Вернувшийся

через месяц начальник политотдела неделю «рожал ежей», получая оплеухи

со всех сторон, и поклялся самой страшной клятвой, что, пока он жив, Пало-

ва близко не подпустят даже к распределению спичек, и вообще устроит ему

кузькину мать. После чего Палов как-то умудрился получить звание капита-

на 1 ранга, причем, как говорили, оказался последним замполитом Северно-

го флота, получившим своего «полковника». Начпо снова рассвирепел, и на-

чал системно и толково патрулировать казарму экипажа дежурными по по-

литотделу, пообещав нашему ушлому Палову вывести того на чистую воду.

Вот тут-то он ошибался…

Для людей, далеких от романтики флотских будней, обязан объяснить,

что же такое жилищно-бытовая комиссия, более известная своей аббреви-

атурой – ЖБК. В эти три буквы вместилась вся Советская власть за семь-

десят лет ее существования. Это кормушка-распределитель. Это квартиры

в новых домах с нормальным отоплением, это женские итальянские сапо-

ги и мужские адидасовские спортивные костюмы по государственным це-

нам, ковры и мебель, это, в конце концов, автомобили со скидками, и многое

другое, менее значимое. Это возможность одаривать или не одаривать. Или

брать себе. Много. И часто. ЖБК – это клуб избранных. В каждом экипаже

есть свой ЖБК, но это пустая формальность. А вот председатель экипажно-

го ЖБК – это тот человек, который ходит на заседания дивизионной комис-

сии. А так как бытом, досугом и прочими невоенными проблемами моряков

497

П. Ефремов. Стоп дуть!

согласно всем уставам и директивам министра обороны обязан заниматься

замполит, то, естественно, должность председателя экипажного ЖБК всегда

занимал заместитель командира по политической части. А посему посиделки

ЖБК дивизии превращались в откровенный дележ добычи отрядом полит-

бойцов. Как это выглядело, я наблюдал лично, так как с началом перестройки

народ стал посмелей, и меня очень неожиданно задвинули вместо замполи-

та председателем ЖБК аж на три последующих года. К чести Палова нужно

заметить, что он за председательский пост не цеплялся, так как свое оттуда

уже взял, и в этот момент, держа нос по политическому ветру, был захвачен

идеей стать народным депутатом городского совета нашего града Гаджиево,

в то времяеще называвшегося по-секретному просто – Мурманск-130. Де-

путатом он, разумеется, стал, но об этом позже…

Сначала зама властно и неумолимо захватило поветрие половины страны

под названием кооперативное движение. Причем вся та же половина страны

мало понимала, что это такое на самом деле, но все были уверены, что денег

загрести можно уйму. Правда, как это сделать, никто не знал, а потому ре-

альных работающих кооператоров было мало, а вот стремящихся хоть что-

нибудь хапнуть – огромное количество. К чести нашего зама, он ко вторым

не относился, впрочем, как и к первым. Он был сам по себе и своими дей-

ствиями просто предвосхитил все то, что началось в стране через несколь-

ко лет. Сперва политрук начал подготовку к избирательной кампании мето-

дом подкупа избирателей, для чего, выехав ненадолго в родную Молдавию,

закупил под реализацию вагон свинины и вагон дешевого молдавского вина

с известным и звучным названием «Изабелла». И вино, и мясо он реализовал

быстро, предварительно предложив экипажу купить у него сколько угодно,

чуть ли не по себестоимости и рубя вместе с нами мороженое мясо в подва-

ле 48-го дома. Он уверял, что, как только станет местным депутатом, все бу-

дет так здорово, что этот подвальный дележ продовольствия мы будем вспо-

минать с иронической улыбкой. Мясо ли, вино ли свое дело сделали или про-

сто наша тогдашняя всеобщая избирательная безграмотность, но депутатом

зам стал с первого раза. И что интересно, по слухам, после этого он перестал

ездить домой в солнечную Молдавию, так как решил деньги за реализован-

ный товар не возвращать, а оставить себе, на свои депутатские нужды. По-

сле избрания замполита, как и положено, откомандировали в органы власти

для исполнения своих новых обязанностей, и с этого момента наш Александр

Иванович покинул экипаж.

Дальнейшая его жизнедеятельность протекала вне экипажа, но на на-

ших глазах. Вначале он стал председателем комиссии по поддержке и раз-

витию предпринимательства и сразу открыл парочку магазинов, просу-

ществовавших недолго, но ярко. Одним из них был знаменитый пивной

подвал, в самом крайнем доме поселка, прямо у дороги, ведущей из зоны.

Волей-неволей, но бредущий домой офицерский и мичманский состав фло-

тилии натыкался на ржавую дверь, около которой толпами, в любую погоду

стояли страждущие, опорожняя бутылки с пивом после трудного флотского

дня. Потом магазины прикрылись, а замполит от обиды стал председателем

депутатской комиссии по борьбе с коррупцией. Находясь на этом посту, он

принял самое горячее участие в создании первого рынка в поселке, попут-

но открыв там вместе с азербайджанскими «беженцами» несколько ларь-

ков. Потом, по неизвестным для широких масс причинам, он покинул ряды

и этой комиссии, заявив публично, что «они там все проворовались». Потом

498

Часть вторая. Прощальный полет баклана

подошел срок окончания его депутатства, переизбираться зам не стал, а, по-

кинув стройные ряды народных избранников, тихонько уволился и неожи-

данно для всех открыл в здании ДОФа весомую альтернативу единственно-

му гаджиевскому ресторану «Мутный глаз» под названием «Офицерское

казино». Это злачное место пришлось всем по вкусу, и вскоре там начались

массовые экипажные пьянки, в новое время называвшиеся мероприятиями

по сплочению офицерского состава. Там, кстати, пришлось представляться

и мне с ребятами, когда пришло время прощаться с флотом. Палов был все-

таки неплохим человеком, приветливым и не очень злопамятным. Как во-

дится, были те, кто его уважал, и те, кто ненавидел, но подлецом он не был,

а был, скорее, очень активным авантюристом, полностью раскрывшим свой

талант в те лихие годы.

Когда Палов покинул экипаж, к нам пришел новый заместитель коман-

дира, профессиональный политработник, капитан 1 ранга Балабурда. Вы-

сокий, под метр девяносто, дородный, черноусый и с вечно розовыми ще-

ками, он походил на постаревшего парубка из южноукраинского хуторка,

коим, собственно, и являлся. Был Балабурда коренным киевлянином, из се-

мьи потомственного бойца идеологического фронта. Семейный совет ре-

шил отправить молодого Василя на самый ответственный рубеж политиче-

ского фронта, на флот, вследствие чего Василь четыре года отдал киевскому

Морполиту, находившемуся аккурат в десяти минутах ходьбы от его дома.

Политдороги в конце концов привели его на Северный флот, где он оконча-

тельно осел в ранге заместителя командира корабля по политической части.

Своего «полковника» Балабурда получил точно в срок, еще при советской

власти, на адмиральские погоны не прицеливался и, как мне кажется, еще

в конце восьмидесятых начал считать месяцы и дни до увольнения в запас

по возрасту, одновременно строя планы на послепенсионную жизнь. А меч-

талось ему по выходе на пенсию посвятить себя полностью и безвозвратно

крестьянской жизни, в фамильном домике, километрах в двадцати от Кие-

ва, подаренном его деду еще Хрущевым в период его руководства Украиной.

По нынешним временам домик был довольно скромным, но к нему прилага-

лось соток пятьдесят земли, вместе с водой, светом, газом и канализацией,

что в общем-то настраивало на позитивный взгляд в будущее. А потому Ба-

лабурда служебным рвением не страдал, выполнял самое необходимое, что-

бы не давать повода к придиркам, а все остальное время самозабвенно гото-

вился к нелегкой фермерской стезе. Он то заказывал какие разборные те-

плицы, то покупал различнейшие сельхозинструменты, модернизировал их,

и мечтал о покупке какого-то очень крутого немецкого мотоблока, на кото-

рый он никак не мог накопить необходимую сумму.

Был он сам по себе человеком общительным и внешне простым, хотя

природная хохляцкая хитрость и выпестованная годами политковарность

иногда пугающе выпирали из него в самые неподходящие моменты, прав-

да, довольно быстро затухая. Ко всему прочему Балабурда был абсолютно

незлобливым, не умел злится долго и казался человеком, совершенно случай-

но оказавшимся в утробе подводной лодки в чине капитана 1 ранга. Он, на-

верное, так и остался бы в памяти экипажа улыбчивым добрячком, если бы

не одна прощальная рапсодия нашего зама. Его увольнение в запас совпало

с уходом экипажа в отпуск после автономки. В нее Балабурда благополучно

сходил, предварительно отправив семейство и все вещи на родную Украину,

а после автономки остался за старшего в экипаже, пока народ не разъехал-

499

П. Ефремов. Стоп дуть!

ся в отпуск. Меня командир отправил в отпуск сразу, буквально через неде-

лю после похода, чтобы я, вернувшись раньше всех, сменил зама, которого

к этому времени уже должны были рассчитать. В те самые крутые демокра-

тические годы денег на флот, а уж тем более на какое-то там жалованье ка-

тастрофически не хватало. А сразу после похода человек пятнадцать матро-

сов, выслужившие свой срок, должны были уходить на гражданку. И так слу-

чилось, что матросские деньги вовремя не дали. Впрочем, как и офицерские.

Но тем, кто оставался служить – и офицерам, и мичманам, деньги кое-как

выдали, а увольняемым в запас – задержали. Экипаж уехал в отпуск, а ма-

тросы, уже гуляющие мысленно по родным городам, ждали финансирова-

ния недолго. По их просьбе Балабурда их всех уволил, при этом клятвенно

пообещав, что, как только деньги придут, им сразу их вышлют, для чего со-

ставил список их точных координат с адресами. Матросы разъехались. Че-

рез месяц зам получил денежное довольствие личного состава и всем, кто

находился в казарме, выдал согласно ведомости, которую сдал в финчасть.

Потом приехал я, и Балабурда передал мне все дела, печать и прочие атрибу-

ты власти, выпил со мной на посошок и убыл на родную Украину. А еще че-

рез месяц начали приходить письма от уволенных матросов с одним вопро-

сом: где деньги? Тут и оказалось, что большой и добродушный зам просто

оставил их себе. А это была немалая сумма: отпускные, автономочные и про-

сто долги какие-то. Так что, судя по всему, присовокупив к своему немало-

му «полковничьему» выходному пособию эту матросскую «надбавку», наш

зам обзавелся-таки долгожданным мотоблоком и с чистым сердцем начал

новую жизнь.

Новый замполит появился довольно скоро. К этому времени к нам по-

шла первая волна бывших политработников, а ныне воспитателей, с надвод-

ного флота. Надводники стремительно сокращались, корабли ударными

темпами продавали на слом в Индию и Китай, а высвобождаемых офице-

ров рассовывали куда попало. Конечно, ракетчик с надводного корабля

на подводную лодку вряд ли попадет, а вот замполит – профессия универ-

сальная, а потому сгодится где ни попадя. Вот так у нас появился первый

замполит, который до этого видел подводную лодку только с борта надво-

дного корабля. Арсений Геннадьевич, так его звали, прибыл к нам в звании

капитана 3 ранга и буквально сразу же был произведен в следующий чин

по той простой причине, что давно выходил срок очередного чина, а по-

толком должности на надводном корабле было «майорское» звание. Ген-

надьевич хотя и был воспитанником своей родной политсистемы, но дура-

ком не был и прекрасно понимал, что время идейных политруков прошло

безвозвратно. Другое дело, что он не знал и даже, кажется, не понимал,

что такое воспитательная работа без идейной составляющей. А потому

вел себя в отношении всех исключительно корректно и очень осторожно,

повышая голос и показывая власть исключительно в тех ситуациях, кото-

рые подпадали под букву воинских уставов. Корабль он не знал абсолют-

но, но спрашивать о чем-то у кого попало, судя по всему, стеснялся и ино-

гда обращался исключительно к офицерам по самым «ликбезовским» во-

просам. Он очень неплохо сошелся с командиром, наверное, потому, что

не лез ни в какие вопросы управления личным составом и проявлял толь-

ко самую разумную инициативу и только на своем уровне. Через какое-то

время у них даже сложился вполне слаженный тандем, и постепенно голос

у зама окреп, он даже стал иногда проявлять несвойственный классическо-

500

Часть вторая. Прощальный полет баклана

му замполиту строевой характер. Из-за этого, да плюс еще и из-за своих

черненьких усиков и прилизанной челки, замполит получил не очень бла-

гозвучное прозвище Фюрер, которым его именовали, естественно, за гла-

за и без особой злости. Он сходил с нами на боевую службу, веселя личный

состав до колик своими ежедневными подведениями итогов дня по общеко-

рабельной трансляции, когда он выдавал незабываемые перлы, касающие-

ся устройства корабля. Но в процессе подготовки к автономке, да и в ходе

ее, умудрился понравиться командованию и после отпуска был приглашен

на должность по-новому труднопроизносимую, а по-старому просто заме-

стителем начпо дивизии.

А вот следующим нашим замполитом стал я сам. Дело в том, что в какой-

то момент первая волна освободившихся замов иссякла, а вторая, пришед-

шая к нам с далеких черноморских берегов, еще не набрала силу. Вот тут-то

наш командир и принял решение назначить временно исполняющим обя-

занности командира по воспитательной работе – меня. Капитана 3 ранга

и простого КГДУ. Естественно, только в базе. В море я садился на свое крес-

ло и рулил как обычно. Причем отдал приказом, что подразумевало даже вы-

плату каких-то дополнительных денежных средств, однако это, естествен-

но, мне не выгорело из-за привередливости и склочности финансовых ор-

ганов. Меня освободили от всех вахт, и я погрузился в нелегкую трудовую

деятельность самого обычного заместителя командира самого обычного ра-

кетного подводного крейсера.

Может, сейчас деятельность замов по воспитательной работе уже пре-

исполнена «громадьем» планов и грандиозностью задач, но на тот момент,

когда я временно влился в эти стройные ряды, вся эта некогда могучая струк-

тура находилась в состоянии безнадежного и блаженного коллапса. Идей-

ный стержень был изъят, звезд на погонах поубавили, и вообще, бояться,

а значит, уважать перестали. Большая часть воспитательного корпуса состо-

яла из немолодых капитанов 2 ранга, среди которых попадались даже дре-

мучие каперанги, высиживающие последние годы до предельного возраста.

Самое удивительное, что за полгода я так и не смог внятно уяснить, что вхо-

дит в мои обязанности. Политзанятия и политинформации давно отменили,

вместо них придумали какие-то беседы о международном положении, ко-

торые никто толком не проводил. Единственное, что было четким и понят-

ным, так это то, что все выходные и праздники я должен был сидеть в казар-

ме или на корабле, а то и курсировать между ними, чтобы, постоянно пере-

считывая личный состав, вынюхивать запах алкоголя. Я стал вечно что-то

обеспечивать. Ничего особо трудоемкого в этом не было, и я даже умудрил-

ся несколько раз, с подачи нашего бывшего зама Геннадьевича, отстоять

старшим по воспитательной части по дивизии, немало повеселив этим зна-

комых механических офицеров на кораблях. Каждую неделю в дивизии на-

чальник устраивал нам совещание, скорее по привычке, чем по надобности,

на котором все горестно жаловались, что времена поганые, личный состав

пошел никудышный, а заместитель комдива в очередной раз грозно озвучи-

вал самую свежую директиву по «борьбе с личным составом и неуставны-

ми взаимоотношениями». Надо признать, что в эти годы повального разва-

ла личный состав действительно был не чета прежним, и творил такие без-

образия, о которых в былые годы и думать боялись. По большому счету это

было кошмарное время. Восьмидесятые годы закончились торжеством демо-

кратии, вследствие чего студентов перестали призывать и сразу всех уволи-

501

П. Ефремов. Стоп дуть!

ли. В считанные дни флот «освободился» от своей самой грамотной матрос-

ской составляющей.

Потом покатился парад суверенитетов, сопроводившийся массовыми по-

бегами и требованиями матросов отправить их служить на историческую ро-

дину. Затем развал державы закрепили официально, и на флот потекли слу-

жить одни россияне. Но к этому времени большинство городской молодежи

освоило финансовый способ откосить от срочной службы, и на корабли на-

чали приходить трактористы из далеких областей с семиклассным образова-

нием и горячие горцы из кавказских республик, абсолютно справедливо по-

лагавшие, что подметать плац и скалывать лед – не значит быть военным.

Стартовала новая волна флотской годовщины, более жестокая и на-

глая. Командование резво вспомнило старое, в казармах и на кораблях сно-

ва начали появляться дежурные по «храпу», ночующие с личным составом,

и казалось, что командование готово к каждому матросу приставить хотя бы

одного контролера. Гауптвахты уже не помогали, а их вскорости и отмени-

ли, так же как и дисциплинарные батальоны. Все заботы по предотвраще-

нию каких-либо происшествий легли на командиров кораблей, которым

и без этого хватало проблем. Те, естественно, переложили все на замов, ко-

торые, на удивление, снова стали востребованы, именно как заместители

командиров по «борьбе с личным составом». К тому же после угара первых

перестроечных лет и развала Союза, когда их понизили до помощников ко-

мандира с потолком в звании – капитан 3 ранга, их потихоньку снова вер-

нули в заместители, потом подняли планку до капитана 2 ранга, но, правда,

на этом успокоились.

Вот такой вот «загогулиной», как говорил наш первый президент, я и ока-

зался на острие сражений с задемократизированным личным составом. Од-

нако мои методы работы с военнослужащими срочной службой в корне от-

личались от тех, каким учили в политакадемии, и были, мягко говоря, анти-

гуманными. Механики, по сути своей, люди простые и грубые, совершенно

не обладающие той тонкой умственной организацией, что присуща гумани-

тарным офицерам, к которым я и относил военно-морских «воспитателей».

Первый же матрос-контрактник, надравшийся в субботу вечером до поте-

ри ориентации в пространстве, а оттого ставший буйным, драчливым и про-

сто мерзким, был, по моему приказанию, демонстративно раздет догола и за-

кинут в офицерскую сауну, которая незамедлительно была запитана. Воду,

как холодную, так и горячую, на сауну я перекрыл сам, и когда температу-

ра там, внутри, дошла до 100 градусов, пьяный буян, до того оравший во всю

глотку, вдруг осознал, что тут ему очень жарко и срочно надо выйти. Минут

пятнадцать он сначала обещал лично меня убить, а потом уже с надрывом

стал просить прощения. Услышав покаянные речи, я подключил на душ са-

уны забортную воду, температурой около нуля градусов. Он просидел так

в сауне еще часа полтора, периодически от безвыходности остужаясь ле-

дяным душем и снова нагреваясь, а когда я решил его выпустить, то из сау-

ны практически строевым шагом вышел недоваренный голый, но абсолют-

но трезвый матрос, который тут же пообещал, что больше не будет пить ни-

когда. Я на это не рассчитывал, да и не верил в такое чудо, но вот в то, что он

будет землю грызть, чтобы больше не попасться, почему-то был уверен. Так

как экзекуция эта была мной проведена образцово-показательно, и ее ход

наблюдал весь личный состав, в это время квартировавший на корабле, то,

не постесняюсь похвастаться, следующие три месяца матросы – срочники

502

Часть вторая. Прощальный полет баклана

и контрактники – «залетать» неожиданно перестали. Я не очень связывал

этот интересный факт с баней, устроенной буйному контрактнику, но кое-

что намекало, что парная сыграла в этом немалую роль. Конечно, уверенно-

сти в том, что они поголовно бросили употреблять алкоголь, у меня не было,

но вот то, что они перестали попадаться, какой-то оптимизм внушало.

Тяжелее было с молодыми мичманами. Но и для тех я организовал пока-

зательную «порку», получив от старпома карт-бланш на назначение «зале-

тевших» молодых мичманов круглосуточными руководителями сколки льда

с пирса. Вроде ничего особенного, но в ноябре, да торчать постоянно на про-

дуваемом пирсе, и когда тебя постоянно контролируют, чтобы ты, не дай

бог, не отлучился на КДП, или, упаси боже, в прочный корпус не спустил-

ся, то уже к обеду начинаешь задумываться о смысле жизни и вреде алко-

голизма. Смех смехом, но экипаж неожиданно начал светиться по сводкам,

как один из самых дисциплинированных. Конечно, хватало и других замо-

рочек, но командиру такой подход понравился, а заместитель командира ди-

визии по воспитательной работе начал поглядывать на меня с какой-то тай-

ной мыслью в глазах, от чего я начал понемногу напрягаться. Разгадка подо-

спела довольно скоро.

За месяц до Нового года командир предложил мне поменять служеб-

ную ориентацию и стать штатным и официальным заместителем команди-

ра по воспитательной работе. Это никаким образом в мои планы не входило,

так как я уже окончательно и бесповоротно решил не продлевать контракт

с Вооруженными силами. Я отказался. Командир воспринял это спокойно

и с пониманием, но на следующий день с таким же предложением ко мне

обратился уже заместитель командира дивизии по воспитательной работе.

Это напрягло меня еще сильнее, так как слова командира довольно сильно

смахивали на шутку, а вот слова прожженного политрука юмором и не по-

пахивали. Как бы подчеркивая мой плавный и уже практически решенный

переход в когорту славных комиссаров, через пару дней меня даже пригла-

сил на свой день рождения один из старейших замполитов дивизии. Пьянка

была организована у него на квартире, и на нее собралось человек пятнад-

цать политруков, примерно одного возраста. Я был среди них самым моло-

дым и мостился в уголке, усиленно стараясь не привлекать ничье внимание.

Тем не менее после первого часа застолья заместитель командира дивизии,

выведя меня на перекур, прочитал мне коротенький ликбез о достоинствах

службы в качестве офицера-воспитателя, ошеломляющих перспективах, от-

крывающихся передо мной и о своей личной симпатии к моей кандидатуре

на место заместителя командира. Я снова уклонился от прямого ответа. Заме-

ститель не настаивал, и вопрос снова временно повис в воздухе. Но уже че-

рез неделю он мне его задал в официальной обстановке и в своем кабинете.

Отступать было уже некуда, и я честно признался, что собираюсь по оконча-

нии контракта «поднимать народное хозяйство» в местах, довольно далеких

от Мурманской области. Меня начали уговаривать. Сначала мягко, а потом

и жестко. Я снова отказался, после чего был отпущен с громогласным резю-

ме начальника о его ошибочной оценке моей личности.

После этого моя политическая карьера покатилась вниз. Я продолжал

исправно выполнять обязанности заместителя командира, но отношение

ко мне «начпо» сменилось на демонстративно предвзятое. Меня стали ру-

гать за все что можно, нашу казарму проверяющие из отдела воспитательной

работы посещали все чаще и чаще, а уж когда мичман Леший в поселке уму-

503

П. Ефремов. Стоп дуть!

дрился набить морду своему соседу так успешно, что тот с испугу выпрыгнул

со второго этажа прямо на патруль, правда, не сломав никаких конечностей,

меня практически объявили персоной нон грата в воспитательных органах.

Надо отдать должное командиру: когда я обрисовал сложившуюся ситуацию

и предупредил его, что экипаж будут целенаправленно пачкать по причине

моего отказа, он отнесся к этому понимающе и пообещал полную поддерж-

ку. Таким макаром я дотянул до Нового года, который и стал моей лебединой

песней на ниве воспитательной работы. Конечно, в новогоднюю ночь не обо-

шлось без сюрпризов, но все перекрыл стоявший соседним к нам бортом

БДРМ. Экипаж стоял в боевом дежурстве, и часа в три ночи умудривший-

ся где-то здорово поддать верхний вахтенный за что-то обиделся на вылез-

шего покурить на мостик офицера и устроил настоящую перестрелку с ним

и поднявшимся ему на помощь дежурным по кораблю. Минут пять они па-

лили друг в друга, к счастью мимо, а потом уже несколько человек с нашего

корабля умудрились спеленать обезумевшего автоматчика. Через полчаса

на пирсе были все: от командующего флотилией до чекистов и прокурату-

ры, ну и, естественно, практически весь отдел воспитательной работы фло-

тилии. Такое суровое происшествие заслонило собой все мелкие проступ-

ки, а поэтому уже через две недели к нам прибыл новый, законный и кадро-

вый заместитель командира по воспитательной работе… и снова с далекого

Черноморского флота… И хотя его служба у нас была недолгой, он остался

в памяти народной, как «Шоколадный замполит», о чем даже стоит расска-

зать отдельно…

Конечно, мне приходилось видеть и других замов. Разных. Жестоких

и почти пластилиновых, подлых и, напротив, добрых и чистосердечных, наи-

вных романтиков и прожженных авантюристов, словом, разных, какими

и бывают не только военные. Но только вот все они были багажом на кора-

блях, и не потому, что были не нужны, а потому, что ничего не умели и не хо-

тели уметь, хотя при царе-батюшке даже корабельные священники занима-

ли в бою места по боевому расписанию и не с Евангелием в руках…

Шоколадный замполит

Чтобы сесть на коня – нужна жопа,

чтобы им управлять – голова!

Капитан 1 ранга С. В. Симоненко

Иногда, читая книги о войне, ловлю себя на мысли, что с большим ува-

жением думаю о политработниках. Правда, не о нынешних «воспитателях»,

или как их там еще называют ныне, а о тех, времен Великой Отечественной,

кто с пехотой прошел от Москвы до Берлина. Ну не верю я в то, что можно

было промесить сапогами грязь всей Европы, ежедневно соседствуя со смер-

тью, и не знать, к примеру, как стрелять из автомата… Или быть политруком

в танковом полку, и не знать, как попасть внутрь боевого Т-34, а уж тем паче

быть замполитом на дизелюхе в Балтике в 1943 году, и не знать своего места

по боевому расписанию…

504

Часть вторая. Прощальный полет баклана

Все началось где-то в 1994 году… Бывшие хлебосольные братья-

украинцы, к этому времени неожиданно превратившиеся в щирых хохлов,

которые наглым нахрапом приватизировали славный город Севастополь

и начали методично отвоевывать как береговые ресурсы Черноморского

флота, так и его корабельную часть. Российская сторона добросовестно де-

лилась всем, чем могла, вследствие чего Черноморский флот оказался, как

говорят ныне, с дефицитом корабельного и с профицитом офицерского со-

става. Причем если молодые и еще боеспособные старлеи и каплеи, в боль-

шинстве своем увольнялись в запас по сокращению штатов сами и осознан-

но, не видя никаких перспектив в ближайшем будущем, то офицеры пред-

пенсионного возраста увольняться не спешили, да и уволить их просто так

было затруднительно. Крым не Север, год шел за год, а не за два, как в Запо-

лярье, и люди, дослужившие в Крыму до 40–43 лет, могли этой самой пенсии

и лишиться, практически за шаг до нее. Вот и цеплялись офицеры за любую

возможность добрать эти три-четыре года, оставшиеся до пенсии, где угод-

но и как угодно. А в борьбе за свои интересы бывшие политические, а ныне

воспитательные отделы были всегда в самых первых рядах. Наверное, отто-

го и созрела в московских коридорах мысль усилить этими надежными по-

литическими товарищами с «королевского» флота северные форпосты стра-

ны, в частности и подводников.

Первый черноморский замполит в звании капитана 3 ранга прибыл

на наш корабль, правда, в первый экипаж, где-то в 93 году, как раз тогда, ког-

да я был прикомандирован к ним на боевое дежурство. Был он сравнитель-

но молод, розовощек, улыбчив и несколько застенчив, что, как выяснилось

потом, оказалось просто хорошо замаскированным дикими страхом перед

самим атомоходом и тем, что у него внутри. Замполит сначала жутко разве-

селил всех – от командира до матроса – тем, что на второй день пребыва-

ния на корабле, припомнив свое строевое прошлое на родном БПК, стал на-

стойчиво требовать вестового, чтобы ему постирали и погладили рубашки,

а туфли выставил на ночь в коридор у двери в каюту, по всей видимости, для

того, чтобы тот же мифический вестовой ему их почистил. Обнаружив утром

нетронутую никем обувь, он умудрился поднять вопрос о своих нестиранных

рубашках и носках на утреннем докладе в центральном посту. Там под мас-

совый хохот командиров боевых частей он был довольно жестко и цинично

поставлен командиром перед необходимостью заботится о себе самому и на-

учиться крепко держать мыло в руках, чтобы мылить белье, а не собствен-

ную зад ницу. Ответить командиру замполит не посмел, памятуя, что руко-

водящей и направляющей уже не существует, а сам он уже как бы и не за-

меститель командира по политчасти, а просто помощник по работе с личным

составом, да и на подводной лодке всего третий день, мало ли что… Надо от-

дать должное застенчивому замполиту, который пронес свой страх перед мат-

частью так уверенно и твердо, что даже, будучи в море, дальше 6-го отсека

не ходил принципиально, мотивируя это незнанием устройства реакторно-

го отсека и норм радиационного контроля, чем безмерно радовал всю кор-

му, избавившуюся от одного из ночных проверяющих. Что получалось у зам-

полита, так это проведение телесных осмотров военнослужащих на предмет

побоев и прочих повреждений кожных покровов. Здесь он проявлял прак-

тически терапевтические знания, находя синяки и ссадины у матросов в ме-

стах, для зрения обычного человека недоступных. После первых же морей

в составе экипажа замполит четко уяснил, что Баренцево море ему проти-

505

П. Ефремов. Стоп дуть!

вопоказано, как и действующий подводный корабль, а потому напряг всех,

кого мог в своей политслужбе, и перевелся на отстойный экипаж, где добро-

совестно получил через несколько лет своего капитана 2 ранга и не потерял

юношеский румянец.

Потом уже замполит нашего экипажа, катапультировался в дивизию,

в политотдел, на повышение, а нам прислали нового зама. Тоже с Черномор-

ского флота. И был он, скорее, не новый, а старый. Для подводника сильно

старый. Целых 44 года. Еще с артиллерийских крейсеров проекта 68-бис.

И оставалось ему до пенсии совсем ничего, поэтому приехал он дослуживать

в наш гарнизон совсем один, без семейства, с двумя чемоданами, как лейте-

нант, и сразу поселился на корабле. Вот тут-то и начались хохмочки…

Будучи замполитом опытным, наш новый политотец сразу сообразил, что

крейсерские замашки тут не прокатят, да и время другое, а поэтому чуть ли

не в приказном порядке велел называть себя в обиходе просто Николай Ива-

нычем и запросто заходить к нему в каюту на чай, чем мгновенно воспользо-

вался вечно голодный комдив два Тараканов, носивший само за себя говоря-

щее прозвище Солитер. После первого же доклада он ввалился в каюту зам-

полита, где минут за двадцать умудрился умять два пакета пряников и пару

стаканов чая, а к вечеру, периодически заглядывая к заму, уничтожил все

его припасы, сделанные из расчета на неделю. Замполит морщился, но тер-

пел эту стадию единения с офицерским составом, ежевечерне закупая пря-

ники, печенье и прочую чайную снедь. К концу первой недели у него в каю-

те обосновалась прочная компания халявщиков, возглавляемая Солитером

с примкнувшими к нему командиром БЧ-1 Хариком. Они добросовестно

объедали зама, попутно накачивая его невероятными рассказами о боевых

буднях ядерного исполина, тяготах и лишениях воинской службы, особен-

но в подводном положении в автономном плавании. Опытный зам понимал,

что во многом они явно перебирают, а может, и просто издеваются над ним,

но по незнанию матчасти и прочих аспектов службы подводника молча гло-

тал сведения и тихонько мотал на ус одному ему понятное. Попутно Николай

Иванович выписал у секретчика несколько учебников по устройству корабля

и по ночам, чтобы никто не видел, начал обходы отсеков с целью ознакомле-

ния с кораблем. Само по себе это, конечно, было правильно и даже внушало

определенное уважение к немолодому замполиту, но далеко дело не пошло,

и осмотрев все 11 отсеков корабля, Николай Иванович решил, что этого до-

статочно, и изучение корабля прекратил и даже стал изредка, когда в цен-

тральном посту никого не было, покрикивать по «Каштану» на вахтенного

по корме просто так, для отработки.

Следующей особо важной ступенью познания корабля для зама стал кам-

буз. Так как все это время Николай Иванович жил на корабле, то пункт пи-

тания с первого дня стал основной сферой его жизненных интересов. На его

счастье, в то время мы питались на корабле, камбуз работал по полной про-

грамме, и голодать заму не пришлось, а морполитовская закалка не позво-

ляла Николай Ивановичу стоять в стороне от такого важного мероприятия,

как снятие пробы. Постепенно это вошло у него в обязательный ритуал с по-

еданием салата, первого, второго и третьего сначала на камбузе среди коков,

а потом, через полчасика, уже в кремовой рубашке в кают-компании. Что

уже через несколько недель заметно отразилось на лице и фигуре замполи-

та, прибывшего на Северный флот с отпечатком физической и моральной

изжоги на лице, а также нервного и телесного истощения. Он заметно окру-

506

Часть вторая. Прощальный полет баклана

глился, морщины на лбу разгладились, и в движениях Николая Ивановича

появилась некая барская вальяжность. И хотя вскоре ему выделили квар-

тиру, на берег замполит сходил редко, предпочитая пустоватой и холодной

квартире теплую каюту корабля с продуктами питания в самой непосред-

ственной близости. Командира постоянное присутствие зама на борту ра-

довало и устраивало, так как само проживание пускай и немного блажен-

ного капитана 2 ранга в прочном корпусе волей-неволей заставляло личный

состав держаться настороженно, а если и нарушать воинскую дисциплину,

так уже в более скрытном варианте. Офицеров зам сильно не трогал и даже

делал вид, что не замечает периодического якорно-бытового пьянства нево-

оруженной дежурно-вахтенной службы корабля. В общем, все были доволь-

ны, пока на горизонте не замаячили моря…

Как любил говорить наш командир, море – это вечное напряжение. Так

вот, напряжение это приходит задолго до морей, а уж если это сдача курсо-

вой задачи, так вообще за месяца полтора. Начавшаяся напряженка вначале

как-то обходила зама стороной, благо все береговые проверки замполит про-

ходил на «ура». Длительный опыт службы позволял ему поддерживать пол-

ный набор всех своих документов практически в образцово-показательном

состоянии, а большего с него никто и не требовал, зная о его недавнем над-

водном прошлом. Зам, постоянно перепоясанный ПДУ, с фонариком в руке

и с папкой под мышкой, добросовестно присутствовал в центральном по-

сту на всех подведениях итогов проверок, учений по борьбе за живучесть

и всего прочего, благоразумно скрываясь за спинами командиров боевых

частей. Во время учений он тихо, как мышка, сидел со своими политот-

дельскими проверяющими в своей каюте, осторожно похрустывая сухаря-

ми за чаем, благо их никто не трогал по причине абсолютной ненужности

во время не укротимой борьбы за живучесть корабля. Так тихой сапой, зам-

полит и дотянул до морей.

На контрольный выход в море к нам на борт загрузился походный штаб

дивизии во главе с заместителем командира дивизии капитаном 1 ранга Иса-

евым Юрием Максимовичем, личностью одиозной и нагло-грубоватой, что

в будущем предвещало ему неплохую карьеру. Сам каперанг в свою быт-

ность простым офицером немало наморячил на «азах», но карьеры как-то

особо не сделал, и назначился командиром только под закат этой славной се-

рии кораблей. Сделав одну самостоятельную автономку в ранге командира,

он больше в море не ходил. Его корабль сначала затащили в Полярный на ре-

монт, за два года ратного труда сделали из него игрушку, и, как водится у нас

на Руси, через несколько месяцев после выхода из завода отправили на игол-

ки к полному недоумению всех простых моряков, непричастных к высокой

политике. Исаева, чтобы тому не было обидно, отправили в Военно-морскую

академию, откуда он и вернулся в родную базу, а точнее, к нам в дивизию, за-

местителем комдива… учить других командиров, ну, менее опытных, в море

ходить. А неуверенность и недостаток морского опыта, как правило, очень

хорошо компенсируется громким командным голосом, хамством и просто

дубовым упрямством. А потому на выходе с Исаевым можно было в любой

момент нарваться на отборную матерщину в свой адрес, причем по самому

безобидному поводу. А еще Исаев как-то не очень любил замполитов, что,

наверное, неудивительно, после их многолетнего партийного шефства. Как

ни странно, никто из походного штаба не попал на постой в двухместную ка-

юту зама, куда во все времена засовывали кого-то из флагманских спе цов,

507

П. Ефремов. Стоп дуть!

чем заместители всегда были очень недовольны. Николай Иванович этим

обстоятельством остался очень доволен, а учитывая то, что пока вся эта бое-

вая суета мало его трогала, начал постепенно приходить к выводу, что служ-

ба подводника и в море не так уж плоха. А если принять во внимание то, что

корабль после ввода ГЭУ в действие перешел на морской рацион питания,

так вообще удивительно приятна и необременительна.

Сам выход корабля из базы, выпавший на утро, замполит провел в 5-бис

отсеке, с большим душевным подъемом дегустируя на пару с доктором пред-

стоящий обед. Судя по тому, что после отбоя тревоги оба обнаружились в ку-

рилке за неторопливым дружеским разговором, обед удался. Следующие

пару дней общекорабельной «войны» заму удавалось вести образ жизни, бо-

лее или менее сопоставимый с береговым. Ему вполне удавалось, не рису-

ясь лишний раз в центральном посту, проскальзывать в кают-компанию по-

сле Исаева и походя расписываться в журнале ЦП о проверке несения вах-

ты на корабле в ночное время, не утруждая себя фактическим обходом всех

отсеков. Но неожиданно случилась накладочка. Николай Иванович, оконча-

тельно уверившись, что в море он фигура не столько важная, сколько фор-

мальная и что никаких особых обязанностей, а уж тем более вахт ему никто,

естественно, не доверит, расслабился окончательно и попросил раскочега-

рить себе сауну ночью, после нолей. Вахтенные 5-бис отсека, которым хоть

и безобидный, но вечно отирающийся по всем палубам заместитель осто-

чертел по самое некуда, сразу согласились, правда, забыв предупредить, что

как раз на это же время в сауну собрался Исаев. И вот когда хозяйственный

замполит, уже в неглиже, мылил штатным земляничным мылом свои носки

с трусами в душевой, в сауну, сверкая залысиной, ввалился Исаев. Парить-

ся ЗКД любил основательно, с веником, мятой и прочими травами, с чаем

и разговорами с доктором, которого всегда брал с собой и считал кем-то вро-

де личного банщика. Узрев перед собой чье-то голое тело, да еще и с намы-

ленными трусами в руках, Исаев сначала от наглости немного опешил, а по-

том как-то сразу озверел.

– Это что за голый х… тут прачечную устроил, когда целый замкомди-

ва париться пришел?!

Николай Иванович за долгие крейсерские годы привыкнувший к немно-

гочисленности старшего офицерского состава на надводном корабле, а от-

того и более кастового отношения друг к другу в быту, на тон Исаева внима-

ния не обратил и дружелюбно ответил:

– Добрый вечер, Юрий Максимович! А я тут постирушку затеял… Вы

проходите, я сейчас носки сполосну, и парьтесь на здоровье!

Исаев, узнав в неизвестном голом теле замполита, озверел оконча-

тельно:

– А-а-а… А что, товарищ капитан 2 ранга, какие вы тут воспитательные

вопросы решаете, бл…, в ночное время?! А вы-то сами, знамя политпросве-

та, ёбтыть, знаете, какова норма расхода пресной воды в море на человека?

Да вы хоть знаете, бл…, откуда она на корабле берется, вода-то пресная?!

А кто вам сауну разрешил запитать? Я что-то не слышал в центральном, что-

бы кому-то разрешили! Я вас… твою мать…

И понеслось. Доктор, нагруженный маслами и шампунями, сунулся

было в предбанник, но, узрев голого намыленного замполита с трусами

в руках, и орущего на него голого замкомдива, смекнул, что столь нефор-

мальные отношения старших офицеров его не касаются, и посчитал за луч-

508

Часть вторая. Прощальный полет баклана

шее временно ретироваться в свою богадельню. Весь 5-бис отсек, а точ-

нее – вся средняя офицерская палуба, в течение минут десяти пополняла

свои знания русского матерного из поистине неисчерпаемого запаса Иса-

ева, после чего фонтан красноречия замкомдива внезапно иссяк, а из са-

уны вылетел полуодетый замполит с ворохом шмоток в руках и скрылся

в своей каюте. Исаев в «обесчещенной» сауне париться не стал, а просто

принял душ и в разгневанном состоянии убыл в командирскую каюту, где

квартировал. Попутно командир отсека и вся вахта получили личный при-

каз Исаева выдраить к завтрашнему дню сауну до состояния операцион-

ной и сдать ключи от нее старпому. Уже из каюты донельзя расстроенный

Исаев заказал себе цыпленка табака в постель, что было незамедлительно

исполнено, и затих до следующего утра.

Со следующего дня у Николая Ивановича началась другая, поистине

корабельная жизнь. Он стал присутствовать на всех разводах боевых смен,

каждые четыре часа проверять вахту во всех отсеках, высунув язык, рисо-

вать ежедневные боевые листки, в которые по причине «глобальных воен-

ных действий» писать отказывались все подряд. И что самое главное и непри-

ятное, ему теперь приходилось каждую тревогу жаться в центральном по-

сту на виду у Исаева. С этого дня контроль за бедным Николаем Ивановичем

полностью взял на себя обиженный до глубины души замкомдив. Он сле-

дил буквально за каждым шагом замполита и даже выдал ему зачетные ли-

сты на знание устройства корабля. Опека Исаева была плотной и всеобъ-

емлющей. В центральный пост, когда там находился замкомдив, постоянно

докладывалось обо всех передвижениях зама, которые он публично коммен-

тировал, попутно давая несчастному политруку всевозможные маловыпол-

нимые задания.

За следующие семь дней замполит заметно осунулся лицом, умудрился

ошпариться паром в машине 8-го отсека, невзначай сбросить защиту ГТЗА

в 9-м отсеке, набить шишку гигантских размеров на темечке в трюме 10-го от-

сека и испытать еще массу других впечатлений от знакомства с устройством

корабля. Единственной радостью несчастного бойца политфронта оставал-

ся неизменный ритуал снятия пробы, где он, забывая о различии в погонах,

даже потихоньку жаловался мичману-коку на злопамятность и вредность

Исаева, а тот, участливо покачивая головой, все подкладывал и подкладывал

на тарелку замполита очередную порцию…

Так прошла неделя. Наконец на очередном сеансе связи был получен

приказ следовать в какой-то полигон, где всплыть, ссадить замкомдива на бук-

сир, для пересадки того на другой корабль, а самим следовать в базу, к род-

ному пирсу. Известие это весь экипаж встретил, как всегда, очень радостно,

подустав от порой безграмотных и не прекращающихся «войн», а уж зампо-

лит – чуть ли не со слезами на глазах, понятно, по каким причинам. И вот

перед самым всплытием комдив три, славный капитан 3 ранга Голубанов,

запросил добро продуть гальюны перед тем, как следовать на базу, да и для

лишней отработки личного состава. Добро было получено, и «короли говна

и пара» бодро принялись за дело.

Тут надо сделать небольшое пояснение. В основном для людей, мало зна-

комых с высокотехнологичным методом отправления естественных надоб-

ностей в подводной лодке. Разумеется, мало кто на суше задумывается над

тем, почему все, что исторгает наш организм в унитаз, сливается бесследно,

и остается киснуть, только если забилась труба. А дело в элементарном зна-

509

П. Ефремов. Стоп дуть!

нии физики в рамках курса средней школы. Канализационные трубы про-

ложены под землей, и все что мы льем в раковины и унитазы, сливается во-

дой, естественно текущей вниз и захватывающей с собой все, что попадется

по пути. А вот под водой, в подводной лодке, давление атмосферное, а за бор-

том, допустим, при глубине 50 метров, давление целых 5 атмосфер. И если

предположить, что, как дома, ты нажал слив, то под силой забортного давле-

ния, которое гораздо выше атмосферного, вода просто ворвется в корабль.

А потому и гальюны на подводной лодке устроены совсем по-другому, неже-

ли над водой. Если говорить упрощенно, то гальюн на лодке представляет

собой здоровенную бочку, на которую сверху пришпилен унитаз. И есть

в этой бочке точка входа фекалий, то есть тот самый унитаз, и точка их вы-

хода, она же забортный кингстон, или по-сантехнически – просто клапан.

Так вот, когда личный состав, интенсивно «выдавливая из себя негодяя», за-

полняет эту самую бочку отходами своего организма доверху, ее и необходи-

мо продуть за борт, совсем неэкологично развеяв дерьмо человеческое в глу-

бинах океана. А чтобы все это ушло за борт свободно и без остатка, надо его

просто выдавить давлением, которое будет больше, чем забортное. Для это-

го в бочке открывают забортный кингстон, потом через специальный кла-

пан подается воздух под высоким давлением, и все успешно выбрасывает-

ся за борт. А чтобы эта адская смесь воздуха и дерьма не шарахнула в отсек

через унитаз, то на нем тоже установлен клапан, сделанный в виде педаль-

ной захлопки, которая всегда закрыта. Пришел, подумал о высоком, напряг-

ся, выдавил безобразие из своего бренного тела, отмотал пипифакс… Короче

говоря, весь процесс ничем не отличается от берегового, кроме невозмож-

ности задымить сигарету, восседая на нержавеющем унитазе. И еще вместо

кнопки на бачке у флотского унитаза внизу педаль. Нажимаешь – под ве-

сом твоего тела захлопка открывается, и все твои нечистоты смываются во-

дой. Убираешь ногу – захлопка плотно прикрывает унитаз. Все. Вроде ниче-

го особенного. Но грамотный корабельный офицер, находясь в морях, перед

тем как спустить штаны, всегда сначала взглянет на манометр, установлен-

ный тут же, в гальюне, за дверцей сзади унитаза. А показывает он давление

в этом самом говенном резервуаре. И опытный подводник, зайдя в гальюн

по острой, да и не особо острой надобности, а тем более в море, обязатель-

но сначала взглянет, а не осталось ли в баллоне какое-то остаточное давле-

ние, после его продувания…

Тем временем трюмные свое дело сделали, наполнив попутно отсеки

чуть заметными пахучими миазмами, а на корабле неожиданно, гораздо рань-

ше обещанного, объявили тревогу на всплытие. Поскольку обед естествен-

ным образом перенесся на более позднее время, а замкомдив собирал вещи

и ему уже было глубоко по барабану, чем занимается вымотанный донельзя

замполит, то и Николай Иванович расслабился. Он почуял, что его спусти-

ли с крючка и что скоро его страдания закончатся. А значит, можно и даже

нужно предварительно подкрепиться для поднятия духа. И замполит, впер-

вые за неделю, не отправился по тревоге в центральный пост, а, бросив в ка-

юте фонарик, зачетные листы и даже ПДУ, рванул вниз, на камбуз, снимать

праздничную пробу.

Исаев же, побросав в походный чемоданчик свой нехитрый «полков-

ничий» скарб, решил напоследок устроить не просто всплытие, а учебно-

тренировочное аварийное всплытие. Это когда все балластные цистерны про-

дуваются сразу, корабль пробкой выскакивает из воды, и все, что не очень

510

Часть вторая. Прощальный полет баклана

закреплено, успешно вываливается на палубу, бьется, разливается и все про-

чее. Так, мелочь, а приятно, да еще и без предупреждения, чтоб служба ме-

дом не казалась. Ну и устроил! Весело! В общем-то ничего особенного, лич-

но мне такое всплытие даже нравится, а вот у замполита, с уже изрядно пе-

реполненным на камбузе желудком, это мероприятие, которое было для него

в новинку, вызвало некий нервный стресс. А как известно, нервное состоя-

ние в первую очередь передается желудку. Попросту говоря, как только за-

качался крейсер на поверхности водной глади, Николая Ивановича пробра-

ло. Снизу. Да так крепко, что понесся он с нижней палубы в свой офицер-

ский гальюн с прытью, для его возраста совершенно невероятной, и даже

со спринтерской скоростью успел заскочить в свою каюту за личным пи-

пифаксом. Простой российский трюмный матрос Нурмангалиев, наводив-

ший порядок в офицерском гальюне, едва успел отскочить в сторону, когда

вихреподобный замполит ворвался в умывальник и, нырнув в гальюн, хлоп-

нул задрайками и щелкнул флажком «Занято». На беду политрука, матрос

Нурмангалиев, неплохо разбираясь в своем трюмном хозяйстве, очень сла-

бо знал великий и могучий и обладал минимальным словарным запасом, ко-

торого хватало для того, чтобы выразить не что-то конкретное, а, скорее,

эмоциональное.

– Тащ… тащ, билят! Тащ… тавлений… тавлений баллона, билят такой…

Не трогай нога… Не надо, билят… Совсем плохо будет, билят!

Восседающий же на унитазе Николай Иванович на этот непонятный для

его уха речитатив за переборкой внимания не обращал. Вместе с его фека-

лиями вниз уходила вся нервотрепка последней недели и замполит блажен-

но улыбался, подслеповато щурясь и разглядывая кремальеры перебороч-

ной двери гальюна. Наконец источник иссяк, и замполит из нирваны вер-

нулся на грешную землю.

– Что ты там кричишь, Нурмангалиев?! Иди своим делом занимайся,

а не торчи тут на офицерской палубе.

Нурмангалиев, который все понимал и просто ответить не мог, приказ

уходить понял сразу, и четко отмаршировав на среднюю палубу, доложил

командиру отсека капитан-лейтенанту Никитосу:

– Тащ капленант… щаз… билят… говнища, билят, полетит… вонят отсе-

ка, билят, будет… зама гальюн ушел быстро очень, билят… ничего не слуша-

ет, чурка деревянный, совсем…

Никитос сразу сообразил, о чем идет речь, рванул было к гальюну,

но опоздал.

Николай Иванович, тщательно подтерев задницу, встал, оправился, под-

тянул штаны и, нагнувшись над унитазом, дабы проверить качество смыва,

нажал ногой педаль… На свою беду, замполит ворвался в гальюн со своим

мощнейшим позывом, отпихнув трюмного, до того, как тот успел стравить

остаточное давление с баллона гальюна. А когда замполит, наверное, не по-

дозревавший об особенностях эксплуатации самого тривиального, но тем

не менее военно-морского унитаза, нажал педаль, ему в лицо со страшной

силой влепило не только его собственное дерьмо, а также и все, что остава-

лось в баллоне гальюна после продувания. Причем в виде мелкодисперсной

взвеси, плотно покрыв симпатичненьким коричневым слоем не только Ни-

колая Ивановича, но и все стенки гальюна…

Что прочувствовал бедняга замполит, мне судить трудно, да и спраши-

вать его потом об испытанных ощущениях никто из офицеров не решался,

511

П. Ефремов. Стоп дуть!

но вот снаружи… Вентиляция гальюна оказалась открытой, а потому уже

через пару минут в 5-бис отсеке каждый носом почуял дерьмовость ситуа-

ции, и до такой степени, что начало резать в глазах. По видимому, впавший

от свершившегося в полнейший ступор замполит минут пять никаких при-

знаков жизни в гальюне не подавал, не издавая никаких звуков. Тишина ста-

новилась уже напряженной, когда, не терявший бодрости духа, матрос Нур-

мангалиев изрек:

– Может, билят, совсем умер зама…

В ответ кремальеры переборки гальюна дернулись, она приоткрылась,

заставив всех столпившихся зажать носы, и раздался тихий голос зампо-

лита:– Сам умрешь скоро… Открывайте душевую с сауной… Быстро… По-

жалуйста!

– Жива зама, билят! Хлорка, мило неси… Ветошь неси… Убират-пачкать

все будим, билят! – обрадовался Нурмангалиев и унесся к интенданту за всем

необходимым.

Ключ от сауны, изъятый по приказу Исаева, оказался у старпома. Стар-

пом бдил службу наверху на мостике, и когда к нему поднялся Никитос

за ключом, долго не мог понять, зачем и кому сейчас нужен ключ от сауны,

а когда узнал, долго ржал во весь голос вместе со всей вахтой ходового мо-

стика. Пока искали ключ, замполит успел провонять весь отсек так, что его

покинули все, кто мог, и даже запущенная вентиляция в атмосферу мало что

дала. Обед оказался скомканным, так как высидеть в кают-компании никто

не мог, и обед в виде сухпая уносили к себе на боевые посты, зажимая носы

и чертыхаясь. Следовавшие на обед Исаев с командиром, облаченные в кре-

мовые рубашки и не предупрежденные о сложившейся ситуации, тормоз-

нули сами на рубеже 4-го и 5-го отсеков, почуяв ядовитый дух. Начальники

ретировались обратно в каюту и потребовали подробного доклада об обста-

новке на корабле. После доклада, сделанного сначала механиком и более де-

тально озвученного непосредственным свидетелем Никитосом, командир

с Исаевым долго смеялись, а потом как-то очень быстро оказались на мости-

ке, причем Исаев уже с вещами. Он так и не спускался больше вниз и пред-

почел почему-то дожидаться своего буксира часа два на свежем воздухе. Ког-

да сауну наконец открыли и подготовили для приема из гальюна уже поряд-

ком пропитавшегося злым духом замполита, в коридоре было человек десять

наблюдателей из всех категорий личного состава корабля, решивших риск-

нуть своими обонянием ради такого увлекательного зрелища. Николай Ива-

нович, никак не ожидавший такого аншлага, выдвигался из гальюна очень

осторожно, боясь измарать заодно и умывальник, и был встречен практиче-

ски аплодисментами. Скорее всего, он даже покраснел, но за коричневой

массой, покрывшей его так плотно, словно его красили краскопультом, это-

го заметно не было, и коротко матернувшийся замполит скрылся в душевой,

защелкнув за собой замок.

Окончательный итог подвел все тот же неутомимый матрос Нурманга-

лиев, изрекший коротко, но емко:

– Совсем, билят, зама шоколадный стал…

Еще сутки до прихода в базу 5-бис отсек вентилировался всеми доступ-

ными способами. Николай Иванович отмывался часа два, израсходовав неме-

реное количество корабельного мыла и все свои одеколоны и шампуни. По-

путно трюмные около часа драили гальюн, а после того, как замполит покинул

512

Часть вторая. Прощальный полет баклана

сауну, еще пару часов и ее. После швартовки корабля на докладе командир

деликатно, не упоминая фамилий и должностей, напомнил всем о необхо-

димости освежить свои знания общекорабельных систем, в особенности

правил эксплуатации корабельных гальюнов. Заместитель, благоухающий

одеколоном, сидел, потупив глаза и стараясь никак не реагировать на сдер-

жанные улыбки, бросаемые на него командирами боевых частей. Но все же

надо отдать должное обгаженному в буквальном смысле замполиту, кото-

рый после всего этого ни на кого не обозлился, а уже через некоторое вре-

мя даже сам смеялся, когда где-нибудь в офицерском кругу вспоминали эту

историю с его участием. А еще через полгода он благополучно ушел на пен-

сию, больше не запомнившись ничем выдающимся, кроме прозвища «Шо-

коладный замполит»…

Самое простое КШУ

…на ПУ ГЭУ весело перемигивались красные лам-

почки аварийной сигнализации…

Из корабельной стенгазеты БЧ-5

Как всегда, война подкралась незаметно. К 27 марта добрая треть мое-

го экипажа уже месяц просиживала штаны, будучи прикомандированными

к экипажу капитана 1 ранга Винтореза. В эту зиму нашу головную старуш-

ку серии 667 БДР, загоняв напоследок до убитого состояния, тихо и мирно

перевели в отстой с сильно урезанным первым экипажем, а наш экипаж

в полном составе переназначили и сделали первым экипажем самого све-

женького корабля, пришедшего буквально пару месяцев назад со средне-

го ремонта. Его притаранил из Северодвинска могучий каперанг Винто-

рез, несколько последних лет просидевший со своим экипажем на заво-

де и по этой причине разленившийся и отвыкший от реальной флотской

действительности. Сам Винторез был самым старым и опытным команди-

ром на дивизии, занимавшим свою должность минимум вдвое больше, чем

любой другой, но по ряду разнообразных причин так и не выросший даже

до уровня заместителя командира дивизии. Как и положено, несколько лет

ремонта на заводе, в Северном Париже, деморализовали и развратили эки-

паж по полной программе. За эти годы часть народа попереводилась кто

куда, а остальные вспоминали родную базу как что-то очень далекое и су-

етливое. Половина офицерского состава сменилась, и в базу пришел эки-

паж с лейтенантами и даже старлеями, еще ни разу не бывавшими не то

чтобы в море, а даже в Гаджиево.

Командование встретило корабль с распростертыми объятиями, сразу

доукомплектовав его за счет первого экипажа, то есть нас, и назначило ко-

рабль самым дежурным стратегическим велосипедом флотилии. Сначала

экипаж прогоняли по всем мыслимым и немыслимым задачам, потом тор-

жественно отправили на боевую службу, потом погоняли по морям еще ме-

сячишко в воспитательных целях. После чего прислонили к пирсу и начали

плющить совместно с винторезовцами уже и наш экипаж по сдачам бере-

513

П. Ефремов. Стоп дуть!

говых задач, чтобы винторезовцев наконец освободить и отправить в долго-

жданный отпуск. Теперь наш новый, сверкающий чистотой и свежестью ко-

рабль содержал один экипаж, а второй ежедневно топтал его, «вспоминая»,

что и как надо делать, правда, не в реальной обстановке, а, скорее, при бе-

реговой проверке.

Числа 25-го стало известно, что штаб флота задумал провести грандиоз-

ное КШУ с привлечением всех сил флота. Само собой, оказалось, что стра-

тегические силы флота будет изображать наш корабль, а флотилия реши-

ла под шумок еще и зачесть моему экипажу пару морских задач, вследствие

чего утром 27 марта после команды «Всем вниз, приготовится к вводу ГЭУ

в действие!» на борт вместе с винторезовцами спустились еще 56 человек

нашего экипажа, не считая нашего адмирала Тимоненко, кавторанга Кро-

ликова – флагманского РТС, флагманских штурмана и связиста и каперан-

га – посредника из штаба флота. Кроме них еще загрузились два особиста,

один наш, другой незнакомый, что тоже говорило о серьезности мероприя-

тия, и как бы в довесок, для хохмы, добавили еще одного блаженного офице-

ра, пребывающего в недавно введенной штатной должности психолога фло-

тилии. Был он в звании капитана 3 ранга, худощав до той степени, что остав-

ляла впечатление общей недокормленности, и вдобавок был неестественно

весел, общителен и прилипчив, да так, что его хотелось сразу и бесповорот-

но послать куда подальше.

Естественно, корабль, принявший к себе на борт дополнительно еще

шесть десятков людей, оказался переполненным дальше некуда, сразу об-

разовалась четвертая смена для приема пищи, а во многих каютах сон стал

предполагаться только по очереди. Тем не менее суета, сутолока и беготня

совсем не помешала спокойно и вовремя завести установку и, отшвартовав-

шись ближе к вечеру, покинуть родную базу и кинуться рыскать по полиго-

нам в ожидании сигнала к более конкретным действиям. В течение следую-

щих полутора суток мы всплывали, погружались, усиленно воевали с псев-

довзрывами и фантасмагорическими пожарами, попутно занимаясь всеми

возможными отработками корабельных мероприятий и оттачивая организа-

цию малых и больших приборок. К вечеру 28-го числа мы всплыли и успоко-

ились, ожидая команды «Фас!». Только вот чем-то раздраженный Тимонен-

ко, сидя в центральном посту, неожиданно заявил, что вентилятор на пульте

ГЭУ, дует так, что ему сквозит по ногам и, вызвав меня по «Каштану», ка-

тегорически запретил его запускать, чем вогнал меня в полное недоумение:

как наш внутренний вентилятор может дуть ему на верхнюю палубу? Сме-

нившись в «ноли», я попил чайку, поднялся наверх в рубку перекурить и, по-

дышав свежим воздухом вперемешку с дымом, с чистой совестью отправил-

ся спать. Погода для конца марта стояла великолепная, все КШУ проходили

по одному сценарию, предсказуемому до тошноты, и я был уверен, что че-

рез 2–3 суток мы благополучно отшвартуемся у плавпирса № 9, где послед-

ние месяцы стоял наш пароход.

Проснулся я внезапно, сначала даже не поняв, что происходит. Еще

с закрытыми глазами я понял, что шум, который меня разбудил, идет

не откуда-то извне, а рождается прямо рядом со мной. Спал я, как, впро-

чем, и все на таких выходах, не раздеваясь, поэтому вскочил сразу, однако,

не успев разлепить глаза, неожиданно для себя оказался сначала распла-

станным по переборке, а потом моментально брошенным назад на шкон-

ку. Нас качало, да так лихо, что с непривычки бросало от борта к борту,

514

Часть вторая. Прощальный полет баклана

а шум, разбудивший меня, был самого прозаического происхождения.

Просто все, что могло, в нашей каюте упало. Все незакрепленное: все фу-

ражки на шкафу, шмотки, книги, чашки, ложки, тетради из секретера,

а сверху еще и чайник, обильно поливший это все водой, вкупе с заваркой

из маленького чайника. Вот во все это хозяйство я и влетел босыми нога-

ми, пару раз шваркнувшись о переборку. Корабль, как я уже сказал, так мо-

гуче кренило с борта на борт, что пока я кое-как пришел в себя после сна

и нашел хоть какой-то центр равновесия, меня еще пару раз крепко при-

ложило к переборкам.

Потихоньку приноровившись, я понял, что никакой тревоги нет, взгля-

нул на часы, тихо матернулся и начал собирать разбросанное имущество,

запирая по шкафам и закрепляя, насколько возможно. Было 05.50, и я еще

добрый час мог со спокойной совестью давить на массу. После прибор-

ки каюты, я с балетной грацией умылся, изрядно наплескав на себя воды

и перемазавшись зубной пастой. Постепенно коридор офицерской палу-

бы начал наполняться народом, живо обсуждавшим неожиданно свалив-

шуюся на корабль бортовую качку. На самом деле швыряло нас не так уж

сильно, просто, как всегда, к этому никто не оказался готов, и обсуждение

вертелось только вокруг личных потерь в виде разбитой посуды и испор-

ченной документации. Начался завтрак, прошедший в веселой езде кре-

сел по всей кают-компании, матерщины по поводу облитых рубах и раски-

данных по палубе кусков масла и сыра. Прибежавший на завтрак старпом,

побалансировав со стаканом кофе, успел сообщить, что переходим из по-

лигона в полигон в надводном положении и что наверху крепчает. После

перекура, на разводе, колыхающемся от борта к борту, эту информацию

подтвердили приказом о срочной проверке закрепления всего возможно-

го в отсеках по-походному.

На пульте ГЭУ все было как обычно, а запрещенный к пуску вентилятор

ко всему прочему создал такую сонно-тягучую атмосферу, которую не смог-

ла разогнать даже качка. Сменили спокойно, и все поплыло в привычном рус-

ле, только вот было трудновато улежать на комдивовской шконке. К тому же,

на мой взгляд, качка понемногу усиливалась.

А в 08.43 начался кошмар. То ли корабль немного поменял курс и по-

пал под волну, то ли наверху и вправду было уже очень неспокойно, но со-

вершенно неожиданно после размеренных колебаний корабль резко накре-

нило на правый борт на 30 градусов. Все снова посыпалось, и даже мы сами

повылетали из кресел. Кое-где начала звенеть предупредительная сигнали-

зации, которую сразу отключили, но больше отдыхать не пришлось. Подво-

дная лодка все больше раскачивалась. А с учетом практически полного над-

водного хода и бортовых ударов волн и ветра, амплитуда качания корабля

уже чувствовалось и по приборам, а у кого-то и по состоянию желудка. Опе-

ратор правого борта Игорь Арнаутов позеленел, потом пожелтел, а минут че-

рез пять уже извергал завтрак в гальюне.

09.15. Корабль бросило на правый борт с креном 38 градусов. Не успе-

ли мы обсудить этот новый рекорд, как у меня на борту сработала защи-

та ГТЗА по падению давления пара в главном паропроводе. Естественно,

защиту взвели моментально, но после этого стало уж совсем весело. Те-

перь звенело и тренькало, не переставая. Вся энергетическая установка

корабля, предназначенная для работы в спокойных глубинах океана, за-

капризничала на бушующей поверхности. Слетали уровни и срывало на-

515

П. Ефремов. Стоп дуть!

сосы, датчики температур различных сред выдавали аварийные сигналы,

один за другим. Пока не объявили тревогу мы с Арнаутовым срочно дали

команду в корму, заводить аварийные уставки датчиков подальше, а где

нельзя, датчики просто отключать, невзирая ни на что. Наконец объяви-

ли тревогу, и когда все сбежались, позеленевший до состояний стодолла-

ровой купюры Арнаутов уполз в свой второй отсек, прикрывая рот ладош-

кой. Комдив Новожук, дожевывающий бутерброд и совершенно не ре-

агирующий желудком на волнение, сообщил, что наверху практически

ураган. У командира Винтореза сорвало шапку и унесло в море, молодого

штурманенка и матроса на мостике при очередном крене вынесло за борт,

благо они были уже привязаны, а потому отделались только диким испу-

гом, ушибами, ссадинами, ну и промокли попутно. А уж по самому кора-

блю страшно стало ходить. Почему, он уточнить не успел, потому что на-

чало срывать конденсатные насосы, и все наше внимание переключилось

на связь с кормой. Пару минут неразберихи создал неведомыми путями

оказавшийся в корме замполит, недавний надводник, который по своему

глобальному незнанию техники выдал на пульт одну из команд, навсегда

остающихся в памяти народа:

– Пульт, срывает конденсатники, вязать их!

Наверное, он хотел привязывать насосы к чему-то, но, слава богу, из ма-

шины поднялся старшина команды турбинистов Птушко, и мягко, но очень

категорично попросил замполита не препятствовать осуществлению бое-

вой связи между отсеком и пультом и вообще покинуть турбинные отсеки,

а то всякое бывает…

Качать не переставало, и я попросил Новожука сесть вместо меня

за пульт, а сам побежал перекурить и чем-нибудь перекусить. Природа на-

градила меня очень неплохим вестибулярным аппаратом, с одной особенно-

стью: во время качки у меня всегда просыпался звериный аппетит, а не на-

оборот, как у большинства млекопитающих. Вот я и помчался в курилку,

бросаемый из стороны в сторону. И тут-то я и увидел то, что не успел рас-

сказать Новожук…

Верхняя палуба третьего отсека была забрызгана, точнее, залита вы-

тошненным завтраком, и судя по объему, завтраком не одного человека.

Все это переливалось и перекатывалось от борта к борту вместе с вылетав-

шим из всех закоулков мусором, начиная от аварийного имущества и кончая

какими-то ботинками и древними вахтенными журналами. У трапа, ведуще-

го в центральный пост, тошнило флагманского связиста, который враскоря-

ку зацепившись за перила, чтобы не расшибиться, умудрялся невероятным

образом обнимать ведро так, что его голова была практически внутри, и от-

туда раздавались только утробные звуки, сопровождающие этот нелегкий

процесс. По мере следования в 5-бис отсек я имел повод лишний раз убе-

диться в том, что подводники – существа нежные, и физиологически стоят

особняком в славных рядах военно-морских родов сил.

Тошнило весь корабль. Пахло тоже соответственно. А сверху все было

присыпано мусором, который повылетал и повыпал из всех тех местечек

и закоулочков, куда не могла, а то и не хотела добраться рука матроса. Наш

чистенький, свеженький и ухоженный корабль превратился в некое по-

добие самой грязной общественной уборной на Курском вокзале столи-

цы в начальный период капитализации страны. Допрыгав через эти лужи

желудочного сока до 5-бис отсека и пару раз с размаху впечатавшись в ра-

516

Часть вторая. Прощальный полет баклана

кетные шахты ребрами, я, наконец, добрался до курилки. Там восседал

изгнанный из кормы замполит, курил и сильно матерился. Сам он, имея

за плечами богатый надводный опыт, от качки не страдал, но когда, поки-

нув корму, направился прямиком в каюту, то застал, по его словам, «тор-

жественный бенефис психологического желудка». На учения к замполи-

ту подселили, естественно, «брата по оружию», флагманского психолога,

который, судя по всему, последний раз в море выходил в далеком детстве,

с папой на лодке, на пруду. Психолог, страдая профессиональным для всех

политвоспитателей чувством постоянного голода, умудрился просидеть

в кают-компании ужин и вечерний чай со всеми сменами, и с ними же все-

ми перекусить. И когда началась бортовая качка, да еще и с нарастающей

амплитудой, все внутренности психолога вынесло наружу сразу, и не где-

нибудь, а в каюте зама, где он попытался найти спасение, причем на верх-

ней койке, под одеялом.

Теперь зам, справедливо опасающийся идти в центральный пост, не мог

спрятаться и в каюте, а потому вынужден был шататься по отсеку как непри-

каянный. Выкурив в реактивном режиме пару сигарет, я покинул стенавше-

го зама и рванул в кают-компанию за какой-нибудь снедью. Проделав ряд

акробатических упражнений и чудом не улетев на нижнюю палубу, я добрал-

ся до кают-компании и обалдел. Такого я еще не видел.

В кают-компании была картина поистине неописуемая. По палубе пе-

реливались потоки воды, таща за собой горы тарелочных осколков, подста-

канников, лохмотья творога, сыра и прочих остатков завтрака, снесенных

со стола качкой. Вместе с ними перекатывались и стулья, собравшиеся в одну,

заплетенную кучку, с каждым наклоном все сильнее бившуюся о столы и пе-

реборки. Телевизор чудом висел на ремнях, и один из вестовых, балансируя,

изо всех сил старался привязать его дополнительно, чуть ли не взлетая при

очередном наклоне корабля. В гарсунке же была картина погрома в посудной

лавке. Вестовые, измученные непрекращающимся накрыванием столов для

четырех смен, естественно, все проспали, и теперь вся посуда присутство-

вала на палубе в виде разных по форме и величине черепков. Все это было

щедро разбавлено вилками, ложками, ножами и прочим буфетным рекви-

зитом. В холодильнике тем не менее нашлась пара бутербродов, оставлен-

ных неизвестно для кого, зажав один из них во рту, а другой в руке, я напра-

вился обратно на пульт.

В какие-то мгновения корабль неожиданно переставало качать. Успев

за это время перебраться в 5-й отсек, я обрадовался возможности спокойно

добежать до своего кресла, но после минутной передышки корабль внезап-

но практически положило на правый борт. Потеряв палубу под ногами и поч-

ти летя на дверь каюты старпома, я услышал крик вахтенного отсека, кото-

рый в этот момент заходил в свою каюту на левом борту, и, повернув голо-

ву, увидел доселе невиданную мной картину.

Откуда-то с левого борта вместе с мусором, какими-то щепками и бума-

гами параллельно мне летели две огромные зубастые крысы, а между ними,

едва не касаясь их серых шкур, летел и дико орал корабельный кот Клапан.

Шерсть у него стояла дыбом, ужас сквозил во всех телодвижениях меланхо-

личного от природы кота, и даже ударившиеся в сантиметрах от него о стен-

ки шахты крысы явно не волновали обезумевшее животное.

Я знатно приложился об дверь каюты и зацепился за какой-то трубо-

провод, ожидая такого же броска, теперь уже на левый борт, но корабль,

517

П. Ефремов. Стоп дуть!

зависнув ненадолго, медленно встал на ровный киль. Я сразу рванул в чет-

вертый отсек, успев отметить краем глаза, что вахтенный пятого отсека

очень уж бережно придерживает правую руку и зовет кого-то снизу. В чет-

вертом отсеке, на центральном проходе, заваленном всем, чем возможно,

сидел мичман Макаров с окровавленной головой, пытаясь зажать кровь ку-

ском белоснежной бязи. И еще везде звенели все возможные виды пред-

упредительной и аварийной сигнализации. Не останавливаясь, я все же

успел до нового наката проскочить на пульт, где, судя по всему, было тоже

«весело».

– Блин, Борисыч, ты не охренел?! Тут крен за 50, а ты гуляешь столько!

Новожук, недовольно морща усы, уступил мне мое кресло, и едва я успел

усесться, как корабль ухнуло на правый борт.

– Твою мать, зашкалило!

Вцепившись в подлокотники, я кинул взгляд на кренометр. Он был за-

шкален до упора. То есть крен был около 60 градусов. Повисев так несколь-

ко секунд, корабль нехотя вернулся в нормальное положение, и что самое

удивительное, накренился на левый борт совсем немного. Взвыло и зазве-

нело все, что могло. Мичман Мотор, распластанный на «Каме», щелкая тум-

блерами, доложил в центральный пост.

– Центральный – «Кама». Начало падать сопротивление изоляции

сетей…

Над «Камой» сразу завис комдив два, и вместе с Мотором, перебивая

и перекрикивая друг друга, начали руководить кормовыми электриками.

У нас тоже хватало дел. Тем не менее установка с наполовину отключенны-

ми и заблокированными аварийными сигналами работала достойно, и ко-

рабль уверенно шел вперед, несмотря ни на что. В 10.23 нас снова положило

на правый борт так, что опять зашкалил кренометр. Когда корабль выпря-

мился, из центрального поста на связь вышел адмирал Тимоненко.

– Новожук, сколько можем выжать надводного хода?

Комдив, уворачиваясь от летящего на него журнала, бодро ответил:

– Попробуем полный, товарищ адмирал!

Тимоненко помолчал пару секунд.

– Давайте! Белов, Хопряков, внимательнее, не завалите защиту. Надо

вытянуть. Пока погружаться не можем. Работайте!

Ход мы дали. Корабль, предназначенный для большого хода под водой,

в надводном положении шел тяжело, под постоянными ударами волн в ле-

вый борт. В 10.28 нас снова завалило на правый борт, и не успевший схва-

титься за что-нибудь комдив два вместе со шнуром и гарнитурой «Кашта-

на» перелетел через мою голову и со всего маха приложился спиной и шеей

об пультовскую дверь. Вскочил он довольно бодренько, хотя по его затыл-

ку тоненькой струйкой стекала кровь, и сразу прилип к «Каме», продол-

жая что-то кричать в корму. В 10.46 нас совершенно неожиданно положило

не на правый, а на левый борт. Все, что слетело, перевалилось и пересыпа-

лось к этому времени на правый борт, вновь поднялось в воздух и полетело

обратно, вместе с незакрепленным теперь уже Новожуком, прямо на меня.

Кроме мусора, обсыпавшего меня с ног до головы, и Новожука, приземлив-

шегося ко мне на колени, в перемещении от борта к борту приняла участие

одинокая пультовская крыса. Она пролетела мимо наших лиц с каким-то

непонятным звуком, и сразу скрылась в кабельных трассах. В 11.01 нас сно-

ва кинуло на левый борт, но не так сильно, зато с чувствительным диффе-

518

Часть вторая. Прощальный полет баклана

рентом на корму, что снова вызвало массу предупредительной сигнализа-

ции, на обоих пультах. Но защита не падала, и мы давали максимально воз-

можный ход. В 11.27 механик из центрального едва успел предупредить, что

меняем курс, и снова попадем под бортовую волну, как нас опять положи-

ло на правый борт и снова за уставку кренометра. В 11.32 на пульт в момент

очередной покладки на правый борт попытался войти старлей Горлохватов,

сбежавший из рубки связи в наш гальюн. Получив дверью точнехонько в лоб

и порцию мелкодисперсного мусора в лицо, он все же забрался к нам и со-

общил, что КШУ прервано. Все корабли выгоняют в море, а эсминец «Бес-

поворотный» так вообще сорвало с якоря, и на нем пожар в арсенале. Потом

Горлохватову стало снова не по себе, и он опять рванул в гальюн, вытравли-

вать остатки завтрака.

Следующие два часа мы добросовестно перли в надводном положении,

но, слава богу, уже не с такой амплитудой крена. Конечно, корабль снова

и снова клало то на левый, то на правый борт, но уже максимум на 30–40 гра-

дусов, что после пройденного казалось сущей ерундой. Наконец, в 14.46 раз-

далась команда, которую все уже и не ждали:

– По местам стоять к погружению!

Наверное, большинство экипажа никогда не погружалось с такой

нескрываемой радостью и общим ликованием. Кормовые отсеки в нару-

шение всего радостно докладывали по нескольку раз, что не просто готовы,

а счастливы уйти на глубину и оставаться там подольше. Только на 120 ме-

трах глубины волнение снизилось практически до нуля, хотя иногда корабль

все же немного подрагивал, словно от страха, перед этой неласковой во-

дной поверхностью. На удивление, эти многочасовые качели закончились

без людских потерь и фатальных отказов техники. Пара-тройка разбитых

носов, десятка полтора пусть серьезных, но ушибов, а не переломов и неис-

числимое количество синяков на личном составе, плюс утопленная шапка

командира – все-таки не самая большая плата за испытанную напасть. Ко-

рабль приводили в порядок около трех часов: мыли, драили и снова мыли.

Но все равно еще несколько часов в отсеках витал тот самый запах, который

ассоциируется с грязной и беспощадной пьянкой, а на обед и последовав-

ший сразу за ним ужин не пришли человек тридцать, до сих пор не рискнув-

ших после пережитого что-либо отправить в желудок. Через полтора суток

во время сеанса связи выяснилось, что из-за стихии едва начатое КШУ пе-

ренесли на 3 апреля, а все это время мы должны бродить по полигонам. Из-

вестие вызвало огромную моральную изжогу у Тимоненко, вследствие чего

для восстановления собственного психологического баланса он сразу устро-

ил смотр корабля, после которого содержание ракетного подводного крей-

сера был признано крайне неудовлетворительным, что немного успокоило

адмирала и разрядило обстановку.

КШУ мы отходили без замечаний, доблестно изобразив все стратеги-

ческие силы Северного флота. Следы урагана в базе были видны на каж-

дом шагу, да и трудно не заметить наполовину выброшенные на камни бук-

сиры, разбитые в клочья баркасы и лодки и притопленные плавпирсы. По-

селку тоже досталось, начиная от оборванных проводов, отключения света

и воды и кончая вынесенными ветром окнами домов и оборванными кры-

шами. Но разрушения оказались не фатальными, все довольно быстро вос-

становили, а в моей памяти почему-то более всего отложилась феерическая

картина летящих в одной стае крыс и кота…

519

П. Ефремов. Стоп дуть!

И наши имена узнает вся страна…

…В любых условиях иметь возможность быстрого

гашения цепной ядерной реакции.

…исключить самопроизвольный выход ядерного

реактора в критическое состояние.

Из руководства по обеспечению

ядерной безопасности

Что такое ядерный реактор? Кто-то, причастный, знает, и прочитав во-

прос, только ухмыльнется. Кто-то начнет припоминать школьный курс фи-

зики и статьи в газетах… Так вот, чтобы вам было понятно, о чем пойдет

речь дальше, сначала попытаюсь ответить на этот вопрос. Просто, доходчи-

во и даже примитивно, адресуясь даже к махровым дилетантам.

Реактор – это котел. Самый простой котел, скорее, даже скороварка,

с герметичной крышкой, под ней вода кипит и кипит, создавая пар, который

дальше идет вперед на лопасти турбин и еще в массу устройств, что уже, соб-

ственно, не так важно. Важен сам факт котла и то, что его греет. Скороварка

закипает на плите. И плита греет ее снаружи. А реактор закипает изнутри.

Как электрический чайник. Только вместо нагревательного тэна в реакто-

ре чуть более сложные элементы. Это компенсирующие решетки – попро-

сту КР – и сборка из тепловыделяющих элементов. Не очень верно, скорее,

даже неправильно, но для простоты будем считать, что именно КР и греют

котел, но не просто одним своим присутствием. Они подвижны. Когда они

внизу, на самом дне, котел холоден и спокоен. Но как только начинаешь их

поднимать, котел начинает греться, и чем выше, тем сильнее. Но в отличие

от чайника этим все не кончается, ядерный реактор – все же не котелок

на костре. Есть еще катающиеся вверх и вниз элементы, автоматические ре-

гуляторы – АР в обиходе. Можно было бы и без них, как бывает в огромных

реакторах электростанций, но у нас они есть и регулируют массу всяких па-

раметров, от равномерности нагрева до точности задаваемой мощности ре-

актора. И последний, самый важный элемент нашего котла – это стержни

аварийной защиты, АЗ. Это то, что глушит реактор в считанные мгновенья

и напрочь прекращает процесс нагрева. Это как подушка безопасности в ав-

томобиле, выключатель света в гальюне или защелка на бюстгальтере у жен-

щины, то есть все то, что срабатывает мгновенно, быстро и неизменно с хоро-

шим результатом. Самое главное, что реактор устроен так, что ни КР, ни АР

невозможно поднять даже на 1 миллиметр вверх, пока стержни АЗ внизу. Это

все сделано на аппаратном уровне, продублировано механически и автома-

тически и закреплено в массе инструкций и страшилок. И чтобы начать ра-

зогрев котла, надо сначала поднять вверх все стержни АЗ, а уж потом начи-

нать поднимать все остальные. А если хочешь «выключить» реактор, то вы-

ключатель – это АЗ, их только надо сбросить вниз, одним нажатием пальца,

и реакция прекратится, а КР и АР начнут медленно катиться вниз, после чего

все остывает, и что самое главное, нет жертв среди личного состава и граж-

данского населения…

Когда в очередной раз объявили о приезде московской инспекции

по ядерной безопасности, все испугались сначала по инерции, а потом уже

более осмысленно задумались и пригорюнились. Легендарного адмирала Би-

520

Часть вторая. Прощальный полет баклана

совки уже не было, да и сама инспекция как бы почила в бозе, автоматически

влившись в какую-то переподчиненную МАГАТЭ общероссийскую структу-

ру, в недрах которой она и пребывала ныне в виде то ли отдела, то ли управ-

ления. И если раньше четко знали, за что будут драть и резать, то ныне это

было как-то размазано, что сильно раздражало и нервировало. Совершенно

естественно, что весь реакторный отсек и все его выгородки выдраили с осо-

бой тщательностью, израсходовав неприличное количество белоснежной

бязи, и даже, страшно сказать, около трех литров спирта. Само собой разу-

меется, помывка аппаратных выгородок обоих бортов производилась в при-

сутствии офицеров и мичманов, чтобы, не дай бог, матросы, протирающие

крышки реакторов и приводы решеток, не начали выжимать спирт из бязи

прямо себе в рот. Работали босиком, чтобы не оставлять следов от резиновых

подошв тапочек на блестящих титановых поверхностях, и через двое суток

аппаратные были готовы к смотру, хотя все знали и были уверены, что при-

дираться будут со страшной силой и замечаний все равно будет море.

За неделю до приезда в центральном посту начался ликбез по ядер-

ной энергетике для всех офицеров ГКП корабля. Люксы, в обычное время

сдержанно, но судорожно опасающиеся всего связанного с ядерной энер-

гией и обычно заявляющие, что дальше 5-бис отсека для них на лодке толь-

ко винты, увлеченно и с жаром зубрили основные постулаты всех флотских

инструкций по ядерной безопасности и даже забегали на пульт ГЭУ не толь-

ко чаю попить, но и за знаниями. Конечно, для них это было «сезонное обо-

стрение», способное здорово подпортить настроение, а то и карьерный рост,

ведь в прежние времена инспекция могла закончиться и снятием с должно-

сти. Что ждало нас в новое время и с новыми инспекторами, пока не знал

никто. Электромеханическая боевая часть готовилась к предстоящему ме-

роприятию спокойно, планово и без иллюзий.

Дело в том, что инспекции ЯБ никогда не заканчивались триумфальны-

ми победами. В самом лучшем случае кораблю ставили удовлетворительную

оценку и давали время на устранение замечаний, что считалось неплохим ре-

зультатом и не служило поводом для масштабных служебных оргвыводов.

Основной удар, как всегда, приходился на первый дивизион, а острие этого

удара – на основных операторов пульта ГЭУ и на содержание 7-го отсека.

И самое занятное было то, что на корабле оба командира групп дистанцион-

ного управления были не родные, а прикомандированные из других экипа-

жей. Капитан 3 ранга Башмаков и капитан 3 ранга Белов. И обоим нам было

абсолютно по барабану, как пройдет эта проверка, так как наши рапорта

об увольнении в запас уже давно гуляли где-то по отделам кадров, а мы по-

тихоньку распродавали мебель и ждали приказа.

Это немного напрягало комдива раз, но выбора не было, и ему прихо-

дилось терпеть определенный пофигизм первого и второго управленцев,

которые были к тому же постарше его самого, как в звании, так и по воз-

расту. Единственное, в чем он был уверен, так это в наших знаниях и опы-

те, чего, разумеется, нельзя было отнять, а воздействовать на нас старался

только через механика Поликарпыча, которого мы знали давно, в море вме-

сте были неоднократно и уважали как человека и моряка. Механик нас по-

нимал, и сам собирался в следующем году покинуть стройные ряды флота,

а потому просто по-человечески попросил его не подставлять и постарать-

ся напоследок. Мы пообещали, хотя и не добавили этим молодому комдиву

раз душевного спокойствия.

521

П. Ефремов. Стоп дуть!

И вот, наконец, настал этот день, когда с утра на корабле проиграли учеб-

ную тревогу и на борт поднялись члены инспекции. Пару человек сразу оста-

лись в центральном посту, насиловать беззащитных люксов, кто-то отправил-

ся осматривать энергетические отсеки, а двое вместе с Поликарпычем спу-

стились вниз, на пульт ГЭУ, для опроса знаний и проверки документации.

Судя по тому, что проверяющих было двое, и оба капитаны 2 ранга, слу-

хи о какой-то безумной реорганизации инспекции по ЯБ оказались преуве-

личенными, и нас ждало традиционное представление по демонстрации на-

шей некомпетентности и безмозглости. Вообще, специалисты по ядерной

энергетике, как правило, делятся на две категории. Первые – это те, кто

знает суть вопроса досконально, начиная от самой маленькой элементар-

ной частицы и кончая некоторыми аспектами еще до конца не изученного

«холодного синтеза», правда, с единственной, но немаловажной поправкой.

Они никогда и ничего не делали руками. Они теоретики, которые все знают

по учебникам, инструкциям и лабораторным работам в Обнинске или в ин-

ституте им. Курчатова. Вторые – это те, кто последний раз учебник по ядер-

ной физике брал в руки на пятом курсе своего военно-морского вуза, давно

уже забыл определение термина «реактивность» и чешет в затылке, когда

его просят написать условие критичности ядерного реактора. Это практики.

Они уже почти ничего не помнят и практически ничего не знают. Но они все

умеют. Они обращаются с реактором не как с грандиозным и сложнейшим

порождением человеческой мысли, а как с большим и громоздким бытовым

прибором и знают где можно в нужный момент ударить кулаком, а где ку-

валдой, где можно что-то пережать и когда можно что-то разогнать, чтобы

эта махина работала так, как надо, а не так, как диктуют теоретические по-

стулаты. Первые всегда находятся в состоянии перманентного антагонизма

со вторыми, что и подтверждается наличием и работой инспекции по ядер-

ной безопасности. Есть, конечно, и третья категория, к которой относятся

те, кто все знает и все умеет, но она очень незначительна, состоит, как пра-

вило, из разработчиков этих самых реакторов, а потому эти люди на фло-

те оказываются исключительно редко, по большей части сидят в Академии

наук и в реальную жизнь окунаются тоже нечасто.

Из пришедших к нам проверяющих один был явно из второй категории.

Это было заметно и по тому, как легко и непринужденно он расположился

на пультовском диване, так, словно просто выходил перекурить и вернул-

ся. Причем вернулся не один, а со своим старым знакомым Поликарпычем.

Оказалось, они вместе учились, и этот капитан 2 ранга перевелся в инспек-

цию совсем недавно, служил на «букахах» и пока еще не успел обрасти бе-

реговой гордыней и столичным презрением к водоплавающим. А вот второй

был явно «ботаником». Отсутствие флотского опыта читалось в нем с полу-

взгляда. Заходя на пульт, он успел пару раз приложиться головой к подволо-

ку, удариться коленом о «камовскую» конторку и чуть не разодрать рукав

своего плаща о тумблеры пусковой станции насосов первого контура лево-

го борта. Когда, наконец, все разместились на шконке, мы с Башмаком пред-

ставились:

– КГДУ-1 капитан 3 ранга Башмаков…

– КГДУ-2 капитан 3 ранга Белов…

Вся документация, вахтенные журналы и прочие бумаги были заранее

выложены на пульте побортно, и друг Поликарпыча, устроившись за моей

спиной, начал лениво листать мой вахтенный журнал, не прекращая беседу

522

Часть вторая. Прощальный полет баклана

с механиком о друзьях, встречах и службе. А вот «ботаник», выложив из пап-

ки толстенный блокнот, начал внимательнейшим образом изучать вахтенный

журнал правого борта, делая довольно объемистые записи в своем талмуде.

Минут десять прошло относительно спокойно, а потом началось. «Мой» кав-

торанг, устав листать, закрыл журнал.

– Белов, «майора» когда получил?

– Два года назад.

– А я тебя помню. Тебя ко мне в 90-м году в Двинске на ходовые при-

командировывали…

Я пригляделся к нему повнимательнее.

– Точно, товарищ кавторанг, было дело.

– Ты еще старлеем был, кажется…

– Ну да… А вы комдивом еще…

– Тогда тебя сигналы АЗ и прочую азбуку спрашивать бесполезно…

Давай-ка расскажи мне о действиях по такой вводной…

Он был недавно с действующего флота, а оттого все его вводные были

реальны и, что самое главное, естественны. Мне пришлось изрядно подна-

прячь соображалку и память, чтобы более или менее достойно отстреляться,

и мой допрос привел обе стороны к их обоюдному удовлетворению. Я не уда-

рил в грязь лицом, а он все же нашел пару-тройку ошибок в моих действиях,

чтобы зафиксировать эти незначительные недочеты документально. А вот

на правом борту творилось что-то бесподобное. Башмак, он же капитан 3 ран-

га Башмаков, всегда был человеком прямым, как рельс, и правду-матку резал

всем, невзирая на чины, отчего страдал по службе немало, но от принципов

все равно не отступал никогда. А тут его просто топтали, да еще как! «Бота-

ник» с возмущенным лицом, выражающим высшую степень негодования,

отчитывал багровеющего с каждым мгновеньем Башмака:

– Товарищ капитан 3 ранга, как вы управляете ядерной установкой,

если не можете мне рассказать ничего внятного о самом элементарном: о вы-

горании и воспроизведении ядерного топлива! А что такое эффективный

коэффициент размножения нейтронов? Мало того, что вы, кажется, даже

не слышали об основных принципах управления реактором, вы даже не зна-

ете, на чем они основываются!

Хорошо узнав за годы службы Башмака, я четко понял, что если сейчас

этого «ботаника-теоретика» не остановить, то вся эта камарилья плохо кон-

чится, причем для всех. Башмак закипал на глазах. И судя по всему, мой про-

веряющий тоже это понял.

– Володя, перестань ты его теорией мучить! Он же не в институте пре-

подает! Ты его по делу, по корабельным инструкциям пропесочь… Знание

первичных, хотя бы…

«Ботаник» Володя аж передернулся.

– Какие первичные… Какие?! О чем ты говоришь, Михаил Игоревич?!

Он азы не знает, азы! Как он еще капитана 3 ранга получил с такими зна-

ниями?!

Башмака прорвало:

– Я? Как я получил? За 11 боевых служб получил! А вот вы, товарищ

капитан 2 ранга…

Михаил Игоревич резко и громко скомандовал:

– Капитан 3 ранга Башмаков! Прекратите кричать! Ваши боевые служ-

бы у вас никто не отнимает…

523

П. Ефремов. Стоп дуть!

И уже более спокойно, повернувшись сначала к Поликарпычу, беззвуч-

но показывавшему кулак Башмаку, а затем, взглянув на «ботаника», про-

должил:

– Володя, а давай немного… скажем… с другой стороны проверку про-

изведем. Ты документацию у него проверил?

«Ботаник», растерянный таким поворотом, глянул в свой талмуд.

– Ну, да… Есть замечания, тут… Вот…

Михаил Игоревич радостно улыбнулся.

– Вот и здорово! Замечания есть? Есть! Будет что отразить в отчете. Да

потом реакторный посмотрим еще разок. А я предлагаю вот что. Давай-ка,

Володя, сделаем так: пусть он нам расскажет что-нибудь, чего мы не знаем…

По установке, естественно… И если такое обнаружится, ну поставим ему

удовлетворительно… Как считаешь?

«Ботаник» Володя аж подобрался, словно борзая перед погоней за за-

травленным зайцем.

– Этот, что ли?

И кивнул на заинтригованного происходящим, а оттого и успокоивше-

гося Башмака.

– Ну давайте! Что вы там выдавите… грамотей?!

Теперь уже все, начиная от «ботаника» и заканчивая комдивом, до это-

го даже боявшимся высунуться, смотрели на Башмака. Капитан 3 ранга Баш-

маков Андрюха, ушедший в свою первую автономку лейтенантом, даже

не успев распаковать вещи, привезенные из Питера, и изорвавший не одно

«Р» по трюмам кормовых отсеков БД-проекта, знал много. И самое главное,

что все это он не просто знал, а узнавал своими руками, порой срывая с них

кожу и набивая шишки и синяки.

Башмак поерзал по креслу, исподлобья взглянул на меня. В его глазах

сверкали чертики. Нешуточные. Я попытался представить, что же он может

отчебучить, но ничего дельного в голову пока не приходило.

– Товарищ кавторанг, а все можно… Даже то, что нельзя?

«Ботаник» удивленно обвел головой присутствующих.

– Попробуйте…

Башмак хмыкнул и уже более свободно и раскрепощенно, откинув-

шись на спинку кресла и скрестив руки на груди, спросил «ботаника», гля-

дя на него в упор:

– А что, товарищ капитан 2 ранга, можем ли мы, сидя здесь и никуда

не выходя… гм… Напоминаю, вы сами разрешили… Так вот, сидя здесь, взор-

вать реактор, допустим, правого борта к чертовой матери, а?

На пульте повисла напряженная тишина. Я уже догадался, о чем идет

речь. Догадался и Поликарпыч, но, судя по выражению лица, был этим

не очень доволен. Догадался и Михаил Игоревич, хмыкнувший и тотчас спря-

тавший улыбку в усы. Комдив раз остолбенело хлопал глазами, а с «Камы»

доносилось тяжелое дыхание мичмана Мотора, всеми силами старавшего-

ся не уснуть.

«Ботаник» несколько секунд с надменным видом разглядывал улыбаю-

щегося от уха до уха Башмака и потом медленно, с учительскими интонаци-

ями в голосе начал вещать:

– Товарищ капитан 3 ранга, ядерный взрыв реактора физически невоз-

можен. Максимум – расплавление активной зоны. Это знает каждый сту-

дент. И это технически и конструктивно предусмотрено и…

524

Часть вторая. Прощальный полет баклана

Башмак неожиданно заржал во весь голос.

– Эх, товарищ инспектор… Извините, товарищ кавторанг…

Повернувшись к прибору СУЗ, он быстро снял нижнюю крышку, под

которой находился клеммный блок. Потом вытащил из кармана металличе-

скую скрепку и выпрямил ее.

– Смотрите, товарищ кавторанг! Я кидаю вот на эти клеммы перемыч-

ку. Видите?

Немного ошалевший от того, что его очень невежливо перебили и су-

нули носом в какие-то непонятные электрические схемы, «ботаник» недо-

уменно буркнул:

– Ну и что?

– А ничего… Просто сейчас я снял блокировку подъема КР без взвода

стержней АЗ. Понятно?

«Ботаник» по инерции кивнул.

– Ну…

– Ну-ну… физики-теоретики… Ну загоняю их наверх, и АР туда же…

«Ботаник» никак не мог врубиться в то, что ему говорят. Наверное, сам

смысл того, что возможно в данном случае, он понимал, но в его не отягощен-

ную практикой голову никак не могло вместиться то, что такое можно сде-

лать так запросто, даже не поднимая задницу из кресла.

– А потом, когда и КР, и АР уже на верхних концевиках, просто взво-

жу стержни АЗ…

«Ботаник» Володя, повернув голову к соратнику по инспекции, про-

шептал:

– Михаил Игоревич, это же…

Тот недобро улыбнулся и похлопал его по плечу.

– Да, Володя, именно это. Мгновенное вскипание активной зоны.

«Ботаник» обреченно обвел взглядом присутствующих и почему-то

остановил его на мне.

– Именно так, товарищ капитан 2 ранга, тепловой взрыв. И наши име-

на узнает вся страна…

Я подвел таким образом окончательный итог, после чего Башмак уже

по-простецки похлопал все еще пребывающего в состоянии легкого нокау-

та «ботаника» по плечу и пообещал тому, что если он будет вести себя хоро-

шо, он ему еще пару интересных штучек покажет.

Надо отдать должное береговому «ботанику», который довольно быстро

совладал с собой и даже признал победу практика Башмака над собой, теоре-

тиком, но не в части знаний, а в части того, как быстро и легко при помощи

какой-то скрепки можно нарушить вообще все, что придумывали светлые

умы много лет подряд. Ему просто в голову не приходил такой босяцкий под-

ход к ядерной энергии. Поликарпыч в процессе обмена знаниями чуть не по-

седел, но потом немного отошел, и пока инспекторы пачкали наши журна-

лы своими замечаниями, даже рассказал, что мы оба уже практически пен-

сионеры и, мол, на наш «бред» внимания обращать не стоит. На это наши

проверяющие дипломатично и, самое главное, синхронно ответили, что это

в корне неверно и надо учить всех офицеров, пока вот такие опытные опе-

раторы не ушли в запас, правда, не тому, что тут происходило, а насущной,

каждодневной работе с установкой.

Проверка закончилась для корабля стандартно. Оценка «удовлетвори-

тельно», проверка устранения замечаний возложена на флагманских специа-

525

П. Ефремов. Стоп дуть!

листов дивизии и флотилии. Вечером мы с Поликарпычем уединились у него

в каюте, где он сначала выдал по полной программе Башмаку и мне заодно

за сегодняшний концерт на пульте, а потом размяк, разлил пол-литра шила

и после первой рюмки, хрустнув штатным «нежинским» огурчиком, как-то

проникновенно сказал, рассматривая дно рюмки:

– А знаете, мужики, у этого физика-теоретика в глазах ведь просто Хи-

росима расцветала…

Доклад

Ум хорошо, два лучше, ну и зови одного-то, а то на-

кличут целую сотню, кричат, шумят, говорят вздор,

потом закусят и разойдутся, позабыв, зачем при-

ходили. Для военных советоваться – раз навсег-

да болтовня!

Адмирал П. С. Нахимов

Доклад – явление чисто советское, в каждой отрасли народного хозяй-

ства имевшее свои формы и названия, от совещания до летучки, по сути,

оставаясь одним: словоблудием. Чем остается и поныне. Но все же самым

неповторимым словоблудием был, есть и будет флотский доклад. Снача-

ла ставятся задачи, потом подводят итоги: утром – вчерашние, вечером –

дневные. А после – пошло-поехало. То командир нудно и долго учит жить

своих бычков, затем старпом, затем замполит вдруг вспомнит задачи иде-

ологического фронта, а кончается все анекдотами и прочей ерундой. Вро-

де уже закончили, а командир начинает рассказывать о своем «Опеле-

Кадете» и все внимательно слушают, даже те, у кого машины нет. А что

самое мучительное для пешехода? Сидеть трезвым в компании автолюби-

телей. А так как машину свою командир любит самозабвенно, то и говорить

о ней может долго. Минимум час. Примечательно, что весь экипаж в это

время если и не сидит по тревоге, то уж с борта корабля сойти не может ни-

куда. Даже по делу. И сидят, ждут ЦУ от своих начальников. А в централь-

ном посту вдруг того же командира неожиданно поворачивает на общече-

ловеческие ценности. Обсудить не с кем. Дома жена слушать не будет, да

и не до этого дома-то! А тут группа взрослых мужиков, которым в служеб-

ные обязанности вписано внимать каждому слову командира. И поехали!

И бабы сволочи, и дети непутевые, да и вообще что-то не в ту сторону всю

страну понесло…

Пятница. Вечер. 19.00. Только что закончилась перешвартовка ядер-

ного исполина из губы Ягельной в губу Оленью. По кораблю шарахается

швартовная команда, растаскивая имущество. На пирсе электрики прини-

мают питание с берега, а весь экипаж, не спеша, но сноровисто собирает-

ся домой. Из Оленьей еще надо добраться в Гаджиево, а вечером это задача

не из простых. Наконец старпом собирает всех командиров боевых частей

в центральный пост на доклад. Начальники сноровисто стекаются на ГКП. Все

быстренько рассаживаются и замирают, изображая полную готовность бо-

526

Часть вторая. Прощальный полет баклана

дро отрапортоваться и не менее бодро ускакать по домам. Старпом, взглядом

пересчитав присутствующих по головам, докладывает по «Каштану» наверх

командиру, бродящему по пирсу с сигаретой. Через пару минут командир

сваливается сверху в центральный и, не снимая тулупа да и всей своей те-

плой штормовой амуниции, плюхается в кресло. Начинается аутодафе. Ми-

нут десять командир изливает желчь: на штурмана за неряшливую швартов-

ную команду, на боцмана за обоссаный и загаженный писсуар в надстрой-

ке, на механика за непутевых электриков, заваливших концами питания всю

ракетную палубу, и на помощника за все остальное. Потом командир пово-

рачивается к старпому.

– Пашков, делай объявления! Я потом добавлю важное…

И, неожиданно уронив голову грудь, начинает посапывать, совсем

по-детски причмокивая и перебирая губами. Старпом, осторожно погляды-

вая на спящего командира, начинает негромко делать объявления и давать

целеуказания. Он тоже спешит, так как сегодня на ночь старшим на кора-

бле остается командир, и он тоже хочет домой, где его ждет жена, пригла-

шенные гости и праздничный стол, накрытый по случаю годовщины закон-

ного брака. Минут за десять, в полной тишине, которая царит в центральном,

он выдает все целеуказания на завтра и умолкает, выразительно поглядев

на помощника. Вслед за ним поднимается втоптанный в грязь командиром

его помощник и тоже что-то мямлит об организации службы, наведении по-

рядка и выносе мусора. Наконец, заканчивает и он. Больше желающих вы-

ступить не находится. Напряженная тишина. А командир сладко спит, даже

начиная похрапывать.

20.00. Центральный пост. Командиры боевых частей начинают нарочи-

то громко переговариваться. Старпом уже третий или четвертый раз про-

скакивает мимо командирского кресла, специально задевая его то локтем,

то ногой. Командир спит, не реагируя ни на какие внешние раздражители.

Из состояния глубокого сна его не выводят даже команды вахты по громко-

говорящей связи и начавшиеся отработки вахты по борьбе за живучесть.

Экипаж, прея в распахнутых шинелях, усеял нижние палубы третьего, чет-

вертого и пятого отсеков в ожидании команды «Старт». Но, несмотря на воз-

мущение бычков, старпом пока еще не решается в открытую будить коман-

дира, зная его буйный нрав и возможные последствия.

20.50. Командир все еще спит. Экипаж уже рассосался обратно по каю-

там, кроме наиболее упертых, все еще дежурящих под дверью в центральный

пост. Кое в каких каютах уже начали греметь шильницами. В центральном

посту уснули комдив два, остающийся на корабле вахтенным инженером-

механиком, и сам механик, уложивший голову на конторку. В штурманской

рубке посапывает штурман, размазывая своими чернущими усами слюни

по карте. Клюет носом прямо в изображение ракетных шахт на пульте управ-

ления стрельбой командир БЧ-2. Остальные еще бодрствуют, переговарива-

ются и даже читают книги.

21.00. У старпома не выдерживают нервы. В очередной раз взглянув

на часы, он вскакивает, заходит за кресло командира сзади и просто начина-

ет трясти его с возрастающей амплитудой. В глазах старпома буквально пе-

стрят расходящиеся гости, невыпитый коньяк и несъеденные бифштексы.

Внезапно командир дергается и застывает в кресле, верхней частью тулови-

ща выполнив команду «Смирно!». Его глаза открываются, и он без подготов-

ки, с места в карьер, слово в слово повторяет свою речь двухчасовой давно-

527

П. Ефремов. Стоп дуть!

сти, в заключение растоптав помощника раза в два сильнее, чем в предыду-

щий раз. Потом откидывается на спинку и…

– Пашков, делай объявления! Я потом добавлю важное, но приятное

сообщение!

Старпом, опасаясь вторичного погружения командира в объятия Мор-

фея, отвечает ускоренным речитативом, устанавливая личный рекорд по ско-

ростному докладу:

– Товарищкомандирдокладзакончензадачипоставленыпланыдоведе-

ны. Командир, потягиваясь, закладывает руки за голову, хрустя сустава-

ми. – Добро. А теперь о приятном. На завтра ПХД отменяю. Объявляю вы-

ходной день. На корабль прибывает только заступающая вахта. А тебе, стар-

пом, придется прибыть к девяти утра. У меня в одиннадцать совещание в шта-

бе. Тоже придумали… По субботам заседать…

Встает, подходит к выходу.

– Дежурный по кораблю! Я спать! Сутки уже глаз не смыкал! Будить

только в случае ядерной войны…

И выходит из центрального поста. Все возбужденно начинают проди-

раться к выходу. И только старпом остается стоять у командирского кресла

со вселенской тоской в глазах…

Рыбак рыбака…

10.1. Запрещается вылов (изъятие):

………

10.1.1. В течение всего года во всех рыбохозяй-

ственных водоемах:

– камчатского краба, за исключением лова по имен-

ным разрешениям на специально отведенных во-

доемах или их участках.

Из правил любительского и спортивного

рыболовства в водоемах Мурманской области

Север, как известно, место от мировых центров цивилизации оторван-

ное, очагами культуры и искусства сильно обойденное, да и чего греха таить,

лишенное самых заурядных мест досуга. О Мурманске говорить не буду, ме-

сто для Заполярья практически столичное, там даже театр полуразрушенный

наблюдался, а вот остальные места, в особенности закрытые гарнизоны под-

водников, как правило, имели всего два очага культуры и отдыха. ДОФ и во-

енторговский ресторан, у нас, к примеру, называемый «Мутным глазом». Что

такое ДОФ, любой военнослужащий знает, а название ресторана говорит

само за себя. В советское время все было немножко не так, точнее, совсем

не так. И каток зимами на озере посереди поселка заливали, и спектаклей

разных столичных театров лично я в то время больше, чем за всю последу-

ющую жизнь в ДОФе, насмотрелся, но вот как только умерла «руководящая

528

Часть вторая. Прощальный полет баклана

и направляющая», так все разом и закончилось. Ну, сначала по инерции при-

езжали еще, пока политуправление флота это могло мало-мальски спонси-

ровать, но постепенно Вооруженные силы обнищали окончательно, и оказа-

лось, что культурная благотворительность в среде народных и заслуженных

отсутствует как таковая напрочь. По большому счету все понятно: времена

рыночные настали, на жизнь зарабатывать всем надо, но как-то неприятно

было узнать, что любимый всеми заповедный «машинист» Андрей Макаре-

вич, проведав, что на его концерт в гаджиевском ДОФе продали всего пять-

десят билетов, концерт отменил, заявив, что бесплатно работать не будет. Он,

может, и не знал, что нам третий месяц зарплату недодавали, да и не видел

толпы гуляющих вокруг ДОФа в надежде, что их просто пустят, но все же

какой-то нехороший осадок остался.

Потом перестали и каток заливать, и детские площадки подкрашивать,

а уж про новые фильмы в ДОФе в новые времена и говорить не приходится.

И остались у народа только общеизвестные формы досуга: выпить дома, вы-

пить в гостях, просто выпить где-нибудь, осенью пособирать грибы и ягоды,

ну и охота с рыбалкой. Про выпивку все ясно и так, про охоту говорить тоже

не будем, дело специфическое и затратное, хотя и о ней есть что вспомнить,

грибы требуют отдельного повествования, а вот про одну из множества ры-

балок вспоминаю всегда с улыбкой.

Сам я к рыбалке отношусь просто: никак. Точнее, очень люблю съездить

с друзьями на рыбалку, но только в качестве приглашенного гостя, а никак

не рыбака. Люблю лагерь обустроить, обожаю настоящим рыбакам шашлы-

чок приготовить, так, чтобы они только из лодки вылезли, а тут и я с дымящи-

мися шампурами; ушицу смастерить из улова, но чтобы самому заковаться

в резиновые сапоги, со всеми этими непромокаемыми накидками, штанами,

дождевиками и прочими важными атрибутами, упаси Господи. Максимум,

для очистки совести, простую удочку, чтобы ее с берега закинуть и пару раз

в час проверить, не клюнул ли там кто сдуру, или стоя дежурным по ГЭУ

в летний полярный день, понежиться на пирсе, подергивая элементарной

закидухой без всякого ожидания улова, а просто так, для созерцательности

бытия. Ну, не вижу я в рыбалке той изюминки, которая других привязыва-

ет раз и навсегда. Не дано. Однако однажды довелось мне порыбачить так,

что до сих пор считаю этот занятный эпизод одним из самых экстремальных

случаев из собственной жизни…

Был у нас в дивизии один флагманский механик, зам НЭМСа, капитан

2 ранга Ташков Виктор Леонидович. Прекрасный человек, немалого ума

и механик от Бога. Еще с лейтенантом побродил по морям немало, десятка

два автономок сделал, от ста грамм никогда не отказывался, но и лишнего

на грудь не принимал. Начальство он уважал, но никогда перед ним не сте-

лился, подчиненных зря не трогал, но по делу спрашивал строго, умел по-

смеяться, но и порычать умел, короче говоря, это был именно тот человек,

которого всегда хотелось бы видеть своим начальником. И была у Леони-

дыча только одна слабость. Рыбалка. Он о ней знал все. И не только знал,

но и умел. Где ловить, когда ловить, чем ловить, откуда погонят, а где раз-

решат, попросту говоря, был огромным практикующим экспертом по этой

части. И если где-нибудь при нем заводился разговор, в котором мелькал

хоть намек на рыбалку, то можно было быть уверенным, что разговор при

помощи Ташкова будет переведен полностью на эту тему, и уж он с нее

не соскочит до конца.

529

П. Ефремов. Стоп дуть!

За пару лет до этого случая я, провожая семью ранней весной на юг, уму-

дрился довольно сильно простудиться, что для меня было нехарактерно, и поч-

ти неделю законно провалялся дома с жесточайшей ангиной. Простудными

заболеваниями я не болел с младших классов, благодаря, наверное, закаля-

ющему гремихинскому детству, поэтому неожиданную простуду с высокой

температурой переносил очень тяжко, с постоянным ознобом и головокру-

жением. Вот именно тогда, пытаясь ускорить выздоровление, вспомнил один

старорусский рецепт. Простой и действенный. Я вычитал в какой-то из книг,

как в стародавние времена лечились стопкой крепчайшей перцовочки, а по-

том скакали часа два на коне по степи, чтобы вся дурь болезненная с обильным

потом вышла. Коня и степи у меня под рукой, естественно, не было, и я наду-

мал заменить их простыми гантелями, а перцовку решил сотворить сам. Где-

то на антресолях откопал завалявшуюся пустую двухлитровую бутыль в оплет-

ке, кажется, из-под болгарского сухого вина «Гымза», и приступил к процессу.

Сначала натолкал в бутыль всех острых специй, благо, готовить я люблю, и та-

ковых дома всегда немало. В бутыль последовали: перец горошком, несколь-

ко щепоток молотого перца, красный и душистый перец, кайенский перец,

штучек шесть свежих красных остреньких перчиков и под конец, немного

подумав, я еще добавил пару ложек сухой горчицы, да и еще чего-то, уже все-

го и не помню. Все это я залил спиртом, доведенным из 96-градусного состоя-

ния примерно до 75-градусного. Взболтал. Опустил бутыль в горячую воду для

ускорения процесса, и прождав пару часов, приступил к лечению. Скажем

честно, отсутствие коня я решил еще немного компенсировать количеством

стопок, поэтому махнул не одну, а три, получив огнедышащий факел на всей

внутренней трассе движения жидкости ото рта до самого нижнего клапана,

и схватился за гантели, принципиально не запив этот кошмар водой. Хватило

меня минут на пять, после чего я и впрямь покрытый потом, как после бани,

рухнул на кровать и заполз под одеяло. Хотя сразила меня не усталость, а са-

мое банальное опьянение. Видимо, ослабленному болезнью организму хватило

и этих трех стопок, а вкупе с физкультурой эффект оказался убийственным.

Но надо отметить, что утром я проснулся в гораздо лучшем состоянии, чем на-

кануне, и даже практически без температуры. Отдав должное действенности

старорусских рецептов, я тем не менее убрал эту бутыль подальше на антре-

соль и благополучно о ней забыл.

Через два года, опять же весной, опять же отправив семью на юг, я зачем-

то полез на антресоль и обнаружил этот забытый алкогольный эксклюзив.

Мы как раз собирались в очередные моря. Сценарий был понятен и привы-

чен. После ввода ГЭУ мы обязательно простоим в базе пару дней, что само

собой вызовет массовый исход люксов на берег, а нам не останется ниче-

го другого, как втихомолку опрокидывать рюмки по причине полной невоз-

можности схода при работающей установке. Вот я и решил, что такой напи-

ток обязательно поможет «скрасить» нам эти часы ожидания, и прихватил

бутыль с собой на борт, не удосужившись попробовать, во что превратился

этот напиток за два года.

Ввод ГЭУ проходил по штатной схеме. Мы знали, что сегодня никуда

не уходим, а все люксы постоянно теребили пульт глупыми вопросами в ожи-

дании, когда наконец эти механические силы заведут свою установку и они,

дождавшись «Боевой готовности № 2», как тараканы, разбегутся по домам.

Но мы не сильно спешили. Лично командир не торопил, да и на борт контроли-

ровать ввод ГЭУ прибыл капитан 2 ранга Ташков, который суетливость не лю-

530

Часть вторая. Прощальный полет баклана

бил, и убедившись, что все идет по плану и правильно, расположился на пуль-

те, многозначительно поглядывая на комдива раз. Комдив, «майор» Телков,

назначенный на должность совсем недавно, все прекрасно понимал, но, буду-

чи довольно долго оторванным от действующего флота заводским ремонтом,

откровенно боялся предложить заместителю НЭМСа прогуляться к себе в ка-

юту, где и плеснуть ему в стакан грамм сто пятьдесят, просто ради уважения.

Телков все время отводил взгляд от требовательных глаз Леонидыча и все вре-

мя пытался тому поведать о проблемах с испарителем 9-го отсека.

На удивление, именно из-за этих самых проблем в тот день, вопреки пра-

вилам, первым в действие вводили левый борт. Я усадил на свое место лейте-

нанта Порехина, и он не спеша, согласно правилам, в обучающем режиме, под

моим чутким руководством, за несколько часов ввел установку в действие.

Потом оставив лейтенанта заполнять журналы, я с чувством выполненного

долга отправился в 5-бис отсек поужинать. На ужине в кают-компании были

только «механические» офицеры, старпом и несколько еще не успевших

сбежать на берег люксов. Тут-то за столом я и предложил нашему киповцу

старлею Васе Горошку, командиру 2-го отсека капитан-лейтенанту Шурке

Нахимову и дежурному связисту старшему лейтенанту Сереге Горлохвато-

ву опробовать мой напиток после ужина. Товарищи офицеры единодушно

согласились, и даже не сменив кремовые рубашки на РБ, практически стро-

ем отправились ко мне в каюту. Там я разлил свою жидкость по стаканам,

и мы, не тратя время на глупые разговоры, чокнулись. Вот тут я и понял, что

сильно ошибся, не попробовав перед этим свой лечебный эликсир, хотя бы

на язык. Эффект был шокирующим.

Два года выдержки превратили мою перцовку в некое подобие огнен-

ной лавы, обжигающей и уничтожающей все на своем пути. Я покрылся по-

том, как тюлень, и не смог вдохнуть воздух секунд тридцать, как рыба, ловя

воздух ртом и роняя слезы на стол. На всех других участвующих в распи-

тии напиток оказал примерно такое же действие. Горлохватов схватил газе-

ту и усиленно махал ею, стараясь загнать побольше воздуха в ротовую по-

лость. Горошек попросту схватил еще не успевший остыть до конца чайник

и в несколько глотков допил довольно-таки горячую воду, а самый закален-

ный и невосприимчивый Шурка Нахимов только сильно побагровел, а его

лысая голова обильно покрылась каплями пота размером с виноградину.

Он же первым нарушил молчание:

– Да, мать вашу… Борисыч, это что за братоубийственный напиток?

Я, прокашлявшись, изложил историю его появления.

– Крепкая штука… – с уважением сказал Нахимов. – Пойду, перео-

денусь, а то вся рубашка мокрая… И перекурить надо.

Старлеи, все еще хранящие болезненное молчание, кивнули в ответ

и разошлись переодеваться.

В курилке они уже обрели речь и очень разгорячено высказали свое

мнение по поводу выпитого, причем, как было видно, Горошку эта доза уже

прилично двинула по мозгам. Один только Нахимов восхищался моим «на-

палмом», а под конец даже предложил пойти и шарахнуть еще по одной.

Старлеи энергично отказались, я тоже, и тут Нахимову пришла в голову

грандиозная идея.

– Борисыч, там на пульте Телок Леонидычу стесняется налить. Точнее,

боится. Может, ты Леонидыча позовешь к себе в каюту, он мужик нормаль-

ный, а то обидится еще…

531

П. Ефремов. Стоп дуть!

Мне эта идея пришлась по душе. Леонидыча я очень уважал, и по мо-

рям с ним немало пошатался, да и выпивал с ним тоже, так что, покинув ку-

рилку, я прямо из отсека связался с пультом ГЭУ и пригласил Виктора Лео-

нидовича к себе в каюту.

Ташков пришел быстро, и мы закрылись в каюте втроем: я, он и Шурка

Нахимов. Тут и выяснилась причина нестандартного поведения зама НЭМСа.

Оказалось, что он с завтрашнего дня в отпуске, сюда пришел лишь по личной

просьбе самого НЭМСа, а поэтому свое правило – выпивать только после

ввода – на сегодня он отменил. Его можно было понять. Последний раз в от-

пуске он был почти полтора года назад, устал чертовски и просто хотел отдо-

хнуть. А так как жену отпускали в отпуск только через месяц, то флагманский

просто предвкушал, как он все это время отдастся любимой рыбалке, не спе-

ша и не боясь внезапных вызовов на службу, а потому и расслабился.

Первую стопку флагманский опрокинул вместе в Нахимовым, не за-

мечая ироничных взглядов того. Я от алкоголя отказался, сославшись на то,

что скоро на вахту, заслужив уважающий взгляд Леонидыча и насмешливую

улыбку Нахимова. Они выпили. Несколько секунд флагманский задумчиво

смотрел в потолок, а потом поцокав языком, изрек:

– Забористый напиточек. Откель родом сия живая вода?

Я объяснил.

– Лечебная, значит? Бальзам… Ну, Нахимов, еще по одной?

Шурка, не ожидавший от флагманского такой прыти и невосприимчи-

вости к моему зелью, автоматически согласился, и они выпили еще по одной.

После чего Нахимов, продышавшись, тоже отказался пить, вспомнив вне-

запно, что мы все-таки на борту с работающей установкой.

А потом, подождав еще пару минут, все же спросил Ташкова:

– Виктор Леонидович, а как вам напиток Борисыча?

Ташков поднял бутыль на уровень глаз, и обозрев желтоватую жидкость,

которой оставалось еще не менее литра, мечтательно протянул:

– Хороша табуретовка… Ты, Борисыч, мне рецептик напиши. Обяза-

тельно поставлю.

А потом, внезапно сделавшись серьезным, как на строевом смотре, до-

бавил:

– Так, мальчики. Вам еще вахту бдить. А я, Борисыч, с твоего позво-

ления, еще у тебя посижу. Глядишь, и добью всю твою настоечку до конца.

Мне сегодня спешить некуда.

Тут бы мне кивнуть и уйти, но я неосторожно выразил сомнение в том,

что этот напиток можно выпить в таком количестве и не умереть.

– Борисыч, не надо сомневаться в стойкости и здоровье заслуженных

офицеров. Давай-ка так: если я это зелье допиваю, то ты после моря со мной

на рыбалку пойдешь. На селедку. Идет? А не смогу… Гм… Гарантирую год

никуда не прикомандировывать и никого на выходах в море тобой не заме-

нять. Ну как, офицер Белов, спорим?

Я опять сдуру согласился, и потный от торжества момента Нахимов пе-

ребил нам руки.

Флагманский слов на ветер не бросал, и начал спокойно и деловито,

не забывая расписывать прелести северной рыбалки, употреблять дозы моей

перцовочки одну за другой. Сначала я считал себя безусловно победителем,

но по мере того, как Леонидыч поглощал напиток, уверенность моя посте-

пенно сходила на нет. Когда в бутылке осталось чуть более четверти, меня

532

Часть вторая. Прощальный полет баклана

срочно вызвали на пульт, и я, бросив флагманского в каюте, умчался к лю-

бимому креслу, оставив того добивать остатки «огненной воды». Минут че-

рез тридцать Ташков появился на пульте, красный, как свежесваренный рак,

но на удивление трезвый, и подмигнув мне, констатировал:

– Рыбалка за тобой, Борисыч. Я ее приговорил.

Потом флагманский расписался в журналах и, созвонившись с механи-

ком, отправился к тому в каюту, на посошок. Больше я его в этот день не ви-

дел, а сменившись с вахты, обнаружил в каюте абсолютно пустую бутыль

из-под «Гымзы»…

За десятидневный выход в море проигранный спор подзабылся, и вер-

нувшись в базу, я уже совсем и не парился по поводу какой-то рыбалки, бла-

го корабль надолго вставал к пирсу, а командир неожиданно для всех офици-

ально назначил меня врио помощника корабля, вместо убывшего на офицер-

ские классы капитана 3 ранга Широкого. Я сразу погрузился в расписания

корабельных вахт, береговых нарядов, бесконечные списки личного соста-

ва, снятия и постановку на довольствие, и прочую хозяйственную деятель-

ность экипажа, но не тут-то было…

В ближайшую пятницу утром после построения командир отозвал меня

в сторону и, заговорщицки наклонив голову, негромко сказал:

– Белов, на завтрашний ПХД назначь старшего вместо себя. Меня

и старпома тоже не будет. Хотя нет… Я лучше заму скажу прийти.

Следуя логике, я пришел к выводу, что и меня завтра не будет. Только

вот где я буду, я еще не знал.

– Ясно, товарищ командир. А куда я…

– Ташков звонил. Просил тебя никуда не запрягать на завтра, да и ве-

чером сегодня не задерживать. Не знал, Белов, что ты любитель рыбалки…

Вот тут-то я и скис. Хотя оставалась надежда, что Ташков меня сегодня

найти не сумеет, и я спокойно отдохну эти выходные дома. Но и тут я оши-

бался. Буквально через час на корабль, стоявший на 14-м пирсе, бодро при-

был флагманский, одетый в штатское, но от этого не выглядевший менее ко-

мандно.

– Привет, Борисыч! Ну… Сегодня идем рыбачить!

По его очень бодрому виду я сразу понял, что откосить не получится.

– Здравия желаю, Виктор Леонидович… Место и форма одежды?

Ташков захохотал.

– Да ладно, Борисыч… Я же знаю, что ты не рыбак. Амуницию я тебе

принесу. Оденься потеплее, возьми перекусить что-нибудь. Лучше хлеба

и консервов. Остальное я сам принесу. Значит, так. Идем в ночь. Встречаем-

ся у 15-го пирса часиков в 10 вечера. Я пошел.

Ровно в 22.00 я стоял у 15-го пирса, единственного пирса, к которому

можно было пройти спокойно и без пропуска. Оделся я потеплее, несмотря

на уже довольно солнечные и относительно теплые для Севера майские дни,

даже напялил высокие резиновые сапоги, взятые напрокат у соседа Гены.

Смирившись с неминуемым, я даже как-то развеселился, представляя себя

стоящим на берегу в этих резиновых чудовищах с огромной удочкой в ру-

ках и дымящейся сигаретой в зубах. Но реальность оказалась покруче. Ми-

нут через десять подъехал Ташков на своей «шестерке» и начал сноровисто

выкидывать из салона автомобиля всевозможные мешки и снасти. Я с тихим

ужасом наблюдал за этим процессом, пока флагманский не закончил выгруз-

ку имущества и не дал команду навьючиваться и идти на пирс.

533

П. Ефремов. Стоп дуть!

Оказалось, что и тут флагманский подсуетился. На пирсе стоял один

из рейдовый буксиров, где его, как оказалось, ждали. И как только мы под-

нялись на борт, буксир ходко отвалил от пирса и понесся куда-то между

островков в глубь губы.

– На, Борисыч, облачайся. – Ташков протянул мне один из мешков.

– Размер вроде твой.

Я извлек из мешка одежду. Это был самый обыкновенный корабель-

ный костюм химзащиты, который, правда, отличался от сухопутного ОЗК,

как танк от велосипеда. И резина поэластичнее и покрепче, и лишних отвер-

стий нет, и одевается, как нормальный комбинезон с подтяжками. Правда,

стоил он дорого, начхимы хранили такие костюмы, как золотой запас Роди-

ны, и достать его было довольно сложно. Судя по тому, что сам флагманский

переоделся в такой же, проблем с этим добром у него не было.

– Ну, Пашок, план такой. Сейчас нас ребята у той стороны залива выса-

дят. Мы накачаем лодку, и как они отойдут обратно, выгребаем вот сюда… –

Ташков показал рукой, как раз на то место, над которым сейчас проходил

буксир.

– Часиков до пяти работаем. Потом обратно, и ждем на берегу. Под

утро нас заберут обратно.

Мне почему-то во все это сразу не очень поверилось, но делать было

нечего, и я обреченно, словно проститутка перед неизбежным соитием, по-

пытался улыбнуться, и даже вполне энергично кивнул головой.

– Виктор Леонидович, я…

– Мы здесь, Пашок, не на строевом смотре… На рыбалке все равны.

Либо Витя, либо Леонидыч, но лучше Витя… Мы же «механические» офи-

церы, в конце концов!

С этим утверждением я вынужден был согласиться и уже более уверен-

но кивнул головой.

– Викт… Леонидыч, а почему тебя так зациклило позвать меня на ры-

балку? Мы с тобой вроде и… Да не было ничего, с этим связанного…

Ташков ухмыльнулся.

– А просто так. Верь – не верь…

Я поверил. Да и что оставалось делать? После облачения в рыбацкие

«скафандры» флагманский вытащил из огромной сумки лодку, судя по внеш-

нему виду, тоже попавшую к Ташкову из военных закромов Родины, и на-

чал ее накачивать ножным насосом. Лодка постепенно принимала нужную

форму и с каждой секундой в моей голове росло и крепло чувство паниче-

ского страха. Оказалось, что, когда смотришь с берега на рыбака, сидяще-

го в этом резиновом плавсредстве, ощущение его надежности и защищен-

ности гораздо выше, чем при личной подготовке к посадке в него. Я, конеч-

но, не запаниковал, но не постеснялся на всякий случай поинтересоваться

у Ташкова некоторыми нюансами.

– Леонидыч, а тут вообще ловить разрешается? Нас тут никакая рыбо-

охрана за жабры не возьмет?

Флагманский, равномерно двигающий ногой, ответил сразу и как-то

спокойно:

– Может, конечно. И документы, и разрешение потребуют, даже зааре-

стовать могут… Но, Пашок… Мы же будем ловить там, куда ни одна рыбоох-

рана без специального разрешения даже за деньги не полезет… Мы же под-

водные войска республики! Не бзди! Идем секретным фарватером!

534

Часть вторая. Прощальный полет баклана

Буксир сбавил ход, и замедляясь, начал медленно дрейфовать к одно-

му из мелких островков.

– Леонидыч! Готов? – спросили с мостика буксира.

– Готов!

– Давай, спускайтесь на воду. Утром, часиков в пять-шесть, подберем

здесь же.

Ташков кивнул, и когда буксир остановился, мы спустили на воду лод-

ку и спустились сами.

Я никогда не был любителем экстрима, но, устроившись в лодке, по-

нял, что за ощущения испытывают люди, первый раз прыгающие с парашю-

том или занимающиеся скалолазанием. Лодка, на борту буксира казавшая-

ся довольно большой, неожиданно оказалась маленькой и очень низкой по-

сле того, как в нее опустили свои задницы два флотских офицера. И теперь,

сидя на продавливающемся под нашим весом дне лодки и ощущая собствен-

ным задом десятки метров глубины под ним, я испытал очень сильные чув-

ства, по большей части панические. А если учесть и то, что осевшая под на-

шей тяжестью лодка оказалась в воде в таком положении, когда над уровнем

воды возвышались только наши плечи, а сами мы были, словно подвсплыв-

шая субмарина в позиционном положении, то я как-то еще более напрягся.

Подождав, пока мы отгребли на безопасное расстояние, буксир развернулся

и умчался прочь, а мы остались болтаться метрах в 70 от островка. Ташков,

сноровисто достав из-за спины якорь, метнул его за борт и сразу же, порыв-

шись в одном из мешков, вытащил оттуда неизвестный мне прибор, оказав-

шийся рыбацким эхолотом. Пока он напряженно выискивал косяки рыбы

в глубинах, я курил, ощущая, как под моим задним местом лениво колышут-

ся воды губы Ягельной, и убеждал себя, что все в порядке. Потом обнаружив

косяк какой-то живности, флагманский поднял якорь, и мы еще минут двад-

цать хаотично перемещались вокруг островков при помощи весел. Наконец

этот дрейф закончился, и мы снова опустили якорь.

– Стоп машина! – весело скомандовал Ташков. – Под нами не треска.

Под нами сельдь молоденькая. Мировой закусон после засолки. Ходит кру-

гом. Ловить просто и ненапряжно. Делай, как я!

Леонидыч снова порылся в своем безразмерном бауле и извлек оттуда

две самые обыкновенные закидухи с рядом крючков по всей длине и грузи-

лом на конце.

– Пашок. Просто кидаешь, ничего не наживляем, поводил немного

и резко дергаешь вверх. Сразу вытаскивай. Результат гарантирую. Поеха-

ли… Сначала у меня ничего не получилось. Рыбак я никакой, и поэтому пер-

вым, естественно, поймал самого себя за воротник. Но потом, присмотрев-

шись к действиям Ташкова, с самого первого раза вытащившего пяток свер-

кающих селедочек, я въехал в процесс, и дело пошло. Судя по всему, кося-

чок под нами гулял немаленький, потому что даже у меня через десять минут

молоденькие трепыхающиеся рыбки начали висеть практически на каждом

крючке. Дергая закидуху раз за разом, разгоряченный удачным началом,

Ташков между делом рассказал, что рыба – живность неглупая, но до жрат-

вы охочая. И поэтому именно в этом месте, по его просьбе, мужики с бук-

сира уже неделю сбрасывали пищевые отходы, которые в свою очередь он

лично забирал каждый вечер со своего бывшего корабля после ужина. На-

туральным образом прикормленная рыба возвращалась еще несколько дней

535

П. Ефремов. Стоп дуть!

на одно и то же место даже после того, как сбрасывать еду прекращали. И охо-

чая до пищи сельдь ходила таким плотным строем, что ее надо было просто

подсекать, что мы и делали сейчас с огромным энтузиазмом. Уже час мы си-

дели не просто в лодке, а по пояс в трепещущейся массе небольшой рыбеш-

ки, после чего флагманский дал команду на перекур. К этому времени, за-

хваченный процессом, а главное – достигнутым результатом, я проникся

к рыбалке огромным уважением, абсолютно успокоился и чувствовал себя

как минимум старпомом на сейнере. Мы закурили. И тут мой организм, даже

слегка перегревавшийся от постоянного движения, вспомнил, что за бортом

вода не выше 4–5 градусов, и дал знать об этом через мочевой пузырь… Мне

неимоверно захотелось, что называется, по маленькому…

Как известно всему цивилизованному миру, справлять малую естествен-

ную нужду сидя очень органично получается у женщин, для чего и унитаз

не особо нужен. Задрала подол, спустила трусишки и струйку на травку…

Мужчина, сидя на унитазе, тоже все сделает образцово, но для этого надо

как минимум расстегнуть ширинку. Но самое естественное для мужчины –

это гордо выпрямиться во весь рост, расставить ноги на ширину плеч и, бла-

женно улыбаясь восходящему солнцу, оросить матушку землю… Ничего по-

добного рядом не наблюдалось. Но желание с каждой минутой нарастало.

Я даже на какой-то миг пожалел, что с насмешкой относился к памперсам,

которые, как известно, пару литров держат без проблем. Наверное, все эти

муки отразились у меня на лице, и Ташков поинтересовался, что за внутрен-

ние противоречия меня грызут.

– Да… Отлить бы…

Ташков, для которого, кажется, в этом мире проблем не существовало

вовсе, хохотнул.

– Да все нормально, Пашок. Становись на колени и мочи! Главное,

не наклоняйся сильно, а то искупаешься, бл…, по полной… Еще конец отмо-

розишь!

Сначала я встал на колени, что не получилось с первого раза по причине

мягкой податливости резинового днища лодки. Да и толстенный слой трепе-

щущейся селедки, которая скользила под коленями, никак не давал возмож-

ность найти более или менее устойчивое положение. Когда я, наконец, на-

шел сомнительную, но все же точку опоры, оказалось, что для того, чтобы до-

браться до своего детородного органа, мне надо было как минимум раздеться

по пояс. В резиновом химическом облачении ширинка отсутствовала абсо-

лютно без всяких намеков на ее существование как детали одежды. В итоге,

добравшись до самого важного органа, я был мокрый, как молодая и глупая

нерпа, от пота и затраченных усилий. Дальше стало еще веселее. Когда, на-

конец, мое мужское достоинство увидело свет, появилась новая проблема.

Дабы завершить процесс, мне, стоящему на коленях, просто не хватило сил,

чтобы выдавить из себя струю, способную преодолеть барьер в виде борта

лодки. Поэтому пришлось, упираясь коленями в борт, наклоняться и баланси-

ровать над водой, одной рукой удерживая спадающее спецоблачение, другой

направляя струю так, чтобы ни капли не попало в лодку. Это, слава богу, мне

удалось, но попытавшись по привычке стряхнуть последние капли, я не удер-

жал равновесие и просто-напросто плюхнулся на дно лодки прямо в свер-

кающую чешуйками кучу выловленной селедки. Молодая рыбешка на мою

беду была очень живуча и подвижна, и, наверное, очень любопытна, пото-

му что пока я принимал положение, при котором мог привести себя в поря-

536

Часть вторая. Прощальный полет баклана

док, небольшая стайка умудрилась проникнуть в мои незастегнутые одеж-

ды, и очень живенько рассредоточиться всюду, вплоть до трусов. Еще минут

пятнадцать под радостный и зажигательный смех флагманского я выуживал

улов отовсюду, выдирая юрких рыбешек, чуть ли не из собственной задни-

цы, и когда, наконец, вернул себя в первоначальное состояние, был обесси-

лен и выжат по полной программе и больше уже ничего не хотел.

Насмеявшись надо мной вдоволь, Ташков неожиданно стал серьезным

и снова взял в руки эхолот. Оказалось, что пока мы «веселились», косяк пере-

местился, как по глубине, так и по горизонтали, а потому срочно был выбран

якорь, и мы, как потом оказалось, на наше счастье, переместились в другое

место, метров на двадцать ближе к островку. Там флагманский, снова про-

делав манипуляции с эхолотом, размотал леску на наших закидухах, пояс-

нив, что рыба теперь у дна. Мне после всего рыбалка была уже по барабану,

тем не менее я послушно закинул вместе с Ташковым закидуху и начал по-

дергивать ее, в душе ожидая конца мероприятия и даже пытаясь погляды-

вать на часы. На новом месте клев сначала как-то не заладился, но постепен-

но дело пошло, и к нашим старым рыбешкам стали добавляться свеженькие.

Наконец, ненасытный Ташков, оглядев лодку, почти под завязку заполненную

рыбой, констатировал, что рыбалка удалась, и предложил мне перекурить,

пока он как бы на посошок забросит донку, может чего и хватанет, а уж по-

сле можно будет швартоваться к островку и ждать буксир. Я, ликуя в душе,

торопливо опустил закидуху, и через пару минут вытащил свою последнюю

в этот день селедку. Флагманский же, выудив из вещмешка донку, наживил

ее крючки лежащей вокруг свеженькой селедкой, и кинул за борт. Мы за-

курили. Ташков явно был доволен результатами нашего похода и просто сы-

пал шутками и прибаутками по поводу моих злоключений. Потом он выбро-

сил окурок и, соблюдая какой-то свой личный ритуал, очень долго водил ру-

кой с леской вдоль борта, а затем резко дернул вверх. Но леска на этот раз

не пошла так же легко вверх, как обычно.

– Бл… Пашок, что-то крупное! Сачок готовь!

Я начал судорожно шарить руками по дну лодки, стараясь нащупать сре-

ди рыбы сачок, а Ташков, захлебываясь слюной от предвкушения крупной

добычи, медленно, с видимым усилием тянул леску наверх. Шла она, судя

по прикушенной губе флагманского, совсем не легко. И вот когда я наконец

нащупал древко сачка, флагманский, приподнявшись на полусогнутых но-

гах в лодке, вытянул леску до конца.

На «кошке», на все три крючка которой Ташков насадил по небольшой

селедине, зацепившись клешнями, висели два громадных камчатских краба.

Это членистоногое, выпущенное в восьмидесятых годах в Баренцово море

ради эксперимента, до такой степени обжилось в местных водах, что под ко-

рень извело некоторые образцы местной морской живности и расплодилось

в совсем уж неприличных количествах. И вот сейчас два выдающихся пред-

ставителя этого семейства, вцепившись клешнями в крючки, старательно

и неторопливо потрошили наживку.

– Ни хрена себе, гаврики нам попались! Борисыч, заноси сачок, такие

экземпляры грех бросать! Быстрее, бл…!

Но я ничего не успел сделать. Ташков, стоящий в лодке практически

в позе орла, наверное от азарта, а может, и от того, что не хотел отпускать до-

бычу, попытался одной рукой держа леску, другой схватить хотя бы одного

краба за свободную клешню. Взмахнув рукой, он потерял равновесие и шлеп-

537

П. Ефремов. Стоп дуть!

нулся на дно лодки. Один из крабов, отцепившись, шлепнулся мне на коле-

ни, а другой, которого флагманский все же умудрился схватить за клешню,

тоже отпустил рыбину, и резко задергав всеми своими конечностями, ша-

рахнул своими шипами тому по руке.

– Ай, бл…!

Ташков разжал руку, и краб упал на борт лодки, с размаху распоров

дергающейся клешней этот борт. Из пропоротой лодки со зловещим сви-

стом пошел воздух.

– Мать твою! Борисыч, греби к берегу! Тут под нами метров пятьде-

сят не меньше, бл…!

Я схватился за весла. До островка было метров тридцать, которые мне

показались не меньше полновесной морской мили. Ташков, пытаясь зажать

порез одной рукой, другой силился вытянуть якорь, что у него получалось

плохо, и через минуту лодка встала, несмотря на то, что я греб, как раско-

чегаренный колесный пароход. Лодка, удерживаемая якорем, крутилась

на месте, и флагманский осознав наконец, что якорь не стоит собственной

жизни, быстро извлек откуда-то нож, и полоснул по капроновому шнуру.

Лодка сразу рванула вперед, довольно быстро погружаясь в воду, невзирая

на все старания флагманского. Как я узнал потом, нормальные рыбацкие

лодки состоят из нескольких секций, и когда пробивается одна, другие по-

зволяют ей оставаться на плаву. Такая была и у Ташкова, но на этот раз он

взял двухместную, которая была им позаимствована из каких-то военно-

морских загашников. Лодка была большой и однокамерной, и он еще ни-

когда ею не пользовался. И вот теперь это резиновое плавсредство стре-

мительно погружалось в воду под весом двух здоровых мужчин и кучи от-

ловленной рыбы.

Наверное, никогда в жизни я не греб так яростно и вдохновенно. Кра-

бы, предоставленные самим себе, копошились под ногами, а тот который

упал на меня, так вообще принял мое тело за трамплин, необходимый ему

для возвращения в морские глубины, и упорно пытался вскарабкаться мне

на грудь. Второго краба Ташков, стоящий уже в совсем непонятной позе,

тем не менее умудрялся отбрасывать ногой с борта, чтобы он не сбежал.

В пяти метрах от берега лодку уже затопило до такого состояния, что наш

улов начал выскакивать за борт, а мы сами практически находились уже

не в лодке, а просто балансировали на одном большом резиновым бли-

не. Уж и не помню, как мы карабкались по скользким, покрытым водорос-

лями камням, вытаскивая лодку, но в итоге, когда мы наконец смогли пе-

ревести дыхание и немного успокоиться, оказалось, что почти весь улов

спасен, а диверсанты-крабы, обессилев от воздуха, тоже валяются рядом,

лениво шевеля конечностями. В пылу бешеной гребли я и не заметил, что

упрямое членистоногое, штурмовавшее мою грудь во время гонки, прак-

тически в хлам порезало мой резиновый комбинезон, и я полностью про-

мок от груди и ниже. Ташков, проведя экспертную оценку состояния лод-

ки, констатировал, что ее легче выбросить, чем заклеить, так как, борясь

с пробоиной, он совсем не заметил, что его экземпляр тоже оказался тем

еще вредителем…

Выяснилось, что пробоин в борту не одна, а несколько, и наше спасе-

ние можно объяснить только чудом и той крейсерской скоростью, которую

я умудрился развить, спасая наши жизни. Смех смехом, но вода в мае на Се-

вере редко поднимается выше 4–5 градусов, и проплыть пятьдесят метров

538

Часть вторая. Прощальный полет баклана

в такой воде, да еще и завернутым в кучу одежды, представлялось мне лич-

но маловероятным.

Потом мы часа три сидели на этом каменном пятачке, где не было ниче-

го, кроме бакланьего помета и выброшенного волнами мусора. Флагманский,

не потерявший присутствие духа ни на минуту, просто ухахатывался, вспо-

миная нашу аварийную тревогу, да и я, несмотря на то, что начал понемно-

гу замерзать, тоже смеялся от души, представляя, как это выглядело со сто-

роны. Потом Ташков загадочно заулыбался.

– Знаешь, Борисович, а ведь я тебе сюрприз приготовил. Чуть не забыл…

Я даже не удивился. Сюрпризов в этот день у меня было с избытком.

– И какой, Леонидыч?

Ташков заулыбался во весь рот.

– Сейчас узнаешь… Давай вот сюда, тут камень поровнее… подкрепить-

ся надо, да и согреться не мешает…

Импровизированный стол накрыли на самом плоском камне, найден-

ном на островке. Его составили: тушенка, бутерброды, вареная картошечка

в мундире и две фляжки, извлеченные Ташковым из рюкзака.

– С какой начнем, Борисыч?

Я ткнул не глядя.

– Попал! – Вновь заразительно засмеялся Ташков и, открутив крыш-

ку, протянул флягу мне.

– Начинай…

Я выдохнул и сделал большой, насколько возможно, глоток. Это была

моя перцовка. Я узнал ее и по незабываемому вкусу, и по тому, как мгновен-

но обожгло мне горло, да и слишком заразительно хохотал Леонидыч, глядя

на мое побагровевшее лицо.

– Вот, вот… Потеплело? Я как ее у тебя попробовал, сразу понял, что

такой напиток на рыбалке – самое оно! Ты как ушел, я сразу ее и перелил…

Ха-ха-ха… Я ж не самоубийца… Давай, я тоже хлебну…

Я протянул ему флягу. Моя перцовка и вправду продемонстрировала

отменные согревающие качества. Никакого холода уже не чувствовалось,

а стало жарко и даже как-то уютно, и я потянулся к банке с тушенкой…

Когда за нами пришел буксир, мы заканчивали третью, уже мою, фляж-

ку, и наш смех разносился над утренними водами звонко и далеко. В ту ночь

нам повезло с погодой, и утро тоже выдались тихое и безветренное. Процесс

«согревания» зашел так далеко, что флагманский долго стоял перед своей ма-

шиной, решая, садиться ему или не садиться за руль. В итоге мы все же уе-

хали в поселок на его машине, за рулем которой сидел его знакомый с бук-

сира, а мы на заднем сиденье вовсю братались с флагманским, вытряхивая

последние капли из опустевших фляг.

Дома я целый час плескался в душе, отколупывая присохшие прозрач-

ные селедочьи чешуйки из самых невообразимых мест, а потом, следуя ре-

цептуре флагманского, засолил свой улов, сварил своего краба, которого упо-

требил с завалявшимся в холодильнике пивом и упал спать до вечера. Больше

на рыбалку в море я не ходил ни разу. Каждый раз встречаясь, как по служ-

бе, так и просто, мы с Ташковым со смехом вспоминали наш рыболовецкий

вояж, но каждый раз я спокойно, но твердо отвергал приглашения на новую

рыбалку, и максимум до чего опускался, так это до ловли с пирса во время

воскресных вахт. И все-таки как рыбак рыбакам скажу: селедочка и впрямь

получилась – пальчики оближешь…

539

П. Ефремов. Стоп дуть!

Последний линкор империи

Корабли Военно-морского флота ни при каких об-

стоятельствах не спускают своего флага перед про-

тивником, предпочитая гибель сдаче врагам Оте-

чества

Из корабельного устава ВМФ РФ

История эта настолько же невероятна, насколько и абсолютно реальна

в наш век глобальных перемен, развалов государств, смены моральных цен-

ностей и жизненных устоев. Слышал я ее не от третьего лица, а от главного

героя лично, хотя и не был с ним знаком до этого, да и встреча наша продол-

жалась не больше двух часов, и, естественно, многое в этой истории, кото-

рую я слушал, не веря своим ушам, додумано и расцвечено мной сознатель-

но для придания рассказу читаемой формы. Но сами события и их последо-

вательность переданы мной без изменений, которые на самом деле такой

истории и не требуются…

В 2003 году мне довелось побывать на Святой Земле, куда за несколько

лет до этого эмигрировали из нищающего Севастополя родители моей жены.

Так вот, в одну из суббот, когда у всех правоверных иудеев наступает время

побездельничать, а попросту шабат, мои родственники устроили выезд в пу-

стыню, где на большой огороженной территории был разбит настоящий парк

с рукотворными реками и озерами, беседками, мангалами, лежаками и про-

чими принадлежностями для бездумного отдыха и поедания кошерных шаш-

лыков и барбекю. Приехали мы туда довольно большой компанией, ну и по-

сле первых трех часов мне стало скучновато в кругу родственников жены,

которые только и делали, что обсуждали, как они жили до отъезда и как жи-

вут ныне. Я покинул их и решил пройтись по всей территории, посмотреть,

что тут еще имеется. Вскоре, проходя мимо ряда магазинчиков, расположен-

ных там же, я неожиданно узрел сидящего за столиком мужчину, потягива-

ющего пиво из банки. А внимание мое он привлек тем, что, во-первых, был

в тельнике, а во-вторых, в черной флотской пилотке, на которой белой кра-

ской был нашлепан знак «Радиационная безопасность», кривоватое исполне-

ние которого говорило о том, что служить он мог только на атомоходах, и ни-

где более. Вероятно, мой взгляд чем-то отличался от всех остальных, так как

мужчина на меня тоже обратил внимание, после чего я просто спросил, где

он служил. Он ответил. Я подсел, заказал себе пива, потекла беседа, и в кон-

це концов я и услышал то, что сейчас постараюсь изложить…

Капитан 3 ранга Гончаров Олег Сергеевич, закончил Севастопольское

высшее военно-морское инженерное училище в самом начале 80-х годов. По-

лучил распределение в славный град Гаджиево на проект 667 А, где добро-

совестно и дослужился до комдива два, сходил в десяток автономок, а на ис-

ходе 80-х списался с плавсостава и ушел дослуживать до пенсии на какой-то

ПРЗ, а потом вообще перевелся в Полярный на завод, на какую-то умира-

ющую лодку, уже лет десять ржавевшую там без надежды на светлое буду-

щее. Так бы, наверное, и сидел он на этой железке до самого развала Союза,

если бы не его жена, даже во сне видевшая себя дома у мамы в Севастополе,

гуляющей по Графской пристани под звуки духового оркестра. И сам Олег

был бы не против этого, если бы не одно но. Своей квартиры в Севастополе

540

Часть вторая. Прощальный полет баклана

у них не было. Семья его жены ютилась в трехкомнатной хрущевке в Стре-

лецкой, где по этим комнатам было распихано шесть тел, начиная от ее роди-

телей и кончая семьей старшего брата жены Олега. Сам Гончаров родом был

из-под Твери, где жилищные условия его родителей были еще хуже, и куда

сам Олег возвращаться категорически не хотел. По простодушности своей,

Гончаров все еще продолжал наивно верить в свое уже начинавшее разва-

ливаться на тот момент государство, которое пачками издавало законы о за-

щите военнослужащих, а устами государственных мужей обещало в ближай-

шие годы осчастливить всех нуждающихся собственным жильем. Это и ста-

ло камнем преткновения в их семейных спорах. Офицер хотел тихо досидеть

до хороших времен и бесплатной квартиры в Гаджиево, благо увольнять его

никто не собирался, а жена, упершись рогом, требовала его немедленного

увольнения в запас и отъезда в солнечный Крым. Причем главными козыря-

ми, которыми манипулировала супруга, являлись дети, поскольку они поч-

ти уже оканчивали школу и, естественно, желали продолжать учебу в вузе,

причем не в каком-нибудь, а в Севастопольском приборостроительном ин-

ституте. Вода камень точит, и в начале 1991 года, поседевший от процедуры

увольнения в запас Гончаров убыл со всей семьей в Севастополь уже в ран-

ге отставника и пенсионера.

В Севастополе поначалу все складывалось довольно неплохо. Гончаровы

сняли полдомика в частном секторе в Стрелецкой за вполне умеренные день-

ги. Сам пенсионер совершенно случайно устроился в гидрографию, на ко-

рабль, принадлежащий военно-морскому ведомству. Дети успешно поступи-

ли в институт и даже жена, не работавшая до того лет пятнадцать, окончив

курсы машинописи, устроилась в собес секретарем. Гончарову даже пообе-

щали квартиру, но потом настал август 1991 года, и постепенно все пошло ку-

вырком. В самую первую очередь это коснулось самого Олега, корабль кото-

рого был приватизирован украинской стороной нахрапом одним из первых.

Олег, не осознававший масштаб перемен, как-то не очень приветливо встре-

тил появление над его пароходиком «жовто-блакитного» стяга, за что и был

немедленно уволен с группой таких же несознательных элементов в один

день и без выходного пособия. Пенсии и получки жены сразу стало не хва-

тать, и бывший офицер пустился во все тяжкие…

Чем только ни занимался он в следующие несколько лет, тут не пере-

числишь. Торговал на рынке, пытался открыть табачный киоск, занимался

извозом на старенькой «копейке» тестя, потом снова подался на воду, бла-

го помог полученный еще в гидрографии паспорт моряка. Целый год он мо-

тал на стареньком каботажнике в Стамбул за «кожей и мехом», возя на ту-

рецкие рынки «челноков», дурея от нахрапистой наглости соотечественни-

ков новой формации и их нравов. Вообще это было шальное, веселое и очень

страшное время. Все привычное как-то разом рухнуло, и Олег с изумлением

наблюдал, как бывшие вожаки комсомола превращались в полукриминаль-

ных воротил мутноватого бизнеса, чинные бабушки, раньше рядком сидев-

шие у подъездов, толкали сигареты оптом и в розницу на стихийных рын-

ках, а ровесницы его дочери запросто продавали свои прелести новым хозя-

евам жизни в районе той же Графской. Сам Олег не то чтобы не вписывался

в наступившие времена, а просто не понимал их, а потому относился ко все-

му происходящему настороженно и с неприязнью.

А тем временем, пока отставник Гончаров усиленно занимался обеспе-

чением жизнедеятельности семьи, в мировоззрении его супруги происхо-

541

П. Ефремов. Стоп дуть!

дили достаточно сильные перемены, которые Олег попросту прошляпил.

Дело в том, что старший брат жены Олега был женат на чистокровной ев-

рейке. Вся ее семья в течение последних пяти лет целенаправленно поки-

дала бывшую родину, держа путь в Израиль, и когда в Крыму из всего сво-

его бывшего многочисленного семейства осталась она одна, нервы девуш-

ки не выдержали, и она принялась обрабатывать своего мужа. Он вскоре

сдался, и их семья тоже начала ускоренно собираться на землю обетован-

ную. И тут в жене Олега проснулась какая-то ничем не мотивированная за-

висть. Она начала все чаще и чаще высказывать мысль о том, что им тоже

следовало бы озаботиться своей судьбой и тоже уехать, если уж не в Из-

раиль, то хотя бы в Канаду или Испанию, на худой конец. На всю эту суе-

ту и невнятную агитацию жены Гончаров смотрел скептически, не прини-

мая всерьез. И очень зря. Во время одного из рейсов Олега в Стамбул она

угодила на улице в эпицентр разборки рэкетиров, со стрельбой, взрывами

и горящими машинами, и радикально утвердилась в своем, до этого еще

довольно неуверенном, желании покинуть родной Севастополь навсегда.

И когда Олег вернулся, то его просто поставили перед выбором: либо он

соглашается, либо она подает на развод, и они уезжают без него. Обиднее

всего оказалось то, что и сын, и дочь поддержали мать во всем, с детской

непосредственностью начав уговаривать отца смириться и согласиться

на отъезд. Олег пару дней угрюмо напивался на своем пароходике, не появ-

ляясь дома. На самом деле он просто не знал, что ответить супруге и детям,

потому что уезжать не хотел категорически. Чужая страна с чужим непо-

нятным языком никак не прельщала Олега, да и бросить родителей и всю

свою родню в далекой Твери он просто не мог. Но тут подвернулся случай,

который, как казалось Олегу, мог все решить.

Старый сослуживец Гончарова, уволившийся еще лет десять назад, на-

шел его и предложил полугодовой контракт инженером-электриком в Со-

мали, в провинции с плохо произносимым названием Галмудуг. Электро-

станцию при каких-то рудниках там строили еще при Советском Союзе,

специалистов почти не осталось, а очередная власть, перебив всех оппонен-

тов, решила все-таки заняться экономикой страны, и в первую очередь оза-

ботилась электроэнергетикой. Сослуживец уже успел поработать в Егип-

те, и теперь на него вышли с предложением поехать туда и, если возможно,

подыскать еще пару грамотных инженеров, не боящихся трудностей. Срок

в полгода казался небольшим, но достаточным, чтобы жена в его отсутствие

образумилась, деньги обещали вполне весомые, причем половину сразу,

и ехать надо было практически через две недели. А у Олега как человека,

часто мотавшегося в Турцию, все необходимые документы уже были, начи-

ная от паспорта моряка и кончая загранпаспортом и даже наличием каких-

то прививок, сделанных при подготовке к неудачному рейсу в Анголу. Олег

согласился сразу. На удивление, жена тоже сразу согласилась подождать

с решением еще полгода, хотя Олегу показалось, что решающим аргумен-

том для нее стала сумма, которую ему обещали выплатить. Поэтому он под-

писал контракт, и через десять дней улетел в Африку, в душе понимая, что

отъездом этим попросту оттягивает то, что было уже явно неминуемым. Од-

нако слепая надежда на жену, с которой его связывало больше двадцати лет

совместной жизни, все же теплилась у него в сердце.

Летели с двумя пересадками. Первая была в Каире, где их группу из ше-

сти человек неожиданно разделили. Следующим пунктом оказался Хар-

542

Часть вторая. Прощальный полет баклана

тум, столица Судана, где он остался один русскоязычным, если не считать,

пилотов-украинцев. Да и вполне комфортабельный до этого старенький со-

ветский «Ан-24» превратился после последней пересадки в древний амери-

канский винтовой транспортник времен Второй мировой войны, громыха-

ющий и вздрагивающий даже при сильном порыве ветра. Уже там Олег понял,

что с местонахождением будущей работы его попросту надули, а конечное

место ему станет известно лишь в последнем пункте. Тем не менее самолет

наполнился шумной толпой иностранцев во главе с голландцем, являвшимся

представителем фирмы, нанявшей его, да и всех остальных, судя по всему.

Все они были спокойны, без тени страха и сомнений на лице, от чего Олег

тоже успокоился и даже начал подремывать на неудобном сиденье.

Часа через три их самолет сбили. Откуда-то снизу, из джунглей, при-

летела то ли ракета, то ли еще какая-то хрень, и самолет, вздрогнув и накре-

нившись, начал медленно планировать вниз. Что было повреждено, Олег

не понял, но самолет не падал, а именно планировал вниз, оставляя за собой

в небе темный дымный след, который было видно даже в иллюминаторы. По-

том в тех же иллюминаторах ненадолго мелькнуло море, и самолет доволь-

но мягко плюхнулся на землю, на какое-то возделанное поле. Все произо-

шло так быстро, что толком никто из пассажиров испугаться так и не успел,

и поэтому, когда они вылезли на землю из открывшегося люка, все радостно

улыбались до тех пор, пока не оказались окруженными тучей вооруженных

негров с лицами, выражающими отнюдь не радостные чувства от встречи,

а, скорее, какое-то с трудом скрываемое плотоядное желание.

Таким макаром отставной офицер флота Олег Гончаров оказался

то ли в плену, то ли в рабстве у одной из многочисленных сомалийских

национально-освободительных армий, число бойцов которой ограничива-

лось парой сотен, и по своему укладу она была больше похожа на пиратское

береговое братство. «Армия» эта отличалась от всех других промышлявших

в окрестной территории тем, что имела в своем распоряжении кроме обык-

новенных моторных лодок несколько довольно мощных катеров и даже одну

небольшую комфортабельную океанскую яхту, видимо, просто отобранную

у хозяев. О судьбе самих хозяев яхты оставалось только догадываться. Вер-

ховодил всем этим воинством двухметрового роста негр по имени Омар, об-

вешанный оружием, как новогодняя елка игрушками. Особенно поразило

Олега, что самым любимым орудием Омара оказался натуральный маузер

времен Гражданской войны, с которым тот не расставался никогда, и кото-

рый постоянно висел у него на боку в деревянной кобуре. Когда пленников

рассортировали, оказалось, что французов и американцев поровну, по четы-

ре человека. Еще присутствовали два голландца, два пилота украинца и один

русский, то есть сам Олег. Всех, кроме пилотов и Олега, сразу куда-то уве-

ли, чтобы, как оказалось потом, потребовать за них выкуп. Больше Олег их

не видел. Пилотов через час тоже увели. Самолет бойцы Омара не подбива-

ли, а только воспользовались подвернувшейся оказией, чтобы пленить пасса-

жиров. Главарь же предпочел совершить акт «доброй воли» и самостоятель-

но вернул пилотов представителям компании. Олега вытащили из хижины

через час. Омар, восседавший в неизвестно откуда взявшемся здесь шикар-

ном кожаном офисном кресле, внимательно листал серпасто-молоткастый

паспорт Гончарова и рассматривал чудом сохранившиеся фотографии, ле-

жавшие в нем. После всего, что Олег испытал за последнее время, он был го-

тов ко всему, но жизнь и тут в очередной раз заставила его изумиться. Омар,

543

П. Ефремов. Стоп дуть!

оторвав глаза от его документов, неожиданно разразился тирадой на чистей-

шем русском языке:

– Ну, здравствуй, бл…, раздолбай, ё… твою… сука…

Остальную и большую часть фразы составляла виртуозная матерная

интерпретация, которую атаман чернокожих революционеров выдал очень

смачно и практически без акцента. Справедливости ради надо заметить, что

в остальном Омар изъяснялся не так уверенно, но все же понятно, а вот ма-

терился он просто мастерски. Как позже выяснилось, по профессии лидер

«армии» врач-отоларинголог, которого предыдущая власть отправила учить-

ся в Советский Союз, где он добросовестно окончил институт в Симферо-

поле и даже долго стажировался в Симферопольской областной больнице

им. Семашко, поправляя крымским жителям искривленные носовые пере-

городки и удаляя аденоиды. Он успел вернуться на родину до очередного пе-

реворота, когда всех учившихся в Союзе новая власть просто вырезала под

корень, и бежал, организовав свой личный «народный фронт», с которым

уже многие годы занимался банальным грабежом и войнами с конкурентами

и с очередными государственными властями. Олегу после приветствия гла-

варя сразу развязали руки, усадили и по старой русской африканской тра-

диции предложили «чарку» из кокосового ореха с каким-то местным пой-

лом. Совершенно гадкий на вкус напиток оказался абсолютно убийственным

по воздействию на организм, и Гончаров окосел сразу и крепко. Последнее,

что он помнил, перед тем как уткнуться носом в песок, была его фотография

в офицерской форме, которой Омар крутил перед его носом и силился ска-

зать что-то умное на русском языке.

Проснулся Олег уже не просто пленником, а пленным механиком-рабом

той самой яхты, которая покачивалась метрах в ста от берега. Омар, впечат-

ленный увиденной фотографией бравого советского военно-морского офи-

цера на фоне могучих подводных крейсеров, принял волевое решение взять

этого спеца себе на службу, естественно, не принимая во внимание жела-

ния самого Олега. Доставив того на борт яхты на моторке, Омар вполне по-

нятно объяснил, кто теперь Олег, и еще более доходчиво пояснил, что будет,

если он откажется или вздумает бежать. Для этого он еще минут десять мате-

рился, размахивая перед носом Олега доисторическим маузером, при этом

весело улыбаясь во все свои тридцать два белоснежных зуба. Потом Олегу

выдали капитанскую форму бывшего хозяина яхты, которую еще не успе-

ли испортить, заставили переодеться, и с этого момента начался новый этап

в жизни Гончарова.

Боевые негры неграми и оставались, а потому яхта оказалась засран-

ной от кормы до носа всем чем возможно: начиная от рыбных остатков и за-

канчивая просто грязными тряпками и даже человеческим калом. Понимая,

что за его отказом сразу последует неминуемый расстрел, Олег решил вре-

менно затаиться и ждать удобного случая, а пока скрепя сердце приступил

к работе. Для начала он, пользуясь тем, что Омар, как командир, был непре-

рекаемым авторитетом среди чернокожих корсаров, выпросил себе в по-

мощь трех человек. Остальных попросил на корабль без надобности не яв-

ляться и приступил к уборке и ревизии доставшегося ему хозяйства. Яхта

оказалась превосходной, правда, изрядно разграбленной новыми хозяева-

ми, деятельность которых была видна везде, начиная от палубы, где скрути-

ли половину нержавеющих и никелированных поручней, заканчивая каю-

тами, откуда вынесли даже матрасы. Слава богу, до двигателей руки у пи-

544

Часть вторая. Прощальный полет баклана

ратов пока не дошли, и все свои ходовые качества яхта сохранила. Судно,

доставшееся Олегу, было штучной работы и автоматизировано настолько,

что им в море мог управлять один человек. Это после изучения матчасти он

понял сразу и взял себе на заметку. Негры, как понял Гончаров, очень непло-

хо разбирались в моторах свои катеров, да и вообще в технике, но вот как

только дело касалось автоматики, они сразу пасовали, не понимая смысла

мигавших лампочек и звуков сигнализации и даже несколько этого пугаясь.

Истины ради надо заметить, что и сам Гончаров, никогда прежде не управ-

лявший никаким кораблем самостоятельно, сначала путался в незнакомых

приборах и механизмах, к тому же снабженных надписями на английском

языке, но уже через неделю более или менее освоился, и даже к огромной

радости Омара умудрился произвести своего рода швартовные испытания

яхты. Радость по поводу этого у бандитов была неописуемой, количество па-

тронов, на радостях выпущенных в небо, не поддавалось исчислению, а ко-

личество выпитого местного пойла после завершения испытаний было про-

сто ужасающим. А если учесть и то, что практически все, за исключением

Омара и еще нескольких продвинутых пиратов, были законченными нарко-

манами, то утром яхта была загажена примерно до такого же состояния, что

и прежде. Но самое страшное было другое.

Утром Гончаров, который в наркотических играх не участвовал, но при-

нуждаемый Омаром вынужден был выхлебать изрядное количество мест-

ной «огненной воды», проснулся с болевыми ощущениями в груди. Открыв

волевым усилием слипшиеся глаза, он обнаружил себя лежащим на палубе,

по пояс обнаженным и с грудью, забинтованной грязными тряпками. Со-

рвав их, он сразу и не понял, что прячется под ними. Вся грудь была зали-

та иссиня-черной липкой гадостью вперемешку с кровью и еще какими-то

цветными вкраплениями. Что с ним делали этой ночью, офицер так и не смог

вспомнить, но уже через несколько дней, когда опухлость спала, засохшая

масса начала отваливаться и на груди обнаружилась татуировка. Воспользо-

вавшись беспомощностью напоенного Олега и будучи под действием нар-

котической вседозволенности, бандиты решили выразить свое восхищение

белокожим механиком яхты очень своеобразным образом. Среди фотогра-

фий, которые Омар вместе с паспортом изъял у Олега, был снимок, на ко-

тором его подводный крейсер проекта 667 А бурунил волну. С полного одо-

брения атамана пираты мастерски скопировали эту фотографию на грудь

Гончарова и недолго думая вытатуировали ее, причем, как и положено на-

стоящим африканцам, в веселеньком цветном изображении. К сожалению,

фотография была черно-белой, так что цвета пиратам пришлось додумывать

самим. С тех пор на довольно безволосой груди капитана 3 ранга Гончаро-

ва сине-красный ракетный подводный крейсер стратегического назначе-

ния «К-…», рвался от правого соска к левому, раздвигая зеленовато-желтые

воды. С этим пришлось смириться, но с тех пор на таких «дружеских» вече-

рах, которые Омар проводил довольно часто, Олег старался любым образом

избежать выпивки, боясь проснуться в следующий раз с изображением па-

спорта или, того хуже, всей своей бывшей семьи с тещей вместе на фоне па-

мятника погибшим кораблям в Севастополе на пока еще свободной от ри-

сунков спине.

Потом пираты быстренько вооружили яхту, расставив на корме, носу

и по бортам несколько крупнокалиберных пулеметов, среди которых был

и наш «Утес». А потом начались недели непрерывных столкновений и боев.

545

П. Ефремов. Стоп дуть!

Омар и его компания, получив в свое распоряжение самый крупный и до-

вольно быстроходный корабль на близлежащем побережье, устроили нату-

ральную кровавую баню всем своим конкурентам, безжалостно топя, сжи-

гая и расстреливая плавсредства сопредельных бандформирований. Во вре-

мя всех этих походов Гончаров находился в рубке рядом с предводителем,

прикованный за ногу длинной цепочкой, только и позволяющей передви-

гаться по помещению и максимум справить малую нужду за борт, ступив

одной ногой на мостик.

Справлять малую нужду с борта Олег сначала стеснялся, памятуя флот-

ские традиции, но потом сдался, резонно рассудив, что его мочевой пузырь

в данных обстоятельства гораздо важнее кастовых ценностей. У штурвала

во время боя стоял сам Омар, а вот все остальное время яхтой рулил Олег,

все уверенней и уверенней осваивавший азы управления этим надводным

кораблем. На стоянке Омар приставлял к Олегу вооруженного нукера, кото-

рый следовал за ним, как приклеенный, и в машину, и в трюм, и даже до га-

льюна, правда, уже не пихая стволом в спину, а даже проявляя некое подо-

бие вежливости. В одном из таких набегов в куче добычи, сваленной на борт

яхты, Олег совершенно неожиданно для себя обнаружил засаленный и гряз-

ный, непонятно каким образом оказавшийся у пиратов Военно-морской флаг

Советского Союза. Офицер забрал его себе. На одной из стоянок тщатель-

но его выстирал, высушил, и после всего оказалось, что флаг, в общем-то, со-

вершенно новый, настоящий, просто брошенный кем-то, как уже ненужный

символ рухнувшей державы. Флаг Олег припрятал в своей каюте, в шконке,

подспудно чувствуя, что он ему еще пригодится.

После еще одного побоища Гончаров умудрился спереть и спрятать в ма-

шинном отделении небольшой никелированный пистолет неизвестной ему

модели, явно женский, но зато с полной обоймой и одним патроном в ство-

ле. Постепенно сомалийские «борцы за независимость» прониклись своего

рода уважением к плененному бывшему офицеру. И было за что. Руки у Гон-

чарова росли не из задницы, и матчасть их катеров и флагмана стала рабо-

тать как часы. Сам же Олег, выжидая момент для побега, вел себя на редкость

смирно, обеспечивая бесперебойную работу ходовых механизмов их флоти-

лии, а особенно флагманской яхты. Его уже не шпыняли за спиной Омара,

как в первые дни, когда каждый старался залепить ему прикладом в спину,

а все чаще, хохоча, хлопали по спине, угощали фруктами, сигаретами, что

по большому счету напоминало отношение скорее к ручной обезьянке, чем

к человеку. Но затаившийся Гончаров был рад и этому, старательно и пла-

ново подготавливая себя к побегу, у которого могло быть только два исхода:

либо удачный, либо смертельный.

Через полгода такой жизни Олег уже был полностью готов осуществить

свой замысел. Мешало только одно: он не знал, куда ему плыть. Никаких карт

у пиратов не было просто по определению, а если они и были где-то, то ими

никто не пользовался. Далеко в море они не выходили, ограничиваясь толь-

ко расстоянием, в пределах которого была видна береговая полоса, а пото-

му в них не нуждались. Воевали они с такими же «революционерами», кото-

рым такая роскошь, как карты, тоже была ни к чему, а поэтому Олегу оста-

валось лишь пожевывать бананы и терпеливо ждать оказии, которой в итоге

он так и не дождался…

К этому времени Омар уже довольно здорово вычистил ряды своих бе-

реговых конкурентов, став на пару сотен миль береговой полосы некоро-

546

Часть вторая. Прощальный полет баклана

нованным королем. Противников вблизи почти не осталось, а дальше Омар

благоразумно не совался, довольствуясь правилом: лучше синица в руке,

чем журавль в небе, а потому через какое-то время лидер «армии» заску-

чал. И тогда его взор неожиданно обратился к линии горизонта, где доволь-

но часто проплывали силуэты больших и малых торговых судов неафрикан-

ской принадлежности. И вот однажды, заправив топливные цистерны яхты

под завязку и даже загрузив на палубу пяток дополнительных бочек соляр-

ки, Омар, посадив на борт свою постоянную абордажную партию, в сопро-

вождении двух лучших его катеров рано утром двинулся к линии горизон-

та. С самого начала этого похода Олега охватило какое-то чувство возбуж-

дения и нервного напряжения.

К обеду из-за горизонта вынырнул небольшой сухогруз под неизвест-

ным Гончарову флагом. Омар, пропустивший к этому времени уже два суд-

на значительного водоизмещения, уверенно повел свой отряд к нему. Кате-

ра ловко подрезали нос торговцу, вынудив того сбавить ход, а с подошедшей

яхты одной длинной очередью из «Утеса» по борту корабля подтвердили се-

рьезность своих намерений. Сухогруз остановился. Оба катера резво под-

рулили к его бортам, и на палубу полезли «борцы за свободу», щедро поли-

вая автоматными очередями поверх голов смертельно испуганных моряков

сухогруза. Их было совсем немного, человек десять, но этого хватило, что-

бы согнать весь экипаж на палубу под стволы автоматов и начать грабеж.

Но основная масса пиратов оставалась на борту яхты и, наблюдая с нее кар-

тину начавшегося разграбления торговца, эта самая масса начала волно-

ваться, боясь остаться обделенной при дележе добычи. Видно, азарт от та-

кой вот легкой удачи с первого раза захватил и самого Омара, который по-

сле нескольких минут колебаний направил яхту прямо к борту сухогруза и,

встав борт о борт с ним, выпустил к нему на палубу почти всех своих бой-

цов, да и сам полез туда же, оставив на борту всего трех человек, с завистью

поглядывавших в спины уходящим.

В итоге диспозиция сложилась такая: в рубке рядом с прикованным Гон-

чаровым один человек. На носу у бесполезного в таком положении пулемета,

еще один и третий на корме. Прямо по носу яхты болтался пиратский катер,

на котором сидел еще один человек, поворачивавший задранный вверх ствол

ручного пулемета. Никогда до этого не участвовавший в настоящих боевых

действиях, инженер-механик вдруг отчетливо понял: сейчас или никогда. Пи-

раты совершили стратегическую ошибку, рванув почти все разом на борт су-

хогруза и не оставив ни одного катера на расстоянии, чтобы, держа под при-

целом захваченное судно, контролировать ситуацию со стороны.

Решение пришло моментально. Отмычку для замка своих оков Олег со-

орудил еще несколько месяцев назад из разогнутой пружины своей койки,

и даже для тренировки пару раз открывал замок глубокой ночью, когда его

охранник подремывал с автоматом в обнимку. Олег, пользуясь тем, что охран-

ник, выйдя на мостик, что-то увлеченно рассматривал, задрав голову вверх,

выдернул свою мини-отмычку из шва штанины и за пару секунд освободил-

ся от цепи. Потом, одним движением поставив машинный телеграф на са-

мый полный вперед, прыгнул к переборочной двери, ведущей на мостик.

Двигатели яхты взревели, и она рванула с места вперед вдоль борта, цара-

пая его и подминая под себя катер с одиноким пулеметчиком. Летя к двери,

сквозь шум двигателя Олег краем уха расслышал его резко прервавшийся

крик и хруст разламываемого корпуса катера. Охранник на мостике, инстин-

547

П. Ефремов. Стоп дуть!

ктивно вцепившийся в ограждение, даже не успел повернуться, когда Гон-

чаров, подхватив его руками под колени, одним рывком отправил за борт.

Яхта тем временем, оторвавшись от сухогруза, удалялась от него и никем

не управляемая дугой уходила к далекому берегу. Олег, выкинув своего ча-

сового за борт, вильнул снова в рубку и оттуда кубарем скатился в помеще-

ние яхты, чтобы побыстрее добраться до спрятанного пистолета, пока оста-

вавшиеся на носу и корме негры не поняли, что случилось на мостике. Выта-

щив и зажав в руке дамскую игрушку, Олег набрал воздуха в легкие, чтобы

хоть немного унять сердцебиение, и осторожно двинулся обратно в рубку.

Там, к его удивлению, никого не было. Осторожно выглянув, он заметил ва-

лявшийся на носу АКМ и опрокинутый пулемет «Утес». Пирата не было. Ве-

роятно, от резкого толчка его просто выкинуло за борт, так как пираты обо-

жавшие свое оружие, почти никогда добровольно не выпускали его из рук.

Убедившись, что на носу засады нет, Гончаров по-пластунски пополз вдоль

борта на корму. Через несколько минут он понял, что можно было идти в от-

крытую. Бочки с соляркой, которыми Омар заставил всю корму, от резко-

го старта опрокинулись и похоронили под собой второго незадачливого пу-

леметчика. Олег еле вытащил из-под бочек расплющенное тело и, стараясь

сдерживать тошноту, отправил его за борт. Затем он помчался в рубку и за-

стопорил ход, так как неуправляемая яхта за это время уже успела описать

полукруг и снова приближалась к сухогрузу, только с другой стороны. Са-

мое удивительное, что бандиты, оставшиеся на сухогрузе, так и не поняли,

в чем дело и, судя по всему, просто ждали, когда яхта вернется обратно, даже

не посылая вдогонку оставшийся катер. Скорее всего, они и не предполага-

ли, что плененный и, как им казалось, очень смирный механик что-то может

выкинуть, а такой кульбит своего флагмана рассматривали как какую-то до-

садную случайность.

Яхта замерла на воде, покачиваясь от волн, метрах в трехстах от сухо-

груза. Пока Гончаров, укрывшись за надстройкой, проверял подобранный

АКМ, пираты что-то заподозрили и гурьбой повалили в оставшийся катер,

который, приняв кучу народа, просел почти до борта, но все же довольно рез-

во рванул в сторону яхты. Этого Олег боялся и больше всего не хотел. Ему

еще никогда не приходилось стрелять в живых людей, но выбора не остава-

лось. Если пираты взойдут на борт его яхты, то его, Олега Сергеевича Гонча-

рова, больше не будет, а в том, что уходить из жизни он будет долго и очень

неприятно, офицер почему-то не сомневался. Катер приближался, тяжело

переваливаясь по волнам, становясь все ближе и ближе. И тут Олег, отбро-

сив в сторону автомат, шагнул к «Утесу». Негры довольно браво управля-

лись с оружием, и что надо делать с этим монстром, Гончаров помнил уже

наизусть. Пулемет был заправлен и готов к стрельбе. Повернув ствол в сто-

рону приближающегося катера, офицер поймал в прицел нос катера и на-

жал на гашетку. С непривычки ствол сильно повело вверх и вбок, а следы

от пуль легли чуть левее и дальше катера. Оттуда сразу ответили, и, вжа-

вшись в пулемет, Олег четко увидел стоящего на носу Омара, прикладыва-

ющего к плечу гранатомет. Он еще раз поймал того в прицел и, вцепившись

в пулемет, снова нажал на гашетку. Нос катера вдруг рассыпался, как состав-

ленный из кусочков мозаики, и оттуда куда-то вбок вылетела граната, кото-

рую, уже падая, успел выпустить Омар. Она взорвалась в нескольких ме-

трах от начавшего стремительно тонуть суденышка, накрыв его фонтаном

брызг. Пираты, кого не достал пулемет, с криками посыпались в воду, забыв

548

Часть вторая. Прощальный полет баклана

и о яхте, и о своем главаре, которого не было видно над поверхностью оке-

ана. Олег еще раз повел пулеметом перед тонущим катером, стараясь не за-

деть плавающих вокруг него людей, но этого уже и не требовалось. Все горе-

грабители гребли в сторону сухогруза, на котором оставалось еще много их

собратьев, и последняя очередь лишь добавила прыти в их и без того резвые

движения. Гончаров оставил пулемет, поднялся на мостик и, запустив дви-

гатель, взялся за руль.

– Бакштаг через фордевинд! Курс норд-ост! – Если первые два слова

всплыли в голове офицера сами собой, и смысл их он давно не помнил, толь-

ко зная, что означают они какой-то поворот под парусами, то курс он назвал

безошибочно и верно. Яхта взревела и рванула вперед…

Через пару часов хода, когда на горизонте давно уже растаял силуэт об-

реченного сухогруза, а в пределах видимости не было видно ни одной дощеч-

ки, Гончаров остановил яхту и приступил к ревизии доставшегося ему хо-

зяйства. В каюте, которую Омар отвел себе и где Олег еще ни разу не был,

он обнаружил гигантское количество консервов, явно перетащенных сюда

из камбуза, ворох карт, среди которых, к сожалению, не было карт местного

побережья, огромную кучу всякого тряпья и ничуть не меньшую кучу самого

разнообразного оружия. Там же он нашел и свою сумку, практически нетро-

нутую, откуда сразу извлек свою черную флотскую пилотку, которую таскал

с собой везде как талисман. Удивительно, но обожавшие помародерствовать

негры сумку даже не открывали, и ничего не пропало, даже кипятильник со-

хранился. Дальнейшее обследование корабля позволило Олегу сделать вывод,

что водой и продовольствием он обеспечен надолго, вооружен до зубов, имея

четыре пулемета, несколько гранатометов и массу автоматов и пистолетов,

но начисто лишен какой бы то ни было связи. Вся аппаратура была просто

расстреляна из автомата, видимо, еще в период захвата яхты, а между собой

пираты, как правило, общались либо при помощи раций типа «уоки-токи»,

либо через спутниковые телефоны, которые были только у Омара и пары

его самых доверенных бандитов. Ни раций, ни телефонов после них не оста-

лось, так что и возможности связаться с кем-то у Олега не было. Слава богу,

хоть нашлись технические документы на саму яхту, из которых Гончаров,

с трудом вспоминая знакомые английские слова, почерпнул поистине бес-

ценные сведения. Оказалось, что это сорокаметровое плавсредство произ-

ведено на какой-то верфи Codecasa лет десять назад на заказ. В документах

оказалась еще масса всяческих данных, но, что самое главное, Олег уяснил,

что яхта при полной заправке топливом имеет автономность плавания око-

ло 3000 морских миль. А если учесть, что заправлена яхта была под завязку,

а на корме вдобавок торчали еще пять бочек с дизельным топливом, то шан-

сы Гончарова покинуть побережье Африки самостоятельно были очень вы-

соки. Конечно, оставался риск напороться еще на каких-нибудь плава ющих

агрессоров, но Гончаров старался об этом пока не думать.

Еще около часа бывший подводник готовился к походу. Он вытащил

на мостик надувной матрас, плитку, микроволновку из камбуза, один из руч-

ных пулеметов с изрядным боезапасом, автомат, пару пистолетов, мешок кон-

сервов и ящик с питьевой водой, тоже обнаруженный в каюте хозяйственно-

го Омара. Там же он примостил телевизор, который пока ловил только какой-

то местный канал, и, оставшись довольным проделанной работой, обозрел

окрестности из бинокля, а затем отправился в душ, расположенный прямо

на корме. С удовольствием оттерев всю накопившуюся на теле грязь фран-

549

П. Ефремов. Стоп дуть!

цузскими шампунями, обнаруженными в огромном количестве в ящике по-

близости, Гончаров отправился на поиски более или менее чистой и подхо-

дящей одежды. В итоге, после недолгих поисков, на мостик яхты он поднялся

в тонких черных брюках, найденных в одной из кают, своем тельнике-маечке,

а на голову Олег недолго думая водрузил свою видавшую виды пилотку с со-

ветским военно-морским «крабом». И хотя одежда эта совсем не отвечала

местным климатическим особенностям, чувствовал он себя в ней прекрас-

но и отчего-то очень уверенно, словно только и делал, что бродил по Индий-

скому океану в одиночку на яхтах, уставленных пулеметами. В самый по-

следний момент, уже взявшись за телеграф, он вдруг подумал, что его ко-

рабль не имеет названия, но что еще хуже, идет в море совсем без флага.

Недолго думая Олег вытащил свой запрятанный Военно-морской флаг. Ко-

нечно, он был предназначен для кораблей иного водоизмещения, но ника-

кого другого под руками не было, и взобравшись к небольшой мачте, Олег

минут за пять намертво закрепил флаг, который развернувшись, сразу за-

трепетал на ветру.

– Ну что, присваиваю тебе звание линкор «Североморец Гончаров»!

Смирно! – скомандовал сам себе капитан 3 ранга запаса Гончаров, отдал

честь флагу и спустился на мостик.

– Курс норд-ост! Полный вперед! – Олег двинул рукоятки телеграфа

вперед, и белая океанская яхта, с непропорционально большим и уже давно

забытым многими флагом, резво побежала по волнам…

Как пользоваться компасом, Олег помнил еще со школьных времен,

да и сама яхта, наверное, в угоду владельцу, кроме электронного была еще

снабжена сделанным под старину большим спиртовым компасом, велича-

во торчащим посреди рубки. Яхта легко слушалась руля, и Гончарову толь-

ко и оставалось, что смотреть по сторонам и стараться избегать других су-

дов. Первые пару дней прошли довольно спокойно. Олег старался держаться

в виду берега, хотя это и сулило определенные проблемы. Пару раз его пы-

тались догнать на моторных лодках какие-то местные пиратствующие чер-

нокожие люмпены, но каждый раз Гончаров с одновременным увеличени-

ем скорости подтаскивал к борту пулемет и уже без каких-либо угрызений

совести давал пару-тройку прицельных очередей по преследователям, после

чего они сразу теряли к яхте интерес и отворачивали в сторону. Потом часто

стали попадаться всевозможные грузовые корабли, которые величаво шле-

пали мимо него, не обращая ни малейшего внимания на его катерок. На тре-

тий день встречным курсом прошел довольно большой военный корабль под

неизвестным флагом. На взгляд подводника Гончарова, слабо разбиравше-

гося в классификации надводных кораблей, был он чем-то вроде стороже-

вика и мог за пять минут раскатать его «линкор» до состояния щепок, но тот,

едва сбавив ход, вильнул к яхте поближе, но по непонятной причине пронес-

ся мимо и вскоре скрылся у горизонта. Еще через день на яхту спикировал

вертолет ВМС США. Он минут тридцать следовал за ней, проносясь то побор-

тно, то зависая прямо над мостиком. Олег, выбравшийся в своем колоритном

костюме советского военно-морского босяка на мостик, усиленно пытался

дать понять жестами американским пилотам, что у него нет связи. Но, види-

мо, американцы, идентифицировав развевающийся над кораблем флаг как

флаг почившего почти десять лет назад Военно-морского флота СССР, да

еще и узрев хаотично расставленные по кораблю пулеметы, ждали коман-

ды от кого-то свыше и на дерганья одинокой фигуры на мостике внимания

550

Часть вторая. Прощальный полет баклана

категорически не обращали. Потом американцы так же не ожиданно рети-

ровались, получив, по всей видимости, от командования приказ непонятное

суденышко не трогать. Наверное, штатовские флотоводцы впали в опреде-

ленный ступор, присущий, похоже, всей их нации при каком-нибудь явле-

нии, не вписывающемся в их собственное видение мира, и решили просто

закрыть глаза на это мелкое геополитическое недоразумение, полным ходом

несущееся в сторону Аденского залива.

Только много позже, дома, рассматривая глобус в уютной домашней

обстановке, Олег окончательно осознал, какую авантюру он совершил, бле-

стяще подтвердив на практике утверждение, что больше всего везет либо

дуракам, либо сумасшедшим. Пуститься в одиночку, ни черта не понимая

в навигации, без карт, в водах, где каждая лодка была врагом, в путь длиной

более тысячи миль, было таким безумием, какое трудно представить себе

даже с огромного бодуна. Но это было потом. А сейчас линкор «Североморец

Гончаров» бодро резал воды с круизной скоростью 10 узлов, а его командир,

с висящим на груди биноклем, шуровал ложкой в консервной банке с тунцом

и был на настоящий момент доволен, сыт и даже немного подшофе.

На исходе пятых суток похода Гончаров неожиданно узнал местораспо-

ложение своего корабля. На закате он включил телевизор, который не трогал

уже несколько дней, и попал на новости какого-то африканского телеканала.

На экране телевизора дородный чернокожий обозреватель о чем-то оживлен-

но рассказывал, после чего на экране неожиданно возникла его яхта с раз-

вевающимся и четко распознаваемым флагом. На мостике было даже видно

фигуру его самого, и хотя лица было не разглядеть, хорошо выделялся тель-

ник и черная, несвойственная этим широтам пилотка. После этого на экране

появилась карта побережья, неподалеку от которого крестом было выделено

местонахождение яхты. Олег сразу записал название пары береговых насе-

ленных пунктов, находившихся неподалеку, и попытался вспомнить, когда

и где его могли снять на камеру. Получалось, что единственное место, с ко-

торого это было возможно сделать, было небольшое суденышко, сопрово-

ждавшее его вчера параллельным курсом около часа. Оно не приближалось,

но и ушло только после того, как сам Олег сделал вид, что хочет к нему подой-

ти. Только тогда суденышко ушло в сторону и вскоре скрылось из вида.

Порывшись в груде карт, оставшихся от Омара, Олег все же обнаружил

ту, которая совпадала с виденной на экране. Так Гончаров узнал, что он уже

практически дошел до Аденского залива. Надо сказать, что маршрут следо-

вания, которым руководствовался отставной подводник, предполагал следу-

ющее: не попасть снова на Африканский континент либо в арабскую стра-

ну, а попытаться быть подобранным каким-то европейским судном. Ну и при

самом неудачном раскладе оставалось добираться до единственной более

или менее цивилизованной страны, которой Олегу в пределах ближайшей

видимости представлялся только Израиль. Но так как связи у него не было,

а все попадавшиеся корабли либо просто игнорировали его, либо, наоборот,

старались отдалиться, то фактически оставался только один вариант: идти

до Израиля своим ходом. Что Олег и делал, и, как это ни удивительно, делал

пока вполне успешно.

Аденский залив оказался набитым судами, как консервная банка киль-

кой. Прогремевшее позднее сомалийское пиратство еще только зарожда-

лось, и корабли шли открыто, не пытаясь создавать караваны и не ища защи-

ты у военных судов. Растерявшись сначала, но потом сверившись с компа-

551

П. Ефремов. Стоп дуть!

сом, Олег повернул руль и пристроившись в пределах видимости за кормой

огромного лихтеровоза, начал следовать за ним. Везение рано или поздно

должно было кончиться, и на всякий случай Олег надел спасательный жилет

и перевязал полиэтиленом все свои документы, спрятав их на груди. Теперь

он уже старался не спускаться с мостика совсем, разве только по самой край-

ней необходимости, находясь все время в готовности к чему угодно: от про-

стого столкновения до абордажа или торпедной атаки. Но ничего не проис-

ходило, отчего ожидание становилось невозможно нервным, как зарожда-

ющаяся зубная боль. Время шло, кораблей вокруг меньше не становилось,

а «Североморец Гончаров», словно «Летучий Голландец», продвигался впе-

ред, как будто его и не существовало вовсе. Наконец, вдали ненадолго по-

казался берег. Основательно изучивший к тому времени карту, Олег понял,

что уже близко Баб-эль-Мандебский пролив и что, кажется, сейчас насту-

пит конец его сумасшедшему плаванию. Как военный человек он понимал,

что такой пролив просто обязан контролироваться странами, чьи берега он

рассекал, и такое морское недоразумение, как его корабль, не принадлежа-

щий ни к одному флоту мира, да и попросту украденный у кого-то, вызовет

если не массу вопросов, то уж как минимум задержание береговой охраной.

Поначалу у Олега даже мелькнула мысль спустить флаг и прошмыгнуть под

шумок под каким-нибудь другим из имеющихся в наличии, но потом что-то

его остановило. Упрямство или что-то еще, но флаг он не спустил. Корабли

на подходе к проливу немного замедляли ход, и Олег постарался максималь-

но близко пристроиться в корму своему контейнеровозу, который спокой-

но и целенаправленно шел в пролив. И линкор «Североморец Гончаров»,

ведомый Олегом со слипающимися от бессонницы глазами, добросовестно

прочапав часов шесть за контейнеровозом, спокойно вышел в акваторию

Красного моря, о чем Олегу неожиданно сообщили по-русски из громыха-

ющего железом громкоговорителя того самого контейнеровоза, за которым

уже почти сутки плелась его яхта. К этому времени Гончаров уже практиче-

ски спал, повиснув на штурвале, и этот стальной голос насмерть перепугал

его, вырвав из объятий Морфея так, что он умудрился приложиться лбом

к тому же штурвалу.

– Земляк! Не спи, а то идешь, как пьяный. Что со связью? Почему не от-

вечаешь? Мы уже в Красном море.

Олег выскочил на мостик и, проявляя проснувшийся в нем талант мима,

начал изображать в лицах отсутствие связи и желание попасть к ним на борт.

Видимо, у Олега и на самом деле были недюжинные способности, потому что

стальной голос с виноватой ноткой ответил:

– Понял. Но взять к себе на борт не можем. Скажи спасибо, что капи-

тан поговорить разрешил. Нас тут всего трое русских, а почти вся команда

польская и капитан тоже, и связываться с тобой наш «панове» не желает.

Будь аккуратнее, тут мины попадаются. Удачи тебе, моряк!

Потом голос на миг умолк.

– А за флаг уважаю!

И пароход отсалютовал ему длинным протяжным гудком.

Олег повернул руль, и яхта послушно ушла в сторону от громады «гру-

зовика». Потом уже вконец теряющий сознание от бессонницы Олег сбавил

ход, закрепил руль так, чтобы идти курсом на север и практически упал на на-

дувной матрас. Он проспал почти шесть часов, даже не представляя, куда все

это время плелась его яхта, но, как это ни удивительно, когда проснулся, ни-

552

Часть вторая. Прощальный полет баклана

чего экстраординарного не обнаружил, кроме летающих чаек и нескольких

кораблей вдали, двигавшихся в том же направлении, что и он. Так прошел еще

один день, и только под утро следующего, когда Олег уже начал верить в свое

просто сказочное везение, его «линкор» завершил свой жизненный путь. Что

это было – мина, или ракета, или еще что-то из богатого арсенала человече-

ства – он так и не понял, но корму яхты несильно подбросило вверх, и она

стала неторопливо погружаться, все выше и выше задирая нос. Олегу, давно

приготовившемуся к такому событию, даже удалось спустить на воду наду-

вную лодку с припасами. Флаг Олег тоже забрал, аккуратно сложив и при-

соединив к документам у себя на теле. Потом он оттолкнулся от яхты и, от-

гребая, с грустью наблюдал, как его героический «Североморец Гончаров»,

до последнего момента горя огнями, исчез в водах Красного моря.

Часов через десять его подобрал израильский корвет, на котором сразу

нашлось несколько человек, говорящих на русском языке. Олега тщательно

обыскали, вежливо выслушали, накормили, переодели и заперли в каюте под

присмотром вооруженного до зубов матроса. А потом был Эйлат, где Гонча-

рова передали в руки полиции и, допросив в очередной раз, снова заперли

уже в полицейском участке. Там он просидел еще несколько дней, пока его

не переправили в Тель-Авив, где к нему в камеру пришел уже представи-

тель украинского посольства. Олег на всех этапах рассказывал, естественно,

не о том, что было на самом деле, справедливо полагая, что даже сам в такое

не поверил бы, а выдавал заранее продуманную легенду о длительном пле-

нении и побеге с противоположного берега, с территории Судана, где уже

не один год творилось черт знает что.

Рассказ его правда, тоже был неубедителен, особенно в части, касав-

шейся обнаружения его посреди Красного моря на надувной шлюпке. Но,

видимо, никакого криминала и шпионского следа за ним не нашли. Провер-

ка документов посольством выявила, что он добропорядочный гражданин

Украины, попавший в беду, а след от наручника на ноге вызывал сострада-

ние и веру в реальное, а не придуманное рабство. Да и, как потом оказалось,

выкупленные у бандитов пленники с того же рейса подтвердили его нахож-

дение на борту самолета в момент, когда он был сбит. А потому, в связи с от-

крывшимися обстоятельствами, израильские власти потеряли к нему всякий

интерес и только желали скорейшей отправки Олега на родину. Еще через

несколько дней произошла торжественная передача полицией нелегала Гон-

чарова представителям Украины в аэропорту Бен-Гурион, где ему вернули

все изъятые документы и немногочисленные вещи и тотчас же незамедли-

тельно засунули в самолет, следующий в Одессу. Там же в аэропорту предста-

витель украинского посольства огорошил Олега известием, что семьи у него

вообще-то больше нет. За эти восемь месяцев, пока он пропадал, его супруга

нашла другого. Причем, как в самом банальном анекдоте, стоматолога и ев-

рея. С Олегом супруга развелась как с пропавшим без вести, а сейчас гото-

вилась к тому, чтобы переехать с новым мужем на постоянное место житель-

ства сюда, в Израиль. Почему-то известие это совершенно не взволновало

Олега, разве только мысль о детях засела где-то глубоко в сердце и каждый

раз отдавалась болезненными уколами при мысли о них.

Как это ни странно, в Одессе Гончарова не встречал ни один предста-

витель власти, его возвращением никто не озаботился, и в итоге он оказался

в аэропорту один и, что самое отвратительное, без копейки денег. Кое-как

он добрался до города, ночью кое-как перекантовался на набережной, бла-

553

П. Ефремов. Стоп дуть!

го лето было теплым до приторности, а утром даже умудрился перекусить,

предварительно посодействовав разгрузке припасов из машины для одного

из многочисленных ресторанов на набережной.

Тут его и обнаружило одно черноволосое и милое двадцатипятилетнее

создание по имени Маргарита, обладавшее красивейшей семитской внеш-

ностью, изумительной талией, бюстом четвертого размера и неистребимым

одесским акцентом вкупе с абсолютной независимостью суждений и по-

ступков. Самое интересное, что она летела в Одессу из Израиля тем же са-

молетом, что и Олег, и просто запомнила, как того в сопровождении поли-

цейского сажали в самолет. И, встретив его на следующий день на набереж-

ной, сразу же узнала.

Сама девица оказалась на родине предков таким же фантастическим,

но все же более приземленным образом. До 1997 года Маргарита с мамой

проживала в вольном граде Одесса, вместе со всеми хлебая полными лож-

ками неожиданно образовавшуюся «нэзалэжность» малой родины. Отец

у них умер давно, когда девочка была еще маленькой, других родственни-

ков не осталось, по причине прошедшей войны, уложившей всю родню кого

в Бабий Яр, а кого в печи Освенцима. Другого мужа мама Маргариты себе

не нашла, а может, и не искала, а потому жили мать с дочкой вдвоем, скром-

но, в крошечной двухкомнатной квартирке, в старом и шумном одесском

дворе. Маргарита росла девочкой независимой, никому спуску не давала,

в то же время учась на одни пятерки в Одесском университете, куда посту-

пила самостоятельно, с третьего раза, без протекций и знакомств, которых

просто не было. Все бы хорошо, но время диктовало свои правила, да и жить

без денег было трудновато. Маргарита подрабатывала, где могла, начиная

от написания другим студентам курсовиков и кончая работой официанткой

вечерами в небольших курортных кафешках. Мама, уволенная сразу по-

сле развала Союза из какого-то проектного института, где она проработала

лет двадцать, от шока, с этим связанного, так и не оправилась и вязала дома

свитера, которые потом, дико смущаясь, продавала на Привозе. Так бы они

и влачили такое существование, если бы неожиданно у них не обнаружил-

ся родственник в Израиле.

Двоюродный брат Маргаритиного деда (по отцовской линии) до во-

йны проживал со всей своей семьей в белорусском Пинске и был самым

младшим из многочисленной семьи, а поэтому в армию призван не был.

К июню 1941 года ему стукнуло только 17 лет. А потом началась война. Че-

рез полгода после начала оккупации каратели окружили деревню, куда пе-

ребралось с началом боевых действий все их семейство, и семьи не стало.

Маргаритин дед спасся случайно, уйдя утром этого дня в лес за дровами.

Он видел, как гибла деревня, кричали люди, и с того момента жил только

желанием отомстить. Следующие пару лет его здорово побросало по ле-

сам Белоруссии из одного партизанского отряда в другой, из боя в бой.

Он даже получил орден Красной Звезды от командования партизанским

движением за методичное и беспощадное уничтожение фашистов, но од-

нажды удача отвернулась от него, и он оказался в плену. Сразу его не рас-

стреляли только по причине довольно юного возраста, но отправили в кон-

цлагерь куда-то в Польшу, откуда он бежал, почти два месяца шел куда-то

на юг лесами, чуть не умер от истощения и был случайно подобран югос-

лавскими партизанами почти без признаков жизни. Его уже было посчи-

тали мертвым, но неожиданно нашли в тряпье орден Красной Звезды, ко-

554

Часть вторая. Прощальный полет баклана

торый парень одному ему ведомым способом умудрился протащить сквозь

все круги плена. Парня передали в партизанский лазарет, и он, к общему

удивлению, выкарабкался и уже через месяц воевал в рядах югославской

партизанской армии. Там он сразу выделился своим каким-то озорным

пренебрежением к смерти и готовностью к самым невыполнимым задани-

ям, которые выполнял и всегда возвращался живым. Там он получил орден

«За храбрость» и орден Партизанской Звезды с винтовками. Потом война

закончилась, партизан засобирался было домой, и хотя друзья-югославы

предупредили, что на Родине бывших пленных не особо жалуют, советам

он не внял и был арестован сразу же на борту советского парохода, едва

тот покинул порт Дубровник. Молодой партизан и тут не сдался, умудрив-

шись выбраться через иллюминатор и вплавь добраться до берега Греции,

где сдался американцам.

А дальше было всякое, пока бывший белорусский и югославский пар-

тизан не оказался в мае 1948 года в Иерусалиме, где снова вступил в бой, те-

перь уже с арабами, как боец Цахаля, молодой армии обороны Израиля. Его

навыки были востребованы, и с того момента кавалер советских и югослав-

ских государственных наград превратился в офицера израильской армии,

кем и пребывал до шестидневной войны 1967 года, в которой ему, уже пол-

ковнику, арабской миной оторвало левую ногу по колено. После долгого ле-

чения полковник покинул военный госпиталь демобилизованным пенсио-

нером, абсолютно не представляющим, чем же теперь ему заниматься. Дело

в том, что за все эти годы он так и не обзавелся семьей, да и просто не ду-

мал о такой возможности, отдавая всего себя службе. Жить ему было где,

денег, которые он все эти годы практически не тратил, откладывая в банк,

было с избытком. Побездельничав с пару месяцев, полковник понял, что

так дело не пойдет, и решил заняться бизнесом. Немного поразмыслив, он

начал поиски старых, еще местечковых евреев, выходцев из России, кото-

рые умели шить обувь. Дело шло с трудом, но мало-помалу процесс пошел,

и уже через год под его началом трудились человек сорок стариков, еще

умеющих вручную стачать «штиблеты со скрипом». Полковник ринулся

в бизнес с таким же напором, бесстрашием и бесшабашностью, как в бой

в былые годы, и результаты не заставили себя ждать. Через несколько лет

его фабрики обували уже добрую четверть соплеменников, а через десять

лет на него уже работали с десяток фабрик, раскиданных по Италии, Ис-

пании и Греции. Все эти годы он параллельно делам занимался и поиска-

ми хоть какой-нибудь родни, оставшейся в СССР, но сложившиеся в это

время отношения между странами, не давали возможности развернуть по-

иски как можно шире.

Развал Союза и наступившие после этого «смутные времена» продви-

нули этот процесс, и, наконец, в 1995 году старик узнал, что он в этом мире

все-таки не один. Полковник в самые короткие сроки организовал свой вы-

езд в Одессу, где, явившись к Маргарите в дом, лично убедился в том, что

это не ошибка и это действительно его двоюродная племянница с его дво-

юродной внучкой. Мама Маргариты, как и все еврейские женщины, знав-

шая обо всех родственниках до седьмого колена вглубь и вбок, после разго-

вора с полковником признала в нем деда и на радостях грохнулась в обмо-

рок. Потом был общий ужин в шумном и веселом одесском дворе, поскольку

уже все соседи узнали о случившемся и отпраздновали это событие так, как

умеют праздновать только в Одессе. Маргарите дед понравился. Он был жи-

555

П. Ефремов. Стоп дуть!

вой и деятельный, не любил старческих разговоров о немощах и болячках,

а судил обо всем четко и здраво и очень весело рассказывал старые анекдо-

ты времен своей молодости. Потом он уехал, и уже через месяц им пришло

приглашение приехать в гости в Израиль. Оно было подкреплено весомым

денежным переводом на билеты и прочее, что и стало решающим доводом

для поездки. Денег у Маргариты и ее мамы просто не было.

В аэропорту Бен-Гурион, когда они наконец вышли из здания в оглуша-

ющий зной и их нехитрые пожитки подхватили два молодых человека, Мар-

гарита неожиданно обнаружила, что она теперь внучка чрезвычайно бога-

того деда. Они ехали к нему домой в Хайфу на совершенно нетипичном для

Израиля автомобиле «Хаммер», который до этого Маргарита видела толь-

ко по телевизору, и за ними неотрывно следовала машина сопровождения.

В тот вечер за столом они и узнали окончательно, кто их родственник. Дед

ездил к ним присмотреться, не открываясь полностью, а побывав, зауважал

свою племянницу и просто влюбился во внучку. Естественно, он сразу пред-

ложил им переехать к нему и навсегда. Мама смущалась, не зная, что отве-

тить на по-военному прямые предложения своего дяди, но по ее виду Марга-

рита поняла, что она в душе уже согласна и что ей просто хочется спокойно

пожить, не ощущая себя немолодой безработной нищенкой, не способной

прокормить даже собственную дочь. Сама же Маргарита честно и прямо

сказала, что перед тем, как переезжать, она хотела бы закончить свой уни-

верситет, но ничего не имеет против того, чтобы мама переехала сразу. Дед

с уважением воспринял ее решение, на том и порешили.

Через две недели они вернулись домой в Одессу, и машина закрутилась.

Что уж там сработало, то ли имя деда, то ли стройная еврейская организация

вывоза «своих», но документы на обеих оформили в течение нескольких ме-

сяцев, и через полгода Маргарита уже провожала всхлипывающую мать в аэ-

ропорту. Сама она успешно закончила университет, живя уже вполне обе-

спеченно и не тратя время на заработки. Дед по-военному четко поставил

родню на полное маршальское довольствие, и Маргарита последние месяцы

уже ни в чем не нуждалась, занимаясь только учебой. Она получила диплом,

устроила прощальную вечеринку с немногочисленными друзьями и, оплатив

коммунальные платежи на три года вперед, улетела в Израиль, оставив клю-

чи от своей квартирки соседке тете Фире. Квартиру Маргарита почему-то

продавать не захотела. А в Израиле у нее началась поистине райская жизнь.

Дед, в котором проснулась вся не отданная еще никому любовь и нежность,

окружил Маргариту и ее мать такой заботой и лаской, что порой девушка

ловила себя на мысли, что вся ее предыдущая жизнь – просто сон, который

чем дальше, тем сильнее забывается.

Так прошло два года. А потом все закончилось. Сначала иссяк запас проч-

ности у, казалось, стального деда. Он, словно выполнив все поставленные пе-

ред ним жизнью задачи, тихо и спокойно угас в течение двух месяцев. Как

потом оказалось, еще два года назад он оформил Маргариту едино властной

наследницей всех его капиталов. А еще через полгода не стало мамы. Она

умерла во сне, со счастливой улыбкой на лице, удивительно помолодев пе-

ред смертью, без всяких признаков каких-либо болезней. Экономка деда,

старая одесситка еще из довоенных эмигрантов, утешая Маргариту, сказа-

ла, что мама уже давно устала жить, но не могла уйти, пока не была увере-

на в будущем дочери. Так Марго, как ее называли еще в университете, ста-

ла красивой, молодой и богатой сиротой. Она не стала ничего менять в доме

556

Часть вторая. Прощальный полет баклана

деда, а управление обувной компанией передала совету директоров, пред-

варительно разобравшись во всем и оставив последнее слово за собой. А по-

том Марго стала путешествовать. Она объездила полсвета, начиная от остро-

ва Пасхи и заканчивая Тасманией. Она побывала во всех местах, о которых

читала в юности и с детским восторгом лазила по пирамидам ацтеков, ку-

палась в атолле Вотье и фотографировала гейзеры Исландии. Она наслаж-

далась свободой во всех ее проявлениях, правда, не переступая тот рубеж,

который отделяет свободу желаний от безнравственности, и всегда возвра-

щалась отдыхать поочередно то в Хайфу, то в Одессу, в которой она отре-

монтировала их старенькую квартирку.

В тот раз перерыв между вояжами выпал на Одессу, и Марго, прилетев

домой и выспавшись, прогуливалась по набережной, там, где сменяют друг

друга небольшие и уютные кафешки и ресторанчики, божественно пахну-

щие приготовленной на огне кефалью, и где можно блаженствуя просидеть

всю ночь с бокалом вина, слушая шум моря. Тут она и заметила того самого

сухощавого, дочерна загоревшего мужчину лет сорока-сорока пяти, сидев-

шего на каменном парапете и неторопливо кидавшего кусочки булки чай-

кам. Именно его вчера завел в самолет пристегнутым наручниками к себе

израильский полицейский и, усадив в кресло, удалился. Марго, как, навер-

ное, и другие пассажиры, сначала подумала, что это какой-то преступник,

потом убедилась, что это не так, поскольку мужчина свободно передвигался

по салону без сопровождающих. И теперь этот мужчина сидел здесь, на на-

бережной, и выглядел каким-то расслабленно-безмятежным. Он как-то со-

вершенно не вписывался во все окружающее и был каким-то чужим здесь,

что чувствовалось даже в его движениях, плавных и в то же время каких-то

сильных и уверенных. В нем ощущалась даже не сила, а, скорее, уверенная

радость от того, что есть вокруг, хотя по его внешнему виду и нельзя было

сказать, что у него нет проблем. Он был одет в чистую, но старую и потертую

израильскую военную форму без знаков различия, из-под воротника кото-

рой торчала тельняшка, а рядом лежала такая же потертая сумка с выцвет-

шей надписью «US ARMY». Марго подошла поближе и совершенно неожи-

данно для себя самой поздоровалась с ним:

– Здравствуйте…

Мужчина поднял голову.

– Здравствуйте… А вы кто?

Марго внезапно покраснела.

– Мы вместе в самолете летели… Вчера… Вот и запомнила.

Мужчина улыбнулся.

– Это уж точно… Красиво меня посадили… Наверное, все невесть что

подумали…

Потом разломил булку и протянул Марго.

– Покидайте, если хотите…

Они практически молча просидели еще минут двадцать, кидая кусочки

хлеба и обмениваясь малозначащими фразами. Потом булка закончилась,

и Марго встала.

– Знаете, тут неподалеку готовят изумительный кофе… Может, схо-

дим? Меня, кстати, зовут Маргарита… Можно просто Марго.

Мужчина встал и аккуратно отряхнул штаны.

– Олег. Но, к сожалению, я не смогу вас ничем угостить. Некредито-

способен. Поэтому вынужден отказаться.

557

П. Ефремов. Стоп дуть!

Марго рассмеялась и махнула рукой по направлению к набережной.

– Какая ерунда! Я вас приглашаю, и если вы не пойдете, то я… то я…

Куплю вам новую булку… И просто обижусь!

Олег рассмеялся.

– Были времена, когда я, скорее, выбрал бы булку… Но не хочу, чтобы

вы обижались, да и хорошего кофе я не пил очень давно… Ведите, принцес-

са, нищий пилигрим не откажется от угощения…

– Не подлизывайтесь, а то передумаю… – рассмеялась Марго.

И они пошли по набережной…

Марго никогда не была ханжой и синим чулком. Она была самой нор-

мальной молодой женщиной, у которой, конечно, бывали мужчины. Но до это-

го дня она еще не встречала никого, кто бы понравился ей так сразу, мгновен-

но и безоговорочно, как этот случайно встреченный ею седовласый и немоло-

дой Олег. Она как-то с ходу прониклась к нему каким-то доселе незнакомым

ей чувством и без всяких сомнений в искренности Олега восприняла вполне

фантастический рассказ о его похождениях. Она никогда не верила в сказ-

ки о любви с первого взгляда, но в этот день уже через несколько часов по-

няла, что этот непонятный человек, который старше ее вдвое, и есть ее муж-

чина. Тот самый мужчина, о котором в этой жизни мечтает каждая нормаль-

ная женщина. Тот мужчина, от которого женщина хочет иметь детей и с кем

хотела бы провести все отпущенные судьбой дни.

Больше они не расставались. Марго улетела в Крым вместе с Олегом.

Там Олег попрощался с Севастополем, с городом, который он очень любил,

но с которым его теперь ничего не связывало, кроме воспоминаний. Они сы-

грали свадьбу в Одессе, и гуляли в том самом стареньком дворе, в котором

прошли детство и юность Марго. Даже первую брачную ночь они провели в ее

квартире, за которой все это время заботливо приглядывала тетя Фира.

* * *

– Ну а сейчас-то как? – спросил я у Олега.

– А сейчас… Сейчас мы граждане мира. У обоих по три паспорта: из-

раильский, российский и украинский. Зимой здесь детей навещаю, летом

у нас, а между этим по миру путешествуем. Марго-то у меня почти олигарх,

может нам это позволить… Хорошая она… Надежная.

Олег улыбнулся и, закурив, продолжил.

– Я, кстати, свой флаг сберег. Я его тут даже над домом каждое утро

поднимаю, чтоб не забывали… А то его у нас только на демонстрациях та-

скать стали. Позорят только. Что в Твери, что в Крыму. А для меня Россия

и Украина до сих пор одно целое… Правда, думаю, уже недолго нам между

ними кочевать осталось…

И словно что-то почувствовав, Олег повернул голову в ту сторону, отку-

да к нам подходила невысокая красивая черноволосая женщина, беремен-

ность которой явственно проглядывала сквозь легкое платье.

– А вот и моя Марго…

Мы посидели еще минут пятнадцать, а потом расстались. Больше

я не встречался с ними, а попросить координаты постеснялся, да и не думал

тогда об этом, честно говоря. Потом, через несколько лет, история эта всплы-

ла в моей памяти, когда я случайно увидел на Истринском водохранилище

чей-то катер, над которым тоже развевался Военно-морской флаг СССР.

И как-то сразу в памяти всплыл рассказ о Гончарове, его плавании и его «по-

следнем линкоре», который, наверное, и на самом деле был последним кора-

558

Часть вторая. Прощальный полет баклана

блем, пронесшим над Индийским океаном флаг, под которым многие из нас

принимали присягу. Флаг когда-то Великого флота, который разделил с ним

свою участь и ушел в прошлое…

Мертвые души

Штаб – совокупность начальства и принадлежа-

щих к какому-либо военному управленью чинов.

В. И. Даль. «Толковый словарь русского языка»

Давным-давно, на заре своей флотской службы, я впервые заступал де-

журным по части. Как полагается, инструктировали меня кроме тех, кто обя-

зан, все, кто мог. Запугали до смерти. Но больше всего стращали меня лич-

ным составом. Строить всех каждые два часа, считать по списку и на пальцах.

Не дай бог, кого-то не будет хватать, сразу боевая тревога по базе! Всех в ру-

жье! Поисковые группы в тундру, офицерский состав по тревоге в казармы!

Мичманов в аэропорт и на все перекрестки! Раздать патроны и провернуть

механизмы вручную! Короче не вахта, а Страшный суд. А если учесть, что

мое дежурство было с субботы на воскресенье, как и полагается молодому

лейтенанту в первый месяц службы, то на развод я шел с повышенным дав-

лением и вздрагивал при виде каждого матроса. На разводе мою и без того

повышенную бдительность подстегнули еще разок, да так, что я был готов

броситься на любого моряка с кортиком, если он только намекнет на попыт-

ку выйти из казармы.

Вечер прошел спокойно. Матросы, видя чрезмерную взвинченность мо-

лодого дежурного по части, вели себя на удивление хорошо, из казармы без

моего личного разрешения не выскакивали и даже возвращались обратно

точно в срок. Я начал постепенно успокаиваться и даже позволил себе при-

сесть на пять минут попить чайку. Однако вечерняя проверка повергла меня

в шок! В строю, стоявшем передо мной, не хватало пяти человек! Всех моря-

ков в лицо я еще не знал, поэтому проверку производил, выводя поочередно

матросов из строя с зачитыванием их фамилии. Затем вычеркнул из остав-

шегося списка всех, кто остался на вахте на корабле. Потом – фамилии ма-

тросов, откомандированных в другие экипажи. Но пяти все равно не хвата-

ло! И вот тогда во мне проснулся нашпигованный инструкциями перепуган-

ный лейтенант.

Я, ни на кого не обращая внимания, хотя потом оказалось, что напрасно,

произвел в ураганном темпе все действия согласно уставу Внутренней служ-

бы и оставленным мне целеуказаниям. Через пять минут дежурный по диви-

зии знал, что у меня пропали люди, через семь минут я разбудил командира

по телефону, а через десять оповестил командиров боевых частей и комен-

датуру. Заварил кашу, насколько смог. Военный человек поймет, что после-

довало за этим. И вот, когда кавалькада командиров и начальников приска-

кала в казарму в полной боевой готовности рвать и метать всех попадающих-

ся под руки, выяснилось, что шумиха выеденного яйца не стоит. А виновата

во всем моя юношеская неосведомленность и полное отсутствие опыта в по-

559

П. Ефремов. Стоп дуть!

вседневной флотской жизни. Пять матросов, из-за которых я поднял весь

сыр-бор, просто-напросто числились в нашем экипаже, а служили в штабе

дивизии. Один писарем, другой шофером, третий еще черт знает кем. Вы-

яснив, в чем дело, начальство сначала похвалило меня за бдительность, за-

тем обматерило за тупость, после чего обложило моего командира за то, что

я не знаю элементарных вещей, и отбыло. Командир перекурил в своем ка-

бинете, вызвал меня, размазал по стенам и тоже уехал спать домой. Когда

в понедельник я рассказывал в кругу офицеров о событиях выходного дня,

мой наставник, «пятнадцатилетний» капитан Владимир Маркович Квасов

глубокомысленно изрек:

– Лейтенант, Гоголя читал? Так вот, знакомься, юноша, с королевством

мертвых душ! Старина Гоголь тут рядом не валялся!

Мой покойный отец, тоже бывший подводник, перед тем как я впервые

ехал на Север в офицерском чине, сказал мне: «Страшнее всего не море,

оно суровое, но не подлое. Страшнее стихии береговые «противолодочные»

силы. Тылы, штабы, отделы».

В этом мне, да и, наверное, всем служившим, приходилось убеждать-

ся не раз. Все без исключения береговые службы флота – это организации

с искривленным восприятием действительности. По идее, они существуют

для того, чтобы сравнительно немногочисленный плавсостав не имел ника-

ких проблем, уходя и приходя из плавания. На самом же деле все обстоит

с точностью до наоборот. Берег убежден, что подводники ходят в море с един-

ственной целью: для их блага. Вот и получается: не они для нас, а мы для них.

Так и происходит в действительности. Перед походом подводники, высунув

язык, носятся по всем довольствующим органам, выпрашивая даже не лиш-

нее, а положенное по всем нормам, а там их встречают лоснящиеся от осо-

знания собственной значимости краснопогонные «противолодочники». Они

вальяжно отмахиваются от надоедливых представителей плавсостава, мол,

не до вас, ребята. Дел по горло, а тут вы еще со своими разовыми трусами

и недостающими простынями. А уж если и делают что-то, то с видом очень

большого одолжения. Это тыл! О нем нужен разговор особый. Но есть еще

береговые структуры, процентов на восемьдесят состоящие из бывших мо-

ряков. Наши могучие штабы. Вот это клоповники еще те! Конечно, не сто-

ит брать в качестве примера командование и флагманских специалистов.

Они, бывает, почаще нашего в морях пропадают. А вот штабная накипь…

Господи, кто только не липнет к этой кухне! Мичманы, только и умеющие

на пишущей машинке стучать, офицеры, с плавсостава списанные по здоро-

вью, хитрозадые и калеки. Выгодное дело. В штабе дивизии подводных ло-

док по штату людей совсем немного, а дел выше крыши. Одного бумагома-

рательства тонны. А сами начальники люди занятые, и по совести говоря,

они, как и мы, канцелярщину не особо жалуют, хотя и вынуждены этим за-

ниматься. Вот и хитрят. Умеешь быстро строчить на машинке – добро по-

жаловать в штаб! Числиться будешь на корабле, морские получать, выслу-

гу год за два, а сам только ходи и бумажки перебирай. Ни моря, ни вахт, два

гарантированных выходных в неделю – что еще надо военному, чтобы до-

стойно дождаться пенсии! Опять же погоны на плечах с завидной аккурат-

ностью меняют, невзирая на должность. Нужны командиру дивизии и его

замам шоферы – нет проблем! Отобрали матросов с водительскими права-

ми в экипажах, откомандировали в свое распоряжение, и все. Они на коне,

экипаж в дерьме. Ведь этому матросу на каждый выход в море нужно замену

560

Часть вторая. Прощальный полет баклана

найти. А в наше нелегкое время матросов совсем мало осталось. Да и те… Та-

кой подбирается контингентик! Не все бездельники, но подавляющее боль-

шинство. Проходит полгода, и глядишь, твой бывший сослуживец, застряв-

ший в штабе на какой-то мифической должности десятого помощника на-

чальника штаба, уже нос воротит. Куда там! Мы теперь белая кость! Не чета

вам подводникам!

Штаб – это ум, честь и совесть армии и флота, выражаясь по-ленински.

Мыслящий орган, так сказать. Острие мозгового удара. Но жить наши «ве-

ликие» штабы одними насущными проблемами подводников не могут. А кто

позаботится о них самих? Кто сауну в штабе протопит? Кто, в конце кон-

цов, за руль «козла» прыгнет и погонит его между сопок домой? Вопрос ре-

бром! И что же делается? А все просто, как колумбово яйцо. Берется нуж-

ный человек из любого экипажа, неважно, что этот экипаж пусть даже зав-

тра за «бугор» идет. Откомандировывается в другой экипаж, который никуда

и никогда уже не ходит или долго не пойдет. Но туда нужный военный за-

йдет один раз – показаться. А все остальное время «моряк» добросовест-

но ходит на работу в штаб. И самое интересное, что зарплату он получает

со всеми морскими надбавками, словно месяцами не вылезает из прочного

корпуса. Обалденная жизнь! Штатная штабная команда – человек десять.

На самом деле за двадцать. Водитель по штату только у комдива. А начальник

штаба, он что, пальцем деланный?! Срочно найти моряка, с правами и опы-

том! В мое распоряжение!

Лично у меня в отсеке был матрос по фамилии, кажется, Полозов. Так он

в отсеке ни разу за всю службу не был. Зато возил начальника штаба дивизии,

и иногда из чувства сострадания подвозил своего командира отсека, то бишь

меня, домой. Есть в штатном расписании штаба начальник строевой части в зва-

нии старшего мичмана, и писарь у него один. Или два, не суть важно. Когда-то

этот мичман тоже морские воды бороздил, а теперь уже полтора десятка лет

штаны на стуле протирает. Устал в одиночестве по клавишам стучать, да и воз-

раст не тот. И количество бумаг на флоте приумножается вдвое, если не втрое.

Не справляется строевая часть. Мичман – к старшему помощнику начальни-

ка штаба. Мол, так и так, товарищ капитан 2 ранга, завал полный! Приказы

печатать некому! Личные дела матросов в запустении! Провал в работе пол-

ный! СПНШ слушает и задним местом понимает, что мичман, мягко говоря,

врет не краснея, просто ему, старперу, лень такую кучу работы на себя одно-

го взваливать. Но у самого СПНШ очко тоже не стальное. Он в дивизии в от-

вете за все, кроме кораблей и моря. Вахта, бумаги, приказы, канцелярии, кам-

буз, приборки в поселке и на внешних объектах – все его! И нажать на лю-

бого командира ему ничего не стоит. Почешет СПНШ затылок, пожмет руку

своему мичману и скажет: нет вопросов, дорогой. Выцарапаем. И глядишь –

новый мичман в строевой сидит. Счастливый до ужаса! Как же! Они в море,

он на берегу. Они круглые сутки внутри прочного корпуса, а у него рабочий

день с 09.00 до 18.00. А зарплата – одинаковая!

Ну ладно мичманы. Они, кстати, не все такие. Поехали дальше. По офи-

церскому корпусу. Старший помощник начальника штаба – должность, ко-

нечно, собачья. Никогда не завидовал, а только жалел. Любого человека либо

сделает безжалостным хищником, либо доведет до ручки. Не всякий сдюжит.

И вечно вокруг СПНШ вьется стайка его помощничков. Хитрожопейших офи-

церишек! Офицеры ведь разные бывают. Привожу типичный пример. Был

у нас в экипаже, в моей родной боевой части пять офицер – киповец Жилев

561

П. Ефремов. Стоп дуть!

Петр. Кстати, одного года выпуска со мной, и из одного училища. Всю свою

сознательную службу занимался одним: всеми способами избегал выходить

в море. В первые лейтенантские годы пару автономок ему волей-неволей при-

шлось сделать. Не тот возраст был, чтобы наглеть. Тогда и он сам, и все окру-

жающие поняли, что как инженер-механик он гроша ломаного не стоит. И на-

чал Петро бег по неплавающим экипажам. Год в одном, год в другом, а по-

том завис на одном «пароходе» уже надолго. Тот пароход из линии вывели,

и на вечный прикол к дальнему 17-му пирсу воткнули. Жизнь – лафа! Вах-

ту отстоял – трое суток дома. Лепота! Года три синекура эта длилась, а потом

резко прикрылась. Экипаж решили сократить втрое, и места в новом долж-

ностном расписании Петрухе не досталось. А денежки, они только штатным

офицерам платятся. Подергался Петро в разные стороны, а свободных мест

для бездельников нет! Пришлось к нам в экипаж «наниматься». А у нас авто-

номка на носу! Бедный Петя чуть не сдурел. Он – и в море?! Не может быть!

Но наш тогдашний командир уперся рогом – никаких замен, идешь в море

и точка! Петр по природе страшно боязливый был, начальства боялся до ико-

ты и возразить не смел. Пришлось собирать пожитки и становиться в общий

строй. В море, то есть. Пошли. Вернулись. Все хохмочки случившиеся с «под-

водником» Петей в походе и за час не расскажешь. Киповцем он оказался еще

тем! Ничего не знал, а остальное забыл! С божьей помощью и нашими молит-

вами ничего Петя сломать в море не смог. Да он и сам до железа дотрагивать-

ся боялся: вдруг укусит? После автономки пожевал Петя походные шоколадки

и понял: море – любит смелых, значит, не меня. А мое место в штабе, на лю-

бой должности, хоть половичком у двери, но подальше от пирсов. И что вы ду-

маете? После отпуска приезжаем – а Петя в штабе служит! Да не в дивизион-

ном, а в штабе флотилии! Неизвестно кем, но важности в нем, как у замглавко-

ма по тылу. Командир вспылил – как же так, у него за спиной! Но в дивизии

его пыл остудили – так надо! И все. Командир ругался недолго, истинную

цену Петрухи он, конечно, знал и особо по поводу его пропажи не горевал.

Но дальше – хлеще! Проходит несколько месяцев, и вдруг Петро начинает

по поселку в «майорских» погонах щеголять! Вот тут уж командира взорвало:

«Он же у меня в экипаже числится!» Я ему представление на звание не подпи-

сывал и ни за какие деньги не подпишу! Короче, взорвался командир и прями-

ком в штаб флотилии. А вернулся как оплеванный. Ему там сказали, что капи-

тан 3 ранга Жилев – наш человек, а вы, товарищ капитан 1 ранга, не больше,

чем человек, денежные ведомости подписывающий. И до свидания! А пред-

ставление его командующий флотилией подписал не глядя. Так и вышло, что

стал наш Петенька в отделе устройства службы служить и наших же матро-

сов на всех перекрестках в позу номер один ставить за неподшитые подворот-

нички. Но за зарплатой в экипаж бегал, правда, не попадаясь на глаза коман-

диру. Вот такой штабной офицер!

Именно из таких орлов и состоят наши штабы процентов на восемьде-

сят. Точнее, штабная накипь. Да это еще что! Были номера и поинтереснее.

Знавал я одного управленца, кстати, тоже из моего училища, который два года

на самостоятельное управление сдать не мог. Я младше его был, а в море он

по приказу комдива раз только с нашего разрешения до пультовских клю-

чей дотрагивался. Все боялись, что он что-нибудь завалит. Этот наследник

Курчатова вдруг в комендатуре всплыл, помощником коменданта! И стал на-

стоящей изжогой для всей военной части поселка. Прямо-таки наследник

нравов севастопольского гарнизона! Надо срочно домой в поселок посреди

562

Часть вторая. Прощальный полет баклана

рабочего дня – а тут из-за холма выскакивает засада во главе с новоиспе-

ченным помощником коменданта! И тебя «арестовывают». Достал он всех.

А пару лет побуянив на этом поприще, спокойно перебазировался на самую

«рыбную» должность: эколог флотилии. Должность – дань времени. Какие

обязанности, никто не знает. Звание – капитан 2 ранга. Подчиненных нет.

Плюс ко всему отдельный кабинет в штабе флотилии и масса «важных» при-

чин, чтобы свалить с рабочего места в любое время. Для справки, с личных

слов «главного эколога», год у него идет, как и у морячащих во все дыры под-

водников, за два. Только вот обидно, что морских не платят. Вот ведь обидно

как! И служит целый капитан второго ранга штатным флотилийским грин-

писовцем, и готов, как цепной пес, выполнить любую прихоть начальников

с большими звездами, и начхать ему на все! Мы – штабные!

Знаете, как отличить на каком-нибудь торжественном военно-морском

мероприятии офицера штаба? У кого больше наград и значков, тот и штаб-

ной работник. Даже «флагманский мускул», то есть флагманский спортсмен,

закончивший спортивный институт и ни разу в жизни не ступавший на па-

лубу корабля, гордо носит на груди значок «За дальний поход» с изображе-

нием подводной лодки. А уж про награды… Последние лет пятнадцать счита-

лось хорошим тоном моряков всех рангов к наградам не представлять. Кроме

исключительных случаев и, естественно, кроме штаба. Он же всему голова!

Был один начальник отдела кадров, обвесивший себя почище героя Великой

Отечественной орденами и медалями, была в моей дивизии парочка присло-

нившихся к СПНШ офицеров в звании капитан-лейтенантов, успешно полу-

чивших капитанов второго ранга в наикратчайшие сроки и заодно приколов

к мундирам по ордену «За службу Родине». Каким же героем быть надо, что-

бы в мирное время, да не ходя в море года три, на старом корабле получить на-

грады «…за освоение новой техники…»? Очень умиляла медаль «За боевые за-

слуги» на груди мичмана, последние восемь лет пнем просидевшего в каком-то

отделе флотилии, и если и стоявшего на вахте, так только помощником дежур-

ного по штабу. Награды на флоте дают в трех случаях: во-первых, по приказу

сверху, или попросту по разнарядке. Президент приезжает, надо наградить

десяток человек, чтобы нашему гаранту было чем на торжественном постро-

ении побаловаться. Во-вторых, за самое настоящее дело. Этот случай наибо-

лее редкий, так как к этому настоящему делу примазывается столько «левых»

товарищей, что из экипажа если парочка человек по медальке отхватят, то это

здорово. И в-третьих, если ты из штаба. Здесь комментарии излишни.

Еще в штабах нет или почти нет младших офицеров. Дело понятное. Ведь

даже неприлично в целом штабе дивизии атомных подводных лодок иметь

старлеев или каплеев. Ну с флагманскими спецами все ясно. Им по должно-

сти положено. А тут приходит в казарму проверить заправку коек и порядок

в тумбочках капитан второго ранга и начинает ровнять всех, включая коман-

дира. А ведь сам в нашем же экипаже состоит в штате, да кем! Инженером

группы КИП! Должность капитан-лейтенанта! Секрет прост: попал офи-

цер в штаб, постарался всем понравиться. Понравился. Вылизал начальни-

кам все что мог до зеркального блеска. Начальники тоже люди, как не заме-

тить такого инициативного офицера?! Все законы легко обходятся при по-

мощи кадров. Кадры решают все! Освободилось место командира дивизиона

в каком-нибудь экипаже. Офицера раз – и назначили комдивом. Неважно,

что дивизион электромеханический, а офицер, к примеру, штурман. Одно-

временно с представлением на комдива посылаем представление на «май-

563

П. Ефремов. Стоп дуть!

ора». Через пару месяцев оба представления возвращаются удовлетворен-

ными. Для своих штаб всегда работает быстрее. Офицер получил капитана

3 ранга, и его сразу с должности снимают и назначают обратно командиром

группы в какой-нибудь богом и морем забытый экипаж. Проходит еще пару

лет. Производится та же манипуляция, и, в конце концов, молодцеватый кав-

торанг ходит по казармам и насилует дежурно-вахтенную службу, не имея

на это никакого морального права.

Раньше, когда флот еще ходил в море и занимался настоящим делом,

а не строевыми занятиями, в штаб попадали только списанные «калеки», ко-

торых временно некуда было деть. Сейчас лезут те, которые стремятся по-

быстрее заработать звания, пока есть на чем заработать. Пока не все лодки

сгнили у причалов, пока можно получить звание за должность в сокращен-

ном экипаже. Пока еще возможно спекульнуть названием плавсостава…

Когда-то я читал, что молодая акула сильна не только мускулами и мо-

лодостью, а еще тем, что к ее телу не успели присосаться рыбы-прилипалы.

Потом с течением времени акула взрослеет, и эти морские паразиты посте-

пенно прилипают к ней одна за другой, питаясь падалью хищницы и следуя

за ней всегда и всюду. Под их весом акула становиться медлительнее и сла-

бее, и добыча начинает ускользать от нее. Хищница теряет силы, охотится

все хуже и хуже, и, в конце концов, почувствовав голод, прилипалы покида-

ют ее и уходят к более молодой… Вам это ничего не напоминает?

Погиб при исполнении…

…для сопровождения гроба с телом покойного

в пути следования до места похорон приказом ко-

мандира воинской части или начальника гарнизо-

на (военного комиссара) назначаются два–четыре

человека, которые должны быть проинструктиро-

ваны и при себе иметь: извещение о смерти; сви-

детельство и справку о смерти; письмо семье по-

койного, подписанное командиром воинской части,

с изложением обстоятельств смерти; собственные

вещи, ценности и награды умершего, упакованные

и опечатанные сургучной печатью…

Из устава гарнизонной и караульной службы

ВС СССР

Утром в понедельник на подъем флага не прибыл старшина команды

спецтрюмных, старший мичман Петров Михаил Иванович. Командир диви-

зиона, зная старшего мичмана как старого опытного и ответственного моря-

ка, особо не разозлился, мало ли чего бывает, а только дал команду коман-

диру группы спецтрюмных выяснить, что со старшиной, и в обеденное по-

строение доложить.

Старший лейтенант Серега Бузичкин, еще в субботу утром наводивший

вместе с Петровым порядок в насосных реакторного отсека, тоже не проявил

564

Часть вторая. Прощальный полет баклана

сильного беспокойства по поводу отсутствия своего старшины и решил его

поисками не заниматься, благо Петров был человеком серьезным, пьющим

в меру и вообще ценящим свою репутацию. Но на обеденном построении стар-

ший мичман тоже не появился. Так как на носу была проверка инспекцией

по ядерной безопасности во главе с внушающим ужас адмиралом Бисовкой,

отсутствие одной из ключевых персон попадающего под проверку реактор-

ного отсека было замечено уже командиром. Командир в коротком, но емком

выступлении, объяснил всем, куда мы катимся, и отдал боевой приказ разы-

скать прогульщика и предоставить его ему лично, в любом состоянии.

Механик, получив ощутимый нагоняй, вставил по полной комдиву раз

и Бузичкину, после чего Бузичкин уже в приватной беседе выслушал от ком-

дива раз все предыдущие нагоняи в незамысловатом рабоче-крестьянском

варианте, после чего командиру отсека не осталось ничего, кроме как нахло-

бучить фуражку и лично отправиться к Петрову домой.

Старшина жил в старой девятиэтажке у поста ВАИ, которая была одним

из двух «небоскребов» поселка. Доковыляв до седьмого этажа по лестнице

и чертыхаясь по поводу «мертвого» лифта, Бузичкин дома никого не застал.

Послонявшись около подъезда минут сорок в надежде что-либо сам Петров,

либо его жена появятся откуда-нибудь, Сергей плюнул и отправился обрат-

но на корабль, справедливо полагая, что уж вечером кто-нибудь из Петровых

дома будет. На корабле механик, угрюмо выслушав доклад старлея, прика-

зал вечером кровь из носу добыть старшину и утром без него в строй не ста-

новиться. Бузичкин откозырял и отправился заниматься отсеком.

На вечернем докладе в центральном посту командир вновь вспомнил

о Пет рове, снова прошелся по всей БЧ-5, вскрыл все недостатки электромеха-

нической боевой части и закончил традиционной констатацией того, что все

механики не простые раздолбаи, а военнослужащие-вредители, и по ним пла-

чет 37-й год, ссылка, каторга и расстрел на корне пирса. Завершив на этой жиз-

неутверждающей ноте доклад, командир удовлетворенно отправился в каюту

спать, а все остальные, воодушевленные начальством, побрели по домам.

Бузичкин снова отправился к Петрову и на этот раз застал в квартире

жену старшины. На вопрос о муже она недовольно скривилась и с совер-

шенно безразличным видом заявила, что не видела его с субботы и по боль-

шому счету видеть не хочет, и где он – ее абсолютно не интересует. Бузич-

кин пытался расспросить поподробнее, где его можно поискать, но супруга

мичмана решительно захлопнула дверь и больше на звонки не открывала.

Выходя из дома, старлей вдруг припомнил, что в последнее время Петров,

не отличавшийся говорливостью, несколько раз как-то тоскливо отзывался

о доме и часто оставался на корабле гораздо дольше обычного. Мысль мель-

кнула и ушла, и Бузичкин побрел домой, справедливо полагая, что какие-то

семейные неурядицы Петрова вылились, скорее всего, в банальный запой,

и хотя это было для его старшины нехарактерно, но не исключалось ввиду

сложившихся обстоятельств. Побродив для очистки совести по поселку и по-

распрашивая о Петрове у встречных знакомых, Бузичкин ничего не выяс-

нил и ушел домой спать.

На утреннем построении тема старшины отсека встала уже ребром.

Доклад командира отсека о проведенном расследовании поднял командира

на дыбы, вследствие чего почти вся офицерско-мичманская составля ющая

БЧ-5 во главе с комдивом раз ринулась в поселок искать исчезнувшего стар-

шего мичмана.

565

П. Ефремов. Стоп дуть!

Жена Петрова работала в поселковой администрации, и когда к ней

за информацией прибыл уже старший офицер с довольно серьезным лицом,

была вынуждена нехотя признать, что у них в семье уже давно все неладно

и что она собралась уходить от мужа, а он был против. В субботу они очень

сильно повздорили, она высказала ему все в лицо, и он ушел, хлопнув две-

рью. С тех пор она его не видела. Как оказалось потом, его после субботы

в поселке не видел никто.

Так как дело прияло уже серьезный оборот, командир доложил по всем

инстанциям, и в поселке начал раскручиваться маховик поиска пропавше-

го мичмана. На корабле остался минимум людей, а все свободные офицеры

и мичманы рыскали по всем старым знакомым Петрова в надежде его найти.

Комендантские патрули обшаривали все закоулки городка, известные «пья-

ные» квартиры и общаги, подвалы и гаражи. Мичмана нигде не было.

Петрова нашли в среду в обед. Случайно. Он висел за стеной своей квар-

тиры на заброшенной, заваленной мусором и грязью, неосвещенной пожар-

ной лестнице, которой издавна никто не пользовался. Висел он там с субботы,

и так бы и висел еще незнамо сколько, если бы не их ленивый сосед, собрав-

шийся по привычке выкинуть пакет с мусором, не выходя из дома. Чертыха-

ясь и спотыкаясь на темных ступеньках, он просто уперся носом в уже рас-

пухшее тело Петрова, висевшее во мраке площадки с запиской в руках. Что

было в той записке, мы так и не узнали, да и не надо было, наверное, знать,

но позже стало известно, что писал он ее, да и смерть принял, совершенно

трезвым, а значит, вполне обдуманно. Что там случилось в семье мичмана,

двадцать лет прожившего с женой, вырастившего двух детей, сходившего

в два десятка боевых походов, было непонятно, да и разбираться в этом уже

никому не было нужно. Потом поговаривали, правда, что жена его закрути-

ла очень серьезный роман с кем-то в администрации, но сама она с детьми

вскоре покинула поселок, не оставив о себе никаких сведений.

Через два дня после этих печальных событий меня вызвал в каюту ко-

мандир.

– Садись, Павел, разговор есть…

Я сел на диван. Командир сидел за своим столом, нервно крутя ручку

в руках.

– Ну что, Паша… Такое дело… Короче, надо Петрова домой везти. Из-

вини, но я кандидатуры лучше тебя не вижу.

Я обреченно молчал. Отказываться, судя по тону командира, смысла

не имело, а радоваться было совершенно нечему.

– Что молчишь, Белов?

Окончательно поняв, что обречен на этот «подвиг», я начал уже более

практически смотреть на поставленную передо мной задачу.

– Александр Иванович, мне только доставить… груз 200, или еще?..

– Именно или, Паша, именно или… Сопроводить цинковый ящик смо-

жет любой. Понимаешь… Старший мичман, заслуженный подводник, целые

две боевые награды… А его по закону должны хоронить… Самоубийц не хо-

ронят с воинскими ритуалами… А он заслужил. Не смертью своей, конеч-

но, а всем, что до нее было. Надо все по-людски сделать, чтобы нам стыдно

не было, и его родственники увидели, что для нас он не просто галочка был…

Да ведь и мы сами недоглядели-то по большому счету… Сделай так, чтобы

хоть это было красиво… А там в свидетельстве о смерти сам понимаешь, что

написано… Обойти надо, закон этот, будь он проклят…

566

Часть вторая. Прощальный полет баклана

Мы оба помолчали пару минут.

– Товарищ командир, когда надо выезжать? И куда?

– Послезавтра. Московская область. Кажется Дубна…

– Ясно. Разрешите идти.

Командир махнул рукой.

– Сядь. Еще не все. Я тебе в помощь даю мичмана Рябуху, и еще одно-

го… Зама…

Я несколько оторопел. Нашим замполитом на тот момент был здоровен-

ный и великовозрастный капитан 1 ранга Балабурда, которого командир на-

зывал «динозавром коммунистических времен» и ни во что не ставил, на что

зам, к всеобщему удивлению, внимания не обращал совершенно, так как был

увлечен подготовкой к скорой демобилизации.

– Не удивляйся. Знаю, ты со своими каплейскими погонами и сам мно-

гое сможешь, но тяжелая артиллерия тебе не помешает. А заму я дам коман-

ду тебя слушаться во всем и не мешать, а только помогать. Ты занимайся де-

лом, а он пускай на себя родных возьмет, это его хлеб, в конце концов. День-

ги из корабельной кассы дам. Пораскинь, что еще надо, и собирайся… Да,

помощник документы на груз 200 уже подготовил, а дивизия помогла с бро-

нью на билеты. В аэропорту выкупите сразу перед вылетом… Иди, работай…

Какие проблемы – сразу ко мне!

Первым делом я отправился к старпому и, объяснив диспозицию, про-

штамповал гербовой печатью и угловым штампом части десятка полтора чи-

стых листов. Старпом очень неодобрительно взирал на это действо, но возра-

жать не стал. Он прекрасно понимал, что это только на своем корабле я мог

спокойно заскочить к нему в соседнюю каюту и быстренько соорудить любой

официальный документ, а там, далеко на юге, на бескрайних просторах роди-

ны, документ с гербовой печатью воспринимается гораздо более серьезней.

В каюте я долго сидел перед пишущей машинкой и думал, что бы такое

соорудить, чтобы обстоятельства ухода Петрова из жизни не стали широко

известны в его родном городе, а особенно местному военному комиссариа-

ту, который и заведовал всеми воинскими похоронными ритуалами. В кон-

це концов, я решил, что, во-первых, наша служба довольно сильно покрыта

туманом, а для сухопутных начальников тем паче, а во-вторых, количество

секретных, страшно секретных и ужасающе секретных директив и прика-

зов в наших Вооруженных силах таково, что, наверное, нет такого челове-

ка, который бы знал хотя бы половину из них. После чего под стук пишущей

машинки у меня родился документ такого содержания:

Справка

Выдана взамен свидетельства о смерти старшего мичмана Петро-

ва Михаила Ивановича, 19… г. р., русского, на основании Приказа Министра

обороны РФ № 000179/СС от 12 февраля 1992 года «Об освидетельствова-

нии смерти военнослужащих, проходивших службу на ракетных подводных

крейсерах стратегического назначения» и указа коллегии Совета министров

РФ № 00–667 БДР от 22 февраля 1992 года «О назначении особого режима се-

кретности на ядерных объектах МО РФ» для организации похорон ст. мич-

мана Петрова М. И. с выполнением всех обязательных воинских ритуалов.

Свидетельство о смерти будет выдано по месту службы военнослужащего,

после утверждения Особой комиссией Инспекции МО РФ по ядерной безо-

567

П. Ефремов. Стоп дуть!

пасности в трехмесячный срок, и подлежит передаче родственникам воен-

нослужащего в специальном порядке.

Справка выдана для предъявления в городской военный комиссариат

г. Дубна и в органы социальной защиты военнослужащих г. Дубна.

Командующий 3-й Ударной флотилией Ракетных подводных

крейсеров стратегического назначения

Вице-адмирал Светляков А. И.

Снабдив эту филькину грамоту положенными входящими и исходящи-

ми номерами, на ее основании пришлось соорудить еще один «документ».

Отношение

Возложить на командира группы дистанционного управления контрраз-

ведки ВМФ ФСК РФ капитан-лейтенанта Белова П. Б. обязанности по орга-

низации похорон ст. мичмана Петрова М. И. по месту жительства в г. Дубне

и обеспечению режима секретности, связанного с обстоятельствами смер-

ти военнослужащего. Включить в группу обеспечения выполнения меропри-

ятия капитана 1 ранга Балабурду С. Н. и мичмана Рябуху П. П.

Отношение выдано для предъявления по месту требования и не подле-

жит выдаче в государственные организации, кроме указанных в Указе Со-

вета министров РФ № 0–0667 БДР от 22 февраля 1992 года «О назначении

особого режима секретности на ядерных объектах МО РФ».

Командующий 3-й Ударной флотилией Ракетных подводных

крейсеров стратегического назначения

Вице-адмирал Светляков А. И.

Сотворив еще один шедевр крючкотворства, я все же не решился нести

его командиру на подпись, а сам быстренько изобразил начальственные зави-

тушки. Расчет был прост и незамысловат. В небольшом городке, на окраине

Московской области, мало кто мог знать, что командир группы – это про-

сто инженер-механик. А масса непонятных и таинственных директив вкупе

с внушающей уважение аббревиатурой ФСК – самая банальная выдумка,

рассчитанная на провинциальное наивное и простодушное доверие ко всяко-

го рода гербовым документам и громким названиям, к тому же подтвержден-

ным печатями и необычной для средней полосы военно-морской формой.

Потом был общий инструктаж, где командир поставил всей тройке зада-

чу, определил полномочия и расставил приоритеты. В свою очередь я попро-

сил всех быть при белых рубашках и вообще внешне соответствовать принад-

лежности к военно-морской элите. Дома жена обозвала меня «самым глав-

ным, куда пошлют», поворчала и, как положено, смирившись, начала делать

заказы на мелкие покупки в Москве. Весь следующий день прошел в органи-

зационной суете, в процессе которой я смог при помощи командира прямо

с корабля позвонить в Дубну брату Петрова, которому отправляли телеграм-

му о его смерти, и попросить того никому об обстоятельствах смерти брата

не рассказывать, а отвечать просто: погиб при исполнении. Наутро после-

завтра мы тронулись в путь. Самолет был вечером. Мы с Балабурдой отпра-

вились в аэропорт на машине только тогда, когда получили известие из По-

568

Часть вторая. Прощальный полет баклана

лярного, что Бодрых загрузил груз 200 на дивизионный «КамАЗ» и выехал

в аэропорт. Там мы встретились. Без особых проблем сдав цинк в багаж, мы

прокоротали оставшиеся до вылета часы в здании аэровокзала в разговорах.

Балабурду более всего возмущало полное игнорирование женой Петрова

всего, связанного с мужем. Она, конечно, поплакала, когда он нанес ей ви-

зит, но ни лететь, ни как-то принять участие в организации похорон бывше-

го мужа не пожелала. Что там между ними случилось, мы не знали, но еди-

нодушно решили, что это не по-людски и жизнь ее за это еще накажет.

Самолет взлетел по расписанию и через час приземлился в Шереметье-

во-1, где нас встречали два родных брата Петрова с грузовым кунгом. Один

брат был старшим, другой младшим, и оба очень походили на Петрова, толь-

ко старший был погрузнее, а младший, наоборот, более худощав. Были они

немногословны, да и какие могут быть разговоры, когда встречаешь запаян-

ный гроб с телом брата… Ехали долго. Стояла ранняя осень, дороги уже под-

мораживало, и по обочинам на траве белела замерзшая влага. В самом начале

пути я отдал им свидетельство о смерти и обрисовал братьям создавшуюся си-

туацию с похоронами, а точнее, с похоронами военнослужащих-самоубийц,

как бы это больно для них ни звучало, и попросил в принципе только об одном.

Сделать так, чтобы никто не узнал об истинной причине смерти их брата, ми-

нимум до похорон, и чтобы у меня под рукой всегда была машина. В свою

очередь старший из братьев рассказал, что он договорился и в военкомате,

и на кладбище о месте на воинском кладбище, и везде ждут только докумен-

ты, свидетельствующие о смерти. О причинах смерти брата старший Петров,

как я их и просил по телефону, предусмотрительно ничего и нигде не гово-

рил. Я заверил их в абсолютной правильности их действий и пообещал, что

все остальное я беру на себя и все будет как надо… Да и не мог я сказать ни-

чего другого. Потом братья переглянулись и достали из-под скамьи портфель.

Там оказалась пара бутылок водки и незамысловатая закуска. Предложение

помянуть брата я и Рябуха приняли сразу, невзирая на укоризненные взгля-

ды зама, так как и отказываться было невежливо, да и в кунге было не особо

жарко. Видимо, потом замполиту стало тоже несколько холодновато, пото-

му что к откупориванию второй он уже «оттаял» и с видимым удовольстви-

ем принял от старшего Петрова стакан.

Въехав в ночной город, мы сразу свернули к моргу, где через минут пят-

надцать мелких формальностей гроб приняли на хранение. Разместили нас

в стареньком двухэтажном доме у младшего брата. Там нас уже давно ждали

и сразу усадили за стол. За этим очень поздним ужином мы выпили еще под

жареную картошечку и окончательно распределили роли на завтра. Мич-

ман Рябуха оставался с утра дома, так как никакой реальной помощи на дан-

ном этапе оказать не мог. Я выделил ему часть средств, бывших у меня, и дал

команду помочь женщинам в закупке продуктов на поминки. Я и Балабур-

да на машине младшего брата отправлялись по маршруту: комендатура –

агентство по ритуальным услугам – кладбище. На этом планирование за-

кончилось, и мы, перекурив, улеглись спать.

Проснулся я от голоса Рябухи. Он вовсю обсуждал с какими-то жен-

щинами перечень продуктов, необходимых для поминок, причем проявляя

недюжинные познания в части православных традиций поминального за-

столья. Наскоро перекусив, мы с Балабурдой загрузились в машину, кото-

рая оказалась черной «Волгой», что было очень кстати, и отправились в ко-

мендатуру.

569

П. Ефремов. Стоп дуть!

Если говорить откровенно, то комендатурой гарнизона то место, куда

нас привез младший Петров, назвать было трудно. Каморка какая-то. И си-

дел в той каморке немолодого возраста майор с танковыми петличками на во-

ротнике и одутловато-счастливым выражением лица, что свидетельствовало

о необременительной и спокойной службе. Майору явно стало не по себе,

когда в его кабинетик ввалились два черно-белых офицера, сверкающие зо-

лотом погон, а один из них оказался вдобавок ко всему еще и «полковником».

Майор вскочил, застегивая мундир, но Балабурда молча и как-то по-барски

остановил его движением руки и, вальяжно поднеся руку к козырьку, гро-

моподобно представился:

– Капитан 1 ранга Балабурда!

И повернувшись ко мне, уже более спокойно сказал:

– Белов, приступайте!

Наш план на этом и строился. Внешне каперанг был очень впечатляющей

фигурой. Высокий, монументальный, с чапаевскими усами, зам был очень

импозантен и обладал именно тем чисто флотским шиком, который недосту-

пен сухопутным офицерам, но в разговоре был неубедителен, по-стариковски

мог сползти с нужной темы на рыбалку и огородничество и просто на ненуж-

ный и беззаботный треп. Поэтому мы, справедливо полагая, что военкомом

этого небольшого городка может быть максимум подполковник, договори-

лись, что зам сначала ослепит того погонами и рыком, а потом передаст сло-

во мне. Так и вышло. Пока майор судорожно приводил себя в порядок, я, сде-

лав шаг вперед из-за широкой спины зама, спокойно вытащил из папки лист

бумаги и, стараясь, чтобы голос был с металлом, зачитал мной же выдуман-

ное отношение. Затем протянул его майору.

– Товарищ майор, прошу ознакомиться!

Майор, наконец нашедший щелочку для того, чтобы вставить хоть сло-

во, торопливо представился:

– Майор Брусанов, комендант… этого… гарнизона. А вы…

Балабурда грозно взглянул на майора. Тот понял оплошность и, взяв про-

тянутую ему бумагу, начал читать. По наморщившемуся лбу коменданта сра-

зу стало понятно, что таких бумаг ему встречать еще не доводилось.

– Товарищ полковник, а…

Балабурда раздул усы.

– Товарищ капитан первого ранга! Не забывайтесь, товарищ майор!

Комендант прокашлялся.

– Товарищ капитан 1 ранга, а вы…

Балабурда снова обжег его взглядом, по которому я понял, что если

не возьму инициативу на себя, то через минуту замполит расслабится и нач-

нет просить. Этого допустить было нельзя, и я перешел в наступление.

– Товарищ майор, какие будут вопросы по содержанию отношения?

Майор как-то по-стариковски пожал плечами.

– Да уже никаких… Собственно, я бы хотел иметь свой экземпляр, и…

Я снова немного по-хамски перебил коменданта:

– Комендатуры не числятся в списке Указа Совета министров. Если

очень надо, можете просто переписать. А у нас сроки поджимают. Необхо-

дима бумага на кладбище и оркестр с почетным караулом. Есть указание по-

хороны провести завтра.

Комендант, кажется, ожидал чего-то более серьезного, потому что явно

внутренне расслабился и сел за стол, жестом пригласив садиться и нас.

570

Часть вторая. Прощальный полет баклана

– Садитесь, товарищи офицеры. Ну, с кладбищем проблем нет. Давай-

те свидетельство о смерти, я сейчас заполню…

Я протянул ему свою справку. Но после первой бумаги шок у майора

прошел, и он как-то уже довольно спокойно прочитал мою галиматью, по-

сле чего, чуть понизив голос, все же спросил:

– Он у вас того… Облученный что-ли? Или как?

Я, внутренне понимая, что говорю неправильные и гадкие вещи, все же

коротко и многозначительно ответил:

– Все нормально. Тело в закрытом цинково-свинцовом гробу. Можно

ничего не бояться. Люди не пострадают. Средства спецзащиты задейство-

вать не будем. Это излишне. Радиационная обстановка в норме.

Майор явно облегченно вздохнул и, вынув пачку талмудов из стола, на-

чал, шевеля губами, что-то писать. Оформлял бумаги он минут десять, кото-

рые мы провели в тишине, и только Балабурда тяжело вздыхал, листая какой-

то военно-патриотический журнал. Тем временем майор переписал с моих

«документов» необходимые данные, проштамповал наши командировочные,

оставив открытой дату убытия. Потом снял трубку телефона.

– Алло, Григорьич, это ты? Слушай внимательно, сейчас приедут моря-

ки, значится, оформишь все по полной. Место в воинских рядах. Хорошее…

У них обычных документов нет. Нет, я сказал, этого. Они тебе покажут до-

кумент… Нет! Это особый случай! Товарищ погиб при исполнении… Слушай

сюда и не верещи! Все остальное я потом тебе лично объясню. У товарищей

завтра похороны. Напряги своих с венками и не вздумай драть деньги за ры-

тье… Дороже обойдется… Ну вот и хорошо. Товарищи сейчас подъедут.

Майор положил трубку. Отобрав несколько бумажек, протянул мне.

– Это все на кладбище. Отдадите Виктору Григорьичу, начальнику та-

мошнему. Все сделают в самом лучшем виде. А вот насчет почетного кара-

ула и всего остального… Тут я вам помочь ничем не могу. Кроме военно-

инженерного училища в городе никаких воинских частей нет. Они на этот

случай и выделяют: и оркестр, и караул, и все остальное. А с их начальни-

ком у нас отношения… Ну, не очень. Придется вам самим к нему ехать. Если

я позвоню, ничего не выделит.

Мы переглянулись с Балабурдой и встали.

– Спасибо, товарищ майор!

Балабурда протянул руку и обменялся рукопожатиями с комендантом.

Потом наступила моя очередь прощаться, и пожав ему руку, я поинтересо-

вался, кто по званию начальник училища. Оказалось, что он не генерал, а пол-

ковник, Громадин Арсений Иванович. На том мы и расстались.

На кладбище все прошло быстро и гладко. Видимо, комендант в под-

тексте разговора передал что-то такое, что заставило ритуальную службу

принять нас, как проверяющих из министерства. Место под захоронение

было уже подобрано, очень достойное. И его уже обрабатывала целая бри-

гада, кромсавшая подмерзшую землю ломами и лопатами… Там же мы зака-

зали и гроб, и венки от семьи, от экипажа, и даже от «Командования Север-

ным флотом». Расплатившись, мы снова нырнули в машину и направились

в военно-инженерное училище.

Тут и пригодилась блестящая черная «Волга» младшего Петрова. Ког-

да наша машина подкатила к воротам училища и из нее вывалился внуша-

ющий уважение одним своим видом капитан 1 ранга, а потом еще один

военно-морской офицер, то даже сквозь стекла КПП было видно, как вся де-

571

П. Ефремов. Стоп дуть!

журная служба начала поправлять форму. Когда Балабурда возник в двери,

послышалась громкая и по-настоящему, а не по-флотски строевая команда

«Смирно!».

Балабурда, лениво поднеся руку к козырьку, милостиво отреагировал:

– Вольно… Начальник училища в расположении?

Дежурный по КПП, старшина 4-го курса, четко отрапортовал:

– Так точно, товарищ полковник!

Замполит хищно улыбнулся, что было ему несвойственно, и с непри-

крытой издевкой заметил:

– Капитан первого ранга, юноша! Учите воинские звания! Доложите, что

к нему капитан 1 ранга Балабурда и капитан-лейтенант Белов! Выполнять!

Судя по резвости исполнения команды, каперанги были здесь не очень

частые гости. Уже через несколько минут за нами примчался прапорщик

с красной повязкой на рукаве и, робко представившись, попросил следовать

за ним. Миновав большой плац, мы вошли в штаб училища и, двигаясь по ко-

ридорам в направлении кабинета начальника, ловили на себе удивленно-

заинтересованные взгляды офицеров и курсантов, снующих по коридорам.

И когда, наконец, добрались и вошли в кабинет, я сразу понял, что моя мис-

сия тут будет чисто техническая, а все остальное сделает Балабурда. Дело

в том, что, несмотря на фамилию Громадин, начальник училища был очень

невысок, если не сказать просто мелок. Когда он здоровался с замполитом,

я заметил, что он практически вдвое меньше того и сильно задирает голову,

чтобы рассмотреть за усами Балабурды его лицо. Тут было, конечно, опа-

сение, что, как правило, невысокие люди, достигшие определенных высот

в карьере, очень комплексуют по поводу своего роста, что выражается в их

непомерном бонапартизме, но при взгляде на плотоядно улыбающегося зама,

я сразу понял, что это не тот случай.

Сразу стало заметно, что полковник Громадин с первых минут стал чув-

ствовать себя довольно неловко рядом с моим огромным каперангом и, при-

гласив нас садиться, сразу нырнул на свое место за огромнейшим письмен-

ным столом, словно ища за ним защиты. И тут Балабурда включил весь свой

богатый замполитовский опыт. Его словно прорвало. У меня вообще созда-

лось впечатление, что зам только и ждал появления на горизонте кого-то,

равного себе по званию. Я только молча протянул бумаги, которые полков-

ник машинально прочитал, и так же машинально нажав на кнопку селекто-

ра, кого-то вызвал. А зам все вещал. И про подледные походы, и про прокля-

тое НАТО, и про героику будней подводников-североморцев, короче, про все

тяготы и лишения воинской службы на страже заполярных рубежей.

Тем временем в дверь постучали, и на пороге возник капитан, кото-

рый доложился о прибытии. Полковник ненадолго вернулся на землю и от-

дал приказание:

– Так, Сергеев, вот, ступайте с капитан-лейтенантом и решите все во-

просы: оркестр, караул и все прочее. Потом доложите.

Капитан, который был намного старше меня, ответил «Есть!», и мы выш-

ли в коридор. За то, что Балабурда скажет лишнее, я не опасался, так как мы

все обговорили заранее, а за остальное я не боялся, поняв, что полковник

Громадин теперь надолго запомнит каперангов с Северного флота.

Капитан оказался очень достойным человеком, и отведя меня в свой ка-

бинет, быстро и деловито начал решать по телефону наш вопрос. Уже через

пятнадцать минут я понял, что ритуал похорон у них отработан и мне даже

572

Часть вторая. Прощальный полет баклана

не надо напрягаться. Сверившись с картой города и отметив дом Петровых,

он быстро обрисовал маршрут движения похоронной процессии, время при-

бытия оркестра и караула. Затем поинтересовался количеством наград у по-

койного и, записав их число, спросил:

– Мичман-то ваш как погиб? В море?

Мне снова стало стыдно, и я постарался ответить коротко, как, сам не по-

дозревая того, подсказал нам комендант.

– Погиб при исполнении. Большего сказать не могу. Сам понимаешь,

секретность…

Капитан качнул головой.

– Да и не надо. Понятно все. Не волнуйся, каплей, все будет нормально.

Потом мы снова пошли к начальнику училища, доложиться. Там мы за-

стали картину полного разложения старших офицеров. Расстегнутые и рас-

красневшиеся, они сидели уже не за столом, а за журнальным столиком, да

и стоящая на нем бутылка коньяка говорила сама за себя. Последние слова,

которые я уловил из уст зама, заходя в кабинет, касались рыбалки, и я понял,

что мы здесь еще задержимся. Так оно и вышло. Рассеянно выслушав наши

доклады, начальники как-то единодушно попросили подождать еще минут со-

рок, естественно, не в кабинете, а где-нибудь снаружи. Выйдя из кабинета, ка-

питан констатировал, что «старик что-то расслабился», и позвал меня обратно

к себе. Там я, уже не смущаясь, вытащил из портфеля бутылку и предложил

помянуть покойного, да и за содружество родов войск тоже пригубить. Капи-

тан не отказался, и, заперев дверь, быстренько достал из сейфа два стакана.

Через час мы покинули училище, причем начальник провожал нас до са-

мого КПП, а капитан подарил мне пехотную флягу с чудесным домашним на-

питком на основе меда, березовых почек и еще черт знает чего, который творил

сам в свободное от службы время у себя на даче. Младший Петров, успевший

выспаться в машине, с удивлением наблюдал за нашими проводами, а когда

мы забрались в машину, понюхав воздух, сразу констатировал присутствие ко-

ньячного и водочного аромата. Приехав домой, мы застали там Рябуху в фар-

туке, окруженного женщинами и руководившего приготовлением пищи.

Собрав членов семьи за общим столом, мы пообедали, в процессе чего

я подробно рассказал о проделанном и о планах на завтрашний день.

А назавтра были похороны. Курсанты оказались на высоте. В училище

даже нашелся Военно-морской флаг СССР, который потом на кладбище скло-

нили над могилой. Процессия растянулась на добрую сотню метров, и курсан-

ты чеканили шаг, неся красные шелковые подушечки с медалями, а оркестр

пронзительно выдувал из меди похоронные мелодии. Были залпы из караби-

нов на кладбище и слезы престарелой матери Петрова, которой братья так

и не решились сказать о настоящей причине смерти сына. Были чисто рус-

ские поминки, на которых кто-то чуть не подрался, а комендант, самолично

прибывший проконтролировать весь процесс и пропотевший за несколько ча-

сов в новенькой парадной форме, произнес проникновенный тост за героиче-

ских подводников. Была куча подвыпивших родственников, которые говори-

ли много хороших слов и стремились чокнуться с нами во что бы то ни стало.

А еще, в самом конце, была мама старшего мичмана Петрова, старенькая, су-

хонькая и очень аккуратная старушка с глубокими и усталыми глазами, кото-

рая подошла к нам и, поклонившись, сказала: «Спасибо, мальчики»…

Конечно, закон есть закон. И его надо соблюдать. Но всем. И если стре-

ляющихся проворовавшихся генералов хоронят, как полководцев, выиграв-

573

П. Ефремов. Стоп дуть!

ших не одну битву, то почему закон не может позволить красиво проводить

в последний путь простого и честного мичмана, прослужившего не одно де-

сятилетие и ушедшего из жизни только по собственной слабости или, мо-

жет, наоборот, благодаря силе воли…

Награда нашла героя…

И на бессмысленной работе есть свои передови-

ки и отстающие…

Флотская мудрость

Командир третьего дивизиона электромеханической боевой части ра-

кетного подводного крейсера «К-…» капитан 3 ранга Бобков Роман страш-

но, до зубной боли, хотел уволиться в запас. Все этапы подготовительной де-

ятельности к такому событию были уже пройдены. Начиная от безответных

рапортов на имя всех командиров и начальников, и кончая выговорами и ис-

териками своего флагманского механика и командира дивизии. Наконец,

удостоверившись, что офицер настроен серьезно, от него отстали, подписали

все рапорты и отправили в штаб флота представление на увольнение в запас.

Оставалось ему теперь только одно – ждать и ждать. По опыту предыдущих

поколений – долго. Месяца три-четыре. Поэтому Роман сразу согласился

на предложение родного командира остаться старшим с матросами на время

экипажного отпуска. Просидеть, особо ничем себя не утруждая, март, апрель

и май, а затем с чистой совестью убыть в последний положенный отпуск пе-

ред увольнением в запас. Пусть даже к этому времени тебя уволили. Поло-

жено отгулять – так отгуляю! А летом отдыхать все же лучше.

Офицеры и мичманы во главе с командиром получили отпускные и в те-

чение одного дня растворились на бескрайних просторах страны на целых

три месяца. А Бобков впрягся в ежедневную служебную рутину. Роман был

офицером исполнительным и дисциплинированным. Проверял вахты, опре-

делял матросов в наряды и ходил на всевозможные доклады к командиру ди-

визии. Все катилось по проторенной дорожке, претензий со стороны коман-

дования не было, дата возвращения экипажа неумолимо приближалась.

Как-то утром Романа совершенно неожиданно и в неурочное время вы-

звал командир дивизии. Тот, естественно, на крыльях прилетел в штаб, по-

правил форму и постучался в дверь адмирала. Комдив сидел за рабочим сто-

лом и просматривал какие-то бумаги.

– Товарищ адмирал! Капитан 3 ранга Бобков по вашему приказанию

прибыл!

Адмирал оторвал взор от стола.

– А, Бобков! Проходи, садись.

Роман подошел и аккуратно присел на краешек стула. Адмирал помол-

чал, покусал губу и начал говорить:

– Понимаешь, Бобков, интересная ситуация сложилась. Ваша послед-

няя автономка оказалась очень удачной. Это наши стратеги в Москве так

решили. Отчеты полистали и чуть не описались от восторга. Ну и спусти-

574

Часть вторая. Прощальный полет баклана

ли на флот целеуказание наградить троих офицеров орденами. «Звездами

шерифа». На выбор командира корабля. Сам понимаешь, ты сейчас самый

главный начальник в экипаже, а представления на ордена надо уже завтра

на флот отправить. Решай, кого, печатай, завтра с утра мне на подпись. Во-

просы есть?

Роман осознал, что попал в капкан. Созвониться с командиром нереаль-

но. Он то ли в Питере, то ли у матери в Крыму. Определишь награждаемых

сам, а вдруг ошибешься? Потом командир при полном расчете с частью все

припомнит. Адмирала Роман тоже понимал. У того с командиром сложились

непростые отношения, и адмирал, судя по всему, назначать награждаемых сво-

им приказом не хотел, чтобы избежать очередного конфликта с командиром

корабля. Мол, не посоветовались, наградили кого попало. А здесь живой врио

командира, целый капитан 3 ранга, пусть выполняет. А как – его забота.

Бобков все же попытался возразить комдиву, но тот сурово поставил его

на место и приказал выполнять, а не разговаривать. Половину оставшегося

дня озабоченный офицер пытался разыскать своего командира по всем явоч-

ным телефонам. Пустой номер. То ли командир до смерти заинструктировал

родственников о полном молчании, то ли его действительно нигде не было,

но к вечеру Роман все же наконец осознал, что этот обзвон – просто беспо-

лезная трата денег и «награждать» народ придется именно ему. Вернувшись

в часть, он забрал бланки представлений, пишущую машинку и заперся в ка-

бинете командира. Задача предстояла весьма нелегкая. Кого представлять?

Около часа Роман ломал голову над списком экипажа, подсчитывал, у кого

больше всего благодарностей за последний год, кто отличился в последнем

походе, но к окончательному выводу так и не пришел. В пепельнице дыми-

лось уже с дюжину окурков, когда почти уволенного в запас Романа осени-

ло. Чего голову ломать?! И застучали клавиши пишущей машинки. Первое

представление на орден «За службу в Вооруженных силах III степени» Ро-

ман оформил на самого командира. Второе после недолгих колебаний –

на замполита. Третье собрался на старпома, но вовремя затормозил. Стар-

пом после отпуска уходил в Питер на классы, значит, награда уйдет из эки-

пажа. Это недопустимо. Перебрав еще раз всех офицеров, Роман подумал:

а почему бы не я? За плечами двенадцать лет на лодках, тринадцать дальних

походов, а на груди только три юбилейные медали в два ряда. Несправедли-

во! Да и кто осудит? По нынешним-то временам, когда награждают неохот-

но и в основном «мохнатых» или по разнарядке. Вперед! И капитан 3 ран-

га Бобков Р. А. добросовестно оформил третье представление на себя, без

каких-либо угрызений совести.

Утром следующего дня Роман понес бумаги на подпись командиру диви-

зии. Адмирал осмотрел документы, хмыкнул при виде его фамилии, но под-

писал все три, сопроводив это фразой:

– Все равно никому и ничего не дадут. Им главное отписать.

Потом Роман сдал бумаги в отдел кадров, их засекретили, и больше он их

не видел. Снова потекли дни и дела, за которыми Роман совершенно забыл

о недолгих мучениях по поводу наград и всего остального, с этим связанного.

Поэтому, когда экипаж вернулся из отпуска, он даже забыл рассказать свое-

му начальнику об отправленных бумагах. Потом и самого Романа оформили

в отпуск, и он уехал готовить почву для будущей гражданской жизни.

Через три месяца почти гражданский офицер вернулся в родной гар-

низон для окончательного расчета с Вооруженными силами. О том, что при-

575

П. Ефремов. Стоп дуть!

каз о его увольнении уже пришел, он знал. Недаром звонил каждую неделю

в отдел кадров флота. Дело оставалось за малым – подписать обходной, со-

брать бумаги, получить деньги и – в путь! В части командир встретил Боб-

кова с иронической ухмылкой:

– Здорово, герой! Вовремя вернулся. Пошли на дивизионное постро-

ение. Орден тебе вручать будут. Ты, прям, как чуял, сегодня на службу вы-

шел. Я уж за тобой вечером посылать собрался. Да ребята предупредили, что

ты с утра будешь.

Изумленный неожиданным сообщением, офицер замялся и сразу не на-

шел, что сказать. Потом, немного переварив услышанное, робко спросил ко-

мандира:

– Товарищ командир! А как же вы и зам? Я же три представления по-

давал!

Тот беззлобно хмыкнул:

– Награда нашла одного героя! Да ты не кукожься, меня все равно бы

не наградили. А замполиту награды ни к чему, он до сих пор воду в гальюне

смывать боится. На педаль ногой жмет и лицо прикрывает… Только, конеч-

но, предупредить бы надо было меня, а то как серпом по яйцам. Меня ком-

див вызывает и говорит: вас, товарищ капитан первого ранга, нашли недо-

стойным для награды, а вот ваш офицер Бобков – фигура героическая… Он

воду льет, а я ни хрена не пойму, о чем речь идет! Ладно, пошли! С тебя ста-

кан, отставник!

На построении командир дивизии произнес традиционный монолог

об ответственности, дисциплине и т. д. и т. п. Поставил задачи на ближайшие

недели и перешел к главному. Бобкова вызвали из строя, и под рукоплеска-

ния всего строя дивизии вручили большую и блестящую «звезду шерифа»

за «…добросовестное и инициативное выполнение приказа Родины…».

Вечером мы теплой компанией обмывали орден. Под шило и непритя-

зательную закуску Роман рассказал, в общем-то, чисто военную историю

о его награждении. Отдел кадров дивизии отфутболил представления в от-

дел кадров флотилии. По нынешним временам награды – штука редкая,

и документы особо тщательно изучались самым высоким местным коман-

дованием. В итоге замполит из претендентов на получение награды выбыл.

Начпо флотилии припомнил все огрехи своего подчиненного и решил, что

тот идейно слабо подкован для такого отличия. Плюс ко всему прочему у са-

мого начпо этого ордена не было. Ну и задавила жаба начальника, и все тут!

Фамилия же Бобков никому ничего не говорила. Какой-то капитан 3 ранга?

Ну и шут с ним! Дальше по инстанции уехали уже два представления. Штаб

Северного флота тоже творчески подошел к определению достойных. Ко-

мандующий вычеркнул фамилию командира. Что за нахальство! Награж-

дать моих подчиненных через мою голову! Хрен вам! Но все же приказ-то

из самой Москвы. Кого-то надо оставить. А что это за Бобков? Его кто-нибудь

знает? Вот пускай его и награждают! Если захотят… И в Москву полетели

документы только на одного Романа. А там уже, не глядя ни на должность,

ни на ранг, их внесли в общие списки, подшили и поднесли министру обо-

роны на подпись. Тот и подмахнул, не глядя. Не барское это дело бумажки

перебирать. Клерков достаточно. И полетел приказ министра вместе с ор-

деном обратно. И долетел аккурат к возвращению Романа из его последне-

го военного отпуска.

Вот так и в мирное время награды находят героев…

576

Часть вторая. Прощальный полет баклана

Получить «майора»…

11. Военнослужащему, срок военной службы кото-

рого в присвоенном воинском звании истек, за осо-

бые личные заслуги может быть присвоено воин-

ское звание на одну ступень выше воинского зва-

ния, предусмотренного штатом для занимаемой им

воинской должности (должности), но не выше во-

инского звания майора, капитана 3 ранга.

Из Положения о порядке прохождения

военной службы

Звание для военного – что шуба для женщины. Волнительно, из толпы

выделяет, да и самозначимость… Понимать надо. В этом женский пол и воен-

нослужащие схожи, словно две капли воды. И взгляд адмирала, искоса погля-

дывающего на свой «паукастый» погон, ничем не отличается от взора дамы,

ласкающей глазами соболиное манто на своих оголенных плечах. А ожида-

ние старлеем каплейских погон сродни походу молоденькой девушки в ма-

газин для выбора нового наряда на ближайшее будущее. Поэтому никогда

не верьте военным, говорящим, что им по барабану звездочки на погонах.

Пусть даже на самом донышке души, но у каждого потаенное желание при-

шить новые погоны к мундиру есть всегда. Да и плох тот матрос, который

хоть раз в жизни не мечтал командовать кораблем. Сказать, что меня мино-

вала сия чаша, – значит не сказать ничего. Я, как и любой зеленый лейте-

нант, обливался холодным потом, ожидая приказа о присвоении очередно-

го воинского звания – старлея. Вдруг не дадут, вдруг не дадут! В то время

звание могли и задержать. Гульнул неаккуратно и некстати или на самосто-

ятельное управление не сдал, мало ли… Не то что в нынешние времена.

Увеличение звезд на погонах – это не количественное, а качественное

изменение. Ты переходишь с одного уровня на другой, более высокий и бо-

лее престижный. Старшего лейтенанта уже не погонишь пинком в выходной

день развлекать матросов походом в Дом офицеров на очередную премьеру

киношедевра «Ленин в 1918 году», старлея надо попросить. Начальственный

рык тоже не исключен, но нежелателен. Офицер уже подрос, может обидеть-

ся и напакостить, да еще и со знанием дела. И интонации становятся други-

ми. Более ласковыми и взвешенными, хотя до полного уважения еще очень

далеко. Звание капитан-лейтенант вводит тебя уже в золотой фонд. Благо-

родный каплей с зачатками седины на висках – надежа командования и ко-

стяк флота. Само звание капитан-лейтенанта подразумевает, что ты прослу-

жил минимум четыре года, море знаешь не понаслышке и клаустрофобией

не страдаешь. Получить четыре малюсенькие звездочки – значит осознать,

что ты состоялся как офицер. А вот дальше у всех по-разному. Люксы неумо-

лимо и поступательно растут в званиях. Их и учили стремиться к адмираль-

ским звездам. С механиками сложнее. Должностей на всех не хватает. Да

и не все хотят. Но в принципе стать командиром дивизиона не трудно. Изъ-

яви желание – и рано или поздно тебя назначат. Не хочешь – служи спо-

койно управленцем и командиром группы, и никто никогда не кольнет тебя

этим фактом. «Пятнадцатилетние капитаны» – хребет корабля, его ум, опыт

и опора. Любой командир, даже самый глупый и недалекий, дорожит таки-

577

П. Ефремов. Стоп дуть!

ми офицерами, ценит их и прощает некоторые «старческие» наклонности,

зная, что замену им в море сыскать трудно, а порой и невозможно.

В свое время мои начальники говорили, что я подаю большие надеж-

ды. Рано назначили управленцем, хотя, на мой взгляд, я еще не соответство-

вал этой должности. Знаний маловато было и опыта никакого. Потом пооб-

терся, «железные» зубы нажил, все было. Мой второй механик Валерьяныч

очень настойчиво пихал меня в комдивы раз. Я едва не поддался его напору,

но вовремя затормозил. Ответственности я никогда не боялся, но посчитал

себя еще не готовым положить на плечи такое гигантское хозяйство. Шут-

ка ли: два реактора, турбины, считай полкорабля. Не хотелось беспомощно

краснеть, встань вопрос о том, чего ты не знаешь. В моих честолюбивых пла-

нах должность командира дивизиона стояла на шестом-седьмом году служ-

бы. В итоге комдивом стал мой товарищ, каплей Ушаченко, прослуживший

на год меньше меня, но менее закомплексованный. Отличный, надо сказать,

получился комдив! Как будто им и родился. Время шло. Меня периодически

звали то в тот экипаж, то в другой. Я под разными предлогами вежливо отка-

зывался. Хотелось остаться в родном экипаже. Потом уволился в запас Уша-

ченко, устав служить Родине за спасибо и не подписав навязанные нам кон-

тракты. Я остался. Подвел ненормальный оптимизм и глупая вера в здраво-

мыслие государства. После ухода Ушаченко альтернативы мне не оказалось,

и с чистым сердцем отпечатав представление на должность командира диви-

зиона, я уехал в отпуск. На мою беду, на этом этапе службы экипаж сменил

командира. Ушел в запас наш каперанг Светляков, пришел другой и прита-

щил за собой целую бригаду. Комдивом я не стал. Мое представление свер-

нули в трубочку и засунули сами знаете куда. Бразды правления первым ди-

визионом взвалил на себя «майор» Полканов, выдвиженец нового команди-

ра и выпускник моего училища одного со мной года. Самое интересное, что

немного погодя я даже обрадовался такому обороту. К тому времени на фло-

те уже не стало матросов с незаконченным высшим образованием, укра-

инцев, белорусов, прибалтов. На флот с его неслабой материальной частью

хлынули сельские трактористы с незаконченной восьмилеткой, наркоманы

из городских подворотен и закавказцы из далеких аулов, не понимающие

русский язык. Служба подводника начала становиться по-настоящему ри-

сковой. Отдаешь приказ с пульта ГЭУ в отсек такому недоделанному турби-

нисту, а потом сам бежишь через весь корабль его выполнять. Бежишь и ду-

маешь: не дай бог, он уже успел что-нибудь сделать! Пронеси господи! Ведь

обязательно не тот насос запустит или не тот щит обесточит. А так недале-

ко и до… В общем, как в анекдоте: нажал кнопку и вся спина мокрая. Так что

особо я расстраиваться не стал. Не сложилось так не сложилось.

С нашим новым командиром кавторангом Владимиром Николаевичем

Столыпиным по прозвищу Безбашенный я поладил быстро. Мне всегда уда-

валось ладить со своими начальниками. Главное – не лизать задницу. Ни-

какого подобострастия и подхалимажа. Просто надо выполнять приказы на-

чальника ответственно, в срок и с умеренным рвением. Разумные приказы

в пределах разумной инициативы. От самой примитивной служебной про-

блемы до доставания семье командира билетов на самолет в летний сезон.

Как говорил тот же Владимир Николаевич, служба военного проста: прика-

зали – выполнил – доложил. Ко всему прочему Вова Безбашенный, несмо-

тря на все свои военно-уставные причуды, человеком был честным и справед-

ливо полагал, что именно он лишил меня заслуженных погон. И, судя по все-

578

Часть вторая. Прощальный полет баклана

му, чувствовал себя передо мной в долгу. Правда, весьма своеобразно. Все

оставшиеся несколько лет под его командованием я исполнял обязанности

вместо всех, кого только можно было представить. И врио командира, и вме-

сто помощника рулил, и замполитом полгода ошивался.

Наверное, я неплохо справлялся, потому что уже через год командир

предложил мне подготовить представление на присвоение воинского зва-

ния капитан 3 ранга на ступень выше занимаемой должности. Существует

такое положение, при котором офицер, сидящий на одной и той же должно-

сти более семи лет и имеющий хороший послужной список, может, именно

может, получить воинское звание выше штатного. В целях поощрения, так

сказать. Но все это не обязательно. Как командир решит. И все, кто выше.

Проще говоря, как карта ляжет. Но если командир очень сильно возжелает

подарить подчиненному новые погоны и сам пройдет все инстанции с бума-

гами, то результат будет стопроцентно положительным.

Первое представление я отправлял с воодушевлением. Сам печатал на ма-

шинке, высунув язык. Старался. Нормальное честолюбие. Командир подпи-

сал, проставил печати. Секретчик засекретил и сдал в отдел кадров. Остава-

лось только ждать. Как правило, ответ приходит месяца через три-четыре.

Пока суд да дело, время шло. Мы ходили в море, сдавали задачи и, наконец,

ушли в отпуск. После отпуска я первым делом заглянул в отдел кадров. Ни от-

вета ни привета. Я не расстроился. По опыту старшего поколения я знал, что

с первого раза такие вещи проходят редко. Зарядили второе представление.

Через полгода я понял, что и на него ответа не будет. Теперь взвился командир.

Его такое положение не устраивало. Он свое слово держать привык. На то его

и прозвали Безбашенным. Третье представление готовилось под его личным

присмотром. Дело было за месяц до автономки, и во время одного из инструк-

тажей в штабе Северного флота командир «пролоббировал» мои бумаги.

После похода из отдела кадров опять не было ни ответа ни привета. Меня

успокоили тем, что прошло слишком мало времени и чтобы я с чистым серд-

цем ехал в санаторий на заслуженный отдых. Надо ли говорить, что и после

санатория меня не обрадовали. К тому времени я уже потерял надежду об-

завестись майорскими звездочками на погонах. Да и бомбить вышестоящие

организации представлениями каждые полгода не хотелось. Попрошайниче-

ство какое-то! Да и чувство собственного достоинства имеется в конце кон-

цов. Не даете, больше просить не буду! Я смирился и потерял интерес к этому

вопросу. А вот командир, напротив, от такой неудачи просто завелся. И пря-

мо перед летним отпуском потребовал от меня новое, четвертое, представ-

ление. Заниматься этим мне очень не хотелось. Без толку. Но командир на-

стаивал, а затем банальным образом приказал. Ладно. Я прикупил бутылку

коньяка и вручил ее секретчику. Тот отщелкал бумагу, и больше я ее не ви-

дел и ее судьбой не интересовался.

Три месяца отпуска пролетели как один день. Мы с семьей вернулся

в родимый гарнизон. На следующее утро, как и положено дисциплиниро-

ванному и ответственному военнослужащему, я облачился в мундир и отбыл

на службу. Дорога к пирсам и казармам между семью и восемью часами утра

напоминает разлив бурлящей черной реки. Мундиры, мундиры, мундиры…

Колыханье фуражек и дым сигарет. Правую руку можно нести наперевес,

здороваешься каждые двадцать секунд. Уже через несколько минут около

соседнего дома, выскочивший из подъезда мой старый товарищ «майор» Бе-

ляш энергично потряся руку, пристроился рядом и поинтересовался:

579

П. Ефремов. Стоп дуть!

– Когда приехал?

– Вчера утром.

Беляш попыхтел сигаретой и спросил:

– Так ты ничего не знаешь?

Стало интересно. Что такое я должен был знать?

– Нет. А в чем дело?

– Знаешь, Паша, я и сам толком не в курсе. Знаю только, что с твоей фа-

милией связан очень грандиозный скандал в отделе кадров флотилии. Обя-

зан предупредить. Прикинь, пока не дошли, откуда ноги растут. Ты там ни-

чего не натворил?

Я крепко призадумался. Грехов за собой я не знал. Все бумажки для лич-

ного дела сдавал вовремя. Да и не светился я в штабах. О том, что это может

иметь отношение к моим представлениям на звание, у меня и мысли не воз-

никло. Дорога пролетела незаметно, знакомых масса, и меня еще пару раз

предупредили о чем-то странном, связанном с моим именем.

В казарме народу было немного. Экипаж возвращался из отпуска

не в один день, и многие должны были подъехать через пару дней. Командир

тоже. Из начальников присутствовал один старпом по боевому управлению

капитан 3 ранга Харакоткин, невысокий пузатенький весельчак.

– Кого я вижу?! Павел Батькович!

Мы обнялись.

– Паша! Первым делом передаю приказ командира: ты снова на

не определенное время замещаешь замполита. Он сидел с матросами и уехал

отдыхать позавчера. Три месяца безделья тебе обеспечено. Второе: из ди-

визии приказали, только появишься – сразу в отдел кадров флотилии. Бе-

гом. Там по поводу тебя какая-то безумная бумага пришла. Иди разбирай-

ся. Я не в курсе.

Тут у меня совсем тяжело стало на сердце. Если старпом не знает…

Но на всякий случай я сперва решил заглянуть в свой отдел кадров, в дивизию.

Все-таки свои, родные, да и там просиживал штаны один списанный с плав-

состава управленец Костя, еще не успевший набраться штабной спеси.

Костя, увидев меня в дверях, залился молодецким хохотом.

– Здравия желаю, товарищ майор! Как отдыхалось? Тебе наши про-

клятья не икались?

И снова хохотать. Я в полном недоумении.

– Костя, успокойся! Какие проблемы?

А тот надрывается. Тут меня проняло, и я просто заорал на веселяще-

гося каплея:

– Послушай, придурок! Может, объяснишь, в чем дело… Твою мать!

Костя замахал руками.

– Не злись. Слушай сюда…

И он рассказал. Месяца полтора назад из штаба Северного флота вер-

нулось мое последнее представление. Поперек него толстенным красным ка-

рандашом была выведена непечатная резолюция начальника отдела кадров

флота такого содержания: «Какие долб…ы посылают документы на офице-

ра, когда ему присвоено звание почти год назад! Работнички е…. твою… попе-

рек… Вас всех дармоедов пора пе…ть! Разобраться в двухдневный срок и до-

ложить!» И это на совершенно секретном документе. Естественно, все сразу

вспотели и началась лихорадочная проверка документов. Сверка всего за по-

следний год. В итоге обнаружилось отсутствие одного документа. Причем он

580

Часть вторая. Прощальный полет баклана

был зарегистрирован, все по правилам: входящий номер, исходящий, а са-

мого документа нет. И содержание его неизвестно. Вот тогда все порядком

струхнули. Пропажа совсекрета – большая кака. Одним выговором не обой-

дется. Отдел кадров флотилии окончательно встал на дыбы, и начался огром-

ный всеобщий обыск всех помещений. И что? На одном из сейфов, под гряз-

ной газетой, под цветочным горшком, под ворохом ненужных бумажек и бу-

мазеек документ был найден. Пожелтевший, залитый чаем и водой, но целый

и невредимый! Ответственный мичман-кадровик, получив пакет секретных

документов, добросовестно их оприходовал, провел по всем спискам и, отды-

хая от трудов праведных за стаканом чая, засунул этот приказ хрен знает куда.

Не специально. Ошибочка вышла. Не на той бумажке бутерброды разложил.

Слава богу, не выбросил потом. Самое-то смешное, что в том приказе звание

капитана 3 ранга, кроме меня, было присвоено еще одному каплею. Он слу-

жил начхимом в другой дивизии. Как оказалось, за эти девять месяцев, пока

наши погоны лежали под грязной газетой, этот самый начхим успел переве-

стись на Черноморский флот, в Новороссийск, оттуда послать новое представ-

ление и доблестно получить еще одного капитана 3 ранга. По второму разу.

Не знал бедняга, что он уже «майор». Подстраховался. А я, оказывается, об-

майорился еще со второго захода. Вот такие канцелярские дела.

Погоны перед строем экипажа мне вручил командир через пару дней.

Он тоже здорово повеселился по поводу всей этой истории. Да и я сам не пла-

кал от обиды. Лучше поздно, чем никогда. Чего другого можно ждать от во-

енной канцелярии?

Мне-то уже все равно. А тем, кто еще носит погоны, хочу сказать: за-

глядывайте в кадры почаще! Кадры решают все!

Уйти в запас или умереть!

Если вас выписали из сумасшедшего дома, это не зна-

чит, что вас вылечили. Просто вы стали как все.

Народная мудрость

Все когда-нибудь кончается. Служба тоже не исключение. У нас пожиз-

ненных офицеров не бывает. Кроме маршалов, естественно. Рано или поздно

придет время снять мундир, пересыпать его нафталином и повесить в даль-

ний угол шкафа, чтобы не мозолил глаза. Хорошо, если ты дослужил до упо-

ра, получил плешь на затылке, слезящиеся на солнце глаза и хронический ге-

моррой на память о пультовском кресле. Тогда проблем с увольнением в запас

у тебя практически не будет. Так, мелочовка… Другая песня, если граждан-

ская жизнь позвала тебя сильно и властно в непрединфарктном возрасте,

а в расцвете жизненных и физических сил. Вот тут все и начинается…

Человек, даже если он военнослужащий, существо довольно нежное.

Мало ли что, устал или временно умишком тронулся от «тягот и лишений во-

енной службы…». Чего не бывает? Заботливые родители в таком случае дитят-

ко свое в постель укладывают, разными вкусностями пичкают, температур-

ку меряют каждый час, и никакого перенапряжения. Выздоровеешь – а тог-

581

П. Ефремов. Стоп дуть!

да и делом займешься! При батюшке царе так и было. Не ладится, допустим,

у офицера что-то в душе, ну раздирают внутренние противоречия: служить –

не служить? Его аккуратненько, бац, и в отпуск на год! Езжайте, милый кор-

нет, на воды, в Баден-Баден, попейте минералочки, восстановитесь, подумай-

те, а уж потом милости просим в родной полк на окончательный расчет. Или

обратно на службу. Умные, черт побери, царевы генералы были в свое вре-

мя! Увы, времена, когда ненадолго «отставляли от службы» прошли давно и,

видимо, навсегда. Последние лет восемьдесят совсем не так…

Как дела обстоят в сухопутном ведомстве, мне особо не ведомо. Навер-

ное, так же. А вот подводники – это отдельная статья. Никуда не денешься,

категория льготная. Это командиру батальона в средней полосе минимум

двадцать календарных лет надо поля сапогами месить, чтобы самую мизер-

ную пенсию ему заплатили. А обычный каплей на атомоходе отсчет пенсион-

ного возраста по-другому ведет. Пенсия – это двадцать лет стажа, включая

пять лет училища. Остается еще пятнадцать. А на атомной подводной лодке

год, как известно, за два идет. Делим пятнадцать на два, получаем семь с пол-

тиной. Складываем и получаем: от момента присяги до возможности обзаве-

стись пенсионным удостоверением нужно всего двенадцать с половиной лет.

Стал в семнадцать лет кадетом, в тридцать уже можешь претендовать на ме-

сто в общественном транспорте для «пенсионеров и пассажиров с детьми».

Кстати, этот факт ужасно нервирует всех сухопутных начальников. Как же

так?! Такие молодые ребята эти подводники, а уже потенциальные старики.

Непорядок! Ему бы самому в пару автономок сходить, да на старом «желе-

зе», может, кое-что и понял бы. Но не об этом речь. Зависть к флотским по-

рядкам всегда и во все времена была в крови у сухопутных братьев по ору-

жию. Но по части увольнения в запас армия и флот едины – только через

мой труп. Причем не их, а именно твой. Моральный труп. Каким бы ты до сих

пор ни был: лучшим офицером, самым классным специалистом, душой кают-

компании и надеждой командования – с момента подачи рапорта на уволь-

нение в запас ты изгой и пария. Ты никто. Правда, сначала тебя мило угова-

ривают остаться, приводят массу аргументов, обещают златые горы. Но если

ты не сломался, отношение меняется на сто восемьдесят градусов. И начи-

наются мытарства. Твой рапорт теряют, десятки раз возвращают обратно

за неправильностью формулировок, отказывают за отсутствием оснований

на увольнение. Ты начинаешь нервничать, ходить на приемы к начальникам,

которые или рычат на тебя, или благодушно обещают разобраться, но все

остается на своих местах. И это длиться годами. Можно откровенно херить

службу, но это не поможет. Максимум, чего можно добиться, – исключе-

ния из партии в прошлые времена и лишения четырнадцатого оклада и дру-

гих надбавок в нынешние. Да еще постоянных вызовов на ковер.

В советские времена некоторые доходили до радикальных средств. Как

рассказывал мой отец, служил в его дивизии офицер, нормальный, хороший

служака. Ни шатко ни валко добрался до погон кавторанга, что само по себе под-

разумевает не меньше десяти лет на лодке, и устал. Захотел на покой. Огородом

заняться и кроме сопок и северного сияния еще на что-нибудь поглядеть. Пару

раз тыркнулся к начальству с рапортом, получил по шее и был послан куда по-

дальше самым решительным образом. Мол, не надейся милый, с флотом вырос,

с флотом и умрешь. Такая «заманчивая» перспектива кавторанга не прельщала.

Он притих, крепко призадумался и через пару месяцев начал потихоньку чу-

дить. Повесил в каюте икону, да не одну, а целый иконостас. Курить и употре-

582

Часть вторая. Прощальный полет баклана

блять горькую бросил. Друзья-сослуживцы зовут, давай, мол, старик по стопа-

рику за прошедший поход, а он гордо так: «Не буду! От лукавого это, грешно…»

Придет на службу, отстоит в строю на подъеме флага и в каюту на колени перед

образами. Всех начальников созывают в центральный пост на доклад, а вахтен-

ный передает по связи: «Капитан 2 ранга Иванов сейчас помолится и придет…»

Сами понимаете, какой, ажиотаж поднялся после этой метаморфозы с доселе

примерным офицером. Замполит, тот вообще чуть ежа не родил. В его экипа-

же, кавторанг – член партии и в Бога верить начал! Позор!

Первое время Иванова пытались перевоспитать, не вынося сор из избы,

внутри экипажа. То зам, то старпом, то на партсобрании. Ни в какую. Потом

командир взялся. Но… Поговорил с Ивановым наедине один разочек и бросил.

А замполиту сказал, чтобы тот в политодел докладывал. Зам сначала боялся

своим политотдельским шефам о таком небывалом безобразии докладывать,

но начался Великий пост, и во время выхода в море кавторанг Иванов громо-

гласно при адмирале, командующем флотилии, отказался в кают-компании

скоромное вкушать. Что тут началось! По приходе в базу Иванова сначала

к психиатру отвезли обследовать на предмет душевного равновесия. Оказа-

лось – здоров. И как начали тогда его склонять по всем инстанциям. Будь

здоров! Решили из партии выгнать. На партсобрание экипажа вся верхушка

политотдела флотилии прибыла. Спрашивают Иванова, как же ты, комму-

нист, и в Бога веришь? А он сжимает Библию в руках и отвечает: «Одно дру-

гому не мешает, у нас по Конституции свобода вероисповедания». Я веру-

ющий коммунист, и все! На этом стою и стоять буду. Ну, из партии его, есте-

ственно, турнули. А попутно и в должности понизили, но насчет увольнения

в запас разговор пока не заходил. А кавторанг только этого и ждал. Взял и на-

катал письмо Патриарху всея Руси, мол, так и так, служу Отчизне и терплю

неисчислимые притеснения за веру нашу христианскую, едино истинную.

Вдохнови и наставь меня на путь верный и помоги обресть силу Божью. Ду-

маю, в патриархии сначала все охренели, а потом накатали письмо министру

обороны за подписью самого Патриарха с просьбой защитить брата во Хри-

сте от распоясавшихся начальников. После этого из Москвы пришла теле-

грамма с категорическим приказом: верующего кавторанга в должности вос-

становить и тотчас уволить в десятидневный срок по сокращению штатов.

Что и было незамедлительно произведено. Так спешили, что даже докумен-

ты и деньги на дом Иванову носили сами. Говорят, правда, что за пару дней

до окончательного отъезда Иванова в свободный гражданский мир очеред-

ной посланник застал того мирно сидящим за столом со своим командиром,

бывшим одноклассником с сигаретой в зубах и стаканом в руке. За досто-

верность не ручаюсь. Но то, что иконы и Библию кавторанг оставил в сво-

ей каюте – факт. Да еще с запиской между страниц: «Потомству в пример!

Пособие по увольнению в запас». Что хотите, то и думайте…

Ну такое происходило только в годы самого развитого социализма. На его

закате стало немного проще это сделать, если тебе было безразлично, каким

способом покинуть ряды несокрушимой и легендарной. Например, после неза-

бываемого антиалкогольного постановления уволиться по этому делу было про-

ще простого. Наливаешь во флягу грамм сто корабельного шила и заступаешь

на боевой пост или у штаба, или у КПП, короче, там, где начальство на своих

«уазиках» рассекает. Завидел вдалеке машину адмирала, делаешь большой

глоток из фляжки, поласкаешь рот, чтобы от тебя несло, словно из цистерны,

и – бац, на колени в лужу. Стой там с невменяемым видом и изображай край-

583

П. Ефремов. Стоп дуть!

нюю степень опьянения. Можно песню спеть, для разнообразия. Например,

«Усталую подлодку». Дальнейшие события предрешены. Страшный гнев ад-

мирала, комендатура, гауптвахта, срочная подготовка документов на увольне-

ние, отпуск – и ты вольный гражданский штафирка-пенсионер с формули-

ровкой «уволен за дискредитацию воинского звания». Все.

Но эти радикальные методы подходили далеко не всем. Обидно терять

годами, здоровьем и потом заработанные льготы, которые при советской вла-

сти кое-что значили, не в пример нынешним временам. И тогда народ брал

свое измором. Мой друг каплей Колпаков, после того как написал рапорт,

был сослан, как и большинство желающих уволиться, на завод в Северо-

двинск, чтобы глаза не мозолил и одумался. Колпак не одумался и после года

безуспешных попыток уйти предпринял неординарный шаг: отослал мини-

стру обороны маршалу Язову свои каплейские погоны вместе с язвительным

письмом. Ответ не заставил себя ждать. Из Первопрестольной пришел ка-

тегорический приказ изгнать нечестивца из рядов флота в десять дней. Что

и было сделано к величайшей радости Колпакова.

После великой демократической революции, триумфально завершив-

шейся речью Ельцина у Белого дома и развалом СССР, прошел определен-

ный период, во время которого Вооруженные силы новое государство инте-

ресовали постольку поскольку. Нет, внешне все выглядело очень пристойно.

Ельцин вводил новую символику в военную форму, принимал парады, выво-

дил войска из Германии. Но не более того. Наиболее дальновидные представи-

тели офицерского корпуса, предвидя будущие катаклизмы, начали покидать

флот. Причем дело приняло довольно широкий характер. Примечательно, что

от растерянности и некоторой неуверенности в завтрашнем дне начальство

отпускало их на вольные хлеба сравнительно легко. Поупиваясь свалившей-

ся невесть откуда огромной властью, новая элита через год-другой несколько

протрезвела и, мягко говоря, впала в ступор от представившейся картины. Про

экономику и говорить нечего, а уж Вооруженные силы стремительно сокра-

щались, даже без реформ. А ведь это была единственная организация в стра-

не, до сих пор выполнявшая приказы. Но так как проблем хватало и без людей

с мундирами, поставить забор перед разбегающимся офицерским корпусом

поручили черт знает кому, кто случайно близко оказался. Насколько я помню,

и бывшие майоры-замполиты там присутствовали, и еще какие-то полувоен-

ные мужчинки, вылезшие на свет благодаря луженой глотке и тому, что под-

саживали Ельцина на бронетранспортер у Белого дома.

Эти «мудрецы» долго мудрствовать не стали и скопировали откуда-то

принцип «контрактной» службы. Просто до безобразия: подписал контракт

на несколько лет – служи и горя не знай! Причем, как принято издревле в на-

шей стране, подписать контракт необходимо в самые быстрые сроки, то есть

завтра, а лучше сегодня! А еще лучше – сейчас! Мой экипаж поставили пе-

ред фактом: завтра в летний отпуск, а сегодня весь офицерский и мичман-

ский состав подписывает эти филькины грамоты. Что там в них, о чем речь

идет, мало кто понимал, а вот в летний отпуск хотелось. Очень… Ну и под-

махнуло большинство, не глядя, в обмен на отпускные билеты. Слава богу,

офицерам постарше контракт на пять лет не подсовывали. Побоялись. А мо-

лодых всех до одного повязали.

Только ничтожное количество самых умных до контрактов не дотраги-

вались, а тихо-мирно уволились после отпуска. А все остальные остались на-

едине с контрактами. А что в них – понять нетрудно, а поверить невозмож-

584

Часть вторая. Прощальный полет баклана

но. Ты обязуешься служить, как лев, не щадя живота своего, а государство

обещает тебя всем вовремя обеспечить, ну и все такое. Кроме того, родная

страна в обмен сулит горы золотые, получку час в час, льгот выше крыши,

квартиры по свистку и все прочее. И сказкам этим большинство по старой

советской памяти умудрились поверить. А как же еще?! По прежним време-

нам государство обманывать обманывало, но не в таких масштабах. А офи-

церов своих ценить умело. Вот и поддались воспитанники советской власти

эйфории обещаний и в такой капкан попали, не приведи господь!

Уже через полгода стало окончательно ясно, что нас в очередной раз

обвели вокруг пальца. «Лучший» министр обороны всех времен и народов

обвешковал для своего президента офицерский корпус со страшной си-

лой. И если ранее уволиться в запас как-то было можно, при определенной

доле настойчивости, то теперь все это вспоминалось, как сладкий сон. Зада-

чу остановить отток офицеров бригада Паши-Мерседеса выполнила с бле-

ском. Уволиться, кроме как по окончании контракта, стало себе дороже.

Пиши рапорты хоть по три раза на дню – ответ будет один: нет оснований

для увольнения. Плюнь на все и перестань ходить на службу – максимум

чего добьешься, так это ненавязчивого приглашения в прокуратуру на беседу

и посадки на «оклад по минимуму». Можно, вспомнив совсем недавнее вре-

мя, впасть в глубокое пьянство. Результат один – трахнут по всей силе во-

енных законов, могут для острастки уголовное дело завести, и, конечно, ко-

шелек – на ширину плеч. Естественно, борцы с системой нашлись, и нема-

ло, но с откровенно слабыми результатами. Пробить стенку удавалось лишь

откровенно больным и списанным офицерам, и «мохнатым» до безобразия.

Остальные рубились с отделами кадров без особого успеха. Один мой това-

рищ, перепробовав все легальные методы и оказавшись ни с чем, ударился

в показушное вроде бы пьянство, начал являться на службу один раз в трое

суток, чтобы не попасть под уголовщину, и в течение двух лет успешно спил-

ся, но не добился ничего! Так и уволился в запас только по окончании кон-

тракта, с больной печенью и ненавистью к военной организации.

Ко всему прочему после оконтрачивания Вооруженных сил, сильные мира

сего решили, что обещанного три года ждут и начали с точностью наоборот

претворять свои планы в жизнь. Сначала начались задержки зарплаты. На ме-

сяц, на два и более. Могу еще понять военных средней полосы, нет денег –

есть огород, в конце концов, хоть картошка в доме будет. А каково подводни-

ку на краю земли, когда вокруг только тундра, камни и мох с карликовыми бе-

резками. Нет денег – нечего есть! Нечего есть – и домой идти не хочется. Вот

и перезанимаешь ничтожные суммы для прокорма семейства неделя за неде-

лей, а когда, наконец, руку озолотят, долги раздашь и снова голый до следую-

щего впрыска госзнаков с новой российской символикой. Так и жили.

Мой экипаж, как я уже говорил, подписал контракты в авральном по-

рядке в июне 1994 года. Лично мой датировался 12 июня. Несмотря на при-

рожденный оптимизм и любовь к службе, иллюзии рассеялись сравнитель-

но быстро. За годик. Стало страшно. Не за себя: за жену и сына. За их и мое

дальнейшее существование. За то, что стало стыдно говорить в отпуске, что

ты офицер, и ловить после этого на себе сочувственные взгляды. За то, что

покупка новых ботинок растущему сыну становилась предметом пересмотра

бюджета всей семьи. Даже за то, что приходилось украдкой таскать с кора-

бля домой банки с консервированным картофелем и пакеты с заспиртован-

ным хлебом. Конечно, и гражданская жизнь страшила. Привыкнув за деся-

585

П. Ефремов. Стоп дуть!

тилетие к жизни, словно в консервной банке в гарнизоне подводников, дале-

ком от бурных метаморфоз столичных городов, никто из нас толком не был

готов вплотную столкнуться с совершенно другой жизнью. Но она давала

хоть какую-то призрачную надежду на более или менее сносное будущее,

пока возраст не зашкалил за пятый десяток.

Летом 1996 года отделы кадров зашевелились. Скорее всего, откуда-то

сверху спустилась директива – за полгода представить примерное количе-

ство увольняемых в запас офицеров. Поэтому в нарушение всех законов нас

настойчиво начали заставлять писать рапорты о желании уволиться месяцев

за восемь до конца контрактов, несмотря на то, что многие еще колебались.

Все это обосновывалось очередной надзаконной директивой министра обо-

роны. И самое интересное, в рапорте надо было указывать дату окончания

контракта, которая была прописана в нем самом. Точнее, во втором экзем-

пляре, который должен был находиться у тебя на руках. А вторых экземпля-

ров не было! Их добросовестно напечатали, доверчивое советское офицер-

ство в лице нашего экипажа так спешило в отпуск, что мало кто думал об этих

бумажках. Их бросили в казарме где-то у писаря на подоконнике, и за три

месяца отпуска матросы использовали их по «прямому» назначению. Мне

и еще нескольким счастливцам повезло. Я просто всегда внимательно отно-

сился к документам с печатью, в которых фигурирует моя фамилия. Приехав

из отпуска немного раньше других, я обнаружил валявшийся в казарме ли-

сток со своим контрактом и машинально прибрал его к рукам, даже не дога-

дываясь, как облегчил себе жизнь. Потому что, когда кадровики потребовали

в качестве подтверждения даты написания рапорта показать наши экземпля-

ры, у многих их не оказалось. И самое страшное, что в экземплярах хранив-

шихся в отделе кадров, оказались совсем другие даты. Ребята, не нашедшие

свои контракты, обнаружили, что им служить до 31 декабря 1997 года, вме-

сто июня. А доказать было нечем. Без бумажки ты… сами понимаете кто. По-

шумели естественно, и умолкли. Собственная глупость и беспечность всег-

да бьет в самый неподходящий момент. Пришлось смириться. Потом пошла

стадия уговоров начальников всех уровней – чтобы остаться. Лично мне

предлагали на выбор должности механика (перепрыгнув через командира

дивизиона), замполита в родном экипаже и даже абсолютно несовместимое

с моим механическим прошлым место помощника командира. Я от всего от-

казался. Обозвали предателем и отстали.

Еще в начале 1996 года я полежал пару недель в госпитале. Там я оказал-

ся по собственной инициативе, впервые за всю военную карьеру, после по-

следней боевой службы, в течение которой имел стабильно высокое давление.

В госпитале меня обследовали и приговорили к гипертонической болезни на-

чальной стадии. Перед увольнением в запас офицер имеет полное право об-

следовать напоследок свое здоровье, и был бы грех не воспользоваться такой

возможностью. К тому же в глубине души хотелось покинуть ряды родных

Вооруженных сил не просто пенсионером, а офицером запаса со всеми льго-

тами. В реализацию самих льгот на гражданке не очень-то верилось, но иметь

их хотелось. Двадцать пять календарных лет я не имел, а посему мог рассчи-

тывать лишь на официально признанные неполадки в здоровье, которые по-

зволят уйти по хорошей статье. Не открою тайны, сказав, что полное списа-

ние с военной службы можно было и купить. Некоторые, подчеркиваю неко-

торые, военно-административные медицинские деятели, вовремя просекшие

коммерцию, на этом хорошо зарабатывали. Такса Североморского госпиталя

586

Часть вторая. Прощальный полет баклана

колебалась от двух до пяти тысяч долларов. Как раз та сумма, которая тебе по-

лагалась к выдаче на руки в виде выходного пособия при увольнении в запас

по здоровью. Выйти на этих «врачей» было довольно сложно, только по зна-

комству, но вполне реально. Пара моих хороших знакомых пошла таким пу-

тем, и они получили все, что хотели за свои кровные. У меня денег в таком ко-

личестве не было, да я бы их и не дал. Поэтому отправился в госпиталь просто

так, подлечиться напоследок бесплатно, провериться и все. Получится – хо-

рошо, не получится – плакать не буду. Пенсии меня никто не лишит.

Не знаю, на горе мое или счастье, оказалось, что я и вправду нездоров.

Болезнь моя больших проблем для меня не составляла, беспокоила нечасто,

да я ее и списывал на мелочи жизни. Проще говоря, почти сорок суток у меня

не могли найти левую почку. Сначала искали в старейшем на Северном фло-

те госпитале, в Полярном. Не нашли. Правда, подтверждая звание старей-

ших, напоследок вставили мне катетер времен подводника Магомеда Гаджи-

ева в самое главное мужское место. Учитывая, что само орудие пытки было

ровесником легендарного подводника, дня три я ходил в гальюн со слезами

на глазах, валидолом в кармане и двумя товарищами по палате, для поддерж-

ки. После этой процедуры начальник спецотделения госпиталя, где лечатся

подводники, осознал, что технический уровень их медицинского учрежде-

ния не позволяет найти мой жизненно важный орган, и принял решение пе-

ревести меня в центральный госпиталь, в Североморск. Провалявшись две

с лишним недели в Полярном, я заскочил на одну ночь домой, и уже утром

следующего дня сдавался в плен в Североморском госпитале. Там началось

все сначала, по прежней программе: анализы, рентген и прочие радости гос-

питальной жизни. Лежать пришлось еще месяц. За это время со скуки я изри-

совал все отделение карикатурами, оформил огромную стенгазету для мед-

сестер отделения на конкурс и прочитал половину больничной библиотеки.

Почку тем не менее не находили. В конце концов, начальник отделения изы-

скал откуда-то страшно дефицитное и дорогое средство для проведения пол-

ной томографии моего бренного тела и пропавший орган обнаружили спря-

тавшимся в костях таза. Как она туда попала, никто внятно объяснить не мог,

тем более что год назад она была на месте. Начальник отделения и мой леча-

щий врач, приняв в расчет мои заслуги перед отделением в плане художе-

ственного оформления и зная о желании уволиться, списали меня с плавсо-

става вчистую. То есть на корабль ни ногой. Чего как раз мне и не хватало

для полного счастья. Выписался, и в родную базу. А там…

Корабль готовился к выходу в море. Так, ерунда, подтверждение задач.

Суток десять. Но голова у нашего командира побаливала. Увольнявшихся в за-

пас надо было отправлять в отпуск. А кто тогда в море пойдет? Ведь увольня-

лась почти половина старших офицеров корабля… Командир БЧ-1, командир

БЧ-2, командир БЧ-7, начальник химической службы, два управленца и еще

тройка офицеров. Один кавторанг, пять капитанов третьего ранга, три ка-

плея и один старший лейтенант. Кому пойти на выход штаб дивизии коман-

диру нашел бы, но кого? Кто лучше, свои, с которыми не один месяц вместе

в прочном корпусе сидел, или чужие? Они, может, и хорошие, но чего от них

ждать можно, не знаешь. Об этом контрольном выходе командир знал зара-

нее, и посему со всеми своими «полугражданскими» офицерами провел под-

готовительную работу. Да особо никто и не отпирался, нас попросили по-

человечески, и наша увольняющаяся братия в море пошла полным составом.

А у меня между выпиской из госпиталя и выходом получилось аккурат трое

587

П. Ефремов. Стоп дуть!

суток, чтобы поцеловать жену и три ночи поспать не на казенной постели.

Десять суток отморячили как положено, на одних учебных тревогах и отра-

ботках. Часа за три до прихода в базу командир вызвал нас на мостик, и по-

сле перекура мы по старой традиции выбросили в море свои фуражки в па-

мять о последнем выходе в море в ранге офицеров Военно-морского флота.

На берегу пришлось сложнее. Сложившаяся на этот момент времени

крепкая привычка финансовых органов не платить по своим счетам и извора-

чиваться всеми возможными способами от этой неприятной процедуры вы-

нудила нас пойти на лобовое столкновение с командованием дивизии. Дело

в том, что перед увольнением в запас офицер просто обязан отгулять полный

отпуск плюс все, недогулянное по каким-то причинам. А ведь за все это надо

платить! Цветными, хрустящими бумажками с изображением Кремля. И, судя

по всему, кадровики «Арбатского военного округа» подсчитали предстоящие

убытки из «своего» кармана, прослезились и доложили куда надо. Эти самые,

кому доложили, пришли в ужас. А на что дачи достраивать?! Детишек за грани-

цей обучать?! Мерседесы покупать? Жить-то в конце концов на что? На свою

«нищенскую» генеральскую зарплату?! Оно, кстати, и верно. Моя последняя

зарплата на Севере была за счет надбавок и выслуг примерно равна жалова-

нью среднеполосного командира дивизии. И вот тогда самый лучший министр

обороны всех времен и народов издал очередную директиву, полностью игно-

рирующую остальные законы Российской Федерации. Отпускать увольняе-

мых в запас офицеров в отпуск только на 24 дня и не более. Точнее, там была

более хитрая формулировка, по которой больше и не получалось. А по нашим

самым скромным подсчетам выходило минимум суток по девяносто. Разница

чувствуется? Наш командир абсурдность этого приказа понимал прекрасно,

но над ним сидел командир дивизии, а над ним… И ведь всем строго-настрого

приказали резать отпуска по-живому. Собрал нас наш командир и говорит: вот

что, ребята, я вам отпуск рассчитаю, как мне приказали, а вы на меня в воен-

ный суд подавайте. Не обижусь. Другого ничего предложить не могу. А так во-

енный суд меня обяжет, и никакой командир дивизии мне уже не указ. А наш

командир дивизии, свежеиспеченный адмирал, был самым настоящим воена-

чальником новой формации. Опытный моряк (одно самостоятельное автоном-

ное плавание), вежлив (самые ласковые слова – «урод» и «мудак»), образован

(уверенно всем объяснял, что слова «комплектация» и «консумация» – сино-

нимы) и главное – воспитан (с женщинами матерился только через раз). Так

вот, наш благородный адмирал каждый, даже самый идиотский, приказ сверху

воспринимал как откровение Всевышнего и рубил всех и вся вокруг за ма-

лейшие отклонения от воли «верхних» товарищей. Оно, может, и достаточно,

чтобы в их глазах выглядеть образцовым военным, но совершенно невозмож-

но этим заслужить уважение подчиненных. Да это уважение ему и не нуж-

но было. Нашему адмиралу хотелось побольше звезд на плечи и прочих дру-

гих военных благ в самый короткий срок. Он и ездил по нам, как на тракторе,

не щадя ничьих заслуг, званий и нервов.

Зная, кто такой наш адмиралище, совет командира мы поняли правиль-

но, и уже на следующий день делегацией отправились в военный суд гарни-

зона на прием к судье. В успехе мы были уверены. Прецеденты были, даже

много, а ко всему прочему на этот момент военные суды вывели из подчине-

ния Министерства обороны и переподчинили, кажется, Министерству юсти-

ции. Коллектив военного судейства давно тяготился внутриведомственной

покорностью строевых начальников, и тут, на тебе, подарок! Ни команду-

588

Часть вторая. Прощальный полет баклана

ющий флотилией, ни флотом, ни сам министр обороны тебе не указ! Следи

за выполнением законов – и все! На этой волне боевой дух военного судей-

ства ненадолго возрос, они перестали бояться и начали вступать в серьезные

споры с самыми высокими начальниками. На эту волну мы и попали. Судья,

«черный» полковник, с «добрым» адвокатским взглядом, внимательно огля-

дев ввалившуюся к нему толпу старших офицеров, мягко спросил:

– Вы, товарищи офицеры, все по одному вопросу?

Мы утвердительно закивали.

– Тогда шагом марш все за дверь, и в кабинет поодиночке. Массовые

жалобы у нас запрещены…

Вышли в коридор. Первым пошел командир БЧ-7 «майор» Капоненко.

Через десять минут он с несколько разочарованным лицом вышел. Мы его

обступили с вопросами.

– Ну что? Что он говорит?

Капоненко неопределенно скривился.

– Да мы у него не первые. Он сразу в лоб спросил: вы по поводу отпу-

сков? Я говорю – да. Он мне: садись, вот образец, пиши заявление… Я на-

писал. Да! Там в заявлении, ну в образце, было написано о требовании воз-

мещения морального ущерба. Я прикинул, чем меньше напишешь – тем

меньше дадут, и шарахнул на пятьдесят миллионов. Пусть срезают, хоть

пару лимонов оставят.

Мы переглянулись. Решили, что пишем столько же. Очередь двинулась.

Следующие задерживались меньше, чем Капоненко. Минут пять и все. Мне

досталось идти последним. Захожу. Взгляд у полковника еще более задум-

чивый, чем сначала.

– Товарищ полковник, капитан 3 ранга Белов…

– Садись, не шуми.

Сел. Полковник молча подвинул листок бумаги и ручку.

– Пиши. Тебе твои орлы уже сказали ведь, что к чему?

Я кивнул и взялся за ручку. Полковник также молча подвинул образец.

– И не сходи с ума. По пятьдесят миллионов вам никто не даст.

Отступать от всех я не хотел.

– Товарищ полковник, это же мое дело, сколько просить?

Судья измученным взглядом посмотрел на меня, вздохнул.

– Твое, твое… Господи, как мне надоела эта тупость… Ты тоже из 31-й ди-

визии? Вы все из одного экипажа?

Я, не отрывая глаз от бумаги, утвердительно кивнул.

Полковник вздохнул еще раз, решительно взялся за трубку телефона

и набрал номер.

– Алло. Контр-адмирал Исаев? Юрий Максимович, это полковник По-

ярков. Да-да. Именно я. Юрий Максимович, скажите откровенно, у вас мно-

го лишних денег? Я не издеваюсь. Нет, я совершенно серьезно! ЧТО?! Толь-

ко уважение к твоему званию и должности пока удерживает меня от того,

чтобы не дать ход уже сорока с лишним заявлениям в нашу организацию

на тебя лично! А там суммы немаленькие стоят. Носки, и те продашь! А я тебя

и не пугаю! Мне по большому счету на вас всех теперь насрать! Вы мне ни-

кто! И закон для всех един! Сейчас тебе не партия рулит! Короче, даю тебе

Юрик три дня, чтобы со всеми отпускниками разобраться. Не сделаешь, иди

ты тогда в жопу! Все пускаю, как положено, по всем инстанциям, и судись,

сколько сможешь. Да, чуть не забыл, тут на тебя еще парочка официальных

589

П. Ефремов. Стоп дуть!

заявлений лежит, что вы, товарищ адмирал, со всей дивизии с каждой по-

лучки, с каждого офицера и мичмана поборы осуществляете в размере пя-

тидесяти тысяч рублей! Для нужд дивизии. Я их тоже в производство запу-

щу, там будешь доказывать, что это за нужды такие! На пиво, что ли? Все,

Юрий Максимович, разговор окончен! У меня с дезертирами и подонками

времени разбираться нет, а тут ты со своими… бл… е… идиот!

Закипевший полковник бросил трубку. О моем присутствии в кабине-

те в пылу беседы разошедшийся судья, видно, забыл. Сразу приняв невоз-

мутимый вид, раскрасневшийся полковник еще чуть дрожащим голосом по-

вторил дежурную фразу:

– Готово? Кладите. У вас еще есть время подумать, и если что забрать

свою бумагу обратно. Три дня. Идите.

Я встал. Полковник устало повторил:

– Идите, идите…

Я двинулся к двери.

– Белов!

Я развернулся.

– О том, что слышал, никому. Извини, сорвался. Когда вас отпустят, за-

берите заявления… Вас отпустят в срок…

Полковник-судья знал, что говорил. Адмирал Исаев все же оказался

не полным идиотом и сообразил, что может надолго увязнуть в судейских

дрязгах с постоянно возрастающим количеством жалобщиков, и еще не факт,

что он выйдет победителем в этой схватке. Через день нам выдали новые от-

пускные билеты с новыми датами прибытия. И что самое удивительное –

выдали отпускные деньги! Получку, и ту задерживали на месяц-другой, а уж

отпускные… Но нам дали! Чуть меньше, без компенсации за продаттестат,

но дали! Чудо! И поехали мы в отпуска, столбить места под новую жизнь, ис-

кать применение себе и своим военно-морским познаниям.

Пока мы гуляли, наш экипаж, подержав «пароход» пару месяцев, сдал

его второму экипажу и намылился в отпуск. Половину народа отпустили сра-

зу, а оставшихся ввиду катастрофического отсутствия личного состава в ди-

визии распихали в другие экипажи, обнадежив обещанием, что и их тоже

«скоро» отпустят. Командира тоже попросили ненадолго остаться, назначив

врио начальника штаба, пока настоящий оттягивался в санатории. Приеха-

ли, доложились. Выписки из приказа министра обороны о нашем увольне-

нии уже пришли. Вот тут-то и началось самое противное… Расчет.

Мне не с чем сравнивать. Я не служил во флотах других стран. Я не при-

нимал присяги другому флагу. Но теперь я точно знаю, почему писать ме-

муары о беззаветной службе Родине любят отставные адмиралы, а не «пят-

надцатилетние капитаны». И еще очень хорошо понимаю, почему лоснятся

улыбчивые морды высоких тыловых начальников, когда они уверяют стра-

ну с экранов телевизоров, что армия и флот сыты, обуты, одеты и обеспече-

ны финансовым довольствием на три месяца вперед. Теперь я понимаю это

даже лучше, чем тогда, когда служил. И еще я знаю, почему службу многие

вспоминают добром только из-за друзей, и больше ни из-за чего.

Из всех офицеров моего экипажа один я увольнялся со всеми льготами. Тог-

да я, еще наивный капитан 3 ранга, подозревал, что мне это поможет на граждан-

ке получить квартиру и все прочее. Конечно, помогло. Один раз. Когда в налого-

вой службе после покупки квартиры меня как пенсионера, освободили от упла-

ты налогов на нее в размере… 8 рублей! Еще, конечно, проезд на общественном

590

Часть вторая. Прощальный полет баклана

транспорте… Но сейчас не об этом. Мне как льготнику и денег начислили, есте-

ственно, поболее других. Намного. А если прибавить недоданные года за полто-

ра продовольственные компенсации, нереализованные проездные документы

и прочую шелуху – набиралась сумма, для российского офицера очень даже

приличная. Финансиста экипажа мичмана Царева командир в отпуск решил от-

править лишь после того, как тот нас рассчитает и денежные ведомости на руки

выдаст. Царев мужик был ответственный, старой закалки, поэтому без лишних

вопросов засел дома над нашими бумажками, а мы в свою очередь по малей-

шему его сигналу гоняли за необходимыми документами по всем инстанциям.

За неделю мичман подбил нам все. До копеечки. И пошло-поехало…

Командующий флотилией адмирал Тимоненко, как я говорил ранее,

моряком был хорошим, но человеком тяжелым и своенравным. Лето. От-

пуска. И так денег нет получки с отпускными платить, а тут на шею бригада

«гражданских» со своими претензиями на «войсковую казну». Тимоненко

думал недолго, а просто приказал без его личного разрешения денег никому

во флотилии не давать, а на подпись в первую очередь ведомости плавсоста-

ва, а увольняемых стравливать по одному-два человека в день, в порядке жи-

вой очередности. И чтобы восторжествовала социальная справедливость –

штабам и прочим тыловым крысам деньги после всех! Вот какой я! Не адми-

рал – а сама честь и достоинство! И стучал адмирал себя по всем причинным

местам, и выворачивал карманы, и лил слезы, что сам уже второй месяц быч-

ки из пепельницы таскает, ибо не на что сигарет купить. Поэтому деньги бу-

дем делить по справедливости. А если учесть, что дело было в середине июня,

а еще апрельские увольняемые были не рассчитаны, можно представить, что

нас ждало. Финчасть разводила руками – нет денег, мужики, мы бы рады,

но… увы. Командующий и командиры дивизий на построениях стучали себя

в орденоносные груди: делаем все, что можем, мы в Москву каждые пятнад-

цать минут звоним, а они, подлецы, не отвечают. Тех, что в столице сидят,

мы и так знали, а вот когда свои брешут, как собаки, обидно.

Страждующие обрести деньги, а с ними и свободу, увольняемые в запас

с утра до вечера дежурили в финчасти флотилии, ужасно нервируя вальяж-

ных мичманов-расчетчиков и кассирш с надменным взглядом. Оказывается,

было от чего нервничать. Часам к одиннадцати утра в коридор выходит один

из краснопогонных руководителей флотилийскими финансами и со скорбью

в голосе объявляет, что сегодня денег не будет. Никаких и в ни каком коли-

честве. Зря не стойте, идите по домам, короче – до свидания, до завтра! На-

род, начиная от молоденьких мичманов и кончая седовласыми кавторангами,

ворча и матерясь во весь голос, начинает помаленьку покидать помещение.

И вдруг прямо перед обедом в кассу боком, стараясь спрятать лицо от при-

сутствующих, прошмыгивает, кто бы вы думали, финансист нашей Красно-

знаменной дивизии! С чемоданчиком! А сзади вдоль стены за ним крадется

еще один штабной мичман с портупеей. Значит, выделен для охраны. А чего?

Получки штаба, естественно! А как же речи адмирала?.. Да никак. Через пол-

часа, не прячась, в финчасть, выпятив вперед могучий живот, вползает еще

один береговой мореплаватель в звании капитана первого ранга. Тот даже

не считает нужным прятаться. Раздвинув всех животом, капраз подбирает-

ся к окошку кассы и начинает настойчиво стучать в нее кулаком.

– Эй, там! Открывайте! Капитан 1 ранга Хамов!

Окошко кассы приоткрывается, ровно на столько, чтобы пролез нос

кассирши.

591

П. Ефремов. Стоп дуть!

– Не кричите, пожалуйста. Вы по какому вопросу? Денег все равно нет.

Живот капраза начинает угрожающе колыхаться.

– Как так, нет?! А мои отпускные?! Моя фамилия Хамов! Штаб флоти-

лии! На меня должна быть заявка!

Нос кассирши исчезает, чтобы через несколько секунд появиться вновь.

– Извините, пожалуйста, товарищ капитан 1 ранга. Да, вам деньги есть…

Давайте удостоверение личности.

Капитан 1 ранга удовлетворенно крякает и, повернувшись к народу,

окружившему кассу, самодовольно замечает:

– Еще бы мне не хватило!

Из окошка появляется ведомость. Капраз расписывается и вдруг заме-

чает что-то, его не удовлетворяющее.

– Девочка! А почему мне начислили только за три месяца? Я же офор-

мил отпускные документы за прошлый год, и с разрывом через три дня уже

на этот. Мне надо за полгода деньги!

Кассирша опять извиняется, и через некоторое время из окошка по-

является новая ведомость. «Полковник» расписывается, пересчитывает

кучу денег и покидает финчасть, провожаемый злыми взглядами простых

отпускников и увольняемых в запас, просиживающих в этом коридоре

уже не первую неделю. После приходит еще один левый военачальник, по-

том еще. Потом прибегает мичман от очередного штабного героя, которо-

му недосуг самому за деньгами бегать. И так весь день, хотя все ушедшие

наивные каплеи и «майоры» были уверены в том, что «денег нет». На сле-

дующий день вся история повторяется вновь. Через день для разрядки об-

становки деньги дают какому-нибудь экипажу и паре-тройке увольняе-

мых, а дальше история повторяется вновь. И так идут дни и недели. Одна

за одной. Бывшие нужные и незаменимые офицеры и мичманы слоня-

ются по гарнизону, продавая мебель и ненужные вещи, пакуя чемоданы

и напиваясь от бессилия и злости по вечерам на последние копейки. Тебя

уже нет. Ты уже, скорее, призрак, одетый в военно-морскую форму и пута-

ющийся под ногами. Раз тебя нельзя запихнуть в любой момент в прочный

корпус, то ты уже не существуешь для «звездатых» товарищей. И выкру-

чивайся сам, как можешь.

Через неделю наивного ожидания я понял, что надо идти другим путем.

Противным, но верным и надежным. Для чего наскреб по сусекам немного на-

личности и, купив «пузырь» более или менее приличного коньяка, отправил-

ся к своему финансисту Цареву, который хотя и был уже отпущен в отпуск,

но пока не уезжал по каким-то своим личным причинам. Царев, перед тем как

прийти к нам в экипаж, долго служил в этой самой береговой финчасти, всех

там знал и пользовался большим уважением. Коньяк мы распили, и в течение

этого процесса выяснилось, что мичман Владимир Царев не идет в отпуск толь-

ко по одной причине. Его попросили еще пару недель помочь подбить какие-то

финансовые документы в том самом неприступном расчетном отделении, где

ставили последнюю и самую главную подпись на ведомости, после чего мож-

но было с таким же наглым капразовским видом лезть к кассе.

Побагровевший от принятого коньяка, Володя расчувствовался и посо-

ветовал завтра с утра в финчасть не ходить. Спать спокойно, а идти часикам

к семнадцати, захватив с собой не коньяк (жирно им будет), а литровку вод-

ки. Не самой дешевой, но и не отравы. Обозначив мне план действий на сле-

дующий день, Царев залез на антресоли и достал бутылку спирта…

592

Часть вторая. Прощальный полет баклана

Утром я не смог бы идти, даже если бы захотел. Очухавшись к обеду,

я привел себя в порядок, плотно покушал и стал ждать часа «Ч», для похо-

да в финансовое логово. К назначенному времени я вышел из дому, по до-

роге приобрел литровую бутыль водки «Асланов» неизвестной страны-

производителя, батон недорогой полукопченой колбасы и направился

к конечному пункту. Навстречу попадались знакомые горемыки из числа

увольняемых. Они брели по домам, отдежурив с утра в финчасти и, естествен-

но, получив привычный ответ, что денег нет. Так что шел я против течения.

Финчасть была уже заперта. Послонявшись вдоль окон, я заметил

в одном из них Царева и замахал руками. Тот меня заметил, и через мину-

ту дверь открылась. Расчетчики гуляли. Не то чтобы дым стоял коромыслом,

а шла тихая бытовая пьянка. Разогнав посетителей, мичманы под немудре-

ную закуску снимали стресс привычным методом. Многих из них я знал еще

по службе на кораблях, но в ситуации полного безденежья всей флотилии

на эти знакомства рассчитывать не приходилось.

– О! Какие люди! – Бывший радиометрист РПК СН «К-…», а ныне ра-

ботник расчетно-кредитного отделения старший мичман Раков распростер

руки, имитируя объятия.

– Борисыч! Какими судьбами в нашу дыру? Проходи, садись. – Раков

пододвинул стул.

Я сел. Оглядел присутствующих. За столом в комнате расположились

все расчетчики нашей дивизии, постоянно находящиеся в финчасти. Плюс

Царев и я.

– Вижу интересное по форме вздутие в твоем портфеле, Борисыч…

Не стесняйся, доставай. – Раков пододвинул мне стул и почти воткнул пере-

до мной в стол стакан. Я молча открыл дипломат и выставил на стол «Аслано-

ва», присовокупив к нему колбасу и буханку бородинского хлеба.

– По-мужски! Борисыч, ты постругай колбаску и хлеб, а я пока посуду

народу обновлю. – Раков протянул мне нож, а сам сноровисто сломал «го-

лову» «Асланову».

Я резал колбасу и хлеб, а сам пытался понять, как себя вести в этих об-

стоятельствах. Никогда еще мне не приходилось вот таким лихим образом да-

вать взятку, да и не взятку, собственно говоря, а черт знает что… Ну, не знал

я как себя вести, а просить жуть как не хотелось. Но не зря же Царев меня

позвал? Порезанную колбасу и хлеб свалили в общую кучу посреди стола,

где на расстеленной газете красовались несколько раскрытых банок «Сайры

в собственном соку», порезанные луковицы и уцелевшие кусочки сала.

– Вздрогнем! Еще один день прошел, и х… с ним!

Вяло переговаривающийся народ взбодрился и дружно клацнул зубами

по стаканам. Потом веер рук потянулся к закуске. Снова потекло неторопли-

вое и негромкое шушуканье за столом. Я молча сидел, исподлобья огляды-

вая окружающих. На мое присутствие никто не обращал внимание. Царев

в том числе. Даже как-то обидно стало. Целый капитан 3 ранга среди мичма-

нов… Финансисты, блин!

– Чего насупился, Борисыч! Впереди большая и красивая гражданская

жизнь! Без погон, вахт и долбое...зма! Наливай! – Раков захохотал во весь

голос, нарушая общую приглушенность. Я, изображая улыбку, разлил вод-

ку. Ситуация меня все больше напрягала. Начинало казаться, что надо мной

просто издеваются.

– За лодку, водку и молодку!

593

П. Ефремов. Стоп дуть!

Ритуал молчаливого клацанья и колбасоразбирания повторился. Не за-

кусывая, я вытащил сигареты и закурил. Мне стало понятно, что я здесь чу-

жой, и оказался в финчасти как еще один глупенький офицеришка, поже-

лавший за какой-то пузырь обрести все радости жизни.

– Рак, хватит над Борисычем издеваться. Не видишь, человек уже как

струна… А то сидишь тут, стебешься, как клоун..

Раков вздохнул.

– Эх, Царек-Царек… Ну дал бы хоть немного отыграться-то… Я ж без-

злобно… А то ведь, когда я в экипаже еще был, а Борисыч вместо помощни-

ка трудился, он же меня всегда на камбуз в наряд засовывал, а я от тамош-

них ароматов до сих пор либо сознание теряю, либо водку глушу до полной

потери обоняния. – Раков отодвинул ящик стола и, вытащив увесистый па-

кет, бросил его передо мной на стол.

– Борисыч, здесь все твои миллионы. Извини, но у тебя их так много, что

не все крупными купюрами. Распишись вот в ведомости и пересчитай. Там все

правильно, но на всякий случай. Вдруг чего… Краснеть потом не хочется.

Минут десять я раскладывал по столу пачки свеженьких, пахнущих кра-

ской купюр. Все, естественно, сошлось. Потом выпили еще. То, что я при-

нимал за тихое издевательство, оказалось просто дикой усталостью ошалев-

ших от наплыва просьб и круглосуточной ругани в свой адрес финансистов.

Они просто снимали стресс самым привычным русским способом. Когда вод-

ка закончилась и из сейфа вытащили очередную флягу с шилом, я вежливо,

но твердо отказался и покинул финансовый оплот флотилии. Так и брел с ко-

согора на косогор до поселка, прижимая к груди дипломат с грудой денег.

На следующий день я грузил контейнеры. Это вообще отдельная исто-

рия и о ней чуть позже. На это довольно энергозатратное мероприятие ушел

весь следующий день. Утро после погрузки тоже выдалось нелегкое, а с уче-

том, что проснулся я в чужой квартире, еще и какое-то неродное. Влив в себя

пол-литровую чашку кофе, я несколько пришел в чувство и проанализировал

состояние своих дел. Родина-мать в лице 3-й флотилии ПЛ СФ осталась мне

должна самую малость: денежную компенсацию за несъеденное и невыпи-

тое мной за последние два года службы. Но выбить ее – была задача, непо-

сильная в некоторых случаях даже штабным, не говоря уж о простых уволь-

няющихся в запас офицерах. Но то ли мне было все уже по барабану после

вчерашних погрузочно-питьевых работ, то ли получение основной массы

денег укрепило и подняло на недосягаемую высоту уверенность в завтраш-

нем дне – не знаю, но я оперативно облачился в форму, схватил ведомости

и рванул в штаб тыла. Так как я был уверен, что продовольственные деньги

не получу никогда, для меня было довольно приятным открытием, что стра-

на задолжала мне почти 5 миллионов рублей. Дарить эту сумму краснопо-

гонным «противолодочникам» было все-таки жалко.

У штаба тыла был аншлаг. Увольняемый народ кучковался, нервно ку-

рил и непрерывно матерился. В тыл, по слухам, привезли деньги, но мало,

так что всем не хватит, но может кому-то и перепадет. К окошку кассы про-

биться было делом нереальным, и я стал прогуливаться около входа в штаб,

мучительно раздумывая, плюнуть на это все и уйти или все же подсуетить-

ся тут со всеми. И в этот момент на сцене появился, а точнее, из-за здания

штаба вышел Водопроводчик, именно Водопроводчик с большой буквы, по-

тому что был он капитан-лейтенантом запаса Скамейкиным Юрой, бывшим

киповцем моего экипажа, человеком оригинальным, резким и хитрозадым

594

Часть вторая. Прощальный полет баклана

до одурения. Скамейкин, внешне напоминавший актера Филатова, был че-

ловеком интересной флотской судьбы, в определенный момент времени,

на мой взгляд, перехитрившим самого себя. При всем при этом мужиком он

был вполне нормальным, компанейским и заслуживающим доверия, есте-

ственно, в разумных пределах. Послужив несколько лет в экипаже и сходив

в пару автономок, Юрец решил, что с этим обезьянством пора заканчивать,

и повел политику пофигизма с целью плавного и ненавязчивого надоедания

группе «К» корабля… И ведь ему это удалось! Он так достал старпома, что тот

был согласен если не расстрелять Скамейкина на корне пирса, то избавить-

ся от него каким-угодно образом. Сначала Скамейкина убрали на какой-то

отстойный корабль, оттуда он еще куда-то катапультировался, через годик

он уже обнаружился в качестве командира плавэлектростанции, потом уво-

лился и всплыл в штабе тыла начальником всей базовской водопроводной си-

стемы в ранге гражданского специалиста.

Выглядел Скамейкин колоритно: кирзовые сапоги, ватные штаны, на-

сколько возможно заправленные в эти сапоги, свитер и ватник, явно спер-

тый с какого-то корабля, с надписью КГУ-1. На голове непонятного вида тре-

ух, в руках ведро и куча гаечных ключей. И это, кстати, в начале июня.

– О! Пауль! Чего дожидаемся у нашей богадельни?

Скамейкин сгрузил все свое хозяйство у моих ног и протянул руку.

Не без внутреннего содрогания я пожал эту трудовую мозоль, обильно сма-

занную чем-то очень черным и неприятным на вид.

– Не надо стесняться рабочего класса, господин капитан 3 ранга! Будь-

те ближе к народу, и люди к вам потянуться! Чего торчишь-то тут?

Я вытер руку носовым платком, посмотрел на то, что с ним после этого

стало и выбросил в урну.

– Увольняюсь я, Юрец! Вот стою и думаю: стоять дальше или валить

отсюда надолго, а лучше навсегда.

Юрец закурил. Причем папиросу, отчего стал похож на Леонида Фила-

това еще больше.

– Деньги?

Я кивнул.

– Сколько у тебя там?

– Около пяти лимонов.

– Нормально. Небось, года два не получал? Долго ждать будешь… Еще

мартовские увольняемые не получили. Ладно, Пауль, побежал я. У меня там

авария у камбуза. А эти морды тыловские отвертку от топора не отличают, мо-

реходы, блин, сухопутные. – Юрец развернулся, подобрал свои манатки и…

И тут меня посетила идея.

– Юрец! Заработать хочешь?

Тот как-то плавно и в то же время молниеносно развернулся.

– Как?

– Юрец, вот моя ведомость. Один миллион твой. Только получи. С кем

ты там делиться будешь, меня абсолютно не интересует. Я получаю день-

ги – миллион из них тебе.

Усы у Юрца зримо зашевелились. Лоб сморщился и покрылся морщи-

нами, как море – зыбью при легком волнении. Юрец выплюнул окурок

и молча достал новую папиросину. Закурил. Вопрос денег был для него крае-

угольным. Жена Юрца была женщина плодовитая, двоих ему уже принесла,

и по этой причине не работала. А по слухам, ждала еще и третьего. А Юрец

595

П. Ефремов. Стоп дуть!

мужчина был нормальный, ничего человеческое ему чуждо не было, но вот

на пиво с таким семейством уже не хватало.

– Давай бумажки! Пошли за мной…

В штабе Юрец завел меня в свой кабинет, на первом этаже, аккурат ме-

трах в пяти от кассы по коридору. Дверь-то была кабинетная, а вот внутреннее

содержание было истинно водопроводно-канализационное. На 15 квадрат-

ных метрах среди груды клапанов, клинкетов, труб разных диаметров и дли-

ны, ветоши и прочего сиротливо примостились стол и пара стульев.

– Садись! – Скамейкин широким жестом смел с ближайшего стула

кучку заглушек и сгонов.

– Кури, отдыхай, если вдруг найдешь здесь чайник и заварку – зава-

ривай и пей! Вчера чайник точно был. Насчет заварки не уверен, но чем черт

не шутит. А я пойду… Наших Рокфеллеров трясти… Козлов красножопых!

Храбрый Скамейкин выскочил за дверь, а я остался в его логове и на-

чал осматриваться. Надо признать, что при кажущемся беспорядке, все было

сгруппировано по определенной системе. Клапана к клапанам, заглушки

к заглушкам, трубы согласно диаметрам, ключи к ключам. «Механическое»

прошлое явно оставило позитивный отпечаток в Скамейкином сознании.

Чайника, как, впрочем, и любых других составляющих чайной церемонии,

я так и не обнаружил. Юрец отсутствовал минут сорок. Я уже начал пропи-

тываться никотином, когда он вернулся и с большой долей энтузиазма в го-

лосе, но ничего не обещая, отправил меня на обед. Рандеву было назначено

на 15.00 в его берлоге.

Времени у меня было выше крыши, поэтому я не спеша побрел в посе-

лок, обдумывая, как и где мне отобедать. Готовить в чужой квартире, в чу-

жой посуде не очень хотелось, а с общепитом в поселке было хреновенько.

В «Мутный глаз» не тянуло, а «Офицерское собрание» работало только ве-

чером. По семейным знакомым идти было уже стыдно. Поэтому перекусить

пришлось все же дома, чайком с бутербродиками. Часик повалялся перед те-

левизором и отправился назад, предварительно затарившись в магазине оче-

редной бутылкой «Асланова». На самом деле выбор алкоголя на тот момент

в магазинах был феерический. «Распутин», подмигивающий и не мигающий,

«Екатерина», «Асланов», «Россия», «Орлянка» и еще огромное количество

водок, название которых и запомнить-то невозможно было, на Большой зем-

ле я потом таких и не видел, А уж про спирт «Royal» и сотни разновидностей

поддельного ликера «Амаретто» и говорить нечего… Как говорил Горбачев,

нам повезло, что мы живем в трудное, но веселое время…

Как истинный джентльмен я постучался в Скамейкино обиталище ровно

в назначенное время. Из-за двери что-то неразборчиво крикнули, и я, посчитав

эти звуки за предложение войти, открыл дверь. За столом сидели двое: Скамей-

кин и молодой розовощекий лейтенант с краснопросветными погонами. На сто-

ле стояли необнаруженные мною чашки и ненайденный мною чайник.

– О, Пашок! Заходи, садись! – Юрец сделал картинный жест рукой,

приглашая присесть. Садиться, правда, было некуда. Поэтому я, перешаги-

вая через разбросанное трубное хозяйство, приблизился к столу, чтобы по-

здороваться с лейтенантом.

– Павел, – представился я.

– А..А..А-а-антон-н-н. – Лейтенант был очень сильно навеселе. От две-

ри это было не так заметно, как вблизи. А юношеская розовощекость при бли-

жайшем рассмотрении носила черты явно алкогольного происхождения.

596

Часть вторая. Прощальный полет баклана

– Давай еще по чашечке, Антошка, – Юрец пододвинул кружки и на-

чал наливать в них из чайника. Чай оказался подозрительно прозрачным. Хи-

трец Скамейкин умудрился засунуть пол-литровую бутылку водки в высо-

кий электрочайник и потчевал уже начинающего икать летеху.

– Вот я и говорю, Антоша, заслуженные офицеры, не побоюсь этого

слова, герои-подводники, отдавшие, как и я, лучшие годы и здоровье флоту,

вынуждены унижаться, выпрашивая свои кровно заслуженные деньги! Ты

меня еще понимаешь?

Антоша утвердительно кивнул. Говорить он, кажется, уже разучился.

– Видишь Борисыча? Знаешь, сколько он походов сделал? – Юрец под-

мигнул мне и приложил палец к губам, предлагая помолчать.

– Знаешь? – Лейтенанту, после последней выпитой кружки даже го-

ловой мотать стало тяжело. Он просто промычал что-то нечленораздельное.

Надо отметить, что во время этого монолога Юрца «чаепитие» не прекра-

щалось ни на миг. Как только у Антоши пустела кружка, заботливый Юрец

сразу ее наполнял.

– Борисыч тридцать автономок отходил! Тридцать!

Мне стало стыдно. Это было уже слишком, но игру Скамейкина я про-

сек сразу и только многозначительно покачал головой, придав лицу суровое

выражение. Лейтенант с видимым усилием поднял голову и совершенно бес-

смысленным взглядом уставился на меня.

– Помочь Борисычу надо! Очень надо, Антоша! У него там, в Крыму,

детки малые по лавкам плачут, а отец, настоящий офицер, тут с протянутой

рукой по штабам побирается.

Упоминание о детях что-то нарушило в умственном хозяйстве лейте-

нанта, и он, поднапрягшись, выдавил из себя фразу:

– Детки… Надо помогать… А то плачут… Памперсы…

– Вот-вот! Правильно! Памперсы купить не на что! – подхватил его

мысль Юрец. – Так поможешь?

Лейтенант Антоша попытался встать со стула. Его немного занесло,

но заботливый Скамейкин нежно попридержал его за талию и аккуратно

повел к двери.

– Вп.. Впе… Вперед! – лейтенантом, видимо, серьезно овладела мысль

о помощи детям, не удивлюсь даже, что в мировом масштабе, и вел его к этой

помощи не кто иной, как капитан-лейтенант запаса Скамейкин. Вел уверен-

но и зная куда. Я за ними не пошел, а, послушавшись жеста Юрца, остался

в каморке.

Через десять минут Скамейкин вернулся и извлек из нагрудного кар-

мана пачку банкнот. Выглядел он на удивление трезво.

– Считай, я в этого красноперого целую бутылку влил. Слабак. Легко

ломается. Сам-то я только язык полоскал.

Я пересчитал. Все было в порядке. Я протянул Скамейкину его долю.

– Спасибо, Юрец. Я на самом деле и не рассчитывал.

– Паша, у этих козлов тыловских, оказывается, денег сейчас в кассе

столько, что можно всем все долги заплатить! Только вот начальник тыла

приказал не давать, а тянуть время. Прикидываешь? Они вас снова кинуть

хотят. Благо Антошка этот на халявку выпить не дурак!

Юрец спрятал деньги.

– Эх… Вся работа сегодня, кажется, по одному месту. Может, в посе-

лок и по пивку?

597

П. Ефремов. Стоп дуть!

Я засмеялся и вытащил из портфеля своего «Асланова».

– Можно и не по пивку! Кажется, теперь ни я ничего флоту не должен,

ни он мне… С твоей помощью.

Бутылку мы приговорили в оригинальном месте. Зайдя по дороге на кам-

буз к небезызвестному мичману Сулейману попрощаться, я получил от него

походный туесок в дорожку с сырокопченой колбасой, сыром, балыком и еще

всякой всячиной. Покуда я обменивался любезностями со старым азербайд-

жанцем, Скамейкин спер пару стаканов, и мы устроили пикник, забравшись

на сопку, напротив финчасти, с которой хорошо было видно всю бухту с ко-

раблями. Потом в поселке Скамейкин угощал меня пивом, потом мы пошли

куда-то еще… Но проснулся я в Никитосовской квартире раздетым и с акку-

ратно сложенной формой. Так как все деньги были при мне, то вчера нака-

нуне вечером мы, скорее всего, прогуляли Скамейкину долю. Больше я его

не видел. Говорят, он потом уволился из тыла, уехал куда-то под Питер, раз-

велся, снова женился, ну и, как всегда, во всем проявлял свой неугомонный

характер.

Мне в это же утро, наверное, потому, что был с бодуна, посчастливи-

лось взять билет на московский вечерний поезд. В обед я сдал свою кварти-

ру ЖЭКу, оплатил каждую дырочку от гвоздей в стенах, оперативно собрал-

ся и уехал из Гаджиево. Как мне казалось, навсегда. Но все же мне довелось

еще раз побывать в своем поселке. Это случилось через несколько лет, и это

уже совсем другая история. Вот так и закончилась без малого годовая эпопея

моего увольнения в запас. И я до сих пор не знаю, специально или нет госу-

дарство так унижает тех, кто честно служил ему не один год. Очень хочется

верить, что не специально…

Братство по оружию

Меня питают достоинства моих товарищей, достоин-

ства, о которых они и сами не ведают, и не по скром-

ности, а просто потому, что им на это наплевать.

Антуан де Сент-Экзюпери

Не секрет, что один переезд равен двум пожарам. Это только на первый

взгляд и в первый раз мы думаем: ну сколько там в этой квартире вещей? Так,

тряпки в сумку, и пошел. Дилетантское мнение. А на самом-то деле…

Вернувшись из своего последнего флотского отпуска, я, как и положено

воспитанному и дисциплинированному офицеру, сразу же прошелся по дру-

зьям, вечером проставился в связи с окончанием отпуска, узнав попутно все

новости, и на утро, выглаженный и выбритый, прибыл в экипаж.

«Каменный крейсер» был полупуст. Мой экипаж числился ушедшим

в отпуск уже дней десять, но добрая треть экипажа до сих пор ошивалась

в базе. Командиру временно доверили рулить штабом дивизии, чему он и пре-

давался с видимым удовольствием. Десятка полтора офицеров и мичманов из-

за все увеличивающегося дефицита кадров были раскомандированы по раз-

ным кораблям. В казарме слонялись не растасканные по другим экипажам

598

Часть вторая. Прощальный полет баклана

матросы, да угрюмый и обиженный жизнью помощник командира верстал

недоделанные документы, из-за которых пока еще и не уехал в отпуск.

Доложившись командиру, уютно расположившемуся в кабинете началь-

ника штаба дивизии, я узнал, что из всех увольняемых в запас офицеров эки-

пажа я прибыл первым и в срок и что меня по этой причине лишать в финан-

совом отношении ничего не будут, а вот остальных засранцев командир ли-

шит напоследок всех возможных выплат, не поможет с получением денег,

задержит документы и так далее. Командира, видимо, распирало от своих

нынешних, пусть временных, но крутых обязанностей. Впоследствии выяс-

нилось, что никого и ничего не лишили, за исключением штурмана Харика,

внаглую приехавшего суток на десять позднее всех. Во время беседы коман-

дир, периодически забывавший, что я уже гражданский человек, как по су-

ществу, так и согласно приказу, порывался припахать меня то в море, то де-

журным по части, но под конец все же свыкся с печальной мыслью, что это

невозможно, и, вздохнув, предоставил полную свободу действий, с услови-

ем никуда не залететь. Условие это мы, кстати, выполнили и, как говорится,

знамя полка напоследок не замарали.

А со следующего дня я начал собирать и готовить вещи к переезду. Кто

это пережил, тот подтвердит, что Великое переселение народов и переезд

простой семьи в другой город – практически идентичные по масштабам ме-

роприятия. Мы с женой заранее договорились, что из мебели пойдет в про-

дажу, что из вещей она выбросит, а что – паковать и везти. Но одно – обго-

варивать это где-то за пару тысяч километров, лежа на пляже в Форосе, и со-

всем другое – оказаться перед реальным решением этой проблемы, причем

одному, в переполненной вещами квартире.

Во-первых, обнаружилось, что, уезжая с Севера позже меня, моя дражай-

шая половина совсем забыла об обещании перебрать хотя бы вещи свои и сына

и оставила все так, как будто мы и уезжать-то никуда не собирались. Ею же про-

явленная инициатива по сбору тары для вещей тоже осталась нереализованной

вследствие природной женской забывчивости. А посему досталась мне по при-

езде квартира в идеальном состоянии, без малейшего намека на скорый и окон-

чательный отъезд, да к тому же с кучей нестиранного белья в придачу.

Во-вторых, выяснилось, что даже предполагаемый объем шмотья ока-

зался настолько меньше реального, что мне пришлось на несколько пер-

вых дней превратиться в попрошайку, слоняясь по гарнизонным магази-

нам и лавкам в поисках коробок и коробочек для упаковки вещей. И к ве-

черу каждого дня оказывалось, что этих самых коробочек снова не хватает,

и надо опять выдвигаться на их поиски. Затем я перевоплотился в старьев-

щика, сортируя одежду и тряпье. Эти трусики и маечку в мусор, а эту юбоч-

ку и брючки на эвакуацию.

А в-третьих, в третьих-то, такое перемещение собственных материальных

ценностей было мне в новинку. Хотя все бывает в жизни в первый раз…

Дни текли своим чередом. С утра, с высунутым языком и фуражкой на-

бекрень я бежал в финчасть, чтобы выслушать привычное: «Денег сегодня

не будет». После обеда занимался укладкой и перекладкой тряпочек, тарело-

чек, люстр и прочего по коробкам. А в вечернее время, благо за окном стоял

солнечный полярный день, наша увольняющаяся в запас вольница хаотично

перемещалась по поселку из одной квартиры в другую, поглощая в немере-

ных количествах горячительные напитки и закусывая их уже не нужными

семейными запасами консервов. Правда, день ото дня пирушки становились

599

П. Ефремов. Стоп дуть!

все скромнее и скромнее, по причине истощения кошельков. А выходное де-

нежное пособие оставалось еще весьма далекой перспективой.

Контейнеры я предусмотрительно заказал заранее, чуть ли не в первый

день по приезде из отпуска, пока были деньги, да и очередь на них немалая

выстроилась. Пятитонного контейнера мне не досталось. Пришлось брать

два трехтонных. И вот, когда до дня погрузки осталась неделя, я вдруг заду-

мался о том, как, собственно, я буду их загружать со своего четвертого эта-

жа. К этому времени я уже упаковал все ненужные тряпки, оставив толь-

ко самое необходимое, продал стенку, шкафы, тахту сына, кухонные стулья

и прочие неновые ненужности. Свернул и обмотал корабельным пластика-

том ковры, разобрал и обшил диван и кресла, ну и, попросту говоря, спал

на разобранной и подготовленной к перевозке мебели, в квартире с окна-

ми, завешанными разовыми простынями со штампом «ВМФ», и еду готовил

на одной сковородке, с которой и ел.

К моему счастью, мой друг, капитан-лейтенант Андрюха Никитос, высо-

ченный мужчина из астраханских греков, оставил мне ключ от своей квар-

тиры в соседнем доме. После опустошения своей квартиры я согласно до-

говоренности должен был до отъезда обитать в его жилище, а уезжая, оста-

вить ключи соседям.

Дня за два до срока я очень сильно озаботился проблемой погрузки кон-

тейнера. Июнь. Экипаж в отпуске. Офицеры и мичманы, оставшиеся в базе

прикомандированными на другие корабли, мотались неизвестно где, матро-

сов в казарме экипажа сидело три с половиной человека, да и то калеки. Оста-

валась надежда на таких же увольняемых в запас офицеров, но большая часть

из них, видя, что денег в ближайшее время не предвидится, а лето проходит,

умотали на Большую землю на неделю-другую погреться. Так и вышло, что

рассчитывать мне приходилось только на четырех человек: начхима Пасе-

вича, штурмана Харика, старпома Машкова, ждущего документы на классы,

и своего управленца Бузичкина. За день до знаменательного события я зашел

в казарму и на всякий случай оставил у дневального объявление, что завтра

буду грузить контейнер в 15.00 и если кто сможет, прошу прийти и помочь.

Хотя в казарме и не было практически никого, но наши туда периодически

забегали, так что надежда на то, что кто-то прочитает и проникнется моей

проблемой была. В тот же день вечером я получил деньги. Практически все,

за исключением компенсации за продовольственные. Вечером я немного по-

праздновал это событие в финчасти, и когда возвращался домой, меня посе-

тила немного сумасшедшая, а скорее, пьяненькая идея. Зайдя домой, я взял

бумагу и написал пять одинаковых объявлений, по числу подъездов дома,

такого содержания: «Народ! Я уволился в запас. Помогите завтра, 19 июня,

в 15.00 загрузить контейнеры. Мой экипаж в отпуске. Буду очень благода-

рен. Я живу в нашем доме, квартира 60. Паша». Потом вышел и развесил эту

прокламацию по подъездам. Потом погостил дома у начхима, жена которого

самоотверженно прибыла на Север увольняться вместе с мужем, и по этой

причине начхим был одним из немногих увольняемых, кому были доступ-

ны радости домашней пищи. Домой я вернулся около двух ночи в состоянии

среднего подпития и без каких-либо отягощающих голову мыслей.

Пробуждение было куда напряженней. Глотая яичницу на кухне, я вдруг

вспомнил о написанном вчера объявлении. А вдруг кто-нибудь придет? Хоро-

шо, конечно, но народ-то угостить надо будет за помощь. Хотя, откровенно го-

воря, я не надеялся на широкий приток желающих потаскать диван и кресла

600

Часть вторая. Прощальный полет баклана

с четвертого этажа вниз. Но на всякий случай сходил в магазин и прикупил ки-

лограмма три сосисок и столько же картошки. Часов в двенадцать я окончатель-

но распрощался с квартирой, отключив и вымыв холодильник. Зашел к соседу

Гене и выпросил у его жены Любы два эмалированных ведра напрокат…

К 15.00 диспозиция в моей квартире была такова. Все готово к выносу.

В ванне, залитой холодной водой, плещутся две двухлитровые банки со спир-

том, настоенном на морошке и золотом корне, а для эстетов еще три литро-

вые бутылки водки «Асланов». В кухне на плите побулькивают два ведра, одно

с сосисками, другое с картошкой в мундире. На подоконнике лежат нарезан-

ные три буханки хлеба и штук десять разнокалиберных стаканов и кружек,

из числа оставляемых мной. Картину дополняли раскрытая пачка соли и одна

сиротливая вилка… Ну и я, нервно курящий одну сигарету за другой.

Периодически поглядывая в окно комнаты, откуда было видно подъезд,

я все-таки прозевал, когда подъехала машина. К моему ужасу, никто из пла-

нируемых мной «грузчиков» не пришел… И когда раздался звонок, к двери

я двинулся как-то обреченно.

– Здравствуйте. Дом 72, квартира 60? Белов Павел Борисович? –

Мужичонка-водитель сверился с бумагой.

– Да…

– Ну что, контейнеры внизу, давай взглянем хоть, что за вещи…

Мы зашли в комнату. Водитель окинул взглядом нагромождение коро-

бок. – Должно влезть. Слушай, а кто грузить-то будет?

Вопрос завис в воздухе. Я не знал, что ответить. Я был один и два трех-

тонных железных ящика были внизу. Вот и весь ответ.

– Борисыч! Что там грузить-то надо? – из прихожей раздалась ни с чем

не сравнимая скороговорка старпома Машкова.

– Что молчишь, грузить-то будем или нет?

Я выглянул в коридор. Подпирая косяк входной двери, там стоял Маш-

ков. За ним виднелся кто-то еще, но я, обрадовавшись, даже не обратил вни-

мания, кто. Хоть не одному корячиться…

– Ты что, Борисыч, онемел? Что грузить-то? – Старпом явно начинал

нервничать.

– Да все! – осторожно заявил я.

– Военные! Слушай команду! Грузим все! – скомандовал старпом

на лестничную площадку и почти строевым шагом двинулся в квартиру, а за-

тем на кухню. Я, не совсем соображая, что происходит, пошел следом.

– Что это? – командным голосом спросил Машков, указывая на ведра.

Он был в ударе, и настоящий служака пер из него даже круче, чем на ко раб ле.

– Сосиски и картошка в мундире… – растерянно промямлил я.

– Вот ими и занимайся! – старпом вошел в начальственный раж.

А за его спиной, в коридоре, творилось что-то невообразимое. Там было

море народа. И это море уносило мои вещи вниз с неукротимостью Ниага-

ры. Там мелькали практически все наши, кто оставался в базе. Начхим с хо-

хотом тащил большое зеркало, Харик с двумя коробками под мышкой пе-

репрыгивал через спеленатые ковры, которые тоже кто-то пытался выта-

щить на лестничную площадку. И самое главное! Среди людей, снующих

по моей квартире, я увидел соседей не только по подъезду, но и по дому, тех,

кого я и знал-то только в лицо. Они все-таки отозвались на мое написанное

по пьяной лавочке объявление. Они пришли помочь! Сосед по площадке Гена

601

П. Ефремов. Стоп дуть!

с каким-то незнакомым мужиком в момент вынесли из кухни холодильник,

а на его место откуда-то материализовалась его жена Люба.

– Давай я картошечку почищу! – с энтузиазмом предложила она, и, не до-

жидаясь ответа, извлекла из кучи неунесенного добра наш старый и заслужен-

ный тазик, водрузила его на плиту и начала вылавливать из ведра картошку.

Все происходило так быстро, что я оказался на этом контейнерном празд-

нике просто гостем. Все уносилось и укладывалось как бы само собой и только

изредка раздавался командный рык старпома, руководящего процессом.

Я не успел толком докурить вторую сигарету с начала этой феерии, как

оказалось, что уже стою посреди абсолютно пустой квартиры, и только в ма-

ленькой комнате начхим зачем-то аккуратно отдирает утепленный линоле-

ум с пола. На мой вопрос, а зачем, собственно, он это делает, Пасевич с дет-

ской непосредственностью ответил, что, мол, старпом приказал выносить

все. Пока я усваивал эту информацию, начхим завершил процесс обдирания

и унесся вниз. А за ним и я. Внизу офигевший от этой скоростной погрузки

водитель уже пломбировал контейнеры.

– Никогда такого не видел. За 15 минут две трехтонки с четвертого эта-

жа. Ну вы ребята и даете. Нам бы таких грузчиков…

«Грузчики» стояли рядом. Количество их явно поубавилось, но все рав-

но оставалось гораздо бо€льшим, чем я предполагал заранее. Люди пришли,

помогли и ушли, не дожидаясь благодарности. Незнакомые мне люди. Та-

кое дорогого стоит. Наконец водитель закончил пломбировать, показал мне

пломбы, и я подписал его накладные.

Машина тихонько начала выползать из двора, увозя куда-то далеко вме-

сте с моим небогатым скарбом и мою прошлую жизнь. Кстати, немногим

позднее, уже на Большой земле, я понял, что и этого не надо было везти с со-

бой. Надо было все продавать и уезжать налегке…

– Ребята, спасибо большое за то, что вы все пришли! Пошли наверх,

отметим, а то куда мне ведро сосисок-то деть?

Народ засмеялся и повалил в подъезд. А в квартире Люба за неимени-

ем какой-либо мебели оформила импровизированный стол. Она просто за-

стелила всю большую комнату газетами, поставила посередине ведро с со-

сисками, тазик с картошечкой, навалила на крышку от ведра кучу хлеба,

рядом мою пачку соли, груду разнокалиберных кружек и стаканов, банки

со спиртом и бутылки с водкой и от себя добавила порезанный лук и шмат

сала. Мужики просто взорвались хохотом от такой картины, а потом рассе-

лись на газеты, и понеслось…

Дальнейшее я помню плохо. Наливали, пили и говорили тосты и поже-

лания. Потом снова наливали и говорили, потом просто пили, а потом я уже

ничего и не слышал. Придя в себя, я обнаружил, что прошло уже часа четы-

ре, у меня болит голова, а рядом со мной сидит штурман Харик и чистит кар-

тофелину. Больше никого не было.

– Привет, Борисыч! Оклемался? Ну, давай дерябнем за то, что ты при-

шел в сознание, и я пойду домой. Меня старпом попросил с тобой подежу-

рить, пока ты в себя не придешь. Я вот картошечки почистил и пару сосисо-

чек зашхерил.

Мы чокнулись. Закусили. Покурили. После чего штурман попрощался

и ушел. Я тоже недолго оставался в своем разоренном гнезде. Было как-то

очень тяжело находиться в пустой квартире, в которой прожил не один год,

в которую возвращался после морей и которую считал свои домом. Я ушел

602

Часть вторая. Прощальный полет баклана

к Никитосу, предварительно зайдя к соседям и пообещав завтра прийти на-

вести порядок в квартире перед сдачей ее ЖЭКу и тогда отдать ведра. На сле-

дующий день квартиру я не сдал, но умудрился отобрать продовольственные

деньги у тыла, о чем уже рассказал выше. Я навсегда распрощался со своим

жилищем через день после обеда и навсегда покинул северный город Скали-

стый, он же поселок Ягельный, он же Мурманск-130, он же Гаджиево.

Приказ старпома «Грузить все!» я припомнил через полтора месяца, ког-

да с родственниками разгружал свои контейнеры. Мне и правда погрузили

все. Не считая линолеума, содранного с пола начхимом, я еще получил на па-

мять о службе кучу старой обуви, приготовленной к выбросу, дверцы от ан-

тресолей, коврик, лежавший перед дверью на лестничной площадке, свой

почтовый ящик, точнее секцию почтовых ящиков, и самое главное – трид-

цатикилограммовый кусок гранита, который ребята положили просто «на па-

мять». Он до сих пор лежит у нас дома на балконе, и я сейчас даже рад этому

неожиданному подарку. Это мой личный кусочек Кольского полуострова.

Сейчас меня иногда посещает одна мысль. Что если я соберусь сно-

ва куда-то переезжать? И снова повешу такое объявление, хотя бы в своем

подъезде моего нынешнего шестнадцатиэтажного дома. Интересно, хоть

кто-нибудь придет?

Мертвая сталь

А может, и правда, что в списанных кораблях, ржа-

веющих у причалов, остается частица души их мо-

ряков. Может, они впитывают в себя человеческие

чувства и живут ими… И бродят в своих снах по от-

секам уволенные в запас военные моряки…

Неизвестный автор

Вы когда-нибудь задумывались над тем, как умирают корабли? Краси-

вые стальные гиганты, рожденные для торжества человека над стихией. На-

верное, нет. Мы все стали очень большими прагматиками. Нас больше инте-

ресует, сколько заплатят за металлический лом, а не цена памяти былых по-

бед и поражений. Мы забыли, что русский флаг не спускали ни перед кем,

а теперь сдаемся без боя тугим заграничным кошелькам, прессующим сталь-

ные гиганты на иголки.

Еще курсантом каждый раз, когда я проезжал в Севастополе мимо Чер-

ной речки, этой последней стоянки кораблей Черноморского флота, при

взгляде на их полузатопленные силуэты меня всегда охватывало щемящее

чувство стыда и боли. Эти морские трудяги не заслужили подобной смерти.

И хотя умом подобное понять можно, да оно и неминуемо, но сердце болит

и давит в груди. 3 июня 1996 года в девять часов вечера весь экипаж моего

корабля, стоя на палубе дока в Росляково, смотрел, как по Кольскому зали-

ву буксиры тащили за ноздрю тяжелый авианесущий крейсер «Киев». Пре-

красный гордый корабль, не выработавший еще весь свой ресурс, не отхо-

дивший свое по морям и океанам был продан задешево, за копейки, далекой

603

П. Ефремов. Стоп дуть!

восточной стране. Продан из-за бедности, нищеты и моральной убогости.

Не подумайте, что это квасной патриотизм. Ведь корабль – не куча мертво-

го железа, скованного умельцами, он живой организм, способный испыты-

вать боль и радость, грустить и смеяться. Мы с друзьями бродили по палубам

покинутого «Киева» и даже брошенный, ободранный и загаженный он про-

изводил впечатление могучего исполина. И еще корабль плакал…

Уже давно молчали механизмы исполина, и остывшие от их тепла пе-

реборки источали капли конденсата. Корабль плакал, как плачет покину-

тый и обиженный ребенок, забытый родителями среди толпы. Они, надеж-

ные и сильные в бою, оказались беззащитными перед людьми, создавшими

их, а затем бросившими бесславно умирать, ржаветь на корабельных клад-

бищах и отстойниках.

После одного из походов, то ли в 1994, то ли в 1995 году, нас отшвартова-

ли в Оленьей губе. К этому же пирсу уже привалилась лодка с непривычны-

ми «дизельными» очертаниями. Это была знаменитая «Хиросима». Подво-

дная лодка «К-19», проекта 658. Первый стратегический ракетоносец нашего

флота. Тот самый, в котором в июле 1961 года в Атлантике полыхали отсеки,

и в котором до сих пор на переборке висит табличка с именами погибших.

Тот самый, в кормовом отсеке которого полтора десятка моряков сидели без

света и пищи без малого месяц и выжили. Назло всему. И вот этот легендар-

ный корабль стоял рядом с нами. Естественно, на него потянулись любопыт-

ные. «Хиросима» была еще с экипажем. Маленьким, сокращенным, но любя-

щим свое старое железо. Время поначалу обошлось с кораблем более мило-

стиво, чем с другими. Когда его одногодков пустили под нож, крейсер выжил,

но потерял звание ракетоносца. Ракетные шахты вырезали, а сам корабль пе-

реименовали в «КС-19». Корабль связи. После он еще ходил в море, все реже

и реже. Встал на заводской ремонт и застрял на долгие годы. Потом его пере-

вели в отстой, сократили экипаж. А потом настали демократические време-

на. Флот совсем перестал интересовать власть имущих. И корабль, достойный

того, чтобы остаться живым памятником нашим победам и неудачам, был вы-

кинут из завода. Я прошел по нему из носа в корму несколько раз. Со мной

был мичман, который служил на этом корабле с начала семидесятых. Мы шли,

и он рассказывал, что в этом отсеке сгорели семь человек, а через этот тру-

бопровод по капле давали воду отрезанным от всех морякам, а сюда вынесли

лейтенанта Корчилова уже с ожогами от радиоактивного излучения. Он го-

ворил, а я думал о том, какие же мы предатели – люди…

А корабль, он, как ребенок. С самого своего рождения на стапелях заво-

дов он впитывает все человеческие достоинства и недостатки. Он впитывает

их, как младенец впитывает вместе с молоком матери характер, нрав и гор-

дость родителей. Корабль способен любить и ненавидеть. Он способен по-

мочь в самый трудный час и самую гибельную минуту. На моей памяти вдруг

заварили питательную воду изношенные временем испарители нашего крей-

сера в тот момент, когда надежды уже не было. Оставались последние тонны

и все… Аварийное возвращение на базу. С боевой службы. Позор.

И испарители заработали. Конечно же это не чудо. Механики и так

сделали больше того, что мог позволить человеческий ум и находчивость.

Но ведь перед этим те же испарители отказывались работать не один день.

Просто корабль понял, что он нужен, и помог. Несмотря на обиды – помог!

И мы, экипаж, вышли победителями, сохранили лицо. Но то, что нам помог-

ло наше родное железо, мало кто вспомнил. Мы эгоисты. Мы склонны при-

604

Часть вторая. Прощальный полет баклана

писывать наши победы себе, и никому больше. Мы люди, и этим все сказано.

Мы просто неблагодарны. А сталь, порожденная нашими руками, – жива!

Она живет независимо от нашего желания. Живет, любит и страдает. Пом-

нит и обижается. И мстит…

В губе Сайда тихо умирали у пирсов отстойные подводные лодки. Со сре-

занными надстройками, с растащенными и распиленными трубопроводами,

лишенные всего, они безжизненными бревнами гнили у временных пирсов.

Они были похожи на старых солдат, у которых отняли и изгадили их славное

прошлое. И каждый разбитый клапан, каждый мертвый механизм, каждая

растащенная по гаражам каюта копила желчь, обиду и ненависть. И еще то-

ску… По тем временам, когда они были нужны людям. И вот когда люди ре-

шили вернуться ночью, как воры, чтобы отпилить лишний кусок медного про-

вода, корабль понял, что они пришли не для того, чтобы вывести его в море.

Корабль отомстил. Он убил мичмана и двух матросов, отравил мертвящим

газом умерших механизмов и разлагающейся краски. Он убил людей, поро-

дивших и унизивших его. Так кто сказал, что железо мертво?

Вероятно, это мистика. Может быть, мои заблуждения. Но ведь воин, рож-

денный в Спарте, считал для себя позором умереть в постели. Так и корабль,

рожденный воином, должен умереть в бою. Это безумно глупо с рациональной

точки зрения, но очень по-человечески. Неужели у нас мало торпед и снарядов,

чтобы дать уйти из жизни с честью и достоинством тем, кто служил нам, людям,

десятилетия? Вспомните, как поклонялись своим мечам наши древние предки.

Они давали им имена, и клали с собой в постель. Они холили и лелеяли их. И они

чахли и оставляли этот мир, теряя их. Они были мудрее нас, нынешних…

Грустная история совсем не о флоте…

Кто одинок, тот никогда не будет покинут.

Но иногда, вечерами, рушится этот карточный

домик, и жизнь оборачивается мелодией совсем

иной – преследующей рыданиями, взметающей

дикие вихри тоски, желаний, недовольства, надеж-

ды – надежды вырваться из этой одуряющей бес-

смыслицы, из бессмысленного кручения этой шар-

манки, вырваться безразлично куда. Ах, жалкая

наша потребность в толике теплоты; две руки да

склонившееся к тебе лицо – это ли, оно ли?

Или тоже обман, а стало быть, отступление и бег-

ство? Есть ли на этом свете что-нибудь, кроме оди-

ночества?

Э. М. Ремарк

У нее было красивое имя – Ксения. В далеком гарнизоне подводников

она оказалась, скорее, даже не по воле судьбы, а по стечению самых баналь-

ных житейских обстоятельств. Она родилась в небольшом поселке, как раз

посередине между Москвой и Питером, в самой обыкновенной семье из рос-

605

П. Ефремов. Стоп дуть!

сийской глубинки, с присущими ей традиционными пороками и образом жиз-

ни. Вся жизнь с ее радостями и горестями была связана с мебельной фабри-

кой, на которой работало подавляющее население поселка. Очагов цивилиза-

ции было немного: дом культуры да злачное место под названием «Ромашка»,

что-то среднее между придорожной пельменной и кафе. Пили в поселке мно-

го, как, впрочем, во всех таких вот небольших промышленных центрах, раз-

бросанных по необъятным просторам среднерусской возвышенности. Отец

Ксении, прожив с семьей пару лет после рождения дочери, ушел из семьи, да

не просто ушел, а уехал в неизвестном направлении, и больше его никто и ни-

когда не видел. Так и выросла девочка с мамой, хотя и приводившей иногда

по ночам домой веселых и подвыпивших мужчин, но всей душой их ненави-

девшей, и бабушкой, воевавшей, побывавшей в плену, а оттого безнадежно

больной и с каждым годом все реже встававшей с постели.

Безнадежная и тоскливая серость окружавшего быта, необеспечен-

ность семьи, вынуждавшая ее все лето вместо гуляний с подругами, не раз-

гибаясь, работать на огороде вместе с матерью, и страх провести всю жизнь

так же, очень рано сформировали самую первую мечту девочки – уехать от-

сюда навсегда, как только будет возможно. Возможность появилась гораздо

раньше, чем ожидала сама Ксюша.

Мать, которой повзрослевшая дочь-восьмиклассница, на которую уже

начали заглядываться мужчины, стала мешать в ее личной жизни, неожи-

данно для самой девочки спровадила ее в Питер, к двоюродной сестре, дав-

но жившей вместе с мужем во второй столице. Там Ксюша закончила школу,

там же поступила в институт, на вечернее отделение. Мать, которой полупа-

рализованная бабушка в доме совершенно не мешала, пустилась во все тяж-

кие и про дочь словно забыла. Все эти годы она ничем не помогала ей, только

попрекая в чем ни попадя во время ее нечастых визитов на родину.

А Ксюша тем временем превратилась в симпатичную невысокую девуш-

ку, с высокой красивой грудью, черными выразительными глазами и точе-

ной фигуркой. На нее многие заглядывались, но Ксюше, которая была просто

обречена жить и зарабатывать самостоятельно, до этого было мало дела, да

и просто банально не хватало времени. Уже с десятого класса она старалась

зарабатывать сама, благо наступивший в стране недоразвитый капитализм

худо-бедно, но позволял это делать. Кем она только ни была… Стояла живой

рекламой у магазинов, разносила листовки, клеила объявления, подрабаты-

вала уборкой. Потом стало совсем плохо. Муж сестры начал бросать на сво-

яченицу откровенно сальные взгляды, и в конце концов в один из дней, ког-

да жены не было дома, предпринял попытку овладеть Ксюшей. Она кое-как

отбилась, но в тот же вечер, собрав свои нехитрые пожитки, сбежала от се-

стры к подруге. Больше она там не показывалась, несмотря ни на какие изви-

нения и просьбы сестры вернуться. К счастью, ей удалось устроиться в мар-

кетинговое агентство на хорошую должность, которая позволяла и снимать

квартиру, и собственно существовать самостоятельно, не завися ни от кого.

Но деньги в агентстве платили не за красивые глаза, а за полную отдачу и ко-

нечный результат. А это требовало больших усилий. И теперь жизнь ее про-

текала по одному и тому же расписанию: весь день работа, вечером институт,

а в выходные – скромные студенческие радости в виде дружеских вечеринок

и разовых, исчезающих уже утром, отношений с лицами противоположно-

го пола. Даже женщиной Ксюша стала как-то обыденно, можно сказать, по-

ходя, просто уступив от усталости одному из особо настойчивых ухажеров.

606

Часть вторая. Прощальный полет баклана

А потом Ксюша неожиданно вышла замуж. И опять не потому, что за-

хотела, а по воле случая. Она банально залетела. В один из приездов домой

случилось то, чего она не планировала и что было совершенно ненужно ей

в тот период: Ксюша забеременела. Парень с простым русским именем Ни-

колай был ее старым школьным ухажером, и хотя она не представляла его

в качестве мужа, уже не девичья, а женская плоть требовала свое, и она, рас-

слабившись, не убереглась. Вернувшись в Питер и обнаружив, что беремен-

на, Ксюша приняла твердое решение рожать. Ей надо было учиться еще два

года, и как она это будет делать с ребенком, да еще и работая, Ксюша абсо-

лютно не представляла. Кроме матери, ей было не с кем поделиться своей

бедой, а мать, к этому времени постаревшая и поостывшая в своих искани-

ях, высказалась по этому поводу очень категорично. Николай как настоящий

мужчина должен жениться, и точка. Николай, на удивление, не отказался,

и Ксюша довольно быстро стала его супругой. Она понимала, что это от без-

ысходности, но возвращаться домой с ребенком на руках, недоучившейся

студенткой значило больше никогда не уехать с родины, и в точности повто-

рить судьбу матери, чего Ксюша смертельно боялась. Николай уехал к ней

в Питер, устроился на работу в какой-то автосервис, и они стали жить, каж-

дый в глубине души недоброжелательно ожидая того момента, когда у них

на руках окажется ребенок.

Девочку назвали Дашей. Когда Ксюша в роддоме глянула на этот малень-

кий плачущий комочек, она неожиданно поняла, что это то единственное,

что в ее жизни является самым родным, дорогим и никому, кроме нее самой,

не принадлежащим. Отправившись рожать за неделю до срока, Ксюша вы-

шла на работу уже через два дня после выписки из роддома, а муж покорно

стал сидеть с ребенком, потому что его заработок не мог сравниться с Ксю-

шиным, и, по сути, их семью кормила она. Его не очень устраивало такое по-

ложение дел, но деться было некуда, и он сидел с ребенком с утра до вечера,

постепенно закипая внутри. А все потому, что годы, проведенные в Питере,

научили Ксюшу не надеяться ни на кого, и уж если она работала, то работа-

ла на совесть, с полной самоотдачей, и ей часто приходилось задерживаться

допоздна, чтобы заработать лишние рубли в их семейный бюджет. По сути,

мужчиной в их «быстрой» семье стала она, опять же против своего желания

и естества, ведомая всегда только тем, что больше ничего не оставалось, а те-

перь еще и ответственностью за свою маленькую дочурку.

Дашеньку Ксюша любила самозабвенно. Она позволяла ей все, понимая,

что поступает неправильно, но не в силах была даже повысить голос на свое

сокровище. Девочка могла делать дома все, что хотела. Она весело и самозаб-

венно крушила телевизоры и всю бытовую технику, до которой могла добрать-

ся, ежедневно вываливала содержимое всех шкафов на пол и озорно радова-

лась, когда у нее получалось что-нибудь порвать в мелкие клочья. Удержать ее

не мог никто, и родителям приходилось упрятывать самое ценное куда-нибудь

повыше, в те места, куда дочка пока еще не могла добраться. Ксюша воспри-

нимала это как неизбежное, и лишь улыбаясь, вполголоса поругивала дочь, да

и муж пока еще стоически переносил все, зная, что хоть немного повысив го-

лос на дочь, сразу же получит по полной от Ксюши. Да и по большому счету

Николай прекрасно понимал, что жена, с утра до вечера пропадающая на ра-

боте и видящая Дашу только по вечерам, ругать дочь не будет.

Так они и жили. Ксюша по десять-двенадцать часов на работе, а Нико-

лай круглые сутки дома с дочкой. Иногда по выходным Ксюша отпускала

607

П. Ефремов. Стоп дуть!

мужа пройтись по друзьям, но каждый раз сильно раздражалась, когда тот

опаздывал или приходил домой слегка навеселе. Головой Ксюша понимала,

что это неправильно и мужу неуютно в этой роли, но выбора у них не было,

а ставить эксперименты она не собиралась.

Время шло, и вдруг настал период, когда окончательно закрутившая-

ся в работе и учебе Ксюша совсем упустила мужа. Она прозевала тот мо-

мент, когда он перешагнул грань между пониманием того, кто зарабатыва-

ет на жизнь в их семье и почему с ребенком сидит он, и чувством собствен-

ного мужского достоинства.

Ему надоело готовить детские смеси, гонять с коляской по магазинам, ме-

нять пеленки и вообще быть «мамой». Ему хотелось ходить на работу, попить

вечерком пивка с друзьями, да и просто похлопать какую-нибудь пышноза-

дую девицу по попке в своем сервисе. Ему все нешуточно осточертело, а уж то,

что с момента рождения дочери он практически перестал спать с женой, бе-

сило просто неимоверно. Даша засыпала только с мамой, а в той тесной одно-

комнатной хрущевке, которую они снимали, места для второй кровати просто

не было. Николай спал на раскладушке, которая помещалась только впритык

к выходу на балкон и к занятиям любовью не располагала, из-за узости и скри-

па, который, естественно, будил чутко спавшую дочь. Да и сама Ксюша, замо-

танная, как белка в колесе, вечером просто падала в постель, без каких-либо

желаний, даже самых приятных. Николаю хотелось показать, как бы ни ба-

нально это звучало, не кто хозяин в доме, а, скорее, кто в доме мужчина.

И вот однажды, когда Ксюша вечером пришла домой, ее ждал сюрприз.

Николай, сияющий как надраенная рында, сообщил жене, что теперь он це-

лый мичман Флота Российского, благо образование позволяет, и вскорости

они уезжают на Крайний Север, где он будет служить на подводной лод-

ке и получать вполне приличные деньги, достаточные для того, чтобы она

не работала. Ксюша окаменела, а муж продолжал расписывать все преи-

мущества своего волевого решения. Что было у них дома в эту ночь, лучше

и не пересказывать, но утром, сидя на балконе и докуривая последнюю си-

гарету из пачки, Ксюша обреченно поняла, что ехать ей придется. Одной ей

не обойтись никоим образом.

Таскать грудного ребенка на работу было невозможно, а жить без работы

еще невозможнее. Был еще вариант вернуться к маме, но его Ксюша отмела

сразу и бесповоротно. Если бы пришлось сделать так, то всю свою дальнейшую

судьбу Ксюша уже знала на тридцать лет вперед. Фабрика или прилавок мага-

зина в лучшем случае, дешевый портвейн по выходным с подругами, скандалы

с соседями, вечный огород и хроническое отсутствие денег, а в итоге повторе-

ние судьбы матери, с погрешностью в пару процентов. Так что выбора у нее

не было, теперь она была не одна, и пришлось, проклиная мужа и весь свет,

собираться на Север. Она перевелась на заочное отделение, уволилась и со-

брала нехитрые пожитки, и уже через две недели их семейство убыло на Се-

вер по военно-перевозочным документам, выданным мужу.

Гаджиево встретило их мерзким моросящим дождем, хмурым небом

и общей всепоглощающей серостью пейзажа. Первые несколько недель

прошли, как в ужасном сне. Сначала дней десять было холодное общежитие,

с окнами, сквозь которые ветер гулял свободно и непринужденно, и скри-

пучие казенные кровати. Был момент, когда Ксюша хотела просто плюнуть

на все и уехать с дочкой куда подальше, может, даже к матери, но только по-

дальше отсюда. Но потом все постепенно устаканилось. Через две недели

608

Часть вторая. Прощальный полет баклана

мужу дали однокомнатную квартиру в доме 55, который был скроен по кори-

дорному принципу, но квартиры были все-таки отдельными, да и дом, несмо-

тря на древность, был на удивление теплым. Соседи оказались приличными

и компанейскими людьми, с которыми Ксюша очень сдружилась, забегая ве-

черами перекурить, когда засыпала дочка, да и просто потрепаться. Не изба-

лованная жизнью, Ксюша неумело и постепенно налаживала быт и даже на-

чала находить определенное удовольствие в этом занятии. Она теперь уже

не работала с утра до вечера, и это оказалось приятнее прежнего.

Муж с утра до вечера пропадал на своем корабле, осваивая азы службы

техником-турбинистом БЧ-5 и пару раз в неделю заступая на вахты, а Ксю-

ша, вставая с утра, занималась только Дашенькой, да походами по магазинам.

Свободные часы она проводила с соседкой Юлькой, веселой и бедовой жен-

щиной, муж которой тоже служил мичманом и дома бывал не чаще Николая.

К тому же у Юльки был сын, практически Дашин одногодка, и это сближало

соседок еще сильнее. По дому Ксюша почти ничего не делала. Студенческая

жизнь научила ее быть неприхотливой, а к домашнему хозяйству, а в осо-

бенности к кухонным делам, она питала ничем не прикрытое отвращение.

Готовить Ксюша не умела совсем, обходясь в Питере самым дешевым фаст-

фудом, и единственное, что умела делать, кроме смесей для ребенка, сва-

рить пельмени, и то, как правило, до их полного разваривания и превраще-

ния в какой-то фантастический пирог. Поэтому обеды и ужины ей готовил

прибегавший со службы муж, а в его отсутствие она прекрасно обходилась

чипсами и йогуртами. Денег на жизнь вроде бы хватало, муж исправно при-

носил зарплату, а сама Ксюша даже начала потихоньку и целенаправленно

готовится к очередной сессии, чего раньше никогда не делала, сдавая экза-

мены с помощью природной смекалки и пары бессонных ночей.

Так прошло несколько лет. За это время, используя отпуска Николая

и даже неожиданно воспылавшую любовью к внучке маму, Ксюша умудри-

лась закончить свой вуз, получить диплом и в очередной раз испортить отно-

шения с мужем. Тот, побродив по морям, даже в не самом напряженном ре-

жиме, неожиданно пришел к некоторым житейско-философским выводам,

в соответствии с которыми начал снова менять свою жизнь. Во-первых, по-

лучать морское денежное довольствие ему понравилось, а вот ходить в море

турбинистом не очень. И Николай сделал выбор в пользу второго. Он ушел

с корабля и плавсостава и перевелся на ПРЗ, где у него сразу образовалась

масса свободного времени и практически восьмичасовой рабочий день. И это

практически сразу сказалось на семейном бюджете, на что ему незамедли-

тельно и едко попеняла Ксюша, подтверждая этим еще один вывод Николая,

что он нужен жене только как нянька или донор, и никто более. А если учесть,

что частота их отношений в постели имела амплитуду схожую с прямой ли-

нией, то сам по себе родился третий вывод: а на фига такая жизнь нужна, да

и женщин вокруг навалом. Пару раз Николай, крепко поддав, пытался се-

рьезно поговорить с Ксюшей, но она, забирая дочь, уходила к Юльке. Тогда,

в один из вечеров, собрав сумку, он просто ушел, сообщив на прощанье, что

все было здорово, только вот подустал быть таким мужем и отцом.

Для Ксюши это было как гром среди ясного неба. Конечно, она пони-

мала, что их семейные отношения очень далеки от идеальных, и вина за это

по большому счету лежит на ней, но чтобы вот так… Тем не менее Ксюша,

трезво смотрящая на ситуацию, слезу пускать не стала, а сразу осознала, что

времени на обдумывание и осмысление причин произошедшего у нее нет.

609

П. Ефремов. Стоп дуть!

Надо кормить дочь и себя. И хотя пьяненький Николай, уходя, заверил ее,

что девочка не останется без средств к существованию, никаких гарантий

его заявление не давало.

И она вновь пошла работать. Диплом о высшем образовании у нее был,

но по специальности она бы и так никогда не работала, а потому при помо-

щи одной Юлькиной знакомой устроилась в штаб флотилии простым дело-

производителем, что являлось немного выше, чем секретарь, но ниже, чем

самый маленький бухгалтер. Повзрослевшую дочку она оставляла соседке

с первого этажа, бабушке, вывезенной неженатым сыном из полыхнувше-

го войной Приднестровья, женщине отзывчивой и доброй, и как все старые

люди, привыкшие всю жизнь работать, она страдала от вынужденного без-

делья. Та готова была возиться с Дашей бесконечно, да и бесплатно, но Ксю-

ша твердо знала, что платить надо, и ежедневно рассчитывалась с бабуш-

кой, несмотря на ее явное нежелание брать деньги. Теперь линия Ксюшиной

жизни в очередной раз преломилась и превратилась в бесконечное курсиро-

вание по одному заданному маршруту. Дом-работа – магазин-дом. Ни о ка-

кой личной жизни она даже не вспоминала, ограничиваясь парой банок пива

с соседкой по выходным и ночным просмотром очередных западных видео-

шедевров класса «В». Как ни странно, возникшие трудности никак не отраз-

ились на ее поведении. Она не захандрила и не впала в моральный ступор,

как это происходило на ее месте со многими представительницми слабого

пола. Как с соседкой, так и с сослуживицами, она оставалась такой же весе-

лой, улыбчивой и хотя немного по-житейски циничной женщиной, но незло-

бивой и весьма приятной в общении.

Через несколько месяцев работы в штабе она познакомилась с капи-

таном 1 ранга Борисом Воробьевым. Все старшие штабные офицеры, хотя

и оставались нормальными людьми со своими слабостями и пристрастиями,

все же, на Ксюшин глаз, носили на себе какую-то одинаковую печать «бе-

регового братства», а этот офицер, забредший к ним с какими-то бумажка-

ми, неуловимо и в то же время разительно отличался от большинства тех,

кого Ксюша привыкла видеть в штабе. Это был мужчина лет сорока, светло-

волосый, с уже заметным брюшком, что его не портило, а, наоборот, делало

каким-то своим, свойским. Он не был красив в общепринятом понимании,

а был просто добрым и обаятельным человеком, облик и поведение которо-

го никак не ассоциировались с требующей большой твердости и жесткости

должностью командира атомохода. И хотя Ксюша знала, что Воробьев – один

из самых опытных командиров во флотилии, она никак не могла его предста-

вить стоящим на пирсе перед строем и матерящимся во весь голос на нера-

дивых подчиненных. Вот чего в нем было с избытком, по сравнению с други-

ми, так это любви к своей форме. Никогда с самого первого дня знакомства

с Воробьевым Ксюша не видела его в помятых брюках, нечищеных туфлях

или несвежей рубашке. Он как-то сразу понравился Ксюше, не только сво-

им заразительным оптимизмом и бесконечным уморительным перешучива-

нием всех и вся, но и тем, что с самого начала отнесся к ней как к абсолютно

равной. Это было необычно и очень приятно. Взрослый, солидный и успеш-

ный офицер, старше ее вдвое, разговаривал с ней не как с молоденькой сим-

патичной куколкой, а как со зрелым взрослым человеком, мнение которого

ему важно и интересно. И еще он не пялился на ее грудь.

Воробьев стал забегать в их женскую богадельню чаще, и хотя он за-

ходил всегда ненадолго, оказиями попадая в штаб флотилии и был со всеми

610

Часть вторая. Прощальный полет баклана

одинаково вежлив и галантен, Ксюша всей своей женской интуицией чув-

ствовала, что он здесь из-за нее. И хотя она пока не могла понять, как к это-

му относиться, само это ощущение приятно ее волновало.

Женщины рассказывали, что семья у Воробьева есть, но жена уехала

еще пять лет назад обратно в Ленинград, как только их сыну исполнилось

шестнадцать лет, заявив мужу, что она должна быть с сыном, когда тот бу-

дет поступать и в дальнейшем учиться в институте. Квартира у семьи Воро-

бьевых там была, полученная по наследству от ее родителей, и теперь его

жена уже пять лет не показывалась в Гаджиево, и он виделся с семьей толь-

ко в отпусках. Что собой представляет такая семейная жизнь, Ксюша при-

мерно знала, а все штабные и незамужние дамы вздыхали по этому весело-

му и неунывающему офицеру, который, как ни удивительно, в махровой

аморалке ни разу замечен не был, несмотря на такие располагающие к это-

му семейные обстоятельства.

А Воробьев тем временем при каждом своем заходе в штаб все чаще ста-

рался незаметно и ненавязчиво сделать что-то, пусть мелкое, но приятное

Ксюше. Иногда она находила в ящике своего стола коробку хороших конфет,

иногда там же появлялась бутылка хорошего вина, а пару раз в ящике оказы-

вался даже букет свежих роз, что для зимнего Гаджиево было просто фанта-

стикой. Скрыть это подчас было трудно, и каждый раз дамы усиленно гадали,

кто же так привечает Ксюшу. Она тоже делала недоуменный вид, хотя в глу-

бине души была на все сто процентов уверена в том, что это дело рук Воро-

бьева. Это продолжалось довольно долго, и все мало-помалу привыкли к по-

даркам неизвестного воздыхателя и практически перестали обращать на это

внимание. И сама Ксюша тоже привыкла к этому, благо ритму ее жизни это

не мешало и не заставляло думать о чем-то другом, кроме дочери. А потом

это все вдруг прекратилось. И визиты Воробьева в штаб, и мелкие, но при-

ятные подарки. И неожиданно для себя самой Ксюша разволновалась. Она

так привыкла к этим знакам внимания, что без них появилось ничем не за-

полненная пустота. Ксюша, понервничав несколько дней, решила все же вы-

яснить, где Воробьев. Оказалось, что его корабль ушел на боевую службу,

и ждать их обратно надо месяца через три. И снова помимо своей воли Ксю-

ша теперь уже разозлилась, хотя и не могла понять, почему ее просто бесит

тот факт, что она узнала об уходе Воробьева в море не от него самого.

Злость прошла быстро. И эти месяцы пролетели для Ксюши тоже очень

быстро. Она вообще умела отключаться от всего ненужного, и дни, делимые

на работу и дочку, пролетали стрелой, не оставляя в памяти ничего такого, что

можно было бы потом вспоминать. Она не вспоминала и о Воробьеве, хотя бы

потому, что и вспоминать-то было по большому счету нечего, кроме ничего

не значащих фраз, улыбок и милых презентов в столе. Но однажды, придя

на работу, она открыв стол, нашла огромную россыпь шоколадок, поверху

которых лежала записка: «Не нашел роз… пришлось просто подсластить Вам

сегодняшний день». И она поняла, что Воробьев вернулся. И ей сразу стало

страшно. Она и боялась, и хотела этой еще даже не родившейся связи. Она

хотела этого мужчину, хотя бы потому, что он был единственным в ее жиз-

ни, кто делал ей приятное и ничего не просил взамен. И боялась, потому что,

начнись эти отношения, они неминуемо рано или поздно станут явными для

всех, и эти старые штабные каперанги, воспитанные на основе кодекса стро-

ителей коммунизма, запросто вышибут ее с работы за моральное разложе-

ние. Когда же он завалился к ним, весь такой большой и шумный, она только

611

П. Ефремов. Стоп дуть!

натянуто улыбалась, ничем не показывая своего отношения к его возвраще-

нию. Воробьев этим, кажется, не был обескуражен и все так же продолжал

шутить со всеми, щедро расплескивая вокруг себя позитивную атмосферу.

Но никакого продолжения с его стороны не последовало.

Однажды через несколько месяцев Ксюшу послали на два дня в Севе-

роморск на курсы повышения какой-то квалификации. Поселили ее в гости-

нице «Ваенга», и когда после целого дня нудных и абсолютно бессмыслен-

ных лекций она вернулась туда, прямо в холле гостиницы ей встретился он,

капитан 1 ранга Воробьев Борис Павлович. Он стоял у стойки администра-

тора и разговаривал по телефону. Борис еще даже не заметил Ксюшу, ког-

да она сразу поняла, чем неминуемо закончится этот вечер и что она ничему

не будет сопротивляться. А Борис, словно почувствовав, что кто-то за его спи-

ной наблюдает за ним, обернулся и сразу расплылся в какой-то растерянно-

восторженной улыбке, совсем не похожей на ту, которой он улыбался при

всех. Он сразу пригласил ее в ресторан и, не давая опомниться и зайти в но-

мер, потащил за собой в зал. Усадив ее, он сбежал на несколько минут, вер-

нувшись с огромной охапкой цветов, которыми просто засыпал весь стол.

Оказалось, что он тоже остановился в гостинице и тоже на два дня. Она была

поражена его поведением. Этот капитан 1 ранга радовался ее присутствию,

просто как школьник, и совершенно не скрывал этого. Потом были разгово-

ры на всевозможные темы, шампанское, ужин, несколько медленных танцев,

и когда Воробьев пошел провожать ее, таща всю эту груду цветов, она просто

молча открыла перед ним дверь своего номера и пропустила вперед.

Такой ночи у Ксюши еще никогда до этого не бывало. Еще ни один муж-

чина не брал ее так нежно и трогательно, как этот просмоленный океаном ка-

перанг. Это было удивительно и непривычно. Это волновало и возбуждало.

Это было так не похоже на все то, что было у нее с мужчинами до этого, что

даже утром, когда он ушел от нее, она еще долго лежала в постели, безволь-

но раскинув руки и глупо улыбалась, рассматривая потолок. А потом неожи-

данно поняла, что сегодня ночью впервые в ее небольшой жизни мужчина

не просто брал от нее то, что хотел, а, напротив, дарил ей себя…

Они начали встречаться на квартире его старого друга, командира

лодки, ушедшего с кораблем на долгий средний ремонт в Северодвинск.

Сначала туда приходил он и, не запирая дверь, ждал, когда через полчаса

она как бы случайно заходила в подъезд и, убедившись, что никто не ви-

дит, юркала за дверь. А за ней у них обоих хватало выдержки только запе-

реть замок. Они шли из прихожей в спальню, устилая своей одеждой путь

до кровати, из которой не вставали по нескольку часов. Сначала Ксюша

воспринимала эти отношения как самый обычный зов плоти, но потом она

постепенно стала убеждаться, что это совсем не так. Она заметила, что ее

нешуточно тянет к этому немолодому улыбчивому офицеру, который на-

едине с ней превращался из веселого и бесшабашного циника командира

в ласкового и нежного мужчину, стремившегося всеми возможными спо-

собами поухаживать за ней, сопливой девчонкой, годившейся ему в доче-

ри. Она никогда не называла его по имени. Он звал ее просто медвежонком,

а она исключительно Борисом Павловичем, а в самые пикантные моменты

переходила на звание, что всегда его одновременно и смешило, и раздра-

жало. И вообще, она нежилась в той атмосфере, которую создавал на их

свиданиях Борис. Он, словно понимая, что за ней еще никто и никогда так

не ухаживал, был заботлив и даже послушен, с улыбкой выполняя все ее

612

Часть вторая. Прощальный полет баклана

по большому счету совершенно детские капризы. Как-то само собой, без

всякого нажима и уговоров Ксюша рассказала Борису о себе все, начиная

с детства и кончая уходом мужа и всеми проблемами, возникшими в свя-

зи с этим. От любой помощи она сразу отказалась твердо и непоколеби-

мо, чем, судя по всему, расстроила Бориса, одновременно завоевав этим

еще большее его уважение. О себе Борис рассказывал много и весело, тем

не менее аккуратно обходя тему семьи. Ксюшу это не обижало совершен-

но, она и сама ничего не хотела об этом знать, да и не имела на Бориса ни-

каких видов. Ей просто было с ним хорошо.

Это он посоветовал ей написать рапорт и стать офицером. Ее диплом де-

лал это возможным. И зарплата основательно увеличивалась, и при любом

раскладе это было лучше, чем жить на копейки или надеяться на какую-то

помощь от ушедшего Николая.

Так через несколько месяцев она стала офицером. Со временем ей даже

понравилось носить форму, не из-за погон и прочей военно-морской бижуте-

рии, а из-за ее практичности. Форму не надо было менять каждый день, как

женские наряды, а значит, сил и времени на это тратить приходилось гораздо

меньше, чем раньше. Да и сшитая на заказ в ателье Военторга форма очень

выгодно подчеркивала женские достоинства Ксюши, и она чувствовала себя

вполне комфортно в приталенном строгом мундире и немного не уставной

юбке чуть ниже колен, туго обтягивающей ее выпуклую попку.

Их встречи не были частыми. Воробьев командовал ракетным крейсером,

совсем недавно вернувшимся со среднего ремонта, а оттого ходил в море мно-

го и часто. Поэтому случалось, что они не виделись по целому месяцу, а иногда,

напротив, забегали в заветную квартиру раза по три в неделю. К собственному

удивлению Ксюши, эти отношения, неравнозначные во всех аспектах, ей ни-

как не приедались, а даже, скорее, она начинала к ним привыкать и даже ждать.

И хотя она все равно оставалась очень осторожной и каждый раз выговарива-

ла Борису даже за невинные попытки лишний раз забежать в их кабинет, идя

вечером домой, она частенько ловила себя на мысли, что ей хочется идти не до-

мой к дочке, а туда, в квартиру, где ее ждал бравый каперанг Воробьев.

Дашенька, чувствуя, что мама не просто так стала все чаще приходить

домой позже обычного, закатывала истерики каждый раз, когда она опаз-

дывала со службы, и старалась не оставлять Ксюшу одну ни на минуту даже

в выходные дни дома, ходя за ней по пятам и цепляясь за полы халата. Со всем

своим непосредственным детским эгоизмом она отстаивала свое право быть

единственным объектом маминого внимания. Постепенно это становилось

переносить все тяжелее и тяжелее. Ксюша разрывалась между желанием

лишний раз почувствовать себя женщиной и материнским чувством, кото-

рое все же доминировало. Она была одержима дочкой, и это заслоняло все

остальное. Благодаря своему исключительно практическому мышлению она

считала, что дальше этих встреч ничто и никуда не пойдет, да и сама она ни-

когда даже не представляла себе Бориса в качестве мужа. Ей казалось, что он

нужен был ей только в качестве мужчины, помогающего ненадолго забыть-

ся, скрасить эту жизнь и почувствовать себя любимой. И когда Борис в своей

обычной полушутливой-полусерьезной манере представлял, что бы он делал,

будучи ее мужем, она твердо закрывала эту тему как глупую и ненужную. Ей

страшно не хотелось перегружать свою голову, и без того переполненную

заботами матери-одиночки, еще какими-то несерьезными мыслями, весьма

далекими от реальности.

613

П. Ефремов. Стоп дуть!

А потом неожиданно вернулся Николай. Он устал скитаться по кварти-

рам товарищей и пьянствовать в своей каюте на ПРЗ и неожиданно для Ксю-

ши вспомнил, что у него есть законная жена и дочка, и решил воссоединиться

с семьей. Ксюша встала перед двойным выбором: с одной стороны, Борис, с ко-

торым ей было хорошо и уютно, с другой – Коля, законный муж, явившийся

с повинной головой и просящими глазами. И Ксюша снова сделала выбор не для

себя. Она пустила блудного мужа обратно, а Борису на первой же после этого

встрече сказала то, чего на самом деле говорить совсем не хотела. Она попроси-

ла его временно прекратить их свидания, пока она не разберется со всем сама.

Борис помрачнел лицом, но молча кивнул в ответ, не требуя никаких объясне-

ний. А Ксюша, шагая вечером домой, сердцем понимала, что она теряет что-то

такое, что терять нельзя, но чувство ответственности за дочь грызло ее посто-

янно. Она испугалась, что, прогнав Николая, останется совсем одна со своей

девочкой, теперь уже навсегда. Коля все же был отцом ее дочурки, и Даша пом-

нила его, а никого другого рядом бы не потерпела. А еще она очень боялась, что

ее выгонят со службы за аморальное поведение, обвинив в том, что она увела

целого каперанга из семьи. Она боялась всего, что могло осложнить жизнь ее

девочки, и поэтому, не раздумывая долго, отказалась от Бориса.

А жизнь текла своим чередом. Николай вел себя как примерный муж

и хороший семьянин и все свободное время безотказно сидел и гулял с доч-

кой, пока жена, давно обогнавшая его как в звании, так и в зарплате, труди-

лась в штабе флотилии. Она внешне оставалась такой же улыбчивой и общи-

тельной, но внутри как бы застегнула свой мундир на все пуговицы и больше

к себе никого не подпускала ближе чем на расстояние фривольного анекдота.

Тем временем Бориса назначили на должность заместителя командира диви-

зии, и он стал чаще бывать в штабе, держась с Ксюшей при всех подчеркну-

то вежливо, ничем не выделяя ее из остальных. Так прошел почти год. Ксюша

начала изредка пускать мужа в свою постель, осознавая, что ничего при этом

не чувствует, кроме желания отвернуться лицом к стенке и поскорее уснуть.

Когда Ксюше присвоили старшего лейтенанта, она решила устроить

небольшой междусобойчик на службе по этому поводу, исключительно

со своими девчонками. И никак не ожидала, что там окажется Борис, как

будто случайно забредший к ним на огонек. И когда в разгар веселья он ше-

потом попросил ее прийти вечером туда, где они раньше встречались, она

неожиданно для себя сразу согласилась.

Все было, как и год назад. Им не нужны были слова. Тела сами говори-

ли за себя, переливая друг в друга энергию годовой разлуки. А потом, ког-

да она уже оделась, Борис взял ее за плечи, повернул лицом к себе и сказал

коротко и просто:

– Я люблю тебя, медвежонок. И хочу, чтобы ты стала моей женой. Тебе

только надо сказать «да». Я немолод, но могу стать хорошим отцом для твоей

девочки. А ты у меня будешь последней. Последней женщиной в моей жиз-

ни. И давить на тебя я не хочу и не буду. Я просто жду ответа…

Ксюша ничего не ответила, и только выйдя из квартиры и шагая домой,

поняла, как она зла на этого старомодного каперанга. Зла оттого, что он снова

поднял на поверхность то, что она старательно забывала целый год. И Ксюша

дала себе слово, что это была их последняя встреча, и больше этого не будет

никогда. Она больше не говорила с ним, старательно избегая встреч в штабе

наедине, и даже изменив маршрут своего движения на работу, чтобы Борис

не мог подхватить ее на своем служебном «уазике».

614

Часть вторая. Прощальный полет баклана

А еще через два месяца Борис умер. Он вышел в море на контрольный

выход с одним из экипажей дивизии, как-то на мостике корабля после семи

суток бесконечных отработок и тревог закурил и, схватившись за сердце, осел

на деревянные пайолы мостика. Доктор помочь уже ничем не смог. Сердце

капитана 1 ранга Воробьева просто остановилось. Ксюша была в это время

в отпуске и узнала о случившемся только через месяц. Она даже не плака-

ла. Несколько месяцев Ксюша работала, автоматически выполняя свои обя-

занности и механически откликаясь на голоса сослуживцев. Вечерами она

отгоняла от себя мужа, ссылаясь на головную боль, и засыпала, прижимая

к себе Дашу. Она не хотела думать о Воробьеве и желала только одного: по-

скорее о нем забыть. И она о нем забыла…

* * *

Прошло семнадцать лет. Мы встретили ее совершенно случайно,

на День ВМФ в Измайловском парке. Она ничуть не изменилась, разве

только стала немного суше и стройнее, а в уголках губ были заметны мор-

щинки. Но в остальном она все так же была очень хороша. Подполковник

Ксения Сергеевна Ларионова гуляла со своей внучкой. Тогда, на Севере,

мы были почти одногодки, и она, узнав нас, обрадовалась по-настоящему,

как радуются старым-старым друзьям, по которым всегда скучаешь. Мы

присели в каком-то кафе и опрокинули по сто грамм «наркомовских»

за нежданную встречу и общий праздник. Естественно, разговор шел обо

всем и обо всех. Где сейчас этот, а где сейчас тот, а что случилось с теми…

И когда разговор случайно коснулся Воробьева, она неожиданно загово-

рила…

Она, совершенно не стесняясь нас, трех взрослых мужиков, и не пряча

глаз, рассказала все, от начала до конца. Скорее всего, это так долго бурлило

у нее там, внутри, что эта встреча стала попросту катализатором для выпле-

скивания наружу всей горечи, хранимой долгие годы внутри. Ей надо было

кому-то об этом рассказать. Она говорила и говорила, покачивая детскую

коляску, а мы молча глотали сигаретный дым и слушали.

– Вот так… С мужем я все равно рассталась через два года. Устала

я от его приходов и уходов. Хотя с самого начала и сама сильно перед ним

была виновата. А потом еще через несколько лет в Москву перевелась. Один

тип из штаба флота посодействовал… Квартиру получила в ближнем Подмо-

сковье. Замуж так и не вышла… А потом одного из нашего управления хоро-

нили, так я на кладбище случайно могилку увидела… Капитан 1 ранга Воро-

бьев Борис Павлович… И его фотография… Он же сам из Москвы был… Мо-

гилка неухоженная такая… Вот езжу теперь, навещаю его…

Она нервным движением выдернула из пачки сигарету и закурила.

– Господи… Какая же я дура была… Вот, родила мне Дашка внучку.

И что? У нее теперь своя жизнь, и в ней мое место крайнее… А вот у меня

жизни-то и нет… Никакой… Мужчины были, а вот медвежонком никто боль-

ше не называл…

Она замолчала, а по обеим щекам медленно сползли две слезинки, остав-

ляя за собой на косметике отчетливо видимый след.

– Ну, ладно! Что-то меня сегодня на лирику потянуло! Пойду я, маль-

чики. А то и красавице моей кушать уже пора, да и мне завтра на службу,

а я кое-что недоделала. Будьте счастливы, ребята!

И толкая перед собой коляску, в которой агукала ее внучка, она пошла

от нас по аллее все такая же красивая, обаятельная и очень несчастная…

615

П. Ефремов. Стоп дуть!

В бой пойдут одни старики…

Но бывает, расстается с кораблем своим моряк, –

Значит, силу краснофлотца на земле узнает враг.

Ничего, что сердцу тяжко, что не флотская шинель,

На твоей груди тельняшка, темно-синяя фланель!

«Это в бой идут матросы!»

Музыка Б. Терентьева, слова Н. Флерова

Матрос Микола Ползунок попал служить на подводную лодку совершен-

но случайно, неожиданно для себя и еще более неожиданно для окружающих.

Дело в том, что природа наградила Колю не самым большим, но все же вну-

шающим уважение ростом в 1 метр 96 сантиметров, что само по себе указы-

вало, что самым разумным было бы направить служить парня военным регу-

лировщиком, чтоб его издалека видно было, но, как известно, военная орга-

низация славна не разумным, а творческим подходом. Вот благодаря именно

такому «творческому» решению одного из офицеров Львовского областно-

го военкомата Миколу, примостившегося на скамейке военкомата и отхо-

дившего от вчерашних традиционных сельских проводов, неожиданно раз-

будили пинками, и пока он пытался понять, что к чему, воткнули в строй по-

мятых призывников, которых незамедлительно пересчитали и, убедившись,

что опоздавших нет, довольно резво повели на вокзал. Только на полдоро-

ге Микола, сфокусировав зрение, осознал, что ведет их офицер в военно-

морской форме, а вместе с ним еще и парочка морских прапорщиков, флот-

ское название которых он никак не мог вспомнить. Попытка Ползунка по-

кинуть ряды флота, еще не добравшись до вокзала, натолкнулась на такую

жесткую реакцию со стороны офицера, что, проникшись чувством глубоко-

го уважения ко всему Военно-морскому флоту в лице этого офицера, при-

зывник притих и даже как-то философски подумал, что годом больше, годом

меньше, а в сущности никакой разницы.

Оказавшись в учебном отряде подплава в Северодвинске, Микола мгно-

венно стал звездой. По заверениям старожилов, таких высоких подводни-

ков они еще не встречали, а если учесть, что кроме роста Ползунку от роди-

телей досталось крупное и сильное тело, то таких богатырей здесь отродясь

не видели. Годковщины он так в полной мере и не вкусил, может, оттого, что

стал вечным знаменосцем учебки и чемпионом гарнизона по гиревому спор-

ту, а может, и оттого, что трогать его откровенно боялись из-за внушающей

уважение комплекции. Так бы Коля и остался в учебке, к чему дело и шло,

если бы под конец срока немного не оборзел. В один из выходных, раздавив

с боевыми товарищами пару бутылок «огненной воды», он завис в какой-то

заводской общаге, где ему в отличие от собутыльников неожиданно не на-

шлось достойной подруги. Обиженный женским невниманием к своей пер-

соне, Ползунок покинул общежитие и, будучи, как все большие и сильные

люди, человеком неконфликтным, побрел обратно в учебку. Туда он добрался

без приключений, но, сделав неожиданный зигзаг, забрел в строевую часть,

обычно в выходные дни пустую. Зачем он туда пошел, Микола даже потом

не мог толком объяснить.

А в строевой части люди на этот раз были. Точнее один человек женско-

го пола: старший мичман Ольга Александровна, женщина немного за трид-

616

Часть вторая. Прощальный полет баклана

цать, миловидная, мать двоих детей от неизвестных героев флота, к тому же

давно разведенная. На свою беду, а может, и на радость, старший мичман,

пришедшая навести порядок в бумагах перед какой-то проверкой, справед-

ливо полагала, что в этот день и в этот час никого в канцелярские помеще-

ния не занесет, а потому даже дверь за собой не заперла. А так как всякого

рода канцелярии всегда и везде обладают свойством быть душными и жар-

кими, то и сидела за своим столом Ольга Александровна соответственно ат-

мосфере, то есть без мундира, в расстегнутой белоснежной рубашке, под ко-

торой было такое же белоснежное тело и бюстгальтер, скрывающий высо-

кую, не испорченную двумя родами грудь. Надо сказать, что рождение двух

ребятишек совершенно не исковеркало внешние данные этой статной по-

морской женщины, которая и мичманом-то стала при помощи отца первого

ребенка, а в канцелярии учебки оказалась при содействии отца второго.

Так вот, Микола, вломившийся в первую попавшуюся дверь, вдруг узрел

перед собой женщину, сидевшую на стуле, закинувшую одну красивую ногу

на другую, которые были очень хорошо видны из-за неуставной длины юбки,

задиравшейся довольно высоко. У сильно подвыпившего матроса участилось

дыхание, и когда прекрасная мичманша повернулась к нему лицом, Микола

уже мало чего соображал, потому что перед его глазами, сочными и краси-

выми виноградинами покачивались две большие груди, еле сдерживаемые

тугим бюстгальтером. Матрос то ли всхлипнул, то ли прорычал, и напрочь за-

быв о субординации, практически одним прыжком оказался около старше-

го мичмана, и заграбастав ту под мышки, рывком вынул из кресла и присо-

сался к ее губам. Ольга Александровна, толком не успевшая отреагировать

на молниеносные действия статного матроса, не успела даже сжать губы,

и эта оплошность решила все.

Пока она решала, как ей себя вести с матросом, совершавшим явно

неуставные действия, было уже поздно. Микола мгновенно перенес свои

руки на ее ягодицы, губы – на грудь, и когда они достигли сосков, старший

мичман, уже с месяца полтора не бывшая с мужчиной, как-то сразу покор-

но и безвольно сдалась. И не просто сдалась, а неожиданно для самой себя

страстно отдалась матросу. Через пару минут вся канцелярия была усеяна

предметами матросского и мичманского вещевого аттестата, а сама пара ха-

отично перемещалась от стола к столу, артистично выполняя фигуры из всех

рекомендованных уставом комплексов физической зарядки.

Наверное, получалось у них это очень красиво и эстетично, так как началь-

ник строевой части, немолодой и давно списанный с плавсостава кавторанг,

тоже, наверное, из-за предстоящей проверки ненароком заглянувший в рас-

положение своего хозяйства, буквально замер у двери, не в силах вымолвить

ни слова. Несколько минут он ошеломленно взирал на это действо, и навер-

ное, так бы молча и дальше смаковал этот впечатляющий спектакль, но в про-

цессе исполнения одного из акробатических этюдов исполнители оказались

одновременно повернутыми лицами к офицеру. Старшему мичману, распро-

стертому обнаженной грудью на столе, отдать воинскую честь не представля-

лось возможным, а вот у матроса в отуманенной голове что-то перещелкнуло,

и он, приняв строевую стойку, автоматически поднес руку к виску. У кавто-

ранга, пребывающего в прострации, машинально вырвалось:

– К пустой голове руку не прикладывают!

Дальнейшие события можно опустить, добавив разве, что Ползунка от-

правили проходить дальнейшую службу в Гаджиево, а вот старший мичман

617

П. Ефремов. Стоп дуть!

Ольга Александровна нашла свою судьбу. Давно разведенный и страдающий

от всех военно-морских болячек начальник строевой части с пониманием от-

несся к зову плоти своей подчиненной и историю раздувать не стал, ограни-

чившись устным выговором, на который ожидавшая страшных репрессий

женщина отреагировала не по-военному, а чисто по-женски. Набравшись

смелости, в ближайшие выходные она завалилась к холостякующему началь-

нику домой, и пока он приходил в себя от нежданного визита, перестирала

тому все скопившееся белье, убрала в квартире и приготовила и ужин, и за-

втрак сразу. А через пару дней просто переехала к нему, вместе с детьми. Го-

ворят, у них уже третий ребенок, и вообще очень дружная семья.

Ползунок же, вновь вполне философски отнесшийся к происшедшему,

скорее был рад, что отделался простым втыком, чем огорчен тем, что едет слу-

жить на атомоход. Надо заметить, что судьба в очередной раз поиздевалась

над рослым парнем, сделав его турбинистом, в самый последний момент. Слу-

чилось то, что на флоте бывает повсеместно, и никакого удивления ни у кого

не вызывает. Кто-то перепутал документы в той же злополучной строевой ча-

сти, и вместо ожидаемой «ВУС ракетчика», у Коли появился «ВУС турбини-

ста», с которым он и попал на ракетный подводный крейсер стратегического

назначения «К-…», в обиходе называемый личным составом крейсером «Бес-

смысленным», а иногда «Безумным». Оба этих прозвища корабль полностью

оправдывал, в зависимости от ситуации, по причине того, что последние года

два экипаж крепко врос в береговую базу. Корабль эти два года ремонтировал-

ся в том же Северодвинске, а второй экипаж, в который и попал матрос Пол-

зунок, все это время безвылазно отирался в базе, занимаясь общественно по-

лезными делами, начиная от камбузных и прочих нарядов и кончая поездка-

ми в Белоруссию для оказания помощи в спасении урожая картошки.

И вот как раз аккурат перед прибытием пополнения корабль наконец вер-

нулся в родную базу, первый экипаж отбыл в заслуженный отпуск, а на борт,

кряхтя, залез ставший почти придатком береговой базы второй экипаж, и на-

чал сдавать задачи. К этому времени в экипаже осталось совсем немного офи-

церов и мичманов, видевших море не с берега, да и те были в большинстве сво-

ем списанные «калеки», или люди, готовившиеся к уходу в запас, поднимать

народное хозяйство. К тому же командир корабля был назначен на должность

года полтора назад, тоже с ремонтирующейся лодки, самостоятельно в море

еще никогда не ходил, да по большому счету уже и не собирался, а потому от-

кровенно боялся этого, мастерски маскируя свой панический страх хорошо

поставленным командным голосом и повышенной строгостью ко всему окру-

жающему. А потому обстановочка на корабле была еще та, личный состав друг

к другу только начинал притираться, а штаб дивизии практически прописал-

ся на борту, боясь тяжких последствий от решительных, но неграмотных дей-

ствий неподготовленного личного состава.

Опять же по капризу дурашливой судьбы попал Ползунок служить в тур-

бинную группу, и не просто турбинистом, а турбинистом-водоподготовщиком

в самый кормовой 10-й отсек. Что такое водоподготовка, Микола никогда

не слышал, и откровенно напрягся, когда оказалось, что в его заведовании

оказался целый, пусть и небольшой, но набитый пугающими приборами, за-

пирающийся на замок закуток с гордой табличкой «Выгородка ВХЛ». Что та-

кое ВХЛ, Ползунку быстро объяснил командир отсека, лейтенант Белов, офи-

цер, судя по всему, прослуживший на корабле ненамного больше, чем сам

Микола. Гордое название «Водно-химическая лаборатория» мало чего сказа-

618

Часть вторая. Прощальный полет баклана

ло парню из украинской глубинки, тем более что ничего сложнее отцовско-

го мотоцикла он до этого в своей жизни не видел. Вообще, сама подводная

лодка не то чтобы очень впечатлила матроса, а чисто по-житейски озадачи-

ла тем, как ему тут жить с его ростом и сохранить следующие два с полови-

ной года голову без повреждений. По центральным проходам других отсе-

ков ходить было еще более или менее безопасно, но вот при самом первом

посещении турбинного отсека Микола повредил голову сразу в пяти местах,

и крепко призадумался. Выход нашелся буквально на следующий день, ког-

да во время утренней учебной тревоги для осмотра отсеков лейтенант Белов,

обозрев со всех сторон залепленную и обклеенную пластырем голову Пол-

зунка, саркастически хмыкнул и извлек откуда-то из недр ВХЛки оранже-

вую заводскую каску, оставшуюся со времен заводского ремонта.

– Носи Коля: и видно издалека, и голова в целости будет. А стеснять-

ся не надо, вон на 192-й целый старпом тоже в такой же по кораблю бегает…

А ростом он пониже тебя будет… Держи!

Стесняться Ползунок и не собирался, голова все-таки дороже, а поэтому

совершенно спокойно и с благодарностью в глазах водрузил себе на голову

каску, отчего сразу стал похож на могучего такелажника, случайно забред-

шего на подводный крейсер. Над здоровенным матросом в каске стали до-

вольно беззлобно подшучивать офицеры и мичманы, да и матросы поначалу

тоже поизгалялись, а потом как-то притихли, особенно после того, как Пол-

зунок весьма наглядно продемонстрировал одному из старослужащих люк-

сов, что при его телосложении годовщину он просто не воспринимает как

явление. При всем этом Микола был патологически добрым и незлобивым

человеком, которого было очень трудно вывести из себя, и надо было очень

постараться, чтобы он закипел и дал волю рукам. К тому же говорил Ползу-

нок на певучем украинском языке, так мило и непринужденно пересыпая

его русскими словами и зазубренными на корабле техническими термина-

ми, что злиться на него было просто невозможно, ибо почти каждое предло-

жение вызывало улыбку. И вообще, всем своим видом матрос Микола Ползу-

нок невероятно походил на одного из героев старого советского мультфиль-

ма «Как казаки невест выручали».

Время шло, и экипаж, все еще находясь у пирса, все же постепенно при-

ходил в норму, становясь мало-помалу похожим на нормальный флотский

коллектив, пока еще не совсем готовый к реальному морю, но близкий к это-

му. Ползунок тоже как-то быстро освоился со своими обязанностями водо-

подготовщика, и даже научился разогревать банки с тушенкой в каком-то

непонятном приборе в ВХЛке, по слухам, относящемся к химической служ-

бе, и назначение которого не знал даже сам командир отсека. Каска Пол-

зунка покрылась «боевыми» царапинами и шрамами, но зато он уже знал,

как пролезть в машине 8-го отсека к сепаратору и при этом не расколошма-

тить голову и колени до крови и как отобрать пробы воды и масла везде, где

только возможно, причем без ущерба собственному здоровью. Микола даже

начал изредка снимать каску во время своих трюмных путешествий и при

этом не разбивать голову до кости, как в первые дни. В своем отсеке Пол-

зунок тоже обжился. Десятый отсек был самым маленьким на корабле, но

тем не менее набитым оборудованием насколько возможно, а заодно и зава-

ленный неимоверным количеством банок с консервированной картошкой.

Микола умудрился проползти на собственном пузе во все мало-мальски до-

ступные для своего габаритного тела щели и на одном из отсечных учений

619

П. Ефремов. Стоп дуть!

убедился в том, что только ВСУ – всплывающее спасательное устройство,

расположенное в отсеке, – ему недоступно. Ползунок, обряженный по всем

правилам в полное водолазное снаряжение, так и не смог протиснуть свою

мощную длань в саму камеру, предназначенную исключительно для спасе-

ния его же матросского организма. А дело тем не менее шло к первому вы-

ходу в море их корабля, а значит, и самого Ползунка…

Прошел, правда, еще целый месяц бесконечных «войн и разрушений»

у пирса, пока, наконец, командир, к этому времени уже немного обросший

пусть и береговыми, ракушками, не объявил на построении всему экипажу,

что они через три дня выходят в море. Сразу же начались бесконечные по-

грузки всего самого разнообразного, а главное – продовольствия, где Ми-

кола разжился дюжиной банок с консервированными сосисками и с говя-

жьим языком в желе. Все было надежно припрятано в уже ставшем родным

10-м отсеке, да так, что лейтенант Белов, производивший обыск отсека непо-

средственно сразу после погрузки, смог обнаружить только несколько банок,

но никак не все. Потом была еще масса всякой суеты, которая мало затрону-

ла Миколин распорядок, а еще через сутки начался ввод ГЭУ в действие.

Как ни пугали корабельные годки свое молодое пополнение летающими

по отсеку светящимися нейтронами и фиолетовой радиацией, Миколе все

происходящее на корабле казалось какой-то обыденной суматохой, скрашен-

ной только тем, что здесь одновременно оказалось очень много всевозмож-

ного народа. Зато приятным сюрпризом для него стало появление неожидан-

но вкусной и главное – обильной пищи, разительно отличавшейся от того,

чем их потчевал береговой камбуз. Про это счастье Микола, конечно, слы-

шал, да и сам поучаствовал в погрузке продовольствия, но реальность пре-

взошла ожидания, а если учесть, что по приказанию командира, впечатлен-

ного Миколиным ростом, ему в добавке не отказывали, то ввод ГЭУ в дей-

ствие Ползунку просто по-человечески понравился.

В море вышли через два дня. Все это время устраняли какие-то замеча-

ния и недоработки, до которых Миколе было мало дела, да и не понимал он

в этом ничего. Ползунок с неподдельным интересом ползал по трюмам рабо-

тающей машины и, к собственному удивлению, впитывал знания, как губка.

Поэтому он чуть не пропустил команду «Исполнять приказания турбинных

телеграфов», которая и ознаменовала его первый выход в море. А уж первое

свое погружение матрос Микола запомнил надолго. Как только корабль по-

грузился на глубину 50 метров, командир отсека с довольным лицом извлек

откуда-то плафон из-под светильника, причем плафон явно нестандартный

и достаточно большой и начал ритуал посвящения Ползунка в подводники.

Сопротивлялся Микола, как мог, но все же в этот день выпил целых два

плафона соленейшей забортной воды, сначала в отсеке под руководством Бе-

лова, а потом уже в 8-м отсеке, вместе со всей молодежью турбинной груп-

пы. Столь обильное поглощение не предназначенной для питья воды ничем

серьезным не закончилось, не считая легкого расстройства желудка, ну и,

естественно, внутренней гордости, что он уже полноценный подводник, про-

шедший все положенные ритуалы.

Ну а дальше началось то, что офицеры и мичманы называли дурдомом.

В этот самый свой первый выход в море Микола понял, что как ни крути, а лег-

че всех в море все же матросу. Офицеры и мичманы всегда на виду, а матрос

в корме может и на вахте вздремнуть, и в трюме побакланить запрятанными

после погрузки припасами, да и помыться всегда можно, а не только в воскре-

620

Часть вторая. Прощальный полет баклана

сенье. А к тому, что работать приходилось много, Микола относился, на удивле-

ние, спокойно, не в пример многим другим матросам, преимущественно при-

званным на срочную службу из городов. Да и командир отсека ему попался,

по мнению всех, вполне достойный. Белов по пустякам не придирался и, будучи

офицером молодым, совершенно не гнушался спрашивать о том, чего не зна-

ет, и вместе с Ползунком до крови оббивал коленки, проползая в самые недо-

ступные места их самого маленького на корабле отсека. Плюс ко всему лей-

тенант был человеком веселым и очень начитанным, так что все длительные

и часто бессмысленные тревоги проходили у них в отсеке в интересных бесе-

дах между приборками и отработками, командир отсека рассказывал много

такого, о чем матросы да и старшина отсека мичман Кашбаев никогда не слы-

шали и самостоятельно, наверное, никогда бы не узнали. Именно от Белова

в морях Микола впервые услышал об острове Пасхи, инопланетянах, терра-

сах Баальбека, да и про всю историю подводного флота лейтенант рассказы-

вал интересно и увлекательно, начиная от Ефима Никонова и заканчивая ле-

гендарным Маринеско и первопроходцами атомного флота.

После всего этого было даже неудобно каким-нибудь образом подста-

вить своего командира отсека, которого и так из-за его лейтенантского зва-

ния командование дрючило по полной программе. Поэтому и на приборку,

и на тревоги матросы прибывали вовремя, в курилке старались не попадать-

ся и убирались в отсеке, как у себя дома.

Так день за днем проходил сначала первый выход в море, потом второй,

третий. Экипаж перестали ругать, постепенно начали похваливать, а уж по-

сле ракетной стрельбы, закончившейся планово удачно, вообще вручили

какой-то там приз Главкома.

А потом экипаж сдал корабль, и командование, поразмыслив, пришло

к выводу, что пора бы подковать личный состав подводного крейсера еще

и теоретически. И срочно, практически в пожарном порядке, выслало эки-

паж в Эстонию, в Палдиски, где располагался учебный центр кораблей их

проекта.

Микола, которому и Львов с Северодвинском после его деревни каза-

лись чуть ли не гигантскими мегаполисами, поездку в Эстонию воспринял как

настоящий подарок судьбы, а по большому счету просто как выезд за грани-

цу. Впрочем, и все матросы корабля с удовольствием предвкушали возмож-

ность увидеть настоящую жизнь, вместо сопок и пирсов, хотя бы из-за забо-

ра. Да и какой забор может сдержать настоящего матроса Северного фло-

та? Поэтому сборы экипажа в промерзающей казарме проходили немного

по другому сценарию, чем выезд куда-либо в другое место. Моряки носились

по соседним казармам, выпрашивая у друзей новые гюйсы, форменки и бо-

тинки, надеясь хоть разок, но щегольнуть новенькой формой, гуляя по брус-

чатке старого Таллина. Да и сами начальники, начиная от старшин команд

и заканчивая командиром корабля, целую неделю строили, строили и стро-

или матросов, проверяя форму одежды так, словно им предстояло участво-

вать в параде на Красной площади. Наконец, нервная суматоха подошла к за-

вершению, и экипаж тронулся в путь.

Сама дорога мало чем запомнилась Миколе, разве только тем, что в по-

езде умудрились напиться почти все матросы, за исключением самых мо-

лодых. Сам Ползунок, памятуя о Северодвинске, пить под одеялом не стал,

поскольку уж больно товарный вид имели молодые проводницы их состава,

и Микола резонно опасался того, что половой налетчик снова проснется в нем

621

П. Ефремов. Стоп дуть!

в самый ненужный момент. Другие бойцы оказались не такими сдержанны-

ми, вследствие чего полночи в плацкартных вагонах шли разборки офицер-

ского состава с проводницами, с некоторых из которых наиболее любвео-

бильных матросов снимали прямо с полуспущенными сатиновыми трусами.

Истины ради следует заметить, что многие пышнотелые проводницы были

совсем не против такой формы общения, однако их высокоморальная бри-

гадирша, сделав обход состава, подняла тревогу. Тотчас из своих купе были

вызваны офицеры и мичманы в огромном количестве, которые, как оказа-

лось, тоже отмечали отъезд из северных краев, а оттого, будучи неожидан-

но оторванными от душевных купейных застолий, вели себя нервно и мяг-

костью в обращении не отличались. Разбирательства то затухая, то снова

разгораясь, шли почти до самого утра, но Миколу совсем не волновали, так

как он спал сном праведника на верхней полке, и снился ему, как ни стран-

но, свой, теперь уже родной, 10-й отсек…

Рано утром по прибытии в Питер, прямо на перроне Московского вок-

зала, командир устроил построение, на котором сразу пять матросов получи-

ли по десять суток ареста, одного старшину разжаловали, а офицерам и мич-

манам, отведя тех в сторону, командир минут десять что-то очень сердито

выговаривал, яростно жестикулируя. Поезд на Таллин был только вечером,

и экипаж сначала переехал на Финский вокзал, откуда офицеров и мичма-

нов отпустили на весь день, оставив, правда, кое-кого с матросами. А потом

был многочасовой экскурсионный поход по Ленинграду. Город Миколу, ко-

нечно, впечатлил своим размахом и какой-то неземной монументальностью,

но ему, выросшему на зеленейших привольных просторах Украины, Питер

все же показался каким-то неуютным и холодным, и для себя Микола решил,

что никогда бы в нем жить не остался. К вечеру экипаж собрался на вокзале,

и загрузившись в вагоны, уже рано утром все были в Таллине, где пересели

на электричку, и через час оказались в Палдиски, небольшом городишке.

Ползунку показалось, что он даже поменьше Гаджиево, так как состо-

ял из одного громадного учебного центра с казарменным городком и соб-

ственно самого поселка, тоже на четверть состоящего из офицерских го-

стиниц и зданий, имеющих то или иное отношение к центру подводников.

Об увольнениях тут можно было сразу забыть. Дело в том, что поселок на-

ходился в зоне, куда и местных жителей пускали только по пропускам, а во-

еннослужащих выпускали только по отпускным билетам. В сам поселок ма-

тросов в магазин выводили группами. Пока первую неделю личный состав

обживался в казарме, привыкал к новому распорядку дня и, по сути, выдер-

живал карантин вместе с оргпериодом, вопрос о поездках в Таллин у моря-

ков не возникал. Но вот когда все устаканилось, режим учебы и нарядов стал

понятен и прозрачен, матросы стали атаковать своих начальников просьбами

об экскурсиях в столицу Эстонии. Замполит, посовещавшись с командиром,

«добро» на эти мероприятия дал, правда, только в составе группы и в сопро-

вождении офицеров и мичманов. И в первое же воскресенье матросы в ко-

личестве 26 человек, с двумя офицерами и двумя мичманами, отутюженные

и подстриженные, убыли в Таллин. С тех пор это мероприятие проводилось

каждый выходной неукоснительно, благо моряки вели себя, на удивление,

дисциплинированно и повода для прекращения экскурсий не давали.

Два раза побывал Ползунок в Таллине за первый месяц и был в востор-

ге от него в отличие от Ленинграда. Этот полусредневековый, полусовремен-

ный город с непривычными, но удивительно красивыми домами и улочками

622

Часть вторая. Прощальный полет баклана

казался Миколе городком из сказок братьев Гримм. Даже люди, говорившие

на русском языке со странной, похожей на заикание тягучестью и подчеркну-

той вежливостью, казались матросу какими-то выходцами из прочитанных

в школе книг. А вот в третье увольнение, когда их группу повез в парк Кадри-

орг командир его 10-го отсека лейтенант Белов, и произошел тот случай…

В программу любой экскурсии в парк Кадриорг входило посещение па-

мятника броненосцу «Русалка», погибшему в здешних водах еще при царе-

батюшке. А уж организованное посещение парка личным составом ВМФ

с этого памятника и начиналось. Несмотря на раннее субботнее утро, народу

в парке было уже довольно много. И бегающих по аллеям спортсменов, и чи-

стеньких бабушек и дедушек, гуляющих под ручку, и просто праздношатаю-

щихся обывателей. В этот выходной день группа матросов, выехавшая в го-

род из Палдиски, была сравнительно небольшой, всего 12 человек, и по этому

старший был всего один, лейтенант Белов. Еще в электричке моряки дого-

ворились с ним, что в Кадриорге побудут недолго, так как там уже бывали,

а потом поедут в Старый город, где и посидеть с мороженым можно, и про-

сто поглазеть есть на что. Слава богу, Белов хоть и был всего лишь с лейте-

нантскими погонами, но нарушить волю заместителя командира по полит-

части не убоялся, и уже в электричке, выслушав пожелания матросов, объя-

вил свой план проведения выходного дня. Из всего ранее заявленного в нем

остался лишь парк Кадриорг, что несказанно обрадовало моряков, желавших

поглазеть на городских девиц и, может быть, – чем черт не шутит! – хлеб-

нуть где-нибудь пивка, если лейтенант варежку раззявит. Обозрев памят-

ник броненосцу и выслушав краткий рассказ лейтенанта о его бесславной

гибели, группа только было направилась к близлежащей аллее, как откуда-

то сбоку раздался довольной громкий хоровой крик:

– Оккупанты! Оккупанты! Прочь с нашей земли! Оккупанты… Окку-

панты…

Скандировали стройно и организованно. Когда все повернулись на кри-

ки, то увидели метрах в десяти группу молодежи, скандировавшей и разма-

хивающей несколькими флагами, непонятной сине-черно-белой расцветки.

Лейтенант, до этого пребывавший в благодушном настроении, сразу как-то

подобрался и негромко скомандовал:

– Так, бойцы, вести себя спокойно. Не реагируйте ни на что. Повора-

чиваемся и идем своим маршрутом. Давайте, давайте…

Матросы тут же развернулись и не спеша пошли в противоположную

от демонстрантов сторону. Микола, пользуясь тем, что командир отсека шел

рядом спросил:

– Тащ, лейтэнант, а шо це за орлы?

Лейтенант, сморщившись, как от зубной боли, процедил сквозь зубы:

– Народный фронт, наверное, бл… Борцы за независимость…

– А что им надо-то? Мы ж свои…

Микола искренне не мог понять, почему их обзывают оккупантами. В их

селе тоже были старики, которые называли власть оккупантами, но со слов

деда выходило, что семьи этих стариков когда-то были очень богатыми и за-

житочными и теперь в них говорила только злость и обида за утерянные бо-

гатства. А здесь… Пацаны какие-то… Одеты хорошо, даже с шиком загра-

ничным, что еще надо-то?

Моряки спокойно и не обращая ни на кого внимания уходили, но мо-

лодежь, распаляя себя, не отставала и продолжала свой речитатив. И в один

623

П. Ефремов. Стоп дуть!

момент, видимо, не дождавшись никакой ожидаемой реакции на свое вы-

ступление, молодежь изменила тактику, и в спины моряков вместо слов со-

вершенно неожиданно полетели камни. Одному из турбинистов булыжник

попал в плечо, лейтенанту Белову «оружие пролетариата» зарядило прямо

в спину, а Миколе досталось по голове, слава богу, вскользь, но все же здоро-

во рассадив кожу до крови, моментально потекшей по щеке. На самом деле

Ползунку было не столько больно, сколько обидно. За что? Растерявшиеся

матросы как-то разом посмотрели на Белова. Лейтенант с перекошенным

от боли лицом поднимал с земли фуражку, слетевшую с его головы после по-

падания камня. Матросы загалдели, перебивая друг друга.

– Тащ лейтенант… Давайте мы их… Нас же много… Козлы… Наваляем…

Белов поправил на голове фуражку и, повернувшись к примолкнувшим

демонстрантам, резко, так, как Ползунок еще никогда не слышал, даже не от-

дал команду, а просто рявкнул:

– Слушай мою команду! Взять несколько человек, кого сможете.

Не бить! Сдадим в милицию!

И жаждавшие мести матросы широким фронтом бросились на нацио-

налистов. Те если и ожидали что-то подобное, все же среагировали с опо-

зданием, когда развившие чуть ли не спринтерскую скорость матросы, за-

жав ленточки бескозырок в зубах, были уже в нескольких метрах от них.

Кто-то сразу попытался отбиться флагом, кто-то бросился наутек, получив

пару зуботычин от рассвирепевших матросов, но оказывать более или ме-

нее достойное сопротивление никто из них не решился, и уже через ми-

нуту все было кончено. В руках матросов с завернутыми за спину руками

оказалось четверо «террористов», а остальные, побросав свои знамена,

разбежались по близлежащим аллеям. Матросы не особо церемонились

с задержанными, и когда их подтащили к лейтенанту, то было заметно, что

кулаки североморцев уже прогулялись по их телам. Инцидент не прошел

незамеченным, и вокруг начали собираться люди, до этого степенно про-

гуливавшиеся по парку.

– Позор!

Из толпы зевак начали раздаваться крики:

– Позор! Армия против своего народа! Позор! Вон из Эстонии! Отпу-

стите наших детей!

Но уже оправившийся лейтенант Белов, бегло оглядев кричащую тол-

пу, неожиданно громко и уверенно скомандовал:

– Тихо!!! Граждане, эти молодые люди совершили нападение на воен-

нослужащих срочной службы! Задержанные будут переданы милиции!

Шум немного стих, и прямо из столпившихся людей внезапно нарисо-

вались два милиционера, уверенно подошедших к Белову.

– Капитан Аллик!

– Лейтенант Реэк!

– Лейтенант Белов!

Офицеры представились друг другу, и капитан как старший из мили-

ционеров задал вопрос:

– Ле-е-ейтенант, что ту-ут происходит?

Белов коротко обрисовал ему произошедшее, указав на кровь на лице

Ползунка и кучу флагов, собранных матросами.

– Та-ак… хо-о-орошо… От-тпустите их… – попросил капитан, указы-

вая на задержанных подростков.

624

Часть вторая. Прощальный полет баклана

Матросы посмотрели на Белова. Тот кивнул. Матросы разжали руки,

и освобожденные, потирая занемевшие конечности, начали как-то боком

перемещаться за спины милиционеров.

– Идите дет-т-ти… Идите дом-мой…

Капитан махнул рукой в направлении столпившихся людей. Молодые

националисты недолго думая подхватили свои валявшиеся флаги и, растопы-

рив напоказ пальцы жестом «виктория», выкрикивая что-то на эстонском,

растворились в толпе. Матросы, видя такую картину, начали недовольно пе-

реговариваться, а Белов, шагнув вплотную к капитану и еле сдерживая себя,

спросил того:

– Капитан, это что за дела?! Почему вы их отпустили?

Капитан с непроницаемым лицом как-то не к месту козырнул и крайне

официально произнес:

– То-овари-ищ лейтена-а-ант! Я вы-ы-ынужден задержать это-о-ого

матрос-с-са. Он участвовал-л-л в избиении школьников…

И палец капитана указал на Миколу, единственного матроса, на лице

которого были следы крови. Офонаревший от услышанного Микола боко-

вым зрением увидел, как из примолкшей толпы к ним выдвигаются еще два

милиционера, но уже с дубинками в руках.

– Капитан, вы что сдурели?! Никого вы не задержите! Не имеете пра-

ва! Нас может задержать только комендантский патруль! Только…

Милиционеры, подходившие сбоку, схватили Миколу за руки и попы-

тались завернуть их ему за спину. Микола, который мог одним движением

своих плеч опрокинуть их на землю, никак не ожидал такой прыти от эстон-

ских блюстителей правопорядка и неожиданно дал слабину, позволив по-

виснуть им у себя на руках.

– Не пы-ытайтес-сь сопротивлят-ться органам общественного

правоопоряд-дка, товарищ лейтена-а-ант. Вы не поним-мает-те…

Белов, видимо, балансирующий в душе между законопослушанием

и справедливостью, завидев своего могучего «казачка», облепленного эстон-

скими милиционерами и чувствуя на себе двенадцать пар глаз, ждущих его

решения или приказа, ощутил неимоверный стыд. Он вдруг понял, что пе-

ред ним враг, и этот враг хочет забрать его матроса, и тот потом всю жизнь

будет помнить, что его отдали каким-то эстонским ментам, просто так, даже

не попытавшись отстоять. И осознав это, лейтенант моментально принял ре-

шение без оглядки на все возможные последствия.

– Это ты не понимаешь капитан… Со мной нас здесь тринадцать. Стре-

лять ты не посмеешь, а разогнать здесь всех мои бойцы смогут на раз, ко-

зел… – Белов уже не просто говорил, а шипел дрожащим голосом, сжимая

и разжимая кулаки.

– Моряки к бою! Будем прорываться! Ремни снять!

Услышав, наконец, внятную и понятную команду, Микола напрягся и, вы-

вернувшись, бросил обоих милиционеров на асфальт. Матросы сразу же как-то

сами по себе замкнули круг, в центре которого оказались Белов и эстонские ми-

лиционеры. Наступила полная тишина. Толпа, стоявшая вокруг, как будто оне-

мела, а матросы, повыдергивав ремни из брюк, намотали их на руки, получив

сразу двенадцать убойных предметов уличной драки с ударной частью в виде

латунной пряжки. Матросы и в гражданской жизни, как и большинство совет-

ской молодежи, милицию особо не жаловали, а уж в такой ситуации, получив

законный приказ, были совсем не прочь посчитаться за прошлые обиды.

625

П. Ефремов. Стоп дуть!

– Мы сейчас уйдем, капитан. Если ты будешь нас задерживать, мы бу-

дем отбиваться. А если толпа полезет вам помогать, то это уже будет избие-

ние военнослужащих гражданскими населением при попустительстве и даже

активной поддержке милиции. Тебе такое надо?

Капитан, за эти пару минут заметно утративший невозмутимость, ви-

димо, сообразил, что события пошли не по запланированному сценарию. За-

битые и безвольные, по его представлению, матросы во главе с «зеленым»

лейтенантом, неожиданно проявили твердость и решимость и, судя по все-

му, были абсолютно готовы пойти на все, чтобы уйти без потерь. Но просто

так отпускать их было стыдно.

– Лейтена-а-ант… Под суд пойде-е-ешь…

Белов усмехнулся.

– Ага… Дождался… Ты найди нас сначала… Моряков тут навалом…

Микола внезапно подумал, что в словах его лейтенанта есть резон. Еще

в Гаджиево им всем в приказном порядке поменяли ленточки на бескозырках

с «Северного флота» на «Военно-морской флот», а больше отличий от бал-

тийцев матрос и не видел. Капитан, видимо, что-то решил для себя и нехотя

выдавил всего одну фразу:

– Ну-у-у… иди-ит-те… иди-ит-те… Дал-ле-еко не уйдет-те…

Лейтенант повернулся к матросам.

– Товарищи матросы, на сегодня увольнение закончено. Мы возвра-

щаемся в часть.

И напоследок, наклонившись к капитану, командир отсека нагло бле-

фанул.

– Капитан, ты не вызывай толпу своих сразу. У меня на остановке весь

оставшийся экипаж нас дожидается. Пока твои приедут, нас тут человек сто

будет. Будь здоров!

Сквозь уже изрядно поредевшую толпу расступившихся гражданских,

группа прошла быстрым шагом, но как только место столкновения скрылось

из виду, лейтенант скомандовал:

– Бегом марш на остановку! Прыгаем в первый же транспорт, кото-

рый идет в город.

К счастью, вся группа успела вскочить в отходивший трамвай, кото-

рый, громыхая, минут за десять довез их до города. Микола заметил, что

покусывающий губу его командир отсека то и дело оглядывается назад, но

погони, похоже, не было. Что там перемкнуло в голове капитана милиции,

неясно, но подмогу он не вызвал и план «Перехват» объявлять не стал, ви-

димо, допетрив своим сепаратистским умом, что силовые акции против Во-

оруженных сил СССР все же проводить еще рановато. Естественно, уволь-

нение было завершено досрочно, и на ближайшей электричке Белов повез

всех обратно в Палдиски. Но когда поезд тронулся, лейтенанта, видимо, от-

пустило, и чтобы раннее возвращение в казарму не показалось подозритель-

ным, он вывел всех в Кейле, где они и вкусили мороженого и местных соси-

сок с тушеной капустой. Перед окончательным отъездом в Палдиски Белов

взял с матросов честное слово, что о происшедшем они никому, даже своим,

рассказывать не будут. Моряки пообещали и, к удивлению даже самого Ми-

колы, о событиях в парке Кадриорг не распространялись, хотя удивляться,

наверное, и не стоило. Почти все, кто был в этом увольнении, были турби-

нистами, из первого дивизиона, и подставлять своего лейтенанта, не побояв-

шегося конфликта с милицией, не хотели, а стукача среди них не нашлось.

626

Часть вторая. Прощальный полет баклана

На память о культурных и воспитанных эстонцах у Миколы остались лишь

неприятные воспоминания и небольшой шрам под волосами.

А вскоре подошло время покинуть оказавшуюся такой внешне при-

влекательной, но совершенно негостеприимной Эстонию, и экипаж ракет-

ного подводного крейсера стратегического назначения убыл на место по-

стоянной дислокации. Там сразу же завертелась военно-морская канитель,

связанная с приемом корабля, а потом командира Миколиного отсека лей-

тенанта Белова неожиданно откомандировали в другой экипаж и отправи-

ли в автономку.

А потом служба закрутила так, что своего командира отсека матрос Пол-

зунок увидел только через полтора года. Лейтенант уже стал старлеем, 10-м

отсеком уже не командовал, а рулил на ПУ ГЭУ корабля одним из управлен-

цев. Потом служба совершила очередной кульбит, и самого Миколу отпра-

вили на боевую службу с другим экипажем. Миколе, как человеку сельско-

му, к одному месту привязанному, такая перемена не очень понравилась,

но служба есть служба, и матрос, прихватив на всякий случай свою каску,

ушел на другой корабль. После автономки Миколу оставили дослуживать свой

срок на другом корабле, и он всего несколько раз и то случайно видел свое-

го бывшего командира, всегда с уважением здороваясь с ним. А потом стар-

ший матрос Микола Ползунок был демобилизован, и вернулся уже не про-

сто на Украину, а в Нэзалэжну Україну…

Прошло 15 лет. Около двадцати часов вечера капитан УМВС України

Ползунок во главе наряда милиции прибыл в парк И. Франко по сигналу

о драке на центральной аллее. Но когда милиционеры подъехали к месту,

о драке уже ничего не напоминало, кроме свидетельств немногочисленных

очевидцев. Капитан уже собирался дать команду ехать обратно, но из управ-

ления сообщили, что совсем рядом, около отеля «Днистер», тоже какой-то

конфликт и надо заехать и разобраться на месте. Со слов дежурного, зво-

нила портье гостиницы и сообщила, что в баре на втором этаже гостиницы

произошел конфликт между постояльцем и кем-то из местных. Потом ситу-

ация вроде бы мирно разрешилась, но, когда постоялец вышел на улицу про-

гуляться, его уже ждали несколько человек.

У самого отеля было спокойно, но вот слева от входа, недалеко от вхо-

да в бар, было заметно некоторое скопление народа. Милицейская машина

подкатила как можно ближе, и милиционеры, подхватив дубинки, выпрыг-

нули из нее.

У стены, опираясь на нее, стоял тяжело дышащий мужчина, сжимающий

в обеих руках по камню. С его губы стекала кровь, капавшая на белоснеж-

ный ворот рубашки. Один рукав был надорван, и вообще, выглядел прилич-

но одетый мужчина как после пьяного мордобоя на свадьбе. Напротив стояли

три бритоголовых парня, все как один в тяжелых армейских ботинках, полу-

военных штанах и черных футболках. Четвертый, одетый в дорогое фирмен-

ное шмотье и, судя по всему, не ведающий бытовых проблем, видимо, был их

предводителем. Ползунок скривился. Этих «патриотов» по негласному рас-

поряжению властей лишний раз трогать не стоило, о чем они прекрасно зна-

ли и чем с удовольствием пользовались, постепенно начиная напрягать даже

националистически настроенную часть органов правопорядка.

– Эй, хлопці! Що отут відбувається?

Вожак, повернувшись к милиционерам, нагловато растягивая слова, от-

ветил:

627

П. Ефремов. Стоп дуть!

– Ааа… Влада. Так… Один москаль нахабнуватий отыскался…

Ползунок поморщился, как от зубной боли.

– Ну да… I ви вчотирьох його на місце ставите? Давайте-ка йдіть звідсi,

поки у відділення не забрал.

Парень с вызывающей неторопливостью и пренебрежением к стоя-

щим перед ним представителям власти достал сигарету и щелкнул позоло-

ченной зажигалкой.

– А ти, капітан, видно, Україну не любишь… Москалі не повинні топта-

ти нашу землю! Натерпілася вже Україна от…

И тут неожиданно подал голос побитый мужчина:

– Это от вас, уродов, она еще натерпится…

Ползунок вздрогнул. Этот голос напомнил что-то очень далекое и полу-

забытое. Капитан шагнул ближе. У стены, сверкая исподлобья глазами, сто-

ял постаревший, изрядно погрузневший его командир отсека старший лей-

тенант Белов. Он явно не узнал Ползунка, но это было для Миколы уже со-

всем неважно. У него как будто щелчком обнулились все годы, прошедшие

с его флотской службы, и он вдруг снова ощутил себя просто молодым ма-

тросом, стоящим в парке Кадриорг перед толпой, готовой растоптать тебя

с твоими товарищами. И это решило все.

Капитан Ползунок рывком выдернул из кобуры табельный Макаров

и, передернув затвор, встал рядом с Беловым плечом к плечу.

– Ну що, бандерівці, підходь хоч усі відразу! Нас уже двоє! Моряки

до бою, товариш старший лейтенант!

Двое бывших с Ползунком милиционеров остолбенели. Мало того, что

действия командира, по их разумению, были просто безумными, но даже

в самых горячих и рискованных ситуациях, которых было немало в их ра-

боте, капитан Ползунок никогда на их памяти не вынимал оружие. Они ни-

когда не видели своего всегда спокойного и взвешенного товарища в таком

состоянии, а тот, мешая от волнения украинские и русские слова, продол-

жал кричать, водя перед собой пистолетом:

– Яка мать вас родила, недобитки фашистські, бл…! Не українці ви!

Справжні естонці! Бегом звідси… Перестріляю!

Военизированные парубки со своим предводителем, увидев пистолет

в руках милиционера, неожиданно осознали, что шутки закончились и ка-

питан, кажется, готов начать стрельбу. Причем конкретно по ним. Прицель-

но и без малейших сомнений. И тут патриотически настроенной молодежи

как-то сразу и очень сильно захотелось жить.

– Біжимо, брати! А із цим зрадником ми ще зустрінемося…

И четверка, развернувшись, испарилась в темноте самым скорым аллю-

ром, на какой только способны человеческие ноги.

Эту ночь, капитан 3 ранга запаса Белов провел в гостях у капитана львов-

ской милиции Миколы Ползунка. Его жена Лена застирала и заштопала его

изодранную рубашку, а бывший старлей и бывший старший матрос до утра

сидели на кухне, политкорректно распив сначала бутылку русской водки,

а потом бутылку украинской горилки с перцем. Они запивали водку «Бор-

жоми», закусывая белорусскими маринованными грибочками и домашней

колбасой, неделю назад привезенной Миколиным отцом из деревни. А го-

ворили они не как бывший начальник с подчиненным и не как офицер с ма-

тросом, а как бывшие моряки одного, когда-то могучего, но побежденного

чьей-то злой волей флота. И им точно нечего было делить.

628

Часть вторая. Прощальный полет баклана

Белов оказался во Львове по нынешней гражданской деятельности и все-

го на одну ночь. Днем он сделал все дела, а вечером, попивая кофе в баре го-

стиницы, имел глупость спросить у сидящего рядом парня, как переводится

какая-то фраза в подаренном ему путеводителе по городу Львов на украин-

ском языке. Белов оказался во Львове впервые, и утром перед отъездом хотел

просто прогуляться по городу. В ответ на элементарную и вполне вежливую

просьбу парень ему нахамил. Белов, не желая себе неприятностей в городе,

являющемся идеологической столицей украинских националистов, от скан-

дала попытался уклониться, уйдя из бара в холл гостиницы. Но агрессивно

настроенному молодому и холеному «бендеровцу», видимо, втемяшилось

в голову указать незваному московскому гостю его истинное место. В кон-

це концов, не найдя мирной возможности отвязаться от прилипчивого «оу-

новца», Белов ответил ему со всей мощью могучего русского языка, переме-

жая его смачными морскими терминами. Дойти до рукоприкладства не дала

внутренняя охрана отеля, отправившая парня, оказавшегося не постояльцем,

куда подальше за пределы гостиницы. Но обиженный незнанием каким-то

москалем великой украинской мовы, парень вызвал подмогу, и часа полто-

ра ждал, когда же наконец наглый постоялец отправится на вечерний про-

менад. И дождался. Когда Белов, налившись кофе под завязку, покинул сте-

ны гостиницы, его уже ждали. Помощь в лице Ползунка подоспела как раз

вовремя, потому что, со слов самого Белова, на второй заход его могло бы

и не хватить, даже с камнями в руках. На следующий день Микола, отпро-

сившись с работы, усадил своего бывшего командира в машину и устроил

ему шикарную автоэкскурсию по улицам старинного города. А вечером по-

сле дружеского ужина Белов, тепло попрощавшись с гостеприимным семей-

ством Ползунка, покинул город на ночном московском поезде.

P. S. Я все время думаю, что же будет, когда уйдут на пенсию офицеры-

пограничники, ныне стоящие по разные стороны шлагбаумов и в разных

мундирах, но когда-то оканчивавшие одно училище, в еще единой стране?

И что будет, когда еще через одно, максимум два поколения русский язык

в бывших союзных республиках будут помнить только бывшие сослужив-

цы и старики?..

Будь готов, или Памятка молодому лейтенанту

Жизнь гораздо легче прожить, чем вы думаете. До-

статочно принять невозможное, обходиться без

необходимого и выносить невыносимое…

Кто-то из великих

Будь готов приехать туда, где тебя не ждали, не ждут и ждать не будут.

Точнее, ты-то сам, может, и нужен, а вот твои проблемы всем по барабану.

И если, переночевав у друзей первые пару ночей (а это в лучшем случае), в ка-

зарме или военно-морской «гостинице», ты после всех положенных ритуа-

лов представления новому начальству, смущаясь и опуская глаза, спросишь

629

П. Ефремов. Стоп дуть!

о жилье, будь готов! Жилья нет! В стране с жильем большая напряженка,

а уж в нашей глуши… Народу увольняется много, но квартир, к общему удив-

лению, становится меньше. Парадокс: уезжает в три раза больше, чем при-

езжает, а жилье не освобождается! Задумайся, лейтенант! Да и пока не сдал

зачеты на самостоятельное управление, о жилье говорить рано. Жена? Ре-

бенок? Вот записка в «гостиницу». Покантуйся пока там. Не бояре, на пья-

ных мичманов и гражданских специалистов посмотрите, зубами от холода

постучите, с крысами подружитесь. Будь готов! Ты же офицер!

Будь готов не получить обещанное и получить нежданное. Выпустил-

ся из училища, а форму не дали. Нет, конечно, на первое время снабдили

кое-чем. Брюки, рубашечка, тужурочка. Фуражка опять же. Остальным по-

обещали на «действующем» флоте завалить по макушку. Дудки! На фло-

те ничего нет! Советские запасы кончились, российских не нажили. На но-

ски, и то очередь. А до холодов близко, да и начальники упертые какие-то.

Чтоб был в строю в шинели, или, как по-новому-старому, в форменном паль-

то, и все тут! Рожай и надевай! А уж про всякие подъемные, компенсации,

выплаты будь готов забыть надолго, если не навсегда. Радуйся, если получ-

ку с опозданием в пару месяцев дадут. Так что, кинь в чемоданчик, собира-

ясь на Север, папину шинель 1953 года пошива, да и всего остального поки-

дай побольше – пригодится. Крабик на фуражечку шитый, а не из жестян-

ки, и все такое…

Будь готов к тяготам и лишениям военной службы. Сунулся на корабль,

посмотрел и собирайся в патруль. Самая ответственная вахта для корабель-

ного лейтенанта. Познавай изнанку жизни полярного гарнизона. Погоняй

полупьяных матросов с береговой базы, поразводи загулявших офицеров

из офицерского «казино», с «золотым» мичманским фондом флота пообщай-

ся. Очень впечатляет! Послужи. Через день. День корабль, день патруль. Или

КПП какое… Вахта одним словом. Кто-то должен!

Будь готов учиться, учиться и учиться! Всему. Как сдавать зачеты по спе-

циальности, не читая ничего, стоять дежурным по кораблю, не умея ров-

ным счетом ничего, и стоять успешно, раз за разом, ничего не ломая. Учись

всем ремеслам сразу (если тебе, каким-то чудом все же дали жилье). Будь го-

тов гудронить крышу (если получил пятый этаж) и перестилать полы (если

первый). На другие этажи надеяться не стоит, подводник живет либо выше

всех, либо ниже. Береговая база живет посередине. Будь готов самостоя-

тельно менять батареи, чистить трубы, продувать канализацию, виртуозно

владеть разводным ключом и в совершенстве знать отопительную систему

своего дома. Похолодало, а ты фонарь в зубы, ключ в карман, шасть в под-

вал. Вспомнил, что куда течет и откуда сливается, все соседние стояки полу-

завернул, свой, наоборот, открыл на полную и бегом домой. Глядишь, через

часик весь дом администрацию матом кроет от холода, а твой подъезд потом

истекает. Пока кто-то в подвал сбегать не догадается, и уже твой стоячок по-

луприкрыть. И весело, и интересно.

Будь готов к таким бюрократическим казусам, что и во сне присниться

не могут! Квартиру не дают, пока жена не прописана, а прописку не дают,

пока не дадут квартиру, где жену прописывать надо. Непроходимый тупик.

Телеграмму «Я ушел в море» давать нельзя. Военная тайна. «Меня не будет

десять дней» – пожалуйста! Хочешь привезти родителей в гости? На здоро-

вье! Вези! Но сначала пропуск оформи. Сдал необходимые бумаженции –

и жди. Сколько – тоже военная тайна. От недели до трех месяцев. Как по-

630

Часть вторая. Прощальный полет баклана

везет. Если в дивизии мичман из строевой части твоим ходатайством задни-

цу не подтер, может, и получишь. А лучше будь готов маму с папой в кузове

грузовика поздно вечером через КПП ввезти или дождаться, когда знакомый

на вахте там же стоять будет. Нет бумажек – нет проблем!

Будь готов, что жена, приехав с тобой служить, уедет сразу же обратно.

И к тому, что она останется. И если останется, то по причине отсутствия ра-

боты очень скоро от нее отвыкнет. А потом и вообще станет считать работу

чем-то ненужным и неприятным. И уж если когда-нибудь потом, через много

лет, ты выберешься с Севера на Большую землю, будь готов к тому, что ее от-

ношение к работе ничуть не изменится. Привычка, она штука серьезная!

Будь готов и к некоторым приятностям жизни. Можешь вообще не учить

свою родную специальность. Чего голову забивать? По нынешним временам

тебя и наказать-то толком не смогут. Только деньгами. А по причине малой

выслуги лет, отсутствия северных надбавок и прочих доплат та сумма, ко-

торой могут лишить, – просто чепуха. Можешь даже лаяться со всеми на-

чальниками, как собака. Звания тебе тоже не задержат никогда. Нет такого

закона, звания молодому офицеру задерживать! Будь уверен – день в день

присвоят! И поздравят! Демократия – это свобода личности, в том числе

офицерской. Плюй на всех смело. Правда, могут изгнать с флота с позором.

Но тут уж надо так постараться! Ломать и взрывать на корабле ничего не надо,

спишут на молодость, нервы попортят и оставят. Хамить всем подряд матер-

но и грязно тоже не советую, сгноят в нарядах, а потом еще и карьеру сдела-

ешь. Могут посчитать за крепость характера и упорство в достижении цели.

Сам не рад будешь. Вылететь со службы – дело трудное, подходить с фанта-

зией надо, потрудиться. Так что будь готов к определенной вседозволенно-

сти, которой офицеры постарше не понимают и никогда не поймут. Поэтому-

то на них воду и возят. Они-то служить начинали, когда приказы выполнять

принято было. Несовременные люди, однако.

Будь готов врать не краснея. На флоте тот, кто не умеет врать, обречен.

Никаких радостей. Ну, проспал ты. Скажешь правду – сжуют сырым. Боль-

шинство отцов-командиров, вырастая в должности, особенности человече-

ского организма признавать перестают. Хотя и сами просыпали в свое вре-

мя. Поэтому, опаздывая, врывайся, задыхаясь от волнения, к начальнику,

и сразу в лоб: прорвало все батареи! Это самое тривиальное вранье. Разно-

образь почаще. Безумный баклан на кухню залетел, крыльями стекла выбил,

понос пробрал всю семью до безобразия, замок заклинило, у подъезда упал

плашмя в лужу и долго форму менял. Главное – фантазия. И чем неправдо-

подобнее, тем легче верят!

И самое главное: будь готов, что все будет совсем не так, как ты толь-

ко что здесь прочитал. Флот – огромная Страна чудес. Просто будь готов –

и все!

Вместо эпилога

Север. Тундра. Камни. Снег.

Море. Пирсы. Весь мой век.

Лодки. Полюс. Льда хрусталь.

И ветра, что бьют, как сталь.

Автономка. Вахта. Дни.

Пульт. Реактор. Ламп огни.

Возвращенье. Встреча. Дом.

Санаторий. Сон с трудом.

Снова море. Шум тревог.

Почему-то ноет бок.

Смена власти. Чехарда.

Отпуска: туда-сюда.

Двадцать льготных. Пенсион.

Две полоски на погон.

Две медали «За песок».

Посеребряный висок.

Пьянка. Проводы. Приказ.

Влага, льющая из глаз.

Поезд. Полка. Полутьма.

Мурманск. Питер. Кутерьма.

Дача. Воздух. Огород.

Первый с грядки корнеплод.

Старость. Слабость. Смех и грех.

Мемуары. Даты вех.

Якорь. Фото. Гроздь рябин.

Стопка водки на помин.

Смерть. Рыданья в унисон.

Крест. Ограда. Вечный сон...

Содержание

От автора ...................................................................................................................................................... 5

Вместо предисловия, пролога, преамбулы и тому подобного ............................................................ 7

Краткий сленговый словарь современного подводника .................................................................... 8

Часть первая. Птенцы гнезда Горшкова

Легко ли стать офицером ........................................................................................................................ 14

Мимоходом. О вечной бабе Дине… ................................................................................... 19

Мимоходом. Не врать – полезно! ..................................................................................... 19

Мимоходом. Тактика «черных» полковников ................................................................. 20

Мимоходом. Бескорыстие… ................................................................................................ 21

Аргонавты наоборот… ............................................................................................................................ 23

Огнетушитель за бортом ......................................................................................................................... 33

Правила хорошего тона, или Как правильно съесть яблоко ............................................................ 35

Живи по уставу, завоюешь… ................................................................................................................. 42

Уроки английского ................................................................................................................................... 48

Министр обороны. Встреча первая ..................................................................................................... 52

Наши пушки – жены заряжены! ......................................................................................................... 58

Мимоходом. Оригинал......................................................................................................... 62

Экзамен – штука тонкая........................................................................................................................ 63

Гробовые доски ........................................................................................................................................ 70

Мимоходом. Шутки курсантской поры ............................................................................ 77

Патруль ...................................................................................................................................................... 79

Мимоходом. Градация пятилетки ...................................................................................... 85

Тело офицера Спивакова ........................................................................................................................ 86

Мимоходом. Пьянству – бой! ............................................................................................ 88

Мимоходом. Кое-что о запахах .......................................................................................... 89

Мимоходом. Идеальный солдат ......................................................................................... 91

Купание красного коня ........................................................................................................................... 92

Почетный гражданин города Севастополя ......................................................................................... 95

Делу партии верны… ее верные сыны! ................................................................................................ 99

Гауптвахта. Вариант южный ................................................................................................................ 106

Мимоходом. Военная хитрость ........................................................................................ 111

Сдержать слово....................................................................................................................................... 113

Мент .......................................................................................................................................................... 118

Мимоходом. Военная кость .............................................................................................. 130

И грянул выпуск… .................................................................................................................................. 131

Часть вторая. Прощальный полет баклана

Стоп дуть! ................................................................................................................................................ 138

Как закалялась сталь… … ....................................................................................................................... 146

Мимоходом. Впервые… … .................................................................................................. 152

Мимоходом. Характер, однако! ....................................................................................... 152

Потоп ........................................................................................................................................................ 154

Дом, в котором ты живешь… ................................................................................................................ 158

Распред ..................................................................................................................................................... 167

Автономке конец, путь на базу далек… .............................................................................................. 171

Министр обороны. Встреча вторая ..................................................................................................... 178

Мимоходом. Спорт – для сильных! ................................................................................ 181

Горячая эстонская любовь .................................................................................................................... 182

О зубной боли, неделях прибалтийской эстрады

и лейтенанте Галактионове… .......................................................................................................... 192

Карьера, однако… ................................................................................................................................... 207

Дороги, которые нас выбирают .......................................................................................................... 213

Мимоходом. Отпуска, отпуска… ...................................................................................... 219

Как успеть на Новый год ....................................................................................................................... 220

Мимоходом. Который час? ............................................................................................... 223

ГЭУ как степень единения механического коллектива .................................................................. 226

Бывало и хуже! ....................................................................................................................................... 230

Мимоходом. Идите вы все!!! ............................................................................................. 234

Заполярный Отелло ............................................................................................................................... 236

Мимоходом. Каска капитана Хлебова ............................................................................ 239

633

П. Ефремов. Стоп дуть!

Распред-2 .................................................................................................................................................. 241

Мимоходом. О, сколько нам открытий чудных… ......................................................... 245

Правила передислокации войск .......................................................................................................... 248

Северный Париж ................................................................................................................................... 257

Мимоходом. Кальсоны Алексеевича............................................................................... 265

Типично военная сказка ....................................................................................................................... 267

Мимоходом. ДМБ-75 .......................................................................................................... 271

О вожде пролетариата, памятниках культуры и вещем слове ...................................................... 273

Мимоходом. Скамейкина нога ......................................................................................... 279

Тяга к знаниям, или Минет по-молдавски ......................................................................................... 281

Нам песня строить и жить помогает… ............................................................................................... 287

Кумжа ....................................................................................................................................................... 290

Из жизни банкиров................................................................................................................................ 294

Мимоходом. День корабля ................................................................................................ 296

Любовь ..................................................................................................................................................... 297

Апология рапорту ................................................................................................................................... 315

Свинина по-флотски ............................................................................................................................. 319

Мимоходом. Перчатки в шапке ....................................................................................... 324

Царство Кожакарство ........................................................................................................................... 325

Когда топоры плавают… ........................................................................................................................ 330

Сын трудового народа… ....................................................................................................................... 334

Я – командир .......................................................................................................................................... 339

Родное, родное железо… ....................................................................................................................... 344

Печать ....................................................................................................................................................... 354

Вагонная история ................................................................................................................................... 361

Мимоходом. О чайниках ................................................................................................... 368

Отрывки из неизданного ...................................................................................................................... 370

Размышления о воровстве и христианстве ....................................................................................... 373

Мимоходом. Собачья жизнь ............................................................................................. 380

Мимоходом. Философия ................................................................................................... 381

Летние шутки офицеров ВМФ ............................................................................................................ 383

Быль о матросе Брыле, азербайджанском гостеприимстве и просто о жизни… ....................... 390

Одиночное плавание ............................................................................................................................. 407

Голые погоны .......................................................................................................................................... 413

Мокрый сарафан .................................................................................................................................... 419

Мимоходом. Еще раз про сон… ........................................................................................ 436

Проехаться в Мурманск ....................................................................................................................... 438

Как надуть старпома… ........................................................................................................................... 444

Путч и все остальное… .......................................................................................................................... 449

Мимоходом. Заметка в стенгазету .................................................................................. 453

Мимоходом. Что-то упало?! .............................................................................................. 455

Сухо, тепло и уютно… ............................................................................................................................ 456

Как провожают пароходы… ................................................................................................................. 463

Мимоходом. Авария, тащ!!! .............................................................................................. 473

Всего один день ....................................................................................................................................... 476

Простой советский пятак ..................................................................................................................... 488

Мимоходом: Велоэргометрия ........................................................................................... 492

Замполиты, политруки… а по-прежнему – комиссары! ................................................................ 495

Шоколадный замполит .......................................................................................................................... 504

Самое простое КШУ .............................................................................................................................. 513

И наши имена узнает вся страна… ..................................................................................................... 520

Доклад ....................................................................................................................................................... 526

Рыбак рыбака… ....................................................................................................................................... 528

Последний линкор империи ................................................................................................................ 540

Мертвые души ........................................................................................................................................ 559

Погиб при исполнении… ...................................................................................................................... 564

Награда нашла героя… .......................................................................................................................... 574

Получить «майора»… ............................................................................................................................. 577

Уйти в запас или умереть! .................................................................................................................... 581

Братство по оружию .............................................................................................................................. 598

Мертвая сталь ......................................................................................................................................... 603

Грустная история совсем не о флоте… ............................................................................................... 605

В бой пойдут одни старики… ............................................................................................................... 616

Будь готов, или Памятка молодому лейтенанту ................................................................................ 629

Вместо эпилога ........................................................................................................................................ 632

Директор по продажам и развитию бизнеса

компании «ЛайтНэт Комплекс»

Павел Ефремов. 2009

Павел Ефремов

Стоп дуть!

Легкомысленные воспоминания

Редактор В. Н. Тепляков

Корректор Н. Н. Грибенюк

Дизайн книги и верстка О. В. Красильников

Формат 70×100/16. Бумага офсетная. Печать офсетная.

Гарнитура «Times New Roman». Усл. печ. л. 51,7. Тираж 500

Издательство «Квадрига»

Издатель С. Т. Корнеев

ISBN 978-5-91791-033-8

9 785917 910338

Название книги

Stop (maket - 2).indd

Ефремов Павел

Содержание