Некоторое время капитан молча сидел на стуле, потрясенный произошедшим на его глазах самоубийством. Наконец ясность мысли вернулась к нему и восстановилась способность рационально рассуждать.

Он пришел к выводу, что дело обстояло все же несколько иначе, чем в изложении профессора Круга.

Конечно, Григорий Круг не был ординарным маньяком. Он страдал весьма своеобразной болезнью – боялся «быть со смертью один на один». Причем Круг полагал, что и все остальное человечество имеет ту же проблему и испытывает те же чувства, поскольку без идеи Вечной Жизни существовать не может – хотя бы чисто психологически.

Как же оно эту проблему решает? – задавался доктор философских наук главным для себя жизненным вопросом. Если в глазах человечества Род перестал быть носителем функции Бессмертия, то что пришло ему. Роду, на смену? Какой современный социальный институт? И нельзя ли в этот институт «вписаться» и Григорию Алексеевичу Кругу?

Религию с ее загробным миром и бессмертной душой он отмел, видимо, очень быстро. Все эти религиозные гипотезы были основаны только на вере и не имели никакой доказательной базы, потому как ученый Круг не мог принимать их всерьез. Так же, полагал он, поступало и практически все остальное разумное человечество.

Наверное, Григорий Круг очень долго находился в интеллектуальном поиске, причем совершенно безрезультатном, и тут его взор обратился к сообществам по интересам, или клубам, которые он называл субсоциумами.

Появление и повсеместное распространение всяческих формальных и неформальных клубов стало очевидной общемировой тенденцией, и профессор гипотетически предположил, что они пришли на замену бессмертному Роду.

И действительно, разве поведение футбольных фанатов на стадионах и вне его не наводит на мысль, что они готовы отдать жизнь за любимую команду? Как поется в песне, «команду, без которой мне не жить»?

А разве экстремалы, сбиваясь в свои клубные стаи, не рискуют постоянно собственной жизнью, часто и теряя ее на горных склонах, бурных реках или в прыжках с парашютом с городских небоскребов?

Однако являясь ученым, Круг понимал, что всякая идея требует экспериментального подтверждения. Как явствует из его слов, профессор взялся поначалу за экстремалов.

Бороздин не вполне ясно представлял себе методику исследований социолога Круга. Но очевидно, что он поставил экстремалов перед лицом вполне реальной смерти, и это их устрашило. Готовность к смертельному риску на глазах своих товарищей, членов своего субсоциума, как показало «тестирование», совсем не отменяла боязнь Смерти как таковой.

Убивал же их потом профессор просто потому, что подопытные могли доставить ему впоследствии серьезные неприятности – или обратившись в милицию, или каким-либо образом лично отомстив своему мучителю. В результате эксперимент мог остаться незавершенным, что для настоящего ученого, каким, безусловно, являлся профессор Круг, стало бы катастрофой. И такого исхода он допустить не имел права.

Моральная сторона его опытов, или, если посмотреть на них другими глазами, убийств, не слишком волновала Григория Круга – точнее было бы сказать, не заботила его вообще. У него на это имелось по крайней мере три причины.

Во-первых, научную истину, научный результат он, как и большинство великих ученых умов, ставил выше одноразовой человеческой жизни. Жизнь – коротка, а наука – вечна!

Во-вторых, религиозные нормы, на которых изначально строилась современная общественная мораль, он не принимал в принципе: заповедь «не убий!» нарушали в той или иной степени все государства, да и сама религия не являлась для Круга моральным авторитетом.

А в-третьих, он был родом из таких краев, где жизнь человеческую никогда не рассматривали как высшую ценность.

Уже после эксперимента с экстремалами Круг понял, что со своей идеей субсоциумов, заменяющих бессмертный Род, он потерпел полный крах и теперь остался у разбитого корыта – больше в мире не существовало ничего такого, что могло бы претендовать на роль носителя Вечной Жизни.

По-видимому, Григорий Круг испытал тогда те же чувства, что и описанный им гений из первобытного племени, который первым из людей вдруг обнаружил, что он – смертен.

И тут Григорию Алексеевичу позвонила его дочь. Позвонила впервые в жизни и сообщила, что она попала в беду и ей не к кому обратиться за помощью.

Будучи человеком кавказского менталитета со всеми достоинствами и недостатками, которые к нему прилагаются, Григорий Круг всю жизнь относился к своей дочери довольно пренебрежительно – просто потому, что она являлась женщиной. Но тут он решительно встал на ее защиту.

И вот до сего момента версии профессора и старшего оперуполномоченного шли одной дорогой, но здесь, на этом перекрестке, разошлись.

На самом деле дальнейшая картина событий, с точки зрения капитана Бороздина, выглядела так.

Аза пришла к отцу и рассказала о совершенных ею убийствах. То, что Карнаухов со своей любовницей погибли именно от ее руки, не вызывало сомнений у капитана изначально, но ошеломляющая внешность Азы буквально помутила его разум, а последующая цепь загадочных и бесцельных с виду убийств надолго сбила с толку Дмитрия. Как, впрочем, и всех остальных сыскарей…

Григорий Круг, выслушав Азу, решил: дочь надо спасать. Но Бороздин практически не сомневался, что он пошел на это не из-за внезапно прорезавшейся отцовской любви, а как бы по идейным соображениям.

Внезапное появление его дочери инициировало у профессора Круга рождение новой спасительной концепции – если носителей Вечной Жизни в современном мире не существует, то следует вернуть Роду его функцию Бессмертия.

И это ведь совсем нетрудно: задача-то – чисто психологическая! Надо лишь проделать ту же мыслительную операцию, что и неведомый гений из первобытного племени, но только в обратном порядке. Тот пришел к пессимистической формуле: хотя Род будет жить вечно, но зато Я умру. Перевернув ее, Григорий Круг получил совершенно оптимистический постулат: хотя Я умру, но зато Род будет жить вечно!

Но Род персонифицировался у Григория Круга только в лице его дочери – по-видимому, других близких родственников у него не было. А значит, Азу следовало спасать.

Самый простой выход – спрятать дочь где-нибудь на родном Кавказе – был, видимо, отвергнут самой Азой. Молодая женщина уже не представляла себе никакой другой жизни, кроме столичной, а нелегальное существование в краю, где не прекращалась война и связанная с пей разруха, представлялось ей настоящим кошмаром. Да и не только представлялось – скорее всего и стало бы таковым.

Впрочем, Бороздин не исключал, что Круг, оторвавшийся от своих кавказских корней, и не мог найти на родине надежного убежища для дочери.

Так или иначе, профессор принял следующее решение: Аза останется в Москве, но он сделает так, чтобы дочь не была обвинена в умышленном убийстве. Ведь она могла получить большой срок. А как кормят за решеткой и что там вообще происходит, известно очень хорошо: можно потерять не только здоровье вместе с репродуктивной функцией, но и саму жизнь. И в результате Род прервется…

И вот, чтобы спасти свою дочь от тюремного заключения, профессор Круг придумал и осуществил чудовищный, с точки зрения классической морали, по замыслу и исполнению план.

Вероятно, он задал Азе массу вопросов, пытаясь за что-либо «зацепиться». И, видимо, ключом ко всему плану стала ее информация о том, что сотрудница «Монмартра» Людмила Силкина является родственницей убитого Константина Карнаухова.

И тогда болезненный гений профессора родил идею «заговора», о котором Круг рассказал Дмитрию столь подробно и эмоционально.

В сущности, почти все последующие убийства, которые он совершил ножом и пистолетом, преследовали две цели: а) чтобы идея заговора выглядела достаточно натурально, чему способствовала ликвидация наследников Константина Карнаухова; б) чтобы некому было эту идею заговора опровергнуть, в результате чего оказались лишены жизни Малков, Хромов, Силкина и Агапова. Убийство последней Круг, вероятно, считал одним из самых удачных ходов в своей дьявольской партии, поскольку оно несло двойную нагрузку – в плане профессора Ольга Агапова проходила как потенциальная предательница заговора, что придавало тому еще большую достоверность.

Ликвидация Григорием Кругом прямых наследников Константина Карнаухова приносила, впрочем, и еще кое-какие дивиденды: Азе, если бы замысел ученого принес задуманный результат, доставалось все богатство мужа. Но Бороздину казалось, что доктор философских наук не держал эту мысль в голове – он был не тем человеком, который убивает из-за денег.

Свой план Круг продумал основательно, корректируя его, однако, по ходу дела. Федора Малкова, которого он «назначил» убийцей Ольги Агаповой, дочерей и бывшей жены Константина Карнаухова, профессор не трогал до последнего: ликвидировал его как «заговорщика», лишь когда выяснилось, что Гена Карнаухов исчез. А значит, убить парня, списав это преступление на Малкова, невозможно.

Бороздин припомнил, что Федор Малков после выписки из «Склифа» сразу куда-то пропал – пребывал, по информации Силкиной, у каких-то родственников. Может, он к ним и собирался податься, но вряд ли туда добрался: скорее всего, был похищен Кругом и содержался взаперти, вероятнее всего, в подвале этого дома. Такой ход давал профессору возможность совершать приписываемые им Малкову убийства, не опасаясь, что у сотрудника фирмы «Монмартр» окажется на эти часы алиби, которое впоследствии может установить официальное следствие. В нужное время начальник отдела сбыта был отвезен по месту жительства и уже там застрелен «из мести».

Как добросовестный ученый, позаботился профессор и о том, чтобы довести свой научный эксперимент до конца, «протестировав» представителей еще двух субсоциумов, хотя уже не сомневался в его исходе. Но с методической точки зрения останавливаться на полпути, про-.

ведя недостаточное количество тестов, было недопустимо, ведь тогда научный результат его испытаний коллеги Круга могли счесть не вполне достоверным. А он проводил свои опыты не только для себя, но и для всей научной общественности. Бороздин предположил: когда он приехал сюда, профессор за своим письменным столом как раз заканчивал отчет об эксперименте с субсоциумами.

И эксперимент этот в принципе оказался успешен, поскольку отрицательный результат – тоже результат. Хотя родственников и близких двух безымянных экстремалов, а также спартаковского фэна и рокера, застреленных в Раменках, вряд ли успокоит тот факт, что они погибли во имя науки.

Могли Григорий Круг совершить все эти убийства чисто физически?

В принципе да. Видно было, что Круг, несмотря на предпенсионный возраст, – достаточно крепкий мужчина.

Вполне также очевидно, что он как кавказский человек владел основными видами личного оружия – ножом и пистолетом. И в молодости на своей малой родине Григорию Кругу наверняка приходилось частенько пускать их в ход.

Кроме того, все убийства по «делу Арзаевой»

рассредоточены во времени, а значит, могли быть совершены одним лицом.

Хотя все же следует признать, что преступнику пришлось нелегко – работы за короткий срок выдалось очень много.

Но если «заговор» был продуман заранее, то мысль пристроить замуж дочь возникла, естественно, спонтанно. То есть сама эта мысль, конечно, витала в воздухе, но не имелось подходящего жениха.

Надо отдать должное профессору: он выбрал Дмитрия уже после двух встреч с ним, поскольку Аза явилась на «смотрины» к витрине «Радуги» уже на третий совместный обед капитана с Григорием Кругом! А ведь не прогадал с кандидатурой социолог…

Самоубийство изначально входило в его план по спасению дочери, но, видимо, только после «смотрин», когда Круг понял, что Аза плотно зацепила Дмитрия, он окончательно определился с уходом из мира сего. Он уже так судорожно не цеплялся за свое бренное существование и не боялся смерти: у него появилась Вечная Жизнь в лице собственной дочери и ее будущих детей, а значит, и в лице Дмитрия как их предполагаемого отца – тоже.

Но это – идейная сторона вопроса. С практической точки зрения он, безусловно, рассчитывал, что его самоубийство поможет дочери в неизбежном разбирательстве с органами правопорядка. Ей надо будет только строго повторять его версию, которую более некому опровергнуть – все, кто надо, убиты. А если бы он остался жить, то был бы не только навечно упрятан за решетку или в дурдом – следствие к тому же могло поймать их с Азой на противоречиях в показаниях. А такие противоречия просто неизбежны, когда два лица излагают слишком сложную и не соответствующую действительности историю. Когда же в поле зрения профессора попал капитан милиции Бороздин, влюбленный в его дочь, Круг окончательно успокоился: он понял, что после его ухода из жизни Аза без защиты не останется…

Круг дополнительно подстраховался, оформив через нотариальную контору поддерживавшие его версию свидетельства Ардова, которые тот давал, естественно, под дулом пистолета и из-за боязни за жизнь своей дочери. Но эту акцию профессор затеял, видимо, напрасно: когда бывший директор фирмы «Монмартр» узнает, что Круг погиб, лгать ему не будет никакого смысла.

С другой стороны, бывшему директору «Монмартра» профессор мог намекнуть, что у него есть сообщники…

Итак, Дмитрий не поверил профессору Кругу, выдвинув собственную трактовку криминальных событий, объединенных в одно понятие – «дело Арзаевой».

Но можно ли не умозрительно, как сейчас это делает он, капитан Бороздин, опровергнуть версию Григория Круга, а с фактами в руках? Ведь все «заговорщики» уничтожены.

Другие же аргументы, приведенные пофессором в пользу своей версии, ничего, в сущности, не доказывают и не опровергают. К примеру, если Хромов и умел имитировать чужие голоса, то совсем не обязательно использовал этот свой дар, чтобы ввести в заблуждение Анну Малахову. А отсутствие в ее теле спермы в ту ночь может быть объяснено по-всякому: и версией профессора, и тем, что любовники, уже достаточно пресыщенные друг другом, еще просто не начинали заниматься в ту ночь сексом. Да и секс бывает разный…

Что же выходит: умозрительная версия Григория Круга против столь же умозрительной версии Дмитрия Бороздина? Только и всего?

Но капитан был уверен, что фактическое доказательство правоты его позиции существует.

Доказательство, которое можно назвать решающим.

Доказательство того, что никакого заговора не было, а имелся только зловещий план профессора Круга, который он проводил в жизнь железом и кровью.

В том, что данное доказательство существует в принципе, капитан не сомневался еще до вчерашней встречи с Ириной Птицыной, которой человек, сидящий за одним столом с Дмитрием в кафе «Радуга», показался смутно знакомым. А когда Бороздин выяснил, кто она такая, это доказательство приобрело совершенно конкретный характер.

Капитан подошел к трупу и оголил его правое плечо, и точно – на нем был след от недавнего пулевого ранения! Сотрудница охранного предприятия Ирина Птицына действительно попала из пистолета в некоего душителя, который напал на нее в Филевском парке. Григорий Круг тогда изображал из себя Человека Со Шнурком, которым на самом деле являлся убитый Азой Николай Полуяров. Но профессор хотел избавить уже мертвого Полуянова от «функции» маньяка, он нужен был Кругу в качестве киллера, поджидавшего его дочь в Филевском парке.

У человека, напавшего на Ирину Птицыну, как утверждал хорошо информированный журналист Шумский, была очень редкая группа крови: «один случай на тысячу человек», и Дмитрий ничуть не сомневался, что у Григория Круга группа крови – точно такая же.

Попутно выяснилась и причина неожиданного заболевания профессора – оно началось сразу после ранения душителя в Филевском парке.

И тут, когда вроде бы все встало на свои места, мозг капитана Бороздина будто опалила еще одна неожиданная мысль.

Но такая ли уж она неожиданная? Не скрывал ли Дмитрий ее сам от себя?

Ведь изначально он предполагал, что убийства сотрудников «Монмартра» и наследников Карнаухова, а также двух парней в Раменках хотя и можно, но все же трудно было совершить одному человеку за такой довольно короткий срок.

И главное – как удавалось Григорию Кругу столь легко подбираться к своим жертвам? Женщине это сделать было бы гораздо проще. Особенно если женщина жертве знакома… Например, осуществить похищение Малкова было бы совсем легко.

Да и в принципе нет никаких причин утверждать, что дочь профессора стояла в стороне и не участвовала в осуществлении дьявольского плана своего отца.

А рука у такой не дрогнет. Тем более она уже совершенно точно застрелила из пистолета трех человек, а кавказские девушки к тому же хорошо владеют холодным оружием…

Сзади скрипнула дверь. На пороге комнаты стояла Аза Арзаева, дочь маньяка, – безумно прекрасная и, возможно, не менее безумная, чем ее отец…