Трудно что-то добавить к разговору о религии. «Одна из форм общественного сознания» (по словарю) расписана до неузнаваемости. И все же прикоснемся к вечной Теме, постепенно ставшей актуальной в России. Прикоснемся в плане эволюционном, памятуя, что и вопросы эволюции, и вопросы религии всегда занимали думающих людей.

Понятно, что эволюция религий продолжается полным ходом. И конца пока не предвидится. Уже трудно было бы и вообразить, нарисовать генеалогическое древо религий. Религии случились монотеистические и политеистические, мировые и локально ограниченные, на их базе возникло великое множество сект, культов, местных верований, направлений, реформистских движений, течений, униатских церквей, вероучений, группировок, орденов, богословско-юридических толков и т. п. до шарлатанского уровня нетрадиционных культов. И это только действующие религии, а сколько их исчезло в глубине тысячелетий, начиная от тотемизма и фетишизма! Религиозное изобилие. Медленно, но верно меняются, приспосабливаются к современности все структурные единицы этой совокупности, безбрежия религий, корректируются их догматические акценты, воспринимаются, наслаиваются достижения науки и цивилизации, идет подстройка правдоподобия канонических постулатов, обрядности и пр. К примеру, прогрессивная католическая церковь все же согласилась с неоспоримыми доводами естественных наук и признала историческую изменчивость всего живого, подверженность эволюционным принципам, закономерностям, оставив в ведении Творца лишь нематериальную субстанцию — душу (православие пока не приемлет прогрессивных взглядов своих теологов). Очень живуче в простом человеке это чувство истового, возвышенного поклонения, надежды, утешения или просто порядка в душе и в поведении.

Приютившаяся в Homo sapiens религиозность — это часть его поведенческого комплекса как вида. Заметим, что эта черта поведения, наклонность умело использовалась и используется как на государственном уровне, так и множеством ловких (и порой жестоких) шарлатанов от религии. А в принципе склонность к религиозным верованиям и суевериям становится уже скорее атавистической чертой поведения человека просвещенного. Но приходится сознавать, что миллиарды (подумать только!) людей, неискушенных в естествознании, на Бога уповают основательно (тысячи попадают в плачевную психологическую зависимость к современным беспощадным супермессиям). Мы знаем, что российский здравый прихожанин, в основной своей массе, искони делал это с оглядкой: на Бога надейся, а сам не плошай! Да и поповский беспредел по широкому греховному спектру серьезно поколебал его в вере в свое время, но не об этом речь. По здравом размышлении религия в лучшем ее проявлении лишь обращает нас к самим себе. К собственной совести, уверенности в себе, к оптимизму и прочим положительным поведенческим признакам человека социального. Как известно, Нагорная проповедь и вся мораль христианства может быть сведена к одной фразе: не делай другим того, чего не желаешь самому себе.

Религиозность как поведенческий признак особи, вида, безусловно, имеет эволюционные корни. Оглянемся на нашу первобытность. В чем первобытный человек не испытывал недостатка, возымев некую способность мышления, так это в страхе. В страхе самых разных оттенков. От панического во время стихийных катаклизмов до испуга от неожиданного непонятного звука, вида неизвестного животного. Люди, в отличие от животных, 35–40 тысяч лет назад имели уже повыше организованную психику, утонченные чувства (шутка с правдой). Естественно, такая психика не выдержала бы осознанной постоянной угрозы воздействия множества сил явных и неведомых. Должны были возникнуть какие-то механизмы разгрузки, сброса нервного напряжения. Поскольку причины потрясений чаще всего не укладывались в немощное сознание, ничего не оставалось, как объединить их в нечто, подлежащее заискивающему молению, уговорам, поклонению. Появились фетиши, далее божки и боги. В строгих рамках науки достаточно конкретно об этом сказал Б. Малиновский: «Религия удовлетворяет когнитивную и эмоциональную потребность индивида в стабильном, понятном и упорядоченном мире и дает ему возможность чувствовать себя защищенным перед лицом природного хаоса» (цит. по: Гирд К. Религиоведение, 2/2002). Вдобавок человек разумный быстро выяснил, что он смертен. Ясно, что естественный страх перед смертью также должен был быть компенсирован в его сознании. Продвинутые предки в просветлении инициировали также и веру в загробную жизнь. Эта религиозная ступень, как и религиозное поклонение разного рода божкам, доказана палеонтологическими материалами, исследованиями.

Поле причин возникновения религиозных верований, конечно, шире и формы причудливы. Главное, далеким предкам нашим даже примитивное пока моление примитивным же фетишам успокаивало нервы, положительно влияло на психическое и общее здоровье и выживание в итоге. К тому же предварительный религиозный ритуал перед охотой вселял уверенность, повышая шансы на успех. А склонность к такому поведению, продлевая жизнь, репродуктивный период, закреплялась отбором, оседала генетически в морфологии человека. Это типичная схема формирования признака, инстинкта — инстинкта религиозности (отсеиваемые отбором полезные морфологические изменения, формирования структурных нейронных связей в мозгу, регулируясь генетически, рафинировались в поколениях). Заметим здесь, что узкие специалисты-религиоведы уже вплотную приблизились к осознанию этой житейской истины (с обратной стороны, не от причины, а от следствия), и даже термин сходный появился — «носители религиозного поведения» — в дисциплине «Феноменология религии». Хотя весь вид состоит в этих «носителях». Не привязываясь к той или иной классификации (обсуждение многочисленных классификаций инстинктов не входит в задачу очерка) отнесем инстинкт религиозности к жизненно важным, положительно влияющим (точнее, влиявшим) на численность популяции и видовую продолжительность жизни. С утратой этой основной функции «ген религиозности» (возможно в составе т. н. продинорфинового гена, ответственного за эмоции) обрел судьбу рудиментарную.

Продолжим. Спустя многие тысячелетия уже более просвещенные люди, греки к примеру, создадут целый параллельный мир богов. Это уже игра ума человека разумного. По пути добавления разума эта игра осталась в прошлом. Можно вспомнить здесь и некоторые революционные в теории религии идеи древних философов, учителей. И уже совсем новый разум усмотрел в религии власть, и игры, особенно христианские, приобрели на долгое время жестокий оттенок. Но вернемся к инстинкту. То, что «верогенный» ген давно и прочно засел в наследственном аппарате человека, легко усмотреть и без науки, в обыденной жизни: никакие отучения, разубеждения и курсы естествознания не помогают — даже грамотные, закоренелые материалисты-атеисты ловят себя на мелких суевериях. Справедливо также любимое суждение многих беллетристов — художников душ и судеб — по поводу того, что человек-де не может существовать без веры во что-либо, укрепляющее дух, веры, заставляющей его прогрессировать. Так что изначальная эволюционная целесообразность религии как пособника, сподвижника прогресса, цивилизации несомненна. До некоторого времени. Вспомним мрачный средневековый разгул церковной инквизиции. Естествознание было практически запрещено, сотни талантливых ученых, тысячи древних книг были уничтожены за это время. Только в Испании на кострах за столетия инквизиции было сожжено около 35 тысяч человек и более 300 тысяч подвергнуто пыткам.

Собственно, в упомянутом ветвистом древе религий нас интересует лишь одно стволовое звено — иудаизм-христианство. Интересует конкретно процесс возникновения новой религии — христианства на базе старой религии — иудаизма. И интересует в связи с центральной фигурой становления христианства — человеком по имени Иисус, место рождения Назарет, городишко в Галилее. При жизнеописании Иисуса для ясности его поступков, максимального приближения к реальности, восстановления действительности также приемлем аппарат теории эволюции. Здесь подчеркнем и напомним, что эволюция «работает» как с организмом, существом, его морфологией — «hard’ом», так и с его поведенческим комплексом — «soft’ом». Иначе говоря, эволюционирует как особь (вид), так и ее (его) поведение. И эволюционируют «hard» и «soft» в полном взаимодействии, с прямыми и обратными связями, как комплементарная пара. А если еще добавить внешнюю среду, так случится полный механизм эволюции, Ее Величества Эволюции. Тут же надо сказать, что среда — это природа (не будем идти дальше), Ее Величество Природа, и кто у кого из величеств находится в подчинении, выявить трудно, — тоже комплементарная пара. В принципе на всю сумму событий, ситуацию того исторического возникновения новой религии вполне естественно накладывается понятийный аппарат теории эволюции, ее закономерности по схеме так называемого «охватывающего закона».

Жизнь Иисуса Христа описана множеством евангелий, четыре общеизвестных из них канонизированы официальной церковью. Более детально и широко о жизни Иисуса повествуют тысячи исследователей. Тенденциозные богословские и объективные исследовательские разборки построены на сложном анализе соответствий и противоречий в описании его жизненного пути евангелистами, древними историками. Трудности анализа дошедших до нашего времени текстов общеизвестны. Традиционно выделяются из общего ряда два наиболее популярных в русских переводах исследователя XIX века — Эрнест Ренан и Давид Фридрих Штраус. Для них рамки цехового догматизма стали тесны, а честь исследовательской истины оказалась превыше чести мундира благополучного догматика, и оба они лишились кафедр богословских университетов. Фундаментальный труд Штрауса «Жизнь Иисуса» — дело всей жизни исследователя — есть все основания назвать самым объективным и самым детальным (дотошным и по-немецки педантичным). Логика немца неоспорима и безукоризненна, выводы осторожны, но правдоподобны до реальности. Чем и навлек он на себя раздражение и остракизм официальной церкви, сказать по правде — бессильный гнев. Не менее основателен и профессионален Ренан. Весьма проницательным является выдающееся поэтизированное исследование Д. С. Мережковского «Иисус Неизвестный».

Все повествовательные построения этого очерка относительно судьбы Иисуса Христа и его эпохи, помимо новозаветных текстов, базируются на информативном материале исследований Д. Штрауса, Э. Ренана, Д. Мережковского, З. Косидовского, прот. А. Меня, А. Каждана, И. Свенцицкой, К. Каутского и др.

Тайне Иисуса Христа посвящено также немало беллетристики, и это естественно. Жизнь его воссоздается и рассматривается в разных ракурсах, раскручиваются оригинальные, неординарные догадки, порой эксцентричные интерпретации. Производит впечатление «Евангелие от Иисуса Христа» лауреата Нобелевской премии по литературе 1998 г. Ж. Сарамаго. Автор как петарды взрывает две экстраидеи. Первая касается жизни Иосифа — земного отца Иисуса Христа. Иосиф-де был всю жизнь страшно мучим угрызениями совести. Случайно прознав о готовящемся избиении вифлеемских младенцев, Иосиф поспешил спасти своего сына, младенца Иисуса, никак не оповестив матерей Вифлеема о беде. Двадцать пять погибших безвинно младенцев Иосиф записал на свой счет. Впоследствии повзрослевший Иисус также выяснил (и это вторая идея), что именно он стал первопричиной смерти младенцев, и также испытал комплекс вины (заметим, что это несчастье поставлено в вину Иисусу и некоторыми древними текстами). Мало того, выяснив в беседе с Отцом своим небесным, что он станет причиной гибели многих миллионов людей во имя и для становления новой веры (мирового господства Отца), Иисус пошел на превентивное искупление этой комплексной вины — распятие, пытаясь Отца переиграть.

Однако по самой разумной евангельской версии Иисус уцелел в младенчестве потому, что Семья, чтобы не допустить его гибели, бежала в Египет. Без всяких комплексов. А то и вообще ничего такого не было, у Луки например, да и в жизнеописании Ирода Великого историком того времени Иосифом Флавием.

Совершенно очевидно, что Сарамаго явно переоценил нравственные и моральные качества Иосифа да и Иисуса. В те времена своя рубаха, несомненно, была ближе к телу, а жизнь человека ничего не стоила. Если полистать сочинение Иосифа Флавия «Иудейская война», воображение захлестнет кровь еврейских междуусобиц (это помимо отчаянных многокровных еврейских восстаний и выступлений против разномастных поработителей). Даже тысячелетие спустя в этих краях резня была делом обычным. Вот, к примеру, сведения из истории крестовых походов. В 1095 году папа Урбан II призвал католиков Европы освободить из рук неверных главную святыню христианского мира — Гроб Господень. В июне 1099 года крестоносцы окружили Иерусалим. Осада города продолжалась девять дней; после того как отряды осаждавших ворвались в город, они устроили массовую резню нехристианского населения. Часть евреев, защищавших свой квартал, была перебита или заживо сожжена в храме, а часть взята в плен. Характерный рапорт тех времен: «Господину нашему Паскалю, папе римскому, всем епископам и всему христианскому народу от архиепископа Пизанского, от герцога Готфрида, ныне высшей милостью защитника Гроба Святого, от принца Раймонда и от всей армии Господней, находящейся в земле Израиля, привет. …И после того, как исстрадались войска во время осады, особенно от нехватки воды, созван был совет, и решили епископы и принцы, и повелели: пусть все [осаждавшие] обойдут стены этого города [Иерусалима] босыми, чтобы пробудить милость Того, кто вошел по кротости своей в город сей для спасения нашего. И после того, как смирились мы, отвратил Господь от нас гнев свой и на восьмой день смирения нашего предал в наши руки город и врагов своих. И если вы спросите, что стало с врагами, которые были там, знайте, что в храме Соломона и на подходе к нему скакали кони наших воинов по колено в крови сарацинов». Впечатляет святая непосредственность. И это послание не какому-либо сатрапу-правителю, а оплоту милосердия, Его Святейшеству.

Так что темный малоазиат Иосиф вряд ли принял на себя косвенную вину за чужое злодейство. И не мучился совестью, даже если действительно заранее прослышал о зверстве и не упредил вифлеемских матерей. В те времена вообще могли преподнести отрезанную голову как царственный подарок. Обе идеи Сарамаго интересны, но совершенно нереальны как по форме, так и по содержанию (оставим за лауреатом право на творческое видение событий). Но это — историческое отступление в порядке приближения к событиям.

Продолжим тему эволюции, в виду религии и религии, в виду эволюции. Один из основных законов теории эволюции — это наблюдаемые избыточность попыток поиска направления развития единицы эволюции (особи, вида) и страховочная избыточность попыток, импульсов продолжения ее жизни. В теории эволюции эта закономерность трактуется как избыточность потомства и иллюстрируется следующими впечатляющими примерами. Потомство одной пары воробьев за 10 лет теоретически, при условии беспрепятственного размножения, может составить более 200 миллиардов особей; за 10 лет потомство одного одуванчика покрыло бы нашу планету сплошным слоем толщиной в 20 см; холерный вибрион за 1,6–1,7 суток может дать живое вещество массой 2,0 * 10↑25 г, что примерно равняется массе земной коры толщиной до 16 км, и т. д. Теория эволюции трактует такую избыточную численность как механизм, ведущий к естественному отбору, поле деятельности естественного отбора, поле разгула мутаций и, как следствие, — высокую вероятность появления новых жизнеспособных наследственных уклонений. Это бесспорно, но, прежде всего, это — перестраховочная избыточность импульсов к жизни, чтобы наверняка хоть что-то, предположительный средний уровень 2–5 %, уцелело, зацепилось за жизнь (не удивимся, если таким же окажется процент обитаемости вселенских галактик). К примеру, число сперматозоидов, продуцируемых человеком за период половой зрелости, составляет несколько миллиардов, а детей — дай бог одного-двух уцелевших (отнесем это к человеку доисторическому, хотя в наших цивилизованных условиях пропорция недалеко ушла). И даже нагляднее: в момент зачатия к месту действия человеком поставляется около миллиона сперматозоидов, чтобы один из них наверняка возымел успех, остальные попытки гибнут. Таким образом и в такой степени создается давление жизни (В. И. Вернадский), добавим: стохастический напор на запускающий жизненный импульс.

Да и жизнь на Земле, несомненно, миллионы раз пыталась «проклюнуться», возникнуть из миллионов дожизненных форм — органических молекул-полимеров, пока наконец не довершился синтез успешным недостающим звеном, органической связкой, запустившей механизм корректного деления. Естественно, попытки шли на всей площади подходящего климатического пояса, и это миллионы квадратных километров, и миллионы уже «пошедших» процессов погибли, пока не отработались наиболее жизнеспособные формы, прошедшие отбор (экстраполируя, смеем предположить великое множество видов и подвидов таких формаций). А ввиду того, что живые бактериальные организмы отыскиваются даже в самых казалось бы неподходящих местах — в толщах льдов и мертвых пород, на жутких глубинах, при критических температурах и в критической химической среде, правомерно предположить, что жизнь пробивалась не в одном климатическом поясе. Как заключает теория эволюции, живое вещество с момента возникновения становится активным фактором своего существования; продолжая мысль, добавим, что жизнь всегда была активным фактором своего возникновения. И действительно, поскольку жизнь процветает в таких изощренных по части приспособленности формах, в изощренности попыток ее появления сомнений уже не остается. Здесь как раз-таки суждение по фундаментальным логическим понятиям будет вернее суждения по текущим биохимическим законам. Да в принципе, и с теоретических позиций академик А. И. Опарин, в стиле Дарвина, раз и навсегда доказал закономерность (по-нашему — неизбежность) возникновения жизни. Парадигма, естественно, обновляется по мере исследований. Современная концепция геохимической (и даже космогонической) предопределенности жизни неколебимо проработана академиком Э. М. Галимовым. С выводом об абсолютной естественности и даже тривиальности процесса. Как тут не вспомнить гениального мастера точного речения Иосифа Бродского, походя покрывшего всю сумму ученых умозаключений по этому вопросу: «Раньше куры и яичка / жизнь возникла как привычка». Кстати, недавно немецкими учеными достоверно установлено, что человек формировался по крайней мере тремя генетическими направлениями.

Современная биосфера Земли — «тварный мир и произрастения» — включает более десятка миллионов ныне живущих видов, и подсчеты палеонтологов показывают, что существующие в настоящее время виды составляют лишь ничтожную часть (те же 2–5 %) от общего числа видов, образовавшихся на Земле в ходе эволюции. Так что логическая экстраполяция соотносительной ситуации существования на ситуацию возникновения вполне правомерна, универсальность эволюционного избыточного принципа не подлежит сомнению.

В порядке полезного отступления опишем одно из любимых возражений креационистов против Дарвина — чрезвычайную сложность глаза человека. Не мог-де такой сложный орган образоваться как результат случайных мутаций. Сочтена была и вероятность, которая оказалась такой ничтожной, что всех миллиардов лет существования Вселенной не хватало на ее исполнение. Однако впоследствии было доказано, что глаз живых существ возникал на протяжении эволюции по меньшей мере 40 раз, а на поэтапное развитие собственно глаза человека ушло всего 400 тысяч лет. И никакого креационизма, и никакой случайности.

Чуть коснемся космологии, вещей вполне очевидных. На понятии «бесконечность» (пространства, материи, времени) у всех осечка. Не может пока нормальный человек воспринять, осмыслить эту необъятность, как бы не силился. А материальная бесконечность — это единственное понятие, которое твердо имеет право на существование, и весь наблюдаемый объем (который мы гордо зовем Вселенной) — это, образно говоря, всего лишь песчинка в объеме, допустим, Сахары, а Сахара — песчинка в Суперсахаре и т. д. до потери сознания (тут мы рекомендуем немедленно прочитать знаменитую повесть маэстро В. Набокова «Ultima thule», где главный персонаж действительно помрачился умом на этой почве; мастерское художественное воплощение идеи, как известно, способствует глубокому её восприятию). Как правильно сказал проф. Н. Работнов (о Солнечной системе, о планете Земля): нас, в силу нашей исчезающей ничтожности (пред ликом Бесконечности), просто нет. Но чуть неточно сказал. Нас («обитателей») тоже бесконечно много, только это вложенная бесконечность, бесконечность другого порядка (как бы не главного), так как (постулат) наличие одного материального объекта, события доказывает их количественную бесконечность (в среде Бесконечности). Простой пример: едва была открыта одна античастица, как и физики, и философы тут же заговорили об антимирах. Факт существования одной обитаемой планеты в условиях материальной бесконечности доказывает бессчетность подобных объектов, событий как в пространстве, так и во времени.

Тут же добавим, что материальная бесконечность по определению не может «осуществиться» поскольку существование предполагает некую законченность, что для бесконечности — абсурд. Она скорее процесс который НИКОГДА и НИГДЕ не может закончиться. Заметьте: в процессе деления мельчайшей частицы вещества — атома на более мелкие составляющие, а их, в свою очередь, на еще более мелкие, ученые очень скоро поняли, что в этом направлении мир также бесконечен. Причем время существования этих наночастиц бесконечно приближается к нулю, никогда им не становясь.

Вот позиция школы ак. РАН С. Григоряна, пока официально принятая:

…Таким образом, материя во Вселенной представляет собой своеобразный газ из разномасштабных ее сгустков (галактик, разнокалиберных скоплений галактик), сжимающихся гравитацией, разрушающихся от внутреннего взрыва и формирующихся вновь из разлетевшегося материала существовавших ранее сгустков. И вся эта «газовая» динамика разыгрывается на однородном, изотропном, стационарном фоне.

…Возможно при этом, что аналогия между совокупностью пульсирующих сгустков материи и газом окажется более глубокой — удастся при осреднении ввести для «газа» этих сгустков понятия температуры, давления и других средних характеристик и построить соответствующую термодинамику и «газовую» кинетику Вселенной.

От себя добавим: на некоем объеме осреднения, — необъятного не объять. К тому же, этот избранный для осреднения, умопомрачительный объем, усилием воображения, усилием мысли, а, наиболее элементарно, — разумом, можно осознать как околоток в еще большем пространстве («готовом» к осреднению). Так вот «сотворять» бесконечную Вселенную — занятие бесконечное уже по определению, логика и физические начала упираются в бесконечное же ее существование во времени или, возвращаясь к богословской терминологии, — предвечное существование. В этой связи Творцу нечего делать в эволюционирующей или функционирующей Вселенной, кроме как осознавать самого себя её частью (в лучшем случае). Творец же поместный, мелкотравчатый, создавший лишь ничтожную в масштабах Бесконечности Землю и сотворивший на ней на ничтожное время жизнь (кто бы его сотворил), вряд ли устраивает теологов. Деталь делопроизводства: Господь в хорошем темпе создал твердь, в ее великом многообразии, а также всякие текучие среды, духоту летнего вечера, аер с прочим космическим вакуумом, одного единственного человека и миллионы тварей и произрастений, многая им лета. Однако надо было не просто создать твердь или тверди, надо было установить и многочисленные законы физического, химического и проч. взаимодействия твердей, сред и субстанций. Эта умопомрачительная работа никак не показана в Библии. Заметим, согласуясь с нею, что без Его вмешательства закономерности не посмели бы состояться. Но молчит на этот счет Библия, вследствие понятной полной научно-технической неосведомленности древних составителей.

Земная жизнь, как мы доказали, факт не единичный. Можно смириться с существованием более высокого разума, но заводить его в киот и бить поклоны — это уже слишком. Если же все-таки исходить из Замысла, то создавать десятки миллионов земных видов, доведя их до совершенства (умолчим уже о кошмарном разнообразии и сложности видового поведения, которое тоже надо было предопределить), — это труд. А собственно, зачем? Для развлечения? Самоутверждения? С какой такой теократической целью? Ответы — это прямая дорога в фантастику (или в догматику). Можно с уверенностью заключить, что не пройдет и тысячи лет, как это креационистское недоразумение разрешится.

Существует также вполне обоснованное предположение, что человек — это не первая попытка эволюции создать существо разумное на суше и на море. К примеру, мозг дельфина 30 миллионов лет назад превосходил по развитию мозг предчеловека. Да, собственно, и человек создавался при множестве попыток в этом уже выбранном направлении. Расхожее сакраментальное выражение «человек произошел от обезьяны», некогда сенсационное, в наше время воспринимается в основном болезненно. Давно уже доказано, что генеалогическая линия человека самостоятельно развивалась ок. 20 миллионов лет (в Нью-Йоркском музее естествознания недавно презентовали окаменелого примата которому 47 миллионов лет), а генеалогическое древо представлено десятками подвидов и переходных форм, и это только подтвержденных палеонтологами. И все же Патриарх всея Руси в своем выступлении (начало 2007 года) по проблемам общего образования в России соблазнился передернуть: «Если кто хочет считать, что он произошел от обезьяны, пусть так считает…» Представительная аудитория чиновников от общего народного образования аплодировала. Конечно, геномы человека и шимпанзе идентичны на 98 % (с геномом макака — 93 %), но сам Дарвин никогда не говорил, что человек произошел от обезьяны. Он доказал лишь, что обезьяна является ближайшим родственником человека. Микроотступление это.

Сегодня мы наблюдаем сотни видов человекообразных, приматов — конструкций, оставшихся позади, с какого-то момента не прошедших ценз, не сдавших, так сказать, экзамен. Добавим, что любой из этих видов остается как бы зарезервированной попыткой в случае полного вырождения человека (что не так уж невероятно — К. С. Льюис: «Окончательная победа человека над природой окажется упразднением Человека») продолжить намерения эволюции — не оставлять Землю без разума. Если человек до того оставит их в живых. Теперешние масштабы деятельности человека, масштабы вмешательства в среду таковы, что без проявления воли вскоре вокруг нас ничего не останется живого. Принципиально уже сейчас мы «ни в одном аспекте не зависим от биосферы» (Э. М. Галимов). Таков ныне человек — «органический носитель эволюции». Так же целевое вмешательство человека и в собственную биоприроду, бионачала (плюс компьютеризация поведения) — суть движения ее же, эволюции, ее узнаваемые черты и далеко ведущие начертания (см. Букалов А. В. «О начале нового этапа биологической эволюции человека как вида Homo sapiens sapiens»). Добавим, что собственно цель жизни, разума или человечества пока не определена. Идет суммирование технологий. Некая критическая сумма и определит цель и мало, похоже, не покажется.

Но о религиях. Эволюционная тенденция избыточности прослеживается во всех случаях возникновения нового: и в сфере биологии, и в сфере науки, познания, и в сфере социальных процессов, к каковым причислить можно религию. Можно начать с того, что постулаты христианства не могли возникнуть на ровном месте. Возмужал-де Иисус, подумал и начертал или озвучил все христианские нормы и принципы. Не создается таким образом ни одна теория, ни одно открытие не делается таким образом. Даже над той же теорией эволюции до гения Дарвина поработали сотни его предшественников и современников (в том числе и в России). Имена перечислить сложно, да и нет надобности — налицо уже оговоренная множественность, избыточность. «Разве Иисус был распят за свои нравственные поучения, за Нагорную проповедь? Конечно, нет. Эти истины уже издавна были ходячими в синагогах, никогда никого не убивали за их повторение», — это цитата из поименованного выше исследования Ренана. Надо понимать, что великое множество людей уже высказывали идеи христианства и выслушивали их. Существовало несколько сект (ессеи, терапевты и др.) с идеологией, близкой к христианству.

Здесь уместно вспомнить, что край этот, народы этого края были привычны к профессии пророк. Пожалуй, наиболее доходчиво обрисовал эти пророческие времена и действия видный греко-римский историк и философ тех же времен Цельс (прозвище — Врач). Есть смысл, чтобы ориентировать, направить читателя в описываемое время, процитировать его высказывание полностью: «Существуют много людей, которые, не имея ни имени, ни звания, с величайшей легкостью и по всякому ничтожному поводу ведут себя в святилищах и вне их, как будто они охвачены пророческим экстазом. Такое же зрелище представляют и другие люди, странствующие, как нищие, и обходящие города и военные лагери. Все они знают одни и те же слова и сейчас же готовы пустить их в ход: „Я, мол, бог“, или „сын бога“, или „дух бога“. „Я пришел, потому что приближается конец мира, и вы, люди, неправедности своей ради, идете к своей гибели. Но я спасу вас, и вы скоро увидите, как я возвращусь назад, облеченный силой небесной. Блажен тот, который чтит меня теперь. Всех других я предам вечному огню, и города, и страны, и людей. Те, которые не хотят верить в предстоящий им страшный суд, будут некогда тщетно раскаиваться и вздыхать! Тем же, которые поверили в меня, я обеспечу вечную жизнь“. К этим страшным угрозам они примешивают еще странные, полубезумные и безусловно непонятные слова, смысл которых не может разобрать ни один рассудительный человек, так темны они и так мало говорят, зато первый попавшийся дурак или шут гороховый может толковать их, как ему угодно. Эти мнимые пророки, которых я не один раз слышал собственными ушами, уличенные мною во лжи, признавались мне в своих слабостях и соглашались, что они сами придумали свои непонятные слова», конец цитаты. Цельс, эллин и язычник, весьма скептически был настроен по отношению и к Христу, и к христианству. Все труды его карательно уничтожены церковью в свое время, но один из документов — «Правдивое слово», написанный примерно в 160 году, почти полностью сохранился в полемическом трактате христианского историка того же времени Оригена «Против Цельса», построенном как диалог.

Интересно, что местное народонаселение не гоже было к искусствам. Ни к живописи, ни к архитектуре, ни к иным изяществам способности здесь не отмечено. Следует оправдательно сказать, что это было запрещено Моисеевым Законом (кстати, очень похоже на некую генетическую программу для народа в целом, если смотреть из современности). Вся сила нации пошла на беспрецедентное штудирование Писания, на упования о мессии и жажду мести. Безусловно, среда была благоприятной для деятельного пророчества Иисуса Христа. Всех пророков с их программными речами, конечно, не перечесть. Богата была Иудея как историческими суперпророками, так и мелочью, зарабатывающей этим ремеслом на жизнь. Иерусалимский базар небось кишел в праздники говорливыми пророками, философствующими прорицателями и бесноватыми. Многие из них говорили дело. Понятно, что вместе с ними по городам и базарам уже бродил и «призрак христианства». Избыточность была налицо — стохастический напор на проблему уже был необходимым и достаточным. И вот этот «панспермический» поток. В нем: оставшееся позади множество пророков — предхристианских «уклонистов», вещавших до Иисуса; далее — шумное множество пророческой братии, проповедовавшее одновременно с ним, — современники-конкуренты того же толка; далее — разномастная сектантская и пророческая толпа переступивших его в неодолимом беге времени и жизни. Но история уже понесла от Иисуса. Или, применительно к древу религий, — иудаизм дал давно ожидаемый отросток: «И произойдет отрасль от корня Иесеева, и ветвь произрастет от корня его…» [Ис, 11: 1]. И пережившие его претенденты-неудачники уже кричат его имя на дорогах Палестины и мира, или даже присваивают его, соперничая теперь уже с апостолами, а точнее — им помогая (прав Цельс, много их было, были и заметные). Вослед им из Иудеи глядят, отворачиваясь, не слышат имеющие уши заступники прямой веры, неколебимые хранители далеких истин своих пророков. Это, конечно, поэтизированная (в память Мережковского), но чисто эволюционная, биологическая картина. Здесь можно было бы повторить и притчу Иисуса о зернах колоса (семенах одуванчика в нашем примере), склеванных, иссохших и т. д., и лишь одно из их множества, заготовленного эволюцией, проросло.

Безусловно, для возникновения новой религии ожидалась личность. Заметная личность ожидалась довольно долго. Состоялись, однако, и личность, и ошеломляющее событие — в делах легендарных, культовых дополнение знаковое. Хотя распять, как уже говорилось, по тем временам не великое дело, но в данном конкретном случае казнь была освящена личностью — Иисусом, уже названным Христом. Христианство получило мощный импульс к жизни. Правда, поначалу, в первые десятилетия, мало кто эту казнь заметил, — ну, погиб один раб из миллионов рабов (Павел Штейнманн), а прозвище «христиане» (можно перевести как «мессиянцы» или «помазанцы») вообще придумали насмешливые жители Антиохии, язычники. Однако первое деление зиготы можно и не уследить. Раскрутка имени Христа наберет силу лишь через века.

Чуть вернувшись, обратим внимание на замечание Штейнманна. Того не ведая, он высказал всеобъемлющий закон жизни, статистику успеха и прогресса, лежащие в основе эволюции: одна удачная попытка из непреложного миллиона, один гений из непреложной тысячи провозвестников-предшественников, одна спора из сотен тысяч и т. д., т. д., и, наконец, одна счастливая планета из миллиона миллионов безжизненных.