Елка, занесенная с балкона, пахла, казалось, на весь дом. Даже в подъезде ощущался смолистый аромат.

А может, это потому, что в каждой квартире сегодня были елки?

Я поправила гирлянду, отошла подальше и полюбовалась на дело рук своих. Вроде ровно. Можно подпускать ребенка.

Он уже ерзал от нетерпения на диване, рвался скорее наряжать елку.

— Только очень аккуратно, — напомнила я в десятый, наверно, раз. — Крупные игрушки вешай поближе к стволу, а те, что поменьше, на кончики веток.

Сын согласно закивал и потащил коробку с игрушками поближе к елке.

Я ушла из комнаты, чтобы не мешать процессу. Все-таки, ребенок сегодня первый раз самостоятельно занимается созданием праздничного настроения. Мои ежесекундные советы будут лишними.

Звонок в дверь раздался как раз в тот момент, когда я держала в руках только что вытащенный из духовки противень с пирогом и мучительно размышляла, куда бы его поставить без ущерба для поверхности. Вот всегда я так, сначала действую, а потом размышляю. Потому и в ситуации разные попадаю почище Ларки.

Кое-как пристроив пирог, я побежала открывать.

За дверью стоял Димыч. В одной руке букет, в другой — скомканные газеты. Видимо, букет он развернул прямо перед дверью и тоже не продумал заранее, куда денет упаковку.

Радует, что не я одна такая легкомысленная.

Я машинально пересчитала розы в букете. Девять штук. Ничего себе! Это по какому же, интересно, поводу?

— Поговорить надо, — заявил Димыч, входя в прихожую.

— Может, пройдешь все-таки?

— Потом, — он подмигнул выглянувшему из комнаты отпрыску. — Сначала разговор, а потом уже все остальное.

— Ну давай.

Я прислонилась к стене и изобразила на лице внимание.

Димыч протянул мне букет и объявил:

— Я решил собаку завести. Овчарку. Рыбкин Райса своего повязал недавно. Обещал мне алиментного щенка. Щанок хороший должен получиться. Все-таки, Райс — уникальный носитель породы. И мать там очень достойная. А с Рыбкиным я договорился. Дело верное.

— Я здесь при чем?

— Ты дослушай сначала. Что за привычка перебивать на полуслове?

Я понюхала ближайшую ко мне розу. Честное слово, она пахла! Тонкий, едва различимый запах пробивался даже сквозь хвойный аромат, витавший по квартире.

— Слушаю, — согласилась я.

— Ну так вот. Собака у меня будет, значит. Но один-то я ее не потяну. Я же на работе все время, а там и гулять надо, и кормить по часам. Дело серьезное.

— Я при чем?

— При том. Собаке хозяйка нужна… Короче, давай поженимся, что ли?

Я опустила букет. Теперь он выглядел как слишком нарядный веник, тугие бутоны почти касались пола.

— Захаров, я не поняла сейчас. Ты меня замуж зовешь или собаку свою выгуливать предлагаешь?

— А чего ты сразу обижаешься-то? Я, между прочим, кого попало в хозяйки к своей собаке не зову. Для собаки хозяин — это все. Вся ее собачья жизнь. И мне не все равно, кто будет вместе со мной воспитывать мою собаку.

— Соглашайся, мам! — раздалось за спиной. — Все равно же хотели собаку заводить.

Все ясно! Димыч подстраховался заранее и провел агитационную работу в массах. То-то я смотрю, они в последнее время о чем-то шушукались.

— Дим, — спросила я осторожно, — а без собаки ты бы меня замуж не позвал?

— Так ты бы за меня не пошла. А тут тебе отказываться нельзя, ты же жалостливая. Ты же не допустишь, чтобы живое существо погибало без должного внимания. Это я собаку имею в виду. Так что, согласна?

Я вернула букет в исходное положение и сунула лицо в бутоны. Розы пахли уже очень ощутимо, гораздо сильнее елки.

Но запах этот не перебивал хвойный, а наоборот, дополнял и усиливал. Как будто два праздника слились в один.

Самый важный.

Самый радостный.