«Чертов Димыч! – в который раз вертелось у меня в голове. – Сам поднялся ни свет, ни заря, и меня вытолкал из дома. Порядочные люди в это время только проснулись, а я под чужими дверями топчусь».

Я слонялась туда-сюда по коридору и все больше злилась на свою мягкотелость. Будь я потверже характером, не оказалась бы в такой идиотской ситуации.

Я подергала ручку двери – скорее по привычке, а не в надежде попасть внутрь – и, развернувшись, побрела в противоположный конец коридора.

Я приехала в «Люкс» раньше его сотрудников. Раньше даже Ирочки, которая должна являться за пять минут до официального начала работы и открывать офис.

А все Димыч! Как ему удалось убедить меня, что для тщательных расспросов Люси самое подходящее время – это начало рабочего дня? Какие-то он даже приводил доводы и аргументы. Сейчас я не вспомню ни одного. Но, видимо, эти доводы были настолько убедительными, что я забыла рассказать Димычу, что у Люси, как и у меня, свободный график работы. А значит, и являться к девяти ей незачем. А тем более, в такую погоду.

Я вздохнула и, развернувшись, пошла в обратную сторону.

В мокрой курточке было зябко, но снять ее я не решалась. Все-таки, она хоть немного от меня нагрелась, и теперь было непонятно, я ее согреваю или она меня, как и положено одежде. А если снять, придется нагревать собой окружающее пространство, а это, боюсь, мне не по силам. Да к тому же, курточку придется носить в руках – а значит, трогать ее, мокрую, руками. Бр-р-р-р. Даже от мысли этой было неуютно. Кроме того, в левой руке я таскала сложенный зонт, стараясь держать его от себя подальше, чтобы с него не накапало мне в туфли.

Дождь, начавшийся вчера дружным летним ливнем, за ночь превратился в моросящую тягостную муть. От которой как ни прикрывайся зонтом, все равно промокнешь до нитки.

Как не вовремя, все-таки, я бросила курить. Теперь вот не знаю, как скоротать время. Нужно было, прежде чем принимать это судьбоносное решение, сначала придумать, чем заменить некоторые устоявшиеся ритуалы. Что использовать вместо сигареты, когда надо, например, сосредоточиться, успокоиться или, как сейчас, терпеливо подождать десять минут. Тогда бы не бродила я сейчас по коридору огромного офисного здания как невыспавшаяся медведица.

Наконец из бесшумно разъехавшихся дверей лифта появилась Ирочка. Тоже мокрая с головы до ног – с зонтом в отставленной руке, в отсыревших туфлях и с нахмуренным лицом.

Заметив меня, она удивленно вскинула брови.

– А ты что здесь делаешь?

Я постаралась изобразить лицом беспечность и непосредственность:

– Да вот, была тут недалеко по делам. Решила зайти погреться. Пустишь?

– Конечно! – Ирочка улыбнулась приветливо. – Заходи. Сейчас чаю попьем. Утром хорошо – нет никого, можно посидеть спокойно.

Я радостно закивала, в душе снова ругая себя за глупость. Как я могла упустить, что именно утром в «Люксе» немноголюдно? По крайней мере, интересующая меня Люся точно к открытию не появится. Хорошо, если это случится к обеду. Что же мне до обеда здесь торчать под разными благовидными предлогами?

– Только Барсуков уже явился, – поморщившись, продолжала Ирочка. – Но это мы как-нибудь переживем. Он сейчас все равно в кабинете сидеть будет до обеда.

– Барсуков уже на работе? – опешила я. – Откуда знаешь?

– Так машина его во дворе стоит.

– И часто он в такую рань является? Что-то раньше я такого за ним не замечала.

Ирочка нехорошо усмехнулась.

– Ну я же тебе вчера рассказывала. Он трахаться в офис приезжает. Часам к восьми. До девяти как раз управляется.

– Завидная пунктуальность.

– Это точно, – согласилась Ирочка. – Сейчас как раз узнаем, с кем на этот раз. Скорее всего, с Оксанкой. Хотя, мог и поменять объект.

Да, не любила «люксовская» офис-менеджер оставшегося в наличие начальника. Это и без слов ясно – достаточно взглянуть на выражение гадливости на лице.

Ирочка отомкнула дверь и пропустила меня внутрь, в приемную Издательского дома «Люкс». Комната была довольно большая – в два окна – и из нее вели две двери. Одна, вечно открытая настежь, в комнату менеджеров, вторая, всегда закрытая, в кабинет «трех толстяков». За те полгода, что я не заходила в «Люкс», здесь ничего не изменилось, если не считать нового небольшого стеллажа рядом с Ирочкиным столом.

В приемной никого не было, но горел свет.

Ирочка заглянула к менеджерам и удивленно пожала плечами.

– Никого! Она еще там, что ли? Совсем обнаглели – уже десятый час!

– Кто она-то? – Больше всего сейчас мне хотелось чаю. А меньше всего – копаться в чужих интрижках.

– А вот сейчас и увидим, кто, – подмигнула мне Ирочка. – Когда-нибудь она ведь выйдет.

Мы включили чайник, сняли сырые куртки, раскрыли и составили в угол зонтики. Стало неудобно проходить мимо стола, но зато была вероятность, что они высохнут. Ну, или вода с них стечет, по крайней мере.

– Садись, – кивнула мне Ирочка на одно из двух кресел. – Будем наблюдать с комфортом, как в кино.

Пришлось согласиться с этой маленькой злючкой и, получив от нее кружку с чаем, устроиться в кресле. А что мне оставалось делать? Надо же как-то дожидаться Люсю. А для этого неплохо бы войти в доверие к Ирочке, с которой мы в свое время не успели подружиться. Может, и хорошо, что не успели…

Мы просидели на своих зрительских местах минут двадцать. Была уже почти половина десятого, но из кабинета так никто и не вышел.

Я вопросительно взглянула на автора этой дурацкой идеи. Она пожала плечами и задумчиво произнесла:

– Может, послушать, чего у них там?

– Мы что же, под дверью будем подслушивать?

– Зачем же под дверью? Там не слышно ничего. Можно в шкаф забраться.

– Куда забраться? – спросила я, решив, что ослышалась.

– В шкаф, – Ирочка показала на здоровенный шкаф-купе, примыкавший к стене кабинета. – Там перегородка совсем тонкая. Знаешь, как слышно!

Я удивленно уставилась на осведомленную о таких неожиданных подробностях девицу, а она, видимо поняв, что сболтнула лишнего, поспешила оправдаться:

– Ты не подумай, я случайно это узнала. Я там прибиралась однажды, а они в кабинете разговаривали. Ну и услышала. Нечаянно.

Мы посидели еще немного. Чай давно кончился, а кто сегодня оказался утренней сексуальной партнершей Барсукова, мы все еще не знали.

– А может, там и нет никого? – предположила я.

– Да есть! Машина-то его внизу. И свет кто-то включил. Да и дверь к ним в кабинет открыта – видишь, притворена неплотно.

Действительно, все признаки указывали на то, что в офисе кто-то был еще до нашего прихода. Но этот кто-то никак не хотел себя обнаружить.

Вдруг зазвонил телефон. Ирочка вскочила и отрапортовала в трубку:

– Издательский дом «Люкс». Доброе утро!

Потом, послушав невидимого собеседника, хитро улыбнулась и проворковала:

– Вадима Дмитриевича? Одну минутку.

Потыкав пальчиками в кнопки на аппарате, Ирочка перевела звонок на другую линию, и телефон запиликал уже в кабинете Барсукова.

Мы слушала телефонные трели и недоуменно переглядывались – трубку никто не брал. Когда ждать дальше стало просто неприлично, Ирочка переключилась обратно и с сожалением сказала в трубку:

– Вадима Дмитриевича нет на месте. Перезвоните через полчаса, – и, отключившись, зашипела возмущенно. – Он совсем обнаглел! Рабочий день уже начался, а он от бабы оторваться не может. Ну держитесь!

Кому она предложила держаться, я так и не успела понять, потому что Ирочка вдруг перешла к активным действиям. Держа перед собой телефонную трубку как главный аргумент, она решительно шагнула в кабинет…

Обратно она вышла, все так же держа перед собой трубку, только почему-то пятясь назад. Потом повернулась ко мне совершенно белым лицом и прошептала:

– Пойдем вместе.

– Куда? – не поняла я.

– Туда, – Ирочка мотнула головой на дверь кабинета. – Я одна боюсь.

– Чего боишься?

– Пойдем посмотрим…

Она глядела на меня совершенно дикими глазами, и мне вдруг стало очень неуютно в этой приемной.

Чтобы потянуть время, я перевела взгляд на окно. Смотреть там было не на что – серый дождливый пейзаж в сером, в водных потеках, стекле. Но я готова была рассматривать даже бегущие по стеклу капли, лишь бы не идти с Ирочкой в кабинет, из которого она вышла с белым лицом и расширенными от страха глазами.

И зачем только я явилась в «Люкс» в такую рань?

Разозлившись на себя саму, я решительно подошла к двери, бесцеремонно отодвинула плечом неожиданно вялую Ирочку и шагнула в кабинет.

И сразу почувствовала дурноту. С кисловатым привкусом во рту и звоном в ушах.

Я остановилась на пороге, пытаясь понять, что же меня здесь так пугает.

С виду обычный кабинет. С огромным столом в глубине, внушительным кожаным диваном у правой стены и длиннющим шкафом с бумагами вдоль левой. Все как всегда. Если не считать, что стол, обычно заваленный бумагами и заставленный канцелярскими наборами, сувенирами и фотографиями в рамках, сейчас был почти пуст. А все это великолепие валялось на полу, нарушая привычный вид и заставляя любого входящего чувствовать себя очень неуютно.

Я с трудом сглотнула и попыталась сосредоточиться. Мало того, это что-то, кроме дурноты, вызывало какой-то животный, необъяснимый страх. Но ведь не рассыпавшиеся веером ручки и карандаши заставили меня замереть на пороге. Не разлетевшиеся по полу исписанные листы бумаги. Тогда что?

Я скользнула взглядом дальше, почти до противоположной стены, и поняла, что это.

На полу, скрытый от меня столом почти полностью, лежал человек.

Мне, собственно были видны только его ноги. В джинсах и светло-коричневых замшевых ботинках. Обычные такие ноги. Но именно они и были причиной моего внезапного страха. Потому что каким-то непостижимым образом я догадалась, что ноги эти принадлежат человеку, безнадежно мертвому. Вот не знаю почему, но это мне было совершенно ясно.

Оставалось только подойти и убедиться.

И я подошла на ватных ногах. И убедилась. И даже, поражаясь собственной лихости, тронула его за плечо.

И окончательно убедилась, что Вадим Дмитриевич Барсуков – фактически единоличный владелец «Люкса» – никогда уже не сможет воспользоваться своим новым положением.

Он лежал лицом вниз, и крови под ним натекло совсем немного. Или это считается много? Я не знала, как оценить представшее передо мной зрелище, потому что, честно говоря, покойника видела только третий раз в жизни. А уж покойника-жертву прямо на месте убийства вообще наблюдала впервые.

Пятясь, как Ирочка пять минут назад, я начала отступать к двери, но не дошла до нее, а опустилась на диван, все еще продолжая смотреть, как завороженная, на эти мертвые ноги. Мне почему-то во что бы то ни стало хотелось понять, зачем Барсуков надел замшевые ботинки в такую погоду…

Ирочка осторожно присела рядом и шепотом спросила, показывая зажатую в руке трубку:

– Может, милицию вызвать? Или скорую? Или спасателей каких-нибудь?

– Спасатели тут не помогут. Вызывай милицию, – ответила я тоже шепотом.

Казалось, что мы стеснялись обсуждать эти вопросы вслух. Хотя стесняться было уже некого.

Мы так и просидели на этом диване до приезда милиции, почти не разговаривая, и изо всех сил стараясь не смотреть в сторону стола.

Нарушили свое добровольное молчание мы только один раз, когда Ирочка вдруг оперлась рукой на сиденье дивана и обнаружила там небольшую лужицу.

– Вода, – удивленно прошептала она, демонстрируя мне мокрую руку. – Откуда здесь?

– Мало ли! Дождь ведь на улице. Натекло с чего-нибудь.

– Ну да, – согласилась она.

Говорить, даже шепотом, было все-таки легче, чем сидеть в тишине. И я поинтересовалась:

– А чего это он в замшевых ботинках в дождь?

– Так он же на машине.

– Но от машины до двери он все равно пешком идет. А там везде лужи. Вон смотри, на правой ноге ботинок мокрый.

– Дурак! – пожала плечами Ирочка. И вдруг, спохватившись, зашептала испуганно: – Ой! Про покойников же плохо говорить нельзя.

И помолчав, добавила:

– Но все равно дурак!