От автора:

В последнее время я стала записывать особо яркие сны, которые оставляют приятные ощущения после себя. Один из них послужил толчком для нового романа, а заключительные рамки создала песня все той же «Мельницы» — «Неперелетная».

P.S: Первая часть может показаться немного грустной. Но я хочу, чтобы вы полюбили этих героев, привыкли к ним, а уж затем смеялись во второй части.

 

Глава 1

Она карабкалась по замковым отдушкам, тропами крыс и летучих мышей. Она яростно царапалась, пробираясь на волю. Она собиралась воспользоваться этой маленькой возможностью, чтобы расправить крылья за долгие дни заточения.

И вот она оказалась на крыше. Свобода встретила ее вовсе не солнечными лучами, не голубым бескрайним небом — оно, наоборот, было бескрайне серым, а местами фиолетовым, затянутым в плотное одеяло из грозовых облаков. Его подсвечивали молнии и содрогала гроза. Оно опрокидывало дождь и на землю, и на мрачный, вытянутый замок. Крепость в здешних местах была не единственной, но для других весьма примечательной и даже вычурной. Она состояла всего то из нескольких высоких башен, а по сторонам была омыта озером. Бросив всего лишь один взгляд, очевидец понял бы, что замок этот принадлежит колдуну… Но мудрые, ведающие тайнами вселенной, точно знают, что обитают в том замке еще более необычные существа.

Пленница была одной из них, и ей опостылела ее мучительная вечность, а мрачная и короткая свобода могла бы разочаровать. Однако даже такой погоде пленница радовалась. А если бы крыша не оказалась мокрой, то даже сплясала бы на ней, но опасалась упасть.

Робкими и осторожными шагами босых ног, она дошла до края и посмотрела вниз. До земли, а точнее воды, было так далеко… И крутость обрыва просто манила сделать шаг в пустоту. Беглянка так и сделала. Она бросилась вниз.

Громкий крик утонул в возмущениях неба и сменился довольным кликом хищной птицы. Горлица расставила крылья широко-широко, словно хотела накрыть своей тенью весь мир. Она летела прочь от страшного и мрачного замка.

— А если она не вернется? — спросил мужчина, скрытый от дождя широким плащом с капюшоном. Он стоял на большой веранде и глядел на маленькую точку, в которую превратилась птица.

— Вернется, — ответил ему сокол, человечьим языком. — Куда она от вас денется?

— Не скажи. — Не верил словам птицы мужчина. — Проследил бы ты за ней. На всякий случай, Бориска.

— Как хотите, — недовольно проворчал сокол и сорвался с места. Бориска терпеть не мог такую погоду — не летную. Но уж если хозяин отправил, тут ничего не попишешь. Горлицу с крутым нравом он тоже не понимал. Ну, кто по такой погоде из дома нос, то есть клюв казывает? А она лихо вертелась меж капель, пикировала вниз, спускалась к мертвому озеру и мчалась над его волнами. Она бы дальше, дальше и дальше летела. И уже почти пересекла грань миров, когда Бориска, решил таки вмешаться в ее веселье и напомнить:

— Доброй ночи, Аглая!

— Борис Васильевич??? — чуть не потеряла равновесие горлица.

— Не пугайтесь, милая! Я просто не рекомендую пересекать границу. Сами понимаете…

— Блин! Дайте мне насладиться хоть чуточку. Я же обещала, что вернусь. Я намерена сдержать свое слово. Так и передайте Ему, если он волнуется! — оскорбилась Аглая. Она бы и действительно сдержала обещание. Да только молния спугнула ее, сбила с курса. А следующая, будто нарочно отвела горлицу еще дальше и она сама не поняла, как внезапно врезалась в стену света, которой являлась та самая граница…

Другой мир оказался таким же мрачным. Разве что здесь дождь не лил. Было сухо и небо слегка окрасилось красноватым от заката. Аглая осматривалась с будоражащим кровь любопытством. Сколько ж лет не бывала она на этой земле? Не ступала по ней босыми ногами?

— Вот значит, какой он? И что здесь страшного? Почему же сюда нам нельзя?! — задумалась горлица. Она летела, устремляясь вниз. Под ней простиралась большая гора. А там немного дальше раскинулись города, выбравшие себе местечко вдали от речки. О тех, кто жил в этих домах ей доводилось слышать разные истории и порой очень мерзкие. Потому, даже очень любопытная по сути своей, Аглая не решилась искушать судьбу. Впрочем, свое любопытство она все-таки утолила. На берегу стремительной реки, горлица увидела девушку. Красивую. Длинная черная коса не была связана лентой и потому ветер трепал ее, расчесывая. Горлица заинтересовалась и устроилась на ветке дерева, чтобы следить за человеком. А девушка лила слезы, думала, глядя на воду, о чем-то своем и очень печальном, и вдруг стала входить в реку, погружаясь по колени, по талию, по плечи… И вот уже макушки даже не видать. Да и всплывать девушка явно не собиралась, чтобы набрать воздуха в легкие.

— Дура! — вскрикнула Аглая, сообразив, что перед простым купанием так не ревут в три ручья. Она сорвалась с ветки и, камнем рухнув в воду, разбросала перья в полете.

Вода взбурлила, словно вскипая. А затем, через какое-то время, на берег выползла утопленница. Она кашляла грязной водой, выплевывая ее из тела, пыталась дышать ровно и не дрожать от холода. Подняла голову. Глаза не сразу привыкли к искаженной картине пейзажа, но потом быстро сфокусировались. Впрочем, девушка не решилась подниматься на ноги после пережитого и осталась лежать на мокром песке, глядя в небо.

— Зачем?.. Почему жизнью не дорожишь? — спрашивала она саму себя. — Ну что не отвечаешь?

Как бы ни прислушивалась, а внутренний голос, хоть и ощущался, да только с обидой помалкивал, укоряя за спасение, яро ненавидя за вмешательство.

— Дурочка! — усмехнулась девушка. — Раз тебе жить не охота, то я с удовольствием за тебя наслажусь сим даром. Ты ведь даже не в курсе отчего отказываешься!

Внутренний голос воспротивился, хотел рассказать о своей сложной и нелегкой судьбе, и все же не проронил и слова, решив, что дальнейшие события будут куда красноречивее.

У нее было не так много времени прежде, чем появится погоня и найдет способ убедить вернуться в дом, который Аглая скорее считала тюрьмой. Ирий давным-давно закрылся от смертных, да и от прочих жителей миров. Крылатые существа предпочитали таиться в своей башне, не касаясь грешных людей, с их войнами, не ввязываясь в их дрязги, не привязываясь к глупым. Лишь некоторые возвращались в тот мир в наказание или же по каким-то особым причинам, ведомым только владарю Ирия.

Вспомнив темные глаза господина, Аглая передернула плечами. Да, красив он. Да, любим он! Да, приготовил ее для себя… Но не чувствовала она в нем ни любви, ни ласки — ничего. Владарь был пуст как его владения, в которых отчего-то перестало пахнуть весной, океаном, травами, цветами. Зато дожди взяли некогда красивый и цветущий рай в облогу, и помыкали настроением живых заключенных.

Здесь же, напротив, было забавно. Маленькие двух-трех этажные домики с цветными окошками-витражами буквально дышали ароматами огня и снеди. В них звучали споры, голоса детей, смех. Резные крыльца, красочные полотна, развивающиеся на ветру, огни, факелы, свечи в стеклянных баночках, цветы в больших горшках, собаки, лающие на привязи, кони, чеканящие шаг. Музыка и пение, смех да крики младенцев. Все кружило голову, придавало любви к жизни и, будто бы, наделяло особой силой.

Один крикливый малыш привлек внимание Аглаи. Она засмотрелась.

— Такой славный! — просияла она, глядя на розовое пухлое создание, капризничавшее на руках уставшей мамаши.

— Хотите подержать? — тут же предложила та, усадив ребенка незнакомке на руки.

Аглая прислонилась к нему щекой. Мальчик перестал кричать, вслушиваясь в странный стук чужого сердца.

— Прелесть! У меня когда-то такой тоже был… — сорвалось с ее уст. Так хотелось поделиться хоть с кем-то теми историями, которые горлица пережила в давние века, до того, как Ирий закрылся; до того, как немногочисленных птенцов стали запугивать сказками о злых и страшных людях; до того, как сама Аглая попала в царство птиц.

Молодка уставилась на девицу, которой было лет пятнадцать на вид и решила забрать дитя назад, пока его не унесли.

Смахнув невольную слезу, Аглая отошла назад и затерялась в толпе на площади. В прошлой жизни, она действительно была матерью славного мальчугана, и не одного… Но то было в далеком прошлом. Настолько далеком, что вспоминалось уже с трудом. Лишь славные голубые глазки своего смертного дитя Аглая видела каждую ночь, как и смерть чада от болезни…

На площади разыгрывалось целое представление, которому внимали и дети, и взрослые, задорно смеясь и подсказывая актерам, как действовать героям, наивно веря, что сценарий постановки можно изменить на ходу. Аглая забылась, не обратив внимания, как быстро ночь обволокла все своим черным, густым одеялом. Она бы осталась здесь чуть подольше, но вот черный ворон, сидевший на ветке очень уж внимательно, словно человек, глядел на нее, следил, знал, кто она на самом деле. Нервно сглотнув Аглая попробовала, не вызывая у птицы подозрения, снова потеряться из виду, и где-нибудь укрыться. Ей хотелось максимально долго насладиться своей свободой вне Ирия.

Однако ворон не выпускал ее из виду. И видимо, не только пернатый шпион, преследовал девушку. Только Аглая свернула за угол в поисках ночлежки, как странная низкорослая тетка с отвратительной бородавкой на лице, преградила ей путь. Девушка скользнула в сторону, преграда — так же передвинулась, еще и претензии предъявила.

— Вот где тебя носит?! — выдала женщина, наступая на девушку.

Аглая опешила от такого резкого кульбита событий и оглянулась, надеясь, что слова адресовали вовсе не ей.

— Эт она тебе? — спросила она у собаки. Но дворняга испугано шмыгнула в подворотню. Аглая прекрасно ее понимала — она бы и сама забилась бы в какой-нибудь уголок, лишь ее не тревожили ненормальные люди и любопытные птицы.

— Бесстыдница! — никак не успокаивалась незнакомка.

«Беги! Беги прочь! Только не дай себя поймать!» — внезапно проявила интерес к творящемуся утопленница, отзываясь где-то в самой глубине сознания.

«С чего такая забота?» — задумалась Аглая, чуть не схлопотав от низкорослой дамы пинок.

«Спаси нас! Спаси его!» — молила о ком-то девушка. Беглянка из Ирия почувствовала подвох и на мгновение сосредоточила все внимание на своих внутренних ощущениях, вот тут то и допустила ошибку, потому что несмотря на маленький росточек женщина ухватила Аглаю за косу и дернула, заставив клониться чуть ли не к самой земле. Уж на что она рассчитывала — не понятно, но недавняя горлица, взвизгнув, выхватила свои волосы из цепкого захвата, ударив истеричную хамку в живот. Та плюхнулась на землю, прямо задом в лепешку коровы и сначала, соображая, что произошло, молчала. Но потом как взвыла белугой….

— Все! Мне некогда с вами возиться! — выругалась Аглая, заметив, что ворон уже три — все сидят, кто на подоконнике, кто на заборе, кто на крыше, и все следят за ней. Девушка сорвалась на бег, понимая, что ввязалась в непростую историю.

«Мать твою! — ругалась она в мыслях. — Своих проблем мало было, а теперь и чужие прибавились! Эй, — обратилась она к внутреннему Я, — Как там тебя? Ты к кому в лапы предпочитаешь попасться: к твоим врагам или к моим друзьям?»

Но утопленница лишь ревела где-то вдалеке, лишь ее инстинкты скорее умчаться прочь, скорее уйти, наполнили тело Аглаи адреналином и придали ногам скорости, а в прибавку к способностям горлицы, так девушка практически взлетала иногда над преградами, подхваченная порывами слабого ветерка.

И тут вместо страха беглянка испытала необъяснимое веселье. Пусть то было и неуместно, и совсем уж жутко, но девушка хохотала, и все бежала. Лихо сворачивала с одной улицы на другую, и иногда оглядывалась нет ли за ней погони. А потом решилась постучаться в одну дверь, и не успела притормозить, как именно той дверью ее случайно и пришибли… На том побег и окончился.

Когда Аглая открыла глаза, над ней толпились люди. Городом даже не пахло, а значит увезли девушку далеко. Везли на повозке, связанную, словно рабыню. И только внутренний голос не оставлял ее в беде, непрерывно крича: «Вставай! Уходи! Борись! Не дай себя в обиду! Не дай продать тебя!».

Те, от кого следовало бы бежать, мирно ужинали у костра, рассевшись на бревнах, жарили ломти мяса и овощи на длинных прутьях, запивали брагой. От запаха еды у Аглаи потекли слюнки, правда, через несколько мгновений возникла дурнота и хотелось просто закрыть нос, да только руки были связаны.

Низенькая тетка была не одна, ей прислуживали двое детин крупных размеров и одна кривоносая девка. Все они Аглае не понравились. А еще ей не нравилось быть узницей еще и в этом мире.

— Товар попортил! — сокрушался визгливый голос, в котором девушка с досадой опознала низкорослую хамку. Мерзкая бабенция вылила на нее холодную воду, приводя в чувство. Откашливаясь, девушка попробовала сесть и с озадаченным видом, огляделась, сознавая, что больше не в городе, а за его пределами, причем где те пределы она никак определить не могла.

— Что, Лиина, доигралась?! Больше ты от нас не сбежишь! — выдала молодая женщина, больно сжав руку Аглаи.

— Поводок на нее, что ли, надень? — Предложил мужчина, а точнее парень так, словно та несчастная, в которой теперь жила Аглая, была рабыней у этой компании. Если это правда, то понятно, почему девушка решила топиться.

— А тебе намордник бы не помешал! — фыркнула пленница и добавила. — А еще топор… Чтоб ты на него пару раз упал…

Огромный кулак проехался по ее челюсти, едва не выбив.

«Ну вот и вспомнила, что такое боль!» — подумала Аглая, пробуя в прямом смысле слова ощущения на вкус. Рот заполнила соленая кровь. Радовало, что драчуна тут же отлупили свои. Командирша заехала ему тростью по темечку.

— Потап, дубина стоеросовая! Сейчас покупатели явятся, а ты девку уродиной сделать хочешь? Ну-ка, Кимира, приведи ее в порядок!

Кривоносая схватилась за тряпку, расческу и, больно смыкая за волосы, сплела их в очень тугую косу, а тряпкой стерла следы побоев. Правда, что делать с опухшими, разбитыми губами, так и не придумала. Да и синяк должен был вот-вот нарисоваться.

«Покупатели» — толстый мужчина и маленькая женщина — пришли ближе к полуночи. Осмотрели Аглаю, походили вокруг нее, в зубы заглянули. На кой она сдалась этим двоим девушка никак не могла понять, но то, что явно не поле вспахивать — точно!

— Тощая. — Кривилась женщина, будто кобылу выбирая.

— А ты, тетя, толстая, но я ж тебе замечаний не делаю! — выдала Аглая, заслужив очередной тычок.

— Норовистая! — как-то совсем грязно и отвратительно осмотрел ее и даже потрогал мужчина. — Берем.

— Я не знаю… — замялась его супруга. Ей очень не понравился полный желания и предвкушения взгляд мужа.

— Вот! И я не знаю, хочу ли с вами идти! — не унималась Аглая.

— Что-то ты совсем разболталась! — лупила ее низкая и злобная командирша маленьким кожаным ремешком.

Аглае удалось развязать веревки на руках, и, когда ремешок летел на нее — поймать и потянуть на себя. Командирша повалилась на землю, проехавшись носом по пыли, и остановившись аккурат у ног пленницы.

— Не тебе мне рот затыкать! — пнула ее босой ножкой Аглая, вспомнив, какой сильной была когда-то, живя с людьми, какой вольной была степянкой. Вот только тело Лиины не привыкло к нагрузкам и отзывалось болью при любом напряжении. Да и вряд ли могло оно выдержать нападения двух крепких мужиков, уже нацелившихся на девушку.

Однако Аглая так и не узнала, на что способно ее новое тело. Хлопанье тысяч крыльев заставило похитителей и покупателей вздрогнуть, испугаться и замереть на месте. Огонь вспыхнул ярко-ярко ослепив людей, а потом что-то черное и огромное камнем упало на землю, и выровнявшись превратилось в высокого темноволосого мужчину. На его плечах была мантия из черных перьев, голову венчала тонкая серебряная корона. Темные глаза под черными широкими бровями, казались бездонными колодцами, из которых демоны глядели на людей. Даже бойкая командирша, только успевшая подняться, побелела, при виде Его!

— Чур меня! Хозяин ада! — вскрикнула она, крестясь и молясь.

— Выше бери, гусыня ты тупая! — пнула ее еще разок Аглая. — Ты даже и не знаешь, кто снизошел до тебя!

Покупательница завопила не своим голосом и упала на руки супруга, а тот перебросил ее на телегу и ударил поводьями по крупу лошади, чтобы прочь мчаться от проклятого места. Его примеру последовали и продавцы, мигом исчезнувшие и растворившиеся во тьме. У костра остались лишь птицы, беглянка и ее страж. Он протянул к ней руки, желая заключить в объятиях потерявшуюся горлицу. Но Аглая лукаво улыбнулась, не шевелясь и не собираясь идти к нему.

Мужчина сощурился, ожидая объяснений и подчинения.

— Уж извини меня, грешную… — сказала она, загадочная и странная. — Только не пойду я с тобой, мой владарь!

— Ты обещала! — напомнил ей он.

— Да. И сдержала бы слово… Только… Не могу теперь. — Она задумалась, вновь попытавшись отыскать внутри себя то самое, чем настолько сильно дорожила утопленница Лиина и, наконец, услышала совсем кроткий, совсем тихий и слабый звук крошечного сердечка. — Есть то, что не подчиняется твоей воле, мой владарь!

Она погладила пока еще плоский животик и сладко, счастливо улыбнулась. Мужчина же наоборот сердился и приходил в ярость. Заметив его выражение лица, Аглая поймала господина за руку, приложив его ладонь к своему животу, чтобы и он попробовал ощутить то, что обычные люди могут лишь через много месяцев.

— Это жизнь, которую ни ты, ни я не станем прерывать! Эта девочка, Лиина, она убить себя хотела, чтобы он им не достался, чтобы не жил ее жизнью, не был рабом неведомо где. А ты и сам знаешь, что если я сейчас уйду, то он не родится… Я не могу так поступить… Дай мне время, — буквально умоляла его Аглая.

— Год! — Разозлился владарь и в небесах, даже здесь, от его гнева загрохотало. — И не забудь, что если с тобой что-то…

— Знаю, мой владарь. Знаю. — Кивала, смирившаяся со всем Аглая.

Его мантия вовсе не была мантией, и даже плащом. Владарь расправил длинные черные, мощные крылья, оттолкнулся от земли и взмыл в небо.

— Прости, родной. Так вышло. — Пожала плечами девушка, глядя ему в след, и снова нежно погладила животик. Опустила голову, посмотрев на него, подмигнула еще не родившемуся малышу. — Ну что, будем знакомы? Я буду твоей второй мамой…

«Спасибо!» — раздалось в мыслях чужим усталым голосом, который тут же стих навсегда.

 

Глава 2

Долгий путь преодолела Аглая. Шла она две ночи, три дня. Ноги стоптала в кровь, изранила об острые камни. Не летела птицей, опасаясь вне Ирия забыться в теле пернатой, и нечаянно убить дитя. Ведь всякое случалось с теми, кто покидал пределы птичьего мира: одни забывали о родных гнездах, став людьми, другие — разделяли участь обычных птиц, умирая от стрел, попадая на званый ужин в качестве главных блюд. Аглая не собиралась забывать ни кто она, ни чем пожертвовала, ни откуда пришла. Она дала себе слово, что и дня не пройдет, чтобы не вспомнились улыбки ее погибших детей, серые рассветы Ирия, раскрашенные красками поднимающегося солнца. А уж темных очей владаря ей и подавно не забыть, ведь он лично будет являться.

Иногда Аглая останавливалась во время своего путешествия, охотилась в лесу, питалась пойманными грызунами, пила росу и березовый сок. Лишь к третьей ночи, не своя от усталости, изможденная она, наконец, увидела дым, струящийся из печной трубы дома. Она едва ли не бежала вперед, и взгляду ее предстали множества хорошеньких невысоких домиков.

— Деревня! — радовалась девушка, собрав последние силы, даже побежала навстречу теплому огню и уюту.

Она добежала до первого порога, и постучала. Никто не открывал долгих пять минут. Путница, пошатываясь, занесла руку, чтобы вновь ударить кулачком по деревянной двери… Но, к сожалению, истерзанное сознание оставило ее прежде, чем двери распахнулись и встревоженная пожилая женщина встретила незваную гостью оханьем, да вскриком.

Солнышко ласково будило ее. Птицы за окном радовались яркому свету и возносили оды солнечным лучам в своих песнях. Аглая лежала чистая, вымытая, одетая в свежую рубаху; на мягкой перине, на пахнущей жарким осенним ветерком подушке. Вся обстановка, хоть и бедная, но такая привычная и хорошая, придавала беглянке сил.

Вот скрипнула дверь и в комнатку вошла высокая, статная женщина. Черты ее лица были строгими, даже суровыми. Морщинки расчертили его, будто холст. Из-под белого платка, повязанного на голове, проглядывали ровные еще не до конца седые, густые волосы.

Аглая попробовала приподняться и сесть, чтобы хорошенько рассмотреть спасительницу. Но женщина остановила.

— Лежи! — сказала она, присев на край постели. Осмотрела свою гостью. — Как звать тебя, странница?

— Кто Аглаей звал, кто Лииной кликал. — Честно призналась девушка. — А вы, можете и сами выбирать.

— Чудная ты, девка! — рассмеялась мелодично хозяйка. — Ну, а шла то ты куда?

— Куда глаза глядели…

— А откуда?

— Оттуда, где люди злые…

— Ясно все… — вздохнула добрая женщина и немного посомневавшись (но лишь самую малость) предложила. — Остаться здесь хочешь? Ты у ног-то своих спроси…

Аглая откинула одеяло и пошевелила пальцами ног. Опустила ступни на пол.

— А люди у вас добрые? — спросила она.

— Сама посмотри! — помогла ей подняться хозяйка.

Звали ее Радмилой. Жила она с внуком — Сережкой — в обычном сельском доме. Мальчишка в одночасье лишился обоих родителей, которых унесла страшная болезнь. В те годы многих она покосила и численность жителей деревни изрядно сократилась. Но Радмила не унывала и не грустила, хоть бы ради Сережи. Мальчуган рос шебутным, да немного боязливым — людей опасался. Сначала он испугался гостьи, но уже к вечеру разглядел в незнакомке добрую душу и лез на ручки, задавал множество детских и наивных вопросов. А Аглая тому и радовалась, да рассказывала мальчику сказки о людях-птицах, о дальних далях, о волшебниках. Именно Сережка решил, как отныне будут звать девушку.

— Лиина! Лиина, пошли кораблики пускать! — звал ее к горной речке он.

— Погоди! Вот мы сейчас с матушкой закончим картошку перебирать, я руки помою, и пойдем. — Обещала ему она.

— Зачем их здесь мыть, если в речке можешь? — ворчал малец.

— Ты там только купаться не вздумай! — предупреждала Радмила. — Там вода ледяная. Стоит только руки или ноги пополоскать и все — заболеешь мигом.

Лиина и Сережка прислушались к совету и вышли во двор. Мимо, подгоняя гусей, прошла соседка — Катерина. Пристально посмотрела на девушку, но коварные вопросы о незнакомке решила приберечь для Радмилы.

Люди в деревне жили разные — в каждом было и хорошее и плохое. К примеру, соседа Никифора, за неделю проживания в селении, Лиина терпеть не могла — до того он пронырливый, любопытный и вредный мужик. Но стоило ему только перекинуть чарку, другую, как становился свойским, добрым и очень разговорчивым. Лиина бы так и поила его, каждый день! Прямо с утра… Вот только жена его была против такой дружбы с соседями.

Склочная Клавдия оказалась великолепной ткачихой и швеей, а вот, как человек — иногда так и хотелось ей язык на узел завязать за то, что сплетни разносит. Пока ткала покрывало сочинила историю о покинутой внебрачной дочери какого-то богатея, которая пропала и теперь скрывается в Гринасках. Естественно, на роль печально известной пропажи тут же определили Лиину.

Были здесь и многие другие интересные люди, да только, чтоб рассказать обо всех и книги не хватит. Выделяла среди всех Лиина милую полненькую Милку, взяв ее себе в подруги. Милка — дочь главы селенья, трещала без умолку. У многих от ее болтовни начинала болеть голова. Да только не у Лиины. Мила, наоборот, снимала с нее обязанность выдумывать ответы, врать или спорить. Свободная фантазия подруги любезно вырисовывала любые картины, так что новенькой в этой деревне не приходилось и рта раскрывать, чтобы объяснять, откуда она пришла и зачем.

День за днем Лиина вновь стала привыкать к жизни среди людей, за постоянными заботами — позабыла о тоске и грусти. Всех парней, которые только лишь пытались проявить к ней внимание, учтиво, а порой и очень резко, отсылала заниматься своими делами и искать счастья у других девиц.

 

Глава 3

Ветер колыхал колосья, делая поле похожим на золотое море. Только волны этого были куда нежнее и мелодичнее, да и безопаснее. Лиина на пару мгновений залюбовалась им, а потом вновь согнула спину и крепко взялась за собранный пучок, подрезала его серпом. Перешла к следующему, и так постепенно передвигалась к краю. Устав уже через десять или двадцать пучков, Лиина выровнялась, утерла пот со лба, выпрямила затекшую спину. Когда ей приходилось вот так горбатиться в поле? Даже в молодости, она подобным не занималась, ведь у нее были совсем другие занятия. Впрочем, сейчас уж лучше находиться среди людей, которые не обидят; помогать им, чем тосковать и мучиться в пустоши.

Милка рядом тоже решила устроить передышку. Улыбнулась, подмигнула подруге, но внезапно спала с лица, испугавшись чего-то за Лиининой спиной.

— Ой! Матушки мои! — пискнула она, указывая куда-то в сторону дебрей.

Лиина, прежде чем тоже испугаться, поддавшись на провокации подруги, обратила взгляд туда и совсем не удивилась, заметив среди деревьев мужчину в черном наряде. Со стороны он, конечно, походил на мрачного демона, а то и на саму смерть, пришедшую за жнецами: весь в черном, на голове серебряная корона с загнутыми внутрь зубцами, сам бледный, глаза темные.

— Не кричи, глупая. — Усмехнулась Лиина, незаметно кивнув своему тихому надсмотрщику. — Этот бед не причинит, так — напугает и уйдет восвояси.

— Выглядит, как… как… как демон! Али призрак? Это он оттуда пришел? Жертву ищет? — указала пальчиком под ноги Милка, намекая на «свояси» загадочного существа.

— Да что ты за глупости говоришь! — расхохоталась Лиина. — Оттуда он. Оттуда!

И указала пальцем в небеса. Уж ей-то точно было известно откуда пожаловал странный мужчина.

Лиина развернула Милку лицом к нему.

— Ну, посмотри на него, копыт ведь нету, рогов тоже. Да и лицо у него красивое. — Убеждала подругу не бояться Лиина, сама же подумала, что случится, если и другие работники обратят внимание на человека в черном у каймы поля.

— Да. Хорош для призрака! — решила Милка в итоге.

— Ага… Только ты это… Никому о нем ни слова. Призраки — они тишину и секретность любят. Так что не проболтайся. А полюбоваться им еще успеешь. Давай, работай! — подтолкнула Лиина подружку. Милка уже разулыбалась, глазея на владаря. Того же такой интерес явно смутил и он слегка отшатнулся поглубже в тень.

По окончании работы, Лиине пришлось провести с ним тайную беседу немногим позже, когда за ней уже никто не следил:

— Ты б хоть корону снимал, что ли! А то тебя люди за царя демонов примут! Вон подруга уже причислила тебя сначала к бесам, потом к духам…

— Ты не решила вернуться? — хмурый, как всегда, он интересовался лишь одним — вернуть свою пленницу домой.

— Глуп ты, владарь! — упрекнула его Лиина. — Впрочем, как все мужчины. Так быстро дети на свет не появляются. Хотя… Ты ведь их душами ведаешь, разве не тебе ли знать, как все происходит?

Он лишь сверлил ее темными очами, пока она подшучивала над ним. Откуда ж хозяину Ирия было ведомо, какой то долгий процесс — явление новой жизни в муках и страданиях на грешной земле. Его дело заключалось в простом: собрать души, принести в Ирий, передать матушке Пелагее, а потом, в зависимости от пожелания душ, распределять: кого на землю, в семью, кого — в Ирие оставить, дав крылья.

— Всего-то и недели не прошло. Ты хотел, чтобы я уже и разродилась? — Она положила руку ему на плечо, соскользнула ладошкой к щеке, погладила. — Возвращайся без меня, Квад. И не мучь ни меня, ни себя. По крайней мере, не стоит так часто сюда являться.

И она развернулась, возвращаясь к подруге, поджидавшей ее у тропинки, по которой уже торопились девушки и женщины, заводя красивыми голосами старинную песню. Владарь постоял еще в тени деревьев и улетел черной птицей в свои края, где был полноправным властителем.

Вечера в деревеньке проходили тихо, мирно и спокойно: под красивые напевы женщин, под заливистый смех молодых девиц да крик детишек, которых никак не удавалось уложить спать. Что ж они глупые, почивать, пока другие развлекаются! Это ж столько интересного можно пропустить!

Милка с Лииной чаще держались особняком, поодаль от шумных компаний, хотя изредка присоединялись. Однако сегодня настроения слушать глупые россказни парней у Лиины не было, и потому, когда к девушкам загодя подошла Василиса, предложив компанию на вечер, получила такой ответ:

— У нас дело важное! Нельзя нам отвлекаться сегодня… — выдала Лиина с совершенно серьезным видом, лузгая семечки.

— Это какое же? — тут же заинтересовалась любопытная.

— Радмила сказала семки все сточить, чтобы мешок освободить. Вместо них картошку положит туда. — Показала мешочек с семечками девушка.

— Ох, и как только справиться?! — притворно вздыхала Милка, приступая к занятию. — Боюсь, зубки сточим!

Девушки сначала напустили на себя строгости да хмурости, соответствующих ответственному занятию, но потом не выдержали и рассмеялись. Василиса не обижалась на их шутки. За короткую неделю, проведенную Лииной в деревне, к ней вообще очень быстро привыкли. Вот и Милка даже научилась распознавать, когда девушка беззлобно шутит, и когда ей можно подыграть, поддержать в забаве. Хотя, не всегда получалось уловить эту тонкую грань между шуткой и правдой.

Пока Василиса не решила присоседиться, чтобы помочь подругам уничтожить запас обжаренных семечек, девушки клятвенно обещали справиться поскорее и прийти к подружкам и парням. Хоть на самом деле и не собирались сдерживать данного обещания.

Как только Василиса ушла, из-за забора выглянула Радмила.

— Что ж это я, по-твоему, в маразм впала, раз такие глупые задания девкам даю? — пожурила она Лиину, и пригрозила придумать что-нибудь весьма серьезное и долгоиграющее, круче перебора смешанных крупы и чечевицы.

— Мне покуда знать? — пожала плечами нахалка и получила затрещину, призванную вернуть разум и совесть на место. Но те, видимо совсем затерялись…

— Подвинься. Помогать вам буду! — присев рядом с девушками, женщина вытянула уставшие ноги, и огляделась, в поисках мальчишки, удравшего еще сразу после сенокоса невесть куда.

— Да вон он! — ткнула пальцем в сторону дома плотника Лиина. Малец проявлял завидную любовь ко всему, что было выточено или сделано руками человека. Нравилось ему и самому мастерить… Недавно взял где-то гвозди и пришел домой чинить Радмилину кровать, заявив, что у баб в доме без мужика никакого порядку нету…

Наведенный «порядок» женщины общими усилиями еле разгребли: щипцами и без них, пытались вырвать здоровенные гвозди из деревянной спинки кровати, торчащие криво, косо и на три сантиметра из дерева. Да так и не смогли. В итоге просто взяли молоток и согнули железки, чтоб Радмила не поранилась.

— Эх, был бы у нас мужик в доме, чтоб объяснил ему как чё делать, да занятий ему ворох навыдумывал, глядишь, и детская дурь из башки выветрилась! — и Радмила с Милкой как-то странно покосились на Лиину.

— А ты ходи, поспрашивай, може кто в аренду мужика сдает… — не обратила на них внимания девушка, гордо отплевываю лузгу. — Только комнату за плату сдавать не думай! А то напросится еще алкаш какой… Нюхай его ароматы по утрам…

Бабы скривились. Лиина тут же сменила тему, направив ее вроде и в тоже русло, да только уклонив в сторону.

— Милка, ты вот кого выбрала б: пьянчугу или толстяка?

Милке ни один вариант не понравился. А Лиина кивнула в сторону сидевшей на соседней скамейке компании молодежи. Свасел и Захар так и прожигали ее подругу страстными взглядами, ухмылялись, полагая, что их кривые ухмылки произведут на девицу впечатление и она… У Лиины было два варианта: либо Милка влюбится, либо перекрестится, испугавшись.

Выяснилось, второй вариант куда ближе к правде.

— Никого! — горячо выпалила та.

— Ну и зря. Потому как они явно к тебе свататься придут. — Заметила Лиина. Совсем скоро жнива закончатся и в деревне наступит легкий пред зимний хаос. Мужики будут пить, бабы — их гонять. А более разумные постараются залатать дыры в стенах, потолках, подготовить сено и прочее. Молодежь будет выбрать себе пару в это время.

Меж тем, Милка всмотрелась в кандидатуры и обнаружила, что на ее руку может позариться еще один жених. Хотя, скорее она сама бы ему и руку, и ногу, и сердце, и даже душу предложила бы. Только вот сомневалась, насколько ему такое добро надобно.

— Мне бы доброго, рукастого… то есть, работящего. — Исправилась Милка, описывая Николу, который делал вид, будто ищет в дырявом лапте смысл жизни.

— Так и чего тебе мешает? — не поняла Лиина. — Вон сидит, глазами тапки пилит, дыру проделал уже. И на тебя таращится… А ну повертись! Вдруг на тебе уже живого места нету, а ты и не знаешь? — Убедившись, что подруга цела, выдохнула. — Глядит он на тебя так, будто ты его кошель унесла, и отдавать не собираешься…

Милка оживилась, покраснела и так обрадовалась, словно признавала за собой вину, но поделать со своими замашками начинающего воришки ничего не могла.

— Правда, смотрит? — спросила она.

— Дык с весны. — Уточнила, заметившая такую странность за парнем, Радмила.

Если у Милки еще и оставались белые пятна, то теперь она покраснела от пяток до кончиков ушей, не понимая, как только прозевала свое счастье.

— Ну что, Радмила Меркуловна, поможем нашей красавице? — хитро сощурившись, спросила у своей хозяйки Лиина. Но не успела та ответить, как девушка круто толкнула боком подругу, и Милка повалилась со скамейки на землю, ушибив причину всех приятностей и неприятностей разом. Опешила, да уставилась на коварную Лиину, собираясь устроить ей взбучку, чтоб не повадно было так над друзьями издеваться.

— Ой!!! — тут же заголосила Лиина. — Жива ли ты, подруженька моя? Цела ли?

— Да всю ж… отбила! — отвечали Лиине с земли. — Ну, гадюка… — пыхтела Милка. — Я тебе…

— Потом спасибо скажешь? — тихонечко уточнила с надеждой Лиина, продолжая тянуть подругу за руку и толкать на землю одновременно, чтоб та не успела подняться.

— Не дождешься! — отказывалась благодарить девицу за отшибленное место, именуемое «Ж!» вредная Милка.

А Радмила уже сориентировалась и сориентировала на помощь других.

— Николка, подь сюды! — звала она парня, мигом сорвавшегося с места. — Ты крепкий, донесешь Милу до дома? Боюсь, ушиблась она… Всю ж… то есть ножку поранила!

Поймав на себе прищур синих глаз Лиины, Милка поежилась, опасаясь, как бы ей действительно ногу не повредили…

Николка, тем временем, без лишних вопросов, поднял девицу на руки и гордо зашагал по улице со своей ношей. Милка краснела все пуще не то от счастья, не то всерьез что-то ушибив при падении.

— Чего это ты так на меня, Радмила Меркуловна, зачарованно смотришь, а? — не поворачивая даже головы, поймала пытливый взгляд хозяйки Лиина.

— Да вот оцениваю, примеряю: чего б тебе сломать, где б тебя эффектней уронить, чтоб и тебе жениха найти… — откровенно призналась та в своих коварных планах.

— Не! Не избавиться тебе от меня! Мне женихов не надобно! — отмахнулась Лиина и направилась к плотнику, чтобы забрать Сережку, и не слушать больше уговоров Радмилы.

— Только от одного сбежала, — в никуда проговорила Лиина, и заприметив ворона на крыше прикусила язык. Ох и обидится владарь. Хотя… Бесчувственный он: ни юмора, ни ласки, ни нежности, ни сочувствия. Ей-богу, демон и то эмоциональнее! Так что не о чем беспокоиться — жить Лиине одной еще месяцев семь… Если повезет.

 

Глава 4

Каждый день в крошечной деревеньке, в принципе, как и в любых других селениях, был расписан поминутно, и свободного времени у жителей оставалось совсем чуть-чуть да и то вечером. Спозаранку все дружно шли работать в поля и огороды, возвращались еще до заката, чтобы разобраться со скотом. Радмиле стало гораздо проще с появлением Лиины. Теперь девушка заменяла ее в поле, присматривала за Сережкой, помогала со стиркой, а женщина могла и огородом заняться, и по дому хлопотать, и приготовить что-нибудь. А Лиина и не против была. Она наслаждалась всей этой суетой и с нетерпением ждала, когда появится на белый свет ее крошечный малыш, чтобы увидеть и пышные кроны деревьев, и прозрачные воды рек — все то, что зачаровывало ее саму. И чего она так давно не видала в Ирие, где кругом вода, дожди, затапливающие редки островка, на которых жили люди-птицы — не особо разговорчивые, не отзывчивые. Здесь было лучше, спокойнее и легче.

Лиина улыбнулась своей судьбе, давшей ей второй шанс.

Девушки медленно шли по тропе с поля, напевали песни, смеялись. Лиина привычно бросила взгляд на чащу, надеясь отыскать лик владаря. Признаться, она скучала по нему, их редким беседам, его темным глазам. Но сегодня вместо него стоял другой мужчина. Хотя выражение его лица очень напоминало властителя Ирия. Что правда, мужчины буквально являлись кардинальными противоположностями друг друга.

Аккуратная борода, усы, светлые волосы, связанные в хвост, хищный росчерк глаз, чуть пухлые губы — нет, все же, этот человек был плотью и кровью, а не холодным призраком богов. За спиной его виднелся лук и колчан, а на плече восседал гордый ястреб. Хищная птица также внимательно смотрела на девушек, а точнее на одну. На Лиину.

— Кто это? — спросила она у подружки, кивнув в сторону незнакомца.

— А… — махнула пухлой ручкой Милка. — Это наш охотник. Варн. Он в деревне обычно не показывается, потому ты его и не видела. Живет в лесу. Зимой из избы своей выбирается редко, чтобы обменять дичь на что-нибудь ему необходимое.

— Варн, — попробовала его имя на вкус Лиина и было оно сладким, сильным и важным. Так и хотелось повторять, и повторять.

— Понравился, — толкнула ее локотком подруга, надеясь устыдить. Никак не могла припомнить девушке выходку, все же сведшую ее с обожаемым Николкой.

— Он очень похож на кого-то, кого я знала в прошлой жизни. — Ответила Лиина, чувствуя, что очень хочется пооткровенничать, да только не поймут ее историй о степи, вольных наездниках и шаманах. «Унка, как же ты далек теперь!» — с горечью подумала она, отослав мысль в прошлое, красивому молодому охотнику.

— Опять твои эти былые жизни! — ворчала Милка. — Лучше бы в этой кого себе в пару выбрала. К тому ж, через десять лун праздник особый! Вот и подойди к Варну. — Подмигнула ей девушка.

Лиина снова посмотрела на мужчину.

«А может и подойду… — подумала она. — Раз уж ходить мне среди людей почти год, так почему бы не получить все, что можно?»

Ястреб сорвался с плеча хозяина и бросился прямо к Лиине. Другие девушки испугались, с визгом разбежались, пригнулись к земле и накрыли головы руками. Но смелая Лиина стояла ровно, гордо выпрямив спину, и смотрела на птицу, которая и не собиралась нападать. Ястреб парил над ней, наворачивая круги. Опускал голову, буравя взглядом. Им руководило любопытство, а не желание навредить. Он хотел внимательнее, вблизи рассмотреть девушку. Поддавшись внезапному порыву, Лиина издала птичий клич и усмехнулась тому, как странно это звучало. Тем не менее, ястреб понял ее… А вот остальные — нет! Таращились на девушку, как на ведьму или юродивую.

Птица повернула назад к хозяину. Варн с удивлением глядел на необычную девицу, знающую язык птиц. Он подставил руку в кожаной перевязи ястребу, принимая его.

— Лиинка ты чего? — спросила побелевшая Мила.

— А ничего. Так захотелось поиграть… — усмехнулась подруга, она не обращала внимания на других, смотрела на охотника и его пернатого спутника. Первой продолжила путь, улыбаясь себе, а в голове пронеслось: «Быть тебе моим, Варн-охотник!».

 

Глава 5

Все стало привычным и не таким уж простым. Работая в поле, Лиина слушала, как красиво переливается песня, заведенная женщинами и мужчинами. Каждый подхватывал мелодию, стоя на своем участке работы. Рядом, в высокой пшенице, мелькнула поясница Милки. Лиина быстро нагнала подругу и поинтересовалась успехом недавней операции по влюблению Николки.

— Ты вчерась вечером не пришла к нам ткать, с Николой гуляла? — спросила она.

В ответ красноречиво сопели, подтверждая предположения.

— И чего? Целовались? — хихикнула Лиина, совсем немного завидуя молодой да счастливой Милке.

— Ух… — вздохнула краснощекая, взмокшая подруга, выровняв спину. — Ушлый какой оказался! Шли себе, шли и вдруг — хвать меня…

— Разве ж тебе не понравилось? — насмехалась Лиина.

— Сегодня опять пойдем гулять. Теперича я его выгуливать буду! — заверила воинственно настроенная Милка, сжав пухлый кулачок.

— Ты теперь ему «вдруг» устроишь? — расхохоталась Лиина.

— А ты чем займешься? — резко перестала смеяться подруга, жалея одинокую девушку.

— У нас с Сережкой сегодня много интересностей на вечер. Буду латать ему штаны, потом сказку рассказывать. Потом вместе будем Радмиле вареники лепить!

— Эх, — тяжело вздохнула Милка, которой хотелось, чтобы и Лиина разделяла похожее ей счастье. — Ничего, подруга, и ты вечерком с кем-нибудь будешь гулять!

— Да! — кивала Лиина и украдкой смотрела в сторону леса. Кого ей хотелось увидеть под низкими ветвями ив да сосен? Пожалуй, светловолосого охотника, ловящего взглядом каждое ее движение. Однако не видать было ни Варна, ни даже владаря, обычно следящего за своей подопечной. И в сердце возникала пустота…

Телега везла работников с сенокоса, скрипела и кренилась. Ее размеренное поскрипывание и такое же цоконье копыт по дороге навевало сонливость. Особенно Лиине, которая едва ли не засыпала на ходу. Она встряхнулась, подняла голову к небу и подумала, что уже давненько не расправляла крыльев, не играла с ветром, не окуналась в облака, не кричала во все горло. Она скучала по тем ощущениям, которые дарил ей полет.

Впереди вилось воронье — свободное, но шумное. Лиине даже завидно стало, что птицы так счастливы… Но потом прислушалась к их карканью да доносящимся крикам взрослых и детворы.

— Так их так! — прозвучала похвала от старика Тавра, погоняющего лошадь.

Лиина выглянула из-за спин шествующих впереди людей и охнула. Мальчишки на поле швыряли огромными камнями в ворон. И одну уже сбили, сломав ей крыло. Несчастная пернатая звала на помощь, но бессердечные мальчишки все хотели подобраться и добить ее. Только другие птицы не позволяли — срывались вниз, грозились выклевать глаза.

«Неужели из наших?» — подумала Лиина, изучая поведение птиц. Глянула на раненую и увидела в ее глазах священный страх — свойственный людям.

— Бросай! — подначивали другие мальчишки Сережку, уже занесшего повыше камень.

— Не смей! — остановила, вовремя подскочив Лиина и перехватила маленькую ручку, поймав за запястье.

Ребятня застыла, силясь понять порыв защитить падальщиков.

— Не жди меня! Я с Сережкой приду! — махнула Лиина подруге, чтобы та не ждала зря. И только взрослые отдалились, проехав дальше по дороге, девушка повернулась к мальчишкам.

— И кто у нас такой умный да смелый, что птиц камнями бьет? — спросила она.

— Я! — гордо вышел вперед Кешка — сын Ганеды Степановны — повитухи.

— Ты ж моя прелесть… — как-то совсем не по-доброму протянула Лиина, отпустила Сережку, чтобы ухватить другого умника за ухо и хорошенько встряхнуть. — Запомни раз и навсегда милое дитя!

Мальчишки приплясывали около нее, требуя отпустить товарища, и даже висли на руках, оттягивая, но и усугубляя положение — ухо оттягивалось еще дальше и больнее. Соответственно Кешка орал громче.

— Прежде чем бросить в кого-то камнем, пустить стрелу или занести нож, вспомни, что каждое существо живое и у него есть чувства. — И для пущего устрашения добавила: — Представь, что оно тоже может прийти и отомстить…

Сережка раззявил рот, вообразив себе огромного пса, который явился мстить, принес с собой поводок и ошейник, одел его на мальчика и, волоча за собой во двор, как давеча он сам тащил за собой Пятнышка, приговаривает: «Ну что, Сереженька, гулять идем?» Сережка выпустил камешек из рук, дав зарок больше никогда и ни за что не обижать живых существ.

— А ну, бегом в деревню, полезными вещами заниматься… — приказала Лиина, ни капли не сомневаясь, что полезным дело будет у всех одно — ябедничать.

Однако малышня не бежала, а приостановилась на почтительном расстоянии, слегка отступив от девушки.

— Но они же весь посев съедят… — всхлипнул, испуганный Сережка.

— Ничего! Мы кое-что придумаем. — Лиина вышла на поле, подняла на руки раненую ворону, а остальным пообещала. — Прилетайте завтра. Да не сюда, а на поляну, в лес. Я принесу вам еду. Не первого сорта, но какая-никакая… И больше здесь не появляйтесь, если беды не хотите!

— А ты закаркай, чтоб тебя поняли! — хихикнули мальчишки, и только Сережка, почему-то был уверен, что Лиину поймут.

Вороны слушали девушку, притихли, подумали, внимая ее словам, и разлетелись к большому удивлению ребятни.

— Пойдем, попросим у Радмилы порченого зерна. Мы будем с тобой его рассыпать в лесу каждый день. Они привыкнут, и больше на поля не прилетят… — рассказывала Сережке Лиина.

Он взял девушку за руку, и они пошли домой, а за ними следом и другие мальчишки.

— Ты мудрая! — похвалил Сережа.

— А можно и мы будем ворон кормить? — напросились его друзья.

— Конечно, — подмигнула им девушка и все дружно стали рассуждать, какой завтрак, обед да ужин будут придумывать, кто возьмется составлять распорядок дежурства.

Их мнение о мудрости столь юной особы разделил и охотник, наблюдавший за всем со стороны, у самой кромки леса.

— Вороны… — проронил он. — И с ними ты тоже говоришь?

— Зачем ты приволокла ее? — ворчала Радмила, не сразу согласившись, пускать девушку с раненой вороной на руках в дом, считая наличие в жилье черного пернатого — дурным знаком. Лиине пришлось потратить всю свою убедительность, чтобы уговорить хозяйку принять еще одного маленького проживальца.

— Это не надолго! Нельзя бросать раненых в ожидании смерти! — отвечала Лиина, ощупывая крыло сидевшей перед ней на столе птицы. — О! Да оно и не сломано… Притворялась, что ли? Что ж ты тогда изображала подбитую?

«Потому что, чуть в голову не попали! А без головы далеко не улетишь…» — ответила ворона, впрочем, услышала ее только Лиина. Погладила и усадила на подоконник.

— Не волнуйся, Радмила Меркуловна, завтра мы нашу гостью отправим домой!

 

Глава 6

Девушку, спешащую в лес, с вороной в руках, никто не заметил, ведь вечером в сумерках, во-первых, здравомыслящий человек бы и не подумал скитаться в чащобе, а, во-вторых, деревенские были слишком заняты. Бабушки и дедушки давно ушли спать, мужчины либо пили, либо командовали женами. Влюбленные парочки спрятались на отдаленных скамейках, скрытых растительностью. Так что, уходящую Лиину никто не видел — людям просто не было до нее дела. Она же быстро продвигалась по тропинке, подальше от шума селения и случайных свидетелей того, чего видеть им совсем не стоило.

Вот уже и полная луна поднялась в небо, когда девушка вышла к крохотной полянке, где положила на пень обрубленного дуба ворону и отошла в сторонку, дабы не мешать ей перевоплощаться. Ворона не решалась превратиться, опасаясь любого шума и посекундно вертя головой.

— Да не бойся, глупая! Здесь никто не увидит! — уговаривала ее Лиина.

Ворона запрокинула голову, расправила крылья, и её силуэт в слабом свечении луны стал вытягиваться, приобретая черты молоденькой девушки.

— Ну, привет тебе! — усмехнулась Лиина, зачарованная волшебством, словно в первый раз увидела превращение птицы в человека. Конечно, в Ирие такое происходило сплошь и рядом. Но всегда вызывало у Лиины восторг.

— Спасибо, — бросилась с объятиями к ней девушка. — Иначе, мне бы не вернуться домой. Ведь попали бы и в голову, и крылья подбили, а потом оставили бы подыхать. Кто ж хочет для себя такой судьбы? А я так по дому соскучилась…

Отодвинувшись немного от спасительницы, недавняя пернатая, еще разок внимательно ее рассмотрела и спросила:

— Ты же тоже из Ирия? Ты ведь Аглая? Та самая, которой владарь позволил остаться?

— Ну, остаться — громко сказано, — поперхнулась смешком девушка. — Скорее дал время исполнить долг перед одной человеческой душой, которую вот также спасла. А тебя то как звать?

— Аннутка. — Представилась она. — Я в Ирие не так давно.

— Понятно. Одна из тех душ, что не пожелали жить как люди! — догадалась Аглая. — Что ж ты не захотела человеком быть?

— А что ж в том хорошего? Меня совсем маленькой в реке утопили. Я такого навидалась, что людей теперь боюсь… — Рассказывала Аннутка.

— А что ж тогда из Ирия сюда прилетела? — не понимала спасительница, хотя ответ пришел в голову сам собой, когда она заметила, как девушка испугалась, стоило расспросить у нее о цели перелета. — Неужель владарь послал за мной шпионить? Ой, да не ври! Не ври! Чего уж там! Я понимаю. Не терпится ему… Вот же хитрец! Ты лети, наверное…

— Погоди, — не торопилась Аннутка. — Не могу я с пустыми руками.

Аглая крепко задумалась, хотела отпустить так — чтоб шпионка сама перед господином отчитывалась, но потом, вдруг решилась, и шепнула девушке на ушко свою маленькую просьбу, кстати, очень удивившую Аннутку.

— Хорошо, — поклонилась недавняя ворона. — Так и передать?

— Слово в слово! — ехидно ухмыльнулась девушка, прощаясь с вороной, вновь расправившей крылья.

— Через день примчится, чтобы отчитать! — предрекала она явление владаря.

Ночь умеет хранить секреты, и та, которую звали Лииной люди, а птицы вторили другое ее имя, доверила темноте самое сокровенное — тайну о том, что она умеет летать. Девушка забралась высоко-высоко — на самую большую скалу. Освещенная бледным светом луны, подошла к краю обрыва. Опасность, влекущая вниз, раскрыла объятия, пугала и звала. Сердце чуть ли не к горлу вскарабкалось, пульсируя и тревожась.

Лиина повернулась спиной к пустоте. Сосредоточилась на прикосновении ветра к коже, на слабом волнении внутри себя, представила, как ее собственные крылья раскрываются, и сделала шаг назад…

Сначала она камнем падала и падала. Но потом тело быстро вспомнило, как происходит изменение, и обратилась. Спустя пару секунд она уже летела, вновь подхваченная ветром. Он путался в крыльях, приподнимал перья, щекоча. Рассказывал, как ему порой скучно одному. Внизу простирался лес на долгие-долгие мили. Мелькали поля, ручейки. Где-то шумела река.

Горлица вскрикнула, чтобы прочистить горло.

Как же все-таки славно быть птицей!..

Опьяненная полетом и счастливая Лиина сидела на том же уступе у обрыва и с блаженной улыбкой смотрела на луну, которая здесь была меньше и дальше, но светила как-то по-особому. Ею можно было любоваться вечно. Только Лиине позволено смотреть на эту красоту не так и много, а каких-то семь месяцев или даже меньше — все зависит от того, как поведет себя малыш или малышка в ее чреве.

«Если бы и ты имел крылья, мой хороший! — думала Лиина. — Мы бы вернулись вместе! Я бы нашла способ уговорить владаря забрать тебя в Ирий. Не знаю только, понравилось бы тебе это место… Слишком уж часто там мрак царит. Здесь, все же, жизнь немного ярче и веселее».

Вслух девушка сказала вовсе не то, что было у нее на уме.

— Что ты крадешься, Варн-охотник, али выбрал меня дичью? — не оборачиваясь, спросила она, услышав тихие-тихие шаги. Девушка поднялась и повернулась, встретившись глазами с мужчиной.

Охотник смотрел на нее со всем вниманием, будто тайну хотел разгадать или выпытать все секреты Вселенной. Однако ни один из них так и не раскрылся. Коварная девица ехидно ухмылялась, наверное, собираясь околдовать мужчину.

— Я видел, как ты сорвалась с обрыва! — молвил Варн, надеясь, что в ее оправданиях он услышит правду. Вот только слуху его было предоставлено совершенно иное и неожиданное.

— Скажи мне, — заговорила к нему Лиина, подойдя ближе. — Ты пьешь?

— Нет, — покачал головой мужчина.

— Жаль, — вздохнула девушка. — Тогда бы я сказала, что тебе стоит протрезветь.

И она обошла его, двигаясь к спуску, подумав: «Раз видел, небось еще и мой труп искал на спуске…»

— И что же скажешь, коль так? — слегка повернулся к ней он.

— А ничего не скажу. — Рассмеялась Лиина, побежав по тропинке к деревне. Всю дорогу она заливисто смеялась, зная, что мужчина так и стоит, глядя ей в след, не может разгадать загадку и понять, кто такая та девушка.

Праздничный день радовал селян только тем, что можно было хоть чуточку больше поспать. Хотя… Поднимаясь ежедневно в одно и то же время, по привычке даже в выходной встаешь с первыми лучами солнца. Лиина дурацкую привычку игнорировала, и пока Радмила возилась со стряпней для завтрака, девушка валялась в постели, собираясь проспать даже обед. Сон отказывался выпускать ее из своих мягких цепких лапок.

— Лиина! Лиина! — будил девушку утром Сережка, дергая за плечо.

— Что такое? — никак не могла разлепить веки девушка, перевернулась на другой бок, надеясь, что мальчишка поведает о своих тревогах и отстанет от нее. Но проблемы у Сережки были, наверное, очень серьезные, потому что он перестал трусить Лиину только, когда она села на постели.

— Лиина, в ворон до сих пор из рогаток стрелять нельзя? — уточнил мальчик пределы назначенного запрета.

— Нет. — Девушка опять упала на постель, надеясь моментально провалиться в сон. К ее счастью, ножки быстро зашуршали по половицам в сторону дверей. Мальчишка выбежал на улицу.

Лиина попробовала вспомнить, что такого красивого ей снилось и вернуться в сладкое небытие. Однако…

— А в воробьев можно? — примчался обратно Сережка.

— Нет. — Приглушенно отвечала взрослая, накрываясь подушкой, чтобы не слышать и не видеть непоседу. Тот вновь умчался куда-то. Лиина напряглась, ожидая, что Сережа прибежит требовать очередного ответа. Но он не шел. Хоть девушка и прождала пару минут. Убедившись в полном отсутствии внешних раздражителей, она сладко зевнула и провалилась в сон.

— Лиина! А по собакам? — опять объявился около нее Сережа.

— Нельзя! — рявкнула она.

— А по кому? По кому тогда? По свиньям? — не понимал мальчишка и сразу оправдался, чтобы на него чего плохого не подумали… (но поздно, у Лиины уже столько дурного в голове крутилось). — Эт не мне. Это Кешка спрашивает.

— Пусть в ногу себе из рогатки выстрелит! — рявкнула девушка.

— Так и передать? — грустно спросил Сережа.

— Так и передай! — злилась она.

Шустрый ребенок уже развернулся, дабы стать вестником перед другими мальчуганами, но Лиина вовремя спохватилась, что дети все правильно поймут и поступят в соответствии с советом взрослой. Она поймала Сережу за ворот рубахи.

— Погоди! Сейчас!

Радмила чуть не опрокинула сковороду, на которой жарились котлеты, когда двое, судя по грохоту, вознамерились крушить подвал. Они гремели посудой, двигали соленья и копчености. И что еще там разворотили, хозяйка и думать боялась. Но мысленно сделала ревизию всего снесенного в подвал за год. По ее подсчетам два глиняных горшка с вареньем точно пали в схватке.

— Вы что там ищите? — заинтересовалась женщина.

— Вчерашний день… — пыхтела Лиина, поднимая из подвала огромную дырявую корзину, полную всякого барахла. — А нашли еще и позавчерашний. Так что мы тебе там освободили как минимум две полки!

— И две сломали… — выдал Сережка, и схлопотал бы затрещину, только у девушки были заняты обе руки, чтобы осуществить мгновенное желание. Зато, чтобы не получить аналогичной «похвалы» от хозяйки, Лиина быстренько зашагала к выходу, не позволив ошарашенной Радмиле и слова произнести.

Там, во дворе, у калитки, их ожидала гурьба мальчишек, и проследовала по первому зову Лиины, за ней к краю деревни, где на забор дружно водрузили битые, дырявые горшки, прохудившуюся корзину и прочее.

— А ну-ка, дай, разок стрельнуть! — отобрала у Кеши рогатку девушка и прицелилась к кувшину повидавшему виды. Помедлив несколько секунд и под восторженную тишину, в которой мальчишки, затаив дыхание, ожидали броска, она сделала очень меткий выстрел. Камешек разбил старую глину, и та осыпалась под забор.

Сережка от восторга подпрыгнул. Кешка так и стоял, раскрыв рот. А другие мальчишки с подобострастием уставились на девушку. Она им подмигнула.

— Будете себя хорошо вести, научу делать лук и стрелы! — пообещала Лиина, собираясь вернуться домой. Но ее остановил голос пришедшего в себя Кешки.

— А «хорошо себя вести» — это как именно? — поинтересовался ребенок.

Девушка обернулась, подавив смешок.

— Что ж ты такой взрослый, а сам не понимаешь? Помогать родителям и не слоняться без дела. Не обижать маленьких, слабых и животных ради удовольствия. А еще — не врать!

— А откуда ты узнаешь, соврали мы или нет? — ухмыльнулся ушлый ребенок.

— Узнаю! — нахмурилась Лиина, и ей поверили.

Держась за руки мальчик и девушка шли весело смеясь по проселочной дороге к своему домику.

— Откуда ты знаешь, как делать лук и стрелы? — любопытничал Сережка.

— Когда-то давно, — вздохнула улыбнувшись своему нелегкому прошлому Лиина. — Я жила в степи. Отец научил меня вязать тетиву из конского волоса, а старший брат — выбирать прутья для лука или как выстругать из хорошего дерева основу. Мы вместе часто охотилась на ланей…

— Ты же говорила, что обижать животных нельзя. — Поймал ее на лжи мальчик.

Лиина присела перед ним, чтобы объяснить кое-что.

— Иногда человеку приходится вооружаться и стрелять в животных. Но мы это делаем не для того, чтобы похвастаться меткостью, своей силой и превосходством. Мы просто голодны и должны питаться, если не в силах получить овощи с огорода. Понимаешь? Голод очень неприятное чувство.

— Варн приносит нам мясо зимой… — припомнил ребенок, устремив взгляд куда-то за спину девушки. — Потому мы не голодаем…

Лиина оглянулась, поймав взгляд внимательных голубых глаз. Охотник нес дичь, предназначенную для праздника, к дому головы селения. Мужчина смотрел на девушку, нахмурившись, и она не сразу поняла, почему.

— Эй! Лиина! — кричала ей, подбегая Милка. — А чего это ты в одном исподнем по деревне гуляешь?

Девушка остолбенела. Осмотрела свою ночную рубаху, только сейчас припомнив, что когда Сережка прибежал, позабыла даже одеться. Заметив усмешку Варна, Лиина покраснела, как маков цвет. Но тут же гордо вскинула голову и уверенно направилась к дому, таща за собой Сережку.

— А жарко сегодня что-то…. - сказала она.

— Вы так быстро умчались, что я и не поспела за вами. Хотела сказать тебе… — встретила ее у калитки Радмила, также потешаясь забывчивостью и увлеченностью своей сожительницы.

— А крикнуть тяжело было? — сцедила сквозь зубы Лиина с упреком.

— «Эй, детка! Задом не свети!» Так надо было? — веселилась Радмила Меркуловна. — Так вся деревня сбежалась бы.

— Зато так меня видели только мелкие, да охотник!

— Ну, думаю, Варну понравилось. — Подмигнула женщина. — Вон как улыбается!

— Ага, чего б ему не улыбаться. Одичал, небось в своем лесу… — ворчала Линна.

Она прошла в дом и первым делом умылась, потом сплела волосы в косу, оделась. А хозяйка присела на сундук с грустным выражением на лице.

— Ты не думай и не говори о нем дурного. Он хороший парень. — Заговорила Радмила. — Он жил здесь со всеми. Жена у него была, и сын… Как у меня был муж, а Сережки папка с мамкой. Да только пришла за ними всеми смерть. В тот год многие здесь померли от болезни какой-то. Тела сжигали, а князь… Он сказал, что проще сжечь нас всех, чтоб не плодили бед. Им не до нас, смертных. Лечить нас никто не хочет. А знахарки местные с болезнью справиться не могли.

Лиина крепко задумалась. Когда ее звали Аглаей, когда степь была ее домом, то полагаться тоже не на кого не приходилось. Они лечили себя сами. Правда, повезло степнякам с шаманом. Он хорошо разбирался в травах, и маленькую девочку многому научил. Сейчас настало то самое время, чтобы вспомнить уроки великого Пхара.

— Не бойся, Радмила Меркуловна. Не случится больше такого с вами! Пока я здесь… — пообещала Лиина, очень удивив хозяйку и даже слегка напугав. Глядя в ее решительное лицо женщина уверилась, что юная маленькая девочка и впрямь всесильна. Она вообще никак не могла понять, откуда в столь молодом создании столько мудрости, знаний, силы.

— Порой ты меня сбиваешь с толку. Вроде смотрю на тебя — девчонка девчонкой. А как заговоришь, так будто с седой старухой общаюсь и сама себя девчонкой зеленой чувствую. — Бормотала Радмила удаляясь в свои кухонные владения.

После завтрака Лиина выглянула на улицу, чтобы сходить к колодцу за водой. И заприметила свою хозяйку, болтающую с охотником у калитки. Они же заговорщицки посмотрели на девушку, рассмеялись и, распрощавшись, разошлись в разные стороны.

— О чем вы говорили? — пристала к Радмиле Лиина, сверля взглядом спину идущего по дороге мужчины.

— Варн интересовался… — начала женщина.

— Часто ли я гуляю в ночной рубахе? — хмыкнула, предположив, девушка.

— Нет. Он спрашивал не ведьма ли ты. — Подмигнула ей хозяйка.

Лиина поперхнулась смешком.

— И что ж ты ответила, Радмила Меркуловна?

— Конечно ведьма! — хохотала та. — В ночной рубахе по селу бродишь, мужиков смущаешь, ночью в птицу обращаешься… — Тут Лиина дрогнула и побледнела, решив, что секрет ее давно раскрыт. Но хозяйка продолжила говорить, вовсе не обратив внимания на ступор девушки. — И в облике пернатой гадишь на крыльцо Маньки Длинноносой. А еще предсказываешь дождь, понос и прочие расстройства. А какие зелья варишь! Просто пальчики оближешь! В общем, позвала его попробовать.

— После всего перечисленного ты вот так запросто перешла на тему готовки?! А он что?

Варн как раз оглянулся.

— А он сказал, что придет.

Сердце Лиины застучало быстрее. Все слова, раннее сказанные Радмилой уже не имели значения. Губы не подчиняясь приказу разума, притворяться недвижимыми, тянулись в довольной улыбке. Но отчего-то тревога билась внутри, такая сладкая и давно забытая. Будто все Лиина впервые испытывает.

 

Глава 8

Кораблики держались на поверхности ледяной воды, текущей откуда-то из скал. Самодельные плотики спускаясь вниз по течению. Мальчишка, сделавший их, носился по берегу. У него в запасе оставалось еще два кораблика, которые он боялся упустить, ведь узкая речушка дальше расширялась и углублялась.

Лиина дурно себя чувствовала еще с утра. Голова кружилась, да и на ноги встать оказалось сложно. Вдобавок, Радмила тоже жаловалась на боли в животе. Еще утром она бледная и зеленая не смогла подняться с кровати. Ее тошнило, и Лиина подносила ей ведро. Заварила ей крепкий чай, и лишь потом побежала на поле работать. После работы она вновь сидела над хозяйкой. Той стало чуть лучше, но хлопотать по дому она все равно не могла. Убедившись, что Радмила уснула спокойно, девушка взяла с собой Сережку и отправилась искать травы, успокаивающие боли.

Потому сейчас Лиина старательно подбирала растения, каждое нюхала, придирчиво осматривала и срывала, складывая в лукошко. Лес оказался богат на столько полезных лекарств! Только бери и срывай, суши, да смешивай. Лиина с азартом лазала по поляне на коленках, заглядывая под каждый кустик, осторожно выкапывая корешки, собирая цветки, листья… Сережа бегал у бережка, преследуя последний уплывающий от него кораблик.

— Не лезь только в воду! — напоминала Лиина, иногда посматривая на мальчишку, и опасаясь, как бы он не сыскался себе проблем на ровном месте.

Кораблик лихо мчал вперед и вниз, лавируя меж крошечных, но сильных волн. А потом вдруг игрушка застряла в ветвях обвалившейся ветки, и путь ее на том закончился. Недовольный этим ребенок, встал на коленки и потянулся к кораблику. Тот был слишком далеко, даже кончиками пальцев не достать. Вот еще немного, совсем чуть-чуть и он бы обязательно достал…

— Лиина! — крик ребенка заставил душу девушки оледенеть от страха. Бросив лукошко, она помчалась к берегу, но Сережи уже не увидела.

На мгновение его головушка вынырнула из бурлящего потока в нескольких метрах от того места, где стояла Лиина. Девушка побежала вперед, стараясь нагнать течение, и прыгнула в воду. Барахтаясь и чуть ли не утопая, она никак не могла отыскать в воде, застилающей глаза, мальчика. Ныряла. Ее сбивали потоки, толкая на камни. Сейчас Лиина и сама могла умереть, захлебнуться, однако, судьба сжалилась над ней, и она увидела мальчика, безвольно обмякшего, терзаемого течением. Подхватила его под руки и, прижав к себе, потащила к берегу. Сопротивляться потоку с таким грузом было тяжело. Лиина пустила все свои силы на то, чтобы добраться до камней. За скользкие булыжники ухватиться никак не выходило. А Лиина все тянулась, все старалась, не сдаваясь. Верила, что сможет!

Крепкие мужские пальцы вдруг обвились вокруг ее запястья и потянули вверх. Подняв глаза на спасителя, девушка увидела перед собой охотника.

— Давай его сюда, тебе легче подняться будет! — он перехватил мальчугана, и Лиина забралась на камни. Но не до отдыха было, хоть и кричало, молило о том все ее тело. Девушка согнулась над Сережкой и принялась выталкивать воду из его легких, заставляя ребенка дышать.

— Ну же! Давай! — билась над ним она.

Бледный мальчик с синими губами оставался неподвижным и холодным. Лиина уже опасалась, что вернется в деревню и со слезами будет объяснять Радмиле о том, как погиб ее единственный близкий человек на свете. Противный комок подступил к горлу, мешая дышать. На плечо легла рука охотника, оттягивая назад. Но девушка отказывалась принимать факт неудачи. Она вновь собрала как можно больше воздуха в легкие и вложила этот вдох в Сережку. Его грудь раздулась, а потом мальчик закашлялся, сплевывая воду.

— Мой хороший! Мой хороший! — прижимала его к себе Лиина, счастливая как никогда. Впервые… Впервые ей удалось обмануть смерть, не отдав любимого. И это придало девушке сил бросить вызов всем бедам, уготованным ей судьбой. Она надменно и гордо посмотрела на Варна.

На улице стемнело. Похолодало. Даже летом по ночам в лесу было достаточно промозгло и сыро. Охотник подбросил дров в очаг, чтобы его гости согрелись. Мальчик давно уснул. А вот его нянька никак не могла избавиться от привычки, сжимать его в объятиях, словно боялась, что ребенок исчезнет или перестанет дышать.

Ястреб Ора, приведший хозяина к реке, сейчас сидел на своей стойке в углу, и рассматривал девушку, лежащую на печи под двумя одеялами. Охотник пристроился на лавке, уступив свое место нежданным гостям. Поймав на себе взгляд девушки, он долго его удерживал в полной тишине, а потом затеял разговор:

— Кто ты? — спросил он, и голос его был приятным, пронизывающим, ласкающим слух и подразнивающим сердце. — Почему Ора так привязался к тебе?

— Ястреб с тобой, потому что он часть твоей души. — Ответила Лиина, наконец, перестав клацать зубами от холода. — Может он тянется ко мне, потому что и тебя ко мне тянет?

Варн подавил усмешку и отвернулся к окну, мол, глупости женщина говорит. Но спорить счел ниже своего достоинства. Вот только уже через пару минут, посчитав, что девушка уснула, он вновь повернулся, чтобы посмотреть на нее. Лиина не стала смущать мужчину и притворилась спящей. Она следила за ним из-под прикрытых ресниц, украдкой, как он внимательно изучает ее саму.

Ранним утром трава, листва — все это блестело в лучах солнца, потому что роса щедро рассыпалась драгоценными камнями по всему лесу. Собранные с вечера травы уже не имели ценностей для Лиины, и пришлось собирать их заново. Но на сей раз девушка смогла добыть лишь самые важные на данный момент, то есть лекарства для Радмилы.

С корзинкой и пучком трав, Лиина вернулась к тропинке, на которой ее ожидали мужчины. Охотник сидел на пне, лихо орудуя ножиком по куску деревяшки. А мальчик в благоговейной тишине замер напротив, ожидая, какая фигурка в итоге окажется в ладони мастера. Оры видно не было — ястреб улетел в поисках мелкой дичи для завтрака.

— Собрала? — бросил на нее взгляд Варн.

— Да. Можем идти. А что ты делаешь? — заинтересовалась девушка.

— Это будет медведь. — Доложил Сережка, и мужчина тут же продемонстрировал итог работы — стоящего на задних лапах грозного зверя. Сходство было поразительным.

— Это его лапы на твоем плече? — спросила девушка, когда мальчишка забрал новую игрушку и побежал вперед, отдалившись от взрослых.

— Ты подсматривала за мной? — снисходительно улыбнулся ей Варн.

Лиине пришлось признать, что вид полуодетого молодого охотника, умывающегося во дворе — картина весьма привлекательная.

— Просто обратила внимание. — Отмахнулась девушка. На спине мужчины она заметила очень много шрамов, и многие из них принадлежали когтям и зубам зверей. Понятно, что жизнь в отдалении от людей, в чаще лесной вовсе не безопасна. Что же могло сподвигнуть молодого мужчину к отчуждению?

— Ты ушел сюда, чтобы забыться или искал неприятности? — прямо спросила его Лиина.

— Тебе уже рассказали? В деревне все всегда на слуху. Ничего не проходит незамеченным. Кроме тебя… Никто ж ведь не в курсе, как ты падала с горы и не разбилась. — Сощурился Варн.

— Все еще считаешь, что видел это наяву? — коварно ухмыльнулась девушка.

Честно — Варн уже не был настолько уверен, потому и развивать тему не стал. Как раз вернулся Сережка, ухватил мужчину за руку и попросил:

— Научишь меня такие штуки делать? Лиина обещала показать мне, как делать лук и стрелы…

Охотник вновь изучающе посмотрел на свою спутницу.

— Откуда она знает, как их делать? — спросил он у ребенка.

— Она жила в степи! — не задумываясь ответили ему.

— А по ней и не скажешь, — посмеиваясь, Варн, смотрел себе под ноги. — Хотя… Кое-какие отличия есть. Не внешние. Скорее в повадках. Манере держаться.

— И какие же? Ты часто встречал степняков? — наконец вмешалась в разговор о себе Лиина.

— Встречал. Ты гордая и своенравная.

Они как раз вошли в деревню и диалог о характере девушки прекратился. Лиина ускорила шаг, около дома заметив, что хозяйка так с вечера и не поднялась. В скотнике стоял дикий ор. Животных никто не кормил ни вечером, ни утром. Девушка сорвалась на бег, распахнула двери, пробежала к комнате Радмилы, и увидела ее там, все еще зеленую и бледную. Женщина открыла глаза, услышав шум.

— А я уж волноваться начала… — проронила она.

— Все. Мы дома. Сейчас все пойдет на лад. — Пообещала Лиина.

Когда Варн и Сережа подоспели, девушка уже заваривала собранную траву, и схватилась за ведро, чтобы принести еще воды.

— Я схожу, — отобрал у нее посудину охотник, предложив помощь.

— Хорошо, — немного растерялась Лиина, которая никак не могла сообразить, за что хвататься первым делом. Она потерла лоб и вовремя спохватилась. — Сережа, возьми зерно, покорми кур.

— Я козу подою еще. — Пообещал ребенок, убежав на улицу.

Розовый цвет лица и ясность взгляда вернулись к Радмиле Меркуловне лишь к вечеру. Именно тогда Лиина вышла из ее спальни, и, оглядевшись, поняла, что Варн так никуда и не ушел. Он все еще находился поблизости: сидел с Сережей на ступеньках, мастеря для него еще одну зверушку из дерева. Вместе они успели и во дворе порядок навести, и дров нарубить, и животных накормить.

— Эй, Лиина! — заметив ее на пороге, к калитке подошла Никифора Васильевна, поздоровалась с охотником кивком… И девушка могла поспорить на что угодно, что уже сегодня по деревне поползут слухи. — Чего с Радмилой? Не видать ее сегодня.

— Прихворала она. — Нахмурившись ответила она. — Завтра уже будет как новенькая!

— Ну передавай ей привет! — махнула рукой, ведущая с пастбища коров, соседка, искоса посматривая на охотника.

Варн мигом вскочил на ноги, сообразив чем может дело обернуться дальше. Не столько для него это составит кучу проблем, сколько для доброй и славной девушки.

— Я, пожалуй, пойду. — Проговорил он, оглядываясь по сторонам.

— Нет. Оставайся. Я накормлю тебя. — Упорствовала она.

— И меня! — приплясывал около Лиины Сережка. У него в животе урчало только при одном упоминании о еде.

— Вы ведь оба с утра ничего не ели. — Погладила ребенка по голове Лиина.

— Сомневаюсь, что это хорошая идея. Ведь люди начнут болтать всякое… — Варн снова посмотрел на дорогу, которую сейчас пересекали уже мельник и его помощники. На их лицах мигом появились сальные ухмылочки. Мужчины еще те сплетники!

Ора не дал им почесать языками, напугал, взмахнув крыльями у самых глаз. Ястреб пролетел над головами мужчин, снизился ближе к земле и, миновав руку хозяина, приземлился четко на запястье, Лиины. Девушка лишь порадовалась, что выходила из спальни с влажным полотенцем, намотанным на руку и когти птицы не поранили ее.

— Здравствуй, дружок! — погладила она ястреба и обратилась к охотнику. — Похоже, выбора тебе уже не оставили. Ора тоже хочет остаться. А по поводу людей — не бери в голову. Они во все века перемывали друг другу кости…

 

Глава 9

Славная погода. Прохлада и пение птиц. Шелест листьев и трав. Лиина уже собрала целую сумку лекарственных растений. Обнаружив целую поляну с ягодами, она не смогла устоять против такого соблазна и насобирать жменьку, другую. Представила, как обрадуется Сережка, увидев такой гостинец. А как он будет счастлив, когда вместе с Радмилой они испекут пирог!

Около раскидистого каштана на земле девушка увидела перевернутое гнездо, к которому уже кралась лисица. Птенец кричал, призывая старших птиц на помощь, но ни матери, ни отца нигде не было видно. Тогда Лиина приняла эту миссию на себя и схватив палку, пошла на лису, хлестнув ее по боку. Хищница испугалась и убежала прочь, но птенчик так и не останавливался в крике, все призывая родичей.

— Все. Никто тебя не обидит! — приговаривала, поднимая его вместе с гнездом, девушка. Она вскинула голову, пытаясь сообразить, где находится та самая ветка, некогда ставшая не такой уж и надежной опорой для птичьего дома. Она вскарабкалась на дерево, пристроила гнездышко повыше, прислонив его меж тонких прутьев, чтоб больше не упало. Вот тут то и вернулись пропащие родители.

Ступив на землю, около кустарника, девушка углядела еще ягоды и с энтузиазмом принялась их срывать, наполняя свернутый листок лопуха. Потянулась, передвигаясь на корточках к веточке, и угодила в ловушку. Веревки туго сжали лодыжку левой ноги, девушка упала на колени и больно ударилась, исцарапавшись о ветки кустарника.

— Что ж такое? — дергала за веревочку она, но как не силилась развязать возникший узел, а он становился все туже и крепче. Веревка больно врезалась в кожу, раня.

— Вот же!… - выругалась Лиина и несколько часов потратила на попытки избавиться от пут.

— Ты специально попалась в мою ловушку? — голос охотника застал ее врасплох.

Девушка подняла голову, чтобы посмотреть в глаза тому, кто расставляет капканы на животных где ни попадя.

— А ты нарочно ее для меня поставил? — задала встречный вопрос Лиина.

— Нет. — Присел рядом Варн, осматривая увечья жертвы. — Как ты попалась, зайка?

Лиина показала собранные ягоды, на которые польстилась, попав в путы. Мужчина усмехнулся, перерезая веревку ножом.

— Сладенького захотелось?

— Сережке с Радмилой собирала. Думала пирог испеку.

Его пальцы ощупали заметно распухшую после освобождения лодыжку девушки. Сначала посиневшая стопа, теперь покраснела. Девушка поморщилась.

— Вряд ли сможешь встать… — заключил охотник, обхватив Лиину под руками и поднял, придерживая. — Держи меня за шею. Я отнесу тебя к Радмиле.

— Уже и не боишься того, что люди подумать могут? — хихикнула она.

— Если хочешь ковылять сама, я с удовольствием посмотрю… — Рассмеялся Варн. — Но ты же не хочешь. Так что помолчи! — попросил ее он, направляясь к тропинке. Рассматривая его, Лиина не сказала бы, что казалась ему тяжелой. Скорее он нес ее словно ценность, что было очень приятно. И сие дорогое и без сомнения ценное внимательно глядело на охотника, смущая того пристальным взглядом. Варн иногда отвлекался, замечая краем глаз, что его персона настолько интересна девушке.

— Я могу тебя уронить! — предупредил Варн, намеком попросив отвести взгляд. И девушка положила голову ему на плечо, чтобы не лишать покоя. Но, судя по тому, как шаги мужчины замедлились, то волнений ему прибавилось из-за горячего дыхания, таких же обжигающих губ, касающихся его кожи. Впрочем, Лиина вполне могла показаться ему достаточно тяжелой. Однако охотник большой отрезок пути шел медленно, будто не хотел расставаться так быстро с Лииной, каким бы ни был ее вес.

Лишь когда деревня уже виднелась впереди, Варн поставил девушку на ноги, но продолжал удерживать ее, прижимая к себе, чтобы она не упала. И держал ее так крепко и близко, что в поле ее зрения находились лишь его губы. Сейчас они застали ее врасплох, припав к ее губам в поцелуе. Лиина едва ли не застонала, забыв как это приятно и тепло находиться в объятиях мужчины, который так нравится, который настолько притягателен. Его тепло и ласка окрыляли. А еще она чувствовала на себе пристальный взгляд черной птицы, притаившейся где-то на дереве. И не хотела открывать глаза, чтобы не испортить момент собственного небольшого счастья.

— Не ходи больше одна в лес, Лиина! — попросил Варн тяжело выдохнув, упираясь лбом в ее лоб.

— Почему? — усмехнулась девушка, вслушиваясь в стук собственного сердца. Оно вело себя, как крошечная птичка в клетке, трепеща крылышками. — Я не боюсь зверей!

— Тебе не их стоит бояться — меня! — ответил охотник, крепче сжав руки на ее талии. — Если попадешься еще раз в мою ловушку, я могу и не отпустить тебя обратно…

«А я и не против, если ты поймаешь меня!» — подумала Лиина, а сказать не успела.

Варн вновь поднял ее на руки и понес к людям, набирая скорость. Девушке даже стало слегка обидно, что после такого красивого поцелуя, ее вдруг решили так быстро отдать. Она сильнее прижалась, обхватив его за плечи, чтобы не отпускать до самого момента расставания.

Селяне оглядывались на них и только что пальцами не тыкали. Соседки замирали около заборов и скамеек, устремляя любопытные взгляды к охотнику, которого крайне редко до наступления зимы видели в деревне. Сейчас же он стал появляться на улице небольшого селения слишком часто. И причину таких перемен Варн нес на руках. Женщины мигом распространили сплетни, которые успели достичь Радмилы, стоило той только выйти во двор.

— Теперь понимаешь? Я могу причинить тебе вред. — Прошептал Варн, заметив, как Ефросинья уже торопится с новостями к своей соседке.

— Не можешь! — убеждала его Лиина, мысленно приправляя следующее угощение для соседок жгучим перцем.

— Что приключилось? — подбежала к ним Милка, но не столько встревоженная, сколько смешливая, потому что со стороны охотник и девушка выглядели вполне счастливыми и даже довольными сложившимися обстоятельствами.

— Угодила в капкан, расставленный умелым охотником. — Поведала Лиина подруге.

— Варн, тебе уже кролики да кабанчики не интересны? Девиц на зиму засаливать решил? — пошутил Николка, не отступавший от Милки ни на шаг.

— Я слышал, что мясо молодых парней куда вкуснее… — достаточно громко проговорил Варн, чтобы жених Милки прикусил язык и перестал не только шутки отпускать, но и о роспуске слухов не смел думать.

Лиина с гордостью посмотрела на своего охотника, улыбнувшись ему в знак похвалы. Она отметила одну общую для них двоих черту — им обоим не приходилось лезть в карман за острым словцом, чтобы поставить на место людей.

— Быстро спелись! — выдала Милка, так же отметив эту черту. Девушка шагала за ними до самого дома Радмилы.

Заприметив в окно целую компанию, хозяйка вышла на порог. Охала, ахала, но больше посмеивалась, прикрывая рот рукой, чтоб не слишком злить девчонку.

— Что с тобой девонька моя? — артистично причитала Радмила Меркуловна, явно припомнив свою недавнюю угрозу. — Неужто упала и ножку сломала?

— Не дождетесь, хозяюшка. — Ворчала Лиина, поглядывая на Варна. Он собрался сгрузить девушку на скамейку. При одной мысли о расставании Лиина крепче сомкнула руки на его шее, чуть не задушив. А Радмила Меркуловна как заверещит!

— Ой нет, нет!

Варн замер. Оглянулся на женщину.

— В дом ее неси!

Охотник совершенно спокойно прошел в дом, и остановился около лавки. Но…

— Нет! Не здесь! — снова вскрикнула Радмила. — На стул ее усади!

Только охотник примерился, как хозяйка вновь изменила направление:

— Все ж, лучше на кровать отнеси!

Прежде чем мужчина сделал хоть шаг в сторону спальни, девушка подала голос.

— Уж не издеваться ли ты вздумала, Радмила Меркуловна? — остановила мужчину Лиина, и они оба с Варном с упреком уставились на женщину.

— Что вы, что вы… — отмахивалась она, но губы так и тянулись в ехидной улыбке от уха до уха.

Варн посмотрел на Лиину. Та взглядом показала на лавку, куда ее усадить. Охотник бережно опустил девушку на сидение.

— Ты придешь завтра? — шепотом успела спросить его Лиина, когда он еще не отодвинулся.

Но мужчина лишь покачал головой, ничего не ответив. И вышел из дому, не обращая внимания на шум и галдеж собравшихся в доме друзей, взволнованных травмой Лиины. А она смотрела ему в след, пока он совсем не исчез из виду.

Ора сел на подставленную руку своего хозяина. Тот выглядел чем-то расстроенным. Ястреб повернул голову, интересуясь, что испортило настроение человека, ведь все складывалось замечательно — когда птица улетала на охоту, мужчина как раз шел к той самой такой удивительно родной женщине-птице.

Варн двигался к небольшому лесному домишке. Здесь они с Орой проводили не так то и много времени. Просто ночевали иногда да коротали холодные дни у камина. В основном охотники слонялись по лесу, выслеживали диких зверей, ели у костра, купались в озере (точнее купался человек, а Ора выуживал пуганную рыбу).

В доме ястреба пересадили на его стойку. А сам хозяин с недовольством осмотрел собственное жилье. Воображаемые призраки женщины и маленького ребенка с горестью глядели на него, обвиняя, что он жив, что не стремится больше к ним, и еще больше обвиняли его в вновь воскрешенных чувствах уже к другой женщине.

Варн посмотрел на печь… Она словно лежала там, кутаясь в одеяло и прижимая к себе мальчишку. Она смотрела на него тем взглядом, от которого кровь вскипает и приливает к вискам, а в ушах звенит от напряжения. Живая, красивая, странная, влекущая, таинственная…

Хотелось ли ему владеть ею? Сделать ее своей? Готов ли он был вновь быть частью чего-то большего, отречься от одиночества?

Охотник Варн не знал ответов. Пока. Но собирался открыть правду…

 

Глава 10

Несколько дней с тех пор не видела Лиина Варна. Ходила в поле на работу, перекапывала огород, да собирала урожай, а охотник все не приходил. Как бы она не оглядывалась, как бы ни всматривалась в лесную чащу, но не видела его лица. А бродить по лесу не позволяла Радмила, да и Сережка находил тысячу причин задержать девушку дома.

И Лиина всматривалась в небо. Но, к сожалению, даже Ора не летал нигде поблизости. Зато девушка видела своего владаря.

— Что ты чувствовал, когда увидел, как он целует меня? — спросила хозяина Ирия она, отставив ведро в сторону. Казалось, будто полная луна упала в колодец, и теперь ее можно было вычерпать ведром. Девушка и зачерпнула немного ее света.

Владарь возвышался над девушкой черной горой и не показывал ни одной эмоции. Он просто слушал ее. Но ответил, когда она повернулась к нему лицом.

— Ничего.

— Вот! Так зачем же я тебе, владарь? Ни любви, ни ревности… Ничего в тебе нет. Оставь меня… — попросила Лиина. Ее сердце болело, требуя вновь предъявить ему охотника, чья невидимая стрела ранила его.

— Ты из Ирия. Ты должна вернуться! — настаивал владарь, демонстрируя свою непримиримую позицию в отношении беглянки. — Здесь тебя ждут только беды. Не привязывайся к этим людям. Ты все равно потеряешь их. Даже не думай обмануть меня и остаться!

Его слова причиняли боль. Лиина, повинуясь внезапному порыву, обхватила хозяина за торс, прижавшись к нему. Приложила голову к могучей мускулистой груди. Прислушалась. Его сердце стучало ровно и даже на секундочку не сбилось с ритма, даже несмотря на ее объятия, на близость их тел.

— Прошу тебя. Ты же всесилен. Ты многое можешь. Позволь мне остаться… Я ведь тебе ни к чему. Выбери для себя другую. Более послушную. Более преданную. — Плача просила она.

— Нет! Ты — преданная. — Отказал ей он.

— Но не послушна.

— Послушна. — Он будто специально решил во всем не соглашаться с ней. — Ты вернешься!

— Почему ты так уверен?

— Ты принадлежишь Ирию! — и чуть тише сказал. — Как и мне…

На том разговор был окончен. Владарь улетел, а Лиина взяла ведро с водой и вернулась в дом. В очаге трепетало пламя огня. Сережка сидел на полу, играя с деревянным медведем, грозящим искусать крошечного солдатика. Радмила сплетала нити для девушки, чтобы та завтра вплела их в прядь ковра. Эта картина была такой теплой и славной, что менять ее на холод, мрак Ирия не хотелось. Лиина совсем не желала покидать такую хорошую семью, ведь Радмила и Сережка буквально стали ее родными и самыми близкими людьми. А что ждало ее в Ирие? Пустошь? Холодный взгляд владаря? Нет! Теплые очи охотника удерживали ее здесь крепче любых оков.

— Ты что плакала? — заметила мокрые дорожки слез на щеках женщина.

— Да. От счастья. — Поставив ведро на пол, Лиина присела около Сережки, крепко обняв мальчика. — Так не хочется оставлять вас!

— Ты уходишь? Куда? — встрепенулся мальчик.

— Пока никуда. Но однажды придется… — вздохнула девушка, чмокнув ребенка в темечко.

— Конечно. Вот замуж выйдешь, и будешь жить с мужем. — Кивала Радмила.

— Нет. Такого не будет.

— А что Варн не подходящий вариант? Мне казалось, что он тебе понравился. — Завела разговор хозяйка для которой мир был маленьким, простым и правильным, со своими законами. Она не догадывалась сколько всего еще существует странного, не постижимого, волшебного.

— Он — да. Но я ему… Кажется нет. — Разом выдала свои переживания девушка.

Радмила только рассмеялась.

— Дай ему время подумать. Ему сложно. Он боится опять потерять любимого человека. Вот опасается тебя — да, и себя тоже. Но уж точно ты ему нравишься. Я видела, как он ходит за тобой, как смотрит, как говорит. Давненько он ни к кому такого интереса не проявлял. Иди спать, детка… — Успокаивала ее хозяйка.

— Утро вечера мудрее? — уточнила Лиина, опередив Радмилу.

— Видишь, ты сама все знаешь.

— Идем, Сережа. Пора спать! — потянула мальчика за собой девушка.

Перед тем, как лечь, Лиина уложила ребенка. Она спела ему колыбельную, и удостоверившись, что мальчуган уже сладенько зевает, чмокнула его в лоб, накрыв одеялом.

— Не ходи замуж, Лиина! Не бросай нас! Мы тебя любим! Если надо, я на тебе женюсь! Только останься с нами! — сквозь сон бормотал ребенок, не видя горьких слез девушки.

Свою плаксивость она объяснила сама себе очень просто. В прошлой жизни, она уже пережила подобное — настроение менялось от часа к часу, когда она вынашивала своего первенца. Уговорив себя, что завтра точно все будет лучше, завтра она найдет способ остаться, Лиина легла спать.

В раскрытое окошко заглядывал ветерок. Он нес с собой запах свежескошенной травы и смешивался с ароматом горячего завтрака. Радмила Меркуловна уже стояла у плиты, готовя очередной вкусный шедевр, чтобы усладить вкус своих детей — Лиины и Сережки.

Девушка потянулась. Улыбнулась.

— Сегодня — это сегодня! — сказала она, и бог этого мира услышал ее, послав к ней своего вестника. Вестник сел на подоконник сложив свои красивые большие крылья и завертел головой, спрашивая, хорошо ли спалось Лиине.

— Здравствуй, Ора! — погладила ястреба она, точно зная, что ее охотник вернулся.

Девушка поторопилась умыться, но не успев одеться, выглянула в кухню. Хозяйка действительно еще готовила. Лиина постаралась обойти ее так, чтобы остаться незамеченной.

— Там он! Там! Оделась бы, а то у тебя уже в привычку вошло в одной рубахе по деревне бегать. Никуда он не уйдет уж! — все же услышала ее шаги Радмила, и рассмеялась.

— Вот потому я и кралась. Потому что ты смеешься надо мной. — Пробурчала девушка, все же остановившись лишь на пороге.

Варн сидел спиной к ней. Сережка сидел рядышком, держа маленький ножик в одной руке, а в другой брусок. Он перенимал опыт в вырезании игрушек.

— Доброе утро! — поздоровалась Лиина, поймав ласковый взгляд синих озорных глаз воротившегося к ней мужчины. Сдержанность, скрытность охотника исчезли за дни их расставания. Кажется, он нашел ответы на все свои вопросы, смирился с неминуемым — с любовью, которая уж точно не покинет ни его, ни ее сердца.

После завтрака за одним столом, Лиина села за ткацкий станок, установленный во дворе. Пришла Милка, села за второй, и девушки занялись работой, сплетая из цветных плотных нитей ковер. Варн действительно никуда не ушел и не торопился никуда. Более того, двор Радмилы Меркуловны наполнился детворой. Мальчишки и девчонки обсели мужчину, с восторгом глядя, как он вырезает зверей из дерева. Он же меж работой отпускал частые теплые взгляды Лиине, заставляя ее думать о том, какой бы была их жизнь, соедини они свои судьбы.

— Ну что довольна? Поймала своего охотника? — завела тайный разговор Милка.

— Не говори глупостей. — Отмахивалась Лиина. — Никого я не ловила. Скорее сама попала в его сети. В прямом смысле слова.

Она вновь посмотрела на уже своего Варна. Улыбнулась ему, а он — ей.

— Это так мило! — хихикала Милка. — Скоро праздник последнего тепла. Может он подарит тебе венок…

— Что за праздник? — не поняла Лиина, впервые услышав о подобной традиции.

— Это день, когда молодые выбирают себе пару, с кем коротать зиму и дальнейшую жизнь. Праздник старый, считается, что только заключенные в его ночь союзы благословляет бог, потому они самые счастливые! — поведала Радмила, вышедшая посмотреть на труд девушек. — Я так замуж за Семена.

Добрая красивая улыбка женщины через несколько минут украсилась горечью, приливших к глазам слез.

— А более взрослые уже что, пару себе выбрать не могут? — оглянулась на нее Лиина.

И побелевшая от тоски хозяйка стыдливо покраснела, опустив ресницы.

— Что, Радмила Меркуловна, думала, я не замечу, как ты встаешь пораньше, чтобы унести с порога букетик? И главное, этот букетик — зачарованный какой-то появляется все в одно и тоже время… Прям когда в кузнеце начинается этот ужасный грохот!

— Ты ж спишь как убитая. Тебе петуха под ухо подставь — не услышишь! — мигом перевела тему разговора коварная женщина.

— А че, пробовали уже? — подхватила Милка, представив, как чудо-птица орет во всю глотку, прыгая по подушке. Лично Мила бы его сразу поджарила за такое, и то же самое проделала с тем, кто птичку подбросил.

Радмила и Лиина уставились на Сережку, всем видом намекнув, что инциденты были и главным их действующим лицом выступал шкодливый мальчишка, которому невтерпеж было пойти по грибы или за ягодами. А он с блаженным видом крутился около Варна, получая от него больше внимания, чем другие дети.

— И когда ваш праздник? — вздохнула Лиина, глядя на них.

— Ой, да через две недели, а то и три. — Подсчитала Радмила, не заметив, с какой болью девушка посмотрела на охотника, явно взмолившись, чтобы ему и в голову не пришло свататься к ней. Другая радовалась бы такому скорому счастью, да славному мужчине. А Лиина боялась причинить ему боль, ведь ей придется отказать. И причин на то у нее много.

 

Глава 11

Он стоял, прислонившись к березе, и глядел на нее — окруженную лучами солнца, проникающими сквозь ветви могучих деревьев. Все больше места странная, непостижимая девушка занимала в его сердце, заполняя то, как сосуд.

Она сидела на земле, возилась с травами, делая последние запасы к зиме, пока их еще возможно насобирать. Совсем скоро осень уничтожит зелень, укроет все золотистым покровом, а потом и коричневым. Помощи от природы жителям деревни будет неоткуда ждать, если кто-то заболеет. Так что Лиина предпочла заранее подготовиться.

— Любуешься? — не отрывая придирчивого взора от синего цветка, спросила она.

Варн усмехнулся. Девушка всегда очень метко и четко определяла его чувства, словно знала его лучше самого охотника.

— Любуюсь. — Не стал отрицать мужчина.

Ора тоже любовался. Он сидел на камне, напротив, девушки и вертел головой.

Лиина поднялась и подошла к охотнику, провела ладошкой по его щеке, нежно поглаживая. Он прикрыл глаза, коснулся губами ее руки, наслаждаясь мгновением трепета сердца, вызванным нежностью любимой женщины. Оно всегда отзывалось ей и только ей, и никому больше так не пело о тревоге и сладости.

— Ты рядом, но так далеко с того самого дня, как поцеловал меня. — Упрекнула она.

Он с не меньшей нежностью провел рукой по темным шелковистым волосам девушки.

— Не хочу очернить тебя ненароком. — Признался он, сдерживая желание обнять ее. Но Лиина сама прильнула.

— Зачем же тогда вернулся, если притронуться боишься?

Она подняла голову, чтобы он видел ее глаза и желание поцелуя в них.

— Потому что… — заговорил Варн, но до конца произнести причину не смог. Ее губы слишком уж манили к себе, и охотник не устоял, поцеловав девушку.

— Я приду к Радмиле, просить тебя. — Сказал вдруг он и ее сердце, пусть и ликующее, сжалось от боли. — Тогда уж не отпущу!

Его руки крепче сжались на ее талии. Варн усмехнулся, но его улыбка поникла, когда Лиина отстранилась.

— Не ходи. Пожалуйста. — Попросила она.

— Я тебя не понимаю. — Нахмурился охотник. — Тебе другой нужен? Кто?

— Неужто на бой вызовешь? — рассмеялась Лиина, и успокоила мужчину, вновь прижавшись к нему. — Никто из смертных, кроме тебя не нужен мне.

Тогда у Варна так и срывался вопрос с языка: «А среди бессмертных?». Но слова не прозвучали, потому что на поляну выбежало нечто на двух ногах, вопящее так, что даже птиц заглушало. Оно было покрыто сухими ветками, сеном, травой и листьями. Верхушку венчало гнездо с птицей, неустанно клюющей хныкающее создание под всем этим ворохом. Ора даже испугался и чуть не рухнул на спину в траву, лапками к верху.

— Ты что натворил? — бросилась к лесному чудищу Лиина, снимая слой мусора за слоем, и откапывая под всем этим Сережку.

— Я хотел достать яичко! — жаловался мальчишка.

— Ты разве не помнишь, о чем мы с тобой говорили? Нельзя обижать слабых. А еще…

— Не стрелять в птиц. Но я же не стрелял. — Отмахивался от сороки мальчик. Варн снял с его головы гнездо, чтобы пернатая не донимала ребенка.

— Понимаешь, в этих скорлупках детки птиц. И как любая мама, птичка расстроится, если ты разобьешь яйцо или приготовишь его.

— Птичка будет мстить? — ужаснулся ребенок.

Лиина рассмеялась, представив какой может быть месть сороки. И тут же с совершенно серьезным видом ответила:

— Да, она пожалуется дятлу и тот будет клевать тебя, а не дерево! Хочешь такого?

Мальчишка обхватил голову двумя руками, и огляделся, будто опасаясь, что какой-нибудь лесной птах уже нацелился мстить ему. Несмотря на разочарование, Варн усмехнулся этой речи.

— Пойдем домой, отмоем тебя и накормим. Воришка!

По дороге они вернули гнездо на дерево. Сережка из всего вынес только один урок: «Птицы — существа мстительные!» Дорогой он оглядывался назад, замечая сороку еще долго преследовавшую их маленькую компанию.

Варн нес корзину с травами, Лиина держала Сережку за руку, чтобы он больше не рушил гнезд и не искал неприятностей для себя. Девушка, наконец, была счастлива и спокойна. Теперь ее новая семья была полной: матушка — Радмила, муж (пусть и невенчанный) — Варн, старший сынок — Сережка. По крайней мере, так описала бы Лиина свое маленькое женское счастье — одним коротким словом «семья». А это именно то, чего ей так не хватало в Ирие.

Правда, Варн не торопился показывать своих чувств. Но с этим девушка бы справилась со временем… Впрочем, сколько того времени у нее? Не так и много. Лиина собиралась взять все от жизни и сполна, пока не пришлось возвратиться.

До ворот деревни осталось всего то несколько метров пройти, как вдруг крепкая, широкая ладонь охотника заключила в цепком объятии тонкие пальчики девушки. Лиина удивленно посмотрела на Варна, но тот сосредоточено глядел вдаль.

«Все правильно, мой хороший! — отпустила мысль ему она, и на мгновение прислонила голову к его плечу. — Не трать понапрасну крупицы нашего с тобой счастья! Живи сегодня, люби сегодня и ничего не откладывай на завтра».

Варн постепенно учился читать ее чувства — он повернулся к девушке хмурый, потому что шел против привычных устоев ради нее. Однако чрезмерного расстройства в его лице Лиина не заметила. Его пальцы крепче сжимали ее руку.

Они вошли в селение ни капли не смущаясь близости. Лиина гордо держала голову, краем глаза подмечая, как шепчутся соседи.

— Пусть шепчутся. — Говорила она Варну, приподняв их сцепленные руки. — Это стоит того.

— Твоя улыбка стоит того! — ответил он, лишь краешком глаз следя за болтунами.

А ей внезапно так и захотелось сказать: «Люблю тебя, мой охотник!» Да только на вдохе собственные слова и проглотила.

— Смотрите! — воскликнул Сережка, указывая взрослым на более интересный предлог для сплетен, в данный момент опасливо шествующий по главной деревенской дороге.

Трое измученных тяжелой дорогой степняков — двое мужчин и одна женщина — с недоверием смотрели на любопытных и внезапно замерших в ожидании чего-то деревенских. Путники опасались этих людей. Они повидали на своем веку много горестей, именно потому жили вдали, подчинялись своим собственным, простым законам, которые прочими считались варварскими. Но, наверное, и сейчас не от сладкого меда, да не от избытка радости, троица покинула родные края. Круглолицая женщина, с побелевшими от жажды губами, свалилась с кобылы прямо на землю. Мужчина, ведший в поводу ее лошадь, бросил поводья другу и склонился над несчастной, пытаясь влить в ее горло скудные остатки воды из кожаной сумы.

Люди бы так и стояли, как вкопанные, да Лиина ведь не была здешней, и чужих убеждений не перенимала. Она всегда считала, что, когда тебя просят о помощи — обязательно нужно ее дать. Даже если и не просят, стоит помочь. Потому девушка бросилась к путникам первой.

— Если ветер — брат мне, а земля — мать. Где огонь? — заговорила она к готовому защищать своих, встревоженному мужчине. Еще бы пара минут и он мог безоружного принять за врага.

— Здесь. — Пораженный словами незнакомки, он указал на собственную грудь, там, где по поверьям степных народов, великие духи спрятали вечное пламя. Отношение путников резко изменилось. Пусть здесь по-прежнему некому было доверять, но хотя бы одного человека опасаться не стоило. Степняк не мешал и немного отодвинулся от павшей. Повернулся к товарищу, передав ему свое потрясение лишь взглядом. Обоих мужчин теперь заинтересовала странная девушка в компании охотника и ребенка. Они очень пристально рассматривали ее, пока Лиина проводила осмотр их спутницы.

— Ее надо отнести к нам в дом. — Выдала наконец она, обращаясь к вставшему за ее спиной Варну. Тот опекался не столько тревогой за путников, сколько повышенным вниманием чужестранного наездника к его Лиине. Глаза второго, высокого степняка, блестели особым интересом, когда он смотрел на нее — жадно.

— Помоги мне! — одернула Варна она.

Мужчина, настоящий мужчина, никогда не спрашивает почему и зачем, он просто исполняет свой долг защитника и разрушителя. Варн поднял путницу и отнес ее к Радмиле в дом, который уже попросту стал пунктом приема нищих, убогих и побитых судьбой.

Степняки носили имена Айно и Харе из клана Уйсе — Восточного ветра. Девушку же звали Иле. Она приходилась Харе сестрой. Долгий путь оказался слишком утомительным даже для тех, кто буквально рожден в седле. К тому же…

— Поздравляю, ваш малыш появится примерно через месяц. — Подмигнула Айно Лиина, выйдя из своей комнаты, куда временно поселили Иле.

— Это не мой ребенок! — сразу оправдался молчаливый степняк.

— Иле моя сестра. Ее муж погиб, когда люди в железных одеждах пришли отобрать наши земли. — Взял слово Харе.

— И почему они так поступили? Разве в землях степняков есть что-то привлекательное? Кроме стад да небольших хижин? — Варн пристроился у стены, рядом с дверью, отвлекая Сережку от приставаний к гостям. Мальчугану степняки казались уж очень интересным: он то лез к ним, чтобы подергать за длинные косы, то пытался выхватить диковенные кинжалы, украшенные причудливой резьбой и драгоценными камнями (уже только за одно такое оружие на них, наверняка, напали бы воры да тати).

Вопрос Варна сразу же изменил дружелюбную атмосферу в доме. Даже Радмила у плиты замерла, опасаясь, как бы под ее крышей не оказались опасные преступники. «Преступники» очень кровожадно смотрели на Варна, пожалуй, без задней мысли, схватившись за те самые красивые кинжалы. Варн тоже не уступал в злобности взгляда.

— Ты это… — толкнула, подошедшую к ней Лиину, хозяйка. — Гляди, а то сейчас у Варна дым из ушей повалит.

Лиина была мудра не по годам. Во всяком случае, дважды повторять ей не стоило.

— Ты так говоришь, потому что никогда не видел степь. — С привычной теплотой, улыбнулась она Варну, коснулась его плеча. Мужчина немного успокоился, заметив, как изменилось отношение степняков. Они начинали понимать, кому принадлежит девушка. А Лиина потащила Сережку к ведру и помогла ему помыть руки перед ужином. — Это прекрасные поля — летом и весной яркие и разноцветные от полевых цветов. Это ласковые и сильные ветра. Бескрайние просторы. Кажется, что можешь сесть на коня и мчаться, мчаться вперед, а ни одного города так и не встретишь. А какие лошади пасутся на тех просторах!

Сережка напрочь забыл о процедурах, и даже пропустил момент, когда коварная Лиина, зачаровывая его своим рассказом, под шумок помыла мальчишке и шею, и уши, и даже рубаху переодела на свежую. В другой раз он бы противился, визжал и брыкался, заявляя, что грязь и сама отвалиться, а смывать таким трудом собранное нельзя! Но сейчас слушал, раскрыв рот.

— Какие лошади? — заинтересовался мальчуган, уже вообразив едва ли не крылатых скакунов.

— Красивые, гордые. У меня был Ветерок — рыжий с длинной волнистой гривой и мохнатыми копытами. С ним даже поговорить можно было. Он прекрасно понимал меня. А у старшего брата — Гром: черный жеребец с таким характером!.. как у брата. Вроде бы сейчас он спокоен и все в порядке, а потом как найдет на него что-то…

Варн хотел спросить ее, где же сейчас близкие люди Лиины. Да только заметил, как горечь зазвучала в голосе, и не стал ворошить прошлое. Если она пожелает, то и сама поведает о приключениях, приведших ее сюда. Остается всего лишь немного подождать.

Радмила Меркуловна уже было накрыла на стол, собиралась пригласить гостей, но девушка вдруг стащила с лавки одеяло и бросила на пол. А уж поверх выставила и тарелки, и кашу, и мясо. Словно покорная, села, подобрав под себя ноги (вновь изменившись в представлениях охотника) и предложила:

— Давай сегодня отдадим дань традициям гостей.

Мужчины, приятно удивленные, таким вниманием, тут же сели на пол. Сережке очень понравилась идея кушать не за столом. Радмила кряхтела, причитая о больной спине — ей сидеть так было очень неудобно. Лишь Варн оставался стоять у стены, словно вкопали его там.

— Ты исполнишь роль гостеприимного хозяина? — позвала его Лиина, слегка отодвинувшись в бок, чтобы охотник занял место рядом.

Варн заметил как недовольно сощурился молчаливый степняк, когда он сел с девушкой.

— Вот возьми. — Протянула ему хлеб. — Разломи и скажи: «Мой хлеб — твой хлеб».

Не то чтобы Варну очень хотелось обучаться новым традициям, к тому же еще и людей, которые ему совершенно не нравились. Однако не стал расстраивать любимую. Отломленный кусок он передал Харе, а тот разделил его с другом.

— Вода, дает жизнь, пусть предаст тебе сил в твоем пути и очистит разум и душу. — Даже для передачи чаши с водой существовала своя сакральная фраза. У Варна почему-то кусок хлеба в горло не лез, когда он наблюдал за любезничанием Лиины и степняков. Тем не менее, он держал себя чинно и спокойно, почти весь вечер.

А потом настало время укладывать спать детей. Сережа заозирался по сторонам, когда услышал, не понимая о ком говорит Радмила Меркуловна.

— Давай, не препирайся! — подталкивала его она.

Мальчик уставился на охотника с надеждой, мол, объясни этим глупым женщинам, что я уже взрослый!

— Даже взрослым нужно иногда отдыхать. — Сказал ему Варн.

— А мы завтра будем делать лук и стрелы?

— Да. — Коротко ответил охотник и ребенок сразу согласился, но спать лег на печи, около взрослых. Лишь затянул шторку. Лиине не верилось, что он мирно дремлет. Наверняка подслушивал. Так что взрослые, чтобы позлить мальца дальнейшие разговоры вели шепотом. Сережке приходилось напрягать весь свой чуткий слух.

— Где постелить им? — не знала Радмила, потому и спросила у Лиины.

— Нигде. Степняки спокойно могут переночевать и под звездным небом.

— Если у вас есть старое одеяло, мы будем благодарны. — Подал голос Харе.

— Конечно есть, и не одно! — ободрила мужчин хозяйка, поворачиваясь к настороженно глядевшему на них Варну. — А тебе где стелить?

«У входа, на полу или около постели Лиины? Ты ж обязательно останешься охранять ее!» — думала она.

— Я домой пойду! — ответил хмурый охотник, гордый и оскорбленный, собираясь уже двигаться в направлении родной хижины. Он еще надеялся переговорить во дворе с девушкой, но…

— Может немного задержишься? — шепотом спросила, возникшая рядом Лиина. Как бы ни был горд этот мужчина, но тут же присел за стол на привычное место и остался еще на несколько часов. Взгляд Айно его все равно нервировал, так как был неизменно направлен на девушку. Радмила тихонько посмеивалась.

— Аглая… Тебя назвали в честь Аглу? Дочери вождя-филина? — спросил ее степняк. — Ты ведь знаешь, какая судьба ее постигла?

— Филин? Что за вздор! — проигнорировав часть вопроса, рассмеялась Аглая. — Нет. Филином был Пхар — шаман. Шакту был медведем. Когда враги собирались напасть на его народ, он превращался в сильного и грозного зверя, и защищал племя. Его все боялись и почитали…

— Правда? — подал голос спящий мальчишка. Взрослые замерли. Ребенок быстро понял, что допустил ошибку и изобразил сладкое сопение. Но ему больше никто не верил.

Аглая рассмеялась, присела рядом с печью, чтобы спящему наверняка было слышно каждое ее слово.

— Что боялись, и что почитали — все правда. А вот, что превращался… Не совсем. Шакту был великим вождем и отважным охотником. Как-то, преследуя лань, он столкнулся с разгневанным медведем. Тот бросился на него и хотел разодрать. Но Шакту смог достать кинжал, который всегда был при нем и поразил медведя в самое сердце. За смерть такого могучего зверя он поплатился глазом. Во время драки все его лицо оказалось разодранным огромными когтями. Пока Шакту пытался остановить кровь к поверженному медведю выбежал маленький медвежонок. Он остался без родителя по вине охотника и громко плакал. Воин забрал его с собой и назвал Оска — младший сын. Дети Шакту играли с ним и росли вместе. Больше всех Оску обожал самый младший сын вождя — Найка. Он всегда был около медвежонка, катался на его спине, на перегонки кушал малину с куста… Но однажды все изменилось. Оска стал большим медведем, а диким лесным существам не место рядом с людьми. Оску раздирался между семьей, которая его любила и лесом, который манил его. Из-за того, что медведь часто впадал в ярость без повода, старшие братья привязывали его к столбу. А когда Оска успокаивался — снова отвязывали. Уж было думали отпустить его совсем, но… Однажды, на племя Шакту напали их соседи — Врайны. Они пришли ночью, убивали и сжигали. Оска вырвал столб из земли и бросился на защиту племени. Тогда он, как и Шакту получил свой отличительный знак — шрамы на морде, нанесенные мечами. Люди считали их одним целым — вождя и медведя. Вот тогда-то и возникла легенда о воине, который обретал звериный облик.

Лиина замолчала. И все хранили возникшую тишину. Радмила все смотрела на печь и занавеску. Ждала, когда же раздастся голос…

— А что дальше было с Оской и Найкой? — все же высунул любопытный носик Сережка.

— Ничего. Оска вернулся в лес, а Найка вырос и стал сильным, как его папа! — попробовала вновь уложить мальчишку девушка. — Все! Спи и не мешай нам!

Впрочем, взрослые и не собирались дальше вести беседы. Радмила ушла спать к себе в комнату, степняки вышли во двор, прихватив одеяла, а Варн с Лииной остановились у калитки, прощаясь.

— Да не смотри ты так на них! — одергивала ревнивца девушка. — Иди, отдыхай! Я никуда от тебя не денусь… пока.

Охотник скосил глаза на нее. Мышцы на его лице дрогнули от недовольства. Почему-то слова этой странной маленькой женщины ранили всю суть мужчины словно острейшие ножи. Но она же умудрялась пролить на раны его мед — привстав на носочки, Лиина нежно поцеловала его в щеку.

— Спокойной ночи, мой охотник! Мой Варн! — ее глаза блестели даже в темноте.

Варн тоже слегка склонился и одарил Лиину легким поцелуем, меж тем заметив, как разозлился один из гостей, наблюдавших за ними около лавки во дворе.

 

Глава 12

Той ночью степнякам бы лечь спать, да один из них никак не мог сомкнуть глаз. Айно стоял у дома, смотрел, как девушка, выдающая себя за степнячку, прощалась с охотником, явно имевшим на нее виды. И думал. Думал о том, что лжи в словах девицы полным-полно.

— Оска и Найка вовсе не жили долго и счастливо, как ты сказала. — Остановил он Лиину, направлявшуюся в дом и удержал ее взгляд на себе. Айно намеренно обратился к ней на родном языке, и когда девушка замешкалась, подумал, что она не понимает его. — Медведь разорвал мальчишку, когда тот пришел к нему играть.

Лиина попыталась сглотнуть образовавшийся комок в горле. Он не давал нормально дышать. Она и без чужих напоминаний не могла забыть жуткий, черный день, когда погиб ее младший брат.

— И медведя зарубил Шакту. — Продолжил Айно.

— Да. Аглу должна была присматривать за младшими. Но тогда она училась у Пхара премудростям врачевания, и вместо того, чтобы исполнять свои обязанности, убежала в лес за травами. Когда же вернулась, мать и другие женщины племени выли и кричали над изувеченным телом… — Заговорила, шевеля резко побелевшими губами Лиина. — А отец… Шакту… Он стоял с мечом перед беснующимся медведем, привязанным к столбу, и не решался убить его, потому что и Оска был ему как сын.

Внезапно перед глазами ожил грозный и отчужденный лик отца. Она видела его, словно все происходило сейчас, сию минуту. Воин держал в руках меч с таким видом, будто хотел зарезать не только медведя, но и безалаберную дочь, по вине которой ребенок погиб.

— Говорят, медведь плакал как человек, когда его резал меч вождя. — Поддержал ее монолог Айно.

— Да. А еще в тот день Аглу прокляла мать. И сама себя она тоже прокляла. Дочь вождя хотела сброситься с обрыва у реки, но… — Лиина присела рядом с мужчиной, обхватив себя руками, и растирая ладошками замерзшие плечи. Холод ветра из прошлого вновь кружил вокруг нее. — Тот самый филин прилетел к ней. Шаман забрал Аглу, поселил в пещере и продолжил обучение. Долгие годы Аглу была ни живой, ни мертвой. Избегала встреч с семьей и помогала шаману делать снадобья, зелья, лекарства, проводить обряды. Когда же ей исполнилось шестнадцать Пхар, подобрал раненого в степи. Воина.

Тут уже болезненные воспоминания девушки окрасились слабым оттенком утраченного счастья. Лиина улыбнулась, стараясь сдерживать накатывающие приливами слезы.

— Унка. — Произнесла с тоской и нежностью она. — Он не был сыном какого-нибудь вождя. Скорее его можно было назвать отшельником. Дом его, и его двух братьев стоял на отшибе. Они разводили лошадей и частенько продавали их в большие города. Он был красив и добр. Пхар и Аглу залечили его тяжелые раны. А когда Унке пришло время уходить, он не смог. Сказал, что заберет Аглу с собой. Но сначала пошел просить ее у отца… Там, конечно, о ней и слышать не хотели. Слишком много боли приносило одно ее имя. Ее давно считали проклятой. Не знаю, почему, но Унку это не остановило. Он взял ее в жены, они вместе построили себе дом и родили пятерых сыновей… Тогда проклятье и начало свое действие. Двое мальчиков умерли совсем маленькими от болезней. А остальные… Вместе с отцом и другими членами семьи… Шакту велел сыновьям уничтожить проклятье…

— Убить ту, что накликала его. — Поправил Айно.

— Да. — Лиина не смогла сдерживаться и дальше. Она разревелась, скорбя и оплакивая те события. — Братья пришли с факелами еще до рассвета. Бросили огонь в дом и никому не позволили выйти. Унка погиб первым, защищая своих.

— Но ведь Аглу не погибла. — Взгляд степняка был рассудительным и проницательным. Он смотрел на Лиину так, будто бы точно знал, что она и есть та самая Аглу, избежавшая смерти, и пережившая не только отца, но и все племя разом, в итоге погибшее от людей из больших городов. Но разве такое может быть? Нет! Конечно, нет. Откуда этому молодому человеку знать об Ирие, о его хозяине и уж тем более — о давно минувших трагедиях.

Девушка тряхнула головой, отгоняя наваждение, и утерла слезы.

— Бабушка рассказывала, что шаман спас ее. Он призвал хозяина птиц и тот унес Аглу в свои владения, где никакие проклятья не властны и вроде бы нет горя.

— Это красивый финал. — Посмотрел на небо Айно. — И как же Аглу вырвалась?

— Прости? — переспросила Лиина, удивившись услышанному и не веря, что слышала именно эти слова.

Айно еще раз посмотрел на нее испытывающим взглядом, но не стал повторять, а сменил тему.

— Ты ведь понимаешь, что дав нам крышу над головой, рискуешь своей жизнью и жизнями других людей? Те, кто шел и идет за нами, рано или поздно придут сюда. Люди укажут на ваш дом!

— У нас не такие злые соседи, как ты думаешь. — Упрекнула девушка. — Они скажут, что никого не видели. Люди здесь держутся друг за друга.

— Ты так в них уверена? — не разделял ее оптимизма мужчина.

— А что вы совершили?

— Просто защищали свои землю и стада. — Ответил Айно, не вдаваясь в подробности. — Но не волнуйся, завтра мы покинем вас.

Наступила гнетущая пауза, после которой степняк, все же спросил:

— Позвать тебя с собой, Аглу? Или ветер для тебя здесь слаще поет?

Он кивнул в сторону калитки, намекая на песнь вовсе не ветра, а скорее сердца. Лиина улыбнулась, опустила глаза.

— Слаще некуда. — Вздохнула она. — Но ни нам, ни вам больше нечего опасаться! Звездной ночи тебе!

И она поднялась, а уже стоя одной ногой в доме, услышала:

— Нет никаких проклятий! Во всяком случае, любящего мужчину они не останавливают…

Его шаги были быстрыми. Никогда еще хозяин не торопился так в деревню, словно намеревался обогнать ветер. Ора следил за ним с высоты полета. Охотник спешил увидеть родную женщину, и ястреб тоже с удовольствием повидал бы ее — странное создание, словно магнит притягивающее и Ору, и его хозяина.

Увидев впереди дорогу и небольшой дом в рассветных лучах, Варн приказал собственному сердцу утихомириться, а ногам — не срываться на бег. Ему казалось, что войдет в распахнутую дверь, и Лиины там не будет… От этого сердце вновь больно колотилось в груди, да и ноги больше не слушались приказов разума, ускоряясь, порываясь в несколько больших и широких шагов преодолеть все расстояние разом.

Ястреб все равно обогнал хозяина и первым влетел в дом, застав врасплох завтракающих. Цокая коготками по столу, он деловито прошелся под удивленными взглядами и остановился напротив ребенка. Снял пробу с каши с мясом, лежавшей в тарелке Сережки. Это были конечно не вкусные мыши и не рыба из пруда, но вроде бы съедобно.

Не только ребенок, но и степняки, Радмила чуть ли ложки не выронили, глядя на дегустатора.

— Но, но, но! — ругала его Лиина, убирая со стола ястреба, словно курицу или несмышленого цыпленка. Хотела вынести его во двор и как раз столкнулась лицом к лицу с хозяином голодной птахи. Варн стоял в дверном проеме с таким видом, будто ему призрак померещился. И призрак улыбался нежно и ласково, пока сам не растревожился.

— Почему такой бледный? Плохо спал? — выронив Ору, вполне удачно приземлившегося на пол, она прислонила ладонь к щеке мужчины, волнуясь, как бы не было у него температуры. Ведь выглядел он больным. Ей ведь невдомек, что его болезнь шла от сердца, зараженного ревностью.

Варн усмехнулся ее женским тревогам о здоровье того, кого любит, повернул голову, поцеловал тонкую, прохладную ладошку, позабыв, что вокруг люди и за их нежностями наблюдают. Подобное демонстративное поведение могли позволить себе лишь обрученные или женатые, об остальных ходили совсем нехорошие слухи. Но Лиина однажды уже дала понять, что не собирается за него замуж. Али то была всего лишь уловка, чтобы Варн, наоборот, еще старательнее ее добивался, убеждал в своей любви?

— Не жрамши он пришел. Вот и бледный. Не мори мужика голодом, зови к столу! — Из тяжелых переживаний охотника вырвал ехидный голос Радмилы Меркуловны. Пообещавшей, вновь вскочившему на стол ястребу, сделать из него зажаренную курку с яблоками!

Лиина пересадила Ору на подоконник, нахмурилась и злобно покосилась на хозяйку. А та уже со своими своеобразными приветствиями обратилась к охотнику.

— Иди, иди, садись. Чего ж на пороге топчешься?! — Но взгляд Лиины был очень тяжел, так что и на него женщина ответила. — А ты не зыркай на меня! Корми своего мужика!

«Своему» мужику стало приятно от тех слов, даже гордо. И еще больше его радовало то, что Лиина не отказывалась, не отнекивалась, а встав у стола, наполнила ожидавшую охотника пустую миску (да! его всегда здесь ждали). Варн сел, ловя на себе уважительные взгляды других мужчин (особенно, проигравшего ему Айно) и насмешливый — Иле.

— Как спалось? — не упускала возможности поиздеваться над охотником Радмила Меркуловна, итак подозревая о тяжелой ночи сомнений и волнений. — Небось ворочался…

— Радмила Меркуловна, может тебе хлебушка подать? — не дав Варну ответить, Лиина подсунула хозяйке корзинку с хлебом.

— Намекаешь, что мне пора помолчать? — сощурилась женщина.

— Что ты, матушка! — улыбалась ей девушка, а в сторону проронила. — Просто раскудахталась прям с утра!..

Душевный, чистый смех старательно прятали, пока не поняли, насколько это бесполезно. Радмила и Лиина всегда лишь в шутку друг дружку задевали и никогда не таили обиды из-за слов. Таковой была их семья — крепкая, дружная, веселая. Потому в их дом и тянулись люди — чтобы получить хоть крупицу тихого семейного счастья, отдохнуть здесь душой.

— Нам пора собираться в дорогу, — сразу после завтрака заговорил Харе, начиная тихо завидовать этому дому и его покою. Была бы возможность, остались бы здесь степняки и, наверное, пустили бы корни. Вон и Айно не спроста поглядывает на девушку, хоть итак понятно, кого она выбрала. Друг степняка тоже все прекрасно осознавал — ушел седлать лошадей.

— Спасибо, — крепко сжав руки Лиины, Иле поклонилась ей в пояс, благодаря за помощь и крышу над головой.

— Не за что. Пусть дорога стелется под копытами мягкой лентою. — Поклонилась ей в ответ девушка, и в след за всеми прошла во двор, где уже отдохнувшие кони топтались у калитки, подведенные и оседланные Айно. Он помог Иле взобраться в седло, проверил стремена. Сам же остановился попрощаться с благодетельницей, воспользовавшись тем, что охотник пока не вспомнил о своей ревности и стоит чуть поодаль.

Остановившись перед Лииной, он несколько минут пристально и внимательно смотрел в ее улыбающееся лицо, запоминая улыбку, выражение глаз.

— Доброе сердце легко ранить! Если всадники придут, отвечай, что…

— Все будет хорошо. — Перебила его она, вновь сумевшая наивно смотреть на мир. — Не волнуйся о нас.

Степняк все же не мог скрыть тревоги в глазах. Впрочем, о девушке было кому позаботиться. Охотник хозяйским жестом приобнял ее за талию, и слегка кивнул путешественникам на прощание, намекая Айно, что пора и честь знать отсюда! Степняк недовольно на него покосился, но с гордостью развернулся к лошади. Лихо вскочив на спину скотины, пришпорил зверя и поскакал вперед. Только у самых ворот селения, Айно все же обернулся, чтобы еще разок коснуться взглядом темноволосой доброй девушки. Она же приподняла правую руку с раскрытой ладонью, дав знак, что будет помнить.

— Что ты так сопишь мне на ухо, а? — повернулась к Варну Лиина, стоило лишь степнякам скрыться. — Неужто и впрямь так ревновал, что и спал плохо?

Серые круги под глазами итак красноречиво говорили о ревности. К чему было спрашивать? Чтобы поиздеваться? Или просто выудить из мужчины искреннее признание в любви?

Так и не решив для себя эту дилемму, охотник нашел совершенно иной вариант забыть о подобных проблемах, как ревность.

— Давай поженимся, — тихо прошептал ей он, вложив в предложение всю настойчивость, уверенность в своих чувствах и отчаянное желание завладеть единственной для него женщиной на свете.

Разве Лиина выглядела сейчас счастливой? Нет. Ее улыбка медленно стиралась с лица. Теперь девушка могла показаться больной, испуганной. Где-то рядом каркал ворон. И ей представлялось холодное лицо недовольного и обманутого владаря.

У нее даже ноги стали подкашиваться, так что пришлось ухватиться за мужчину, дабы не упасть.

— Я… Я… Это плохая идея… — Промямлила она. Говорить правду — больно и страшно, хотя уже давно так и хочется все рассказать, как есть, и облегчить душу, ведь тайны тяжелели день ото дня и давили на сердце.

Пальцы Варна больно впились в ее руку, требуя если не дать ответ сию минуту, то срочно объяснить по какой причине из него вьют веревки. Радмила, стоявшая на крыльце, вмешиваться не отважилась. И Сережку придержала, чтобы не мешал двум взрослым самим разбираться в своих запутанных отношениях.

— Они ссорятся? — испугался ребенок.

— Милые бранятся — только тешатся. — Постаралась успокоить саму себя этой мудростью женщина. Ей совсем не хотелось видеть тех двоих разочарованными, расстроенными от ссор.

— Я расскажу тебе все… но позже… — Пообещала Лиина. — И почему замуж не могу выйти, и… Но, поверь мне, ты — единственный, с кем я хочу быть рядом…

Варна это нисколечко не успокоило. Он хотел знать все и сейчас. Но, похоже, тайнам суждено было остаться скрытыми за семью печатями, погребенными под слоями веков и боли.

Громоподобный топот копыт заставил всех обернуться на звук. Железные доспехи наездников гремели при движении, ударяясь пластинами. Мелодия войны, ворвавшаяся в мирную жизнь деревеньки, пробуждала дикий, первородный страх особенно у женщин, тут же спрятавших детей за собственные юбки. Даже Радмила затолкала, сопротивляющегося Сережку в дом и притворила двери. Что правда, мальчишке это было по боку — он утолял любопытство, выглядывая из окна. Хозяйка же встала плечом к плечу с Лииной, чтобы защитить девчонку, еще не повидавшую толком жизни.

Варн развернулся к наездникам, поймав на себе взгляд главенствующего над колонной. Тот целенаправленно ехал именно к их двору и дал сигнал спешиться, но около Гаврилы. Будучи на веселее со вчерашнего дня, мужчина мог многое поведать гостям.

— Он не скажет… — не совсем уверено пробормотала себе под нос Лиина, и опровергая ее слова Гаврило сначала кивнул на вопрос мужчин, а потом ткнул пальцем прямиком в сторону их дома.

Соседи заметно напряглись, некоторые качали головами, не одобряя. А воины тем временем, уже вновь ехали по проселочной дороге, больше никуда не сворачивая.

— Здравствуйте! — вроде бы вежливо поздоровался наездник, спускаясь с седла на землю, однако атмосфера казалась такой наколенной и колючей, что воздух буквально превращался в миллиарды тонких иголочек, впивающихся в позвоночник, шею.

— И вам. — Коротко ответил Варн, не выпуская из поля зрения ни одного воина в доспехах.

— А можно ли у вас воды напиться? — спросил другой, явно затевая игру, которая может увенчаться кровавой расправой в любой момент. И главное, обратился он к Лиине, нахально ухмыляясь ей. Варну не стоило труда догадаться, о чем думал этот упырь, глядя на его женщину!

Лиина, подхватив игру в вежливость, и не подавая вида, насколько ей страшно на самом деле, пошла к колодцу. Вернулась обратно с полным ведром и черпаком, предложив путникам испить. Даже черпая воду, и поднося ко рту, тот упырь так и пялился на нее, отчего у Варна появился нездоровый зуд в сжатых кулаках, который срочно требовалось устранить, почесав об красную морду гостя.

— Скажите, не проезжали ли мимо трое: двое мужчин и женщина? Степняки. — Перешел, наконец, к делу главарь наездников.

— Проезжали. — Честно ответил Варн, и Лиина с нескрываемым разочарованием посмотрела на него. Но охотник и головы в ее сторону не повернул, продолжая говорить с путниками. — Тоже останавливались, воды просили. Кажется, их женщине было плохо.

— И куда потом поехали? — холодный и полный опасности взгляд сверлил охотника, будто хотел увидеть ложь и отличить правду по одному только выражению лица мужчины. Но лицо Варна не выражало ровным счетом никаких эмоций. Он так же холодно смотрел на вопрошающего.

— Туда! — указал охотник в совсем противоположную сторону от истинной, за что Лиина чуть ли не бросилась его обнимать. Подобная радость не осталась незамеченной.

— Когда? — сухо вел допрос главарь.

— Покуда мне знать! — Пожал плечами Варн. — Где-то еще на рассвете.

Наездники переглянулись, будто могли обмениваться мыслями.

— В какую бы сторону они не двинулись, отряд Бейна или Ставра их все равно прижмет. — Высказался третий. — Так может не будем загонять лошадей? С ними больная девка. Быстро передвигаться они не смогут. Если отдохнем, переночуем, выедем утром, успеем нагнать и получим вознаграждение.

— Хорошо. Мы остановимся у вас! — припечатал, не спрашивая дозволения, главарь.

— Отчего же не принять гостей. Дом у нас не коробочка, не сломается. — Иронично заметила Радмила, перебирая усталыми ногами за наглыми наездниками, уже отправившимися выбирать себе комнаты.

 

Глава 12

Одни гости приносят радость в дом, другие — зло. Мужчины в железных доспехах ничего хорошего не несли с собой, кроме дурных мыслей, ножей, мечей. Они чувствовали себя властителями над жизнями простых людей. Ихар — тот самый упырь, любил женские ласки, а также крики, вопли боли. Он сидел за столом, сбросив вонючие сапоги на пол, чистил ножом ногти на руках, и таращился на Лиину постоянно растягивая на небритой, грязной мине ухмылку, когда девушка поворачивалась. Варн старался находиться максимально близко к ней, и при том не пускать далеко от себя Сережу. Мальчишка вовсе не был глупцом, да и путники эти не вызывали у него никакого интереса. Скорее страх и не более того.

— Поди сюда, — позвал ребенка главарь этой компании, Сарат.

Сережка вопросительно посмотрел на охотника. Варн кивнул ему, разрешая подойти, сам же делал вид, что усердно вырезает из бруска какую-то безделушку. Держать в руках острый нож в данный момент ему было спокойнее, хотя постоянно возникало желание применить орудие не совсем по назначению… Радмила и Лиина крутились у очага, готовя уже ужин, и тихонько подсчитывали сколько троглодиты сожрали за обедом заготовленных на зиму запасов. За окном давно стемнело, а хамовитые гости и баню потребовали, и перины помягче, а уезжать не торопились, будто намерено испытывая терпение хозяев…

— Хозяйки! Есть уже надо! Нельзя ли поскорее? — погладил здоровенное пузо Гайв. Этот казалось, был самым спокойным из троих, но все равно раздражал, может требованиями, может прожорливостью.

— А чесноку в нос не надо? — ворчала всякий раз Лиина.

— Зачем так жестоко? — возмущалась хозяйка. — Чеснока у нас мало! Лучше перца в зад! — поддерживала ее более миролюбивая Радмила, радуясь, что Варн никуда не ушел. Сама же более бодро ответила: — Уж стараемся скорее стол накрыть.

Тут она увидала, что Лиина собирается в кастрюлю подмешать.

— Ты это что кладешь?

— Приправу… — сквозь зубы выдала девушка, озираясь по сторонам.

— От твоей приправы они вообще через неделю от нас выветрятся, а сам запашок придется выветривать, знаешь как долго?!

— Действительно. — Остановила попытку отравления Лиина. — Как-то не подумала…

Варн рассмеялся, прислушавшись к их диалогу. Встретил озадаченный взгляд гостей и снова нахмурился.

— Твой папа охотник? — расспрашивал мальчика Сарат. — Он часто берет тебя на охоту?

Наивный Сережка, не сразу понял, о чем говорит дядя. И хотел было открыть рот, чтобы поведать странному гостю, мол, ни папы, ни мамы уже давно как нет. Да только Лиина заговорила раньше.

— Мал он еще для охоты.

— Разве?! — ощущать на себе взгляд этого человека было настолько неприятно, что у девушки моментально возникло желание бежать к реке и полностью помыться с щеткой! — Мой отец брал меня с собой еще в меньшем возрасте. — И доверительно решил поделиться с мальчишкой своими воспоминаниями. Даже лицо попробовал сделать попроще и поприятнее (что получилось очень плохо — дяденька смахивал на живодера!) — Когда он убил кабана, попав ему в голову стрелой, а потом огромным ножом вскрыл брюхо, он помазал мне лоб кровью животного. Это было своего рода посвящением. Я был так горд!

— Мне кажется, это слишком жестоко. — Не одобрила Лиина.

— Женщина. Что тебе понять! — фыркнул Сарат.

— Сережа, пойдем, помоем руки. Тебе скоро спать! — позвала ребенка девушка, чтобы хоть ненадолго уйти из дома, полного неприятных мужчин, и удержаться от споров с ними.

Варн строгал брусок и смотрел на гостя с таким видом, словно уже представил, как его нож отрезает говорливому мужчине язык.

— А у тебя молодая жена! — проводя Лиину взглядом до двери, обратился к нему Сарат, заметив, как лезвие, терзавшее древесину резко остановилось. — Красивая. Ты хорошо за ней присматривай. А то знаешь, такие оказываются ветреными. Не успеешь моргнуть и оп…

— Ребенок уже на соседа похож! — заржал в голос Ихар.

Лезвие Варна сорвалось с деревянной поверхности и замерло в воздухе. Радмила похлопала тяжелой рукой охотника по плечу, отвлекая от мыслей о неминуемой и скорой расправе.

— Ай! Тварь! — завопил Гайв, сунув руку к Оре. Ястреб тут же решил заморить если не червячка, то пару чужих пальцев и впился в подсунутую конечность острым и сильным клювом. Прежде, чем воин замахнулся на птицу, Варн кликнул пернатого друга, мысленно пообещав себе отблагодарить верного напарника свежей рыбкой или полевой мышью за подвиг. Тот широко взмахнув крыльями и еще больше напугав Гайва, полетел к хозяину и сел на подставленную руку.

— Не балуй, дружок! — «пожурил» для вида охотник свою птицу, хотя в душе только радовался, что хоть кто-то мог совершенно спокойно и без зазрений совести покуситься на гостей.

Ястреба ссадили на спинку стула, подальше от любопытных.

Мальчик топтался около колодца и ждал, пока Лиина наберет воды.

— Почему мы моем руки здесь, а не там? — не понимал он.

— Сереж, давай поиграем! — предложила ему девушка, ведя за руку к умывальнику, наполнила сосуд водой, чтобы помыть ребенку руки. Присела напротив, вытирая его мягким полотенцем. — Будем играть в семью. При наших гостях называй меня мамой, а Варна — папой. Хорошо?

— Пока они не уедут? — уточнил Сережа.

— Да, — кивнула ему Лиина.

— А дольше нельзя?

Девушка лишь рассмеялась.

— Посмотрим! — сказала она, щелкнув его по носу.

— Лиина! Лиина! — по возможности тихо звали ее от калитки.

Обернувшись, девушка увидела отца Милки — главу селения.

— Что стряслось?

— Ты это… — начал Еремей Федотыч, с трудом выбирая слова, чтобы объяснить почему ему не сидится дома. — Я с Гаврилой поговорил… Ну… По душам.

Лиина сразу поняла, что «душевный разговор» проходил в диалоге меж кулачным боем. И Гаврило, наверняка, сейчас делал спиртовые компрессы к двум здоровенным фингалам.

— Уж скажи Варну, чтоб он этой ночью у вас остался. А то… — Еремей Федотыч опять замялся, потер широкой ладонью затылок. — В общем, если чего — зови. Мы тут с кузнецом, и Степаныч, будем не далеко. Что-то мне совсем не нравятся эти трое.

— Нам тоже! — пожаловался Сережка, косясь на входную дверь.

— Спасибо, — улыбнулась девушка такой заботе.

Кстати, та самая дверь сейчас распахнулась, и из нее вышел Ихар, сразу вперив взгляд в разговаривающих у калитки. Лиина дрогнула и крепче сжала руку мальчонки.

— Идите, Еремей Федотыч, я передам матушке. — Пообещала Лиина, разворачивая Сережку к дому.

Ужин прошел настолько напряженно, что ни у кого, кроме гостей кусок в горло не лез. В гостей же наоборот, и курица влезла, и каша, и картошка, и огурцы с помидорами, даже колбаса. А когда все укладывались спать, то хозяевам впервой пришлось задумываться куда бы примоститься. Ихара, к великому счастью, конечно, выгнали спать в сеннике, а вот Сарат предпочел отдыхать на перине, и именно на той, что принадлежала Лиине. Впрочем, она не особо противилась. Потому что Варн остался. Сейчас он помогал Сережке забраться на печь. А потом протянул руки к Лиине. Обхватил за талию и поднял над полом. На несколько мгновений так и задержал ее, любуясь. Усадил.

Забираясь под стену, Лиина опасалась, как бы Варну не вздумалось уйти или лечь на лавке. Но он собирался охранять их покой совсем поблизости. Он забрался к своей названной семье, задвинул шторку, оставив для себя небольшой зазор, чтобы можно было следить за оставшимся в комнате Гайвом.

— Спи! — повернулся к девушке Варн, подложив ей руку под голову вместо подушки.

Лиина улыбнулась. Пусть ситуация была не лучшей, однако любимый мужчина находился так близко, на него можно было глядеть перед сном и быть уверенной, что утром он все еще будет рядом. Вот только уснуть девушка так и не смогла. Она тщательно притворялась спящей, дожидаясь удобного случая.

 

Глава 13

Последняя свеча погасла и громовой храп дал Лиине знак, что пора приступать к действиям, а точнее, к побегу. Убедившись, что Варн спит, она аккуратно, стараясь не разбудить мирно сопящего между ними Сережку, сползла с печи. Не обуваясь, прокралась к двери и выскользнула наружу. Прошла до самых сельских ворот и… Чуть всю деревню не разбудила, завизжав, когда увидела светящиеся в темноте огромные глаза.

— Борис Васильич! Зачем пугаете? — перевела дыхание девушка, распознав в огромной птице, старого знакомого сокола. — Вам ли неведомо, что здесь приличные соколы по ночам не летают? Это не их время!

— А приличные горлицы, да и девушки, могут себе позволить бродить в темноте? — в ответ задала ей вопрос говорящая птица.

Стоит ли упоминать о том, что жители Ирия слишком уж отличались от простых земных птиц? А сокол очень выделялся. Удивительно, как под ним ветка не обломилась — под такой то тяжестью!

— Нам же, как чужестранцам, здешние законы не писаны! — усмехнулась Лиина, оборачиваясь горлицей. — Не сопроводите ли меня?

— Конечно, — взвился в небо, следом за ней сокол. — Мало ли какие ты неприятности в одиночку найдешь!

— Действительно, вдвоем искать то веселее будет… те самые неприятности!

Они летели над лесом и всматривались в заросли придирчиво, отыскивая среди них хоть небольшой огонек, хоть струйку дыма. Много и долго пришлось пролететь, чтобы птицам наконец попалось на глаза желаемое. В самой глуши к небу змеей вился дым. Птицы спустились, кружа вниз, спрятались на ветвях.

У потухающего костра практически дремали, позабыв о пленниках четверо мужчин. Пятый, судя по журчащему звуку, удалился в кусты. Пленники сидели на земле, связанные по рукам и ногам. Иле приходилось тяжелее всех. Она лежала на боку и тяжело дышала. Харе пытался разрезать путы на руках тайком от воинов, а Айно сосредоточенно смотрел в огонь. Его взгляд был странным. Отрешенным, будто видел он не этот мир — взирал сквозь маленькую щель в иной, призрачный. Лиине, еще когда ее звали Аглу, приходилось видеть подобное.

— Шаман! — догадался сокол. — А тебя так и тянет к таким. Неужели твоя жизнь повторяется?

— Не каркай, Васильич! Чай не ворона! — проворчала на него горлица, прислушиваясь к лесу. Он же — каждая его травинка, каждый корень, каждый камень — отзывался призыву шамана. Где-то, чуть дальше, пробудился медведь и побрел к стоянке.

— Что же делать будем? — спрашивал Борис Васильич.

— Полетаем. Напугаем… — в ее голосе слышалась усмешка.

И птицы сорвались с ветвей. Громко крича, спикировали вниз черными тенями, заставляя мужчин вздрогнуть от неожиданности и вскочить. Сначала они подумали, мол, то огромные летучие мыши… Но все оказалось гораздо страшнее и чуднее.

Горлица бросилась в лицо севшему на землю воину, и тот в испуге, уворачиваясь от когтей, откатился. Да только угодил в костер и заорал в два раза громче. Стал кататься, чтобы сбить с себя пламя, только чуть своих не сбил с ног. Его товарищ бросился во спасение… По крайней мере, считал, что оказывает посильную помощь, а может и просто мстил, потому как принялся бить напарника сапогами по чему попадется (попадалось всякое: нос, руки, пузо, пах). Так помимо ожогов воин обзавелся отбитыми ребрами, множеством синяков и шишек, и чуть было не лишился очень важного.

Сокол вцепился когтями в волосы другого воина, а пока четвертый целился стрелой в птицу, грозя при том еще и попасть в напарника, нападающие скрылись так же быстро, как и появились.

— Что это было? — задавались вопросами мужчины, встав спина к спине.

Шаман внезапно расхохотался сумасшедшим смехом, прибавив страху своим пленителям.

— Чего ржешь, сволочь?! — обиделся страж, кулаком заехав Айно по лицу.

Но тот стерпел и нарочито громко стал декламировать слова старинной детской песенки. Вот только звучали они слишком страшно, шипяще и монотонно. Так что мелодии и не разобрать было. Зато песня вполне воспринималась как некий магический стих.

Стражи сплотились, сдвинувшись ближе к костру. Они ожидали опасности со всех сторон. Но она вновь пришла сверху, а еще взревела откуда-то сбоку. Медведь, вывалившийся на поляну, поймал воина с мечом и стал давить, давить, разрывать… Еще двое лишились глаз, ибо ветки деревьев внезапно настолько удлинились, что угодили прямо мужчинам в лица. Тот, который упал в огонь, предпочел не выныривать из беспамятства, а полежать немного на земле и подождать, когда все окончится.

Пока стражи выли и стенали, горлица подлетела к пленникам, разорвала клювом веревки на руках Айно. Не легко, конечно, пришлось, но Лиина постаралась освободить степняков. Шаман первым поднялся на ноги, помог Иле, ведь Харе уже сам избавился от пут, воспользовавшись моментом.

— Здравствуй, крылатая дева. — Подставил руку горлице шаман. — Аглу! Я знал, что ты прилетишь!

— Знал ведь с самого начала кто я, не так ли? — поняла Лиина.

— Шаманы многое знают. Мы говорим с духами! — Усмехнулся степняк. — Пойдешь ли ты со мной, крылатая?

— А ты спроси у духов! — посоветовала она.

Айно опустил голову, точно зная, какой ответ дадут ему призраки. Эта женщина была безнадежно потеряна для любого мужчины, кроме одного, а может и двух, если брать в расчет повелителя птиц.

Довольные освобождением они совсем забыли о том, что не все воины обездвижены. На стоянку выскочил единственный, избежавший нападения птиц. Выхватил меч, оглядел недовольного медведя, вставшего на дыбы и троицу степняков… Учитывая количество поверженных, то шансов победить в этой битве у него попросту не было.

— Уходите! — скомандовала степнякам Лиина. — Двигайтесь осторожно, потому что где-то поблизости бродит целый отряд.

— Говорящая птица! — опешил воин, хлопнувшись на пятую точку, и тыча пальцем в сторону Айно, все еще державшего горлицу на руке.

— Мужик, ты больной, что ли? — сел перед ним сокол, интересуясь скорее о душевной болезни. — Птицы не умеют говорить! Это я тебе говорю!

— Со… сокол… — промямлил, заикаясь страж.

Воин раскрыл рот. Чтобы убедить его соколу оставалось только крест на пузе изобразить… однако лапы мешали давать такие клятвы в правоте.

— Прощайте, друзья мои! — последнее, что сказала Лиина и сорвалась в небо. Сокол так же поднялся на крылья, покидая стоянку, но на прощание прокричал:

— Идите на север!

В деревне свет горел лишь в нескольких домах: у ткачихи, продолжавшей работать даже по ночам, и в соседнем доме с Радмилиным, где сегодня сидели мужчины, готовые защитить односельчан от незваных гостей. Тем не менее, представители сильного пола периодически выглядывали на улицу, чтобы удостовериться, все ли в порядке. Потому Лиина и ее пернатый соглядатай нашли всего одно местечко, где можно поговорить — у главных врат, которые по ночам обычно запирались. Птицы перемахнули через частокол и приземлились в тени. Сокол сел на ветвь вишни, а Лиина встала напротив, чтобы видеть его.

— Не скучно тебе здесь. — Прочистил клюв Борис Васильич. — И домой тебе явно не хочется.

— Никто не говорит, что я совершенно не скучаю. Я давно не видела его и от этого немного печально на душе. — Призналась Лиина.

— Так мне сказать, что ты хочешь его видеть?

— Нет. — Рассмеялась горько Лиина. — Не говори. Думаю, ко мне до родов весь Ирий успеет слетать, проведать. Не лишай птиц возможности летать вне пределов клетки.

— Мудрая маленькая горлица. Возвращайся, как соскучишься. Ирий — не клетка, а дом. Родной и теплый. — Постарался разубедить ее сокол, поднимаясь в небо.

— Теперь мой дом здесь. — Говорила в пустоту она. — Здесь. Рядом с ними…

Благосклонная луна слабо освещала деревню. Она позволила Лиине войти во двор под покровом теней. Закрыв за собой калитку, девушка так же тихонечко как вышла из дома, постаралась в него вернуться, снова лечь под бок Варна и проспать до утра, оставаясь под его защитой, чувствуя его тепло. Она уже предвкушала нежность его объятий…

И в конце тропинки ее действительно обняли. Так сильно и больно, что аж кости затрещали. Закричать, позвать кого-нибудь не получилось — рот и нос закрыла широкая, шершавая и плохо пахнущая ладонь. Она только и могла слабо сопротивляться, дергаясь, как уж в мешке, не способный выбраться. Слушала мерзкий храп в самое ухо, да смотрела на собственные ноги. Ее затащили в сенник, рядом с которыми гости привязали коней, и швырнули на стог. Лиине предоставился шанс удрать. Но только она перевернулась на бок и попробовала уползти, так ее схватили за ногу, сильно дернули, волоча обратно по земле. Она била ногами не глядя, и ни разу не попала.

— Так я прав? Твой муженек рогат? — приговаривал воин, повалившись на нее всем своим весом, задирая подол сарафана и шаря руками под одеждой.

Лиина завизжала несмотря на ладонь, не пропускающую на волю ни единого звука. А Ихар глумливо ухмылялся, терпел ее удары маленькими кулачками, да шире насильно раздвигал худенькие тоненькие ножки, норовящие угодить ему коленом по почкам, в живот.

— Если и не рогат, то сейчас мы все поправим. Проснется с такими ветвями! — смеялся, пыхтя воин, уже расшнуровывая собственные штаны и спуская их. — Ну же, расслабься!

Но Лиина отчаянно вертелась, пыталась оттолкнуть от себя мужчину, даже задушить пробовала — только у него слишком уж толстая, жирная и грязная шея оказалась.

— Ой, да неужели хочешь позвать кого-то на помощь? Или просто третьего?

Ответ на его вопрос вдруг прислонил лезвие ножа к его горлу и пообещал:

— Я прирежу тебя, как козла!

Как же Лиина была рада! Хотя она раздиралась между счастьем и стыдом, что захотелось провалиться куда-нибудь в недра земли.

— Ты ничего мне не сделаешь! — выдал уверенный в своей безнаказанности, но все же руки убрал и замер, опасаясь участи озвученного рогатого.

— Сделаю, а потом позову других мужчин, и мы избавимся от тела! И никто, никогда не узнает, в каком дерьме гниют твои кости!

— Ихар! — лишь голос главаря троицы воинов заставил насильника умерить пыл. Хотя охотника появление главаря шайки лишь еще больше насторожило. Варн перехватил Лиину, прижав к себе и поцеловал напуганную в макушку.

Впрочем, оказалось, что Сарат пришел не помогать своему товарищу, а наоборот — восстанавливать справедливость. Что уже само по себе было для Варна удивительным.

— Простите его. Он сын простого солдата и чести не имеет. Уводи жену в дом… — Велел командир.

Каким бы он не показался на первый взгляд, но все же был человеком ответственным и честным. Варн прислушался к его совету, увел Лиину. А вот зло все равно затаил и прощения подарить тому, кто распустил руки, желая получить принадлежащее другому, не мог.

— Где ты была? — спрашивал по дороге Варн, оглядываясь назад. Ему хотелось отчитать девчонку за глупость, поссориться во весь голос и даже разбить пару тарелок, доказывая, что нельзя влипать в неприятности и ходить по ночам в одиночестве! Она должна была все время быть рядом, не отходить от него ни на минуту!

Ихар получил по лицу от Сарата и попытался возмутиться. Но ничего хорошего из этого не вышло. Вожак избил его ножнами меча так, что воин пал на колени перед командиром и долго утирал выступившую на губах кровь.

— Должна была кое с кем поговорить. — Шептала Лиина. — Прости, что ушла одна.

— Будем надеяться, что мы все доживем до утра. — Ответил ей на то Варн до боли сжав локоть девушки.

Вернувшись в дом, Лиина нехотя залезла на печь, а Варн сел за стол с уже давно пробудившимся Гайвом. Они сверлили друг друга взглядами до тех пор, пока в доме вновь не появились Сарат и Ихар. Последний был изрядно обучен уму-разуму, судя по ссадинам на скулах. Он присел напротив охотника, а командир рядом с Варном. Все четверо немного помолчали, смерили взглядами противника, не торопясь разгонять гнетущую тишину. Внезапно дверь соседней спальни распахнулась и Радмила, прикрываясь шалью, вышла с бутылкой огненной.

— Раз уж вам не спится!.. — сказала она.

Четыре пары глаз уставились на бутыль с мутным напитком, потом на повторно захлопнувшуюся дверь, соображая, что то было за явление ночное…

— Да! Понимания можно добиться разными способами. — Вздохнул Сарат, откупоривая крышку.

— И этот наилучший, — потирал ладони Гайв.

Ихар, как виновник проблем, лишь придерживал у опухшего глаза железную часть ножен, а Варн с недовольством поглядывал на него. Но когда первая порция спиртного разлилась по чаркам, наблюдать за мужчинами уже не имело смысла и Лиина уснула.

Разговоры о женщинах, о несправедливости, семьях и ратных товарищах утихли лишь под утро. Трое воинов так и не выспавшиеся как следует, еле забрались в седла ближе к обеду. Очень постарались принять подобающие стражам выражения лиц, но те, словно жидкая глина расплывались, отказываясь держать бровки «домиком».

— Ты уж смотри за ней в оба! — посоветовал, прощаясь, Сарат Варну и пришпорил коня.

Охотник кивнул. Лиина ликовала, когда эти несносные отвратительные воины, наконец, покинули деревню. И тут же чуть не впала в расстройство, как только Варн отошел от нее на шаг подальше, словно брезговал находиться поблизости.

— Не хочешь рассказать мне, где ты была? — спросил он, хмурясь.

— Не сердись. Но если расскажу, ты не поверишь мне. Потому, лучше не спрашивай. — Попыталась сгладить неприятный момент она, вот только сердцем чуяла, что сердится охотник всерьез и очень сильно.

— А ты расскажи так, чтобы я поверил. — Настаивал он.

— Ууу… — Протянула уставшая от гостей и волнений Радмила. — Пойдем, Сережа, сейчас они продолжат то, что начали вчера.

— А что? Что? — вертел головой мальчик, хотел увидеть, чего же такого важного собираются делать взрослые.

— Ну уж не сладости кушать… — вздохнула Радмила Меркуловна.

Сережа в последний раз посмотрел на охотника и Лиину, не сводивших друг с друга неприветливых взглядов и все понял.

— Лучше бы сладости!.. — добровольно поплелся в дом ребенок. — И со мной бы поделились.

Лиина нервно кусала губы, чувствуя горечь неминуемой ссоры. Слова тут же выстроились в предложения, которые могли сорваться: «Не думай, что к другому хожу!.. Хотя встречалась с мужчиной. Но он — сокол… Сизый… В прямом смысле слова. И вообще, я сама в птицу перекидываюсь. Не веришь? Показать?» Но потом она вспомнила, что засвидетельствует ее талант оборотничества как минимум пол деревни, и хорошо, если после такого просто выгонят, а не поймают, да не поджарят на костре, обвинив в колдовстве.

— Значит, ты мне не ответишь! Как и на то, почему отвергаешь меня? — не дождавшись признания и не оценив душевных метаний девушки, сцедил сквозь зубы охотник. Больше его никто не удерживал, а обида наоборот отворачивала от Лиины и гнала в одиночество среди леса. Варн окликнул Ору и быстрым шагом преодолел дорогу, ни разу не обернувшись на зов виноватой девушки.

 

Глава 14

Вечера становились прохладнее, а для Лиины чуть ли не зимними казались от одиночества. Сердитый охотник позабыл тропинку к семье Радмилы и все чаще предпочитал общество диких зверей, которые уж точно не обманывали его.

Милка, и та, бросила подругу мучиться один на один с собственным горем. Она уже давно оставляла ее. Просто пока рядом был Варн, Лиина не чувствовала такой обиды. Вот только сейчас все неприятные эмоции рвались наружу и, потому девушка сплевывала шелуху с таким воинственным видом, будто хотела доплюнуть до счастливой цели на той стороне дороги и подпортить ей настроение — чтоб все на ровне было! Цель сидела на скамейке в окружении парней и подружек, да еще и в объятиях своего Николки. А Лиина…

— Завидуешь? — допрашивала ее Радмила, тоже глядевшая на молодежь.

Девушка только печально кивнула, признаваясь в таком греховном чувстве. Милка бесстыдно позволила поцеловать себя, да так и отвлеклась на это занятие. Эх! Как бы самой Лиине хотелось вот так сидеть с милым охотником и, не стесняясь, ощущать его сладкие губы, даже если усы будут щекотать. Лиина уж очень тяжко вздохнула и посмотрела в мешочек. Семечек оставалось так много, а отвлечь от дурных мыслей они не могли.

— Ниче! Ща мы все исправим! — пообещала хозяйка и как закричит: — Ой, Милка, увидит батя, на вилы поднимет!

— Кого увидит? — тут же выскочил от кузнеца Еремей Федотыч, обозвавшись на имя своей дочуры.

Милка побелела от страха, а ее хахаль вообще пятнами пошел.

— Я грю Милке, шо пущай вилы поднимет, а то вон — ща свалятся и Николку по шее огреют! — на всю улицу кричала Радмила. Лиина давилась со смеху, заметив, как позабытые кем-то еще с утра у забора вилы, действительно накренились и вот-вот… Нет! Таки рухнули, ударив парня по темечку. Николка прикусил губу, схватился за голову.

— Все! Холодец прибил! — констатировала зловредная хозяйка. — Ща через уши полезет.

— Холодец? — переспросила Лиина, сгибаясь пополам от внезапного веселья.

— А мозгов то нет. Она ж его не за них любит, а… Как она там говорила?

— За руки! — припомнила девушка.

Милка своего ненаглядного и в темечко поцеловала, и в прокушенную губу.

— Ага, ага! Только в то самое Ж… которое вас свело, еще осталось чмокнуть! — не унималась Радмила, намереваясь до конца дня развлекать Лиину достаточно грубыми шутками.

— Да хватит тебе уже, Радмила Меркуловна. — Утихомирила ее она.

— А тебе не пора ли угомониться? Долго еще на Варна кукситься собираешься?

— Это он… — выдохнула непосильную и давящую на сердце обиду Лиина.

— Куксится? — уточнила хозяйка. — Вряд ли. Вот злится на тебя — эт да! Не обижала бы его. Он хороший. До того, как ты тут объявилась, и после смерти его семьи, он вообще интереса к деревне и людям не проявлял. Одичал. Ты опять его в человеческий облик вернула. Помирись с ним. Вы так подходите друг другу! — толкнула ее в плечо женщина. — Ты ж и сама мучаешься! Ночь вон не спала… Плакала. Или думаешь мы не слышали?

— Мучусь. Да может так и лучше, что мы поссорились, и уж теперь вряд ли помиримся. Ведь когда-нибудь мне придется уйти. — Увидев насколько расстроилась и изумилась Радмила, девушке очень захотелось поведать о владаре и клятве перед ним, о ребенке в ее чреве. Сдерживать поток слов становилось так невыносимо! Однако…

Он шел с мешком дичи и не смотрел в ее сторону. А у Лиины и речи все скомкались. Да и сердце опустилось камнем вниз при виде единственного мужчины, из-за которого все внутри сжималось и взрывалось искрами.

— Варн! — радостно бежал к охотнику, с распростертыми объятиями, Сережка. Замешкавшись, мужчина опустился на одно колено, чтобы перекинуться с мальчишкой парой слов. Даже, сидевшим на скамейке Радмиле и Лиине было слышно о чем они говорят. Ребенок спрашивал, почему охотник не приходил несколько дней, и останется ли он сегодня. А тот отвечал сухо и коротко: «Нет! У меня много дел!».

— Ему противно даже смотреть в мою сторону. — Отвернулась Лиина.

— Что за глупость? Просто мужская гордость мешает — прицел сбивает. Ниче! Перебесится и посмотрит, даже придет! Вот увидишь! — переубеждала ее хозяйка, да только девушка слушать не хотела, убежденная в собственной правоте. Радмиле стало жаль эту упертую девчушку из-за ее первого разочарования в любви.

— Здрасти, тетя Рада! Лиина! Ты же сегодня свободна? — подошел к их скамейке Ваня — славный, тихий, обычно не такой разговорчивый и участливый.

«Милка подослала!» — сразу сообразила с чего вдруг парень стал таким открытым Лиина. Выглянула из-за него. Милка кивала, намекая, соглашаться на все, чего бы парень не попросил. А Лиина еще разок посмотрела на Варна. Он проходил мимо и бросил один единственный колкий и холодный взгляд, означавший, что презрение мужчины так же велико, как горы вдалеке.

— Не занята она! Полностью свободна! — вместо девушки дала ответ Радмила.

Ваня смущенно улыбнулся ей и снова уставился на Лиину.

— Тогда пойдешь с нами? Мы хотим костер разжечь, поплясать у реки… — Предложил он.

Лиина посмотрела Варну в спину, и, пожалуй, из врожденной женской вредности, взяла да и согласилась на Ванькины уговоры, хоть ей вовсе не хотелось пропитываться запахом костра.

Песня тяжелой любви, в которой не было счастья ни одной из сторон, в которой девушка от боли превратилась в соловушку и улетела, чтобы забыться навсегда, звучала тремя женскими голосами. В некоторых партиях им составляли компанию мужские басы, создававшие колорит. У костра, где можно было и согреться (от огня и жара), и замерзнуть (от тянущего со стороны реки холода) одновременно, волей-неволей задумываешься о любви. Так и хочется, чтобы кто-то теплый и родной, присел рядом на бревно, обнял за плечи и не отпускал. Молодые люди так и поступали. Парни выбирали себе девиц, присаживались, зная, что те не прогонят, и уж тут-то, пользуясь поводом, обнимали за плечи. Практически каждой девушке нашлась пара. А те, кто оставался сам, грелись плечом к плечу и шептались о других.

— Вот выпей, — подсел к Лиине Ваня, протянув стакан.

— А что там? — принюхалась девушка, скривилась, распознав самогон. — Не! Я не хочу. Да и вредно это!

Не особо расстраиваясь, парень в один глоток осушил сосуд, предназначавшийся Лиине, добавив к охмелению еще пару градусов. Глаза его засияли совсем уж шальными огнями. А руки явно получили дозволение от мозга на самовольные поступки, вроде взять да и обнять сидящую рядом девушку. Трезвая Лиина сразу сообразила к чему так осмелел ее товарищ, потому в самый момент взяла и отодвинулась на край бревна, поближе к Василию с Настасьей.

Иван странно захихикал, придвинулся. Размахнулся одной рукой и…

Лиина резко встала, так что пара Василий — Настя, превратилась в трио. Ванька крепко прижался к Насте с другого бока. Еще и физию состроил такую умильную!

— Эм, кажись, вам так теплее будет! — хихикнула Лиина, благословив сей тройственный союз. — Вы грейтесь, не отвлекайтесь!

Оглядевшись, подумала, мол, не стоит мешать людям, и что самое время для прогулки, после чего нелепым образом сбежала от веселой компании. Нырнула во мрак деревьев и была такова.

Ваня чуть не получил в челюсть от Василия, отодвинулся и уставился на Милку, сидевшую на другой стороне от костра. Та просигнализировала ему… Если честно, то Иван как-то не сразу понял этих жестов. То ли девушка от себя комаров отгоняла, то ли велела ему идти за Лииной, либо просила не мешать им с Николкой. А Лиина, между прочим, совсем свихнулась (Ваня и раньше был о ней не лучшего мнения, считая чудной) — утопала в темный лес, где полно опасностей, вроде диких зверей, комаров, и возможно монстров… типа Бабая, о котором мамка ему до сих пор рассказывает. Теперь парню предстояло встретиться с ним лицом к лицу.

Вот чего ей не сиделось со всеми у костра???

А с другой стороны…

«Може она намерено? Завлекает подальше от всех? Наедине хочет остаться» — покумекал Ваня, мысли ему очень понравились, и таки решил нагнать девицу, но остановить ее в первых же зарослях, чтоб недалеко от компании оставаться.

— Эй! — позвал, заставив остановиться, он. — Можно тебя…?

Лиина оглянулась, неожидав увидеть преследователя. Напряглась от весьма странного и не обещающего ничего хорошего вопроса.

— Спросить… — все же произнес молодой человек. Плечи девушки опустились. Она даже слабо улыбнулась.

— Если только спросить, то можно.

Однако парень, наверное, подзабыл сам вопрос и долго собирался с мыслями.

— Ну, спрашивай, коль хочется — язык то не отсох! — Зевая позволила она, что было воспринято парнем за знак глубочайшего интереса.

— Я заметил, — то и дело опуская ресницы, как стыдливая дама, завел разговор он. — Что Варн перестал ходить к тебе. Поссорились?

— Вроде того. — Вздохнула девушка. — Боюсь, больше и не помиримся…

Печальные для нее слова оказались вполне ободряющими для компаньона. Ваня взбодрился. Обрадовался. Решил, что может действовать, как научила его Милка загодя.

— Так может… — на что-то намекал Иван, обхватил Лиину за талию, и придавил к стволу раскидистого дерева. Вытянул губы трубочкой и потянулся к лицу девушки. Та сначала и не поняла, что творится, а потом…

— Ты что вот сейчас делаешь? — откашливая нахлынувший смех, спросила Лиина.

Парень умерил страсти, слегка отодвинулся, отпустив ее.

— Думал… Раз ты с Варном не того… Может будем… гулять вместе?

Лиина все же подавилась взрывом смеха. Отвернулась, похохотав вдоволь. Повернулась, посчитав, что прошло, но взглянув на Ваню, вспомнила, как смешно он тянулся губищами к ней, опять рассмеялась ему в лицо. А тот только и мог нервно стискивать зубы, да буравить ее взглядом из-под бровей. Крепко сжимал кулаки.

— Ванечка! Солнышко! — надменно и слишком ласково, как взрослая, говорящая с малышом, она открыто ему отказала: — Мне не до гуляний сейчас! Так, что шел бы ты к своим…

«Рожать мне через полгода! О ребенке думать! Ты на себя такую забаву возьмешь?» — чуть не выдала Лиина, представила этого балбеса с младенцем на руках и ужаснулась.

— А чего ж тогда сегодня пошла, как позвал? — насупился Ваня, напоминая недовольного быка, сопящего от злости.

— Развеяться хотела. — Ответила девушка, и странно рассмеявшись, ушла к реке, куда парень за ней следовать не отважился, чтобы больше не губить и не растаптывать собственную гордость.

— Дура! — в сердцах плюнул Иван. Вновь услышав смех, который вызывал толпу неприятных мурашек, бегающих по коже, добавил: — Чокнутая!

У самой реки нашелся удобный бережок, где трава была очень мягкой. Звуки гуляний почти не доносились сюда. Зато из темноты лилась приятная, сладкая трель ночных птиц, кузнечиков. В такой обстановке не грешно и забыться. Можно было внимать тишине, мерному журчанию воды, не отвлекаясь на потребляющих пойло ребят.

Она села пусть даже на холодную землю. Обхватила себя за плечи, несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, чувствуя, как проникает внутрь прохладный воздух. Через несколько минут обнаружила, что слегка продрогла, но не боясь заболеть, стянула с плеч платок и постелила на траву, уж потом пересев на него.

Лиина любовалась ликом луны и ее отражениями на глади реки. Думала о своем: о том, что плохо поступила с Варном… и поступит еще хуже. Ведь, когда живот станет заметен, то никому не объяснишь, что несчастный охотник, которому опротивела одна лживая девица, вовсе не причастен к новому байстрюку. А уж как он на нее будет смотреть! Страшно и представить!

— Как только Радмиле еще обо всем поведать? — задумалась вслух девушка, вообразив, как хозяйка будет охать, вздыхать, потом возмущаться и ни за что не поверит словам девушки:

— Да не от него ребенок!

— А от кого? От святаго духа? Али ветром надуло? — наверняка бы спросила Радмила.

И что ей тогда ответить? Врать о погибшем возлюбленном, с которым вот-вот должна была повенчаться? Или сразу уж выдать себя юной вдовой?

— А он мне с этим телом достался! — единственное, что пришло в ответ на ее поиск достойного выхода из ситуации — правда. И, к сожалению, она бы принесла еще больше проблем, оскорблений и недовольства.

— Нет. Так и голову сломать можно! — прекратила тщетные попытки она, и решила спросить сторонней помощи. — Не хочешь подсказать?

Обернулась к стоявшему позади нее мужчине. Он отделился от теней — высокий, изящный, гордый. Присел рядом на землю, умудряясь даже так держать гордую осанку властителя мира, оставаясь по неземному красивым и холодным.

— Надеялась увидеть его? — спросил владарь.

— Хотела, но не надеялась. — Откровенничала Лиина. Она замолчала. Еще какое-то время смотрела прямо, а потом, почувствовав, как комок образуется в горле, повернулась к повелителю птиц. — Знаю, что ты не любишь, когда к тебе прикасаются. Но мне сейчас очень надо!

На его лице не отразилось ни удивления словам, ни протеста. Потому девушка положила голову ему на плечо и всплакнула. Пожалуй, она была единственной, кому владарь позволял прикасаться к себе и даже сам обнимал.

— Ты говорила, любовь приносит счастье и уверенность. Но сейчас ты плачешь. Разве это любовь? — спрашивал не понимающий людских эмоций владарь.

— Да, Квад. Любовь — она разная. Моя любовь к тебе — тихая и спокойная. Она напоминает поверхность этой реки. Такая же ровная и чистая. В ней нет огня, тревог или волнений. Любовь к Унке была камнем — стойким, уверенным, сильным, нерушимым.

— А с охотником?

— Как огонь. Она вспыхивает, ранит, обжигает. Потому я плачу. — Чуточку успокоившись, Лиина ткнулась лбом в его плечо. Перевела дыхание и посмотрела в лицо владарю. Он не менялся вот уже сотни лет. Ни морщин, ни седин. Ни вселенской тоски в черных очах, ни радости в них. И тогда Лиине захотелось сказать: — Как бы я желала, чтобы ты, мой дорогой Квад, ощутил все из перечисленного мной. Чтобы твое сердце, наконец, сбилось с мерного векового ритма; чтобы громко билось; чтобы больно; чтобы кровоточило, сопереживало; чтобы хотело оборваться, когда любимой нет рядом; чтобы выпрыгивало из груди, когда она прикасалась к тебе; чтобы ты мучился сомнениями; чтобы ловил каждую ее улыбку; чтобы обрел свое истинное сокровище, за которое мог бы и бессмертие свое отдать…

«Аки проклятье произнесла! — подумал, наблюдавший за всем со своей ветки Борис Васильич. — Жестокая девица!»

Но, похоже, владаря такие проклятья не пугали, а наоборот — казались ему любопытными. Он смотрел на девушку заинтересованно, будто и впрямь хотел испытать на собственной шкуре и боли, и страхи. Да за миллионы лет, прожитых в Ирие и вне его он так и не попробовал той жизненной соли на вкус.

— Если тебе больно, вернись со мной. В Ирие нет боли. — Ровным голосом ответил владарь. Кроме Лиины, точнее, кроме Аглаи, никто не мог точно распознать чувств или эмоций владаря. Наверное, потому он и выбрал ее много лет назад, привел в свою крепость и оставил подле себя. Хотя наблюдать за их общением было весьма любопытно и жалко. Ведь Аглая что только не испробовала, чтобы выжать из хозяина хоть какую-то реакцию: она уж с ним и ссорилась, и драться пыталась (он же как призрак уходил от удара за долю секунды), и плакала, и смеялась, даже щекотать его пыталась. Но — ничего!

«Как с камнем или куклой набитой!» — ворчала тогда она, насколько смог припомнить ее точные слова Борис Васильич.

Сокол мысленно улыбнулся.

«И вот до чего они докатились! — думал он. — Сидят, как два старика, на бережку и о жизни толкуют! Эх! Крепко же вас судьба связала! Не разойдетесь, даже заведи она семью! Так и будете проводить вечера — как два старца, в отдыхе от забот!»

— Вот рожу, пристрою ребенка под присмотр и тогда… только тогда полечу за тобой.

Казалось, владаря удовлетворил этот ответ. И они еще долго сидели там — у реки. Не говорили. Просто смотрели на красоту, созданную кем-то свыше. Девушка облокачивалась о плечо повелителя птиц, получая желаемую поддержку. А он… О чем думал владарь Ирия не ведомо. Даже мудрому соколу Бориске, знавшего его больше прочих. В общем-то, он мечтал бросить хозяина, и лететь домой, чтобы нормально поспать, а не сидеть на ветке среди ночи! Стар он был для романтических вечеров и перелетов через миры…

 

Глава 15

Всегда в делах-заботах, помогает другим, не редко забыв о себе.

Ее окружают люди (и даже мужчины). Но она — его маленькая колдунья, птичка-невеличка — выглядит одинокой. Нет. Она улыбается. Только в глазах ее столько печали, что улыбка горше и горше. Да такие перемены были открыты лишь для особо близких — прочим не дано.

Другие парни, заметив, что его — Варна — нет рядом, зазывали ее на гуляния. Пару раз Лиина все же ходила, поддавшись уговорам. И могла бы поступить, как большинство женщин — попробовать быть любимой другим или просто встречаться с кем-то, только бы насолить бывшему любимому. Вон Иван пытался завоевать ее внимание. Неуклюже, конечно. Кто ж девушку спаивать будет на свидании, да еще и сам надирется? Полез к ней с поцелуями…

Только послала ведь его девчонка, и красиво как — безжалостно! У Варна прям душа радовалась!

Вот только сердце охотника болело, когда он видел ее совсем одну: у реки, выполаскивающую белье или с ведрами у колодца. Она тосковала по нему. И он знал о том. Знал, и нарочно не приходил. Потому что злился. Пытался спрятаться в своем доме, отвлечься охотой от мыслей. Да выбираясь на крыльцо каждый день, шел по проторенной, знакомой тропе, вроде как по делам (воды набрать, зверя подстрелить, ловушки проверить), и сам не замечал, как так или иначе выходил туда, где была Она! А она делала совершенно будничный вид (именно что притворялась — Варн сразу замечал ложь), хлопотала по хозяйству и даже не пробовала развеяться в шумной компании — не отведывала угощений, над шутками не смеялась, песен с девушками не распевала, а уходила домой, предпочитая долгие разговоры с мудрой Радмилой, уборку, готовку, стирку. Вечерами, когда молодые разбивались на пары и гуляли по деревне, она сидела на скамье около дома и баюкала Сережку, напевая ему колыбельные степей. Мальчишка ничего не понимал в незнакомой ему речи, но засыпал в руках девушки, которая была ему и матерью, и сестрой старшей.

Да! Признаться, он и сам скучал по ней: игривым огонькам в ее глазах, звонкому смеху и тонкому голосу, по запаху ее кожи, по ласке ладоней, касавшихся его щеки, по огню ее редких поцелуев.

Но, несмотря на свою тоску, Варн никак не мог простить ее…

И не только он один.

Иван вот уже второй день намеревался увидеть на дне бутыля правду: за что Лиина с ним так не хорошо поступила?!

Бутыль — один за другим — оказывались пустыми, а на дне — ни записочки, объяснившей бы почему эта ненормальная девица дала отворот-поворот, еще и в самую морду расхохоталась! Ну, чем? Чем он плох?

Сокол ведь!

— И клюв, как у него, и грудь — колесом… И вообще, хвост ты, Ваня, распустил, как петух… Ощипанный! — хохотал в пьяной голове голос девушки, зля парня и распаляя желание подвигов… неблаговидных.

— У, зараза! — ударил кулаком по столу Ваня.

Степа только и успел пронаблюдать внезапный прыжок самогона, а затем его неминуемое приземление… Мимо… На землю… И вдребезги.

Парень схватился за голову и раскрыл рот не в силах описать товарищу боль вселенских масштабов, свалившуюся на его сердце одним щедрым махом… то есть ударом кулака. Хотя описание сорвалось с его губ, да и то в непечатном словце. А потом:

— Убить! — завопил Степан, бросаясь на Ваню.

— Не. Она ж баба. Вдарить пару раз, канеша, можно было… Но я баб не трогаю… — отказался от предоставленной идеи парень, проигнорировав попытки пьяного друга ухватить его за горло и немного подержаться со всей силы. Только то, что у Степана двоилось в глазах, уберегло Ваню от неминуемой кончины… А вот Ваню, глядя на гримасничавшего дружка, тянущегося к нему лапищами, стали посещать уж больно не хорошие мысли.

— Вот и я к ней с лучшими намерениями! — покачал головой парень и тычь — усадил ударом ладони в лобешник Степу. — Отказала!

— Стервь! — высказался в большей степени о натуре друга собутыльник, но удар пришелся лучшим стимулятором мозговой активности и парень сразу выдал гениальную идею: — А ты не терпи такого отношения к себе! А ты ей отмсти!

— И как? — нахмурился Ваня. К сожалению дать ему по голове, чтобы наладить мыслительный процесс было некому — Степа промахивался.

— Опозорим… — слетело словечко с пьяных губ.

Иван мигом представил каким образом может провернуть озвученное, сально ухмыльнулся, но потом услышал:

— Как встарь! Как бабам гулящим делали! Чтоб вся деревня знала, что она такая! Помажем ворота дегтем.

На том и порешили. Деготь отыскали у кузнеца… чуть не схлопотав молотом, пущенным воришкам вдогонку. Нашли подходящую кисть — старый веник. И отправились восстанавливать справедливость…

— Крась! Щедро крась! — посмеивался, вкушая месть (попахивающую дурно), Иван.

Степан уже изгваздался в дегте и никак не мог понять, почему мстят другим, а вроде как ему самому! Ведь теперь отмыться от дегтя и его запаха удастся далеко не с первой попытки.

— Крашу. А ты уверен, что это ее ворота? Кажись, у них лавка с другой стороны от входа… — наконец, засомневался Степан, проделав почти всю грязную работу за товарища.

Иван перестал ухмыляться и лучше присмотрелся к месту преступления.

— Какая разница — ночью все дворы одинаково выглядят! — резонно заметил он, да только поздно.

— Слышь, Ванька, тут петушок на воротах резной… — нащупал важную деталь художник.

— И че? — не понимал простых вещей выпивший парниша.

— А то, что это ворота Еремея Федотыча. Он нам за такое пятно на их чести знаешь чего сделает?! Оторвет кое-что нужное — (Степа кивнул вниз) — а ненужное прицепит — (намекая о ненужном, он постучал пальцем по лбу) — и скормит свиньям. И Никола подвяжется! — руки красителя задрожали.

Ваня особого страха не испытывал, возможно из-за горячительного подбадривателя.

— Тогда бросай, пошли к нужным воротам… — однако он слегка огляделся… на всякий случай. Вроде за ними никто не следил, а значит и по щам надавать некому.

Блюстители мужской гордости двинулись дальше. Только вот отыскать те самые ворота не удалось. Даже после очередного вливания самогона. Точнее именно по этой причине. Ну и из-за того, что луна как-то тускло светила сегодня. На всякий случай, чтоб уж точно не промазать, отважные и не очень трезвые мстители испачкали еще в трех дворах ворота, забор и даже будку вместе с храпящим псом (предварительно налив ему в миску огненной), а когда добрались до дома Радмилы…

— И че делать? — озадачился Степан, оглядывая свое будущее «полотно» для художеств.

— Мажь. — Подбивал его Ваня, удерживая равновесие на шатающейся земле. Она брыкалась как норовистая кобыла, пытаясь сбросить парня.

— Так ворот нет. Чего красить то? Калитка и все тут. — Ворчал художник. Он был более трезвым по сравнению с другом.

— Да вози веником, чего застыл! — подначивал зачинщик развлечений. — У тебя отлично получается! — не забывал при том нахваливать товарища Иван.

— Да! А мыть, наверное, еще лучше получится! — также похвалил кто-то Степана. — Ну чего вылупились? За водой шагайте! И не думайте свалить!

Она вертелась перед зеркалом в комнате, рассматривая округляющийся с каждым днем животик. Срок пусть и не большой, но совсем скоро любому станет заметно, что Лиина прибавила в весе, и почему-то только в одном место.

«Да, да. Прибавила в весе. Вот у вас жир на попе откладывается, а у меня весь жирок перекочевал сюда!» — продумывала оправдания девушка. Однако, как объясниться потом с Варном? До него слухи тоже дойдут. Да и люди не идиоты, все поймут. И донесут до охотника.

— Да! — устало протянула она. — Не везет тебе с мамашами! Одна — дура — сама топилась, вторая — других топит. Все ж теперь решат, что ты у меня от него. А он тут совсем не при чем. И что делать? Бежать будем? Не знаю, как тебе, а мне здесь слишком уж нравится.

Лиина приложила руку к животу. Сегодня ее не тошнило, что можно было принять за одобрение малышом плана остаться в деревне.

— Значит, после обеда поговорим с Радмилой. — Смирилась с неминуемым Лиина, и признаться, испытала страх. Боялась увидеть разгневанной свою хозяйку. От этой боязни ей сделалось дурно. Кровь отхлынула от лица, губы побелели. Ноги онемели, руки двигаться отказывались. В общем, паника чистой воды. Пришлось даже пощечину себе отпустить, чтобы прийти в чувства.

Лиина скользнула за двери. А там, как раз Радмила, как обычно по утрам, уже успела переделать кучу дел, и в данный момент нарезала овощи на салат.

— Ну не избежать правды! — подумалось Лиине. — Подойти, лечь на стол и сказать: «Режь меня, мамка, беременная я!»… — пришла в голову идея.

— Что ты там бормочешь? — заинтересовалась хозяйка, услышав движение позади.

Лиина опустила голову, подошла к столу, и как-то не задумываясь о том, что делает, уже закинула ногу, чтобы осуществить недавно озвученное — усесться вместо огурцов на дощечке.

— Куропаткой себя возомнила? — спросила Радмила, оглядев странную девицу и ее движения. — Ну, залезай. Сейчас ощиплю, сварим из тебя бульончик. Правда, не слишком то жирный он получится. Хотя… — женщина внимательнее рассмотрела девушку. — Ты в весе слегка прибавила. Может еще чего вкусного получится.

Лиина сразу опомнилась. Хихикнула нервно. А потом неожиданно обняла женщину, прижавшись как к родной матушке, с которой, к сожалению, Лиине не повезло.

— Мне нужно тебе кое-что рассказать. Только обещай не злиться и не кричать. Попробуй поверить. Хорошо? — зашептала она.

— Ты как Сережка. Ты тоже горшок разбила… ночной… полный? — Радмила даже принюхалась.

Рассмеявшись, Лиина слегка отодвинулась.

— Ну, как маленькая! — покачала головой хозяйка. — Раз хочешь что-то сказать, то говори. Не боись, за такие мелочи ругать не буду. Но если очень хочешь, можешь постоять в углу.

— Я… — бормотала Лиина, нервно теребя подол сарафана и чуть ли не притягивая юбку к самому носу, чтобы спрятаться от пытливого взгляда хозяйки. — У меня… Будет… Эх. Начну с самого начала. В общем, когда я сюда попала… Ты же знаешь, что я не местная? Так вот, когда я попала в город, то встретила одну девушку. Она не хотела жить. Пыталась утопиться…

— Это была ты? — сразу в лоб спросила Радмила.

— Нет… — растерялась Лиина, потом слегка задумалась и ответила противоположное. — То есть не совсем… Может быть… Спасти я ее хотела, а она — нет. В общем, обещание я ей дала… а оно проблемное, но хорошее.

Лицо Радмилы было напряженным. Она очень пыталась понять, о чем ей говорят настолько ломано и скомкано, переварить информацию, склеить кусочки, но не удавалось сложить общую картину.

— Так. Погоди. — Сдалась она, потирая переносицу. — Сходи-ка за водой к колодцу. К дальнему. Заодно мысли в порядок приведешь. А потом снова попробуем поговорить.

— Ладно. — Выдохнула девушка.

Взяв коромысло и поцепив на него пустые ведра, Лиина повесила палицу на плечо и вышла во двор, где тут же остолбенела увидав дивную утреннюю картину «Работягам не спалось». Главные персонажи чудо-полотна толкались плечами у калитки, возя по ней тряпками и постоянно ссорясь.

— Че? Не спиться? — спросила девушка.

На нее посмотрели четыре красных, опухших глаза в обрамлении серых кругов. Очи говорили самостоятельно, хоть и беззвучно, мол: «Шла бы ты, милая…»

— Я, собственно, туда… — Выдала Лиина, угадав мысли парней. — К колодцу.

И прежде чем услышала «Так проваливай живее!», попросила:

— Пройти дайте!

Работяги подвинулись, уступив дорогу, что-то проворчали вослед, и снова вернулись к насущным заботам.

«Веселое утречко!» — думала девушка, подняв лицо навстречу ласковому солнышку. Сощурилась, посмотрев на светило, на плывущие безмятежные облачка.

— Скажу как есть. Не буду врать! — глубже вдохнула сладкий воздух и постаралась запомнить ощущение умиротворения и покоя.

Поклонилась Клавдии, спешащей выгнать корову Мурку из двора на поле. Животина сегодня проснулась явно не с того копыта и упиралась, отказываясь топать на луг за зеленой травой. Она бы предпочла, чтобы ей завтрак в стойло принесли.

— А вы ее по крупу! — посоветовала девушка.

— Я тебя сейчас по крупу! — вякнула бабища, напоминавшая по размерам кузнеца, и вместо того, чтобы толкать корову сзади, таки ударила ее лозиной по боку, после чего уставилась на советчицу. Мурка чуть на дыбы не встала, как норовистая лошадка. Резво драпанула… обратно в стойло, решив, что в заборе слева будет очень хорошо смотреться новый вход. Только проделать дырку в нем не получилось, а вот повалить все строение — да! Клавдия завопила белугой на всю деревню, и если еще кто-то спал, то точно проснулся. Лиина могла поклясться, что слышала, как Никодим (живущий на противоположной стороне улочки) рухнул с лавки, матеря петухов женского пола. Впрочем, не до клятв было сейчас. С минуты на минуту должна была последовать «благодарность» советчице, и потому Лиина прибавила шагу.

Общий колодец находился в самом конце (или начале улицы — смотря с какой стороны смотреть), у ворот. Им редко пользовались — в основном приезжие. Зачем Радмила послала ее сюда? Просто она понимала, что Лиине нужно собраться с мыслями.

Девушка опустила одно ведро, второе. Зачерпнула воды. Поставила полные на землю, чувствуя, как сводит поясницу от напряжения. Все-таки поднимать такую тяжесть в ее положении не стоило, да никому ведь не признаешься.

Прицепила на крючки ведерца и только хотела повесить тяжесть себе на плечи, как коромысло ловко перехватили. Его приняло на себя крепкое и выносливое плечо светловолосого мужчины. Все еще хмурого мужчины. Сердитого на прошлое. Но желанного.

— Ты пришел? — даже понимая, сколько боли и зла она причинит ему в дальнейшем, Лиина обрадовалась, она бы и замуж за него пошла… только пока не придумала, как остаться. А сейчас хотелось броситься к нему, повиснуть на шее, крепко-крепко обняв, и шептать о своих чувствах, о тоске по нему. Да только знала, как отнесется к тому мужчина, и держалась на расстоянии, запретив себе всякие, излишние вольности, смущающие любимого.

— Да. — Варн смотрел свысока все таким же колючим и холодным взглядом.

«Зато смотрит! Зато рядом!» — утешала себя девушка.

Он понес воду, уйдя на несколько шагов вперед. Лиине оставалось только семенить за ним, чтобы не отставать.

— Я больше не буду спрашивать. — Сказал охотник. — Я подожду, когда ты сама все расскажешь.

Ее сердце ликовало и, будто собственными крыльями обзавелось. Варн понимал. Теперь он посмотрел на нее, идущую рядышком — с теплом и любовью, заботой, как раньше. Ора громко вскрикнул, пролетев над головами людей. Он приветствовал девушку, и одобрял действия хозяина. Как и ему, птице не хотелось больше расставаться с Лииной.

— Молодцы! Орлы! — похвалил охотник работяг, когда пара дошла до дома. — А теперь, расступитесь.

Ваня и Степан, скрипя зубами, но безоговорочно принимая чужое превосходство, посторонились. Даже калиточку открыли, только поклоны перед мужчиной не били.

— Это чего они? Ты их заставил? Зачем? — догадалась Лиина и посыпала вопросами.

— Я? Я здесь не при чем! — отмахивался охотник. — Они просто вечером не могли уснуть. Решили заняться полезным чем-нибудь. Я посоветовал…

— Настоятельно так, да? — ухмыльнулась девушка, бросив взгляд на Ивана с опухшей нижней губой.

— Любезно! — поправил охотник, припомнив точный удар по ребрам нахала. — Помыть вашу калитку, смазать петли. А еще, — уже громче заговорил он, обращаясь к вздрогнувшим от его голоса парням. — Вы Еремею тоже службу сослужите, если не трудно. А то я шел, гляжу — все ворота, какой-то подлец измазал дегтем. Не порядок ведь! Да и Еремей расстроится, всю деревню на уши поднимет, чтоб узнать чьи это шалости…

Лиина раскрыла рот. Парни покраснели, схватили ведро, тряпки побежали к дому старосты.

— Они что? Обмазали нашу калитку?

— Не думай об этом. Сами испачкали — сами вымыли. — Подтолкнул ее к крыльцу Варн.

Только мужчина ступил на порог, как из спальни выбежал в одной рубахе Сережка и бросился к нему. Гость вовремя успел поставить ведра и подхватить налетевшего на него мальчишку, принять приветствия и обнимания. Здесь охотник чувствовал себя, как дома — желанным и родным. А Ора — хозяином, потому что шастал по столу, цокая когтями и проводя досмотр Радмилиных продуктов.

— Не. Ну, я все понимаю. Но не могли вы, молодые люди, свою курицу со стола убрать? — возмутилась повариха. А птицу возмущало полученное прозвище. Ора захлопал крыльями, демонстрируя негодование по этому поводу.

— Иди сюда, проверяльщик! — намотав на руку полотенце, Лиина позвала ястреба и тот гордо удалился со стола, перелетев к девушке. На Радмилу он смотрел теперь искоса — обижался. Женщина только головой покачала, не хватало ей еще и обидчивых куриц!

— Садись, Варн. Сейчас кушать будем! — заботливая хозяйка пригласила гостя за стол, и все снова вернулось на круги своя: Лиина хлопотала вместе с Радмилой, Варн придумывал занятия для Сережки, пуская на девушку пылкие взгляды. С его возвращением охотника в доме будто бы стало теплее. Даже хозяйка так считала. Хотя, если честно… Она думала, что Варн никогда не вернется в деревню после смерти его жены.

Ближе к вечеру, наконец-то, Лиина осуществила то, о чем так долго мечтала, будучи в ссоре с охотником. Когда все парочки вышли для прогулки (и явно дабы позлить тех, у кого пары нет), она вышла на улицу, зная, что уж сегодня некому завидовать! Варн сидел на скамейке, дожидаясь пока девушка уложит Сережу спать. Сидел он один. Смотрел под ноги.

— О чем задумался? — позвала его девушка, сиявшая яснее и светлее луны.

— Иди сюда. — Он протянул руку, поймал Лиину и усадил себе на колени. Она и отважиться на такое не могла, считая мужчину слишком уж замкнутым и чтящим правила. А тут вдруг… И откуда только такое раскрепощение?

Лиина прижалась к нему, обняв за плечи.

— Ты ведь больше не уйдешь?

— Нет. Я решил так: даже, если ты не принимаешь меня, я буду оставаться здесь, до тех пор, пока не увижу, что ты больше не хочешь меня видеть. — Сказал он, и не смог не задеть волнующую тему. — Объясни мне почему ты отказываешься принять меня. Я тебе не мил?

— Варн, — прошептала она, прижавшись лбом к его лбу. — Все гораздо хуже — я люблю тебя, дуралей. Так сильно, что мне дышать сложно, когда тебя нет, и плакать хочется. Просто знаю, что принесу тебе несчастья. Так что не проси выйти за тебя, не ходи за благословением к Радмиле. Забудь об этом. Наверное, через полгода мне придется уйти отсюда. Давай просто побудем счастливыми.

— Тебе обязательно уходить? — он не подал вида, но сердце, словно тряпку, выкрутили, больно сжав невидимыми руками.

— Я обещала.

— Обещание — не клятва. — Заметил он. — Кому ты дала его? Я хочу поговорить с ним.

— Мой хороший! — поцеловала его Лиина. — Я уже просила и умоляла…

— Своих родителей? — предположил мужчина.

— Нет. Они давно умерли. — Отвернулась она, чтобы не показывать насколько живы старинные обиды и тревоги, приносящие коротким упоминанием много боли. — Я обещала тому, кто спас меня. Когда все для меня было кончено и я сама была готова отдать душу, он пришел и забрал у смерти.

Варн надолго замолчал. Слова ее казались какой-то сказкой, а тот, кто играл роль спасителя — пожалуй, дьяволом.

— Ты от него убежала? — отбросив первые возникшие ассоциации, мужчина сразу представил себе некоего тирана, мучившего девушку, которую приютил.

— Это вышло случайно. — Рассказывала Лиина, наконец, восполняя пробелы в ее собственной истории, о которой Варн толком ничего не знал. — Я не хотела бежать… То есть, думала о побеге, но в шутку. Я хотела посмотреть мир, как он изменился. А вышло так, что оказалась слишком далеко и вернуться уже не получалось.

Помолчав немного охотник нашелся с ответом на речь Лиины.

— Я не отпущу тебя. Так как ты не отпускаешь меня дальше, чем на несколько метров. — Крепче сжал объятия Варн.

— Разве держу? — рассмеялась Лиина.

— Держишь. Крепче всего. Держишь около людей, около этой деревни. Я ведь мог и не возвращаться. — Честно признался он. — Но с того момента, как ты посмотрела на меня в поле, я больше не могу просто уйти. Кажется, даже Ора выбрал тебя для нас.

Девушка вспомнила ту встречу, покраснела. Она млела и немного терялась перед этим мужчиной, когда он все же отбрасывал условности, прикасался к ней. Его длинные пальцы ласково очертили овал ее лица, опустились к шее, и широкая ладонь легла на затылок, привлекая. Мягкие губы тронули ее, как ручеек, когда утоляют жажду. Они двигались требовательно и жадно. А хозяин поцелуев совсем не стеснялся того, о чем подумают соседи, снующие в полумраке, освещенном лишь светом окон.

— Как же все-таки приятно наблюдать за молодыми! — раздался голос Радмилы, мигом прекративший страстный порыв и напугавший влюбленных до чертиков. Лиина аж подпрыгнула на коленях Варна, едва не свалившись мимо — на землю. Мужчина подхватил девушку, удержав. — Вот, когда я была молода…

— Слушай, матушка, может тебе и впрямь молодость вспомнить, да сходить на свидание? Я даже знаю одного отличного ухажера! — слегка разозлилась на нее Лиина, чуть не послав напрямую.

Радуясь темноте, скрывавшей его лицо, Варн ткнулся любимой в плечо, вздрагивая от смеха. Иногда склоки Радмилы и Лиины затмевали даже выступления ярмарочных шутов! Слушаешь — и можешь пузо надорвать.

Радмила Меркуловна выпучила глаза. Приготовилась с головой уйти в длительный диалог.

— О, как осмелела! — всплеснула руками женщина, усаживаясь рядом на скамейку и принимаясь причитать. — Я ее, как дочь воспитываю… Слушай, может тебя пару раз ремнем отлупить, а? Ну, так, чисто в воспитательных целях. Чтоб стыдно было с мужиками по темным закуткам обниматься…

Лиина второй раз за вечер покраснела. Испугалась, что мужчина, которого из-за размолвки не было рядом почти четыре дня, подумает о ней бог весть что. А Радмила тому и рада — вон улыбка от уха до уха!

— А она еще с кем-то обнималась, кроме меня? — как и ожидалось, влез в разговор Варн.

Хозяйка хитро сощурилась, выдержала паузу… Лиина жестом показала ей, что одно необдуманное слово и их дружбе конец, если охотник уйдет!

— Не, милок, только с тобой! — смилостивилась Радмила. Хотя мужчина и так знал правду. Он ведь говорил — не уходил далеко. И всегда наблюдал. Лиину в компании других парней он видел всего раз. — Только вот приходил тут Иван…

Лиина схватилась за голову. Хотела уже рвать на себе волосы… Спохватилась, решив, мол, краше от приобретения проплешин не станет, и у Варна будет лишний повод бросить ее.

— Как пришел, — строго начал охотник. — Так и ушел… Сразу, как ворота домыл, смазал. И ушел.

Девушка рассмеялась, вспомнив утро и работяг, а еще, как Еремей нахваливал работников за энтузиазм, не зная о ночном приключении тех самых энтузиастов. Узнал бы — и ходить парням в дегте дней пять… еще и перьями бы их обсыпал!

— Почему вы все здесь? — потирая сонные глазки, перед взрослыми возник ребенок. Он стоял босыми ногами на земле, рубаха висела на нем, как платье.

— Да вот ждали, когда ты присоединишься. — Хихикнула Лиина, спускаясь на скамейку с колен мужчины и принимая в объятия Сережку. — Спи, маленький.

— Я не маленький! — заявил ребенок, устраиваясь удобнее.

— Вот спи сладко, чтобы стать большим и сильным.

— Как Варн? — уточнил Сережа.

Лиина перевела взгляд на охотника.

— Да. — Кивал пример для подражания и крепче обнимал девушку за плечи.

— Хорошо, когда вся семья в сборе, — тихонько проронила улыбающаяся Радмила и посмотрела в чистое звездное небо.

Лиина не могла не согласиться. Большего счастья на свете не сыщешь. И большей печали не найдешь, чем потерять все это по собственной или чужой воле. Девушка тоже подняла голову, но не ради красот небес, а чтобы встретиться взглядами с черной птицей, сидевшей на ветке яблони, которая распростерла ветви над скамейкой и забором.

 

Глава 16

Маленький мальчик стоял около забора, прислонив голову к сложенным рукам, и считал: «Один, два, три…». Потом он запинался. Пытался вспомнить цифру, следующую за тройкой. Не мог выбрать между четверкой и шестеркой. Долго сомневался, и в итоге выбирал «шесть». После чего и вовсе перескакивал на «девять».

— Надо его научить считать! — Ворчала себе под нос Лиина, составляя планы на будущее и прячась от водящего в их игре за сараем.

Мальчишка решил, что он досчитал положенное и теперь волен отправляться на поиски девушки. Сначала он выбрал вполне правильный путь, направившись к сараю. Лиина попятилась, во что-то врезалась, испугалась, чуть не выдав свое местонахождение криком, но проронить хоть один звук не позволил поцелуй, накрывший ее губы. Пойманная не стала сопротивляться сразу определив, кто ее захватчик.

— Что ты делаешь? — спросила она, когда широкие ладони приятно легли на талию. В это время ее тонкие руки быстро отыскали свое законное место на широких плечах мужчины.

— Наверное, скучно прятаться одной. — Ответил охотник, выглядывая из-за угла сарая. Мальчишка обошел колодец, свернул к амбару. — Может спрячемся надежней? — с хитринкой спросил мужчина, оттягивая девушку дальше вдоль стены. Дошел до сваленных поленьев, присел на одно, и привлек Лиину к себе. Он снова и снова целовал ее, не выпуская из объятий… Точнее это все слилось в один сплошной поцелуй, длинною в целую вечность…

— Я так не играю!

Впрочем, вечности пришел конец. То есть Сережка. Он нахмурил светлые бровки, надул тонкие губки и сердито вперил руки в боки (уж тут очень походя на Радмилу). Взрослым пришлось отвлечься от сладостного единения, смутиться и признать за собой вину. Они стояли перед мальчишкой, опустив взгляды к полу, готовые выслушать всю правду о себе. Но ребенок посчитал бессмысленным чтение нотаций этим двоим, прибегнув к более жестокому, по его мнению, способу воспитания совести.

— Ба, они опять целуются! — побежал ябедничать мальчишка.

— Думаешь, вся деревня слышала? — спросила Лиина.

Варн усмехнулся и еще разок поцеловал ее.

— Как с ними играть можно после такого? — бурчал Сережка.

— Действительно. — Качала головой Радмила, журя следующих за ребенком влюбленных. — От бессовестные!

Правда в голосе ее особого возмущения и негодование не слышалось. Женщину в данный момент больше заботило выстиранное белье и серое пятно на рубахе ребенка, которое так и не отстиралось.

— Накажи, накажи их! — требовала разочарованная детская душа возмездия.

— Ух, я им сейчас! — пригрозила хозяйка, повесив сушиться на веревку простыню, грозно бросила корзину с бельем на землю и направилась к молодым людям. Лиина уж поверила, что их действительно накажут. Опустила голову и ждала выговора. — Так, — сказала женщина, вперив руки в боки.

Варн себя виноватым отчего-то не чувствовал, сам тому удивляясь. Когда он встретил Марту, то долго ухаживал. Боялся взять за руку. Да и родители у нее были очень строгие. С Лииной же все совершенно иначе. Варн словно знал, будто чувствовал, что у него слишком мало времени, чтобы завоевать ее любовь, чтобы насладиться ее нежностью и теплом. Потому на сей раз он был слишком жадным к любимой.

Провинившиеся подавились смешком. Стоят перед ними зеркало и его отражение: хмурятся, кулаками машут, рассказывают что-то. И все так синхронно. Сережка в точности повторял и мимику, и движения своей бабушки.

— Варн ты ступеньки починил? — в конце обличительной речи спросила Радмила, понимая, что ее не слушали и слушать не собираются.

Мужчина кивнул. Он действительно не уловил ни одного слова, предпочитая отдаться ощущениям, которые приносит прикосновение к руке Лиины. Пробирало и холодом, и жаром одновременно, пробуждая мечту о том, чтобы все вокруг исчезли.

— Тогда развернулись и… — придумала наказание Радмила.

— В угол! — ткнул пальчиком в сторону дома Сережа, притопнув ножкой.

— Да! — кивнула Радмила, смеясь. — И чтоб не показывались нам на глаза, пока не осознаете свою вину!

Варн не стал спорить, и потянул за собой Лиину, принимать наказание в доме… в виде еще трех продолжительных поцелуев. А четвертый так и не настал, так как Ора, сидевший на подоконнике, предусмотрительно намекнул о приближении посторонних. Охотник неловко сбросил девушку с колен, неожидав, что та может упасть. Подхватил, когда Лиина чуть не ударилась и поставил на ноги, после чего развернул ее лицом к углу между печью и стеной. Сам стал в противоположном.

Когда Сережа вошел в дом тихонечко, вроде бы незаметно и заглянул в комнату… Все стояли строго по углам и честно стыдились своего поведения. Ну, почти честно.

— Ладно. Я вас прощаю! — дернул он за руку Варна, усиленно и почти правдоподобно изображавшего раскаяние. Единственное, выдававшее ложность его игры — чуть покрасневшие губы. — Только никаких чмоки-чмоки пока играем!

— Хорошо! — принял условия мужчина, присев на одно колено перед ребенком. — Как скажешь. Во что будем играть?

— В прятки! — сначала решил мальчик, но посмотрев на Лиину, резко передумал. — Не! Лучше в салочки!

Охотник уже представил, как догонит девушку и…

— Только ты не будешь бегать за Лииной! А то вы опять только вдвоем играть и будете!

Игры вроде салочек, пряток и прочего — не единственное, чем развлекались в доме Радмилы. Например, существовала такая увлекательная забава, как «Почини крышу». Только участвовал в ней почему-то один Варн. Сам он признавался Сережке, что игра безумно скучная, но очень важная, развивающая меткость и рефлексы, ведь если плохо прицелился, и вовремя не убрал пальцы… Мужчина даже показал Сережке свои ранения, забыв уточнить, что получил их из-за невнимательности, ведь засмотрелся на Лиину.

Добродушная хозяйка нашла занятие и девушке, чтобы отвлечь от неподобающих статусу незамужней девицы любований с мужчиной.

— Сиди, вышивай! — сказала Радмила, всучив той нитку с иголкой.

— Чего вышивать то? — не понимала расстроенная таким поворотом событий девушка, поглядывая в окно на то, как мужчина ставит лестницу к сараю, чтобы взобраться наверх.

— Петушков, голубок, обереги. Чего хочешь! — отмахнулась хозяйка. — Раз у вас все так хорошо складывается, и людей вы не боитесь, то пора, знать, преданное делать.

Лиина так и выронила цветные нити. Те покатились по полу прямо к стене. Хозяйка подняла, опять вложила в руку девушки. Присела рядом, чтобы успокоить разнервничавшееся дитя.

— Чего пугаешься? Варн, конечно, и смотреть не будет на то, что не богаты. Но ведь для приличия надо бы подготовить простыни, полотенца, рушник, наволочки. Эт традиция такая. Приличная девица должна иметь хоть сундук какой. Завтра ощиплем гусей, сделаем тебе подушки хорошие. А потом сошьем лоскутное одеяло, чтоб под ним сладко спалось. — Убеждала она.

«Если уж ты так хочешь сыграть в эту игру… Поиграем» — подумала Лиина, сдавшись на милость названной матушки.

— То есть ради меня ты готова своих гусей лысыми сделать? — хихикнула девушка, уже представив, как Радмила гордо гонит прутиком стайку лысых птиц вдоль улицы, и как ржут, аки лошади, соседи.

— И не только своих! — обрадовала та, дав понять, что смеяться над ней будет некому — соседские гуси так же под угрозой облысения. — Еще нам надо бы Варну вышить рубаху.

— Тогда нужно сделать выкройки, взять ткани, сделать замеры. — Кивала Лиина, отыскав повод выйти из дома и вновь оказаться около охотника.

— Ага… Вот сейчас как раз пойду и сниму мерки… лозинякой! А ты сиди. Начинай вышивать рушник! — Раскусила ее Радмила, взяла веревочку и пошла во двор, обмерять будущего жениха.

Долго держать их порознь ей все равно не удалось. К обеду хозяйка собрала всю семью за столом. Сережка ворочал ложкой в каше, кривилась, когда подносил ее ко рту, и поглядывал на охотника с Лииной. Те ухмылялись так, и кушали, будто им не манки насыпали, а жареной колбаски целую тарелку поставили.

— Кушай! — сердилась бабушка.

— Не хочу манку! Вон им отдай мою, им нравится! — мычал мальчишка. — Вон как лыбятся!

— Им не каша нравится… — ворчала Радмила, недовольно мотая головой.

Тогда ребенок поднялся с тарелкой в руках и подсунул кашу ястребу, сидевшему на краю полки для посуды. Ора сначала заинтересовался подношением, но потом закричал и отвернулся.

— Видишь, и ему манка не нравится! — выдал ребенок.

— Ему больше понравилось бы, если бы ты поймал сочную большую мышку и принес ее. — Сказала Лиина, и Сережа сразу задумался, где можно добыть мышь. Оставив кашу, бросился на улицу. Ора тут же полетел следом — чисто из любопытства: хотел посмотреть, как человек будет на полевых мышей охотиться.

— А ну стой, бестолочь! — кричала ему Радмила, выскочив на порог.

Сережка что-то пропел на бегу (вроде, не согласился с тем, что он «бестолочь»), чуть не попал под копыта лошади, тянущей повозку с мешками и людьми, вовремя отскочил, свернул к большим воротам и помчался наперегонки с птицей к полям.

— Ничего не меняется! — отметил моложавый, вычурно одетый мужчина, спрыгнув с телеги. Он поправил широкий, красивый пояс, одернул края знатного зеленого кафтана и огляделся. Приезжий был невысок ростом, гладко выбрит, темноволос, немного пухловат. Этот мужчина слегка поклонился Радмиле.

— Ой, да разве это не Герасим? Варн, а ну подь, погляди! — позвала охотника она. Тот, услышав знакомое имя выскочил на улицу с победным кличем:

— Гера!

Уже через пару мгновений мужчины братались и расспрашивали друг друга обо всем, что происходило в течение трех лет, пока Герасим был в отъезде. Только уйти с дороги им и в головы не пришло, потому всем приходилось обходить их. Больше всего два говорливых столба не нравились коровам. Они даже проходя попытались наступить кому-то из мужчин на ногу.

— И кто он таков? — немного ревниво спросила Лиина, рассматривая незнакомца из-за плеча хозяйки.

— А Милка тебе разве не рассказывала о старшем брате своем? Это Герасим. Он дюже вумный. Учился сначала в городской школе, потом три года служил писарем при нашем графе, который владеет землями. Говорят, его очень ценят там. — Поведала женщина. — Видать, отпросился домой, родных проведать.

— И Варн ему роднее всех? — предположила Лиина.

— Ой, да не брызжи ядом раньше времени. Это ж мужики. Друзяки. Ну на пару дней пропадут. — Совсем не обрадовала Радмила. — Ну, напьются, вычудят чего-нить. А потом вернутся к тебе под бок с повинной!

Лиину совсем не прельщало такое, она даже подумала, а не стать ли одной из тех баб, у которых мужик под каблуком… Только вот каблуков то не было. О чем девушка очень жалела.

Герасим отвлекся на секунду и уставился прямо на нее. Взгляд у него был очень странный: будто от увиденной девушки у него дар речи отнялся. И если бы от ее красоты неземной. Так ведь Лиина яркой внешностью не отличалась. Да и от созерцания прекрасного у мужчин левый глаз обычно не дергается, и не кривятся они недовольно. Варн тоже обернулся. Этот, наоборот, сиял от счастья и гордости. Жестом позвал Лиину, и та медленно подошла, чтобы быть заключенной в хозяйские объятия охотника.

— Это моя Лиина. — Не скрывая улыбки, пояснил Варн другу.

— Лиина. — Протянул Герасим, продолжая таращиться на девушку. — Твоя…

— Мы… — Не знал, как описать ему их отношения Варн, а признаться, что уж несколько раз получил отказ на предложение руки и сердца — язык не поворачивался.

— Почти помолвлены. — Пришла ему на помощь девушка.

— Почти. — Повторил за ней Герасим (насколько Лиина заметила, повторять за собеседниками было его любимейшим занятием) и, наконец, его придурковатое выражение лица изменилось. — Это интересно. Может, расскажите обо всем? Как вас угораздило быть почти помолвленными?

— А ты заходи в дом, Герасим, заходи. — Звала его Радмила. — Тут и пообщаетесь. А то чего стоять на дороге… Коровам мешать. Затопчуть ведь!

— Похоже, мы сегодня из-за стола не вылезем… — ворчала себе под нос Лиина, и вспомнила о том, что у них полно не совсем удавшейся манной каши. — Отлично, будет чем накормить дорогого гостя!

— Не ворчи! — неодобрительно отнесся к ее разговорам с самой собой Варн. — Это мой друг. Когда он уедет, обещаю, что мы сможем побыть только вдвоем!

Лиине хотелось, чтобы эпохальное событие — уезд Герасима — состоялось как можно раньше. Но судя по ехидной краснощекой морде и тому, как мужчина расселся за столиком во дворе, он собирался обосноваться в деревне на долго, а то и пустить корни в их лавку!

Предчувствие неприятностей, принесенных этим Герасимом, не давало покоя. Девушка даже подумывала заглянуть в его походный мешок и убедиться, что беды хранятся там, после чего без зазрений совести выкинуть чужую вещь в колодец. Хотя, может быть ей просто хотелось из ревности сделать какую-нибудь гадость тому, кто отбирал внимание ее любимого человека. Нет! Лиина за собой раньше подобных склонностей не замечала.

Раньше Сережка не видел старшего сына старосты. Но сейчас, насмотревшись на него с часок, Герасим показался ему… в общем, ребенок составил мнение, которое очень сходилось с Лиининым — ему тоже захотелось выбросить какую-нибудь вещь мужчины… так далеко, чтобы он за ней пошел и не вернулся. Только предусмотрительный Герасим отнес все имущество, перевозимое в дороге, домой.

— Вы двое можете сопеть, как ежики сколько вам влезет. — Смеялась над возившимися с тарелками детьми Радмила. — Не съест он вашего Варна.

— Мы не сопим! — отнекивалась девушка.

— Да! — поддакивал Сережка, черпая оставшуюся с обеда манку. Наполнил целую тарелку, с горкой и ухмыльнулся.

— Неужто распробовал? — удивилась бабушка.

— Ага! — хитро ухмыльнулся Сережа и понес тарелку во двор к большому раскладному столу, за которым сидели два старинных друга, обсуждая последние новости из города и новшества в моде на одежду, женщин и оружие. — Угощайтесь! — с этими словами ребенок поставил блюдо перед Герасимом. И немного отошел назад, чтобы лучше наблюдать за процессом поглощения ненавистной каши.

— Спасибо, — скривился тоже не особый любитель манки.

— Растите большой! — напутствовал мальчик, ожидая, когда же дяденька начнет давиться угощением. А тот повозил ложкой и подмигнул мальчишке.

— Так ведь уже и некуда больше расти! — рассмеялся Герасим, похлопав себя по пузу.

— Эт да! Раздобрел ты в городе. Все так хорошо? Ты так и не женился? — расспрашивал его Варн.

Лиина принесла еще блюд, выставляла их на стол, и внимательно слушала речи мужчин. Меж тем Герасим глаз с нее так и не сводил.

— Хотел. — Признался товарищ, зыркнув на девушку.

— И чего ж не женился?

— Пропала она. Внезапно. — Выдал Герасим уж совсем загадочно посмотрев на Лиину, когда пил из кружки. — А ты, насколько, понимаю решил второй раз счастье попытать?

Тут Лиина быстренько вспомнила о многочисленных заботах внутри дома и улизнула на первых нотках неуверенного Варнового объяснения о том, что вроде и собрался, да только невеста кочевряжится. Впрочем, когда девушка ушла, охотник вполне четко сформулировал свои намерения: «Собираюсь!». В присутствии женщин, снующих по двору или то и дело присоединяющихся ко столу, откровенно побеседовать не удавалось и Герасим предложил другу сбежать от суматохи деревенской в более уединенное место — в охотничий дом Варна.

— Я только к бате сгоняю. Возьму у него ядреной и вернусь. Помнишь, как мы от нее потом мучились? — Пообещал Герасим, закрывая за собой калитку.

— И чего он радостного нашел в том? Хочет еще помучиться? — ворчала Лиина.

Пользуясь отсутствием друга и тем, что девушка вновь оказалась в поле зрения, собирающая посуду, Варн огляделся. Сережка о чем-то спорил в доме с Радмилой и бежать с обличительным криком: «Опять целуются!» — пока не собирался. Так что Варн подкрался к девушке сзади, обнял ее и поцеловал в шею.

— Ты так счастлив! — с грустью отметила она.

— Ты ревнуешь? Это мне в пору сердится. — Раскачивался вместе с ней из стороны в сторону мужчина. — Мой друг заглядывается на тебя.

«Так может выколим ему глаза? — хотела предложить Лиина, да только в руке кроме ложки ничего подходящего не было. — Что-то кровожадной я становлюсь… Не к добру это!»

Пришлось умерить пыл и отложить орудие пыток.

— Можешь быть спокоен. Твой друг мне совершенно не нравится. — Честно призналась она, отстраняясь.

— Да брось ты. Он не плохой. — Уговаривал ее охотник, помогая собрать посуду и пообещав принести воды, чтобы девушка смогла ее помыть.

— Ты меня сватаешь, хочешь влюбить в него? — хихикнула коварная Лиина. И Варн не в шутку скрипнул зубами.

— Только посмей!

Впрочем, Варн и не собирался угрожать — просто шутил, ведь был абсолютно уверен, что Лиина ни на кого не посмотрит. Да и он лично постарается, чтобы смотреть было не на кого!

Герасим вернулся очень быстро с достаточно большой бутылью, и девушке стало не по себе при мысли о том, сколько Варн сегодня выпьет. Ей совсем не хотелось видеть его пьяным. Радовало лишь наличие действенного способа по отваживанию от спиртного — адская говорящая птица может уговорить любого не пить… ведь на то она и говорящая.

Лиина усмехнулась собственным мыслям, представив, как весело будет разыгрывать опьяневших мужчин, ожидавших белочки, а повстречавших кровожадную, разговорчивую птичку. Тогда горлица вот так прямо и ответит: «Белочка приболела, просила меня вас навестить и пригрозить: пить будете, черти к вам на сто грамм придут!»

Мечтательная улыбка сползла с ее лица, когда она увидела Герасима, пристроившегося рядом. Он вновь решил долго, насколько возможно, пытать ее своим пронзительным взглядом. Обидно, что Варн был занят и кроме, как в колодец, поднимая полное ведро, не смотрел.

— Ты хочешь что-то спросить у меня? — поинтересовалась девушка.

— Поверь, у меня много вопросов. Вот не знаю только с какого начать. — Заговорил он.

— Начинай с самого дальнего. Если знаешь, где у твоих вопросов край. — Нахмурилась Лиина.

— О! Я знаю очень много. — Сказал Герасим, ударив ее чуть ниже копчика, как какую-то подавальщицу из харчевни.

Мысли о выкалывании глаз уже не казались кровожадными. Она сжала в руке тарелку, и замерла, взвешивая, сильно ли обидится Варн, если в результате случайного приземления посуды на голову одного нахала, у него одним другом станет меньше. Ну или прибавится на одного контуженного товарища.

— Идем? — охотник тут же оказался около них, чмокнул Лиину в щеку, и увел товарища, даже не подозревая от какой беды! А тот подлец еще шел и оборачивался, ухмыляясь…

 

Глава 17

Три года ничего не изменили в лучших друзьях. Им по-прежнему казались смешными одни и те же шутки, их взгляды оставались одинаковыми на многие вещи. Даже интерес в женщинах сходился. Собственно до последней темы их разговоры как раз и добрались.

Сделав добрый глоток самогона, Герасим, сидевший на скамье под стеной дома, задрал голову к звездному небу и задумчиво произнес, качаясь в такт кронам высоченных деревьев:

— А она у тебя ничего такая…

— Лиина? Не ждал одобрения, но я горд. — Хмыкнул Варн, слегка захмелев от количества выпитого, которое пока глушило уколы ревности.

— Я знал одну девушку… — Продолжал товарищ. — Очень на нее похожую: те же глаза, те же губы, такая же фигурка и родинка на правой груди… У твоей Лиинки то родинка такая есть?

Варн отнял кружку ото рта и очень не добро посмотрел на друга. За сегодняшний день Герасим второй раз балансировал на грани, и если от разбитой об его голову посуды мужчину спас друг, то сейчас этот самый спаситель мог и хорошенько накостылять.

— Чего так смотришь? Да шучу, шучу я… — развеселился Гера, перескочив на историю не сложившихся отношений. — Так вот я за ней ухаживал. Цветы дарил. Угощения приносил. Наряды покупал. Звал сбежать со мной. А она…

— Сбежала. — Как-то слишком легко догадался товарищ детства.

— Да только без меня. Обманула, понимаешь. — И загадочно уставился на Варна, словно предрекая, мол, и с ним такое случится.

— Ты на что-то намекаешь? — поставил кружку на ступеньки друг. — Если ты так заботу проявляешь и волнуешься — зря. Она — не городские девки, с которыми ты связывался. Подарки от меня не просит, цветов тоже…

«Да я, как-то и не сподобился что-то подарить…» — попенял Варн, конечно, мысленно и в том Герасиму не признался.

— А другие мужики ей не сдались. Ходил тут один вокруг нее, получил поворот-отворот и больше не ходит.

— От кого получил? — хохотал друг. — От тебя или Лиинки твоей? Или не ходит, потому что больше не на чем?

И Варн усмехнулся, подумав, что действительно был близок к тому, чтобы переломать Ивану ноги, когда он к Лиине полез. Благо обошлось. А задорный смех товарища, глядевшего на внезапно задумавшегося охотника, немного успокоил. Вообще, весь этот странный разговор нервировал Варна, до сего момента. Герасим юлил, чего-то недоговаривал и совершенно ясно на что-то намекал. Однако его друг предпочитал прямолинейность: есть, что сказать, так говори и не трать время! Потому охотник присел около Геры на скамье, в надежде на истину.

— Может твоя Лиина и не такая, но бабы все одинаковы. — Заявил тот, похлопав друга по плечу. — Я таких примеров столько видел! Все они притворяются: жалкими, несчастными (чтобы мы их пожалели и защитили), недоступными (чтобы мы их добивались), сильными и счастливыми (чтоб мы не сомневались, что они и без нас прожить могут). Получают от нас чего хотят, а потом бегут за тридевять земель. И обязательно находят там какого-нибудь лопуха, окучивают его, привязывают к себе и все… Вот она была вся благодарная и твоя, а потом бац — и уже чья-то невеста.

Финал этого монолога произвел на Варна двоякое впечатление. То слово «невеста» недвусмысленно указывало на его Лиину. Уж непонятно какую цель преследовал сими словами вновь обретенный старинный друг, но либо он хотел стать потерянным, либо тонко подталкивал охотника к потере Лиины.

Сколько бы потом Герасим не шутил, а мозги Варна так и прошивала игла подозрений…

— Нет! Ну, в чем моя проблема? У меня что, судьба такая? А я не хочу! Не хочу быть бабой, на которую все позарятся! — досадовала девушка, вытаптывая ровную линию травы в садике. — Сначала тот вонючий бык в латах, потом Ванечка — божий одуванчик. Теперь еще и этот…

Придумать Герасиму прозвище, соответствующее его натуре, пока не выходило, кроме как «Гера — длиннорукий». Только обидного в такой кличке вроде ничего и не было. Так что, Лиина усиленно работала над прозвищем интереснее, успокаивая себя, мол, руки ему обязательно укоротит!

— Это не в тебе проблема! — успокаивал ее сокол, уставший вертеть головой и следить за нервным передвижением беглянки. — Просто то суть мужская. Мы, мужчины, на женщин падки. Особенно, когда те красивы… Или когда постоянной подруги нет… Или когда подруга есть, но надоела… Или…

— Все! Я поняла! — остановила его девушка. — Но не все мужчины таковы! Унка, Варн и… Квад.

— Ну, хозяин, знаешь ли вообще не человек. — Возразил Борис Васильич. — А что до охотника… То ты ж его не сильно много то и знаешь. Представь, что было бы, если б ты пожила с ним годиков пять-шесть. Может и он бы вот так, девиц щупал…

Лиина подозрительно притихла и сокол поинтересовался:

— Ты чего? Думаешь, как ему щупальца на бантик завязать? — хихикал он.

— Нет. Размышляю, чем бы в тебя таким запустить… — сквозь зубы проговорила она, и птица мигом сменила тему, чтобы не испытывать меткость и терпение беременной девицы.

— Слушай, а ты сама то чего знаешь о той, в теле которой сейчас?

— Ничего. — Пожала плечами собеседница.

— А Герасим, видать, знает… — натолкнул ее на мысль сокол.

Внутри Лиины что-то оборвалось. Подлая мыслишка: «А вдруг этот гаденыш наговорит дурного Варну?» — принесла столько тревоги.

Она хотела плюнуть на все, оборотится горлицей и полететь к дому охотника. Но в очередной раз напомнила себе: «Чем чаще обращаешься, тем быстрее забываешься. Быстрее забудешься — принесешь смерть не родившемуся!». И скрежеща зубами, отправилась на боковую, уж и не надеясь увидеть утром своего драгоценного охотника…

Сережка сладенько спал, обняв подушку и отобрав у Лиины одеяло. Она бы и сама спала так же, может и пуская слюнки на белые ткани. Да только сны виделись мрачные: Унка и смерть близких, Ирий (отчего-то обрывками), владарь, лица которого она не могла рассмотреть за серой дымкой. Так что, когда нежные лепестки какого-то сладко пахнущего цветка, ласково тронули ее губы, девушка чуть не подпрыгнула на кровати, вообразив чудище, полезшее с лобзаниями перед тем, как съесть.

— Тише! Не пугайся! — зашептал до воли знакомый голос от окошка.

Приподнявшись на локтях, Лиина увидела охотника с первыми лучами солнца, пришедшего к ней. Он держал в руке целый букет ночных фиалок. Их запах наполнил всю комнату.

— Подумал тут недавно, что ни разу не дарил тебе цветов. — Сказал он.

— И ты решил это исправить? В такую рань? Петух еще не кричал даже! — Лиина ворчала исключительно из требований традиций отшивать сластолюбцев (если конечно это не законный супруг). Сама же прижимала к груди букет, жадно вдыхая аромат. Мужчина был доволен произведенным эффектом и не мог не улыбаться, любуясь счастливой женщиной.

— Выходи ко мне. — Позвал ее Варн.

— Дай мне минутку. — Попросила она, отважившись впустить в свою новую жизнь немного романтики, о которой могла только мечтать, слушая красивые песни о любви в Ирие.

Пока охотник ждал, отойдя на пару шагов от дома, Лиина судорожно вспоминала, куда самовольно утопали ее лапти. Подлые прятались под самой стеной, под кроватью вместе с Сережиными штанами, теми самыми, которые он неоднократно отказывался надевать, утверждая, мол, ткань «кусается».

— Совещание там что ли устроили? — усмехнулась девушка, но обуваться не стала. А быстро надев сарафан и не успев завязать косу, подхватила лапти и поставила ногу на подоконник, решив, что можно вылезти через окошко дабы никого не разбудить.

— Куда драпаешь? — поймала ее за волосы хозяйка в ответственный момент раннего побега и стремлений к подвигам любви. И потянула назад.

— Ай! Ай! Так за водой для тебя, матушка! — пыхтела, выворачиваясь девушка.

— Ага! А Варн стоит тут — колодцем прикидывается? — рассердилась Радмила, но орать не могла, потому злобно шипела, чтобы не разбудить Сережу. — А ну, иди сюда, подлец! Щаз вы у меня оба напьетесь!

Охотник с повинной пошел в обход дома, чтобы войти через двери, как полагается, а Лиину выволокли в другую комнату…

— Проучи их, бабуля! — наставлял, зевая ребенок, и без сомнения участвовал бы в трепке, да перевернулся на другой бок, предоставив полномочия воспитателя Радмиле Меркуловне. А та уж расстаралась, собираясь хорошенько проучить сладкую парочку, не имеющую ни капли совести и понятия о нравственности. Начала хозяйка с допроса, строго так вопросив у нерадивой дурехи:

— Сдурела?

Лиина нервно хихикнула, явно подтверждая, а Радмила спорить не стала — всяко от любви случается… и разум теряется… и совесть… Кстати, именно ее, а еще и благоразумия кое-кому не доставало! Стало быть привить следовало парой-тройкой ударов тряпки по заду. Что хозяйка и сделала. Лиина урок воспринимать отказывалась и бегала от воспитательницы.

— Если ты в подоле принесешь? — сурово спросила хозяйка, надеясь хорошенько усовестить никчемную девицу.

У Лиины чуть не сорвалось с языка: «Так ведь ужо, матушка! И ходить никуда не пришлось!». Но хозяйка тут же сменила тон.

— Я не против понянчить карапузов! Ты только все по правилам делай. Замуж сперва выйди. Обручись с Варном, чтоб люди потом ни в тебя, ни в ребенка пальцами не тыкали. — Поучала полушепотом она, но ее все равно услышали.

— Я эти пальцы им пооткручиваю! — пообещал подоспевший виновник проблем… и как раз вовремя — к звучной затрещине, спикировавшей прямиком на его затылок. В отличие от Лиины, ему благоразумия после сего прибавилось.

— Здоровый мужик! Женат был, а что творишь? Как пацан себя ведешь! — отругала его Радмила и была совершенно права, что Варн без сомнения признал.

— Ну, прости нас, матушка! — потупился ухажер.

— А вот не прощу… Пока сватов не пришлешь!

Варну ничего не стоило прямо завтра или даже сегодня прислать тех самых сватов. Однако он с опаской посмотрел на Лиину.

— Но ты не торопись. Мы еще приданное не подготовили. Так что до праздника подождем. — Опомнилась женщина, и мужчина с облегчением выдохнул.

— Все так замечательно складывается! Только меня никто не спрашивает хочу ли я замуж! — пробормотала недовольная Лиина. На нее уставились сразу двое. И глядели так злобно и сердито, что девушке сделалось бы дурно… но…

— Поздно! — чуть ли не зашипел Варн.

— Эт чего это поздно? — на всякий случай уточнила Радмила и потянулась за скалкой. Правда не определилась кого первым удостоить чести получения шишек.

— Не в том смысле. — Сразу оправдался мужчина. — А в том, что я ей другой выбор сделать не позволю.

— Знаешь ли, у нас мужиков в деревне — валом! — в шутку пошла наперекор ему девушка.

— Ну да. — Хмыкнул оскорбленный жених.

— Красивые есть, работящие есть, авось и знатный какой приедет…

— Ты бы лучше к ним присмотрелась. — Посоветовал Варн, скрестив руки на груди. — Один кривой, другой хромой, третий одноглазый…

— Так не было у нас таких. — Не подумав, выдала Радмила, надевая фартук. Она слегка успокоилась, когда услышала их шуточный спор и решила не тратя времени, приступить к готовке.

— К вечеру будут! — пообещал охотник, развеселив Лиину.

— В общем так, голубки мои! — остановила приступ веселья хозяйка. — Наедине вы больше не останетесь. Чтоб до самого праздника, Варн, ноги твоей в нашем доме не было! Каждый будет заниматься своими делами: ты, как мужик, халабуду свою обустрой, чтоб жене было, где развернуться, а ты, Лиина, — садись и преданное шей! Во как я все славно придумала!

— Славнее некуда, — девушка спала с лица. Сердце зашлось в протесте такой несправедливости. Она посмотрела на Варна. Мужчина старался не выдать эмоций, однако по нервно подергивающимся желвакам, становилось понятно, что ему тоже радости подобное решение не принесло.

— То есть вообще не видеться? — уточнила она, собираясь впадать в категорическую истерику и вообще объявить, что замужество ей не сдалось, коль на то пошло!

— Да разве ж недельку не потерпишь? Тут осталось даже меньше! — убеждала ее Радмила, считавшая, что семь дней в разлуке влюбленным пойдут лишь на пользу.

Варн крепко сжал руку девушки в своей.

— Семь дней — это ничто… — попробовал убедить больше себя, чем Лиину, мужчина. И повернулся к Радмиле, испросив дозволения: — Но, можно ли я…

— Ой, да поцелуй ужо, чтоб было о чем помечтать на досуге. — Рассмеялась Радмила, отворачиваясь к печи.

Варн обхватил тонкую талию Лиины широкими ладонями, прижал девушку к груди своей сильной, и поцеловал жадно-жадно. У нее даже рассудок затуманился. Она совсем не понимала, как прожить неделю без этого мужчины. И как она будет жить дальше, если не сможет отыскать способ не возвращаться в Ирий.

— Всего семь дней… — Шепотом проговорил он.

— Не пройдет и дня, чтобы я о тебе не думала! — в тон ему ответила Лиина, не собираясь разжимать крепкие объятия и отпускать любимого. А он усмехнулся. Варн не мог выбросить ее из головы с первого дня встречи.

 

Глава 18

Разлука началась незамедлительно, молниеносно — словно с противным звуком оборвали струну. Радмила и не думала, что все обернется так печально. Обычно веселая и счастливая, бойкая Лиина гасла, будто свечка. По утрам ей было совсем туго, а на протяжении дня, чем бы она не занималась, печально посматривала в сторону леса, аки волк, скучающий в неволе. Лишь вечером хозяйка видела улыбку девушки. Но она даже не догадывалась о причине. Да и кто догадался бы!

— Я за водой! — выкрикнула девушка, ступая за порог, и быстро скрылась, не успев выслушать возмущений ни хозяйки, ни ребенка, который хотел составить ей компанию.

Чтобы не испортить собственной легенды, она набрала воду и оставила ведро чуть подальше от колодца, прикрыв ветвями и соломой. А то, возникнет тысяча и один вопрос о том, чье ведро, почему стоит бесхозное, и кто его тут бросил. В общем, хорошенько продумав свои действия, Лиина спряталась там, где никто бы ее не увидел — в высоких кустах малины. Без малейшего труда обернулась птицей, оставив одежу на земле, и взмыла над деревней туда, куда влекло ее сердце — в чащу лесную к небольшому охотничьему домишке, где по всей поляне раздавался монотонный звук пилы, терзающей несчастное дерево. Варн делал каркас для будущего супружеского ложе. Он уже успел починить стулья, стоящие около входа в дом. Более того — в хоромах холостяка появились новенькие шкафы и полочки. В общем, не спалось и не сиделось мужчине на месте, вот и нашел он себе тысячу занятий, чтобы не нарушить обещание, данное Радмиле Меркуловне — не появляться у них в доме вровень семь дней. Потому работал он максимально быстро, стараясь не думать и не чувствовать… Ора пристроился на одном из уже отшлифованных бревен и тоскливо наблюдал за пилой, грызущей дерево. В его взгляде так и читалось: «Хозяин, лучше б ты на охоту столько времени потратил!». К сожалению птицы, Варн читать ее мысли не мог, да и языка не разумел. Зато Оре, как единственному компаньону в эти дни, пришлось столько всего выслушать: и о том, что хозяйством занимался какой-то дурак, потому в доме все прогнило и поломано, что пол менять надо бы, что крышу чинить, дымоход чистить. Ора смотрел на того самого дурака и мог только голову наклонить в знак согласия с хозяйским мнением: «Давай, дурачинушка! Чини уж, стыдоба ты наша!». А еще ястреб узнал много чего интересного и лично для него непонятного, кроме одного, с точки зрения пернатого надсмотрщика, совершенно ясного — охотник скучал.

— Может, ну это все? — спросил он у ястреба, невольно вселив в того надежду поохотиться. Птица даже радостно растопырила крылья, но тут услышала то, после чего едва ль не рухнула от досады на землю: — Пойти вечером к ней? Сказать Радмиле, мол, извини матушка, но сил более нету!

Ора отвернулся, сделал вид, что чистит лапы.

— Ну да. — Выдохнул мужчина, присев около птицы и утерев пот со лба. — Вон и мне сдается, что ничего хорошего она в ответ не скажет.

«Еще и на подзатыльники расщедрится!» — подумала горлица, прячась среди ветвей березы.

— Руки бы ее коснуться… — Тяжело вздохнул Варн, посмотрев на собственную широкую ладонь.

Ора даже оживился, интересуясь, о чьей руке речь.

— Не Радмилы. — Тут же ответил ястребу он. — Нежной, теплой руки… У меня душа наизнанку. Мне выть хочется… А я тут с тобой говорю. Мне бы с ней парой словечек перекинуться.

«Запросто! — откликнулась мысленно горлица. — Сейчас только перекинусь… Ага! — остановила она себя от поспешных решений. — Выйду к нему голая. То-то разговорчик получится! Он еще сперва обрадуется, а потом ненавязчиво поинтересуется (когда волнение пройдет), чего это я такая вся, красота, без одежи по лесу шастаю! А я в ответ: к тебе, родимый торопилась!.. Не! Придется подождать…»

Только Ора посчитал, что ждать смысла не имеет. Он поднялся на растопыренных крыльях и метнулся вперед, изловить вредную горлицу, чтобы приволочь ее хозяину — а тот пущай сам разбирается чего с ней делать: целовать или в суп бросать.

— Ты из меня перья все повыдергаешь! — ругалась, вырываясь птичка.

Ястреб нарочито хватал клювом за крылья и хвост, тянул на себя, точнее в сторону хозяина. Лиина цеплялась когтями в ветку, лишь бы не упасть. Трепыхалась.

— Да перестань же! — клюнула его, чтобы освободиться и улететь подальше. Но Ора не отставал еще долго, преследуя беглянку почти до самого края леса, где начинается уже более широкая тропа, ведущая к деревне. С ним горлице не состязаться в скорости. И могла бы она вполне попасться. Однако, спаслась. Да и то, остановила ответственную за тоску хозяина птичку не совесть, и не крик горлицы «Отстань, зараза!», а широкая лапа ели, в которую ястреб попросту вписался клювом. Лиина села на дубе, услыхав странный звук позади, и лишь рассмеялась, когда преследователь рухнул куда-то вниз, забавно крякнув. Да и полетела прочь.

Она еще долго потешалась, воспоминая, как сосредоточенный, поглощенный погоней ястреб встретился клювом с веткой.

Одеваться в кустах малины — весьма неудобное мероприятие: колючие ветки тянут ткань сарафана, стягивая и норовя его порвать. Лиина чуть ли не прокляла себя за глупость прятаться в подобных местах. А когда, еще и выползая из кустарника, уперлась в кого-то, не смогла сдержаться, чтоб не обронить пару не печатных словечек. Однако уронив, пришлось тут же поднять и переадресовать их тому, кто сумел так незаметно подкрасться:

— Чтоб тебя…! — выругалась она.

— Тебя приятнее! — послышалось шокирующее в ответ, и широкие ладони с толстыми пальцами обхватили бедра девушки.

— Щаз тебе так приятно будет! — выпалила пойманная и со всей дури ударила ногой… не особо рассчитывала попасть, но оказалась на редкость меткой. Отошла и оценила ярко алые краски лица Герасима, корчащегося от боли. Чувство мести так и придавало решительности да радужного настроения. Лиина ухмыльнулась, подумывая, а не закрепить ли триумф еще какой-нибудь выходкой.

— Раньше ты была покладистой, тварь лживая! — пыхтел мужик, наверное, удивленный точностью удара.

— Не пойму я что-то, — нахмурилась девушка. — У тебя, видать, со зрением плохо? Ты путаешь меня с кем-то?

— …ка! — сцедил Герасим, и как-то неимоверно быстро выровнялся, чтобы ухватить ее за косу. — Ты — тварь! Думаешь, раз сбежала, так другим человеком стала?! Я знаю, кто ты! Грязная, продажная, тряпка! Твоя цена — три медяка! Я сам платил за твое тело эту цену…

Исцарапав мужчине лицо, она выкрутилась, вырвалась и отошла подальше, чтобы перевести дыхание, и быстро придумать короткий план побега.

— Не знаю, как было раньше, потому что было то не со мной, но сейчас я обойдусь тебе в два раза дороже — некоторыми частями тела, которые тебе явно жмут! — намекнула девушка, и когда ее попытались поймать, ударила в лицо маленьким кулачком.

Герасим крякнул, хватаясь за нос, мигом потекший кровью. Свирепея с каждым мгновением, он не собирался давать ей спуска. А Лиина нашла только один выход — бежать, к Радмиле и честно все рассказать, пожаловавшись на странное поведение сына головы, сбрендевшего вовсе не по ее вине. Но от ненормального отделаться было не так и просто. Пришлось вновь искать помощи у колючего кустарника — девушка умудрилась пробежать меж рядов малины и вынырнуть с другой стороны, а мужчина мало того, что споткнулся об ведро, так еще крепко зацепился за колючки, сетуя (исключительно матерно) на змею-бабу, на отвратительный нрав малины, которую он никогда не любил!

— А что вы тут делаете? — с радостным воплем из того же кустарника выскочил Сережка, и бросился к девушке.

— Играем, дружочек. В салочки… — ответила Лиина, не выпуская из поля зрения неугомонного мужчину.

— А что у дяди Герасима с носом? — наивно спросило дитя.

— Солнечный лучик ударил… — нашлась девушка, не став уточнять, кто исполнил роль лучика.

— Прямо в нос? — спросил Сережка, округлив от удивления глаза.

— А может и в голову, — в сторону проворчала девушка. — Вот такой меткий лучик…

— И сильный! — кивал ребенок.

— Да-да. — И пока мужчина не выпустил на волю бранные словечки, не достойные детского слуха, подтолкнула ребенка прочь. — Пойдем, Сережа. А дядя Герасим посидит в тенечке, может ему станет немного легче… В голове прояснится, память вернется, пары алкогольные выветрятся. Идем…

Крепко ухватив мальца за плечо, Лиина торопливо зашагала, увеличивая расстояние между ними и лучшим другом своего жениха. В голове все маячила назойливая мысль, что прежняя владелица тела и впрямь была знакома с этим отвратительным мужчиной. Хуже того:

«Надеюсь, это не твой папка, маленький! С таким мужиком и впрямь проще утопиться, чем жить!» — вела диалог со своим не рожденным ребенком девушка.

— Что ты видел и слышал? — спросила она у шагающего рядышком мальца.

— Герасим — плохой! — выпалил чем-то оскорбленный Сережа, надув губы, впрочем, мигом оживившись от некой злорадной мыслишки. — А можно в него из рогатки стрелять?

— Хи-хи, я бы стрельнула! — сорвалось у Лиины, тоже повеселевшей. Однако пришлось вернуться к мудрости взрослых, и заявить: — То есть, в людей не стоит… — Мнение ее опять изменилось, заставив язык сболтнуть: — Только если в плохих… И только после меня! Ах да, Сереж, Варну — ни словечка! Хорошо? Мы же не хотим поссорить его с лучшим другом?! Варн расстроится.

— А зачем ему такой друг? — вполне разумный вопрос напрочь сбил Лиину с толка.

— Может и незачем, да только не нам судить! — ответила она. — Думаю, Варн и сам когда-нибудь поймет, какого человека зовет другом.

Радмила Меркуловна стояла у калитки, мысленно (судя по взгляду) перенеслась в кузницу. Женщина часто и тяжело, с печалью, вздыхала, поглаживала дверку уставшими, опухшими от работы пальцами, и приговаривала: «Старая ты для таких глупостей!»

— Для глупостей возраст не важен! — уверенно заявила Лиина, вернувшаяся от колодца вместе с Сережкой.

— Только, когда ты молодой глупости еще прощаются. А вот, когда старый… — улыбнулась хозяйка.

— Иди, и смело делай глупости! Мы с Сережей тебе все простим! — убеждала девушка.

— Не подбивай меня на такие вещи! Я не могу. Я старая и должна подавать пример молодому поколению, да и за тобой кто-то же должен присматривать, чтоб ты в лес, как волчица не убегла! — отпустила ей воспитательный подзатыльник Радмила. — А ведро где? Где вода? Я стою, жду, думала компот сварить…

Лиина оглянулась назад. Ковылять обратно к колодцу, где вполне возможно наткнуться опять на Герасима с его замашками сбрендившего собственника какой-то скотины, которую он непременно увидит в тебе, не было ни малейшей охоты. Потому девушка соврала:

— Утопло ведро… — пожала плечами она, не очень искренне сожалея о потере такого важного предмета быта.

— Ты смотри — с Варна стребую! Пусть нам смастерит деревянное, крепкое, новое! — тут же размечталась женщина.

— Стребуем! — кивала Лиина. — Сбегаю, скажу ему, чтоб готовил!

Предвидя сей побег невесты, Радмила Меркуловна поймала девушку за шиворот и оттянула подальше от калитки.

— Вот как время пройдет, так и попрошу. — Приговаривала она, придумав для нетерпеливой девицы целый список заданий: прибраться, пол вымыть, дырявое белье заштопать, новое пошить, рубаху довышивать, ужин приготовить, ячмень и просо просеять…

В доме деревенского головы суетливо накрывали на стол, готовясь к поздней трапезе. Родители не могли нарадоваться сбору всей семьи. Дети же стояли во дворе, наблюдая за безмятежным закатом солнышка, и предавались традиционному занятию — лузганью семечек.

— А в городе девушке краше? — допытывалась младшая сестренка, кутаясь в подаренный братом модный платок.

— Нет. У нас самые красивые! — заверил ее Герасим, цепким взором поймав в поле зрения тонкую фигурку девушки, бегущей следом за мальчишкой вдоль улицы, к своему дому. — И честные… но не все.

Милка тоже проследила туда, куда и братец.

— У нас все девицы приличные! — заявила она. — Или ты что-то знаешь?

— Знаю. — Кивал, стиснув зубы мужчина. — Появилась у вас тут одна заразная дрянь…

 

Глава 19

Славный денек был всем пригож: и теплом, и светом, и пением птиц, и настроением с которым Лиина проснулась. До праздника последнего тепла осталось всего-то три денечка, что сулило не просто новую встречу, а соединение навеки. Во всяком случае, девушка-горлица мечтала о том — никогда и ни за что не расставаться с охотником, жить бок о бок и воспитывать детей. К примеру, этим утром ей как раз приснился сладкий сон о трех карапузах, игравших с Варном на опушке перед домиком в лесу. И ведь такие ощущения остались ото сна, будто явью был!

Улыбаясь своему собственному счастью, Лиина умылась, приоделась, помогла Радмиле приготовить завтрак, накормила Сережку. Выйдя во двор, увидела Милку — у той, настроение слишком уж веселым не было, но Лиина подумала, что вполне может поделиться с подругой и помахала ей рукой.

— Утро доброе! Ты белье полоскать? — прокричала девушка, решив составить компанию, и отправиться вместе к малой речушке, а там поболтать за делом обо всяком. Например о любимых мужчинах.

Милка, пожалуй, не выспалась. Или же внезапно стала глухой на оба уха, ведь Лиину не услышала, отвернулась, и целенаправленно пошла к реке.

— Обиделась на что? — задумалась проигнорированная, подхватила небольшую корзину со стиркой и поторопилась нагнать дочь старосты. Получилось это только на самом берегу. К тому моменту, там уже собралось пятеро утренних прачек, которых выдворили ни свет ни заря из дому: Агафья, Марья, Леська с Нинкой, да Катюша. Девушки стояли в воде, подвернув юбки за пояс, и обмениваясь шутками о парнях, полоскали рубахи, простыни, скатерти.

— Ну, а Иван, — хохотала звонкая Леся. — Представляешь, пришел, мычит чего-то. Я его и поняла то не сразу. Пока он букет мне не сунул в руки.

— И ты так сразу согласилась на гуляния? — допытывались подруги.

— И чего б нет? Он то парень не плохой.

— Так, что ж? На праздник венок от него примешь? — задумалась Марья, и мигом вообразила какой головной убор смастерит поклонник Иван, расхохоталась.

— Да… — протянула Леся. — Боюсь крапиву с папоротником спутает. Буду еще неделю чесаться.

Девушки залились смехом.

— Как водица? — спросила Лиина, поставила корзину на землю, и принялась аккуратно закатывать подол юбки, чтобы не намочить одежду.

— Очень холодная! Замерзнешь. — Не менее прохладно откликнулась Нинка. А может Лиине просто показалось.

— Простынешь. — Добавила, не глядя на новенькую Катюша.

— Сдохнешь… — брякнула Леся.

Ее «предостережения» Лиина пропустила сквозь уши.

— Раз так, не буду лезть в воду. — Согласилась она с Нинкой, забираясь на плот, и присаживаясь на краю, поближе к Милке. — Эй, Мил, чего ты такая хмурая? Неужто с Николой поссорились?

— А ты свой нос не суй к Николе. Ему таким, как ты платить нечем. Да и не зачем. — Выпалила Мила.

— Ты это о чем? — хоть Лиина и не лезла в воду, да создалось впечатление, что ее холодной, скорее ледяной, окатили.

— О том. — Коротко и невнятно ответила необщительная сегодня подруга.

— Лиин, а Лиин? — лукаво усмехаясь и подмигивая, отвлекла ее Катюша. — А Варн чем тебе платит, ась?

— За что платит? — не сразу догадалась она.

— Тебе лучше знать. — Повела крутым плечом Леся. — Вы с ним частенько вдвоем в лес ходите… Одни… А в лесу никого… Кроме вас…

— И уж точно не по ягоды ходите! — подхватила Марья.

— Может прямо в ягодах… — расхохоталась Нинка.

Лиина задохнулась праведным гневом. Ей хотелось спрыгнуть в воду, добраться до черноротых девок и потрепать их за косы… Впрочем, в воду так или иначе пришлось лезть — пока девушка пыталась совладать с пульсирующими злобой чувствами, кто-то столкнул ее корзину прямо в реку, и белье, подхваченное течением, белыми рыбками заскользило под водой.

— Смотри, твои вещички на нерест спешат! — насмехалась Марья, подстегивая Лиину.

— А я сразу поняла, кто она! Вот как увидела, так и поняла! — кривилась, глядя на бегущую вниз по течению девушку, сказала Катя. — И мужики на нее смотрели уж больно жадно. А они чувствуют, где баба легка на уговоры.

— Да-да! И уговаривать не надо! Сама вешается на них. Мне Ваня рассказывал, что она его в лес на гуляниях заманила, и полезла целоваться. А он…

— А он так и отказывался! — хмыкнула Милка. — Трусилями размахивал… Кричал: «Не подходи!»

— Агась, в дерево вжался, губы стиснул, и говорит, мол: «Уйди! Я до свадьбы — ни-ни!» — вообразила сценку из тайного свидания Марья, повеселив подруг.

Мокрая до нитки, Лиина шла с ворохом не менее сухого белья, и уже вовсе не считала пригожий день таким хорошим. Пару раз чихнув, она сложила тряпки на лавку и присела, усталая и бледная.

— Батюшки, — всплеснула руками Радмила, увидев ее. — Тебя русалки в воду утащить пытались?

— Да. За корзину схватили и — под воду. Прости, матушка, русалкам корзина нужнее была. Пришлось отдать. — Проговорила потемневшими губами девушка, вновь найдя в себе силы подняться, чтобы войти в дом, и прихватив полотенце, добраться до печи. — Дай мне, хозяйка, самогона немного…

— Конечно, дам. Корзину помянуть ведь надо! — шутила Радмила, но бледный вид девушки, с темными кругами под глазами и побагровевшими губами, слегка испугал ее. — И травками целебными сейчас закусим!

Мальчишки смастерили себе мечи из плотных палиц, выстругав на них красивые рукояти и перемотав кусками тряпиц. Дрались, воображая себя, полными отваги воинами. Сережка участия не принимал, так как постоянно проигрывал. Зато он поймал ежика, не успевшего скрыться от пронырливого ребенка, и теперь вертел колючий клубок.

— Серый, а если твоей Лиинке дать медяк она цацки покажет? — внезапно в небольшую стайку ребятни влились трое парне постарше, и один из них — тот самый Кешка, который подначивал ранее мальчишек бросать камнями в ворон — задал Сережке вопрос.

— Конечно покажет. — Согласился мальчик, представив себе «цацки»: куклы, резные свистульки, и, наверное, волчка. Однако тут же одумался. Ведь ничего подобного у Лиине раньше не видел. — Только нету у нее…

И печально вздохнул, не понимая почему старшие сорванцы так хохочут над его словами. Это же трагедия, когда «цацек» нет!

— Брехло! Я видел, что есть. — Убеждал Колька и показал руками два мячика перед своей грудью. — Вот такие!

Все снова смеялись. Сережа напряг память… Вспомнил, что в спальне стоит большой сундук.

«Может быть, цацки там!» — решил Сережа.

— Я спрошу у Лиины! — с радостным кличем мальчик со всех ног припустил домой, а толпа, бросив деревянные мечи, ни за что на свете не хотела пропустить такого веселья, и бежала за ним. Забежав во двор, ребятня молча пристроилась у раскрытого окна, подглядывая, как наивный Сережа, спрашивает у девушки, замотанной в три одеяла, сидящей на печи:

— Лиина! Лиина! Кешка обещал дать медяк, если ты ему цацки покажешь! Где они?

За окном загоготали, а Сережка впервые получил болезненную оплеуху. Причем от бабушки, разбившей посуду, как услышала глупость, произнесенную устами чада.

— Вы у меня сейчас все свое получите! — приговаривала Радмила Меркуловна, схватив лозину, которой погоняла гусей, только на сей раз применила ее к мальчуганам, ржущим, как кони. — Бестолочи! Я вашим родителям все расскажу!

Сережа ревел в три ручья, не понимая за что его так больно отлупили.

— Прекрати реветь! — остановила его Лиина, сползя с печи и встав перед ребенком на колени. Отняла кулачки от лица, чтоб не тер красные глазки. — Не слушай, что говорят другие. Не повторяй за ними, и никогда не получишь наказания за то, чего не понимаешь! Все ясно?

Сережка кивал, впрочем выяснил для себя только одно: его подставили, и кто-то должен за сие поплатиться. На следующий день Кеша обнаружил в своем любимом тайном мешке с ценностями… в общем, лучше бы дыру он там нашел. Потому как она хоть бы не пахла так мерзко!

Но до жгучей и дурно пахнущей мести сердитого наивного ребенка нужно было выждать ночь.

Радмила вернулась запыхавшаяся после пробежки по двору. Возраст мешал охотиться с лозиной за быстрым шмакодявками. Так что ни один ребенок, к ее огорчению, не пострадал.

— Вот же охальники! — пыхтела хозяйка, присаживаясь у стола, и чуть ли не сгибаясь пополам от одышки. — Ну, я им устрою!

— Не надо, матушка! — красная от лихорадки попросила Лиина, и повернулась к Сереже. — Помоги бабушке — подои козу и корову. Хорошо?

Мальчик ушел лишь потому, что итак провинился и получать нежданных наказаний задав еще пару-тройку неуместных вопросов («Зачем?», «А бабушка сама не может?»), не хотел. Зато именно в процессе работы у него и созрел коварный план детской мести, да и все необходимое сразу отыскалось.

— Радмила Меркуловна, — с трудом забравшись на печь обратно, девушка подозвала свою хозяйку. — Ты мне, что вторая мать: не дала погибнуть, согрела, кормишь, поишь…

— Ой, матушки мои родные! — всплеснула руками женщина. — Только не говори, что помирать собралась! Я тебе так скажу: ни фига у тебя не выйдет! Сейчас я тебе припарки сделаю. Потом горчичники поставим, банки… Лука нарежу, медом залью, будешь пить. А еще чесночка нарежу…

— И в нос мне заткнешь? — хихикнула Лиина.

— Если поможет, — согласилась на такую процедуру врачевательница.

— Ну да, от таких издевательств мигом жить захочется и не болеть! — чихнула Лиина, усмехнувшись. — Ты не перебивай, а послушай мой рассказ. Лучше момента не представится…

Сумерки опускались незаметно и плавно, охватывая деревеньку Гринаски в прохладные объятия. Собаки перегавкивались меж собой, проводя перекличку. В кузне все еще горел огонь, и в этом, словно в адском пламени плавилось железо, растекаясь блестящей водицей по круглой заготовке. Григорий, или попросту кузнец Гришка, сосредоточенно следил за металлом. Сегодня он между делом (то есть ковкой подков), вдруг решил сделать нечто тонкое и изящное…

— И чего это у тебя такое будет? — на голос «любопытной Варвары» Гриша обернулся, чуть не ткнув раскаленным железом в позднюю гостью.

— Потом покажу. — Пообещал кузнец, улыбаясь женщине, присевший на закопченный табурет. — Только вот зря ты так сделала — юбку ведь испортишь.

— Ну и пусть, — махнула рукой она (юбка была меньшим из зол на сегодня), и кузнец сразу заподозрил некую беду, которая гложет его собеседницу. Быстро закончил работу, поставил остывать заготовку и вывел гостью во двор, на свежий вечерний воздух.

— Признавайся, Радмила, что тебя тревожит, раз уж ты позабыв обо всем ко мне пожаловала, да прям в кузницу. — Усадив ее на лавку, он и сам глубоко вдохнул, освежаясь прохладой.

— Лиинка приболела. — Коротко ответила женщина. — А еще… — Усомнившись, стоит ли говорить мужчине некоторые вещи, все же спросила: — Ты веришь в чудеса?

Григорий задумался, огляделся по сторонам, убедился, что никто не видит, и вдруг, ущипнул ее за бока, чмокнув в шею.

— Ты мое чудо! — сказал он.

— Да ну тебя! — отпихнула его от себя Радмила и поправила платок на голове.

— Оживет твоя Лиинка! Завтра на ножки поднимется, и к празднику будет цвести и пахнуть, Варну и тебе на радость! — успокаивал ее мужчина. Однако женщина все равно выглядела слегка удрученной и ошарашенной. Смотрела весьма взволнованным и пугливым взглядом на свой дом, будто боялась возвращаться.

— Знаешь, я все раньше на Бога надеялась. Мол, все, что ни делается — от него. Пожалуй, и это тоже… — Что именно она имела ввиду под «это» Гриша не уточнил, позволив гостье выговориться. — Мне не понять многого, не для того моя голова устроена. Но, думаю, Он привел ее к моему порогу не просто так. Он забрал у меня дочь с сыном, и взамен дал ее. Забрал у Варна и родителей, и жену с ребенком, и тоже дал ему Лиину. Она заново заполняет нас — пустых и никчемных.

— Да, у Бога все продумано. Вот у меня он тоже жену забрал. Сына оставил. Я тоже опустел и овдовел. Так может ты заполнишь меня горемычного? — хихикнул кузнец, толкнув женщину в плечо и ясно намекая на супружество. — Я даже свататься приду! Слышь меня? На праздник венок тебе сплету!

— Ага, кованный! И на цепь посадишь… — хохотала, как в молодости Радмила. Но смех быстро прошел, и она снова стала грустной. На долго замолчала, уставившись в окна собственного дома.

— Ну чего ты? Я тебе вот зеркальце сделаю. Красивое! Чтоб ты посмотрелась в него и увидела, какая ты у меня еще молодая! — шепотом говорил Гриша.

— Я все думала, почему она такая странная? Почему так отличается… — словно и не слышала его, заговорила Радмила. — А она — птичка!

Женщина изобразила руками, полет птахи, и повернулась к кузнецу. Ее глаза были круглыми и большими, полными слез, и ничего перед собой не видели. Мужчина вздрогнул. Потом о чем-то подумал и принюхался к собеседнице. «Пила!» — вынес вердикт он.

— Она улетит от меня. — Радмила расплакалась, закрыв лицо руками.

Гриша приобнял ее за плечи, утешая и приговаривая, что птенчики рано или поздно все равно из гнезд родительских улетают, вьют свои собственные, однако женщина окончательно впала в расстройство. И ревела б до утра на его плече, если б две славные соседки — Клавка и Катька — не прошли мимо кузницы, обронив на ветер слова:

— Позор какой! И откуда только у Радмилы такие родственницы? — ужасалась Катерина, охая, ахая и причитая.

— Да говорю тебе! Ветренная она! На улицах Каменска веялась, продавала себя за деньги. И все о том знают. Вот кого хочешь спроси! А Ванька со Степой даже этой злыдне ворота дегтем обмазать хотели! Так Варн влез. Тоже мне защитник! Не знает на что подписался! Попортит она ему жизнь. Вот помяни мои слова! — утверждала Клавдия.

— Это кому вы кости перемываете, бабаньки добрые? — вскочила с лавки Радмила и бросилась к соседкам с таким воинственным видом, что Григорий порадовался оставленным в кузнице молотам, и прочим тяжелым предметами — попади они в руки сердитой женщине, и не было бы ни соседок, ни сплетен.

— О! Вон она — тетка приблуды лживой, подстилки половой каменской. — Протянула на свою беду Клава, и чуть не лишилась остатков седых волос. Радмила ухватилась за ее косу и потянула, опуская к земле, чтобы наступить на нее ногой, и вести дальше разговор на равных, дескать: опустили ниже плинтуса, так извольте именно с тех пор и общаться глаза в глаза.

— Вааа! Люди! Что ж енто делается! — заверещала, как резанный поросенок Катька. — Убивають! За правду бьют!

— Рада, брось, говорю! — оттягивал воительницу справедливости Григорий, сам получил в глаз от бросившейся в защиту подруги Катерины. Вспылил. Отпустил Радмилу, позволив не только патлы выдергивать, но и кусать соседок. — Ты на кого руку подняла??? — взревел он, посмотрел на бабу, и подумал, что пришибет ненароком. — Лешка! Лешка иди помоги батьку!

Сын кузнеца — крепкий, высокий парнишка — вылетел из дома, бросился в гущу вопящего и скулящего клубка, но оторвать Радмилу Меркуловну от ее жертвы и оставить без трофея оказалось невозможно. Так она домой и явилась — с клоком чужих волос и под бдительным наблюдением исцарапанного, будто кошками, кузнеца.

— Вот, привел, вашу мамку. — Сказал хмурый Григорий, щуря подбитый глаз, и косясь на притихшую Радмилу.

— Матушка, ты это?.. — при виде слегка заторможенной хозяйки Лиина даже не сразу нашлась, что и сказать. Кутаясь в одеяла, добрела до женщины, чтобы рассмотреть добытый в неравной схватке клок, зажатый в кулаке. — На тебя собака напала? Это хвост ее?

— А неча было тявкать! — выдала оправдательное Радмила, поднялась и так, глядя перед собой, побрела спать. Трофей она все-таки бросила на пол около самой двери в спальню. Лиина подобрала его. Осмотрела. Лицо ее вытянулось.

— Человеческий! — опознала она и повернулась с вопросительным взглядом к кузнецу.

Он нервно сглотнул. Лиина набрала ковш воды, предложив мужчине смочить пересохшее горло. Тот сделал несколько глотков.

— Там… — начал сбивчиво он. — Клава с Катькой глупости всякие говорили.

— Про Радмилу Меркуловну? — Лиина сразу выпрямилась, и Григорий заопасался, что и эта мстить пойдет — тогда уж соседки точно лысыми останутся. А про себя еще подумал: «Ну бабы из одной семьи — сразу видно!»

— Нет. — Ухватил ее за руку и заставил присесть мужчина. — Про тебя. Мол, в Каменске ты… ты… с мужиками… и они тебя за деньги… — Смущенно проронил он, а потом поднял глаза, чтобы посмотреть на девушку, нервно скрипящую зубами. — Я им не верю. — Поспешил убедить ее он. — Да только ты сама по деревне не ходи. Я Алешку попрошу, чтоб за тобой приглядывал или к Варну лучше сходить?

При упоминании об охотнике Лиине стало совсем дурно. Девушка присела.

— Ну да, осталось только, чтоб и он обо мне гадостей наслушался. — Вздохнула она. — Не ходите дядь Гриш. Не надо. И спасибо вам. А Алешку не смейте дергать попусту. Не хватало ему еще во всем этом выпачкаться.

— Смотри сама. — Сделал еще один глоток Григорий и оставил дом.

Лиина проскользнула в опочивальню хозяйки. Радмила лежала на постели, даже не переодеваясь в ночную рубаху. Повернулась к стене лицом. Девушка понимала, почему. После того, как она поведала свою историю, и для убедительности показала себя птицею, Радмила стыдилась смотреть ей в глаза прямо. Все взглядом искала что-то вокруг. Боялась. Не верила.

Девушка присела на пол, рядом с кроватью.

— Все же принесла я тебе не мало бед, хозяюшка. Прости. Я по-началу думала, смогу остаться ненадолго. Попробовать счастье с Варном, хоть чуточку. Хоть самую малость. А потом отдала вам ребенка и улетела бы. — Заговорила она в тишине. — Заигралась совсем. Видимо, раньше уйду. Не хочу тебя отягощать еще больше. Прости, моя хорошая!

И она оставила Радмилу, притворила за собой двери, тихонечко присела у печи. Чуть позже в доме зазвучала колыбельная о степи, да длинногривых лошадках. За пением не было слышно ни потайных шажков ребенка, бегущего из дому, дабы вершить справедливость, ни тихого женского плача.

 

Глава 20

Сплетни ширились по деревеньке так быстро, что даже ветерок не поспевал за ними. Уже утром каждая баба мусолила вести, словно косточки Лиинины обгладывала. На улице показаться стыдно было. Впрочем, Радмила Меркуловна даже из спальни не вышла. Так и сидела там, на постели, да все думала…

— Кушай, Сережа! — уговаривала мальчишку отведать каши Лиина. — Ешь! Ты теперь будешь самым главным бабушкиным помощником!

— Почему? — удивился мальчик и ложка с манкой обманным путем оказалась у него во рту. Пришлось жевать. Ребенок кривлялся, но ел.

— Потому что. — Отвечала хитрая Лиина. — А чтобы бабушка могла на тебя во всем положиться, ты должен быть сильным. Так что кушай побольше и без капризов! Договорились?

Ребенок не спорил. Лежащий на лавке сверток слишком уж увлекал его любопытный разум, и мальчонок, гадая, что в нем, даже съел еще ложек пять каши. Когда опомнился — миска опустела. Руки так и потянулись к узелку.

На стук в двери, Лиина пошла отворять и с теплой улыбкой поприветствовала давешнего миротворца. Григорий воровато осматривал помещение одним глазом, надеясь отыскать Радмилу.

— Не выходила еще. Стыдно на меня смотреть. — Сказала Лиина, не замечая, что в ее мешочке роется маленькое до жути любопытное создание.

— Она тебя любит! Успокоится и выйдет. — Уверял кузнец, похлопав девушку по плечу широкой шершавой ладонью.

— А зачем это сыр, молоко и покрывало здесь? — пристал с расспросами Сережка, дергая за уголки сверток и отвлекая взрослых.

— Надо! — поспешила снова завязать узелок девушка.

— Собираешься сбежать? — если Григорий и думал просто нанести визит вежливости, то теперь он плавно перешел в бесплатную раздачу вразумительных речей, к чему немедля приступил. — Я тебе вот что скажу: не дури девка! Бежать от того глупо. Еще вину свою тем докажешь. Да и на кого их оставишь?

Мужчина кивнул на Сережку, замершего посреди комнаты и округлившего глазенки от осознания, что вот-вот его опять бросят эти непостоянные взрослые! Ну хоть на цепь их сади!

«Кстати…» — поймал удачную мысль за хвост мальчишка, и решил начать поиски крепкой цепи во дворе, но сперва дослушать речи взрослых.

— А на вас и оставлю. Вы вон Лешку сами воспитали — хороший парень вырос. Честный и правильный. Даже не пьет… без вас. — Уточнила Лиина. — Вы ж Радмилу Меркуловну одну не оставите?

Григорий смутился.

— Не глупи! — пригрозил девушке он пальцем.

— Никаких глупостей, дядь Гриш! — подмигнула ему Лиина.

— Хорошо. Тогда я пойду. — Успокоился на том кузнец. — Не бойся, мы до правды докопаемся, а сплетниц за пояс то заткнем!

Затворив двери, Лиина повернулась и, увидев, с каким выражением лица от нее ждет объяснений Сережка, поняла, что от лжи никуда не деться, и придется врать очень искренне.

— Я собрала это все, чтобы Варну отнести. Думаю, он проголодался. Сыра с молоком захочет.

— Я за тобой слежу! — выдал мальчишка, разворачиваясь к девушке спиной и топая в другую комнату.

— Ну, следи. Из дальней комнату оно даже лучше! А при закрытой двери, так вообще отменная слежка получится! — Хмыкнула Лиина, вспоминая, что еще хотела положить в походный узелок.

Она тихонько покинула приютивший ее на время дом, решив ни с кем не прощаться, чтобы лишний раз не травмировать ни собственную, ни чужую души. Уходила ночью, не зная толком, куда идти, и как ей дальше придется жить, где быть, что делать. Просто хотела оставить позади меньшее число проблем.

— Что, наскучила людская компания? — напугал ее сокол, приземлившийся на ветку акации около дома тетки Ефросиньи, что стоял едва ли не на выходе из деревеньки, ближе к общему колодцу.

— Да, Борис Васильевич. Наскучила. — Грустно, чуть ли не плача, признала беглянка.

— Что у тебя за судьба такая, а? Все бежишь: из той жизни к шаману ушла, от шамана в Ирий, из Ирия сюда, и отсюда торопишься. А куда пойдешь то, беремчатая? Ты в лесу рожать собираешься?

— Предки наши там рожали. И ничего. Мы у них стойкие и крепкие получались! — убеждала себя девушка. — Попробую найти Айно и Харе… — поведала Лиина, хотя очень сомневалась, что сможет разыскать степняков.

— Может шаман тебя и услышит, но подоспеет ли вовремя? — вполне разумно интересовался сокол.

— Поживем — увидим. — Вздохнула девушка, предоставив возможность соколу задать очень интересующий не его одного вопрос.

— А скажи-ка мне, птичка, — сощурил глаза Борис Васильевич. — Не забыла ль ты путь к Ирию?

— Конечно, нет! Обижаете, Борис Васильевич! — недовольно хмыкала Лиина, отмахиваясь от сокола и возобновляя свою длительную прогулку в поисках нового пристанища. Вышла за ворота. И вдруг сгорбилась, голову опустила, растеряла уверенность. С каждым шагом сознавала, что не может вспомнить как добраться до заветной Границы, отделяющей миры и в какую именно сторону нужно лететь.

«Соберись! — мысленно отпустила себе пощечину Лиина. — Твое имя Аглу. Или Аглая. Ты избранница владаря!»

Напомнив себе простые, казалось бы вещи, та, которая была горлицей, воскресила в памяти до мельчайших деталей степную бытность, словно наяву увидела матушку, и как ее тонкие руки лепят глиняные горшки, и даже то, какие рисунки сама наносила на новую посуду, как играла с братьями, как слушала долгие речи Пхара. А потом перед ее взором возник Унка и дети, и владарь, темный замок в окружении воды, черная башня, где Аглая скучала, не находя себе место. А вот лицо хранительницы — матушки Пелагии — из памяти стерлось. Да и курс на юг, к солнцу тоже смазался в ее представлениях. Лиина внезапно четко поняла — она не знает, по каким таким признакам можно определить Границу.

— Парни, у вас по три медных есть? Не хотите посмотреть на что она способна? — спрашивала, язвительно так, Леся у ребят… вдруг оказавшихся вокруг Лиины, как стена. Она огляделась и убедилась — недавние друзья с хищными физиономиями сейчас глядели на нее, как на загнанную дичь. И впрямь, им удалось загнать ее в тупик. Иван, наверное, жаждал отомстить за отказ больше всех и потому его ухмылка была более сальной и мерзкой, чем у прочих. Но вот, кого Лиина уж совсем не ожидала повстречать среди охотников поиздеваться над оклеветанной, так это Милку. А она присутствовала среди задумавших недоброе, сверлила надменным взглядом подругу.

— Кота в мешке не утаишь… — ходил вокруг нее Ваня.

— Ага, особо если тот сдох и воняет! — хихикнул не к месту Степан.

— Судя по тебе, то ты этого дохлого кота съел на ужин! — зная, что сделает этим замечанием хуже, Лиина все же произнесла его вслух, стараясь насмешками просто подбодрить саму себя. Вышло не так смело, как хотелось. В животе все сжалось и сердце пару раз больно ударилось в груди.

За оскорбленного Степана тут же вступилась Нинка, толкнув жертву в плечо. Лиина не выдержала удара и упала, выронив узелок, прямо в ручищи Свасела. Марья, словно того и ждала, достала ножницы.

— А обрежем-ка ей волосы! Зачем шлюхе длинная коса, а? — предложила она.

— Не красотой, а мастерством она мужиков завлекает… — насмехалась Леся.

— И не красотой, — заржал Захар, потянув ручищи под юбку схваченной девушки.

Лиина дернула ногой. И так получилось, что одной уперлась в грудь парню, а второй исхитрилась врезать ему по подбородку. Но после этого ее больно потянули за волосы, так что она могла только крепко стиснуть зубы и терпеть, глядя прямо в глаза изуверам.

— Держи ее Свасел! — прикрикнул на друга Ваня. — А ты режь, Машка!

— Нет. Пусть вон — Милка режет. Ее она дольше всех морочила. И Николку соблазнить пыталась. Так шо, пусть отмстит за надругание! — Марья торжественно передала ножницы Милке.

Та, которую не так давно Лиина называла подругой, приняв ее в свое сердце, сделала несколько шагов поближе, пощелкала ножницами перед самым лицом девушки.

— Давай, давай, — прошипела Лиина, нарочно напомнив: — Подруженька. Отплати мне за дружбу, за веру, за помощь… За доброту!

Может быть в Милке и впрямь эти слова всколыхнули сомнения в правильности поступка, или же пробудили убаюканную сплетнями совесть, но дочь сельского головы медлила. Что не устраивало товарищей по жестокой забаве.

— Милка, режь! — приговаривали и Никола, и Ваня, и Леся.

— Слышишь, о чем тебя просят? Режь, подруженька. — Обращалась к ней Лиина. — У тебя же своего мнения нет. Ты все на других опираешься, на слухи всякие…

Милка поджала губы.

— Режь! — командовал Ваня.

И ножницы щелкнули несколько раз отсекая вместе с толстой косой и дружбу, и веру в людей. Лиина прикрыла глаза, стараясь не расплакаться. Ей не настолько было жаль длинных волос, сколько собственного обманутого сердца. Владарь был прав, закрыв для людей вход в Ирий.

— Ну вот ты и показала, какой преданной можешь быть… — горько улыбнулась Лиина.

Милка стояла ошарашенная собственным подвигом, напряженная и тихая, когда остальные просто ликовали, потрясая отрезанной косой в воздухе.

— Позор! — выкрикивали пристойные и благовоспитанные девицы.

Свасел, видя, что остальные приплясывают, отпустил Лиину, чтобы и самому попрыгать, ноги размять. Точнее уронил девушку, толкнув вниз. Она оказалась на земле, униженная, и словно растоптанная. Впрочем, ее и впрямь могли растоптать. У Ивана такие планы имелись. А девицы с удовольствием подключились бы, попинав ножками недавнюю подругу в ребра. Впрочем, Иван начал с прелюдии — плюнул в девушку.

— На тебе клейма негде ставить! — объяснила его порыв Нинка и тоже плюнула. И так стали делать остальные, пока их не осенило очередной идеей.

— Эй, братцы, а как вы смотрите на то, чтобы действительно клеймить тварь эту? Ведь уйдет из нашей деревни, пойдет в другую и будет честным людям головы морочить, рассказывая, какая она хорошая да пригожая. — Гениальностями сыпал Захар.

— Да! Метку поставим, чтобы ее сразу распознали! — поддакивал Свасел, осматриваясь, чем бы поставить знак. Сажа не подходила, грязь тоже, а бежать домой за клеймом для скота — батя отлупил бы за ночные гульбища.

Лиина попробовала уползти, но чуть не получила сапогом по животу. Благо вовремя увернулась. Ее поймали. Теперь, когда волосы были коротки, то чужие пальцы, дергающие за них, делали намного больнее. Кто-то схватил ее и потянул назад — девушка даже выгнулась, но послушно встала. Ею потрясли, а когда Лиина захотела позвать на помощь, то попросту закрыли рот. Хорошо хоть закрывали рукой, и девушке было во что впиться зубами. Теперь орал не своим голосом Никола, словно Лиина ему не за ладонь укусила, а по локоть отгрызала.

— Упырица! — рявкнул Захар, ударив девушку по лицу.

— Может не стоит? — робко встряла со своим замечанием Милка, осуществив слишком уж коротенькую попытку спасти положение. На долго ее праведности не хватило.

— Стоит! Она такого не забудет! Дрянь! — не отступал от принятого решения Ваня. — Степа, дай папироску!

Степа изъял из кармана свернутую маленькую папироску, а потом кто-то из компании подал спички. Третья же посоветовала прекрасное место для метки — на лице жертвы. Хотя четвертая предлагала поставить отпечаток на груди. Но и тут вышел спор — некоторые парни требовали поставить клеймо на заднице, желая посмотреть на то, что прячется под юбкой. А девки уверяли, что на лице знак виден будет за версту!

Как же Лиине хотелось бросить им всем: «Будьте прокляты!». Но мудрый Пхар говорил, что проклятья задевают не только тех, кому они адресованы, а и тех, кто их произносит. Только ради не рожденной неповинной в грехах крошки Лиина собиралась стерпеть издевательства и позор, даже раны.

Ваня затянулся папироской. Красный огонек отразился в глазах собравшихся. Парень подошел и примерился. Лиина ощущала нестерпимый жар папиросы, еще не коснувшийся кожи, но уже обжигающий своей близостью.

Раскаленное соприкоснулось с телом и вот дикий крик, разнесся по деревне, пробуждая спящих псов и сонных хозяев.

Сначала Лиина подумала, что это она не сдержалась. Но расплющив глаза, не увидела ни папиросу, угрожающе зависшую у щеки, ни Ивана с садистским наслаждением наклоняющегося к ней, ни других ребят. Зато увидела Алешку — сына Григория-кузнеца — гонявшегося за парнями с кочергой. Ее красным кончиком он ошпаривал каждого из обидчиков в зады, оставляя память на века об этой ночи, ну и символ порока в назидание. Трое уже лежали поверженные на земле и, держались за штаны сзади, вопя и стеная, и наверное, проникались поучительностью урока о том, что негоже толпе бугаев лезть к человеку с обвинениями, если не имеешь доказательств. Девочки, завопив, разбежались, опасаясь ненормального подмастерья кузнецова, который грозился поставить каждой клеймо на длинный язык, чтоб отучить распускать гнусности…

— Вот же, бестолочь! — посчитав, что случившегося Лиине не достаточно, Радмила отпустила ей затрещину, и чуть не утопила в бадье для купаний. Тут же сама испугалась, себя отругала, а девушку расцеловала в темечко, подула на раненую губу, и снова принялась за словесные удары. — Ты хоть башкой то думала? А я еще считала тебя девушкой мудрой! Тебе сколько лет, дурында?

— Лет сто тридцать… Может меньше. Или больше… Там время течет иначе. — Пожала плечами Лиина, натираясь мылом, чтобы скорее смыть запах поражения, позора и страха. — Его никто, кроме владаря не умеет считать. Да и смысла нет.

— Ох, и горюшко ты мое! — качала головой женщина. — Ну ушла б ты, и рожала бы в лесу? А питание? А покой и тепло?

Лиина не знала, что ответить. Потому молчала и от усталости только что не засыпала, сидя в воде. Да, не подумала, как следует. Сглупила. Но экспрессивность — характерная черта для беременных. Радмила тоже о том вспомнила… А еще как сама с мужем не рассорилась, начудив подобных глупостей.

— Хорошо, что Сережка за тобой следил. — Не замолкала хозяйка. — Хотя я ему пенделя выпишу за непослушание! Это ж он сбегал за Алешкой. И ведь тут тебе опять повезло — Алеша не спал, а бате помогал в кузне.

— Повезло… — зевала получившая с полна приключений девушка.

— Вставай, а то раскиснешь! — дергала ее за плечо Радмила Меркуловна. — Вытирайся, в теплое одевайся и иди-ка спать. А завтра новый день настанет, со всем разберемся. Я тебя в обиду не дам, так что можешь никуда не торопиться. Оставайся тут. Если что и Алешка с Гришкой прикроют.

— После сегодняшнего, мне, наверное, за Алешку замуж надо собираться. — Брякнула, не подумав Лиина. — Буду, как у Боженьки за пазухой жить.

— Раскатала губу! Алешка к Любаве свататься собрался, что в Серых Мельницах, в пятистах верстах от нас живет. Он у ней в основном и пропадает. Да и что ж ты мужиков хороших стравливать будешь? Думаешь, Варн тебя вот так отдаст кому-то?

— Боже! Как подумаю, что до него все это дойдет, так и кровь в жилах леденеет. — Побледнела Лиина. — Откажется от меня, матушка! Знаю, что откажется! Раз не из-за злых языков, тогда из-за чужого ребенка.

— Ой, деточка, любит он тебя так сильно, что людей слушать не станет… А по поводу ребенка… — Вздыхала Радмила. — Расскажи ему, как мне — все правдушку. И пусть решает. Конечно, сразу ответа не жди. Вряд ли поверит. Мне и самой трудно было.

Женщина ободряюще улыбнулась Лиине, помогла вылезти из бадьи и одеться. А потом приобняв, повела спать. Уложила, и как маленькой девочке, спела ей колыбельную. Лиина и ее малыш спали сладко-сладко, поверив, что пусть и крошечная горстка людей, да на их стороне есть.

 

Глава 21

В Гринасках все восторженно готовились к празднику последнего тепла. Позабросив обычные дела, девушки собрались в стайку, чтобы наплести из трав и полевых цветов гирлянд. Женщины хлопотали на кухнях, готовя как можно больше угощений и сладостей, но в большей степени опекались самым важным и необходим продуктом, и атрибутом празднования — спиртным. Для торжественного дня было принято варить настойку на ягодах. На сей раз честь ее создания выпала двум женщинам сразу: жене главы селения и Марфе Красноносихе. У мужчин от разносившихся по деревне ароматов кружились головы и бурчали желудки, что частично мешало им строить на центральной улочке небольшой помост с аркой. Другие же, постарше доставали из сундуков свирели, дудочки, баян, бубны, даже цитру. Не медля назначили репетицию.

Еремей Федотыч был большим ценителем музыки, но играть не умел ни на одном инструменте, если не считать собственный язык, так как голова селения искусно свистел. Собственно, даже ведя разговор, и улавливая звуки репетиции музыкального ансамбля, он посвистывал.

— Ерёма, ты еще пританцовывать начни! — посоветовал ему собеседник.

— Я могу! — ухмыльнулся староста и изобразил танец очень напоминающий передвижение хромой утки. — Гриш не порть настроение. Праздник впереди! Ты уже своей Раде венок то сплел? Глядишь, в этом году она от тебя его примет.

— Ерёма, сядь и послушай меня! Дело у нас есть, которое нужно решить прямо здесь и сейчас! — настаивал кузнец.

Староста без особого желания уселся на скамейку у столика во дворе и очень постарался удержать серьезное выражение физиономии.

— Если ты о том, что твой Леха вчера за пацанвой вокруг деревни с железякой бегал — то ничего! Эт дело молодое. Главное, никто не в обиде… — Заверил староста.

— Не в обиде? Ты хоть знаешь, из-за чего он их гонял то?

— Ой, да развлекались дети! — отмахнулся Еремей Федотович. — Сам-то что чудил по юности, забыл? Вот это забыл? — и голова поднялся, не поленился и не постеснялся, задрать рубаху и приспустить штаны, чтобы предъявить круглый, рваный шрам в верхней части ягодицы виновнику сего вечного знака.

— Ну что ты мне свой зад под нос суешь! — скривился собеседник.

— А это твоя стрела, между прочим! — припомнил глава деревни.

— Ты сам кричал «Я буду кабанчиком!», а потом еще по лесу бегал и дразнил «Не подстрелишь! Потому что ты мазила!»… Но ведь попал. — Ехидно улыбнулся ему друг детства, которого за всю его долгую жизнь больше никто не рисковал называть «мазилой». — И вообще, если б не пойло твоей мамки, и шрама у тебя бы не было…

— Ну да, и батин сарай был бы цел. — Согласился Еремей, сев обратно. — Так чего ты хочешь от меня?

— Ты даешь! — фыркнул недовольный кузнец. — Ты ли не староста, ты ли не знаешь, какие слухи по деревне бродят!

— Знаю, — как от кисляка скривился Еремей Федотыч.

— Ну? Думаешь, правду говорят? — настаивал на продолжении разговора Гриша.

— По гулящей бабе сразу видно, что она гулящая. А Лиинка — девка хорошая. Вон и Радмилу твою в чувства привела, и за мальцом смотрит. Даже нашего отшельника к людям вернула.

— Вот! — обрадовался товарищ. — Надо найти сволочь, которая сплетни распускает и пасть ей заткнуть.

— А остальные?

— Ты ль не главный тут?

— Суд, что ли устроить? — задумался Еремей.

Сговорившись восстановить справедливость, мужики ударили по рукам.

— Так, что соберем честной народ около арки? — спросил Гриша.

— Я сперва к Радмиле зайду, переговорю, а потом уж будем собирать. — Решил глава Гринасок и повернулся, привлеченный эмоциональным и красочным монологом собственного сына, повествующего о приключениях старому товарищу — кожемяке Витьке. Оба они были уже поддаты вином, закусывали сырами и грелись на солнышке с другой стороны дома.

— Я уж ее и так, и эдак повернул. А она вертится, отпирается. Тогда я ее за косу дернул и так сказал: «Я за тебя три медных платил? Значит отрабатывай!».

— И чаво? — хихикал Витька.

— Да не стоила она тех денег! Ну, фигура тощая, помацать даже не за что толком.

— А на кой же тогда ты за это платил? — удивлялся Витя.

— Вот и мне интересно! — влез в разговор отец героя.

Маленькая комнатка с печкой да столом вместила в себя четверых мужчин и двух женщин. Лиина, с короткими волосами до плеч, смотрела на Герасима так, что кузнец поторопился сесть поближе к девушке и попросил Радмилу убрать кастрюлю и скалку подальше. Радмила Меркуловна и убрала кастрюлю, а скалку решила оставить при себе — вдруг понадобится! Алексей, с неизменным орудие — железной кочергой стоял, карауля вход.

Помимо присутствующих было еще человек пять наблюдающих и полдеревни ожидающих. Первые, несмотря на почтенный возраст, топтались прикладывая ушки к двери и замочной скважине, либо не стесняясь подглядывая в оконце. Вторые, топтали дорогу около калитки, обсуждая, зачем это глава деревни притащил чуть ли не волоком своего великовозрастного дитятю в дом ко вдове.

— Ответь, Лиина, честно, — начал, сурово нахмурив брови Еремей Федотович. — Проживала ли ты в Каменске, торговала ли… собой?

— Нет! — держала ответ девушка, почти не соврав. В Каменске она была пролетом, а по рынку и пройти толком не успела. Что же касается владелицы тела, то о ней вообще ничего не ведомо.

— Так она тебе и призналась, тварь лживая! — вспылил Герасим, заслужив от отца оплеуху, что сильней только взбесило взрослого мужика. — Да ведь добровольно ноги раздвигала!

Зря кузнец переживал за несдержанность Лиины. Нервишки то сдали у Радмилы раньше. Она и на присутствие Еремея Федотовича не посмотрела — погнала по комнате брехливого щенка, опуская ему на голову скалку, да по заднице ею отходила. Алексей только тихо посмеивался, а за порог бегуна не выпускал. Герасим терпеть бы долго подобное не стал, как развернулся, как замахнулся… Да только руки у кузница оказались крепкими, реакция — быстрой. Гришка быстро скрутил его в бараний рог и усадил на лавку. Еремей заступился за сына, попросив:

— Успокойся! Давай выясним все! А потом гневиться будешь, если и впрямь виновен.

— Да где ж это видано: честную девку так грязью поливать??? — всхлипнула от злости и стыда Радмила.

— Чем докажешь, что в Каменске не жила? — спросил староста.

Лиина пожала плечами.

— Не знаю я где это. Не местная я.

Зато Герасим, желавший окончательно потопить в грязи девушку, сразу сообразил как сделать так, чтобы поверили именно ему.

— А ты посмотри, батя, у нее под рубахой, на левой груди пятнышко родимое!

Мужчины переглянулись. Нахмурились. Радмила раскрыла рот и закрыла собой Лиину.

— Не выкрутится, дрянь! — радовался Герасим.

За дверью послышались недовольные возгласы. Кто-то проталкивался к дому, требуя пропустить. Алексей обернулся, встретившись взглядом с охотником, не мало удивленным происходящим, и готовым учинить скандал. Окатив всех ледяным взглядом, Варн остановился на поникшей и побелевшей до цвета молока Лиине. Лешка посторонился впустив его, и притворил дверь, чуть не прищемив любопытные носы соседок.

— Я присяду? — спросил дозволения прибывший и сел за стол, напротив друга, внимательно изучая его лицо на предмет мучений от стыда. А Гера меж тем скис. Изобразил на физии нечто типа «Какого лешего этого принесло?» и опять попытался наброситься на девушку с обвинениями.

— Чего жмется? Пусть покажет!

Варн вдруг резко ударил кулаком по столу, да так, что стол, и все присутствующие подпрыгнули. Лиина была на гране обморока, попятилась назад и прислонилась к стене спиной.

— Что она тебе показать должна? — спросил Варн.

— Грудь! Грудь пусть покажет! — выпалил Герасим в пылу азарта, да забыл при ком и что говорит.

— А больше ничего рассмотреть не хочешь? — угрожающе предложил друг, потянувшись к рукояти охотничьего ножа за поясом.

— Тише, — уговаривал миролюбивый кузнец. — Я думаю, это все недоразумение. Радмила, ну глянь, что ли, чтоб он успокоился уже.

— Ага, она посмотрит, и соврет. Не видишь, на ее стороне она! — брызжа слюной доказывал Герасим.

— Ты б это, дружбу то не испытывал… — проговорил шепотком отец, заметив, что сдерживаться охотнику удается все труднее.

— Нет у ней никакого пятнышка. Ни на левой, ни на правой груди! — сквозь зубы прошипела Радмила. — Я на нее новую сорочку шила. И не видела никаких пятен, когда она примеряла ее. Да и степная она. Не бывала в Каменске!

Все уставились на Герасима. Спор мог продолжаться сколь угодно, только участвовать в нем никому кроме самого Геры не хотелось.

— Признай, что девку спутал. — Настаивал отец.

Сын подавился гневом. Его зубы заскрипели так, будто вот-вот полетят их кусочки в разные стороны от усердия.

— Признай! — тихо приговаривал староста.

Герасим встал, плюнув на пол и пошел к двери.

— Спутал, как же! — фыркнул он.

Алексей сделал шаг в сторону, выпуская молодого человека на улицу. Двери распахнулись, впустив в дом шумиху со двора, где, стоя на спиленном бревне Сережка, гордо вещал толпе:

— Он Лиину около колодца хватал. Гадости ей говорил!

— Как хватал? — спросил старик Никифор.

И малец изобразил, воспользовавшись помощью маленькой соседки — Светки. Та, когда ее крепко обняли сзади, замерла соляным столбом, заливаясь румянцем.

— Ну, а Лиина что? — допытывала баба Федора.

Светка как раз оттаяла и как зарядила маленьким кулачком в ухо Сережке, тот и рухнул на землю.

— Ударила. — Ответил мальчик, всхлипнув от боли. — Он за ней погнался, так она от него по кустам бегала. Даже ведро там, у колодца оставила.

Кто-то из шибко быстрых, сбегал, поглядел, принес ведро, как вещественное доказательство и потряс им на вытянутой руке, чтоб всем видно было.

— Не врет малец! — выкрикнул Никифор, осмотрев ведро.

И в одночасье вся деревня вперила очи в Герасима, гордо стоявшего на пороге.

— Ну, Гера ты даешь! На другову невесту пасть разинул!

— Девка отказала, а ты по ей грязными сапогами проехался! — цокала языком, стыдя молодого старушка Глаша.

— Сына! — мчалась по улице мамка Герасима, чтоб всех обвинить, а чадо свое защитить.

— Да чтоб вас всех!.. — недоговорил он и поторопился перехватить мать, дабы не прослыть ко всему прочему еще и маменькиным сынком, прячущимся за ее юбкой.

— Вот же скотина — так девку оклеветать! — плевала ему вслед Клава.

— Да-да, а те, кто косы резал, и клеймо поставить хотел лучше? — кивая и улыбаясь спросил Алешка, и компания молодежи понурила взоры, постаралась затесаться среди собравшихся, а лучше и вовсе спрятаться дома.

Люди разошлись, но обсуждали Герасима и его черный язык, стрижку Лиины и удивительную сдержанность Варна до самого вечера. Сережка заслужил от Радмилы медовый пряник и теперь уплетал его за обе щеки, болтая ножками на лавке. Варн же был молчалив. Сидел на том же месте, не двигаясь, не реагируя даже на Ору, который безнаказанно топтался по столу. Взгляд мужчины, болезненный и прямой, следил за Лииной. Несмотря на хороший финал истории и прекращение слухов, она оставалась хмурой и бледной.

— Сережка, пойдем, поможешь мне достать из погреба варенье. — Хозяйка, кликнула мальчишку за собой, надеясь, что наедине молодые люди смогут отыскать понимание и все вернется на круги своя. Ребенок заупрямился, заявив, что варенья не желает. — Тогда ремня дам, пошли! — рассердилась на него бабушка.

— Варенье лучше, — ворчал ребенок.

— Тогда топай вперед! — приказала Радмила Меркуловна, потянула веревку, открывая ход в подвал и впустила туда мальца. Сама спустилась и притаилась, вслушиваясь в тишину наверху.

Однако ни один из оставшихся в помещении не торопился начать разговор. Радмила даже слегка замерзла в погребе. Пока не услышала, как Варн, наконец, подал голос:

— Почему не пришла ко мне и не рассказала обо всем?

— О чем? О Каменске? О друге твоем, который считает меня девкой уличной? О слухах, которые деревней ширятся? — она не поворачивалась к нему лицом, предпочитая говорить с игривым огнем в печи.

— Обо всем: и о тех, кто клеймить хотел, и о тех, кто волосы твои резал… — шепотом, ей на ушко заговорил Варн, покинув стол, и обняв девушку.

— Ты прав был. Только не ты мне вред причинил, а я тебе, и Радмиле. — Стойкая, терпеливая, она вдруг расплакалась. Охотник развернул ее к себе, чтобы прижать к груди и успокоить.

— Больше никто тебя не обидит. Завтра я приду за тобой и заберу. В лесу нет ни этих глупых людей, ни сплетен. — Сказал Варн, и Лиина поняла почему он не живет в деревне. Усмехнулась, подумав, что мужчина совершенно прав.

— Стоит ли? Я ведь все равно бед принесу. — Она хотела рассказать все, как есть: и что бросит его одного, улетая за птицами в Ирий, и, что оставит ему чужого ребенка, которого ему придется воспитывать в одиночку. Но мужчина ничего не хотел слушать — сжав девушку, он припал к ее губам, не позволив произнести ни единого словечка.

— Теперь понятно, почему явился сегодня. Не дотерпел! — рассмеялась Радмила, которой надоело сидеть в погребе. Сережа за это время успел объесться вареньем и даже испачкаться.

— Прости, матушка! — усмехнулся ей Варн, не отпуская Лиину, и чмокнул девушку в макушку.

Пообещав вернуться следующим днем с венком в руках, Варн покидал гостеприимный дом спокойный и уверенный в своем будущем с Лииной. Она вышла на порог, помахала ему рукой, прощаясь и не уходила, глядя в спину мужчине.

— Рассказала бы ему, облегчила б душу. Он, конечно, не сразу примет, но не откажется от тебя! — напутствовала Радмила, подталкивая девушку в поясницу.

— Может быть он и такой, как Унка — щедрый, прощающий и любящий. Но даже ему не захочется страдать и воспитывать чужого ребенка. — Отказалась Лиина.

Женщины сели у очага. Хозяйка взялась выглаживать белоснежные сорочки, юбки к празднику. Полезла искать бусы в комод, предложила Лиине на выбор: из яшмы или янтарные. Девушка взяла в руки последние и задумалась, перебирая крупные бусинки.

— Знаешь, лучше ценить каждый день, проведенный вместе, чем потом терзаться из-за ссор или упущенного счастья. Если б я знала, что муж мой рано починет, думаешь скандалила б я с ним по три раза на дню? У тебя будет целая вечность для сожалений! Так сделай так, чтоб было о чем помнить там… в другом краю.

Задумчивый взгляд девушки остановился на лице приемной матери. Лиина перестала вертеть бусы, подумала: права ведь. Там, в мрачном Ирие будет лишь не менее мрачный и холодный Квад, да четыре стены. И ей ничего не останется, как выть, да об камни биться. А ее крошечное счастье будет здесь — по другую сторону Границы. В то время, как ее вечность будет пустой и скучной, жизнь тут будет развиваться уже без Лиины.

Бросив бусы на пол, она сорвалась да и побежала в лес, догнала охотника, остановила и без умолку говорила, открывая правду без остатка, дав ее испить до самого дна со всей горечью.

А потом она медленно, с трудом перебирая ногами, спотыкаясь о ветки и камни, шла домой. Продрогла от ночного холода и растирала плечи ладонями. Из головы никак не шло выражение лица мужчины, когда она выпорхнула из одежды горлицей и взмыла вверх, пожертвовав еще одним кусочком памяти об Ирие. Пожалуй, теперь Кваду придется лично лететь за ней, чтобы вернуть домой.

— Рассказала? — первым делом поинтересовалась Радмила, затворив двери на засов и накинула на девушку теплое одеяло.

Лиина ответила кивком и понуро опустила голову.

— Не придет он.

— Придет! — твердила женщина.

— Нет. Ты не видела его лица. Ты даже своего лица не видела, когда я обратилась. — Истерично рассмеялась девушка. — Да и женщине все равно, кого под опеку взять: птицу, рыбку или ребеночка. А мужчине не все равно, кого к себе в дом пускать!

Радмила оглянулась на разложенный наряд для девушки и тяжело вздохнула. Лиина бы выглядела в нем очень красивой.

 

Глава 22

Затейливая музыка мешалась с веселыми криками играющей на улице ребятни. Дети сновали меж столов, забавлялись прятками и иногда тащили из-под рук мамок вкусности. Очень добрые мамки (это те, которых дети еще не достали, и у которых выклянчили всего по одному прянику), делились сладостями, остальные (коих было гораздо больше) лупили по рукам, приговаривая, что до вечера потерпеть надобно!

Многие незамужние девицы уже получили венки, как приглашение выйти замуж. А некоторые могли бы получить, если б мамка или папка не встали раньше и не выкинули принесенное кем-то явно недостойным гнездо за сарай. Лесе Иван вручил венок лично, широко улыбался, родителям кланялся. Окрыленная девица проходила в венке благоухая травами почти до самого вечера… Зря она волновалась, что парень вплетет, не распознав, крапиву. Крапиву он отличать умел. С цветами все было гораздо хуже. Когда, ближе к началу торжества белые цветки в венке почувствовали влагу в воздухе и решили раскрыться… Это выглядело красиво. Однако оценить красоту никто не решался. К Леське противно было подходить ближе чем на три метра и даже стоять только по ветру. Пахли местные белые ночные цветы омерзительно. Росли они на болотах. Называли их «ночниками» в честь ночных горшков… И детям с малых лет объясняли, что рвать их не стоит, иначе руки при малейшей влаге начинают одурманивающе вонять. От запаха можно было избавиться лишь забив его ароматом уксуса. Леся проревела несколько часов, решив отказаться от такого суженого с его зловонными подарочками. Иван не понимал за что на него обижаются. Он преспокойно пил самогон и занюхивал теми самыми цветами. Лесю утешало только то, что были девицы, которым венок вообще не принесли.

Лиина не выходила даже во двор. Сережка веселился, Радмила собиралась уйти на праздник с Григорием, а девушка намеренно отстранялась ото всех, планируя провести вечер в слезах-печалях.

— Пойди, развейся. — Уговаривала хозяйка, приплясывая на месте, как молодица. На ее голове красовался не слишком опрятный венок, больше смахивающий на краденное гнездо. Лиина даже могла поклясться, что видела там пару червячков и скорлупку от яиц. Однако такими замечаниями испортить романтическое настроение Радмиле Меркуловне не смог бы никто. Она еще разок посмотрелась в маленькое зеркальце на длинной ножке и улыбнулась. Глаза ее светились. Подарок кузнеца пришелся по вкусу. Пожалуй, ей в молодости таких сюрпризов не преподносили.

— Даешь разрешение? — поклонился девушке кузнец, заглянувший в дом за Радмилой.

— Чего это вы у меня спрашиваете? — отшатнулась Лиина. — Я ж ее в погребе от вас не закрою! Да и ваша она всецело… Да и погреб не закрывается — щеколда сломалась…

Гриша растянул на физиономии улыбку шире некуда и, предложив хозяйке опереться на свой локоть, повел ее на гулянья, напоследок заявив, что щеколду починит.

Лиина присела у печи, и чтоб не было скучно затянула песенку, которую оборвал назойливый стук в двери.

— Лиина, ты тама? — кричал Сережка, барабаня ногой в дверь. Руками он придерживал низ рубахи, чтобы не растерять ни одного бублика. Запасливый ребенок нес дармовые сладости в дом, и прятал их по всем банкам, какие находил. Даже иногда, не проверяя пусты ли они. Так в доме появилось новое блюдо: пряники маринованные в соленых огурцах. Выгрузив богатство в очередную большую банку, он прикрыл ее салфеткой и потянул девушку за юбку. — Пошли гулять! Мы с тобой вместе больше баранок насобираем!

— Лопнешь! — предупредила его Лиина.

— Я ж не сразу все съем. Мы в баночку насобираем, а потом неделю в сладостях отказывать себе не будем! — фантазировал Сережа.

— Вот если найдешь для меня пряник-птичку, я пойду. — Схитрила девушка, зная, что формочки птичек ни у кого из женщин в деревне нет, и никто подобного не лепил. У детворы пользовались популярностью зайчики и свинки. Сережа, все равно убежденный в победе, помчал на поиски, и Лиина вернулась к прерванному занятию. Только присела у печи, только накинула теплый платок, настроилась на проливание слез, как в двери постучали уже более тактично. На пороге ей поклонились Алешка и голубоглазая, русая, с длинной толстенной косой девушка, получившая красивый венок из таких же, как и цвет ее глаз, цветов (стоило признать, что у Лешки вкус был отменный).

— Коль нам становится родственниками, — начал парень, — то давай-ка ты, сестрица, собирайся. Мы не дадим тебе киснуть одной.

— Будем киснуть вместе! — брякнула Любава и сама же расхохоталась.

Ее задорный смех, и добрый взгляд, заставили Лиину уступить парочке. К тому же, девушка поняла, что погоревать, поплакать ей попросту не дадут, а злиться на будущих родственников, ко всему прочему, спасших ее, негоже! Она нарядилась в приготовленный еще со вчера наряд. Осмотрев себя со всех сторон перед зеркалом, оказалась довольна увиденным, хоть красоваться было не перед кем. Зато было кому утереть нос!

— И кому такая королевна достанется? — приговаривала Любава.

— Тебе, мой владарь… Только тебе… — угрюмо прошептала девушка, и попробовала взбодриться: приосанилась, развела плечи, задрала голову. Убедила себя, мол, действительно королевишна — пущай остальные завидуют!

— Нашел! — примчался Сережка, продемонстрировав пряник.

— Что это? — заинтересовался Лешка, рассматривая находку.

— Птичка. — Уверенно выдал мальчик.

— Думаю, сначала это было свинкой. Но чьи-то зубы сделали из нее ласточку. — Рассмеялась невеста названного братца.

— Или голубя…

— Или утку… — никак не могли определиться взрослые.

— Ладно. Принимается. — Согласилась Лиина. — Но есть я ее не буду. Ты надкусывал — ты и ешь!

И отдала пряник обратно мастеру фигурного надгрызания.

Опрокинув по несколько стаканов ягодной настойки (к слову, после случившегося, настойку, приготовленную женой старосты пить не рисковали, опасаясь, что туда подмешена какая-нибудь бурно действующая трава), стар и млад пустились в пляс вокруг украшенной цветочными гирляндами арки. Как-только стемнело мужчины смастерили факелы и подожгли их. Молодые парни соревновались за право добыть в шуточной битве новенькие кожаные сапожки для своих избранниц. Забавно, что не каждой бы размер подошел, но никого сей факт почему-то не тревожил. Победил в соревновании Свасел, предоставил обувку какой-то девушке из соседней деревни… Девушка была крупная, под стать парню. Сунула она ножку свою, пухленькую в сапожек… И не важно, что жал и в пятках, и в пальцах, и везде.

— Разношу! — убеждала подруг гордая девица, весь вечер прихрамывая на обе ноги, а под конец праздника вообще щеголяя босиком, так как обновки не выдержали ни танцев, ни ходьбы, ни веса хозяйки, лопнув по швам…

Лешка и Любава втянули Лиину в хоровод. Средь мелькавших лиц, она усмотрела и Герасима, казалось бы, предающегося повсеместному веселью. Но только они столкнулись взглядами, как Лиина заметила кипящую в его глаза затаенную злобу. Порадовалась, что этот человек завтра уезжает, и в деревне все снова будет как прежде.

Танцевали и Радмила с Гришкой. Причем кузнец так разгорячился, что подхватил свою суженную на руки и закрутил вокруг оси. Лиина подозревал, что это было специально спланировано, так как остаток праздника ее хозяйка не могла стоять ровно на ногах, все время клонилась вбок, цепляясь за крепкое плечо Григория. Тот сиял начищенной монетой, приговаривая товарищам, дескать, так меня любимая обожает — ни секундочки без меня прожить не может!

За час до полуночи, Еремей Федотович, обряженный в просторную, не подпоясанную рубаху, и с гирляндой из цветов на шее, забрался на помост. В правой руке держал он посох с многочисленными цветными лентами, в левой — круг из плетеных веток. Позади супруга встала Полина Иннокентьевна с пустым рогом. Она подула в сей предмет и громкий утробный звук, словно на охоте, огласил начало свадебного ритуала.

— Ступите вперед те, кто согреет друг друга этой зимой и оставшимися до конца ваших дней. — Сказал староста.

Молодые люди и не очень вышли вперед, держась за руки. Лиина отступила назад, спрятавшись по тенью деревьев. Тени оказались на редкость живыми. Зашевелились.

— Ты грустишь! — заговорили они.

— Не правда! — открестилась от подобных слов девушка, посмотрела в черные глаза, улыбнулась, повертелась перед мужчиной, вышедшим из полутьмы. — Красива ли я?

Владарь едва склонил голову в знак согласия.

— Для тебя старалась. — Заявила Лиина, не дождавшись комплимента.

— Ты врешь. — Сразу понял он. — Ты научилась врать здесь.

— А ты так и не научился верить в мою ложь. Жаль. А было бы интересно. — Вздохнула Лиина. — Если пришел напомнить, то я не забыла. — Опередила она, направившись к своему дому.

— Я приду за тобой, когда настает время. — Сказал владарь.

«Конечно, ты-то знаешь, что я забыла путь!» — горько улыбнулась Лиина.

Судя по тишине позади, Квад исчез так же, как появился — бесшумно и мгновенно.

На ступеньке лежал аккуратненький венок из трав, папоротника и цветов. Лиина склонилась, поднимая его и задумалась, кто бы мог его подбросить. Вариантов было не так много. И уж конечно, надеялась она на Варна. Но почему-то не верила собственным надеждам.

Калитка скрипнула. Лиина обернулась. А он и впрямь стоял в лунном свете, смотрел на нее. И надежды расцветали в лунном свете.

— Ты принес? — спросила она.

Охотник кивнул. В душе что-то затрепетало, и девушка невольно вздрогнула, будто замерзла.

— Примешь? — спросил Варн, подойдя поближе.

— Насколько мне известно, это иначе делается… — лукаво улыбалась Лиина.

Мужчина надел на нее венок, и взял за руку. А ей хотелось повиснуть у него на шее балластом и не позволять больше никуда уходить.

— Идем, иначе опоздаем.

Обратно к арке они просто бежали, торопясь заключить и утвердить свой союз, настоящую любовь, которую испытали на прочность и сплетни, и проблемы житейские, и вера.

Староста Еремей как раз спустился с помоста, и уже подходил к каждой паре, чтобы произнести: «Отсель и до конца веков едины вы! Делите на двоих пищу, питье, радость и горе». При том он держал круг из веточек — символ вечности природы — над их головами, а супруга старосты снимала одну ленту и перевязывала ею руки брачующихся. Конечно, добравшись в самом конце до Варна с Лииной она скривилась, однако сделала свое дело, и сделала его на славу — развязать такой узел можно было только при помощи ножа. Охотник сначала скривился от боли, Лиина ойкнула, когда лента передавила руку, а потом оба усмехнулись, решив не ворчать по пустякам.

Снова взвыл охотничий рог. Люди подняли головы и руки к небу. Рог провыл еще дважды. Пару раз собравшиеся громко крикнули, и обряд закончился. А дальше возобновились пляски и пения.

— Вей свое гнездо около меня для наших общих детей! — зашептал Варн перед тем как поцеловать.

Любава ухватила Лиину за руку, вовлекая в круг их общей большой семьи, которая стремительно закружилась под музыку почти до самого утра, наслаждаясь последним днем тепла. А дальше их ждали частые дожди, сырость и тепло печки, не менее горячие объятия, и ни дня в одиночестве!

 

Глава 23

Зима вступала в права, уже оттесняя осень и чувствуя себя истинной хозяйкой земель: кое-где она притрусила поля инеем. Птицы улетели на юга, хотя некоторые укрылись в Ирие, а отдельные пернатые продолжали притворяться людьми, оставаясь среди смертных.

Из трубы охотничьего домика, уединенного в лесу, валил дым, а в окнах горел свет. Женские крики перемежались с указаниями и советами, изредка изобилуя матерными словами для подбадривания. Слушая очередной вскрик охотник, протоптавший новую тропинку от ступенек до высокой ели, замер. Не на долго женщины замолчали, а потом снова закричала его жена.

Варн стиснул кулаки. В таких ситуациях он не знал, как поступить и чем помочь. Боль женщины терпели сами и разделить ее на двоих, как велел обряд венчания, можно было лишь мысленно. Хотя, если б он только мог, то Лиина никогда не испытывала даже боли от малейшей царапинки.

Вдруг инстинкты охотника подсказали ему, что на опушке он не один. И мужчине не стоило даже голову поворачивать, чтобы увидеть внезапного напарника по ожиданию.

— Я не отдам. — Сразу предупредил он.

— Ты не можешь ничего противопоставить мне. — Ответил владарь птичьего края.

— Она будет страдать там, без нас.

— Через пару веков это пройдет.

— Откуда тебе знать? — хмыкнул сердитый муж. — Известно ли тебе, что такое разлучиться с ребенком?

Владарь мог бы ответить на это: «Я позволю ей прилетать не на долго». Но понимал, что не позволит. Он больше не выпустит Аглаю за пределы Ирия. Он не выпустит ее даже за пределы замка. А Варн, понимая, что и впрямь ничем не может угрожать такому сильному существу, просто попросил:

— Оставь ее мне. Мне и ребенку. Она нужна нам больше, чем тебе. Намного больше. Наша жизнь коротка, твоя — вечна. Не отбирай у нас ее.

Лишенные эмоций глаза владаря встретились с полными отчаяния глазами охотника. Что изменило его решение — не знал и сам Квад — властитель Ирия произнес следующее, будто язык стал непослушным:

— Я могу дать лишь немного времени…

Детский плач, словно колокольчик в руках новой жизни, прозвучал бойко и уверено. Женщины в доме ликующе кричали, хвалили роженицу и рассказывали младенцу, какой он распригожий. Охотник не знал себя от счастья, хотя думал потребовать большего — оставить Лиину себе целиком и навсегда. Но отвлекшись на мгновение, понял, что требовать уже не у кого. Он даже не успел поблагодарить владаря за маленькую услугу, за скупую щедрость и просто за понимание.

— Иди скорей, дочь у тебя! — распахнув дверь, окликнула Радмила, вытирая мокрые руки о передник.

В доме прибрали, навели порядок, омыли малышку и торжественно вручили замотанное в свеженький платок чадо измочаленной родами матери. Лиина, красная от стараний, мокрая и улыбающаяся сидела на кровати. Варн присел рядом, взглянул на морщинистое личико крошечной девочки.

— Это твой папа, — знакомила их Лиина. — Слушайся его и присматривай за ним, когда…

— Когда мама будет отвлекаться. — Перебил ее муж, объяснив. — Нам дали еще немного времени.

Он нежно поцеловал ее в лоб, поблагодарив за труды и рождение дочери. А она с трепетом в душе, прижалась к его груди.

Владарь смотрел на картину, достойную холста, по другую сторону окна, где и свет не такой теплый и яркий, где не подвывает ветер. Он стоял один, никем не замеченный. А с неба сыпался первый снег в этом году, и в лесу становилось очень тихо.

 

Глава 24

Месяц за месяцем, год за годом… Они казались бесконечными. Они насыщались светом и улыбками, запахами пряностей и сушеных трав в крепком чае, ароматами выпечки, детским плачем и детским смехом, мягкими снами, пушистыми подушками, хрустящим снежком и капелями.

Раз в месяц владарь спускался на землю. Он видел, как она — его избранница играет в снежки с маленьким мальчиком, с какой любовью смотрит на мужа, слушал как поет песни вместе с названной матерью, когда собиралась ныне большая семья.

— Ты уже проходила все это. И, похоже, забыла, чем все окончилось в прошлый раз. — Приговаривал он, взмывал в небо, улетая прочь оттуда, где давно перестал быть желанным. Да и был ли вообще?

Весной все ожило. Проснулись дикие звери. Лес будто глубоко вдохнул, потом выдохнул и сказал: «Как хорошо!». С ним нельзя было спорить. И хотелось радоваться вместе с птицами, вернувшимися в свои гнезда. Черная земля обросла зеленой травой. Солнце пригревало теплее. Шумели реки и ручьи… Ну и некоторые люди оказывались на редкость голосистыми.

— Элишка! Элишка! — звали, окликали, да никак не получали отзыва в ответ.

А маленькие ножки бежали по высокой траве. Белое платьице развивалось от легкого дуновения ветерка. Ножки бежали к маме.

Выскочив на край тропинки, маленькая светловолосая девчушка с копной кудряшек на голове, хихикнула, разглядев, где именно от нее прячется мама и побежала прямиком к ней. Остановилась только, когда поймала мамины ноги, крепко обхватила ручками и задрала голову, задорно улыбаясь. Мама погладила ее по головке, подмигнув.

— Не уходи далеко! — пожурила она. — Вот, знакомься, этот дядя…

Элишка посмотрела на указанного дядю, которого сразу не заметила, и испугалась. Был он черен, как кот Черныш у бабушки во дворе, хмур и почему-то пернат.

— Да не прячься, глупенькая! — рассмеялась мама, которую дядя совсем не пугал. Она отцепила маленькие пальчики от своей юбки и присела рядышком, объясняя. — Это мамин друг. Его зовут Квад. Не бойся его. Он только с виду суров, а на самом деле очень добрый. Ну, посмотри, какие у него перышки. Правда красивые?

Мама протянула руку и ухватила край пернатого плаща мужчины, предложив и дочери его потрогать. Перышки, были мягкими и очень красивыми. Они переливались на свету голубыми и зелеными цветами. Элишка даже залюбовалась. Погладила маленькой ручкой по плащу.

— Его зовут Квад. — Сказала мама.

Девочка подняла голову, чтобы рассмотреть дяденьку с таким странным именем. Его бледность пугала ее, а черные глаза внушали ужас. Элишка боялась темноты и ночи. А этот дядя, будто вобрал в себя всю ночь разом, проглотил ее и теперь она пробивалась из него наружу, чтобы пугать. Девочка попятилась.

— Странно. — Пожала плечами ее мама. — По идее, ты должен притягивать детей. Они должны тебя любить. А она боится…

— Твоя дочь странная! — выдал не слишком разговорчивый мужчина, и девочке стало обидно.

— Это ты не приветливый! Поздоровайся с ней. Поговори! — подталкивала женщина.

Произносить «Не хочу!» было слишком поздно. Лиина усадила девочку едва ли не на руки владарю птиц. И Элишка почувствовала, что просто таки холодеет. Она задрожала. Маме пришлось срочно отобрать ее, и согревать, прижимая к себе.

— Но, но! Не бойся. — Приговаривала она, когда дочь приготовилась пуститься в истерику, и тут же не забыла упрекнуть мужчину. — Я начинаю понимать, почему в Ирие так давно не появляются птенцы… От одного твоего взгляда яйца тухнут…

Владарь не признался бы никому, но ему тоже стало обидно. И Элишка это заметила — всего на долю секунды его левый глаз сузился. Плечи слегка расправились, будто он собирался вступить в спор. Так всегда вела себя мама, когда спорила с бабушкой Радой. Но, видимо дядя ссориться не любил, он промолчал, не став возмущаться.

А мама хитро улыбнулась, подмигнула Элишке и вдруг вырвало одного перо из красивого черного плаща мужчины.

— Держи, — дала его дочери она.

Рассмотрев перышко, Элишка собрала всю отвагу в кулачок, чтобы сказать, глядя дяде в лицо:

— Спасибо!

— Ну, а ты что должен ответить? — толкнула его локтем женщина.

Взгляд черных очей с укоризной искоса направился к маме Элишки.

— От тебя не убудет, если ты это скажешь. Давай. Попробуй! Язык то не отсохнет!

— Ты итак царя птиц уже, как курицу ощипала. Так еще и слов от него каких-то требуешь! Уши отсохнут, если он заговорит! — с ветки на землю спикировал огромный, как Элишке показалось, сокол. Он важно прошелся от мужчины в черном, обошел маму, видимо, не решая, куда ее клюнуть.

Когда мама попробовал опустить Элишку на землю, девочка сопротивлялась. Непривычно большая хищная птица не вызывала у нее никакого доверия. Потому ручки ребенка цепко впивались в волосы, шею и плечи мамы.

— Что ж ты у меня трусиха такая! — ворчала женщина. — Этот сокол — хороший! Подтвердите, Борис Васильевич!

— Я — очень хороший! Я люблю детей… в собственном соку, с приправами, под картошечку! — подтвердила птица, девочка раскрыла рот. И какая-то минута возникшей тишины оборвалась самозабвенным плачем и воем.

— Зачем? Борис Васильевич! — перекрикивала плач дочери мама. — И с каких пор вы детьми питаетесь? У вас новый рацион в связи с тем, что червяки и рыба из Ирия тоже сбежали? Дайте-ка угадаю почему! Один их запугал своими взглядами, другой — дурацкими шутками?

— Извини. Плохо получилось. — Развел крыльями сокол.

— У вас получилось, а я теперь ее успокоить не смогу. — Ругала птицу бесстрашная мама.

«Конечно, чего ей бояться! — думала Элишка. — Ее они съесть не хотят!»

Не выдержав детского крика владарь взмахнул крыльями и взмыл в небо, оставив после себя еще много черных перьев, красиво кружащих к земле.

— Не выносит он такого. — Заключил сокол.

Девочка замолчала, наблюдая за причудливым танцем перьев, и поймала еще пару перышек.

— Странно, что существо, собирающее в основном чистые детские души, самих детей на дух не переваривает! — вздохнула мама, и посмотрела на свое чадо, задумчиво поглаживающее длинные черные перья. — Что, одарил тебя владарь? Храни их.

Элишка светло улыбнулась, и прижала подарки к груди. Сокол тоже улетел, а мама с дочкой поторопились в деревню, к бабушке, тетям и дядям, которые уже заждались их за большим семейным столом. Любава, кряхтя, накрывала на стол, и смеясь рассказывала, как они с Алешкой садили картошку.

— В твоем то положении? — хмыкнула Лиина, бросив короткий взгляд на весьма крупный живот женщины, где пряталось, на вскидку, детишек трое.

— Вот и я, присела, и поняла, что сама буду на тех грядках расти. И дети мои там расти будут…

— Ага, по пять на кустике! — расхохоталась Радмила. — Ты учти, труд полезен, но нельзя же себя так загонять.

Кроме женщин в доме никого не было. Алексей с отцом стучали молотами в кузнице, обещая поскорее закончить работу и прийти как раз к трапезе.

— А Сережа где? — уплетая сушки спросила Любава, не обнаружив еще одного члена семьи.

— Они с Варном в лесу. Охотятся. — Не скрывала своей гордости за мужчин Лиина. Стоило ей упомянуть о муже и названном братишке, как они мигом оказались в доме, широко распахнув двери. Повзрослевший мальчонка, потрясая двумя крупными тушками зайцев, похвастался Лиине:

— Это я поймал!

— Молодец! — похвалила его женщина.

— Из него получится отличный охотник. — Признал ее муж, поцеловав Лиину.

— Ну, долго вы нас голодом морить будете??? — весь испачканный, до сих пор в кожаном переднике, кузнец интересовался по какому поводу женщины устроили произвол.

— Ты отмойся сначала, чертеняка! — швырнула в него тряпкой Радмила Меркуловна.

— Кто поможет дедушке умыться? — тонко намекнул Григорий, девочка нехотя сползла с лавки, оставив тетку Любаву, и пошла за полотенцами.

После обеда дети же с удовольствием носились по улице, играя со стайкой щенков дворовой собаки Нюры. С того самого праздника последнего тепла в Гринасках развивалась жизнь: плодились коровы, овцы, собаки. Да и появилось так много карапузов, что женщины и мужчины никак не могли нарадоваться давно позабытому шуму. Так что малышню никто не ругал, если те вдруг совершали какие-то шалости. Правда, бабе Клаве пару раз очень хотелось надавать кому-то по рукам за спутанные нитки и неприличную надпись на заборе. Она решила обождать, пока детвора подрастет и тогда уж припомнить шельмецам.

— Элиша, пошли играть! Латкой будешь! — зазывал Семен, подтягивая великоватые штаниши.

— Не хочу я быть латкой! — отказывалась девчушка, предпочитая сидеть под забором, на бревнышке, поглаживать маленького щенка за ухом и рассматривать красивое черное перышко.

— А что это у тебя? — проявил интерес к ее подарку мальчик и тут же отобрал, чтобы рассмотреть, а если понравится, то забрать себе. — Большое. Где взяла?

— Это мама из царя птиц выдернула. Он прилетал к нам в лес. — Подпрыгивая, чтобы отобрать у высокого мальчика перышко, рассказывала Элишка. — Отдай! Отдай немедленно!

— Царь птиц? — Семен тут же представил себе огромную черную птицу, наверняка несущую какие-нибудь волшебные яйца. И сразу загорелся идеей поохотиться на нее. — Где, говоришь, он гнездится?

Мальчика обступили и другие дети, которым стало любопытно, что это такое Семен отобрал у Элишки. А она уже всхлипывала от досады, не желая делиться чудным подарком.

— Он не гнездится. Он просто прилетает. Пообщаться. Потом перекидывается в дяденьку… Только имя я его забыла… — не став впрочем вспомнить, девочка вновь попробовала подпрыгнуть, чтобы отобрать перо. Ничего не вышло, и она вернулась к требованиям: — Отдай! А то прилетит огромный сокол Бориска и сожрет тебя! Вот! — выпалила на одном дыхании угрозу Элишка и топнула ножкой.

— Во придумала! Сокол сожрет! — обидно и громко расхохотался Костя. Рядом с ним уже сложился от хохота Юрец, так и приговаривая: «Щас пузо надорву от уморы!».

— Да чтоб ты лопнул! — в запале выкрикнула ему Элишка.

— А потом прилетит ласточка Марфуша и поцелует в ушко! — хихикнула Людочка, чмокнула Юрца в щеку и тот покраснел, как вареный рак. Кто-то выкрикнул «Жених и невеста!». Юрец разозлился, не собираясь брать на себя такую ответственность в столь юном возрасте, и давай кулачками махать, разгоняя других мальчишек.

— Сказочница! Врушка! Врушка-погремушка! — прокричали девочки, а Семен бросился со всех ног вместе с пером, и толпа помчала за ним. Так латки перешли в ловилки, а кончились как обычно — слезливой истерикой, упавшей Элишки, которая так и не смогла догнать вредного мальчишку, зато нашла потерянный Семеном пояс, собственно и послуживший причиной падения.

— Отдай ей то, что отобрал! — потребовал, Сережа, поймав зачинщика игр за ворот рубахи и потянув на себя так, что тот повис, как щенок в зубах у мамки.

— Я ничего не брал! — соврал Семен, спрятав за спину перо.

— Не ври! — не отпускал его Сережа.

— Это твоя Элишка — дура, врушка! — тут же обвинили маленькую другие.

— Брось мелкого! — немедленно влезли в поиски истины бывшие Сережкины дружки: Кешка и прочие. Тут-то Сережа и поняла, что от драки не уйти.

— Может лист лопуха приложить? — предлагала универсальное средство от болезней Элишка.

Сережка мужественно терпел боль от ранки над бровью и ссадины на опухшей губе. Он вышагивал к колодцу. Неравный бой кончился с сомнительным успехом — оба драчуна оказались изрядно помятыми, собрали на себя всю грязь и пыль дороги. Впрочем, досадовать о том парень не собирался. Отряхнулся, утер проступившую кровь и пообещал, что в следующий раз непременно одержит верх… то есть прокатится верхом на противнике, погоняя его как лошадь. Впрочем, даже сейчас было чем гордиться: младшая сестренка перебирала ножками рядом, крепко сжимая в кулачке возвращенное перышко, которым почему-то так сильно дорожила, словно было оно фамильной драгоценностью.

— Откуда оно у тебя? — спросил Сережа, зачерпнув ведром воды и подтягивая наверх.

— Мама из царя птиц выдернула. — Честно призналась Элишка. — Там еще говорящий сокол был.

Она запнулась, посмотрела на парня, рьяно брызгавшего себе в лицо холодную воду, чтобы поскорее стереть следы побоев.

— Ты мне не веришь? Тоже считаешь, что я вру? — надула розовые губки от обиды девочка.

Сережка глубоко вдохнул, выдохнул, призадумался, глядя на голубое небо, и присел на корточки, напротив Элишки. Еще разок глянул на перо.

— Верю. И в царя птиц, и в говорящего сокола. Я даже в горлицу, которая человеком перекидываться может и обратно, верю.

— Ты мне ее покажешь? — обрадовалась сестренка.

— Нет. Я не могу. Ты лучше маму попроси. И когда-нибудь она тебе ее покажет. — Взъерошил ее золотистые кудри Сережа, вытер нос краем своей рубахи, посоветовал спрятать перо и поторопиться в дом, ведь Варн и Лиина собирались засветло вернуться к себе.

Звезды зажглись на небе, как свечи в темной комнате. И стало немного светлее. Хотя больше света проливала на лес красивая и холодная луна. Охотник сидел во дворе своего дома, смотрел на красоту небес, слушал ворчание своего верного ястреба Оры, наверное, пытавшегося подпеть колыбельной для Элишки. Голос Лиины стал тише и совсем затих. А потом заскрипели дверь и половицы, возвещая появление самой счастливой и любимой женщины на свете.

— Поймал! — шепнул из полутьмы Варн, ухватив жену и усадив себе на колени. Она поцеловала его и обняла за плечи. Оба они подняли головы к темному небу и мелким огонькам на нем. Небо сегодня было просто удивительным. Настолько красивым, что захватывало дух.

— Он снова прилетал? — нарушив молчаливое созерцание красот природы, охотник задал мучивший его вопрос.

— Квад? — уточнила Лиина. — Да. Приходил.

— Он слишком часто стал выбираться из Ирия. Не находишь?

— Может быть, — женщина сразу загрустила. Она и сама понимала, что все эти частые встречи не спроста. Скорее всего, ей придется покинуть мир людей в ближайшее время. Просто владарь не хочет так резко разбивать ее хрупкое счастье.

— У меня есть прекрасная идея, как оставить тебя здесь еще дольше! — осенило мужчину. Хотя, признаться честно, Варн подумывал об этом плане уже давненько. — В прошлый раз он позволил тебе остаться потому, что ты была беременна и он не мог нарушить ход жизни. Так может повторим?

— Коварная уловка. — Рассмеялась Лиина, снова поцеловав его. — Признайся, что ты просто хочешь сына.

— Я хочу, чтобы ты осталась! — сказал он, сжав ее в объятиях. — И сына хочу.

 

Глава 25

Случилось купцу Нафандию, жившему в тех же самых Гринасках, но редко сидевшему на месте, повстречаться с самим барином Евлампием Сидоровичем. И если б то был визит вежливости — пожелали б друг другу здравия и богатства, да и разъехались! Нет! Нафандий обратился к барину со всей учтивостью и поинтересовался, что за блажь такая и кому стукнула в голову (а стукнула она молотом и прямо по темечку, лишь людей совести и ума), что нежданно-негаданно повысился налог на торговлю. Причем если раньше купцам приходилось платить символическую стоимость проданного товара, то теперь каждый продавец должен уплатить тридцать медяков независимо от того продал он товар или нет.

— Раз уж выехал с добром, собранным или изготовленным на территории барина, Евлампия Сидоровича, — объяснял ему присланный служить при господаре, Герасим, — плати за вывезенное добро, так как наносишь урон казне.

— Побойся Бога! — вскричал Нафандий. — Барин, я же на твоей территории и торгую. Все, что здесь взрастили, тут же твоим слугам и продал. Причем твоим же — дворовым.

— Ты, глух, что ли?! — рявкнул, вдарив кулаком по столу барин, отвлекаясь от принятия пищи, и пища в суденышках, горшочках, тарелках и на подносах, невольно подлетела над столешницей. — Тебе ученый человек объяснил! Так что клади деньги и езжай домой!

— Но барин! — не мог уйти просто так купец, пока ему не растолковали, кто из говорящих сила, а кто червь земляной.

— Ты мне тут поговори! Тады и закон старый вспомню! — угрожал Евлампий Сидорович, но какой именно закон стоило припомнить, как бы ни напрягался, а воскресить в умишке так и не смог. Зато на помощь пришел Герасим:

— Ты гляди, а то ведь вновь придется уступать первую ночь барину…

— Кому? Этому, что ли? — не сдержался Нафандий хихикнув и тем самым выдал все свои мысли на счет сил и способностей толстого и зажравшегося властителя земель. — А разве что-то еще могет?

Расхохотавшаяся служанка, поставившая на стол очередное блюдо, стыдливо опустила голову и попятилась задом к выходу, пока барину не вздумалось взгреть ее за неучтивость. А купца, посмевшего возмутиться против праведных законов, выгнали взашей. Нафандий плюнул на вычищенной веранде, и так отомстив, решил возвратиться в родные Гринаски, и, возможно, поднять бунт.

Во дворе старосты собрались мужчины не только Гринасок, но и двух соседних деревушек. Они спорили в голос, ругались и перекрикивали друг друга, благо предупреждали перед тем, как зарядить оппоненту в глаз («Я тебе сейчас вдарю!»), когда не соглашались с чьим-то мнением: одни предпочитали жить тише мышек, другие не собирались становиться липками, которых обдирают все, кому не лень. Ведь даже государственные сборщики, приезжая в селения просили меньше, чем в край обнаглевший барин. Еремей Федотыч прекращал балаган зычным выкриком: «Ша!». И опасался, что скоро совсем превратится в змею с этим шипением, потому регулярно отпивал из большого глиняного кувшина, и становился все добрее и безразличнее ко всему.

— Ну это просто свинство! — возмущался старик Тавр, выслушав новости от Нафандия. — Значит никакой торговли, значит налог заплати плати и тому, и другому, и этому. А что нам то останется? Сейчас еще у нас есть какие-то запасы. Слишком уж бедными, да нищими нас не назовешь. Не сравнимо с Кочерами, которые уже полвека живут всем селом на хлебе и воде…

— Которые тибрят у соседей! — поддакивал Ефим Валерьянович, тоже староста.

— А последний финт? — не мог пережить подобного издевательства над традициями Фома Иванович. — Барин будет баб требовать на первое пользование. Ну где ж это видано? У нас, что вся деревня должна, как и скот, с рогами ходить? Что за блажь такая?

— Вот ежели ты орать не прекратишь, я тебе промеж этих рогов вилами то и настучу! — выдал сидевший плечом к плечу с Фомой Гаврило. У него от мужицкого ора и с перепоя голова раскалывалась на двое: причем одна понимала, что надо бы как-то менять устав жизни, а вторая мусолила единственную здравую мысль «Забей на все! Выпей! Не твои то беды: торговать — не торгуешь, бабы у тебя нету и волноваться незачем!».

Опять затевалась потасовка. Бабы, слыша последнюю новость выли в хате, хотя, те, кто барина Евлампия Сидоровича в глаза не видели, не видели его мощи и красоты беззубой, еще надеялись на что-то хорошее. Но когда им описывали толстого, с гнилыми зубами мужика, вой становился в два раза громче, и некоторые обещали утопиться если что.

— Да прекратите вы меж собой грызться! — разнимали драчунов Варн и Алексей.

— Надо пойти к князю нашему, Прокасину. Объяснить, какие зверства вытворяет боярин. Да, что все гроши наши мимо казны идут… — Подал идею кузнец.

— Надо письмо написать ему! — подтолкнули Федотыча. — И ты б к сыну съездил, переговорил. Не последний он человек при барине!

— Съезжу, — пообещал староста, но сердцем чувствовал что-то нехорошее… а может и желудком, который уже не мог вмещать в себя домашний сидр.

Немедленно мужчины потребовали принести им письменные принадлежности и стали сочинять обращение к светлому князю Ильфу Геронтьевичу. Переписывалось произведение массовой музы примерно шесть раз, и в итоге приобрело такой вид:

«Пресветлый князь наш, Ильф Геронтьевич! Кланяется тебе, в твои белы ноженьки, да челом бьет…»

— В те же ноженьки… — хохотнул Гаврило.

«…верный тебе народ твой. Мы не жаловаться чтоб пишем, отнимая твой драгоценный час от несомненно важных княжьих дел. И не ропщем на поднятый налог, не требуем понизить его али дозволить нам свободную торговлю…»

— Пиши, что мы еще совсем не ропщем на местных судей…

— В особенности, на Ульяна Прокопыча, который все споры через дополнительную плату решает в пользу того, чья доплата на его весах перевесит. А весы у него всегда подкручены!

— А на то, что уж больше года как без знахаря остались, вообще помалкиваем и обходимся сами… Хоть нам и обещано было, что пришлют нормального лекаря.

Давали советы со стороны, но Еремей старался не обращать внимания, только вот перо так само и норовило вывести пару-тройку имен тех, кого следовало бы наказать.

«Однако же, просим тебя мы стать судьей над нами в споре со ставленным над нами барином, Евлампием Сидоровичем. А спор наш заключается вот в чем: пристало ли нам платить свыше одного медяка за торговлю на своей же земле и на десятину более того, что отдаем мы тебе, князь-батюшка, в казну твою, барину? Мы народ простой и ученый лишь местами, так что разобраться без твоей милости никак не можем, хоть и были наивно уверованы в том, что большую часть налогов отдаем государю на благо отечества». Поставили подписи, отрядили в столицу — Златов — посланника, чтоб доставил лично ко двору кляузу общего сочинения. И стали выжидать.

Долго ль, коротко ль, пришлось терпеть то ожидание, да примчался как-то вестник в Гринаски. В нем Еремей распознал своего сына, обнял, чмокнул в оба уха и позвал скорее ко столу. А там уж в теплой семейной атмосфере Герасим поведал бате:

— Совсем барин злой и жадный стал. Ему его жена на ухо напела, что стало б ей краше княжны ходить.

— Обновок захотелось, — скумекал отец.

— Вот и повысил барин налоги. Я уж и так, и эдак пытался объяснить ему, мол, народ — он итак трудится рук не покладая, живут на то, что от поборов остается. А он носом воротит. Короче, мы с ним два дня лбами бились, пока он не сдался. Согласился принять вас всех, обсудить, как поступить лучше, чтоб и барин кошелек набил, и вы без гроша не остались.

— Молодец, сынуля! — не мог натешиться Еремей Федотович, налил родному чаду еще сидра, обращаясь к супруге, похвалил. — Ишь, какого мы парубка вырастили?! С таким умом он и сам барином станет!

Она ходила из стороны в сторону, нервируя, сидевшего на жердочке ястреба. Он просто не успевал крутить головой туда и обратно. Разнервничавшись, птица растопырила крылья и громко оповестила хозяйку, что ежели та не прекратит метаться, Ора ее клюнет, возможно в темечко. Но пернатый друг семьи не смог исполнить угрозу, потому что несносный ребенок подкрался незамеченным. Дерг — и на парочку перьев Ора облысел, из-за чего незамедлительно расстроился, а потом еще и разозлился, став питать жуткую неприязнь к маленькому нахальному существу. Довольное трофеем существо, то есть Элишка, стояла в шаге от места преступления, и в упор не замечая гневного взгляда хищной птицы, сравнивала перья с черным смоляным даром царя птиц. Когда она скривилась и выкинула ястребиные, Ора раскрыл клюв… Если б мелкая девчонка понимала его речь, то услышала б: «Воткни обратно, бестолочь!».

— Некрасивые перья! — заключила она в голос, и тут-то терпению ястреба настал конец. Он поднялся с жердочки и погнал ребенка по дому.

— Мама! — завопила ябеда, бросившись в детскую комнатку, и запирая дверь изнутри. Запираться не имело смысла, достаточно было и просто хлопнуть дверью перед клювом птицы, чтобы там не рассчитав сил, ударилась о деревянную поверхность и упала на пол, признавая поражение, и тот факт, что Ору здесь принимают явно за какого-то гуся.

Ласковые руки хозяйки подняли ястреба, погладили по крыльям и вернули на жердочку.

— Не шали! — сказала Лиина, заставив птицу подавиться негодованием: «Кто шалит? Я? Да я просто пару волос хотел выдернуть и сравнить — красивые ли!». А женщина и не обращала внимания на возмущение пернатого, продолжая заниматься домашними заботами.

— Тебе точно надо ехать? Но зачем? Разве старост мало? — гремела посудой Лиина, не желавшая отпускать супруга в город.

— Мне и самому ехать не хочется. — Признался Варн. — Но Гришка просит составить компанию. А за вами Алеша присмотрит.

— Ну да, — повела плечом недовольная женщина. — Алешке только на три дома осталось разорваться!

— Лиина, — улыбнулся, позвав ее Варн, обнял и поцеловал в шею.

Она обернулась, чтобы смотреть ему в глаза, и молвила честно, открыто:

— Боязно мне.

Варн отдалился от супруги. Ему сейчас категорически не хотелось слышать о дурных предчувствиях. Возможно потому, что внутри самого сердца нечто содрогалось от прикосновения ледяных иголочек страха.

На его лице нервно дернулись скулы. Мужчина крепче стиснул зубы. Потом заключил в такие сильные объятия жену, будто собирался ее задушить, оставив всецело себе, только бы не отдавать птичьему владарю.

— Даже если он прилетит сюда, когда меня не будет… Я найду тебя! Я верну тебя обратно! — заявил он, изрядно повеселив Лиину. Хотя смех ее был скорее истеричным, чем проявлением настоящего душевного веселья.

— Как же ты найдешь то меня? — погладила его по щеке жена. — Разве знать тебе, где Ирий находится!

— А ты расскажи мне, как туда добраться. — Попросил Варн.

Лиина невольно замерла — она уже давно позабыла дорогу к раю, где живут птицы. Она не помнила и каково там жить.

— Чтоб туда попасть, крылья иметь надобно! — ограничилась таким объяснением женщина.

Когда он уезжал… Когда садился на телегу… Когда получал свой прощальный поцелуй, Лиине едва удавалось удержать слезы. А плакать то хотелось навзрыд! Варну пришлось разжимать ее пальчики, сцепившиеся мертвой хваткой на его рукаве. Чем дальше удалялась повозка, чем больше Лиина смотрела на мужа, тем бледнее казался он ей.

— Че, из-под женкиного крыла выбираться страшно? — поддел Гаврило.

Варн не удостоил его ответа. Только глаз не сводил с крошечных фигурок жены и дочки, не уходящих от ворот.

— Ты чего? — более внимательный кузнец, просто толкнул его в плечо. — Вид такой у тебя, будто на веки прощаешься.

Охотник действительно побелел, как мел, и вытаращился на родственника.

— Да так и чувствую… Внутри все рвется. — Признался Варн. — Боюсь, не увижу я ее по возвращению.

— Гони дурные мысли подальше! — рассмеялся добродушный Гриша, похлопав охотника по плечу. — Купишь им подарки на рынке, приедем, порадуешь. Лиинка такая, что от тебя никуда не денется. Даже, еси смерть за ей придет, так она ее обманет, чтоб с тобой остаться.

Варн попробовал улыбнуться. Но почему-то даже не сомневался, что если и не смерть, так ушлый пернатый демон в короне явится к его дому.

 

Глава 26

Пусть он и шел по сухим веткам, по шелестящими травам, да только ни звука не раздавалось под его поступью. Мягко и приятно шуршали под натиском легкого ветерка перья его черной накидки. Светлый лик не выказывал ни одной эмоции. Правда, Элишке казалось, что за всем этим каменным спокойствием сегодняшний их провожатый скрывает какой-то секрет. И секрет тот дурной, неприятный. Потому владарь и молчит, шагая рядом с мамой, да глядит все в даль.

— А она перестала тебя бояться! — отметила такую перемену Лиина, и посмотрела на дочь, растянувшую на мордашке широкую улыбку, которая продержалась ровно до того момента, как владарь обратил взгляд на ребенка. Тогда уж Элишка нахмурилась.

Хозяин птиц ничего не ответил. Что ему было до смертного дитя!

— Ты ведь понимаешь, что и сегодня я не пойду с тобой? — уточнила Лиина, сжав маленькую ручку дочери в своей руке, будто опасаясь, что владарь схватит ее и, как серый волк в сказке, утащит куда-то.

Слегка заметная улыбка с оттенком ехидцы скользнула по его губам и исчезла. Даже в холодных глазах блеснула насмешка. И маленькой девочке подумалось: не ведает ли загадочный властитель Ирия о мыслях человеческих?

А меж тем, владарь расправил плечи и вскинул голову.

«Нет! Не знает! — подумала Элишка. — Значит, если подкрадусь, еще одно перышко выдерну!»

Квад замедлил шаг не то и впрямь прочитав мысли ребенка, не то не желая являться на свет людской, ведь лес закончился, и тропинка тонким ручейком заструилась вверх, к деревне.

— Прощай, владарь! — махнула рукой Лиина, не останавливаясь.

Элишка же обернулась и слегка склонила голову, прощаясь с провожатым. Он не торопился исчезать.

Бабушка так обрадовалась малышке, что тут же подарила ей красивый пряник сердечком, а тетка Любава — затрещину, потому как негоже хвастаться сладостями перед голодными детьми и вынуждать их орать, приговаривая: «А тебе такой не дали! Меня бабушка больше любит!».

— Бабушка любит вас всех одинаково! — успокаивала младшего Алешкиного сынишку Лиина, предлагая поделить пряник на всех: Элишку, Антошку и Любочку.

— А со мной делиться не обязательно? — обиделся Сережа.

— А у тебя, между прочим, здесь где-то залежи пряников! — припомнила названная сестрица, как мальчишка на праздник куда только возможно сладости краденные и честно полученные.

Радмила Меркуловна даже достала один пряник из горшка, стоявшего на самой верхней полке, и передала его внуку.

— Вот! Грызи, если зубы не поломаешь…

Сережа смерил взглядом старинный пряник в собственной ладони и задумался, настолько ли крепки его зубы. Коварным взрослым тоже было очень интересно и все ждали, начнет ли трапезничать мальчишка или нет. Он поступил хитрее: макнул засохший пряник в горячий чай.

— Смекалка работает! — одобрила Лиина.

Элишка подсела к Сережке на скамейку, и тоже попросила выдать ей сухой пряник. А свежий щедро пожертвовала маленьким крикунам — Антошке и Любочке. После плотного обеда детвора помчалась «наводить шороху» (как выразилась Радмила Меркуловна) во дворе. Живность, обитавшая в пределах дома, постаралась спрятаться, ведь даже свинью в прошлый раз не обошли вниманием: сначала дергали за ушки, потом придирчиво осматривали крючковатый хвост, затем кто-то особо умный решил проверить поместятся ли маленькие пальчики в дырочках большого пятака, остальное свинка Парася вспоминала с замиранием сердца, так как быть ездовым хряком ей категорически не понравилось. Сегодня шалопаи предпочли кататься на козе и собаке (чему те совершенно не обрадовались). И пока честная компания примерялась как бы половчее забраться на спины выбранным «коняшкам», Элишка зачарованно глядела вдаль, туда, где начинался лес.

— Что ты там рассматриваешь? — Сережка и не знал куда стоит пристроить взгляд, чтобы разыскать интересное в частых деревьях.

— Он не уходит, — вздохнула девочка. И точно такой же вздох принадлежал ее матери, сердце которой забилось, заметалось в панике, не зная, куда и спрятаться от грядущей беды. Твердо решив, что из этой жизни в другую она перемещаться не желает, Лиина поинтересовалась у названной матушки:

— А, скажи-ка, Радмила Меркуловна, не стесним ли мы тебя, если останемся на ночь?

Хозяйка рассмеялась.

— Ну, коли все уляжетесь на моей кровати, то стесните. А так оставайтесь!

— А вот, хоть за ноги меня отсюда теперь выволакивай! — угрожающе адресовала владарю женщина, и вернулась к женским разговорам.

— Что-то не пошел мне этот пирог! — скривилась Любава, откладывая надкушенный кусок обратно на тарелку (к слову, кусок был даже не пятым, и не седьмым).

— Ты б его рассолом не запивала, глядишь, и пошел бы! — хмыкнула Радмила.

— Что-то мне совсем не хорошо… — пожаловалась молодица. Встала, размяла ноженьки, прошлась по комнате, призадумавшись, обернулась к чаевничавшим женщинам, и решила: — Рожать буду!

— Прям сейчас? — уточнила Лиина, округлив глаза.

— Сейчас! — уверенно кивнула Любава, подтвердив намерения лужицей отошедших вод. А потом как закричит!..

И все закрутилось, завертелось. В миг собрались бабы: одни пели, другие подсказывали роженице как дышать, как толкать… Любава всех растолкала, подсказала, куда пойти и чем заняться, чтоб не мешали ей заниматься важным делом и не отвлекали по чем зря. Детвора норовила подслушать, поглядеть происходящее, выстраиваясь под окошками. Но тут-то песни становились громче, а соседки оттирали ребятню от окон и заставляли выполнять всякие мелкие поручения. Впрочем…

— А чего она орет? — не понимал Ванька.

— От счастья! — убеждала детвору тетка Федора.

— От счастья так не орут! — помотала головой Элишка.

— А я знаю! — затанцевала на месте Любочка. — Это она так аиста зовет!

Алеша нервно рассмеялся, но смолчал.

— Ты-то чего тут? Сходи, вон, к мужикам, выпей! — посоветовала ему тетя Катя.

— Дык, не пью я. — Виновато пожал плечами молодой отец.

— Нет, ну чего так орать? — не понимала Элишка, пытаясь забраться на лавку под окном и подсмотреть. Ее трижды оттягивали за уши, а потом нервы тетки Федоры сдали, и на требование Элишки: «Я хочу посмотреть, откуда ребеночек появляется!», девочку ввели в дом…

— Нет никаких аистов! — кричала, заливаясь слезами она пять минут спустя.

— Не реви, а то тебя такую замуж никто не возьмет! — выдала тетка Федора.

Элишка прикусила язык, и мгновением позже разревелась еще пуще, грозясь затопить слезами весь двор.

— Не хочу замуж! Буду плакать, пока не состарюсь! — избрала свой жизненный путь девочка, развеселив своим детским горем женщин.

Барин, Евлампий Сидорович, отчаянно пытался умерить свой нрав, пригласив деревенских мужиков обговорить налоги. Впрочем, за «торжественным» обедом (на котором подавали в основном дешевое пойло и объедки замаскированные под блюда) меньший правитель регулярно срывался, стучал кулаком по столу и грозился всех посадить в тюрьму. Уберегал гостей от гнева барина только Герасим.

— Евлампий Сидорович, в тюрьмах нет мест. Да и стоит ли так горячиться? — нашептывал ему верный помощник. — Ваши крестьяне сами добровольно отдадут вам налог, если вы найдете общий язык. Поговорите спокойно!

— Ты так говоришь, потому что здесь и из твоей деревни приехали? — местный государь скрипел зубами. Сжимал в руке кубок с вином, и обводил присутствующих таким злобным взглядом.

— Я говорю это вам на правах человека, выросшего в крестьянской среде и хорошо понимающего мотивы простого люда.

— Опять ты мне мозги пудришь! — разбушевался Евлампий Сидорович.

— Нет. Просто пытаюсь помочь вам стать богаче и войти в историю. — Чуть тише проговорил Герасим.

Торги продолжались. Деревенские уперто твердили, мол, такой высокий налог платить не способны, и вообще, барин их не выполняет своих обязанностей: лекаря в деревню не прислал, только и может, что требовать. Варн старался не вмешиваться во все это. Он стоял в стороне, под стенкой, рядом с кузнецом Григорием, пока старосты сидели за столом, да пили квас. Ора летал за окном, кружа, иногда уставая и опускаясь на ветку в черемухи в саду.

— Все еще Лиина тревожит? — допытывался Гришка.

— Снилась она мне.

— Хорошо, — ухмыльнулся мужчина.

— Снилась птицей. И что я охоту на нее вел. Понимаю, что птица та — моя. Но руки сами поднимаются, лук крепче сжимаю, и тетива натянута, и стрела вот-вот полетит. Страшно становится. Холодею весь. А поделать ничего не могу. Острие прошивает птицу, она падает. Я бегу, надеюсь, что обознался, что не она то. Но потом вижу, как лежит она на земле мертвая… и все… Самому жить не хочется. — Накипевшее все излилось словами, и настолько проняло кузнеца, что и Гришка невольно задрожал, словно от озноба.

— Брось ты! Глупости какие! Приедешь домой. Обнимешь, все пройдет! — сказал на то уже не такой жизнерадостный мужчина.

— Следите за словами! Вы оскорбляете своего хозяина! — грозный оклик промчался по небольшому залу эхом.

Варн и Гришка уставились на примолкших старост, и на чем-то рассерженных барина с Герасимом.

— Сынок, — обратился к писарю и помощнику в одном лице Еремей Федотыч. — Мы же при таком налоге на земли, на скот, да на торговлю помрем с голоду: и я, и мамка твоя, и сестра. Да ведь князь даже столько не требует!

Стражи, стоявшие за спиной Евлампия Сидоровича, нахмурились, слыша такие речи, и крепче перехватили секиры.

— То князь! Он далеко. А барин здесь. Он над вами главный. Он ваши жизни в своем кулаке держит: решает кого миловать, кого казнить. Он занимается вашей защитой! — возразил сын, и его барин раздулся от важности, кивая головешкой, как игрушечный болванчик.

— Да, защищает нас от доброго и хорошего. Боится, ожиреем мы, вот и налоги поднимает. — Не выдержал Ефим Валерьянович, что был старостой Серых Мельниц. — Ты, барин, не чуди! Народ ведь долго терпеть не сможет! Глядишь, и бунты начнутся, как пожары! И сколько не ссы, а ни один не потушишь!

— Смелый выискался! Бунтарь значит? — скосил подслеповатые глаза Евлампий Сидорович. — Мы про бунты ваши все знаем!

Герасим тут же услужливо подсунул барину бумагу, в которой деревенские с замиранием сердца признали собственное народное творчество, не так давно отосланное в Златов, великому князю.

— Гришка, подписали мы себе смертный приговор тем письмом! — шепнул Варн кузнецу. — Закрывай двери, скорее! Руби охрану, пока не началось…

И он первым бросился к выходу, чтобы вмазать кулаком стражнику в морду, вырубить ударом по башке и отобрать оружие. Кузнец уже закрывал двери покоев, подпирая их лавкой, а рассудительный и мудрый Еремей Федотыч лез через весь стол, грозя кулаками Герасиму:

— Что ж ты, сволочь, наделал!

— Думать надо было, батя, когда вы меня на посмешище выставляли! — сцедил, стиснув зубы и хватая отца за руки Герасим.

Евлампий Сидорович орал охране, дозорным и стражам, отдавая приказ подавить бунт и разобраться с невежами, посмевшими кляузничать на барина князю. Стража ломилась в запертые двери. Те немилосердно трещали под их натиском. Ора бился в оконные стекла, но не мог пробраться, чтобы спасти хозяина. Кто-то из старост, понимая, что терять уже нечего, поставил фингал барину, а другие осмелевшие запинали его ногами. Только Варн стоял, подпирая дверь спиною, и думал о жене. В его мыслях он уже вернулся домой, поцеловал маленькую дочурку. Стоит на пороге дома в лесу, и Ора кружит над полянкой. Лиина в его объятиях, такая теплая и родная, она пахнет полевыми цветами, травами и сладкой выпечкой. Варн крепко-крепко обнимает ее, и старается не замечать, как по его рукам течет кровь из раны, и что из спины любимой торчит его стрела…

 

Глава 27

Красная от потуг, измочаленная, Любава крепко держалась за руки своих повитух. И те выли вместе с роженицей, потому как силищи у нее хватало!

— Пацана родит! — твердили они, пыхтя, как ежики.

— Лиина, воды бы еще нагреть!

Не разбираясь кто просит, она подхватила на ходу ведро и поторопилась выскочить на улицу к колодцу. Элишка поймала ее на пороге и обхватила за ноги, не позволяя и шагу ступить.

— Погоди, детка. Не до игр сейчас! — сухо ответила уставшая мама, и отцепив от себя ребенка, добралась до колодца. Бросила ведро, ухватилась за рычаг…

Оклик ястреба заставил ее поднять голову к небу, позабыв о суете, о дочери, о Сережке, который что-то спрашивал. Сердце вдруг оборвалось, упало и разбилось.

Она не слышала больше никого, кроме птицы, кружащей высоко-высоко. Слушала его вести и менялась в лице.

— Набери воды, отнеси в дом. И за Элишкой присмотри! — приказала Лиина, срываясь с места.

Она бежала прочь от людской толпы, проверить, узнать. Она всей душой сопротивлялась вере в дурные новости.

Лиина торопилась скрыться в лесу. Не разбирала дороги. Но бежала по тропе к своему дому. А застав его пустым, уже медленно, едва дыша попетляла обратно. Каждый глоток воздуха приносил боль. Остановившись на одной из небольших полянок, Лиина просто упала на колени в траву. Крик Оры, «Убили. Нет его! Никого нет!», казалось, подхватывают деревья, и раскачиваясь, насмехаются: «Нет его на земле! Убил его барин! Одна ты теперь!».

Ей захотелось свернуться калачиком под пеньком и умереть сию минуту, пойти на тот свет искать своего охотника. Однако, что-то удерживало среди живых.

— Уйди! Не хочу тебя видеть! — обратилась убитая горем Лиина к тому, кто всегда является тихо, как та самая смерть.

— Ты опять плачешь. Как тогда, когда я впервые пришел за тобой. Мы уже переживали это с тобой. Ты сидела у реки, оплакивала убитых. От тебя пахло пеплом, и рядом истекал кровью, просивший за тебя шаман. — Вспомнилось владарю. — За годы в Ирие ты позабыла как это больно, не так ли?

— Умеешь ты утешить! — зашипела на него Лиина.

— Вот все и повторилось. Плачущая ты. Смерть дорогих тебе людей. И запах гари… — Холодно и отстранено говорил он, стоя напротив. Показал раскрытую ладонь, призывая дотронутся и уйти. — Как и тогда — вот тебе моя рука. Возьмись, и я заберу тебя домой. Там никто не посмеет обидеть, и боль со временем пройдет. Все раны заживут. Ты ведь знаешь…

Ее слезы не успели высохнуть, как она потянулась к его прохладной руке, словно в те далекие и темные времена, когда она не понимала, зачем добрый и мудрый Пхар отдал почти всю свою кровь ради нее — проклятой, и почему ее родные убили ее детей, ее мужа… И почему этот красивый, чуждый человеческому миру мужчина хочется избавить ее от горя и боли, даровать ей благодать… Она до сих пор не знала ответа на все эти вопросы. Кроме очевидного: в Ирие она сможет забыться.

— Гарь… — вдруг слетело с ее губ, и Лиина вскочила на ноги так и не дотронувшись до ладони владаря. Она потянула носом запах гари. Присмотрелась, и увидела, как там, далеко, за деревьями валит дым, поднимаясь аж до самых небес. А стоило прислушаться, и слух уловил крики, вопли, мольбы о помощи и бесконечно сыплющиеся на кого-то проклятья. Скорбившее и умирающее, разбитое сердце в миг забыло о скорби, решив оставить ее на потом, восстало из пепла и забилось ради единственного смысла существования.

— Элишка, — кричала Лиина, опасаясь не успеть.

Да даром только звала и ноги в кровь сбила. Деревня занималась грозным пламенем, пожирающим дома, скот и людей. Кони и коровы, козы, которым удалось выбраться из огненного плена бежали, вытаращив глаза, на ходу затоптав кого-то маленького, потерявшегося, не сумевшего спрятаться за спасительной маминой юбкой. Присев на одно колено около распластанного тельца, Лиина с облегчением выдохнула — не ее Элишка.

Всадники, гремя доспехами топтали людей, бросали зажженные факелы в окна и крыши, прокалывали копьями беззащитный народ. Те, кто пытался дать отпор беде, уже лежали на земле. Только женщины, старики и дети метались в суматохе и кровавом хаосе.

— Элишка! Элишка! — изо всех сил кричала Лиина, шаря взглядом по лицам мертвых и живых.

— Мама! — бальзамом пролился тонкий испуганный голосок, бежавшей ей навстречу дочурки.

— Стой! — кричал измазанный кровью, грязью, притрушенный пеплом, обожженный огнем, Сережка, не поспевая на малышкой. В самую последнюю секунду он успел оттащить ее из-под копыт коня.

— Сережа! Где бабушка? Где Алеша и Любава? — подоспев к детворе, Лиина прижала их к земле, затолкав под телегу.

— В доме. — Ответил мальчик, и тут же поймал за руку, чтобы сестра не смела ходить. — Горит он. Вместе с ними горит. Всадники все дома пожгли.

— Элишка, иди ко мне! — подняв дочь на руки, Лиина собралась с духом. Нужно было очень быстро бежать из этого кошмара, и при том не столкнуться с убийцами, не привлечь их внимание к себе. — Сережа, держись меня. Не отставай ни на шаг! Укроемся в лесу!

Мальчик кивнул, и они попробовали пробраться к кузнице. Элишка дрожала, но очень старалась не кричать и не плакать. А мама так сильно прижимала ее к себе, что девочке порой становилось сложно дышать. Крадучись, прижимаясь к земле, иногда ползя в грязи, смешанной с кровью, натыкаясь на тела соседей, им удалось добраться до кузницы. Пригорок и соседский огород были слишком уж открыты для обозрения. Лиина почему-то подумала, что стоит им побежать к забору на том краю и они не успеют даже отвернуть выбитую палицу, чтобы скользнуть в нее, а там скатиться по пригорку и убежать через лужок в лес, как их непременно увидят, отловят аки скот и убьют. Видеть гибель детей Лиина не собиралась больше. Так что решила немного выждать время. Оставалось только найти подходящее местечко, где схорониться до тех пор, пока воины не уйдут. Однако живых в деревне почти не было, и взгляды убийц стали выискивать хоть кого-то шевелящегося, хоть полуобморочного, подающего признаки жизни, чтобы поиздеваться и добить. Они обходили каждое тело, протыкая его копьями и мечами.

Совсем скоро даже в огне утихли крики.

— Сиди здесь и что бы ни случилось, не смей вылезать! Понятно? — спрятала дочку в бочонке Элишка, и оглянулась на Сережу. Мальчик следил за передвижением мучителей, и попутно искал какой-нибудь острый и увесистый предмет, которым бы, наверняка, порешил всех и вся. Лиина ухватила его за плечо.

— Не смей! — зашептала она. — Ты и Элишка — все, что у меня осталось!

Сережка стиснул зубы, и согласился спрятаться под брошенными кожаными фартуками, зарывшись в свалке бревен.

Воины еще не утолили жажду крови, рыскали по опустевшей улице, любовались пожарами. А меж тем, столбы дыма тянулись с той стороны, где была когда-то деревня Серые Мельницы, и с других сторон тоже.

— Всех положили. — Доложил старшему мужчина в жестяных доспехах и перевернул на себя ведро воды.

— И в соседней? — уточнил его старшой, вестник кивнул.

— Не хорошо это. А если б так с твоей родной деревней расправились? — единственный здравый голос обратился к старшине сбоку.

— А я сирота. Нет у меня никого. Я при барине вырос. — Хмыкнул тот.

— А будет ли у тебя барин, после того, как князь прознает о самоуправстве? — не унимался рассудительный.

— Будет. Куда ж он денется. До князя все этой дойдет, как сожжение мертвых деревень, которые чума покосила. Вот и все. А будешь сам болтать много, и ты чумой заболеешь! — намекнул старшина. — Осмотрите все и поворачиваем домой!

Воины сожгли то, что еще оставалось целым. И даже бросили немного огня на свалку бревен около кузницы. Но отчего-то не торопились уходить, то ли любуясь бушующим пламенем, то ли ожидая кого-то.

Чувствуя, как занимается древесина над ее головой, и как уже перескакивает на одежду огонь, Лиина отчаянно сжимала челюсти. Терпела до последнего — пока алчное пламя не перекинулось на голову. И вот тогда она выкатилась из убежища, крича и катаясь по земле.

— Каланча, добей, что ли! — брезгливо приказал старшина, и тетива в руках воин зазвенела.

— Нет! — словно черт из табакерки, раскидав горящие поленья, сам в огне выскочил Сережка. Стрела впилась в него так жадно, будто была оголодавшей псиной, которой дали кусок мяса. С хрипом, булькая кровью, мальчик рухнул навзничь и замер. Следующая стрела лишила мук саму Лиину, не успевшую и доползти до названного братца.

— Теперь точно все. — Подсчитал вестник.

Старшина махнул рукой, и получившие свое слуги барина, повернули назад, туда, откуда прибыли по души крестьян.

И словно смерть в черном одеянии, над Лииной склонилась фигура.

На прекрасном лице владаря не было ни намека на отвращение. Он приподнял ее голову, слегка присев.

— Этого могло не случится… — сказал он.

Пусть и получалось плохо, но Лиина попробовала улыбнуться.

— Видишь, мой владарь, мой Квад… Я умираю на твоих руках… — Хрипя и корчась в судорогах, говорила она. — Та, которую ты прочил себе! И ты даже слезинки не проронил. Это не любовь, Квад…

Захлебываясь собственной кровью, она успела сказать только:

— Мои крылья… Отдай ей!

Ее взгляд навсегда остановился. В поле его зрения была белокурая маленькая, плачущая девочка, робко стоящая в стороне, позади хозяина птиц, среди разрухи и смерти.

— Спи сладко, горлица! — пожелал погибшей владарь и поднялся на ноги. Маленькие светящиеся голубки уже поднимались в небо и могли разбрестись без его внимания. Он торопился вернуться в свои владения, оставив все плохое здесь, раскинул широкие черные крылья, и… маленькая ручка настойчиво потянула его назад. Квад обернулся.

— Мама не встает… — пожаловалась Элишка.

Она заметила, как раздраженно сузились его глаза, будто на букашку посмотрел. А потом он словно оледенел весь и отмер.

— Идем, — сказал, подхватив девчушку на руки.

Вместе со светящимися голубями они взмыли в небо. Земля отсюда показалась такой крошечной, и маму уже не было видно. Только Ора — папин ястреб — смиренно летел за черным владарем и Элишкой, словно на привязи.

Ирий совсем не походил на райское местечко: повсюду лил проливной дождь и небо настолько затянуло тучами, что солнце, даже при большом желании, не смогло бы коснуться лучами земли, чтобы пробудить красивые цветы. Да и земли тут сонная Элишка не заметила. Огромная черная башня и вода вокруг. Крошечную девочку хозяин этих мокрых земель принес на руках, с долей брезгливости. Сгрузил ее на свою постель (к слову, единственную во всей башне) и устало опустился в кресло. Голуби, пересекая черту миров, превратились в огоньки, скользнули сквозь стены черной башни и поселились в глубоком подземелье.

Ора — этот верный ястреб, стоял на окне, повернувшись к владарю спиной и глядел на бескрайний серый простор, где границу неба и земли нельзя отличить.

Хозяин Ирия погрузился в тяжелые думы. И те были так непосильны, что владарь темнел лицом.

Было задремавшая девчушка, перевернулась на бок, и ни капли не испугавшись ни того где она, ни того с кем, ни того, что нет рядом родителей, спросила спасителя:

— Ты плачешь?

— Нет! — сухо ответил владарь.

— А это что? — она подползла поближе, чтобы снять блестящую капельку с его щеки.

— Это разочарование! — сухо ответил владарь, покидая помещение и притворяя за собой тяжелую дверь.

Элишка опустилась на постель, свернулась калачиком, и уставилась в окошко, за которым не переставая лил дождь. Ора чистил перья, и его клекот убаюкивал малышку. Она совсем уснула, когда знакомый сокол принес в клюве теплое одеяло, чуть не столкнув (исключительно по случайности) ястреба с подоконника. Ее укрыли, пожалели, погладив по головушке и пожелали легких, мягких, как пушинка, снов, пообещав, что завтра страхи, боль, горе исчезнут. Не обещали только искоренить тоску…