Неожиданно для меня спокойная жизнь закончилась. И не потому, что я умерла (кто бы тогда вам все это рассказывал?!). Просто мне исполнилось 17. А в нашем небольшом селении уннийских амазонок этот возраст считался вполне зрелым — возрастом взрослой женщины, способной махать мечом на поле брани, стрелять из лука, ходить в лес на медведя. Меч — оружие красивое, но предпочитала я лук и стрелы. Ведь прибыльнее стрелять по мишеням (не живым), желательно за деньги, а не плестись в рядах наёмников, чтобы погибнуть во имя какого-нибудь глупого короля! Конечно, нашей предводительницей, Мудрейшей Матерью Севиллой, мои забавы и убеждения не приветствовались. Мамками-наставницами во всём разделяли её мнение (попробовали бы не разделить — получили б боевым посохом по лбу, как я в своё время).

Кстати, о наставницах. Они у нас бабы стервозные. И требовательные сверх меры. С малолетства они учили нас не готовить, не шить, а: как обезвредить врага голыми руками (иногда не только руками!), хитростью выудить информацию, а ещё, как драться и побеждать. Втолковывая нам придуманные первыми амазонками истины, мамки-наставницы выделяли особую касту среди учениц — шпионок. Им, в дополнение ко всему прочему, раскрывали секреты обольщения. Отбор на роль искусительниц, проводили во время последнего испытания, когда все, не зависимо от предпочтений, отданных какой-то касте — боевых волчиц, горлиц-лучниц, лис-следопыток — проходили обязательную проверку, включающую в себя: побоище массовое (амазонки появлялись в близлежащих деревеньках и затевали там драку, конечно, выйти из неё должны были целыми и невредимыми), побоище парное (с одной из самых сильнейших наставниц), шпионаж, и самое для меня неприемлемое — любовные игрища. В ходе последних амазонка должна была избрать себе жертву мужского пола, соблазнить и в общем… эм… как же это объяснить то? «Опробовать сеновал»? Нет. Не так. Помять траву за кустами? То же как-то глупо и мерзко звучит. В общем, нужно было познать мужчину.

После унизительных испытаний все девушки получали отличительный знак — руническую татуировку на руке, лице, за ухом или в другом месте. Что являлось символом касты.

Испытания закончились ещё неделю назад. А я свой знак не получила. Спросите почему? Ну, во время первого испытания я чудом осталась живой. Оказывается, что устроить драку в Ближних Холщовцах плёвое дело — стоит всего на всего сказать, мол, чья-то прядь на лотке лучше соседской, подбросить не свежую рыбу или пустить сплетню… Проблема оказалась в том, что мои козни слишком быстро раскрыли. Всё селение во главе со старостой, посовещалось, и пришло к выводу, что прошлогодний мор скотины, неурожай полей, и сопливый недуг любимого сына головы — мои заслуги. За сие меня провозгласили моровицей-хворобицей, и потащили к наскоро сколоченному месту казни. Двое доморощенных детин привязали меня к столбу, а их староста перед торжественным сожжением толкнул речь:

— Вот она — напасть наша. Спалим её в честь Всевидящей и, все горести наши Божиня отведёт!

— Милейший, а какие доказательства у вас есть? — попыталась внести хоть немного справедливости в неправедный суд я, за что была вознаграждена затрещиной.

Разобидевшись, пообещала после смерти явиться в селение неприкаянным духом и такого понаделать, что деяния моровицы покажутся просто детскими шутками… Сказала, видимо, сильно войдя в образ приписываемой ко мне нечисти. Вся площадь смолкла. Воспользовавшись секундой замешательства я перечислила все пакости, которые только смогла нарисовать моя фантазия, а сама незаметно развязала верёвку. Но тут какой-то умник из толпы закричал:

— Сжечь её!

К нему я обещала явиться первому сразу после сожжения. Он поверил и закрыл рот. Староста наоборот, возжелал совершить богоугодное дело, и спалить злобную ведьму.

Моё испытание запахло жаренным.

На массовое побоище нас посылали без оружия, так что достойно возразить своему инквизитору я не могла.

И вот стою, в небо гляжу, пытаясь отыскать глаза Матери всего живого, чтоб пожаловаться на судьбу. Да только всё небо облаками затянуто.

Что ж поделать? Только молиться!

Молюсь…

То ли услышала Всевидящая, то ли удача отвернулась от старосты (а может, просто факел отсыревший попался), — но погас огонь, как только его поднесли к сену под моими ногами.

Чувствую, — поживу ещё…

— Несите другой факел! — разозлился старейшина, и кто-то шибко смекалистый побежал в храм за священным огнём.

Пока селяне ждали, вперёд вышел священник и начал «терзать» мою чёрную душу молитвой:

— Не правильно! — решила поправить его я. — Надо «Всё, что духом полно Твоим…»

— Молчи бесовское отродье. Ведьмам откуда знать?! — и такое по матушке сказал, что у присутствующих уши покраснели.

— Где ж вы такого наслушались, батюшка?

— С вами, ведьмами, только так разговаривать надо! — заявил холёный церковный служитель, возгордившись, что заставил даже ведьму краской залиться.

Судя по лицам крестьян, его за уважали, как никогда раньше.

Примчался человек с храмовым огнём. Запыхался. Даже до меня донеслись ароматы церковного вина, наскоро отпитого расторопным парнишкой. Унюхав греховное деяние, священник недобро покосился на бегуна. Но ничего не сказал к счастью парня. А то было бы двое сожжённых за день. Я пока свой костёр эгоистично ни с кем делить не хотела.

— Читайте молитву, батюшка! — напомнил старейшина и, уже было поднёс факел к сену, как рука того самого служителя нагло оттянула её в сторону.

— Я сам должен это сделать! Во имя Богини… — пробубнил служитель храма.

Но старейшина не соглашался.

Спор двух праведных мужчин чуть не дошёл до рукоприкладства в выяснении, кто же должен оказать мне честь и сжечь моё бренное тело. А я не могла промолчать. Кому, как не мне выбор делать!

— Милейшие! Пусть поджигает тот, кто первым меня поймал! — зачем-то предложила я, и около яростно спорящих, оказался здоровенный лысый кузнец. Но отдавать ему факел никто не хотел. Священник со старейшиной повалились на кузнеца с кулаками. Защищать избранника народа бросились односельчане. Подмастерья ринулись мстить за обиженного учителя… В суматохе какому-то пацанёнку лет десяти случайно заехали в глаз, и в разборку уже вмешались бабы… А бабы, как известно, сильнее целой армии.

Пока вся шумная компания вымещала друг на дружке злость, я тихонько высвободилась и незаметно прокралась мимо кучи-малой к ближайшему стойлу. Запрыгнула лошади на спину, уцепилась в космы и как дала по бокам…

Только меня и видели…

С тех пор в Ближайшие Холщовцы я — ни ногой. У них там, нездоровое чувство справедливости!

Что касается второго испытания, то поединок у меня был с Галиной Пшеничной, одной из самых главных старост. Она меня не любила, как я её дочь Настасью, — кстати, обе они принадлежали к касте шпионок, к которой я питала самые крепкие, сильнейшие чувства ненависти. В общем, бой я проиграла быстро и легко, приняв светло синие и фиолетовые цвета синяков на бледноватое лицо.

На третье испытание меня отрядили в Малые Хренушки. Чтоб вы знали, название милого посёлка вовсе не от того появилось, что в этой местности хрен растёт. А потому, что есть у местных дурацкое выражение, употребляемое в качестве ответа на любой вопрос или просьбу: «А хрен тебе!» Уже по названию селения можно было понять, что раздобыть мало-мальски приличный слух или новость политической важности не выйдет. В общем, вернулась я, как сорока, с глупыми сплетнями о соседях: жена старосты изменила ему с лекарем, а тот, чтобы его не постигла кара рогатого супруга, стал подмешивать какую-то дрянь тому в питьё.

От любовных игрищ я отказалась наотрез. Это же идиотизм отдать себя какому-то замызганому, немытому, пахнущему потом деревенскому мужику. Зачем, спрашивается, соблазнять, если тебе от него ничего не надо? И вообще, все эти лобызания, о которых рассказывали девочки — такая мерзость! Я либо останусь свободной амазонкой, либо выберу себе единственного мужчину, как моя мать (за что её, собственно, посчитали предательницей и выгнали из деревни). Но она хоть чуть-чуть побыла счастливой с тем, кому отдала своё сердце. По крайней мере, в смутных воспоминаниях из детства, приходящих во сне, я вижу их обоих улыбающимися.

Но то всё прошлое. А пока что мы с единственной подругой Фаей привычно сносили очередное наказание. Причём, в этот раз очень легко отделались: за кражу слив из садика предводительницы нам поручили чистку дымохода в её избе.

Испачканные, как трубочисты, мы с Файкой распластались на мощёной крыше. Солнышко припекало макушки. Ветерок расчёсывал кудри берёз и тополей. Листья что-то приятное нашёптывали, и от созерцания всего этого божественного творения я чувствовала себя чем-то большим, нежели простой смертной. Однако мой вполне обычный желудок потребовал вернуться с небес на землю и, забурчал.

— Есть хочется!

Поглаживание голодному животу не помогало.

— Эт запросто! — Файка протянула пакетик с абрикосами, заблаговременно собранный ещё до нашей вылазки в запретный сад. — Я знала, что нас оставят без обеда и ужина.

Не удивительно. Как бы мы ни старались тщательно скрывать свои шалости, всё равно доставалось. Всевидящая, судя по всему, нашёптывала на ушко нашей Мудрейшей, где искать воришек слив, шкодниц, которые мусор по двору раскидали, и, наверняка, указывала перстом на нас.

Я с радостью приняла Файкину заначку.

— Как я тебя… — Хотела уже броситься подруге на шею, но та отстранилась, даже не глянув в мою сторону: не любила она лобызаний.

— Можно и без этого. Просто скажи спасибо! — промямлила сестра, уставившись взглядом карих глаз в даль. Она напоминала смуглянку из Волжахии (страны с полуострова), о которой часто рассказывала бабушка. Их женщины были такие как Фая, статные, широкоплечие, черноволосые, чернобровые, кареглазые и смуглые. Наверное, мама подруги оттуда родом. Фаю нам подбросили. Но для меня она была самым близким человеком на земле, кроме бабушки, конечно.

Пакет заметно опустел и, мы обе шпуляли косточками направо-налево, не целясь.

— Надоело мне здесь сидеть! — заявила Фаина, пристально разглядывая золотистую поляну за дальними кронами деревьев — там заканчивался наш лес, и начиналось владение короля Ихтяра.

— Так давай слезем, — предложила я. — Но тогда нас заставят картошку чистить.

— Дурёха ты, Оринка. Туда хочу! — ткнула пальцем в горизонт Фая. — Не хочу больше на медведей охотиться. Хочу принцев заколдованных спасать, с драконами драться, погибнуть бесстрашной воительницей… — и смачным ХОЧУ закончила фразу.

Я в ужасе взирала на подругу.

— Ты бабушкиных сказок наслушалась? Нет ни драконов, ни принцев заколдованных. — Попыталась разубедить амазонку я, но как-то плохо получалось: у Файки злобно выпучились глаза, щёки наполнились воздухом, — того гляди, сейчас пыхнет, как вышеуказанный змей.

— Спорим, всё это есть! — не став зря разоряться, сестра протянула свою мощную ручищу для заключения пари.

— На что? — подзадоривала я.

— Если я попаду в колодец…

— Отсюда? — уточнила я, прикидывая расстояние: а выходило прилично так — метров пять, если не больше.

— Да. Попаду косточкой в колодец, и при первом же случае ты едешь со мной! Если я нет, а ты — да, то остаёмся здесь!

— И будем мирно и тихо догнивать в этой деревушке. В том же самом поможем Настасье. — Подытожила я, и мы ударили по ладоням.

Чему быть — тому ни миновать! Если у Всевидящей есть, какой план для нас, мы об этом узнаем.

Файка прицелилась и… попала прямо в колодец. Счастливое лицо подруги предвещало самые глупые приключения. Оставалось дело только за мной. Я тоже прицелилась и пульнула косточку. Хлюпа почему-то не последовало. Зато раздался обиженный возглас. Мы выглянули из своего укрытия. Я таки промахнулась, и не то чтобы сильно. Просто в самый неподходящий момент в деревеньку пожаловали гости, и какому-то лопуху захотелось набрать для лошадки водицы именно из нашего колодца. Моя косточка спикировала прямо ему в глаз. В левый.

Рыжий здоровила прыгал вокруг колодца и вопил:

— Зрения лишили… — дальше было много ругани, так что мы с Файкой вслушиваться не стали.

— Моя взяла! — довольная напомнила подруга.

Мне радоваться было не чему. Во-первых, нас заметили — какой-то темноволосый парень, на вид с крыши, ему около 20 лет, гаденько посмеивался над рыжим и с интересом рассматривал метких стрелков. Во-вторых, — Мудрейшая. Она уже грозила кулачищем обидчицам послов, прибывших за продлением мирного договора с уннийскими амазонками.

— Нет, это она нас взяла! — констатировала я.

Под очень нелестные высказывания Мудрейшей, мы нехотя слезли с крыши. День обещал закончиться в жутких муках. Предчувствие наказания отозвалось болью в ягодицах…

Вечер. Послы заседали в Хоромах Совета, которые мы, шутя называли «комнатой пошептушки». Доблестная армия (небольшой отряд из 50 человек) нажиралась до поросячьего визга в харчевне у Клавки. Мы с Файкой, ещё пуще наказанные, отрабатывали милость Мудрейшей на кухне, всячески прислуживая высокочтимым гостям. Несмотря на то, что подруга моя принадлежала к касте бойцовых волчиц, ей частенько приходилось терпеть издевательства, потому, что я постоянно втягивала её в неприятности. Сейчас Фая костерила меня за мои гениальные идеи, совсем забыв, кто был инициатором стрельбы косточками.

— И пронзила я дракона своим мечом. И… — баловала нас очередной сказкой бабушка, начищая картошку.

— Плюнул он трижды пламенем, а потом скончался со смеху, потому что доселе не видел голых воительниц… — брякнула я и получила по шее. — Ба, ну признайся уже честно, где ты такой меч добыла!

Но она только усмехнулась.

— Так зад болит! Не понимаю, как ты можешь сидеть! — Возмущалась Фая, домывая посуду в положении стоя. Время от времени она нежно поглаживала пострадавшее за грехи место.

— Очень просто: я сижу на коленках и на попу почти не опираюсь. — Пояснила я, расставляя тарелки на большое блюдо.

— А если б, вы себя вели как достойные имени амазонок женщины, у вас ничего бы не болело! — поучала бабушка. — Отнеси им харчи, да не опрокинь по дороге!

Зря она так сказала. На меня слова «не урони», «не упади» и прочие, с приставкой «не», действовали от противного — из рук валилось, ноги подкашивались. Бабушка тоже об этом вспомнила и, с жалостью на меня посмотрела. Её добрые, голубые глаза до сих пор озаряла искорка озорства. Несмотря на возраст, она по-прежнему прекрасно выглядела: лицо ещё не совсем покрытое морщинами, подтянутая фигура и крепкая рука. Говорят, в молодости она была очень красивой и великой воительницей, участвовала в исторических битвах. А в свои 60 лет, она оставалась крепкой, хоть и седовласой. Руки её не дрожали, да и своим полуторным мечом управлялась искусно — одним взмахом лезвия могла снять огни со свечей. Эта сила досталась и моей маме, она тоже многое могла. А ещё красиво пела, чем и привлекла внимание отца. Правда, позволила ему увести себя. Бабушка тосковала, огорчённая предательством дочери. А родители построили себе небольшой домик в лесу, неподалеку от отцовского родного города. Жили бы они долго и счастливо, если бы не появились королевские мытари. У нас тогда имелось лишь: две лошади, корова, да крохотный домик. Посмотрев на такую нищету, мытари решили взять самое ценное у отца — маму. Он убил пятерых, прежде чем они сделали хотя бы шаг к его жене. Но меткий лучник пустил в грудь папе стрелу. Обезумевшая от злости мама, бросилась на оставшихся мытарей и безжалостно убила каждого. В конце концов, над распластанными телами возвышались только лошади.

Я помню это отрывками. В памяти запечатлелось испачканное кровью, орошённое слезами лицо матери, воющей, как волчица, над телом любимого. Сразу после похорон, она взяла меня, решив вернуться к Ба. Путь был не близкий, в обход гор. Путешествие выпало на зимнюю пору. Холод и снег, усталость, болезнь стали нашими спутниками. В деревню мы прибыли обе полуживые. Передав меня бабушке мама скончалась так и не ступив на землю деревни. Ба, разбуженная ночью сторожихами, вышла к воротам и, несмотря на запрет Мудрейшей, принесла нас к себе в дом. Маму она похоронила сама, придав огню, в лесу. А меня выхаживала.

Файка же появилась у бабушки гораздо раньше. За месяц или два до моего появления. Её оставили под главными воротами. Никто не горел желанием воспитывать несчастную. Моя Ба, терзаемая одиночеством, забрала её к себе.

В просторной комнате стоял огромный стол, за которым иногда велись совещания. Чаще здесь собирались старосты и под плеск вина в кружках сплетничали. Сегодня трапезничали четверо мужчин: высокий, светловолосый усач, судя по сверкающему мундиру — командующий, тот самый брюнет, которого я видела утром (разодет он был в дорогие, но простые с виду вещи: зелёная шёлковая рубаха приоткрывающая сильную грудь, куртка на шнуровках тёмного почти чёрного цвета, и даже сапоги из дорогой выделанной кожи, были выбраны в тон), и немного испуганный парнишка, коротко стриженый, прятался рядом со своим предводителем — командующим, а так же по правую руку от Мудрейшей восседал гордый персонаж аристократической внешности в светлых дорогих одеждах, украшенных вышивкой. Короче, последний явно был принцем. Соседским. Предводительница лично следила за благополучием высокопоставленного гостя. За остальными ухаживали наставницы, они же самые почтенные воины селения.

Моё появление было встречено особым вниманием Матушки, на лице которой было написано: «Попробуй что-то урони и тебе не поможет даже Богиня!». Захотелось провалиться сквозь землю, но пол подо мной не расступился, а вот ноги непослушно запутались, и я чуть не рухнула. Однако встречи с дощатым полом не последовало. Чему я сильно удивилась. Открыв глаза, сначала поняла, а потом уже увидела, что меня держит тот «смешливый» парень, которого я наскоро окрестила Пересмешником.

Кроме игривых зелёных глаз я ничего больше не видела. Было что-то в незнакомце ощутимо тёплое. Парень ласково улыбнулся. А я, как блаженная, рассматривала его, раззявив рот: тёмные длинные волосы, ниспадающие на плечи, несколько коротких локонов выбились из-под кожаного обруча, чёрные брови, ровный нос, слегка пухлые губы, волевой подбородок.

Крепкие руки вернули меня в вертикальное положение и отобрали блюдо, поставив его на стол. Наставницы зло молчали, стреляя в меня взглядами. Мудрейшая вообще вцепилась в подлокотники кресла, и те чуть слышно затрещали под напором. Расшаркавшись, я спешно отправилась обратно на кухню, выслушивая, как за моей спиной Мудрейшая извиняется перед гостями.

Только, когда за мной захлопнулась дверь, я вздохнула с облегчением. Оказавшись около бабушки, плюхнулась на стул… И тут же с воплем подскочила — теперь понятно, почему Файка всё делает стоя. За эти годы, на моей попе уже должен был образоваться толстенный мозоль, не позволяющий розгам и ремню причинять непоправимый ущерб. Но организм так и не выработал защиты к истязаниям.

— Что случилось-то? — поинтересовалась бабушка, рассматривая моё бледное лицо. — Уронила?

— Почти… — шмыгнула носом я.

— Подите во двор. Мы теперь не скоро им понадобимся. — Сжалилась бабушка.

Фая замешкалась, а я вышла на улицу. Свежий воздух охладил покрасневшее лицо. Мысли постепенно складывались во что-то удобоваримое, хоть и метались, сменяя одна другую.

Сегодня явно не мой день! Сначала поход за сливами (и чего нам не спалось?!) — наказали первый раз. Потом промахнулась косточкой, — наказали второй раз. В собственных ногах запуталась, а значит и до третьего наказания рукой подать. Мало того, ещё какого-то типа испугалась. Что же в нём такого? Приветливый, улыбается красиво, сам вроде ничего. Видела я их вояк, так они ещё грубее деревенщин из Ближних Холщовиц! А этот из привилегированных, — выбритый, ухоженный, внимательный. Споткнулась бы я сейчас в харчевне Клавки, хохот над моими разъехавшимися ногами долго эхом отдавался бы в ушах.

Я вытащила из-за бочонка свои лук и колчан со стрелами, которые ещё перед отработками спрятала здесь. Почувствовала тяжесть оружия в руке, посмотрела на небо. Луна зависла над деревьями большая-большая. Звёздочки мерцали, словно подмигивали — хитрюги! Знали что-то и делиться секретом не хотели. Только намекали. Прохладный ветерок вернул былую уверенность в себе. Что ещё со мной может случиться? — Ничего! Я на родной земле. В ней моя сила.

Вдохнув ночной свежести, я натянула тетиву, закрыла глаза, прислушалась. Где-то, на одной из улочек мужчина приставал к амазонке:

— Дай поцелую!

В ответ раздался смачный шлепок по морде — видать на Стеху наткнулся. Она этих домогательств не любит!

Немного дальше пели. Нестройной мелодии певцов вторили волки, явно восприняв горлопанов за своих дальних родственников.

Оттянув руку до уха и, почувствовав лёгкое напряжение в мышцах, отпустила. Открыла глаза, наблюдая за полётом стрелы. Она помчалась, гонимая моим вечерним замешательством, сквозь сгустившуюся тьму прямо в пугало Настасьиного огорода, поразив цель в самое сердце. Вот, что значит меткость! Жаль, что меня в отряд лучниц так и не записали.

— Интересно, а в яблоко попадёшь? — Файка стояла рядом, с задумчивым видом разглядывая, спелую красную цель.

— Бросай! — подмигнула я, доставая следующую стрелу.

Фая отошла подальше, выждала, когда я приготовлюсь, и подбросила яблоко вверх. Вряд ли кто-то ещё мог похвастаться хорошим зрением в такой темноте. А я могла: стрела рассекла яблоко на две половины и встряла в заборе. Впечатлённая Файка вернулась, догрызая остатки когда-то большого плода, и протянула мне стрелу.

— Я вот интересуюсь, а во что-нить поменьше, смагёшь? — подруга выбросила изуродованный огрызок.

— Например?

— Да хоть в ту же сливу? — и достала из мешочка маленькую фиолетовую цель, ту самую из-за которой начались утренние проблемы. Воспоминания отозвались лёгкой покалывающей болью в попе.

— Сливы я больше не ем! — с полной уверенностью заявила я, и прикинула свои силы. — Она тёмная. Я её отсюда у тебя в руках не разгляжу!

— Значить, не сможешь… — Констатировала моё поражение подруга. Плохо, что она в меня не верит! Посмотрим, что сейчас запоёт.

— На счёт три бросай, — разозлилась я.

Увидеть такую мелкую цель в едва освещённом мраке улицы, я бы всё равно не смогла, так что просто закрыла глаза, доверяясь слуху. Фая ухмыльнулась, вздохнула и подбросила сливу… Пока летит фрукт, сделаю отступление: боевые волчицы считали горлиц-лучниц трусихами, отсиживающимися за чертой боя. Фая несомненно была того же мнения, причисляя меня к вражеской касте, в которую, я не входила. Дело в том, что Мудрейшая просто махнула на меня рукой, собираясь записать в служанки. А что со мной делать, если я законы Матерей ни во что не ставлю. Но бабушка, на правах легендарной амазонки, не позволила ей унижать внучку. В общем, меня в деревне только из-за уважения к Ба и терпели.

Так вот, сосредоточившись на сливе, я услышала, не только как мишень поднимается вверх, но и еле уловимое движение позади. Кто-то наблюдал за нашим представлением, спрятавшись в тени за углом. Если бы это был кто-то из наших, нас бы уже остановили и хорошенько потрепали за уши. Но нет! Просто наблюдатель. Мужик. Я не заостряла на нём внимания. Более важным мне показалось проучить Файку, которая задрав голову ожидала, когда же стрела врежется в сливу.

И когда цель уже опускалась, сестра посчитала, что я промахнусь…

Ухмыльнувшись, я отпустила стрелу. Как и ожидалось, тихий мат, подкреплённый собачьим лаем, нарушил покой округи. Стрела промчалась в нескольких миллиметрах над Файкиной шевелюрой, поразив сливу. От испуга подруга плюхнулась на задницу, причём попала ею в лужу. Когда я открыла глаза, она уже тянулась за лозиной, чтобы показать, как сильно меня любит и обожает, а как хвалит мою меткость!.. Сестра поднималась на ноги, как озлобленный бык, заприметивший красную тряпку.

Подглядывающий беззастенчиво и громко рассмеялся. Я обернулась, увидев Пересмешника. Он, сложив руки на груди, опёрся об угол дома, и хохотал уже не скрываясь. Чуть не сгибался от смеха. Я хотела изобразить ему что-то угрожающее, кулак там, к примеру. Но парень показал, что мне не стоит отвлекаться.

Вовремя обернувшись, я сделала шаг назад и пригнулась — лозина со свистом рассекла воздух, чуть не задев поясницу.

— Ты сама просила! — напомнила я, удирая от разъярённой подруги. Объяснение не умерило желания Фаи пройтись колючей лозиной шиповника по многострадальному мягкому месту. Пришлось с луком в зубах карабкаться на ближайшее дерево. Файка не любила прыгать с ветки на ветку, поэтому осталась поджидать внизу, грубо ругаясь. Пересмешник разошёлся не на шутку. Того гляди, упадёт на землю, и кататься начнёт. Запустить в него чем-нибудь, что ли?

— Погоди, слезешь ты! Ух… — угроза Фаей так и не была озвучена до конца. Вмешалась бабушка.

— Девочки, — прогремел её голос. — Бегом сюда!

Сестра тяжело вздохнула и бросила лозину. Я дождалась, когда подружка отойдёт подальше, слезла с дерева и закинула злосчастное орудие возмездия в кусты — на всякий случай, если Фая вдруг вспомнит список, кому отомстить надо.