Владарь редко занимал это кресло в центре хранилища. Он чувствовал себя не так удобно, как хотелось бы. Да и, признаться, не хотелось ему сейчас находиться здесь — летел бы он прочь, куда глаза глядят.
Утром он привычно спустился, чтобы подсмотреть, а точнее проверить, пришла ли сюда белокурая девушка, рассказывает ли сказки, поет ли. Но вместо ее голоса, он услышал песнь пожилой нянюшки, а потом и:
— Входи, коль пришел. Ты, все ж, хозяин здешний, а не воришка какой.
И владарю пришлось открыться, выйти из темноты. Потом его к столу пригласили, да настойчиво так, что он не успел и опомниться, как сидел в кресле, испытывая на себе любопытный взгляд Пелагеи. Ни спрятаться, ни скрыться от этого взгляда не получалось, и понятно теперь почему Творцы выбрали именно эту женщину Мастерицей судеб. Она отчетливо видела все, что творится на душе любого существа.
— Поделиться ничем не хочешь? — спросила она.
Владарь покачал головой — он был жадным на слова и эмоции.
— Да ты, как мальчишка себя ведешь! — усовестила няня. — Из тебя все щипцами тащить надо? Пораниться в другом мире как смог?
Владарь невольно опустил взгляд на собственную руку, сжал правую в кулак и разжал.
— Дерево упало…
— Прям тебе на руку?
— Нет. Дерево упало из-за меня…
— А с каких пор это повелитель птиц в дровосеки подался?
Владарь нахмурился — не воспринимал он человеческие шуточки, которыми то и дело сыпали Пелагея с Борисом. Зато нянюшка в волю посмеялась, и Квад в самом деле стал чувствовать себя мальчишкой.
— Рассердился.
— Когда? Сейчас или тогда?
Черная бровь мужчины дернулась вверх. Пелагея сдержала ехидную улыбку.
— А до гнева, ну то есть, до того, как ты дрова пошел рубить голыми руками, что ты такого увидел?
— Ничего! — соврал владарь и отвернулся. Прошелся взглядом по комнате, и все же спросил: — Почему она не приходила сегодня?
— К тебе или ко мне? — уточнила нянюшка, ухмыляясь чему-то своему. — Ко мне она спускалась. На рассвете. Не спалось ей. Посидела немного, и ушла куда-то.
— К вороне! — сразу догадался Квад.
— Не ты ли недавно сказал, что она плохо влияет на девочку? Они уж давненько не видались, чтоб тебе не перечить.
— Разве они меня слушались хоть раз? — хмыкнул владарь.
— Ну, теперь слушаются.
Гордости от этого он почему-то не испытал. Если две девчонки вели себя смирно — значит, задумали что-то грандиозное, что Кваду не понравится.
— Если не у вороны… У нее еще есть друзья? — вслух задумался он.
— Нет… — покачала головой Пелагея. — Наверное, хочешь узнать, где она сейчас…
И заливисто рассмеялась. Да так, что мужчина, сидящий перед ней, мог бы покраснеть, если бы умел.
Проводить дни в одиночестве… стало уже вполне привычно. Не весело, но и не так больно.
Она усаживалась на большом валуне около речушки на возвышенности, откуда открывался прекрасный вид на горы. И подолгу смотрела вдаль, не шевелясь. Слушала птиц, смотрела, как под легким ветерком колышутся травы и листья. Кажется, во всем этом великолепии было проще смириться с мучившей ее пустотой. Теперь одиночество было чем-то родным, неотделимым. Единственное — справиться с тягой к черной башне оказалось трудно. Иногда Элишка поворачивалась назад, глядела на черный пик, тянущийся к облакам, вздыхала и вновь отворачивалась. Ора вскрикивал где-то впереди, кружа над водами реки, хвастая, какой он умелый рыболов.
— Чего там уметь! — ворчала на хвастуна Элиша. — Рыба сама вон из воды выпрыгивает… Глупая! Ты б ее под водой поймать попробовал!
Ора подхватил ту самую глупую рыбину и сел на камешек неподалеку, чтобы с большим удовольствием съесть свою добычу. С ворчливой девицей делиться он не планировал — пусть сама себе ловит еду!
Элишка только хмыкнула. Достала из мешочка листки, кусочек гладкой коры, грифель, и глубоко вдохнув, принялась выводить на бумаге… К собственному удивлению — не лицо матери и не владаря, а того человека из другого, жестокого мира. Его черты, будто сами собой, проступили на листе, будто всегда жили там, и теперь, со временем стали четче. Острые скулы, завивающиеся волосы, ровный нос и губы, слегка изогнутые в насмешливой улыбке. Глаза (они удавались Элишке лучше всего) смотрели с картины прямо на художницу. Правда, черный грифель не мог передать красоты их цвета. Но она-то помнила!
Мужчина на рисунке протягивал руку, словно звал, войти в картину и сбежать из Ирия, от холодного владаря, и возможно, найти счастье, свое место, но в другом мире. Элишка сама поверила своему таланту, и потянулась пальчиком к нарисованным пальцам мужчины…
— Это что-то новое! — у самого уха раздался голос Аннутки. Да так напугал завороженную картиной подругу, что та свалилась с валуна, разбросав листы по всей поляне.
— Дура! — выругалась художница, торопливо подбирая рисунки, пока ветер не решил ими поиграть.
— Ты гляди, хоть что-то от меня почерпнула! — посмеивалась ворона, подняв с земли изображение незнакомца.
— А что это ты сегодня такая довольная? Случилось что-то хорошее?
— Расскажу, как только ты мне поведаешь, что это за красавец у тебя тут нарисован! — выдвинула свое условие Аннутка, усевшись в траву. — Слушаю внимательно!
— Ох! — вздохнула Элишка, и села рядом, устремив взгляд к горизонту. Ора расправился с рыбой, и парил над водой уже просто так — ради удовольствия. Вода блестела под лучами солнца, и в воздухе пахло сладко. Захотелось сделать еще один глубокий вдох, от которого на сердце станет легче. Но там давно лежал неподъемный груз. — Я не знаю ни его имени, ни того, кто он. Это тот человек, который спас меня.
— Ты не говорила, что он настолько красив.
— Разве красив? — как-то безразлично отнеслась к этому открытию Элиша.
— Ну да. Тебе ж подавай пернатого, мрачного, неразговорчивого. — Хмыкнула Аннутка, и чуть не наговорила лишнего. — Упертого ду… душой.
Подруга только вздохнула тяжко.
— Так что тебя обрадовало то? — постаралась отвлечься Элишка, уверенная, что любая весть от вороны порадует ее не менее чем саму Аннутку.
— А я послезавтра ухожу… Ну чего лицо так вытянулось? Чего глазки-то пучишь? И не надо так рот открывать — червячка тебе никто не принесет. Хотя, если попросить Ору… Эй! Дружок!
Элишке показалось, что в нее попала молния и сожгла дотла. Она смотрела на подругу, с ужасом, не желая верить в то, что та радуется собственному изгнанию из рая.
— Ты… Ты… Ты предательница! — выпалила Элишка, ударив счастливую Аннутку по лицу. Все веселье разом пропала. — Ты бросаешь меня!
— А я не обещала твоей матери, нянчить тебя целую вечность! — сквозь зубы проговорила недавняя подруга, удерживая в узде бурю эмоций. — Видят боги, я хотела спокойно попрощаться.
— Не хочу я прощаться! Не хочу! — Протестовала упрямая девушка, топая ногами. Вырвала рисунок из рук Аннутки и побежала к черной башне. Ей хотелось крушить все подряд, метать молнии, не оставить и камня на камне от этого лживого рая! Но на деле… На деле, она просто в очередной раз пролила литры слез… на подол Пелагеи. Ведь первым делом пришла к нянюшке, упала на колени перед Мастерицей судеб. Пелагее пришлось отложить нити и клубки обратно в корзину.
— Скажи, няня. Почему мне нигде нет места? Почему все меня отталкивают, гонят прочь?
— Как это нет места? — поглаживала ее по голове нянюшка.
— Для меня нет! — Элишка подняла голову, чтобы пожаловаться: — Все здесь мамино. А мне нет места. Моя жизнь осталась там, где она умерла. Там, где все они умерли. Тут же все ее… Квад забрал меня, потому что она просила. Аннутка со мной дружит, потому что она просила… Они все смотрят на меня, и ее видят. А меня — никто, никто не видит, не видит какая я…
— А какая ты? — внезапно спросила Пелагея.
Вот и настало время крепко задуматься, да поискать источник проблем не вокруг себя, а в себе. И что же Элишка могла сказать о себе?
«Грубиянка, эгоистка, плакса?!» — внутренний голос, был уж больно суров и похож на Бориса Васильевча. Девушка покрутила головой, прогоняя его, отсела, вытерла слезы, стала гадать, кто она такая: уж не птица точно. Человек ли — неведомо.
— Не печалься, душенька моя! — обняла ее Пелагея и усадила в кресло. Сразу чаю налила, варенье поставила. — Этот ответ много времени требует. У некоторых вся жизнь на поиски его уходит. Но ты не торопись. Подумай, что делала плохого, и больше так не поступай. А потом, подумай о хороших своих делах. Взвесь, чего больше: дурного али хорошего. Поймешь, кто ты. А там, глядишь, и Судьба тебе на твое место укажет.
О себе, как и о судьбе, думалось плохо. Зато сладкое яблочное варенье быстро исчезало, приглушая вкус горечи. А спокойный и мягкий голос нянюшки усмирял бушующие эмоции. Так что Элишка пережила предательство подруги быстро и вполне спокойно. А уж потом попробовала разобраться в себе… Натурой она оказалась очень сложной, и до самого утра так и не определилась, кем является, в чем ее талант, за что ее стоит любить… В общем, она и сама разлюбила себя. Да настолько, что не только начала понимать Квада, но и чуть не плюнула в собственное отражение в чаше с водой.
«Зачем ему держать в своих владениях такое бесполезное создание?» — пришла мысль в ее голову. Ответ она узнала сегодня — все в Ирие исполняли матушкин завет.