Долгий путь к родственникам утомил не только Семена, но и его жену. Ей пришлось гораздо труднее — ее багаж давил и на плечи, и на ноги, и на мочевой пузырь. Это только Семен мог позволить себе снять с плеча мешок и отдохнуть, а Клава с большим пузом не расставалась.

— Ох… Почему мужики не рожают? — пыхтела она, присев на бревно в лесочке, которым они решили сократить дорогу до селения, где жили родители Семена.

— Делать нам больше нечего! — хмыкнул ее муж. — И вообще, не причитай! Я вот мешок тащу на себе, и не жалуюсь!

— А давай меняться? Я тебе пузо, а ты мне мешок! — оживилась Клава, массируя свою ношу.

— Ну да… — хмыкнул Семен. — Вот так снимешь и передашь.

— Жене помочь не хочешь, только и знаешь, что попрекать! — Протянула Клава. — И сколько нам еще идти?

— Не далеко… Тут… Близко. — Ответил ей Семен, озираясь. Признаться, он немного потерялся в лесу. К счастью, на прогалинку, где они устроили временное пристанище, выбрался мальчуган, собиравший то ли ягоды, то ли грибы. — Эй! Сорванец, поди сюда!

Ребенок боязливо подошел к незнакомцу, стараясь держаться на приличном расстоянии.

— Сколько идти до Багрянцево? Ты оттуда?

— Оттуда, — робея, говорил босоногий мальчишка.

— Небось, короткий путь знаешь, — подмигнул ему мужчина, и ребенок просто расцвел, готовый показать секретную тропку. Даже заплясал на месте, торопясь поведать этот секрет.

— Идемте, дядя, я покажу!

— Надеюсь, пацан у нас родится, — бросил желание на ветер Семен, помогая жене встать.

— Вот и роди себе пацана, а я — девку! — с большим трудом поднялась на ноги Клава. — Эй, пострел, не беги так, а то не все тут такие шустрые!

Они медленно пошли за ребенком в глубь леса, рассуждая и споря о том, кого принесет им аист. Только аист так и не прилетел…

— А вы хорошими родителями будете? — спросил проводник.

— А как же: лупить буду, если нашкодит, и пряника давать, если порадует! — усмехнулся Семен.

— То кнут, то пряник… Все вы такие. — Бормотал ребенок. — Никак не определитесь… Как с собаками!

— Что говоришь? — навострила уши Клава.

— Говорю, мои родители тоже строгие… — громче говорил мальчик, и все вел случайных встречных в топи….

Годы в Ирие минули незаметно. И почти ничто не изменилось за то время. Почти…

Владарь, как и прежде, собирал детские души, приносил их в башню и отдавал на попечение нянюшке. А потом, тихо и беззвучно передвигаясь по винтовой лестнице, поднимался в свои покои и, сбрасывая накидку, останавливался у постели. Знал, что его ждет… она — уже не маленькая девчушка, а белокурая молодая девушка. Только ее, пожалуй, и касались перемены — бескрылой крошечной птички, потерявшей свое гнездо. Она спала сладко, замотавшись в черное одеяло. Длинные вьющиеся золотистые локоны, как бесчисленные золотые ленты разметались по темным подушкам. Квад смотрел на нее и думал…

Она открыла голубые глаза, потянулась и села. Владаря рядом не было, что очень ее расстроило. Девушка рассчитывала проснуться рядом с ним, улыбнуться ему и пожелать доброго утра, расспросить о полетах в другой мир.

— Утро доброе! — поприветствовали ее.

— Борис Василич? — спохватилась девица, и мягко улыбнулась ему. — Доброе! А где Квад? Разве он не вернулся?

— Вернулся. Вот собрался себе около флюгера гнездо вить. С утра размышляет, где ему спать теперь, раз ты его покои заняла.

— А разве здесь, со мной нельзя? — не понимала Элишка, ласково погладив черную перину.

— Да будет тебе известно, что приличные незамужние девицы не спят в одной постели с мужчинами, с которыми не связаны никакими узами! — принялся поучать ее мужчина.

— А с чего вы взяли, что я приличная? — выдала несносная девчонка, и ее выдворил из кровати ударами ремня, ради чего сокол в кой-то веки превратился в человека, даже вспомнил такую процедуру привития разума, через ремень приложенный с силой к мягким частям тела.

— Все! Достаточно! — забилась в угол Элишка, и Борис Васильевич обрадовался, что наука пошла в прок…

— Значит, мы с Квадом станем замужними! — определилась девчонка с решением проблемы.

— Бестолочь! — сокрушался горе-учитель. — Прежде, чем делать такие заявления, нужно узнать, хочет ли он сделать тебя своей женой!

— Тогда я пошла… — подскочила к дверям Элишка, и потянула ручку на себя.

— Куда? — опомнился воспитатель.

— Узнавать! — выдала она, припустив по лестнице вниз.

Владарь Квад стоял на крыше, у самого края, устремив взор в бескрайнюю синь безмятежного горизонта. Славный день не предвещал дурных событий. Ветер играл облаками и сплетал ароматы цветов в один удивительно бодрящий и заставляющий любить жизнь. Улыбка так и растягивалась по лицу хозяина птиц, когда светловолосый вихрь распахнул круглые двери, вырвавшись на небольшое пространство, и уставившись на мужчину горящими глазами, спросил:

— Женишься на мне?

Подбежавшему к тому моменту Борису Васильевичу показалось, что господарь пернатого народа готов упасть с обрыва.

— Что это значит? — достаточно грозно спросил Квад, причем у Бориски тут же пожалевшего о своих нравоучениях.

«Молчать надо было про замужество!» — вбивал себе в голову мысль Борис Васильевич.

— Не обращайте внимания. Просто вопрос социального воспитания и роли женщины в обществе, ее правах, обязанностях… — пробормотал учитель. — Мы разберемся со всем сами, в другом месте. Пойдем!

И попробовал увести взбалмошную девицу. Однако та ухватилась за дверь, намереваясь остаться в помещении подле владаря. На мгновение Бориска подумал, что девчонку придется волочь вместе с дверью.

— Женишься?

— Нет! — не задумываясь, рявкнул Квад, и пальчики девушки соскользнули с дерева.

На нее было больно смотреть. Элишка помрачнела ликом, позволила увести себя прочь от черствого мужчины.

— Сама напросилась! — сказал утешительное воспитатель. — О таких вещах не так узнают!

— А как? — она вновь преобразилась, став любознательной и веселой, за что Борису Васильевичу захотелось отлупить эту непостоянную особу. — И вообще, вы мне много чего обещали рассказать! Например, чем мужчины и женщины отличаются! Так я уже взрослая! Я готова слушать!

Она уставилась на него светлыми, наивными голубыми глазами. А Борис Васильевич…

— Может, ты уши себе и отрастила, а я вот, не готов тебе что-то рассказывать! — выпалил он до того, как обернуться соколом и улететь.

— Были бы у меня крылья, вы бы от меня так просто не отмахнулись! — вздохнула Элишка, пригрозив кулачком подлому воспитателю, и подумала, что непременно ощиплет вредного птаха.

Богатый лес. Красивое поле цветов. Две девушки шли через него, собирая травы и плетя… не венки, как делали бы обычные нормальные девушки в человеческом мире, а гнезда, ибо эти красавицы жили в Ирие. Да и гнезда на головы они не примеряли, а складывали аккуратно в корзину, чтобы потом отнести в хранилище душ.

Поблизости, не улетая слишком далеко, охотился Ора — верный ястреб.

— Да ты с ума сошла! — ужасалась Аннутка, выслушав последнюю весть о переполохе в черном замке.

— Почему сразу с ума сошла? Никуда я не уходила. Я все еще на своем уме стою! — не понимала девушка. — И вообще я обижена. Если б не Борис Васильевич, с его постоянными нотациями… Тоже мне воспитатель нашелся!

Она резко остановилась и уселась в своем красивом платье прямо на траву. А та была так высока, что совсем спрятала белокурую красавицу. Аннутке тоже пришлось сесть напротив, чтобы заглянуть в глаза глупой собеседнице и убедиться в отсутствии проблеска здравого смысла.

— И как мне теперь жениться на владаре? — охала Элишка. От досады она быстро сплела очередное гнездо, которое потом надлежало поставить на полочку в хранилище.

— Дуреха! — потешалась подруга. — Ты хоть знаешь, что такое замужество?

— Кажется, мама и папа были замужем. И ничего — жили счастливо, спали рядом. Все время вместе были, за руки держались, смеялись…

— А тебе просто хочется спать около владаря?

Элишка кивнула. И всего на секундочку Аннутка представила себе весьма колоритную пару — светловолосую, сияющую и улыбающуюся Элишку и владаря… Нет! С владарем все было сложнее. Вообще вообразить его подпрыгивающим от радости, с ухмылкой на обычно каменной физиономии, и с искрами в черных (абсолютно черных, без белков) глазах оказалось еще той сложностью!.. После недолгих стараний Аннутка прыснула со смеху.

— Чего ты смеешься-то! — толкала в плечо подругу Элишка. — Около него тихо, хорошо, тепло и совсем не страшно. И кошмаров никаких нет! И сны снятся красивые.

— Ты еще такая маленькая птичка! — рассмеялась заливисто Аннутка, утирая подступившие слезы, и попробовала унять эмоции, чтобы совершенно серьезно поведать: — Замужество — это нечто большее. Это когда ты становишься единым целым с другим человеком. Ты несешь за него ответственность, а он — за тебя. Все беды вы делите поровну. То же и с радостями.

— Единым целым? — проронила белокурая девушка, пока слабо понимая, как достичь такого единения. Но быстро нашла вариант. — Понадобиться метра три-четыре веревки…

— Зачем? — не сразу сообразила старшая подруга.

— Чтобы стать единым целым, чтобы примотать к себе… — Выдала Элиша.

— Знаешь, я сейчас воспользуюсь методом Бориса Васильевича, и стукну тебя! Ты вообще о чем думаешь?! — рассердилась собеседница.

— Ну, где бы веревку достать… — честно ответила Элишка, и получила законную затрещину, впрочем, так и не вернувшую благоразумие белокурой головушке.

— Ай! — потирала голову девушка.

— Владаря нельзя связывать! И вообще, я не о том! Для того, чтобы с кем-то соединить свою душу, тебе не понадобится веревка. Есть всего одно условие, чтобы стать цельным созданием!

— Какое?

— Любовь!

— А что это? Где это найти? — и она сразу заозиралась, завертелась, осматриваясь, не завалялась ли где-нибудь клейкая субстанция, именуемая любовью.

— Вот тут! — ткнула пальцем в грудь Элишке подруга. — Это чувство, когда ты томишься вдали от любимого, когда тебе больно оттого, что больно ему, когда тебе хочется обрушить весь мир из-за того, что кто-то причинил ему зло. Тебе хочется, чтобы он улыбался и никогда не огорчался. Хочется следовать за ним повсюду. Когда ты таешь от прикосновения его рук. Когда хочется смотреть на него, любоваться им, как диковинным цветком. И ты знаешь, что он один может прогнать твое одиночество. А еще очень боишься, что однажды этот цветок завянет или его оборвут.

Что такое одиночество Элишка знала прекрасно. И оно будто отзываясь при упоминании собственного имени, больно сжало сердце, настолько, что перехватило дыхание и слезы накатились.

— Ты любишь кого-то? — спросила девушка подругу.

Аннутка смутилась и опустила глаза. Задумчиво посмотрела вдаль, будто могла отсюда увидеть того желанного и далекого мужчину.

— Есть один человек, — с болью вздохнула она. — Там, за гранью…

— И ты потому летаешь туда каждый день? Потому почти перестала приходить ко мне?

— Ты сейчас помогаешь Пелагее, тебе все равно не до меня.

— Работы, и правда, прибавилось. Знаешь, меня это даже немного пугает. Что же там такое происходит, что столько душ к нам летит?

— Всякое может быть: болезнь какая, война… — Подумала она вслух, а еще взмолилась: «Лишь бы войны не было в Полесье! Лишь бы Полесья не коснулось!».

А Элишка вдруг расплакалась, что встревожило ворону.

— Ты чего? — спохватилась Аннутка.

Даже Ора прилетел к девушкам, с интересом заглядывая в лицо хозяйки. В последнее время он обитал в замке, будто его специально позвали и велели не выпускать из внимания Элишку. Она понимала, что теперь ястреб следит за ней, вроде бы ненавязчиво. Но с другой стороны, радовалась, что может поговорить о сокровенном хотя бы с ним.

— Сколько же эти малютки пережили! — плакала она, не забыв и собственный опыт до сих пор обжигающий душу.

— Да успокойся ты. Пережили. Теперь-то они тут. Здесь их никто не обидит… Кроме тебя. — Брякнула подруга, и слезы моментально прекратились — исключительно из-за неожиданных и беспочвенных обвинений.

— С чего мне их обижать? — не поняла белокурая, решив разобидеться.

— А кто душам в хранилище глаза нарисовал? Скажешь, Борис Васильич?!

Девушки на минутку замерли и разразились смехом, потому как вообразить ворчуна, крадущегося с угольком для рисования в хранилище, было настолько забавно, что фантазеркам даже удалось представить его с выражением шкодливого ребенка на лице.

Отсмеявшись, Элишка все же решила оправдаться.

— Ну, когда беседуешь с кем-то приятно видеть лицо…

— Почему-то Пелагея итак справлялась. И только ты без чудачеств не обходишься! Разве со спящими можно беседы вести?

— Знаешь, как они меня слушают! — вскочила Элиша.

— Да они спят! — не верила ей ворона.

— Ничего они не спят!

Чтобы доказать Аннутке свою правоту, Элишка привела ее в хранилище, усадила в кресло перед многочисленными полками, и предложила завести диалог… Конечно, односторонний. Подруга посмотрела на полки с гнездами, на девушку, и покрутила пальцем у виска. Блондинка начала вскипать от злости.

— Вот смотри. — Элишка приготовилась, и повернувшись к полкам лицом, заговорила. — Какую сказку вы хотите сегодня послушать? Про бычка?

Тишина.

Пелагея даже начала посмеиваться, наблюдая за устроенным представлением. Но больше всего веселила реакция Аннутки, с подозрением глядящей то на нянюшку, то на когда-то вполне нормального человеческого ребенка. Она явно приходила к мысли, что с возрастом человеческие существа прибавляют в росте, не теряют в разуме.

— Может о птице счастья? — Расспрашивала Элишка, оборачиваясь и подмигивая Аннутке.

В ответ — тишина.

— Тогда я расскажу вам о…

— Вон тот мне подмигнул! — подпрыгнула в кресле Аннутка, указывая пальцем на одно из яиц с глазами, явно решив подыграть подружке, чтобы не обижать лишний раз. Да и вообще — с помешенными связываться — себе дороже.

— Он не мог! Глаза же у него нарисованы! — нахмурилась та.

— Вот и я о том. — Скрестила руки на груди девушка, прекратив притворство. — Они не могут тебя слушать и отвечать — они спят!

— Если они спят, это не мешает им слушать меня! — утверждала Элишка.

— Не будь глупой! — упиралась подруга.

— Все! Девочки. Не спорьте. — Примирила их нянюшка Пелагея. — Лучше чаю липового попейте… А то и драться начнете…

— Ага… — кивала Аннутка. — Сразу после чая.

Элишка нахмурилась, и правда подумала, выдать парочку щедрых тумаков вороне, чтобы ее мозги встряхнулись и начали воспринимать окружающее правильно. Впрочем, точно о том же подумывала и Аннутка. И девушки за чаем странно таращились друг на друга. Пелагея осуществила мысли обеих — выдав подзатыльники, так что драка автоматически отменялась.

«Ладно, ладно — подумалось Элишке. — Я найду твое гнездо, приду к тебе ночью, и когда ты будешь спать, буду тебе сказку рассказывать!»

«Только бы ночью не приперлась со своими сказками!» — подумалось вороне.

Квад стоял у окна, наблюдая за неровными полетами молодых птиц на фоне заката. В Ирие было тихо и удивительно хорошо. Все находилось на своих местах, как тому и положено.

— Привет! — поздоровалась Элишка, бесшумно прокравшись в покои.

— Если ты собираешься… — начал владарь.

— Не собираюсь. — Перебила его она. — Прости. Аннутка объяснила, как глупо это все выглядело утром. — Сдалась на милость правды девушка, про себя мысленно добавив, что если бы попробовала провернуть тот же фокус, к примеру, вечером — получила бы совершенно иной ответ от повелителя.

Владарь итак не сердился, ибо о мыслях бескрылой птички ничего не ведал, и быстро выкинул из головы утренний эпизод.

На какой-то промежуток времени хозяин Ирия и девушка замолчали, любуясь райским пейзажем. За окном так красиво кружились пары в пушистых облаках, и успокаивающе сладко пели. Только не всем было так радостно. Например, одной девушке у окошка, постоянно чувствующей тень одиночества за спиной.

— Какое твое одиночество? — задумчиво протянула Элишка, заставив Квада хорошенько задуматься над философским вопросом.

— Похоже на гром и дождь. И пустота тут… — ответил коротко владарь, постучав пальцем по собственной груди.

— А мне тепло и спокойно, когда идет дождь… — Проронила она. — Ты пробовал заполнить свою пустоту? — сыпала вопросами девушка. Она уперлась спиной в стену и сползла к полу, присев. Пожаловалась на собственные попытки избавиться от одиночества. — Когда болезненно пусто… Это словно что-то изнутри тебя поедает. Или кто-то душу вытягивает… Пелагея, говорит, это голод мучит, и я ем ее пироги, но еда не помогает. Наполняется желудок, но не сердце. Конечно, я не говорю ей, что мне все равно больно. Ем вприкуску со слезами.

Квад повернулся. Красивый вид за окном больше не привлекал внимания. Теперь он смотрел на хрупкую девушку, которая, как выяснилось, стала мудрее, несмотря на детские поступки.

— Когда рядом Аннутка или Борис Васильевич — не так больно. Когда я смотрю, как плетет нити Пелагея, даже становится немного легче. Но, когда они все уходят… И я опять остаюсь одна.

Она замолчала, вспомнив, как в такие страшные минуты, когда кажется, что тьма высасывает из тебя силы, и каждая тень — голодный монстр, поднималась по витиеватой лестнице, и проскальзывала в приоткрытую дверь, откуда всегда шел слабый свет свечи. И непременно заставала владаря за книгой, сидящим в кресле, за столом.

Теплые чувства, окутавшие ее, уничтожили, подступивший к горлу комок горечи. Девушка попробовала улыбнуться. Посмотрела на владаря.

— Но ты чаще один, чем я. — Продолжила говорить Элиша. — Наверное, тебе больнее. Если ты позволишь… — Она прикусила губу до боли, и все же сказала: — Я попробую заполнить твою пустоту… Не буду надоедать. Просто буду рядом… Не гони меня.

Она ухватилась за его руку. В глазах владаря отразилось удивление, и разобраться насколько оно приятное или наоборот, Элишка не смогла. Все ждала, когда он так же бессердечно и холодно прогонит ее, не моргнув и глазом.

А Квад… Он и в этот раз промолчал, не дав никакого ответа на ее слова. Впрочем, девушка расценила молчание, как согласие.

Хозяин птиц присел напротив, вытер проступившую на ее губах кровь, и помог подняться. Элишка хотела прижаться к нему, но не позволила себе такой вольности. С благодарностью приняла ту маленькую жалкую подачку, которую позволил себе сам повелитель — он чуть крепче сжал ее ладонь в своей.

Поздней ночью, в полумраке, в отблеске луны, двигалась по тропинке к поляне тень. Она лихо забралась по дереву в чей-то дом среди ветвей, и… встав у изголовья спящей девушки… начала рассказывать сказку:

— Жили-были в царстве, что под небесами, царь, царевич и собачка Жужа!

— Ааааааа! — возопила неблагодарная слушательница, подпрыгнув, и свалилась с кровати. — Да чтоб тебя! — выругалась она, опознав демона ночи.

— Чего ты так реагируешь? Это добрая сказка… — удивился тот, женским тоненьким голоском.

— Зато я — злая! — ответила Аннутка, ухватив подушку за край, и как размахнулась!

— Не буду тебе сказки больше читать! — кричала Элишка, убегая от разгневанной подруги.

— Обещаешь? — допытывалась та, в очередной раз опуская «инструмент мести», в роли которого выступила подушка, на голову безрассудной девушки.