Она поразила Его прямо в сердце. Сразу же. С первого взгляда. И даже раньше.

Сначала был запах. Тонкий, щекочущий ноздри аромат, такой возбуждающий и одновременно удивительно нежный. Ни с чем не сравнимый волшебный дурман. Не тяжелый и чувственный, как многие известные Ему французские духи, но и не приторно-слащавый, как отечественная дешевка. Это было нечто изысканное и почти неуловимое. Как аура. Как таинственное невидимое облако, попав в которое невозможно было остаться равнодушным к его хозяйке.

И только после был взгляд. Внимательный, чуть насмешливый взгляд пронзительно синих прекрасных глаз.

Казалось, эти смеющиеся глаза вбирали собеседника целиком, без остатка. И сразу же отбрасывали назад, как выжатую лимонную корочку. В доли секунды поняв и дав оценку всем мыслимым достоинствам и недостаткам. Именно всепонимающий разящий взгляд раздавил Его. Запутал, смял ненужной бумажкой, заставив мгновенно забыть показавшиеся вдруг такими ничтожно мелкими собственные заботы и хлопоты.

И сделал убийцей.

Нет, Он честно боролся с наваждением. Изо всех сил гнал от себя черные, тихой сапой отравляющие разум страшные мысли. Но это было сильнее Его.

Внезапно вспыхнувшая искорка темной страсти постепенно разгорелась и превратилась во всепожирающий, коптящий смрадом костер. И это бушующее в стесненной груди пламя выжгло за ненадобностью все прочие позывы и желания.

Тогда Он понял — это провидение. Его судьба. Великий смысл и цель всей жизни. Далекая, почти недостижимая Цель с большой буквы.

Сама того не ведая, она стала его Королевой. Королевой заботливо лелеемой, тщательно оберегаемой сокровенной мечты тихо сходящего с ума маньяка.

Красивая кокетка казалась ему почти небесным чудом. Кристально чистым прекрасным видением среди царящего вокруг грязного блуда и хаоса.

Наивной, слабой, безропотно уступающей наглым домогательствам сильных, нахально-дерзких, падких на легкую поживу хищников-мужчин.

Несчастной жертвой, покорно раскрывающей объятия и делящей кровать с самым нахрапистым из жадных до плотских утех развратных проходимцев.

Естественно, без желания. Против собственной воли. Холодно и отстранение с достоинством отданной на заклание безвинной овечки.

И в то же время — он знал! — она ждала Его. Ждала страстно, слепо, с мольбой на искусанных очередным насильником нежных устах.

С той не рассуждающей верой, на которую только способна по-настоящему любящая женщина. Со всем пылом нерастраченного жаркого сердца.

При этой мысли Он впадал в буйный, неописуемый гнев. Катался по полу, в кровь изгрызая пальцы. Бил неистово кулаком в стенку, нагоняя страх на стариков-соседей. А потом часами неподвижно сидел перед подключенным к видеомагнитофону телевизором. Жадно вглядывался в сверхоткровенные кадры, представляя на месте очередной порнодивы свою Королеву.

И вновь закипал необузданным бешенством. Снова терзал ни в чем не повинную подушку, глуша в ней утробный звериный рык и слезы бессильной ярости.

Убийство… Слово изначально показалось гадким, шершавым и противным на вкус. Каким-то чужеродным и никак не отражающим сути задуманного Им действа.

Разве можно так грубо и вульгарно обзывать то, что Он собирался совершить? Это же не пьяная поножовщина! И не совершенно антигуманное уничтожение ни в чем не повинных животных.

Наказание; отмщение; высшая мера защиты, наконец. Еще лучше — дело.

«Дело» ему понравилось больше всего. Да, Он занят делом. Личным делом. Делом, преисполненным высочайшей значимости и глубокого смысла.

О том, что собрался намеренно лишить жизни человека, он просто не думал. Решил и решил. Будто за пивком намылился сбегать. Гораздо сильнее волновал способ убийства.

Он знал род занятий будущей жертвы. И правильно догадался, что вернее всего сымитировать заказное убийство. Тогда точно не найдут. По другому следу ринутся.

Дальнейшее было просто. Оставалось лишь выбрать одну из десятка растиражированных прессой технологий.

Бомба или заряд с часовым механизмом отпали сразу. Он не был взрывотехником. Снайпер на крыше тоже не годился. По той же причине.

Оставался один, тысячу раз апробированный на практике очень надежный способ. Он же не лох в натуре, чтобы велосипед изобретать.

Ему отчаянно везло. С самого начала. С того момента, как Он решился на «дело». И Он знал об этом.

И истово верил — не было бы такого везения, если бы «дело» оказалось неправым.

Старикан жил поблизости. Конечно, объект будущего покушения не был ветхим столетним старцем, качающимся от легкого порыва ветра немощным пенсионером. Крепенький мужичок слегка за пятьдесят.

Но называть его «стариканом» было как-то приятнее. Жажду мести сразу же вызывало. Поднимающуюся мутной волной черную злость. И кровожадное желание немедленного восстановления попранной справедливости.

Ты, дед, пожил свое. Хватит. Отойди теперь в сторону, дай нам наше получить. И лапы грязные от Королевы убери. Недостоин ты ее. Совсем не достоин.

Старик ничего, кроме жгучей ненависти, не вызывал. И не мог вызвать. Мало того, что богат, еще и к красавице молодой клеится.

Ты же дряхлый уже, дедуля! Дети взрослые, внуки растут! Синеглазке другой нужен. Сильный и горячий. Чтобы потом любовным ночами исходила, по утрам на ходу засыпала.

Ты сможешь так? Да никогда! Вот и не суйся. Брысь с дороги, старый мухомор…

Так вот, старикан жил совсем рядом. Точнее, через два дома. Об этом все во дворе знали с детства. Даже водились с его дочкой.

И тихо завидовали, когда дед первым в округе пересел из когда-то престижной черной «Волги» на темно-синий, действительно солидный немецкий «Мерс».

Это было совершенно неважно, что он председатель правления какого-то там коммерческого банка. Главное — он дал ясно понять, кто есть кто.

Наплевал, скотина такая, на всех с высокой колокольни. Именно так выразилась соседка с первого этажа. И все с ней согласились. Кто — молча, а кто и — матом.

Чуть позже появился еще один скоробогач. Потом — еще и еще. Даже соседкин старший сын обзавелся вскоре новенькой блескучей «Ауди».

Но этих уже не ругали. А седой банкир навсегда остался в памяти зажравшимся буржуем и выскочкой.

Самой трудной проблемой оказался пистолет. Обращаться к знакомым не хотелось. Могли неправильно понять. Или даже догадаться.

А Он не серийный убийца. Всего одно «дело» готовит. Пришлось ехать в другой район, на центральный рынок.

Газеты не соврали. Он почти сразу засек небольшую группку «лиц кавказской национальности».

К ним то и дело подходили сумрачные, крайне озабоченные субъекты обоего пола. Все — поодиночке. Шушукались о чем-то, после чего исчезали незаметно в тесных закоулках за поставленными впритык торговыми ларьками.

По всему периметру дальнего уголка суетно галдящего базара торчали лениво-равнодушные плечистые кепки. «Охрана и наблюдение»— вспомнил Он газетные строчки.

Плохо выбритый усач сначала не понял очередного клиента. Загоготал несвязно, объясняя, что анашой торгуют в другом углу. Тут — один героин. Марочки к обеду подвезут.

А как дошло — языком зацокал. К старшему необычного покупателя перебросил.

Низенький плотный горец в камуфляжной куртке долго смотрел в белесые, ничего не выражающие глаза незнакомца. Наконец шагнул молча в темный провал кривобокого заброшенного вагончика.

Вот тогда Он впервые испугался.

По-настоящему. Убежать даже хотел. Но безотчетный жуткий страх сковал ноги, заставив оцепенеть. И голос отказался повиноваться.

Пришлось очень медленно, чтобы не выдать себя, вползти вслед за кавказцем в захламленное, воняющее застарелой мочой и калом полуразрушенное помещение.

Он не заметил, когда исчез сковывающий ужас. Слишком был заворожен открывшимся зрелищем. Зрелищем новенького, еще в заводской смазке «Макарова» с глушителем.

Как раз то, что надо! И как хачик догадался? Ведь ни слова за глушитель не базарил…

После был небольшой торг. Цена в результате не снизилась, зато вместо одной обоймы стало три.

Кавказец опять очень долго смотрел в странно светлые, невыразительные глаза. Выдал на прощание с непередаваемым клекотом:

— Заложишь — на том свэте достану.

Поверил Он произнесенному с угрозой обещанию. Сам решил на всякий пожарный подстраховаться. Попетлял среди запруженных народом рядов, неумело проверяясь на случай возможной слежки. Неожиданно для самого себя снова к облюбованному наркодельцами закутку вышел. Только — с противоположной стороны.

Хотел уйти от греха и в этот момент услышал надрывный вой разгоняющего зевак автомобильного сигнала. В нарушение всех правил по территории рынка пробиралась сквозь галдящую толпу низкая серо-стальная «Мазда».

Остановилась вплотную к знакомому облезлому вагончику, снова требовательно просигналила. К вышедшему из машины пассажиру моментально подскочил давешний хачик в камуфляже, залопотал что-то, размахивая руками.

Все. Больше тут делать было нечего. Он тихо выскользнул из разросшихся кустов, решив продолжить проверку на непрошеного «хвоста» где-нибудь в городе. Среди знакомых с детства проходных дворов.

Пистолет оказался тяжеловат для непривычной руки. А отдача — слишком сильной. Ствол при каждом выстреле дергало и уводило куда-то вверх и вправо.

Понадобилось расстрелять целую обойму, чтобы хоть как-то приспособиться. И все равно необходимой уверенности в точности попадания не появлялось. Пришлось вносить поправки в уже выношенный план.

Само «дело» заняло всего несколько секунд. Зато получасовое ожидание далось неимоверно трудно. Он даже не подозревал, что окажется настолько слаб.

Тряслось буквально все тело. Мелко клацали зубы, вибрировали предательски колени. Руки било, как у запойного алкаша.

Зато мозги наглухо парализовало. Одно желание осталось. Сумасшедшее, почти непреодолимое желание убежать. Гораздо более сильное, чем в лавке подпольного наркоторговца.

Вот сейчас, через мгновение, вылезет на лестничную площадку безобразная старуха с ведром, раззявит в исступленном крике шамкающий рот. Следом детишки оравой налетят. А еще через минуту появятся суровые дядьки в бронежилетах.

И тогда — конец всем мечтам. Ни тебе прекрасной, источающей знойную любовь и благодарность Королевы; ни утопающих в безудержном сексе бессонных ночей; ни тихих радостей счастливой семейной жизни.

Лишь последняя мысль удержала Его от молниеносного спуска вниз по лестнице. Даже нервная дрожь отпустила. Пот на лбу высох.

Только прислонился к трубе мусоропровода, только помечтать наладился — лифт внизу загудел.

Пора пришла. Кончилось, не успев начаться, время сладких грез. Действовать пора. Делом доказывать свое право на красивую, полную чувственных наслаждений новую жизнь.

Все получилось как по писаному. Банкир стоял лицом к дверям, шаря по карманам. Ключи доставал. Еще и напевал, старый хрыч. Потому не расслышал быстрых шагов в бесшумных кроссовках.

А Он действовал почти бессознательно. Пустота звенящая в башке опять образовалась. Все много раз продуманные планы куда-то вылетели. Одна мысль в висках стучала: «Киллер стреляет в голову!».

Вытянул убийца руку с уже взведенным пистолетом в упор к седому затылку, нажал с ненавистью на курок. Отвернулся мгновенно, чтобы не смотреть. Рванул гигантскими скачками по лестнице.

Ему и здесь повезло. Никто в подъезде не встретился. Уже внизу обнаружил болтающееся в руке оружие, сунул его механически за пазуху.

Размеренным прогулочным шагом ушел, никем не замеченный, с места преступления.

На следующий день новость страшная город потрясла. Убили председателя правления самого крупного коммерческого банка. Прямо на пороге родной квартиры. Неизвестный киллер с одного выстрела разнес голову уважаемого всеми банкира.

Всплакнула втихомолку Александра. Заметила ищущий взгляд следящего за ней с утра стажера, выгнала за дверь к чертовой матери. Нашел время подсматривать, придурок! Совсем стало плохо бедной женщине. Чувство вины сердечко гложет. Не кто иной, как она сама своими идиотскими советами подтолкнула Володеньку к активным действиям.

И вот результат. Даже на похороны появиться нельзя. Как вдове в глаза смотреть?..

А милиция наша в жизни преступников не поймает. Банкиры — народ скрытный. За репутацию дрожат, дивиденды потерять боятся. Никогда истинных мотивов убийства не скажут. Скорее последнее решение Володи отменят.

Закусило разнюнившуюся было красавицу. Ах так! Ну, мне-то бояться нечего! Всех на чистую воду выведу! Не дам убийцам безнаказанными остаться.

Глянула на себя в зеркало: мамочка моя родная! Рожа постная, волосенки клочьями, косметика вся поползла. И глазенки зареванные. Прямо не женщина — страх божий!

Намочила водой из графина душистый платочек, смыла быстро все сопли. В пять минут навела порядок на лице, стажера в кабинет кликнула.

Еще через минуту раскатился по коридорам мэрии звонкий цокот высоких каблучков. Это решительно настроенная Александра в сторону прокуратуры подалась.

Следователь оказался шапочным знакомым. Не то на банкете каком-то сталкивались, не то на вечеринке. Во всяком случае, Александру он тогда не заинтересовал. Так себе мужчинка. Ничего примечательного.

Теперь она с удвоенным любопытством рассматривала сидящего напротив представителя славных правоохранителей.

Глаза — умные. Несомненно. Прическа — аккуратная. Выбрит тщательно. Молодец. Губы узковаты. Зато подбородок волевой. Нос — ни рыба, ни мясо. Какой-то бесформенный. Сломан, что ли?

А вот пиджачишко подкачал. В плечах узковат и руки из рукавов торчат. Неужто подсказать некому? Мужик-то вроде не из последних…

Ай-я-яй! Да мы не женаты! Галстучек давно выбросить пора и рубашка застиранная. Что ж я раньше не догадалась? Совсем голову потеряла… Тем временем следователь быстро переписывал набело протокол допроса гражданки Иванцовой Александры Вадимовны, такого-то года рождения, проживающей… работающей… добровольно явившейся для дачи… по делу…

Рука сама выводила привычно заскорузлые строчки официального документа, а глаз так и норовил подняться выше края стола. Туда, где так заманчиво белели закинутые одна на другую восхитительно стройные ножки.

Шикарная ведь дамочка. Ни за что бы возраст не угадал. Должность приличная. Знакомства сильненькие. Одета подобающе. Связи небось крутые.

С такой и заигрывать опасно. Не дай бог, пожалуется. Так, мол, и так, вместо исполнения служебных обязанностей…

Следователь поймал себя на мысли, что в очередной раз думает казенно-суконным языком. Попытался отвлечься, наконец-то решившись взглянуть в строго-печальные глаза необычной посетительницы:

— Простите, Александра Вадимовна…

— Зовите меня просто Александра, — с извиняющейся улыбкой прервала красавица. Добавила после секундной заминки: — Я считаю, отчество старит. Кстати, а вас как зовут? Я что-то запамятовала…

Несколько подрастерявшийся следователь невнятно пробормотал:

— Сережа… То есть Сергей.

— Сергей… Можно, я буду звать вас Сережей? Мне так больше нравится. По-моему, «Сергей» звучит слишком напыщенно. А я бы хотела, чтобы мы подружились. Надеюсь, вы не возражаете? — уставились с обворожительной улыбкой синие глазищи.

Александру понесло. Все, что она ежедневно видела по телевизору и читала в газетах, все эти киллеры, разборки и заказные убийства так неожиданно и страшно вторглись в ее, в общем-то, устоявшуюся жизнь с невинными интрижками и долгими романами и настолько потрясли своей кроваво-жестокой реальностью, что чисто инстинктивно молодая женщина попыталась отгородиться от действительности привычной броней милого кокетства и ничего не значащего легкого флирта.

Не понявший внезапных перемен в настроении взбалмошной красотки следователь недоуменно хлопал длинными, почти девичьими ресницами.

— Так что вы хотели спросить, Сережа? Давайте поскорей, пока меня на работе не потеряли.

— Александра В… В общем, так, Александра. Все, что вы мне сейчас рассказали по поводу возможных причин убийства банкира, — очень серьезно. Мы немедленно проверим вашу информацию. Причем — досконально. Но… вы же понимаете, такие вещи первому встречному не доверяют. Откуда у вас столь подробные сведения? Если не секрет, конечно.

— Не секрет. Володя… Владимир Моисеевич был моим лучшим другом. Если хотите — любовником.

Следователь ожидал чего угодно, но только не последней фразы. Обычная его клиентура была куда более скрытной и менее откровенной.

Окончательно сбитый с толку «Сережа» расцвел неожиданно для себя в подкупающе открытой, чуть смущенной улыбке. Пробормотал, застеснявшись:

— Простите… Честное слово, не хотел…

— Что, «любовница» не нравится? Давайте другое слово подберу…

— Не надо! — взлетели вверх, защищаясь, растопыренные ладони. — Я сам. «Старинный знакомый» устраивает? По-моему, звучит неплохо. Как раз для бумажного официоза.

— И все будут сально ухмыляться, да? Уж лучше «любовницу» оставить. По крайней мере, честнее.

Нашелся следак. Мину удивленную состроил:

— А вам-то какое дело? Пусть завидуют!

Рассмеялась от души Александра. Право слово, даже среди прокурорских приличные люди попадаются. А она-то думала…

У начальницы КРО имелся уже безрадостный опыт общения с помощником городского прокурора. Тот как будто не замечал, что рядом с ним находится красивая молодая женщина. Долдонил как попугай о «предусмотренных действующим законодательством процессуальных нормах» и «фактах хищения материальных средств путем мошенничества».

Может, просто стеснялся?..

В конторе Александру поджидал еще один сюрприз. Красный как рак стажер забубнил с порога, выдавливая из себя заранее заготовленную речь:

— Извините, пожалуйста, Александра Вадимовна. Я не хотел вас… обидеть. И… в общем… примите мои соболезнования.

Улыбнулась невольно начальница. Бедный юноша! Испереживался весь. Мучился небось, придумывая, что и как сказать.

Прошлась летящей походкой по кабинету, упала в низенькое креслице:

— Ладно, Роберт. Забыли. Налей-ка лучше даме кофейку.

Когда все конфетницы и сахарницы были расставлены по ранжиру, а почти черный горячий напиток уже дымился в хрупких чашечках, стажер неожиданно попросил:

— Расскажите мне о… Владимире Моисеевиче. Что он был за человек?

Отпрянул испуганно, глядя на Александру по-собачьи преданными глазами:

— Если не трудно. Я не настаиваю…

Вздохнула печально Сашенька. Почувствовала вдруг нарастающее желание немедленно выплеснуться, рассказать все то хорошее, что знала о Володеньке.

Но какими словами выразить главное? Что умный был, и так понятно. Какой же банкир без мозгов? Про доброту тоже все знают. Володин банк всегда благотворительностью занимался.

А как передать всю ту нежность и благородство, с которыми Володя любил свою ветреную Санулю? Он же боготворил ее! Стихи читал, ноги бережно целовал!

Ни разу ни словом не попрекнул, хотя наверняка доброхоты доносили совершенно невероятные, нелепейшие слухи о похождениях его не слишком верной любовницы.

Расплакалась красавица. Вспомнила, каким повеселевшим и бодрым уходил от нее банкир в тот роковой вечер. Кто ж знал, что свидание окажется последним… Отмахнулась сердито от опять забухтевшего дурацкие извинения стажера, велела вон выйти. Снова макияжем занялась. Нечего на людях нюни распускать. Дома погорюем.