7.1. Окончание активных действий советских войск на Августовском канале

Ввод в бой конно-механизированной группы

Действия войск левого фланга 3-й армии южнее Гродно

Ранним утром к Неману в районе деревни Гожа внезапным ударом прорвался 213-й полк 56-й стрелковой дивизии вместе с примкнувшими к нему подразделениями и остаточными группами. Уцелевшие, но оставшиеся без горючего и снарядов, бронемашины 38-го разведбата накануне были закопаны в землю. В короткой схватке противник был обращен в бегство, был захвачен исправный понтонный мост. М. И. Алексеенко из 1-го батальона 184-го КрСП вспоминал: «… мы вышли к Неману, где уже началась переправа. Большинство бойцов из 213-го стрелкового полка уже переправилось по понтонному мосту, но вдруг появились немецкие танки, которые открыли по переправе огонь. А потом и самолеты. Нам пришлось переправляться под перекрестным огнем на подручных средствах. Вода в Немане у берега покраснела от крови. Понтон, за который я ухватился, стало прибивать к берегу, где были немцы. Я прыгнул в воду и едва не утонул. Спасли меня проплывавшие мимо в лодке пограничники. У деревни Гожа, у кладбища (не один бывший воин 3-й армии запомнил это красивое католическое кладбище с крестами и статуями. — Д. Е.), мы наконец пристали к берегу, но попали под огонь вражеской артиллерии. Во время переправы я потерял своих однополчан и отступал дальше, к Лиде, с пограничниками. 27 июня, при попытке перейти дорогу, по которой двигались немцы к Минску, я попал в плен и был отправлен в лагерь военнопленных». Его боевой товарищ А. П. Исупов, с которым Алексеенко встретился лишь спустя 39 лет, писал в письме: «Я тоже чуть не утонул, пока понтон [нас] перевозил на ту сторону (вернее, на эту сторону). В понтон ударило осколками, и вскоре я оказался в воде. Щит от пулемета и вся выкладка утянули на дно и только каким-то чудом выбрался». Оказавшись на правом берегу реки, уцелевшие при переправе защитники рубежа на Августовском канале привели себя в порядок и двинулись по направлению к Лиде. П. В. Жила вместе с работниками управления укрепрайона капитаном Титовым и политруком Гришаевым (они прибыли в 9-й артпульбат еще 22 июня в качестве делегатов связи) и 17 бойцами пошел своим маршрутом. В районе Речицы группа капитана Жилы переправилась через Днепр и вышла к своим. Судьба многих подразделений 68-го укрепрайона осталась неизвестной. Ничего по сей день не известно о 10-м батальоне старшего лейтенанта Луппова, находившемся на левом фланге. Единственное сообщение из 10-го поступило в штаб УРа утром 22 июня: в нем сообщалось, что позиция батальона атакована людьми в форме военнослужащих РККА. Так как некоторые доты располагались в 200–300 м от линии границы, можно предположить, что по крайней мере часть их постигла судьба сооружений у Граево, захваченных штурмовыми группами противника без сильного противодействия с нашей стороны. Также почти ничего не известно о судьбе 2-й роты 9-го артпульбата.

К рассвету 24 июня части 6-го мехкорпуса в основном вышли на исходные, определенные решением по нанесению контрудара в сторону Гродно. К четырем часам в штаб 36-й КД из всех частей были присланы донесения о выполнении приказа на занятие оборонительного рубежа. В 1-м эшелоне фронтом параллельно шоссе Белосток — Гродно развернулись 24, 102 и 144-й полки. Во 2-м эшелоне находились 42-й кавполк и 8-й танковый полк. Левее 36-й в стык со 144-м КП заняла оборону 6-я кавдивизия. На КП И. В. Болдина, куда прибыл генерал Е. С. Зыбин, М. Г. Хацкилевич сообщил, что танковые полки мехкорпуса прошли Сокулку в направлении Кузницы. По согласованию с командиром дивизии майор Яхонтов отправил с водителем штадива распоряжение в Волковыск, полковнику Козакову, чтобы артдивизион майора Игнатьева был направлен в район Одельска. После отмобилизования 2-му эшелону дивизии надлежало прибыть сюда же. К полудню с гродненского направления стал доноситься гул артиллерии, который затем стал приближаться и смещаться в сторону правого фланга, который занимал 24-й кавполк. К исходу дня стало ясно, что советские танковые части не сумели добиться решительного успеха и даже в некоторых местах были вынуждены отойти, но правый фланг 36-й дивизии по-прежнему был надежно прикрыт.

В соответствии с решением командующего фронтом группа генерал-лейтенанта И. В. Болдина должна была в 10 часов утра 24 июня атаковать противника в направлении на Гродно и Меркине. Задача была поставлена глобальная: к исходу дня овладеть Меркине, то есть выйти в полосу 11-й армии соседнего фронта. 6-й мехкорпус должен был атаковать в направлении на Гродно, Друскининкай, Меркине. 29-й МД предстояло наступать с рубежа Кузница, Сокулка, 4-й и 7-й танковым дивизиям и 6-му кавкорпусу — из района Шиндзель, Верхолесье, Тросьцяно-Нове (10 км южнее Сокулки) и далее — на север по берегу р. Неман. Таким образом, задача группе изменялась в сторону усложнения: требовалось уже не только стабилизировать положение в районе Гродно, Сопоцкин, Липск, но и продолжать наступление в полосу Северо-Западного фронта в район переправ через Неман у Меркине и, возможно, Алитуса. Вероятно, удар группы Болдина планировался как составная часть попытки переломить в свою пользу ситуацию на правом фланге всего советско-германского фронта. Кроме этого, планировалось привлечь к контрнаступлению соединения 3-й и 13-й армий. Однако устойчивой связи с этими объединениями фронт не имел, к тому же 13-я находилась еще в стадии формирования и фактически представляла из себя только штаб с батальоном связи. Не было также надлежащим образом организованной связи и, как следствие, четкости во взаимодействии между собой привлеченных к удару корпусов и их дивизий. 11-й мехкорпус так и не вошел в состав КМГ и действовал по-прежнему в подчинении 3-й армии. Но, судя по документам штаба фронта, там этого не знали и по-прежнему считали, что у Болдина два мехкорпуса, а не один. Согласно оперсводке штаба Западного фронта № 5 к 22 часам 24 июня, 3-я армия к 10 часам утра имела задачу во взаимодействии с группой Болдина перейти в наступление. 27-й стрелковой дивизии с рубежа Секерка, Янув (примерно в 15–20 км к югу-юго-западу от Домбровы) приказывалось наступать в направлении на Домброву, частям 85-й стрелковой дивизии с 86-м погранотрядом и остатками 56-й стрелковой дивизии — в направлении на Гродно. 6-я бригада ПТО якобы была выведена в резерв и находилась в районе Лунно.

В. К. Солодовников вспоминал, что, не успев даже изучить новый район обороны, он получил приказ силами своего 345-го полка взять назад Августов, до которого после трех последовательных отступлений было уже 55 км. Когда вышли на позицию укрепрайона и заняли там оборону, получили новую вводную: атаковать противника правее своего расположения на линии дороги Августов — Гродно. Там был участок УРа, занятый противником. Взяв работников штаба, полковник выехал на рекогносцировку, а своему заместителю приказал вывести полк в исходное положение. В назначенном месте свои подразделения он не обнаружил, когда стал искать, нашел 345-й снова на марше, с новым приказом на отход. Причины таких абсурдных, на первый взгляд, действий командования 27-й дивизии, из-за которых боеспособный полк с приданными ему подразделениями бесцельно перемещался между Сокулкой и Штабином, вряд ли уже будут раскрыты. Можно лишь предполагать, что они явились следствием разного рода несогласованностей в организации контрудара группы Болдина и 3-й армии.

Рано утром 24 июня маршал Г. И. Кулик на танке Т-34 лейтенанта Бородина выехал из штаба армии в штаб какого-то корпуса. Бородин вспоминал: «Уже не блуждали, поскольку в штабе армии нам выдали карту. И пайком обеспечили. Двигались в направлении Гродно. Но в указанном месте штаба корпуса не оказалось. Прикинув, что он, скорее всего, переместился в восточном направлении, двинулись туда. Маршал был сильно не в духе… В одном месте (мы ехали с открытыми люками) увидели отступавшую стрелковую часть. Слышался гул орудий и разрывы снарядов». Маршал приказал танкисту остановить бегущих. Увидев капитана, который также пытался прекратить панику, лейтенант закричал ему, чтобы слышали и другие: «Смотрите! Там маршал Советского Союза! Приказ — занять оборону!» Капитан повторил его слова. Бойцы побежали назад, послышались даже крики «Ура!». Когда горючего в танке осталось на час-полтора хода, расстроенный Кулик приказал остановить какой-нибудь автомобиль. Примерно через полчаса появились две бронемашины. В первой ехал полковник, оказавшийся начальником связи того самого корпуса, который они разыскивали. Маршал уехал с полковником, а вскоре мимо танка проехали три автозаправщика из 7-й танковой дивизии. Заправившись под завязку, тридцатьчетверка вслед за заправщиками прибыла в расположение дивизии и своего полка, которые вели бой под Гродно. В тот день боевое счастье улыбнулось Б. А. Бородину: его экипаж подбил и поджег семь вражеских танков. Но оно не улыбнулось корпусу в целом.

Наступательные действия 6-го М К изначально были обречены на неудачу ввиду его необеспеченности всеми видами снабжения для длительного ведения боевых действий. Боеприпасов имелось крайне ограниченное количество, фактически «голодный паек». Как вспоминал В. С. Финогенов, башенный стрелок бронемашины 35-го танкового полка 6-й кавдивизии, их экипаж послали на артсклад мехкорпуса — разведать, нельзя ли разжиться у коллег выстрелами для танковых пушек. «Когда мы к нему подъехали, оказалось, что накануне он подвергся авиационному налету. Все наземные постройки склада исчезли. Во многих местах как бы горела земля, раздавались мощные взрывы, разбрасывавшие вокруг осколки, неразорвавшиеся снаряды, снарядные гильзы». Помимо значительных трудностей в снабжении горючим и продовольствием, войска совершенно не имели прикрытия с воздуха. Штатных средств ПВО корпус, как указывалось выше, лишился согласно летнему плану боевой подготовки. Действия КМГ должна была поддерживать авиация Западного фронта, по боевому распоряжению генерала Павлова, не менее чем 80 бомбардировщиками. Об истребительном прикрытии речь вообще не шла. Таким образом, наступление конно-механизированной группы нашей авиацией не прикрывалось, зато налеты авиации противника происходили регулярно. Этих двух причин и еще, пожалуй, крайне неудовлетворительной организации разведки и, как следствие, незнания противостоящих сил противника (особенно его средств противотанковой обороны) было более чем достаточно для провала.

Дальнейшие действия 6-го механизированного корпуса «обросли» легендами в худшем понимании этого слова. Они присутствуют не только в работах официальных историков, в частности В. А. Анфилова, но и в немногочисленных изданных воспоминаниях участников событий. Даже после распада СССР их можно встретить на страницах печатных изданий и на интернет-сайтах. К этим легендам относятся упоминания о боях с немецкими танками из состава группы Гота, которых в этом районе просто не было (приданные пехотным дивизиям вермахта танки и САУ едва ли составили бы один полк). Сюда можно отнести и описание Анфиловым боев корпуса во второй половине дня 23 июня. «При переходе в атаку части 6-го мк были встречены сильным противотанковым огнем и подверглись ударам авиации. В результате боя им удалось отбросить прорвавшиеся юго-восточнее Гродно части вермахта и к вечеру выйти в полосу обороны 27-й стрелковой дивизии 3-й армии». Как развивались события в действительности, было описано выше. И ветераны 27-й дивизии версию Анфилова не подтвердят. Если верить В. А. Анфилову, получается, что немцы глубоко прорвались на стыке 2-й стрелковой дивизии 10-й армии и 27-й дивизии, чего в действительности не было. В полосе 56-й дивизии был прорван центр 3-й армии, 27-я же дивизия 22–24 июня сохраняла локтевую связь с 1-м корпусом 10-й армии. Более того, судя по воспоминаниям С. С. Зубенко из 75-го артполка, части мехкорпуса появились в тылу дивизии не выстроенными в боевой порядок, а походными колоннами. Он писал: «Я спустился с вышки с тем, чтобы организовать какой-нибудь ужин. Молодой желудок очень чувствительный к этой очень важной процедуре. Старшина дал нам по сухарю на брата. Я его назвал штабным трутнем и решил смотаться к соседнему хозяину. В это время Алексеев каким-то вздернутым голосом крикнул:

— На дороге танки… Много танков. Идут колонной на Забелье.

Я пулей помчался к вышке и как кошка полез вверх на площадку. С юго-запада шла бесконечная колонна бронированных чудовищ, заходивших в тыл нашей 27-й стрелковой дивизии. Алексеев по телефону вызывал 1-го (или нашего комбата). Но ни 1-го, ни 2-го не мог найти. Я прикинул по дальномеру общую длину колонны, она равнялась пяти с половиной километрам. Расстояние между машинами около 20 метров. Следовательно, в колонне было порядка 270 танков. Шли они вовсе не по дороге, а напрямик: полем, по посевам ржи, пересекая дороги. Люки открытые, пушки задраны вверх, на приличной скорости. Не успел я разобраться, что к чему, как на большаке Белосток — Домброво заметил движение колонны автомашин с пехотой, усевшейся, словно перед парадом на Красной площади. Тут уж я успокоился. Таких машин у немцев не было. Это [были] наши полуторки, далекий подарок Форда с некоторым отклонением в качестве. Общее количество машин было не менее тысячи». В приведенной выдержке есть две неточности, но они несущественны, как мне кажется. Танки двигались, конечно, не на Забелье, которое находится западнее Суховоли, да и мотопехоту, очевидно, Зубенко заметил на другой дороге. Если в мощнейшую артиллерийскую оптику он просматривал местность вплоть до Сокулки, то по прошествии стольких лет вполне мог и ошибиться. Но сам факт, что артиллеристы 27-й дивизии увидели части 6-го мехкорпуса в походных колоннах, по-моему, бесспорен. «Во второй половине дня 24 июня танковые дивизии были перенацелены на юго-восток от Гродно, где вечером вступили в бой с соединениями 3-й танковой группы Гота, пытаясь остановить ее продвижение на минском направлении». Однако и это не соответствует действительности. Чтобы встретиться с частями Гота, которые двигались на Минск значительно севернее Гродно, танкистам Хацкилевича нужно было оказаться на правом берегу Немана. Против КМГ первоначально действовала только 256-я пехотная дивизия 20-го армейского корпуса, 25–26 июня была введена в бой 162-я дивизия того же корпуса, по рокаде Ломжа — Августов — Гродно дополнительно была переброшена 87-я дивизия 42-го армейского корпуса. Оттеснив в первый день войны советские части за рокаду, идущую из Ломжи в Щучин, Граево, Августов, германское командование получило возможность быстрого маневрирования войсками. Ни одна из немецких дивизий в районе Гродно, ни один их полк или батальон не входили в группу Гота. И именно 256-я ПД, организовав устойчивую противотанковую оборону, первой встретила и остановила продвижение передовых частей 6-го механизированного. корпуса. На этом фоне совершенно наивно выглядят рассказы о «давлении превосходящих сил противника», о значительном продвижении советских танкистов. Никакого давления немцы не оказывали. Просто, заняв жесткую оборону, зарывшись в землю и поставив на прямую наводку всю артиллерию, в том числе легкие 105-мм гаубицы и превосходные 88-мм зенитные пушки (впоследствии такой же артустановкой был оснащен танк Pz-VI «Тигр»), они при поддержке авиации выбивали атакующие танки 6-го корпуса. Почти так же, как это потом делали советские войска с их танками в 1942–1945 гг.: в Эльхотовских воротах на Кавказе, на реках Аксай и Мышкова при отражении попытки Манштейна деблокировать группировку Паулюса, под Понырями в ходе Курской битвы, у озера Балатон в Венгрии. Примерно вот так, как в этом эмоционально-красивом и в целом верном, но малоинформативном описании сражения:

«…Выли и угрожающе ревели, кидаясь в пике, „юнкерсы“, свистели и с грохотом рвались бомбы. Сверху, с городского холма, безостановочно били минометы, стреляли бризантными снарядами пушки, а их огонь направлял трещавший в небе самолет-корректировщик. Ухала и вздрагивала от артиллерийских разрывов земля, распарывали воздух очереди спрятанных под бронеколпаками пулеметов, и все это плотной массой из огня и металла преграждало путь нашим контратакующим бойцам. Надо было во что бы то ни стало подавить огонь немецких пулеметов, но кончились снаряды. Можно бы попытаться достать врага гусеницами танков, но кончалось горючее… Где запасы наших снарядов и мин, где горючее для танков? Склады с боеприпасами и склады с горючим разрушены в Волковыске немецкой авиацией, доложили Кузнецову.

Близилась кризисная точка. И тогда в поле к красноармейцам вышли командиры и политработники всех степеней. Вот подорвались и сразу закурились черным дымом три немецких танка в лощине, заминированной учебным взводом 23-го инженерного полка. Генерал Кондратьев решил — настал выигрышный момент — и, приказав мотострелкам вновь атаковать противника, первым поднялся во весь рост. В ту же минуту он упал, раненный в ногу. Генерал Хацкилевич, стоя с биноклем на броне, показал комбату „тридцатьчетверок“ на немецкие танки, которые пробовали обойти минированную лощину, чтобы ударить во фланг нашим конникам. „Тридцатьчетверки“ (в их баки слили все остатки горючего) ринулись наперерез машинам с черно-белыми крестами и попали под огонь укрытой в кустах немецкой батареи противотанковых орудий. Батарея обнаружила себя, следовало немедля уничтожить ее, и коль нет для этого под руками других средств, комкор кавалеристов Иван Семенович Никитин скомандовал: „Шашки наголо!“ Сверкнули на солнце клинки, и это было последнее, что увидел генерал-майор. Раненый, без сознания, он был подобран в тот день немецкими солдатами и потом, через несколько месяцев в лагере Хаммельсбург, рассказывал А. К. Ужинскому о своем последнем бое под Гродно.

К вечеру 24 июня стало ясно, что контрудар группы Болдина окончился неудачей, не достигнув поставленной штабом фронта цели. И хотя сражение, исподволь ослабевая, продолжалось еще около суток, исход его был уже предрешен» [347] .

О судьбе генерала И. С. Никитина написано немало, но все версии абсолютно не стыкуются. Самой верной вроде бы следует считать его собственные слова. Никитин погиб в плену, но успел рассказать о себе. В офицерском концлагере Хаммельбург пленный капитан А. К. Ужинский организовал подпольную антифашистскую группу в мастерской по производству игрушек. В нее вошли командир 113-й дивизии Алавердов, Никитин, начальник 1-го отделения штаба 6-й кавдивизии майор Н. Ф. Панасенко. Там Ужинский и познакомился с Никитиным. Но есть не одно свидетельство о том, что командир кавкорпуса был в строю и продолжал командовать остатками своих частей и после 24 июня. Зам. командира 204-й мотодивизии Г. Я. Мандрик рассказывал о совещании, которое проходило 28 июня в лесах восточнее реки Щара. Председательствовал на нем командир 11-го мехкорпуса Мостовенко, присутствовали начштаба 204-й МД подполковник М. С. Посякин, сам И. С. Никитин и командир 36-й кавдивизии Е. С. Зыбин.

Анализ документов, воспоминаний участников боев и общей обстановки на Западном фронте позволяет составить несколько иную картину событий под Гродно, отличную от той, что изложена в книге Анфилова. Танковые дивизии 6-го мехкорпуса, первоначально не имевшие соприкосновения с противником, выступили по указанным им маршрутам: 4-я дивизия на Индуру, 7-я дивизия двумя колоннами — 13-м танковым полком на Кузницу, 14-м танковым полком — на Старую Дубовую. Движение такой большой массы бронетехники было немедленно обнаружено авиацией противника, которая начала наносить бомбовые удары по походным колоннам частей. Наземные силы немцев находились в 20–30 километрах от исходного рубежа атаки корпуса и имели достаточно времени для перехода к обороне и выдвижения своей противотанковой, а затем и всей остальной (включая приданную тяжелую и зенитную) артиллерии на выявленные танкоопасные направления. Населенные пункты по линии Кузница — Подлипки — Старая Дубовая были спешно превращены в опорные узлы обороны. 24 июня 1941 г. на пути сотен краснозвездных танков, устремившихся на Гродно, оказалась всего лишь одна 256-я пехотная дивизия. Но преодолеть ее оборону оказалось совсем не просто.

Для уничтожения атакующих советских танков противник привлек 8-й авиакорпус пикирующих бомбардировщиков. Немецкие самолеты ожесточенно атаковали советские боевые порядки, причем кроме бомб поливали их некой фосфорной смесью. Командир корпуса М. Г. Хацкилевич был вынужден начать отвод частей из-под ударов авиации. 4-я танковая дивизия к 18 часам сосредоточилась в районе Лебежаны, Новая Мышь, понеся серьезные потери, главным образом за счет легких танков; как докладывал комдив, танки КВ не всегда выходили из строя даже от прямых попаданий бомб. 7-я танковая дивизия к исходу дня вышла в район Кузница — Старая Дубовая, где завязала бои с немецкой пехотой. 29-я моторизованная дивизия действовала на фронте Кузница — Сокулка, прикрывая левый фланг корпуса. На этот же рубеж под давлением 162-й и 87-й пехотных дивизий отходили подразделения 27-й стрелковой дивизии. 124-й ГАП РГК, расстрелявший за 2–3 часа непрерывного огня почти все имевшиеся боеприпасы (остался лишь НЗ — по десятку на орудие), снялся с позиций и двинулся на восток, к Волковыску. Говорили о том, что автоколонна с боеприпасами, шедшая с зимних квартир полка (Пески Мостовекого района), погибла от удара вражеской авиации.

За левым флангом 29-й дивизии в лесу западнее Богуше располагалась 6-я кавалерийская дивизия. Она отошла из района Ломжи, где 22 июня успешно отразила все атаки немцев и удержала линию границы. Но дивизия оказалась беззащитной перед авиацией, и от ее ожесточенных налетов полегло много конников. «…много раз приходилось откатываться и нести большие потери, сколько погибло ребят, ужас, ведь даже подбирать раненых не было кому», — с болью вспоминал В. Ураевский из 3-го Белореченекого Кубанского казачьего кавполка.

Из оперативных документов штаба 6-й КД (с исправленными названиями):

«24.6.

Константинов (подпись)» [350] .

10.40. Штадив 6 кавалерийской дивизии м. южнее дома лесника, что южнее Верхолесье.

С севера и с запада против наших стрелковых частей действуют подвижные части противника.

Ночной марш из района Хорощ, в 20.00 подвергся налету штурмовой авиации в районе 1 км западнее Варакулы (Ворошилы? — Д. Е. ), Пороглы, Завады. К 6.00 24.6 дивизия соединилась лес южнее Липина и Верхолесье.

Правее в районе Почопек, Сосновик, пл. Свидзяловка соединилась 36 КД.

С рубежа Бобровники, Павелики в направлении Сокулка действует 29 МСД.

До 2 полков пехоты противника ведет бой с 29 МСД, наносящей удар из-за своего правого фланга, уничтожая противника.

Решение командира 6 КД: ударом в направлении Гипж, Богуще, Новый Двор во взаимодействии с 29 МСД окружить и уничтожить противника в перелеске восточнее Сидра. До 19.30 на КП 29 МСД.

После того как первые танковые атаки в районе Гродно не увенчались успехом и стал проясняться исход сражения, генерал Карбышев во второй половине дня 24 июня приехал в Валилы, на КП 10-й армии, который располагался в бывшем господском дворе (фольварке); он отказался уехать в тыл вместе с раненым Кондратьевым. Голубев предложил Карбышеву вернуться в Москву и доложить там обстановку в белостокском выступе. К этому времени коридор для отхода армии сузился до 60 километров, но через Слоним и Барановичи (так думал командарм 10-й) еще можно было проехать на Минск. Голубев предлагал взвод из батальона охраны, Карбышев отказался.

Разбор утверждения В. Б. Резуна об отсутствии танков вне танковых групп вермахта

Легенды возникают там, где отсутствует правдивая информация о событиях, либо правда известна, но ее требуется скрыть из каких-либо соображений. Причины создания легенд могут быть самыми разными, но в данном случае речь, вероятно, идет только о желании советской военно-исторической науки «подсластить пилюлю». Полностью скрыть факт бессмысленной гибели одного из самых мощных мехкорпусов Красной Армии было невозможно, поэтому коммунистические историки в лице «В. А. Анфилова и Кº» создали миф о танковом сражении, сравнимом со сражениями в районах Дубно, Бродов, Бреста, Алитуса, которое также якобы велось в районе Гродно. Но нельзя в пику им бросаться в другую крайность, полностью отрицая наличие бронетехники вне танковых групп вермахта, как это заявил в одном из своих «исследований» В. Б. Резун. Танки у немцев были и вне полос наступления их ударных группировок. Танкисты генералов М. Г. Хацкилевича и Д. К. Мостовенко вступали в бои с германскими танками САУ и одерживали победы над ними. Пусть даже число этих машин, приданных пехоте для непосредственной поддержки на поле боя, было невелико, но они БЫЛИ. Доказать это можно весьма простым способом — проанализировав мелкие эпизоды боев 22 июня. И вот что интересно, немало данных по применению немцами танков можно найти не в документах РККА, которые в большинстве своем не сохранились, а в материалах войск НКВД, у пограничников.

Начнем со стыка ЗапОВО с ПрибОВО. На штаб 2-й комендатуры 107-го Мариям-Польского погранотряда наступало до двух батальонов пехоты. Поддержка: четыре танка и две бронемашины. Один танк и оба БА пограничники подбили, остальные танки завязли в болоте. На 1-ю и 8-ю заставы 86-го Августовского ПО наступало по пехотному батальону при поддержке танков. Один танк был подорван связкой гранат. 2-я застава продержалась до вечера 22 июня и была взята противником только при поддержке танков. 3-ю (заставу лейтенанта В. М. Усова, прославившуюся своим геройством) немцы атаковали при поддержке бронетранспортера. На участке границы по реке Волкушанка (участок 5-й и 6-й ПЗ) бронетехники было больше. На 5-ю заставу наступал батальон пехоты и 22 танкетки (вероятно, Pz-I или трофейные). До 15 танков и большое количество машин с пехотой двигались на Гродно. Отражая вражеские атаки, бойцы 7-й заставы связками гранат подорвали две танкетки и две бронемашины, но перед пятью танками были вынуждены отступить. 11-я ПЗ находилась севернее Августова, у шоссе Сувалки — Августов. Когда начался артиллерийский обстрел, чекисты взорвали мост через реку Близна, что остановило продвижение неприятеля, который вынужден был начать наводку понтонной переправы. Когда танки и мотопехота переправились на южный берег и двинулись к Августову, застава начала отход на соединение с отрядом. В бою пограничники подбили два танка.

На участке 87-го Ломжанского погранотряда танков было намного меньше. Это и неудивительно: направление было второстепенным. Но танки все же были, например, на участке 2-й комендатуры, где пограничники действовали совместно с бойцами 310-го стрелкового полка 8-й дивизии (см. выше). На 8-ю ПЗ наступал кавалерийский эскадрон с танковой поддержкой. Когда танки прорвались к нашим позициям, головную машину подорвал боец-пограничник, еще один подорвала связкой гранат жена начальника заставы старшего лейтенанта Я. Г. Лебедя. Есть также свидетельство, что отступавшие на восток пограничники встречали немецкие танки в районах Ломжи и Снядово. На окраине Ломжи группа сержанта Шкаруба, выходя из окружения, столкнулась с остановившимся на отдых немецким отрядом из трех танков, семи мотоциклов и автомашины. В стычке пограничники застрелили четырех танкистов, сами потеряли двоих и прорвались дальше на восток. И, наконец, на левом фланге 10-й армии находился участок 88-го Шепетовского погранотряда. Там тоже действовали вражеские танки. По шоссе, вблизи которого находилась 8-я застава, после артиллерийской подготовки в глубь советской территории двинулась длинная колонна техники. Остановить ее пограничники не могли, но переправу через реку кавалерийской части (вероятно, из 403-й или 221-й охранных дивизий) сорвали. Немцы начали переправляться в другом месте, но и там их встретили огнем. Тогда от двигавшейся по шоссе колонны отделились три танка, которые начали огнем и гусеницами ровнять с землей позицию заставы. Подбить удалось только один, бросавший связку гранат рядовой Сидоров был убит.

Личному составу 13-й ПЗ (командир — старший лейтенант Авраменко) с танками сражаться не пришлось. Но понтонный мост, наведенный немцами на ее участке, прикрывали огнем шесть бронемашин. До 17 часов пограничники не давали немцам полноценно использовать переправу, уничтожили десятки солдат, подбили две бронемашины и отошли на Белосток только по приказу. Маневренной группе отряда в составе трех застав и штаба 4-й комендатуры, сражавшейся за Дрохичин, также пришлось отражать танковые атаки. Им удалось подбить две машины, но остальные прорвались в глубь территории. Во второй половине дня группа отошла на Беловежу.

При анализе воспоминаний непосредственных участников первых боев в составе частей Красной Армии сложится похожая картина (если составить две карты и наложить, они наверняка совпадут). Немецкие танки, САУ, танкетки и бронемашины участвовали в боях за Августов (против 345-го полка и 120-го ОПТД 27-й дивизии), у Штабина и Домбровы (против 132-го полка 27-й СД), за село Красное (против 37-го полка 56-й дивизии), за Граево (против 239-го полка 27-й дивизии). Также: за Кольно (против 310-го полка 8-й дивизии), за Ломжу (против частей 13-й стрелковой и 6-й кавалерийской дивизий) и далее на юг (против 86-й и 113-й дивизий). Танки вышли на подступы к Гродно со стороны Августовского канала, САУ «Штуг» принимали участие в захвате аэродрома 122-го истребительного полка у деревни Новый Двор. Да, этих бронеединиц было сравнительно немного, возможно, это были в основном легкие машины, но отмахиваться от этих свидетельств нельзя. Именно они были выданы историками в погонах за «крупные силы», с которыми сражались 6-й и 11-й мехкорпуса.

Вот еще одно подтверждение. По данным из все того же «Начального периода…» под редакцией Д. Гланца, в июне 1941 г. на Восточном фронте вермахта действовало около 250 танков и САУ, не входивших в состав танковых групп. Шесть отдельных батальонов по 18 машин каждый находились по два в каждой группе армий, остальные танки и самоходки были в составе отдельных батарей по 7 машин и придавались пехотным дивизиям. Но это данные официальные. В реальности же, на чем немцы и по сей день стараются не заострять внимание, бронетехники, брошенной в бой против частей Красной Армии в июне 1941 r., было намного больше. В статье «Французская бронетехника на Восточном фронте» на бронесайте В. Чобитка приведены очень интересные данные на этот счет. В ней убедительно доказывается, что сотни трофейных французских танков, БА и транспортеров активно использовались вермахтом (по своему прямому назначению или как шасси для размещения артустановок — противотанковых, зенитных и пр.) уже в июне 1941 г., причем часто в тех частях и подразделениях, где, по официальным данным, их не было и быть не могло. В частности, на Украине, в районе Владимир-Волынского, 22 июня батарею 152-мм гаубиц лейтенанта В. С. Петрова (она входила в состав 92-го ОАД 2-го Владимир-Волынского УРа) атаковали немецкие танки. После нескольких выстрелов с близкой дистанции два танка буквально разлетелись на части, остальные ретировались. Из найденных среди обломков документов явствовало, что танки принадлежали разведбатальону 14-й танковой дивизии вермахта, на приборных панелях были нанесены фосфоресцирующие надписи по-французски. По официальным немецким документам, 36-й танковый полк 14-й ТД был укомплектован исключительно немецкой техникой, а в дивизионном 40-м РБ были только бронемашины.

В ходе боев в районе Луцк — Ровно — Броды 20-я танковая дивизия 9-го мехкорпуса (командир дивизии — полковник М. Е. Катуков) столкнулась с 13-й ТД 14-го корпуса 1-й танковой группы. Поле боя осталось за катуковцами, при осмотре были обнаружены подбитые немецкие и чехословацкие танки, что вполне объяснимо, а также танки типов «Рено», «Шнейдер-Крезо» и английские танкетки «Карден-Ллойд», что объяснить уже не так просто. С «ренушками» вроде бы все ясно — или R-35, или «Гочкис» Н-35\39, — но и их не должно было быть. А вот со «Шнейдер-Крезо» все намного сложнее. Эта фирма выпускала только средние двухпушечные B-1bis, которые до 1942 г. (опять-таки по немецким данным) находились на складах на консервации. Также автор статьи пишет, что еще 4 июня 1941 г. был сформирован 102-й огнеметный батальон, оснащенный линейными и огнеметными танками B-1bis. Он входил в состав 4-го армейского корпуса 17-й полевой армии ГА «Юг» и действовал в летних боях при прорывах укрепленных районов. В июне на Восточном фронте вермахта действовали шесть бронепоездов с установленными на специальные платформы новейшими средними танками «Сомуа» S-35. По откидным аппарелям танки могли съезжать на землю, чтобы принять бой в составе так называемых «десантных групп». Бронепоезда № 26, 27, 28 имели в своем составе по 3 танка, №№ 29, 30, 31 — по два. «Сомуа» БЕПО № 28 были приданы 45-й пехотной дивизии вермахта при осаде Брестской крепости.

Следовательно, можно считать установленным, что в составе бронетанковых частей вермахта (собственно танковые группы) и вне их с 22 июня 1941 г. применялась не только та бронетехника, существование которой подтверждено документально, но и масса «неучтенной», в том числе трофейной, как после ее переделки или модернизации, так и без оной. Разбираться, что там на гусеницах или колесах действовало против советских пограничников или пехотинцев, а потом и против танкистов, зачастую было некогда, фиксировались лишь факты: атака при поддержке танков, атака при поддержке БА или БТР, атака при поддержке САУ.

Вывод: в районе Гродно (в широком смысле — от Граево до Скиделя) могло быть задействовано 22–25 июня только официально до 50–80 танков и самоходных артустановок противника. Сколько неофициально, история умалчивает. Часть из них была 22–23 июня подбита (в том числе артиллерией стрелковых дивизий), и, возможно, не все они были введены в строй, так что танкистам Хацкилевича противостояло сравнительно небольшое число бронеединии. Поэтому, с учетом всего вышесказанного, утверждение В. А. Анфилова, что «немецкие танки не приняли боя и поспешно отошли», совершенно верно. Положите на одну чашку весов 20–30 (пусть даже все 80) немецких танков, а на другую — только Т-34 и КВ 352 единицы. Тут не просто отходить, тут удирать надо. И удирали. Только были это не части из 3-й ТГр, а приданные пехоте отдельные подразделения. Их воздействие на советские бронетанковые войска оказалось настолько незначительным, что командир 7-й ТД генерал-майор танковых войск С. В. Борзилов вообразил, что у немцев крупных мотомеханизированных соединений нет вообще. В докладе от 28 июля 1941 г. он написал: «За период боевых действий против танковых частей германской армии с 22 по 30.6.41 я не видел крупного применения танков». И далее: «…на данном этапе немцами крупные танковые соединения (масштаб танковой дивизии) не используются… опыт войны с 22 по 30.6.41 г. показал: тактика использования танков германской армией — главным образом мелкими подразделениями во взаимодействии с другими родами войск, следовательно, нет необходимости создавать крупные механизированные соединения, достаточно иметь танковые дивизии и отдельные танковые полки. Этого вполне достаточно для уничтожения танковых войск противника». Конечно, генерал ошибся. Но тогда, в июне, действительно не стоило бросать мехкорпус в атаки на непрорванную немецкую оборону, без огневой поддержки, без пехоты и при отсутствии воздушного прикрытия. Нужно было снять с второстепенных направлений стрелковые части (из 2, 8 и 13-й дивизий) и перебросить их под Гродно, снабдить артполки боеприпасами, а танков хватило бы и двух полков. И действия одного-единственного Т-34, удачно избежавшего атак с воздуха и сумевшего нанести серьезный урон противнику, неплохо это подтверждают.

«Нам пришлось вести бой самостоятельно в отрыве от своего батальона, не зная обстановки, поставленной задачи, установленных сигналов радиосвязи. Все это произошло потому, что вместе с танком младшего лейтенанта Носкова были назначены в разведдозор». В ходе разведки экипажи подъехали к переезду на железном перегоне Белосток — Гродно. За переездом был лес, и там гремела канонада: шел бой. Танк Носкова двинулся к лесу, машина Бородина осталась у железнодорожной будки. Прошло полчаса, Носков не вернулся. И вдруг тридцатьчетверка один за другим получила в борт два попадания снарядов. Быстро развернув башню, лейтенант Бородин увидел среди небольших деревьев два вражеских танка, из которых один разворачивался. Пятью снарядами танки противника были подбиты и подожжены.

Въехав в лес, танкисты встретили там тыловиков, от которых узнали, что впереди идет танковый бой. «Мы направились туда. Выехав из леса, смотрю и не могу понять, что здесь творится. Вся местность, насколько она просматривалась, была в шлейфах клубящейся пыли, которые тянулись вслед за двигающимися танками. Сквозь серый пылевой туман вверх поднимались султаны черного дыма. На этом фоне сверкали вспышки выстрелов, разрывы снарядов. Все это ошеломило и меня, и экипаж. А механик-водитель остановил без моей команды танк. Я приказал ему ехать вперед и пристраиваться к нашим танкам. Сам всматриваюсь в поле боя, хочу хоть немного разобраться в происходящем. В это время механик-водитель крикнул, что впереди и немного правее, метрах в 400, фашистский танк. Нашел, поймал в прицел, а он то вправо, то влево, без конца меняет направление, не дает удержать точку наведения. Наконец даю несколько безрезультатных выстрелов на ходу. А он, послав в нас 2–3 и тоже безрезультатно, скрылся в очередном шлейфе пыли, потянув такой же за собой».

Увидев три наших танка, машина Бородина быстро пристроилась к ним и тут же получила удар снарядом. «Поворачиваю башню, ищу противника, а снаряд опять бьет в башню. Чувствую — как куски окалины брони впиваются в переносицу, в подбородок, в ушах звенит, а из подбородка и переносицы льется кровь. От своих танков вновь оторвались, потеряли их. Виноват механик-водитель, но ругать некогда. Заметил горящий танк, делаем к нему рывок и останавливаемся под его прикрытием. И тут механик-водитель кричит: „Левее дерева, прямо танк, 500!“ И вот он уже хорошо виден в прицеле, в разрыве пылевой завесы. Посылаю в него один, потом второй снаряд, и над танком поднимается дым и пламя. Осматриваюсь. Насколько хватает обзора, впереди, справа и слева идет сумасшедшая круговерть боя. Танки, ведя огонь, то сходятся, то расходятся, то перестраиваются в колонну и „все вдруг“ разворачиваются и идут уже боевым порядком, то проскакивают друг мимо друга, делают короткие остановки, вновь уходят вправо или влево, поднимая за собой черные шлейфы пыли. У меня созрело решение, что в сложившейся обстановке вести бой нужно из укрытий-засад. Стрельба с места всегда точнее, чем стрельба с ходу. И тут появились 4 наших танка. Развернулись вправо, пошли, подняв за собой пыль, и снова разворот. Ведя огонь с ходу, они помчались вперед. Но один танк замер с опущенной к земле пушкой. Делаем к нему рывок, останавливаемся рядом, стучим в закрытый люк. В ответ молчание. Экипаж погиб.

В разрыв дымки, ведя огонь, вползает немецкий танк. Только поймал в прицел, как его закрывают идущие один за другим 6 наших танков. Хотел пристроиться к ним, но мы оказались под огнем выскочивших из пыли четырех немецких танков. Быстро укрываюсь за наш подбитый танк, ловлю в прицел головной танк противника, посылаю несколько снарядов, и он замирает. Оставшиеся три танка вдруг разворачиваются вправо и туда же ведут огонь. Один из них загорелся, а два других, повернув влево, помчались, отстреливаясь. За ними, непрерывно стреляя, устремились 5 наших тридцатьчетверок. Выручили нас. Если бы не они, все могло бы кончиться плохо. И вновь удар снаряда в башню. В ушах звон, а прицел туманится. Что это? Отрываюсь от него и чувствуют, как со лба стекает пот. В танке жарища, пороховые газы. Гимнастерка снята, комбинезон спущен с плеч до пояса, нижняя рубашка уже непонятного цвета, мокрая, хоть выжимай. Вдруг посветлело и потянуло ветерком. Это заряжающий откинул люк, чтобы выбросить стреляные гильзы снарядов, которые до отказа забили гильзоулавливатель. Наверное, по вылетающим из башни гильзам нас засекли, и в танк влепили три снаряда. Вижу прямо на нас наведенную пушку немецкого танка, ловлю в прицел основание башни, и в это время пушка противника полыхнула огнем. Опять звенит в ушах от скользнувшего вдоль башни снаряда. Нажимаю на спуск и я. Выстрел! На месте башни вражеского танка клуб пламени и дыма. Охватывает радость выигранного поединка. Выискиваю новую цель, но тут получаем в лоб два попадания. Прямо на нас, ведя огонь, идут два немецких танка. Затаив дыхание, навожу прицел и несколькими снарядами подбиваю один из них. Второй, развернувшись, уходит назад и скрывается. Пустил ему вдогонку несколько снарядов. Нужно менять позицию. Двигаемся к двум подбитым танкам…

Укрывшись за подбитыми танками, ищу цель. И вот из-за кустов выползает тяжелый немецкий танк Т-IV. Это серьезно, у него 75-мм пушка. Опять, затаив дыхание, навожу прицел. Фашист нас не замечает. Нажимаю на спуск. Выстрел! Гусеница расстилается по земле, а сам танк разворачивается и замирает. Всаживаю в него несколько снарядов. Стрелок-радист пулеметным огнем укладывает на землю выскочивших танкистов. Порядок. Танк подбит. Танкисты уничтожены. И тут вновь получаем удар снарядом. Ищу противника и вижу, как, развернув на нас башню, ведет огонь уходящий немецкий танк. Посылаю ему вдогонку несколько снарядов и вижу, что прямо на нас несется Т-34. Механик-водитель едва успел уйти от столкновения. Т-34 остановился. Из башенного люка выпал танкист.

В это время немцы начали выходить из боя, посылая в небо сигнальные ракеты. Наши танки поодиночке и группами направились на сборный пункт. Добрались до него, как говорится, на „честном слове“. Трак гусеницы был наполовину вырван и держался на одной треснутой проушине…

Спасибо за танк Т-34. Скольким он спас жизнь! Это не Т-26, БТ-5, БТ-7, броня которых пробивалась крупнокалиберным пулеметом. Окруженные внутри с трех сторон бензобаками, они горели, как спичечные коробки. Хотя Т-34 тоже пробивался и горел, но только от снарядов калибром более 50 мм. У немецких танков, как и противотанковой артиллерии, на вооружении были 37-мм пушки. Исключение составляли тяжелые танки T-IV с 75-мм пушкой, но их было немного».

Я долго мучился с этим рассказом, пытаясь сократить или пересказать его, но потом решил оставить так, как есть. Ибо это впечатления непосредственного участника событий и вряд ли нужно править и корректировать их. Скажу только о том, что можно увидеть за взволнованными строками воспоминаний. А увидеть можно то же самое, что увидел комдив-7 Борзилов. 6-й мехкорпус не встретил под Гродно достойного противника в броне. На один немецкий танк приходилось пять-шесть Т-34, и то, что экипажу лейтенанта Бородина «досталось» семь машин неприятеля, говорит лишь о его невероятном везении. И очень жаль, что наступление корпуса оказалось ударом «растопыренными пальцами в стену».

 

7.2. Контрнаступление частей 3-й армии на Гродно

Действия на северном берегу Немана

Бои на реке Котра

Получив все-таки в ночь на 24 июня приказ о переходе в наступление (он был вручен делегатом связи), 3-я армия также попыталась имеющимися уже весьма скудными силами восстановить утраченное положение. Результаты были незначительными, о чем было доложено «наверх». Но по крайней мере Д. Г. Павлов и его штаб узнали, что 11-й МК не вошел в группу И. В. Болдина и по-прежнему находится в составе 3-й армии.

Из боевого донесения штаба Западного фронта № 008 на 16:45 25.06.1941 г.:

«По донесению командующего войсками 3-й армии 11-й механизированный корпус одной танковой дивизией в 20.00 24.6.41 г. занял район Гнойница, 204-я моторизованная дивизия вышла на рубеж Гибулич, Ольшанка. 85-я стрелковая дивизия — на рубеже Гнойница и лес восточнее, имея перед собой до двух батальонов с артиллерией. Сводные части 56-й стрелковой дивизии в 18.00 24.6.41 г. вели бой на рубеже р. Котра, имея перед собой до двух пехотных полков с танками». Очень лаконично и понятно, как и положено в штабном документе, но что узнают потомки из этих нескольких строк о том, КАК в действительности сражались с врагом их деды и прадеды? 24 июня 700-й полк 204-й мотодивизии совместно с частями 29-й (без части 59-го ТП) и 33-й танковых дивизий наносил фланговый удар по немецким войскам, наступавшим из сувалковского выступа. В ожесточенных боях, разыгравшихся в районе Коробчииы и Каролина, отличился 3-й батальон (комбат — майор Бартошевич), огнем и в рукопашной схватке уничтоживший до 500 солдат. 57-й полк 29-й ТД, как вспоминал полковник И. Г. Черяпкин, в ходе атаки огнем и гусеницами истребил десятки вражеских солдат. Мотострелковый полк 29-й дивизии в боях не участвовал. Как информировала свое командование германская разведка, к обороне предмостного укрепления восточнее Лунно советским командованием были привлечены свежие силы, в том числе 29-й МСП. По действиям 33-й дивизии данных почти нет. Из-за отсутствия матчасти большинство личного состава соединения воевало в качестве стрелков. Бывший политрук батареи 33-го ОЗАД И. В. Казаков вспоминал: «Заняли боевой рубеж. Нам объявили, что приехал командовать маршал Кулик и утром пойдем в наступление. С рассветом двинулись вперед, немецкие заслоны стали отходить. Но вот ударила их артиллерия, заговорили минометы, налетела авиация. У нас же ни авиационного, ни зенитного прикрытия не было, и атака захлебнулась». Вечером того же дня командующий армией приказал отвести 11-й корпус на рубеж реки Свислочь, но Д. К. Мостовенко убедил его в целесообразности сохранения достигнутого положения. Полковой комиссар А. П. Андреев писал, что на этом рубеже 11-й МК оставался до исхода дня 26 июня.

85-я стрелковая дивизия в ночь на 24 июня была занята подготовкой к наступлению. Наступление началось в десятом часу утра. Движение 103-го и 141-го СП в сопровождении артиллерийских подразделений шло по двум дорогам без авиационного прикрытия. Стояла сильная жара, людей мучила жажда, над походными колоннами «висела» авиация противника, бомбежки чередовались со штурмовками. Части дивизии несли большие потери в людях и технике, убитых наспех хоронили на обочинах дорог. Как вспоминал бывший комвзвода В. А. Брагин, был ранен командир 103-го СП майор М. Ф. Каравашкин. К вечеру наступление застопорилось. Укрывшись в лесу, навели порядок в подразделениях, эвакуировали раненых, произвели разведку в сторону Гродно. В ночь на 25 июня политрук полковой школы 103-го полка Г. Г. Степанов, командир взвода и парторг полковой школы лейтенант Процких возглавили разведгруппу, оснащенную автоматами ППД и пулеметом РПД. Расположения переднего края немцев не знали, шли в неизвестность. Задача была поставлена такая: установить расположение частей противника, выяснить, занят противником или нет редут (бетонное укрепление крепости Гродно времен Первой мировой войны) в районе села Коптёвка. Поставленную задачу они выполнили: в редуте находились немцы.

Оборона Скиделя

Весь день продолжались ожесточенные бои на реке Котра, где дивизиям 8-го армейского корпуса вермахта (непосредственно на Скидель наступала 28-я пехотная дивизия) противостояли разрозненные части из состава 4-го стрелкового корпуса, 11-го мехкорпуса, 85-й дивизии и войск НКВД. В моем архиве есть копия извещения (похоронки), присланного управлением войск НКВД Западного фронта родным погибшего офицера. Там написано следующее: «… младший лейтенант Мельников Александр Матвеевич в бою за социалистическую Родину, верный воинской присяге, проявив мужество и геройство, был убит 24 июня 1941 года. Похоронен у местечка Скидель Белостокского округа». Подписали: начальник войск НКВД Западного фронта генерал-майор И. А. Петров, военный комиссар войск НКВД Западного фронта полковой комиссар В. Шевченко. Подписи подлинные, гербовая печать, похоронка датирована мартом 1942 г. На 22 июня Петров был зам. начальника войск НКВД Украинского пограничного округа, Шевченко — главным редактором журнала «Пограничник».

Как удалось установить, на северный берег Немана (к Скиделю) от Мостов вышел 444-й корпусной артполк, потерявший в боях 22 и 23 июня всю матчасть 1-го дивизиона. У. А. Билецкий вспоминал о боях на Котре: «Тут снова наша артиллерия нанесла врагу жесточайший удар, но фашисты снова на нас пустили танки и снова прямой наводкой разгромили их. И снова пришлось отходить от передового рубежа. Следующая позиция была у переправы». В. Д. Науменко был еще более конкретен: «В тяжелых кровопролитных боях полк оборонял Гродно, затем следовали не менее упорные бои (в содружестве с каким-то танковым батальоном или бригадой) под Скиделем, Лидой и другими населенными пунктами». Это одно из всего лишь двух свидетельств о наличии советских танков у Скиделя, и я склоняюсь к мысли, что это была та уцелевшая после боев 22 июня часть 59-го танкового полка, которой командовал старший политрук А. Я. Марченко. Сам Марченко, командовавший впоследствии 3-й Белорусской партизанской бригадой, ничего не написал о Скиделе, но упоминал, что принимал участие в боях под Лидой. Отходя от Гродно по северному берегу Немана, невозможно попасть к Лиде, минуя Скидель.

С. И. Мальцев из пограншколы майора Б. С. Зиновьева вспоминал, что на обороняемом ими участке в течение третьего дня войны происходили следующие события. Получив 23 июня отпор на Котре, немецкое командование на следующий день предприняло более решительные меры по преодолению обороны советских войск. На рассвете несколько звеньев бомбардировщиков буквально засыпали бомбами наши позиции, вслед за ними началась артподготовка. Когда канонада стихла, снова налетела авиация, еще раз перепахав восточный берег Котры. Однако немецкая пехота, двинувшаяся густыми цепями на наш изрытый воронками рубеж, была скошена шквалом пулеметного и винтовочного огня. И первая, и вторая, и все последующие атаки окончились безрезультатно. Последняя волна была отброшена контратакой, в которую повел бойцов лейтенант Б. М. Адырхаев. Тогда опять была вызвана авиация, опять открыли огонь артиллерия и минометы, и наш передний край скрылся в сотнях разрывов. В следующую атаку германцы пошли под прикрытием пулеметного огня нескольких бронетранспортеров. Однако три из них, преодолев мост через реку, попали на заминированный участок и подорвались, оставшиеся БА сдали назад, за ними отступила и пехота. Перегруппировавшись, противник повторил атаку. Оборона пограничников устояла, но в контратаке пулеметчики потеряли своего командира Бориса Мукаевича Адырхаева. Руководство станкопулеметной заставой принял на себя политрук О. Г. Казанков. На исходе дня немцам удалось прорвать нашу оборону. После 30-минутного ожесточенного артиллерийского обстрела, перемалывавшего землю и вырывавшего с корнем деревья, в наступившей тишине послышался рокот танковых двигателей. Перед нашими позициями появилось шесть вражеских танков (или САУ), из них четыре — непосредственно против заставы. Но то ли пехота не предупредила танкистов, то ли произошла еще какая-то накладка, но два танка попали на мины на том же поле, где уже стояли подорвавшиеся бронемашины. Прикрывшись складками местности, немецкие саперы сделали проходы в минном поле, после чего атака продолжилась. Несмотря на яростный пулеметный огонь и понесенные потери, немцы упорно рвались вперед.

Неожиданно «зеленых фуражек» поддержало огнем несколько орудий, как писал Мальцев, принадлежавших какой-то части 11-го мехкорпуса. Третий танк вспыхнул рядом с подорвавшимся, четвертый удалось остановить связкой гранат. Но немцы, как известно, хорошо знали тактику. Встретив организованное сопротивление на одном участке, они сразу начинали искать более слабое или вообще ничем не защищенное место. Так и вышло — они нащупали слабину в нашей обороне и, несмотря на огонь артиллерии мехкорпуса и 56-й СД, протаранили ее сразу в нескольких местах. Пограничники оказались в полуокружении. Отделение сержанта Александрова взорвало мост на проходившей рядом железнодорожной ветке Гродно — Мосты, после чего оставшийся в живых личный состав школы начал отступать на юго-восток. Противник организовал преследование, но 1-е отделение сержанта Резаева, выставленное как заслон, дралось до последнего и ценой своих жизней дало возможность остальным уйти на Мосты.

Примерно в 15–16 часов прибыл в район Скиделя генерал-майор С. П. Сахнов со своим отрядом. Оказалось, что остатками частей его дивизии, что собрались возле города, руководит начальник оперативного отделения штаба 56-й СД капитан А. Ф. Кустов. Ознакомившись с обстановкой, комдив выяснил, что в отряде, который вел бой с передовыми частями немцев, было около 350 человек. К исходу дня (когда советская оборона была прорвана) отряд был полуокружен пехотой и танками противника, и Сахнов решил, пользуясь покровом темноты, вывести его из боя. К этому времени боевые потери составили примерно 100 человек личного состава. В течение ночи отряд был выведен в район Мостов, за реку Неман.

Судя по некоторым воспоминаниям, на рубеже Котры могли оказаться подразделения не только из 59-го СП, но и из других частей 85-й дивизии. К. Г. Гребельник из 223-го гаубичного полка со своим огневым взводом 22 июня оказался на правом берегу Немана. Вероятно, их направили для усиления обороны 59-го полка. Он вспоминал про Гродно, хотя следует, вероятно, что к 24 июня его взвод оказался у Скиделя: «В таких условиях мы обороняли город еще три дня, а вечером 24 июня войска начали переправляться на левый берег р. Неман. Мосты были взорваны, личный состав переплывал как мог, а вся техника и матчасть артиллерии приводилась в негодное состояние и оставлялась у реки, на правом берегу. Мы [поступили] так же, замки орудий утопили в реке, а сами, кто вплавь, кто по бревнам лесосплава, уходили на левый берег. Тут управление частями и подразделениями было совершенно нарушено. Под постоянной бомбежкой и разрывами снарядов все [части] перемешались, и войска начали отступать на восток в беспорядке. Смешалось все: и пехота, и артиллеристы, и танкисты в пешем строю, и другие войска, и отступающие гражданские люди. На некоторых рубежах стояли заслоны, военных останавливали, составляли взводы, роты и бросали в бой против немцев. Но обычно такие наспех собранные подразделения особого сопротивления немцам не оказывали и [тоже] отходили на восток. Боеприпасов, питания не было, раненых было много, и им помощи почти никто не оказывал».

Из рассказа И. А. Богушевич: «22 июня после обеда вдоль берегов рек Скиделька и Спушанка наши войска заняли оборону. Были вырыты траншеи и окопы, которые тщательно замаскировали. На вооружении красноармейцев были в основном винтовки и пулеметы, а также ручные гранаты. Около деревни Песчанка оборудовала боевые позиции артиллерия. В подвале Татьяны Рекеть был расположен наблюдательный пункт, куда вели многочисленные кабельные провода связи. Возможно, в этом месте размещался штаб. На второй день началась интенсивная перестрелка из орудий. Возник пожар. Пылали огнем Святопокровская церковь и многоэтажные дома».

С. А. Мозолевский вспоминал: «…поток беженцев на шоссе значительно увеличился, шли одинокие, а временами и целыми небольшими колоннами военные машины. Под вечер мать дала мне сумку с мылом и спичками, еще что-то и сказала идти к тете Соне (старшая сестра матери, которая жила в деревне Хваты). Перейдя шоссе, направился на большак в конце деревни. Как раз в этот момент на шоссе появилось несколько машин с Гродненского направления, в небе — немецкие самолеты. Их было много, может, больше 10, большинство из них начало бомбить аэродром. Несколько самолетов начали обстрел машин на шоссе. Бомбежка, пулеметные очереди самолетов в небе подняли в местечке панику. Мне запомнился такой эпизод: все поле (домов в тот период здесь не было) от перекрестка шоссе с улицей Каменской (сейчас Маркса) и до перекрестка шоссе с улицей Пузоничской (сейчас Ленина) было заполнено жителями, которые бежали с ужасом на лицах. Женщины плакали, дети кричали. Самолеты сделали несколько заходов над полем, заполненным людьми, стреляли из пулеметов, что еще больше подняло панику и нагнало страх».

Согласно данным из репортажей Х. Слесины, к исходу дня 24 июня 28-я пехотная дивизия противника, преодолев отчаянное сопротивление со стороны советских войск, все-таки прорвалась к Скиделю. Как вспоминал Слесина, еще при первых сильных атаках авангарда дивизии на рубеж советской обороны двум штурмовым группам самокатчиков с противотанковой артиллерией и приданными штурмовыми орудиями удалось проникнуть в Скидель. Они были встречены сильным артогнем, после чего последовала контратака превосходящих сил. Немцам удалось избежать уничтожения, отступив со своих передовых позиций. Слесина писал, что советская оборона не была пассивной, что «начиная с утра, враг начал производить изолированные, ограниченные атаки и систематически охватывал территорию артиллерийским огнем». Командир 28-й ПД приказал авангарду оставаться на месте и связывать боем «без крупномасштабных действий» противостоящие им части РККА. По мнению немецкого генерала, массированная атака имеющимися силами привела бы к слишком большим потерям. Он считал возможным измотать противника систематическими атаками после подхода главных сил дивизии (двух полков и большей части артиллерии). Один полк должен был атаковать Скидель лобовым ударом, с фронта, другой — ударом с правого фланга, с целью отрезать советские войска от Немана. Все атаки поддерживаются интенсивным огнем артиллерии по советским позициям и самому Скиделю. Третий пехотный полк 28-й дивизии оставался в районе Гродно, занимая предмостное укрепление с юга и обеспечивая ее левый фланг на Немане. Начало наступления было назначено на 18 часов (19 — по московскому времени). К этому времени все подразделения подошли и заняли исходные рубежи, подтянулась артиллерия, были доставлены боеприпасы. После яростного двухчасового артобстрела пехота пошла в атаку. Несмотря на упорное сопротивление и заградительный огонь, атакующие батальоны в нескольких местах ворвались на советские позиции, артиллерия противника занялась подавлением наших огневых средств, расположенных в глубине. Затем немецкие клинья увязли в советской обороне, боевые порядки перемешались, и ни одна из сторон не могла взять верх. Но через какое-то время вследствие тяжелых потерь сопротивление частей Красной Армии ослабло, несколько передовых рот противника прорвались сквозь оборонительный рубеж, с боем вошли в Скидель и начали продвигаться к центру города. Здесь они снова встретили ожесточенное сопротивление. Огонь велся отовсюду, в том числе и из подвалов зданий, превращенных в опорные пункты. Немцы оказались отрезанными и окруженными в Скиделе. Несколько батальонов с саперными подразделениями попытались деблокировать окруженных, но сами были атакованы с тыла и остановились на окраине города. Чтобы не накрыть в Скиделе своих, артиллерия прекратила огонь. При поддержке огня бронетранспортера противнику удалось пробиться в центр города. Несмотря на шквал огня из винтовок и пулеметов, немцы сумели добраться до своих окруженных подразделений и вывести их за пределы городских кварталов. Затем вновь открыла огонь артиллерия, и Скидель скрылся в водовороте взрывов и пламени.

59-й стрелковый полк находился северо-западнее Скиделя. К вечеру 24 июня в его штаб из подразделений стали поступать сведения о том, что на исходе боеприпасы. Находившийся в штабе генерал (вряд ли это был А. В. Бондовский, он с главными силами находился на левом берегу Немана; не исключено, что это был зам. командира 11-го мехкорпуса П. Г. Макаров) приказал жестко экономить патроны и гранаты. За день полк не отступил ни на шаг, раненым оказывалась помощь, и они эвакуировались в тыловые деревни на конфискованном у отступавших транспорте. Б. С. Кириченко вспоминал, что в ночь с 23-го на 24-е к ним подошла батарея 120-мм минометов, подразделения 184-го полка 56-й дивизии. Продержались целый день, пока не стало известно, что немцы прорвались на юго-востоке и обошли их. С наступлением темноты по приказу стали отходить на Лунно; на большаке было светло как днем от горящих деревень и хуторов. У небольшого леска близ моста через Неман заняли оборону.

 

7.3. Действия войск 10-й армии

Бои на реке Бобр в районе крепости Осовец

Прорыв противником обороны 13-го механизированного корпуса и 86-й стрелковой дивизии на реке Нарев

За левым флангом 3-й армии дивизии 1-го корпуса 10-й армии частично находились на прежних рубежах. На участке 2-й стрелковой дивизии противник вновь пытался форсировать реку Бобр под прикрытием сильного артобстрела. Вся полковая и дивизионная артиллерия, в том числе оба артполка (164-й ЛАП полковника Радзивилла и 243-й ГАП капитана Билетова), вела интенсивный ответный огонь по скоплениям живой силы и позициям вражеской артиллерии. Есть свидетельства, позволяющие предполагать, что центр и правый фланг 8-й дивизии отошли к крепости Осовец по немногим в этой сильно заболоченной местности дорогам. Есть письма бойцов и младших командиров из 151-го и 229-го стрелковых полков и 2-го разведбатальона, в которых они прямо пишут: принимали участие в обороне крепости Осовец. Бойцы 13-го СП (командир — подполковник Ф. Т. Леусов) 2-й дивизии вспоминали, что к крепости подошел полк из другой дивизии, но командовал им хорошо им знакомый подполковник А. С. Степанов. Ранее он — в звании майора — служил в 13-м полку заместителем по строевой части у Ф. Т. Леусова, был известен строгостью и отличной кавалерийской выучкой, даже побеждал на соревнованиях. Теперь он был командиром 151-го полка. Утверждалось, что Степанова вместе с конем свалил разрыв снаряда и больше его не видели. Я считал, что он погиб, но, по последним данным, подполковник попал в плен и, более того, пошел на сотрудничество с нацистами (был инструктором в разведшколе абвера).

За много километров от берегов Немана части 86-й стрелковой дивизии всю ночь и утро укрепляли свою оборону по реке Нарев. 109-й разведбатальон (командир — капитан П. М. Потапов) получил задачу переместиться на левый фланг и провести поиск в направлении на Бельск. В подчинение командиру дивизии был передан один из корпусных артполков. Подошедшие к Нареву немецкие части были обстреляны артиллерией. И. С. Туровец рассказывал: «Рассвело. Через стереотрубу вижу — немецкая батарея на конной тяге километрах в пяти занимает позицию. Сразу накрыли ее огнем».

В течение дня севернее участка 86-й СД на рубеж Гура — Бацюты отходили части 13-й дивизии 5-го стрелкового корпуса. После прохода арьергарда шоссейно-дорожный мост через Нарев был взорван. Командование 86-й установило связь со штабом 13-й. Разведка установила, что левым соседом является какая-то войсковая часть из состава 13-го мехкорпуса. После подхода главных сил всех трех дивизий 7-го армейского корпуса противника к Нареву его артиллерия начала обрабатывать передний край советских войск, затем немцы начали переправляться по уцелевшему ж.-д. мосту и наводить понтонные переправы. Ответным огнем все попытки форсирования были отражены с большими потерями противника, множество трупов осталось лежать в воде и на берегах реки. На позиции дивизии снова посыпались сотни тяжелых снарядов, при артобстреле НП был тяжело ранен в левую руку и контужен с потерей речи полковник М. А. Зашибалов. Вечером до 40 Ю-87 и Ю-88 нанесли удар по позициям 284-го стрелкового полка. К исходу дня немцы при активной поддержке авиации прорвали оборону дивизии в районе Суража и начали продвигаться на северо-восток. Как писал генерал Гейер, до наступления темноты 7-й корпус успел взять Заблудов. В полосе 13-й СД немцы атак не предпринимали, но никакие подразделения из ее состава на помощь 86-й переброшены не были.

Н. М. Николенко, помощник начштаба 330-го полка, рассказывал: «Как только 330-й СП вышел на новый рубеж обороны в район южнее г. Сураж, нашему полку был придан танковый полк (не батальон, как я писал в своих воспоминаниях, а полк). Этот танковый полк к нам прибыл из Браньска. Сейчас уже не помню командование этого полка (хотя тогда, в оборонительном бою, мне по долгу службы много раз приходилось встречаться с командованием этого танкового полка). В оборонительных боях на этом рубеже в течение трех суток танковый полк сыграл немаловажную роль в сдерживании наступательных порывов фашистов и много уничтожил огневых точек противника, хотя и много потерял своей техники. Остатки танков в составе танкового полка вместе с нами отходили сначала на восточную окраину г. Белостока, а затем — на г. Волковыск». Нет сомнений, что полк принадлежал 25-й танковой дивизии, но номер, увы, мне установить не удалось. Известно, что к этому времени остатки 25-й ТД вели сдерживающие бои в районе местечка Райск, 31-й — под Боцьками. В 8 км юго-западнее Боцек противнику противостояли остатки 113-й дивизии генерала Х. Н. Алавердова. К полудню 263-я и 137-я пехотные дивизии 9-го АК вермахта захватили Боцьки, к 14 часам 263-я ПД подошла к Нареву и сумела захватить плацдарм на его северном берегу. Однако дальнейшее продвижении дивизии было остановлено ожесточенными контратаками советских войск. Правофланговая 292-я дивизия 9-го корпуса и все три дивизии 43-го армейского корпуса с немалыми трудностями продвигались в глубь Беловежской пущи.

Из оперсводки штаба Западного фронта № 6: «Противник к исходу 24.6.41 г. прорвал фронт 13-го мк, проходивший по р. Орлянка в направлении Бельск — Подляски, Нарев и на Заблудув». Заблудув находился в тылу 5-го корпуса, так что для целиком 13-й и части сил 86-й СД возникла реальная опасность быть отрезанными. К этому времени самая сильная дивизия мехкорпуса, 25-я, в значительной степени утратила целостность и действовала отдельными разрозненными отрядами и даже отдельными танками под Райском. Н. Ф. Иринич из 113-го полка 25-й ТД так вспоминал июньские дни (письмо на украинском языке): «Я був i служив в полку Скажинюка…» По его словам, 23 июня им был дан приказ: освободить из окружения мотоциклетный батальон в городе Браньск, «де нас разбили i танки згорiли, а де хто вижив прибули на сборный пункт i була дана команда начальником штаба каштаном вiдступать бо ми в окруженi…» Сборный пункт был где-то под Заблудувом. Там было приказано, как запомнил Иринич, уцелевшую после боя, но оставшуюся без горючего технику вывести из строя или сжечь и добираться до Белостока на формировку.

Управление 13-го мехкорпуса, не имевшее воздушного прикрытия, подвергалось постоянным налетам вражеской авиации. Из «безлошадных» танкистов, вооруженных винтовками, генерал П. Н. Ахлюстин сформировал импровизированное «зенитное» подразделение. Залповым огнем они сбили несколько бомбардировщиков, что вынудило немецких пилотов быть осторожнее и бомбить с больших высот, что сильно снижало результативность. В результате боев 24 июня 13-й МК был сбит со своих позиций и его части начали откат на восток по расходящимся направлениям: 25-я дивизия — на Заблудов, 31-я — в Беловежскую пущу. По данным ЦАМО, также 24 июня был убит зам. командира корпуса по политчасти бригадный комиссар Н. В. Кириллов. Положение 208-й мотодивизии, занимавшей рубеж южнее 31-й (ее левый фланг примыкал к деревне Орля, где еще сражались доты 3-й роты 18-го ОПАБ Брестского укрепрайона), в этот день установить не удается.

 

7.4. Прорыв частей 2-й танковой группы противника к Слониму

Действия 121, 143, 155-й стрелковых дивизий

Обстановка в тыловом районе к западу от Слонима

В то время, когда один из самых мощных в Красной Армии корпусов 6-й механизированный развертывался южнее Гродно для нанесения гибельного для себя контрудара, в тылу всей белостокской группировки происходили поистине роковые события. Остатки войск 4-й армии, не сумев удержать в своих руках два важнейших шоссе, в том числе Варшавское, пропустили на Слоними Барановичи части танковой группы Г. Гудериана. Для 121, 155 и 143-й дивизий 47-го стрелкового корпуса (две из них находились на марше и, соответственно, не занимали никаких рубежей и не готовили на них оборону; третья дивизия перебрасывалась по железной дороге) и отходивших с запада тыловых и остатков боевых подразделений появление у Слонима танков противника явилось неприятной неожиданностью. Упрежденные в выходе в указанные штабом округа районы сосредоточения, они были вынуждены вступить в бой в крайне неблагоприятных условиях и почти без боеприпасов. П. З. Баклан из 311-го ПАП РГК писал: «От Деречина уцелевшие бойцы вместе с командирами начали отходить на Слоним… Когда 24 июня подъехали к Слониму, там уже действовал немецкий десант на танкетках. Нам, вооруженным лишь винтовками и наганами, было бесполезно идти на врага. Однако бой мы приняли. Здесь погиб командир 1-го дивизиона Гончаренко». В. А. Бутько вспоминал, что утром 24 июня, примерно в 4 часа, со стороны д. Осово на холм прямо перед Мижевичами с запада выехали две советских бронемашины и тягач с зенитным орудием на при цепе. В это же время со стороны Пасиничей в Мижевичи (уже с востока) также вошла какая-то часть Красной Армии. Завязался бой, сразу же были подбиты оба БА и расстрелян зенитный расчет. «Вскоре мы встретились с матерью, и она сказала, что надо идти под Крокотский лес на хутор к дядьке. Мы с ней, наверное, были первыми, кто прошел по полю боя. У меня и сейчас перед глазами стоит эта картина. Возле броневиков лежали убитые экипажи. А один убитый солдат в танковом шлеме лежал с вытянутой вперед рукой с зажатым в ней пистолетом. Возле зенитки тоже лежали убитые солдаты».

Головные части 121-й и 155-й СД в 4–5 часов утра 24 июня, то есть примерно через час после прохождения Слонима, столкнулись с противником и вступили в бой. 121-я двигалась по шоссе Слоним — Волковыск, 155-я — на запад по дороге на Озерницу. Около 4 часов ее главные силы были атакованы во фланг (ибо она уже частично прошла Слоним) частями 17-й и 18-й ТД 47-го М К неприятеля. В бою дивизия понесла больше потери и начала отступление на восток. Комдив 155-й генерал-майор П. А. Александров около 7 часов утра доложил в штаб фронта: «В 4:00 24 июня в 5–6 км юго-западнее Слоним веду бой с мехчастями противника… Нет боеприпасов, горючего, продфуража, нет транспорта. Отхожу на р. Щара». Вероятно, генерал сообщил и другие подробности, ибо в оперсводке штаба фронта № 6 на 10:00 25 июня указывалось, что частями дивизии был рассеян мотоотряд противника, видимо, один из головных разведдозоров. При этом была захвачена карта с нанесенной обстановкой, из которой было видно, что в районе Клешелей действуют части 48-го моторизованного корпуса противника, в направлении Пружаны — Слоним наступает 47-й моторизованный корпус, в направлении Кобрин — Бытень — 24-й моторизованный и 12-й армейский корпуса. Таким образом, был «засвечен» состав группы Гудериана, но, похоже, это в штабе фронта поняли не сразу. Впрочем, отвечая на вопросы следователей, Д. Г. Павлов данный факт подтвердил, правда, с преувеличениями: «…удачными боями в районе Слоним были разбиты передовые танковые части противника и была взята карта на убитом офицере, в которой точно указана вся наступающая группировка противника, начиная с реки Буг и до Барановичи включительно. Из этой карты видно, что противник вел наступление силой трех механизированных корпусов». Штаб фронта приказал командиру 121-й дивизии организовать оборону Слонима с задачей прикрыть барановичское направление и обеспечить выгрузку своих прибывающих частей и частей 143-й СД (железнодорожная станция и вокзал в Слониме находятся в его восточной части, примерно в километре от правого берега Щары). Но времени на создание обороны всего города не было, и 121-я СД к 9 часам отошла за реку, оставив западную часть Слонима, и заняла оборону в его восточной части. Южнее, на рубеже Чепелево, Добрый Бор, расположились главные силы 155-й дивизии, севернее 121-й-еще один ее отряд. К 11 часам на Щару в районе Слонима вышли немцы. В завязавшемся бою с лучшей стороны показали себя офицеры 155-й: командир 659-го СП В. И. Шишлов, командир 378-го ГАП майор Оржанович, комбат капитан Т. Андреев, командир дивизиона капитан Решетников. Упоминается среди отличившихся и командир 129-го разведбата капитан Н. К. Дмитриев. Но на 22 июня Дмитриев находился в штатах 25-й дивизии 13-го мехкорпуса, в 155-й он служил до этого. Что же получилось? Или снова в историю вкралась ошибка, или… Струсил и бежал, бросив свой 25-й разведбат в Браньске, а потом, опомнившись, присоединился к своей бывшей дивизии?

В этот день едва не закончилась карьера «быстроходного» генерала Гейнца Гудериана. Когда он находился на командном пункте 17-й танковой дивизии, на западной окраине Слонима появились неизвестно откуда взявшиеся два советских танка, экипажи которых стремились пробиться через город на восток. Гудериан вспоминал: «Русские танкисты обнаружили нас: в нескольких шагах от места нашего нахождения разорвалось несколько снарядов, мы лишились возможности видеть и слышать. Будучи опытными солдатами, мы тотчас же бросились на землю…»

143-я дивизия выдвинула на рубеж Щары передовой отряд в составе двух полков. Как написано в журнале боевых действий этого соединения, в ночь с 23 на 24 июня 1941 г. противник на плечах панически отступающих по Брестскому шоссе войск 4-й армии подошел к р. Щара. Внезапным ударом он опрокинул и рассеял 287-й и 800-й стрелковые полки дивизии и повел наступление в направлении ж.-д. станции Лесная. В бою был убит командир 800-го СП, участник испанских событий подполковник Д. А. Цурюпа. 24 июня с утра части 143-й СД с боями отходили на восток и к исходу дня заняли оборону на рубеже ст. Лесная — Тартаки, удержавшись на нем до вечера 25 июня. Оборонительные действия стрелковых дивизий поддерживала часть орудий из состава десяти формировавшихся на барановичском полигоне артполков РГК. По-видимому, под Слонимом приняли бой и некоторые зенитные части, спешившие с полигона Крупки в свои соединения. Немцы отмечали, что на местах боев в районе Слонима им встречались советские зенитные орудия, в том числе и тяжелые (по-видимому, калибров 76 и 85 мм).

В 13 часов в Слоним «на рысях» вошел 84-й легкий артиллерийский полк 55-й стрелковой дивизии (командир полка — майор И. К. Воропаев), бойцы которого, позабыв об усталости, сразу же приступили к оборудованию огневых позиций. Только во второй половине дня 24 июня 84-й ЛАП подбил 14 гитлеровских танков. Совместными усилиями все атаки дивизий 47-го мотомехкорпуса противника были отбиты. Только в полосе 121-й дивизии было подбито и подожжено 35 танков, зенитчики сбили 13 самолетов. Понесла больше потери и дивизия. В 297-м ЛАП погибли командир дивизиона лейтенант Юрганов, командир батареи лейтенант Мошкин, начальник разведки лейтенант Щербаков. Оказавшись в отрыве от своей дивизии, 84-й артполк сумел при выходе из окружения сохранить боеспособность и в конце первой декады июля соединился с ее остатками, которые собирались в районе Чечерска.

В ходе боев на Щаре в районе Слонима разрозненным и не имевшим единого командования советским войскам также не удалось остановить прорвавшуюся от Бреста ударную группировку вермахта, что явилось одной из главных предпосылок последовавшего затем окружения и разгрома сосредоточенных в белостокском выступе армий Западного фронта. Героические усилия тех частей РККА, что сумели развернуться в боевые порядки из походных колонн и занять пусть даже неподготовленные рубежи обороны, лишь замедлили и задержали продвижение танковых войск противника. Урон, понесенный немцами, оказался сравнительно небольшим, чего нельзя сказать о потерях, понесенных подразделениями Красной Армии. Одной из причин неудачи был «голодный паек» боеприпасов в 121, 143 и 155-й дивизиях, выступивших в поход с указками и досками для занятий, но без патронов, мин и артиллерийских боеприпасов; в Слониме же никаких крупных складов боепитания не было. В результате после первых же боестолкновений многие подразделения просто прекратили существование. Как вспоминал Л. Н. Левошкин, позиция 6-го железнодорожного батальона, занявшего оборону у ж.-д. станции Слоним, несколько раз обрабатывалась авиацией (налеты следовали один за другим с интервалами в десять минут), после чего была атакована танками. Бой длился весь день, сам Левошкин был тяжело ранен, в горячке дополз до дороги, где был подобран санитарами. После войны он встретился с бывшим командиром бригады Матишевым, ставшим за войну генералом. По словам В. Е. Матишева, после выхода остатков частей бригады из окружения при ее переформировании на старом месте, под Ленинградом, из их 6-го батальона в 1-й ЖДП не вернулся никто.

К востоку — в Барановичах — и западу — в Зельве и Волковыске — от Слонима еще не знали, что немцы вышли на реку Щара. Барановичи жили напряженной жизнью прифронтового города: обком компартии отбыл в Минск, военкомат был занят призывом военнообязанных и эвакуацией документов. Ж.-д. узел работал, но поезда на Минск ходить уже перестали. В 6 часов утра полсотни немецких самолетов совершили массированный налет на Барановичи. Зенитчики 518-го ЗАП ПВО и истребители 162-го авиаполка отстояли станцию, но немцы отыгрались на самом городе. Были разбиты и подожжены десятки домов, в том числе почта — проводная связь с Минском прервалась.

Вечером 23 июня часть личного состава 58-го железнодорожного полка НКВД во главе с начальником штаба капитаном Грицаевым прибыла из Белостока в Волковыск, где был назначен пункт сбора, и разместилась в гарнизоне Россь-1. Эшелон с семьями оставался на станции, где, кроме него, стояло еще два эшелона. Несмотря на активное противодействие 219-го дивизиона 4-й бригады ПВО (заявлено, что за первые дни войны огнем его 76-мм орудий и счетверенных пулеметов было сбито 14 вражеских самолетов), несколькими налетами групп бомбардировщиков, от 3 до 27 машин, была уничтожена водокачка, охранявшаяся гарнизоном все того же 58-го полка, и полностью разрушена станция; были разбиты и все три эшелона с семьями военнослужащих. В деревянном Волковыске огонь охватил целые улицы, были разгромлены аэродром и база ГСМ. Не дождавшись командира полка, капитан Грицаев со своими людьми в час ночи 24 июня выступил пешим порядком в сторону Слонима и Барановичей. В районе станции Зельва их все-таки встретили командир 58-го ЖДП капитан Александров с помощником по снабжению майором Егоровым. Вместе с ними в Зельве находился комроты-1 старший лейтенант Горельков с частью личного состава. Отдохнув в лесу и дождавшись перерыва в действиях Люфтваффе, в 15 часов командир полка с офицерами штаба и несколькими подразделениями на автомашинах выехал в направлении Слонима, капитан Грицаев с остальными военнослужащими выехал вслед за ними. Район Слонима удалось удачно проскочить. У ж.-д. станции Негорелое (на перегоне Столбцы — Дзержинск) рядовые и младшие командиры были высажены с машин и поступили в распоряжение начальника 16-го (Дзержинского) погранотряда подполковника А. А. Алексеева, охранявшего участок старой госграницы. Впоследствии, уже за Березиной, капитан собрал 320 человек своего полка и вместе с ними выполнял заградительные функции, подчиняясь командирам 84-го, а затем 60-го железнодорожных полков. Судьба капитана Александрова, майора Егорова и начальника связи полка капитана Рубина осталась неизвестной, они пропали без вести. Возможно, их автоколонна столкнулась с вошедшими в Слоним частями вермахта и была уничтожена. Как писал Грицаев о своем командире в докладной от 17 июля, «по сведениям кр-ца т. Федорова, последний его видел в районе Минска, ведущего колонну пограничников совместно с майором Егоровым».

 

7.5. За левым флангом

Действия войск 4-й армии

Контратака 22-й танковой дивизии

На 24 июня Д. Г. Павлов поставил войскам 4-й армии совершенно невыполнимую задачу: взять назад Ружаны, а затем и Пружаны, ударом танков, которых фактически уже не осталось, и 121-й дивизии 47-го корпуса, связи с которой не имелось. Командарму приказывалось: «Силами 121-й стрелковой дивизии и 14-го механизированного корпуса решительно атаковать противника от Ружаны в общем направлении на Пружаны. Об отданных распоряжениях немедленно донести. ПАВЛОВ ФОМИНЫХ КЛИМОВСКИХ». С 25 июня штаб фронта планировал привлечь к боям с частями Гудериана еще и 6-ю кавдивизию 10-й армии. Несмотря на очевидную бессмысленность решения Павлова, приказ по армии на нанесение контрудара генерал А. А. Коробков отдал.

24 июня к восходу солнца отряды 6-й стрелковой и 22-й танковой дивизий вышли к железной дороге северо-западнее Малечи. Здесь их нашел представитель штаба 14-го мехкорпуса и проинформировал о приказе по армии: нанести контрудар и взять назад Ружаны и Пружаны. Отряд 22-й ТД под командованием полковника И. В. Кононова выступил из Селец на Ружаны. Привлечь для участия в контрударе 30-ю танковую дивизию возможности не было. В 8 часов командир 14-го мехкорпуса Оборин доложил, что 205-й мотодивизии полковника Ф. Ф. Кудюрова удалось задержать противника на рубеже Доманово, Ивацевичи. При отходе к Щаре к дивизии присоединился 120-й артполк РГК с уцелевшей матчастью. Танкисты 22-й пробиться к Ружанам не смогли, с частями 121-й дивизии не соединились и начали отход на Бытень. Что же скрывалось за скупыми словами доклада? Отряд 22-й ТД и отряд 6-й СД под командованием заместителя командира дивизии полковника Ф. А. Осташенко внезапно атаковали во фланг и тыл немецкие части, двигавшиеся по шоссе Ружаны — Слоним. Как выяснилось после боя, это были части 2-го эшелона 47-го моторизованного корпуса группы Г. Гудериана. Как раз в это время по шоссе проезжал сам Гудериан. Генерал И. В. Кононов писал, что интервалы в движении подразделений противника позволили его танкистам скрытно выйти на рубеж атаки. Дождавшись появления очередной автоколонны, пропустили идущую головной легковую машину и ударили по первому грузовику. Движение колонны застопорилось, и тогда по ней был открыт огонь. Боеприпасов было крайне мало, и вскоре вперед устремились танкисты комбата-3 43-го полка капитана Ф. В. Мельникова и воентехников 2 ранга И. И. Воронца и М. А. Косоплеткина. Танки утюжили немецкую колонну, давя автомашины и мечущихся фашистов. Гудериану, сидевшему в головной машине, необычайно повезло, он сумел улизнуть, но вся колонна была полностью разгромлена, был захвачен живым офицер вместе с машиной. В машине оказался большой комплект карт с нанесенным на них планом дальнейших действий 2-й ТГр.

Одновременно с докладом о неудаче наступления на Ружаны штаб 4-й армии получил категорический приказ штаба фронта: любой ценой остановить прорвавшуюся группировку нар. Щара. Подписав подготовленный штабом боевой приказ № 5, Коробков вместе с генералом Харбаровым выехал в 55-ю стрелковую дивизию для личного руководства. Этим приказом 55-й СД определялось оборонять рубеж Щара (иск.), Говейновичи, Волька; генералу С. И. Оборину приказывалось свести все танки мехкорпуса в один отряд и сосредоточить их в районе Синявки с целью организации контратак на Слоним и Барановичи; 28-му корпусу собраться в районе Ляховичей юго-восточнее Барановичей. Для занятия обороны планировалось фронтовым автотранспортом выбросить на Щару отряды 107-го и 111-го стрелковых полков, но эта мера запоздала, так как обескровленные части 205-й МД уже оставили рубеж на Щаре у Доманово.

В 55-й дивизии 107-й стрелковый и 84-й легкоартиллерийский полки успели к этому времени пройти Барановичи и двигались на Слоним, туда выехал командир дивизии полковник Д. И. Иванюк. Около 09:30 разведгруппа дивизии в составе роты бронемашин 79-го ОРБ, ведя поиск в западном направлении, попала в засаду. В ходе боя разведчики вывели из строя три танка противника, но назад вернулся лишь один БА-10. К 13 часам остальные части дивизии под командой начальника штаба подполковника Г. А. Тер-Гаспаряна выходили на рубеж Стрелово, Миловиды, Кулики; сюда же с запада отходили подразделения 205-й мотодивизии. Впереди стояло семь советских танков без горючего. Как писал Д. А. Морозов, 111-й СП (командир — майор А. И. Калинин) развернулся по обе стороны шоссе в районе д. Завинье, то есть на 12 км восточнее Миловидов, но результаты обследования поисковой группы «Батькаушчына» позволяют в этом усомниться. У Завинья обнаружены только остатки траншей Первой мировой войны и стреляные гильзы того же периода, артефактов 41-го года не найдено. Сами немцы отмечают, что жестокий отпор советские войска дали им у Миловидов.

Позади 111-го полка развернулся 3-й дивизион 141-го гаубичного полка, непосредственно в боевых порядках пехоты — собственная артиллерия и приданный 129-й противотанковый дивизион. 228-й стрелковый полк подполковника Г. К. Чаганавы с двумя дивизионами 141-го ГАП находился во 2-м эшелоне дивизии.

Между 13 и 14 часами после артподготовки части 24-го МК противника дважды атаковали оборону 55-й дивизии, но были отбиты. В составе передового отряда 3-й танковой дивизии действовал 2-й батальон 6-го ТП (командир — подполковник Мюнцель) с приданными частями, в том числе саперами 39-го батальона, мотоциклистами и батареями полевой и зенитной артиллерии. Немцы впоследствии оправдывали эту временную неудачу тем, что советская артиллерия вела огонь вдоль шоссе, а свернуть с него было невозможно ввиду заболоченности местности. Кроме того, неприятной новостью явились удары уничтоженной, как они считали, бомбардировочной авиации РККА, которая накрыла плотно забитое людьми и техникой шоссе и сразу застопорила движение. В. Модель вызвал на помощь Люфтваффе; после налета тридцатью машинами в атаку пошло 50 танков. Оборона 111-го стрелкового полка была прорвана, командир полка пропал без вести, зам. по политчасти батальонный комиссар А. Я. Брагин был ранен. Командование принял капитан А. С. Белов. Танковый батальон Мюнцеля продвинулся до Завинья и овладел высотами между Завиньем и Мариновом. За два часа ожесточенного боя было выведено из строя до 20 танков противника, но потери в матчасти оказались непомерно большими: был практически полностью выбит 3-й дивизион 141-го ГАП, погиб комполка майор Г. В. Серов; остались без матчасти 79-й разведбатальон и артиллерийские подразделения 111-го стрелкового полка; в 129-м ОПТД уцелело два орудия. 9 танков, две батареи полевой артиллерии и 15 ПТО немцы записали «на счет» 8-й роты. Если считать все участвовавшие в бою советские части укомплектованными до штата, то получается, что при действиях в обороне ими за один бой было потеряно по крайней мере 37 орудий. С позиций удалось вывезти лишь одну гаубицу, у других были полностью уничтожены расчеты либо выведены из строя тягачи. Г. А. Тер-Гаспарян отдал приказ отойти к верховьям Щары, оставив в качестве заслона остатки противотанкового дивизиона. Таким образом, остановить противника на обозначившемся слуцко-бобруйском направлении разрозненными силами 55-й СД не удалось; более того, взяв под контроль дорожную развилку в районе Бытень, Ямично (у высоты отметка 165.0), где сходились шоссе от Минска и Бобруйска, немцы получили отличную возможность переброски резервов в район боев.

После прорыва советской обороны у Миловид передовая боевая группа 3-й танковой дивизии продолжила наступление в сторону Слуцка, но после 16 часов уткнулась в разрушенный мост через р. Липнянка. Здесь танкисты попали под обстрел советской артиллерии и были атакованы авиацией; в результате бомбежки было уничтожено две зенитных артустановки. Не выдержав, В. Модель взял из 2-й роты 39-го ОБС радиостанцию на 8-колесном БА и лично направился к передовой группе. Попав в затор, он вылез, чтобы осмотреться; в этот момент прямое попадание снаряда вдребезги разнесло радиомашину. 4 члена экипажа были убиты, сам генерал Модель остался невредимым. Несколько часов выставленный подполковником Г. А. Тер-Гаспаряном заслон не давал противнику (ротам 3-й МцБ и 394-го МП) приблизиться к разрушенной переправе. Утверждалось, что «большевики настойчиво защищались в бывших польских бункерах, которые были построены много лет тому назад как защита против Советского Союза». Небольшой группе стрелков удалось достичь моста, где они были прижаты к земле шквальным артогнем; одновременно по застрявшим на шоссе колоннам велся огонь с обоих флангов. Пришлось производить зачистку лесного массива в районе Постолово, 3-я рота 3-го мотополка привела 38 пленных и зенитное орудие. Генерал-лейтенант Модель приказал к 21 часу силами 1-го батальона 6-го полка образовать на Липнянке предмостное укрепление. Танки, а за ними мотоциклисты, невзирая на огонь, продвинулись к горящему мосту; саперы переправились через реку на надувных лодках. Было заявлено о потере советскими войсками двух разведывательных бронемашин, шести танков, девяти противотанковых и 25 полевых орудий. В километре к югу от горящего моста немцы навели новую переправу. К реке подогнали два мостовых танка: установка переправы заняла всего 10 минут.

Вечером того же дня при отходе после неудачной попытки остановить противника у Миловид колонна 120-го полка РГК вышла к мосту в верховьях Щары. Разрушенный накануне авиацией противника, он был наскоро восстановлен саперами, но они пропускали только автотранспорт и пеших военнослужащих, так как мост не мог выдержать тяжелой техники, в том числе трактора с гаубицей на прицепе (общий вес 14 тонн). Для поиска бродов вверх и вниз по течению были посланы разведчики; два орудия, находившиеся в хвосте полка, сняли с передков и подготовили их к стрельбе прямой наводкой вдоль шоссе. Когда к мосту вышли танки противника, на шоссе началась паника. Расчеты развернутых орудий открыли по ним огонь на прямой наводке; по свидетельствам ветеранов, было отмечено несколько попаданий, у одного из танков была сорвана башня. Но тяжелые гаубицы времен Первой мировой войны ввиду низкой скорострельности были совершенно непригодны для борьбы с танками — они успели сделать лишь по несколько выстрелов, после чего расчеты разбежались по обе стороны шоссе. Первое же въехавшее на мост орудие проломило настил и провалилось в реку. Командиру батареи старшему лейтенанту Фризену удалось вывести с шоссе и переправить у д. Ляховичи (в 7 км севернее моста) 3 гаубицы и 12 тракторов с прицепами. Позднее, уже у Бобруйска, полк догнал лейтенант Опанасенко со своим орудием и трактором с двумя прицепами. Согласно докладу командира полка, с 11:00 24 июня и до 06:00 25 июня в расположении противника было оставлено 7 орудий, 9 тракторов, 14 прицепов и 12 автомашин. В выставленных на продажу немецких альбомах обнаружились два фото разрушенного моста, из обломков которого торчал лафет гаубицы Виккерс.

 

7.6. Действия фронтовой авиации

На третий день войны 97-й полк 13-й БАД с полевого аэродрома Миньки юго-восточнее Бобруйска начал наносить бомбовые удары по наступающим соединениям 2-й танковой группы. Войну полк встретил неготовым, отсутствовали бомбы и бомбодержатели. С 22 июня по 7 июля он совершил всего 146 боевых вылетов, после чего убыл в тыл.

Эскадрилья 24-го СБАП успела совершить два вылета, но из второго не вернулся ни один бомбардировщик. В. А. Утянский вспоминал: «Во втором вылете девятку вел капитан Шустов, правым ведомым у него был старший лейтенант Золотов (мой ком. звена), левым ведомым был я. На обратном пути нас преследовала большая группа Ме-109… После каждой атаки в нашем строю загорался и уходил к земле самолет. Через какое-то время мы остались вдвоем, Шустов и я. Самолет Золотова, горящий, с выпавшим шасси, ушел вниз. Я так близко прижался к Шустову, что четко видел его лицо и заклепки на обшивке самолета. Следующим был атакован мой самолет, сразу же он загорелся, и я пошел к земле. Шустов продолжал лететь один. У меня горел бензобак правой плоскости. Слишком резко отдал штурвал, и самолет перешел в пикирование. Быстро приближается земля, среди кустарников, кочек и травы блестит вода. Со всей силы тяну штурвал на себя, а самолет продолжает пикировать. Только над самыми верхушками кустов он нехотя вышел на горизонтальный полет. Впереди, метрах в 300–400, стена высокого леса, добираю штурвал и плюхаюсь с высокого выравнивания в болото. Плоскость продолжает гореть, горит разлившийся по воде бензин. В кабине вода, мы в меховых комбинезонах и унтах. Первым до моей кабины добрался стрелок-радист Локтюшкин, все лицо в крови от пулевой царапины, улыбается. С большим трудом через астролюк вытащили штурмана Хураева, он получил травму ноги при посадке. По пояс в воде мы добрались до леса, спрятались в кустах в сухом месте. Взорвались бензобаки, начал взрываться боекомплект, и это эхом разносилось по лесу. Когда все стихло, я пошел посмотреть. Сгорело все, остался скелет из стальных труб. Капитану Шустову также не удалось избежать участи многих летчиков в первые дни войны. Оставшись один, он продолжал полет и тоже был сбит. Его похоронили местные власти, а орден Красного Знамени, полученный им за участие в финской войне, и другие документы были присланы в полк» (воспоминания).

Тяжелые потери несла и дальняя авиация, наносившая удары по целям в районе Гродно, Березы, Пружан и Кобрина. 212-й полк А. Е. Голованова недосчитался 14 самолетов (из состава девятки, действовавшей «по Березе», вернулся только один ДБ-3ф). В 207-м ДБАП из 18 экипажей, вылетевших на задание, вернулось восемь, десять были сбиты. В списке безвозвратных потерь по дивизии за этот день значится восемь экипажей (видимо, два из них позже нашлись): командиров эскадрилий старшего лейтенанта К. И. Кошелькова и капитана А. Г. Мультановского, зам. командира эскадрильи старшего лейтенанта А. В. Петрова, командира звена младшего лейтенанта В. А. Токмакова, лейтенантов С. И. Плаксина, В. Н. Родина, младших лейтенантов П. И. Петрова и Н. В. Поспелова.

В районе деревни Снежково Вилейской области упал и взорвался возвращавшийся с запада и атакованный немецким истребителем подбитый бомбардировщик Су-2. Лейтенант из местного военкомата забрал документы летчиков, селяне похоронили погибших. Запомнились фамилии — Панин и Пронин. В 90-х годах установили, что старший лейтенант В. И. Панин служил в 43-м ББАП 12-й авиадивизии в должности зам. командира эскадрильи, а воентехник 2 ранга Н. Г. Пронин — младшим авиатехником. Предположение, что техник мог заменить убитого или раненого стрелка, не подтвердилось, ибо Панин оказался жив, просто в самолете оказалась его куртка с документами. В целом по Западному фронту в этот день было заявлено об утрате 78 самолетов. Было сбито 27 машин, 32 пропало без вести, 12 было потеряно на аэродромах, 7 — при вынужденных посадках.

 

7.7. Немного рассуждений о десантниках и диверсантах

Следует признать, что 24 июня тыл белостокской группировки перестал быть таковым. Теперь это была арена ожесточенных боев, которые вели с прорвавшимся врагом войска 4-й армии и фронтовых резервов. Но это лишь часть правды. Вторая часть состоит в том, что в тылах группировки еще с 22 июня действовали отряды германских воздушно-десантных войск, немало способствовавшие успехам полевых частей вермахта. В их числе, кроме немцев, находились сотни русских эмигрантов и борцов за «незаможну Украину».

Из докладной бывшего начальника Ломжинского оперативного пункта разведотдела штаба ЗапОВО капитана Кравцова Уполномоченному особого отдела НКВД Западного фронта от 4.01.1942 г.: «28 мая 1941 года без вызова прибыл резидент „Арнольд“, я выехал навстречу, на заставе спросил его, почему он прибыл раньше срока (срок его был 20 июня), он ответил, что есть важное сообщение, и доложил следующее: 1. Немцы готовят наступление, и в середине июня начнется война против СССР. О наступлении ему удалось узнать из разведцентра Сикорского и от некоторых английских разведчиков, а также из личного наблюдения. 2. Немцы сосредоточили от 1,5 до 2 млн войск на восточном фронте. 3. В Праге закончена подготовка белогвардейцев-диверсантов в количестве 10 тыс. человек, которые перед началом и в момент войны будут выбрасываться небольшими десантными группами для взрыва мостов, дорог, [совершения террористических] актов и указания целей авиации и т. д.».

Из спецсообщения Разведуправления Генштаба Красной Армии № 66040сс от 16 апреля 1941 г.: «За пятнадцать дней апреля германских войск на восточной границе увеличилось на три пехотных и две моторизованных дивизии, 17 тыс. вооруженных украинцев-националистов и на один полк парашютистов».

Отлично обученные и вооруженные диверсионные группы брали под контроль мосты, охранявшиеся гораздо более слабыми подразделениями войск НКВД по охране железнодорожных сооружений и особо важных предприятий промышленности, перехватывали и уничтожали автоколонны, перевозившие боеприпасы, топливо и продовольствие для сражающихся войск. Они подключались к линиям связи и давали войскам ложные приказы, убивали делегатов связи и других одиночных военнослужащих.

Генерал-лейтенант артиллерии И. С. Стрельбицкий вспоминал: «Накануне войны в городе появились диверсанты. Они пытались нарушить связь. Из битых кусков зеркал устраивали на крышах ориентировочные знаки для ночной бомбежки. На рассвете 22 июня дорога на бензосклад оказалась перекрытой усиленными нарядами в новенькой форме советской милиции. Колонна грузовиков, прибывших за горючим, выстроилась длинной очередью. Старшины и водители пытались выяснить причины остановки. Но так как в те времена у нас не существовало службы регулирования движения, то водители с заводными ручками набросились на милиционеров и тут-то поняли, что это немцы. Половина разбежалась, остальные сдались. На другой дороге немцы были в форме НКВД, и там водители, простояв около часа, вернулись в городок за указаниями.».

На сегодняшний день нет однозначного мнения по поводу действий немецких парашютно-десантных войск в июне 1941 г. Выброска в советские оперативные тылы множества мелких диверсионно-террористических групп сомнению не подвергается. Их проявления можно при желании проследить, пусть даже по косвенным признакам. Столкновения с диверсантами в форме войск РККА и НКВД были в те дни настолько обычным явлением, что по ним можно писать специальное исследование. Акции таких групп были типовыми: убийства генералов и старших офицеров; искусственное устраивание заторов и пробок на дорогах, особенно у мостов; неправильное регулирование движения транспорта; распространение ложных слухов (типа нарочито истерических воплей «Танки, танки сзади!!!») в расчете на возникновение паники; порча линий и узлов связи; выявление штабов и наведение на них бомбардировочной авиации, при возможности — и самостоятельное уничтожение штабов. Эти диверсионные подразделения изначально предназначались работать «под своих». Вот строки из приказа по 4-й танковой группе от 14 июня 1941 г., касающиеся приданной танкистам роты спецполка «Бранденбург-800» (ее для маскировки называют «охранной ротой»): «Первые захваченные у противника автомашины, в особенности разведывательные бронемашины и им подобные, оружие и боеприпасы, снаряжение должны быть незамедлительно переданы в спецгруппы „охранной роты“, т. к. они им более необходимы для выполнения их специфических задач.».

Известно, что переодетые в советскую форму диверсанты дважды пытались убить командира 13-го мехкорпуса Ахлюстина, причем во время второго покушения был застрелен его зам. по строевой части генерал-майор танковых войск В. И. Иванов (оба случая произошли уже при отступлении). А. Г. Крылов из разведроты 25-го моторизованного полка вспоминал: «24 июня в Свислочи я последний раз видел односельчанина Д. Смирнова. Он вместе с другими бойцами восстанавливал разрушенный мостик. Там нас сформировали и организовали оборону. Командовал там генерал. Меня послали за патронами, и я видел его в белом кителе. От бойцов я услышал, что его фамилия Иванов. Бой был не очень большой. Потом нас забросали минами и выбили. Бежали метров пятьсот. И снова шли толпой. Опять нас формировали без конца, опять были короткие бои». Белый китель, насколько я понимаю, являлся летней повседневной формой высшего начсостава вне строя. Не знаю, почему генерал Иванов надел его. Вряд ли потому, что его обычный китель с черными или полевыми петлицами был испачкан или порван. Скорее всего, он специально хотел выделяться из общей массы, чтобы все видели его («генерал с нами»). Но видели его не только свои солдаты, но и чужие. Белый китель летом — это то же самое, что белый полушубок — зимой. Это то же самое, что поручневая антенна на командирском танке. Мишень, точный ориентир для врага. «Вот он, командир! Бей по нему!»

Начштаба 521-го корпусного батальона связи капитан С. З. Кремнев был свидетелем обоих покушений. Он вспоминал: «К генералу Ахлюстину обратился один полковник и попросил разрешения примкнуть к нашей группе. Он заявил, что отстал от своих и хотел бы двигаться дальше с нами. Генерал Ахлюстин разрешил ему разместиться в своем броневике, в котором до этого ехали, кроме самого генерала, прокурор корпуса, адъютант и водитель. Когда мы двинулись в путь и проехали по лесной дороге несколько километров, вдруг броневик остановился, и из открывшейся дверки вывалились его „пассажиры“ в необычных позах, удерживая за руки подсевшего недавно в машину полковника. Двигавшиеся сзади командиры, в том числе генерал Иванов В. И., начсвязи корпуса майор Мельников, я и другие бойцы и командиры поспешили на помощь. Оказалось, что этот „полковник“, сидевший в броневике сзади генерала Ахлюстина, на ходу выстрелил ему в затылок, но по счастливой случайности пуля только сбила с головы генеральскую фуражку, не задев самого Петра Николаевича. В яростной злобе мы буквально растерзали этого немецкого диверсанта, содрали с него советскую форму и бросили его в канаву. После этого неприятного эпизода мы двинулись дальше в направлении Городище».

Но вот что делать с иными воспоминаниями непосредственных участников событий? Очень многие пишут: «десант, десанты, сражались с десантом…» и так далее. Указывают, что у десантников были противотанковые орудия, минометы и легкие танки (или танкетки). И что среди них были русские и украинцы, но подразделения Красной Армии они из себя не изображали. Большинство историков настроено критически. Их доводы резонны: в документах противника нет подтверждений о крупных десантных операциях на территории СССР; Гитлер после больших потерь при захвате Крита запретил массовое десантирование; в первые дни войны в частях Красной Армии имела место массовая болезнь — «десантобоязнь»; за парашютистов принимались мотострелки в составе передовых отрядов танковых дивизий вермахта. Все это верно, но есть и оборотная сторона медали. При тщательном изучении (по датам, часам и с подробными картами) немецкие подразделения с техникой и легкой артиллерией обнаруживаются в таких глубоких тыловых районах, куда еще ни при каких условиях не могли выйти полевые войска. Допускаю, что десантники, выброшенные 22 июня в ближние тылы советских войск, через день-два могли встречаться с авангардами своих же танковых дивизий и далее действовали совместно. Тактике «глубокого боя», когда все рода войск тесно взаимодействуют, это не противоречит. Если утром 24 июня немецкие танки оказались восточнее Озерницы, так парашютисты не виноваты, что танкисты продвигаются столь стремительно; к тому же это пока еще не немецкий тыл. Охват советской группировки развивается успешно, но пока еще только с левого фланга. В белостокском выступе сосредоточена масса войск, которая пока еще не начала широкомасштабное отступление на линию старой госграницы. Огромная территория от Белостока до Зельвы и далее — все еще под советским контролем. Там действуют органы власти, НКВД и НКГБ, в глубине имеются части армии и внутренних войск. Ее можно называть как угодно (прифронтовой зоной, оперативным тылом и пр.), суть от этого не меняется. И даже если танковые клинья вермахта рвутся к Минску, неужели это достаточное основание, чтобы объявить, будто никакие десанты там не высаживались, а весь «шорох», который там возник, целиком на совести вражеских танкистов. А теперь о том, какой десант вообще следует считать крупным. Согласно т. н. «парадоксу кучи)», рота или батальон в нашем тылу — это много или мало, опасно это или нет? Да, Гитлер запретил выброски воздушных десантов в размерах СОЕДИНЕНИЯ, коим являлась одна-единственная 7-я парашютная дивизия. Но ведь никто из ветеранов и не пишет о том, что немецко-русско-белогвардейские (чуть не написал белорусские — по шаблону «белоказаки, белочехи, белополяки, белокитайцы» — шутка) парашютисты сыпались им на головы тысячами. Двадцать, пятьдесят, сто, двести. Сколько бед может натворить сотня-другая хорошо вооруженных и обученных удальцов? Думаю, что очень много. Ладно, людей выбросить несложно. Идеи бригинженера Грохонского в те времена реализованы не были, но есть свидетельства, что немцы выгружали технику из уже севших самолетов и планеров. Имеются бесспорные данные о нескольких таких случаях, когда десантирование происходило не с неба, а с земли. Белосток, утро 22 Июня. Десант высажен на аэродром путем посадки самолетов. Алитус, утро 22 июня. Десант высажен на аэродром путем посадки самолетов. Езнас (вблизи от Приенай в Литве, где находился бетонный мост через Неман), 23 июня. Десант высажен на аэродром путем посадки самолетов. Район Гродно, утро 22 июня, позиция 68-го укрепрайона, огневые 444-го корпусного артполка. Г. Г. Рак, 2-й дивизион: «Фашистам хотелось уничтожить наши огневые точки, они выбрасывали десанты, для чего использовали планеры, на них десантировали оружие: минометы, мины, пулеметы. Наши воины из взвода управления за Неманом уничтожили два планера и взяли в плен семь десантников». Надо заметить, планеры опускались в тылу у ведущих бой артиллеристов. Молодечно, 26 июня. Десант высажен на аэродром путем посадки самолетов. Командир 9-й дивизии НКВД полковник В. Н. Истомин в своем отчете указывал: «В районе Слонима 58-й полк имел стычку с большим авиадесантом, а также вновь подвергся нападению с воздуха и якобы атаки танковых частей. Авиадесант был разогнан и частично уничтожен совместно с казачьим эскадроном частей Красной Армии, который этот авиадесант дорубил окончательно».

Есть еще два свидетельства. Первое я сам записал со слов участника событий в 1990 г. Там есть такие строки, в которые — я по натуре вообще-то тоже скептик — я в те годы поверить не мог. И не поверил, и отмахнулся. Ибо это и сейчас звучит фантастично. Бывший авиатор В. Н. Пономарев — я уже ссылался на него — поведал буквально следующее: «Рассказывали, что за Барановичами, ближе к Минску, немецкие диверсанты, переодетые в нашу офицерскую форму, еще задолго до начала войны подготовили посадочную площадку для своих самолетов. Они наняли местных крестьян и после строительства, в первые дни войны, использовали эту площадку для десантирования».

Свидетельство второе. В газете 209-й моторизованной дивизии 17-го мехкорпуса служил младший политрук Иван Стаднюк. Став маститым советским писателем, он еще в годы правления Л. И. Брежнева выдал «на-гора» сразу получивший популярность полудокументальный роман «Война», посвященный событиям на Западном фронте. Но не ищите там описания действий 209-й дивизии и всего 17-го корпуса. Вместо этого Стаднюк пошел по своей оригинальной стезе: к шести мехкорпусам Западного округа выдумал седьмой, «ввел» его в состав 10-й армии (теперь их там стало целых три) и изменил таким «художественным» образом историю первых боев на белорусской земле.

И в своей новой книге «Записки сталиниста» он опять открыл читателям лишь скупую дозу фактов, касающихся его дивизии. Более того, он написал, что 17-й мехкорпус принадлежал 10-й армии, то есть совершил еще одно «открытие». Но меня в «записках» заинтересовало одно место. Когда после разгрома группа из 96 военнослужащих 209-й дивизии пробиралась лесами на восток, таща на себе тяжеленный стальной ящик, снятый с автомашины политотдела, в одну из ночей произошла необычная встреча. Стаднюк пишет: «…дозорные задержали на лесной тропе всадника. Как потом выяснилось, он оказался председателем одного из приграничных колхозов. При нем — мешок с крупной суммой денег. Потребовали объяснений и услышали удивительный рассказ, подтвержденный потом другими задержанными колхозными активистами. Суть его поразительна: за несколько дней до начала войны в конторе колхоза появились два командира Красной Армии, приехавшие на мотоцикле. Заявили, что имеют приказ „откупить“ дальний колхозный луг для военных маневров. Тут же оформили документы, заплатили сумму денег, которую потребовало правление артели за потравленное сено, и строго предупредили: к лугу никому не приближаться, он будет оцеплен охраной… А ночью на луг стали садиться транспортные самолеты с советскими опознавательными знаками. Из них (как подсмотрели сельские пастушки) начали выгружаться немецкие танкетки, бочки с горючим, ящики с боеприпасами и группы военных в советской форме…»

Фантастично? Бесспорно. А если вдуматься? Поставьте себя на место западнобелорусского крестьянина «образца» 41-го года. Только два года прошло, как власть Речи Посполитой сменилась на Советскую власть. Не надо думать, что белорусам «под Польшей» жилось сладко, сытно и привольно. За сочинение стихов на родном языке запросто могли вызвать повесткой в гмину — волость — и там в постерунке — полицейском участке — избить до полусмерти. Только за то, что писал по-белорусски о том, что наболело и о чем мечтается. О том, что будет единая Беларусь и не будет постерунков с польскими жандармами. Нищета, тяжкие налоги, поборы, произвол властей. Только что и оставалось у селян, так это вера в Христа. Пусть даже православные белорусы были вынуждены ходить «до костелу». А для белорусов-латинян католическая Церковь была своей, родной. Но после сентября 39-го даже и этого не стало. Всех согнали в колхозы, храмы закрыли. Имевшие неосторожность публично журить новые порядки вскоре бесследно исчезали. А в июне 41-го «органы» вообще устроили массовую «зачистку» на будущем ТВД. Тысячи семей «неблагонадежных» поляков в Западной Белоруссии были депортированы: посажены в эшелоны и вывезены за Урал — в Сибирь и Казахстан. Генерал КГБ С. С. Бельченко вспоминал, что и в Белостокской области, где поляки составляли большинство населения, были произведены массовые депортации. Он не сомневался, что во время войны они стреляли бы нам в спину. К 22 июня «зачистки» в Белоруссии закончились, в Литве — еще продолжались. Как писал в своей докладной командир 9-й железнодорожной дивизии НКВД: «К началу дня 22 июня 83 и 84 полки 9 дивизии в связи с чекистскими операциями находились на усиленном варианте охраны и обороны объектов. 58, 60 полки несли службу нормально». 83-й полк стоял в Латвии, 84-й — в Литве. Подразделения 58-го и 60-го — в районах от Белостока и Бреста до Барановичей. Но, как вспоминал бывший командир 5-го отдельного МСП НКВД генерал-майор А. С. Головко, война застала его полк в Барановичах в оперативной командировке. Не затем ли, чтобы закончить «мероприятия»? Те, кому пришлось сражаться с врагом на западной границе, ни разу не усомнились в правомерности этой депортации. С человеческой точки зрения акция была варварством. А с военной? Как всегда, у жизни, как и у медали, две стороны — аверс и реверс. Впрочем, выселение в Азию «неблагонадежных» не избавило полностью армию от ударов с тыла: гитлеровская агентура спровоцировала католическое население на открытые выступления диверсионного характера, осквернив 21 июня множество христианских святынь и пустив слухи, что это сделали бойцы РККА.

А теперь вернемся к нашему председателю колхоза. Приходят к вам в правление «командиры РККА» и в ультимативной форме требуют «отдать» самый дальний луг для проведения учений. И чтобы никто поблизости не шлялся. Форма безупречна, документы не отличить от настоящих. А чтобы председатель не сомневался и попусту не любопытствовал, вместе с переодетыми «армейцами» может быть и еще один «офицер», в форме иного ведомства — фуражка с сиреневым околышем и эмблема с мечом на левом рукаве гимнастерки из темно-синего коверкота. А у тебя брата в 40-м взяли, и половина соседей делась неизвестно куда. Пусть уж эти типы в фуражках делают что хотят, лишь бы нас не трогали.

Вот на такие колхозные луга, выровненные и приспособленные под полевые аэродромы, и могли садиться транспортники и десантные планеры противника. И даже если не найдено тому подтверждения в германских штабных документах, это еще ничего не значит. Бумаги — штука непрочная, горят, гниют, к тому же еще и фальсифицируются. Может быть, найдутся еще. Либо десанты с артиллерией и бронетехникой в тылы советских войск из неразгаданных загадок Третьего Райха перейдут в разряд легенд.

Можно долго рассуждать о том, что было и чего не было. И что могло бы быть, если бы… Но есть очевидный факт: 24 июня коммуникации в тылу 3-й и 10-й армий были перерезаны. И выходом к Слониму танковых дивизий группы Гейнца Гудериана и действиями диверсионных подразделений. Случалось, внезапными ударами из засад десантники одерживали верх и над не ожидавшими этого строевыми частями. Так, по свидетельству жителей деревень Лопухово и Селявичи Слонимского района, 24 июня через Лопухово пыталась прорваться на восток и была атакована немцами какая-то артиллерийская часть. В бою погибло много бойцов, уцелевшие отошли в окрестности деревни Селявичи, где их всех безжалостно истребили (десантники пленных не брали). В сентябре 2000 г. в ходе планомерных раскопок неизвестных захоронений советских солдат, павших летом 41-го, среди костей и сохранившихся петлиц двух десятков неизвестных (нашли всего 4 медальона) воинов-артиллеристов была найдена печать технической службы 479-го зенитно-артиллерийского полка ПВО. Тогда все стало ясно: под Лопухово и Селявичами погиб полк или один его дивизион из состава 4-й бригады ПВО. Это было молодое формирование (его нет даже в специальных трудах по истории войск противовоздушной обороны СССР), развернутое между участками Кобринского и Барановичского бригадных районов ПВО. Сам 479-й прикрывал Белосток. Командовал им майор П. П. Шутиков, замом по политчасти был батальонный комиссар Д. П. Наливкин, начальником штаба — капитан Горохов. В архиве И. И. Шапиро нашлись письма только двоих, оставшихся в живых из этого полка: командира огневого взвода С. Н. Болтовского и А. Я. Михайлова. Там почти ничего нет, только факт отзыва, но можно предположить, как все случилось.

По изрядно побитому шоссе (где-то на участке между Зельвой и Слонимом), в душных клубах пыли, на максимально возможной скорости движется большая воинская колонна. Тягачи тащат длинноствольные 76-мм или 85-мм орудия, в кузовах грузовиков сидят бойцы, лежат зачехленные и заботливо укрытые брезентом оптические дальномеры и прочее снаряжение. Офицеры с пушечками на черных петлицах привычно вглядываются в синее, но уже далеко не мирное небо. Жарко, пыль на лафетах орудий, на капотах машин, на гимнастерках, на покрытых потом лицах. Кто-то обмахивается пилоткой, кто-то курит. Нет ни дозора, ни боевого охранения. Зачем, ведь здесь глубокий тыл, да и оперативные войска НКВД наверняка не дремлют, выловят любых диверсантов.

Стоял же рядом с нами в Белостоке 23-й мотострелковый полк НКВД, где они сейчас? И не замечают зенитчики, что на опушке леса блеснула на солнце линза цейсовского бинокля, какие-то рослые парни в темных комбинезонах скинули свежесрубленные березовые ветки с установленных на огневой позиции минометов.

На дорогу обрушивается шквал огня. Бьют по кабинам, по скатам и топливным бакам. Вспыхивает и загораживает дорогу головная машина. Мины густо накрывают остановившуюся колонну. Словно косой осколки срезают мечущихся людей, рвутся баки горящих машин и тягачей.

Никто не пытается развернуть в боевое положение орудия: все снаряды расстреляны еще 22-го. Редкий винтовочный огонь не может остановить нападающих. Но вот кто-то из командиров, оправившись от шока, пытается навести порядок. Колонна велика, разгромлена только ее голова. Полк пятится, сворачивает вправо, в лес, пытается выбраться на Ружанское шоссе, также идущее на Слоним. Но по шоссе уже идут пятнистые танки с короткими пушками и с крестами на бортах и башнях. Заметив грозную на вид, но беспомощную без боеприпасов артиллерийскую часть, они без промедления открывают огонь. Снова горят и взрываются машины, под градом осколков и пуль падают люди. Танки сворачивают с шоссе, «утюжат» колонну, тараня и давя машины и солдат. Бросив технику, уцелевшие пытаются спастись, но снова натыкаются на десантников. И вот все кончено. Немцы с некоторой опаской осматривают разгромленную колонну, не зная, что боеприпасов там нет, взрывается только горючее. Да, «поработали» на славу, двух десятков новых орудий русские лишились. В штабном автобусе находят Знамя полка, расчехляют его, одобрительно щупают тяжелый бархат. Впрочем, оказалось, что в судьбе 479-го ЗАП ПВО была еще одна трагическая страница, но об этом позже.

Возможно, так же как и 479-й полк, сгинул где-то под Слонимом 219-й отдельный дивизион. Если 479-й ЗАП был разгромлен 24 июня, то дивизион утром 25-го еще вел огонь по врагу. Только потом он снялся с позиций и в составе двух батарей (третья погибла при массированном налете на ее огневые) начал свой последний марш к Слониму, где уже хозяйничали немцы. Комдив 219-го ОЗАД ПВО капитан Л. П. Малыгин по сей день числится пропавшим без вести. Не то он погиб при воздушном налете, не то застрелился при угрозе пленения. В Волковыске есть улица имени капитана Малыгина.

Можно сказать со 100 % уверенностью, что так же немецкие десантники разгромили отступающую тыловую часть у деревни Лыски Слонимского района. Там нашли останки примерно 60 человек и только 2 медальона на всех. По одному медальону отозвалась жена и сообщила, что ее муж служил в Крынках в какой-то ремонтной части, вроде бы оружейным мастером. В Крынках были склады с горючим, боеприпасами и прочие тыловые и технические подразделения. Вместе с солдатами ребята из «Батькаушчыны» нашли останки офицера с тремя шпалами на петлицах (подполковник или старший батальонный комиссар) и удостоверением депутата какого-то Совета. Оно плохо сохранилось: удалось только прочитать номер дома и комнаты. Местные жители рассказали, что когда десантники окружили подполковника и предложили ему сдаться, он продолжал отстреливаться из нагана (наган тоже нашли). Тогда они просто забросали его гранатами.

 

7.8. За левым флангом

Действия войск 11-й армии

Выход корпуса Манштейна к Укмерге

Обозначение двинского направления

Начало развертывания 27-й армии

Все более реальной становилась угроза и на правом фланге Западного фронта, но 13-я армия, состоявшая фактически только из управления, не имела пока реальных шансов повлиять на обстановку, которая ухудшалась с каждым часом. В полосе 11-й армии СЗФ противник форсировал реки Неман и Вилия, взял города Каунас и Вильнюс. На рассвете 24 июня по приказу командования 179-я территориальная стрелковая дивизия начала отход на восток, не вступая в соприкосновение с немцами. К 18 часам 24 июня колонны подразделений 179-й дивизии, 615-го корпусного артполка и управления 29-го корпуса находились на расстоянии от 5 до 40 км к востоку от Вильнюса. Около 18 часов 618-й легкий артполк также снялся с позиции и начал отход по маршруту Пабраде — Новые Свенцяны — Поставы — Глубокое — Полоцк — Невель.

Восточнее Каунаса командование 11-й армии развернуло сборные пункты, на которых старалось задерживать неорганизованно отходящие остаточные группы и отдельных красноармейцев. Среди задержанных было немало военнослужащих из состава 2-й танковой дивизии 3-го механизированного корпуса, наносившей контрудар против частей 4-й танковой группы ГА «Север», оставшейся без горючего и боеприпасов и разгромленной в районе г. Скаудвиле. Бывший рядовой саперной роты 3-го танкового полка И. А. Кулагин вспоминал: «Дивизия была разбита, и группами по 5–10 человек мы разбрелись по лесам. Говорили, что комдив генерал Солянкин застрелился при прорыве из окружения, чтобы не сдаваться в плен, а нашего комполка подполковника Рагочего убило в танке прямым попаданием бронебойного снаряда. В лесах старшие офицеры развешивали на деревьях плакаты: где находится сборный пункт и как его найти. Нас собралось человек 500 из разных родов войск. Командование сводным отрядом взял на себя незнакомый майор».

126-я дивизия генерала М. А. Кузнецова продолжала обороняться на фронте Дембово, Езнас. Командующий армией принял решение к исходу дня отвести дивизию на рубеж Шокле, Килганы; на этом рубеже обеспечить отход 84-й МД; после ее отхода продолжить отвод частей на правый берег р. Вилия по получении специального разрешения. По оценке командующего 11-й армией к исходу дня 126-я СД являлась боеспособной. После взятия Вильно 39-й МК группы Гота повернул на юг, на Молодечно и Минск. Моторизованный корпус Манштейна продолжал развивать наступление в стык 11-й и 8-й армий и вышел к Укмерге, осуществив глубокий охват 11-й армии с правого фланга.

Генерал-майор В. С. Антонов (на 22 июня 1941 г. — майор, начальник штаба и и.о. командира 1-го отдельного МСП НКВД) писал, что особенно ему запомнился бой под Укмерге 24 июня. Полк занял рубеж обороны на высотах (ландшафт в районе Укмерге отличается сильной неровностью, самая высокая отметка — 159 м). Утром мотоциклисты, а потом пехота с танками, двинулись по шоссе Укмерге — Двинск, и были встречены огнем. Бой шел весь день, было подбито до 20 танков противника. Особенно успешно действовали 2-й батальон и полковая артбатарея, лично вел огонь по танкам ее командир С. Галдин. Получив организованный отпор, немцы прекратили атаки и обошли боевые порядки полка, благо ни левого, ни правого соседа у мотострелков НКВД не было. К исходу дня авангард 56-го корпуса вышел к г. Утенай на шоссе Каунас — Двинск — до Западной Двины оставалось пройти 75 км. Возникла угроза захвата противником Двинска. Манштейн писал, что обе входившие в его корпус дивизии «в упорных боях частично разбили бросаемые в бой вражеские резервы», причем на местах столкновений осталось до 70 единиц советской бронетехники и много артиллерии. Никаких подтверждений этому в отечественных источниках найти не удалось, но уж точно рота танков 1-го полка НКВД никак не могла состоять из 70 машин. Нет сомнений, что немцам противостояли подразделения из состава 2-й или 5-й дивизий 3-го мехкорпуса.

Командование Северо-Западного фронта имело во 2-м эшелоне 27-ю армию (командующий — генерал-майор Н. Э. Берзарин), находившуюся в стадии формирования и не обладавшую реальным боевым потенциалом, способным остановить неприятеля на речном рубеже. Входившие в ее состав 22-й и 24-й стрелковые корпуса были территориальными, как и 29-й литовский, следовательно, полагаться на них было по меньшей мере рискованно. 22-й СК (командир — генерал-майор А. С. Ксенофонтов) был эстонским, 24-й СК (командир — генерал-майор К. М. Качанов) — латышским. В направлениях на Двинск и южнее — на Поставы, Полоцк и Витебск — нескончаемым потоком двигались неорганизованные колонны из остаточных групп, отдельных военнослужащих и даже подразделений разгромленных в предыдущих боях войск, тыловых частей и строителей пограничных укреплений. Возможно, кого-то удавалось останавливать на сборных пунктах, но реальной боевой силы они все равно не представляли. Бывший сержант И. И. Подварков из 9-й бригады ПТО РГК вспоминал: «После форсирования реки наша бригада, потеряв в боях и бомбежках значительную часть своего личного состава, продолжала отход на восток. Шли смешанной колонной вместе с другими частями. На одном из перекрестков колонну остановил майор с группой автоматчиков. Он регулировал движение, направляя технику в сторону Двинска, а пехоту — в Белоруссию, на Поставы. Чье распоряжение он выполнял? Кто он такой? Свой или диверсант в офицерской форме? Все эти вопросы роились в голове. Но сзади на нас напирали. На нас подействовал и авторитет майорского звания, и грозный вид бравого майора, не стеснявшегося в выражениях. Только позднее, когда мы остановились на отдых, многие дали выход своим подозрениям: где же наша техника, где же наши пушки? Через день ранним утром мы вошли в Поставы. Улицы городка были забиты транспортом, воинскими подразделениями. Впервые за несколько дней довелось подкрепиться горячей пищей, привести себя в порядок».

Положение на двинском направлении можно было охарактеризовать как внушающее серьезные опасения, если не больше. Однако северо-восточнее Двинска, в районах Идрицы и Опочки Псковской области, располагались части формирующегося 21-го механизированного корпуса Московского ВО (командир — Герой Советского Союза генерал-майор Д. Д. Лелюшенко): 42-я и 46-я танковые и 185-я моторизованная дивизии. В дивизиях имелось всего лишь 98 боевых машин, что не позволяло надеяться на серьезные достижения. И все же это была единственная реальная сила, способная хотя бы замедлить продвижение Манштейна. 23 июня в качестве некоторой замены недостающей матчасти было получено более ста артиллерийских орудий калибров 45 и 76 мм, 24 июня из Академии механизации и моторизации РККА прибыли 105 БТ-7 и 2 Т -34 с экипажами. За день танковые дивизии корпуса были реорганизованы в боевые группы, способные выполнять поставленные задачи; как ни странно, они весьма близко походили на т. н. «кампфгруппы» танковых дивизий вермахта. В каждой дивизии теперь имелось по два полка; в полк входили танковый батальон (36 танков), 9 командирских машин, мотострелковый батальон и артдивизион. Остальной личный состав корпуса, не имевший техники и вооружения, оставлялся в местах постоянной дислокации. Но никаких приказов о выступлении на фронт корпус 24 июня не получил.

 

7.9. Первые действия 13-й армии

Обстановка на лидском направлении и в районе Минска

На фольварке Заблоце, в нескольких километрах северо-западнее Молодечно, был развернут командный пункт 13-й армии Западного фронта. Ранее здесь находился запасной КП 24-й СД, которая дислоцировалась до войны в районе Молодечно. Затем дивизия по приказу окружного командования ушла на запад. Того, что угроза возникнет со стороны Литвы, никто и предположить не мог. В 06:45 24 июня железнодорожный узел Молодечно был разрушен авиацией противника, прекратилась проводная связь. Секретарь Вилейского обкома КП(б)Б И. Ф. Климов (в недалеком будущем — видный деятель партизанского движения) сообщил военным, что по сведениям, полученным от беженцев, немцы находятся на подходе к Вилейке, Сморгони и Ошмянам. В течение этого дня командование армии подчиняло себе все боеспособные части в районе Молодечно, ибо 50-я стрелковая дивизия (командир — генерал-майор В. П. Евдокимов), на которую возлагалась задача по сдерживанию противника на рубеже Сморгонь — Ошмяны, все еще была в пути из района Полоцка. Штаб и части 50-й после ночного марша остановились на отдых примерно в 10 км севернее Вилейки.

Согласно записям в журнале боевых действий 50-й дивизии, ее 359-й стрелковый полк к исходу дня занимал оборону в районе леса западнее м. Заскевичи. Указывалось также, что там же находится и подчинен дивизии 262-й стрелковый полк, который, как явствует из приведенного ранее, принадлежал 184-й литовской территориальной стрелковой дивизии 29-го корпуса 11-й армии Северо-Западного фронта. Это единственная пока найденная запись, которая является подтверждением существующей версии о выходе в район Молодечно просоветски настроенных подразделений литовской дивизии. В 2 часа ночи 25 июня был получен приказ об отходе обоих полков на реку Вилия.

Первой более-менее реальной силой в составе 13-й стали остатки 5-й танковой дивизии 11-й армии. После тяжелейшего боя за Вильнюс полуокруженные мехвойсками и пехотой противника остатки ее подразделений начали отходить в район Ошмян. При отходе они встретили отряд из восьми немецких танков, капитан Новиков и помощник начальника политотдела дивизии старший политрук Подпоринов смело и решительно атаковали его и одержали победу. 24 июня все уцелевшие боевые машины были сосредоточены под руководством командира 9-го полка полковника И. П. Веркова. 5-й гаубичный полк в 13 часов 24 июня также вышел в район восточнее Ошмян, где взвод младшего лейтенанта Романова вел огонь по высадившемуся десанту. Немцы понесли потери, в том числе был убит один офицер, с нашей стороны потерь не было.

Кроме сводного отряда 5-й ТД, в армию были также включены 84-й железнодорожный полк НКВД под командой майора И. И. Пияшева, стоявший на станции Молодечно бронепоезд № 5 и курсанты Виленского пехотного училища. Принадлежность БЕПО не установлена — в железнодорожных войсках НКВД бронетехники под таким номером не было однозначно, да и сам номер его тоже вызывает сомнения. Можно предположить, что это был БЕПО РККА № 44 (командир — старший лейтенант С. Л. Клюев). Он принадлежал Орловскому военному округу, предположительно 4-му отдельному дивизиону или 1-му запасному полку бронепоездов. К 23 июня планировалась его переброска на территорию ПрибОВО вместе с еще двумя БЕПО. Как вспоминал А. А. Маринович, в числе других раненых красноармейцев он был эвакуирован на станцию Молодечно. Неожиданно к ним в вагон вошел старший лейтенант в комбинезоне и шлеме танковых войск и предложил легкораненым вступить в его часть. Вызвалось до десятка бойцов, которых Клюев отвел к своей крепости на колесах, оснащенной 4 короткоствольными 76-мм пушками и 8 станковыми пулеметами («стандартный набор» для типового БЕПО советского производства). Через сутки поступил приказ перейти в район Лиды.

Генерал армии С. П. Иванов (в 1941 г. — подполковник, начальник оперативного отдела штаба 13-й армии) писал, что в 21 час в штаб из Минска прибыл помощник начальника оперативного отдела штаба фронта майор В. В. Петров с шифрованной директивой, подписанной в 14:00 Д. Г. Павловым, А. Я. Фоминых и В. Е. Климовских (в документах штаба армии указано несколько более позднее время — 21:50). Командарму П. М. Филатову приказывалось: подчинить себе 21-й стрелковый корпус, 8-ю бригаду ПТО, 24-ю и 50-ю дивизии, а также все отступающие с запада и северо-запада части и подразделения; 24-я дивизия переходит в подчинение командира 21-го СК. Задача ставилась следующая: 21-му корпусу силами 24-й и 37-й дивизий занять фронт Ошмяны, станция Беняконе и прикрыть вильнюсское направление; находящейся на левом фланге 17-й дивизии наступать в общем направлении на Радунь и Варену в целях взаимодействия с группой И. В. Болдина. 8-ю противотанковую бригаду использовать для обороны Лиды и прилегающего к ней района с запада или с северо-востока. 50-ю стрелковую дивизию Павлов разрешал использовать по своему усмотрению.

На исходе дня штаб армии установил связь с Самаро-Ульяновской дивизией. Оказалось, что 24-я после форсированного марша остановилась на привал в лесах южнее м. Юратишки. Как отмечалось в оперсводке штаба 21-го корпуса, дивизия, «совершив форсированный марш, к исходу 24.6 вышла на восточный берег р. Гавья на участке Добровляны — Батадины. Штадив — Макуши (4 км северо-западнее Юратишки)». Генерал Филатов приказал К. Н. Галицкому прибыть в Молодечно, но комдив ответил, что, по имеющимся у него разведданным, дивизии в любой момент угрожает атака танков противника, так что в данной ситуации ему целесообразнее оставаться на месте. На вопрос о танках начштаба дивизии майор З. Д. Подорванов зачитал подполковнику С. П. Иванову донесение командира своей разведроты. Из него явствовало, что в район Ошмян вышли передовые части 12-й танковой дивизии противника, там же находятся подразделения разведбатальона 50-й дивизии РККА. Также Подорванов сообщил, что штаб 21-го стрелкового корпуса утром выгрузился на станции Богданув и сейчас находится близ Ивье. На основании указаний фронтового командования и всей собранной информации начальником штаба армии комбригом А. В. Петрушевским был подготовлен приказ № 01, в котором задачи ставились не только тем скудным силам, что реально вошли в состав 13-й, но и тем, что только должны были в нее войти:

«4. 50-й стрелковой дивизии с 84-м стрелковым полком войск Народного комиссариата внутренних дел (Молодечно), Виленскому пехотному училищу и 5-й танковой дивизии прикрыть Молодечно со стороны Северо-Западного фронта, перейдя к обороне на фронте: Данюшево, Сморгонь, Олещиска.

Иметь подвижный резерв для борьбы против десантов противника.

5. 21-му стрелковому корпусу (24, 37 и 17-я стрелковые дивизии) двумя дивизиями оборонять фронт Ошмяны, Беняконе; 17-й стрелковой дивизии наступать в направлении Радунь, Ораны.

6. 8-й противотанковой бригаде расположиться в районе Лида, откуда обеспечивать направления с севера и запада.

7. Бронепоезду к 5.00 25.6.41 г. перейти на ст. Гавья».

Связи со штабом 21-го СК не было, но текст приказа был передан майору Подорванову. Также во все упомянутые в приказе части в качестве делегатов выехали офицеры штарма. Майор Урусов вручил приказ лично генералу Евдокимову, у капитана Гречихина приказ принял начальник оперотдела штакора-21 подполковник Г. Н. Регблат. Однако, как удалось установить, ко времени издания этого приказа по крайней мере часть сил 17-й и 37-й СД уже вошла в соприкосновение с противником (в частности, с передовыми отрядами 12-й танковой и 18-й моторизованной дивизий) и завязала тяжелые встречные и оборонительные бои. Еще утром при подходе 55-го полка к реке Дзитва высланный вперед разведдозор прислал донесение о занятии Радуни мотопехотой и танками противника. Командир полка принял решение продвинуться до господствующей высоты у деревни Дубинцы (отметка 183.3, примерно в 10 км южнее Радуни) и занять на ней оборону. Достигнув к полудню этой высоты, батальоны сразу же начали окапываться: 1-й и 3-й батальоны — на 1-й линии обороны, 2-й батальон — на 2-й. Около 14 часов наблюдатель с тригонометрической вышки, стоявшей на высоте, доложил, что по дороге из Радуни движется колонна автомашин с мотопехотой численностью не менее батальона. На расстоянии 1,5–2 км от высоты немцы спешились и, развернувшись в ротные колонны, двинулись вперед. Подойдя на расстояние километра, колонны рассыпались в цепи. С трехсот метров наступающие открыли огонь из стрелкового оружия, сразу по высоте начала бить артиллерия. Подпустив противника примерно на 200 м, Г. Г. Скрипка дал команду на открытие огня. Вражеская атака сразу же захлебнулась, понеся большие потери, поредевшие цепи откатились назад. Через час со стороны Радуни подошла еще одна колонна автомашин с мотопехотой, возобновились артиллерийский и минометный огонь по обороне 55-го СП. С целью нанесения флангового контрудара комполка направил в обход наступавшего противника по лесу, примыкавшему к высоте с запада, две роты 2-го батальона (их возглавил начштаба полка капитан А. А. Старцев). Вторая вражеская атака была также отбита огнем стрелкового оружия, минометов и полковой артиллерии. Переломным моментом стала внезапная контратака стрелковых рот, обошедших правый фланг атакующего противника. Гитлеровцы снова были вынуждены отойти. Неудачей окончилась и попытка десятка средних танков обойти оборону полка с правого фланга. Полковые ПТО подбили четыре из них, остальные повернули обратно. Потери в 55-м были невелики, но вечером 24-го поступил приказ командира дивизии об отходе на восточный берег реки Дзитва. Оставив на высоте стрелковую роту в качестве заслона, полк ночью отошел на новый рубеж.

Как явствует из документов штаба 21-го стрелкового корпуса, авангард его 37-й дивизии во второй половине дня в районе м. Вороново был внезапно атакован танковыми частями противника, в результате чего 247-й стрелковый полк (командир — полковник Д. М. Соколов) и 170-й легкоартиллерийский полк (командир — майор А. И. Нестеренко) потеряли управление и, не оказав врагу должного сопротивления, в беспорядке отошли за р. Житна, где перешли к обороне. Есть также свидетельство, что вечером 24 июня на станцию Гавья на грузовой автомашине приехал зам. командира дивизии полковой комиссар Н. П. Пятаков. Он предоставил лейтенанту Р. Р. Черношею ЗИС-5 с шофером и двумя солдатами и приказал в течение ночи подвезти боеприпасы в район ст. Гутно, куда челночными рейсами перебрасывалась матчасть 245-го ГАП. Оказалось, 17-я дивизия разгрузила возле Гавьи значительное количество гаубичных боеприпасов, а также автоматных и винтовочных патронов. В 245-м артполку боеприпасов не было вообще, ибо он выехал в новый район дислокации по штатам мирного времени.

Юго-восточнее Молодечно в это время спешно разворачивались на своем оборонительном рубеже (в основном по линии Минского УРа) части 64-й стрелковой дивизии 44-го корпуса. Неотмобилизованному и слабо вооруженному соединению, переброшенному из летних лагерей близ Дорогобужа Смоленской области, предстояло оборонять полосу Довбарево — Щедровщина — Рогово — Заславль — Старое Село протяженностью свыше 50 км. На оборонительные работы привлекли местное население, пытались приспособить для обороны брошенные доты укрепрайона. Зенитчики сбили три низко летящих самолета противника. Как вспоминал бывший командир дивизии генерал-майор С. И. Иовлев, 24 июня по дорогам через местечки Радошковичи и Койданово начался массовый исход отступавших с запада военнослужащих и беженцев на автомашинах и пеших. Вся техника и люди в форме задерживались на выставленных кордонах, таким образом командование дивизии получило возможность пополнить ее состав до нормальной, штатной, численности. Среди беженцев преобладали жители еврейских местечек, которых было очень много в Западной Белоруссии. К. М. Симонов писал: «Они ехали на невообразимых арбах, повозках. Ехали и шли старики, каких я никогда не видел, с пейсами и бородами, в картузах прошлого века. Шли усталые, рано постаревшие женщины. И дети, дети, дети… Детишки без конца. На каждой подводе шесть-восемь-десять грязных, черномазых, голодных детей. И тут же на такой же подводе торчал самым нелепым образом наспех прихваченный скарб: сломанные велосипеды, разбитые цветочные горшки с погнувшимися или поломанными фикусами, скалки, гладильные доски и какое-то тряпье. Все это кричало, скрипело и ехало, ехало без конца, ломаясь по дороге, чинясь и снова двигаясь на восток».

«И отправились сыны Израилевы из Раамсеса в Сокхов до шестисот тысяч пеших мужчин, кроме детей. И множество разноплеменных людей вышли с ними, и мелкий и крупный скот…» [389] .

Справка. Считается, что укрепления Минского УРа, большинство вооружения которого было демонтировано, при отсутствии специально подготовленных войск оказались практически бесполезными в боях июня 1941 г. Однако по результатам обследования его сооружений, предоставленных инженером БелАЗа В. Каминским, получена иная картина. Большинство дотов в полосе обороны 64-й СД имеют боевые повреждения, некоторые — довольно серьезные. Так, например, три пулеметных дота из четырех, стоящих в поле у Лумшина, имеют глубокие выбоины в бетоне над амбразурами (до обнажения и деформации верхних балок амбразурного пакета) и развороченные взрывами внутренние тамбуры; у одного, кроме того, расколота взрывом боковая стена у крайней южной амбразуры. Схожие повреждения имеют несколько пулеметных дотов в районе Ошнарова. Один из них, кстати, с надписью на внутренней стене сквозника «Ответим ударом на удар» и следами попаданий снарядов на лобовой стене, при реконструкции Радошковичского шоссе был сброшен в карьер и засыпан в порядке рекультивации сельхозугодий. Артдот южнее д. Жуки имеет глубокие выбоины в бетоне над амбразурами, а несущий бронещит одной капонирной установки пробит малокалиберным бронебойным снарядом. Артдот у д. Мацки также имеет пробоину в несущем щите (от 75-мм снаряда) и другие повреждения. Многие доты имеют малозаметные, на первый взгляд, повреждения, свидетельствующие, однако, об усилиях противника по их подавлению. Так, дот у д. Шубники (3 км западнее Заславля) имеет многочисленные следы пулевых попаданий на боковых листах амбразурного пакета. В доте у д. Крылово прямым попаданием малокалиберного снаряда в амбразуру сорвано опорное кольцо установки пулемета, расколот деревянный станок, сорванными металлическими деталями пробиты трубы под потолком у тыльной стены каземата. Все это говорит о том, что большинство дотов, несмотря на имевшиеся трудности, было использовано в боях.

Так в целом выглядит обстановка в районе к северу и югу от Молодечно, если рассматривать лишь доступные документы из ЦАМО и изданные мемуары. Но ее очень хорошо дополняют, а кое в чем и опровергают, документы войск НКВД. Организованно покинув около 20 часов 23 июня Вильно, в ночь на 24 июня штаб 9-й дивизии вместе с 84-м полком прибыл в Молодечно. На станции чекисты-железнодорожники встретили руководителей силовых наркоматов Литвы, так поспешно покинувших Вильнюс при появлении у города неопознанной колонны бронетанковых войск. Попытки связаться по телеграфу со своим Управлением в Москве никаких результатов не дали, так как Молодечно после неоднократных воздушных налетов был сильно разрушен, проводная связь вышла из строя. Оставив 84-й полк в 15–16 км от Молодечно, В. Н. Истомин выехал в Минск. По пути он встретил заместителя начальника конвойных войск НКВД СССР комбрига Д. П. Онуприенко, который предложил ему вернуться назад. На КП 13-й армии Онуприенко после переговоров с командармом передал ему 84-й ЖДП и прикомандировал управление 9-й дивизии. После этого комдиву разрешено было вновь отправиться в Минск. До Минска полковник добраться не смог из-за бомбежек, но в Борисове связь действовала и переговоры с Москвой состоялись. Начальник Управления генерал-майор Гульев приказал забрать полк из 13-й армии, привести его в порядок и, в зависимости от обстановки, двигаться либо обратно на Вильнюс, либо на Минск, чтобы составить резерв командира 3-й ЖД дивизии войск НКВД. На КП фронта, куда все же удалось попасть Истомину и находившемуся вместе с ним подполковнику Гладченко (предположительно, это зам. командира дивизии), их не приняли и предложили прибыть попозже, когда обстановка разрядится.

В это время 84-й полк согласно приказу по 13-й армии выдвигался на рубеж обороны в районе Ошмян. Как позже доложил комдиву майор И. И. Пияшев, на подходе к Молодечно их встретил член Военного совета армии бригадный комиссар П. С. Фурт, который остановил их и отдал другой приказ — выставить на шоссе заслон и задержать толпы уходящих в тыл военнослужащих. Уже темнело, сдержать напор людского потока не удалось. Вероятно, среди них были и переодетые в нашу форму германские агенты, ибо в «нужный» момент кто-то закричал, что видит сзади немецкие танки, и началась страшная паника. Заслон частью был смят, частью сам поддался стадному инстинкту и бежал вместе со всеми куда глаза глядят. Наступила ночь.

В течение всех дней, предшествующих занятию противником Минска, столица Советской Белоруссии подвергалась ожесточенным воздушным налетам. Сотни фугасных и зажигательных бомб сыпались на предприятия и жилые кварталы, испепеляя цветущий город. Бывший секретарь Плещеницкого райкома КП(б)Б (впоследствии командир партизанского соединения, Герой Советского Союза) Р. Н. Мачульский вспоминал, что, решив глубокой ночью забежать домой, он увидел на южном небосклоне огромное зарево. Потрясенный партиец простоял до утра вместе со своими земляками, глядя на горящий Минск, пока заря не «съела» языки пламени и не остался виден лишь шлейф густого черного дыма.

Части 7-й бригады ПВО, на которую возлагалась задача воздушного прикрытия столицы республики, незадолго до войны получили новую технику, но не успели еще ее освоить, к тому же большая часть личного состава и матчасти находилась на сборах в Крупках. Поэтому к 23 июня на позициях 188-го ЗАП развернулось только 8 зенитных батарей по два орудия. Результаты огня были невысоки: всего 7 уничтоженных самолетов противника за период до 26 июня. 59-я истребительная авиадивизия (командир — Герой Советского Союза полковник Е. Г. Туренко), также предназначенная для ПВО города, находилась в стадии формирования и еще не имела боевой матчасти. Поэтому утром 22 июня генерал И. И. Копец приказал комдиву-43 Г. Н. Захарову прикрыть Минск двумя полками. Захаров выделил 160-й (командир — майор А. И. Костромин) и 163-й (командир — майор Лагутин) авиаполки: 117 исправных И-153 и 56 И-16. Два Ю-88 генерал Захаров лично сбил над Минском в первый же день боев, 23 июня. Уже через два дня германцы не смели летать на Минск без сильного эскорта истребителей. Пилоты 160-го ИАП за несколько дней сбили более 20 самолетов противника. К 10 часам утра 24 июня на Минск было совершено уже четыре авианалета, было одно прямое попадание в здание штаба округа. 163-й полк только за один день 24 июня сбил 21 вражеский самолет. Г. Н. Захаров писал, что таких результатов далеко не всегда добивалась во второй половине войны вся его 303-я дивизия, летавшая уже не на «ишаках» и «чайках», а на «Лавочкиных» и «яках».

Справка. Начальник штаба 43-й ИАД полковник Хмыров впоследствии был снят с должности «как не справившийся» со своими обязанностями и 25.07.1941 г. написал в ГКО докладную записку с просьбой восстановить его в должности, где, в частности, отмечал: «На аэродроме Лошица (Минск) был посажен 160 иап 43 АД с задачей прикрытия Минска, кроме полка там сидело 50–65 небоевых, различного типа, самолетов, что сделало скученность в расположении самолетов, и при этих условиях от одной бомбы иногда загоралось по 2 самолета, а поражалось еще больше. Такое же положение было повторено и на Могилевском аэродроме, несколько в меньших размерах — и на Смоленском. На требования и просьбы комдива и мои — убрать небоевые самолеты — штаб ВВС ЗФр не разрешал…» Штаб ВВС отдавал приказы на перебазирование 43-й ИАд за полтора-два часа и сажал ее на аэродромы, уже занятые другими частями. «Особенно паническое приказание было на перебазирование 163 ИАП с аэродрома Слепянка (Минск), переданное начразведотдела штаба ВВС ЗФр м-ром Мосько». В октябре 1941 г. в ходе германского «Тайфуна» и сам генерал Г. Н. Захаров был совершенно безосновательно отстранен от должности по обвинению в… трусости, а затем назначен на тыловую должность начальника летного училища. На фронт он вернулся только в 43-м и снова на должность командира дивизии, в то время, когда немало авиационных военачальников, много хуже себя показавших тяжким летом 41-го, командовало корпусами и армиями. А генерал, виновник его несправедливого снятия, впоследствии признал свою ошибку, но это случилось уже после войны (в частной беседе, в санатории МО СССР «Архангельское») и никаких последствий не имело.