3.1. Начало боевых действий

В полосе 3-й армии (в северной части белостокского выступа) в первые часы агрессии положение складывалось следующим образом. Вследствие сравнительно эффективных действий советских средств ПВО здание штаба 3-й армии в Гродно осталось целым и невредимым, хотя над ним и прилегающими к нему районами города почти беспрерывно появлялись бомбардировщики противника. Заградительный огонь зенитной артиллерии вынуждал их уходить от целей или менять высоты. Также хорошо была организована наземная оборона штарма. Все это дало возможность армейскому управлению проработать весь день 22 июня, не покидая своего здания и города. Если в первые часы после начала войны в работе командиров штаба видны были нервозность и неслаженность, то вскоре это прошло. Генерал-майор А. В. Бондовский писал: «Я вызывался в штаб армии дважды. Первый раз — за получением задачи дивизии на оборону рубежа р. Лососно. Задачу мне ставил командарм-3 генерал-лейтенант Кузнецов Василий Иванович в своем кабинете. В это время вблизи штарма рвались авиабомбы. На всю жизнь запомнилась завидная собранность и внешнее спокойствие командарма Кузнецова, повлиявшие и на меня. Второй раз в штаб армии [я] вызывался с докладом о положении на фронте. Того нервоза, который был в штабе вначале, я уже не видел. Штаб перестроился для работы в цокольном этаже». Невредимыми остались также штабы самой 85-й дивизии и 4-го корпуса. Склад ГСМ на юго-западной окраине Гродно немцы вообще не бомбили, надеясь заполучить его после захвата города. Недалеко от него находился склад боеприпасов и взрывчатых веществ, однако Люфтваффе не тронуло его, видимо, из опасения, что при этом могут взорваться и резервуары с топливом. Но намного драматичнее развивались события на границе — там, где располагались входившие в состав 3-й армии части 4-го стрелкового корпуса и 68-го укрепленного района.

После мощнейшего артиллерийского удара по частям 56-й стрелковой дивизии генерал-майора С. П. Сахнова в ее полосе (участок границы протяженностью в 40 км) перешли в наступление три пехотные дивизии 8-го армейского корпуса вермахта. Кроме собственных огневых средств, командиру корпуса генералу В. Хейцу (находился в этой должности вплоть до своего пленения под Сталинградом) были приданы 14 дивизионов артиллерии крупного калибра. В полосе армии 8-й корпус наносил главный удар и имел задачу: прорвав позицию укрепленного района между реками Неман и Бобр, форсировать Неман и взять Гродно. Затем, не обращая внимания на фланги, продвигаться на Лиду и Новогрудок. Понесшая большие потери 56-я дивизия не выдержала натиска превосходящих сил противника, была смята, и к 10 часам утра ее остатки начали отход на восток и юго-восток. Значительно севернее Гродно, на необорудованном и слабо прикрытом стыке с Прибалтийским округом, передовые отряды из состава 161-й пехотной дивизии вермахта вышли к Неману уже к 07:30 утра. Сохранились воспоминания бывшего командира 56-й. Датированы они 20 августа 1947 г. и напоминают скорее показания, которые давали в те времена в органах МГБ лица с «подмоченной репутацией». Но как раз этим они и ценны.

Зимние квартиры частей 56-й СД были расположены на большом расстоянии друг от друга: в военном городке Фолюш на окраине Гродно, в самом Гродно, в Новом Дворе, Гоже, Грандичах, Свят-Вельках. К началу войны ее подразделения оказались разбросанными по фронту протяженностью более 50 км, связь между ними и штабом осуществлялась по государственным воздушным линиям НКС, которые вскоре были выведены из строя, полностью блокировав любые попытки управлять действиями войск. Но до 7 часов утра штаб 56-й еще имел какую-то связь со штармом: в оперсводке № 2 на 08:30 начштаба армии А. К. Кондратьев докладывал: «По донесению командира 56-й стрелковой дивизии, до 7 часов на участке Горачки, Марковце перехода противником границы не установлено». Но уже к 8–9 часам утра немецкая пехота при поддержке нескольких танков прорвалась к КП 56-й дивизии, и генерал Сахнов вынужден был начать эвакуацию на 6–8 км в тыл. Но оторваться от противника не удалось. В столкновениях с полевыми частями вермахта и выброшенными в наш тыл десантниками управление было рассеяно. По словам начальника шифровальной части штадива капитана Одинцова, начальник штаба полковник И. Н. Коващук получил тяжелое ранение и был оставлен в лесном имении, где находился КП. Что с ним стало, до сих пор не известно. С командиром дивизии оказались его зам. по политчасти полковой комиссар С. Е. Ковальский, начальник артиллерии дивизии полковник Протасеня, несколько штабных командиров и комендантский взвод. К 13–14 часам дня их группа находилась уже в глубоком тылу немецких войск, которые, прорвав оборону на границе, продвигались к Неману. Участок прикрытия, который должна была занимать 56-я, перестал существовать. Лишь в нескольких местах продолжали отражать атаки ее окруженные подразделения. У деревни Красное (Красне) весь день 22 июня насмерть стоял 2-й батальон 37-го стрелкового полка. На рассвете село и палаточные лагеря подразделений полка подверглись артиллерийскому обстрелу. Вспыхнули пожары, была нарушена связь. После того как противник перешел в наступление, 37-й СП не сумел сдержать натиск, был разгромлен, и его разрозненные остатки отступили. Командир полка подполковник И. Н. Татаринов числится пропавшим без вести, хотя его видели несколько раз после описанных выше событий. Невзирая на разгром полка, командир 2-го батальона капитан Зайцев не растерялся и проявил инициативу. На возвышенностях в этой заболоченной местности стояли недостроенные доты 68-го укрепрайона; их заняли пулеметная рота и отошедшие на участок обороны батальона пограничники. Немцы атаковали позицию УРа значительными силами пехоты при поддержке танков. Они были встречены огнем стрелкового оружия и минометов, средств ПТО у советских подразделений не имелось. Подтянув артиллерию, немцы на прямой наводке открыли огонь по амбразурам дотов, вплотную к ним подошли танки; подорвать гранатами удалось только один. Через сравнительно короткое время сопротивление дотов было подавлено, но на левом фланге узла обороны продолжали держаться несколько десятков красноармейцев при поддержке двух батальонных минометов.

К вечеру у сводного отряда, державшего оборону у Красного, подошли к концу боеприпасы. Стреляли только в случае крайней необходимости, атаки отбивали штыками. Когда начало темнеть, немцы обошли остатки советского батальона, решив более не тратить на него силы. Шоссе Августов — Гродно находилось под их контролем, и можно было не обращать внимания на горстку советских военнослужащих, не имевших артиллерии. Зайцев приказал всем оставшимся в живых собраться в одном месте; на розыски штаба полка и соседей были посланы связные. Результаты оказались удручающими: не нашли никого, кроме отдельных бойцов из своего полка, топографов из 31-го топоотряда НКО и саперов, строивших укрепления. Всего набралось около 100 человек, из расспросов выяснилось, что остатки полка ушли то ли на восток, в сторону Гродно, то ли на юг, к Сокулке. Оставив небольшой заслон, маленький отряд отошел на юго-восток; прикрывать отход остались несколько бойцов с минометом, старшим был политрук минометной роты В. И. Ливенцов. Впоследствии он командовал 1-й Бобруйской партизанской бригадой, был удостоен Звезды Героя Советского Союза. После войны полковник Ливенцов написал книгу «Партизанский край», посвятив ее несколько страниц первому бою на границе. Но это было потом. А пока, на исходе дня 22 июня, горстка уцелевших защитников пограничного рубежа покидала свой обильно политый кровью участок обороны. Везде были следы жестокого неравного боя: изрытые воронками позиции, чадящие танки, разбросанное оружие и снаряжение. И множество убитых, своих и чужих.

Уфимец Ф. У. Усманов был курсантом минометного взвода полковой школы 37-го полка. Школа размещалась в летнем лагере вблизи д. Новый Двор, где была также полевая площадка 122-го истребительного авиаполка. Когда курсантов разбудил грохот разрывов — немецкая авиация бомбила железнодорожную станцию Домброва и соседний с ними аэродром, — их построили и объявили, что немцы провоцируют: батальоном вторглись на нашу территорию. Быстро позавтракав и получив смехотворное количество патронов (по 15 на винтовку), личный состав ускоренным маршем направился на запад, к Домброве. В полковой школе было три стрелковых взвода, пулеметный и минометный взводы, всего 200 человек. Но из-за отсутствия снаряженных лент к пулеметам и мин к минометам воевать пошли налегке. Миновав Домброву, свернули направо и увидели пожар — горело село, слышались пулеметные очереди. Впереди шел бой. В небе показался похожий на биплан У-2 самолет. Возможно, это и был свой, но залповым огнем из винтовок самолет был сбит. В то, что действительно началась война, все еще никто не верил. Взводный приказал отстрелянные гильзы не бросать, чтобы потом сдать их на склад боепитания.

К 8 часам утра курсанты заняли какую-то высоту и начали рыть на ней окопы. Немцы открыли по высоте артминогонь, все кинулись вперед и вниз… и наткнулись на уже отрытые старые окопы. А. М. Измайлов (тоже из Уфы) вспоминал: «На линии фронта были готовые окопы, и вот когда утром распечатывал ящик с патронами, часов в 8 утра 22 июня меня ранило осколком мины, но легко…» Заняли окопы, а часов в четырнадцать привезли патроны и гранаты. Видели командира полка, а с ним — начальника школы старшего лейтенанта Синельникова и политрука Демидова. Просидели в окопах до позднего вечера, но немцы на их участок не вышли. Сейчас уже почти невозможно определить, где находилась полковая школа. От Домбровы в сторону границы идут две дороги. Одна из них через реку Бобр и м. Липск выходит на рокаду Гродно — Августов, а примерно в 5 км на северо-запад от этого перекрестка расположено село Красное, где дрался 2-й батальон полка. Вторая дорога также пересекает Бобр, идет более-менее параллельно железнодорожной ветке Домброва — Августов, за с. Ястржебна 1-я находится перекресток, от которого можно попасть и в тупик (в глубь болот), и на рокаду, и в Липск, и в Штабин. Эта густо поросшая лесом местность, низкие места и поймы рек в которой заболочены и почти непроходимы (на реке Бобр действительно живут бобры), является частью Августовской пущи.

Поскольку среди этих болот не было сплошной линии укреплений, не было и войск, способных представлять серьезную угрозу вражеским тылам (да и наступать здесь трудно и в целом бесперспективно), немцы обошли их, не ввязываясь в бои; прорвали советскую оборону в других местах и наступали в направлении на Гродно. Подразделения 37-го полка остались в их тылу. Командование решило отойти, чтобы избежать окружения. Отходили целую ночь и следующий день и к вечеру 23 июня оказались в районе города Сокулка.

Любопытны в данном контексте также воспоминания члена Совета ветеранов 56-й дивизии бывшего сержанта В. А. Короткевича. По его словам, взвод 7-й роты 184-го полка также оказался на участке, куда, по крайней мере до полудня, не вышли части вермахта. Взвод находился в полном отрыве от своего 3-го батальона и с одним цинком патронов на 45 человек имел задачу маскировать ранее построенные дзоты доя противотанковых орудий и пулеметов. Командовал подразделением младший лейтенант Бабич. Соседями пехотинцев были строительный батальон и расчет зенитного орудия. Утром расположение взвода и стройбата подверглось обстрелу и бомбежке, а огонь орудия был вскоре подавлен. Ружейно-пулеметная перестрелка велась западнее их участка, а на северо-востоке, в районе Сопоцкина, стоял сплошной гул. Примерно в 8 часов с границы пришел политрук строительной (или саперной) роты, строившей там дот: в нижней рубахе и синих командирских бриджах и с сапогами… на палке за спиной. Короткевич писал: «Над нами кружил на малой высоте двухфюзеляжный диковинный самолет, вел наблюдение, сбрасывал ручные бомбы и обстреливал из крупнокалиберного пулемета. Этот тип самолета стали называть „рама“… Фашистский стервятник заметил нас, когда мы уже стали входить в дзоты. Он стал разворачиваться. И мы четко видели его лицо с защитными очками… Мы откровенно грозили ему кулаками: „Ну погоди, фашист проклятый!“… Услышали пулеметную очередь, а у наших ног взвились пыльные клубки размером с яблоко… С какой злостью и ненавистью нам хотелось дать залп по самолету. Мы бы достали его на высоте 150–200 метров… Но!.. Действовал запрет: не ввязываться в провокацию».

В полдень взвод двинулся на соединение с полком, надеясь пройти к Неману по короткой дороге, через Сопоцкин. Обогнавший их грузовик вскоре вернулся, а сидевшие в нем рассказали, что в городке уже хозяйничают немцы. Тогда пошли на Гродно, и к вечеру Августовская пуща осталась за их спинами.

Очень похоже запомнился первый день войны Ж. А. Акчурину, уже не пехотинцу, а артиллерийскому разведчику из 681-го артполка 7-й противотанковой бригады (в/ч 3274): «… 22 июня по тревоге нас подняли в 2 часа ночи, команда была занять оборону возле части, где стоял наш полк. Артиллерию 76-мм пришлось вывезти на себе до опушки леса, а машины-полуторки стояли на стоянке без заправки, не было бензина. 18 июня во время занятий в нашу часть приезжал командующий Западным округом генерал армии Павлов, говорил: давай-давай, изучайте военное дело, скоро будем воевать. Вот так с начала войны мы заняли оборону до вечера, вечером дали команду — артиллерии оставить позиции, отступить на 4 км. С этого часа как начали, так каждый день была команда продолжать отступать…». Ружанысток, где стояли противотанкисты, находится недалеко от Домбровы, то есть примерно в тех же местах, где находились подразделения 56-й СД, о которых я писал ранее.

Августовский канал. 68-й укрепленный район

Гораздо более организованный и стойкий отпор немцы получили на Августовском канале — там, где держали оборону 213-й стрелковый полк (командир — майор Т. Я. Яковлев) 56-й дивизии и 9-й отдельный батальон 68-го УРа. Генерал Хейц вспоминал: «Русские силы очень упорно удерживали укрепления и населенные пункты. Мы смогли их занять только после планомерного наступления, стоившего больших потерь». Бывший командир 9-го артпульбата майор П. В. Жила — он был тяжело ранен в 1943 г. под Новороссийском и лишился ноги — писал, что позиция батальона проходила южнее Сопоцкина. 1-я рота (командир — лейтенант Паниклеев) занимала доты у канала, левее д. Новоселки находилась 2-я рота (командир — лейтенант Ф. Т. Суетов), на левом фланге у д. Новики — учебная рота (командир — лейтенант Кобылкин). Когда после часовой артподготовки противник перешел в наступление, выяснилось, что отсутствует связь со штабом. Учебная рота открыла огонь самовольно, остальные подразделения — по команде комбата, взявшего ответственность на себя.

Атаку отбили без особого труда, а когда восстановилась связь, позвонил майор Яковлев. Он сообщил, что немцы продолжают атаковать из-за канала со стороны д. Соничи, и просил поддержать его артогнем дотов правофланговой роты. Во время третьей атаки противнику удалось прорваться на стыке с 10-м батальоном и отрезать роту Кобылкина. Визуально позиция роты не просматривалась (мешал лес), но, судя по ожесточенной стрельбе за Новиками, доты продолжали оказывать сопротивление врагу. К полудню неприятелю удалось привести к молчанию часть дотов и прорвать оборону укрепрайона на липском участке, занять сам Липск и перерезать дорогу Сопоцкин — Гродно. Оба уровских батальона оказались в почти полном окружении, незанятой оставалась полоса земли вдоль канала до Немана — там дрался 213-й полк. П. В. Жила связался с комендантом и просил его помочь в деблокировании батальонов, но полковник Н. П. Иванов отказал, сославшись на отсутствие подвижных резервов.

Бывший лейтенант войск связи М. С. Рыбас вспоминал, что находился в доте в 3 км западнее Сопоцкина. По его мнению, на их участке немцы не прошли. Боеприпасы и продовольствие со склада в Сопоцкине им подвозил на повозке старшина. Но после того, как противник захватил Сопоцкин, снабжение прекратилось. Бои шли до 24 июня; когда кончились снаряды и патроны, связались по телефону с двумя соседними дотами. Посовещавшись, решили совместно отходить. Направились на северо-восток, по пути присоединяли к себе военнослужащих из других частей. Вскоре набралось более ста бойцов и младших командиров. Когда переправились через Неман, встретили на той стороне 213-й полк и влились в него. М. С. Рыбаса комполка Яковлев назначил командиром взвода связи 2-го батальона. Пошагали вместе на восток. Что стало с ними дальше — о том особый рассказ.

Также имеется подробная информация о дотах № 37, 38, 39, 54, 55 и 59. Из гарнизона 38-го (командирского) дота уцелел один боец — курсант учебной роты И. Д. Грачев, из гарнизона 39-го дота — курсант Л. И. Ирин. Дот № 39 находился справа от дороги на погранзаставу № 3, если ехать от Сопоцкина, недалеко от Августовского канала. Когда начался артобстрел и прервалась связь, старший в доте помкомвзвода Иващенко (взводный лейтенант Я. М. Гриценко, снимавший жилье в деревне Балиненты, еще не прибыл) отправил рядового Ирина связным в 38-й дот. По дороге тот нарвался на немцев и был легко ранен в предплечье. Отстреливался из винтовки и в конце концов добрался до командирского дота. В главном каземате находились помощник командира батальона старший лейтенант Милюков, замполит батальона старший политрук Шаповалов и политрук учебной роты Воробьев. Выяснилось, что в дот № 39 уже послан связной, поэтому бойцу было приказано присоединиться к гарнизону и отрывать вместе со всеми стрелковые ячейки. До вечера 38-й дот и находившиеся снаружи бойцы вели огонь по врагу, отбивая атаку за атакой. Ночью закончили рытье окопов, разместили пулеметы, выставили дозорных. Наутро немцы возобновили атаки. Дот выстоял, но прорвавшийся к нему танк проутюжил окопы, расстрелял и раздавил тех, кто не успел скрыться за бетонными стенами. Третий день (24 июня) стал для маленького гарнизона последним. Гитлеровцы, чтобы подавить дот, выдвинули на прямую наводку несколько крупнокалиберных орудий. Сооружение сотрясалось от разрывов снарядов, внутри откалывались куски бетона, калеча защитников. Непрерывный грохот вызывал глухоту и кровотечение из ушей; от пороховых газов и духоты некоторые теряли сознание. Мучила жажда, хоть вода была рядом (в ручье за дотом), но пробраться к ней было невозможно. Несмотря на множество попаданий, огонь из дота не прекращался, продолжали действовать обе артиллерийско-пулеметные установки и станковые пулеметы в амбразурах. На земляных откосах темнели уже десятки трупов немцев, и количество их все росло. Тогда гитлеровцы ослепили 38-й дымовыми шашками и пустили в дело саперов. Они стали бросать под стены большие пакеты с взрывчаткой. Сотрясаемый взрывами, окутанный дымом, дот продолжал сражаться. Саперы-подрывники забрались на крышу, через шахту от разбитого перископа кричали: «Рус, сдавайся!» В ответ звучали выстрелы. А внутрь падали толовые шашки, химические гранаты, лился горящий бензин, от которых гарнизон все более таял. От него уже осталось трое: сержант Захаров, курсант Грачев и курсант Ирин. Захаров выпускал из поврежденного орудия последние снаряды, курсанты вели огонь из винтовок. И вот наступил финал. Л. И. Ирин вспоминал: «Вдруг ужасающей силы взрыв потряс до основания весь дот. Осело перекрытие, рухнули вниз глыбы бетона с искореженной арматурой, сорвались с петель полутонные стальные двери… Меня сильно чем-то ударило по ногам, и я потерял сознание. Когда оно снова вернулось ко мне, то обнаружил себя под трупом. В ушах звенело. Пахло зловонной гарью. Перебитые и обожженные ноги почти не подчинялись. Пополз в темноте среди трупов и кусков бетона на нижний этаж дота, кое-как протиснулся через запасный выход наружу и полной грудью глотнул свежий воздух. Вокруг никого. Тишина. По-видимому, совершив свое мерзкое дело, гитлеровцы ушли еще вечером. С трудом дополз до знакомого ручья и с жадностью стал пить прохладную воду. И тут же в кустах уснул». Несколько дней пролежал вблизи от разрушенного, но не сдавшегося, дота № 38 русский солдат Леонид Ирин. Перебитые ноги страшно опухли, в ранах завелись черви. Крестьянин Иван Сасимович и его 16-летняя дочь Янина накормили его и оказали простейшую помощь. Домой не взяли — большая семья, много детей. Но другие селяне, увидев раненого, донесли. Когда Янина с младшим братом кормили раненого, появились немцы. Детей отпустили, а солдата забрали с собой. Янина домой не пошла, ушла к дяде в Гродно, брат вернулся домой. Ночью немцы пришли к Сасимовичам. Они привели их на место, где был найден раненый уровец, и всех расстреляли. Место захоронения засыпали сухими листьями и ветками. Вскоре жители дер. Балиненты заметили неладное: на одном из деревьев сидел петух и несколько дней подряд кукарекал. Когда под деревом нашли и раскопали могилу, обнаружили там семью Сасимовичей. Все, кроме самого младшего, были убиты выстрелами в голову, малыш задохнулся заживо… После войны Леонид и Янина встретили друг друга в Сопоцкинской школе на встрече участников июньских боев. «Лёник, Лёник, у меня немцы расстреляли всю семью, будь мне братом!» От внезапного сильного потрясения оба оказались в больнице.

Кроме Ирина, в живых остался И. Д. Грачев. С пробитым легким он также сумел выбраться из хаотического нагромождения конструкций внутри дота и, судя по всему, добрался до дота № 39. Из его воспоминаний можно предположить, что дот переходил из рук в руки. Это неудивительно: в 62-м укрепрайоне под Брестом было то же самое. Немцы прорывались к израненным бетонным крепостям и даже захватывали их, но контратаками их выбивали обратно. Командир взвода Я. М. Гриценко был в доте: сумел под огнем добраться из деревни. Две из трех пушек 39-го вышли из строя. Третья была повреждена, но с помощью молотка ее удавалось заряжать. Вели огонь, пока не кончились снаряды. Немцы подошли к доту, начали заливать в отверстия бензин. Один стал кричать в амбразуру: «Сдавайтесь!» Раненый лейтенант Гриценко выстрелил в амбразуру из пистолета, немец умолк. Когда был полностью расстрелян боекомплект, остатки гарнизона покинули дот, но с тяжелыми ранениями далеко уйти не смогли. При зачистке местности они были обнаружены и взяты в плен.

Из учебной роты 9-го пульбата уцелел еще один курсант — А. Д. Шмелев. Его воспоминания позволяют получить представление, как сражался его дот № 59 и соседний с ним № 37. Командовал дотом лейтенант В. А. Пилькевич, в ночь на 22 июня он находился дома, но по тревоге был вызван посыльным и к моменту открытия немцами огня уже находился на месте. В первый день боев дот успешно отразил все атаки противника, гарнизон потерь не имел. Только курсанты Неумытов и Шмелев получили легкие ранения и контузию (подобравшийся к доту немец сумел забросить в гильзоотводное отверстие две гранаты). Вечером подвели итоги: боеприпасы на исходе, едва хватит еще на один день, воды и продовольствия нет. За 38-м дотом протекал ручей, но днем даже не стоило думать пробраться туда. Ночью курсант Афанасьев со связкой фляжек отправился на «промысел». Вернулся с водой и ранцами, взятыми у убитых немцев; в них нашли кое-что из продовольствия и немного подкрепились. Далее в воспоминаниях Шмелева возникает нестыковка с тем, как запомнились эти события Ирину. По его словам, утром 23 июня в командирский дот № 38 был послан связной. Вернувшись, тот сообщил, что 38-й взорван, а все его защитники погибли. Но Л. И. Ирин утверждал, что их подорвали 24 июня. Правда, при таких страшных увечьях, которые он получил, нетрудно и ошибиться. Да он и сам подтверждал, что потерял счет дням. «… я услышал вскоре шум мотора подъезжающей машины с немцами. Они соскочили, вытащили меня из кустов и, бросив в машину, привезли в Марковцы, где, оставив меня у дороги, ушли. Из любопытства подошли несколько женщин, шедших из костела. Я спросил у них, какое сегодня число, так как потерял счет дням. Мне сказали, что 29-е». То, что женщины шли утром из храма, очень важно. Значит, там была отслужена утренняя Месса, то есть действительно было 29 июня, воскресенье. Но я не буду пытаться увязать воедино воспоминания мужественных красноармейцев, пусть все будет так, как есть.

Когда немцы начали очередную атаку, неожиданно открыл огонь дот № 37, молчавший весь день 22 июня. Его гарнизон во главе с командиром лейтенантом Чусем находился в наряде в Сопоцкине. Видимо, уцелевшие бойцы сумели добраться до своего маленького форта и приняли бой. Результаты дружного перекрестного огня не заставили себя долго ждать: лощина, которую оба дота держали под обстрелом и которую противник считал находящейся в «мертвой зоне», теперь действительно стала мертвой: ее усеяли десятки трупов. Но к вечеру дот № 37 расстрелял весь боекомплект и замолчал. Саперы подобрались к нему со стороны 38-го и взорвали. Ослабел и огонь дота № 59: запас боеприпасов таял на глазах. Заметив это, немецкие саперы попытались подтащить к нему взрывчатку, но дозорные сорвали несколько попыток. Из дота № 54 пришел связной сержант Портнов: старший лейтенант В. Г. Мачулин спрашивал Пилькевича о том, что тот намеревался делать в сложившейся обстановке. Узнали, что Гродно взят, а уровские войска отрезаны от Немана. Взводный обратился к своим подчиненным с тем же вопросом. Ответ был один: «Будем сражаться». Ночью немцы проникли к доту и залезли на его верхнее перекрытие. Через перископное отверстие предлагали сдаться. Сержант Глазов обстрелял их из ручного пулемета. Для завтрашнего боя оставалось по 5–6 выстрелов на орудие, полупустые ленты в пулеметах и немного патронов для личного оружия. К полудню боеприпасы были истрачены, саперы беспрепятственно подошли к доту и спустили в перископную шахту пакет с взрывчаткой. «Взрыв страшной силы потряс дот до основания. Рухнувшие перегородки казематов погребли под собою бойцов. Распахнувшейся, сорванной с петель стальной дверью был раздавлен лейтенант Пилькевич, воздушной волной убиты курсант Абрамов и мой помощник Неумытов. У входа с рассеченной пополам головой застыл сержант Глазов. В проходе-сквознике повсюду виднелись обезображенные тела бойцов». Из 22 человек уцелело пятеро, да и те израненные и контуженые. Они сползли на 2-й этаж, но на их стоны проверявший дот унтер выпустил несколько автоматных очередей. Теперь в живых осталось только двое: Шмелев и Петров. Они выползли из развалин через потерну (запасной выход) и нырнули в рожь. Но с крыши дота раздались выстрелы, и первая же пуля догнала Петрова. Теперь Шмелев был последним, кто остался в живых из дота № 59. Где-то в немецком (а может, и в российском) архиве лежит пожелтевший листок боевого донесения, в котором написано что-нибудь вроде: 24 июня 1941 г. в районе местечка Сопоцкин приведены к молчанию три русских дота, наши потери такие-то, захвачено в плен столько-то. Как лаконично звучит «приведены к молчанию», и как много за этим скрывается.

Справка. По воспоминаниям родственников, лейтенант Чусь был в отпуске у родителей в Центральной России и там по радио узнал о начале войны. 37-м дотом командовал кто-то другой (гарнизон его действительно находился в наряде в Сопоцкине и Гродно). Дот этот сильно разрушен, и его тайна скрыта под толщей бетона. В мае 2004 г. археологи Гродненского госуниверситета имени Я. Купалы обследовали доты № 38 и 59; на нижних этажах были обнаружены человеческие кости. Все останки советских солдат были собраны для захоронения с надлежащими воинскими почестями.

Курсант Н. А. Тимофеев служил в гарнизоне дота № 55. Его воспоминания позволяют предположить, что сооружения, находившиеся в районе деревни Балиненты, входили в роту лейтенанта Кобылкина. 55-й находился примерно в 200 метрах от дороги, ведущей из Сопоцкина к погранзаставе № 3 (лейтенанта Усова). В ночь на 22 июня гарнизон дота был в карауле. В полночь начкар политрук роты Шишков получил по телефону распоряжение: собрать всех патрулей у 37-го дота и занять оборону вдоль дороги. Через полчаса раздался второй звонок: начальнику караула остаться у телефона, остальным разойтись по своим подразделениям. Дот № 55 был закрыт, но вскоре из деревни Балиненты прибежал взводный лейтенант Торохов, открыл дот и велел снять смазку с пушки (45-мм установка ДОТ-3) и пулеметов. Ездовой Сергеев привез патронов и 20 бронебойных выстрелов к пушке, обещал в следующий раз привезти еще и осколочных. Подъехал верхом командир роты. Взводный доложил о готовности гарнизона, в котором было 12 человек. Лейтенант Кобылкии принял рапорт и, не слезая с лошади, сказал: «Ждите проверяющих. Ведите наблюдение за дорогой к заставе. Обо всем замеченном и важном докладывать мне через связных. Я буду в 38-м. По дороге от Сопоцкина возможно прибытие к границе стрелкового полка. Сообщите мне…» И уехал. Больше его не видели.

После шквального огня по позиции роты (в том числе и по амбразурам дотов — из скорострельных пушек малого калибра) немцы перешли в наступление. Но по ним перекрестным огнем ударили пулеметы трех дотов; немецкие цепи были скошены очередями вместе с наливающейся рожью. В перерыве между атаками в дот № 38 был послан связным курсант Круглов с просьбой о подвозе осколочных выстрелов для артустановки. До цели не добрался: как потом стало известно, встретился на пути с немцами, вступил с ними в рукопашную схватку и геройски погиб. Боеприпасы так и не подвезли. Говорили, что ездовой Николай Сергеев, который вез их со склада в Сопоцкине, попал под бомбежку и взлетел в воздух вместе с повозкой.

После полудня противник усилил атаки. Но доты, поддерживая друг друга огнем, пока их успешно отбивали. Однако делать это к вечеру становилось все труднее, потому что немцы выдвигали все больше орудий на прямую наводку и били по амбразурам дотов, ослепляя их, а потом атаковали. Патроны к пулеметам быстро таяли, и лейтенант Торохов приказал их экономить. Когда стемнело, атаки прекратились. Серьезных потерь, кроме гибели связного Круглова, взвод из 55-го не понес, если не считать поврежденного пулемета и легко раненного в голову 1-го номера. Но в целом положение роты ухудшалось. Ночью в дот приполз с перевязанной головой молодой лейтенант из поступившего в субботу пополнения и принес тягостную весть: 38-й дот, где он находился, немцы блокировали и подорвали. Почти все его защитники погибли или искалечены. Командира роты среди них не было. Сопоцкин еще до полудня был занят немцами. Наша танковая дивизия, наступавшая от Гродно, не могла пробиться к границе и отступила, потеряв много танков, уничтоженных с воздуха. Поэтому надежда на скорую помощь из тыла напрасна.

Утром 23 июня немцы после короткого, но сильного, обстрела дота тяжелыми снарядами атаковали его танками. Они выдвинулись от фольварка Климовщизна в полукилометре от дота. К орудию встал помкомвзвода сержант Василий Золотов. Несколькими выстрелами он подбил два танка, третий же, не желая испытывать судьбу, задом ретировался к фольварку. Больше с этой стороны враги не атаковали. После этого главная опасность нависла справа, со стороны дороги на Колеты, где попал в беду атакованный с двух сторон 39-й дот. Немцы проникли к нему со стороны перелеска, обнаружив, что недавно возведенный там дот не достроен и не вооружен. Прикрываясь танками, они блокировали этот соседний дот. Помочь ему было невозможно: с этой стороны в доте № 55 была амбразура с поврежденным накануне пулеметом. Посланные через дорогу в дот лейтенанта Чуся связные вернулись удрученными: 37-й также был подорван и не подавал признаков жизни. Таким образом, к вечеру 23-го у развилки дорог остался едва ли не один дот № 55. Позади, в глубине позиции, стояла еще одна огневая точка, но состояние ее не было известно. Слева от дороги еще держался 59-й, но после вывода из строя двух соседних с ним дотов положение его тоже было незавидным.

Вечером гитлеровцы неожиданно для уровцев атаковали их с тыла, вдоль дороги от Сопоцкина, отрезав таким образом учебную роту от 1-й. Сначала появилась крытая машина, и у развилки дорог, когда из нее начали выпрыгивать автоматчики, по ним ударил молчавший до этого времени тыловой дот № 54. Потом по дороге в обход разбитой машины проехал бронетранспортер, который был подбит огнем из 55-го дота. Последние бронебойные снаряды были выпущены по скоплению вражеской техники у фольварка. Оставили лишь один — на всякий случай.

Подходил к концу второй день войны. Патроны были расстреляны почти все, для пушки остался один выстрел, не было ни грамма продовольствия. Связи тоже не было ни с кем. Когда наступили сумерки, бои стали постепенно затихать везде. Ночью лейтенант Торохов послал двух связных в батальонный командный пункт, который находился в расположении 1-й роты, в доте № 17. Но там, кроме незнакомого лейтенанта и батальонного фельдшера, никого не было. Они сказали, что комбат находится у канала в 3-й роте и они тоже направляются туда, в 213-й полк, с которым, возможно, будут выходить из окружения. Но когда, они пока не знали.

Утром с тыла снова послышался гул моторов. Танки подошли со стороны недостроенного дота и начали бить по 55-му в упор. Разбив наружную (решетчатую) дверь, немцы вылезли из танков. Они подошли к доту, но внутренняя броневая дверь была оборудована хитрым замковым устройством со многими рукоятками, блокируемыми изнутри, и открыть ее они не могли. Стали кричать в пулеметную бойницу: «Рус, сдавайс! Бистро, шнель раус! Аллес капут!» и еще что-то.

«Айн минут! Сейчас открою», — отозвался взводный, отодвигая задвижку бойницы. Он выстрелил через нее несколько раз из револьвера, снаружи раздались крики, кто-то упал, а остальные побежали к танкам. Сержант принес ручной пулемет и дал длинную очередь по сгрудившимся у танков немцам. Те спрятались за броней. Когда закончились патроны и к ручному пулемету, гитлеровцы осторожно приблизились к двери с пакетами взрывчатки и, уложив ее у входа в сквозник, вернулись к танкам. Через несколько минут прогремел мощный взрыв, который выбил броневую дверь и разрушил часть сквозника. Ограничившись этим, немцы уехали. Немного придя в себя, бойцы 55-го дота решили попытаться пробраться к каналу, чтобы отходить вместе с полком. Выпустив по фольварку последний снаряд, они испортили матчасть, забрали личное оружие, ручной пулемет и последние патроны, вечером тайно выбрались из дота и кустарником двинулись к Августовскому каналу. В дотах 3-й роты никого уже не было, кроме нескольких тяжелораненых. Они сказали, что все ушли вместе с 213-м полком к Неману. Полк так и не догнали, на рассвете переплыли Неман на обнаруженной у берега лодке и лесными дорогами двинулись на восток. Теперь немцы могли быть спокойны: эти «неправильные» русские в дотах, не желавшие сдаваться в условиях полного окружения, больше не будут им досаждать.

Августовский канал. 56-я стрелковая дивизия

Главный рубеж Гродненского УРа проходил по южному берегу Августовского канала, полоса предполья — по северному. Там силами пехотинцев и саперов 56-й дивизии были установлены проволочные заграждения, вырыт противотанковый ров, оборудованы дзоты (дерево-земляные огневые точки). Предполье обороняли 2-й батальон 213-го СП и, как выяснилось уже в ходе боев, 1-й батальон 184-го Краснознаменного СП. 213-й полк был поднят по тревоге в 3 часа 35 минут, за четверть часа до начала артподготовки немецких войск. 1-й и 3-й батальоны заняли полевые укрепления и недостроенные доты, 2-й батальон (комбат — капитан Д. Н. Шилов) — позиции в предполье. Вместе с пехотой оборону заняли военные строители и саперы, среди которых был 1-й батальон 23-го инженерного полка (командир — капитан К. Л. Спиричев). Первый удар приняли на себя батальоны, находившиеся на северном берегу канала. До пехотного полка 161-й дивизии 8-го армейского корпуса вермахта атаковало позицию батальона 213-го стрелкового полка. Атака была отражена с большими потерями. После подхода подкрепления гитлеровцы повторили атаку усиленным составом. Батальон Шилова начал отход за Августовский канал. Вероятно, его бойцы слышали, что на левом фланге гремела ожесточенная перестрелка (там тоже кто-то держал оборону), но кто это был, выяснилось позже и при весьма трагических обстоятельствах.

1-й батальон 184-го КрСП был выделен на строительство укреплений 68-го УРа. Задача была поставлена следующая: выкопать выделенный батальону участок противотанкового рва. Палаточный лагерь разбили недалеко от деревни Соничи, прямо у вспаханной контрольно-следовой полосы. На работы их каждый день пропускали через эту полосу пограничники. К вечеру 21 июня ров был выкопан, командир 1-й роты лейтенант Палащенко и другие офицеры убыли на выходной в Гродно к семьям. Командир батальона капитан Корнух был в отпуске. Утром, как рассказывал бывший пулеметчик 1-й роты М. И. Алексеенко, их разбудил не сигнал тревоги, а грохот рвущихся снарядов. Но паники не было, хотя офицеры из Гродно так и не вернулись, был только лейтенант, замещавший комбата. Счастье, что батальон прибыл на земляные работы не из летнего лагеря, а прямо с зимних квартир: со всем вооружением и боеприпасами. Поэтому старшины рот быстро выдали бойцам по 60 патронов на винтовку, по 2 диска — на ручной пулемет, по 2 ленты — на станковый. Чтобы не дать засечь себя авиации, спешно свернули лагерь, сорвав палатки. Преодолев контрольно-следовую полосу, быстро заняли оборону в предполье, установили пулеметы в дзотах. Командовали сержанты — помощники командиров взводов. Противник обстрелял расположение батальона из минометов, но особого результата это не дало. Свыше часа длилась активная ружейно-пулеметная перестрелка. Когда растаял запас патронов, решено было отойти на 2-ю линию обороны — за канал. Сделать это оказалось не так-то просто. Когда заняли какую-то высотку, перейдя через сгоревшее хлебное поле (канал был уже виден), снова попали под минометный обстрел. С той стороны, из стоявших в шахматном порядке дотов, ожесточенно били пулеметы. Свои били по своим. Положение стало критическим, потери батальона росли. Чтобы связаться с дотами, послали туда разведчиков, все они погибли, скошенные шквальным огнем из-за канала. Рядовой Сатаров пошел в полный рост, размахивая красной косынкой на палке, и тут же упал, сраженный насмерть. Из 1-й роты послали четверых бойцов на заставу в надежде через пограничников установить связь с укрепрайоном. Застава оказалась брошенной, и связь не работала, но на складах разжились провиантом, винтовочными патронами и гранатами. Доты своим огнем по-прежнему не давали подойти к берегу Августовского канала. М. И. Алексеенко вызвался в одиночку переплыть на южный берег и связаться с уровцами. Со второй попытки ему это удалось. Сжимая в руке штык от СВТ, храбрый солдат выбрался на берег. Из ближайшего дота выскочили и окружили его несколько странных красноармейцев. Одеты они были в польскую форму и фуражки-«конфедератки» с красными звездочками, возрастом тоже были постарше, нежели вновь призываемая молодежь. Солдаты говорили по-польски (очевидно, это были уже отслужившие срочную службу резервисты польской армии, призванные в ряды РККА за несколько дней до войны и пришедшие на призыв в старой форме). Понять их перебранку было нелегко, но «герман», «замурдовачь» и «растшелячь» Алексеенко разобрал. Уяснив, что его принимают за немца, он возмущенно высказал полякам все, что о них думал. Образная русская речь отрезвила поляков: «А можэ бычь, он и направдже россиянин? Бо ни едэн герман не бэндже так лайеть по-российску». Послали за командиром, штык, правда, отняли. Пришедший младший лейтенант, чистенький, в новой форме (вероятно, только что выпущенный из училища), также не поверил пулеметчику. Ситуация была нелепая до крайности. В уровском батальоне не знали, что перед их главной позицией, в предполье, находится «чужой» стрелковый батальон, гибнущий теперь под перекрестным огнем своих и противника. Несколько раз М. И. Алексеенко переплывал Августовский канал под пулями, устно передавая взаимные требования офицера укрепрайона и своего помкомвзвода сержанта Соловьянинова, пока доты на время не прекратили огонь. Наконец, сильно поредевший батальон 184-го Краснознаменного стрелкового полка оказался на боевой позиции 68-го УРа на южном берегу канала. Красноармейцы обсушились, отдохнули, пополнили немного боекомплект и подкрепились (уровцы поделились сухарями и селедками). Потом они двинулись вдоль канала к Неману в надежде соединиться с главными силами полка.

Первые несколько часов действия 213-го СП поддерживали огнем 247-й гаубичный полк (и.о. командира — майор Кузнецов) и дивизион 113-го легкоартиллерийского полка, позже с учебных сборов подошли другие два дивизиона. Рядом с летним лагерем 213-го полка располагался лагерь дивизионного 38-го разведбата (командир — капитан Захаренко), имевшего на вооружении танкетку и десять бронемашин БА-10. Разведчики также приняли участие в бою, поддерживая огнем пехоту. Палаточный лагерь 247-го ГАП находился недалеко от господского двора Свят-Вельки, где располагалась опергруппа штаба дивизии. Понеся большие потери в людях от действия авиации и артиллерии противника, он тем не менее оперативно выступил в сторону Августовского канала. Развернувшись на участке позади обороны 213-го полка, артиллеристы немедленно открыли беглый огонь осколочными снарядами по наступающей немецкой пехоте. Тут же налетели пикирующие бомбардировщики «Ю-87» из корпуса Рихтгофена. Когда, отбомбившись, «штукасы» улетели, на изрытых воронками огневых позициях артполка осталось в строю менее половины орудий, погибло много личного и конского состава, было разбито много тягачей и автомашин. Только привели себя в порядок, как последовал новый налет. Командир огневого взвода 1-й батареи 1-го дивизиона А. М. Иванов вспоминал, что соседи пытались спасти орудия, закатывая их в котлованы недостроенных дотов, но из этого ничего не вышло. Примерно к 6–7 утра 247-й гаубичный артполк был полностью разгромлен. Похоронив погибших, прицепив к тягачам несколько уцелевших гаубиц и уложив раненых в кузова на свежесрубленные ветки, оставшиеся в живых направились в сторону Гродно. К Неману вышло 78 человек из 1240. Не менее печальной была участь 113-го ЛАП. При первом артобстреле было убито и ранено много коней того дивизиона, что находился у канала (полк был полностью на конной тяге), уцелевшие животные разбежались, и их пришлось долго ловить. Прицепив орудия и передки к упряжкам, артиллеристы выдвинулись к границе, заняли свои огневые позиции и также открыли беглый огонь по пехоте и бронетехнике противника. Под ударами с воздуха и ответным огнем вражеской артиллерии выходили из строя одно орудие за другим, выбивались личные составы расчетов. Герой Советского Союза А. М. Коваль вспоминал: «К обеду после неоднократных атак в расчете осталось только 2 человека — я и наводчик. Мы навели орудие и прямой наводкой стали расстреливать танки. Несколько танков были подбиты, остальные спрятались в укрытие. Противник не мог не заметить наше орудие и открыл по нему огонь. Орудие было разбито, а я ранен осколком снаряда». К 18 часам в 113-м полку осталось всего два орудия (76-мм пушка и 122-мм гаубица). Остаткам полка была поставлена задача — оставить позиции, пройти через Гродно и сосредоточиться на его окраине, в лесу, где развернуть пункт сбора военнослужащих; уцелевшие орудия направлялись на усиление 184-го стрелкового полка.

Таким образом, после разгрома дивизионной артиллерии 56-й дивизии стрелковые подразделения, державшие оборону на берегу Августовского канала, остались без огневой поддержки. После полудня 28-я пехотная дивизия вермахта прорвала советскую оборону на рубеже Гродненского укрепрайона и, обойдя Сопоцкин с юга и севера, начала продвигаться в сторону Гродно. 213-й стрелковый полк занял круговую оборону в районе деревни Лойки. Комендант УРа полковник Н. П. Иванов, находившийся на своем КП, до 14 часов поддерживал связь с батальонами, затем связь была прервана, и восстановить ее не удалось. Впоследствии управление района перешло в Скидель. В ночь на 23 июня командир 9-го артпульбата капитан П. В. Жила с частью своих людей с боем пробился на соединение с 213-м полком, но некоторые блокированные немцами доты на сопоцкинских высотах сражались до последних чисел июня; гарнизон одного из сооружений под командой старшего лейтенанта В. Г. Мачулина продержался до 27 июня. Когда дот был приведен к молчанию и подорван, раненый и контуженый Мачулин был пленен. После войны он в Гродно, работал водителем такси, но никому в голову не пришло побеседовать с ним и записать его воспоминания. Так и умер, никому ничего не рассказав.

Объективности ради поправлю немного коллег-историков, пишущих о войне. Вся водная система, связывающая реки Висла и Неман, действительно носит название Августовский канал. Но на самом деле канал, вернее, его рукотворная часть, состоит из двух отрезков. Первый фактически заканчивается у деревень Горчица и Пляска, дальше идет цепь проточных озер (наибольшее из них имеет название Микашевское) и от деревни Рыгол — речка Чарна (Черная) Ганьча. У д. Соничи Чарна Ганьча поворачивает на север, и от нее берет начало второй отрезок канала. Именно на берегу этого отрезка находилась позиция 213-го полка. Но для тех, кто встретил утро 22 июня в составе войск 3-й армии, АВГУСТОВСКИЙ если и не аналог ПУЛКОВСКИХ ВЫСОТ, как для защитников Ленинграда, то тоже место памятное и святое. И пусть так и будет.

184-й Краснознаменный стрелковый полк (командир — подполковник П. М. Чугунов) в ночь на 22-е находился в районе деревни Гожа, то есть на правом, восточном берегу Немана. Ширина реки в этом месте свыше 180 м, глубина — до 3 м. Ближайшие мосты — в самой Гоже и в Гродно. В исторической литературе нет ничего, что дало бы хоть какие-то факты, касающиеся действий этого полка в первый день войны. Есть только одно скупое сообщение по линии войск НКВД. Из донесения начальника войск Белорусского погранокруга И. А. Богданова:

«На 16.30 22 июня 1941 г.

1) Гожа, участок Августовского погранотряда, занят противником.

2) 184-й стрелковый полк ведет бой на фронте Маньковцы, Келбаски, Шемблевце. 213-й стрелковый полк — в дер. Лойки» [196] .

Вечером в распоряжение командира 184-го полка поступили два оставшихся орудия 113-го легкоартиллерийского полка; как могли, они поддерживали пехотинцев, причем командовали огнем лично командир полка Зайцев и начальник штаба майор Данилов. Подполковник Зайцев, весь день бесстрашно командовавший своей частью под непрерывным огнем, был убит; наводчик орудия А. А. Бабаджанян в память о своем комполка сохранил его полевую сумку. Бабаджанян рассказывал: «Бойцы 184-го полка ручной гранатой поджигают первый танк, однако танки ползут. Я направляю ствол своего орудия на идущий впереди. Мой командир орудия отдает приказ: „4 снаряда, беглый — огонь!“ Выпускаю снаряды. В тот момент ползущий слева танк, обстреливая нашу огневую позицию, снес верхнюю часть щита моего орудия и смертельно ранил командира. Танки идут прямо на орудие. Я прекращаю стрельбу. Заряжающий в один миг вытащил из кармана погибшего командира ручную гранату, спрятался под куст и оттуда бросил ее под танк. Танк загорелся и остановился. Остальные повернули обратно». Когда стемнело, на огневой позиции осталось пятеро живых: майор Ф. К. Данилов, капитан Ширяев и трое бойцов. За день 184-й СП и 113-й ЛАП подбили 14 единиц вражеской бронетехники, но артполк фактически перестал существовать. Подорвав орудия, оставшиеся в живых пошли на восток в поисках сборного пункта. Так в целом закончился боевой день 22 июня на правом фланге 3-й армии.

В показаниях арестованного Д. Г. Павлова (это очень важный документ, и возвращаться к нему я буду часто) есть такая запись: «На мой вопрос — каково положение на его правом фланге — Кузнецов ответил, что там положение, по его мнению, катастрофическое, так как разрозненные части в районе Козе (севернее Гродно) с трудом сдерживают натиск противника, а стрелковый полк, находящийся между Козе и Друскеники (Гожа и Друскининкай. — Д. Е.), был смят ударом с тыла очень крупных механизированных частей, но что он сейчас собирает все, что у него есть под рукой, и бросает в район Козе». Севернее Гродно в течение дня 22 июня действовали сначала один 184-й полк 56-й дивизии, а затем — и 59-й полк из состава 85-й дивизии. Нет ясности, что за механизированные части противника могли нанести по советским войскам удар с тыла, со стороны Друскининкая. В направлении Меркине, где имелся мост через Неман, после прорыва пограничного рубежа продвигалась 12-я танковая дивизия 57-го моторизованного корпуса 3-й танковой группы. Логически вполне допустимо, что после форсирования Немана в Меркине какая-то часть танков могла быть направлена на юг с целью удара в открытые правый фланг и тыл 3-й армии, но никаких документальных подтверждений тому не обнаружено. Нашел лишь не подкрепленное ничем заявление, что через Августов была введена в бой 19-я танковая дивизия 57-го корпуса. В воспоминания Гота углубляться бесполезно, там сообщается лишь о том, что 19-я ТД утром 24 июня переправилась через Неман в Меркине, про 22 июня Гот «играет в молчанку». Конечно, каждый волен выдумать все, что угодно, в рамках здравого смысла, разумеется. К примеру, что ввод дивизии в бой на этом направлении был признан германским командованием ошибочным, так как соединение сразу же понесло серьезные потери в столкновениях с 11-м мехкорпусом Красной Армии и 7-й бригадой ПТО; тратить и далее в боях за Гродно его боевой потенциал, когда пехота сама неплохо справлялась со своей задачей, было непозволительной роскошью. 19-я ТД снова через Августов была отведена в сувалковский выступ, в течение дня 23 июня приводила себя в порядок, в ночь на 24-е снова двинулась на восток, но уже вне полосы 3-й армии, и дожидалась очереди форсировать Неман. Или что во второй половине дня 22 июня поступила информация с севера, из 39-го моторизованного корпуса, что при захвате переправ в среднем течении Немана советские войска оказывают неожиданно сильное сопротивление, потери в бронетехнике чрезмерны, следует вывести 19-ю дивизию снова в резерв.

Левый фланг. 27-я стрелковая дивизия

3-я армия обеспечивала прикрытие правого фланга Западного округа и стыка с Прибалтийским округом. Над Белостокским выступом нависал Сувалковский, вследствие чего очертания государственной границы в этом месте были более чем необычными. Поэтому и главный удар 9-й полевой армии вермахта (командующий — генерал-полковник А. Штраус) нельзя отнести к какому-то определенному направлению. 8-й армейский корпус своими тремя дивизиями сокрушал оборону 56-й дивизии и 68-го укрепленного района, продвигаясь на восток и юго-восток. Из района севернее Августова в южном направлении двумя своими дивизиями атаковал 20-й армейский корпус. Вспомогательный удар наносился с северо-запада, оттуда перешли в наступление часть сил 129-й и целиком 87-я пехотные дивизии 42-го армейского корпуса. Им противостояли в основном части только одной дивизии 4-го корпуса: 27-й стрелковой Омской дважды Краснознаменной имени Итальянского Пролетариата. Командовал соединением генерал-майор А. М. Степанов, заместителем у него был полковой комиссар И. В. Журавлев, начальником штаба — подполковник Яблоков. Заранее приведенный в боеготовность 345-й полк устоял под ударом 162-й пехотной дивизии 20-го корпуса, наступавшей вдоль Сувалковского шоссе. В полосе наступления корпуса находился германский бронепоезд № 1, но он остановился в 3 км от границы, так как дальше шла колея уже другой, российского стандарта, ширины. Рядом с бойцами 345-го СП за Августов сражались красноармейцы 120-го противотанкового дивизиона (командир — старший лейтенант К. С. Марков) и 45-го отдельного саперного батальона. Бывший боец внутренних войск Л. Ф. Качанов написал, что в боях приняли участие также курсанты Могилевской межкраевой школы НКВД, находившиеся в летнем лагере близ города. Защитников города поддерживал заградительным огнем 1-й дивизион 444-го корпусного артполка (командир полка — подполковник Кривицкий, замполит — батальонный комиссар Попов). Как вспоминал бывший курсант 1-й батареи Ф. Ф. Ипатов, на высоте отметки 39,8 ими к 20 июня были сооружены блиндажи, поблизости была и позиция дивизиона. За короткое время артиллеристы выпустили по врагу 185 снарядов, причем иногда вели стрельбу не свойственным для гаубиц способом — прямой наводкой по бронетехнике.

Когда начался обстрел города, В. К. Солодовников позвонил в погранотряд майору Г. К. Здорному, но связи уже не было; тогда он перешел на командный пункт. Подразделения полка спешно покидали казармы, семьи командиров спрятались в лесу. Через час со стороны Сувалок появился передовой отряд противника, но ему нужно было преодолеть дефиле, по которому проходило шоссе, а это оказалось на первых порах невозможным. Артиллерии в полку не было, но в ходе тяжелого 4-часового боя огнем минометов и стрелкового оружия противник был остановлен. Его подразделения начали переправляться через озеро Нецко, но все их попытки ворваться в Августов с левого фланга были отбиты с серьезными потерями. После затишья последовала еще одна атака, но на этот раз пыл у германцев ослаб, и было видно, как их офицеры пинками, зуботычинами и угрозами поднимали солдат в атаку. После неудачных попыток атаковать с ходу немцы решили закрепиться на промежуточном рубеже и с него продолжать наступление. Рельеф местности и густой кустарник играли им на руку. Параллельно переднему краю 345-го СП был расположен стрелковый тир длиной 100–150 м и глубиной до двух метров. Противник решил использовать этот тир для накапливания сил, чтобы ударить одновременно с фланга и тыла. Но на берегу озера, в 20 м впереди переднего края полка, находился небольшой одноамбразурный дзот, заброшенный из-за ветхости. Его занял расчет пульроты 1-го батальона. Закончив подготовку к атаке, противник открыл сильный артиллерийский огонь по позициям советских войск. Когда немецкая пехота была уже готова атаковать, из дзота вдоль тира был открыт шквальный пулеметный огонь. Около 150 вражеских солдат было убито и ранено, атака сорвалась. Была отбита и атака на правом фланге батальона. Там гитлеровцы применили варварский ход: пустили впереди себя детей из захваченного пионерлагеря. Увидев такую картину, бойцы прекратили огонь, поползли навстречу, контратакой «в штыки» отбили детей и вывели их в укрытие, а потом в Августов.

Почувствовав пустоту перед своим правым флангом (в районе 3-го батальона 345-го полка), противник решил попробовать взять Августов не лобовым ударом, а обходным маневром против нашего левого фланга. Это направление было перспективным потому, что у полка вообще не было левого соседа — о причинах скажу ниже. Поэтому полковник Солодовников выдвинул в район Жарново приданный ему разведбатальон, бронемашины которого, активно маневрируя и ведя сильную стрельбу, принудили агрессора сосредоточить свои усилия в направлении 3-го батальона, который держался очень стойко. Тогда немцы атаковали в промежутке между 1-м и 3-м батальонами, которые были разделены озером. Они подтянули артиллерию и, поставив ее на прямую наводку, начали обстрел дзотов. В это же время они перебрасывали живую силу через озеро. Сосредоточившись под прикрытием артогня, противник вновь атаковал 3-й батальон. Артиллерия с полигона еще не вернулась, но пехотинцы и минометчики сумели вновь отразить натиск. В ходе следующей атаки в рукопашной схватке смертью храбрых погибли пулеметные расчеты двух дзотов, но введением в бой части резервной 9-й роты положение было восстановлено: остатки противника отошли на лодках на северный берег озера. Потери в 345-м составили около 150 человек убитыми и ранеными, но положение его казалось очень прочным даже без артиллерийской поддержки. Однако между 15 и 16 часами на КП полка прибыл зам. командира дивизии полковник А. М. Гогоберидзе. Он передал приказ командования: отойти в район Бялобжеги, на 2-ю линию обороны. Зам. командира полка капитан Свиридов счел приказ изменой и попытался саботировать его выполнение, но комполка заверил Гогоберидзе, что все будет в порядке. Когда тот уехал, Солодовников заявил своему заместителю, что он не прав, так как не знает обстановки на других участках, — капитан молча согласился. Командиры и бойцы были очень опечалены, что вынуждены отступать после таких удачных действий, на лицах у всех были печаль и горе. Отдав приказ на отход, В. К. Солодовников направил капитана Свиридова в 1-й батальон, приказав начать отступать только тогда, когда 3-й батальон отойдет за дорогу Августов — Граево. Отход был совершен успешно, без особого давления противника. Здесь, на 2-м рубеже, в полк наконец-то вернулись его артиллерия и приданный 53-й ЛАП майора И. В. Пчелкина. Но радость полковника была преждевременной. Вновь прибыл Гогоберидзе с новым приказом: отойти еще дальше и занять оборону на реке Бобр, на Штабинском участке укрепрайона (в 30 км от Августова). К вечеру 22 июня 345-й СП и другие оборонявшие Августов части отступили на юг, отошли за реку и заняли рубеж по ее берегу. Отход совершался в развернутых боевых порядках, под постоянными атаками авиации. Вместе с 33-м батальоном связи были выведены дети еще одного пионерского лагеря. Корпусные артиллеристы 444-го полка расстреляли весь боекомплект, восполнить его было негде, поэтому они вынуждены были начать отход в сторону Гродно, сохраняя матчасть.

С. С. Зубенко в своей неопубликованной рукописи писал, что один из батальонов 345-го СП к началу войны находился на строительстве укреплений по берегу Райгрудского озера и участь его была незавидной. Палатки пехотинцев, не ожидавших нападения, отлично просматривались с сопредельной стороны, поэтому на рассвете вражеская артиллерия без промедления обстреляла их. Не успели оставшиеся в живых опомниться, как лагерь был охвачен кольцом мотоциклистов. Дальнейшее походило на кошмар: нацисты сгоняли безоружных красноармейцев в колонну, беспощадно добивали раненых, отделили и тут же расстреляли политработников. Остальных погнали на свою сторону через пограничную деревушку Завалы-Творки. Описание выглядит вполне правдоподобным, тем более что командир 345-го полка сетовал на отсутствие левого соседа, но совершенно исключена принадлежность батальона полку В. К. Солодовникова. Участок границы в районе местечка Райгруд, левее Августова, должен был прикрывать 132-й стрелковый полк (командир — майор М. А. Медведев). Зубенко описал гибель 3-го батальона как раз из этого полка. Главные его силы стояли в Суховоле вместе со штабом дивизии и приняли бой позже. Подтверждением этого служат воспоминания В. А. Михайлова, бывшего командира пульроты 2-го батальона. На рассвете 22 июня почти одновременно с сигналом боевой тревоги на лагерь полка налетела авиация. На сборном пункте 2-му батальону (комбат — капитан Ш. Н. Зильбербрандт) было приказано идти на помощь 3-му батальону, находившемуся на строительстве оборонительного рубежа. У деревни Штабин колонну атаковали два «мессершмитта», один из них сбили огнем из своего станкового пулемета братья-близнецы Калинины. На пределе сил батальон продолжал марш-бросок в направлении Августова. Примерно на полпути между Штабином и Августовом передовое подразделение столкнулось с двигавшейся навстречу колонной противника. Прекратив марш, батальон развернулся и начал окапываться. Видимо, помощь опоздала, помогать уже было некому. Вскоре перед фронтом батальона начали накапливаться для атаки группы немецких солдат. Начался минометный обстрел, затем появились пикирующие бомбардировщики. Но батальон не дрогнул. Первая вражеская атака захлебнулась в двухстах, вторая — в трех десятках метров от линии нашей обороны, уползли только одиночки. От непрерывного огня кипела вода в кожухах пулеметов. Больше немцы не атаковали. Относительное затишье бойцы использовали для дальнейшего окапывания, перевязки раненых, похорон убитых. Среди них были и братья Калинины, погибшие от прямого попадания бомбы. В пятом часу дня из полка поступил приказ: скрытно оставить позицию и отойти к Штабину, на рубеж УРа по реке Бебжа. Оставив заслон и прикрываясь от авиации лесными опушками, батальон начал отход. При подходе к реке Бебжа на «хвост» батальона сел подвижный отряд противника — десятка два мотоциклистов с двумя бронемашинами. Огнем из противотанкового орудия, замаскированного у моста, оба броневика и часть мотоциклов были разбиты, батальон переправился через горящий мост на южный берег реки.

Полной ясности, успел или не успел занять свой участок прикрытия 239-й стрелковый полк (командир — полковник А. К. Ежов), достичь не удалось. В утреннем донесении группы армий «Центр» (на 08:00 22 июня) указывается: «Занят н[аселенный] п[ункт] Граево. Бункеры перед Граево были не заняты противником». Однако в приложениях книги «1941 год — уроки и выводы» на сайте «Военная литература» приводится иной перевод того же документа. Там написано буквально следующее: «Граево взято. ДОТ перед Граево еще не захвачены». Как видно, налицо нестыковка, не позволяющая делать однозначные выводы. Есть, однако, данные о том, что даже после полудня два батальона 239-го полка по-прежнему находились в предполье 68-го УРа, причем один из них держал под обстрелом рокаду Граево — Августов. Если подразделениями Красной Армии было занято предполье, то, вероятно, были заняты и доты, по крайней мере, часть их. В самом же Граево шел ожесточенный бой. Кто руководил действиями этого маленького гарнизона, неизвестно. При первом же артналете погиб командир 75-го ГАП капитан К. Н. Ивасенко; по рассказам очевидцев, он бросился к штабу полка и был буквально подброшен в воздух разрывом снаряда. С оторванными ногами, израненный множеством осколков, он умер на месте. Немцам противостояли пограничники и курсанты полковых школ 239-го и 200-го стрелковых полков (последний принадлежал 2-й дивизии соседней 10-й армии — городок находился на стыке двух районов прикрытия). Около 8 часов немцы овладели большей частью Граево, но со стороны кирпичного завода и погранкомендатуры вскоре последовала контратака совместного отряда пехоты, «зеленых фуражек» и просоветски настроенного местного населения. Противник отошел к кладбищу. Повторную атаку его части начали при поддержке танков и бронепоезда. Бронированная гусеница, вся в пятнах камуфляжной раскраски, внезапно пересекла линию границы, толкая перед собой товарный состав. Не ожидавшие подобной хитрости пограничники не успели взорвать заблаговременно заминированный мост; из бронеплощадок высыпали солдаты штурмовой десантной группы. Бронепоезд сразу же оказался под огнем батареи гаубиц 75-го артполка. Несмотря на дистанцию в пять километров, артиллеристы быстро пристрелялись и открыли огонь на поражение. Получив несколько попаданий тяжелых снарядов, бронепоезд сдал назад и укрылся в ближайшем к станции лесу, оставив десант без огневой поддержки. Но четырех гаубиц не хватило, чтобы отсечь танки, зашедшие в тыл граевскому гарнизону. Бой закончился в пользу немцев; Граево было захвачено, а его уцелевшие защитники отошли на юго-восток — к крепости Осовец, то есть в полосу 10-й армии. Ранее этого, примерно в 10 часов, к крепости Осовец начали отходить конные упряжки тех двух дивизионов 75-го ГАП, что бесцельно мотались 21-го и в ночь на 22-е между Граево и Червоным Бором. Третий дивизион полка имел механическую тягу, судьба его точно не установлена. Лишь Р. С. Иринархов вроде бы пролил свет на то, что с ним стало. К сожалению, у Иринархова отсутствует ссылка на первоисточник, так что не ясно, кто напутал, приняв дивизион за весь полк. По его словам, 75-й ГАП, имевший полную механическую тягу (чего на самом деле не было), находился на учебных стрельбах на армейском полигоне, какового в белостокском выступе, кстати говоря, также не было — Червоный Бор был полигоном корпусным. Не сумев пробиться на Граево, он под бомбежками растерял матчасть артиллерии, тягачи и автомашины, распался на мелкие группы, которые ушли пешком на восток.

 

3.2. Выдвижение резервов

Ввод в бой 2-го эшелона

В этой обстановке командование 3-й армии продолжало создание тылового оборонительного рубежа с привлечением для этого частей 85-й стрелковой и 204-й моторизованной дивизий. Но если полки 85-й дивизии дислоцировались в самом Гродно и летнем лагере Солы вблизи от города, то подразделениям 204-й МД пришлось совершать длительный марш из района Волковыска. Войну дивизия встретила в стадии формирования. Не хватало стрелкового оружия, техники, транспорта. Две тысячи человек личного состава во главе с зам. командира дивизии полковником Матвиенко остались в местах постоянной дислокации для получения оружия. 657-й артполк выступил на фронт одним дивизионом, два других не имели матчасти. 2-й эшелон дивизии, в частности две саперные роты 382-го легкоинженерного батальона, двигался пешим порядком. Пешим, несмотря на то что свободный автотранспорт в Волковыске был. А. Г. Пинчук из 27-й стрелковой дивизии после войны вспоминал: «[Мы] отступали через Волковыск, он был уже весь спален, одни печные трубы стояли, а справа по дороге в самом Волковыске стояли на колодках (и колеса покрашены белилами) новенькие ЗИСы и полуторки, невредимые, штук двести». Вероятнее всего, это был окружной резерв. Две сотни открыто стоящих автомобилей — хорошая мишень, но вражеская авиация их не тронула. Видимо, была в курсе: машины на консервации, бомбить не нужно, достанутся наступающим полевым войскам в исправности. Ни командир «пешей» моторизованной дивизии, ни сам командир мехкорпуса машины эти себе не подчинили. Вероятно, не могли решиться, духу не хватило. А вот командир 9-го мехкорпуса Киевского военного округа К. К. Рокоссовский в аналогичной ситуации принял волевое решение: своей властью забрал с окружных складов в Шепетовке все машины окружного резерва и усадил на них свою 131-ю мотодивизию, также не укомплектованную автотранспортом.

Утро 22 июня было в разгаре, близился полдень. Уже через 5–7 часов после начала артподготовки немецкие части преодолели сопротивление 4-го стрелкового корпуса и глубоко вклинились в советскую территорию. Как показал комкор-4 генерал-майор Е. А. Егоров на закрытом процессе по его делу, уже через полтора часа после начала боев его штаб не имел связи с командованием 3-й армии, а к исходу дня 22 июня была потеряна связь с обеими дивизиями (с 27-й и 56-й, ибо 85-я дивизия в состав корпуса не входила. — Д. Е.). Арестованный Д. Г. Павлов показывал: «Во второй половине дня Кузнецов донес, что из трех имеющихся у него радиостанций — две разбиты, а одна оставшаяся повреждена, он просит подбросить радиостанцию. За это же время от него же поступили данные, что нашими частями оставлен Сопоцкин, и Кузнецов с дрожью в голосе заявил, что, по его мнению, от 56-й стрелковой дивизии остался номер». В боевом донесении штаба фронта за № 004 на 10:00 это было записано так: «Командующий 3-й армией лично доложил, что положение ухудшается. Противник захватил Сопоцкин. Идут бои за Домброва, исход не известен. Танковая дивизия 11-го механизированного корпуса развернута и направляется для атаки в общем направлении Сопоцкин во взаимодействии с 11-й смешанной авиационной дивизией. Для удара по группировке противника в сувалковском выступе направлен бомбардировочный полк под прикрытием полка истребителей. Штаб 3-й армии — Гродно, в готовности перейти — лес у Путришки».

Начальник штаба 11-го мехкорпуса С. А. Мухин

Блокировав очаги сопротивления остаточных групп 56-й дивизии, пехотные части вермахта при поддержке подразделений бронетехники обошли занявший круговую оборону 213-й стрелковый полк и продвигались на Гродно. Чтобы парировать прорыв, командарм В. И. Кузнецов ввел в бой 2-й эшелон — 11-й механизированный корпус (командир — генерал-майор танковых войск Д. К. Мостовенко, начальник штаба — полковник С. А. Мухин). Задача была поставлена следующая: встречным ударом разгромить немецкие части и выйти на рубеж Сопоцкин — река Бобр. Зам. командира 11-го МК по политической части полковой комиссар А. П. Андреев после выхода из окружения докладывал 15 июля 1941 г.: «Связи со штабом 3-й армии и штабом округа не было, и части корпуса выступили самостоятельно… согласно разработанному плану прикрытия». Корпусной 456-й батальон связи из 19 полагающихся по штату радиостанций 5-АК имел только одну, что весьма затруднило работу штаба. Принимая во внимание свидетельства Егорова и Андреева, можно прийти к выводу, что генерал В. И. Кузнецов и штаб 3-й армии в первые часы утратили контроль над всеми подчиненными войсками, за исключением 85-й дивизии, штаб которой также размещался в Гродно. Через какое-то время штаб армии сумел связаться с мехкорпусом. Приказ мог быть передан по радио, его также мог вручить делегат связи, когда управление корпуса уже выступило из Волковыска и находилось на марше. В конце концов, в Гродно дислоцировалась 29-я танковая дивизия, и приказ можно было передать через ее штаб. Уже к 11 часам 29-я ТД (командир — полковник Н. П. Студнев, зам. командира — полковой комиссар Н. П. Лебедев) вошла в соприкосновение и завязала бой с войсками противника.

Хранящиеся в белорусских архивах воспоминания бывшего начштаба 29-й дивизии Н. М. Каланчука и бывшего командира 57-го танкового полка И. Г. Черяпкина дают представление о том, как складывалась обстановка в районе Гродно утром и днем 22 июня. Когда начался воздушный налет на Гродно, в 29-й дивизии по внутренней связи была объявлена тревога, командиры частей явились в штаб. Полковник Н. П. Студнев приказал командиру разведбата произвести разведку в направлении Сопоцкин, Соничи, Калеты с задачей войти в соприкосновение с противником, выяснить его силы и направление движения, обстановку доносить через каждые 30 минут. Командирам приказывалось вывести части в свои районы сосредоточения, где закончить укладку в танки и бронемашины артвыстрелов и дисков к пулеметам, быть в полной готовности вступить в бой. 57-му полку вывести в район Коптевка, Гибуличи матчасть 29-го артполка, не имевшего средств тяги, артполку оборудовать огневые позиции и быть в готовности к открытию огня. 29-му мотострелковому полку занять рубеж и подготовить оборону по восточному берегу р. Лососьна и быть в готовности к отражению атак противника. Затем началось выдвижение частей к назначенным рубежам; оно проходило под постоянным воздействием авиации противника и к 8 часам было в основном завершено с ощутимыми потерями. Три тысячи человек личного состава, не имевших никакого оружия, были отправлены в тыл под командованием зам. командира дивизии по строевой части полковника И. Ф. Гринина. Как сложились их судьбы, неизвестно. Организовать эвакуацию семей начсостава и старшин-сверхсрочников майор Черяпкин поручил своему заместителю старшему батальонному комиссару Третьякову, а сам выехал в полк.

Через некоторое время на КП дивизии в районе Гибуличей прибыл офицер связи с боевым приказом командующего 3-й армией, суть которого в основном совпадала с пунктами Директивы наркома обороны С. К. Тимошенко: «Противник с целью спровоцировать конфликт и втянуть Советский Союз в войну перебросил на отдельных участках государственной границы крупные диверсионно-подрывные банды и подверг бомбардировке наши некоторые города. Приказываю: 29-й танковой дивизии во взаимодействии с 4-м стрелковым корпусом, ударом в направлении Сопоцкин, Калеты уничтожить противника. Границу не переходить. Об исполнении донести». Около 9 часов командир дивизии Студнев еще раз собрал командиров полков и спецчастей и зачитал им приказ. Как только приказ по армии был зачитан, мотоциклист привез командира корпуса генерала Д. К. Мостовенко, который огласил свой почти такой же приказ, но с уточнениями: 29-я танковая дивизия наносит удар на Сопоцкин, Сувалки; левее 29-й, из района Сокулка, Индура в направлении на Липск, Августов, Сувалки, наступает 33-я танковая дивизия.

Полковник Студнев во исполнение обоих приказов принял следующее решение:

— 57-му ТП майора Черяпкина рассредоточенной колонной в постоянной готовности к ведению встречного боя двигаться по маршруту в направлении Ратичи, Сопоцкин, Соничи с задачей при встрече с противником с ходу развернуться в боевой порядок и во взаимодействии с частями 4-го стрелкового корпуса уничтожать противника, границу не переходить;

— 59-му ТП майора Егорова рассредоточенной колонной двигаться по маршруту: Барановичи (деревня западнее Гродно. — Д. Е.), Богатыри, Голынка и далее на запад, при встрече с противником во взаимодействии с 57-м танковым полком и частями 4-го стрелкового корпуса уничтожать прорвавшегося противника, границу не переходить;

— 29-му МСП майора Храброго занять и подготовить оборону на рубеже справа юго-западной окраины Гродно и далее по восточному берегу р. Лососьна до развилки дорог, в случае прорыва противника во взаимодействии с артиллерийским полком задержать его;

— 29-му ГАП майора Шомполова подготовить огневые позиции в районе Малаховцы, Гибуличи, быть готовым к открытию огня по районам Ратичи, Богатыри, Барановичи, Беляны, поддерживая мотострелковый полк;

— начало выступления — 09:45 22 июня.

К сожалению, о действиях 29-й дивизии по выполнению этого приказа можно судить только по весьма немногочисленным свидетельствам, ибо танкистов, участвовавших в боях за Гродно, до середины 80-х дожило очень мало. Когда части 29-й ТД приступили к выполнению приказа, было получено донесение из разведбатальона, которое гласило, что до сорока танков и около полка пехоты противника на бронетранспортерах и автомашинах прорвали оборону 4-го стрелкового корпуса и движутся в направлении на Сопоцкин и Гродно. Голова колонны противника — Калеты. Не дойдя до Сопоцкина, советские танковые подразделения начали развертывать свои боевые порядки на рубеже Лойки, Голынка, Липск, а затем завязали ожесточенный бой с танками и мотопехотой противника. О том, что случилось дальше и что не было видно с дивизионного КП, поведали непосредственные участники сражения.

Полковник Черяпкин писал, что подразделения его полка двигались на Конюхи и Голынку, а левее — на Лишаны и Селко — подтягивался 59-й полк. К полудню 57-й ТП вышел на рубеж Наумовичи — Лабно — Огородники. Высланная вперед разведгруппа в районе Голынки встретила до батальона пехоты противника с приданной бронетехникой. Полк продолжил движение, и вскоре произошло первое боестолкновение — с вражеской разведкой. Затем впереди на дороге и ржаном поле появился передовой отряд. В ходе короткого боя было подбито 6 танков и БТРов, остальные отошли. Минут через 40–50 последовала новая атака уже при поддержке 18 бронеединиц. Со слов И. Г. Черяпкина можно предположить, что его полк, войдя в соприкосновение с противником, первоначально не вел активных наступательных действий, а бил его, заняв оборону. Для советских танков с тонкой броней это был вполне приемлемый вид боя. Поэтому еще 12 вражеских машин остались стоять во ржи, а 57-й продолжал удерживать свой рубеж. В боевом азарте танкисты продолжали вести огонь по подбитой и уже горящей бронетехнике, бесполезно тратя снаряды и патроны. Комполка бегал по позициям, стучал в башни, ругался, требуя экономить боеприпасы. Получив достойный отпор и поняв, что встретились с бронетанковой частью, немцы пустили в дело авиацию. Пикирующие бомбардировщики Ю-87 выстроили в воздухе гигантскую карусель. Сброшенные ими авиабомбы изрыли позиции полка десятками воронок, выброшенные в небо тонны земли на какое-то время закрыли солнце. Без потерь не обошлось: сгорело несколько машин, получивших прямые попадания, погиб помощник начштаба по оперативной работе, самому начальнику штаба майору И. И. Петухову оторвало обе ноги. После воздушного налета последовала третья атака, на этот раз крупными силами. До батальона пехоты, что-то орущей и ведущей неприцельную стрельбу из винтовок и автоматов, двинулось вперед при поддержке 30 танков и бронемашин. Выглядело это грозно и внушительно, и, как вспоминал И. Г. Черяпкин, он подумал, не дрогнут ли боевые порядки его полка. Но все кончилось, как и прежде. Подпустив неприятеля поближе, танки открыли ураганный огонь из пушек и пулеметов. Пехоту тут же отсекли, а после того, как было выбито более половины участвовавшей в атаке бронетехники, немцы начали отход. Тогда 57-й полк перешел в контратаку и начал преследование. Предполагаю, что майор Черяпкин часть танков держал в резерве и ввел их в бой в кризисный момент. Механик-водитель Т-26 В. С. Попов утверждал, что его экипаж вступил в бой только в районе 16 часов 22 июня, хотя вышел в район сбора вместе со всеми. Продвинувшись до рубежа Перстунь, Голынка, батальоны были встречены сильным огнем средств ПТО, потом снова налетели «юнкерсы». Так дрался 57-й танковый полк. Старший политрук А. Я. Марченко был политруком 3-го батальона 59-го полка. Его рассказ значительно дополняет воспоминания комполка-57. При первом воздушном налете на Гродно одна из бомб попала в казарму полка, было много убитых и раненых; штабом дивизии была объявлена боевая тревога. Примерно к 8 часам утра полк вышел в район сосредоточения и занял исходные позиции. Выступили из города и другие части дивизии. Развертывание происходило под ударами немецких бомбардировщиков. В сторону границы, к Августовскому каналу, был выслан разведывательный батальон (командир — капитан Ю. В. Крымский). Вскоре от командира разведбата поступила информация о том, что две колонны машин с пехотой при поддержке танков и бронетранспортеров пересекли границу юго-западнее Сопоцкина и движутся в направлении Гродно. Поскольку командир 59-го ТП по какой-то причине (Марченко этого не знал) отсутствовал в районе сосредоточения, вести полк в бой было приказано ему, как имевшему опыт участия в боях на Халхин-Голе и Карельском перешейке. Думаю, тут политрук за давностью лет ошибся: ему, скорее всего, было доверено командование не всем полком, а батальоном, что, согласитесь, тоже немало.

Примерно в 10:30 колонна, насчитывавшая более 50 боевых машин, выступила через речку по дороге к Сопоцкину. На полпути к границе советские подразделения встретились с вражескими танками и бронетранспортерами и с ходу вступили с ними в бой. А. Я. Марченко рассказывал: «Помнится также, как наши быстроходные танки Т-26 устремились на вражеские Т-III и Т-IV, как впереди и по сторонам от моей тридцатьчетверки начали вспыхивать немецкие и наши танки. Наши [вспыхивали] чаще, потому что броня у них была в два раза тоньше немецких. Не забывается и то, как мой механик-водитель Андрей Леонов метался то вправо, то влево, спеша со своей неуязвимой тридцатьчетверкой на выручку товарищам, как мы в упор расстреливали врага». Бой шел с переменным успехом. Не один раз полк отбрасывал немцев на несколько километров, но они после бомбежек и артобстрелов снова атаковали, и танкисты вынуждены были пятиться, оставляя на холмах горящие машины. «Я не запомнил, сколько раз они нас атаковали, но Андрей утверждал после, что мы отбили более 10 атак. Броня нашего танка была вся усеяна выбоинами и вмятинами от вражеских снарядов. Мы оглохли от их разрывов, от бомб, которые то и дело сыпались на нас с неба в промежутках между атаками. Тяжелый бой вел справа от нас и другой полк нашей дивизии, которым командовал майор Черяпкин».

Из боевого донесения штаба фронта № 005 по состоянию на 13 часов: «Противник крупными силами форсировал р. Неман между Друскининкай и Гожа и развивает наступление [в направлении] Поречье. Противостоявший полк 56-й стрелковой дивизии почти полностью уничтожен. В районе Граево высажен десант. Левый фланг 3-й армии к 13 часам держался прочно. Танковая дивизия ведет борьбу на фронте Богатыри, Голынка, Новы Двур. У Гродно через р. Неман остался один мост, остальные разрушены. Штаб 3-й армии — Гродно».

В 29-ю дивизию входили, кроме танковых, еще мотострелковый и гаубично-артиллерийский полки. Увы, об их действиях почти ничего не известно, кроме утверждения, что 29-й МСП командарм В. И. Кузнецов впоследствии забрал себе для борьбы в районе Гродно с немецкими десантниками. В то же время И. Г. Черяпкин писал, что после боя на реке Щара он выходил из окружения вместе с командиром мотополка майором Храбрым. В ходе этого последнего боя в составе дивизии при прорыве через мост танк Черяпкина отстал из-за отказа коробки переключения передач и был расстрелян противотанковым орудием, сам же майор получил контузию.

Упоминание о контрударе 11-го механизированного корпуса днем 22 июня вошло во все мало-мальски серьезные исследования по Западному фронту. Например, упоминает об этом известный некогда В. А. Анфилов в своей объемной монографии, но подробностей у него нет. Подробности можно найти, да и то в сильно усеченном виде, лишь в нескольких печатных трудах белорусских издательств. Нельзя даже точно подсчитать, сколько советских танковых батальонов приняло участие в атаках, кто ими командовал, каково было точное количество и состав задействованной бронетехники. Общий ход сражения был примерно таков. Танкисты 11-го МК столкнулись с передовыми отрядами из состава 8-й и 28-й пехотных дивизий 8-го армейского корпуса, обильно оснащенными средствами ПТО и усиленными приданной бронетехникой, в том числе САУ «Штуг» с 75-мм пушками.

О гипотетическом участии в боях 19-й танковой дивизии вермахта было сказано ранее. 29-я советская дивизия, первой завязавшая бой с противником, силами 57-го полка в основном занималась сдерживанием его продвижения, 59-й полк, имевший новую матчасть, вел большей частью встречные бои. Целью 29-й ТД было освобождение Сопоцкина и деблокирование 213-го стрелкового полка.

Левее 29-й пыталась продвинуться на Липск 33-я танковая дивизия (командир — полковник М. Ф. Панов, зам. командира — полковой комиссар Н. В. Шаталов, начальник штаба — подполковник А. С. Левьев). Войну она встретила в месте постоянной дислокации в городке Сокулка. Это было соединение «2-й очереди», находившееся в стадии формирования. Несмотря на это, техники в ней к 22 июня оказалось больше, нежели в 29-й, формирование которой началось значительно раньше. 33-я ТД имела 118 танков (1 КВ, 2 Т-34, 44 БТ, 65 Т-26, 2 ХТ, 4 тягача Т-26) и 72 бронемашины. И все же это было менее 30 % от положенного по штатному расписанию, личного состава также была серьезная нехватка. В. К. Гуцаленко служил в батальоне 65-го танкового полка (командир — майор Г. А. Манин). Когда после первого воздушного налета подразделения полка сосредоточились на сборном пункте, заместитель командира дивизии подполковник Г. Я. Ермаченков приказал выйти из строя всем, имеющим оружие. Из роты Гуцаленко вышло 27 человек, еще 9 были укомплектованы экипажи трех закрепленных за ротой танков. Как вспоминал И. В. Казаков, личный состав 1-й батареи 33-го зенитного дивизиона (комдив — майор Б. Н. Функ) остался в расположении части в ожидании тягачей и боеприпасов, 2-я и 3-я батареи убыли в бой как пехота. Просидев сутки и ничего не дождавшись, зенитчики бросили бесполезные орудия и тоже стали пехотинцами. О действиях дивизии в первые часы и дни войны неизвестно практически ничего. Официальные историки советского периода 33-ю старательно «позабыли». Допускаю, что писать им было нечего ввиду отсутствия архивных материалов. Впрочем, мне тоже особенно нечего сказать, тех нескольких писем бывших воинов дивизии, что у меня есть, ни в коей мере не достаточно. Но есть итог: к середине дня 22 июня продвижение противника на гродненском направлении было приостановлено. Насчет того, какой ценой, советские источники хранили гордое молчание, но есть цифры в штабных документах вермахта. Разведотдел штаба 9-й немецкой армии в своем донесении на 17:40 23 июня констатировал: «Русские сражаются до последнего, предпочитают плену смерть (приказ политкомиссаров). Большие потери личного состава, мало пленных… 22.6 подбито 180 танков. Из них только 8-я пд в боях за Гродно уничтожила 80 танков». Это и есть плата за частный успех западнее Гродно, и, если предположение верно, заплатил ее в основном 59-й танковый полк. Косвенным подтверждением этого может служить тот факт, что в боях 22 июня погибли его командир и начальник штаба майоры В. С. Егоров и М. В. Окулов. Полковник Каланчук вспоминал, что Егоров погиб у деревни Ратичи, его зам. по политчасти батальонный комиссар Егошев — в первой же контратаке у Калетов. Ценой больших потерь в ходе встречного сражения 29-я танковая дивизия отбросила немцев и вышла на рубеж Лобны — Огородники. Непосредственная убыль в бою составила 27 танков старых марок, все участвовавшие в бою Т-34 и КВ остались в строю, несмотря на множество попаданий (так утверждал Н. М. Каланчук, но это не сходится с реалиями). Тот же Х. Слесина красочно описывал, как самоходки «Штуг» подбивали танки КВ, а на фото в его книге видно, что это были именно КВ-2 со 152-мм гаубицей. Он писал: «Первые два снаряда от наших двух штурмовых орудий поражают наиболее выдвинувшийся тяжелый танк и просто с потрясающей силой срывают его башню. Ее подбросило на несколько метров. Высокий столб огня, вспышка и удар взрывающегося боезапаса, танковые бензобаки взлетают в небо». У противника был потерян 21 танк, в основном Pz-III, и 34 бронетранспортера. Это был максимум того, чего удалось достичь. Иной результат был бы желателен, но, вероятно, его трудно было достичь. Причиной тому были господство в воздухе авиации врага (уже на второй-третий день боев солдатская молва поведала, что много советских танков было сожжено ударами с воздуха), противопульное бронирование основной массы танков, обильное оснащение немецкой пехоты средствами ПТО. По штатному расписанию пехотная дивизия вермахта имела 75 орудий ПТО, 20 орудий полевой артиллерии и 54 гаубицы. Стрелковая дивизия РККА — соответственно 45, 46 и 44 и 12 зенитных пушек. В целом же к июню 1941 г на вооружении германской армии имелось: 1047 50-мм противотанковых орудий, 14 500 37-мм орудий, 25 300 легких и 183 тяжелых противотанковых ружей. Немцы выбрали из арсеналов оккупированной Чехословакии всю ее противотанковую артиллерию, в том числе орудия калибра 47 мм, некоторая их часть была впоследствии даже установлена на самоходные лафеты, в качестве которых использовались как собственные устаревшие танки, так и трофейная французская бронетехника. Было, однако, еще несколько причин столь больших потерь в танках. Уже в Испании советские добровольцы-танкисты столкнулись с неизвестным ранее бронебойным снарядом, буквально проплавлявшим танковую броню. Образцы захвачены не были, загадка осталась. Снаряд условно назвали «термитным», хотя исследования специалистов ГАУ РККА доказали, что никакие термитные составы не в состоянии давать такой боевой эффект. И только в ходе контрнаступления под Москвой, когда в руки наступающих войск попадали целые склады боеприпасов вермахта, удалось, наконец, раздобыть таинственное «изделие». Оно оказалось кумулятивного (направленного) действия и при удачном попадании прожигало броню фактически любого имевшегося тогда советского танка. Некоторые историки утверждают, что новый снаряд поступил в войска вермахта только в середине осени 1941 г., однако еще в августе начальник АБТУ Западного фронта полковник Иванин, анализируя действия советских механизированных корпусов за первый месяц боевых действий и причины непомерно больших потерь в танках, в числе прочего указал: «Значительная часть снарядов зажигательные (термитные) или бронебойно-зажигательные. Эти снаряды зажигают наши легкие и средние танки».

Также под Москвой в руки специалистов Арткомитета ГАУ РККА попал необычный подкалиберный снаряд без взрывчатого вещества. В головную часть из легкого сплава в виде катушки был запрессован тяжелый и сверхтвердый бронебойный сердечник из карбида вольфрама. Использование вольфрама в противотанковом снаряде с точки зрения экономической чрезвычайно невыгодно — он становится буквально «золотым». Но вот его способность пробивать броню… Советские калиберные бронебойные и бронебойно-трассирующие снаряды для большинства типов орудий были гораздо менее эффективными и поражали танки противника только с близких дистанций. Исключение составляли, пожалуй, только 85-мм зенитная пушка и новые 76-мм артсистемы Грабина («дивизионки» Ф-22 и танковая Ф-34), но, судя по всему, к ним не было выпущено достаточного количества новых боеприпасов. Естественно, бронестойкость Т-34 и КВ даже в условиях их обстрела новыми видами противотанковых боеприпасов была высокой, но реально во всем 11-м мехкорпусе их было только 32 единицы: 24 Т-34 и 8 КВ (12 КВ, не дошедших до места назначения, не в счет). И, наконец, еще одна деталь на этой не очень веселой картине. Каждая танковая или моторизованная дивизия РККА имела в составе своих тыловых частей т. н. ОРВБ (отдельный ремонтно-восстановительный батальон). В функции такого батальона, в частности, входила задача развернуть вблизи района боев СПАМ (сборный пункт аварийных машин) и стаскивать на него всю технику, что была выведена из строя, с целью ремонта на месте или отправки в тыл. Об эвакуации подбитых танков на тыловые заводы в те сумасшедшие дни можно даже не вспоминать. Поля танковых сражений тоже остались в немецком тылу, так что ремонтировать было нечего. А поскольку почти беззащитные с воздуха дивизии (11-я САД хоть и пыталась как-то прикрывать наземные войска, но с задачей не справилась) вскоре лишились всех и без того малочисленных тылов, то не стало и самой ремонтной базы. Так что неудача контрудара под Гродно 22 июня была во многом предопределена.

 

3.3. Выдвижение 21-го стрелкового корпуса

Получив сведения о форсировании противником Немана севернее Гродно, командование ЗапОВО решило прикрыть обозначившееся лидское направление имеющимися на правобережье Немана и уже частично находившимися на марше резервами. О том, что части ударной группировки Гота направлены не столько на Лиду, сколько на Вильнюс, Молодечно и Минск, в самом Минске, естественно, не знали. В распоряжении штаба округа (пока еще не фронта), отправленном в 13:55 22 июня командиру 21-го корпуса через штаб 11-й САД в Лиде, приказывалось двумя своими дивизиями (17-й и 37-й) выйти в район Скидель, Острына и подготовить оборонительный рубеж на фронте Меркине, Друскининкай, Озеры, Скидель, Ковшово, река Неман на левом фланге. Подписал его только зам. начальника штаба ЗапОВО генерал-майор И. И. Семенов. В 15:45 в Молодечно за подписью начальника штаба уже Западного фронта генерала В. Е. Климовских ушло распоряжение командиру 24-й Самаро-Ульяновской дивизии К. Н. Галицкому: немедленно выступить в район Лиды в распоряжение командира 21-го стрелкового корпуса по маршруту Молодечно, Вишнево, Ивье, Лида. И, наконец, в третьем распоряжении (время не указано) комкору-21 генерал-майору В. Б. Борисову приказывалось немедленно выдвинуть 17-ю и 37-ю стрелковые дивизии на рубеж Варена, Ново-Казаковщизна, Дубинцы, река Дзитва; 8-ю противотанковую бригаду использовать для обороны рубежа р. Дзитва. Подписал снова только генерал Семенов. Таким образом, состав корпуса увеличивался на одну стрелковую дивизию и одну артбригаду и должен был представлять собой внушительную силу. Беда была в том, что такой состав остался лишь на бумаге, а все упомянутые соединения действовали против танковых войск противника разновременно и разрозненно и впоследствии были разбиты во встречных боях и в окружении. К тому же на момент отдачи этих распоряжений управление 21-го СК по-прежнему находилось в Витебске, связи с дивизиями не имело, так что все эти «мероприятия» были пустым сотрясанием воздуха.

Как вспоминал бывший начальник штаба 37-й дивизии генерал-лейтенант Г. В. Ревуненков, о начале войны они узнали в полдень из речи В. М. Молотова, будучи на станции Богданув. В это время два полка двигались пешим порядком, а части, дислоцировавшиеся в Витебске, находились в движении по железной дороге. Дивизионный батальон связи двигался в отрыве от штадива, связи с частями не было, а боеприпасы находились вообще в последнем эшелоне, который, возможно, еще даже не тронулся в путь. Б. А. Широков (в 1941 г. — курсант полковой школы 247-го стрелкового полка 37-й СД) писал, что 22 июня полк находился в лесу недалеко от м. Беняконе. Бывший командир 55-го стрелкового полка 17-й дивизии Г. Г. Скрипка вспоминал, что в поход они выступили 12 июня, сосредоточиться у Лиды надлежало 23 июня. Двигались пешим порядком, за исключением 390-го гаубичного артполка, 102-го противотанкового и 161-го зенитного дивизионов, которые должны были перевозиться из Полоцка по железной дороге — в Полоцке они и остались. Как указывалось в оперсводке штаба Западного фронта № 15, к 08:00 2 июля 1941 г. в районе Полоцка находились 2-е эшелоны частей управления 21-го стрелкового корпуса, 17-й и 50-й дивизий, а также 56-й корпусный артполк, 390-й ГАП, 102-й ОПТД; в Лепеле находился 467-й корпусный артполк.

Утро 22 июня застало 55-й СП на дневке в районе поселка Ивье. Здесь от проезжающих на автомашинах бойцов и командиров узнали о бомбардировке Лиды. В полку приняли меры по маскировке от воздушного нападения, выставили боевое охранение. На совещании в штабе дивизии (связи с корпусом и другими вышестоящими штабами не было) решали извечный русский вопрос «что делать». Начштаба дивизии полковник Харитонов предложил вскрыть «красный пакет» и действовать в соответствии с ним, но командир дивизии генерал-майор Т. К. Бацанов и его зам. по политчасти полковой комиссар И. С. Давыдов не согласились. Решено было ждать распоряжений «сверху».

Бывший секретарь партбюро 245-го гаубичного артполка 37-й дивизии Герой Советского Союза полковник К. Н. Осипов (в июне 1941 г. — старший политрук) вспоминал, что полк выдвигался на запад четырьмя железнодорожными эшелонами. 21 июня эшелон с 1-м дивизионом и штабной батареей прибыл в Лиду, где был задержан ввиду занятости места разгрузки на конечной станции Беняконе. Он писал: «Жизнь в городе шла, ничем не отличаясь от прежних дней. Был субботний день. Вечером личный состав эшелона после ужина спокойно лег отдыхать. Все было готово к разгрузке. Каждый знал, что он будет делать. В 4 часа утра 22 июня нас разбудили сильные разрывы авиабомб. Что произошло? Кто бомбит и что? С таким вопросом я побежал к коменданту станции Лида. Тот сидел у телефона и тщетно пытался у кого-то уточнить обстановку. Но связи с другими городами не было… Часам к 8 утра на станцию подошел пассажирский поезд с многими побитыми вагонами. Как только он остановился, начали выносить убитых и раненых. Теперь уже стало ясно, что началась война. Только к полудню повреждение на железнодорожном пути из Лиды в Беняконе было восстановлено. Эшелон тронулся к месту разгрузки. На ст. Беняконе заместитель командира дивизии полковой комиссар Пятаков нам сообщил, что фашистская Германия напала на Советский Союз… Нам было приказано немедленно разгрузиться и сосредоточиться в 2 км от ст. Беняконе в лесу, привести все в боевую готовность… Пришлось срочно направлять машину на заправпункт в г. Лиду за бензином».

Р. Р. Черношей в звании лейтенанта служил в штабе 245-го ГАП 37-й дивизии. Он вспоминал, что погрузку в эшелон они закончили в 2 часа ночи 22 июня. Через час состав тронулся, оставил Витебск и двинулся в западном направлении. В десятом часу утра он остановился на станции Вилейка. Военнослужащие высыпали из вагонов и побежали в буфет за покупками. Но вокзал, к их удивлению, оказался пуст: окна и двери распахнуты, все брошено, на полу разбросана документация железнодорожников. В Вилейке и узнали страшную весть о начале войны. Никакой связи со штадивом и штабом корпуса не было, связь на станции тоже не работала. Тогда командир полка И. С. Меркулов решил двигаться дальше, к месту назначения. При следовании к станции Юратишки эшелон был обстрелян из пулеметов немецкими самолетами; вечером 22 июня прибыли на ст. Гавья. На путях не было ни одного вагона, стоял только один паровоз с котлом, пробитым снарядом авиационной пушки; в помещении вокзала тоже никого не было. Погрузо-разгрузочной рампой станция оборудована не была, но всю матчасть вынесли буквально на руках и укрыли в ближайшем лесу.

68-му разведывательному батальону повезло куда меньше. Бывший командир танковой роты М. Т. Ермолаев вспоминал, что из Лиды их эшелон проследовал в сторону Беняконе и начал выгрузку в лесном массиве. Когда выгрузка подходила к концу, эшелон был атакован авиацией противника. Вот такие события происходили в тылах 3-й армии северо-восточнее Немана в то время, когда части дивизий ее 4-го корпуса понесли уже большие потери и были оттеснены от линии границы на расстояние от 20 до 30 км, а брошенные в бой бронетанковые войска 2-го эшелона не сумели переломить ситуацию и разгромить вторгшегося агрессора.

 

3.4. Выход частей противника на подступы к Гродно

Действия войск НКВД, 85-й стрелковой и 204-й моторизованной дивизий, артиллерии 4-го стрелкового корпуса

Несмотря на отчаянное геройство и самопожертвование танкистов 11-го механизированного корпуса, остановить и отбросить врага за линию государственной границы им не удалось. Во второй половине дня войска противника вышли на подступы к Гродно. Уже в ходе боя мехкорпуса южнее Сопоцкина на отдельных участках перед фронтом частей, занявших тыловой оборонительный рубеж, появились передовые отряды вражеских войск. Завязались кровопролитные бои, в которых активное участие принял личный состав шести школ младшего начсостава пограничных и внутренних войск НКВД СССР, находившихся в летних лагерях в районе Гродно. Возле деревни Пышки (ударение на последний слог) держали оборону курсанты майора Б. С. Зиновьева. Школа принадлежала не то Шепетовскому погранотряду, не то была специализированной, готовившей младших командиров — станковых пулеметчиков и до выезда в лагеря размещалась в Брестской крепости. Вооруженные пистолетами-пулеметами ППД и пулеметами «максим», дружным огнем курсанты дважды срывали попытки неприятеля форсировать Неман.

Бывший курсант В. А. Новиков, закончивший войну на территории Китая в звании старшего лейтенанта, писал, что противнику удалось «зацепиться» за правый берег, но контратакой пограничников он был выбит с плацдарма и сброшен в реку. Лишь обойденные с фланга (немцы преодолели Неман в другом месте), пограничники отступили к деревне Грандичи, где упорно сражались до глубокой ночи на рубеже безымянной высоты. Новиков помнил, что там были какие-то долговременные укрепления (вероятно, остатки сооружений форта № 7 Гродненской крепости). Своими действиями воины-чекисты дали возможность развернуться и занять позиции подразделениям 85-й стрелковой и 204-й моторизованной (командир — полковник А. М. Пиров) дивизий.

Основные силы 85-й СД, находившиеся в лагере Солы (103-й СП, 141-й СП, 167-й ЛАП, 223-й ГАП) и поднятые по боевой тревоге, по приказу командующего выдвинулись на юго-западную окраину Гродно и заняли оборону по реке Лососьна. 346-й зенитный дивизион (командир — капитан Гомболевский), имевший хорошо оборудованные позиции, вел заградительный огонь по самолетам противника; выпустив за день 22 июня около 600 снарядов, расчеты дивизиона сбили шесть бомбардировщиков. С севера Гродно прикрыли 59-й стрелковый полк и 74-й разведбатальон. На марше части дивизии были неоднократно атакованы авиацией противника и понесли большие потери. Три стрелковых батальона (1-й из 59-го полка, 1-й из 103-го полка и 2-й из 141-го полка), выделенные для строительства укреплений в районе Сопоцкина, в дивизию не вернулись, и о судьбе их ничего известно не было. К тому же из состава 59-го полка распоряжением штаба армии было выделено три роты для его охраны и работы на артскладе, так что фактически у командира полка в подчинении остался лишь один батальон и спецподразделения. Имевшие вооружение подразделения 204-й дивизии, включая 126-й танковый полк полковника М. И. Макеева (57 машин Т-26), выдвинулись в указанные командованием районы и заняли оборону на рубеже юго-западнее Гродно: Солы — река Лососьна — Новики. К 16 часам 22 июня 700-й МП (командир — Герой Советского Союза майор М. И. Сипович) с батареей орудий и 20 танками развернулся фронтом на северо-запад, 706-й М П (командир — полковник И. С. Сиденко) — фронтом на запад, западнее железной дороги Гродно — Белосток. КП дивизии расположился юго-западнее деревни Гибуличи. До конца дня 85-я и 204-я продолжали совершенствовать свою оборону и вели разведку. Огонь по врагу вел только 223-й артиллерийский полк (командир — подполковник А. Т. Касаткин). Один из его дивизионов, находившийся на позиции возле м. Колбасин, заградительным огнем поддерживал 103-й стрелковый полк, но от атак авиации понес очень серьезные потери в людях, матчасти и конском составе. Вероятно, на этом же рубеже находились несколько подразделений 444-го корпусного полка. Учебная батарея также поддерживала огнем какой-то стрелковый полк, находившийся в районе д. Братишки (не установлено). Н. С. Беликов вспоминал, что с НП докладывали: «Израсходовано 8 снарядов, уничтожены батарея противника и станковый пулемет». Впоследствии учебная батарея снялась с позиции и присоединилась к полку. Где находилась основная часть 444-го КАП, пока точно не установлено, известно, что сравнительно недалеко от Гродно. На какой-то высоте был оборудован НП, на нем находились комполка Кривицкий и командир 1-го дивизиона капитан Фрадкин, орудия вели по противнику интенсивный огонь. Получается, что весь полк был на позиции южнее Августова, см. выше — свидетельство Ф. Ф. Ипатова. Г. Г. Рак из 2-го дивизиона вспоминал, что подполковник Кривицкий руководил действиями обоих корпусных полков, в частности, ставил задачу на постановку заградительного огня 152-му полку (командир — майор И. П. Цыганков, начштаба — капитан Воронцов). Видимо, огневые находились на рубеже УРа, ибо, как вспоминал Рак, от разрывов снарядов загоралась маскировка дотов. С помощью планеров немцы выбросили в тылах армии мелкие группы десантников с минометами и мотоциклами. После 18 часов артиллеристы под прикрытием четырех танков КВ отошли к Гродно и переправились через Неман.

3-й дивизион 152-го корпусного артполка развернулся на позиции на правом берегу Немана, в районе железнодорожного моста у городской окраины. Боевого охранения не было, но вечером к артиллеристам подошел взвод младшего лейтенанта Бабича из 3-го батальона 184-го КрСП, отошедший к Гродно. Перейдя Неман подорожному мосту, бойцы наткнулись на кордон, который никого не пускал в город. Но зато всем вышедшим раздавали патроны, по 90 штук на брата. Из взвода Бабича два отделения уже получили боеприпасы, когда кто-то «бдительный» заподозрил в солдатах из 184-го полка переодетых диверсантов. Уже защелкали затворы, и вполне могло начаться бессмысленное кровопролитие, когда еще кто-то резонно заметил: среди диверсантов вряд ли могут быть узбеки. Это разрядило обстановку, а затем взвод был подчинен командиру 3-го АД 152-го КАП. На холме, где была позиция, имелись старые стрелковые ячейки, которые и были заняты бойцами. Казалось, что они обоснуются тут надолго, даже был сообщен пароль на ночное время, но вскоре пришел приказ — после взрыва моста сняться с позиции и отойти на новый рубеж обороны. Расчеты гаубиц выпустили остатки боезапаса по каким-то целям на левом берегу, после чего прицепили свои грозные орудия к тракторам и начали вытягиваться на шоссе, идущее от Гродно на Лиду. Пехотинцы тронулись вслед за ними.

Примечание. Теперь в этом месте находится городской рынок, а в 1986 г. на склоне холма еще были видны следы советских стрелковых ячеек.

Прорвавшаяся севернее Гродно 161-я пехотная дивизия вермахта форсировала Неман у деревни Гожа и продвигалась в общем направлении на Озеры. Видимо, именно с ней сражались пограничники из отряда майора Б. С. Зиновьева. Гожа стоит прямо на шоссе Друскининкай — Гродно, южнее нее находятся Грандичи. Здесь должны были развернуться для обороны города 59-й СП (командир — полковник З. З. Терентьев) и 74-й ОРБ 85-й дивизии. Фактически они были изъяты из состава дивизии, так как выполняли приказы командарма.

Профессор Д. З. Каган в июне 1941 г. служил младшим врачом в санчасти 59-го полка. В ночь на 22 июня он дежурил в медсанбате дивизии, но после начала авианалета на Гродно сдал дежурство командиру медсанбата и спешно вернулся в полк. 48-й медико-санитарный батальон по прибытии в Гродно сразу был развернут для приема раненых в северной трети главного казарменного городка. Постоянные налеты авиации вынудили командира дивизии вывести батальон из казарм в район железнодорожного моста. Но и там непрерывные бомбежки не давали медикам нормально работать, личный состав вынужден был укрываться в нишах холмов у моста. Тогда 48-й ОМСБ был выведен в ближайший лес, а затем в д. Колпаки. Во всех местах, где останавливался батальон, его персонал принимал раненых, самоотверженно оказывал всю возможную помощь, делал неотложные операции, по мере возможности эвакуировал в тыл. Раненые поступали не только из частей 85-й дивизии, но и из других частей и соединений.

В полдень командованием 59-го полка был получен приказ: выйти к северо-восточной окраине Гродно. Приказ был выполнен, шли в обход города, проселками. В одном из крестьянских дворов развернули медпункт. К заходу солнца стали поступать раненые из 1-го батальона, который находился на границе. Б. С. Кириченко, командир минроты 59-го СП, писал, что его рота выехала к границе как раз с 1-м батальоном. У дер. Доргунь (в 500 м располагалась погранзастава) строили противотанковые препятствия. Боеприпасов не было, только караульная норма винтовочных патронов и учебные мины к минометам. Утром немцы открыли ураганный огонь по заставе и позиции УРа. Через несколько часов они прорвали советскую оборону и вышли в тыл батальона, огибая Сопоцкин с юга. Батальон, фактически не имевший боеприпасов, понес большие потери и был рассеян. Кириченко с трудом собрал своих минометчиков и вывел их перелесками, оврагами и посевами ржи к горевшему Гродно. В месте постоянной дислокации (11-й городок) 59-го полка уже не было. Нашли его и соединились с ним только к 18 часам вечера в районе городского кладбища, рядом с зенитным артполком (КП полка или одной из его батарей). Кириченко доложил полковнику Терентьеву о случившемся на границе, тот направил его роту в распоряжение начштаба. В штабе было приказано: произвести разведку с целью установить, где немцы переправляются севернее Гродно. Установили, что противник навел понтонные мосты у деревень Грандичи и Гожа. К утру вернулись на место, полк снова не нашли. Узнали от кого-то (возможно, от специально оставленного солдата-«маяка»), что полк ушел к Скиделю, и двинулись следом. Нет точных данных, когда немцы начали наведение переправы у Грандичей. Но, скорее всего, когда части 85-й дивизии вышли к северной окраине Гродно, на правом берегу Немана у Гожи противником уже был захвачен и расширялся плацдарм, и ликвидировать его не удалось.

 

3.5. Оставление Гродно и отход частей 3-й армии южнее и севернее Немана

В такой обстановке командующий армией генерал-лейтенант В. И. Кузнецов принял решение: в ночь с 22 на 23 июня оставить левобережную часть Гродно, отвести правый фланг армии на рубеж рек Свислочь и Котра. Оно может быть отражено в боевом донесении штаба фронта за № 006 по состоянию на 17 часов, но, увы, в Сборник боевых донесений № 35 оно по непонятной причине не включено. Приходится для реконструкции событий пользоваться апокрифами. Единой линии фронта не существовало, на восток уходили неорганизованные толпы беженцев, отдельные военнослужащие и мелкие разрозненные подразделения из разбитых частей. Нетронутые склады ГСМ и уцелевшие хранилища боеприпасов по приказу командующего были заминированы саперами стрелковых полков 85-й стрелковой дивизии и в 00:30 23 июня взорваны. Командир взвода полковой школы 59-го полка И. Я. Привалов был начальником 3-го караула у военных складов на северной окраине Гродно. Он вспоминал, что его людям было поручено подготовить склады к уничтожению под руководством воентехника 2 ранга Серегина. Также со склада было выдано несколько тонн тола для минирования мостов через Неман и складов ГСМ. К полуночи приказ был выполнен, по паролю «Москва» был произведен одновременный подрыв всех заминированных объектов. Боеприпасы и топливо сдетонировали со страшной силой. В радиусе нескольких километров не осталось ни одного целого стекла, ударная волна сбивала людей с ног за два километра от места взрыва.

В. А. Короткевич вспоминал: «Проходим у глухого забора, за которым было кладбище. На душе становится еще тяжелее… Вдруг над городом возникло зарево. Это был километровый столб огня. Послышались тяжелые взрывы, а за ними в небе треск рвущихся патронов. Были взорваны склады боеприпасов и бензохранилища. Далеко и долго освещалась дорога на Лиду, заполненная горожанами-беженцами и отдельными войсковыми подразделениями…» Одновременно были взорваны последний уцелевший шоссейно-дорожный и железнодорожный мосты через Неман, причем центральный пролет последнего упал в реку, блокировав судоходство. Их заминировали саперы не из состава 85-й дивизии (ее 140-й ОСБ находился на строительстве укреплений на границе, где и был уничтожен), но ответственность за организацию была возложена на начальника инженерной службы дивизии. Несмотря на то, что днем руководители военного госпиталя № 2384 и 48-го дивизионного медсанбата добились отправки со станции Гродно двух санитарных поездов с ранеными, к исходу дня госпитальный комплекс и еще несколько наскоро приспособленных зданий (вроде бы школ) были вновь переполнены. По преданию, тяжелых вывезти на восток не сумели — ходячие ушли пешком, — но медики добровольно остались с ними в надежде на милосердие врага по отношению к раненым.

Ничем не оправданное решение на оставление Гродно привело к еще большему ухудшению ситуации на правом фланге фронта. Не попытавшись задержать противника, принудив его увязнуть в уличных боях в расположенном на холмах старинном городе с причудливой планировкой улиц, командование 3-й армии оставило немцам возможность импровизировать, то есть действовать непредсказуемо. К тому же при уходе из города армия лишилась самолично взорванных крупных складов горючего и боеприпасов. Теперь подвоз БП следовало организовывать из Лепеля и Крулевщизны, а ГСМ — из той же Крулевщизны, с аэродрома Черлена, из Орши, Волковыска, Мостов, Лиды, Дретуни или Молодечно, то есть за десятки и сотни километров. В боевом донесении № 3 от 24 июня командование армии сообщало: «В частях создалось чрезвычайно тяжелое положение с боеприпасами. Части имеют от 1/4 до 1/2 боекомплекта. Части, находясь в штатах мирного времени, не имеют транспорта. Артиллерийские склады и базы мне не известны. Как сама обстановка, так и отсутствие снабжения армии боеприпасами ставят армию в чрезвычайно тяжелое положение. Прошу срочных распоряжений о выделении в мое распоряжение резервов и о снабжении боеприпасами, горючим и автотранспортом для подвоза». В конце концов был оставлен выгодный рубеж на Немане; перегруппировав имеющиеся силы, можно было ударом мехкорпуса в северном направлении отсечь 161-ю дивизию вермахта от реки и ликвидировать плацдарм на восточном берегу. Лишив 161-ю ПД возможности пополнять запасы топлива, боеприпасов и провианта, можно было резко ослабить давление противника на лидском направлении и получить таким образом возможность перебросить к Скиделю одну из дивизий 21-го корпуса.

Когда ни одной переправы на Немане уже не осталось, юго-восточнее Гродно к реке после изнурительно тяжелого марша вышли подразделения 1-го дивизиона 444-го КАП. Дивизион остановился у какой-то деревни метрах в восьмистах от взорванного моста; на восточном берегу еще оставалась какая-то наша часть. На реке в этом месте застряли плоты: до самого начала войны лес сплавлялся на север, на экспорт, чтобы на целлюлозно-бумажных заводах в городах Кенигсберге, Тильзите и Рагните (ныне российские Калининград, Советск и Неман) старательные немцы могли изготовлять из него высококачественную бумагу. Переправить матчасть по плотам было невозможно, но с того берега доставили около трехсот артиллерийских выстрелов. До подхода неприятеля оборудовали позиции. Огнем на прямой наводке корпусные артиллеристы сумели сдержать врага, отсрочив трагическую развязку до утра. Когда рассвело, немцы возобновили атаки, потом последовало несколько налетов пикирующих бомбардировщиков. К 15 часам 23 июня дивизион прекратил существование. Уцелевшие бойцы и командиры по плотам ушли за Неман в сторону Скиделя, все орудия, тягачи и автомашины были разбиты или утоплены в Немане.

Полковая школа 444-го полка к 22 июня оставалась на месте прежней дислокации и несла караульную службу. Бывший курсант У. А. Билецкий вспоминал, что 18 июня полк убыл в летние лагеря — без боеприпасов, с учебным деревянным снарядом и пустой гильзой при каждом орудии. 22 июня, когда начались артобстрел и бомбардировка Гродно, силами всех свободных от несения службы курсантов была организована погрузка боеприпасов (склад был заполнен «под завязку») и их доставка на позиции, как писал Билецкий, в Лососьно. Н. С. Беликов писал, что в их учебную батарею (комбат — старший лейтенант Баев) боеприпасы привозили не просто артснабженцы, а курсанты. Данный топоним имеет отношение к реке Лососьна, у которой занимали оборону части 85-й и 204-й дивизий, а также некоторые другие подразделения. Деревня Лососно (Лососьно — вариант полонизованный) — это пригород Гродно, она находится на выезде из Гродно в направлении Сопоцкина. Ж.-д. станция Лососно находится примерно в 3–5 км от деревни на участке Гродно — Кузница, фактически это уже в самом городе. Неподалеку находится Фолюш (он и теперь военный городок). Есть такая деревня и на территории Польши, называется Лососьна Велька. Обе деревни находятся на берегу Лососны — Лососьны, или, как гродненцы ее называют, Лососянки.

Боеприпасы грузили на сцепленные по двое прицепы, после чего трактора отвозили их на позиции; так длилось до вечера. Вечером трактора не вернулись, все имеющиеся прицепы были заполнены. После этого был получен приказ о соединении с основными силами полка. В районе Лососьно курсанты соединились с огневиками. Как только поступили боеприпасы, артиллеристы открыли огонь по врагу и нанесли ему потери в живой силе и технике. Немцы пустили танки в обход с целью выйти на огневые и подавить нашу артиллерию, но были расстреляны в упор прямой наводкой. Тогда в расположение артиллеристов пробралась группа диверсантов в форме РККА, им удалось уничтожить личный состав 1-й батареи. После этого отошли к местечку Мосты, где полк воссоединился (правда, уже без матчасти 1-го дивизиона). Бывший сержант В. Д. Науменко был по специальности вычислителем-топографистом и служил во 2-м дивизионе 444-го КАП помкомвзвода топографов. Он писал, что дивизион встретил войну также западнее Гродно, но при отходе сумел сохранить матчасть.

Что происходило севернее города, было, вероятно, командованию армии не известно. Ничего нет и в исторической литературе. И могут тут помочь лишь положенные на бумагу устные рассказы и письма из личных архивов. М. А. Дейнега, инструктор политотдела 56-й дивизии, вспоминал: «Я направился к дороге на Лиду. Не успел отойти от вокзала, как в двух-трех километрах высоко вверх взметнулся огненный столб и послышался сильнейший взрыв. Это взорвали склады боеприпасов. Выйдя на дорогу, влился в поток уходивших из Гродно войск и беженцев. Не помню, какое расстояние прошел, когда увидел указатель влево: 113-й лап. Я обрадовался, ибо это был артиллерийский полк нашей дивизии. Свернув на указатель, увидел в молодом сосновом лесу группу военных. Среди них был знавший меня замполит полка батальонный комиссар Протасов. Он рассказал, что полк потерял за день почти все орудия, понес очень большие потери в людях, и они собирают теперь остатки полка, что везде неразбериха и паника, ничего не известно о штабе дивизии».

85-я стрелковая дивизия сдала свой участок 204-й МД и организованно, походными колоннами двинулась на новый рубеж. Ее путь пролегал южнее Немана, на марше соблюдался строгий порядок и светомаскировка. 204-я моторизованная дивизия, разредив свои боевые порядки, чтобы занять полосу 85-й, осталась на прежних позициях и продолжала укреплять свою оборону. Подразделения танковых дивизий 11-го мехкорпуса, потерявшие в кровопролитных боях первого дня десятки боевых машин, отступили частично на юг, частично на восток. А. Я. Марченко вспоминал: «К вечеру мы вынуждены были отойти к Гродно. Машин в строю оставалось уже мало. В мой танк угодил снаряд из 105-мм пушки, повредил поворотный механизм и вывел из строя орудие. Машина загорелась, но ее удалось потушить. У нас иссякли боеприпасы, стало недоставать горючего. Не было никакого снабжения. Вечером мы узнали, что по приказу командования наши войска оставляют Гродно, а наша дивизия должна прикрывать их отход. Однако никаких конкретных указаний мы не получили. Я решил вернуться в расположение полка, чтобы пополниться всем необходимым. На складах удалось найти кое-что из продовольствия, боеприпасов, заправиться горючим. Попытки связаться со штабом дивизии не дали результатов. Никого из командования в городе не было. Решил двигаться на Лиду вслед за отступающими частями. Так закончился для нас первый день войны».

 

3.6. Предварительный итог

Действия 27-й стрелковой дивизии

Таким образом, к исходу дня в полосе 3-й армии сложилась исключительно тяжелая обстановка. Правый фланг и центр были прорваны, контрудар силами мехкорпуса окончился безрезультатно. Только на левом фланге (на стыке с 10-й армией) относительно успешно сдерживали неприятеля части еще не потерявшей боеспособность 27-й стрелковой дивизии, и на левобережье Немана продолжали сражаться отдельные доты укрепрайона и подразделения 213-го СП 56-й дивизии. К вечеру 22 июня 75-й гаубичный артполк 27-й СД был рассредоточен и отдельными подразделениями придан стрелковым полкам. После гибели К. Н. Ивасенко командование полком принял начальник штаба капитан Федоренко. Оттеснив советские части за линию рокадной дороги Граево — Августов, противник получил дополнительную возможность маневрировать своими силами. Нащупав незащищенный стык между подразделениями, немцы начали беспрепятственно продвигаться к деревне Кулиги. 4-я батарея и две роты 3-го батальона 239-го СП получили приказ комдива генерал-майора А. С. Степанова: выдвинуться в район Кулиги и остановить продвижение германских войск. Когда после трудного марша группа прошла это село, выяснилось, что впереди, у развилки проселочных дорог, значительные силы немцев остановились на привал. На небольшой поляне у дома лесника и в редколесье разместилось множество машин, транспортеров и орудий. Охранение выставлено не было. Упускать такую возможность было нельзя, орудия были развернуты в боевое положение, стрелковые роты скрытно охватили полукольцом расположение противника. Расчеты гаубиц по команде открыли беглый огонь осколочными снарядами. Данные для стрельбы подготовили верно, первым же залпом было достигнуто накрытие. Тяжелые снаряды рвались в гуще техники и мечущихся врагов, один за другим в небо вздымались столбы черного дыма. Бросая орудия, тягачи и грузовики, немцы начали отходить к рокаде, и тогда артиллерия перенесла огонь дальше, а пехота перешла в атаку. Кое-где противник оказывал ожесточенное сопротивление, отходя под прикрытием пулеметов; наступавшие несли серьезный урон, но успех был несомненным.

Правее местечка Руда, куда левым флангом отошел 239-й стрелковый полк, положение также стабилизировалось. Отошедшие к болотам подразделения отрывали на сухих местах ячейки, приводили себя в порядок, чистили оружие, даже брились. КП 75-го ГАП разместился в Пенчиково, селе, в котором проживали в основном белорусы. Они были радушны и гостеприимны, угощали бойцов молоком и ржаным хлебом. В одном из домов разместили телефонный коммутатор, установили связь со штадивом. Начопер майор П. Ф. Толстиков ознакомил капитана Федоренко с обстановкой и поставил задачу на 23 июня. Обстановка была следующей. В 12 часов противник взял Липск и продвинулся в направлении Домбровы, после 17 часов немцы без боя вошли в оставленный Августов. На их пути был выставлен заслон из 2-го батальона 345-го СП и двух батальонов 132-го СП. В район наибольшего давления неприятеля выдвинулись подразделения недоформированной 6-й бригады ПТО подполковника Юрьева и разведбатальон дивизии. 679-й ПТАП выставил 12 орудий, 713-й ПТАП — 18. В центре дивизии оборону занимали 1-й и 3-й батальоны отступившего от Августова 345-го СП.

К 17 часам между частями 27-й СД образовались разрывы: оборона приняла очаговый характер. Но по причине того, что пойма Бобра в этом месте и по сей день представляет собой чуть ли не сплошное болото, это не представляло слишком большой опасности. Гораздо хуже, что у дивизии не было правого соседа. Естественно, этим правым должна была быть 56-я дивизия. По дороге Граево — Августов сплошным потоком шли немецкие войска. Они находились в пределах досягаемости орудий 75-го полка, но комдив Степанов берег артиллерию от ударов авиации. Только поздним вечером, когда активность Люфтваффе снизилась, над головами пехотинцев прошуршал и разорвался метрах в пяти от дороги первый пристрелочный снаряд. Командир штабной батареи 75-го ГАП старший лейтенант Торопов с НП сразу внес коррективы и дал команду: «— Дальше 005, справа налево, веером, снаряды фугасные… второй — всеми орудиями!». Открыли огонь все батареи, и сразу движение по рокаде прервалось. Разрывы снарядов рвали в клочья автомашины и тех, кто в них сидел, опрокидывали их в кюветы. В разных местах колонны начали разворачиваться и съезжать с шоссе несколько танков. Но дальность стрельбы их коротких пушек не шла ни в какое сравнение с дальностью новых советских длинноствольных орудий, снаряды падали с большими недолетами. Немецкие танкисты попытались подойти ближе к огневым, но заградительный огонь и болотистая почва (воронки тут же заплывали водой) остановили их. Выбрав лимит боеприпасов, расчеты прекратили огонь. На дороге громоздились завалы чадящего металлолома, еще недавно бывшего десятками транспортных и грузовых машин.

Примерно в это же время 1-й батальон 184-го КрСП продолжал продвигаться в сторону Немана для соединения со своим полком. Бойцы шли голодные и очень усталые, особенно тяжело было пулеметчикам, которые, кроме личного оружия и снаряжения, тащили тяжелые «максимы» и коробки с лентами. Поздним вечером батальон сделал привал в лощине, засеянной рожью. Вдруг впереди, на гребне высоты, появились немецкие танки и бронетранспортеры с пехотой. Послышалась команда «К бою!», пехотинцы стали окапываться. Немцы, оставив танки на возвышенностях по обе стороны лощины, под прикрытием их огня пошли в атаку. Бойцы подпустили врага метров на сто и открыли огонь. Шквальным огнем немцы были прижаты к земле и залегли, а когда стемнело, отползли назад к своим танкам и бронетранспортерам. Обе стороны понесли большие потери (2-я рота была уничтожена почти полностью), продолжать бой ночью нацисты не стали и отошли. Тогда советские воины заняли высоту и уже ночью начали отрывать на ней окопы. Так завершился первый боевой день в полосе 3-й армии.

 

3.7. Итоги первого дня боевых действий

Таким образом, по результатам первого дня боевых действий 3-я армия Западного ОВО оказалась неспособной выполнять задачи, возложенные на нее по плану прикрытия, потерпела тяжелое поражение и была отброшена от государственной границы на несколько десятков километров, оставив города Гродно, Августов, Граево, Сопоцкин и Липск. Была полностью разгромлена 56-я стрелковая дивизия, серьезные потери понесли 27-я стрелковая, 29-я и 33-я танковые дивизии. Относительную боеспособность сохраняли лишь занимавшие 2-ю линию обороны главные силы 85-й стрелковой и 204-й моторизованной дивизий. Все находившиеся на строительстве оборонительных сооружений стрелковые, саперные и строительные батальоны были рассеяны или уничтожены, организационно уцелели единицы из них. Так, в отчете начальника инженерного управления Западного фронта начальнику ГВИУ РККА о работе инженерных частей фронта с 22 июня по 13 августа 1941 г. написано: «К началу военных действий все инженерные части находились в пограничной полосе и в боях понесли большие потери убитыми и ранеными командно-политического состава и красноармейцев. Тяжелая инженерная техника (дорожные машины, компрессоры и другие) частью уничтожена артиллерийским огнем и авиацией противника, а частью оставлена. По состоянию на 24.6.41 г. 23-й инженерный полк в районе Сопоцкин дезорганизован и рассеян, 10-й инженерный полк основными подразделениями втянулся в бой на госгранице… По данным прибывающих с фронта военнослужащих управлений начальника строительства, все саперные батальоны стрелковых дивизий и стрелковых корпусов, работающие на границе, втянулись в бой и понесли большие потери, отдельные подразделения перемешались с другими родами войск». Согласно данным ЦАМО, командир 23-го ИП РГК подполковник П. И. Смирнов и начальник штаба полка капитан П. А. Серебряков пропали без вести.

Бывший командир партизанского отряда имени М. И. Калинина Минского соединения А. М. Олейник вспоминал, что палаточный лагерь 127-го саперного батальона, в котором он служил, утром 22 июня был обстрелян артиллерией и минометами и потерял большую часть личного состава, был тяжело ранен комбат капитан Беззубов. «Командир батальона повторял слова: „Это война, сообщите в штаб армии“, но связи не было, телефоны не работали. У одного из раненых возле штаба осколком был распорот живот, кишки вывалились, несчастный в агонии пытался затолкать их обратно, но они не слушались, выпадали. Мне от обстрела достались контузия, четыре сломанных ребра и множество других травм. Водитель полуторки-кинопередвижки Ваня, солдат второго года службы, гнал автомобиль на всю железку в штаб 3-й армии. С каждой минутой становилось все светлее. Уже просматривались дома, улицы спокойно спящего города Гродно, когда на горизонте в небе появилась армада самолетов. В штабе 3-й армии не по времени было оживленно». Не успел дежурный по штабу выслушать донесение красноармейца 127-го ОСБ, как на улицу Коминтерна, на которой находился штарм, посыпались бомбы.

Причиной поражения явились: значительное превосходство, достигнутое противником на главных операционных направлениях; нарушение связи и потеря управления войсками; серьезные ошибки, допущенные армейским командованием, и нежелание принятия им каких-либо мер по повышению боеготовности частей; господство в воздухе авиации противника, массированное применение им наносящих точечные удары легких пикирующих бомбардировщиков и, как следствие, большие потери в танках и артиллерии у обороняющейся стороны. Также выявились чрезвычайно слабое взаимодействие пехоты с танками и поддержка танковых атак огнем артиллерии.