Звук в кино был такой громкий, что преследовал Пантелея все время, пока он в темноте бежал к лесу. Чудилось, что кто-то, не таясь, переговаривается за спиной, видит его и в любой момент может окликнуть. Только на высоком месте — у самого леса — ветер с гор размыл, а потом и вовсе сдул этот звук. И сразу пропало обманчивое опасение, что тебя видят и могут задержать.

Пантелей остановился, с облегчением перевел дух.

Сильно светила луна. От этого тени были особенно густы.

Под ногами шуршала сухая трава. Сонно лопотала листва на деревьях.

Луч прожектора вырос за склоном слева, упал в сторону моря — за лесом его не было видно. Море было близко, но почему-то прибойное эхо не доносилось сюда. Пантелей даже засомневался в своих расчетах: а не дальше он от берега, чем думает?… Да нет, судя по тому, как круто выгнулся склон, обрыв совсем рядом. Просто ветер мешает расслышать море. Надо смело углубляться в лес — пора!

Пантелей осторожно шагнул под деревья на опушке, в густую темень. Руки — вперед, нащупал ствол, снова постоял. И хотя глаза привыкли к черноте тени, он дотянулся до другого ствола, не отрывая руки от первого: бдительность и расчетливость не помешают.

С каждым шагом идти все труднее из-за крутизны. Это вынуждало не просто опираться о стволы, а основательно держаться за них, чтоб не покатиться.

Обрыв он не увидел, а почувствовал. Внутри, в животе, образовался холодок, и ноги сами не захотели идти вперед. Надо идти, надо. Чуть-чуть в сторону, и снова чуть-чуть вперед.

А вот и море открылось. Оно спокойно, будто выглажено ветром с берега. Оно почти неподвижно, оно еле плещется у камней, и с края леса его, конечно, не расслышишь…

Желтая лунная дорожка бежит от невидимого горизонта к берегу. Поперек дорожки лежит луч прожектора. Все чисто под ним: ни души, ни предмета. Луч поднялся и снова упал. Плотнее стало море, высветлилась желтая дорожка, словно в краску серебра подбавили. На горбах камней отчеканились холодные блики.

И донесся плеск. Тихий и мелодичный плеск.

Малюсенькая волна шлепнулась о черную глыбу? Нет, звук тогда был бы другой.

Все в Пантелее напряглось. Оглушительно застучало сердце, что-то загудело в ушах. И на какое-то время он потерял способность слышать. А когда слух вернулся к нему, он снова уловил тот же плеск.

Пантелей обшарил глазами море — ничего. Заставил себя не спеша вглядеться в водную гладь — опять ничего. Перевел взгляд на черные глыбы с бликами на горбах. Тоже ничего.

А одинокий плеск не утихает. Неужели все-таки волна так бьется? Единственная на весь этот берег? Чепуха! Не бывает такого, чтоб одна плескалась, а другие нет. Плеск подозрительный, и необходимо, определить, откуда и почему он появляется.

Направление? Оттуда, от камней, доносится плеск. От тех, что отстали и пока не выбрались на берег.

«Моржи» давно заснули. И те, что стеснились на берегу, и те, которых ночь застала в море. Они в своей стихии — и спят, как ни в чем не бывало. Но кто же не спит возле них?

Какое-то пятно двигалось к берегу. А не показалось ли? Не показалось! Так оно там!

Короткая тень приподнялась, качнулась и растаяла. Затек снова возникла и снова качнулась. Плеск усилился.

Стараясь не зашуметь, Пантелей опустился на землю. Если можно было бы, он вжался бы в нее, чтоб только нос торчал и глаза смотрели.

Из моря выходил человек. Огромный человек, на плечах которого светились студеные блики. Бело-желтые на черном. Он вынырнул из моря, и легководолазный костюм из прорезиненной ткани обтянул его плечи. Вот почему такие блики лежат на нем.

Несколько секунд Пантелей совершенно отчетливо видел человека. Он обходил каменные глыбы, что торчали из воды. Приблизился к берегу, задержался и то ли прокашлялся, то ли смех подавил.

А потом исчез. Ясно: вышел на берег и затерялся среди камней.

Шпион!.. Нарушитель границы!..

А если нет? Пантелей не стал сам себя обманывать, взял догадку под сомнение.

…А если он подводный охотник? Но какая охота ночью? На воздухе почти ничего не видно, а в морской глубине и подавно… Может, кого волной сбило с палубы? Вот он и спасается. Какая же волна в такую тихую ночь? И разве он молчал бы? Звал бы людей на помощь.

Похоже, что это нарушитель. Он выбрался из подводной лодки через люк для торпеды. С аквалангом проплыл под водой. Возле берега опустил акваланг на дно.

Неужели его не заметили, не засекли?… Допустим, костюм его покрыт особым составом и приборы выходят из строя. Так и это должно бы встревожить пограничников. А их не видно и не слышно, и прожектор не светится. Выходит, нарушителю везет! Кому-то все же удается проникнуть к нам. И сегодня как раз такой случай!

Куда подался этот вражина?

Что же делать?

Побежать на заставу?

Или в лагерь рвануть, поднять людей, организовать облаву?

А если это не нарушитель?

А если все же это нарушитель?

Нельзя сейчас вылезать из засады, нельзя бежать ни на заставу, ни в лагерь — ведь неизвестно, куда пойдет и что предпримет этот человек.

Да и опасно — можно выдать себя. И если это враг, то не ты его схватишь, а он тебя. Так что даже дышать надо осторожно и наблюдать, вслушиваться в каждый звук. В темноте хороший слух — самое надежное дело.

Было бы у Пантелея сто ушей, он наставил бы их на все — на море, на небо, на лес и горы, на каждый камень у воды. Но природа дала ему всего-навсего пару ушей, которые ничего не хотели слышать, кроме прибоя. Это потому, что прибой сам лез в уши, будто хотел помешать Пантелею, будто хотел помочь тому, кто скрылся из глаз.

И вдруг внизу что-то пискнуло. Нет, это не мышь, это не живое. Вот писк повторился. За ним послышалось легкое гудение. Потом прерывистое фырчанье. И снова писк, только длинный.

Пантелей терялся в догадках: что бы это могло быть?

Зачастила морзянка, ворвался в нее мужской голос, на голос наплыла музыка, на музыку — долгие высокие сигналы.

Рация!

Шпион выходит на связь…

Вот когда Пантелей почувствовал, как мало он знает и как мало умеет! Сейчас бы расшифровать эти сигналы или каким-либо образом засечь их, чтобы расшифровать после. Плохо, очень плохо! Но жалеть поздно, надо слушать!

Рация продолжала работать, но к писку и фырканью прибавился шепот. Настоящий шепот, не из эфира. Значит, нарушитель не один там? С кем же он? Откуда взялся второй? Тоже из моря вышел или ждал здесь?

Это женщина! Это она шепчет! Да-да, она перешептывается с мужчиной.

Ясно: радистка ждала шпиона на берегу и теперь обеспечивает ему связь с резидентом, который прячется где-то в тылу. Теперь понятно, откуда взялась конфетная обертка. Женщина есть женщина, хотя она и радистка шпиона. Без шоколадных конфет она не может — все они, женщины, сладкоежки. А кроме того, с конфетами ей легче. Она шла сюда по горам, по лесным тропинкам. Устала и проголодалась. За спиной — рация: много еды не возьмешь. Разумнее всего заменить, скажем, хлеб и колбасу шоколадом. Так любой на ее месте поступил бы.

Надо думать, и знаки на песке к ним относятся. И следы эти двое оставляют. Не впервые они встречаются в этой точке и не в последний раз. У них тут явка.

Пантелей был доволен собой — он точно определил участок берега, на который могут нацелиться враги. Должен и с другим справиться. Но, прежде чем действовать, надо все разведать, все разузнать и обдумать, не теряя времени даром, но и не спеша. Выдержка, скрытность, наблюдательность. Отныне они — закон для него.

Рация работала. Шпион и его радистка шептались, но нельзя было разобрать, о чем они толкуют? В один момент показалось, что радистка сердится, а шпион смеется. Морзянку сменила музыка. Видно, передача закончилась, и радистка дает понять резиденту: все в порядке.

Хрустнула галька. Между камнями помаячила высокая тень. Плеснула вода.

Нарушитель ушел.

И никто его не остановил!

Пантелей чудом удержался и не кинулся в море за нарушителем.

Спокойно! Нарушитель скрылся в море, но радистка-то осталась. И резидент где-то маскируется. В ларьке торгует или обувь чистит.

Взять радистку!.. Нет, продолжать наблюдение!

В одну из следующих ночей нарушитель вернется сюда, и радистка будет ждать его. Взять этих двоих без «хвостов» — глупо. Надо узнать, кто у них резидентом. Надо установить, откуда они получают тайные сведения. Все это необходимо, чтобы сразу обезвредить всю агентуру.

Значит, так.

Первое — определить распорядок встреч шпиона и его радистки.

Второе — узнать, каким путем выходит к шпиону радистка?

Третье — решить: самому брать шпиона и радистку или завербовать в помощники кого-либо из ребят?

Решение было принято, и можно было возвращаться в лагерь. Если Орионовна узнает, что он отлучался, никакие разговоры о задуманном подвиге не помогут. Не оправдаешься, а дело загубишь: в следующий раз сюда не вырвешься.

На эстраду он вернулся благополучно — фильм еще не закончился. Остаток вечера, до отбоя, вертелся на глазах у воспитательницы и вожатого, старался внушить им, что уж кто-кто, а пионер Пантелей Кондрашин из отряда ни на шаг.

После отбоя он заснул не сразу. Возможно, он очень долго не спал. Всю ночь или почти всю. Размышлял о своем. Наверное, потому и во сне не расставался со «своим» нарушителем и радисткой.

Где они сейчас? Чем занимаются?

А не зря ли смолчал? А не лучше было бы немедля сообщить обо всем начальнику лагеря и на погранзаставу?

Он смолчал, а они, шпионы, непойманные, выведывают наши тайны, подбирают себе сообщников, готовят или уже проводят диверсии.

Он спит в постели, а вражеский лазутчик, возможно, подбирается лесом к линии электропередачи. В любую секунду может грянуть взрыв, и заводы останутся без энергии, в лагерях и санаториях погаснет свет.

Он спит, а резидент, замаскировавшись под какого-нибудь портового работника, проникает на пирс, а оттуда в трюм теплохода и закладывает адскую машину, которая пустит на дно судно и комбайны, предназначенные для Кубы.

Он спит, а в чужой стране расшифровывают радиограмму, которую передала радистка, и зашифровывают то, что она завтра или послезавтра поймает и доставит резиденту.

Он проснулся от толчка в плечо. Испуганно вскочил, стащил со спинки стула шорты, надел к только тут опомнился, сердито спросил Митю, привставшего на кровати:

— Чего ты?

— Я ничего. Это ты. Сначала бормотал что-то, а потом застонал…

— А чего ты не спишь?

— Я спал бы, да ты мешаешь. И мама вспоминается…

— Опять ты за свое. Ничего с ней не случится. Спи…

Пантелей лег, отвернулся, повторил мягче, дружелюбнее:

— Спи…

И чуть погодя добавил:

— Даю слово: завтра море будет…

— Угу, — успокоенно отозвался Митя.

Наверное, Пантелей уже выспался, отдохнул. Все не таким показалось, как сразу после отбоя: не надо горячиться и нагонять на себя страху. Надо вести разведку, собирать сведения, готовить снаряжение для задержания нарушителя государственной границы.