1

Костик открыл глаза, и сразу началось утро. Вовсю засветило солнце. Стены комнаты стали такими белыми, что на них смотреть невозможно — слепят.

За окном, на старой шелковице, шумно ссорились воробьи. Они слетелись поклевать чёрных ягод, и каждому хотелось полакомиться самыми спелыми.

Под крыльцом скулил Жулька, видно, за ночь соскучился по Костику.

— Иду! — крикнул Костик, вскочил с кровати и зашлёпал к двери босыми ногами по прохладному полу.

Во дворе было не так светло, как в комнате: возле дома росла высоченная раскидистая шелковица, чуть подальше — черешни, вишни, яблони. За ними на палках-торкалах вился виноград, а под плетнём раскустились смородина и малина. Всё зелёное, даже воздух во дворе зелёный. Только небо над головой синее-синее!

Жулька выкатился из-под крыльца. Он совсем ещё молодой, толстый, неуклюжий, и хвост у него проворнее коротких ног. На ходу Жулька переваливается с боку на бок, хвост мотается туда-сюда, туда-сюда! А Жульке кажется, что он ловкий и стройный пёс, что бегает он очень быстро.

— Доброе утро! — сказал Костик.

Жулька радостно взвизгнул, прильнул рыжим телом к ногам Костика и поднял мордочку — нос у него блестел, как лакированный.

— Молодец! — похвалил Костик. — Ты уже умылся. Пора и мне.

Пока Костик плескался под жестяным гремучим рукомойником, Жулька, крутясь на одном месте, ловил свой хвост и никак не мог поймать.

— Иди завтракать! — позвала бабушка — она выключила газовую плиту и сняла сковородку с жареной картошкой.

Костик охотно позавтракал бы вместе с мамой, папой и старшим братом Сашей, но они уходят на работу так рано, что просто нет мочи проснуться.

Костик перешёл во второй класс. Сейчас у него летние каникулы. В детский сад он, конечно, уже не ходит даже летом — большой для этого. В пионерский лагерь его не послали: папа сказал, что он мал для этого, пусть с бабушкой отдыхает, набирается сил к новому учебному году. До нового учебного года — ого! — сколько времени! Можно на три года силы накопить. Что с ней потом делать?

После завтрака, надев любимую кепочку с прозрачным козырьком, Костик пошёл в сад. Жулька — за ним. На вишне, на высоких и тонких ветвях, оставалось ещё немного ягод. Они почти чёрные и чуточку усохшие, но слаже вишен не бывает. Костик полез на дерево, на самую верхотуру взобрался.

— И мне, внучек, нарви! — попросила бабушка.

Такая у Костика бабушка — она не дрожит над ним, не мешает ему делать то, что хочется. Это хорошо — не слышишь, как другие ребята: «Куда полез? Куда пошёл? Вернись сейчас же!» Но и плохо — как-то неинтересно становится…

Угостив бабушку вишнями, Костик отправился на улицу. По ней мчались грузовики с высокими бортами — возили пшеницу на станцию, на элеватор. Костик с завистью провожал их глазами — самому прокатиться бы с такой скоростью! Жулька звонко тявкал и фыркал, когда его окутывало горячее облако, пропахшее бензином.

Ни одна машина не остановилась, ни один шофёр не позвал Костика с собой: спешили, не до него было.

Костик вернулся во двор, сел на ступеньку крыльца, взял Жульку на руки.

Чем заняться?.. На речку сходить? Или на стадион — с ребятами в футбол сгонять? Или Жульку потренировать — научить его прыгать через палку?.. Костик задумался, но тут на руках беспокойно заворочался Жулька. Он всегда так, если к дому приближаются чужие.

Костик пошёл к калитке.

Валя-почтальон подкатила на велосипеде и, держась рукой за ограду, спросила:

— Мать-отец дома?

Костик обиделся за родителей:

— Они дома не рассиживаются, они на работе!

— Извини, парень, — рассмеялась Валя. — Кому ж тогда телеграмму вручить?

— Хоть мне, хоть бабушке, — ответил Костик.

Бабушка услыхала разговор, вышла из дома.

— Внучка едет! — сказала ей Валя-почтальон, отдала телеграмму Костику и заработала педалями, поехала дальше.

— Где же мои очки? — засуетилась бабушка.

Она за ними — в дом, из дома — в кухню. А очки оказались в кармане фартука.

Костя успел прочитать телеграмму и даже запомнить её: «Приеду четверг зпт поезд двадцать восемь зпт вагон десять тчк целую Лида».

Бабушка выслушала Костика, но всё же сама прочитала телеграмму.

— Едет студентка наша! Радость какая! — весело воскликнула бабушка и заволновалась: — Ох, ведь завтра встречать надо! Машина нужна, а мать-отец ничего не знают!

Бабушка кинулась к калитке:

— Валя! Вернись-ка! — позвала она почтальона, а той и след простыл.

— Быстрая какая! Не догадалась матери на ферму телеграмму завезти.

Бабушка вздохнула, положила руку Костику на плечо:

— Придётся тебе в дорогу собираться. Пешком придётся…

— Да я, бабушка, враз! — обрадовался Костик. — Я мигом домчусь — быстрей велосипеда!

— Не хвастайся! В первый раз даю тебе серьёзное задание, а ты невозможное обещаешь! — рассердилась бабушка.

— На полной скорости помчусь, — поправился Костик. — Задание выполню! Честное октябрятское!

— Это — иной разговор, — смягчилась бабушка.

 

2

Выйдя из калитки, Костик и Жулька повернули за угол, на узкую тихую улочку. По краям её, у плетней, росла кудрявая травка-муравка, усеянная белыми птичьими перьями. А посреди улицы извивалась вымоина — тут постарались дождевые потоки: унесли землю, пробили себе глубокую дорожку в желтоватом мягком камне-трескуне. Наступишь на обломок такого камня — и он хрустит, как стекло.

Костик перескакивал с одной каменной ступени на другую, будто альпинист, спускающийся по горному ущелью. А Жулька семенил и всё время отставал: что-то выискивал в траве, нюхал её и взахлёб лаял. А потом увидал цыплят и стал за ними гоняться. Он, конечно, не покусал бы: Жулька — добрый пёсик. Подумаешь — хотел с ними в охоту поиграть, а они этого не поняли и с писком разбежались. Со двора вышла хозяйка цыплят и погрозила Жульке хворостиной. Поджав хвост, он поспешил за Костиком, но скоро забыл обо всём и кинулся на гусей — наверное, за цыплят их принял. Большой серый гусак развёл крылья, приподнялся на коротких ногах, вытянул шею и, шипя, пошёл на Жульку. Пёсик перепугался, залез под лавочку у ворот, дрожал, повизгивая, а вылезти боялся. Костик вытащил его, строго поговорил с ним:

— Ты меня задерживаешь, понимаешь? И других беспокоишь, понимаешь? Я накажу тебя, понимаешь?

Жулька виновато смотрел на Костика и помахивал хвостом, точно сигналы подавал: «Понимаю, но скучно просто так по улице бежать!.. Не ругай меня, я больше не буду!»

Без помех прошли до того места, где улица расступилась, и открылась небольшая площадь. Даже не площадь, а полянка, покрытая травой и обсаженная тополями. Под тополями — ограда из тонких планок-штакетника. Опять задержались, но уже по вине Костика. Потому что здесь — детский сад, в который Костик ходил ещё в прошлом году. Когда его перевели из детского сада в школу, он радовался, а сейчас что-то грустно стало. Нет, он не захотел снова в детский сад ходить. И не тянуло на качелях покататься, влезть на деревянный корабль с капитанским мостиком или в космическую ракету — не маленький. Если и тянуло, то совсем не сильно… Но воспитательница Светлана Владимировна увидала его, позвала:

— Заходи, Костик, проведай нас!

И Костик с большим трудом поборол желание зайти — он должен поскорее доставить телеграмму!

— Не могу! — сказал Костик Светлане Владимировне. — Спешу по делам!

— Раз у тебя дела, беги! — уважительно сказала Светлана Владимировна.

За тополями лежал низкий лужок, а за ним, в нешироком русле, текла речка Убегай. Быстрая, она прыгала меж камней и коряг, прибиваясь к глинистому обрыву или накатывая на песчаные косы, поросшие ивами. Она всё время убегала и не могла убежать — постоянно мчалась через всю станицу, мимо садов и огородов. Белые утки плавали у берега и, окуная головы в воду, искали корм. У садового плетня, нависшего над лужком, цвели мальвы — жёлтые, на длинных стеблях.

Убегай хоть и шумная, но маловодная речушка. До поры — до дождей или таяния снегов. И мостик через неё держится на высоких сваях. В сухие дни Убегай можно перейти в сапогах, не зачерпнув воды голенищем, можно переехать на телеге, не намочив колёсных ступиц. Костик снял сандалии, посадил Жульку на плечо и пошёл вброд, по тележному следу. У берега остановился: в воде, пронизанной солнцем, плавали крошечные пескарики. Жулька тоже увидал их, дёрнулся неожиданно для Костика и сорвался. Рыбки юркнули в тень от мостовой опоры, а Жулька плюхнулся в воду.

— Неслух ты этакий, — приговаривал Костик, стряхивая с Жулькиной шёрстки воду. — Непоседа и баловник.

Так отчитывала ребятишек в детском саду Светлана Владимировна…

За речкой дорога круто взяла вверх. Она косо врезалась в глинистый обрыв. На самом трудном месте свернула в сторону — зигзагом одолела подъём и влилась в улицу.

Костик решил прибавить ходу, зашагал и — внезапно остановился: уловил звонкие ребячьи голоса.

Мальчишечий голос звал:

— Давай смелей! Ко мне давай!

— Боюсь! — жаловался девчоночий голос.

— Тогда назад иди! — приказал мальчишка.

— Боюсь! — плакала девчонка.

Костик сбежал с дороги и ахнул: пропадёт малышка.

Дело в том, что тут, под обрывом, издавна брали глину — печь обмазать, стенку кухоньки подновить. Изрыли всё — пещерка на пещерке. А ещё дождевые потоки поработали, изъели обрыв. Поверху росли кусты акации. Цепкая, она прошила корнями, связала огромные жёлтые и серые глыбы. Когда кустам становилось невмоготу, глыбы срывались вниз. И по стенке вились длинные узловатые корни. По ним, видно, под обрыв спустился шестилетний Вовка, внук бабушки Мани. Спустился и звал к себе младшую сестрёнку. Она уже к самому краю подобралась. Глыба шаталась под ней, грозя вот-вот рухнуть. Лиза вцепилась ручонками в тонкий хлыстик, дрожит и со страху шагу ступить не может. Вовка злится, командует, а как помочь — не сообразит.

— Куда ж ты завёл её! — рассердился Костик. — Не видишь, что она убиться может.

— Чего там! — огрызнулся Вовка, а глаза у него — круглые от растерянности.

Тут из калитки крайнего двора вышла бабушка Маня. Старенькая она, маленькая, к земле гнётся. Семенит, руками всплёскивает, что-то приговаривает.

Девочка заплакала в голос, бабушка беспомощно суетилась за кустами.

Куда ей лезть — сама свалиться может! Вовка ревёт.

— Ни с места! — крикнул Костик Лизе.

Жулька залаял, будто понимал, что к чему, и тоже требовал: ни с места!

Костик взбежал по дороге вверх, вдоль ограды пробрался к кустам на обрыве и стал медленно-медленно, мягко-мягко приближаться к малышке. Лозины гнулись под его рукой, земля подрагивала. Костик сделал несколько шагов и задержался, чтоб передохнуть и волнение перебороть — страшно же падать отсюда. Одно неосторожное движение, и он вместе с девочкой в беду попадёт. Она увидела его и совсем неразумно повела себя — топчется, тянется к Костику, спешит спастись.

— Подожди, а то хуже будет! — остерегает её Костик.

Но мала девчонка, не слушает его. Надо поторапливаться, а опасно! Костик одной рукой за куст взялся, другой приготовился Лизу схватить. Жулька тявкает, точно предупреждает:

— Не робей и головы не теряй!

Костик наступил на выгнутый корень. Тот пружинисто подавался, но держал. Костик, рванувшись всем телом, поймал Лизу за ручонку.

— Полегоньку, полегоньку! — бормотал он.

Лиза поверила в него и подчинилась. Он — назад. Она — за ним. Он — ещё назад. Она — снова за ним. Так и оказались на твёрдом.

Баба Маня бранит Лизу и жалеет её. И грозит Вовке.

Он боится наказания, хнычет внизу.

— Сам лезешь и малышей за собой тянешь! — крикнул Костик Вовке. — Задерживайся тут из-за тебя. Больше дела у меня нет, как твою шкоду исправлять!

Баба Маня поуспокоилась, взглянула на Костика:

— Спасибо тебе! Хороший ты парень, Костик! Парень ты — что надо!

— Да ничего, — сконфуженно сказал Костик и позвал к себе Жульку — пора дальше идти.

Кончились дома на короткой улочке, и начались виноградники. Справа — старый, с большими кустами, растянутыми по проволоке — на шпалерах. Слева — молодой: невысокие светло-зелёные кустики на чёрной земле, совсем маленькие кустики, под ними Жульке еле-еле спрятаться.

Вдоль раскатанной до синевы асфальтированной дороги — огромные белолистки. Они шумят на ветру, раскачиваются, и тени их скользят под ногами. Будто по движущемуся тротуару идёшь.

За виноградниками — колхозный сад. Чистый — ни травинки на земле. В густой листве рдеют яблоки. Синеют сливы. Желтеют ранние груши.

За садом, над заросшей балкой — СТФ. Свинотоварная ферма, на которой мама работает оператором.

Просторно стоят длинные здания — свинарники. Дорогу к ним перекрывает шлагбаум — жердь, покрашенная в белое и чёрное. Под шлагбаумом — неглубокая яма, наполненная коричневатой жижей. А рядом — поперёк пешеходной дорожки — ящик с мокрыми опилками. Вот из будки вышла пожилая женщина в сером халате. В ней Костик узнал соседку — тётю Дусю.

— К матери прибыли, товарищ Герасимов, соскучились? — с усмешкой поинтересовалась тётя Дуся.

— Телеграмму принёс. От сестры, — сдержанно ответил Костик.

— Что ж сестра-то? Агрономом ещё не стала?

— Скоро станет. На последний курс перешла. Завтра приедет. Каникулы ей полагаются…

— А как же! Несомненно полагаются! — подтвердила тётя Дуся. — Вам доступ на ферму разрешается, товарищ Герасимов. Если вы на машине, поезжайте для дезинфекции колёс через яму, если вы пешком — идите через ящик с опилками.

— И Жульке тоже пешком?

— Жульке вход строго воспрещён. Давай его ко мне в будку.

Жулька жалобно заскулил, но всё же пришлось его оставить.

Дороги на ферме залиты асфальтом. Вдоль него — приземистые оградки из тонких труб. В оградках — трава, цветы, молодые деревца — тополя и клёны.

Свинарник, в котором работает мама, последний в первом ряду. Это новое белое кирпичное здание с широкими воротами. Перед воротами дощатая площадка, над которой нависает крытый шифером козырёк.

Слева от ворот — окошко. Костик заглянул в него и увидал маму. Она сидела за столом и писала. На маме тоже был серый халат. Голова повязана синей косынкой. Мама углубилась в работу, и Костик долго смотрел на неё. Так хорошо было смотреть на неё, задумчивую и спокойную. Костик бывал у неё, когда она на старом свинарнике работала. Трудно приходилось ей, редко передышка выпадала — почти всё она и её подруги руками делали…

Позади раздался шум мотора, и Костик отошёл от окна. Самосвал задом подъезжал к воротам в свинарник. Как только он остановился и кузов его стал подниматься, дощатая площадка под козырьком сама собой тоже поднялась. Под ней оказался колодец со скошенными стенами — огромная железная воронка. В эту воронку из кузова самосвала ссыпался корм, будто в пасть гигантского животного.

Самосвал отъехал. Площадка опустилась на место. Костик робко ступил на неё (а вдруг поднимется?), прошёл к двери, постучал.

— Войдите, — пригласила мама.

Мама дописывала строчку и не сразу обернулась.

Костик шагнул в комнату и огляделся.

Обыкновенная комната с обыкновенным столом, с домашней занавеской на окошке, с вешалкой в углу. Под потолком — лампа дневного света. А у стены — высокий и широкий металлический шкаф. Серебристо-серый шкаф с круглыми глазками, горящими красным огнём, и с небольшими блестящими рычажками.

Мама оглянулась и поднялась:

— Что-нибудь случилось?

— Случилось! — бойко заговорил Костик. — Завтра!

— Что — завтра? — встревожилась мама.

Костик протянул маме телеграмму. Пока она молча читала, он вслух произнёс все слова, как бы подсказывая ей.

Мама заулыбалась. С зимы ведь не виделась с Лидой! Она училась в городе Константиновске, в сельскохозяйственном техникуме. А перед тем, как Лида уехала учиться, вернулся из армии Саша, старший брат Костика. До армии Саша учился в строительном техникуме. Мама скучала и ждала, и считала дни до возвращения детей. Никак не могла привыкнуть к разлукам. И хотя Костику вон ещё сколько учиться в школе, мама нет-нет, а грустно скажет: «Придёт время, и тебе в техникум или институт ехать и в армии служить…» А как же — непременно придёт это время! И мама станет скучать по нему, ждать его и улыбаться, получив телеграмму о том, что Костик едет домой.

Мама села на стул, положила руки на колени:

— До завтра уж недолго, потерпим!

А Костик на шкаф уставился: один глазок вдруг погас, немного погодя погас второй, а первый зажёгся, и огонёк в нём переливался, то темнея, то светлея.

— Чего это он? — озабоченно спросил Костик.

— Кто? — мама не сразу поняла. — А-а, это автомат говорит, что в свинарнике жарко и душно, надо вентиляцию включать…

— А что же ты не включаешь?

— Он сам всё сделает!

В шкафу заурчало, защёлкало, глазок бодро сверкнул.

— Слышишь? Всё в порядке, — сказала мама.

— Так он — как робот! — восхитился Костик.

— Он робот и есть…

— Робот? — не поверил Костик. — А где же у него руки, ноги, где голова с лампой на носу?

— Он у нас не для выставки диковинок, — объяснила мама. — Он у нас для работы. Такой нам удобней. Он с делом справляется без рук и без ног. И без головы — за него люди думают. Он делает то, что люди велят, чему люди научат…

— Это я понимаю, — протянул Костик — про роботов он слышал, читал о них и по телевизору смотрел. — А что он здесь делает, кроме вентиляции?

— Корм свиньям даёт. Воду для питья…

Снова замигали огоньки, снова в серебристо-сером брюхе робота заурчало и защёлкало.

— А сейчас что он делает?

— Собирается полы помыть.

— Что? Полы помыть?!

— А как же ты думал, — невозмутимо сказала мама. — Мы привыкли считать свиней грязнулями, а они чистоту любят. И робот для них старается… Идём, покажу…

Вышли из маминого кабинета, и она открыла деревянный люк в стене. В нос ударил резкий запах.

— Всё равно воняет! — скривился Костик.

— Ну, что ж, духами тут мы не брызгаем! Да и незачем — сюда я не захожу, а для свиней этот запах привычен…

— А как же ты за порядком следишь, если не заходишь?

— Так робот обо всем докладывает и сам выполняет программу, которую ему задали! Смотри!

Из труб, проложенных примерно в метре от пола, ударили тонкие струйки воды. Свиньи захрюкали, сбежались в ту сторону, куда струйки не доставали. А вода смывала жидкую грязь, обнажая серый бетонный пол.

— Вот это да! Молодец, робот! — похвалил Костик и спросил: — Чего тебе тут сидеть, если он такой разумный?

— А он разумный, пока я за ним слежу, — ответила мама. — Он нашим человеческим умом умён, нашей силой силён…

Когда пол стал совсем чистым, вода выключилась.

— А ночью? — заинтересовался Костик. — Ночью он как? Ведь ты дома спишь?

— На ночь я ему задание даю. Ночью у него дел меньше, и он сам справляется…

— Хороший у тебя помощник! — одобрительно сказал Костик.

— Ещё какой хороший! — с удовольствием подтвердила мама и вдруг спохватилась: — Время-то идёт, а надо у председателя колхоза машину попросить, чтоб Лиду на станции встретить. Сходи к отцу, пусть он с председателем договорится!

 

3

К свинотоварной ферме примыкает кукурузное поле. Стебли куда выше Костика, длинные узкие листья, зелёные, сочные, шуршат мерно и глухо. Початки пока небольшие, но уже обзавелись пушистыми коричневыми усами-рыльцами.

Прижав Жульку к себе, Костик пошёл напрямик, через кукурузу — так ближе. Было жарко. Сверху припекало солнце. Ветер не продувал кукурузу, и воздух застоялся в ней, густой, душный. Пыльца садилась на потное лицо и шею, щекотала. Эх, сюда бы того робота, что освежает воздух в свинарнике!

Жулька норовил выскользнуть, но Костик был начеку: выпустишь пёсика, потом ищи-свищи его в этих зарослях!

Идти было нелегко: кукуруза мешала, рыхлая земля под ногами осыпалась, поле наклонное — идёшь вверх. Костик терпел, переносил жару, превозмогал усталость. И за своё терпение был вознаграждён: кончилось кукурузное поле, и за канавой началось клеверище. Что за красота открылась Костику! Бархатно-зелёное, будто напитанное лиловым дымом, поле стлалось до лесополосы. От него веяло свежестью, и Костик шёл по нему, шёл по глубокой и мягкой траве, и она ласкала его ноги. Лечь бы, понежиться тут, но времени нет! И Костик прибавил ходу, дошагал до лесополосы. Из-за неё слышался гул моторов.

Костик нырнул в лесополосу, в плотную тень молодых, стоявших плечом в плечо дубков и вынырнул на другой стороне, залитой обильным светом.

Просторное поле желтело под синим небом. По жёлтому тянулись почти белые полосы валков сухого скошенного хлеба.

На поле работали три комбайна. Они двигались косым строем, точно половинка журавлиного клина. Два комбайна совсем красные, а третий, что побольше, тоже красный, но кабина у него светло-жёлтая. Это и есть самый новый в колхозе комбайн «Колос». Ведёт его папа — ему дали «Колос» потому, что он — лучший механизатор колхоза.

Комбайны были далеко. Над каждым клубилось золотистое облако пыли и половы. Красиво, когда со стороны смотришь, а попасть в то облако неприятно: полова лезет в глаза, в уши, в нос, забивается за воротник, и кожа начинает зудеть. А тут ещё жара! И работа от зари до зари — сильным человеком надо быть, чтобы отлично работать. А папа сильнее всех — он лучше всех работает!

Комбайны шли медленно. Папа рассказывал, что приходится убирать хлеб на первой, пониженной скорости: урожай такой богатый — не разгонишься. Надо не спеша подбирать и обмолачивать валки, чтоб ни одно выращенное зёрнышко не пропало. Это и шофёры понимают: стоит комбайну притормозить и засвистеть, как грузовик мчится через поле скорее забрать хлеб и отвезти на элеватор.

Жулька ёрзал в руках, просил пустить его на землю.

— Погоди, ещё набегаешься. Давай подумаем, как пройти по полю, чтобы не разминуться с комбайном моего папы!

Пока Костик прикидывал, как пройти, из-за лесополосы выехал мотороллер с алюминиевым кузовом-будочкой. Остановился невдалеке от Костика, в тени возле бочки с водой. Водитель откинул боковые стенки кузова, и мотороллер превратился в странную птицу с широкими прямоугольными крыльями.

Костик подошёл поближе — интересно ведь!

В кузове мотороллера стояли термосы с едой, короб с хлебом, ящичек с ложками и вилками. Водитель помыл руки, надел белую куртку и превратился в повара.

— Ты чей? — спросил водитель-повар.

— Герасимов.

— Виктора Максимовича сын, стало быть? По делу, надо полагать?

— По делу…

— Так давай ждать вместе.

Костик помог повару-водителю расставить возле крыльев-столов складные стульчики, такие, как в детском саду, только побольше.

Жулька давно учуял еду и вертелся вокруг мотороллера.

— Проголодался, поди? — спросил повар-водитель. — Пора, время обеденное. Сейчас мы тебе косточку выдадим.

Схватив кость, Жулька забрался под один из стульчиков и захрустел там, довольно урча.

— Посидим пока, — пригласил повар-водитель Костика и, как взрослому, пожаловался: — У меня график — я должен точно в срок накормить механизаторов. А они, видишь, не спешат в мою столовую, всё подбирают валки. Верно, летний день год кормит, но ведь машина без заправки — не машина, и голодный механизатор — не работник. Понимают они, не могут не понимать, а с поля их не вытянешь!..

Комбайны и вправду не спешили — проплывали по дальнему краю поля.

Немало времени прошло, пока комбайны развернулись и стали приближаться к передвижной столовой — подбирали валки пшеницы на ближнем краю поля. Не заглушая моторов, остановились напротив. Комбайнеры уступили место штурвальным и отправились обедать. Все они одинаково крепки, одинаково одеты в синие комбинезоны, одинаково загорели. Но Костик сразу узнал отца. И не потому, что он выше других ростом, а потому, что на лбу у него нет очков-консервов и ни пылинки на нём, будто только что из дому вышел. А два его товарища запылены — одни зубы белеют и светлая кожа вокруг глаз.

— Ты с чем, сынок? — намыливая руки, спросил отец.

Костик прочитал ему телеграмму, и отец спокойно заметил:

— Придумаем, как быть, придумаем… А сейчас — за стол!

Никогда ничего подобного Костик не едал! Уж какая бабушка искусница варить борщи и каши, но таким она ещё не угощала! Нет, не угощала! Что за борщ яростно дымился перед ним! Красный, как огонь, борщ со сметаной во вместительной алюминиевой миске прямо-таки просился в рот. А на второе — рисовая каша с мясом, душистая и золотистая каша. На третье — по вкусу: хочешь — молока, хочешь — компота, без ограничений. Выпьешь десять стаканов — бери десять. И в жизни ещё не обедал Костик с таким аппетитом, никогда не ел так основательно. Он косился в сторону отца и, как отец, неторопливо подносил ко рту ложку, чтоб ни капли не пролить. Брал хлеб и старался ни крошки не обронить. Он ел с тем же уважением к пище, с каким ел отец.

Пока обедали, комбайны почти круг сделали. Отец поднялся, поблагодарил повара-водителя, закурил. Костик сказал спасибо и вылез из-за стола.

— По глазам угадываю твоё желание, — сказал отец Костику.

— Значит, можно?

— Можно, сынок.

— А Жульке?

— Можно и Жульке!

Костик подхватил Жульку и пошёл за отцом по жёсткой стерне, по серой сухой земле, подарившей такой замечательный урожай. Пахло хлебом, нагретыми травами и мёдом.

Отец рассчитал точно — подоспели к неубранным валкам в тот момент, когда комбайны притормозили. Штурвальные пошли обедать.

Комбайн «Колос» — громадина. На старых комбайнах — один бункер, на «Колосе» — два. На старых комбайнах — открытая площадка под лёгким навесиком, а на «Колосе» — кабина для механизатора. Застеклённая. И стекло прикрыто от солнца металлическими щитками-жалюзи. На гармошку похоже. Под крышей кабины два выпуклых глаза, как у лунохода. Только этими «глазами» не смотрят, через них в кабину подаётся свежий воздух.

— Полезай, — разрешил отец.

Костик поднимался как-то на прежний комбайн отца — поднимался по стремянке, сделанной из железных прутьев. Без помощи по такой не взберёшься — неудобная. А тут — ступени. Костик сам поднялся по ним и оказался на мостике. Слева — дверца в кабину, справа — пышет жаром работающий мотор. Жульке боязно — прижался к Костику.

Отец вошёл в кабину, сел в мягкое пружинистое кресло. Костик стал у него за спиной. У отца тут, как в самолёте: приборы со стрелками, рычажки. Приборная доска того же серебристо-серого цвета, как шкаф-робот на ферме у мамы. И аптечка с красным крестом есть! И радиотелефон!

Незаметно для Костика комбайн двинулся по валку. Руки отца лежали на баранке, большие и сильные руки, и стоило им чуть шевельнуться, как комбайн подчинялся им — шёл быстрее или тише, мягче. Пыль клубилась за стеклом и не попадала в кабину. Ровно работали вентиляторы: меняли воздух, выгоняли жару.

По бокам кабины — два продолговатых тёмных окошка. Костик заглянул в одно, а отец тронул рычажок, и за стеклом вспыхнул свет. Оказывается, бункеры освещаются, и можно посмотреть, хорошо ли идёт зерно, чистое ли, много ли его — не пора выгружать?

Чем дальше, тем с большей натугой шёл комбайн. Отец придавил кнопку сигнала на баранке, комбайн подал голос, и через поле навстречу помчался грузовик — спешил и тоже сигналил: «Слышу, лечу!»

Грузовик подкатил под рукав, и в кузов толстой струёй полилось тяжёлое зерно — хлеб, убранный отцом.

Отец всегда намолачивал хлеба больше всех в колхозе, а теперь на новом комбайне — ещё больше.

Костик стоял за спиной отца, держал притихшего Жульку, а внизу были серая земля, жёлтая стерня, разлинованная почти белыми валками, и зелёные лесополосы, что защищают поля от знойных ветров.

Отец вёл огромную машину и добывал хлеб — так, наверное, бережно добывают золото. Грузовик подставляет кузов, и отец наполняет его хлебом: бери, вези на элеватор! А по дороге приближается другой грузовик — и его кузов отец наполнит хлебом!..

Отец вёл машину, добывал хлеб и посматривал на край неба над лесополосой. Там, едва заметные, обозначились сизые тонкие тучки.

— Дует с моря, нанесёт их неладных, — сердится отец.

В разное время по-разному относится отец к дождям. Когда зацветают сады, он — против дождей. Когда заканчивается сев, он — за дожди. Когда начинается жатва — снова против дождей. Теперь суховея нечего бояться — хлеб созрел, а дождя боится — помешает жатве.

Под сизыми тучками видны тонкие нарядные пряди. Отца они злят:

— Где-то уж поливают! Чтоб они попересыхали!

Костик тоже начинает злиться на дальний дождь — в эту пору он хлеборобам ни к чему!

Между тем отец бросил взгляд на часы, снял с рычага радиотелефона трубку и сказал в неё:

— «Сокол-1»! «Сокол-1»! Отвечайте… Я — «Сокол-6»! Я — «Сокол-6»!

В трубке затрещало, и высокий голос отозвался:

— Я — «Сокол-2»!.. «Сокол-1» уехал на элеватор!.. Что вам нужно?

— Спасибо! — ответил отец. — Мне нужен только «Сокол-1»!

Отец положил трубку и объяснил Костику:

— Председатель на элеваторе. Со мной говорил диспетчер колхоза… Ты вот что сделай: иди в станицу, где клуб строится, найди нашего Сашу и попроси его поговорить с председателем, как только тот появится в правлении. А я тут по радиотелефону постараюсь переговорить. Так будет надежней… Ты справишься?

— Справлюсь, — заверил Костик.

«Колос» поравнялся с тем местом, где была «столовая» — она уже укатила. Штурвальные ждали комбайнов. Отец затормозил, Костик с Жулькой сошёл на стерню.

 

4

В станицу возвращались другим путём, чтоб побыстрее попасть на центральную площадь, где правление колхоза, где среди деревьев парка строится клуб. Пошли вдоль лесополосы, по блестящей, хорошо наезженной колее, а потом волнистым скатом. Внизу — глубокое русло Убегая, а дальше, на возвышении, — окраинные дома станицы.

Жулька держался впереди. Опустив голову, он семенил по траве, иногда пропадал в гуще — лишь хвост ходил ходуном, сбивая высохшие головки цветов.

Разбросанные по скату, зеленели островки кустарника.

По цвету Костик даже издали узнавал, что там, на островках. Потемнее — держи-дерево, посветлее — кизил. Между островками трава сочнее, чем на открытом месте. Ярко цветёт колючий чертополох.

На прямо вскинутых ветвях кизила розовеют продолговатые плоды. Им ещё зреть и зреть. Пожалуй, перед самым учебным годом, не раньше, можно прийти сюда и набрать ведёрко кизила.

Близко застрекотала сорока: кого-то предупреждала о появлении посторонних. В траве зашуршала ящерица, Жулька бросился вдогон.

— Назад! Жулька, кому говорю!

Увлечённый охотой, Жулька не слышал Костика, а может, сделал вид, что не слышит. Костик вслед за ним юркнул под куст и повис — в рубашку вцепилось держи-дерево.

Жулька потерял след и громко лаял, наверное, хотел обмануть ящерицу: мол, вижу тебя, вылезай, всё равно не скроешься!

Костик дал задний ход и с трудом выбрался из объятий держи-дерева. Кожа на руках и спине горела — исцарапался.

— Жулька, как тебе не стыдно! Неладный ты, Жулька! — корил Костик друга.

Тот понял, что нехорошо поступил — вылез из-под куста, лёг, покорно ожидая наказания.

— Ладно, на этот раз прощаю, — сказал Костик. — В другой раз не смей своевольничать. Пошли!

Жулька послушно брёл за Костиком, его не привлекла даже большая белая бабочка, трепыхавшая над травой.

Жара спадала. Потянуло влажным ветром, край неба всё больше заволакивало тучами. Темнее и гуще становились нити, связавшие на горизонте землю с тучами. Ветер принёс слабую прохладу и мог пригнать дождь.

«Не ко времени он, — с досадой подумал Костик. — Хоть бы стороной прошёл. На леса далёкие-далёкие пролился бы, на горы…»

А он был недалеко, этот нежеланный дождь. Где-то там, где начинался Убегай, дождь уже шёл. Костик и Жулька подошли к речке — воды в ней заметно прибавилось. Моста в этом месте не было, речку переходили по камням. Теперь камни заливало. Они едва виднелись из-под воды. Рискованно скакать по ним — поскользнёшься. А прямо по воде идти страшновато — течение быстрое, воды много, потоком может с ног сбить. Что же делать? Если в обход направиться, много времени уйдёт. Надо перебираться здесь. Что он — трус какой? Что — не решится он? Перед Жулькой стыдно за эти колебания. Вперёд, Костик Герасимов! Поудобнее обхватив одной рукой Жульку, другой, с сандалиями, балансируя, Костик ступил в речку. Поток бил по ногам, пенился и шумел. С каждым шагом речка становилась глубже. Вернуться? Но уже середина Убегая. Вода — по пояс. Костик стоял, не решаясь шевельнуться. Казалось, любой шаг — назад ли, вперёд ли — опасен: потеряешь равновесие, шлёпнешься в воду и понесёт она, стукая о камни. И никого на берегах, не от кого ждать помощи.

Пёс едва слышно скулил, тыкался мордочкой Костику в шею — Жулька боялся, Жулька ждал спасения от Костика. И Костик переборол страх: он делал маленькие шажки, совсем маленькие, но каждый такой шажок вёл к берегу, что впереди. Прежде чем опустить ногу, Костик ощупывал дно. А опустив ногу, ждал — не вымывает ли из-под неё камней? Только затем он переносил на эту ногу всю тяжесть своего тела и поднимал другую. Хотелось побыстрее перейти речку, но Костик сдерживал себя: он не только себя спасал, но и своего друга Жульку, маленького, неуклюжего, напуганного и доверчивого друга!

Шажок!.. Ещё шажок! Ещё один шажок!..

Берег!

Костик вышел на сухое и сел, усталый, взволнованный и обрадованный. Не сдрейфил! Не повернул назад, а пошёл напрямик! Сам спасся и друга спас!

Жулька тоже радовался — прыгал на руках, лизал Костика в подбородок: хвалил и благодарил друга, смелого и верного друга Костика.

С одежды текло, под Костиком образовалась лужа. Он поднялся, осмотрелся: где укромный уголок найти? В нескольких шагах от берега, на подъёме, перед старым покосившимся плетнём густо росла бузина. Кое-где её повредили свиньи, сделали проходы, повалив стебли и разрыв землю, — искали, что бы поесть. По одному из проходов Костик забрался в глубину зарослей. Запах бузины — до головокружения, но куда денешься? Он снял с себя всё, выжал и развесил на кустах, чтоб хоть слегка просохло.

Жулька норовил удрать, но Костик держал его, убеждая:

— Заблудишься, непутёвый, или на кабана наскочишь. Покусает он тебя, наплачешься.

За разговором и время быстрее летит и не так жутко: по верхушкам кустов ходит ветер, таинственно шумит. Как в джунглях. Костик в джунглях не бывал, но представляет, что так же шуршит бамбук, когда к водопою пробирается тигр…

Часов у Костика нет, но потому, что солнце еще высоко, он определил, что сидел в зарослях недолго. Можно было одеваться — что не совсем высохло, на нём досохнет.

Пока дошагал до центра станицы, одежда просохла, а от страха, пережитого на стремнине Убегая, и следа не осталось.

Центр станицы — это большая площадь с памятником Ленину, окружённым цветником и ёлочками.

По сторонам площади стоят здания сельского Совета, правления колхоза, магазина, кафе «Встреча». На площадь выходит и станичный парк. В глубине парка строится новый Дом культуры. Стены уже возведены — на самой высокой бьётся красный флажок.

Огромный будет Дом культуры — самое видное здание на площади. Да и во всей станице, если не считать средней школы, в которой учится Костик. Три этажа новой школы растянулись на квартал — от угла до угла.

Саша, брат Костика, работает в колхозе прорабом — производителем работ, если полностью сказать. Отец называет его начальником строительства. Саша обычно возражает, но не может скрыть, что ему приятно это слышать.

Костик легко нашёл Сашу — он стоял наверху с рабочими и что-то показывал им на чертеже.

Костик помахал развёрнутой телеграммой. Саша заметил и движением руки позвал: поднимайся сюда! Это была удача. Костик уверен был, что Саша велит подождать внизу и придётся потом просить разрешения полазить по этажам. Жулька встал на задние лапы, упираясь передними в колени Костика: возьми меня, друг! Схватив Жульку, Костик кинулся к лесам.

Леса — длинные деревянные мостки, приделанные к стенам. С мостка на мосток ведут наклонные переходы с поперечными планками, чтоб удобнее ступать. Мостки и переходы ограждены перильцами. Вроде бы гигантскую этажерку, полки которой связаны лестницами, приставили к стене здания. На первую полку этой этажерки Костик вбежал смело и быстро. По пути на вторую почудилось, что этажерка подрагивает. А вдруг повалится? Или рассыплется на доски и брёвнышки? До земли лететь далеко! Снизу казалось, что второй этаж — вот он, рукой достать, а сверху глянешь — жуть берёт. За перильца браться боязно — шаткие! Костик, едва не прижимаясь к стене, медленно пошёл дальше.

А вылез наверх, посмотрел по сторонам и ахнул: ну и вид же открылся! Вся станица перед глазами — дома, сады, школа. Поля за станицей видны, виноградники, дороги, по которым мчатся автомашины. За ними — огромные пыльные хвосты, будто не грузовики, а кометы торопятся к элеватору! Лесополосы зелёными заслонами протянулись. И дождевые тучи на краю неба. Они движутся вдоль горизонта, значит, обойдут станицу и поля, уплывут к горам, значит, не помешают отцу убирать хлеб!

Бетонные плиты перекрытия устойчивы — идёшь, как по земле. Пошагал к группе, в которой стоял брат. Жулька вертелся на руках, побегать хотел. Костик не разрешил ему — может, несмышлёныш, сорваться!

Саша говорил о непонятном. А в чертёж заглянуть не удавалось — рабочие загораживали, и ветер норовил смять лист, и Саша заслонял его собой.

Поговорив с рабочими, Саша сложил чертёж.

— Ну, что там у тебя?

Узнав, в чём дело, солидно сказал:

— Сейчас председателя и в правлении поймать нелегко. Разве что вечером — на наряде… Но о машине договорюсь.

Костик слушал брата и разглядывал уголок чертежа, да разве что поймёшь по уголку.

— Любопытно? — спросил Саша, перехватив взгляд Костика. — Минутку уделить смогу…

Громко, точно к нему экскурсия пришла, Саша рассказал, что в Доме культуры будут зрительный зал на четыреста пятьдесят мест, спортивный зал, библиотека, комнаты для художественной самодеятельности, кабинеты для музыкальной школы, для фотокружка, для изостудии, а возле Дома культуры — открытый плавательный бассейн-лягушатник для малышей.

— Ты успеешь ещё поплескаться в нём — построим, пока ты маленький, — пообещал Саша.

Костик не считал себя маленьким, но не обиделся — соблазнительно побарахтаться в бассейне.

В это время к строительной площадке подъехала «Волга». Председатель, рослый, грузный, выбрался из неё и поманил Сашу: дескать, слезай-ка с верхотуры!

Саша начал быстро спускаться. Костик — следом. Он шёл и гордился собой: он поднялся наверх, а председатель не решился!

Председатель спросил Сашу — не нужно ли чего для стройки. Саша перечислил, загибая пальцы, председатель кивал головой: обеспечим.

Разговор о стройке закончился, и Саша показал председателю телеграмму.

— Встретить надо, — сказал председатель. — Лида — наш будущий садовод, как не уважить её!.. Свободных машин, сам понимаешь, у меня нет. Я попрошу водителей, что возят хлеб на элеватор: Лиду встретят и доставят домой в кабине. Не обидится, думаю, у нас — жатва.

— Не обидится, — сказал Саша.

— Ну, а ты на кого выучишься? — обратился председатель к Костику. — Если, допустим, в космонавты пойдёшь, ко мне не обращайся — машины не дам, пешком ходи по земле.

А если на инженера-электрика, или на музыкального руководителя, или на ветврача, то я за тобой на станцию свою «Волгу» вышлю. Даю слово! Договорились?

Костик не знал, что ответить: он ещё не решил, кем станет. Можно и космонавтом, и инженером, и оператором на ферме, как мама, и комбайнером, как папа, и строителем, как Саша. Разве просто решить?

— Ты подумай, а потом поделись со мной, — сказал председатель, садясь в машину.

— Подумаю, — произнёс Костик.

Костик солидно вышагивал по улице. Жулька бежал впереди. Бабушкино задание Костик выполнил. Под обрывом и на речке не сплоховал. Если обо всём этом узнает бабушка, непременно похвалит:

— Ты, Костик, парень — что надо!

Только как ей об этом расскажешь? Неудобно самому о себе. Жаль, что Жулька, толковый пёсик, не умеет говорить по-нашему, по-людски.