Сергей надеялся, что отец вернет украденное, и ключ от погреба снова заболтается на гвоздике в сенцах. Но ключа не было ни на гвоздике, ни под накомодником.

Гиблое время война.

— Ты чего такой!? — дернул Петька Сергея за рукав, когда тот, ни на кого не глядя, протискивался за парту.

«Сказать или не сказать? Может, посоветует что. Друг, как-никак».

На перемене, не сговариваясь, оба потянулись в коридор, заняли свободный угол, Сергей выдавил улыбку, щелкнул по носу любопытного первоклашку, потоптался, не зная, с чего начать, черкнул ребром ладони по горлу.

— Вот так запутался я. Павлик Морозов знал, что делать, я не знаю: там были кулаки, здесь — директор элеватора да еще и отец родной.

С полуслова все понял Петька, догадливый хлопец. Уж до того догадливый…

— А ты в милицию шепни…

— А если его… — Сергей смастерил из пальцев решетку.

— Могут посадить, могут и не посадить… Смотри — отец твой, сам и решай, что делать. Вообще-то Илья Анисимович не плохой дядька…

«Юлит Петька, юлит: то в милицию советует заявить, то не плохой. Хороший. Пшеницу ворует, из-за стола его выгнал. Ни самолюбия, ни принципа у человека, — погрустнел Сергей. Всегда грустно становится, когда чувствуешь, что теряется дружба. — Да, разные мы с тобой, Петька, разные. А в природе нет ничего абсолютно одинакового»..

— Ты понимаешь, он ведь всю жизнь твердил мне: Сережка, не тронь чужого; Сергей, не твое — перешагни; сын, люди должны жить честно. — Он притянул Петьку за крученый поясок ближе к себе, пооглядывался. — Помнишь, осенью-то картошку приносили?

— Ну?

— Заставил обратно оттащить.

— А ты?

— Отнес.

— В поле?

— Да.

Петька приставил ладонь ко лбу, повернул ее и свистнул:

— Шевельнутый ты парень, Сергей; поле — вон где, наша избушка — рядом. Отсиделся бы…

— Ну, так ты что мне посоветуешь? — переспросил он Петьку.

— Смотри сам. Твой отец.

* * *

Отзанимались. Добрели до перекрестка, с которого они по домам расходятся. Герка с Витькой свернули направо, Петька — налево, Сергей — никуда. Остановился посреди улицы, тискает отцовский портфель. Петька тоже приостановился.

— Ты уж не прямо ли?

Сергей кивнул.

— В милицию?

Опять кивнул. Голова кивает, ноги не идут. Вот оно что такое, земное притяжение, оказывается.

В милицию как войдешь — загородка сразу. В загородке два милиционера. На погонах лычки, на кителях нашивки за ранения. Лычки желтые, нашивки красные. У другого наоборот.

— Тебе, паренек, чего?

— Мне? Мне начальника.

— Нам не доверяешь? Что ж, проводи его, Соболев, к Павлу Ивановичу.

«Ну уж и Павел Иванович. Года на три постарше меня и — лейтенант. Орден Отечественной войны, гляди-ка, успел заслужить».

— Докладывай, Соболев. За что ты его задержал?

— Да нет, товарищ лейтенант, он сам пожаловал.

— Слушаю вас, молодой человек.

Сергей потоптался, снял кепку зачем-то, снова надел.

— С чего начинать?

— Начните с фамилии. Смелее, смелее. Как фамилия-то?

— Моя или отцова. Лейтенант рассмеялся:

— Разве у вас с отцом разные фамилии?

— Нет. Демаревы оба.

— Случайно, не сын Ильи Анисимовича? — нагнулся к нему сержант.

— Сын.

— Сынок директора элеватора, Павел Иванович.

— Соболев! Выйди. Продолжайте, гражданин Демарев.