Каменный Пояс, 1982

Егоров Николай Михайлович

Татьяничева Людмила

Карим Мустай

Шанбатуев Михаил

Львов Михаил

Куницын Александр

Николай Терешко

Низовой Иван

Медведенко Андрей

Спектор Владимир

Литвинова Татьяна

Андреев Анатолий

Бондаренко Олена

Васильцов Анатолий

Зыков Юрий

Курбатов Владимир

Харьковский Владимир

Овчинникова Людмила

Поляков Сергей

Чурилин Владимир

Скребков Василий

Дышаленкова Римма

Новиков Леонид

Закирова Лилия

Егоров Владимир

Павлов Александр

Расторгуев Андрей

Уханов Иван

Макаров Ким

Еловских Василий

Верзаков Николай

Кузнецов Валерий

Бурцев Александр

Хомутов Геннадий

Трефилов Владислав

Малов Иван

Пшеничников Владимир

Юдина Антонина

Рузавина Валентина

Петров Виктор

Рафиков Басыр

Шагалеев Рамазан

Гараева Салисэ

Кашапов Газиз

Дмитрин Геннадий

Короткий Владимир

Баруздин Сергей

Преображенская Лидия

Гальцева Лидия

ОДНА СУДЬБА

 

 

МАГНИТОГОРСК: ИМЕНИ БОРИСА РУЧЬЕВА
Н. Кондратковская,

член Союза писателей,

Литературное объединение имени Бориса Ручьева всего лишь на год моложе своего города, так что творческое становление его первых поэтов и прозаиков происходило в котлованах, на строительных лесах будущего гиганта отечественной индустрии. Первые из первых певцов Магнитки — Борис Ручьев, Василий Макаров, Александр Ворошилов, Александр Авдеенко, Михаил Люгарин, Яков Вохменцев, Александр Лозневой, Марк Гроссман — заложили те добрые традиции, которые свято поддерживаются многими поколениями литераторов Магнитогорска.
руководитель литературного объединения

Ежегодно в один из «литературных вторников» (так называют они свои занятия) объединенцы приходят в музей-квартиру Бориса Ручьева: старые фотографии, журналы, некогда издававшиеся в Магнитогорске, книги их предшественников — все это убеждает в том, что литераторы Магнитки всегда черпали вдохновение в гуще рабочей жизни.
имени Бориса Ручьева г. Магнитогорска

Трудно предсказать, для кого из нынешнего поколения литературного объединения поэзия станет судьбой, но ясно одно — и для них главным источником творческой мысли есть и будет труд.

 

ВЛАДИМИР ЧУРИЛИН

♦♦♦

Я шел в огонь,

Он зубы свои скалил,

Ему, видать, понравилась игра.

А город спал, морозен и хрустален,

И ничего не ведал до утра.

Гостеприимно выстроились стены,

Спешил в тепло усталый человек,

А я стоял у дымного мартена,

Тяжелый пот отряхивая с век.

Мне в эту ночь то плакалось, то пелось,

Гудела сталь в оплавленном ковше,

И ничего так страшно не хотелось,

Как устоять на этом рубеже.

 

ВАСИЛИЙ СКРЕБКОВ

♦♦♦

Полвека шумит мой завод многотрубный.

Здесь реки стальные начало берут,

И тем я горжусь, что достался мне трудный,

Но очень уж нужный для Родины труд.

Пусть жаром печет и вздуваются вены,

Но большего счастия нет для меня —

Быть сыном Магнитки, стоять у мартена

И чувствовать сердцем дыханье огня.

Горячей работой нельзя не гордиться,

Я возле металла душою окреп

И каждому низко готов поклониться,

Кто честным трудом заработал свой хлеб.

ЛЕСОРУБЫ

Мы в бору бригадой жили,

Строевой валили лес.

Нас наотмашь ливни били

С громыхающих небес.

Комариным звоном пела

Зауральская жара,

И спина деревенела

В этом пекле до утра.

Сам старшой дивился зычно:

— Наворочали ж мы дур! —

И заканчивал обычно:

— Баста, братцы! Перекур!

Все лежали и дымили,

Передышку дав рукам,

А над нами сосны плыли

По белесым облакам.

Ни один меня в бригаде

Не обидел, не ругнул —

Понимали: хлеба ради

С малых лет я спину гнул.

Оттого на равных взяли,

Хоть и был почти малец,

Что геройской смертью пали

Старший брат мой и отец…

Кончен день. Старшой солидно

Говорил: «На стан пора», —

И, меня жалея, видно,

Кто-то нес два топора.

После ужина курили,

Заводили разговор

И про то, как немца били,

И про то, как немец пер,

Про находчивость солдата,

Про чужой, постылый край,

Да просили Федьку-хвата,

Побасенку, мол, поддай.

Взрывы хохота летели

В остывающую синь.

Мужики едва хрипели:

— Ну и Федька, сук-кин сын!

Разговор кружился птицей

В свете гаснущего дня.

Сон морил, и тихо лица

Уплывали от меня.

Может, в эти перегрузки,

В дни усталости до слез

Всей душою к людям русским

Я, как деревце, прирос,

И за все, что я имею,

Перед ними я в долгу

И, наверно, жизнью всею

Рассчитаться не смогу.

 

РИММА ДЫШАЛЕНКОВА

ГОРНОВОЙ

Чугун похож, конечно, на дракона,

Когда дыхнет из каменного горна

Огнем и серой, звездами и мглой,

И лишь глаза прикроет горновой,

И кажется — качнулась даже домна;

Пошел чугун, коварный и упорный,

Когтями жидкими нащупывая путь,

Уже готовый в сторону плеснуть.

А горновой над струями слепыми,

Как дрессировщик с прутьями стальными…

Ползет чугун, свивает два кольца,

Гудит, брезгливо сплевывает шлаки,

А горновой, как под броней, под шляпой,

И пот ручьем с прекрасного лица.

О, как чисты два этих существа,

Две силы, непохожих друг на друга,

Две воли, где ни боли, ни испуга,

А на победу равные права!

Иди, чугун, волшебный рудный зверь,

Послушный, золотой и полновесный.

Твоей красой, как благородной песней,

Вновь человек наполнился теперь.

 

ЛЕОНИД НОВИКОВ

ЗАВОДСКИЕ ДЕРЕВЬЯ

Под потоками дыма и пара,

Как солдаты, построившись в ряд,

Не боясь ни жары, ни угара,

Заводские деревья стоят.

Их не скоро и осень иссушит,

Лето полностью им отдалось.

Видно, в их деревянные души

Много силы железной влилось!

 

ЛИЛИЯ ЗАКИРОВА

♦♦♦

С закатом солнца вышла за холмы —

Костерный дым по лугу расстилался.

Вставал едва приметный круг луны,

И сонно перелесок улыбался.

Не розам, а ромашкам полевым

Соловушко готовил серенады,

Не ожидал пленительной награды

И, может, этим был неповторим.

 

ВЛАДИМИР ЕГОРОВ

♦♦♦

Чаек стон.

Волна соленая.

Опустел в заливе пляж…

Осень,

ветром оголенная,

Уронила желтый плащ.

Что поделать?

Осень, осень…

Вышел отпуск мой.

Пора!

Надо мною неба проседь

И Магнитная гора.

Там, зарю взвалив на плечи,

Домны выстроились в ряд,

А мартеновские печи

Вечным пламенем горят!

Намагнитился я, что ли?

Ох, Магнитная гора!

Лишь уеду —

и до боли

Бьется сердце,

как в неволе

Не помогут доктора.

♦♦♦

Стынет лунная дорога,

Звезды падают в рассвет,

И снежинки-недотроги

Заметают звездный след.

И встает, как из берлоги,

Солнце сонное в горах.

Голубая даль дороги

Розовеет на глазах.

Розовеют сосны, ели…

Розовеет водоем.

Дочь, и та — порозовела.

Значит,

правильно живем!

 

АЛЕКСАНДР ПАВЛОВ

РАЗДУМЬЯ В ЦЕХЕ

Где откровенен в тяжести металл,

немая боль моя не стала глуше…

А я-то, брат, наивно полагал —

к железу встану, успокою душу.

Мол, отцвела беда — и с глаз долой.

Стена прочна, и пламя непорочно…

Но отчего же на душе непрочно,

и зреет горький плод над головой?

Ошибки бесконечные мои…

Повинны вы в прозрении целебном:

я знаю, как железо пахнет хлебом

и почему безжалостны ручьи

к сугробам рыхлым…

Ко всему ревную

покой, достаток, искренних друзей…

В реке не стало золотых язей —

к верховьям подались, в свою родную

живую заводь…

Высохла она.

А я сегодня отправляюсь в детство…

Сверши-ка, память, колдовское действо

и прорасти, как солод, семена

моих воспоминаний, где ошибки

всего лишь были шишками на лбу.

Благослови на светлую судьбу,

за женщин грустных наказуй не шибко.

Беда — бедою,

а добро — добром…

Но все же есть великая основа:

коль за молчанье платишь серебром,

то самым чистым золотом — за слово.

 

АНДРЕИ РАСТОРГУЕВ

♦♦♦

Я, не раздумывая, жгу черновики,

Они сгорают медленно и тихо.

Как пыль дорог, ложится на ботинки

Огарок недописанной строки.

Из желтых листьев лета не сложить,

Из пепла не создать стихотворений.

Осенний город в пелене сомнений

Глаза неярких фонарей смежил…

А проблеск недописанной строки

В осеннем дыме возникает снова.

Но горький запах вновь приносит слово,

Из-за которого я жгу черновики.

И строки растворяются в огне,

Неяркое тепло совсем остыло.

Сгорает на бумаге слово «было»,

А слово «будет» греется во мне.