Глава 1

1

Издали эта ничем не примечательная череда повозок выглядела обыкновенным крестьянским обозом. Причем, этот обоз очень походил на те обозы, которые формировались крестьянами той или иной белорусской деревушки для поездки в город на продажу продуктов со своих огородов на воскресной ярмарке в ближайшем городке. Обычно несколько соседей сговаривались между собой, и загружали подводу своей картошкой, морковью, луком, капустой и свеклой, или же молоком, сметаной, сливками и маслом. Они нанимали человека, способного торговаться за каждое яйцо или пучок зеленого лука, на этой подводе с продуктами отправляли его в город. К одной подводе присоединялись подводы с других дворов, и вот уже небольшой обоз покидал одну деревушку и по большаку уезжал рано утром в город. Вот один из таких крестьянских обозов сейчас двигался по белорусской дороге, осторожно объезжая особо крутые ухабы, глубокие рытвины и канавы, которыми были густо усеяны белорусские большаки за пределами крупных городов и сел.

Этот же обоз двигался по большаку не так прытко, как обычно двигались продуктовые обозы, он явно не спешил в город на открытие воскресной ярмарки! Во-первых, он придерживался гораздо меньшей скорости в этом своем движении по большаку, осторожно проходя один километр за другим. Во-вторых, судя по наличию народа, этот обоз не был продуктовым, так как на подводах сидело уж слишком много деревенских мужиков. Их было примерно тридцать — сорок мужиков, они ехали на семи подводах. Да и на подводах эти мужики сидели несколько не так, как обычно сидят русские или белорусы на своих подводах. Эти же мужики сидели ровными и аккуратными рядами, спинами друг к другу. Мужики в каждом таком ряду вполголоса между собой разговаривали, они много курили, пряча сигареты или папиросы в кулаках своих рук, осторожно и как-то исподлобья посматривая по сторонам. Словом эти мужики не вели себя так раздолбанно, как русские или белорусы, когда их задушевные беседы больше походили на боевые переклички перед кулачными боями!

Временами до Ивана Фролова, лежавшего в небольшом окопчике, вырытом в придорожном кустарнике, доносился ровный смех этих мужиков. Этот смех явно не был задушевным, а был каким-то деланный. Доносились также отдельные слова, выхваченные из мужицких разговоров. Но почему-то эти слова произносились с немецким акцентом и на немецком языке. А смех же этих простоватых мужиков почему-то походил на размеренный и вымеренный хохот прусских солдат! Подводы, лошади, мужики и их верхняя одежда были, разумеется, белорусскими, правда, следует обязательно упомянуть о том, что большинство этих мужиков была одета в красноармейскую форму. Но и это было неудивительным, ведь, с момента появления в этих краях Красной армии, то красноармейская форма как бы сама собой превратилась в повседневную рабочую одежду белорусского мужика!

Но вот то, что сейчас курили эти белорусские мужики, обязательно должно было привлечь к себе внимание чересчур уж любопытных глаз со стороны. Ведь, в большинстве своем белорусы или русские в этих местах сигарет вообще не курили, а если и курили, то в основном только русские папиросы. Но дорогим московским папиросам местные крестьяне предпочитали домашний самосад, который рос в мужицком огороде за домом. Накрошишь такого доморощенного табачку на клочок газетки, завернешь себе козью ножку из этой самой газетенки, и покуриваешь ее, пока тебя не начало тошнить! Разумеется, с приходом Красной армии в их края Западной Белоруссии крестьяне начали баловаться и московскими папиросами, но этого добра здесь не хватало. Московские папиросы были или слишком дорогими, или в магазинах их по месяцам не бывало! Может быть, по этим причинам эти простые белорусские мужики, что сейчас беседовали на немецком языке, вовсю раскуривали тощие немецкие армейские сигареты с фильтром или без фильтра, которых здесь с огнем нельзя было найти!

Вчерашняя встреча и беседы, проведенные с руководством местного НКВД, Ивану Фролову многое разъяснило по поводу событий, происходивших в Лидской области накануне и в самые первые часы только что начавшейся войны. По крайней мере, Иван Фролов сумел сообразить о том, что командование Вермахта особо не спешило с взятием этого белорусского городка. Ну, во-первых, он оказался между двух немецких танковых групп, Третьей и второй, своим танками шедшими на Минск. Во-вторых, Лидский железнодорожный узел принимал огромное количество военных эшелонов, доставлявшими на Западный фронт военную технику, танки, артиллерию, военный транспорт и пехотные подразделения.

Можно было также предположить, что командование Вермахта, будучи информировано о таких военных поставках, не спешило с взятием Лиды, желая, чтобы советская сторона направила бы в Лиды еще несколько таких эшелонов с отличным русским вооружением. Ведь, со временем советские винтовки СВТ40 станут любимым оружием эсэсовских частей и подразделений, а к концу войны ими будет вооружена почти половина стрелков и гренадеров немецкого Вермахта! Благодаря успешной работе своей армейской разведки, немецкого Абвера, это русское оружие и амуницию немецкое командование получало прямо с конвейеров советских заводов, эшелонами, один за другим прибывавшими в Лиду.

Сейчас Иван Фролов лежал в одиночном окопчике, вырытым по грудь в придорожном кустарнике, в бинокль он наблюдал за медленно приближающимся обозом. Это диверсионная группа обер лейтенанта Леопольда Картинга меняла свое месторасположение. Из дальней деревушки Лидской области группа сейчас перебиралась, как можно ближе, к самому городку. Еще вчера внезапно и по непонятной причине для самого Картинга его группы лишилась двух своих разведчиков, которые были высокопоставленными энкеведешными командирами. Информация, своевременно поступавшая в группу от них, позволяла немецкому обер лейтенанту более или менее свободно ориентироваться по любому военному вопросу, касательно Лидскому района. Благодаря этим своим разведчикам, обер лейтенант находил нужны ему военные объекты, обозначал их ракетами или радиосеансами связи, когда наводил на них своих бомбардировщиков. Сегодня утром обер лейтенант Леопольд Картинг впервые не получил такой информации. Он сразу же почувствовал, в каком дерьме его группа вдруг оказалась перед армейским командованием, вовремя не предоставив тому требуемой информации.

Поэтому Картинг принял решение, активизировать работу непосредственно разведчиков своей группы. Поэтому он уже сегодня утром решил всей своей группой переместиться ближе к Лиде, это, по его мнению, позволило бы разведчикам группы собирать информацию по расположению советских частей м подразделений в Лидском районе. Сразу же после утреннего завтрака бойцы его группа, численностью в сорок два бойца, собрали свои вещи и погрузились на семь телег, чтобы переехать деревню Березовку, сократив в два раза расстояние до Лиды. Об этом переезда Иван Фролов своевременно узнал от брата Семена Лукашевича, Дмитрия Лукашевича!

Жизнь сложилась таким образом, что двоюродный брат отца Димы Лукашевича, Георгий Николаевич Лукашевич, проживал именно в той самой деревне Прозоровка, в которой на постой за две недели до начала войны встали диверсанты обер лейтенанта Картинга. Разумеется, их появление в белорусской деревеньке сразу же привлекло внимание жителей этой деревеньки, простых советских колхозников. Крестьяне уже на второй час после появления в их деревушке таких странных красноармейцев начали догадываться о том, что с этими красноармейками не все в порядке. К тому же они плохо и с акцентом говорили на русском и на белорусском языках, а между собой почему-то предпочитали говорить на немецком языке! На следующий день незаметно для командира и самих красноармейцев, крестьяне собрались на сход. На сходе они решили своего председателя сельсовета, а этот мужик был далеко не дураком, отправить в Лиду для прояснения советскими властями обстоятельств появления такого странного красноармейского подразделения в их деревушке.

Председателю удалось добраться до Лиды, встретиться там, переговорить с капитаном госбезопасности Иваном Анатольевичем Козловым по этому вопросу. Тот под угрозой немедленного расстрела в подвале здания НКВД запугал до полусмерти этого председателя сельсовета Прозоровки. Капитан Козлов заставил его дать клятву, ни слова никому не говорить об этих красноармейцах, одновременно подписать бумагу о неразглашении военной тайны. Затем в том же самом подвале НКВД товарищ капитан Козлов распил с председателем бутылку водки, под величайшим секретом ему поведал о том, что в Прозоровке некоторое время будет стоять специальная красноармейская часть, бойцов которой готовят до войны на территории Германии! Словом, председатель сельсовета вернулся в свою Прозоровку совсем другим человеком. Он перестал появляться на людях, постоянно был занят, где-то скрывался, не желая встречаться и разговаривать со своими крестьянами, опасаясь за бутылкой водки им выдать военную тайну! Когда сержант НКВД Синичкин с своим бойцами появлялся в Прозоровке, проверить, как живут-поживают красноармейцы со своим командиром, то этот председатель сельсовета повсюду его сопровождал, как особо доверительное лицо. Он ни на шаг не отходил от сержанта, все время ему что-то нашептывал на ухо, злобно посматривая на своих односельчан.

За две недели постоя этих странных красноармейцев в Прозоровка общеупотребительными стали такие немецкие слова, как «мерде», «херр», «яволь обер лойтнант» и так далее. Однажды одно из таких словечек Георгий Николаевич Лукашевич выдал, сидя за столом, поднимая стакан самогона за здоровье своего двоюродного брата, Семена Иванович Лукашевича. Тогда он произнес тост в честь своего младшего брата и попросту не заметил, как одно такое слово вырвалось и из его рта. Он так и сказал:

— Ну, что ж, мои дорогие «херры», похоже, нам пора выпить еще один стаканчик самогона за здоровье моего брата Семена!

Судьба сложилась таким образом, что это слова хорошо расслышал Иван Фролов. Он только что познакомился с младшим братом, Семеном Лукашевичем, отцом Дмитрия, а сейчас сидел за общим столом, размышляя, не пора ли ему уезжать с этой деревенской попойки, чтобы не совсем пьяным вернуться домой. В этот момент он и услышал это немецкое слово «херр», Фролов тут же поинтересовался, откуда в лексиконе простого белоруса появилось такое странное слово? Дмитрий Лукашевич, будучи под шафе, тут же выдал военный секрет, он в подробностях рассказал о появлении странных красноармейцев в своей деревушке. Особенно обижало Георгия то, что ровно через две недели почти вся их деревня говорила только на немецком языке, а эти странные красноармейцы за это время так ни единого слова не выучили ни на русском, ни на белорусском языках! Слушая животрепещущий рассказ Георгия Лукашевича, Иван Фролов узнал, что немцы вскоре покинут их деревушку, так как собираются переезжать в Прозоровку.

Таким образом, почти годичная работа немецкого Абвера по внедрению своей диверсионно-подрывной группы в среду советского населения с треском провалилась, пошла коту под хвост! Слежка за немецкими диверсантами привела к обоим энкеведешным капитанам и сержанту в районном отделении НКВД. Была также выявлена и ликвидирована практически вся немецкая агентура в Лидской и в соседней Барановической областях Белоруссии. Но пока еще оставался нерешенным вопрос о существовании самой диверсионно-подрывной группы обер лейтенанта Леопольда Картинга! Поэтому информация Георгия Лукашевича оказалась своевременной и была, как нельзя лучшей.

Немецкой диверсионно-разведывательной группе осталось проехать всего полтора километра до засады, которую организовал Иван Фролов вместе с бойцами истребительного батальона. Только что по его приказу были пропущены небольшие группы передового дозора и боковых охранений этой немецкой группы. Несколькими мгновениями ранее мимо густого придорожного кустарника, в котором скрывался Фролов, только что проскакали как бы два сельских паренька проскакали на спинах лошадей без седел. От обычных крестьянских парней эти всадники отличались, разве что тем, что на боку у них болтались два немецких «шмайсера»!

Обычно засады утраиваются в таких местах, которые имеют скрытые пути подхода и отхода во время боя. В случаях, когда имеешь дело с сильным противником, наиболее востребованными становятся пути отхода группы бойцов, которые находились непосредственно в засаде, когда им приходилось отходить под сильным огнем противника! Подбирая место засады для боя с диверсионно-подрывной группой обер лейтенанта Картинга, Иван Фролов так и не нашел такого места, в одинаковой мере обеспечивающего безопасные пути отхода и подхода засадной группы. Поэтому он решил рискнуть, устроить немцам засаду в таком месте, которое было идеальным местом для уничтожения врага из-за засады. Но вот отхода с этого места засады попросту не существовало, вокруг этого места расстилалось большое колхозное поле!

Чтобы лечь в засаду, засадной группе предстояло пройти пятьсот метров поля, на котором не росло ни единого деревца, кустарника, не было оврага или какого-либо другого земляного укрытия! До придорожного кустарника, который мог стать отличным укрытием для бойцов засады, нужно было добраться рано утром, чтобы случайно не привлечь к себя внимания посторонних глаз. Пару раз чуть ли не по головам бойцов, уже лежавшим в засаде, проезжали крестьянские подводы, но их возницы засаду так и не заметили! Но вот, если бойцы этой засады решили бы отойти, то они моментально стали бы заметны любому человеку, который в этом времени оказался бы на этом колхозном поле.

Бойцы истребительного батальона или попросту «ястребки» вполне спокойно восприняли приказ своего старшего товарища на организацию и проведение засады по уничтожению диверсионно-подрывной группы противника. Ни один из ястребков еще никогда не был под вражеским обстрелом, не знал, что это такое обстрел вражеских пулеметчиков. Саму войну они пока воспринимали, как романтические приключение, пострелял из винтовки здесь, пострелял — там, прокричал восхитительное «у-ура», а затем враг поднял руки кверху, сдался! Но на это серьезное обстоятельство обратил внимание командир истребительного батальона, совсем молодой лейтенант РККА Виктор Егоров!

В результате между ним и Иваном Фроловым произошел очень серьезный разговор, едва не перешедший в настоящую ссору! Выяснив понимание боевой ситуации своим старшим товарищем, майором Горчаковым, лейтенант Виктор Егоров, чтобы не ухудшать общую ситуацию перед боем, прекратил ненужный спор. Он поднял с земли пехотный пулемет Дегтярева, взял к нему пять запасных дисков, и ушел на правый фланг засады, чтобы не стать свидетелем разгрома противником его батальона ястребков.

Всего в засаду легло двадцать девять молодых парней, с ними были восемь девушек. К большому сожалению Ивана Фролова, из этих восьми девчонок только одна из них умела стрелять из винтовки. Все остальные девочки прошли краткосрочные, однодневные курсы санитарок, все они стали медсестрами истребительного батальона! Чтобы вооружить ястребков Иван Фролов свой автомат «Суоми» передал Диме Лукашевичу, и назначил его командиром группы в пять парней, которые стали его боевым резервом. Автоматчики Лукашевича должны были приходить на помощь своим товарищам, когда те во время боя попадали в тяжелое положение. Рано утром ястребки приехали сюда, на место засады, двумя легкими грузовичками, полуторками.

Эти свои грузовички они оставили, хорошенько их замаскировав, в небольшой роще на том берегу реки. Затем тридцать бойцов ястребков под жарким летним солнцем прошли почти километр пути, прежде чем оказались на месте засады, где тут же им приказали, рыть индивидуальные окопы. Вырыв в придорожном кустарнике окопы, они их замаскировали и с тех пор лежали в окопах, терпеливо ожидая появления противника.

Этот комсомольский истребительный батальон был создан в первый же день войны. В его ряды в основном записались сельские парни и девчонки комсомольского возраста. Основной задачей ястребков, это так их прозвал народ, стала борьба с диверсантами и парашютистами противника. Но, к сожалению, кто-то, заявив о создании таких истребительных батальонов, забыл о необходимости вооружить бойцов этих самых истребительных батальонов!

Словом ястребки начали воевать, так и не получив стрелкового вооружения, инструкторов для обучения азам военного дела! Вот и ястребки Ивана Фролова явились на эту операцию практически безоружными. Три или четыре винтовки, да и два нагана, вот и все оружие, что они имели при себе!

Майор Горчаков ястребков снабдил оружием, вместе с собой он привез винтовки мосинки, восемь карабинов, четыре немецких автомата и три ручных пулемета. Прямо из кузова грузовика эту оружие он вручил ястребкам. После того, как оружие было разобрано, в резерве остались всего две снайперские винтовки. Одну из, СВТ40, забрала та девчонка, которая заявила, что она прошла подготовку Ворошиловского стрелка и получила значок за свою меткую стрельбу. Как бы желая продемонстрировать ребятам приобретенные навыки снайпера, эта девушка ловко передернула затвор своей винтовки, из-за неловкого движения рукой затвором из ствольной коробки выскочил и на землю упал винтовочный патрон. Девчонка так и не смогла обратно в обойму вогнать этот патрон. В это время Иван нагнулся, и с земли поднял старую и заслуженную мосинку со снайперским прицелом.

Вражеский обоз только что миновал правый фланг засады, его передние подводы приближались к ее центру, где в не до конца вырытым окопе лежал Иван Фролов. Через прицел своей снайперской винтовки он вглядывался в лица немецких диверсантов, стараясь догадаться, кто же из этих сельских мужиков на деле является обер лейтенантом Леопольдом Картингом?!

2

Первой, как и планировалось, выстрелила та девчонка, которая была Ворошиловским стрелком! Фролов с большим удивлением наблюдал за тем, как возница второй подводы как-то театрально взмахнул руками, приподнялся на ноги и головой вперед кувыркнулся в промежуток между подводой и крупом лошади. Испуганная лошадь тотчас же остановилась, перекрыв дорогу другим подводам обоза! В этот момент Фролов своим первым выстрелом прикончил лошадь, а вторым убил возничего первой подводы, тремя другими выстрелами он проредил число пассажиров первой и второй подвод. Пять прямых попаданий из пяти выстрелов, таким результатом мог бы похвастаться любой снайпер! Но после первых выстрелом снайперов послышались пулеметные очереди, на землю покатились, примерно, восемь труппок диверсантов. Иван успел заметить, как с телег юркими ящерицами соскользнули другие немецкие диверсанты. Двое молодых парней успели похватать с телег свои автоматы «шмайсер» и сейчас из них длинными очередями поливали придорожный кустарник, в котором прятались ястребки Ивана Фролова. Один диверсант дылда средних лет, который, ухватил за ремень свой пулемет МГ34, поволок его за собой, прячась в высокой траве.

Пока его руки, работая самостоятельно, вставляли новую обойму в затворную коробку винтовки, Иван Фролов быстрым взглядом своих глаз осмотрел панораму поле боя. Он остался довольный увиденным, а также достигнутым результатом. Семь подвод вражеского обоза в той или иной мере оказались под обстрелом его ястребков. Рядом с телегами валялись трупы немецких диверсантов, правда, их пока было не очень много. Трава дороги прямо-таки кишела немецкими диверсантами, то тут, то там из нее проглядывали зады немецких диверсантов, спешно расползавшихся в поисках укрытий.

Появилось много раненых и среди ястребков, и среди диверсантов. Восемь девчонок успевали обслуживать свои раненых ястребков, делать им перевязки. Раненые диверсантов, оставленные без внимания, громко стонали, кричали и вопили от боли, на немецком языке громко молили о помощи.

Пробегая своими глазами по полю боя, Иван Фролов обратил внимание на то, что на правом фланге, особенно хорошо поработал лейтенант Егоров. Он сумел своим дегтярем положить на землю восьмерых ездоков последней, седьмой телеги обоза. Этой же телегой и убитой лошадью он запер немцев, как бы в окружении, сейчас они не могли прорваться вперед или отойти назад! Тем временем Виктор Егоров вместе со своим пулеметом выполз прямо на полотно дороги, а там, завалившись в глубокую колею, он начал насквозь простреливать еще не созданную оборону противника. Вскоре во многом благодаря его пулемету дорога полностью очистилась, а оставшиеся в живых диверсанты снова попрятались по своим кустам.

Обойма с патронами снова встала по месту в затворной коробке, Фролов правым глазом приник к ее прицелу. Именно в этот момент четверо немецких диверсантов стали продвигаться вперед, чтобы попытаться своими силами освободить дорогу от убитых лошадей и подводы. Первым делом Иван попытался установить, откуда, из какого именно места эта четверка немцев выдвинулась на дорогу. Он разыскивал место, где мог бы прятаться обер лейтенант Картинг. Но с позиции Ивана очень плохо просматривался тот участок местности, тот кустарник, откуда, возможно, и появились эти слишком уж проворные немецкие автоматчики.

Рядом с Иваном Фроловым вдруг послышался протяжный женский стон, как будто неподалеку умирала женщина! Скосив свои глаза по направлению этого стона, Фролов увидел девчонку со снайперской винтовкой в руках. Видимо, она слишком долго провозилась с перезарядкой обоймы винтовки СВТ40, не заметила, как к ней со спины подобрался неприметный один сельский паренек, одетый в холщовые сельские порты, штанины которых были заправлены в сапоги с голенищами по голень, на нем также была домотканая косоворотка. Фролов хорошо видел, как этот парень вначале приник к спине девчонки снайперши, словно ее хотел обнять, уберечь от вражеской пули. А затем он штык-нож от своего немецкого карабина Маузер дважды погрузил девчонке под лопатку! Она снова застонала от дикой сердечной боли, и тут же мгновенно умерла. Фролов успел заметить, как гримаса сожаления о содеянном, коснулась лица этого парня убийцы, но эта гримаса тут же бесследно пропала. По всей очевидности, подумал Иван, что убивать девчонок, женщин даже этому немецкому пареньку было не с под руки, да и жалко, но, как говорится, война есть война, не убьешь ты, убьют тебя!

Времени в распоряжении Ивана оставалось все меньше и меньше! Он снова прильнул к прицелу своей винтовки, собираясь обстрелять четверку немецких автоматчиков, которые стали наиболее опасной силой на поле боя. Если им удастся выполнить порученную работу, расчистить дорогу от лошади и подводы, то их товарищам, возможно, смогут вырваться из засады на свободу, даже не смотря на то, что к этому времени вражеская группа потерял две трети своих бойцов!

Первым же выстрелом Фролов попал прямо в сердце одного из автоматчиков, который огнем из своего автомата прикрывал продвижение по полю боя трех своих камрадов. Затем он прямым попаданием в глаз убил второго автоматчика, который полз в одном ряду с двумя своими камрадами. Сдернув чеку с гранаты, Иван Фролов приподнялся на руках, гранату швырнул в сторону двух оставшихся в живых автоматчиков. Взрыв гранаты приподнял в воздух тело еще одного немецкого автоматчика, а вот четвертый диверсант как-то извернулся и пропал из его поля зрения! Оставшимися двумя патронами в обойме винтовки, Иван решил прикончить паренька, который только что на его глазах зарезал девушку снайпера. Но тот уже лежал на спине, рядом с убитой же им снайпершой, широко раскрытыми глазами этот немец пытался что-то особенное рассмотреть в русских небесах.

Вдруг рядом с ним на живот вдруг шлепнулся Дима Лукашевич, паренек короткими автоматными очередями ту же принялся поливать придорожный кустарник, в котором спряталось много диверсантов. Вслед за Димой еще четыре автоматчика открыли автоматный огонь по кустарнику. Иван увидел, как из кустарника вылетела немецкая граната на длинной ручке, она упала и тут же взорвалась неподалеку от Диминых автоматчиков. После взрыва гранаты замолчал автомат в руках одного из этих пареньков. Автомат как-то неловко выпал из рук этого паренька, а он сам головой, пробитой осколком гранаты, упал на родную землю.

Посмотрев туда, откуда прилетела вражеская граната, Иван с большим трудом сумел рассмотреть в густой листве кустарника неясную фигуру человека. Не теряя даром времени, Фролов выстрелил два раза по этой фигуре человека, прячущегося в кустарнике. Первым выстрелом он постарался запугать врага, заставить его головой отшатнутся в сторону, чтобы его голова попала бы в полосу солнечного света, наискосок разрезавшую кустарник! Вторая его пуля точно поразила лоб этого человека. Немецкий диверсант мгновенно умер, но он так и не упал на землю. Иван Фролов еще долго мог видеть в глубине кустарника этого диверсанта. Поддерживаемый со всех сторон толстыми и колючими ветка этого кустарника, вражеский снайпер стоял непоколебимо в глубине кустарника, он как бы продолжал наблюдать за своим противников! Руки Ивана снова заработали в привычном режиме, вставляя новую обойму в затворную коробку мосинки, а сам он продолжил внимательно изучать поле боя.

На этот раз, осмотр поле боя показал, что дела ястребков сейчас не столь блестящи, какими они были при первом осмотре! Хотя немецкие диверсанты не имели подготовки для участия в боях с регулярными подразделениями противника, но, осматривая поле боя, Иван Фролов увидел, что на этот командир этих немецких диверсантов взялись за разум. Он решил воспользоваться численным преимуществом своих бойцов, их специальной подготовкой и их хорошим вооружением.

Обер лейтенант Картинг начал то тут, то там мелкими группами своих бойцов атаковать и захватывать наиболее выгодные позиции ястребков, заставляя их с каждым разом отступать. Таким образом, немецкие диверсанты начали потихоньку ястребков выдавливать на колхозное поле, где было бы можно легко перестрелять! Еще немного усилий, и оборона противника будет консолидирована, объединена в единое целое. К тому же в этот момент почему-то вдруг замолчали оба пулемета ястребков. Только лейтенант Виктор Егоров своим дегтярем продолжал удерживать свою позицию, насквозь простреливая свой участок дороги, не позволяя мелким группкам диверсантам объединиться.

К этому моменту среди ястребков появились первые убитые, а количество раненых практически удвоилось. Ими немедленно занимались девчонки медсестры, они своих друзей и товарищей тащили прямо из-под пулеметного и автоматного огня противника, сплошь и рядом рискуя своими жизнями.

Иван, наблюдая за полем боя, за тем, как медсестры переносят раненых ребят в безопасное место, жестом руки он подозвал к себе Диму Лукашевича, стрелявшего по противнику неподалеку.

— Дима, срочно выясни, что именно произошло с двумя нашими пулеметами. В любом случае найди их, приставь к каждому по пулеметчику! Собери под свое командование еще шесть или семь ястребков. Этой группу прикрой обоими пулеметами. Затем гранатами атакуй вон тот кустарник. В нем, похоже, сейчас собрались все уцелевшие немецкие диверсанты. Твоя задача, Дима, своей группой ты должен этих нехороших немецких парней выдавить на меня, чтобы я мог бы их по одному расстреливать из своей снайперской винтовки! Если тебе понятна задача, Дима, то немедленной приступай к ее выполнению! У нас осталось слишком мало времени!

— Так точно, товарищ майор! Я все понял, приступаю к выполнению поставленной задачи!

Только Иван Фролов успел поменять свою огневую позицию, как немцы поднялись на ноги, чтобы атаковать позиции ястребков. Человек десять немецких диверсантов короткими перебежками пошли вперед. Но тут же прозвучали первые пять выстрелов снайпера Ивана Фролова, в результате которых число атакующих уменьшилось до семи, что в свою очередь охладило их пыл и рвение. Пятым выстрелом из мосинки Иван насмерть поразил высокого немецкого бойца, который пошел в атаку, поднявшись во весь свой рост, ведшего огонь на ходу из своего МГ34. При этом эта дылда грязно ругался на немецком языке. Он замертво распластался всего в трех метрах от позиции Ивана. Вероятно, этот немец был мертвецки пьян, от него за версту несло самогонным перегаром.

В этот момент Ивана подхватила и понесла на себе неведомая сила, в одно мгновение он выскочил из своей канавы окопчика и, стремглав, добежал до немецкого пулемета, взял его в руки. На теле пьяного пулеметчика он попытался разыскать запасные пулеметные ленты, но его поиски оказались напрасными. Более не задерживаясь, Фролов рванул обратно на огромной скорости, стараясь живым и здоровым добраться до своего окопчика. В последнем прыжке, он вдруг почувствовал, как нечто горячее и острое впилось ему в шею, а затем горячие струйки потекли ему за воротник рубашки. Ивану стало больно и трудно вращать головой из стороны в сторону. Теперь для того, чтобы посмотреть в какую-либо сторону, ему приходилось теперь туда поворачиваться всем телом.

Немцы снова поднялись в атаку, а Иван Фролов снова начал стрелять из своей верной мосинки. Он, действуя на автомате, в затворную коробку вставил новую обойму, чтобы снова затем стрелять и стрелять по врагу. Три раза своими меткими выстрелами он клал атакующих немцев на землю, останавливал врага. Но последняя вражеская атака оказалась самой трудной. В какой-то момент закончились патроны к надежной винтовке Мосина. Иван не мог поверить в то, что за какие-то полчаса боя он полностью из нее расстрелял полсотни патронов. Если верить старой статистике боя, то за эти полчаса враг должен был потерять от пятнадцати до двадцати своих бойцов, половину своего приписного состава!

Когда немецкие диверсанты замелькали в каких-то двадцати шагах от его позиции, то Фролов схватил в руки МГ34. В течение семи минут он расстреливал ленту в пятьдесят патронов, расстрелял ее всю до последнего патрона! Он лежал опустошенным, головой на бруствере, прислушиваясь к тому, что в этот момент творилось внутри него. С легким вздохом сожаления из внутреннего кармана своего пиджака он достал «Вальтер Р38», готовясь дорого продать свою жизнь, но в этот момент услышал в своем ухе голос Димы Лукашевича:

— Товарищ майор, после нашей атаки вражеская банда рассеяна, но не уничтожена! Немцы понесли серьезные потери, но, к великому нашему сожалению, ее командир, а также пять-семь бойцов сумели уйти в лес, бежать с поля боя! Мы взяли в плен четырех диверсантов, сейчас они находятся под охраной ястребков!

— Хорошо, Дима! Спасибо за информацию. Попроси девчат обойти поле боя, собрать и подготовить к эвакуации всех наших раненых бойцов, оказать им первую медицинскую помощь. По мере готовности всех раненых развести по ближайшим сельским больницам!

Несколько позже Иван Фролов, влекомый любопытством, желанием узнать, чем же завершился на деле этот бой, решил побродить, осмотреть поле боя. Первым делом он направился к густому кустарнику, который, по его мнению, был центром сопротивления врага. Пули сильно проредили этот кустарник, несколько раз бойцы истребительного батальона ходили на него в атаку. Только раз, взглянув на то, что в нем творилось, Фролов сразу же убедился в том, что умный противник этим кустарником ввел его в заблуждение. Никакого штаба диверсантов там не было и не могло быть. Слишком уж он простреливался со всех сторон!

Но вот в нескольких шагах от этого кустарника на вершине холма, обер лейтенант Картинг расположил штаб своей группы. Высота этого холма позволила ему хорошо обозревать все поле боя, обер лейтенант отлично видел все позиции ястребков. Поэтому его диверсантам довольно-таки легко удалось уничтожить пулеметчиков ястребков! Немцы проиграли этот бой ястребка из-за переоценки своих собственных сил и возможностей. В результате это переоценки им не удалось уничтожить пулемет Виктора Егорова, снайпера Ивана Фролова и автоматчиков Дмитрия Лукашевича!

Иван Фролов пробродил по полю боя, он видел, как погибли некоторые ястребки, некоторые из них поднимались в атаку в тот момент, когда им следовало бы вести огонь из укрытия. Четыре ястребка напоролись на вражеский пулемет и вместо того, чтобы забросать его гранатами, устроили с вражеским пулеметчиком стрельбу на меткость. Семь ястребков из десяти, вместе с Димой поднявшихся в атаку, погибли, но до своей гибели они сумели забросать гранатами и из винтовок обстрелять штаб лейтенанта Леопольда Картинга. В результате чего, погибло четыре немецких диверсанта, младших офицеров, но командир обер лейтенант Картинг сумел бежать. Фролов постоял, внимательно рассматривая площадку и те четыре трупа немцев, которые погибли на этом месте. В какой-то момент его внимание привлек блеск снайперского прицела, Иван подошел и из-под трупа какого-то немца вытащил новенькую снайперскую винтов СВТ40. Магазин винтовки был полон патронов, из нее, видимо, еще даже не стреляли.

Он спустился с косогора, подошел к огневым позициям ястребков. Найденную снайперскую винтовку он не выбросил, а повесил ее на свое правое плечо. При этом он удивлялся тому, что сегодня идет только четвертый день войны, а немцы уже вовсю пользуются оружием Красной Армии!

Четыре девчонки все еще продолжали бродить по полю боя, разыскивая раненых, чтобы тут же на месте их перевязать, а затем с помощью других парней раненых перенести и положить прямо на телеги. Из двадцати девяти ястребков не раненных осталось только двенадцать парней, восемь ястребков погибли во время боя.

3

После того, как армейская разведка Вермахта потеряла своих агентов в Лиде, то в армейские подразделения она перестала выдавать более или менее точную развединформацию по военным объектам этого белорусского городка, по расположению красноармейских частей и подразделений в Лидской и в соседних областях этого региона Белоруссии. Немецкая бомбардировочная и штурмовая авиация в отместку стали наносить беспорядочные бомбоштурмовые удары не только по военным, но и по гражданским объектам городка. Такие удары в основном наносились по жилым кварталам, расположенным в районе городского железнодорожного вокзала, а также по центральным кварталам города. Жители Лиды впервые почувствовали, что вскоре их городок должен быть взят немцами!

Особенно заметным такое положение дел в городе Лида стало в четверг 26 июня 1941 года, на пятый день войны! Горожане, разумеется, не могли знать о том, что в их городе была ликвидирована немецкая агентура, но они на своей коже прочувствовали это буйство немецкой штурмовой авиации. Немецкие истребители «Мессершмидты» и штурмовики «Юнкерсы 87» принялись гоняться за отдельными людьми, случайно оказавшимися на улице.

Каких-либо значительных подразделений советских войск в городе уже не было, красноармейские части давно покинули город и вели оборонительные бои в пятидесяти километрах севернее Лиды. Там танки группы генерала Гота были остановлены пехотинцами 37-й и 17-й дивизий РККА, а также артиллеристами 8-й противотанковой бригады. За одну только среду советские артиллеристы сожгли до шестидесяти немецких танков. Но уже утром в четверг появилась новая информация о том, что на другом направлении немецкие танки прорвали советский фронт. В результате этого немецкого прорыва советская 17-я пехотная дивизия была вынуждена оставить свои позиции, начать отход своих подразделений на Лиду. Но вовремя этого отхода она попала под сильнейший бомбоштурмовой удар «Юнкерсов 88», дивизия была вынуждена изменить направление своего отхода, оставив Лида в руках немецких частей.

Третья танковая группа генерала Гота вплотную приблизилась к Минскому укрепрайону. Она начала там бои на прорыв, прилагая все усилия для того, чтобы сломить сопротивление укрепрайона, прорваться и взять Минск. В это же время вторая танковая группа генерала Гудериана прорвалась на правом флаге немецкого фронта наступления, подошла к городу Барановичи. Таким образом, к четвергу, к пятому дню войны, сформировалась реальная угроза окружения 13-й советской армии под Лидой. Советское командование бросало в бой против немцев свои последние резервы с тем, чтоб обеспечить выход из окружения нескольких советских армий, запертых немцами в белостокском выступе.

К этому четвергу артельщики завершили ремонт дома Мориса Берныньша! Вбив свой последний гвоздь, артельщики быстренько собрали свои инструменты и спешно покинули город. Так как они спешили вернуться в свою деревню до момента взятия немцами Лиды! Иван Фролов безоговорочно принял работу артельщиков. Он остался доволен своим новым домов, который стал не просто жилым домом, а настоящим семейным убежищем в военные годы. Иван добрым словом помянул Морис, который уже как год покоился в земле, а его дом после ремонта приобрел вторую жизнь.

Еще до начала ремонта Иван Фролов специально встретился с мужиками артели шабашников. Он им рассказал о своем видении того, каким бы он хотел иметь этот свой дом после восстановления. После долгой беседы один из мужиков строителей в заключение разговора ему сказал:

— Ты, Иван, хочешь иметь дом, который, в принципе, должен был бы стать и жилым домом, но он также должен был бы иметь скрытые бункеры для специального служебного использования! Мы внимательно тебя выслушали, вместе разобрались в том, какой же именно дом ты желаешь иметь А теперь, давай, мы с тобой договоримся так, что по своему разумению мы возьмемся за топоры и твой дом восстановим таким, каким он тебе будет нужен! Поверь, мы тебя не подведем!

Еще вчера поздно вечером Иван Фролов вернулся в Лиду, то он первым же делом заехал в дом, чтобы посмотреть, каким этот дом стал после капитального ремонта! И был приятно удивлен увиденным, дом получился именно таким, каким он его хотел иметь. Дом снова был в два этажа, имел отличный двор, но на этот раз он не выглядел таким уж богатым, как на первом этапе своей жизни. Он ничем особенным не выделялся в ряду соседних частных зданий, был внешне невзрачным, таким серым домиком. За высоким собором скрывался большой двор, где одновременно могли бы разместиться три грузовика, или четыре легковых автомобиля, шесть крестьянских подвод. Имел глубокий подвал с большими запасами воды, а также двумя специальными помещениями с установленным в них радиооборудованием для приема и передачи шифрограмм. Обе радистки также имели хорошие жилые помещения, в которых могли нормально спать и отдыхать.

Когда Иван Фролов переступил порог отремонтированного дома, то ему в нос крепко шибануло ароматным запахом свежерубленной и свежеструганной древесины. Не останавливаясь, он пробежался по всем помещениям первого этажа, а затем — и второго этажа. Повсюду он видел, что артельщики поработали на совесть, помещения были не только восстановлены, но и уже обставлены соответствующей мебелью.

Когда он после осмотра дома, спускался по внутренней лестнице на первый этаж, то Фролов вдруг внизу увидел и Свету, и Нину. Обе девчонки, видимо, пришли, чтобы поговорить с ним о своей будущей работе. Москва к этому времени ответила на запрос Светланы в отношении расписания регулярных сеансов радиосвязи, которые должны были начаться со следующей недели. К этому времени Фролов сумел разыскать Нину, утащить ее живой и здоровой прямо из рук немецких диверсантов. Полученные из Москвы рации с электропитанием, были в отличном техническом состоянии, но Москва несколько изменила свое отношение к его работе. Она теперь потребовала, чтобы он свою сферу деятельности под Лидой разделил бы на отдельные сектора и так, чтобы разведка мало бы соприкасалась бы с его деятельностью по становлению партизанского движения. Иными словами, как выяснилось позднее, Москва сейчас старалась всеми силами оградить этих девчонок радисток от чьего-либо влияния и подчинения, чтобы они только работали бы на Москву!

И Света, и Нина только что приехали, каждая девчонка из своего дома привезла сменную одежду, много свежих продуктов. Каждая из них в свое полное распоряжение получила большое помещение, в котором имелись жилые комнаты, но и некое подобие радиостудии. Девчонки теперь могли выполнять свою основную работу, радисток, не покидая этого помещения. Теперь вся аппаратура у них была под рукой для того, чтобы получать и отправлять шифрованные радиограммы, как за линию фронта в Москву, так и дальше на оккупированные немцами территории. Радиопередатчики «Север-бис» имели радиус действия в четыреста километров, так что разведгруппам с такими передатчиками приходилось во время связи с Москвой работать через такие вот ретрансляторы.

В скором времени в этом доме будут постоянно находиться только эти две радистки, а также их охрана — полвзвода разведки, которая будет сменяться каждую неделю. Радисткам же придется некоторое время поработать посменно двадцать четыре часа в сутки! Иван Фролов стоял на лестнице, смотрел на улыбающихся и таких красивых девчонок, он думал о том, как же трудно им придется работать, особенно в первые месяцы войны. Когда у них еще не будет помощников! Когда им придется всю работу выполнять одними своими руками! Пока не будет отлажен сам механизм этой работы по организации радиосвязи?! Слава богу, что вопрос с электроснабжением радиопередатчиков был в какой-то мере уже решен!

Сейчас оба радиопередатчика имели два типа электроснабжения, причем, полностью независимых друг от друга, — от электросети и от анодных батарей. В артели шабашников нашелся парень, самородок по вопросам электроэнергии. Он и предложил Ивану дом подключить к подземному кабелю, по которому электроэнергия подавалась на железнодорожный вокзал. Теперь радистки были обеспечены электроэнергией до той поры, пока железная дорога будет немцами обеспечиваться этой же энергией. К тому же дом имел три подземных хода, чтобы по ним в том случае, если немцы запеленгую работу радиопередатчиков, могли бы уйти обе радистки и охрана.

Спустившись по лестнице на первый этаж, Иван Фролов поздоровался и, обняв девчонок за плечи, поинтересовался, как у них идут дела?

— Начальник, — первой заговорила Нина, — да, ты не беспокойся, у нас все в порядке! Вот только что приехали, вещички побросали в свои комнаты, побежали тебя искать. Нам бы с тобой поговорить, а то завтра мы встаем на дежурство! Начинаем по-настоящему работать! Вот тогда у нас совсем не будет свободного времени.

Увидев, что Иван задумался после Нининых слов, в разговор вмешалась Света, которая предложила:

— Да, ты, Иван, не думай о том, что у нас еще имеются нерешенные проблемы?! С нами и с работой все абсолютно нормально! Ты верь, что с этой работой мы обязательно справимся! Просто нам с Нинкой захотелось посидеть этот вечер с тобой, чаек попить и поговорить!

Фролов вначале почувствовал некоторое недоумение в связи с возникшей ситуацией. Пятый день идет война, под авиационными бомбами гибнут все больше и больше советские люди. А эти две остроглазые стрекозы ему говорят о том, что хотели бы с ним провести вечерок за чашкой чая! Они созданы для любви и, видимо, только о ней и думают! Но любви на войне не место! Он уже совсем собрался одернуть девчонок, поставить их на место, напомнить им для чего они здесь находятся. Но подумав немного, Иван вдруг понял, насколько и Света, и Нина были правы, предлагая ему расслабиться и вместе с ними попить чая в последний спокойный вечер.

Сейчас, когда идет война, никто не знает, как долго она продолжится, сколько на ней погибнет людей? Может случиться и так, что в число погибших может попасть и кто-то из них троих! Вот девчонки ему и предложили, попить всем вместе чая, чтобы было бы, о чем вспомнить в те минуты, когда тебе, возможно, придется сделать самый важный шаг в своей жизни!

— Да, и я не против чая и разговора, девчонки! С удовольствием с вами и чай попью. Но думаю, что в такой замечательный вечер нам было бы лучше попить этот чай на свежем воздухе.

С наступлением темноты немецкие самолеты уже не летали над городом. Они покинули ночной небосклон, чтобы снова появиться над городом уже только на следующие утро.

Обе девчонки быстро вытащили из кладовки пятилитровый самовар, перетащили его в садовую беседку, там разожгли. Пока вода нагревалась в самоваре, девчата на стол быстренько натаскали много банок с варениями, а также деревенские калачи, сегодня купленные на городском базаре. Вскоре они все трое сидели в беседке, в руках держали фарфоровые чайные чашки, до краев заполненные ароматным напитком. В начале беседа Ивана с девчонками, как бы не получалась, не строилась. Девчата явно чего-то стеснялись, не хотели о чем-то говорить, но постепенно они развязали свои языки! Оказывается, их обеих страшно интересовало, что же в тот несчастный вечер год назад на самом деле произошло в этом доме?

Иван задумался, не зная, с чего начинать свой рассказ! Затем он внимательно посмотрел в глаза Светы и Нины и начал говорить. Рассказал о своем разговоре с Морисом Берныньшем, который его обвинил в том, что он пытками вытащил из девчонок нужную ему информацию. Рассказ Фролова получился тяжелым, Иван часто уходил в сторону, объясняя то или иное свое слово или действие. Нина внимательно слушала, временами она пофыркивала, словно кошка, мало чему верящая. Света взяла на себя роль хозяйки чаепития, он внимательно слушала Фролова, одновременно успевая вовремя наполнять чашки чаем. Но именно Света задала Ивана самый такой нехороший вопрос:

— Ваня, ты часто нам обеим намекал, но никогда не говорил этого прямо?! Кому именно и почему я с Ниной встала поперек горло в местном отделении НКВД?

— Вас завербовали в радистки, минуя местное отделение НКВД! Я, в принципе, не знаю, как подобное вообще могло случиться. Обычно, когда НКВД СССР планирует какие-либо акции или операции в определенной республике СССР, то они работают на местах через посредство соответствующих органов этих республик. Вас же завербовали центральные органы из Москвы, причем, республиканские и районные органы Белоруссии не были об этом уведомлены соответствующим образом. Может быть, поэтому в Минск и в Лиде представителе соответствующих органов подумали о том, что вас завербовали для сбора на них компромата. И как говорится в таких случаях, и пошла, писать губерния о различных домыслах и злопыхательствах с вашей стороны. Руководитель республиканского и районного НКВД предпринимали все возможное для того, чтобы вас, девчонки, как можно быстрее найти, чтобы любой целой заставить вас работать на себя или под их контролем.

 

Глава 2

1

Рано утром немецкий разведывательный дозор, состоявший из трех танков Т-4 19-й танковой дивизии Вермахта, вошел в Лиду 27 июня 1941 года! Немецкие танки двигались с Востока, со стороны Барановичей, которые 19-й танковой дивизией были захвачены накануне практически без боя. Во время наступательных боев эта танковая дивизия выкатилась далеко вправо и оказалась в полосе наступления Второй танковой группы генерал-полковника Гейнца Гудериана. По приказу генерал полковника Германа Гота, командующего Третьей танковой группой, 19-я танковая армия изменила направление своего удара по укрепрайонам вокруг Минска. Она ушла с московского шоссе, вернулась немного обратно и, выйдя на шоссе Гродно — Лида — Минск, уже по этому шоссе снова двинулась на Минск.

На деле Лиду взяла 161-я пехотная дивизия 9-й армии Вермахта, которая до этого вела бои непосредственно с 17-й дивизией РККА. Эта немецкая дивизия постепенно боями отжимала советскую дивизию на Восток, не позволяя ей остановиться, чтобы окопаться, занять оборону. Перед самым городом бомбардировочная авиация Германии нанесла по этой советской дивизии сильный бомбоштурмовой удар, в результате которого она как бы отскочила от Лиды. 17-я дивизия была вынуждена обойти город окружными дорогами и двигаться дальше на Восток, чтобы избежать своего окружения. По крайней мере, части этой дивизии РККА так и не смогли войти в город, начать там уличные бои. Немецкая пехота прошлась по улицам Лиды в тот же день, что и танковый дозор 17-й танковой дивизии. 27-го июня 1941 года.

Мы уже говорили о том, что железнодорожный узел Лиды командованием Западного фронта использовался в качестве конечной станции для поставки вооружений, живой силы для Западного фронта. Когда 161-я немецкая дивизия взяла Лиду, то командование группы Центр уже рассчитывало воспользоваться этими поставками в своих собственных целях, но прямо на глазах командования этой немецкой происходит одна интересная вещь, когда, как русский народ говорит: «глаза видят, да зуб неймет». На железнодорожную станцию Лижа прорывается советский бронепоезд N 44, его экипаж по угрозой своих орудий мобилизует местных железнодорожников, сбивает вместе составы и угоняет с собой очень многие эшелоны с оружием, с красноармейцами. Причем, эту операцию экипаж советского бронепоезда осуществляет на глазах немецких военнослужащих, только что взявших Лиду.

К сожалению эшелон с танками КВ2 к этому времени был разгружен, двадцать новеньких советских танков остаются в руках немецких генералов!

Всю предыдущую ночь горожане Лиды через окна своих домов могли наблюдать за тем, как спешно эвакуировались последние представители советской власти и партийных органов Лиды. В окнах кабинетов горисполкома и райкома чуть ли не всю ночь напролет горел свет, скрываемый светомаскировкой. Но временами светомаскировка не срабатывала, тогда любопытным было хорошо видно, как работники этих организаций жгли и уничтожали документы. Затем к этим зданиям подошли грузовики, на которые были спешно погружены мешки с документами. Последними в кузова грузовиков забирались работники горисполкома и сотрудники райкома, после чего грузовики бесследно исчезли в мраке ночи. Надо признать, что последними город покинули работники районного отделения НКВД БССР. Одни из них покидали город на грузовиках, сопровождая секретные документы, другие, повесив винтовки на плечи, пешком уходили в темную ночь. Очень немногие знали о том, что эти люди покидали город для того, чтобы немного позднее заняться созданием групп сопротивления, политического подполья и партизанских отрядов на Гродненщине.

Ту последнюю ночь перед появлением немцев в Лиде Иван Фролов вместе с Александром Мецом провели в небольшом трехэтажном особнячке, стоявшим почти в самом центре города. В этом особнячке, в небольшой квартирке проживала старая знакомая Сашки Меца, девчонка с которой он вместе проучился, чуть ли не с первого класса школы. Ее звали Калерия, после окончания кратких педагогических курсов она преподавала белорусскую мову и литературу в первых классах начальной школы. Сашка специально напросился к Калерии в гости, когда Иван Фролов ему сказал, что хотел бы понаблюдать за тем, как немцы будут входить в Лиду. К слову сказать, в течение первых пяти дней войны горожане поняли, что рано или поздно немцы возьмут их город. Но это произошло только на шестой день войны, 27 июня 1941 года, в пятницу, немцы вошли в Лиду.

Перед тем, как отправиться к Калерии в гости, Александр Мец специально приехал к Ивану Фролову, в его новый только что отремонтированный дом. Они вдвоем прошлись по всем помещением этого дома, за исключением подвальных помещений. Сашке этот дом очень понравился, он и сам давно уже мечтал о том, что и самому иметь нечто подобное, но блатная жизнь пока ему в этом препятствовала. Мец не мог даже мечтать о том, чтобы, будучи блатным, иметь собственный дом. Под конец экскурсии по дому, Сашка и Иван спустились на первый этаж и прошли в спальную комнату этого этажа. Из одного гардеробов Иван вытащил баул немецкого офицера с двойными эсэсовскими стрелами на нем, передал его Мецу в руки и проговорил:

— Возьми, Саша! Даю тебе пятнадцать минут для того, чтобы ты переоделся в эту эсэсовскую форму! Я думаю, что ты сам, без моей помощи, разберешься, что к чему во всех этих предметах одежды эсэсовского офицерского мундира! Но, если потребуется моя помощь, то кричи, зови меня, я буду неподалеку.

Через пятнадцать минут Александр Мец, одетый в форму оберштурмфюрера СС, покинул спальню, но, перешагивая порог помещения, он едва ли не лоб в лоб столкнулся с еще одним немецким офицером со знаками различия «армейского майора». Интуитивно рука Сашки дернулась кобуре пистолета, висевшей на его поясе, но она оказалась пустой, никакого пистолета там не было. Этого замешательства Сашке хватило на том, чтобы в немецком майоре узнать своего лучшего друга Ивана Фролова.

Тот остановился, с головы до ног внимательно осмотрел Меца и удовлетворенно кивнул головой! Затем он у друга поинтересовался:

— Ну, как Франц, ты готов отправляться в гости к местной фройлян?

Только этот вопрос Иван Фролов почему-то задал на прекрасном немецком языке, в произносимых им словах не прослушивался никакой иностранного акцента. Донельзя удивленный этим столь неожиданным обстоятельством, Саша замер на одном месте, а затем на русском языке начал отвечать своему другу:

— Что ты, Иван, под этим вопросом имеешь в виду…

Но он тут же был прерван Фроловым, который продолжил свой разговор на немецком языке:

— Франц, хотя бы на минуту, забудь о своем русском языке! Забудь о том, что ты сам русский еврей! С этого момента и, возможно, теперь уже до конца своей жизни, ты немец, танкист 2-й танковой дивизии СС «Родина». Тебя зовут Франц Ширрмайстер, твое звание в войсках СС — оберштурмфюрер СС. Ты командовал взводом танков в 2-й дивизии СС, но был тяжело ранен в Польше. Сейчас после излечения возвращаешься в свою родную дивизию, к своим братьям по оружию! Вот, Александр, возьми, это твои новые документы, офицерская книжка оберштурмфюрера СС Франца Ширрмайстера, изучай и привыкай к ним. Сегодня мы с тобой расстанемся, так как тебе придется вернуться и немного повоевать с русскими в составе своей эсэсовской дивизии, а потом отправишься во Францию и в Берлин.

Калерия страшно испугалась, когда она открыла дверь своей квартирке и вместо хорошо знакомого ей Сашки Меца вдруг перед собой увидела двух молодых красавцев в форме немецких офицеров. У девчонки прямо-таки язык отнялся, в глазах тут же показались слезы. Офицеры, учтиво козырнув, лопоча что-то вежливое на своем немецком языке, прошли в квартиру, а она еще долго возилась с дверным замком, пытаясь ее захлопнуть, но льющиеся из глаз слезы страшно ей мешали это сделать. Калерия стояла, прислонившись плечом к двери, и навзрыд плакала, решая, что же ей делать с этими проклятыми ублюдками немцами. Как они вообще могли появиться у нее в квартире, в советском городе?

В этот момент высокий немец блондин в черном мундире снова появился в прихожей. Он взял плачущую девчонку за плечи, развернул ее лицом к себе и произнес знакомым голосом.

— Калерия, что это с тобой случилось, почему ты плачешь? Ты, что разве меня не узнаешь? Это же я, Сашка Мец, твой одноклассник! Много лет мы вместе проучились в одном и том же классе школы! Не обращай внимания на эту мою форму! Это мы дурачимся с одним моим старым другом! Ты, девочка, должна меня хорошо помнить! Сколько раз мы вместе в школу ходили, сейчас даже и не вспомнишь?! Сколько раз я тебя на уроки провожал?! Я тебя, девочка, никому и никогда в обиду не дам! Успокойся, пойдем в комнату, там я тебя с Иваном познакомлю!

Калерия, слушая Сашку, успокаиваясь, вслед за ним прошла в свою комнату. На ее пороге она застыла от удивления, продолжая по-детски всхлипывать и руками вытирать слезы, все еще продолжавшие самовольно катиться из ее глаз. Посреди комнаты стоял большой круглый стол, сделанный из дуба. Обычно этот стол у нее всегда стоял у окна, сколько бы раз Калерия не пыталась его передвинуть на другое место. Но у нее никогда и ничего с ним не получалось, стол был слишком тяжелым для ее женских рук! Сейчас этот стол был сдвинут с привычного места, стоял посредине комнаты. Его поверхность была застелена старыми газетами. В центре стола высилась пол-литровая бутылка московской водки с головкой, запечатанной сургучом. Рядом с бутылкой водки стояли три граненых стакана, на столе лежали крупные куски черного хлеба. Также крупными ломтями была порезана палка лионской колбасы, и какой-то сыр. На столе был много репчатого и зеленого лука, соли в солонке. Словом, Калерия почувствовала, что все было готово к празднованию какого-то торжества, но она, по-прежнему, не знала, как себя вести с этими немецкими офицерами!

Калерия попыталась улыбнуться сквозь слезы, ей понравилось, как эти два парня в чужой форме собирались отмечать вступление немцев в Лиду. Своей душой она ощутила, что эти парни собирались праздновать не вступление немцев в Лиду, а очередное поражение своей державы, армия которой так и не смогла в полной мере противостоять немцам. Девчонка впервые улыбнулась своему приятелю Мецу и поинтересовалась:

— Мальчики, это вы собрались отпраздновать наше очередное поражение, сдачу немцам Лиды?

— Да, Калерия! — Коротко ответил Саша Мец, а ее товарищ спокойно посмотрел ей в глаза и утвердительно кивнул головой.

Этот вечер Калерия провела в суете, ее женскую натуру сильно беспокоило, что ее оба ее мальчика мало ели, еще меньше пили и время от времени покидали ее квартиру, пропадая неизвестно где по три — четыре часа. После одного такого исчезновения, они вдруг вернулись с новенькими винтовками в руках. Едва войдя в прихожую, Сашка Мец как-то стеснительно проговорил, опять-таки на немецком языке, но Карелия его прекрасно поняла:

— Карелия, ты уж нас извини за то, что в твою квартиру мы вернулись с оружием в руках!

После этого парни выпили немного водки и съели по ломтику лионской колбасы с хлебом. А затем они снова пристроились у окна, наблюдая за тем, как эвакуировалось руководство города. В середине ночи они все еще сидели у окна, внимательно прислуживаясь к артиллерийским залпам, гремевшим, не переставая, на Западе и на Севере от города в эту ночь с 26-го на 27-е июня. Там 13-я советская армия прорывалась из немецкого окружения, но наткнулась на колонны 12-танковой дивизии Вермахта. Коротко на немецком языке Иван Фролов пояснил своему другу Сашке Мецу боевую обстановку в том районе. Калерии вся эта обстановка в ее же квартире казалось странной, какой-то искусственно надуманной. Но, как женщина, она быстро ко всему этому привыкла, поверила тому, о чем Иван рассказывал Сашке. Хотя откуда простой человек мог знать то, что происходит сейчас от него на расстоянии пятидесяти километров?!

Перед самым рассветом, оба молодых человека покинули ее квартиру, но обе винтовки оставили в ее прихожей, сказав, что они обязательно вернутся за ними. Все оставшееся время до рассвета Калерия провела, сидя у окна. За ночь она так привыкла и к Сашке, и к Ивану, что сейчас по ним просто скучала.

Возможно, что это была Калерия, которая первой из Лидских горожан увидела немецкий танковый дозор из трех танков Т4, прокатившихся под ее окном. Эти танки на довольно высокой скорости пересекли городскую черту, они снова вылетели на шоссе Гродно — Лида — Минск, и по нему покатили дальше на Минск.

2

Иван Фролов крепко на прощанье пожал руку Сашке Мецу, затем долго стоял, наблюдал за своим другом. Смотрел, как он шел к стоявшему неподалеку новенькому грузовику «Опелю-блицу» с тентом, с номерными знаками 2-й танковой дивизии СС. Подойдя к грузовичку, оберштурмфюрер СС Франц Ширрмайстер о чем-то коротко переговорил с эсэсовским шютце, водителем грузовика. Баул с личными вещами Франц зашвырнул в кузов грузовика, а сам устроился на пассажирском сиденье рядом с водителем «Опеля-Блица». Вскоре он углубился в какую-то беседу с этим водителем, временами беседа двух эсэсовцев прерывалась веселым смехом.

Фролов подумал о том, что уже сегодня к вечеру этот немецкий грузовичок доставит оберштурмфюрера СС Франца Ширрмайстера к месту службы, в расположение танково-гренадерского полка «Германия» 2-й танковой дивизии СС. Там он примет в командование танковый взвод первого батальона это полка. Простой белорусский парень Сашка Мец, еврей по национальности, будет быстро расти по служебной лестнице, покажет себя хорошим эсэсовцем. Он вырастет до оберфюрера, станет командиром немецкого танкового полка к 1943 году. Это гауптштурмфюрер СС Франц Ширрмайстер предоставит достоверную информацию высшему командованию Советской Армии о готовящемся немцами нового большого летнего наступление на Курском выступе летом 1943 года! За этот подвиг капитан Красной армии Александр Мец будет награжден третьим орденом Ленина. Фролов случайно встретится с Францем в конце 1943 года в одном из госпиталей Берлина, куда того доставят с тяжелым ранением в живот. Иван Фролов в этом же госпитале завершал свое лечение, он вот-вот должен был выписаться, вернуться в действующую армию, где командовал одним из подразделений полка Бранденбург 800. Оберфюрер СС Франц Ширрмайстер так и не перенес полостной операции, он скончался под ножом хирурга во время операции на животе. Перед началом этой операции, прежде чем заснуть под хлороформом, Сашка мысленно связался с Иваном Фроловым и сказал ему:

— Знаешь, Иван, у меня очень нехорошие предчувствия! Похоже, что я не перенесу этой операции. Тогда ты уж позаботься о Калерии и моем сыне.

Когда грузовик «Опель-блиц» тронулся с места, чтобы отправиться в путь, то Иван Фролов взгрустнул. Он надолго расставался с еще одним своим хорошим другом. Таких друзей, как Мария, Михаил, Моня, Морис Берныньш, и Сашка Мец, у него было очень мало. Каждый из этих его друзей оставлял в его жизни такой глубокий след, что он больше походил на глубокую и кровоточащую рану. Немецкий грузовичок все дальше и дальше отъезжал от Ивана, увозя его друга на войну, которую он будет вести со стороны противника. Несмотря на то, что Иван со всеми своими друзьями, до самого момента их смерти, разумеется, мог телепатически с ними общаться, совершенно случайно от посторонних людей Иван Фролов узнает о том, что гауптштурмфюрер СС Франц Ширрмайстер снова объявиться в Лиде зимой 1942 года. В этот приезд он при себе имел специальное разрешение своего непосредственного дивизионного командира, разрешение жениться на белоруске. В Лиде Франц разыскивает Калерию, предлагает ей свою руку и сердце. Они венчаются в церкви, а после венчания они вдвоем навсегда покидают этот город.

Вот «Опель-блиц» с Сашкой Мецом окончательно затерялся в громадном потоке немецких грузовиков, танков и бронетранспортеров, двигающегося по направлению к Минску. Иван Фролов, все еще стоя, смотря на шоссе Гродно — Лида — Минск, не выдержал напряжения расставания с другом, он пальцами руки потер переносицу и поинтересовался в мысленном диапазоне:

— Саш, ну как ты там? С тобой все в порядке?

— Иван, что с тобой? Ты задаешь мне какие-то дамские вопросы о настроении, что со мной?! Ты же сам прекрасно знаешь о том, что со мной сейчас все в порядке. Излечившись после госпиталя, я снова возвращаюсь в свою родную 2-ю танковую дивизию СС, которая сегодня воюет в составе Второй танковой группы генерала Гудериана. Вот стрелок СС Макс Фройман, который сейчас ведет грузовик, мне рассказывает о наших общих друзьях, как они сейчас воюют с советскими танками и пехотой! Так что, Ваня, пока! Снова свяжусь с тобой после того, как только прибуду в дивизию, и мои документы пройдут штабных офицеров.

На этих словах Александр Мец отключился. Иван Фролов вернулся к мотоциклу, снял его с парковочной подножки, правой ногой толкнул экстрактор, мотоцикл довольно заурчал, хозяин снова обратил на него внимание. Вскоре Иван Фролов въезжал в Лиду, не на высокой скорости он проехал мимо трехэтажного деревянного особнячка, в котором Калерия имела квартиру на втором этаже.

В тот момент Иван подумал о том, а не заскочить ли ему к девушке, забрать оставленные ими сегодня рано утром винтовки. Но сейчас он собирался посетить здание горисполкома, в котором должно было разместиться новое оккупационное начальство города, узнать о последних новостях. Везти же две винтовки на мотоцикле, было бы настоящей глупостью. Как бы ты их не заматывал, как бы ты их не прятал от чужих глаз, любой любопытный человек со стороны легко может догадаться о том, что в этих вьюках находится оружие! А это вызовет новые подозрения, от которых придется оправдываться или отнекиваться!

Фролов немного прибавил скорости, поехал в центр города, где стояло здание горисполкома Лиды. Уже на подъезде к этому зданию, Иван обратил внимание на увеличившееся количество встречавшихся ему по пути немецких солдат и офицеров. Ведь, после того, как через город прошла разведывательная рота 19-танковой дивизии, некоторое время после это других частей Вермахта в Лиде не появлялось. Затем около полудня в городе появился сводный отряд 161-й пехотной дивизии Вермахта, но и этот сводный отряд в городе надолго не задержался. В этот момент в город втянулась еще одна крупная автоколонна с немецкими солдатами и офицерами, которые повели себя так, что будто были давно знакомы с Лидой и ее горожанами.

Эта колонна проследовала в центр города, она остановилась рядом со зданием горисполкома и начала там разгружаться. Вскоре по зданию начали бродить несколько офицеров с большими блокнотами и карандашами в руках. Они заходили в каждый кабинет, в каждое помещение горисполкома, детально описывая общее состояние помещения и ту мебель, которая сохранилась в том или ином кабинете.

Фролов на мотоцикле подъехал к зданию горисполкома в тот момент, когда с его фасада убирались гербы и знамена Советского Союза, а на их место вывешивались гербы и знамена Третьего Рейха. Некоторое время, посидев в кресле своего мотоцикла, он как бы полюбовался четкой работой комендантского взвода, готовившего кабинеты к появлению их немецких начальников! Иван Фролов вежливым голосом подозвал к себе немецкого лейтенанта, суетившегося поблизости, и поинтересовался:

— Лейтенант, не подскажите, когда должен начать работать комиссар окружной Лидской комендатуры? И не здесь ли он находится, где-нибудь поблизости? Я хотел бы с ним познакомиться, поговорить по делам!

— Господин майор, лейтенант Людвиг Реймсе, командир комендантского взвода. Господин окружной комиссар еще не прибыл, его прибытие ожидается второй колонной. В настоящий момент его обязанности временно выполняет капитан Леопольд Картинг. Посмотри в ту сторону! Видите, мощного верзилу к камуфляже и без погон на плечах, это и есть капитан Картинг. Если хотите, то я могу вас ему сейчас представить?!

— Да, пожалуйста, лейтенант Реймсе! Я был бы вам глубоко признателен за такую услугу! Да, и я — майор Вальдемар Косински, офицер местного Абвера.

Через минуту Иван Фролов в сопровождении лейтенанта Людвига Реймсе подходил к капитану Леопольду Картингу, который в тот момент разносил какого-то унтер-фельдфебеля за несколько криво вывешенное знамя Третьего Рейха на фасаде здания бывшего советского горисполкома. Из вежливости они остановились в трех шагах от капитана, ожидая, когда тот освободится. Иван в этот момент был на сто процентов уверен в том, что капитан Картинг сейчас разыгрывает перед ним какую-то непонятную ему интермедию. Так как, сколько бы он не присматривался на оба знамени Третьего Рейха, они были идеально правильно вывешены, никакой кривизны попросту не наблюдалось!

Как только капитан Картинг перестал ругать фельдфебеля, то к нему немедленно подскочил лейтенант Людвиг Реймсе и начал свой рапорт. Сначала он отчитался за выполнение личного поручения капитана, а затем чуть ли не торжественным голосом произнес:

— Господин капитан, позвольте вам представить господина майора Вальдемара Косински, по его словам, он является сотрудником местного Абвера.

— Очень приятно с вами, майор, познакомиться! — Приятным голосом произнес Леопольд Картинг, он тут же протянул Вальдемару свою правую клешню для рукопожатия.

Косински также дружелюбно, с застенчивой улыбкой на улице, протянул Леопольду Картингу свою правую руку. В какой-то момент их руки встретились, но дружеского рукопожатия у них так и не получилось. Оно сразу же перешло в армрестлинг, Леопольд Картинг старался сжать правую руку Вальдемара Косински так сильно, чтобы тот упал бы на колени и запросил бы пощады! Но коса нашла на камень, чем сильней Леопольд сжимал руку противника, тем сильней Вальдемар сопротивлялся этим усилиям! Он находил даже силы для того, чтобы постоянно улыбаться Картингу, одной только этой улыбкой сводя того с ума!

Вскоре дружеское рукопожатие обоих немецких офицеров закончилось, правда, капитан Леопольд Картинг не удержался, поднес сжатый кулак правой руки в своему рту и, слегка, на него подышал, чтобы уменьшить боль. Затем он снова улыбнулся и поинтересовался у Вальдемара:

— Извините, майор, но вы сказали, что вы прикомандированы к местному Абверу?

— Так точно, капитан! По личному указанию адмирала меня перевели из парижского отделения Абвера в непосредственное подчинение подполковника Гейнца Шмальшлегера из штаба Валли. Вот он и отправил меня на фронт в действующую армию, видимо, старик хочет посмотреть, на что я способен в полевых условиях! Подполковник Шмальшлегер порекомендовал мне на пару дней заскочить в Лиду, кое-что прояснить для него.

— Подполковник ни письменно, ни устно меня об этом не информировал. Он ничего не говорил о возможном вашем, майор, появлении в зоне действия моей диверсионно-подрывной группы! Так что не могли бы вы для прояснения ситуации, показать мне свои документы.

— С удовольствием, капитан! Вот мои документы, я их заранее для вас подготовил! Так как, господин капитан Картинг, другой встречи я от вас попросту не ожидал. Кстати, для вашей информации, в штабе Валли 2 меня заранее об этом предупредили!

С этими словами майор Вальдемар Косински протянул капитану Леопольду Картингу небольшой листок бумаги красноватого цвета с фотографией, с типографским текстом, отдельные места которого были заполнены словами, написанными перьевой ручкой. Леопольд Картинг долго всматривался в фотографию, приклеенную к справке об освобождении некого Якова Владимировича Костецкого, осужденного на десять лет за кражу государственного имущества. На фотографии было изображено лицо майора Вальдемара Косински, правда, сама фотокарточка получилась отвратительного качества.

Леопольд Картинг к этому времени уже хорошо знал о том, что у офицеров Абвера, работающих против Советского Союза, особым шиком считалось иметь такие справки об освобождении из тюремного заключения в качестве удостоверения личности. Пару раз, прочитав содержание фальшивой справки, капитан Картинг подумал о том, как ему бы стоило поступить в этом случае? Возмутиться, вернуть справку майору и потребовать настоящего удостоверения личности? Или принять эту шутку майора в качестве жеста дружбы и доброй воли?

Капитан Леопольд Картинг залихватски козырнул, и произнес:

— К вашим услугам, господин майор! Через минуту я освобожусь и буду полностью в вашем распоряжении. Тогда мы сможем и поговорить без свидетелей.

3

Как Иван Флоров, в принципе, и предполагал, разговор с капитаном Картингом не внес какой-либо большой ясности во все дела, что происходили в Лиде, накануне, и в первые дни начала войны! Картинг поддерживал связь только с одним Иваном Козловым, заместителем начальник областного НКВД, которого Абвер завербовал, примерно, пять лет назад. Через Козлова и шла вся информация, которой Картинг располагал, организуя действия своей спецгруппы. Словом, этот немецкий капитан диверсант, не смотря на свою силу и бычье здоровье, в принципе, оказался мелкой сошкой в Абвере. Он даже не знал причину того, почему его высшие командиры приказали найти и с пристрастием допросить двух девушек радисток.

Но Леопольд Картинг в разговоре мимоходом все же упомянул одну любопытную вещь, которая заинтересовала Косински. Оказывается, в районе Лиды до воссоединения Западной Белоруссии с Советским Союзом, активно работал агент секретной службы Великобритании. Но с приходом в этот регион советской власти армейские разведчики Вермахта потеряли следы этого агента! До сих пор неизвестно его настоящее имя, но достоянием Абвера стала информация о том, что он, возможно, был рижанином, а в Лиду часто наезжал по делам своей компании. Абверовцам, в частности, Картингу стало известно, что этому британскому агенту удалось в Лиде создать свою агентурную сеть, которая и по сей день поддерживает радиосвязь с Лондоном.

Пообедав с Леопольдом Картингом, Вальдемар Косински решил заскочить домой, встретиться и переговорить с Ниной и Светой, а затем вместе с Дмитрием Лукашевичем отправиться в лес, посмотреть, как партизаны готовят свою базу. Тем более, что Саша Мец перед своим отъездом, Ивану Фролову оставил подробную информацию по схронам, подготовленными НКВД для групп сопротивлений и для партизан. Два полных дня Александр занимался только тем, что объезжал эти схроны, проверяя их состояние.

Мец выяснил, что большинство из двенадцати схронов, заложенных НКВД, были разграблены местными крестьянами. Причем, крестьяне не трогали оружия в этих схронах, но они подчистую забирали хранившиеся там продукты и амуницию, особенно они прельщались красноармейской формой, сапогами и армейскими ботинками. Двумя схронами воспользовались диверсанты капитана Картинга, но и они в основном воспользовались одной только взрывчаткой, продуктами же питания спекулировали на крестьянских ярмарках и базарах. А вот оружие портили или уничтожали. Нетронутыми по настоящий момент остались всего лишь три схрона, но они располагались вдоль границы Лидской области с Литвой. Поэтому в лесу Фролов хотел договориться с Семеном Лукашевичем, отцом Дмитрия, об организации двух экспедиций к схронам. По его мнению, было бы неплохо три не тронутых схрона оставить до худших времен, а вот оружие собрать в разграбленных крестьянами схронах. Все это оружие привезти на партизанскую базу, так как Фролов предполагал, что в скором времени его партизанский отряд должен сильно пополниться.

Когда Иван появился в доме, то Нина работала на радиопередатчике, пустить в помещение радиостудии Ивана Фролова она категорически отказалась, через запертую дверь нагло заявив:

— Извини, командир, но пустить тебя к себе, я не могу. Да и к тому же я очень занята! Ты уж разбуди Светлану, поговори с ней! Она так же, как и я, в курсе всех наших дел.

Светлана, видимо, очень сильно устала! Она не проснулась даже тогда, когда Иван Фролов переступил порог ее спальни. Несколько раз ему пришлось потрепать ее за плечо, прежде чем девчонка открыла глаза. С трудом рассмотрев, что ее разбудил Иван Фролов, Света ему смущенно улыбнулась и произнесла:

— Это первый день нашей работы. И я бы сказала, что не ожидала, что у меня с Ниной будет такой большой объем работы! Сейчас тебе, Ваня, я могу сказать только одно. Нам пока удается поддерживать связь практически со всеми своими абонентами, но их количество растет и увеличивается час от часа. Ты, командир, должен обязательно подумать о наших помощницах. Ведь мы должны работать по шесть часов в сутки, а не по двенадцать, как работаем сейчас!

Пока Иван думал над тем, как ему ответить так, чтобы подбодрить Свету, но девчонка тут же снова заснула, но уже сидя в своей постели. Тогда он решил, что ему будет лучше сначала переговорить со своим контактом в Москве по этому вопросу, а потом уже Свете и Нине предложить конкретную схему его решения. В этот момент в Светину спальню заглянул Дима Лукашевич. Увидев Ивана, он жестами рук ему показал, что им пора отправляться в дорогу. Уложив Свету в постель, накрыв ее одеялом, Иван вышел в коридор первого этажа и торопливо зашагал к выходу из дома. Дима и еще двое парней его возраста стояли рядом с мотоциклом. У всех троих парней немецкие «шмайсеры» небрежно висели через плечо, пистолеты были в кобурах на поясе, рукоятки засапожнников выглядывали из-за голенищ сапог. Они выглядели бравыми, но уж очень молодыми парнями.

Кивком головы Фролов поздоровался с парнями, внимательно их осмотрел. Со временем из этих мальчишек он сделает настоящих советских диверсантов, отлично владеющих холодным и огнестрельным оружием, способных людей убивать людей одними голыми руками! Иван уже познакомил их с комплексом физических упражнений своего друга Михаила, в свое время бесследно пропавшего в трудлагерях. Теперь каждое свое утро эти мальчишки будут начинать выполнением этого комплекса упражнений до конца своей жизни!

— Ну, ты, Дима, готов ли отправляться в путь-дорогу? — Поинтересовался Фролов у Димы Лукашевича. — Тогда садись за руль мотоцикла, и мы поехали! А вы, ребята молодцы-удальцы, охраняйте наших девчонок! Они сегодня самое ценное, что мы имеем на своих руках!

Уже пристраиваясь на заднее сиденье мотоцикла, он мысленно поинтересовался у Димы Лукашевича:

— Слушай, Дима, в свое время ты меня убеждал в том, что тебе не составить особого труда, найти и собрать вместе таких же, как и ты, молодых парней, хорошо владеющих оружием! Но день проходит за днем, сегодня немцы заняли Лиду! А пока у нас с тобой только трое охранников радисток, ты и два твоих лучших друга! Вынужден констатировать, что наш радиоцентр пока не имеет должной охраны по твоей вине! Скажи, мне, что именно трое необученных парней могут сделать против взвода таких диверсантов, как у капитана Леопольда Картинга?!

— Извини, командир! Я с тобой полностью согласен по этому вопросу! Я уже переговорил со всеми парнями кандидатами. Все они согласны стать суперсолдатами! Но тут неожиданно появился особоуполномоченный представитель НКВД в нашем партизанском отряде! Он возложил на свои плечи функции особиста всего отряда. Теперь без его согласия мой отец никого не зачисляет в партизаны. Особист же требует, чтобы и мои парни прошли бы его проверку, но в этом случае я должен буду ему рассказать о существовании нашего радиоцентра и радисток. Ты же мне строго-настрого запретил этого делать, запретил думать даже об этом. Ты же сам знаешь, что мой отец практически ничего не знает о существовании нашего радиоцентра!

— Правильно, об этом радиоцентре никто в нашем партизанском отряде не должен знать. Дима, но я первый раз слышу о появлении какого-то особиста в нашем же партизанском отряде?! Почему меня о его появлении ранее никто не проинформировал?

— Этот особист появился в отряде всего лишь два дня назад! Его откуда-то привел сам отец! Он мне тогда сказал, что тебе о нем, Иван, он сам расскажет при первой же встрече. Но насколько я знаю после той засады, ты с отцом пока еще не встречался. Поэтому ты об этом особисте пока ничего не знаешь, и не слышал! Значит, ты с ним познакомишься, когда мы сегодня вечером появимся в нашем отряде!

Лида с появлением немцев как бы притихла, ее улицы вдруг опустели, обезлюдили. Государственные магазины не торговали, были закрыты, частные лавки пока были тоже закрыты. Только изредка где-то промелькнет на улице одинокий пешеход, который тут же постарается скрыться во дворе дома или в городском сквере.

Сегодня в первый день оккупации немцами города горожане предпочитали отсиживаться по домам, по своим квартирам. Проехав несколько улиц, Иван Фролов вдруг понял, что совершено зря он Диму не переодел в форму немецкого солдата. Наверняка, когда они будут проезжать мимо поста немецкой полевой жандармерии, то они у фельджандармов вызовут подозрение этим не сочетанием, немецкий майор сидит на заднем сиденье мотоцикла, а им управляет парень в одежде белорусского паренька. Эту ошибку Фролов решил исправить первым же делом, прежде чем выезжать за город.

— Дима, ты знаешь адрес дома, в котором проживает девочка по имени Калерия? — Поинтересовался Иван Фролов.

— А какую именно Калерию, ты, командир, имеешь в виду? В нашей школе в выпускном классе училась одна девчонка с таким именем. Она по девчоночьей дурости втюрилась в одного блатного парня из нашего города! Адрес и дом, где живет эта девчонка, я хорошо знаю!

— Давай, Дима, мы к ней заедем! Нам надо решить одну небольшую проблему. Да, и между прочим, а как у тебя с немецким языком. Можешь ли ты на нем говорить, понимаешь ли ты немцев?

— Да, я ни в зуб ногой, этот немецкий язык для меня сплошная терра инкогнито. С большим трудом, по этому предмету в школе я имел слабую тройку! — Честно признался Дмитрий.

— Жаль, конечно! Но ничего не поделаешь! Рожденный ползать, летать не может!

— А вот летать, как раз, я немного научился! Два года ходил на занятия в Лидский аэроклуб. Два раза уже вылетал самостоятельно. Надеялся, после окончания средней школы, поступлю в летное училище! В следующем году я документы должен был послать в училище, да вот война все остановила!

За разговорами они незаметно для себя доехали до особнячка, в котором Калерия имела квартирку на втором этаже. Иван приказал Дмитрию мотоцикл загнать во двор, а затем самому подняться на второй этаж, зайти в квартиру Калерии.

Калерия оказалась дома. По ее лицу Иван мгновенно определил, что она опять-таки какое-то время снова билась в истерике одиночества. Ее лицо было заплаканным, руки нервно дрожали, девчонка постоянно всхлипывала и куталась в старушечьи платки, словно ее постоянно бил озноб. Узнав Ивана, когда тот переступил порог ее квартиры, оказался в прихожей, она почувствовала себя гораздо лучше. Девушка перестала всхлипывать, подняла на Ивана свои глаза, в которых он легко прочитал вопрос. Сначала Фролов не сообразил, какой именно вопрос ее интересовал?! Поэтому он, чтобы быстрее успокоить девчонку, по простоте души своей ляпнул:

— Калерия, я заехал, чтобы забрать винтовки, которые я с Моней сегодня утром оставил в твоей квартире!

По мгновенно потухшему взгляду, по ее очередному всхлипыванию, Фролов снова догадался, что своей предыдущей фразой он пальцем попал в небо. Тогда он осторожно шаркнул ногой, склонил голову в вежливом офицерском поклоне и медленно, но четко выговаривая русские слова, проговорил:

— Оберштурмфюрер СС Франц Ширрмайстер сегодня утром покинул Лиду. По приказу командования он отправился в свою танковую дивизию для продолжения службы! Он, Калерия, передавал тебе свой привет и самые нежные пожелания! Он просил меня тебе передать, что он тебя очень любит и обязательно к тебе вернется, чтобы навсегда тебя забрать с собой!

Глаза Калерии моментально высохли и засверкали радостью. Иван понял, что он только в этой девчонке воскресил великую девичью мечту-надежду о женихе принце на белом коне. Теперь Калерия будет ожидать возвращения своего эсэсовца, которого судьба играючи подсунула ей в качестве принца на белом коне, до конца своей жизни!

В этот момент за их спиной послышался веселый голос Димки Лукашевича:

— Не фига себе, какое любовное ширли-мырли!

Но Иван Фролов мгновенно и довольно-таки бесцеремонно прервал парня, под ноги швырнул ему немецкий армейский баул и строгим голосом приказал:

— Переодевайся, немедленно! Переодевшись, забери эти две винтовки, а затем выматывайся из прихожей. Отправляйся к своему мотоциклу и ожидай моего возвращения! Я пару минут поговорю с Калерией, а затем спущусь к тебе!

 

Глава 3

1

На выезде из города Лида мотоцикл, на котором майор Вальдемар Косински и рядовой стрелок Иоганн Мюллер следовали в Вильнюс, был остановлен мобильным постом немецкой полевой жандармерии. Когда мотоцикл остановился, то к нему подошел вахмистр фельджандармерии и представился:

— Господин майор Косински, меня зовут Герберт Фишер, я вахмистр батальона фельджандармерии 19-й танковой дивизии! Прошу меня извинить за то, что вас побеспокоил, остановив ваш мотоцикл! Но у меня имеется приказ командира моего батальона! Согласно этому приказу, мой пост фельджандармерии должен останавливать любой транспорт, покидающий город Лиду и двигающийся в направлении Вильнюса. Мы обязаны вас предупредить, господин майор Косински, о том, что через десять — пятнадцать километров от города, движение по этому шоссе становится опасным из-за боев, которые ведут 12-я танковая и 18 моторизованные дивизии с подразделениями Красной Армии, пытающимися пробиться из окружения! В принципе, мое командование вам рекомендует, господин майор, вернуться в город и подождать два-три дня до тех пор, пока бои в этом районе не прекратятся!

— Спасибо, вахмистр, за предупреждение! Но откуда вам известно мое имя? — Поинтересовался Иван Фролов.

— Сегодня мой взвод фельджандармерии обеспечивал переезд сотрудников окружного комиссара в здание в городе Лида, где окружной коммисариат будет постоянно располагаться. Там вы еще беседовали с лейтенантом Людвигом Реймсе. После разговора с вами, этот лейтенант и рассказал нам о вас.

— Ну, что ж, спасибо тебе, вахмистр, за заботу обо мне! Я это обязательно запомню, постараюсь когда-нибудь вернуть тебе этот свой долг! Что же касается своей поездки, то я еду не Вильнюс, а к одному знакомому старосте! Его деревушка стоит чуть в стороне от этого шоссе. До района боев я попросту не доеду! В любом случае, вахмистр, я тебе глубоко признателен за то, что остановил и предупредил о возможной опасности! Еще раз спасибо, вахмистр, а ты, Иоганн, давай трогай!

Почему-то чихнув двигателем, мотоцикл плавно тронулся с места и, вскоре набирая скорость, он снова мчался по шоссе Лида — Вильнюс. Вахмистр Герберт Фишер острым взглядом глаз из-под разросшихся бровей некоторое время следил за мотоциклом. Затем вернулся к своему мотоциклу и фельджандарму, дремавшему в коляске мотоцикла за пулеметом, грубым голосом приказал:

— Эй, ты, баварское чмо, быстренько по рации меня соедини с капитаном Картингом. Эк тебя разнесло, смотреть противно на твою сонную рожу! Кому армия тюрьма народов, а кому она — мать родная?!

Через минуту вахмистр Фишер, держа микрофон рации у своего рта, уже разговаривал с капитаном Леопольдом Картингом:

— Леопольд, ты уж извини меня за то, что я тебя только что побеспокоил. Наверное, вытащил тебя, так сказать, из-за карточного столика!.. Но ты же сам мне говорил, что я могу с тобой соединяться в любое время дня и ночи, когда у меня появится требуемая тебе информация. Так что я спешу тебе отрапортовать, господин капитан, что твой любимчик, некий майор Косински, фотографию которого ты мне сегодня показывал, только что покинул Лиду… Он на заднем сиденье мотоцикла, а за рулем рядовой стрелок, такой молодой, прелестненький мальчишка! Такой хорошенький мальчик, его, наверное, от маменькиной сиськи только что оторвали?! Когда ты с майором покончишь, то этого мальчишку переведи ко мне во взвод, я уж с ним хорошо позабавлюсь!.. На этом все, если тебе еще чего от меня потребуется, то, не стесняйся, связывайся! По старой дружбе или за отдельную плату может быть и помогу!

Было примерно шесть часов вечера, мотоцикл с майором Вальдемаром Косински и рядовым стрелком Иоганном Мюллером все еще продолжал двигаться по направлению Вильнюса со скоростью в сорок километров в час. Они уже отъехали от Лиды километров на сорок, им оставалось проехать еще пару километров, а затем съехать с шоссе и двигаться по лесной дороге к партизанской базе.

Артиллерийская канонада становилась все ближе и ближе. Когда они только выехали на это шоссе, то канонада была слитной, представляла собой постоянный гул, сливавшихся воедино грохот от выстрелов артиллеристских орудий и разрывов снарядов. Но по мере удаления от города, эта канонада теряла свое былое единство, Иван Фролов начал четко различать, когда огонь вело отдельное артиллеристское орудие по определенной цели и в определенном темпе. То есть следовал выстрел орудия, а только затем слышался разрыв снаряда. Но уж слишком много орудий каждая из сторон использовала в этом бою, поэтому выстрелы отдельных орудий сливались в некое подобие артиллеристских залпов.

— Может быть, нам будет лучше уже сейчас съехать с шоссе в лес, а то на этом шоссе, кроме нас, никого не видно! — Поинтересовался мысленно Дима.

— Нам осталось проехать совсем немного до нашего съезда! — Так же мысленно ответил Фролов. — Там прямая дорога до партизанского лагеря! Правда, километров пять придется пройти на своих двоих!

Так слегка и по-дружески переговариваясь, они доехали до нужного им съезда с шоссе. Но, когда они, съехав с шоссе, почти уже скрывались в лесных зарослях, то прямо за их спинами послышались звонкие орудийные выстрелы. К слову сказать, эта лесная дорога вела к реке Радунь, с шоссе река сейчас совершенно не просматривалась. Иван Фролов и Дима Лукашевич могли следовать по этой дороге и дальше, не опасаясь того, что их обстреляют. В довоенное время этой дорогой по воскресным дням любили пользоваться жители Лиды, большие любители рыбной ловли, очень уж они любили посидеть на берегу Радуни половить рыбки! Иван Фролов даже немного расслабился, подумав, что самая тяжелая часть дороги осталась у них за спиной. Но в этот момент за их спинами повторились выстрелы из танковых орудий, а также послышался рев танковых двигателей.

— Дима, притормози! Я схожу назад, посмотрю, что же там происходит?

Когда мотоцикл остановился, Иван слез с его заднего сидения. Разминая ноги, он быстро развязал веревки, которыми обе СВТ40 были привязаны к мотоциклу. Одну винтовку взял себе, а вторую протянул Дмитрию, затем быстро проверил, заряжена ли она. Винтовка была заряжена, в карманах кителя у Ивана была еще одна обойма на десять винтовочных патронов. Тяжело вздохнув Фролов, крадучись, прячась в кустарнике, направился обратно в сторону шоссе Лида — Вильнюс. Дима, проверив свою винтовку, заряжена ли она, по пятам следовал за Иваном.

Когда они оба оказались в придорожном кустарнике, выглянули из него, то увидели незабываемую картину. На шоссе шел танковый бой, советский танк БТ-7 отчаянно сражался с тремя немецкими танками, двумя Т-4 и одним Т-3. Немецкие танки этот наш танк сумели каким-то образом вытеснить из лесных зарослей прямо на шоссе, на открытое пространство, что позволяло им вести прицельный огонь. БТ-7 огрызался из своей 45 мм пушки. Иван и Дима увидели, как своим последним выстрелом из пушки наш танк повредил башню одного из немецких танков Т-4, она перестала поворачиваться. После попадания Т-4 дал задний ход и скрылся в лесу, бой с советским танком продолжили вести его собратья Т-4 и Т-3. Следует заметить, что экипажи этих двух немецких танков не собирались просто так отступить, дать уйти советскому танку.

Одновременно экипаж советского танка БТ-7, видимо, догадался о том, что их столь долгое пребывание на открытом пространстве дороги несет в себе серьезную опасность для танка. Механик-водитель БТ-7 тут же врубил реверсную скорость, танк практически мгновенно пролетел, пересекая шоссе, причем своей кормой этот танк точнехонько врубился в лесную дорогу, по которой Фролов и Дима должны были проехать до партизанского лагеря. Этот маневр танка БТ-7 сопровождался двумя выстрелами танковых орудий. Если Т-4 свой снаряд послал мимо, за молоком, то Т-3 продемонстрировал отличное попадание, его снаряд пробил броневую заслонку двигательного отсека БТ-7, наш танк загорелся. Сначала над моторным отсеком заструился легкий дымок, и только после некоторого времени над решеткой радиатора показался небольшой язычок пламени.

Откинулась крышка башенного люка БТ-7, из него высунулась голова в танковом шлемофоне. Лицо советского танкиста почему-то было сплошь замазано чем-то черным. Парень посмотрел на огонь, вырывающегося из моторного отсека, затем он прижал свою ладонь к горлу и громко прокричал:

— Парни, наш танк горит! Огонь над моторным отсекам! По моим расчетам у нас еще имеется время на один только выстрел из орудия, а потом нам придется отсюда, как можно быстрее, сматываться!

Голова танкиста снова скрылась в башне, которая тут же начала поворачиваться в сторону немецкого танка. Немецкий танк Т-3 уже выполз на полотно шоссе, явно намереваясь его пересечь, чтобы с близкого расстояния добить БТ-7! Два танка, советский БТ-7 и немецкий Т-3 одновременно выстрелили друг в друга из танковых орудий. Этот день, 27 июня 1941 года, видимо, все же не был днем советского танка БТ-7, его экипаж снова промахнулся. 37 мм снаряд немецкого танка Т-3 пробил лобовую броню танковой башни советского танка БТ-7. Фролов сразу же подумал о том, что экипаж этого советского танка должен был погибнуть от такого попадания вражеского снаряда. Как бы в подтверждение его мыслей, из оставшегося открытым люка башни в небо рванул огненный смерч из пламени и дыма. Только тут Иван вспомнил о том, что на советском танке БТ-7 стоял бензиновый двигатель, поэтому эти танки сгорали быстро, как восковые свечи в церквях!

— Кажется, командир, что мы не сможем помочь нашим танкистам? — Вдруг спросил Дима Лукашевич.

Фролов так и не ответил на вопрос этого пока еще ребенка! В этот момент он внимательно наблюдал за всем тем, что сейчас происходило на шоссе. Там на шоссе рядом со своим танком Т-3 толклись пять немецких танкистов. Видимо, экипаж немецкого танка Т-3, покинул отсеки своего танка для того, чтобы полюбоваться результатами своей работой. Они стояли и наблюдали, как горит советский танк БТ-7, который они только что подбили и подожгли. У немецкого экипажа было хорошее настроение, они даже решили отпраздновать свою победу. Один из членов экипажа взобрался на танк, и на своей губной гармошке он начал наигрывать «Лили Марлен». Немецкие танкисты сначала подпевали своему гармонисту, а затем, разбившись на две пары, принялись танцевать прямо в дорожной пыли. По рукам танцующих пошли две бутылки немецкого шнапса и русской водки, бутылки быстро переходили из рук в руки, а веселье становилось все бурным.

Иван Фролов совсем уже собрался покинуть поле танкового боя, он даже свою винтовку забросил за спину, развернулся, чтобы идти к мотоциклу, но в этот момент он вдруг увидел лицо Димы. Парень стоял, плечом облокотясь на сосну, и горько плакал. Война слишком уж быстро этого парня делала взрослым человеком! Взрослые, даже когда погибают их друзья, очень мало плачут, они в глубине своей души переживают потерю близких, но обычно не плачут! Дима в свои шестнадцать лет пока еще не научился тому, чтобы в одной только душе переживать потерю любимых и родных людей. Вот поэтому сейчас он стоял и горько плакал, не стесняясь, открыто выражая свое сожаление по погибшим советским танкистам.

Фролов, молча, развернулся на каблуках своих сапог, сдернул винтовку со своего плеча и, полусогнувшись, направился снова к шоссе. По дороге он мысленно попросил Диму, который полетел вслед за ним:

— Отстреляв обойму из винтовки, сначала перезаряди ее, а затем отправляйся к мотоциклу. Заведи его, и ожидай моего появления. Мы должны, как можно быстрей покинуть это место, но нам не нужно вслед за собой притащить этот вражеский хвост в партизанский лагерь! Дима, ты понял, что я тебе предлагаю?

— Так точно, командир! Я понял!

К тому времени, когда Фролов и Лукашевич были готовы открыть огонь по врагу, на шоссе Лида — Вильнюс танцевало много немцев. Танкист с губной гармошкой продолжал сидеть на корме своего танка, на своей губной гармошке он исполнял различные мелодии, популярные в Вермахте. Немецкие солдаты танцевали друг с другом, пьяно смеялись сами над собой. Этот смех иногда зашкаливал, походил на лошадиное ржание. Небольшая стайка немецких офицеров в полевой форме стояла немного в стороне. Офицеры не танцевали, они курили сигареты, пили коньяк прямо из горлышка бутылки, о чем-то между собой переговариваясь. Фролов увидел несколько мотоциклов, которые стояли, приткнувшись колесами к придорожному кустарнику.

Теперь, благодаря появлению этих мотоциклов, Ивану было нетрудно догадаться о том, что к танкистам присоединились немецкие мотоциклисты, или разведчики, или связные. Повернув голову в сторону БТ-7, Иван увидел, что танк догорает, что он почти полностью сгорел, от него остались какие-то непонятные искореженные металлические детали.

— Ну, что ж, Дима, начинаем! Открываем огонь на счет три! Ты ведешь огонь по немцам, которые концентрируются слева от нас. Я отстреливаю тех, кто справа от нас! Дима, напоминаю еще раз, отстреляв обойму, ты перезаряжаешь винтовку и с этого момента занимаешься только мотоциклом. Итак, Дима, начинаю отсчет. Один… два…

Два выстрела практически слились в один, затем каждый из стрелков поддерживал только свой определенный ритм выстрелов. Иван первым отстрелял десять патронов, его руки тут же занялись перезарядкой своей винтовки. Когда Дима прекратил стрельбу, начал перезаряжать свою винтовку, то Иван снова вступил в дело. Вторую обойму он отстреливал с гораздо меньшей скоростью, чем первую, но от этого меткость его выстрелов не ухудшалась, но и не становилась лучше. Сделав последний, двадцатый выстрел, Иван приподнялся и согнувшись в три погибели засеменил в глубь леса, вслед за Димой, который уже был у мотоцикла и заводил его экстрактором. Вскоре он услышал звук заработавшего двигателя мотоцикла, который слегка порыкивал на холостом ходу.

В этот момент слева от себя Иван увидел на траве человека в черном танкистском комбинезоне, в сапогах и с шлемофоном на голове Танкист едва полз по траве, он попал в левую колею дороги и полз по ней, так как сам уже не мог выбраться из этой колеи. Танкист, видимо ничего перед собой не видел, он только медленно выбрасывал свою руку вперед, а затем к этой руке подтягивал свое тело. Не раздумывая, Фролов отбросил в сторону свою винтовку, схватил танкиста и, забросив его на свое плечо, бегом на полусогнутых ногах припустился к мотоциклу, к Диме Лукашевичу, ожидающему его!

2

С танкистом им пришлось много повозиться, но он практически уже не реагировал на внешние раздражители, на слова людей. Отъехав глубже в лес, они остановились почти на самом берегу Радуни, но на берег реки они так и не вышли, слишком уж много немецких самолетов в тот момент находились в небе. Им не стоило привлекать внимание их пилотов. На опушке леса они нашли более или менее ровный квадрат земли, покрытой густой травой. Бросили на него пару немецких шинелей и сверху положили самого танкиста. Фролов стащил с его ног сапоги, срезал ножом комбинезон с его тела, и внимательно осмотрел закопченное тело танкиста, который пока оставался без сознания. Пулевых ранений или сильных ожогов он на его теле так и не обнаружил. Но танкист пребывал в беспамятстве и, похоже, приходить в сознание он пока не собирался. Тогда Иван, приказав Дима, внимательно их сторожить, решил провести один эксперимент, прямой контакт сознания к сознанию! Он распростерся на шинелях рядом с телом танкистом, взял его голову в свои руки, и попытался проникнуть в его сознание.

Вскоре Фролов узнал, что рядом с ним лежит лейтенант Геннадий Петрович Кузнецов, командир разведывательного танкового взвода, двадцатого года рождения. История этого советского парня оказалась простой и очень короткой. Сразу после окончания танкового училища лейтенант Кузнецов начал служить командиром взвода разведки 9-го танкового полк 5-й танковой дивизии, дислоцированной под Алитусом, в советской Литовской республике. Геннадий Кузнецов начал воевать с немцами в первые же часы войны, три дня он в составе 9-го полка отбивал атаки немецких танков под Алитусом и Вильнюсом. Затем 5-я танковая дивизия была немцами вытеснена в Белоруссию, но и там бои не прекращались ни на один день или на час!

Особенно трудно воевать приходилось разведчикам этой дивизии. Они были глазами и ушами командира дивизии, одно боевое заданием у них сменялось другим. В результате за четыре дня боев взвод лейтенанта Кузнецова потерял все три танка, но сам лейтенант Кузнецов, потеряв свой танк, собрался повоевать с немцами в пехоте.

Этому молодому лейтенанту танкисту крупно повезло. Вчера, во время следования остатков 5-й танковой дивизии по шоссе Ошмяны — Молодечно, дивизионная колонна натолкнулась на кем-то брошенный танк БТ-7, у него пустыми были топливные баки, а по техническим параметрам и боекомплекту с этим танком было все в порядке. Лейтенант Кузнецов сумел договориться с заместителем командира дивизии по тылу и получить полный бак бензина. Командир дивизии, генерал-майор Алексей Васильевич Куркин, тут же ему приказал произвести разведку по направлению Ошмяны — Лида. Экипаж лейтенанта Кузнецова практически выполнил свое задание и уже возвращался обратно, когда его обнаружила немецкая авиационная разведка. Она и навела свои танки на этот одинокий советский танк. Полдня продолжался танковый бой, в котором один советский танк воевал против пяти немецких танков. БТ-7 лейтенанта Кузнецова удалось уничтожить два немецких танка Т-4, но, в конце концов, немцы его подбили, сожгли. В бою погибли: заряжающий — сержант Малыгин Петр Иванович, механик-водитель — старшина Семенов Николай Ильич, они так и сгорели вместе с танком.

Иван Фролов, молча, поднялся с земли, слегка поправил мундир немецкого майора и мрачно сказал:

— Дима, лейтенант Геннадий Петрович Кузнецов умирает. Он в тот момент, когда башня танка была простреляна немецким снарядом, сильно ударился о внутреннюю броню головой. Танковый шлемофон ему не помог, он так и не с амортизировал в достаточной мере этот страшный удар. От удара в головном мозгу лейтенанта образовалась большая гематома. Через полчаса он скончается от кровоизлияния в мозг!

Чем ближе они подходили к партизанской базе, тем больше росла тревога в душе Ивана Фролова. Он успел даже пожалеть о том, что поступил столь опрометчиво и свою винтовку бросил в лесу. Видимо, Дима Лукашевич сумел каким-то образом уловить это внутреннее беспокойство Фролова потому что, когда они остановились в лесу, а затем принялись ветками и лапами хвои его маскировать, то Дима, молча, протянул Ивану свой «шмайсер». Так они и пошли по лесной тропинке, впереди Дмитрий Лукашевич с винтовкой через плечо, а за ним Фролов со «шмайсером» на груди. Но и на пешем участке пути это внутреннее беспокойство не покидало Ивана Фролова. Какими только словами он не проклинал самого себя, почему он до сих пор Семена Ивановича Лукашевича, командира партизанского отряда, он так и не сделал своим телепатом. Тогда бы не было подобных проблем, мысленная речь, телепатия, уверенно работает, как на ближних, так и на дальних расстояниях!

Когда им до партизанского лагеря оставалось идти менее километра, то ноздри Дмитрия первыми уловили запах гари, вдруг появившийся в лесном воздухе. Но парнишка вслух ничего не сказал по этому поводу, так как хорошо понимал, когда стоит или не стоит говорить о чем-либо со своим командиром. Ведь в любом случае он, как телепат, тут же узнает обо всем сам! Они уже почти бежали, спешили на базу, когда вдруг прозвучали слова:

— Всем стоять, не двигаться с места!

Дима Лукашевич и Иван Фролов на полном ходу притормозили, тут же начали оглядываться по сторонам в поисках источника голоса. Одновременно они оба были готовы, если этого потребует обстановка, упасть на землю и открыть огонь по противнику. Но вокруг пока еще ничего особо тревожного не происходило, но вот только из-за большого куста появился какой-то несуразный ястребок. Этот был парнишка лет восемнадцати, но был он не особенно высокого роста, никак своим телосложением не походил на богатыря. Самым интересным в нем было оружие, пистолет-автомат ППД с круглым магазином для патронов. Ивану Фролову сразу же бросилось в глаза, что этот автомат и парень были одинакового размера, то есть они чем-то походили или дополняли друг друга!

Дмитрий сразу же узнал этого парня, у него он тут же поинтересовался:

— Коля, что случилось в отряде? Почему ты здесь нас встречаешь? Что с отцом, он жив?

— Семен Иванович жив и здоров! Если бы не он, то немцы сегодня утром наш отряд наголову бы разгромили! Они на нашей поляне появились так неожиданно, что бежать, спасаться нам было поздно! Но когда мы строили нашу первую землянку, то по приказу командира, не поленились и подземный ход прокопали прямо к реке. Немцы разгромили нашу полевую кухню, захватили оружие, которое мы собрали на полях боев, окружили нашу землянку. Если бы они сразу же нас закидали бы гранатами, то я вас сейчас бы не встречал! Но у них откуда-то появился матюгальник, их офицер на русском языке потребовал, чтобы сдались бы доблестной немецкой армии! А мы в это время оделись и быстренько подземным ходом доползли до реки, а оттуда трусцой добежали до старой мельницы и там остановились на временный бивак. Словом, из наших бойцов пока еще никто не пострадал, мы даже своего оружия тем немцам не оставили. Семен Иванович приказал мне срочно отправляться в это место и ожидать вашего появления. Я же, к слову сказать, вас прождал все светлое время этих суток, вот уж начал собираться немного поспать!

Пока Николай рассказывал, Фролов вспомнил этого парня. Он был самого малого роста среди всех ястребков, но отличался своим веселым характером. Среди своих друзей он слыл великим оптимистом и был легок на подъем. Иван никак не мог вспомнить его фамилию, но все парни называли его Наперстком, из-за его малого роста и непробиваемого оптимизма! Когда Коля закончил свой рассказ, то он поинтересовался:

— Насколько я понимаю, этот лес сейчас полон и немцев, и красноармейцев! Пока ты ожидал нашего появления, не проходил ли кто рядом с тобой?

— Немцев, товарищ командир, я не видел и не слышал! Несколько раз слышал русский говор, но этих красноармейцев я сам тоже не видел. Эти люди говорили о том, что им нужно прорываться за линию фронта! Но за два часа до вашего появления, я увидел странную группу людей, они между собой не разговаривали, а объяснялись одними жестами рук.

— Что ты можешь еще об этих людях сказать?

— Все они были в камуфляже или в плащ-палатках, так что мне было бы трудно сейчас сказать, были ли это немцы или красноармейцы. Внутри меня осталось одно нехорошее чувство, что с этими людьми мне было бы лучше ночью в лесу не встречаться.

Иван Фролов задумался, пока он не понимал, кто и почему напал на еще не сложившийся партизанский отряд?! В этот момент Дмитрий продолжал беседовать с Наперстком, интересуясь деталями утреннего немецкого нападения, как повели себя их товарищи по отряду в тот момент. В последний момент Иван Фролов решил ночь провести вместе с отрядом, так как ему было нужно переговорить с Семеном Лукашевичем по некоторым вопросам.

— Хватит трепаться по пустякам, друзья! Пошли на мельницу!

Они могли пройти на старую мельницу, не заходя в разгромленный немцами партизанский лагерь, но Фролова исподтишка терзала мысль о том, что ему необходимо посмотреть на то, что от лагеря оставили немцы! Поэтому он решительно добавил:

— Но, сначала, друзья, мы зайдем в лагерь! Посмотрим, что немцы там натворили!

В самую последнюю минуту Иван почему-то, позднее он и сам никак не мог объяснить этого своего решения, зайти в разгромленный партизанский лагерь не со стороны тропинки, которой они сейчас шли, а со стороны реки. В этой связи они все трое сошли с невидимой тропинкой, а, круто взяв вправо, начали долгий пологий спуск к речке.

Около девяти часов вечера было все еще светло, они подползали к лагерю со стороны реки. Фролов, в который раз проклинал себя за то, что выбросил в лесу свою винтовку. Сейчас в руке у него был немецкий «Вальтер», не очень надежное оружие для боя в лесу! Дмитрий полз с винтовкой, хотя у него осталось всего три винтовочных патрона. Довольный Наперсток пыхтел с автоматом ППД в руках, два диска к автомату делали его уверенным в себе бойцом автоматчиком. Когда троица поднялась на вершину подъема, ведущего от речки, то перед их глазами появилась панорам партизанского лагеря. Ивану в глаза бросилась взорванная партизанская землянка, из которой бойцам вместе с командиром Лукашевичем удалось удрать подземным ходом. По воронке от взрыва можно было понять, что немцы не поленились в этом случае, они землянка взорвали фугасом в десять килограмм тротила. После такого взрыва ни один боец не должен был бы уцелеть в этой землянке!

Меньшим фугасом немцы вдребезги разнесли полевую кухню, которую всего лишь три дня назад Фролов выпросил у командира полка РККА, полк которого выдвигался на защиту государственной границы. Слегка усилив свое зрение, Иван тщательно обследовал каждый метр партизанского лагеря. Он тут же убедился в том, что на его территории не видно ни одного трупа партизана! В этот момент в его сознании вспыхнула и погасла одна интересная мысль.

— Дима, поинтересуйся у Наперстка в отношении «особиста», о котором ты мне недавно рассказывал? Меня интересует, был ли он в землянке, когда напали немцы, а если не был, то где он находился? Сам ли он отсутствовал, или же твой отец, куда-то его посылал?

3

Семен Иванович Лукашевич, командир партизанского отряда «За свободу советской Белоруссии» неприветливо встретил появление Ивана Фролова. Он даже не пожал ему руки, а головой кивнул на его приветствие и коротко бросил, что очень занят, что поговорит с ним, когда освободится. В тот момент он о чем-то беседовал с каким-то мужчиной, интеллигентного вида и в очках на носу. Фролов спокойно отошел в сторону, выбрал себе место поближе к костру, который горел прямо в помещении старой мельницы, подстелил себе солдатское одеяло, сел на него и углубился в свои мысли. Наперсток свой ППД поставил к стене, но так, чтобы автомат был бы под его рукой, и с шутками и прибаутками принялся готовить чай на всех.

Дима внимательно осмотрел внутреннее помещение здания, которое называлось Старой мельницей. С приходом Красной Армии в Западную Белоруссию владелец этой мельницы поляк мельник бросил ее, собрал вещи и вместе с большой семьей уехал в оккупированную немцами Польшу. В течение месяца мельница, вдруг ставшая бесхозной, была местными крестьянами разграблена до ниточки, нашлись даже чудаки, которые выломали тяжеленные жернова и увезли их в свое хозяйство.

Сейчас от мельницы остались одни каменные стены, поэтому партизанский костер горел на земле, весело потрескивая, и согревая еще восемь человек, дремавших поблизости, шестерых парней и двух девчонок. Дима успокоился, когда увидел одну из девчонок, Настюху, младшую сестру Кольки Примакова. Родители их померли всего лишь год назад, а сестра и брат стали комсомольскими активистами. Первыми отзывались на партийные и комсомольские призывы, не забывая при этом агитировать своих односельчан вступать в колхоз. Когда началась война, то Колька и Настюха первым пришли в комсомольский Истребительный батальон, чтобы бороться с фашизмом!

Заметив появление Димки Лукашевича, Настя Примакова приподнялась на локтях и приветливо помахала ему рукой. Со своим братом этой девчонке почему-то всегда было скучно и неинтересно. Но с появлением в ее жизни Димки Лукашевича, Настя сразу же заметила, насколько ей были интересны его мысли и высказывания! Да, и мальчиком он оказался интеллигентным, даже когда они оказывались наедине, не лез со своими поцелуями, а руками за пазуху! Хотя, что касается поцелуев, то Настя была бы не против того, если бы Димка иногда решился бы на этот подвиг!

— Привет, где пропадал? Мне показалось, что тебя целую вечность не было в отряде? Дим, устраивайся рядом со мной. Слушай, Димка, а тебе здорово идет эта форма немецкого солдата! Ты в ней сейчас прямо, как настоящий немец! Но почему ты, Дим, одет в эту форму?

— Привет, Настя, рад тебя снова увидеть! Был в городе! Сегодня немцы появились в Лиде. Вот и пришлось нам пробираться в отряд, переодевшись в немецкую форму!

— И как они, немцы? Как они ведут себя в городе?

— Да, никак! Ведут себя, как настоящие завоеватели вселенной! Ходят, задрав свои носы к небу! Вокруг себя ничего не видят! Но я должен тебе, Настя, откровенно признаться в том, что вот танков, бронетранспортеров и самолетов у них имеется действительно много! Нашим будет трудно с ними воевать!

— Ну, а как солдаты, я думаю, что немцы в бою не так уж хороши, как наши красноармейцы! Я только не понимаю, почему наши войска тогда отступают? Красная Армия должна была бы их где-нибудь остановить, пару раз накостылять им по шее. Вот тогда бы немцы и побежали! А мы в свою очередь Красной Армии бы помогли, чтобы немцы быстрее от нас бы бежали!

— Не все так просто, Настенька! Я то же, как и ты сейчас, совсем недавно также думал о том, что нам нужно остановить немчуру, красноармейским сапогом крепко ей поддать под самый зад! Но, как, оказывается, победить в большой войне, это большой и длительный процесс! Мы, наша Красная Армия, должны пройти все этапы этого процесса, должны научиться хорошо воевать! И только тогда мы сможем выбросить немецких оккупантов с нашей земли!

— Хорошо ты говоришь, Дима! Я все понимаю, что ты сейчас мне рассказал. А то, когда Колька начинает трещать о нашей победе, то у него одно слово на другое слово насаживается, но совершенно не понятно, что этим он хотел сказать! После его выступлений мне не верится, что мы когда-либо победим!

— Хорошо, Настя! А чем ты сама занималась эти два дня, пока меня в отряде не было?

— Да, ничем особенным и не занималась! Можно было бы сказать, готовила на кухне для ребят и спала! Твой же отец, Иван Семенович, характером, видимо, больше на моего брата, Кольку, похож! Только мой брат много говорит, но не понятно, чего же именно он хочет сказать! Твой же отец, Дима, все время молчит, но он любит одно совещание за другим проводить по разным вопросам! Поэтому ему времени не хватает на то, чтобы, скажем, боевой учебы бойцов отряда организовать! Я хотела бы научиться из винтовки метко стрелять, а учить-то нас некому и некогда! А последнее время, Семен Иванович, начал всего бояться. Кто бы к нему не приходил, ни с кем не разговаривает, пока его заместитель не поговорит с этим просителем.

— Настя, я неплохо знаю своего отца! Согласен, иногда он бывает нерешительным. Но обычно это случается тогда, когда он занимается делом ему непонятным или совершенно незнакомым! Но и тогда нерешительность у него быстро проходит, как только он начинает осознавать, что и чему в том или ином деле! Но вот последнее, о чем только что говорила, что он отказывается встречаться с людьми, пока с ними не переговорит его заместитель, — это что-то совершенно новое для меня появилось в характере моего отца!

В этот момент Наперсток приготовил чай, всех бойцов отряда он пригласил пить чай с медом. Ребята и девчата начали просыпаться, подниматься на ноги, чтобы перейти к костру, где Наперсток уже начал разливать чай по кружкам. Ножом он соты с медом разрезал на куски, каждому желающему попить чаю он вручал кусок сота с медом.

Фролов остался на своем месте, ему хорошо дремалось, ему также совершенно не хотелось пить чая. Но та команда, которую Наперсток собрал у костра, привлекла его внимание. Парни и девчонки собрались кружком вокруг костра, они трепались о чем-то своем. Иногда от костра слышался веселый смех этих парней и девчонок! Он уже собрался перейти к костру, как в этот момент в проеме дверей мелькнула чья-то тень. Иван мгновенно насторожился, его рука сама собой коснулась рукоятки «Вальтера» в кармане пиджака. Но эта его предосторожность оказалась напрасной, так как эта тень заговорила нормальным человеческим голосом:

— Товарищ командир, на наш пикет вышла группа красноармейцев и командиров Красной Армии. Они хотят с вами встретиться!

— А вы поинтересовались, по какому вопросу они хотят с мной встречаться? — Поинтересовался Семен Лукашевич, поднимая голову от карты, над которой работал вместе с очкариком.

— Так точно, товарищ командир! Им нужна медицинская помощь, у них много раненых! А также они очень голодны, третий день ничего не ели! — Ответила тень, в которой Иван Фролов, наконец-то, узнал ястребка Федора Пиктеева.

— Товарищ Пиктеев, не могли бы вы этим товарищам вежливо посоветовать, чтобы они шли дальше своей дорогой. — Вдруг подал голос очкарик, причем, он говорил командным голосом, словно отдавал приказ. — Вы же сами прекрасно знаете, что у нас ничего нет! Мы голы, как соколы, и по лекарствам, и по медицинским работникам, и по продуктам! Ничего, кроме гречки, у нас попросту нет. А такое большое количество людей мы попросту не в силах накормить!

— Но у нас же есть две медсестры, вата и бинты! Да и картошки у нас столько, что можем полк накормить! — Подал голос Федор.

Но на него тут же зашипел, Семен Иванович Лукашевич. Он грозно насупил брови и строго приказал:

— Рядовой стрелок Пиктеев, выполняйте, что вам приказал заместитель командира отряда, товарищ Николаев!

Федор Пиктеев попытался козырнуть в ответ, он четко выполнил поворот через левое плечо, чтобы отправиться в наряд и передать отказ красноармейцам. Иван Фролов поднялся на ноги и возмущенно приказал:

— Федор Пиктеев приказываю вернуться, ждать дальнейших распоряжений! — Затем он повернулся в сторону Семена Лукашевича и вежливо поинтересовался. — Что происходит, Семен Иванович, не понимаю, откуда у вас вдруг появился заместитель с правом отдавать непосредственные приказы бойцам партизанского отряда?! Не могли бы вы мне пояснить, почему вы приняли такое серьезное решение, предварительно не согласовав его со мной? А вы, товарищ Николаев, прошу вас мне представиться!

— Да, кто вы такой, чтобы обрывать командира партизанского отряда! Требовать, чтобы я вам представился! Да, и почему вы одеты в форму немецкого майора? Бойцы, я вам приказываю взять под стражу этого немецкого шпиона!

В этот момент Николаев не обращал ни малейшего внимания на то, что Семен Лукашевич осторожно дергал его за рукав гимнастерки, желая охладить действия своего заместителя. Но было уже поздно, того понесло, Николаев уже ни на что не обращал внимания. Он только застыл на мгновение, ожидая, что бойцы бросятся выполнять его приказ. Но ни один боец даже и не тронулся с места, никто не отставил в сторону в сторону кружки с чаем. Все бойцы с громадным любопытством в глазах наблюдали за тем, как будет дальше развиваться этот скандал! В какой-то момент Николаев, видимо, все-таки сообразил, с кем он сейчас имеет дело.

Фролов вдруг почувствовал, как изменилась атмосфера в помещении, ему даже показалось, что кто-то пытается воздействовать на его сознание. Ему не стоило особого труда установить, что этим некто был сам Николаев, который, как оказалось, был наделен небольшим даром гипнотизера. Сейчас он пытался каким-то образом воздействовать на сознание Фролова, тем самым подчинив его себе! Ивану пришлось прибегнуть к помощи своего ментального щупа, чтобы проникнуть в сознание Николаева! Он хотел нейтрализовать все его попытки, подавить его мышление и сознание! К тому же ему страстно захотелось выяснить, кто же Николаев такой на самом деле?!

Практически уже через мгновение Иван Фролов узнал, что он столкнулся с представителем одного из мифических подразделений немецкой военной разведки Абвера, так называемой службы изучения и применения новейших технологий. Эта Абверовская служба совместно с Немецким обществом по изучению древней германской истории наследия предков, более известным, как Аненербе, в повседневную практику разведывательной работы внедряла агентов, обладающих необычными талантами и дарами. Николаев или капитан Абвера Тимоти цу Эриксон обладал способностью вводить свой головной мозг в особый режим работы, который позволял ему воздействовать, изменять состояние сознания другого человека. Практически он мог любого человека вводить в состояние бодрствования, сна и сна со сновидениями, что в свою очередь позволяло ему, заставить этого человека принять нужное ему решение.

Капитан Тимоти цу Эриксон являлся кадровым сотрудником «Бюро Целлариуса». Оказывается, «Бюро Целлариуса» вплотную занималось разработкой Мориса Берныньша, как агента секретной службы английского короля, собираясь его использовать в качестве резидента Абвера в Северной Европе. Только недавно, всего за неделю до начала войны, Абверу стало известным, что Морис Берныньш погиб во время перестрелки с агентами НКВД. Поэтому Тимоти цу Эриксон, прекратив свою подготовку в разведшколе Абвера, срочно направили под Лиду. Командование Абвера ему поставило задание, установить действительную информацию о том, где и как погиб рижанин Берныньш. Узнать, кто стал его преемником. Тимоти цу Эриксон под маской капитана НКВД, особиста 7-й танковой дивизии 10-й армии, было поручено втереться в доверие возможному преемнику Мориса Берныньша, стать его доверенным человеком. Отбывая в Лиду, немецкий капитан Тимоти цу Эриксон имел единственную достоверную информацию, что деньги Мориса Берныньша каким-то образом использовались НКВД на организацию партизанских отрядов на Гродненщине.

Получив всю необходимую информацию из сознания Николаева, Иван на секунду задумался. Прежде всего, он был вынужден самому себе признаться в том, что в данную минуту он оказался, не совсем готов к такому интересному повороту дела, имея в виду этого капитана Абвера! Фролов был попросту не готов, чтобы работать вместе с Тимоти цу Эриксоном, чтобы развивать его и свои способности. Капитан Тимоти цу Эриксон был серьезным и опытным противником, малейшая ошибка в работе с ним вела к смертельному исходу его оппонента. Ивану Фролову требовалось дополнительное время, чтобы лучше изучить характер своего противника, найти к нему подходы и только после этого начинать с ним экспериментировать. Но этого времени сейчас распоряжении Ивана не имелось, оставлять же дело Николаева в замороженном виде до лучших времен было бы для Фролова очень опасным делом! В настоящий момент ситуация складывалась таким образом, что единственным и наилучшим выходом из этого положения для Ивана была бы ситуация, в которой капитана Абвера Тимоти цу Эриксон попросту не существовало бы! В переводе на простой язык, это означало, что этот немец должен был сейчас умереть!

Фролов не успел даже вытащить свой «Вальтер» из кобуры, как в помещении Старой мельницы прозвучал негромкий хлопок выстрела. Это капитан Тимоти цу Эриксон стрелял в свой висок, он каким-то непостижимым образом сам разобрался в создавшейся ситуации. Он воспользовался дедовским наганом, чтобы покончить собой! Этот капитан Вермахта, не желая, видимо, стоять перед строем расстрельной команды, сам привел в исполнении приговор, вынесенный ему судьбой и неким Вальдемаром Косински!

 

Глава 4

1

Федор Пиктеев быстро довел Ивана Фролова до небольшого лесного овражка, сплошь заросшего густым и колючим кустарником. В этом овражке располагался пост секрет, охранявший подступы к временному партизанскому лагерю со стороны Молодечно. Молодой партизан, молча, показал Ивану два пальца и рукой, также молча, ткнул в сторону оврага, что в переводе на гражданский язык означало, что кордон, в составе двух других партизан, сейчас скрывается в этом овраге. Они прошли мимо овражка еще около сотни шагов, пока не увидели небольшую группу красноармейцев. Те расположились прямо на земле, сидели кружком и, завернувшись в плащ-палатке, закрыв глаза, то ли дремали, то ли, ожидая чего-то, углубились в свои мысли.

Сделав Ивану Фролову жест рукой, чтобы он остановился, подождал бы его, Федя подошел к красноармейцам и негромким голосом произнес:

— Товарищ лейтенант, командир нашего партизанского отряда готов с вами встретиться и ответить на ваши вопросы!

— Ладно, партизан, показывай мне своего командира! — В ответ пробасил мужской голос.

С земли поднялась мощная фигура человека с плащ-палаткой на мощных плечах, на груди висел немецкий «шмайсер», который на груди этого человека казался детской игрушкой. А на его лысой голове уверенно сидела красноармейская пилотка с красной звездой. Несколько шагов до Фролова лейтенант прошел так, что не хрустнула ни одна сухая ветка под его ногой, не смотря на то, что он обладал мощным и тяжелым телосложением. Из чего Иван сделал вывод, что этот командир Красной Армии не понаслышке был знаком с жизнью в лесу, умел и знал, видимо, как следует охотиться на лесную дичь. Рукопожатие этого человека было крепким, но одновременно теплым и каким-то дружеским!

— Здравствуй, товарищ партизанский командир! — Тут же прогудел лейтенантский бас. — Разрешите представиться лейтенант Лев Домбровский, 5-й разведывательный батальон 5-й танковой дивизии вместе с группой красноармейцев в составе восьми рядовых пробиваюсь к своим.

— Майор Горчаков, Александр Иванович, центральное управление НКВД СССР. Ответственный по организации партизанского движения в Лидской области Белорусской ССР. Что вас, товарищ Домбровский, привело в наши белорусские леса? Какую помощь желаете от нас получить?

— Война, Александр Иванович! Война заставила нашу танковую дивизию покинуть свой военный городок в Литве и с боями прийти в Белоруссию. После того как нашу 5-ю танковую дивизию передали в 13-ю армию, и после танкового боя на шоссе Ошмяны — Молодечно, мне с моими красноармейцами приходится скрываться в лесах. Мы никак не можем найти нашу дивизию, чтобы в нее вернуться и продолжить нашу службу. В этой связи я полагаю, что передо мной стоит задача, разыскать свою дивизию, вернуться в строй ее бойцов. Мы уже две ночи бродим по белорусским лесам, любая наша попытка покинуть лес тут же пресекается немцами! Так что к настоящему моменту мы сильно оголодали! Товарищ майор, было бы совсем неплохо нас немного подкормить, а потом мы могли снова отправиться на поиски своей дивизии.

В этот момент из-за туч проглянула луна, на очень короткое время эта ночная предательница осветила землю под собой. В этом лунном свете лейтенант Домбровский вдруг разглядел, что его собеседником является майор немецкой армии. Лев инстинктивно ухватился за свой «шмайсер», но стрелять не стал, продолжил разговор, направив ствол автомата в живот собеседнику. Честно говоря, Ивану совершенно не понравилась идея продолжать разговор под дулом автомата. Он был готов упасть на землю, перекатом через плечо уйти из зоны автоматного обстрела! Но хорошо понимал, что подобным поведением он лишь похоронит саму идею переговоров с красноармейцами, поэтому сдержал себя!

— Что, лейтенант, не выдержали нервы при виде человека в мундире немецкого офицера? — Сухо поинтересовался Иван Фролов.

— Не беспокойтесь, господин майор! Если вы враг, то живым вы от меня не уйдете! Если вы наш друг, то мы друг друга поймем, и продолжим наш разговор! Итак, господин майор, вам решать, кто вы есть, враг или друг нам?

— Ну, что ж вы, лейтенант, поставили передо мной очень тяжелую задачу?! — Задумчиво произнес Иван Фролов. — Но я попытаюсь ее решить!

Иван Фролов хотел было рассказать этому молодому лейтенанту Домбровскому всю историю своих похождений после тюрьмы, но этот рассказ мог занять очень много времени! А вот времени ни у него, ни у лейтенанта в запасе не было. Тогда он решил ограничиться рассказом о том, как он встретил и похоронил лейтенанта Кузнецова, о его гибели в танковом бою, и о гибели всех членов экипажа его танка БТ-7.

— К сожалению с лейтенантом Кузнецовым я не был знаком, хотя по роду службы мне частенько приходилось бывать в 9-м танковом полку нашей дивизии. Знаю только, что он, как и я, только что пришел в дивизию. Кузнецов окончил пермское танковое училище, а я — киевское пехотное. Но мы, видимо, оба вместе в одном и том же бою потеряли связь с нашей дивизией! Ну, что ж, пусть земля будет пухом лейтенанту Кузнецову и его боевым товарищам! Мы их никогда не забудем и за них обязательно повоюем! Товарищ майор, я думаю, что мне следует вам поверить, так как ни один фашист не будет спасать советского тяжелораненого танкиста!

— Что ж в таком случае, вот вам еда на твое отделение красноармейцев! — С этими словами Иван Фролов сбросил с плеча сидор, по завязки забитый хлебом, копченой рыбой и мясом, репчатым луком и салом. — Да, лейтенант, ты не мог бы сказать, а как у тебя и у твоих бойцов обстоит дело с оружием?

— Нормально, товарищ майор! На один бой вполне хватит! Отправляясь на разведку, мы взяли с собой по два боекомплекта на брата! Жратвы не брали, а вот патронов и гранат взяли с достатком. Да и во время шатания по лесу, мы без дела не оставались. Пошабуршим здесь, пошабуршим там, двоих — троих немцев отправим на тот свет, а они нам в подарок оставляют свои автоматы и винтовки. Я вижу, что у тебя на ремне висит одна только кобура с пистолетом, хочешь, я тебе немецкий пулемет подарю, или нашу снайперскую винтовку?!

В этот момент их разговор был прерван появлением Федьки Пиктеева, он подошел и на ухо Ивана Фролова тихо прошептал:

— Командир, в лесу появились чужие люди! По форме, ни наши, ни немцы! Но ведут себя очень осторожно. Да и, похоже, что они хорошо этот лес знают. Не смотря, на наступившую темноту, они себя в лесу хорошо чувствуют и в нем очень свободно себя ведут! Их примерно тридцать пять — сорок человек. Они вооружены винтовками и карабинами, а также у них есть 8 автоматов и 5 ручных пулеметов. Направление этот отряд держат на Старую мельницу!

На долю секунды Фролов задумался, в своей памяти он воссоздал карту местности, а затем Федора также тихо поинтересовался:

— Направление движения, где они сейчас находятся?

— Они от нас на Северо-востоке, примерно, в километре. Иными словами, мы у них почти за спиной. Но из-за болота путь у них до Старой мельницы более длинный, чем у нас! Так что мы можем ударить им в спину, или встретиться с ними лицом к лицу!

— Мужики, вы, о чем там шепчетесь? Я все равно все слышу. Сейчас я займусь распределением продуктов среди своих бойцов. Они обязательно должны что-либо перекусить перед боем! И для твоей информации, майор, нас, вместе со мной, девять бойцов, пять стрелков, двое автоматчиков и два пулеметчика на РПД. Через десять минут мы будем готовы к маршу, сможем идти по любому направлению, на любое расстояние.

Фролов посмотрел на свои командирские часы, они показывали одиннадцать часов вечера пятого дня войны, 27-го июня 1941 года. Если судить по скорости передвижения по лесу этой группы, то, если ее целью является партизанский лагерь на Старой мельницы, то бойцы этой группы смогут на него напасть в районе трех-четырех часов утра! Это было самое удачное время для нападения. Люди в эти утренние часы с трудом просыпаются, они не могут мгновенно выйти из сонного состояния, поэтому плохо координируют действия своего тела. Да и свои силы они плохо концентрируют и распределяют в это столь раннее утреннее время!

В этот момент в сознании Ивана вдруг возникло изображение лица вахмистра фельджандармерии Герберта Фишера. Некоторое время крупный план лица этого немецкого фельджандарма стабильно продержался в его сознании, а затем изображение начало как-то странно подмигивать, словно хотело, о чем-то ему напомнить. Этого малого мгновения вполне хватило Ивану на то, что связать в единое целое не очень-то приятный разговор с капитаном Картингом, а затем несколько странный разговор с вахмистром фельджандармом на выезде из Лиды. Если сложить эти мелкие факты вместе, то что-то подсказывало Ивану Фролову о том, что или в самом партизанском отряде, или в его окружении появился агент Картинга, который сдал его с потрохами! Да и к тому же Ивану Фролову слишком часто стал встречаться этот капитан Абвера на его пути, с ним нужно было кончать!

— Федор, снимай своей секрет. Пускай, ребята, уходят в северо-западную часть леса. Там в свое время была охотничья землянка! — Федор согласно кивнул головой, подтверждая слова Ивана. — В этой землянке зарыт небольшой склад продуктов. Да ты, Федор, и сам знаешь, где он находится! Прикажи им, ждать нашего появления, да и заодно прикажи им приготовить на завтра, на утро завтрак на двадцать человек! После чего, лети бегом к Лукашевичу, он с отрядом должен выдвинуться к бобровой плотине, там мы и встретимся!

Когда Федор исчез в лесных зарослях, Иван Фролов направился к месту расположения группы красноармейцев лейтенанта Домбровского. Они продолжали сидеть, аккуратно и, не торопясь, ели бутерброды, которые им готовили два бойца. Эти бойцы огромными ножами разрезали хлеб на ровные куски, на кусок хлеба бросали сало или копченое мясо. Увидев Фролова, лейтенант Домбровский взял только что приготовленный бутерброд и, молча, его протянул Ивану.

— Ты мне обещал пулемет! — Только успел Иван Фролов произнести эти слова, как его зубы кровожадно сомкнулись на бутерброде.

Фролов стоял и наблюдал за тем, как лейтенант Домбровский грамотно, по-армейски готовил огневые позиции своего отделения. Три пулемета, один из них станковый «Максим» он установил прямо на дороге, перекрыв дорогу также пятью своими красноармейцами и восемью ястребками. Два РПД и пять красноармейцев он разместил на вершине невысокого кургана справа от дороги. Затем Лев долго объяснял сержанту, мрачноватому на вид парню, когда тот должен был своими людьми вступить в дело.

Когда оборона была построена, сектора обстрелов были определены, Семен Лукашевич вместе с лейтенантом Домбровским принял на себя командование главным сектором обороны. На этот сектор должен был прийти основной удар противника. Иван Фролов и Дмитрий Лукашевич как бы оказались без определенного дела, они стали свободными охотниками, то есть они должны были сами определить, чем же будут заниматься в этом бою. Лев Домбровский, как и обещал, принес и передал Ивану немецкий пулемет МГ34 и немецкую снайперскую винтовку К98. Недолго думая, Иван Фролов взял и пулемет, и снайперскую винтовку.

Иван Фролов вместе с Дмитрием расположились на левой стороне дороги, за плотиной. Их огневые точки находились на самой вершине невысокого прибрежного косогора с лысой вершиной. С этой позиции они хорошо просматривали подступы к плотине, по которой должна была пройти полурота капитана Леопольда Картинга. Но опять-таки, если, разумеется, именно его полурота сейчас шла к Старой мельнице. Пока у них еще оставалось время, то Фролов и Дима принялись копать себе окопы для одиночного бойца на расстоянии трех метров друг друга. Когда два окопа были вырыты примерно по грудь каждому, то они над своими окопами соорудили нечто подобие копны из скошенной травы.

— Семен? — Иван мысленно позвал старшего Лукашевича, которого он только что сделал телепатом.

— Да, я тебя, Ваня, хорошо слышу! — Дрожащим голосом ответил Иван Семенович.

Дима Лукашевич рассмеялся, он вспомнил, как его отец, Семен Иванович Лукашевич страшно испугался решения Фролова сделать его телепатом. Тогда старший Лукашевич окончательно пришел к выводу о том, Иван Фролов имеет самое непосредственное отношение к нечистой силе, если может научить нормального человека слышать и понимать замогильные голоса.

— Мы готовы к бою, Семен! Передай лейтенанту, что противник должен появиться примерно через час двадцать минут. Вы можете открыть огонь сразу же после моего выстрела!

2

Фролов, как только различил первые фигуры в камуфляже, вдруг промелькнувшие на дороге в предрассветном тумане, то он сразу же догадался о том, что это не обычное вермахтовское подразделение, а опять-таки подразделение специального назначения полка «Бранденбург 800». В этот момент фигура человека, шедшая впереди группы, с ног до головы закутанная в камуфляжный костюм зеленого цвета с подпалинами, настороже замерла на обочине дороги с винтовкой, приклад которой был уже приставлен к плечу. Осмотревшись, эта фигура подняла ладонь правой руки кверху, а руку согнула в локте, указывая направление движения, другим бойцам своей группы. В ответ на этот сигнал, из придорожных кустов на дорогу бесшумно скользнула группа в четыре человека, вооруженная «шмайсером» и тремя карабинами. С оружием наперевес эта четверка ловко заскользила по дороге, придерживаясь более или менее затемненных мест этой дороги.

— Командир, — послышался мысленный голос Дмитрия Лукашевича, — это именно то, что ты и хотел увидеть! Абверовские диверсанты на тропе войны! Перед нами снова группа диверсантов господина капитана Картинга! Абверовский капитан собственной персоной и его сопровождающие лица!

Эту реплику Димы, сделанную в мысленном диапазоне, услышал не только Иван Фролов, но и его отец, Семен Лукашевич. Он был совсем рядом, пристроился вторым номером к лейтенанту Домбровскому, легшему за станковый пулемет «Максим». Семен Иванович тут же шепотом предупредил своего первого номера о том, что враг уже находится почти рядом с их позициями, что нужно быть готовым в любую секунду открыть огонь по противнику, а сам в это же время продолжил мысленный разговор с сыном:

— Дим, а ты не мог бы мне более толково объяснить, как же эти боевики на деле выглядят?

Пока Дима Лукашевич занимался политграмотой своего отца, в деталях ему рассказывая и описывая, как выглядят немецкие диверсанты, какие перед ними ставят боевые задачи, об их весьма специфичном поведении в бою, сами немецкие диверсанты в своей полной красоте и таинственности появились на лесной дороге. Авангард этой группы, продвигаясь вперед, соблюдал все меры предосторожности, он шел с оружием наизготовку, в любой момент был готов открыть огонь на поражение противника. Основная же часть этой группа диверсантов двигалась по дороге более расслаблено, чем положено. Не смотря на то, что каждый ряд немцев продвигался по дороге, придерживаясь только своей стороной дороги, они умудрялись переговаривать, шепотом, но обменивались друг с другом различными вульгарностями по отношению к своему противнику, красноармейцу.

Когда Фролов заметил, что за двумя цепочками диверсантов, сзади них двигаются еще две советские полуторки с минометами, и с несколькими подводами для раненых, то он подумал, что в подразделении спецназа обер лейтенанта Леопольда Картинга не все в порядке! Его диверсанты, да и, видимо, он сам не совсем с уважением относятся к бойцам и командирам Красной Армии! К тому же этот механизированный хвост колонны диверсантов полностью выдавал их точное местонахождение в лесу, рано или поздно за такое отношение к своему противнику этим немцам придется дорого заплатить!.

Авангард противника достиг поворота налево, который вел к бобровой платине, которая на многие километры вокруг была единственным мостом для переправы через речку Дитва. Вперед снова выдвинулась четверка вражеских разведчиков, которые быстро и вполне профессионально обследовали этот поворот дороги. И, видимо, разведчики остались недовольны этим своим обследованием, они прямо на дороге устроили двухминутное совещание по этому поводу. После совещания эта четверка развернула колонну диверсантов с тем, чтобы он прошла по дороге, находившейся глубже налево от себя, то есть эта колонна могла выйти на курган, на котором в засаду залег тот мрачный сержант со своими пятью красноармейцами. Но опять-таки, как будто нарочно, у Ивана Фролова с этой группой не было телепатической связи, в группе сержанта телепатов не было! Об этом догадался и Дима Лукашевич, паренек беспокойно заворочался в своем окопчике, того и гляди копна сена над ним могла соскользнуть в сторону.

— Дима, ты не мог бы полежать более спокойно! Не дай бог, сено разворошишь над своей головой! Увидев тебя, немцы испугаются и постараются тебе показать, где раки зимуют! Не забывай, мы с тобой первыми открываем огонь, остальные начнут стрелять по немцам, только после наших выстрелов! Ты меня понял, Дима?

— Так точно, товарищ командир!

Иван Фролов тут же в мысленном режиме поинтересовался у Семена Ивановича:

— А вы, Семен Иванович, понимаете, что может сложиться такая ситуация, когда я с Димой должен буду взять на себя основной удар этих немецких диверсантов! Вам же с лейтенантом Домбровским придется тогда принимать решение в соответствии со сложившейся обстановкой! Будете или не будете вы выдвигаться вперед, чтобы станковым пулеметом обстрелять эту полуроту немецких диверсантов, тем самым нам помочь, то уж это вы сами решайте!

— Иван, да ты не беспокойся по этому поводу. Я уже рассказал Льву о возможных вариантов того, как будет складываться боевая обстановка. Он считает, что, если нечто подобное произойдет, то наша группа обязательно выдвинется вперед, чтобы помочь тебе и сыну! Что же касается сержанта и его бойцов, то лейтенант Домбровский сказал о том, что этот сержант воюет с первого дня войны, поэтому он знает, что нужно и когда это нужно делать в той или иной ситуации!

3

Фролов стоял, прикрываясь стволом сосны, и наблюдал за действиями разведки противника. После мысленного общения с сыном и отцом Лукашевич, в ходе которого он обсудил возможные варианты развития боевой обстановки, на него вдруг снизошло полное спокойствие. Иван хорошо помнил, как он сильно волновался, впервые встретившись с немецкими мотоциклистами в лесу, или перед первым боем с немецкими диверсантами. С момента такой неожиданной и такой преждевременной смерти своей Марии прошла ровно неделя. За это время Иван Фролов несколько изменил свое отношение к своей же жизни. Нет, он не стал по залихватски к ней относиться, мол, ему любое море по колено, делаю, что захочу, или поступаю, как пожелаю!

Просто девятнадцатилетний Иван Фролов стал гораздо более сдержанным в выражении своих чувств человеком. Он как бы повзрослел, заматерел, его близкие товарищи, а многие из них были гораздо старше его по возрасту, часто воспринимали его, девятнадцати летнего парня, как человека, умудренного жизненным опытом, с которым можно посоветоваться по любым жизненным вопросам. Семен Лукашевич воспринимал его, как своего старшего сына, но в тоже время он не стеснялся с ним беседовать на темы, которые могли интересовать людей в более пожилом возрасте или стариков. Да и внешне Иван Фролов выглядел сейчас не девятнадцатилетним юношей, а вполне взрослым тридцатилетним мужиком!

Фролов стоял, держал в руке травинку, и как бы ею поигрывал пальцами руки, он внимательно наблюдал за действиями этой настырной вражеской разведгруппы. Сейчас он снова сменила направление своего следования, снова сменила позицию. Еще какой-то десяток шагов, и эта четверка появится прямо перед позицией, которую сейчас занимал мрачноватый сержант со своей пятеркой красноармейцев. Иван решительно травинку сунул в рот, в руки взял немецкий карабин с четырехкратным снайперским прицелом.

Теперь в прицел он хорошо видел лицо сержанта, видел, как судорожно сокращались его лицевые мускулы. Видимо, в этот момент сержант беззвучно матерился, умоляя всех богов, чтобы эти проклятые немцы не заметили бы его группы, не перестреляли бы их всех на глазах их же товарищей! Иван попытался мысленно внушить этому сержанту спокойствие, не спешить со вступлением в бой, а выбрать удачный момент и по группе диверсантов нанести огневой удар из всего своего оружия.

Так и не разобравшись, удалось ли ему внушить сержанту спокойствие или нет, Фролов принялся через прицел снайперской винтовки разыскивать вражеский разведчиков. Ему повезло первым, в прицел его снайперской винтовки попал лидер группы немецких разведчиков, тому оставалось только пройти только через кустарник, и он тогда бы появился бы прямо перед огневой позицией красноармейцев! Иван поинтересовался, мысленно обращаясь к Диме:

— Дима, ты готов открыть огонь по противнику?

— Так точно, командир! Держу на прицеле трех фрицев!

— Хорошо! После моего выстрела, можешь и ты стрелять!

Лидер вражеских разведчиков собрался сделать еще одну перебежку до следующего куста, как негромкий хлопок винтовочного выстрела его остановил. Удивленный этим выстрелом, немец выпрямился во весь свой немалый рост, словно он собрался с его высоты найти этого нарушителя лесной тишины, его наказать, но в этот момент он лицом с красной точкой во лбу неожиданно вдруг рухнул в придорожную траву. Трое других немца так и не отреагировали на этой слабый по звуку выстрел из немецкого карабина Маузер 98к, они, уже действуя больше по инерции, придерживаясь лесной тени, продолжали двигаться к кустарнику, за которым открывалась панорама огневой позиции сержанта и пяти красноармейцев.

Три выстрела, последовавшие один за другим, покончили с этой группой разведчиков, они также покончили и с лесной тишиной. Последовали две коротенькие очереди «шмайсера», каждая в два патрона, еще два немецких диверсанта свалились мертвыми телами прямо на обочину лесной дороги. Последовал пятый, очередной винтовочный выстрел, снайпер немецкой диверсионной группы решил отреагировать на выстрелы неизвестного пока противника. Он попытался перебежать дорогу, так как, по его мнению, с другой стороны дороги было бы лучше видна позиция вражеского снайпера, но споткнулся на ее середине, выронил из рук свою снайперскую винтовку и, широко раскинув руки, он носом как-то деревянно ткнулся в тележную колею этой лесной дороги. Остальные немецкие диверсанты тут же растворились в лесных зарослях.

Пока Иван Фролов перезаряжал свою снайперскую винтовку, Дима Лукашевич длинной автоматной очередью обстрелял минометный расчет 50 мм ротного миномета. С первыми же выстрелами два диверсанта бросились к грузовикам, сняли с него свой миномет, чтобы его попытаться установить посередине этой дороги. Дмитрию удалось убить командира этого расчета, ранить в ногу заряжающего. Первый громкий стон этого раненого немца разнесся над полем боя. А Дима в этот момент уже обстреливал подозрительный кустарник, после обстрела из кустарника выпал еще один снайпер. Этот немец упал на четвереньках и быстро пополз, перебирая коленями, чтобы спрятаться в ближайшем кустарнике.

Перезарядив снайперскую винтовку, Иван снова прильнул к ее прицелу, он принялся внимательно, одно за другим осматривать густую лесную растительность и кустарники вдоль дороги, которыми немецкие диверсанты могли бы воспользоваться в качестве укрытий для ведения огня по своему противнику. Но уже через некоторое время Фролов убедился в том, что все эти места оказались безлюдными, там никого не было. Иван про себя чертыхнулся, опять все стало походить на то, что эти чертовы немецкие диверсанты не желают воевать с регулярными подразделениями противника, им подавай возможность нанести скрытые и внезапные удары по своему противнику.

Немецкие части специального назначения привыкли работать по принципу, нанес удар по врагу в его слабое место, нанести ему кое-какой урон в живой силе и в боевой технике, а после этого они должны были бежать, скрываться, не подставлять себя под удар более сильного противника! Но этот постулат хорошо работал именно тогда, когда имеешь дело с противником, который является регулярным подразделением противника, а ты имеешь над ним численное преимущество. Но в данном случае противник этих немецких диверсантов не отвечал требованиям этого постулата!

Как бы отвечая на этот вопрос Фролова, примерно в четырехстах метрах от него мощной волной зашевелилась трава. Это, примерно, десять спецназовцев капитана Леопольда Картинга пошли в атаку на позиции своего врага.

Иван Фролов отложил в сторону снайперскую винтовку, взял в ручки ручной пулемет МГ34. Тот ласково своим прикладом прильнул к его плечу, правым большим пальцем Иван отжал кнопку предохранителя и перевел его в положение «открытие огня». Также правой рукой он перевел в крайнее нижнее положение переводчик автоматического ведения огня, потянул на себя рукоятку заряжания и тут же ее отпустил. Все было готово к открытию огня, оставалось только дождаться момента, когда немецкие диверсанты поднимутся на ноги, чтобы рвануть на него в атаку.

— Товарищ командир, — послышался голос Димы в мысленном диапазоне, — возможно мне это показалось, но к немцам подошло подкрепление. Это подкрепление будет нас атаковать с левого фланга. Если вы не возражаете, то я на всякий случай сейчас поменяю свою позицию, на вас оставлю диверсантов, а сам займусь этим подкреплением, словом, я перехожу на левый фланг.

— Я не против! — Односложно ответил Иван. — Но ты, Дима, не очень-то увлекайся ведением огня с одного и того же места. У немцев для этого имеется еще один ротный миномет. Поэтому прошу тебя, чаще менять свою огневую позицию!

— Сынок, ты уж там осторожней! Не очень-то открывайся перед этими фрицами! — Откуда-то издалека донесся голос старшего Лукашевича!

Фролов решил не вмешиваться в разговор сына и отца, чтобы еще раз им напомнить, что сейчас идет настоящий бой, что нельзя время тратить на семейные переговоры. В этот момент в центре десятка немцев поднялась на ноги и пошла в атаку. МГ34 басовито прогудел в его руках, короткой очередью в пять патрон, в сторону поднимающихся на ноги фрицев. Ивана всего передернуло, когда он увидел, что голова одного из немцев бегущего в камуфляже лопнула, словно арбуз, облаком красного сока, от прямого попадания пулеметной пули. Переведя ствол пулемета чуть в сторону по направлению группы в три диверсанта, Иван Фролов снова выжал курок пулемета, снова басовито прогудел МГ34. Но на этот раз это была напрасная трата пулеметных патронов! Тройка немецких диверсанток за секунду до открытия огня, видимо, почувствовала, что она сейчас находится в зоне работы вражеского пулеметчика. Все трое одновременно мгновенно разбежались в разные стороны!

Тогда Иван Фролов изменил свой способ ведения огня по атакующим диверсантам, он начал вести огонь более длинными очередями в десять — пятнадцать патронов. Одновременно движением ствола пулемета он попытался своими пулями насытить, как можно большее пространство. Это изменение сразу же дало положительный результат! На землю, кувыркаясь через головы, свалились два бездыханных трупа, еще два немца прямыми попаданиями были отброшены далеко назад. Атакующая цепь немедленно залегла и, по колыханию травы, Иван понял, что эти бравые немецкие диверсанты ползком возвращаются на исходные позиции. С левого фланга послышались винтовочные выстрелы, дикий русский мат и отдельные очереди «шмайсера».

Открыл огонь Димин «шмайсер», он стреляя короткими, но частыми очередями, так обычно стреляют по наступающей пехоте. А главное, глазами Димы Лукашевича он увидел поле, по которому толпой бежала пара сотен странных людей в полугражданской одежде и с оружием в руках. С самого начала войны Ивану и Диме частенько общались по мысленным каналам, поэтому они отлично сработались, понимали друг друга с полуслова, с одной только мысли.

Поэтому глазной контакт позволял Ивану глазами Димы наблюдать за тем, что происходило на глазах его друга. Этот глазной контакт позволил Фролову хорошо разглядеть подкрепление, только что подошедшее к диверсантам капитана Картинга. Тех людей, которые сейчас по ним стреляли из винтовок карабинов, и даже пытались атаковать их по левому флангу. Иван Фролов сразу же убедился в том, что это были простые белорусы, русские и украинцы, если судить по их выкрикам, когда они поднимались в атаки. Все они были одеты в гражданскую одежду, только их пиджаки были подпоясаны красноармейскими кожаными ремнями, а на правом рукаве белела белая повязка с какой-то надписью на немецком языке.

Так вот эти простые мужики, матерно ругаясь, шли в атаку, а Дима их поливал очередями из своего «шмайсера». Младший Лукашевич в этом бою убил трех человек из этой толпы странных мужиков, а двух серьезно ранил. Но этих мужики было гораздо больше, их даже не останавливал и вид погибших их собратьев, а все перли и перли вперед. До Димы им оставалось пробежать еще двести шагов, но Диме вред ли удастся одному их остановить!

В этот момент Иван Фролов появился на левом фланге. Он остановился, осторожно положил на землю снайперскую винтовку, а сам же своим плечом уперся в сосну, и дал по этой матерно орущей толпе длинную пулеметную очередь в двадцать патронов. Веер выпущенных пуль хлобыстнул по бегущим людям, остановил толпу, и даже на несколько шагов отбросил ее назад.

Толпа разгоряченных самогоном и крепким русским матом полицейских остановилась, посмотрела на землю, где так неудобно расположились семь трупов только что убитых их собратьев. Затем эта толпа, молча, развернулась и на такой же скорости рванула прятаться в лесные заросли. Через секунду на дороге никого из полицейских не было, только семь трупов их товарищей остались лежать неприкаянными в различных позах. Фролов стоял и смотрел на оставленное противником поле боя. Он, даже будучи идейным врагом НКВД СССР, никак не мог понять, сообразить, откуда и как это немцы сумели набрать, всего лишь на седьмой день войны, целый батальон уездной полиции, вооружить ее и бросить в атаку этих мерзавцев против своих собратьев.

В этот момент Иван вдруг увидел Диму Лукашевича, который пытался подняться с земли, но почему-то никак не мог этого сделать. Немного приподнявшись на руках, Дима тут же почему-то бессильно заваливался на землю! Скорой рысью, подскочив к другу, Иван сразу же увидел, что парень ранен. Его майка парня на левом плече была вся покрыта кровью. Видимо, Дима получил ранение еще в бою, но ни словом о нем он так и не обмолвился! Иван достал из внутреннего кармана бинт и, наложив на рану ватный тампон, ее перевязал.

— Дима, ты как? Можешь сам передвигаться?

— Да, разумеется, товарищ командир!

— Хорошо, тогда бери свой «шмайсер» и той лесной полосой, что растет вдоль берега реки, иди к бобровой плотине! Семен Иванович, вы нас слышите?!

— Иван, я тебя хорошо слышу! Что с Димой? Насколько серьезна его рана?

— Его левое плечо насквозь простреляно! Нужен хирург, чтобы почистил ствол раны, а так все нормально! Передай Домбровскому, чтобы со всеми своими людьми выдвигался за плотину! Мне нужна помощь, я один смогу продержаться максимум пять минут! Очень надеюсь и на то, что сержант тоже является думающим человеком и уже начал двигаться в мою сторону.

Иван некоторое время понаблюдал за тем, как Дима спустился к реке и вдоль нее направился встречать своего отца и группу лейтенанта Домбровского. Фролов настолько привык к тому, что этот белорусский парнишка всегда был рядом, поэтому сейчас ему совершенно не хотелось с ним расставаться. Когда Дима скрылся в прибрежных зарослях, Иван вернулся к тому месту, где оставил снайперскую винтовку, поднял ее и еще раз осмотрелся вокруг себя, чтобы выбрать себе новую огневую позицию!

Очередную атаку позиций противника немецкие диверсанты начали несколько необычно. Прежде чем поднять в атаку свою живую силу, они решили провести артиллеристскую подготовку. В том месте, где располагались окопчики Ивана и Димы в течение пяти минут взорвалось восемь 50 мм мин. Иван своими собственными глазами наблюдал за тем, как одна из мин взорвалась прямо в его окопчике. Если бы он остался бы на прежнем месте, то сейчас бы в образе ангела парил бы в райских небесах. Сам того не понимая, почему он это делает, Иван длинной пулеметной очередью прошелся по кустарнику на противоположной стороне дороге. В ответ над лесом возник новый крик и стоны раненных диверсантов. Оказывается, в этом кустарнике они накапливались для последующего рывка в атаку.

В этот момент за спиной противника послышался многолосый прерывистый рык трех пулеметов РПД. Этот задумчивый сержант все-таки покинул свою позицию, своими бойцами он вовремя ударил в спину основной группе противника. Иван отложил в сторону МГ34, снова взял в руки снайперскую винтовку. Он своим туловищем еще немного повернулся влево, чтобы встретить огнем ту группу людей, с которой только что сражался Дима Лукашевич. На этот раз мужики появились из леса совсем пьяными, то один из них, то другой полицейский вдруг заваливался в придорожную траву, чтобы затем с трудом поднимался на ноги. Фролов едва не рассмеялся, наблюдая этот бесплатный цирк на поле боя. А эта пьяная толпа снова перла на него в атаку. Фролов хорошо понимал, как ему будет трудно остановить эту пьянь, которая сейчас ничего не соображала, а горела лишь одним желанием, пролить его кровь.

Быстро просканировав атакующих полицейских своими глазами, Иван Фролов разыскал их командира. Разумеется, тот не принимал участие в атаке, а стоял на опушке леса, прикрываясь стволом сосны, и оттуда командовал своим взводом полиции посредством вестовых или просто голосом.

Прямо с плеча Фролов пять раз выстрелил из своей снайперской винтовки. Пять мужиков остались лежать в траве, всем пятерым пули пробили головы! Быстро перезарядив винтовку, Иван Фролов снова расстрелял обойму, новые пять полицаев тоже не поднялись с земли. Полицейские были очень пьяны, но не смотря на это, среди них нашлись и такие мужики, чьи головные мозги еще работали, соображали! Они же первыми догадались, что их сейчас расстреливает вражеский снайпер. Эти мужики нерешительно затоптались на месте, вскоре к ним присоединились и другие, которым мало чего соображали, им море сейчас все еще было море по колено!

Командир полицейских мгновенно сообразил, что, если его полицейские застопорятся, то он больше уже не сумеет поднять их в атаку! Он высунулся из-за сосны и зло прокричал своим матерщинникам:

— Братцы, не останавливайтесь, идете вперед! Заворачивайте свои фланги! Берите в захват этого вражеского снайпера! Он один, а один — в поле не воин!

Но в этот момент пуля Ивана Фролова попала ему в глаз, полицейский умер, так и не закончив своей фразы!

 

Глава 5

1

Иван Фролов, наверное, уже в десятый раз обходил поле только что закончившегося боя, среди убитых диверсантов он все еще пытался разыскать тело капитана Леопольда Картинга. Но все его поиски завершались неудачей, убитых диверсантов оказалось слишком много, но тела капитана среди них не было. К слову сказать, никто из этих диверсантов живыми так и не сдались в плен, Фролов, честно говоря, пока еще не понимал, было ли это проявлением массового героизма со стороны немцев или же над немцами довлело какое-то проклятие в этой связи, повлиявшее на такое их отношение к плену. Ведь, когда диверсанты были атакованы с тыла группой сержанта Олейникова, а с фронта — группой лейтенанта Домбровского, то они оказали довольно-таки вялое сопротивление! Бой после этих неожиданных атак закончился практически мгновенно, начался простой отстрел этих хваленых немецких спецназовцев, но в плен немцы так и не сдавались. Они предпочитали раскусывать ампулы с цианидом, зашитые в воротнички их одежды!

С полицейскими все было ясно и понятно, их всех или перестреляли, или они дребезги пьяными попали к партизанам в плен, сейчас они лежали вон в тех кустах, приходили в себя и трезвели. Иван остановился и посмотрел в сторону пленных полицейских, сейчас они притихли. Они больше уже не буянили, не пытались выяснять отношения с ястребками. Почесав затылок, Фролов продолжил свою грязную одежду, он продолжил обыскивать трупов немцев, пытаясь выяснить, что же с ними было не так, почему не стали сдаваться в плен?! Почему сорок два немцами выбрали добровольную смерть, отказавшись поднять руки и сдаться в плен? Да и такого, чтобы погибли все члены диверсионно-подрывной группы, такого еще на памяти Фролова еще не случалось. Он не понимал, как небольшая группа в двадцать пять неопытных в военном деле ястребков сумела покончить с такой большой группой профессионалов военного дела. Эти диверсанты имели специфическую, но все же военную подготовку! Поэтому Иван Фролов решил, как бы это было ему неприятно, продолжить осмотр и тщательный обыск тела каждого убитого немца диверсанта.

Занимаясь трупами, Фролов не выпускал из своего поля зрения все то, что происходило вокруг него! Иван хорошо видел, что назначенный им командир партизанского отряда Семен Лукашевич занимался только своим раненым сыном, от него он ни на шаг не отходил. Поэтому как-то само собой получилось так, что ястребки все чаще и чаще со своими вопросами обращались к лейтенанту Леве Домбровскому, который как бы стал временно исполняющим обязанности командира партизанского отряда. Он был повсюду, старался разобраться в каждом возникающем вопросе или проблеме, одним словом, этот могучий лейтенант принял ястребков под свое крыло, принялся ими командовать.

Первым же делом лейтенант Домбровский приказал собрать все оружие, начать его складировать прямо на дороге. Он также приказал, захваченных в плен полицейских собрать в одном месте, приставив к ним караул из своих красноармейцев и ястребков. Двум тяжелораненым немцам, которые, видимо, из-за своего состояния не смогли принять ампул с ядом, Домбровский представил двух девчонок санитарок. Но они ничем не могли помочь этим немцам, а только сидели рядом с ними и из-за присущей женщинам жалости пытались смягчить их страдания, накладывая мокрый компресс на их лбы, прямо-таки раскаленные от внутреннего жара. Немцы одной ногой уже были в могиле, их ранения в грудь и живот не оставляли никакого сомнения в том исходе, который их ожидал!

Незадолго до этого момента Фролов попытался получить от этих раненых немцев хоть какую-нибудь полезную информацию. Он своим зондом залез в их сознание и практически тут же его покинул. Информация, содержавшаяся в их разумах, была обширна, но она мало его интересовала. Поэтому Иван эту информацию записал на отдельный носитель в своем разуме и до поры до времени убрал ее на полку не столь активной информации, чтобы несколько позднее с ней разобраться.

Через два часа Фролов все еще продолжал осмотр и обыск тел убитых диверсантов. Он переходил от одного трупа к другому, внимательно всматривался в лица убитых или отравившихся людей, обыскивал тело, прощупывал карманы одежды, а затем переходил к следующему трупу. Тело капитана Картинга среди убитых не было, хотя обыск трупов диверсантов все же принес кое-какую полезную информацию.

В руки Ивана попалось одно письмо, в котором унтер-фельдфебель Виктор Пфенниг, диверсант подрывник, писал своей жене о своем житье в команде капитана Картинга. Разумеется, немецкое командование строго-настрого запрещало всем диверсантам, поддерживать контакты или переписываться со своими родственниками. Когда диверсанты отправлялись на очередное боевое задание, то все документы личности они оставляли на базе! В этом же письме унтер-фельдфебель Пфенниг как бы между строчек упомянул о том, что через неделю вся их команда во главе с капитаном Картингом должна была отправлена в Берлин, где в течение трех месяцев будет проходить специальную подготовку к высадке на Остров.

Виктор Пфенниг ни словом, ни намеком не пояснил, что же он имеет в виду под этим словом «Островом» но Иван сразу же догадался, что в его письме речь шла о Великобритании. Если уж честно говорить, то этот маленький кусочек информации мало влиял на ход второй мировой войны, но некоторым заинтересованным людям даже такой незначительный кусочек информации позволит правильно спланировать, осуществлять важную операцию. А берлинский адрес семьи унтера Пфеннига, может и поможет кому-нибудь из наших нелегалов, работающих в этом городе! Поэтому Иван продолжал делать свою грязную работу с особой аккуратностью при обыске каждого убитого немца.

От трупа унтер-фельдфебеля Виктора Пфеннига Иван Фролов перешел к другому трупу немецкого диверсанта, который валялся в кустарнике, наружи виднелись его зад и ноги. Ивану пришлось этот труп за ноги вытаскивать из кустарника. Затем он перевернул труп на спину, отчего Иван мысленно охнул, перед ним, на траве широко раскинув руки, лежала молодая женщина в камуфляже диверсанта. Она была молода, максимум ей было двадцать четыре — двадцать пять лет. Эта красивая молодая немка умерла от пули, которая пробила ее сердце. Поначалу Иван не решался обыскивать ее тело, но затем он плюнул на все условности, и прошелся по карманам ее комбинезона и камуфляжа. В карманах ничего не оказалось, все они были абсолютны пусты! Фролов уже было поднялся на ноги, чтобы перейти к другому телу, но вдруг его внимание привлек православный крестик, висевший на шее этой мертвой девчонки.

Он всего на пару пуговиц расстегнул ее армейскую рубашку, чтобы лучше рассмотреть этот золотой православный крестик. Фролов на секунду задумался, он хорошо знал, что немцы были христианами, но исповедовали католицизм и лютеранство. А эта девчонка, видимо, была православной, но почему она тогда вместо того, чтобы заниматься любовью, рожать и воспитывать детей, полезла с оружием в руках сражаться с собратьями по вере? Вот она и довоевалась, дуреха, получила пулю в сердце от собрата по вере, сейчас валяется никому не нужной куклой в белорусском лесу! Иван осторожно расстегнул и снял с девичьей шеи цепочку с православным крестиком.

Он внимательно его осмотрел, поворачивая из стороны в сторону! В этот момент внутри Ивана родилась и всплыла на поверхность сознания мысль о том, что этот крестик не просто так попал в его руки! Тогда Фролов снова принялся внимательно осматривать тело этой молодой и безымянной православной немки! В этот момент к нему подошел Семен Лукашевич и сказал, что хочет с ним переговорить по очень важному делу. Иван на секунду прекратил обыск немки, внимательно посмотрел на старшего Лукашевича и просто сказал:

— Слушай, Семен, насколько я понимаю, твое важное дело может подождать до сегодняшнего вечера! Так что вечером мы можем собраться все вместе, обсудить этот вопрос. Ты не возражаешь против этого моего предложения? Отлично! Тогда мы договорились! До вечера, Семен, как дела у Димы?

— С ним все нормально! Лейтенант Домбровский говорит о том, что к нам в отряд нужно подыскать хорошего терапевта и отличного хирурга. Тогда все наши проблемы в области медицины будут мгновенно разрешаться!

— Я с вами обоими согласен по этому вопросу. Но, Семен, ты уж меня извини, я тут занимаюсь не очень хорошим делом. Обыскиваю немецкие трупы. Поэтому хочу это дело быстрее закончить, так что поговорим об твоем вопросе сегодня вечерком!

— Иван, ты что, ты делом называешь, ощупывание этой голой убитой немки?! Да, ты ли в своем уме, Фролов? А ну-ка прекрати этим делом заниматься, не то весь отряд будет над тобой смеяться!

Фролов не ожидал от старшего Лукашевича подобного наскока и обвинения в некрофилии, он уже собрался резко оборвать этого пожилого белоруса, как вдруг увидел на запястье немки красный браслет. Он пару раз переводил взгляд своих глаз с этого красного браслета на лицо Семена Ивановича. Фролов был на сто процентов уверен в том, что пару минут назад этого браслета на руке у немки не было! Уже не обращая внимания на Лукашевича, он снял браслет с руки женщины, внимательно его осмотрел.

В этот момент в его голове прозвучал неизвестный голос:

— Пожалуйста, этот браслет одень на свою руку! Всегда его носи с собой, никогда не снимай с руки! Он предназначен тебе!

На глазах удивленного Семена Лукашевича, найденный браслет Иван Фролов тут же примерил на запястье своей правой руки, а затем щелкнул его застежкой! На какое-то мгновение в глазах Ивана воцарилась полная темнота, затем наступило просветление! И тогда осознание случившегося пришло в голову Фролова, от неожиданности он затряс головой, своим руками схватился за голову и тихо застонал!

Этот браслет принес ему новое видение этого мира, Иван Фролов не сразу об этом догадался. Просто где-то внутри него стали появляться картинки изображения, которые он раньше не мог видеть. Такие как, к примеру, он вдруг увидел со стороны самого себя и Семена Лукашевича. Причем, Семен Иванович прямо-таки полыхал негодованием по поводу его нехорошего поведения с трупом молодой немки. Но самым удивительным было то, что, оказывается, Иван мог воздействовать на эти чувство близкого ему человека. Он увидел собственными глазами, как красный цвет, это и был гнев, в спектре настроений Семена Ивановича начал уходить, сменяться на другой цвет. И действительно старший Лукашевич успокоился и, пожелав, Ивану всего хорошего, тут же отправился по своим делам. А Фролов долго и удивленно посмотрел ему вслед, но после ухода Семена Ивановича, ему вдруг снова показалось, что на него сейчас кто-то посматривает с большой ненавистью!

Осмотревшись вокруг, Фролов вдруг обратил внимание на слишком густую крону лиственницы, росшую в тех шагах от него. Вероятно, в ее кроне кто-то скрывался, пришел к выводу Иван?! Не поднимая головы, он еще раз внимательно осмотрел крону лиственницы, и тогда ему стало ясно, что в этой кроне лиственница кто-то прячется, но камуфляж этих немцев превращал в самых настоящих невидимок, было трудно даже сосчитать, сколько именно диверсантов сейчас там скрывается! Но уже через мгновение Иван Фролов знал, это знание пришло откуда-то изнутри самого Флорова, что в кроне лиственницы скрываются четыре диверсанта, среди них был и капитан Леопольд Картинг, который не погиб и не отравился в этом бою. Эти немцы правильно рассчитали, что победители не будут задирать голов, занимаясь поисками недобитых диверсантов.

А Фролов же неожиданно для самого себя вдруг оказался в не очень-то приятном положении. У него с собой не было оружия, да и у людей рядом с ним в руках тоже не было какого-либо оружия. Все люди занимались делом, сложив оружие неподалеку пирамидками! Теперь же получалось так, что, как только Леопольд Картинг догадается о том, что его убежище раскрыто, то этот абверовец мог открыть огонь на поражение, или даже попытаться бежать! Имея преимущество в оружии, которое он мог применить в любую минуту, этот немецкий капитан мог бы воспользоваться любым способом, что выйти победителем из этой ситуации.

Иван напряг все свои внутренние силы, он попытался телепатически вызвать на связь старшего сержанта Олейникова. Очень долго сержант не отвечал на вызов, но затем Иван вдруг услышал:

— Изыди, сатана! Сколько можно меня так мучить? Как только я слышу голоса в своей голове, то на меня находит умопомрачение! Я не могу избавиться от сильной головной боли!

— Валера, подожди, не гони меня прочь от себя! Выслушай меня, пожалуйста! Весь этот день я пытаюсь телепатически вызвать тебя, но ты мне не отвечаешь! Прошу тебя спокойно выслушать меня! Валера, повторяю, выслушай меня и сделай так, как я, Иван Фролов, тебя об этом попрошу! Одним словолм, Валера возьми четырех бойцов, дай каждому по РПГ! А потом, сержант, вместе с ними подойди ко мне! Этими пулеметами обстреляйте крону третьей от меня лиственницы! В кроне этого дерева сейчас прячутся четыре немецких диверсанта. Сам я не могу уйти со своего места, не вызвав у них подозрений. Поэтому, сержант, прошу тебя, помоги мне решить эту проблему. Поможешь мне, и тогда я вылечу тебя от постоянной головной боли!

Иван Фролов стоял на своем месте, наблюдал за тем, как после обстрела пулеметами кроны лиственницы, на землю повалились четыре тела немецких диверсантов! Среди них было и тело капитана Леопольда Картинга! Теперь Фролову можно было докладывать своему начальству о том, что с полуротой диверсантов капитана Картинга окончательно покончено!

Подбежавший к месту этой столь внезапно возникшей перестрелки лейтенант Домбровский чуть ли не с кулаками набросился на сержанта Валерия Олейникова. Он обвинил его в том, что тот своей пулеметной стрельбой выдал немцам временное расположение их партизанского отряда. Но Валера даже и не попытался ответить на обвинения лейтенанта, он лишь, молча, пальцем ткнул в сторону Ивана Фролова, мол, лейтенант, разбирайся с ним сам.

— Лейтенант, — строгим голосом Фролов обратился к Домбровскому, — прекрати биться в истерике! Это я приказал сержанту Олейникову расстрелять крону сосны, в которой спрятался капитан Леопольд Картинг со своим бойцами. В этом ты сам, Лева, можешь убедиться. — Иван подбородком указал на тела четырех диверсантов, валявшихся под лиственницей. — Так что успокойся и продолжай командовать отрядом. Через два часа мы должны покинуть эту дорогу и эту поляну. Прикажи, бойцам заминировать плотину, и мы должны, ка можно быстрей, отправляться в путь.

Сам же Фролов подошел к телу капитана Картинга, он долго рассматривал своего противника. Еще в Швеции полковник Карл Витборг, который в свое время дал ему наводку на агентурную сеть НКВД в Швеции, он ему рассказывал о своем родственнике, неком Ларсе Юхансоне, который под именем Леопольд Картинг служил в немецком Абвере. В одном из разговоров шведский полковник Витборг поведал ему секрет этого Ларса, он был волком оборотнем. Поэтому в свою группу он набирал таких солдат, которые имели склонность становиться оборотнями. Со своими телами эти немецкие парни могли вытворять всякие невероятные вещи. Во время недавней польской кампании полурота Картинга уничтожила дивизион польских танков без единого выстрела.

Мертвый Ларс Юхансон был совершенно не похож на капитана Картинга, сейчас он выглядел истинным скандинавом, а не каким-то там немцем. Хотя последние десять лет своей жизни он и был Леопольдом Картингом. Сейчас он лежал на траве ничком, свое лицо, плотно прижав к земле, словно хотел его скрыть от глаз Ивана Фролова. Фролов нагнулся, и тело Картинга перевернул на спину, пулеметная пуля попала ему в лицо, из-за чего и чуть ли не полностью исказились черты его лица. Но оно все-таки оставалась узнаваемым, если к нему присматриваться по скулам, по овалу лица, очертаниям глазниц и рта, а также по глазам.

Тяжело вздохнув, Иван присел на обочину дороги. Со смертью Картинга была решена основная проблема, стоявшая на пути его проникновения в Абвер, в штаб Валли 2. Теперь он мог покинуть этот уголок Белоруссии, и смело отправляться для представления Абверовскому командованию в Польшу, где сейчас и располагалось Валли 2. Но Иван Фролов также хорошо понимал, что в данный момент он попросту не мог этого сделать, бросив на произвол судьбы другие свои дела, а именно: он должен наладить работу радиоретрансляционного центра в Лиде, создать городское подполье и партизанский отряд. Но, похоже, о создании партизанского отряда ему теперь не придется особо беспокоиться. Лейтенант Лева Домбровский может стать хорошей заменой нерешительному старшему Лукашевичу, а Семен Иванович в свою очередь мог бы стать, хорошим комиссаром этого партизанского отряда. К тому же он мог взять на себя создание сети партизанских информаторов, а также начать работу с городским подпольем.

2

— Дима, ты как себя чувствуешь? Выглядишь, не ахти как! Весь стал каким-то желтым и нервным! С тобой все в порядке? Может быть, тебя что-то тревожит?

Поинтересовался Иван Фролов, подходя к подводе, на которую, помимо захваченного оружия, загрузили раненого младшего Лукашевича. Поговорив с Дмитрием, он собирался отправиться в лес, где вчера вечером оставил свой трофейный мотоцикл. Ему хотелось его снова забрать, снова начать им пользоваться. Этот мотоцикл в действительности оказался самым настоящим даром небес, он позволял Ивану в течение одного только дня побывать во многих местах, решить многие вопросы. Ничего подобного он не сумел бы сделать, если бы передвигался только пешим порядком.

— Да со мной все в порядке, командир! Девчонки меня хорошо перевязали. Только вот появился легкий озноб, от которого я пока не могу избавиться.

— Слушай, Дима, пока наш обоз еще не тронулся с места, то, давай, я тебя сам осмотрю.

И не слушая возражений мальчишки, Иван взял в свои руки его голову и, не отрывая взгляда своих глаз от его глаз, проник в Димино сознание. Наличие браслета на руки позволило Ивану практически мгновенно установить прямой контакт с сознанием пациента. Как только этот контакт был установлен, то он сразу же услышал постоянный и тревожный звон колокольчика. Бесполый голос постоянно и без каких-либо знакомых человеческих интонаций повторял:

— Внимание, тревога! В организме больного может возникнуть заражение крови из-за загрязнения огнестрельной раны! Нужно срочно почистить ее ствол.

Уже больше не раздумывая о последствиях, Иван мысленно перенесся в канал прохождения пули, он начал как бы передвигаться по этому каналу, внимательно осматривая внутреннюю сторону этого канала. Он тщательно иссекал и удалял омертвевшую или поврежденную ткань, а также встречавшиеся по пути остатки рубашки парнишки, которые пуля занесла в ствол раны. В одном месте раны ему вдруг показалось, что там назревает какой-то нарыв, гнойный абсцесс. Иван впервые в своей жизни оказался в столь сложном положении, он попросту не знал, что ему делать в той или иной ситуации, но проблемы, когда наступала их очередь, решались как бы сами собой. Дмитрий негромко застонал, когда Фролов начал заниматься рассасыванием гнойника в ране. В конце концов, пройдя насквозь раневой канал или ствол раны, Иван как бы оказался за спиной Димы, а сам канал тут же наполнился марганцовокислым калием.

Когда Фролов снова проверил температуру и пульс мальчишки, то они были в норме, а Дима крепко спал, при этом он легко дышал и улыбался, его больше не бил озноб. Иван улыбнулся в ответ этому симпатичному парню, развернулся и отправился дальше по своим делам. Когда он на порядочное расстояние отошел от Диминой подводы, то совершенно случайно столкнулся со взглядом лейтенанта Домбровского. Тот сидел на соседней телеге и, видимо, уже давно наблюдал за тем, чем он делал с Диминой раной. Заметив, что взгляд Ивана Фролова обращен на него, лейтенант Домбровский соскочил с подводы, по-армейски вытянулся и отрапортовал:

— Товарищ майор, разрешите доложить, партизанский отряд в количестве двадцати пяти человек оружие загрузил на восемь подвод. Сейчас он готов двигаться на базу. Прошу разрешить начать движение?

Фролов устало посмотрел на Леву, не совсем понимая, о какой партизанской базе тот говорит. Поэтому он решил в этой связи задать лейтенанту Домбровскому вопрос:

— А какую именно партизанскую базу вы, лейтенант, имели в виду в своем рапорте?

На что Лева Домбровский сделал непонимающим свое лицо, но Иван так и не дал ему слова, а продолжил свою мысль:

— Дело в том, лейтенант, что партизанская база этого отряда была только что разгромлена полуротой капитана Картинга. Они захватили наше оружие, продукты питания, наши молодые и неопытные партизаны сумели покинуть или, попросту говоря, бежать с базы подземным ходом. Благодаря наличию такого подземного хода, нам удалось сохранить живую силу отряда, но на настоящий момент мы голы и бездомны! Я полагал, что вы изучили карту окружающей местности, предложите мне один или два варианта размещения нашей новой партизанской базы!

— Извините, товарищ майор, я этого попросту не знал! Обычно партизанские отряды создают две базы, одну действующую, а другую — резервную. Поэтому подумал, что у вас, по крайней мере, функционирует одна из таких баз!

— Слушай, Лева, сегодня исполнилась ровно неделя с того момента, когда началась эта проклятая война! Нам пора исходить из существующих реальностей, а не из индивидуальных мыслей и предположений. Ведь, сегодня, куда мы не сунемся, то повсюду окруженные красноармейцы ведут бои с немецкими войсками. Переговори со старшим Лукашевичем, он старожил и великолепный знаток этих мест. Семен Иванович, наверняка, может нам подсказать, где мы можем построить новую партизанскую базу. Да и, честно говоря, нам уже давно пора было покинуть это место. У меня внутри складывается такое ощущение, что по этой дороге нам навстречу уже движется немецкая разведка, примерно через час она здесь появиться. Так что я предлагаю, чтобы избежать встречи с регулярными частями Вермахта, нам пора начать выдвигаться по направлению к городу Слоним. А уж в дороге мы окончательно решим, куда именно будем двигаться. И у меня имеет еще один вопрос к вам, товарищ лейтенант Домбровский, почему в нашей походной колонне я вижу полицаев?

— Они же пленные!

— Лейтенант, вы, что не знаете, что партизанские отряды берут пленных только в исключительных случаях, когда им требуется срочная информация. Но, когда такая информация получена, то принимаются… Вы, что, Лева, собираетесь этих одиннадцать предателей родины кормить, поить, когда нам совсем нечем покормить своих партизан. А скольких партизан вы еще будете выделять для охраны этих мерзавцев? А если один из них случайно сбежит, так он же немцам обязательно выдаст месторасположение нашего нового лагеря. В этой связи я приказываю вам, товарищ лейтенант, как можно быстрее, решите проблему этих полицаев!

— Товарищ майор, я категорически отказываюсь убивать безоружных людей! Это не как-то не по-нашему, не по-советски…

— Тогда вызовите к нам сержанта Олейникова!

Но, прежде чем, отдать соответствующий приказ сержанту, Фролов взял в обе свои руки его голову и несколько секунд ее поддержал в руках. Затем он долго смотрел Валерке в глаза. После этой процедуры старший сержант позвал своих бойцов. Его красноармейцы заменили караул пленных полицаев, состоявший в основном из ястребков, а затем толпой гурьбой повели их в лес. Все это время лейтенант Домбровский стоял в стороне и, молча, наблюдал за всей этой картиной, а по его небритым щекам текли слезы. Этот парень хорошо понимал, что сейчас произойдет с этими пленными полицейскими, но он уже не вмешивался и не пытался остановить казнь предателей родины! Иван стоял рядом с ним, исподтишка наблюдая за лейтенантом. В глубине души он также размышлял о том, правильно ли он сейчас поступает, заставляя недавнего советского школьника на собственной шкуре почувствовать, что же это такое варварство, подлость войны! Вскоре сержант Валерий Олейников вернулся из леса, с ним вернулись одни только красноармейцы! Все они выглядели так, словно они только что прошли огонь, воду и медные трубы! Ивану было хорошо заметно, что у некоторых бойцов дрожали руки, а сам сержант стал еще более мрачным и нелюдимым!

Через пять минут перегруженные оружием подводы партизанского обоза тронулись в путь, примерно через пятнадцать километров в глубине леса, по словам старшего Лукашевича, находилась сухая лощина, которая могла бы стать отличным партизанским лагерем. Семен Иванович взял в руки вожжи первой подводы, чтобы, ребят и обоз провести, как можно более безопасным маршрутом. Партизанский обоз двигался по лесной дороге, а вокруг него, то близко, то далеко от него временами слышались артиллеристские залпы.

Иван Фролов вместе с бойцами отряда брел по обочине дороги, изредка поглядывая в небо. Там, по-прежнему, бесчинствовала немецкая авиация. Иногда вражеские истребители или штурмовики снижались до такой малой высоты, что с земли можно было рассмотреть лица немецких пилотов. Все они почему-то улыбались и что-то показывали на пальцах. Лейтенант Домбровский однажды едва не приказал пулеметчикам обстрелять один такой чересчур нахальный «Юнкерс 87», который, пролетая на этой лесной дорогой своими шасси едва ли не касался верхушек деревьев. Но Иван Фролов во время вмешался и мысленно попросил Домбровского этого не делать, не раскрывать себя перед немецкой авиацией. Тот же поясняя свое решение, предположил, что в настоящий момент немецкая авиация вела разведку местонахождения красноармейских частей, которые были окружены или прорывались Восток, поэтому на обыкновенный крестьянский обоз, по его мнению, немцы не обратили бы внимания даже после их обстрела из пулемета.

Отряд двигался по шоссе республиканского значения Волковыск — Слоним. Партизаны не знали и не могли знать о том, что вскоре это шоссе вскоре станет основной дорогой отхода частей Красной Армии, выходивших из окружений, куда они попали под Гродно и Белостоком. Немецкая штурмовая бомбардировочная авиация постоянно висела над этим шоссе, высматривая, а затем нанося бомбоштурмовые по этим частям. Красный браслет, висевший на правой руке Ивана Фролова, по утрам и вечерам в общих чертах описывал ему ситуацию, сложившуюся на фронтах Западной Белоруссии, перед самым падением Минска. Сейчас же Фролов автоматически переставлял ноги, стараясь вникнуть и ситуацию, разобраться в информации, полученной от красного браслета. Он думал о том, что они, как партизанский отряд, могли сделать, помогая красноармейцам выбраться из окружения на белостокском выступе.

Он подошел к передней подводе и поинтересовался у Семена Ивановича, где же именно находится лощина, не нужно ли им будет пересекать шоссе Слоним — Волковыск.

— Да, нет, Ваня, мы не будем пересекать того шоссе! — Начал отвечать старший Лукашевич. — Наш новый партизанский лагерь будет располагаться в километрах тридцати от этого шоссе.

В этот момент Лукашевич увидел, что по соседней дороге движется большая масса красноармейцев. Что самое интересное, эти красноармейцы шли по дороге без боковых и переднего дозоров, но тоже направлялись к Слониму, который второй день, как был занят немецкими войсками. Очень часто такие колонны частей Красной Армии, бесцельно бредущие по лесным массивам, становились предметами нападения и разгрома немецкими танками и мотоциклистами. Глубоко удивленный всеми этими обстоятельствами, Иван остановил свою подводу и решил также остановить колонну красноармейцев, чтобы переговорить с их командиром и объяснить ему складывающуюся ситуацию на фронтах.

Иван Фролов внешне спокойно воспринял эту встречу с красноармейцами. К этому времени его красный браслет уже разъяснил ситуацию на фронтах, он также сформулировал боевую задачу, которую партизанский отряд совместно с этими красноармейцами должен был бы выполнить в этот день!

Сегодня 3-я армия всеми своими частями начнет осуществлять прорыв из окружения, в которое попала на белостокском выступе! Ивану Фролову только предстояло убедить командира этих красноармейцев временно войти к нему в подчинение. Если же ему не удастся этого сделать, то тогда ему придется воздействовать на этого командира путем прямого контакта с его сознанием. Второй вариант воздействия, даже по мнению Фролова, был более чем бесчеловечен! Но сегодня шла война, и речь шла о спасении сотен тысяч жизней красноармейцев и командиров 3-й, 4-й, 10-й и 14-й армий РККА, попавших в немецкое окружение.

Тем временем, подбежавший Лева Домбровский первым представился майору РККА, который назвался командиром отдельного инженерного батальона 29-й моторизованной дивизии, майором Борисовым.

Лева Домбровским был великим оптимистом, после успешно проведенного партизанским отрядом боя с немецкими диверсантами, он чувствовал себя на подъеме. Он честно верил в то, что, несмотря на войну, этот мир не остался без добрых людей, с каждым из которых можно было бы всегда найти общий язык.

А тем временем, майор Борисов, не теряя времени зря, прошелся вдоль первых двух подвод партизанского обоза. Он убедился в том, что подводы загружены оружием, среди которого было много пулеметов, в которых так нуждался его батальон! Он вернулся к своим красноармейцам, решив, по ходу общения с партизанами вести себя с ними грубо и неучтиво. И если бы не одно небольшое обстоятельство, то майор Борисов решился бы на один очень неприятный шаг, он бы арестовал и расстрелял бы всех этих партизан, а сам обоз с оружием забрал бы себе! Хорошо зная, что красноармейцы и командиры рот и взводов его в этом решении не поддержат, Борисов решил не рисковать своей шкурой, а выждать и посмотреть, чем все это дело для него закончится.

Но он все же нагло потребовал от лейтенанта Домбровского:

— Слушай, лейтенант, я не знаю и не хочу знать, почему ты, кадровый военный человек, командуешь каким-то партизанским отрядом, о существовании которых я пока и не слышал! Я тебе приказываю, в течение десяти минут все пулеметы с боекомплектами сдать моему батальонному старшине. Если этого не будет сделано в течение десяти минут, то я прикажу тебя расстрелять перед строем, как изменника родины!

И лейтенант Лева Домбровский вдруг сник и поник головой, настолько этот мужественный парень оказался неуверенным в самом себе! Он развернулся лицом к своим парням, собираясь им отдать соответствующий приказ о сдаче оружия. Но его вовремя мысленно остановил Иван Фролов! Когда тот внезапно почувствовал, что его Лева, которому он так доверял, вдруг внутренне сломался перед майором Борисовым, то он был не просто удивлен. Иван мысленно приказал Леве заткнуть свой рот, не отдавать никаких приказов своим красноармейцам и партизанам. Переговоры с майором Борисовым он решил забрать в свои руки.

Фролов, словно нехотя, вышел из общего партизанского строя, и как был в порванном мундире немецкого майора, с висящим на груди пулеметом МГ34, подошел к майору Борисову, смело посмотрел в его глаза и поинтересовался:

— Майор, интересно, а ты кто такой? Почему со мной не знакомишься? Приказы какому-то лейтенанту отдаешь через мою голову? Да и еще пытаешься на него воздействовать гипнозом! Это мне не нравится, я не согласен с тобой так работать!

Майор Борисов чуть ли не присел от так неожиданно начавшегося разговора с немецким майором. Ему вдруг захотелось перед ним вытянуться, отдать честь и отрапортовать на немецком языке, но Борисов справился, сумел преодолеть это свое желание. Он внимательно осмотрел с головы до ног этого загорелого до черноты дылду в порванном немецком мундире. К слову сказать, немецкий офицерский мундир ладно сидел на фигуре этого парня. Иван Фролов продолжал стоять перед майором в свободной позе, положив руки на немецкий пулемет, и ожидая ответа на свои вопросы. Правда, он уже знал, чем же именно закончится эта встреча, красный браслет ему в этом немало помог. Но так и не дождавшись ответа майора Борисова, Фролов решил резануть правду-матку тому прямо в лицо:

— Слушай, Михаил Михайлович, не уходи от прямого разговора, мне нужно срочно с тобой переговорить! Мы с тобой должны объединить наши силы, создать передвижную сводную группу. Затем тремя батальонными подразделениями этой группы взять под свою охрану мосты через реки Зельвянка и Щара в Деречине, Куриловице, Щарах и Кароле по дороге Слоним — Деречин — Зельва. Если мы сегодня… сейчас этого не сделаем, то погибнут три советские армии, которые сегодня пойдут на прорыв из белостокского выступа. У тебя, майор, наверняка, имеется карта, так что прямо на местности я могу тебе показать, что именно мы должны сделать для того, чтобы 3-я, 4-я, 10-я и 13-я армии прорвали фронт немецкого окружения, пробились бы к нашим под Борисов, Витебск, Гомель и Могилев.

3

В конце концов, майор Борисов все же принял предложение Ивана Фролова на объединение сил отряда партизан и его инженерного батальона. Дальше майор как бы отстранился от дел, со стороны наблюдая за тем, как командиры рот и взводов его батальона общаются с Фроловым, планируют совместные боевые действия. Иван же первым делом ознакомил этих командиров с ситуацией, сложившейся на данный момент в треугольнике Слоним, Лида, Волковыск, рассказал о том, как примерно штабы окруженных армий планируют прорывы из окружений и примерные направления отхода четырех советских армий. Он примерно так сформулировал стоящую перед их сводным отрядом боевую задачу:

— По имеющимся у нас данным, сегодня вечером подразделения 3-й армии под командованием генерал-лейтенанта Кузнецова Василия Ивановича предпримут попытку переправиться через реки Зельвянка и Щара через мосты в населенных пунктах: Деречин, Куриловице, Кароле и Щары. Армия генерала Кузнецова сильно ослаблена после боя с немецкими танковыми и пехотными дивизиями в белостокском выступе и под Гродно. Поэтому существует вероятность того, что, если немцам удастся захватить мосты в перечисленных выше населенных пунктах, то этой армии едва ли удастся сбить стоявшие там немецкие заслоны. Ведь, 3-й армии придется одновременно вести тяжелые арьергардные бои с подразделениями 9-й армии Вермахта. Таким образом, перед нами поставлена задача, не позволить немцам до полуночи сегодняшнего дня занять населенные пункты, в которых имеются эти мосты. Товарищи командиры, вы поняли задачу, которую я ставлю перед вами?

Пять командиров, один капитан, а другой старший лейтенант, они были командирами рот, а также три лейтенанта — командиры взводов, молчали, упорно рассматривали мыски своих запыленных сапог. Что-то их удерживало от того, чтобы высказать свое мнение, хотя Иван Фролов всеми фибрами своей души чувствовал, что им есть чего сказать. Не желая больше тянуть времени, он сам обратился к капитану, как старшему по званию командиру в этой группе, присутствующей на совещании:

— Товарищ капитан, прошу вас представиться и первым высказаться по обсуждаемому вопросу!

— Капитан Головин Николай Иванович, командир роты саперов! Товарищ майор, боевая задача, которую вы нам поставили, ясна и понятна, но я не совсем уверен, что она нам по плечу. Для вашей информации, в моей роте девяносто два рядовых и сержанта, пять командиров. Но на всю роту мы имеем двадцать пять винтовок, ни одного пулемета, ни одной пушки. Да, у нас имеется несколько сотен противопехотных мин и пара десятков противотанковых мин. Как саперы, мы можем выполнить поставленную перед нами боевую задачу, защитить населенные пункты с мостами, устроив минные поля. Но, чтобы остановить врага, не позволить ему захватить эти самые мосты, мы должны воевать, как пехотинцы. А для этого нам нужны винтовки, пулеметы, гранаты и пушки, хотя бы полкового калибра. Иначе нам будет просто нечем воевать, нечем будет останавливать немецкие танки!

— Ну, что же ответ ваш, товарищ капитан Головин, мне понятен! — Тут же ответил Фролов, затем он сделал смысловую паузу. — Что же касается пулеметов, то я думаю, что партизаны смогут с вами ими поделиться. Пулеметов у нас много, так же, как и винтовок! А вот, что касается мин, то вы меня информацией о них очень обрадовали. Я согласен у мостов мы успеем построить предмостные укрепления с минными полями. Это просто замечательно, ну, а что вы, товарищ старший лейтенант, можете нам рассказать о готовности вашей роты к бою?

Невысокого росточка старший лейтенант поднялся на ноги, аккуратно оправил гимнастерку под поясным ремнем, поправил пилотку на голове и начал говорить негромким голосом:

— Старший лейтенант Торопынько! О своей роте я могу говорить только хорошие слова! В ней служат не какие-то там мальчишки, а солидные мужчины по той или иной причине получавшие отсрочку от службы в армии, а сейчас пришедшие в армию, чтобы вернуть свой гражданский долг родине. Эти бойцы не побегут от одного только вида немцев или от вида их танков! В отличие от первой роты, бойцы моей роты имеют карабины, но только по одной обойме выстрелов на карабин. Нам нужны пулеметы и, в крайнем случае, минометы, чтобы хорошо держать свою позицию. К, сожалению, мин в моей роте не имеется, так как наша задача преодолевать водные переправы. Если потребуется, то мои мужики могут выстроить мост для живой силы или даже для танков. В боях рота не принимала участия, но однажды мы залповым огнем обстреляли один немецкий штурмовик, и, кажется, что мы его сбили. По крайней мере, он взорвался прямо в воздухе, выходя на нас в атаку.

Фролову снова пришлось повторить свои слова о том, что партизаны имеют достаточное количество пулеметов с боекомплектами, что они готовы ими поделиться со своими товарищами красноармейцами. Затем он посмотрел на майора Борисова и, желая, чтобы он выступил перед своими подчиненными, этим сохранил бы лицо командира. Словом, Иван предложил майору выступить, поделиться перед собравшимися командирами своей информацией по инженерному батальону. Ивана же интересовала такая информация, сколько в батальоне активных штыков, командиров и каким транспортом в настоящий момент располагает батальон?

Майор Борисов Михаил Михайлович нехотя поднялся на ноги, он выступил со следующим сообщением:

— Докладываю вам, дорогие товарищи! Еще вчера мой батальон потерял связь со штабом 29-й моторизованной дивизии. Мы чуть не целый день провели в поселке Пески, построили там временный командный пункт для нашей дивизии, ожидая там ее появление. Но наша 29-я моторизованная дивизия в Песках так и не появилась, не появились там и наши дивизионные разведчики. Все наши вызовы по рации оставались без ответа. Таким образом, мой батальон оказался в положении, когда, как командир батальона, я был вынужден принимать единоличные и самостоятельные решения. Тем более, что невооруженному батальону оставаться в Песках с каждым часом становилось опасным, на окраине этого поселка то и дело появлялись разведывательные группы немецких мотоциклистов. Таким образом, я был вынужден принять решение о выдвижении батальона на Слоним. Я надеялся, что по дороге мы встретимся с какой-либо воинской частью РККА, и с ее командованием проясним ситуацию на дорогах, узнаем, где наша дивизия находится. Но по дороге нам пока так и никто не встретился, случайно мы наткнулись на партизанский отряд майора Фролова!

Сделав это сообщение, майор Борисов прошел к старшему лейтенанту Торопынько и уселся на пенек рядом с ним. Всем своим видом этот чем-то обиженный майор сейчас старался продемонстрировать, что его совершенно не интересует, как будут дальше развиваться события. Иван Фролов усмехнулся, но продолжал расхаживать перед собравшимися командирами, думая о том, как ему дальше с ними строить отношения. Затем он подошел к командирам и негромким голосом произнес:

— Принимая во внимание тот факт, что в нашем распоряжении практически совсем не имеется свободного времени, я, старший майор НКВД СССР Горчаков Александр Иванович, принял решение взять на себя командование отдельным инженерным батальоном. В этой связи я также решил сформировать объединенный штаб сводного отряда. Членами эта штаба становятся: лейтенант Домбровский, майор Борисов и старший лейтенант Торопынько. Сейчас объявляется привал на один час. В этой связи я приказываю первой роте сформировать и выставить дозоры и посты охранение. Штабу собраться и приступить к разработке операции по захвату и обороне мостов по рекам Зельвянка и Щара. Когда будете готовы, я приду вас послушать.

Когда командиры разошлись по своим подразделениям, то Иван Фролов попросил задержаться майора Борисова и лейтенанта Домбровского.

— Извини, майор, но сейчас я переговорю с лейтенантом, а затем мы с вами переговорим. — Сказал Иван и, повернувшись, к Домбровскому, ему приказал. — Лева, прикажи сержанту Олейникову наших парней разбить на три боевые группы. Он должен проследить, чтобы бойцы этих групп имели бы в достаточном количестве автоматическое оружие и патроны к нему. Также они должны отобрать по пятнадцать немецких пулеметов со снаряженными лентами для передачи в батальон. Сам сержант должен среди наших парней разыскать Ворошиловских стрелков и из них сформировать снайперскую группу, которая будет работать под моим командованием. После этого Лева делай, что хочешь, но в течение двух часов в этих лесах ты должен разыскать три или четыре наших грузовика с полными баками бензина, на них мы будем перемещать наш резерв, в случае возникновения такой необходимости. И последнее, Лева, нам нужна артиллерия, ты должен найти батарею 76 мм пушек. Лева, постарайся, серьезно отнестись к выполнению этого приказа. Приложить к этому всю свою удачу и умение выполнять приказы вышестоящих командиров Красной Армии и тогда удача придет и к нам.

Некоторое время Фролов смотрел вслед побежавшему исполнять его приказ лейтенанту, затем он повернулся к майору Борисову. Некоторое время он с интересом его рассматривал, затем поднялся на ноги и вплотную подошел к нему. Продолжая смотреть майору Борисову прямо в глаза, Фролов тихим, но угрожающим голосом произнес:

— Майор, я не понимаю твоего поведения. Просто не могу поверить в то, что ты на произвол судьбы бросаешь бойцов своего батальона. Поэтому, майор, хочу тебя предупредить о следующем, если ты и в бою продолжишь себя вести подобным образом, то пеняй на себя, я тебя расстреляю на месте. Делай, что хочешь, но, как командир Красной Армии, ты должен восстановить к себе уважение со стороны своих же бойцов. Я назначу тебя командиром основной группы, которая будет оборонять дорогу перед Слонимом. Ты должен беспрепятственно выпустить из города оба немецких батальона, и мотоциклетный, и разведывательный, но не позволить подразделениям 29-й моторизованной пехотной дивизии Вермахта до позднего вечера покинуть сам город Слоним. Теперь ты, майор Борисов, хорошо понимаешь, что твой отряд может оказаться под ударом не только этой 29-й дивизии, но и наступающего 47 механизированного корпуса 4-й армии Вермахта. Иными словами, твой отряд может оказаться под ударом главным сил армий группы Центр. Столкнувшись с немцами, ты должен продержаться только сутки, до полуночи этого же дня, после этого времени можешь оставить свои позиции. Но этого времени будет достаточно для того, чтобы 3-я армия вышла из окружения. А уцелеть ты сможешь только в том случае, если свой сводный отряд от преследования немцев уведешь глубоко в лес. Только там ты сумеешь сохранить жизнь бойцов своего отряда. Со временем я тебя и твой отряд обязательно найду в этом районе.

Фролов не стал интересоваться от майора Борисова, понял ли тот или не понял того, о чем он только что с ним говорил. По налившимся кровью глазам майора ему стало понятно, что своими словами он все-таки пронял этого непонятного майора. Причем, сумел так глубоко его оскорбить, что он уже никогда этого забудет и ему не простит! В заключение Фролов поверил в то, что майор Борисов уже не отступит даже перед смертью, выполняя его приказ! Удовлетворенно хмыкнув себе поднос, Иван отправился к повозке, на которой дожжен был находиться Дима Лукашевич, но парня там уже не было. Он поинтересовался у Наперстка, который вертелся у него под ногами, не видел ли тот, куда пропал младший Лукашевич.

— Так он же за Анфиской последнее время ухлестывает, а сейчас ему, как раненому герою, все этой девчонкой позволено, вот Димка к ней и побежал, чтобы под подол к ней залезть. Наверняка, они сейчас где-нибудь под сосной целуются! — С чистым сердцем и с благородными намерениями, предав своего лучшего друга, Наперсток с быстротой молнии исчезает из поля зрения Ивана.

Почесав свой затылок, Иван Фролов подумал о том, что за молодежь пошла! Война сейчас или не война, а она все в любовь играет! В этот момент где-то в самом хвосте объединенной колонны послышалась стрельба из винтовок и автоматов. Эта перестрелка продолжалась минуты три, но Иван уже крупной рысью бежал по направлению только что прозвучавших выстрелов. Пробегая мимо красноармейцев инженерного батальона, он обратил внимание на то, что они по-разному восприняли эти близкие выстрелы. Некоторые красноармейцы продолжали спокойно отдыхать, курили армейскую махорку и беседовали друг с другом. А вот некоторые молодые бойцы, испуганно озирались по сторонам. Фролов вдруг внутри себя ощутил желание, этих молодых бойцов бежать, куда глаза глядят, так как они совершенно не понимали, что же сейчас происходит вокруг них.

Когда он подбежал к концу обоза, то у последних подвод никого из бойцов уже не было, но слышались громкие голоса людей за поворотом дороги. Отдышавшись, Фролов прошелся по дороге, когда он был почти готов сделать поворот, идя по дороге, то из-за поворота на него вдруг выскочил рядовой стрелок Вермахта. Этот парень был страшно испуган. Его глаза почти выскочили из глазниц, он с глубоким придыханием дышал, словом, выглядел загнанным охотничьими собаками зайцем. В руках этот рядовой немецкий гренадер держал свою винтовку. Не раздумывая, Иван сильный ударом апперкотом в скулу немца свалил его на землю. Этот гренадер выдержал удар кулака Фролова, он не свалился в обморок, а копошился на земле, всеми силами пытаясь подняться на ноги.

В этот момент из-за поворота выскочила толпа красноармейцев и партизан, в человек десять, она с кулаками и матом навалилась на немецкого гренадера, поднимавшегося на ноги. В одно мгновение перед Иваном образовалась самая настоящая детская куча-мала, разве что, из этой кучи очень часто доносились совсем не детские слова и выражения! А затем из-за поворота выбежал младший Лукашенко с автоматом «шмайсер» в правой руке, а левой рукой он тащил за собой девчонку с вышитым красным крестом на белой блузке. Присмотревшись более внимательно в этой девчонке, Иван узнал одну из городских комсомолок, которая вместе со своими друзьями и подругами вступила в комсомольский истребительный батальон в первые же часы войны!

 

Глава 6

1

Пленный немецкий гренадер перед своей смертью показал, что мотоциклетный батальон 29-й моторизованной пехотной дивизии Вермахта, совместно с разведывательным батальоном этой же дивизии только что получил боевое задание от самого командира дивизии, генерал-майора Вальтера Фон Больтенштерна. Согласно его приказа оба батальоны должны произвести разведку дороги Слоним — Зельва — Пески — Мосты. Главная цель этого боевого задания заключается в том, что командир этой дивизии перед выступлением 29-й моторизованной пехотной дивизии из Слонима на соединение с 256-й пехотной дивизией наступающего 7-го корпуса Вермахта, хотел установить, имелись ли какие немецкие части или подразделения Красной Армии на этом участке дороги. Если да, то где эти подразделения находятся? Если будут обнаружены подразделения Красной Армии, то разведке было необходимо установить их точное месторасположения, примерную численность? Словом на восьмой день войны эта разведка стала рутинным мероприятием командира 29-й моторизованной пехотной дивизии.

Иными словами, предположения Ивана Фролова, предоставленные во многом благодаря мистике красного браслета, неожиданно получили конкретное подтверждение информацией, полученной от пленного немца. После этого Иван почувствовал себя гораздо более уверенным командиром, так как теперь в своих действиях полагался на реальную информацию. Он вызвал к себе, чтобы лично поблагодарить Диму Лукашевича и Анастасию Ляхову, которые первыми обнаружили немецкую разведку. Немецкие разведчика обследовали эту дорогу, они случайно на двух мотоциклах наткнулись последние подводы их колонны. Дима и Настя, увидев немцев, тут же подняли тревогу. И, пока бойцы группы сержанта Олейникова ловили и уничтожали эту гитлеровскую разведку, эта сладкая парочка не позволила вражескому лазутчику, оставшемуся в живых, убежать с поля боя. Дмитрию Фролов торжественно пожал руку, а зардевшейся от смущения Анастасии подарил настоящий парабеллум с двумя запасными обоймами.

Вскоре штабисты принесли на утверждение Фролову ими разработанный план предстоящего боя. Штабисты предложили инженерный батальон поделить на три равные части, назвав каждую часть сводным отрядом. Каждый такой сводный отряд имел примерно по сто пятьдесят активных штыков, а также десять-двенадцать партизан. Командирами сводных отрядов штаб предложил назначить следующих командиров: майор Борисов становился командиром 1-го такого отряда, капитан Головин вступал в командование 2-м таким отрядом и старший лейтенант Торопынько становился командиром 3-го отряда. В этом же приказе были сформулированы боевые задачи, которые должны были решать командиры этих сводных отрядов. Командир 1-го свободного отряда должен был попытаться блокировать Слоним, чтобы воспрепятствовать 29-й дивизии Вермахта выдвинуться из города, пойти на соединение с 256-й дивизией 9-й армии Вермахта. В этой связи данный отряд должен был окапаться под городом, построить укрепления, поставить минные заграждения. 2-й сводный отряд маневрирует в районе, расположенном между поселком Мосты и водохранилищем Зельва, всячески препятствует передвижению частей и подразделений противника. Его основанная задача этот отряд не должен позволит войскам противника переправиться через реку Зельвянку. 3-й отряд обороняет район Деречин — Мосты, всячески препятствуя противнику овладеть мостами через реку Щара. Общее командование батальоном будет осуществляться старшим майором государственной безопасности Горчаковым Александром Ивановичем.

К этому времени лейтенант Домбровский прислал в распоряжение батальона четыре полуторки, реквизируемых им в ближайших колхозах. Ему по дороге также случайно встретились шесть армейских грузовиков ЗИС 5, груженных ящиками с винтовочными патронами. Эти грузовики принадлежали интендантам 4-й армии, которая вместе с 10-й и 3-й армиями вела бои в белостокском выступе. Интендант, сопровождавший эти грузовики, очень обрадовался, когда узнал, что его остановили красноармейцы. Когда он рапортовал Фролову, то радостно заявил:

— Товарищ майор, за сутки, получив патроны на фронтовой базе, мы проехали столькими дорогами, что невозможно себе вообразить! Пытаясь прорваться в свою армию, нам приходилось иногда ехать такими разбитыми проселочными дорогами, что нам казалось, что рессоры наших грузовиков не выдержат дорожных ухабов и рытвин, остановятся! Два наших грузовика подорвались на минах, неизвестно кем установленных. Оба водителя грузовиков погибли. Один грузовик нам пришлось бросить, у него кончился бензин. Но вот три часа назад в лесу мы наткнулись на армейскую передвижную бензозаправочную станцию, там нас без разговора заправили под завязку, так что сейчас мы готовы ехать, куда угодно! Вот только немецких мотоциклистов мы постоянно встречаем практически на каждой дороге. Иногда они сами при виде такого количества грузовиков удирали, частенько нам приходилось по ним стрелять. Но пока, как видите, товарищ майор, нас бог миловал, мы живы и здоровы, готовы родине послужить!

— Товарищ военный интендант, как ваша фамилия?

— Извините, товарищ майор, на радостях, что встретил вас, позабыл представиться, как положено! Техник-интендант 1 ранга полка тылового обеспечения 4-й армии РККА, Александр Николаевич Гаврилов!

— Александр Николаевич, а вы снова сможете разыскать армейскую передвижную автозаправочную станцию в этом лесу, если нам это потребуется?

— Так точно, товарищ майор, смогу!

— Отлично, техник-интендант! Постарайтесь пока быть у мена на виду! Ваша помощь может нам потребоваться в любую минуту! Товарищ красноармеец, срочно разыщите и пришлите ко мне старшего лейтенанта Торопынько?! — Попросил Фролов, пробегающего мимо красноармейца.

Вскоре Геннадий Торопынько доложил ему о своем прибытии. Взмахом руки Иван подозвал к себе военинтендата, познакомил его со старшим лейтенантом Торопынько и предложил обоим командирам:

— Товарищ Торопынько, не можешь ли ты этому смекалистому технику-интенданту выделить отделение красноармейцев во главе с каким-либо смекалистым отделенным командиром! А вы, товарищ техник-интендант постарайтесь в лесу снова разыскать ту самую ПАЗС. Предложите ее персоналу присоединиться к нашему отряду. Тогда у нас появится возможность вовремя заправлять весь наш автотранспорт. Товарищ интендант, а сейчас я попросил бы вас своим водителям отдать приказ о том, чтобы они приступили бы к разгрузке своих грузовиков, ящики с патронами раздайте поровну по только что сформированным отрядам. Сами же, когда вернетесь из поиска, то поступайте в распоряжение командира нашего резерва, сержанта Олейникова. Сделаем наш резерв мобильным, тогда мы получим возможность вовремя затыкать этим резервом все образовавшиеся дырки в нашей обороне!

Фролов еще долго смотрел за тем, как в лесу исчезает последний красноармеец из отделения, которое вместе с интендантом Гавриловым отправилось на розыск передвижной автозаправочной станции. Ему все больше и больше нравилось одно уж то, что операция по организации выхода четырех советских армий из окружения в белостокском выступе приобретала все более зримые черты. В этот момент он услышал за своей спиной:

— Товарищ майор, разрешите обратиться?

Фролов повернулся на голос и увидел перед собой майора Борисова и капитана Головина.

— Да, разумеется! Что-нибудь случилось, товарищи командиры?

— Мы вот тут с Николаем Ивановичем Головиным посоветовались и решили, просить вашего разрешения на выдвижение наших отрядов на боевые позиции. Чем раньше мы туда придем, тем больше времени у нас будет на их подготовку к бою!

— В принципе, вы правы, товарищи командиры! Но я полагал, что если лейтенанту Домбровскому удастся каким-либо образом получить в наше распоряжение артиллерию, то вместе с артиллеристами вы бы отправились на эти позиции.

— Ничего страшного в этом нет, товарищ майор! Будут пушки, то мы встретим их прямо на своих позициях! Покажем, артиллеристам, где им было бы лучше установить свои пушки!

— Ну, что ж, товарищи командиры, я не имею возражений в отношении вашего предложения. Можете уже сейчас отправляться на свои огневые позиции! Только перед расставанием, я бы хотел с каждым из вас переговорить наедине!

Михаил Михайлович был сильно удивлен тем обстоятельством, что ему пришлось снова услышать голоса из преисподней. Но уже через минуту он повел себя, как простой деревенский мальчишка, мысленно трепался, не переставая. С глубочайшим интересом он также наблюдал за процедурой превращения своего товарища, капитана Головина, в телепата. Майор Борисов стал первым человеком телепатом, с которым начал общаться капитан Головин после того, как и сам стал телепатом. Общаясь друг с другом мыслеречью, они покинули Ивана Фролова, забыв с ним даже попрощаться. Вскоре в двух сводных отрядах началась подготовка к выступлению.

Лева Домбровский появился в лагере с двумя капитанами артиллеристами через пять минут после того, как Фролова покинули майор Борисов и капитан Головин. Лейтенант был очень оживлен, он все это время убеждал в чем-то этих симпатичных артиллеристских капитанов. Увидев Ивана Фролова, одетого в рваный мундир немецкого майора, оба капитана сильно растерялись. Они стояли перед Иваном, нерешительно переступая с ноги на ногу, не зная, о чем можно рапортовать этому здоровому немцу. Пришлось Фролову залезать в их мозги, что слегка подправить их жизненный тонус, не обращать внимания на то, что он был одет в немецкий мундир.

— Капитан Горелов, командир конной батареи полковых орудий!

С большим трудом, заикаясь, промямли первый капитан.

— Капитан Жданов, командир батареи дивизионных орудий на тракторной тяге.

— Парни, вы же оба капитаны РККА, а это очень многое значит! В вашем подчинении находятся артиллеристы и орудия, а вы не можете толком доложить о себе и своих батареях. — Не выдержал и Фролов слегка подзадорил обоих капитанов. Давайте, выясним, в каком состоянии находятся ваши орудия, можете ли вы из них по гитлеровцам стрелять?!

Рапортовать эти капитаны, как оказалось, действительно не умели, хотя в армии были уже два года, пришли на службу сразу же после окончания училища. В простом же разговоре они сумели рассказать о том, полковая батарея состоит из шести 76 мм орудий. В настоящий момент эти пушки имеют всего лишь половину боекомплекта. Поэтому эта батарея и двигалась в сторону Слонима, где, по словам, каких-то неизвестных свидетелей, стояла 8-я артиллерийская бригада с тылами. Там капитан Игорь Горелов собирался пополнить боекомплект своей батареи. С дивизионной батарей капитана Жданова дела обстояли еще хуже. Этот капитан был вынужден стать командиром батареи, когда, отражая танковую атаку немцев погиб ее бывший командир.

В том бою эта дивизионная батарея потеряла сразу два орудия, артиллеристы этой батареи, покидали свои огневые позиции под огнем немецких танков, поэтому они так и не смогли забрать с собой хоть какой-нибудь боекомплект. Иван Фролов по-крестьянски почесал свой затылок, он пока еще не знал, каким образом будет выходить из этого положения. Но он знал точно, что полковая батарея в любом случае примет непосредственное участие в предстоящем бою. Что же касается дивизионной батареи, то он подумывал о том, топливные баки тракторов тягачей заправить оставшейся соляркой, трактора и орудия затем передать в расположении частей 3-й армии, которые будут выходить из окружения.

В этот момент незнакомый голос вдруг обратился к нему в мысленной диапазоне.

— Что, товарищ майор, испытываете большую потребность в 76 мм снарядах?

— Да, вы правы! У нас появились орудия и артиллеристы, но снарядов к дивизионным пушкам практически нет! Я прошу меня извинить, но я не узнаю вашего голоса! Кто вы такой?

— Да, это же я, ваш хорошо знакомый, майор Борисов! Мне так понравилась ваша телепатия, Иван Фролов, что я теперь балуюсь подслушиванием чужих разговоров, чужих мыслей. Вот я случайно и наткнулся на ваши мысли о том, что, если найти снаряды к различным пушкам, то одно это во многом может решить вашу правильной организации боев с немцами. Так вот, хочу вам официально заявить о том, что мне одно местечко, где этих снарядов храниться до чертовой матери!

— И где оно, это местечко находится?

С глубокой надеждой в голосе поинтересовался Иван Фролов.

— Третий отряд старшего лейтенанта Торопынько будет работать на шоссе Мосты — Деречин. Деречин сам по себе небольшой поселок городского типа. А вот в двух от него километрах располагается военный городок, принадлежавший одной из артиллеристских бригад РККА. Когда мы вчера по дороге в Слоним случайно заглянули в этот военный городок, то ахнули от удивления. Там не было ни одного живого человека, а артиллеристские склады сплошь и рядом забиты снарядами различных калибров. К тому же депо артиллерийского парка было забито новенькими ЗИС 6 и новенькими тракторами тягачами. Если за ночь местные крестьяне это артиллерийского депо и склады не разграбили, то нам будет там, чем поживиться, Иван!

— Спасибо, Миша, за информацию! Ты не обратил внимания, Торопынько с этим интендантом еще не вернулся обратно?

— Он только что прислал вестового! С минуту на минут они должны вернуться? Ты только, Ваня, не забудь, и его, и интенданта сделать, телепатами тогда твой отряд станет непобедимым! Никому еще не снилась такая связь между командирами во время боя! А сейчас мы вас покидаем, да, я чуть не забыл, а эта твоя телепатия на каком расстоянии действует?

Когда лейтенант Домбровский вернулся в лагерь, то он сразу же обратил внимание на то, что в лагере оставался один отряд старшего лейтенанта Торопынько, а два других отряда уже покинули место стоянки. Иван Фролов сидел на немецком мотоцикле и разговаривал со старшим лейтенантом Торопынько. Увидев лейтенанта Домбровского, Фролов ему улыбнулся, и рукой показал, чтобы он присоединился к его разговору с Торопынько.

— Вы, Геннадий Сергеевич, быстрее собирайтесь и вместе со своим отрядом отправляйтесь на позиции под Деречин, там и встретимся. Обстоятельства сложились таким образом, что на ваш отряд, товарищ Торопынько, пал удел стать главным отрядом всей нашей братии особого назначения. Тут совершенно случайно выяснилось, что в поселке Деречин имеется серьезная артиллерийская база. Сержант Олейников со своими разведчиками сорвиголовами уже туда отправился. Вы вместе с лейтенантом Домбровским гоните туда оба наших артиллерийских полка. Пускай, они там набирают свои боекомплекты! А вашего интенданта назначьте ответственным за автотранспорт, может быть, тогда мы сможем всех наших бойцов пересадить в грузовики. Тогда немцы нас берегитесь, мы вам покажем, где кузькина мать зимует! Да, парни и не забывайте прихватывать с собой всех встретившихся по дороге окруженцев, красноармейцев и командиров Красной Армии. Я же пару часов тут еще немного покручусь, посмотрю, что к чему. Через два часа планирую прибыть в Деречин!

Из кустов выпрыгнул Дима Лукашевич и ловко запрыгнул в мотоциклетную коляску с пулеметом МГ34. Он снова был одет в ладную форму рядового немецкого гренадера. Фролов выжал педаль акселерата, поддал немного газу, мотоцикл легко тронулся с места, он покатил по лесной дороге, придерживаясь общего направления на Слоним.

2

Фролову правил мотоциклом, осторожно объезжал дорожные ухабы и рытвины. Но, чем они ближе приближались к Слониму, тем больше дорога ему не нравилась! Помимо того, что она было сильно разбита, эта дорога еще шла с постоянным понижением. Тут слева от них появилось болото, и чем ближе они подъезжали к городу, тем больше становилось болото!

— И откуда здесь, могло появиться такое большое болото? — Мысленно поинтересовался Дмитрий Лукашевич.

— Да и я сам этого не понимаю! — Ответил Иван, слегка притормаживая мотоцикл и, привстав в седле, он пытался рассмотреть, куда же они попали.

Но тут он вспомнил о существовании телепата майора Борисове, чей отряд должен был пройти этой дорогой к Слониму:

— Михаил Михайлович, вы слышите меня?

— Да, Иван, даже очень хорошо слышу! Насчет болота вы особо много не беспокойтесь, оно скоро совсем уйдет в сторону, а дорога станет суше и гораздо лучше. Что же касается нас, то мы уже достигли своих позиций, принялись за рытье окопов, отправил сапером ставить минные поля. Да, Иван, а как у нас решается вопрос артиллерии, когда на нее мы сможем рассчитывать?

— Да все нормально с артиллерией, майор! Вас будет поддерживать дивизионная батарея, орудия которой уже становятся на огневую позицию, с которой она сможет вести огонь, как по Слониму, так и по поселку Зельва. Жаль только, что мы имеем всего только два таких мощных орудия, а то бы немцам от нашего огня кошмары по ночам стали бы сниться! Артиллеристы уже закапывают эти два своих орудия в землю, а через час, полтора им привезут снаряды. Так что готовьтесь работать вместе с артиллеристами. Я полагаю, что командир этой батареи, капитан Игорь Жданов, студент четвертого курса математического факультета МГУ, неплохо знает секреты своей военной профессии!

Вскоре болото действительно ушло в сторону, дорога подсохла, стала гораздо лучше, на ней уже не было глубоких рытвин или высоких ухабов. Когда лес закончился, то Фролов притормозил мотоцикл. В бинокль он начал осматривать окружающую местность. И практически сразу же он увидел отряд майора Борисова за работой, бойцы копали окопы в полутора от него километрах. Несколько саперов возились на дороге, видимо, закладывали минное поле.

— Михаил Михайлович, вот я тут неподалеку стою и наблюдаю за тем, как твои бойцы копают одиночные окопы. Я бы на твоем месте не стал бы своих бойцов сажать в такие окопы, они в них будут предоставлены самим себе во время боя! Того и глядишь, неопытные парни испугаются атак немцев и, как зайцы, побегут из таких окопов. Мой тебе совет, пока у тебя в запасе имеется время, копай траншеи. В траншеях красноармейцы не будут ощущать себя брошенными и никому не нужными людьми. Вместе с товарищами всегда как-то ловчее отбивать атаки врага!

— Извини, Иван, в суматохе боя я об этом психологическом моменте и не подумал, хотя комиссар батальона мне в свое время говорил о влиянии психологии на ведение боевых действий. Может быть, ты нам в этом поможешь?

— Мог бы, то обязательно это сделал бы, Михаил! Я бы постарался бы нашим бойцам преодолевать это психологический шок. Понимаешь, такой шок возникает у всех нормальных людей, когда на них начинают двигаться вражеские танки! Но не все они могут его самостоятельно преодолевать. Да, между прочим, а водку ты в запасе имеешь?

— Кто же не имеет в запасе столь драгоценного напитка!

— Так, попробуй, бойцам налей по сто грамм водки, сразу же увидишь, как изменится их поведение в бою! Ну, да, ладно, за тебя, Михаил, я спокоен! Поеду, посмотрю, как у других обстоят дела? Связь будет держать телепатически! Так что бывай, до встречи, майор!

Фролов отъехал примерно на километр от места, где наблюдал за тем, как закапывались в землю бойцы отряда майора Борисова, как вдруг услышал винтовочные выстрелы. Он посмотрел на Дмитрия, сидевшего за пулеметом в коляске, тот утвердительно кивнул головой и пальцем показал в сторону совсем незаметной дороги, отходящей вправо от этого большака. Иван круто вывернул руль мотоцикла вправо, он тут же резко снизил его скорость движения. Так как требовалось честно признать, что эта новая дорога совершенно не годилась для езды на ней на велосипеде или на мотоцикле. По этой дороги человек мог бы пройти, но чтобы по ней проехать, водитель должен был продемонстрировать чудеса акробатической вольтижировки. Тем не менее, примерно, через километр движения по дороге послышалась новая россыпь винтовочных выстрелов. На этот раз кто-то стрелял совсем от них близко. Дима приладил приклад МГ34 к своему не раненому плечу, словом он был готов открыть огонь в любую секунду.

Эта проселочная дорога при выходе из леса практически сразу же переходила в короткую деревенскую улицу. По обе ее стороны стояли добротные дома с большими дворами и огородами. Но жителей в этих домах и дворах не было видно. Эта единственная улица деревни сразу же переходила в небольшую деревенскую площадь, на которой собрались человек восемьдесят различных возрастов и полов. По тому людскому гулу, который сейчас стоял над деревенской площадью, можно было понять, что там собрались все жители этой деревни. Видимо, все то, что сейчас происходило на площади, так сильно приковывало к себе внимание всех жителей этой деревни, что они даже не обратили внимания на появление за их спинами мотоцикла с двумя седоками в форме мышиного цвета.

Чтобы прояснить ситуацию на площади, Фролов перешел на первую скорость, мотоцикл возобновил свое движение по улице. Так медленной скоростью они стали приближаться к деревенской площади. В этот момент толпа деревенских жителей совсем примолкла, над площадью пронеслась команда, подаваемая на русском языке:

— Эй, вы, братва, мать вашу так, а ну-ка становись в шеренгу, сейчас этих краснопузых шмалять будем!

Вскоре Фролов и Дима на своем мотоцикле оказались в самом конце деревенской улицы. Они остановились именно там, где улица переходила в площадь. С этого же места им обоим было также хорошо наблюдать за всем тем, что сейчас творилось в центре площади.

А там какие-то суетливые людишки, одетые в красноармейские галифе, в черные пиджаки, подпоясанные солдатскими ремнями с красными звездами на ременных бляхах, и с белыми повязками на левых рукавах творили форменный беспредел на глазах сельской общественности. Там они расстреливали красноармейцев, случайно попавших в их руки. Причем, первый десяток расстрелянных красноармейцев уже валялись в лужах крови у самой стены этого большого и единственного каменного дома во всей этой деревни.

Сейчас вдоль стены эти суетливые людишки выстраивали второй десяток красноармейцев, среди которых были три заплаканных девушки. Эти людишки бегали взад и вперед вдоль этой шеренги, громко и матерно требуя, чтобы молодые парни и девушки выровняли бы свой строй, держа каблуки ботинок и сапог вместе, а мыски раздельно. Разумеется, у красноармейцев ничего подобного не получалось, да и они были слишком подавлены этой процедурой расстрела. Парни и девушки глубоко ушли в себя, не обращали внимания на то, что с ними вытворяли такие же, как и они сельские парни, но только в гражданских костюмах.

А вокруг расстреливаемых красноармейцев собрались деревенские жители, они вели себя подобно зевакам больших городов. Эти крестьяне стояли и с каким-то тупым интересом наблюдали за всем происходящим перед их глазами. Он не роптали, не возмущались, своими криками не требовали, прекратить расстрел невинных людей. Эти люди просто стояли и смотрели!

— Быстрей шевелись, братва! — Снова послышался теперь уже знакомый голос. — Кончай копошиться, а то краснопузых у нас столько, что мы до вечера не управимся! Господин вахмистр, будет нами не очень доволен!

— Будь готов открыть огонь из пулемета! — Приказал Иван Фролов младшему Лукашевичу.

А сам Иван повернул голову в сторону, откуда послышался этот командный голос. На право краю площади стоял немецкий мотоцикл, в кресле которого восседал вахмистр немецкой полевой жандармерии, хорошо ему знакомый Герберт Фишер. Рядом с ним стоял атлетически сложенный мужчина, который и подавал команды этим людишкам, уездным полицаям. По всей очевидности, он и был командиром этих полицаев. Сейчас он беседовал с вахмистром Фишером, совершенно не обращая внимания на работу своих полицаев, и как-то чисто по-бараньи заглядывал в глаза своему немцу.

— Расстреляй полицаев, которые собираются расстрелять красноармейцев. И сразу же переносишь огонь на фельджандарма и на этого командира полицаев. Постарайся своим огнем не затронуть пленных красноармейцев. — Фролов отдал мысленный приказ Дмитрию.

— Ребята, что у вас там происходит?

Тут же в мысленном диапазоне послышались взволнованные голоса всех телепатов Фролова.

— Тут немцы и полицаи расстреливает красноармейцев! Нам некогда с вами разговаривать! Свяжемся с вами, когда все закончится.

Из поясной кобуры Фролов достал пистолет «Вальтер», а из маленького железного ящика за своей спиной достал две немецкие гранаты, колотушки М-24. Пока суть, да дело, он привел обе гранаты в боевое состояние, отвинтив снизу у их ручек предохранительные колпачки, наружу вывались два фарфоровых шарика, привязанные шнурами к детонаторам. В этот момент одному из полицаев не понравилось поведение одной медсестры, которая плакала и своей ладошкой пыталась вытереть слезы с лица. Это замызганный мужичонка с винтовкой в руках подскочил к этой симпатичной девчонке и поднял свою винтовку, желая ее прикладом ударить свою жертву. Тут, видимо, нервы у Димы не выдержали, пророкотали короткая пулеметная очередь. Этот мужичонка пулеметной очередью был прямо-таки размазан по каменной стене дома.

Дима развернулся вправо и долгой очередью прошелся по расстрельной команде из полицаев. Иван Фролов с силой метнул одну гранату в сторону немецкого вахмистра фельджандармерии, а вторую гранату — в строй полицейских, которых продолжал к тому же еще обстреливать из своего пулемета Дима.

Все закончилось как-то очень быстро, на площади после взрыва двух гранат, громкой пулеметной стрельбы вдруг наступила тишина.

Сельчане разбежались по домам еще во время перестрелки. Вахмистр Гербер Фишер погиб, погибли и два его фельджандарма. Они охраняли пленных красноармейцев, а те их просто-напросто их растерзали, когда поняли, что их кто-то освобождает из плена. Десяток красноармейцев, которых полицаи собирались расстрелять, так и остались стоять у стена, только своими спинами они почти в нее впились. Сейчас же перед ними лежали убитые и тяжелораненые полицаи, некоторые из них почему-то шепотом молили о помощи. Первой к этим нелюдям шагнула та ладная дивчина медсестра, она с земли подняла трехлинейку Мосина и с винтовкой наперевес пошла к полицаям.

— Ни шага вперед! Я приказываю всем стоять на место! — Приказал Фролов.

Медсестра подняла свои глаза на него, увидела его форму, она некоторое время размышляла. А затем брезгливо швырнула в его сторону только что подобранную с земли винтовку, и пошла к своим товарищам, пленным красноармейцам.

— Да, их тут больше чем рота! — Подумал Иван, а горло его уже раздирало в диком крике-приказе. — Командир красноармейцев срочно подойдите ко мне!

От стены, у которой расстреливали красноармейцев, отклеился командир, одетый в командирскую форму РККА, но без знаков различия на воротничке, так как тот был вырван с корнем из гимнастерки. Этот командир оправил свое обмундирование и, немного подволакивая правую ногу, подошел к Фролову. Ладонь правой руки он, действуя автоматически, хотел бросить к правой брови глаза, но вовремя вспомнил, что на его голове нет фуражки, остановил руку на середине выполнения козыряния!

— Батальонный комиссар Козырев, Иван Иванович! Следовал из Москвы в политотдел 10-й армии, где меня должны были направить для продолжения службы в полк или на батальон. Но не доехал, под Лидой наш эшелон разбомбила немецкая авиация. Решил пешим порядком добираться до 10-й армии, но у меня как-то это не получалось. Вместо того, чтобы двигаться к границе, под постоянным натиском немецких танков мне приходится отступать вглубь страны. Извините, товарищ майор, а почему на вас форма немецкого офицера?

— Извините, товарищ батальонный комиссар, но для выполнения приказа своего командира, вынужден носить эту форму! Значит, вы, Иван Иванович, никакого отношения не имеете к этим красноармейцам?

— Так точно, товарищ майор! Товарищ батальонный комиссар наш случайный попутчик и ничего более! Разрешите представиться, товарищ майор?! Майор Игнатьев Александр Иванович, командир 251-го полка 8-й стрелковой дивизии. Мы вели бои на самой границе, пытаясь врага, перешагнувшего границы нашей родины, отбросить обратно. Четыре дня мы не выходили из боев, сами ходили в атаки, отбивали атаки противника, многому научились в военном деле. А главное научились не бояться танков противника, научились жечь их бутылками с коктейлем Молотова. Вчера ночью остановились на ночевку в этой деревушки, очень хорошо отоспались, но утром оказались в руках местных полицаев. А дальше вы, товарищ майор, уже сами все видели!

— Где же находится оружие ваших красноармейцев?

— Прошу извинить, товарищ майор, но я не знаю, где наше оружие! Утром проснулись, а оружия с нами уже не было. Одни только эти полицаи и шныряли вокруг!

— Тогда я вам, товарищ майор, приказываю срочно разыскать свое оружие! Жители этой девушки, наверняка не могли его далеко спрятать! Вернув оружие, вместе со своими бойцами следуйте в поселок Мосты, чтобы там воспрепятствовать переправе немецких танков через Неман!

3

Как это было не удивительным, но первыми в бой с немцами вступили бойцы отряда Торопынько под Деречином. Причем, эти бойцы не успели даже хорошенько окопаться, как оказались под огнем пулеметов немецких мотоциклистов, неизвестно откуда появившиеся в этом белорусском поселке.

Примерно, около часа назад до появления в Деречине красноармейцев, десять мотоциклов, целая рота немцев, появилась на центральной площади этого поселка. Слава богу, что немцы вместо того, чтобы на своих мотоциклах лететь к мостам через реку Щару, а то бы эти мосты без единого выстрела были бы ими заняты! Эти немецкие мотоциклисты принялись себя вести подобно иностранным туристам, решившим познакомиться с достопримечательностями этого небольшого белорусского поселка. Они с деловыми лицами заходили в дома белорусов и, не поздоровавшись с хозяевами, сразу же направлялись в хлев или ясли, чтобы полакомиться свежим молоком, сметаной или набрать десяток только что снесенных белорусскими курами яиц. Хозяева, белорусские крестьяне, стояли рядом с растерянными лицами, они не понимали, почему эти немцы, о которых так много говорил, что они — культурная европейская раса, их грабят среди белого дня?!

В диапазоне мысленной связи Фролов хорошо слышал, как старший лейтенант Торопынько, добрейший на свете интеллигентный человек, сейчас почему-то дико матерится, подгоняя своих красноармейцев быстрее взяться за свои винтовки и пулеметы, чтобы перестрелять этих проклятых немецких мотоциклистов. Он недоумевал по поводу того, о чем сам столько раз говорил своим людям, что немецкие солдаты уже прошли несколько войн. И во всех этих войнах они побеждали, военную структуру европейских стран они ломали в течение двух-трех недель! Поэтому, Фролов говорил командирам и красноармейцам о том, что им нужно проявлять особую предосторожность, вступая в контакт с немцами.

Красноармейцы Торопынько, да и сам старший лейтенант, въезжая в Деречин на двадцати подводах, свои винтовки и пулеметы разбросали по этим подводам. На краткий момент они были попросту ошеломлены, когда по двум первым телегам в упор заговорила два немецких пулемета. Словом нежданно-негаданно старший лейтенант Торопынько потерял целое свое отделение бойцов. Но, видимо, мат старшего лейтенанта воздействовал правильным образом на его старшин и сержантов, привел их в боевое настроение. Они в свою очередь пинками ног, зуботычинами и просто кулаками молодых необстрелянных красноармейцев привели в сознание! Заставили их быстренько разобрать свое оружие, и гранатами прикончить немецких пулеметчиков! После чего, наступила боевая пауза!

Геннадий Сергеевич Торопынько, по количеству мотоциклов, стоявших на центральной поселковой площади, сумел правильно определить общее количество немцев, вдруг оказавшихся в Деречине. Он приказал своей разведке, найти и уничтожить похитителей домашней птицы, свежих продуктов питания, а сам вместе с отрядом отправился на возвышенность, с которой отлично просматривался сам Деречин и подъезды к мостам через речушку Щары. На этой возвышенности он и собирался построить небольшой укрепрайон, чтобы не позволить немецким танкам и пехоте помешать частям и подразделениям 3-й и 4-й армий переправиться через эти мосты, выйти из окружения.

По тональности переговоров, которые Геннадий Сергеевич сейчас вел с своей разведкой и со своими взводами, Иван Фролов почувствовал, что этот старший лейтенант, так неожиданно встретившись с немцами, так и не впал в паническое состояние страха перед ними! Поэтому он изменил свое прежнее решение, оставив Торопынько самому решать все возникающие проблемы по созданию своего укрепрайона, а сам направился в военный городок, который находился в двух километрах от Деречина.

На территории этого военного городка Фролов полагал, что может еще раз встретиться с майором Борисовым, капитаном Головиным, обоими капитанами артиллеристами, но, проехав настежь распахнутые ворота этого военного городка, сразу же понял, что никого, кроме техника-интенданта Гаврилова, лейтенанта Домбровского и взвода красноармейцев в военном городке больше никого не было.

Лева Домбровский прямо-таки обрадовался, увидев, как через ворота на территорию военного городка проехал мотоцикл с Иваном Фроловым за его рулем. Он подскочил к Ивану, вытянулся по стойке смирно, хотел ему доложить о сложившейся к данному часу обстановке, но Фролов попросил его сделать сообщение, но без армейских выкрутас с козырянием, со стойкой смирно. Причем, сам Иван не сдержался, первым делом он поинтересовался, где сейчас находятся пушки обеих батарей? Фролову явно хотелось посмотреть на эти орудия, коснуться их своей рукой.

— Товарищ майор, все шесть орудий уже на своих огневых позициях, расчеты окапывают и маскируют свои орудия. Командиры батарей ведут расчеты таблиц стрельб по живой силе и танкам противника. Мы с Александр Николаевичем сейчас ожидаем прибытия отделения водителей грузовиков, так как собираемся этих водителей посадить за руль ЗИС 6 для перевозки снарядов с базы хранения до огневых позиций.

— Что, на этой базе хранятся еще и наши грузовики? Сколько же их?

— Да, примерно, рота! Тридцать грузовиков ЗИС 6. Десять грузовиков мы планируем отдать артиллеристам для подвозки снарядов со склада на батареи! Но помимо грузовиков здесь имеются трактора тягачи орудий большой мощности. Да и вообще на этой базе многое что имеется! Винтовки, пулеметы РПГ и боекомплекты к этому оружию.

— Лева, у меня к тебе имеется личная просьба. Этот артиллерийский склад будет находиться в наших руках, по моим расчетам, до завтрашнего утра. Завтра утром немцы обязательно на нас обрушатся всей своей массой танков и пехоты, попытаются нас окружить, чтобы уничтожить под корень. В такой ситуации в нашем распоряжении будут только две возможности, или полностью погибнуть, или же вместе со своими подразделениями укрыться в белорусских лесах! Те же, кто укроется в лесах, со временем развернут широкое партизанское движение. Некоторые же сразу же отправятся к линии фронта, чтобы ее перейти и сражаться с немецкими оккупантами в регулярных частях Красной Армии. Но и тем, и другим подразделениям обязательно потребуются эти винтовки и пулеметы, которые сейчас хранятся на этом складе. В этой связи, Лева, мне нужен человек, который мог бы заняться организацией нескольких партизанских схронов. В лесу роются безопасные тайники, на которых складируется это оружие и боекомплекты к нему. Когда работа по созданию им таких тайников схронов будет закончена, то этот человек информацию о таких схронах передает мне!

— Товарищ майор, я понял, что вы имели в виду? По моему мнению, таким человеком мог бы стать техник-интендант 1 ранга Александр Николаевич Гаврилов! Он человек совершенно новый в вашем окружении, но ответственный. Может выполнить любое ваше поручение. К тому же о нем мало кто чего-либо знает!

В этот момент, подбежавший к ним, Дима Лукашевич сообщил, что к военному городку приближается какая-то военная часть, видимо, это были все-таки красноармейцы! Но Фролов уже знал, что это был 315-й полк майора Игнатьева. Александр Иванович только что выходил на него по каналу мысленной связи, доложил о прибытии своего полка.

Вскоре майор Игнатьев к ним присоединился. Они стояли втроем и внимательно наблюдали за тем, как ведут себя красноармейцы обоих подразделений. Бойцы 315-го полка были кадровыми армейцами, прошедшими обучение, успевшие повоевать с немцами на границе. Они вели себя более нахально, чем красноармейцы инженерного батальона, что ли?! По крайней мере, они гораздо быстрее, чем саперы и понтонеры принимали решение и также быстрее выполняли команды своих командиров!

— Александр Иванович, — Фролов обратился к майору Игнатьеву, — вам все-таки придется в основном действовать в отрыве от нас, самостоятельно. Вашим основным противником станет 256-я пехотная дивизия Вермахта, которая вскоре начнет прорываться к Слониму. Постарайтесь не дать полкам этой дивизии свободно переправиться через Неман. Для этих целей и для большей подвижности вашего полка мы выделим вам пятнадцать грузовиков ЗИС 6. Этими грузовиками вы свой полк можете очень быстро перебросить в поселок Мосты. Но на пять грузовиков мы советуем вам установить зенитные пулеметы ДШК, эти пулеметы, по нашему мнению, позволят вам решать многие дополнительные проблемы. По крайней мере, для врага окажется неприятной неожиданностью, когда из этих пулеметов вы откроете огонь по танкам и пехоте немцев! Из них можно вести огонь и по воздушным целям! Так что, майор, постарайтесь найти водителей среди ваших бойцов полка. Получите грузовики и и побольше пулеметов с боекомплектом.

Командиры отрядов занялись своими делами, оставив Ивана Фролова на время в покое.

Он же отошел в сторонку и задумался. Последние часы у него вдруг начались проблемы со здоровьем, слишком часто билось сердце, появилась странная одышка, после нескольких шагов ему становилось нечем дышать! Иван даже начал опасаться того, что ему не хватит сил и здоровья выполнить боевое задание, которое ему подбросила судьба злодейка и немецкий Абвер. Теперь он должен был спасти души и жизни нескольких сотен тысяч красноармейцев и командиров РККА. Но он также хорошо понимал, что в предстоящих боях погибнет сегодня вечером и ночью погибнут тысячи солдат. От этих мыслей о смерти Ивану становилось все хуже с каждой минутой. Ему даже показалось, что кто-то хочет его забрать из этого мира. И в этот момент перед его глазами всплыло лицо Машки, которая с открытыми глазами, но у же мертвая, сидела, облокотясь спиной о березу, на косогоре встречая последний восход солнца в своей такой короткой жизни.

— Ты хочешь меня увидеть, Мария? — Мысленно прошептал Фролов. — Но сейчас я не могу покинуть этот мир, так как я еще не выполнил своего слова, я не могу бросить посреди пути не доделанного дела! Из-за нас с тобой, Маша, не должны умирать сотни тысяч красноармейцев!

Возможно, ему это показалось, но, кажется, Маша согласилась с его словами.

Когда Иван Фролов пришел в себя, то он весь в испарине лежал на траве, его сердце едва билось. Вокруг него собрались все его товарищи, они с бледными лицами и с явным испугом наблюдали за ним. Рядом с ним на коленях стояла та фельдшерица из полка майора Игнатьева, которую хотели расстрелять полицаи, но так ее и не расстреляли. Она по стетоскопу внимательно прослушивала его сердце. Женщина подняла глаза на командиров и тихо сказала:

— Майор, умирает! Если он не умрет сейчас, то может умереть в любую другую минуту. У него совершенно плохое сердце, сейчас оно едва бьется!

Перед глазами Фролова снова появилось лицо Маши, на этот раз оно было заплаканным. Губы любимой девчонки задвигались, Иван так и не услышал ее голоса, но он понял каждое слово своей любимой Маши:

— Сегодня ровно девять дней, как я умерла. Я не хочу, но меня заставляют твою душу, любимый, забрать вместе с собой! С большим трудом мне удалось добиться, чтобы ты до сорокового дня оставался бы на этой земле!

Фролов решительно вырвался из рук фельдшерицы и поднялся на ноги. Он улыбнулся своим боевым друзья и сказал, обращаясь к женщине:

— Не знаю, как, но ты отодвинула мою смерть на несколько дней! С этого момента и до моей смерти ты теперь должна находиться рядом со мной! Мне нужно встретиться с местным батюшкой, заодно, если ты этого захочешь, он нас обвенчает! Дима, давай, подгоняй мотоцикл, у нас совсем нет времени. Нужно поспешить сделать все свои личные дела до начала боя.!

— Ты же совсем юноша, да еще к тому же одержим черной силой?! — Испуганно проговорил женоподобный батюшка, только взглянув в глаза Ивану Фролову.

Иван не стал вдаваться в подробности того, что с ним только что случилось, так как он сразу же понял, что этот батюшка предоставит ему помощь, но только очень ограниченную. Даст ему небольшую отсрочку, все остальные свои проблемы ему придется решать после этого боя. Поэтому он отвел свои глаза в сторону, тихим и смиренным голосом проговорил:

— Батюшка, моя судьба сложилась таким образом, что она, а не я сам определяю свою жизнь! Сегодня случилось так, что я, возможно, не вернусь из боя, а мне нужен наследник, который продолжит мое дело! Обвенчайте меня с рабой божьей Анной, я вам хорошо за это заплачу!

 

Глава 7

1

Когда они покидали церковь, то Анна, по-прежнему, молчала, послушно следуя за мужем. В этот момент она, видимо, находилась под глубоким впечатлением таинства своего венчания с Иваном перед богом в церкви!

Иван и Дима прислушивались к той перекличке, которая сейчас происходила в мысленном эфире. Там новоиспеченные телепаты, особо не стесняясь в выражениях, обсуждали все то, что происходило перед их глазами. Они высказывали свои мнения, давали друзьям советы, как действовать в той или иной боевой ситуации. Из этих переговоров Иван понял, что только 2-й отряд под командованием капитана Головина из других подразделений его бригады в какой-то мере пришлось повоевать с танками генерала Гота. Что этот бой развивался и закончился не тем результатом, на который рассчитывали немецкие танкисты. Фролов вслушивался в перекличку своих друзей, размышляя о том, что же там, на Зельвовских переправах, происходит не так, а его глаза в этот момент бесцельно блуждали по лицом сельчан, собравшихся на площади перед сельским храмов.

Прежде всего, Фролова удивило то обстоятельство, что так много людей собралось на этой площади. Они постоянно крестились, протягивали к ним руки, их губы шевелились, словно они что-то у него с Анной просили. Его же Анна шла рядом с ним, рука об руку, девушка была одета в белое подвенечное платье. Она о чем-то разговаривала с этими простыми крестьянами, она что-то им обещала. Сегодня было 29-е июня 1941 года, восьмой день войны. Сегодня эта девушка свою девичью фамилию Загоруйко сменила на фамилию своего мужа, она только что стала Анной Фроловой. Только сейчас Иван Фролов вспомнил о том, что, как только они втроем вышли из церкви уже с обручальными кольцами на пальцах, селяне почему-то бросались поздравлять именно Анну, а на Ивана Фролова почти не обращали внимания. Иван почувствовал, что поздравления Анны несколько затянулись, поэтому он негромко жене напомнил:

— Извини, Аня, но нам пора возвращаться в бригаду! Не могла бы ты переодеться в военную форму, а не то в этом белом платье будешь уж слишком заметна.

Ни единым словом не возразив своему мужу, Анна вернулась в церковь с двумя местными подружками, чтобы там переодеться. Вскоре она оттуда вышла в уже ставшей Ивану привычной формы военфельдшера. Он же обратил внимание только на одну деталь, Анна в своей военной одежде заменила одну деталь, вместо длиннополой юбки она на себя натянула штаны десантника. Когда она подошла к мужу, то сельский народ просто ахнул от восхищения, увидев, что эта девчонка по всем своим статьям подходит своему мужу. Она была такой же высокой, только на полголовы ниже Ивана. Ее плечи, разумеется, не были такими широкими и могучими, как у ее мужика, но зато девичье бедра были чуть более широкими, чем его. Сельские бабы тут бросились к Анне целоваться и прощаться, просить ее благословения. Иван же сильно удивился тому обстоятельству, заметив, как сельчане всячески изощрялись, желая, чтобы Анна как бы случайно коснулась бы их своей рукой!

Иван, перекинув ногу через мотоцикл, сел на водительское сиденье, руками коснулся его руля. Снайперская винтовка привычно расположилась у него за спиной. Немецкий пулемет МГ34 был прикреплен к коляске мотоцикла специальными зажимами. В любую минуту Иван, протянув руку, мог бы без особых усилий его вытащить из этих зажимов. Дима же в этот момент склонился над своей коляской, что-то в ней разыскивая. Вскоре на божий свет появилась его взлохмаченная голова на свет, на его губах бродила счастливая улыбка, а в руках он держал свой «шмайсер». И как-то нерешительно этот пока еще мальчишка свой автомат он протянул Анне. Та, не раздумывая, взяла «шмайсер» в свои руки, извлекла рожок с патронами, быстренько проверила, полон ли он патронок, и также легко и ловко снова вставила рожок в приемник, сам «шмайсер» бросив себе за спину.

Когда Иван покидал это село, названия которого даже не мог вспомнить, то все женщины и девушки, встречавшиеся им по дороге, поясно им кланялись и крестили их правой рукой!

В этот момент в мысленном диапазоне послышался голос лейтенанта Левы Домбровского:

— Товарищ майор, только что полный боекомплект доставлен последнему нашему орудию. Обе батареи в любой момент готовы открыть огня по противнику. В этой связи командиры батарей интересуются, будете ли вы им каждый раз отдавать команду на открытия огня по определенной цели. Или же они сами будут решать, когда и по какой цели им открывать огонь?

— Слушай, Лева, одно не противоречит другому! Возникнет такая необходимость, и я скомандую по какой цели вести огонь. Но, в принципе, командиры батарей могут и сами определять цели для ведения по ним огня из орудий! Разумеется, они должны также прислушиваться к мнению командиров отрядов, открывать огонь и по их требованию.

— Внимание всем! — Мысленный голос майора Борисова перекрыл голоса других командиров. — В данный момент Слоним покидают разведывательный батальон на бронемашинах и на бронетранспортерах, а также чертова куча мотоциклистов. Видимо, это и есть мотоциклетный батальон. Как мы и договаривались, этих охламонов я пропускаю без единого выстрела через свои огневые позиции. Только вы уж, мужики, будьте с этими немцами осторожней! Слишком уж их много сейчас едет по дороге! Такой своей большой массой они рядовых красноармейцев одним только своей колонны запросто могут запугать!

— Спасибо, Михаил Михайлович, за предупреждение! Постараемся сделать все возможное для того, что стереть с лица землю эту вражью силу! — Коротко произнес Иван Фролов, уже двигаясь по лесной дороге.

Вскоре впереди послышались далекие отзвуки пулеметно-винтовочной стрельбы. Это пехота Вермахта пыталась сбить с возвышенности отряд капитана Головина.

— Они, что, Николай Иванович, не атакуют твои позиции танками?

— Да, Иван, со своих позиций я вижу много немецких танков. Но они все мечутся вдали, вне зоны моего пулеметного и орудийного огня! У меня создается впечатление, что немецкие танкисты сейчас не желают вступать со мной в бой, а ищут обходные пути, чтобы идти дальше на прорыв к Минску! Я не вижу того, чтобы они спешили бы перекрыть дорогу нашей отступающим армиям, выходящим из белостокского окружения. Да и не рвутся они почему-то к нашим мостам через Зельву!

— Лейтенант Домбровский, вы не могли бы меня проинформировать, где именно сейчас находится наш резерв под командованием сержанта Валерия Олейникова? Да и капитану Жданову давно уже было бы пора определиться с целями по этой группе танков!

— Товарищ майор, хочу доложить вам о том, что штаб вашей бригады неплохо поработал по организации этого боя. Сержант Валерий Олейников уже давно вместе со своим резервом прикрывает левый фланг отряда капитана Головина. Капитан Жданов готов открыть огонь из дивизионных орудий, но этот огонь будет открыт только в том случае, если немецкие танки начнут форсировать речушку Зельву.

В этот момент Анна легко коснулась плеча мужа, когда Иван повернул голову в ее сторону, то она глазами показала, что неподалеку от них что-то происходит.

— Да она права, очень похоже на то, что немецкие танки находятся вблизи от нас! — Мысленно пробурчал младший Лукашевич, который последнее время, как заметил Фролов, не отрывался от своего пулемета.

Фролов понял, что он слишком увлекся мысленными переговорами с командирами своей бригады, и как бы отключился от внешних источников приема информации. Вот он и несколько задержался с правильной оценкой складывающейся боевой обстановки. Он принялся внимательно вслушиваться в лесную тишину, разливавшуюся вокруг них, но которая, в принципе, уже перестала быть полной тишиной. В воздухе носились едва слышные звуки пулеметно-винтовочной стрельбы, грохот работающих танковых двигателей. Иван заглушил двигатель своего мотоцикла, поднялся из седла и, легко ступая, начал углубляться в глубину леса. Тотчас же с заднего сиденья мотоцикла соскочила Анна, она взяла в руки «Шмайсер», двинулась вслед за мужем, во всем повторяя его шаги и движения.

Они прошли метров сто, как снова уперлись, но уже в другую лесную дорогу, которой, видимо, более часто пользовались люди. Сейчас же эта дорога была к тому же изувечена танковыми гусеницами. Осторожно выглядывая из-за кустов, Фролов попытался определить, в каком же именно направлении двигался немецкий танк. Гусеницы у этого танка не были такими уж широкими, поэтому он еще более глубоко провалился в колею, этим почти совсем разрушая дорогу. Пройдя немного вправо, Фролов вдруг увидел этот самый танк, четыре человека в черных комбинезонах немецких танкистов возились с его правой гусеницей.

— Дима, у тебя имеются гранаты или мины, чтобы подорвать немецкий танк! — Мысленно поинтересовался Фролов у младшего Лукашевича.

— Никак нет, товарищ командир! У нас нет, ни гранат, ни мин! Зато имеется пара зажигательных бутылок!

— Тащи их сюда! Мы с тобой атакуем этот немецкий танк, а Анна нас прикроет огнем из своего автомата!

Дожидаясь появления Димы с зажигательными бутылками, Фролов связался с техником-интендантом Александром Гавриловым и у него поинтересовался:

— Александр Николаевич, вы можете прямо сейчас и в большом количестве начать производство бутылок с зажигательной смесью? Стеклянная тара заполняется бензином или чистым спиртом. Это эффективное средство борьбы с немецкими танками. Готовые зажигательные бутылки нужно развести по отрядам и пустить в дело!

— Сейчас немедленно займусь организацией этого производства!

— Ну, и отлично! Ну, а я с Димой займусь этим немецким танком! — Сказал Иван и отключился от мысленного канала связи интендантом Гавриловым.

Сейчас он вместе с Анной, которая прикрывала его спину, находился с одной стороны немецкого танка, слегка над ним возвышаясь, а Дима — с другой. К сожалению, получилось так, что Диме для того, чтобы поджечь этой танк, свою зажигательную бутылку приходилось бросать снизу вверх! Немецкие танкисты заметили Диму в тот момент, когда его бутылка находилось в верхней точке броска. Он выхватили свои пистолеты и начали его обстреливать. Диме пришлось залечь в кустарник и отстреливаться из карабина, но стрелять ему было очень неудобно, противника он практически не видел, а сам у них был практически полностью на виду!

— Анна, как только моя бутылка поразит цель, немедленно открывай огонь по немецким танкистам.

А сам привстал и, широко размахнувшись, горящую бутылку швырнул на решетку воздухозаборника моторного отделения бронированной машины. Послышался звук разбившегося о железо стекла, пламя как бы слилось внутрь моторного отсека, на минуту оно совсем пропало из вида. Фролов стоял над немецким танком и наблюдал за тем, как из моторного отсека немецкого танка сначала потянул клуб дыма, в котором едва просматривались слабые язычки пламени и затем рванул мощный сгусток пламени. За его спиной тут же слышались короткие автоматные очереди. Это открыла огонь Анна, она тоже поднялась на ноги и короткими автоматными очередями одного за другим пристреливала немецких танкистов. Когда закончились автоматные очереди, то четыре фигуры в черных танковых комбинезонах безжизненно валялись не дороге, а немецкий танк пылал жарким пламенем!

Дима, опираясь на карабин, взбирался к ним на возвышенность, а Фролов в этот момент мысленно беседовал с капитаном Николаем Ивановичем Головиным:

— Да, ты, Иваныч, теперь особенно не беспокойся за свои позиции! Немцы тебя не атаковали потому, что прекрасно понимали, насколько выгодны твои позиции! Они искали обходные пути, но таковых не нашли! Так что жди, сейчас тебя атакует немецкая штурмовая авиация, а потом пойдут танки Гудериана на приступ.

Фролов сумел добраться до КП отряда капитана Головина до налета немецкой авиации. Николай Иванович, был занят оперативной обстановкой и не мог Фролову уделить внимания, так что Иван был предоставлен самому себе. Он тут же посоветовал Дмитрию найти наиболее безопасное место для мотоцикла, а затем заходил кругами по траншеям, вырытым вокруг КП отряда.

Со стороны многим бойцам показалось, что их командир Иван Фролов был чем-то взволнован, нервничал, он явно чего-то ожидал. И действительно на КП вскоре появился небольшой грузовик с десятком ящиков бутылок, к горлышкам которых была привязана ветошь, пропитанная горючим масло. Бойцы тотчас же эти зажигательные бутылки разнесли по опорным пунктам траншей. А Фролов практически сразу успокоился. Первая волна немецких штурмовиков. Это были штурмовики с неубирающимися шасси, они появилась в небе в четыре часа вечера. Еще на подходе к цели они один за другим начали нырять с высоты в полторы тысячи метров, пикируя на укрепленные позиции батальона, вставшего на пути следования танков Гудериана. Один взрыв пятидесяти и ста килограммовых авиабомб следовал за другим. Позиции русского батальона затянуло дымом и все еще продолжающими взрывами авиабомб. Двадцать минут эскадрилья немецких «штукас» из двенадцати штурмовиков «Юнкерс 87» провисели над траншеями и укрепленными узлами сопротивления этого вражеского батальона. Командир эскадрилью штурмовиков капитан Люфтваффе Ангельберд, получив подтверждение земли о хорошо проделанной работе, приказал своим товарищам:

— Парни, мы свою работу хорошо проделали! Нам пора возвращаться на базу, на свой аэродром! Танкисты Гудериана теперь могут доделать начатую нами работу!

Капитан Ангельберд в этот момент ощущал себя каким-то опустошенным человеком, выжитым лимоном. Его голова пульсировала по каким-то своим, сейчас ему непонятным законам. Зажав рычаг штурвала коленями, капитан из кармана летного комбинезона вытащил большой платок и начал им вытирать пот со своего лица.

А внизу, спиной на земле лежал Иван Фролов, он улыбался, но его глаза были плотно прикрыты веками. Иван только что прервал мысленный контакт с немецким капитаном, командиром немецких штурмовиков. Он сумел-таки его убедить в том, что авиабомбы необходимо сбросить на соседнюю высоту, а не на ту высоту, которая сейчас была вся изрыта траншеями и окопами бойцов отряда капитана Головина. Подошла Анна, она протянула мужу руку и помогла ему подняться на ноги. Если бы не она, то Иван тотчас же снова рухнул бы на землю, двадцати минутный мысленный контакт вытянул из него все жилы!

Фролов посмотрел вслед удаляющейся немецкой эскадрилье и на прекрасном немецком языке произнес:

— Спасибо за понимание, брат! Если что, обращайся, чем могу я постараюсь и тебе помочь!

2

На восьмой день войны с Советским Союзом генерал полковник Вермахта Гейнц Гудериан, как никогда прежде, вдруг ощутил раздвоенность своего сознания, своего мышления, как военного стратега!

Немецкий генерал полковник не понимал, он никак не мог разобраться в причинах того, почему два корпуса его 2-й танковой группы, 47-й моторизованный корпус и 43-й армейский корпус, имевшие практически аналогичную военную силу и мощь, в последние дни вдруг стали выдавать в своих сообщениях столь различные результаты, достигнутые ими за день. С первых же дней боев в СССР 47-й механизированный корпус Вермахта воевал замечательно, он исправно прорывал вражеские оборонительные линии, вырывался далеко вперед наступающих танков и пехоты. Вчера он брал первый крупный советский город Минск.

43-й же армейский корпус имел простую боевую задачу, закрыть дыру в линии окружении четырех советских армий, 3-й, 4-й, 10-й и 13-й армий Западного фронта, оказавшихся в белостокском выступе под Гродно. Но подразделения этого корпуса еще на подступах к реке Зельва встретили ожесточенное сопротивление красной пехоты, хотя по информации разведки, каких-либо серьезных вражеских подразделений в том районе вообще не должно было быть!

Генерал полковник Гудериан зло приказал связистам штаба 2-й танковой группы немедленно его связать с генералом Готхардом Хейнрици, командиром 43-го армейского корпуса. Через минуту он уже говорил по рации с этим своим генералом, с которым иногда был не прочь часок другой провести на берегу какой-либо речушки с удочкой в руках. Сейчас же его голос кипел от едва сдерживаемого негодования:

— Генерал, я никак не пойму, что вчера и сегодня происходит с твоим корпусом?! Если раньше мне приходилось постоянно тебя и твои войска осаживать, постоянно тебе говорить, мол, не спеши, Готхард, все равно эта страна будет нашей! Так сегодня ты, Готхард, демонстрируешь мне свою полную неповоротливость. Твой корпус уже давно должен был заткнуть эту единственную дыру в окружении четырех советских армий! А мне эти проклятые штабисты то и дело докладывают, что 3-я армия генерала Кузнецова уже на подходе, что она вот-вот появится в зоне прорыва, а дыра в окружение, так и продолжается оставаться дырой! Хорошо, дружище, если ты сам не можешь этого сделать, тогда мы тебе поможем, вытащить эту занозу из твоей же собственной задницы. Приготовься, начинай действовать, как только увидишь штукас над своей головой!

Перед линией обороны отряда капитана Головина горело до десятка немецких танков. Эта поработала батарея Игоря Жданова! Еще до начала боя этот артиллеристский капитан на передовую прислал корректировщиком одного из своих лейтенантов, командира взвода управления огнем батареи. Взвод этого лейтенанта дезертировал, разбежался во время налета вражеской авиации, когда были уничтожены два из четырех орудий батареи. Капитан Игорь Жданов оказался довольно-таки слабохарактерным человеком вместо того, чтобы этого московского мальчишку, отдать под трибунал, он отправил его корректировщиком на передний край. Может быть, подобную слабость своего характера капитан Жданов проявил только потому, что этот лейтенант только что окончил артиллерийское училище, у него на батарее он прослужил только две недели.

Как корректировщик, этот лейтенант вдруг оказался настоящим маэстро по организации залпового огня из тяжелых 122 мм гаубиц! Имея в своем распоряжении всего лишь две 122 мм гаубицы, он ставил такие плотные артиллеристские завесы, что немецкие танки не могли их пройти. Они вспыхивали один за другим, словно стояли в очереди на то, чтобы загореться согласно расписанию, составленному этим артиллеристским корректировщиком. Во время боя Фролов пару раз к нему приближался, хотел пожать тому корректировщику руку, подержать, но каждый раз останавливался, чтобы со стороны полюбоваться тем, как тот слаженно работал, организовывая залповый огонь своей батареи.

К этому времени в свиту комбрига Фролова, как красноармейцы стали последнее время называть своего Ивана, влился и старший сержант Валерий Олейников. За собой этот сержант притащил целый взвод своих разведчиков, которых, для быстроты перемещения с места на место, посадил на мотоциклы. Они приехали на семи немецких мотоциклах с колясками, а из каждой такой коляски торчал ствол опять-таки немецкого пулемета МГ34. Так что теперь этот взвод бригадного резерва обладал немалой огневой мощью, большой маневренностью, и только благодаря своим мотоциклам ВМВ. Сам взвод расположился в одной из вырытых запасных землянок, а сержант отправился в траншеи представиться командиру. Фролова он разыскал неподалеку от поста артиллерийского корректировщика.

В этот момент над их головами начали бесшумно пролетать какие-то большие и неуклюжие самолеты. Они шли на снижение прямо над передним краем. Фролов смотрел на силуэты этих самолетов, а его головной мозг суматошно перебирал названия немецких истребителей, штурмовиков и бомбардировщиков, пытаясь определить, что это за самолеты пролетают над их головой?! Артиллерист корректировщик повернулся в сторону Фролова и прокричал:

— Командир батареи, капитан Жданов, сообщает, что на лесную поляну, перед орудийными позициями начали приземляться эти самолеты. Они высаживают вражеский десант. А у нас нет даже пехотного прикрытия, расчеты ложатся перед орудиями, чтобы отстреливаться от вражеского десанта!

Тут вперед Фролова выскочил сам Валерка Олейников и негромким голосом приказал корректировщику:

— Собирайся парень! Покажешь нам дорогу к своей батарее!

Вскоре восемь мотоциклов, Фролов с Анной и Димой успел присоединиться к разведчикам, на бешеной скорости рванули по дороге, разведчики спешили спасать артиллеристов и их драгоценные орудия. Следуя на высокой скорости в общей колонне мотоциклистов, Иван Фролов успел по мысленному каналу связи переговорить с капитаном Головиным:

— Молодец, Иваныч, ты правильно поступаешь! Построил правильную, грамотную оборону! Так продолжай и дальше поступать, крепко держать свою оборону! В двенадцать ночи можешь оставить свою позицию! Можешь уходить или с отступающими частями Красной Армии, или уходи в белорусские леса. В лесах Белоруссии я тебя обязательно разыщу!

— Служу Трудовому Народу, товарищ командир! Но я, вероятнее всего, уйду с отступающими подразделениями Красной Армии! В армии я лучше понимаю, что должен делать, партизанить в Белоруссии, это все-таки не мое дело! Так что, давай договоримся о том, что встретиться после войны! Скажем, через месяц после ее окончания, мы все встречаемся на Красной площади в десять часов вечера! Вы согласны, ребята?!

Послышал одобрительный гул голосов, телепаты одобрили предложение капитана Головина, но Фролов в этот момент получил толчок в правый бок от Анны, сидевшей у него за спиной. Повернув голову вправо, Иван увидел, как приземляется очередной планер с немецкими парашютистами. Скользнув над вершинами деревьев, планер своими посадочными полозьями коснулся травяного покрова лесной поляны и на скорости заскользил к другой ее стороне. А на его месте уже появился еще один планер, который начал заходить на посадку.

— Рядовому Харитонову, срочно со своим пулеметчиком выдвинуться и обстрелять этот немецкий планер с парашютистами. Постарайся, Серега, сделать так, чтобы он не сел! — Послышался негромкий, но спокойный голос сержанта Олейникова.

Один из мотоциклов покинул общий строй и прямо по траве рванул к точке, из которой пулеметчику было бы удобнее всего работать по вражескому десантному планеру. Колонна влетела в лес и практически сразу же резко повернула вправо. А за спинами мотоциклистами сердито забасил МГ34. Затем небо озарилось яркой вспышкой света, это детонировали боеприпасы, перевозимые планером вместе с парашютистами. Чей-то голос Фролову подсказал, что взорвался последний планер вражеского десанта, накрыв своим корпусом пулеметчика и рулевого мотоциклиста.

— Валера, — мысленно сказал Иван, — рядовой Харитонов вместе с пулеметчиком погиб!

Но сержант Олейников ему никак не ответил, он только начал командовать, чтобы все готовились бы к бою:

— Пулеметчикам расстреливать парашютистов прямо с мотоциклов! Когда неожиданность нашего удара пройдет, то пулеметчикам продолжать бой, оставаясь в колясках мотоциклов, если пулемет невозможно снять с транспортной треноги. Всем другим бойцам немедленно спешиться, перейти к поиску и уничтожению парашютистов противника. Имейте в виду, что немецкие парашютисты хорошо подготовленный спецназ, без рукопашного боя они не сдаются!

— Да и вообще эти немецкие солдаты не любят сдаваться в плен! — Подумал Иван.

Он заглушил двигатель своего мотоцикла и вместе с Анной головой вперед нырнул в густую траву. Дима Лукашевич остался в коляске и короткими пулеметными очередями начал вокруг себя постригать траву, в которой прятались немецкие парашютисты. Одновременно он успевал то одной, то другой пулеметной очередью поддержать других таких же, как он, пулеметчиков, прикованных пулеметами к мотоциклетным коляскам. Иван Фролов, стараясь не ввязываться в перестрелку с парашютистами, оставляя такую возможность Анне, автомат которой то и дело взрывался короткими очередями, пробирался к артиллеристам. Когда он увидел красноармейцев, которые с карабинами в руках лежали перед своими орудиями, то сразу же догадался, что артиллеристы не собирались за просто так отдавать свои жизни. Он обернулся через плечо и увидел, что трава на лесной поляне ходила ходуном. В ее высокой траве сейчас не на жизнь, а на смерть сражались немецкие парашютисты и советские разведчики.

— Валера, ты уж своими людьми постарайся оттеснить парашютистов от этой стороны поляны. Не позволяй им приближаться на близкую дистанцию к той стороне леса, где расположена батарея. Я же сейчас попытаюсь орудия батареи поставить на передки, чтобы, как можно быстрей, убраться из этой естественной ловушки.

— Капитан Жданов, где капитан Жданов? — Уже голосом прокричал Фролов, но ему никто не ответил.

Тогда он подошел к цепи артиллеристов и повторил свой вопрос, глядя в глаза одного из из пожилых бойцов. Тот поднял свои глаза на Фролова и коротко проговорил:

— Нет больше нашего капитана! Кончился он весь!

И головой этот старикан кивнул в сторону одного из орудий. На лафете 122 мм гаубицы лежал мужчина средних лет, его глаза были прикрыты веками, а руки сложены на груди. Машинально Фролов рукой коснулся заушной вены, она не пульсировала. Капитан Жданов, организовав и проведя великолепное побоище немецких танков, погиб от слепой пули немецких парашютистов. Несколько секунд Иван Фролов простоял, молча, раздумывая, что делать дальше, не взять ли ему на себя командование этой батареей. Но, как только он вспомнил о математических расчетах по организации артиллеристского огня, то тут же отбросил в сторону, как негодную, саму идею ему взять на себя командование артиллеристами.

— Думаю, что тот парень, наверняка, с этим справится! — Вдруг послышался за его спиной голос Анны. — Он может стать неплохим командиром батареи. По крайней мере, математика у него на высоте!

Не оборачиваясь, Иван утвердительно кивнул головой. Анна была права, тот лейтенант, корректировщик с передового края, наверняка, лучше, чем он, справится с обязанностями командира батареи. Он снова подошел к старикану, все еще продолжающему лежать с карабином в руках в оборонительной цепи и у него поинтересовался:

— Ты, кто по должности в батарее? — И не ожидая ответа, приказал. — Назначаю тебя старшиной батареи. Сейчас на твои плечи ложится бремя организации похорон своего командира. Но, прежде всего, ты должен батарею поставить на передки и вывести ее из-под вражеского удара! Так что занимайся выполнением моего приказа.

Старикан ретиво приступил к выполнению только что полученного приказа. Он что-то прокричал лежавшим в цепи артиллеристам, цепь мгновенно распалась, красноармейцы разбежались по местам. В глубине леса загудели автомобильные и тракторные моторы. Вскоре оттуда появились два гусеничных трактора ДТ-75, они подъехали к орудиям, чтобы взять их на передки. Продолжая наблюдать за подготовкой к эвакуации своей тяжелой артиллерией, Фролов по мысленному каналу связался со старшим сержантом Олейниковым и срочно потребовал:

— Валера, ты мне срочно разыщи того молоденького лейтенанта артиллериста, который работал корректировщиком на переднем крае! Он должен принять на себя командование этой батареей.

— Он рядом со мной! Сейчас мы проберемся к тебе! Коротко ответил Олейников. — Командир, на поляне происходят какие-то странные вещи! Мы давно уже перебили немецких парашютистов, но сейчас нас атакуют, гоняются за каждым моим бойцом какие-то другие немцы. Я уже потерял трех человек, совершенно не хочу потерять весь свой взвод! Но трава нас разъединяет, из-за нее я не вижу поля боя в целом!

— Тогда я тебе, Валера, посоветую, ты прикажи своим бойцам сгруппироваться, вернуться к мотоциклам и уже всем вместе на них порываться к нам на батарею.

— Его тоже зовут Валера! — Гордо произнес сержант Олейников.

Они вдвоем подошли к Фролову, встали по стойке смирно. Правым плечом старший сержант при этом слегка подтолкнул вперед артиллеристского лейтенанта. Из-за этого дружеского толчка, лейтенант был просто вынужден сделать шаг вперед. Правую руку он четко приложил к козырьку своей командирской фуражки, а затем четким голосом отрапортовал:

— Лейтенант Голубев, прибыл по вашему приказу, товарищ командир!

3

Когда авангард 29-й моторизованной пехотной дивизии Вермахта покинул город Слоним и начал выдвигаться на шоссе Слоним — Мосты, то авангард дивизии встретил неожиданное, разумеется, для немцев, сопротивление со стороны отряда майора Борисова. Отряд, имевший в составе всего сто пятьдесят штыков, в течение одного часа удерживал свои позиции, держа на жесткой привязи почти семнадцатитысячную моторизованную дивизию Вермахта.

Казалось бы, час — это совсем небольшой промежуток времени, в течение которого мало чего могло бы вообще произойти! Но, когда за этот промежуток времени было подожжено двенадцать танков этой соколиной дивизии моторизованной немецкой дивизии, это уже что-то означало! Немецкие танки горели на минных полях, а шесть других были сожжены красноармейцами, которые впервые воспользовались бутылками с зажигательной смесью. Ружейно-пулеметным огнем были уничтожены шесть немецких грузовиков, потери же в личном составе танкового батальона этой дивизии, который шел в ее авангарде, составили до взвода невозвратных потерь и целой ротой раненных гренадеров. Впервые с начала этой войны Соколы несли такие большие потери, но и после этого командир дивизии генерал-майор Вальтер фон Больтерштерн не отдавал приказа на прекращение танковых атак. Вместо этого он своим приказом вывел в дивизионный резерв остатки танкового батальона, а вместо него ввел в бой один из своих танковых полков.

Только тогда бойцы отряда майора Борисова вынуждены были попятиться. Они не бежали, но покинули свои позиции, организовано отошли от города. И, прикрываясь белорусскими болотами, они автомобильной колонной потянулись на Запад, оставляя свободной дорогу Слоним — Мосты. Чем немедленно воспользовалась 29-я моторизованная пехотная дивизия Соколов.

Генерал-майор Вальтер фон Больтерштерн, сидя на заднем сиденье своего Майбаха Цеппелина, который степенно следовал в середине колонны танков и грузовиков его моторизованной дивизии, размышлял о некоторых странных вещах. Его, как генерала Вермахта, вдруг сильно обеспокоили проявившиеся разночтения в развединформации, которая была предоставлена военной разведкой и его дивизионными разведчиками.

Как ни крути, но получалось, что Абвер впервые предоставил его дивизии недостоверную информацию по району военных действий! Информация Абвера утверждала, что в треугольнике Барановичи, Слоним и Лида отсутствуют какие-либо крупные подразделения Красной Армии. Абвер также утверждал, что наступательные бои под Гродно пытались организовать три советские армии 3-я, 4-я и 10-я, которые в настоящий момент окружены дивизиями Вермахта и должны вот-вот сдаться в плен Вермахту! Но что же получалось на деле, когда он, генерал майор Вермахта, сегодня утром своим личным приказом отправил на разведку этого самого района два своих батальона, разведывательный и мотоциклетный. Два батальона — это же полторы тысячи хорошо вооруженных солдат, унтер-офицеров и офицеров, они ушли на разведку этой дороги, этого района, и до сих пор от командиров этих батальонов он так и не получил требуемой развединформации. По настоящий момент он не имел ни малейшего понятия, где эти два подразделения его дивизии сейчас находятся?!

На практике такое положение дел требовало от командира дивизии, чтобы он немедленно прекратил бы движение своей дивизии по этому району. Он должен был сформировать и выслать новую разведку для выяснения того, что же именно произошло с его двумя батальонами.

За окнами Майбаха промелькнуло очередная белорусская деревня под названием Сеньковщина, что в свою очередь означало, что 29-я моторизованная дивизия отошла на двадцать километров от Слонима. В этот момент впереди неожиданно грянул орудийный залп, затем второй… Генерал-майор Вальтер фон Больтерштерн попросил водителя остановить автомобиль, открыл свою дверцу и вышел наружу. Адъютант тут же подал генералу бинокль. Несколько минут в бинокль он наблюдал за тем, как вражеская артбатарея вела удачный обстрел головы колонны его дивизии. Вражеские артиллеристы нанесли сильнейший удар по тому же батальону, который только что понес серьезные потери в танках, когда дивизия покидала Слоним. И вот сейчас в голове колонны горели еще четыре танка этого же батальона!

Командир батальона, чтобы не оставаться в роли агнца на закланье, приказал оставшимся танкам атаковать вражеских артиллеристов, которые свои огневые позиции устроили на самой опушке леса. Они осторожно спустились с дорожной насыпи и, разойдясь веером, пошли в атаку на позиции батареи. Честно говоря, генерал-майор фон Больтерштерн легко догадался о том, чем же закончиться эта танковая атака. По крайней мере, он сам бы так, лет тридцать назад, поступил, когда был совсем молодым капитаном в армии немецкого Кайзера. Поставил бы минное поле перед своими артиллеристскими позициями!

В принципе, все так оно и вышло, один за другим эти танки начали подрываться на минах. Вскоре к небу поднимались восемь черных клубов дыма, восемь немецких экипажей так и не оставили своих танков, они погибли вместе со своим железным другом. Но с откоса дороги спустилось еще восемь танков, они пошли в атаку на вражеских артиллеристов, точно следуя по следам гусениц предыдущих танков. К слову сказать, эта вражеская артбатарея ни на секунду не замедлила темпа своих выстрелов, а на дороге к этому времени горели еще два танка и одно штурмовое орудие «Штуг 3».

— Свяжите меня с командиром артиллеристского дивизиона! — Не поворачивая головы в сторону адъютанта, потребовал фон Больтерштерн.

— Разверните свои 107 мм гаубицы прямо на дороге! И, не теряя время, своим огнем накройте эту шалую батарею красных!

Вскоре перед вражеской батареей выросли семь султанов разрывов 107 мм снарядов. Немецкая дивизионная батарея открыла огонь по своему противнику. Русская батарея практически сразу же прекратила свой огонь! Между деревьев замелькали люди, шесть полковых орудий — одно за другим стали исчезать в глубине леса.

Иван Фролов встретил майора Борисова уже в лесу, тот скакал верхом на коне рядом с капитаном Гореловым, они о чем-то переговаривались. Заметив мотоцикл и стоящих рядом с ним Ивана Фролова вместе с Анной, майор Борисов поднял руку, приветствуя Ивана, что-то сказал Горелову, и своего коня направил к мотоциклу. Он спешился и узду своего коня передал подбежавшему бойцу. По глазам майора, Фролов практически мгновенно догадался о том, что тот чем-то очень недоволен!

— Что случилось, Миша! Ты опять чем-то недоволен? Что на этот раз не так, не по тебе?

— Ну, а чем можно быть довольным, Иван, воевать в таких отвратительных условиях? Опять нас немцы метелят, как хотят! Только успеваешь задницу убрать подальше от их сапога, как они тебя уже кулаком шпыняют по морде! Мне это, честно говоря, порядком надоело! Так и хочется, встать во весь свой рост и этого немца кулаком, сапогом — по морде! Да так, чтобы юшка в полной мере потекла! Вот сейчас мы немного постреляли из своих пушек, нанесли немчуре минимальный урон и довольные сами собой удались! А я бы на твоем месте сейчас вместе со своими бойцами поднялся бы атаку, ударил бы по хвосту этой немецкой колонны и разнес бы ее в пух и прах!

— Миша, очнись! Приди в себя! О чем ты говоришь? Как можно ста пятьюдесятью штыками пойти в атаку на восемнадцать тысяч человек? Немецкие пулеметы считаются лучшими в мире, они в секунду положат на землю тебя и всех твоих бойцов! Даже видимости боя у тебя не получится! — Почти простонал Фролов. — Ты только посмотри, твои короткие удары артиллерией по этой дивизии, минные поля, едва ли не заставили командира этой немецкой дивизии отказаться от активных действий. Он уже потерял почти тридцать танков и до роты живой силы. Твои же потери составляют лишь десяток раненых бойцов! Так кто же, как не ты, Михаил Михайлович, победил в этом столкновении?!

Фролов стоял, смотрел на майора Борисова, а в его сознании все более и более утверждалось мнение в психической неуравновешенности этого командира РККА. Сейчас бы его следовало бы отстранить от командования бойцами этого отряда, отправить в Москву на лечение, но у него не было достойной кандидатуры на замену этого чересчур вспыльчивого и решительного майора. Да и где ее найдешь в таких условиях, когда бои ведутся в условиях практически полного окружения. Да и кто ему в Москве поверит, что командира следует заменить только потому, что он неуравновешенный человек!

Углубившись в эти свои мысли, Иван не обратил внимание на то, как майор Борисов, козырнув ему, отобрал у бойца своего коня, вскочил в седло и ускакал в расположение своего отряда. А его отряд в этот момент занимал очередную позицию для нового удара по продвигающейся вперед немецкой дивизии. Фролов стоял и все думал, не подведет ли его майор Борисов в последнюю минуту.

В этот момент с Фроловым по мысленной связи связался майор Игнатьев, командир 251-го полка 8-й стрелковой дивизии:

— Иван Тихонович, позвольте вам сообщить о том, что все три моста в районе поселка Мосты сейчас задействованы для переправы через Неман частей и подразделений 3-й армии генерала Кузнецова. С ними переправляются также подразделения 4-й армии и частично подразделения 10-й армии. Одним словом, сейчас полным ходом по этим трем мостам переправляются танки, тяжелая артиллерии и пехота 3-й, 4-й армий и частично 10-й армии. Для вашей информации, до нашего появления поселок Мосты и сами мосты через Неман были захвачены немцами. Наше внезапное появление в этом районе в какой-то мере сказалось на организации частей и подразделений РККА, уже переправившихся на нашу сторону. Несколькими последовательными ударами нам удалось, сохранив мосты, немцев отбросить на достаточно большое расстояние от мостов и от населенных пунктов, в которых стоят эти мосты. По крайней мере, танковые и пехотные подразделения не могут вести по ним огня прямой наводкой! В этих условиях центральное командование Вермахта бросило против нас свою штурмовую и бомбардировочную авиацию, всячески стараясь разбомбить эти мосты. Мы же против немецкой авиации выставили всю свою зенитную артиллерию, особенно хорошо и успешно с немецкими самолетами дерутся пулеметные расчеты ДШК, установленные на грузовиках. Бои завязался нешуточные, но нам до поры до времени пока удается сдерживать фронтальные удары немецких частей. Обещаю вам, что мы продержимся эту ночь, дав возможность перебраться на нашу сторону всем тем войскам, которые этого пожелают!

Голос майора Игнатьева исчез, пропал. Больше он уже не выходил на связь! Но Фролов оставался полностью уверенным в том, что, если не сам майор, то обязательно его товарищи по оружию выполнят стоявшую перед ним задачу. Ценой своей жизни они позволят советским армиям выйти из немецкого окружения!

Вернувшись в реальность и вспомнив о своем разговоре с майором Борисовым, Иван Фролов беспокойно огляделся кругом, но майора Борисова уже нигде не было. Спокойный голос Анны произнес:

— Он отправился в расположении своей части! — Последовала короткая пауза, а затем снова послышались ее слова. — Этот бой он еще выдержит!

Фролов развернулся и по лесной тропе зашагал к тому месту, где их ожидал Дима Лукашевич. А по дороге на конной тяге двигались орудия артбатареи капитана Горелова. Эта полковая артбатарея пока еще ожидала информации по результатам предстоящего обстрела противника тяжелыми орудиями. От того, насколько успешным окажется первый залп дивизионной артиллерии зависело месторасположение ее новой огневой позиции.

Практически одновременно в темнеющим к вечеру небе появились огненные всполохи трассеров артиллеристских снарядов, лейтенант Голубев своими гаубицами начал обстрел колонны 29-й моторизованной пехотной дивизии Фальке. А в голове Фролова послышали сразу же два голоса, один принадлежал сержанту Олейникову, а второй — капитану Головину. Иван только успел сказать сержанту:

— Срочно, со всеми своим людьми выдвигайся ко мне!

И тут же начал слушать то, что ему хотел рассказать капитан Головин.

— Товарищ командир, хочу доложить о том, что мой отряд оторвался от передовых частей 43-го армейского корпуса, вышел в указанное расположение, занял ранее выкопанные траншеи, готов вступить в бой с противником.

— Николай Иванович, вскоре к вам подойдет отряд майора Борисова. Он, как мы и раньше договаривались, вступает под ваше командование. Чуть позднее подойдем и мы с сержантом Олейниковым. Думаю, что объединенными усилиями мы справился с этим передвижным отрядом немцев, освободим дорогу для прохождения отступающих частей Красной Армии!

 

Глава 8

1

Неделя ожесточенных боев на территории Советского Союза заставила немецких солдат и офицеров несколько по-иному взглянуть на эту войну. Никогда еще немецким солдатам и офицерам не приходилось сражаться с таким противником, который даже после ожесточенных боев не сдавал своих позиций, он не бежал от одного только вида немецких танков. Во время последних войн в Западной Европе, страны этого региона мира одна за другой склоняли свои головы перед дивизиями Вермахта всего лишь после одной — двух недель вооруженного сопротивления. Три недели сражались польские солдаты, но и они сдались в плен швабам после того, как немецкие танковые дивизии, словно нож в масле, прошли насквозь всю их страну! Три — четыре недели боев, и одна из сильнейших армий мира такой страны, как Франция, сдалась Вермахту со всем своим современным вооружением, авиацией и военно-морским флотом. Перейдя границу Советского Союза, армии Вермахта вот уже неделю вели пограничные сражения. Пока еще можно было утверждать, что немцы побеждали в этом сражении, но они пока еще не имели возможности выйти на оперативный простор для наступления вглубь СССР. Причем, сами генералы Вермахта в своих послевоенных мемуарах отмечали, что эти пограничные сражения велись на равных с кадровым и хорошо обученным составом Красной Армии!

Если бы не стратегические ошибки верховного командования Красной Армии, то не было бы окружения четырех советских армий под Гродно, мы бы так рано не сдали бы Минск. Тогда многого чего могло бы не случиться, но, к великому нашему сожалению, верховное командование Вермахта оказалось более искусным в военном ремесле, немецкие генерала превзошли советских генералов и поля пограничных сражений остались за Вермахтом. Эту грустную история мы были вынуждены принять и нести в себе до окончания Великой Отечественной войны. Сегодня нельзя изменить историю нашей Красной Армии, сегодня нельзя по-другому озвучить, прочитать историю всего нашего государства, Советского союза. Но мы обязаны хранить в народной памяти великий подвиг советского солдата, красноармейца, который сумел сдержать самый первый и самый страшный удар дивизий Вермахта, перешедших нашу границу 22 июня 1941 года!

Артиллеристы лейтенанта Голубева постарались от всей своей души, они отлично отстрелялись по двум немецким батальонам 29-й моторизованной пехотной дивизии Вермахта. Этими залпами дивизионной артбатарей продвижение этих немецких батальонов было остановлено в районе поселка Пески. До своей конечной цели, поселка Мосты, раскинувшегося по обоим берегам белорусского Немана, этим батальонам оставалось пройти всего лишь десять километров. Еще утром эти оба батальона, разведывательный и мотоциклетный, командиром 29-й моторизованной дивизии соколов были отправлены на разведку двух дорог республиканского значения: Слоним — Мосты и Слоним — Волковыск.

Командиры же этих двух батальонов проявили неслыханную для немцев беспечность и разгильдяйство! Их батальоны, как два мешка с дерьмом, чуть ли не впустую проболтались на этих белорусских дорогах. Своей информацией о том, что противника на этих двух дорогах не наблюдается, командиры этих двух батальонов своих же генералов вводили в заблуждение. Те попросту не понимали складывающейся обстановки, разведчики сообщают о том, что противника не наблюдают, а дивизионные колонны постоянно подвергаются артиллеристскому обстрелу, как только появляются на этих дорогах и пытаются по ним продвинуться!

Но время не останавливалось, оно отсчитывало свои минуты и часы, первые подразделения 3-й, 4-й армии и частично 10-й армий уже начали переправляться по трем мостам, расположенным в поселке Мосты, через Неман. Так что сейчас, по мнению комбрига Ивана Фролова, наступило время, когда нужно было бы покончить с этими двумя немецкими батальонами, чтобы они случайно не превратились бы в пробку при прохождении частей и подразделений отступающих советских армий по этим белорусским дорогам! Да и сами по себе эти немецкие батальоны были очень большой военной силой, одних только бойцов в них насчитывалось почти полторы тысячи штыков.

Фролов вместе с Анной и Димой стоял у дороги и терпеливо дожидался появления своего резерва. Он был приятно удивлен, увидев, как аккуратная колонна из двадцати мотоциклов приблизилась к нему и остановилась рядом. С одного из мотоциклов соскочил старший сержант Олейников и он, словно чертик из табакерки, печатая парадный шаг, направился к своему командиру. Остановился в трех шагах от него, лихо козырнул и начал громким голосом рапортовать:

— Товарищ комбриг, дежурная рота поднята по боевой тревоге, прибыла в ваше распоряжения для получения боевого задания!

Фролов сразу же обратил внимание на то, что бойцы дежурной роты сидели на трофейных мотоциклах немецкой компании БМВ. Что они были вооружены немецкими винтовками Маузер 98к, пистолетами-пулеметами МП38 и МП40, а также ручными и станковыми пулеметами МГ34. Чтобы более походить на немецких мотоциклистов, бойцы этой роты на свои плечи набросили плащ-палатки, не смотря на теплую июньскую погоду.

— Спасибо, сержант! Твой рапорт я принял! Ну, а что касается предстоящего боя, то я полагаю, что нам следует в его план сейчас внести кое-какие изменения. Капитан Головин, ты слушаешь нас?

— Так точно, товарищ майор! Я сейчас одно сплошное внимание! Какое же именно изменение ты хочешь внести в план организации предстоящего боя. Но мне кажется, что я все-таки догадался о том, что ты, Ваня, хочешь нам предложить. И прямо сейчас говорю, что я с этим изменением я полностью согласен!

— Но выдержат ли в этом случае твои красноармейцы натиск немецких мотоциклистов? Смогут ли они их остановить?

— Остановить немецких мотоциклистов, товарищ командир, разумеется, мы остановим! Даже сможем продержаться первые часы без особой поддержки. Но нельзя забывать о том, что бойцов у нас все же не хватает! Поэтому нам обязательно потребуется поддержка, когда эти вражеские мотоциклисты и разведчики поймут всю серьезность своего положения. Ведь тогда они накинутся на нас всей своей силой, будут постоянно нас давить, атакуя нас каждую минуту! Все же, как ни говори, но ста пятидесяти бойцов недостаточно для того, чтобы сдержать прорыв, или тем более просто покончить с одной тысячью вражеских солдат.

— Хорошо, товарищ капитан, я думаю, что в этом случае мы понимаем друг друга! Старший сержант Олейников со своими парнями готовит и наносит по немцам серьезный удар с тыла. После чего немедленно со своими бойцами присоединяется к вам на оборонительных позициях, а мы с вами не должны позволить этот колонне мотоциклистов прорваться к поселку Мосты, взять под свой контроль мосты через Неман. Затем к вам должен присоединиться отряд майора Борисова, тогда мы может попытаться совместными силами стереть с лица земли эти два вражеских батальона! Должен вам сказать, что на настоящий момент эта операция по уничтожению вражеских батальонов становится для нас приоритетной.

Капитан Головин, старший сержант Олейников подтвердили готовность своих бойцов, но майор Борисов на этот раз почему-то промолчал. Фролову это молчание майора не понравилось, но в присутствии сержанта он не стал с ним связываться, чтобы узнать о причине его молчания. Неожиданно к разговору подключился старший лейтенант Торопынько, отряд которого, по-прежнему, находился под Деречином.

— Товарищ командир, может быть, мне со своими бойцами следует помочь отряду капитана Головина?! Мы имеем достаточное количество грузовиков ЗИС 6, чтобы в их кузова посадить до роты бойцов. В течение какого-то часа мы по дороге мы сможем добраться до Песков, а там совместно со всеми вами принять участие в отражении вражеских атак. После чего я снова сажаю своих бойцов в грузовики, мы возвращаемся на свои позиции. А то с тех пор, когда мы заняли свои позиции по Деречином, нас только один раз обстреляли какие-то блуждающие немцы, а так сейчас через мосты реки Щара переправляются одиночные части Красной Армии. А сейчас мы сидим в обороне, наблюдаем за переправой наших частей через реку Щары!

— Отлично, товарищ старший лейтенант! Продолжайте наблюдать за переправой частей Красной армии через реку Щару. В случае появление немецких танков и пехотных подразделений окажите им достойное сопротивление. Ваша боевая задача остается неизменной, вы должны удерживать свои позиции до ноля часов сегодняшней ночи.

Майор Борисов так и не ответил на вызовы. Он промолчал и после слов старшего лейтенанта Торопынько, выступившим со своим предложением.

Фролов, подумав, решил не говорить старшему лейтенанту Торопынько о том, что очень скоро подразделения 29-й моторизованной дивизии Вермахта выйдут на позиции его отряда. А затем на эти же позиции с Запада должны были обрушится подразделения 256-й пехотной дивизии 9-й армии Вермахта. Три часа бойцы этого отряда должны будут отражать атаки двух этих немецких дивизий, чтобы позволить, как можно большему числу, подразделений Красной Армии выйти из окружения и, переправившись по мостам через реку Щару, уйти вглубь советской территории.

Завершив переговоры в мысленном диапазоне, Иван Фролов дал отмашку старшему сержанту Олейникову. Жестами своих рук он подтвердил Валерию свое разрешение на выполнение его отрядом специального задания.

Тот, будучи во главе колонны из двадцати мотоциклов, ловко ее развернул на этой очень уж узкой лесной дороге, направляясь по ней обратно к первому же перекрестку, чтобы там круто уйти вправо. Следуя уже по другой дороге, его мотоциклисты должны были выйти в хвост большой мотоциклетной колонны. Колонна, помимо ста мотоциклов ВМВ, имела еще тридцать бронетранспортеров Sd Kfz 251/20 Hanomag, а также десять тяжелых колесных броневика Sd Kfz 247, используемых в качестве командирских машин. Во время внезапного нападения на арьергард вражеской колонны бойцы отряда старшего сержанта должны были в основном пользоваться гранатами, а также вести огонь из автоматического оружия. Они должны были за краткий момент контакта с противником вывести из строя, как можно больше, вражеской техники и живой силы. В этих целях на каждый мотоцикл своего отряда сержант Олейников выдал еще по десять немецких гранат М-24, колотушек.

Фролов возвращался к своему мотоциклу, но еще на подходе к нему он вдруг заметил, что Дима разговаривает с Анной, он что-то горячо пытался доказать девушке. К этому времени он уже настолько привык, что Анна молчалива, что она постоянно находится в поле его зрения, поэтому эта беседа двух молодых людей его чем-то раздосадовала. Стараясь изо всех сил, чтобы этой досады или, может быть, ревности никто бы из этих ребят не заметил, Иван мысленно у Димы поинтересовался:

— Дима, что это тебя так волнует?

— Да, вот, Анна, ни с того, ни с чего потребовала, чтобы к отряду капитана Головина мы бы поехали другой дорогой! Я не совсем понял этого ее требования? Поэтому попытался ей доказать, что эта дорога наиболее безопасна, к тому же она является самой короткой дорогой до поселка Пески.

Иван только перевел вопросительный взгляд своих глаз на девушку, как та односложно ответила.

— Эта дорога стала очень опасной!

Прошло некоторое время, прежде чем, Фролов осознал, что его жена ответила ему в мысленном диапазоне!

2

Иван Фролов сильно удивился тому, когда его остановил неизвестно откуда здесь появившийся немецкий регулировщик, фельджандарм. Сначала действия этого фельджандарма были понятны, когда своим жезлом он попросил Фролова остановиться и подождать, так как в этом момент по перпендикулярной дороге проходила небольшая колонна из десяти немецких тяжелых броневиков. Из-за июньской жары экипажи этих броневиков высыпали на броню и в полуголом виде принимали солнечные ванны, немецкие танкисты загорали. Некоторые, сидя на броне, самозабвенно на губных гармошках пиликали популярные в Вермахте мелодии, военные марши или песни из последних кинофильмов, а им вполголоса подпевали другие загорающие танкисты. Иван машинально обратил внимание на то обстоятельство, все эти немецкие танкисты были молодыми парнями в двадцатилетнем возрасте. Именно танкисты этого возраста не оставили без своего внимания симпатичную девушку, сидевшую за спиной майора. Они начали ей выкрикивать всякие мальчишеские любезности, комплименты, приглашать сегодня вечером сходить в кино.

Когда колонна бронетранспортеров прошла, то сначала этот фельджандарм своим жезлом показал, что они могут проезжать. Но, когда они повернули направо и совсем уж собрались следовать дальше, то он приказал им остановиться. Краем глаза Иван Фролов заметил, как Дима незаметно вытащил из кобуры на поясе пистолет парабеллум, который совсем недавно приобрел у одного из раненных красноармейцев и с тех пор с этим пистолетом уже не расставался. Анна, как сидела на заднем сиденье мотоцикла, так и продолжала сидеть, ни на что, не обращая внимания.

Фролов ловко соскочил с седла мотоцикла, сделал несколько приседаний, разгоняя кровь в ногах. Когда фельджандарм оказался в трех шагах от него, то он лениво поинтересовался:

— Что случилось вахмистр? Почему вы нас остановили?

— Прошу извинить меня, господин майор! Но недавно из Слонима поступил циркуляр, приказывающий останавливать и проверять документы у всех наших мотоциклистов!

— Хорошо, вахмистр, вот вам мои документы? После того, как вы их проверите, то я хотел бы вам задать один вопрос! Вы не будет возражать по этому поводу?

— Хорошо, господин майор! Если я смогу, то с удовольствием отвечу на любой ваш вопрос!

Затем он принялся внимательно изучать офицерскую книжку майора Вермахта, Вальдемара Косински! На эту процедуру у фельджандарма ушло три минуты, он даже сходил к своему мотоциклу и по рации с кем-то связывался. Вскоре вахмистр вернулся, протянул Фролову его офицерскую книжку, лязгнул каблуками сапог, и почтительно отрапортовал:

— Господин майор, с вами все в порядке. Только командир ваше подразделения поинтересовался, когда же вы, наконец-то, появитесь в своем подразделении для продолжения службы!

— Спасибо, вахмистр, за проявленное беспокойство и за разговор с моим будущим начальником по поводу моего дальнейшего прохождения службы в штабе Абвера Валли 2. Ну, а теперь я надеюсь на то, что вы честно ответите на мой вопрос. Итак, как так получилось, что в местности, еще не занятой немецкими войсками вдруг появилась немецкая фельджандармерия в вашем лице?

Фельджандарм, не отвечая на вопрос Фролова, вдруг, как молодой горный козел, скакнул слегка в сторону, одной рукой он потянулся к кобуре с парабеллумом, а второй пытался из-за голенища правого сапога достать засапожник. Иван, словно ожидал этого движения вахмистра, за секунду до него он вытянул вперед свою правую ногу, от которую со всего размаха споткнулся фельджандарм и, перевернувшись через голову, он кувырком скатился под откос дороги. Фролов внимательно следил за тем, как падало вниз тело вахмистра, когда за его спиной гулко прогремел выстрел из еще одного парабеллума. Он невольно развернул голову на выстрел, чтобы увидеть, как появившийся из-за кустов фельджандарм со «шмайсером» в руках, носом тупо рухнул в полотно дороги. Это Анна прикончила еще одного постового жандарма! В этот момент мелкой дрожью продрожал ствол Диминого пулемета МГ34. Через мгновение Иван глазами Младшего Лукашевича увидел, как безжизненной куклой дернулся уже мертвое тело вахмистра, который его допрашивал.

После этого Фролов нагнулся и из-за голенища своего правого сапога он вытащил свой собственный засапожник. Осторожно он начал подкрадываться к кустарнику, из которого только что выскочи убитый Анной фельджандарм. Но третьего фельджандарма там уже не оказалось. Согласно правилам дорожный пост полевой жандармерии должен был состоять из трех фельджандармов! У них оставалось в запасе еще минуты две — три до момента, когда здесь могли бы появиться другие немцы. Уходить им отсюда пока было нельзя, третий фельджандарм, наверняка, видел их лица, к тому же он узнал, что они работают тройкой — мужчина, женщина и мужчина. Если сейчас они не уберут свидетеля, то в дальнейшем должны будут изменить стиль своей работы в тылах противника.

Анна первой поняла, где мог бы спрятаться фельджандарм, и пока Иван с Дмитрием прочесывал ближайший подлесок, она вторым выстрелом из своего парабеллума его прикончила. Вернувшийся к дороге, Фролов не поверил своим глазам, когда увидел, что этот фельджандарм прятался в кроне большого дуба, практически прямо над их головами. Взглядом Иван поблагодарил свою супругу, затем он оседлал своего верного коня-мотоцикл, вскоре их группа исчезла в лесу.

Примерно, через полчаса движения по дороге где-то впереди их вдруг разгорелась мощная перестрелка. Ее начали винтовочные выстрелы, затем заговорили два пулемета! Фролов все ожидал, когда же они услышат взрывы гранат, но этих взрывов так и не последовало. Тогда Иван не выдержал и сам по мысленной связи связался с Валеркой Олейниковым, который ему тут же сообщил о том, что эта перестрелка к ним не имела ни какого отношения. Что она прошла где-то в стороне от их пути их движения.

Слушая переговоры своего командира, Дима Лукашевич на всякий случай в свой пулемет тут же вставил новую ленту на двести пятьдесят патронов, а Анна поменяла магазин в своем парабеллуме. За сегодняшний день она прекрасно изучила характер и натуру своего супруга. В общем, Дима и Анна были уверены в том, что Иван немедля отправится в ту сторону, где только что закончилась перестрелка, чтобы на месте прояснить картину того, что же там происходило. Практически через десять минут они были уже на месте, увидели картину партизанской засады, в которую попал один немецкий бронеавтомобиль Sd.Kfz. 234/1. Его экипаж четыре немецких танкиста был партизанами растрелен, три члена экипажа были убиты сразу, их трупы валялись прямо у колес бронеавтомобиля. Четвертый член экипаж уже раненым вернулся в десантный отсек бронеавтомобили, из бортового пулемета он до последней минуты своей жизни отстреливался от партизан.

Партизанам так и не удалось захватить эту боевую машину! После десятиминутной перестрелки они забрали тела своих убитых и раненых бойцов, ушли на свою партизанскую базу.

Фролов только одному ему известным методом сумел вскрыть это немецкий бронеавтомобиль. Последнего убитого партизанами немца он вытащил наружу, чтобы затем самому полезть в моторное отделение бронеавтомобиля, проверить, в каком состоянии он сейчас находится. Как показал осмотр, и двигатель, и вооружение бронеавтомобиля, 20 мм автоматическая пушка, и бортовой пулемет МГ34, и его боекомплект: — все они были в полном порядке! На этом бронеавтомобиле можно было хоть сейчас идти в бой. Иван настороженно посмотрел на Диму Лукашевича и на Анну, он хотел им рассказать о том, что такую грозную боевую машину нельзя просто так оставлять бесхозной в лесу! Заметив улыбку, которую оба его боевых товарища пытались от него же спрятать, Фролов догадался насколько он по-детски, по-ребячески он сейчас себя ведет!

— Ну, так вы, как я понял из ваших улыбок, согласны с моим мнением, что этот немецкий бронеавтомобиль нельзя бесхозным оставлять в лесу. Мы его обязательно заберем вместе с собой, доставим до расположения отряда капитана Головина, а там уж все вместе решим, как им распорядиться?!

Дима сел за руль мотоцикла и на невысокой скорости поехал по на правлению расположения отряда капитана Головина. Фролов же вместе со своей Анной залез в отсек механика-водителя бронеавтомобиля. Он сам сел на место его помощника, а Анну усадил механиком-водителем, подробно объясняя, как заводится двигатель этого бронеавтомобили и как он управляется. Анна оказалась способным учеником, через пару минут она уже рулила этой грозной боевой машиной. Сначала машина шла на невысокой скорости, но вскоре девушка водитель не отставала от мотоцикла Дмитрия.

Николай Иванович даже вышел во двор, чтобы полюбоваться внешними обводами и внутренним устройством этого немецкого бронеавтомобиля. Он даже посидел в креслице командира экипажа этой машины, который одновременно выполнял обязанности наводчика 20 мм автоматического орудия. Но Иван Фролом явственно ощущал, что Головина что-то сильно беспокоит.

Уже стоя вместе с Головиным у борта бронеавтомобиля, прикуривая папиросу, Иван поинтересовался у Головина:

— Что тебя так тревожит, Иваныч?! Насколько я понимаю, что у тебя все в порядке, все готово к отражению вражеских атак?!

— Понимаешь, Иван, я места себе не нахожу, когда вспоминаю майора Борисова?! Он часа три тому назад со своим отрядом должен был у нас появиться! А его все нет и нет! Несколько раз я попытался его сам вызывать, а он даже не отвечает на мои вызовы!

— Я с тобой согласен в одном, Иваныч, нам здорово не повезло в том, что нам повстречался такой эгоистичный, честолюбивый и себе на уме командир батальона, как майор Борисов. Что вместе с ним мы вынуждены воевать с немцами! Но, ведь, ты, Иваныч, был командиром роты этого батальона и, наверняка, еще во время своей службы не раз сталкивался с проявлением с его стороны этого непонятного никому честолюбия, ослиного упорства? Так, почему, ни ты, никто другой из командиров этого батальона мне ни единым словом об этом не упомянул! Итак, я, почувствовав, что в этом майоре иногда проявлялись, начинали звучать непонятные мне ноты, не сделал его командиров всего батальона!

— Ну, во-первых, Иван, ты не совсем прав, мы тебя предупреждали и говорили тебе, что этот майор совершенно новый для нас человека. Получилось, что наш командир батальон был убит, из всего батальона он был единственным, кто погиб в ту бомбежку. Как старшего по званию, командир нашей дивизии, майора Борисова и назначил командиром инженерного батальона. И тут же по его приказу мы покидаем расположение дивизии и идем, куда наши глаза глядят. Никто даже сейчас не знает о том, был у Борисова на то приказ высшего командира, или же так он поступил по собственному решению?! Если бы не встреча с тобой, то существует вероятность того, что и сегодня мы бы продолжали бы свое движение в неизвестность! Слава богу, ты, Иван, остановил и поставил перед нами точную задачу.

— Спасибо, Иваныч, за разъяснение ситуации, постараюсь и дальше с ней разобрать.

Иван по мысленному каналу связался с Димой, поинтересовался у парнишки:

— Дима, когда ты последний раз разговаривал с отцом?

— Только что!

— Что он тебе говорил о том, где они сейчас находятся?

— Идут в распоряжение отряда старшего лейтенант Торопынько!

— Дима, ты можешь мне помочь, переговорить с твоим отцом, но так, чтобы об этом не узнал бы майор Борисов?

— Но я не знаю, как это сделать, товарищ командир! Вы же сами нас учили и говорили, что, когда говорит один телепат, то все другие его слышат! — С каким-то отчаянием в голосе проговорил младший Лукашевич.

3

— Николай Иванович! — Прокричал старший сержант Олейников! — Вражеская колонна снова тронулась! Пошла на нас!

— Сейчас мы ее остановим! Покажем, эти немцам, где русские раки зимуют! — Сказал капитан Головин.

Он взял в руки свой бинокль и полез на бруствер окопа. И действительно в бинокль капитан Головин увидел, как на дороге появились первые бронетранспортеры Sd Kfz 251/20 Hanomag. В открытых кузовах бронемашин сидело по отделению немецких гренадеров. Эти полугусеничные машины выползали на дорогу Слоним — Мосты, чтобы по эней продвинуться дальше по направлению к Дунаю, а там, в районе поселка Мосты захватить в свои руки три моста через эту реку. Рассматривая в бинокль эти вражеские бронетранспортеры, капитан Головин мысленно связался с капитаном Гореловым, расчеты уже замерли у своих орудий, они были готовы в любую минуту и по команде своего капитана нажать на спусковой рычаг.

К этому времени Фролов успел и артиллериста Горелова превратить в телепата, что немедленно улучшило качество общения командиров на поле боя. Стало ненужным восстанавливать телефонные коммуникации и посылать вестовых для подтверждения приказа. Головин даже сумел продемонстрировать Горелову, как вражеские бронемашины выползали на дорогу, а вокруг этих бронемашин вертелись множество немецких мотоциклистов.

Первые шесть выстрелов полковой батареи были пристрелочными, но весьма удачными! Все шесть разрывов 76 мм снарядов пришлись по самого гребню дороги. Вражеские бронемашины, к этому моменту появившиеся на дороге, от разрывов пристрелочных снарядов особо не пострадали. Но многие мотоциклисты были ранены разлетающимися повсюду осколками снарядов. Некоторые мотоциклы взрывными волнами были попросту выброшены за пределы полотна дороги. Снарядов на батарее было достаточное количество, поэтому артиллеристы работали в хорошем темпе. После пристрелочного залпа, боевые залпы следовали залп за залпом, взрывы снарядов как бы выстраивались рядком, этим рядком они двигались по дороге, сметая все на своем пути и немецкую технику, и живую силу противника.

Уже на первых минутах от прямых попаданий 76 мм снарядов загорелось пять бронетранспортеров Sd Kfz 251/20 Hanomag, вскоре число их увеличилось до десяти! После двадцати минут обстрела дороги, артиллеристы сделали небольшую паузу для того, чтобы выверить прицелы орудий и к ним поднести новые ящики со снарядами. К этому времени на дороге уже горело двенадцать бронемашин, штук тридцать мотоциклов пришли в полную непригодностьсть. Этот участок дороги превратился в свалку брошенных бронетранспортеров и мотоциклов, среди которых беспорядочно метались хваленные немецкие гренадеры, которые в своей жизни еще никогда не попадались в подобную артиллеристскую ловушку. К слову сказать, только в этот момент выяснилось, что немецкие разведчики и мотоциклисты не имели артиллеристской батареи для своего прикрытия! Поэтому немецкой стороне было попросту нечем ответить на вражеский артиллеристский огонь!

Немецкая попытка выйти на поселок Мосты, захватить там мосты через Неман провалилась, какие-то остатки авангарда колонны были вынуждены вернуться в лес, чтобы начать готовиться к новой попытке прорваться на Мосты. Командир разведывательного батальона в этот момент с громадным удивлением узнает о том, что в его распоряжении имеется всего лишь девять пушечных бронеавтомобилей Sd Kfz 247, а не десять, как было тогда, когда он с батальоном покидал расположение своей дивизии. Только сейчас ему донесли, что один Sd Kfz 247 исчез по неизвестной причине во время перехода из Слонима до Песков. Командир батальона разведчиков был вынужден отдать приказ о том, чтобы эти пушечные бронеавтомобили использовать в качестве артиллеристского прикрытия всей автоколонны во время ее движения на Мосты.

Девять пушечных Sd Kfz 247, шедшие в арьергарде, поднялись на дорогу и стали пробиваться вперед, в голову колонны. Бронетранспортеры Sd Kfz 251/20 Hanomag были вынуждены разойтись по сторонам этой республиканской дороги. Следует отметить, что дорога Слоним — Мосты в те времена не имела асфальтового покрытия, ее никогда не мостили булыжником. Она была очень узкой дорогой, по современным меркам в те далекие военные времена эта дорога была дорогой в одну только полосу движения. Поэтому продвижение вперед пушечных бронеавтомобилей было сопряжено с большими трудностями, они едва проползали между бронетранспортерами Sd Kfz 251/20 Hanomag.

И в этот момент на дорогу хлынули еще какие-то мотоциклисты. Непонятно по какой причине сначала вдруг загорелась пара пушечных бронеавтомобилей. Причем самый последний бронеавтомобиль открыл огонь из своей 20 мм автоматической пушке, немецкие танкисты, видимо, стреляли по мотоциклистам, которые, как мошка, вились вокруг этих пушечных бронеавтомобилей. Но эти пушечные очереди пришлись по другим мотоциклистам и бронетранспортерам Sd Kfz 251/20 Hanomag, что, естественно, вызвало их ответную реакцию, попытаться уйти, спрятаться от орудийного обстрела.

Паника на дороге только усиливалась! Со всех сторон вдруг полетели гранаты. А сумасшедшие мотоциклисты бросили опекать пушечные бронеавтомобили Sd Kfz 247, которых осталось только четыре единицы, а остальные уже полыхали огнем на дороге. Эти сумасшедшие мотоциклисты вели пулеметных огонь по живой силе, мечущимся повсюду немецким гренадерам. На своих мотоциклах они попытались порваться к центру автоколонны, к штабным автомобилям.

Словом с появлением мотоциклистов на дороге начался настоящий ад, а эти мотоциклисты, разбившись на пары или тройки, нападали на один бронетранспортер и не отставали от него, пока он не загорался. Он вели огонь из пулеметов, бросали гранаты, убивали и убивали немецких солдат, но они так и не смогли пробиться в центр автоколонны чисто по технической причине! Просто дорога оказалась сильно забита немецкой боевой техникой. В результате этого нападения были подожжены и полностью сгорели три колесных бронеавтомобиля, у двух других были повреждены двигатели! Было также сожжено и повреждено двадцать пять мотоциклов, убито восемьдесят немецких гренадеров. Еще ни разу 29-я моторизованная пехотная дивизия Фальке не имела таких больших потерь в личном составе и по боевой техники. Ее командир, генерал-майор Вальтер фон Больтерштерн приказал своим разведчикам и мотоциклистам окопаться под Песками, ожидать подхода частей дивизии.

В одном километре от дороги старший сержант Олейников подводил итоги этого боя, его отряд потерял погибшими пятнадцать красноармейцев, было ранено восемь красноармейцев и все они нуждались в срочной медицинской помощи. Но его разведчики потеряли все свои мотоциклы, таким образом, моторизованный отряд Валеры Олейникова на данный момент превратился в пеший отряд с восемью ранеными на своих руках. Что на деле означало, что с этого момента его отряд потерял скорость продвижения, теперь, передвигаясь пешим порядком, он со своим разведчиками будет мало, куда будет успевать!

Старший сержант Валерий Олейников прекрасно понимал, что самым первым делом, чтобы сохранить жизнь своим раненым разведчикам, он должен был им найти хорошего врача. Он мысленно связался с комбригом Фроловым, в нескольких словах описал ситуацию, в которой оказался он со своими разведчиками. Иван Фролов согласился с его мнением, о необходимости передачи раненых разведчиков крестьянам того села, в котором имеется хороший врач или хирург.

— Валера! — Далее сказал Иван. — Постарайся у крестьян особо не задерживаться. Ты со своими разведчиками, как можно быстрее, должен появиться у Торопынько. Старшему лейтенанту в любую минуту может потребоваться помощь твоих разведчиков, чтобы арестовать и держать под охраной майора Борисова. Майор становится все более непредсказуемым человеком и, по-моему, до предательства ему остался один лишь, последний шаг! Когда появишься в Торопынько, то мы с тобой этот вопрос еще раз и более тщательно прокачаем, обговорим! Да и с крестьянами тебе следует быть несколько осторожней, так как они еще не решили, по-прежнему, держаться советской власти или идти к немцам?! Когда окажешься в какой-либо деревушке, то обязательно свяжись со мной, я постараюсь тебе помочь в этом вопросе.

Только несколько разведчиков старшего сержанта Валерия Олейникова на своих плечах носила красноармейскую форму, остальные разведчики были одеты немецкими гренадерами, крестьяне Березовки мгновенно догадались о том, что к ним в деревушку пожаловали партизаны и красноармейцы окруженцы. Они старшему сержанту на его вопрос, с кем бы из деревенских начальников он мог бы переговорить, они тут же заявили, что переговоры с ними проведет начальник уездной полиции Соловьев, промолчав о том, что этот полицай вместе со своей семьей проживал в этой же деревушке. Валерий Олейников последнего обстоятельства не знал, поэтому к моложавому мужчине, обратился с вежливой просьбой, принять на постой и лечение своих раненых бойцов.

— А скольких раненых вы хотите оставить в нашей деревушке? — Тут же поинтересовался полицай.

— Восемь человек. — Особо не хитря, ответил Валерий. — В принципе, мы готовы советскими рублями оплатить их постой и лечение! Но я только не знаю, принимаете ли вы рубли?

— Почему же нет?! Деньги остаются деньгами при любой власти!

В этот момент Валера обратил внимание на мимику лица шестнадцатилетней девчонки, которая накрывала стол в гостиной. Эта сельская пигалица, словно предупреждала Валерия о какой-то опасности. Она страшно округляла свои и так большие глазища, словно хотела этим сказать, мол, ребята вы будьте осторожней, разговаривая с этим человеком! Тогда Валерка вспомнил о просьбе Фролова, он тут же мысленно с ним связался и вкратце рассказал о своей предварительной договоренности.

— Валера, ты слегка расслабь свое сознание, я хочу твоими глазами взглянуть на этого человека!

Через мгновение Иван Фролов произнес:

— Валера, фамилия этого человека Соловьев! В недавнем прошлом он работал на одном из заводов Лиды. Был заместителем председателя партийной ячейки на этом заводе, привык не работать, а руководить по партийной линии. Когда началась война, то он не пошел в военный комиссариат, а отправился к родственникам в Березовку. Когда и там появились немцы, сам вызвался стать начальником уездной полиции. Ведет с тобой переговоры только с одной целью, получить от тебя большие деньги на лечение раненых партизан, а позднее их всех сдать в криминальную полицию на расправу немцам. Одним словом, этот подлец хочет получить деньги от тебя и от немцев, но в Березовках действительно имеется отличный хирург!

— Товарищ командир, ну, и как мне в этом случае поступать? Не прикончить ли его что ли!

— Подожди, Валера, не торопись! Давай-ка, я с ним переговорю! После этого разговора мы и решим, что будем дальше с ним делать!

К этому моменту Рифат Игнатьевич Соловьев сам поверил в то, что ему удалось-таки этого мальчишку в форме немецкого солдата, обвести вокруг пальца! Он уже мысленно подсчитывал, сколько денег нужно будет запросить у этого мальчишки, и сколько ему заплатят немцы за восемь раненых красноармейцев. Он сидел за столом, спокойно наблюдал за тем, как Валерия, дочь Николая Мышакова, в доме которого он сейчас находился, собирает еду на стол. Рифат Игнатьевич даже не обращал внимания на то, как это девчонка флиртует с командиром красноармейцев. Она бегала вокруг этого парнишки, касаясь его, то своим бедром, то своей грудью, но он ничего не замечал, так как был погружен в свои мысли.

В этот момент Соловьев вдруг почувствовал, как остро заболела его голова, в ней вдруг возник таинственный потусторонний голос, который вдруг поинтересовался:

— Привет, Рифат Евгеньевич! Так ты считаешь, что сумел обмануть, вокруг пальца обвести этого парнишку?! Понимаешь, но я хотел бы тебе сказать, что это не совсем так. Сейчас я решаю, как с тобой поступить? Расстрелять ли тебя на месте, или отпустить? В этом деле меня смущает только одно то, что ты только задумал совершить преступление, раненых защитников родины выдать, продать за деньги врагу нашего государства, то эта твоя задумка пока еще не стала преступлением! Преступление можно назвать преступлением только в том случае, когда оно действительно совершается! Но и в таком случае, как ты сам понимаешь, я уже не могу просто тебя отпустить, так как ты многое знаешь! Так что дилемма, или отпустить или тебя расстрелять, все еще остается?!

Иван Фролов стоял в траншее, выпрямив спину, в данный момент он продолжал мысленную беседу с предателем родины Соловьевым. Одновременно Иван наблюдал за тем, как шесть орудий полковой артиллерии капитана Горелова принялись за методичное уничтожение этой вражеской колонны. Фролов нутром своим ощущал, что еще немного усилий и враг побежит, бросая оружие и технику на дороге, спасая свои души! В какой-то момент обстрела к орудиям полковой артиллерии присоединилась дивизионная артиллерия. Участок дороги Слоним — Мосты перед поселком Пески по сути дела превратился в огнеопасное поле, там то и дело рвались 76 мм снаряды полковой артиллерии и 122 мм снаряды дивизионных гаубиц.

Наступил момент, когда разведчики и мотоциклисты 29-й моторизованной пехотной дивизии не выдержали такого сосредоточенного огня советской артиллерии, они побежали с поля боя, немецкие солдаты рассыпались по близлежащим рощам и перелескам, спасая свои жизни. Бойцы капитана Головина поднялись в атаку, они вышли на шоссе, осторожно начали по нему продвигаться, уничтожая вражескую живую силу.

— Иваныч, не теряй зря времени, прикажи своим бойцам собирать трофеи и готовься к боям с регулярными подразделениями Вермахта. — Затем он снова переключился на разговор с Соловьевым. — Итак, Рифат Игнатьевич, очень похоже на то, что мы с вами все-таки договорились! Вы и ваши полицейские не будут препятствовать крестьянам Березовки заниматься лечением наших раненых бойцов. Мы же вам выплатим определенную сумму в рублях за каждого бойца, прошедшего такой курс излечения. Помимо этого, мы с вами договорились о том, что будем с вами поддерживать нормальные рабочие отношения…

 

Глава 9

1

Примерно, в десять часов вечера старший лейтенант Торопынько находился на командной пункте своего отряда, он продолжал в бинокль наблюдать за тем, как в полутора километрах от его позиции движутся красноармейские войска, командиры которых с подозрением встречались с его бойцами делегатами связи. Они категорически отказывались встречаться с ним, как командиром сводного отряда поддержки, и только родным матюгом подгоняли своих красноармейцев, заставляя их быстрее пройти мостами через Щару, чтобы снова скрыться в белорусских лесах, распростершимися за переправой.

Геннадий Сергеевич все еще вспоминал, как его командный пункт посетил молодой полковник из 13-й армии, который ему и рассказал о том, что два дня назад в наступление на Гродно принимала участие еще и 13-я армия, которая выдвинулась из-под Гомеля. Но контрнаступления под Гродно, как такового, так и не состоялось, а немецкие танковые дивизии 3-ей танковой группы немецкого генерала Гота сумели выйти на тылы 3-й, 4-й, 10-й и 13-й советских армий, их чуть ли не полностью разгромили. Он рассказал также, что по слухам и по этим мостам управление 13-й армии уже давно переправилось, сейчас оно находится под Минском, руководит его обороной.

— Насколько я информирован, Минск был захвачен немецкими войсками еще 28 июня 1941 года, на шестой день войны. — Глухо сказал старший лейтенант и потупил голову.

— Ах, вот оно как! Мы этого еще пока не знали! — Горестно произнес полковник. — Собирались после переправы двигаться на Минск, но в нашей 5-й танковой дивизии танки остались без горючего и без боекомплекта. Видимо, нам придется их здесь бросить!

— Но у нас имеется и топливо, и целый склад снарядов любого калибра! Так что мы готовы заправить ваши танки, выдать им несколько боекомплектов. Но не могли бы, товарищ полковник, попросить своих танкистов, остаться с нами. На позиции моего полка сейчас выдвигаются две немецкие дивизии, одна моторизованная, а другая пехотная.

— А кто это «мы»? — Поинтересовался полковник.

— Да, мы это сводная бригада! На базе инженерного батальона 8-й стрелковой дивизии была сформирована сводная бригада трехбатальонного состава, а также полковой артбатареи и дивизионной артбатареи. Вот уже сутки держим оборону в треугольнике Слоним — Зельва — Мосты и Деречин. Мне два часа назад сообщили, что 3-я армия переправилась по мостам через Неман и сейчас ее подразделения продвигаются к мостам через Щару.

— И кто командует этой бригадой?

— Иван Фролов…

— Не слышал о таком! — Резко возразил полковник.

— Извините, командир нашей сводной бригадой старший майор НКВД Горчаков Александр Иванович!

— Но он же не русский, иностранец! — Вырвалось у полковника.

— Не имею чести знать, какого именно Горчакова, вы имеете в виду? Но наш, Александр Иванович, самый настоящий русский человек! Под его командованием мы уже столько немцев положили в могилы, что страшно об этом подумать!

— Не мог бы я с ним с ним встретиться или хотя бы переговорить на расстоянии?

— Хорошо, я попытаюсь узнать, возможно, ли это?

Иван Фролов только что мысленно переговорил со старшим Лукашевичем, который ему сообщил, что последние два часа он майора Борисова не видел и с ним не разговаривал. Их отряд сейчас движется лесными тропами, но точно движется в направлении позиций отряда старшего лейтенанта Торопынько. Подумав, Семен Лукашевич сказал:

— Ты, понимаешь, Иван, ничего подозрительного в поведении майора Борисова я пока не заметил! Но я верю твоим предчувствиям, поэтому всех своих ястребков и красноармейцев, которым полностью доверяю, буду держать не далеко от себя. В случае чего, всегда могу положиться на их помощь!

Только Фролов завершил этот разговор, как его вызвал Торопынько.

— Слушай, Иван! — Тут же зачастил старший лейтенант. — Тут один полковник хочет с тобой переговорить!

— Что это за полковник и о чем он хочет говорить?

— Да, он мне не представился, но запахом от него тянет НКВД! К тому же он утверждает, что он якобы знаком с майором НКВД Горчаковым Александром Ивановичем!

— Хорошо, давай поступим так, ты его попроси, чтобы он, не отрываясь, смотрел бы в твои глаза, так как мне пока не хотелось незнакомого человека делать телепатом!

— Товарищ полковник, Иван хочет с вами сам переговорить! Для этого вам нужно, не отрываясь смотреть мне в глаза!

— Это ты, но что ты здесь и сейчас делаешь? — Удивленно вырвалось у Фролова, когда глазами Торопынько он увидел лицо полковника.

Но сам полковник ничего, кроме глаз старшего лейтенанта, не увидел. Поэтому он так и не смог признать, с кем именно сейчас общается. Услышав восклицание собеседника, он тут же поинтересовался:

— Ну, а кто же вы такой, прошу вас, представьтесь?

— Подождите, не спешите со своим представлением через посредство второго лица! Сейчас я постараюсь вас превратить в телепата, после чего и поговорим! — Прервал его Иван Фролов. — Иваныч, прекращай этот контакт! Постарайся, своего полковника превратил в телепата, наложением своих ладоней на виски его головы.

Практически через мгновение он вышел, но уже непосредственно на полковника. Увидев лицо своего мысленного собеседника, тот удивленно воскликнул:

— Пан Вальдемар Косински, но чем вы занимаетесь в этих лесных дебрях Западной Белоруссии, когда вы должны были находиться уже в Берлине?

Пришлось Ивану свою историю рассказывать самого начала, с того момента, когда немецкие истребители его самолет сбили на территорией Западной Украины. Собеседник оказался очень внимательным человеком, он слушал рассказ Фролова, ни разу его не перебив. Когда Иван, завершил свой рассказ, то полковник обратился в нему со следующим предложением:

— Я очень надеюсь на то, что мы с тобой вместе продолжим работу во благо нашей родины?

— Подожди, Михаил, не торопись вперед батьки лезть в печь, не спеши со своим предложением! Я хочу свой рассказ завершить следующими словами. Уже в те времена я понял, что моя с тобой случайная встреча была запланированной встречей, над организацией которой немало поработали оперативники центрального аппарата НКВД. Вот только не понял, почему нас так рано разъединили? Сейчас могу предположить только одно, что кто-то из высшего руководства этой организации посчитал меня бесперспективным агентом. Поэтому меня взяли за шкирку и выбросили на свалку уголовного сообщества! Сегодня времена, видимо, изменились, я оказался снова востребованным агентом. Тебя, Миша, направили на мои розыски и ты меня нашел! Теперь ты мне хочешь предложить поработать твоим помощникам по выполнению отдельных заданий руководства НКВД. Так вот я хочу тебе сказать, что на это предложение я не согласен, хотя не отказываюсь сотрудничать с НКВД по своему усмотрению! Тебе же лично, Миша, я предлагаю перейти на самостоятельную работу со мной или не со мной, это уже не имеет значения! Ты уже сам будешь определять, как будешь жить дальше, чем будешь заниматься в своей жизни! Мы с тобой встретимся в Москве, тогда ты сам там мне объявишь о принятом тобой решении! А теперь возвращайся в свою 5-танковую дивизию, последний танк которой сгорел два дня назад, пришли старшему лейтенанту Торопынько пять танков БТ 7, мы их заправим, дополним боекомплект и на них вступим в бой с немцами.

Старший лейтенант Торопынько обрадовался, как ребенок, когда увидел, что от мостов через Щару вдруг оторвались пять точек. Они быстро побежали по направлению к их огневым позициям. Вскоре пять легких танков БТ 7 замерли вблизи его командного пункта. Из орудийной башни ловко выскочил молодой в таковом промасленном комбинезоне. Стащив с головы танковый шлемофон, парень поинтересовался у пробегавшего мимо него красноармейца:

— Эй, чувило, не подскажешь, где твой командир?

Тот лишь головой кивнул на землянку, где располагалось КП, и торопливо побежал дальше. Танкист поправил комбинезон под поясным ремнем, пробежался по ступенькам и кулаком поступал в дощатую дверь, перекрывавшую проход в землянку. Неизвестно откуда вынырнул Наперсток, он серьезно посмотрел в глаза танкисту и сказал:

— Возьми меня в свой танковый экипаж, я обязательно тебе пригожусь. Умею стрелять из пулемета, могу подавать снаряды в орудие.

— Парень, подрастешь, тогда мы с тобой об этом и поговорим! А сейчас мне нужен твой командир? Полковник, пославший нас к вам, сказал, что у него есть танковый бензин и снаряды к нашей танковой пушке?!

— Командир ушел к артиллеристам, а мне приказал проводить вас на склад, где хранится и бензин, и снаряды! Так что, товарищ танкист, поехали, я покажу вам дорогу к этому складу.

Наперстку, или партизану Николаю Гвоздеву два километра до склада пришлось проехать на внешней броне танка. Танкист ему показал, за что можно было бы держаться, лежа рядом с башней, Наперсток едва успел вцепиться обеими руками в эту штуковину, как БТ 7 тронулся и на высокой скорости помчался по дороге. Позже, когда танкисты уже заливали танковый бензин в топливные баки танка, Наперсток, как ни старался, так и не мог вспомнить, как же ему удалось продержаться всю эту поездку и не свалиться под гусеницы танка?! Только тогда он посмотрел и подсчитал, сколько же с собой танков он привел на склад. Общим счетом получилось девять.

В этот момент Димка Лукашевич на склад пригнал для дозаправки горючим немецкий пушечный бронеавтомобиль. Наперсток едва не умер от зависти, увидев, как его одногодок, односельчанин и одноклассник Димка Лукашевич по-хозяйски обращался с этим самым бронеавтомобилем, на всех покрикивал, требовал не приближаться ближе, чем на три метров к этой секретной боевой машине. Но, когда подошла его очередь заправляться, то он тут же и при всех опростоволосился, не знал, где находится патрубок помпы для заправки бензином. Ему помогли танкисты, они быстро заправили немецкий бронеавтомобиль. Они также быстро предложили ему поменяться машинами. Наши танкисты были готовы на эту немецкую машину ему передать танк БТ 7 или даже танк Т-34, но Димка испугался такого обмена и на него не согласился. Обратно Наперсток решил возвращаться вместе с Димой Лукашевичем, во время переезда они даже сумели немного поговорить, вспомнить свое деревенское детство.

Но, как только они покинули отсек управления Sd Kfz 247, Наперсток тут же наткнулся на очень сердитого Ивана Фролова. Тот сразу же схватил парня за шиворот, его лицо приблизил к своему лицу и поинтересовался:

— Наперсток, я, что тебе приказал, о чем просил, чтобы ты лично проследил?

— Вы мне приказали, чтобы я встретил бы пять танков с экипажами, проводил бы их на наш склад! Чтобы там лично проследил бы за тем, чтобы они заправились, и получили боекомплект снарядов. Они так все и сделали!

— Но сколько было танков?

— Девять!

— А сколько их должно было бы быть, Наперсток?

— Пять!

— Так, в чем же дело?

— Но это были же наши люди! Патриоты Советского Союза, которые собираются на своих танках сражаться с фашистами!

— Наперсток, да ты, оказывается, умеешь правильно думать! Ну, тогда скажи мне, а что ты сейчас видишь перед собой? — И Фролов показал на пять чудовищ, которые когда были танками БТ 7 и Т- 34.

— Ну, танки!

— Только без «ну, танки», пожалуйста! Так, что это такое?

— Наши подбитые танки!

— Правильно думаешь, Наперсток! А зачем их нам оставили? Что мы с ними можем сделать?

— Закопать в землю, использовать, как неподвижные артиллеристские точки!

— Слушай, Наперсток, а я об этом даже не подумал и до твоего появления все ломал голову, а что же нам с этими подбитыми танками делать? Благодаря твоему мышлению, я теперь знаю, что с ними можно сделать! Спасибо тебе, Наперсток! По крайней мере, ты меня вернул к жизни, а то я подумал, что эти хитрые танкисты нас попросту обманули, забрали себе бензин, снаряды, чтобы повоевать с немцами. Так что, Наперсток, бери лопату и вместе со своим другом отправляйся, копать себе танковый окоп.

2

Подразделения 13-й советской армии давно уже сменились подразделениями 3-й и 4-й армий, которые продолжали переходить через Щару по деречинским мостам. С каждым прошедшим переправу полком или дивизией, или же даже с отдельным танком на сердце Ивана Флорова становилось легче и веселее. Он был уверен, что эти подразделения РККА обязательно доберутся до своих, там их заново переформируют, и они снова вступят в бой с немецкими оккупантами. И во многом этот круговорот событий сейчас происходят благодаря тем усилиям, которые Иван и его друзья, товарищи сейчас вкладывали в дело обороны своих позиций в этом белорусском треугольнике! Их красноармейцы не отступали, не бежали, не оставляя своих позиций немцам. Будучи кадровыми красноармейцам, они прошли хорошую армейскую подготовку. И сейчас они воевали с немцами, искренне веря в то, что победят, благодаря своим профессиональным навыкам, знаниям и умением воевать.

Первые танки 29-й моторизованной пехотной дивизии медленно и лениво один за другим выползали из леса перед самым Деречином. Их было много, не менее батальона, правда, в основном это были танки Т 3, но все равно это были те немецкие танки, которые прошли всю Европу. Этих танков боялись практически все европейские армии, они чуть ли не хором, все одновременно вставали перед ними на колени, полным составом сдаваясь в плен!

Выйдя из леса, танки веером расползались в стороны, стараясь своим флангами охватить позиции советского отряда, обороняющего этот белорусский поселок городского типа. Сначала немецкие танки останавливались каждую минуту и, словно ищейки, водили из стороны в сторону короткими стволами своих танковых орудий. Командиры взводов, рот и батальона, не опасаясь быть подстреленными вражескими пехотинцами или снайперами, демонстрируя свою куртажную храбрость, по пояс высовывались из командирских башенок, в бинокли пристально рассматривая позиции советской пехоты. Затем танки, экипажи которых, видимо, получили соответствующий приказ, начали убыстрять ход своих боевых машин, все быстрее и быстрее серой волной накатываясь на советскую пехоту, с головой закопавшуюся в свою же землю.

Старший лейтенант Торопынько с телефонной трубкой в одной руке, по которой поддерживалась связь с обеими артбатареями, и с биноклем — в другой руке, охрипшим голосом кричал красноармейцам и командирам своего сводного отряда:

— Не бойтесь, братцы, этих немецких танков! Нам нечего их бояться, это они нас должны бояться! Мы воюем на своей земле, мы защищаем свою землю, свою родину, свой народ и великого Сталина! Скоро мы откроем по ним огонь, сначала будем стрелять из пушек! И если танки к нашим траншеям подойдут совсем близко, то мы их встретился гранатами и бутылками с зажигательной жидкостью. Командиры рот и взводов помогите своим красноармейцам разобраться в ходе боя, покажите им слабые места во вражеских танках!

В этот момент немецкие танкисты, видимо, желая продемонстрировать свое арийское превосходство над красноармейцами и командирами, на секунду приостановили бег своих танков, чтобы произвести единый залп из танковых орудий. Залп-то прогремел, но общее впечатление от этого залпа было явно подпорчено двумя мощными султанами разрывов 122 мм снарядов, которые вдруг поднялись в небо чуть не в самом строю немецких танков. Это дивизионная батарея лейтенанта Голубева открыла огонь по противнику. Снаряды же танковых орудий в большинстве своем разорвались за траншеями с красноармейцами, да и к тому же эти разрывы этих 37 мм снарядов было трудно сравнить с теми мощными разрывами 122 мм снарядов!

Как только немецкие танки начали снова стали набирать скорость, чтобы быстрее достичь вражеских окопов, чтобы там своими гусеницами их разрушить, завалить землей их защитников красноармейцев! Но в этот момент последовали два новых разрыва мощных снарядов. Красноармейцы, выглядывавшие из своих траншей, увидели, как один из снарядов попал прямо в башню немецкого танка. Эта башня сначала слегка приподнялась из своего гнезда, затем резко, словно ракета, рванула кверху, в небо. Скоро земля содрогнулась, приняв на себя удар упавшей с высоты на землю многотонной танковой башни!

Чтобы не мешать старшему лейтенанту Торопынько, командовать обороной своего сводного батальона, Иван Фролов вместе с Анной и Дмитрием Лукашевичем отошел на крайний левый фланг второй траншеи, которую оборонял второй взвод первой роты под командованием главстаршины Неманской флотилии Михаила Деревянко. Проходя мимо главстаршины, который вместе со своими бойцами находился в траншее, Иван дружески хлопнул его ладонью по спине и, когда тот обернулся, рукой ему показал, что со своими друзьями будет с немцами сражаться на крайнем левом флаге этой траншеи. Михаил Деревянко посмотрел на него, соображая, а затем согласно кивнул головой.

Продолжая двигаться траншеей, Иван вспоминал свою первую встречу с этим речным моряком, который, как чуть позже выяснилось, до самозабвения любил море. Он и служить пошел во флот, загнав военного комиссара городка своей неожиданной просьбой в угол, у того же попросту не было распределения на какой-либо флот. Так благодаря чудесам военной бюрократии Михаил Деревянко начал служить на бронекатере Днепровской флотилии, затем его вместе с этим бронекатером перевели служить на Неман. Когда началась война, и немцы перешли границу, то бронекатер Михаила Деревянко провел всего два боя и из-за предательства литовских националистов попал в ловушку, где и погиб вместе со своим экипажем, только главстаршина Деревянко каким-то чудом избежал смерти. Словом, с первого дня войны Михаил Деревянко не выпускал из рук оружия, воюя за свою родину, Советский Союз!

Фролов установил свой МГ34 на бруствер, помог Анне углубить выемку в траншее, где она устроилась с винтовкой СВТ 40 и пистолетом-пулеметом МР38. Дмитрий сам справился с обустройством своей позиции пулеметчика. Таким образом, левый фланг взвода главстаршины Деревянко оказался хорошо насыщен пулеметами! Иван взялся за бинокль и с того времени от него уже не отрывался, высматривая, что происходит на поле, которому предстояло превратиться в поле боя. Анна и Дмитрий устроились каждый на своей огневой точке, там они заснули, предоставив возможность своему старшему товарищу, оберегать их сон!

Фролов, проследив своим взглядом полет танковой башни, хорошо понимал, что старший немецкий командир допустил серьезную ошибку, бросив в бой одни только танки без пехотной поддержки. Видимо, немцы все-таки оказались сильно избалованы своими последними походами по странам Европы, когда один только танк мог взять в плен целую вражескую армию. Да и этот пьяный кураж, когда немецкие офицеры танкисты по пояс высунулись из люков своих танков, словно они находились не на поле боя, а прогуливались по Елисейским полям Парижа! Следующие два залпа дивизионной батареи лейтенанта Голубева оказались безрезультатными, тогда Фролов вспомнил о существовании своей снайперской винтовки. Он взял ее в руки, проверил, полон ли ее магазин, пару раз приложился к прицелу, а затем замер на очень короткое время, вглядываясь в ее прицел. Он медленно выжал курок винтовки, последовал выстрел, который в танковом грохоте был практически не слышен.

Командир немецкого танка, шедший в передовой линии, но чуть слева от центра, вдруг как-то странно сломался в поясе. Он вывалился из башни своего танка, прокатился по броне и сверзился прямо на землю под гусеницы своего же танка. Последовал еще один выстрел, и еще один офицер танкист покатился по броне танка. К тому же этот офицер оказался тяжело раненым, он все время пытался хоть за что-то ухватиться своими пальцами, чтобы не попасть под гусеницы танка. Но ему не повезло…. от него практически ничего не осталось! Когда Иван Фролов перезаряжал свою винтовку, то у него был очень неплохой результат: пять выстрелов и пять убитых немцев танкистов. Но, к великому Иванову сожалению, немецкие танки больше не останавливались, они спешили сблизиться с окопами пехоту противника.

Но вот залпы дивизионной артиллерии стали более эффективными и результативными. Один залп, два выстрела и еще одно прямо попадание, немецкий танк загорался, или попросту распадался на более мелкие детали. Но этих танков было очень много, сейчас их на поле было, примерно, штук сорок, семь танков уже горело, но до траншей с пехотой оставалось не так уж далеко, всего лишь метров триста! В этот момент послышался более мощный залп, это полковая артиллерия открыла огонь по немецким танкистам из шести 76 мм орудий. Прямых попаданий в танки пока не последовало, но сам артиллеристский залп насторожил, заставил немцев слегка притормозить продвижение вперед своих танков! Мало кому из танкистов было бы приятно увидеть, что по твоему танку огонь прямой наводкой стреляют шесть вражеских орудий. Немецкие танки в центре еще следка притормозили. Но немецкие танкисты, работавшие по краям флангов, когда увидели, что до траншей с советской пехотой осталось всего ничего, только прибавили скорость. Наступал критический момент немецкой атаки, когда красноармейцы пехотинцы вот-вот должны были вступить в этот бой!

Но тут-то в общую артиллеристскую канонаду подключились еще пять орудий, но уже советских танков, закопанных по башню в землю. Заговорили пять 45 мм орудий, которыми были вооружены танки БТ 7. Пять выстрелов танковых орудий и два прямых попаданий в броню, на поле боя загорелись еще два немецких танка Т 3. Встреча с советскими танками, видимо, не входила в планы немецкого командования, да, и нервы немецких танкистов этого не выдержали. Казалось бы, смертельная лава немецких танков вдруг остановилась, замерла практически перед самыми вражескими траншеями, что позволила артиллеристам повредить еще два немецких танка! Затем все эти танки попятились назад, лихо развернулись, и на высокой скорости помчались на свои исходные позиции. Первая и поэтому самая тяжелая танковая атака немцами была отбита, немцы ее проиграли, потеряв семь танков Т 3! А советская пехота пока так и не вступила в бой!

Фролов тут же связался с Торопынько, собираясь его поздравить с достигнутым успехом, но в ответ он вдруг услышал веселый смех старшего лейтенанта и голос капитана Головина. Капитан Головин своих бойцов привел к Деречину, сейчас эти два командира обсуждали, какие траншее займут бойцы капитана Головина. Иван тут же отключился от канала мысленной связи и, перевернувшись на спину, решил покурить. У проходившего мимо главстаршины Деревянко он попросил папиросу. Курить он, в принципе, особо не хотел, но ему хотелось хоть чем-то отпраздновать и свою личную победу, рождение двух хороших командиров полка, которыми только что в сегодняшнем бою стали два его ученика. Но главстаршина, как оказалось, с детства не курил! Он откуда-то достал немецкую флягу и ее, молча, протянул майору. Отвинтив колпачок, Иван глотнул из ее горлышка прямо из фляги, но тут поперхнулся немецким шнапсом. Пока Иван вытирал слезы, фляга исчезла из его, она почему-то оказалась в руках Анны. На его глазах девчонка приложилась к фляге и довольно-таки долго удерживала ее у своих губ. Главстаршина из-за это даже обиженно хрюкнул, и Диме, протянувшего руку к фляге, он грубовато посоветовал:

— Молод еще! Подрасти!

И фляга так же, как и появилась, незаметно куда-то исчезла.

В небе послышался завывающий звук авиационных двигателей. Это эскадрилья «Юнкерсов 88» выходила на точку бомбометания по позициям вражеской пехоты. «Юнкерсов 88» бомбили не очень точно, как скажем, штурмовики «Юнкерсы 87», но на борту они несли слишком много авиабомб, поэтому и бомбежка по времени продолжалась очень долго. Фролов свернулся в калачик и полез в укрытие, вырытое к стене траншеи. В принципе, эта ниша была не укрытием, а так просто… ниша, но когда в ней прячешься, то казалось, что это настоящее бомбоубежище. Первой туда успела юркнуть Анна, девчонка явно полагала, что объятие любимого мужа ее, наверняка, спасут от всех военных напастей!

Первая авиабомба упала за бруствером траншеи, от нее слегка содрогнулась земля. Анна что-то пискнула и тесней вжалась в руки Фролова. А он в этот момент почему-то вспомнил о пулемете МГ34, оставшегося лежать на бруствере. Иван нежно освободился от объятий Анны, поцеловал ее в холодные губы и тяжело полез из ниши. Когда он выпрямился и посмотрел на небо, то кроме вражеских бомбардировщиков там ничего не было видно. МГ34 как бы сам прыгнул ему в руки, Иван положил его на ствол дерева, упавшего поперек траншеи и попытался из него прицелиться. Но тут же убедился в том, что для того, что стрелять по вражеским самолетам для этого пулеметчику требовалось стоять на земле, вести огонь из пулемета длинными очередями, не забывая о предупреждении. Когда он оказался на земле, то понял, что он правильно думал в отношении организации стрельбы из пулемета по воздушным целям, но вот опоры для самого пулемета он так и не мог найти.

В какой-то момент он вдруг увидел, что Дима Лукашевич стоит рядом с ним, и как-то странно свою голову вжимает в плечи, одновременно отводя ее в сторону. Иван поднял голову и увидел, что очередной «Юнкерс 88» выходит на разворот, чтобы затем, следуя по прямой, атаковать бомбами их траншею. Ствол пулемета сам собой лег на Димкино плечо, мгновение на прицеливание, затем длинная очередь на двадцать патронов. Над ними пролетел первый бомбардировщик, затем второй…, а Фролов все стрелял и стрелял по воздушным целям из своего МГ34.

Когда «Юнкерсы 88» покинули воздушное пространство, то Иван Фролов долго стоял и смотрел им вслед. Он не понимал и пытался разобраться в том, почему их бомбили десять «Юнкерсов 88», а на базу возвращается всего лишь восемь вражеских бомбардировщиков?! В конце концов, когда вражеские бомбардировщики исчезли вдали, Иван Фролов спрыгнул в траншею от греха подальше, и только тогда увидел мальца Лукашевича. Он лежал ничком на бруствере и тихо плакал, его успокаивала Анна, приговаривая:

— Не надо плакать, Дима! Все уже прошло! Ты с Ваней настоящий молодец, вы не позволили немцам точно отбомбиться!

— И вы вдвоем вместе сбили два немецких бомбардировщика «Юнкерс 88»! — Добавил Михаил Деревянка.

Он с группой бойцов только что притащил станковый пулемет «Максим», а сейчас устанавливал его на бруствере!

3

Немцы, как военная нация, во все времена развития человечества от других народов отличалась своим умением быстро находить и исправлять свои собственные ошибки в военном ремесле! Сообразив, что бойцы и командиры Красной Армии не какие-то там европейские лохи, а вполне вменяемые солдаты, которые способны в полной мере постоять за свою отчизну, командование 29-й моторизированной пехотной дивизии тут же приняло решение воевать с этим красноармейцами, оборонявшими Деречин, так, как их учили в училищах и в военных школах. Тут же были подготовлены и отправлены заявки на нанесение бомбоштурмовых ударов не только по позициям вражеской пехоты, но и по артиллеристским позициям. Генерал-майор Вальтер фон Больтенштерн вызвал к себе полковника Иоганна Шмидта, который командовал тылами его дивизии и ему приказал:

— Иоганн, всего неделю мы воюем на этом чертовом Востоке, а моя дивизия имеет такие большие потери в живой силе и танках, каких мы никогда не имели с момента ее создания. А ведь, если говорить серьезно, то на деле мы только начали по-настоящему воевать, у нас наконец-то, появился достойный противник — Красная Армия Иосифа Сталина! Но, что же с моей дивизией будет после месяца таких же боев. Только в последнем бою мы потеряли семь, понимаешь, Иоганн, семь танков, это же почти целая рота танков, а нам предстоит снова и снова атаковать этот самый Деречин, пока мы его не захватим! Ты знаешь, что за этим Деречином находятся мосты через реку Щара, по которым сейчас полки и дивизии Красной Армии отходят на Север и Восток. Понимаешь, Иоганн, эти краснопузые не бегут, а отходят, чтобы где-нибудь снова встать у нас на пути к Москве! Уже сегодня я могу открыто сказать, что блицкриг у нас не получился, что его попросту не будет! Дивизиям Вермахта придется снова и снова доказывать этим красноармейцам, кто из нас более сильный противник, кто из нас победит в этой войне на истребление?!

— Вальтер, мне кажется, что ты зря об этом беспокоишься! Как в этом вопросе не крути, Вермахт на голову выше Красной Армии! И пока мы, немцы, являемся законодателями военной моды! Мы хорошо знаем, где и как нужно наступать, чтобы переломать хребет противнику! Потому что именно мы являемся настоящими ремесленниками войны!

— Да, может быть, ты, Иоганн, в этом вопросе прав! Только немцы хорошо знают, что же это такое война. Я бы даже сказал, что война — это и есть продолжением нашей жизни! Но, Иоганн я вызвал тебя к себе не для того, чтобы обсуждать общие темы! — Сказал генерал-майор фон Больтенштерн. — Помнишь, вчера ты приводил ко мне русского, не помню его имени, но он рассказывал мне о том, что стал командиром какого-то полицейского отряда и что в отряде у него почти тысяча полицаев?!

— Да, помню. — Ответил полковник Шмидт. — Это был господин Соловьев, его только что назначили начальником уездной полиции! У него в подчинении…

— Хватит, хватит, Иоганн, мне говорить о нем! Прошу передай ему мой приказ! Со своими полицейскими он должен атаковать вот эту точку. — Фон Больтенштерн наклонился и на топографической карте красным карандашом пометил одну точку. — Здесь расположены артиллерийские позиции нашего противника. Твой протеже должен атаковать и захватить эти вражеские орудия! В противном случае на его место, главного уездного полицейского, мы найдем другую кандидатуру.

Принимая во внимание тот факт, что станковый пулемет «Максим» значительно укрепил позиции левого фланга взвода главстаршины Михаила Деревянко, Иван Фролов решил вместе со своими друзьями переместиться на другую позицию. Где-то в глубине души Ивана беспокоило то обстоятельство, что обе батареи, расположившиеся в том лесочке за его спиной, пока оставались без пехотного прикрытия. Ранее он планировал на их прикрытие бросить резерв, который к этому времени должен был освободиться, и которым командовал Валера Олейников. Но сейчас все походило на то, что этот резерв увяз в боях с недобитыми разведчиками и мотоциклистами противника. Тогда Фролов и решил самому воспользоваться открывшейся возможностью, вместе со своими друзьями, прикрыть артиллеристов лейтенанта Лебедева и капитана Горелова.

Еще находясь в траншее взвода главстаршины Михаила Деревянко, он обратил внимание на одинокий старинный курган, высившийся в полутора от них километров. Подобно ослам, они трое, навьючившись оружием и патронами, отправились в дальний путь. Когда они уже совсем собрались вылезать из траншеи, то им неожиданно повстречался батальонный комиссар Козырев, который тоже куда-то потащился с пулеметом РПД и четырьмя к нему дисками. После первой встречи и разговора, Иван больше не встречался с этим комиссаром и был чрезвычайно удивлен его неожиданным появлением здесь, в этом месте, да еще с пулеметом на плече.

— Вы, куда именно, Иван Иванович, собрались? — Он только поинтересовался.

— Да, вот весь предыдущий бой я просидел на телефоне, на командном батальонном пункте, но за весь бой никто нам ни разу никто не позвонил! Тогда я решил поменять свою позицию, и переместиться туда со своим пулеметом! Ведь службу в армии я начинал простым пулеметчиком! Правда, это было так давно, что я успел многое забыть! Но, разумеется, я не забыл, как нужно стрелять из пулемета! А вон ту позицию я успел присмотреть для себя. Вон, Иван Анатольевич, видите тот старый курган, с его вершины очень многое хорошо просматриваться, но вот только стрелять на дистанцию в километр из РПД будет слегка трудновато, этот пулемет не рассчитан для стрельбы на такие дистанции. Но ничего, возможно, на этом кургане еще сохранилось оружие нашего полка, тогда я смогу этой немчуре показать, где русские раки зимуют!

Мокрые и потные четыре человека вскоре добрались до вершины кургана. Они хором ахнули, когда увидели, что вершина кургана перепахана траншеями и уже готовыми гнездами для пулеметов и стрелков. Два крупнокалиберных пулемета ДШК уже были установлены, своими стволами они угрожающие, как Фролову показалось, обнюхивали пространство вокруг себя, но на километр вокруг не было видно ни единой живой души.

Тогда Иван, по праву старшего командира, выбрал себе самую высокую огневую точку, с которой он из уже установленного там пулемета ДШК мог вести огонь на все четыре стороны света, а также стрелять и по воздушным целям. ДШК имел еще пять запасных лент по пятьдесят патрон каждая. Вторым пулеметом деловито занялся Дмитрий, который, видимо, он еще никогда не стрелял из такого монстра, поэтому с глубоким почтением и уважением посматривал на своего нового боевого товарища. Иван Иванович же достал из кармана кисет с табаком, клочок газетной бумаги, тут же принялся себе сворачивать себе самокрутку. Со стороны Иван хорошо видел, что эта работа по собственноручного изготовлению самокрутки доставляла батальонному комиссару истинное удовольствием. Комиссар Козырев прикурил самокрутку, посмотрел на Ивана, улыбнулся, и просто сказал:

— Это пулеметы моего полка! На этом кургане мы проводили учебные бои, одни наши взводы оборонялись, а другие пытались взять эту вершину! Станковые пулеметы были тяжелы и очень неудобны в переноске, вот наши командиры и держали их постоянно на позициях! Я знал об этом, поэтому и хотел добраться до этого кургана, который даже внутри себя имеет лабиринт ходов, так что нам будет, куда прятаться от авианалетов! Поверь мне, это не курган, как настоящая крепость. Было бы у нас больше пехоты, мы могли бы занять вон тот курган, еще и тот, и тогда немцу вообще не было бы здесь дороги!

— Здорово. — Ответил Иван. — Я и не знал, что такое вообще возможно! Но сегодня ночью, когда пройдут последние подразделения 3-й и 4-й армий, то мы уйдем вместе с ними!

— Командир, но я с вами не пойду! — Сказал Иван Иванович. — Хватит, я уже набегался!

Этот разговор был прерван появившимся где-то высоко в небесной синеве звуком работающего авиационного двигателя. Сколько бы Фролов не вглядывался, но огненный шар летнего солнца не позволял ему рассмотреть, что именно сейчас происходило прямо над их головами.

— Там летает какой-то маленький, почти как игрушечный, самолетик! — Сказала Анна, прищурив глаза, она вглядывалась в небо.

— Это немецкий самолет разведчик! — Уверенно заявил Дима. — Он ведет разведку наших артиллеристских позиций. Немцы, наверняка, готовят удар по этим позициям, что заткнуть нашей артиллерии рот. Ведь, именно артиллеристы нанесли им сегодня основное поражение во время предыдущего боя, подожгли и сожгли семь танков!

— И что бы ты, Дима, сделал бы в этом случае? — С улыбкой на лице поинтересовался Фролов.

— Ну, во-первых, я бы постарался, каким-либо образом еще до боя уничтожить этих артиллеристов. Может быть, нанес бы по ним бомбоштурмовой удар! Или спустил бы на них отряд диверсантов, чтобы они под каким-либо прикрытием прорвались на огневые позиции обеих батарей и подорвали бы их орудия!

К этому момент немецкий воздушный разведчик, немного времени покрутившись в небе, развернулся и направился куда-то в сторону. Наблюдая за тем, как удаляется немецкий самолет, Фролов ругал себя самыми последними словами. Он никак не мог понять самого себя, ведь, опыт боев ему уже продемонстрировал выгоды мысленной связи, которая так помогала ему решать все сложные вопросы по организации и проведению боя.

Дима Лукашевич поднял голову и посмотрел на своего командира. Он хотел ему предложить и самому сбегать до артиллеристов, а там он уже сможет сделать их телепатами! Но не будет ли это слишком поздно? Подумав, Иван Фролов кивнул головой и сказал, обращаясь к младшему Лукашевичу:

— Дима, вероятно, тебе придется туда сбегать! И я думаю, что там тебе следует остаться!

— Я бы сбегала вместе с тобой, Дима! — Смотря мальчишке в глаза, сказала Анна. — Но ты же знаешь, что я не могу даже на минуту оставить одного своего мужа!

Эта сцена мысленного разговора троих человек происходила прямо на глазах батальонного комиссара, Ивана Ивановича Козырева, который уже докуривал свою самокрутку. Комиссар недоуменно поднял глаза на Фролова и просто поинтересовался:

— Иван Анатольевич, не могли бы вы объяснить, что происходит на моих глазах? Мне показалось, что вы разговариваете между собой, но ни одного слова я так и не услышал! Вы не подскажите, что же именно сейчас происходило на моих глазах?

Фролов не стал вдаваться в подробности произошедшего, а просто сказал:

— Мы тут решали, кому из нас следует сбегать к артиллеристам, чтобы установить с ними постоянную связь на время боя!

— Ну, зачем кто-то должен постоянно бегать такую длинную дистанцию? Когда имеется другой, более современный способ связи!

— Чтобы установить такой современный способ связи, для начала мы должны, встретиться с артиллеристами лицом к лицу, а затем уже задействовать этот наш новый способ связи! — Пояснил Иван Фролов.

— Да, я не совсем понял, зачем же вам потребовалось бежать и встречаться с артиллеристами, когда и у нас, и у них имеется телефон! Бери телефонную трубку, и разговаривай с ними, сколько душе удобно!

С этими словами батальон комиссар Козырев прошел в землянку командира батальона. Там, внутри он всем командирам и красноармейцам, пришедшими за ним, показал полевой армейский телефонный аппарат. Он уверенно снял с рычагов телефонную трубку и громко в нее прокричал:

— Алло, это штаб артиллеристской батарее! Наш командир хочет переговорить с вашим командиром!

 

Глава 10

1

Огненный шар солнца стоял в зените, своими лучами он, казалось бы, старался выжечь глаза Ивану Фролову, не давая возможности ему их открыть и посмотреть, что же сейчас происходило вокруг него. Парень стоял и ревел, как корова, слезы двумя широкими протоками текли по его щекам, покрытым трехдневной щетиной. Обеими руками Фролов держался за рукоятки пулемета ДШК, удерживая его ствол в строго вертикальном положении. Он прицелился в самый центр гало дневного светила, в солнце, Иван ожидал, когда из этого солнечного гало на него начнет валиться, падать немецкий штурмовик «Юнкерс 87»!

В этот же момент другие немецкие штурмовики летали над самыми головами красноармейцев, укрывшихся от авианалета в траншеях, над кронами деревьев. Они вели по обороняющимся красноармейцам пулеметно-пушечный огонь, бросали малые и средние авиабомбы, бросали на их головы ампулы с огнеметными смесями. Одним словом, немецкие пилоты старались сделать все, чтобы своими штурмовиками, их бортовым оружием и боевыми возможностями, уничтожить вражескую пехоту, которая перекрыла путь немецким танкистам и пехоте, прорывающимся к мостам, по которым части и подразделения РККА выходили из окружения. Вот уже тридцать минут эскадрилья из двенадцати «Юнкерс 87», а если говорить простым солдатским языком, то эскадрилья «Лапотников», бомбами, пулеметно-пушечным огнем и ампулами с огнеметными смесями обрабатывала укрепленные позиции отряда капитана Головина и лес, в котором, по мнению немецких разведчиков, были расположены огневые позиции артиллеристских батарей краснопузых.

Во время телефонного разговора с Сергеем Сергеевичем Гореловым, капитан артиллерист сухо заверил своего комбрига Фролова в том, что его батарея полковых орудий не нуждается в перебазировании на новые огневые позиции. Горелов открыто и прямо подчеркнул, что он и его артиллеристы не боятся вражеских авианалетов, так как огневые позиции его шести 76 мм орудий надежно прикрыты этим самым лесом.

В заключение беседы капитан Горелов все же высказал свои опасения по поводу того, что в случае появления вражеской пехоты в этом лесу, то его артиллеристам будет нечем ей противопоставить. Капитан Горелов подчеркнул:

— Я сейчас нахожусь в положении, когда в любом деле могу надеяться, рассчитывать только на своих артиллеристов. Эти простые парни в последних боях с фашистскими оккупантами демонстрируют самый настоящий героизм! Номера пушечных расчетов настолько сработались, они сегодня бьют довоенные нормативы практически по всем позициями нормативов. Каждое мое 76 мм орудие может сделать до 15 выстрелов в минуту, что в свою очередь позволяет шести полковым пушкам выпускать по врагу до 90 снарядов выстрелов в течение одной только минуты. Общий вес выпущенных снарядов, выпущенных моей батареей в течение одной минуты, составляет почти 700 килограмм взрывчатого вещества.

Честно говоря, Ивану Фролову не понравилась тональность этого разговора с капитаном Гореловым. Так как находись он сам на его месте, командуя полковой батареей, то он сам бы попытался найти эффективное противодействие возможным атакам вражеских пехотинцев на своих же артиллеристов. В конце концов, ему удалось убедить этого заносчивого артиллериста в необходимости, выделить артиллеристский взвод, в составе двух 76 мм орудий, для охраны тылов его же полковой батареи. Помимо этого, на свой страх и риск, Иван Фролов рискнул предложить капитану Горелову, чтобы тот сразу же эвакуировал бы свою батарею, как только вблизи нее появится вражеская пехота.

Разговор же с лейтенантом Голубевым начался из рук вон плохо, он чуть ли не прервался в самом его начале. Не успел Фролов представиться, как Голубев уже на него кричал о том, что держать в одном маленьком лесочке две батареи — это есть вверх генеральской глупости и тупости! Ивану Фролову хотелось выслушать реальные предложения Голубева по поводу того, как же тот собирается исправить это положение, но лейтенант теперь раскрывал свой рот только для того, чтобы высказать очередную грубость. Когда Иван был на грани и собирался телефонную трубку положить на рычаги, в разговор вмешался комиссар Козырев. Он сумел каким-то образом успокоить этого молодого и очень нервного лейтенанта. После краткого разговора с комиссаром лейтенант Голубев сумел услышать вопрос Ивана Фролова о том, как же он собирается решить эту проблему?

— Да все очень просто, товарищ генерал! — Начал говорить Игорь Голубев. — Посмотрите на карту, если капитан Горелов хочет свою батарею оставить на прежних огневых позициях, тогда мою батарею было бы целесообразно переправить через Щару и поставить вон в той небольшой роще. С этой новой позиции я, по-прежнему, могу вести огонь по танкам противника, в тоже время, остаюсь вне его огневого воздействия. К тому же противнику потребуется дополнительное время на то, чтобы меня разыскать на новой позиции, а за это время покажу этой немчуре, что может сделать настоящий советский артиллерист. А в том случае, если немцы прорвут наш фронт своим танками, то они далеко не уйдут! Я же тогда свои орудия выведу на прямую наводку!

Ивану Фролову понравился стиль мышления этого парня в лейтенантской форме, но он на всякий случай поинтересовался:

— То есть вы этим хотите сказать, что с новой огневой позицией вы можете активно работать по прежним целям. Вероятнее всего, через корректировщика огня?

— Так точно, товарищ генерал! — Тотчас же ответил командир батареи.

Только Фролов собрался прояснить ему ситуацию с его якобы званием «комбриг», сказать, что он никакой не генерал, как примерно в двух километрах от переднего края в тылу у немцев что-то взорвалось. Бросив телефонную трубку на стол, Иван выскочил из землянки и приложил к глазам свой цейсовский трофей, бинокль немецкого армейского офицера. Он сразу же увидел, что над лесом километров полтора от линии фронта поднимается гигантский султан черного столба дыма.

— Не волнуйтесь парни, мы только что взорвали склад с боеприпасами в военном городке. — Послышался далекий и очень усталый голос старшего сержанта Валерия Олейникова. — Немцы попытались его захватить, а у меня уже не было бойцов на его защиту. Вот нам и пришлось этот склад взорвать, к чертям собачьим! Иван, если ты меня слышишь, то извини, пожалуйста! Видимо, мы ужн в этом мире не увидимся, так как я вряд ли смогу к тебе прорваться с остатками моего отряда! После того, как мы атаковали хвост немецкой колонны и к чертям собачьим разнесли ее в пух и прах, то за нами увязался какая-то специальная команда эсэсовцев. Они начали нас преследовать по пятам! Вначале я полагал, что, когда только захочу, то смогу от них оторваться. Но у нас этого не получилось, эсэсовцы преследовали нас повсюду, не позволяли нам остановиться, отдохнуть, они одного за другим убивали моих славных мальчишек! Сейчас нас осталось всего четверо, но мы и сейчас не собираемся сдаваться каким-то там эсэсовцам. Но, Иван, я тебя прошу, этим эсэсовцам ты постарайся не попадаться! Эти сволочи, кажется, имеют какое-то оборудование, которое глушит наши ментальные переговоры. В течение последних двух часов я, как ни пытался, так и не смог с тобой связаться.

После этих слов Олейникова снова наступила тишина в мысленном эфире. Фролов вернулся в землянку, подошел к телефонной трубке и приложил ее к своему уху и прислушался. Лейтенант Голубев оставался на линии, терпеливо ожидал его возвращения. Но помимо дыхания лейтенанта, Ивану показалось, что он слышит дыхание еще одного человека! Тогда он медленно повернулся лицом к Дмитрия и в мысленном диапазоне ему приказал:

— Тебе, Дима, все-таки придется сбегать к лейтенанту Голубеву. Сейчас мне кажется, что нас кто-то подслушивает по той телефонной линии. Тому, кто нас подслушивает, лучше было бы не знать о том, что наша артиллерия сейчас займется переездом на новые огневые позиции. Так, что, Дима, тебе придется сбегать к лейтенанту Голубеву, теперь от тебя будет многое зависить!

Дима тут же вскочил на ноги и вьюном проскочил в дверь землянки. Тогда Голубева Иван Фролов сообщил о том, что только что к нему отправил своего курьера связи! В этот момент в небе снова послышались ухающие звуки работающих двигателей немецких бомбардировщиков «Юнкерсов 88» и «Дорнье 17», которые шли с Лидского аэродрома.

С Иваном Флором тотчас же по мысленной связи связался капитан Головин:

— Товарищ командир, мы с Торопынько только что окончательно договорились, кто и за что каждый из нас будет отвечать во время боя. Словом, я становлюсь его заместителем! Так что вы не волнуйтесь за общий порядок в наших рядах.

К этому времени Фролов уже находился рядом со своим крупнокалиберным пулеметом ДШК на вершине кургана, а комиссар Козырев уже возился со вторым крупнокалиберным пулеметом ДШК, на котором Дима Лукашевич положил свой глаз, он так надеялся на нем поработать. Комиссар как-то по-хищнецки выгнул свою спину, прицелился и сделал движение пальцами рук, которыми держался за рукоятки пулемета. Тут же в воздухе послышался металлический лязг и рокот, чем-то напоминавший королевский львиный рык!

Иван припал к своему пулемету, пытаясь прицелиться по немецкому штурмовику и нанести по нему удар пулеметной очередью. В определенный момент пальцы рук сами собой выжали гашетки. Возможно, нечто подобное случилось и в самой реальности, Иван Фролов хорошо видел, как острые иглы, вырвавшиеся из ствола его пулемета, полетели к одному из немецких штурмовиков, Они врезались в броневой капот авиационного двигателя, разнесли его в клочья, остаток в десяток игл попал в авиационный двигатель, они полностью его разрушили. Вражеский штурмовик встал на правое крыло, на огромной скорости он с высоты три тысячи метров посыпался к земле.

Фролов наблюдал, как пилот штурмовика предпринимал отчаянные попытки спасти штурмовик и самого себя. Когда он убедился в том, что штурмовик невозможно спасти, то попытался на парашюте покинуть штурмовик. Немец пальцами нажимал какие-то кнопки на передней панели управления штурмовиком. Но колпак фонаря так и не сбрасывался, не смотря на все усилия, прилагаемые пилотом. За несколько мгновений до столкновения с землей, немецкий пилот, молодой парень в полетном комбинезоне Люфтваффе, все еще продолжал бороться за свое спасение.

Эта картинка изображение так быстро скользнуло по сознанию Фролова, что он даже подумал о том, что она была воссоздана одним только его сознанием. Уж слишком четкой и красочной у него получилось эта картинка крушение штурмовика! Обычно, когда производились съемки нечто подобного в реальности, то такого высокого качества никогда не получалось. Но у Фролова оказалось уже не так много времени даже на то, чтобы об этом подуматься. В прицел его крупнокалиберного ДШК вошел силуэт еще одного немецкого штурмовика Лапотника, который резкими кренами влево или вправо пытался выйти из пулеметного прицела. К тому же довольно трудным делом, оказалось, удерживать Лапотник в перекрестие пулеметного прицела, одновременно мягко перемещать вслед за его полетом ствол крупнокалиберного пулемета.

Только тогда, когда он услышал сердитый окрик комиссара Козырева:

— Стреляй, твою мать, Ванька, стреляй! Штурмовик же у тебя давно в прицеле! Ты, чего, Ванька, мать твою, не стреляешь?

Иван Фролов обеими пальцами снова впился в гашетку пулемета, его тело тут же задрожало мелкой сладостной дрожью одновременно с пулеметом! Немецкий же штурмовик, в который Иван Фролов так долго прицеливался, вдруг растворился в воздухе прямо у него на глазах. Оказывается, этот Лапотник взорвался и разлетелся на мелкие детали в воздухе, когда от крупнокалиберной пулеметной пули детонировала его бомбовая подвеска.

Этот взрыв в воздухе получился такой огромной силы, что взрывная волна расшвыряла далеко в сторону другие Лапотники, летевшие в одном строю вместе с взорвавшимся штурмовиком. Фролову пришлось некоторое время приходить в себя от испытанного им сверхперенапряжения! Он снова начал осознавать реальность, когда увидел, как другой немецкий штурмовик, пролетевший всего в двух метрах над его головой, практически в упор, но только в спину расстрелял комиссара Козырева, когда тот из своего ДШК вел огонь по воздушным целям! Комиссар Козырев слишком увлекся своим противником, он во время не ушел из-под удара, не спрятался в траншее, когда его атаковал второй Лапотник!

Те же, не смотря на потери, все еще продолжали заниматься своим делом, бросать бомбы, строчить из пулеметов и пушек, едва ли не в упор, расстреливая окопы и траншеи с красноармейцами, а также лес, в котором укрылись советские артиллеристские батареи. Иван Фролов стоял в траншее, бессильно опустив руки, он наблюдал за тем, что сейчас происходило над курганом и над лесом. Там что-то горело, черные клубы дыма то тут, то там поднимались над курганом, деревьями и домами поселков Деречина и Дорогляны, на улицах поселков происходили какие-то взрывы. В общем, создавалось впечатление, что все то, что находилось в том лесу, немецкими штурмовиками было уничтожено!

А Лапотники снова один за другим лезли в наше небо, чтобы там, у солнца развернуться, и в пикировании долго падать на многострадальные поселки, траншеи красноармейцев и на советский лес. Чуть ли не у самой земли пикировщики выплескивали очередной факел пламени, от которого занимался огнем новый участок этого леса. Вскоре чуть ли не весь лес скрылся в этом тошнотворном дыму.

А Иван Флоров все еще стоял и стоял в траншее этого старинного кургана. Он никуда не бежал, никуда не торопился, даже Анна его никуда не тащила! Они оба стояли, своих глаз не могли оторвать от всего того, что сейчас творилось с позициями красноармейцев и этим лесом. Мертвый комиссар Козырев стоял неподалеку от них, он своими мертвыми, очень сердитыми глазами наблюдал за всем тем, что вытворяли в небе эти немецкие штурмовики. Ивану кто-то подсказал, а может быть, он сам это решил, что настала пора снова взяться за свой пулемет, когда увидел, что один из Лапотников вдруг развернулся и пошел на них в атаку.

Получилось так, что Флоров с большим трудом к этому времени вышел из своего непонятного оцепенения! Но еще, к большему сожалению, за пулеметные рукоятки он встал лишь тогда, когда один из Лапотников снова полез в гору к солнцу, чтобы от него пикированием атаковать вершину кургана с установленными на ней крупнокалиберными пулеметами, и живыми людьми! Огненный шар солнца, казалось бы, своими лучами старался выжечь глаза пулеметчику Ивану Фролову. Парень же, не стесняясь, плакал горючими слезами, которые двумя полноводными потоками текли по обеим его щекам, вот уже три дня небритым. Он стоял и, по-прежнему, обеими руками держался за рукоятки затворной коробки, удерживая ствол пулемета ДШК в строго вертикальном положении, чтобы выстрелами в упор встретить пикирующий немецкий штурмовик. Иван Фролов прилагал немалые физические усилия с тем, чтобы в перекрестие прицела удерживать солнечное гало. Он стоял и терпеливо ожидан, когда в гало появиться тень штурмовика!

Иван Фролов дождался-таки момента, когда черная тень вдруг появилась в центре перекрестия прицела пулемета. Обеим руками он нажал гашетку, и тогда его тело задрожало в унисон с пулеметной дрожью…!

2

Авианалет все еще продолжался, но былая ярость сражения куда-то ушла. Лапотники, по-прежнему, бесились в синеющей высоте, но, кажется, у них кончались боеприпасы, к концу подходили боекомплекты. Поэтому пилоты штурмовиков стали приберегать пулеметные патроны и пушечные снаряды, они сейчас гораздо меньше стреляли! Донельзя усталый Фролов сидел на бруствере траншеи, пустыми глазами он продолжал следить за авианалетом. Но все чаще и чаще посматривал в сторону позиций, занятых бойцами отряда старшего лейтенанта Торопынько, который только что ему кратко отрапортовал:

— Товарищ комбриг, мы отбили все атаки противника, но не уступили ни дюйма своих позиций! Сейчас саперы ремонтируют наши доты и дзоты, кладут новые минные поля! Жалко только, что у нас закончились противотанковые мины! Ну, в общем, у нас пока все в порядке, товарищ комбриг, готовимся к следующим немецким атакам. Но меня беспокоит только что состоявшийся разговор с майором Борисовым?! Он мне сообщил, что собирается прорываться к нам своим отрядом, который только что подошел к поселкам Деречин и Дорогляны, минут через тридцать он будет готов начать прорываться через позиции немцев! Майор попросил, подготовить ему танковые проходы, так как по дороге в Деречин он встретил несколько танков Т-34, экипажи которых хотели бы к нам присоединиться!

— Хорошо, Геннадий Сергеевич! Если судить по топографической карте, то местность, по которой борисовцы будут к тебе прорываться, одновременно является и наиболее удобным местом для прохода танков к нашим позициям. Ты знаешь, Сережа, но то, что Борисов собирается к нам прорываться вместе с какими-то танками, эта идея мне почему-то не нравиться! Сейчас у нас нет ни времени, ни сил на то, чтобы заниматься разгадкой замыслов этого майора. Поэтому я бы тебе, Геннадий Сергеевич, посоветовал бы, свяжись-ка ты снова с Борисовым, и ему предложи, что бойцы его отряда и танки прошли бы по дороге, которая лежит у подошвы нашего кургана!

Фролов продолжал сидеть на бруствере траншеи, всеми силами стараясь не уснуть. На него вдруг вышел лейтенант Голубев:

— Понимаешь, товарищ комбриг, хочу с тобой поделиться одной информацией, Красноармейцы из взвода инструментальной разведки моей батареи искали в лесу родник или ручей вблизи нашего нового места базирования. Эти ребята — умные бойцы, они, по крайней мере, никогда не слыли лопухами. Так вот они случайно уже в лесу наткнулись на большую группу красноармейцев, которые отдыхали, перекусывали, а их командир вел странные и непонятные переговоры. С двумя средними командирами он отошел подальше от своих красноармейцев и вышел на связь с командиром еще какого-то отряда. К сожалению, мои разведчики так и не узнали имени его собеседника, но он его называл «старшим лейтенантом»!

С этого момент Фролов насторожился, он стал более внимательно вслушиваться в каждое слово лейтенанта Голубева.

— Ну, а в чем, по-твоему, заключалась эта непонятная странность в поведении красноармейцев и их командиров? — Фролов поинтересовался у лейтенанта Голубева.

— Понимаешь, комбриг, у моих парней создалось впечатление, что эта тройка командиров что-то затевает втайне от своих же красноармейцев! Разумеется, я сам не могу этого утверждать, но, по словам моих парней, эти командиры свои переговоры вели так, чтобы красноармейцы случайно бы их не подслушали. Причем, как говорили мои разведчики, сразу же после первого разговора, эти командиры переговаривались еще с одним человеком. Причем, этот разговор мои парни гораздо лучше слышали, но они так и не разобрались, о чем же в нем шла речь?!

— Не мог бы ты просто повторить, а что именно тебе рассказали твои же ребята?

— Ну, как бы тебе это рассказать, — несколько задумчиво произнес лейтенант Голубев, — думаю, что об этом можно было сказать так. Эти командирам очень хотелось бы, чтобы красноармейцы в определенное место и в определенное время приехали бы на танках. Но вот с этими танками происходило что-то непонятное. Они должны были бы появиться в определенное место, в точно определенное время. Но по какой-то причине сделать этого было попросту невозможно. Словом в этом деле можно было бы легко запутаться!

Фролов задумался, затем, словно кошка, потряс головой, отгоняя от себя сон, глупые мысли и только затем он произнес:

— Ты, знаешь, лейтенант, ты и сам так же, как и твои ребята, очень наблюдателен. За очень короткое время пребывания с нами ты научился обращать внимание на такие вещи, которых мы попросту не замечаем. Так что сейчас я могу сказать тебе «спасибо» и за информацию, и за поведение твоих бойцов. Я, кажется, догадываюсь, о чем именно говорили и с кем переговаривались те командиры. Спасибо тебе, лейтенант Голубев, если потребуется, то я снова свяжусь с тобой. — Иван тут же отключился от мысленного канала связи с лейтенантом Голубевым.

Дима, — он обратился к младшему Лукашевичу, — ты, когда последний раз разговаривал с отцом?

— Часа три назад, а что, он тебе нужен? Так я сейчас тебя с ним могу соединить!

— Да, не надо меня с кем-либо соединять! Если мне какой человек нужен, то я ним сам могу соединиться! Дима, ты мне лучше расскажи о том, твой отец на кого либо, тебе в последнее время не жаловался?

— Да, как будто бы нет, не жаловался! Правда, он мне рассказал об одной интересной вещи. Их командир, майор Борисов где-то разыскал несколько советских танков и теперь моего отца вместе с другими красноармейцами хочет посадить на эти танки, чтобы передать их в распоряжение командира саперной роты отряда старшего лейтенанта Торопынько!

Этого разговора с Димой Лукашевичем оказалось для Ивана Фролова достаточным, чтобы прийти к определенному умозаключению. Он тут же связался со старшим лейтенантом Торопынько и его строго-настрого предупредил о том, что он ни в какие сговоры с майором Борисовым больше не входил.

— Предложи ему, Геннадий Сергеевич, своих красноармейцев передать в твое распоряжение или в распоряжение капитана Головина. А самому явиться в мое распоряжение. А я уж сам разберусь, как нам дальше следует поступать с майором Борисовым! Так что, Иваныч, крепко держись нашего уговора, а то наш майор, похоже, связался с последышем обер лейтенанта Картинга! Словом, он все-таки выбрал себе неправильную дорогу!

Последний немецкий Лапотник еще некоторое время покружился над местностью в треугольнике: поселки Мосты — Пески и Зельва, а также Деречин, а затем, покачав крыльями, он отправился на свою авиабазу.

На Деречин пошла вторая волна танков 29-й моторизованной пехотной дивизии Вермахта. Только на этой раз танки сопровождала немецкая пехота, только что подошедшего к Деречину 43-го армейского корпуса Вермахта. Немецкие танки первыми открыли орудийный огонь по окопам и траншеям сводного отряда старшего лейтенанта Торопынько, который в одиночестве командовал обороняющимися красноармейцами. Капитана Головина, комбриг Фролов, как полномочного представителя войск, обороняющихся в треугольнике Мосты, Деречин и Зельва, направили в штаб 13-й армии с информацией о реальном положении дел в этом районе. Как сообщила Москва, генерал-лейтенант Петр Михайлович Филатов, командующий 13-й армией слишком увлекся обороной сектора Сураж — Бельск, и в этой связи не собирается отступать с этого рубежа. Но любая задержка 13-армией на этом рубеже грозило ей немедленным окружением. Когда Нина вышла с этой информацией из Москвы на Ивана Фролова, то он тут же приказал капитану Головину, срочно отправляться в 13-ю армию, чтобы проинформировать командарма 13 о реальном положении дел по этому району.

С вершины кургана Фролов хорошо видел немецкие танки, концентрирующиеся перед Деречиным и Дорогляными. Ему было также хорошо заметно, насколько изменилось поведение немецких танкистов. Если днем они беспардонно метались по всем имеющимся дорогам, то сейчас следовали только по дорогам, обследованным немецкими саперами. Немецкие танкисты были страшно напуганы саперами капитана Головина. Незадолго до этого времени капитан Головин приказал своим же саперам, устанавливавшим противотанковые мины, установить, как можно больше, противопехотных мин на самых опасных направлениях. На полях, на которые мин у саперов попросту не хватило, они ставили простые указатели с информацией-предупреждением о минном поле. И таких обманных указателей было установлено великое множество. И эта простая, казалось, шутка саперов сыграла злую шутку с немцами. Они теперь двигались только по рокадам, по которым танки шли один за другим, гуськом, словно гусиный или утиный выводок. Вечером немецкие танки, даже в атаку на противника, выходили только по дорогам, проверенным немецкими саперам.

Словом, немецкие танки перед атакой стали накапливаться в трех определенных точках перед Деречиным, Дороглянами и выходить в атаку они также должны были лишь по дорогам, обследованным немецкими саперами. Артбатарея лейтенанта Голубева на этот раз молчала, она должна была нанести удар по танкам только в в тот переломный момент, когда немецкие танки могли бы выйти непосредственно к траншеям красноармейцев.

Первой заговорила батарея капитана Горелова. Снаряды ее первого залпа точно легли перед сорока танками 29-й моторизованной пехотной дивизии, в результате прямого попадания артиллеристского снаряда загорелся один немецкий танк Т 3. Второй и третий залпы советской артбатареи подожгли еще два танка, но уже Т 4. Оставив за собой три горящих танка, лавина немецких танков двинулась на позиции сводного отряда. Тут случилось то, чего опасался Иван Фролов, эта танки 29-й моторизованной пехотной дивизии были поддержаны пехотой 43-го армейского корпуса.

Немецкие стрелки и гренадеры были доставлены на поле боя бронетранспортерами и грузовиками. Фролов с кургана хорошо видел, ка немецкие пехотинцы покидали кузова грузовиков и немецкие бронетранспортеры. Немецкие стрелки и гренадеры быстро сократили расстояние до своих танков, они, прикрываясь броней танков, устремились позиции советской пехоты.

Красноармейцы старшего лейтенанта Торопынько открыли огонь из винтовок и пулеметов по приближающейся немецкой пехоте. Танки непонятно почему, слегка притормозили. Возможно, они хотели своими бронированными корпусами прикрыть от пулеметного огня противника своих стрелков и гренадеров. Это, казалось, совсем небольшая остановка немецким танкам дорого стоила. Из-за меткого артиллеристского огня загорелись сразу три немецких танка. Но на флангах немецкие танки почти вплотную приблизились к окопам и траншеям советской пехоты. Наша артиллерия была вынуждена прекратить огонь по немецким танкам, свой огонь перенести на немецкую пехоту.

В этот момент с вражеской пехотой произошло что-то непонятное, хваленая немецкая пехота остановилась, она вдруг попятилась назад, а затем ее цепи повернули назад, а стрелки и гренадеры побежали вспять. Немецкие танки как бы остались в одиночестве перед самыми окопами с красноармейцами. Со своего кургана Фролов также хорошо видел, как некоторые красноармейцы схватили связки гранат и обрушили их на замершие перед их окопами немецкие танки. В небо тут же поднялись четыре черных султана дыма. После этого немецкие танки медленно стали отползать назад, а перед окопами советской пехоты продолжали гореть четыре танка Т 4.

Иван Фролов по телефону связался с командиром полковой батареи, капитаном Гореловым, и поинтересовался:

— Товарищ капитан, почему ваша батарея прекратила вести огонь по отступающим немецким танкам?

— Прошу меня извинить, товарищ комбриг, но неизвестные гражданские люди с оружием в руках только напали на батарею. Они взрывчаткой уничтожили одно мое 76 мм орудие. Через четыре минуты батарея снова откроет огонь по немецким танкам. Но вы должны помнить наш уговор о том, что теперь мы сами принимаем решение о том, продолжать или не продолжать нам бой.

Через четыре минуты полковая батарея возобновила огонь по вражеским танкам. Но к этому времени они уже все вернулись на исходные позиции, поэтому батарея, по приказу Фролова, вскоре прекратила огонь.

Не кладя телефонную трубку на рычаги, Иван Фролов продолжил разговор с капитаном артиллеристом:

— Товарищ Горелов, я помню наш уговор! И в этой связи предлагаю, вашей батарее срочно сменить огневую позицию. Может быть, вам лучше будет отвести батарею под Дорогляны. Там вы можете переправиться на другой берег Щары, а затем с армейскими подразделениями уйти за линию фронта! А пока я вам предлагаю, приготовиться по стрельбе по противнику с закрытых позиций. Для организации такой стрельбы, пришлите ко мне вашего корректировщика огня.

А затем он связался с лейтенантом Голубевым и поинтересовался:

— Лейтенант, вы успели передислоцировать свою батарею?

— Так точно, товарищ комбриг! Мы уже на новом месте, установку и пристрелку орудий только что закончили. И хочу вас обрадовать, товарищ комбриг. Во время перемещения на новую позицию мы совершенно неожиданно встретились еще с одной бесхозной батареей из 10-й армии. Командир батареи и его артиллеристы уже собирались подрывать свои 152 мм гаубицы, так как в их тракторах тягачах полностью закончилась солярка. И перед артиллеристами встала дилемма, или бросать свои орудия, или же их подорвать?! Без солярки в тракторах батарея больше никуда теперь не могла двинуться. Ну, а я своим батарейцам приказал топливные баки этих тракторов залить нашей соляркой. Те же ребята сразу же согласились весь этот вечер поработать по нашим целяуказаниям, товарищ комбриг! В общем, батарея встала на позиции и через полчаса может работать по вашим заявкам!

— Спасибо, Валера, ты все правильно сделал!

3

Иван Фролов посмотрел на наручный хронометр, они показывали одиннадцать часов вечера! Оставался еще один час, после чего можно было бы сворачивать оборону Деречина и Дорогляны. Парень стоял и думал о том, что сегодня завершался всего лишь десятый день Великой Отечественной войны. Ему же казалось, что с ее начала прошло уже много времени, год или два непрекращающихся боев, столкновений и сражений с немецким Вермахтом. А ведь в действительности, оказывается, что всего десять дней он рыщет по лесам Белоруссии и беспощадно убивает солдат, одетых в военную форму мышиного цвета, говорящих не на нашем языке. Иван Фролов впервые в своей жизни осознал, что значит бороться за независимость своей родной страны, своей Родины!

Красный браслет на правой руке работал все хуже и хуже, чем ближе время боев за переправу приближалось к часу «Х». Он уже не выдавал информации о том, что происходит в Мостах, закончилась ли там переправа? Поэтому перед этим Иван попытался мысленно вызвать майора Игнатьева, командира 251-го полка, чтобы еще раз удостовериться в том, что части и подразделения 3-й, 4-й и 10-й армий уже переправились через Неман. Среди красноармейцев, части которых сейчас переправлялись по мостам через Щару бродили упорные слухи о том, что 10-я армия была полностью разбита немцами под Белостоком, до переправы через Неман ее части так и не дошли.

Майор Игнатьев ответил только на четвертый вызов, но его голос часто прерывался и пропадал во время сеанса мысленной связи. Александр Иванович подтвердил, что 10-я армия подверглась наиболее сильным ударам подразделений Вермахта. Он подтвердил, что некоторые части этой армии все еще продолжают вести бои под Белостоком, что немногие из этих частей вышли к мостам поселка Мосты, переправились через Неман. Но самое главное майор Игнатьев также подтвердил, что в настоящий момент последние части 3-й и 4-й армий переходят на левый берег Немана, что вскоре эти мосты можно уничтожит.

— Иван, хочу сказать только одно, что на Немане сейчас все завершается! Примерно, через тридцать минут мы взорвем оба моста. 251-й полк уже сейчас ведет оборонительный бой, отбивая атаки немецкой пехоты, так как танки Третьей танковой группы генерал полковника Гота уже давным-давно ушли к Минску! В принципе, могу сказать, что только это обстоятельство, позволяет нам отбивать атаки немецких пехотинцев. У нас нет артиллерии, снарядов, чтобы драться с немецкими танками! Повторяю, когда мы уйдем, то бои на Немане к утру прекратятся. Что касается своего полка, то я планирую на сохранившемся автотранспорте, прорваться к Могилеву, и там попытаться перейти линию фронта. Так что, Иван, ты меня уж не жди, видишь, уходить мы будем другими дорогами! Хочу тебе сказать, Иван, что я был рад встрече с тобой, потому что ты настоящий товарищ и хороший друг! Так что до свидания, дружище, и до новых встреч!

Анна подошла к мужу, когда тот вышел из транса и сердито покачал головой, отгоняя мистические наваждения! Она ласково потрепала его рукой за плечо, привлекая к себе его внимание. Увидев, что глаза Ивана открыты и в них появился блеск разума, она тихим голосом поинтересовалась у него:

— Уже многие наши ушли, или с частями Красной Армии, или сами по себе. Лева Домбровский вместе с Семеном Ивановичем увел ястребков и красноармейцев, пожелавших стать партизанами, в новый партизанский лагерь. Остался только старший лейтенант Торопынько со своими красноармейцами, я с тобой и с нами Дима! Что же мы будем делать на этой высоте?

Фролов потянулся всем телом, загоняя кровь в жилах. Затем он извинился перед Анной за свою бестактность, и ласково ответил своей жене:

— К сожалению, война, Аннушка, для нас только начинается! Сегодня завершается ее только первый этап. Подошли к концу пограничные сражения. Красная Армия отступила, но мы, как советские люди, остаемся! Сама судьба определила нам те роли, которые мне с тобой, и с Димой предстоит еще выполнить! Сегодня мы примем еще один бой, только после которого можем уйти в леса Белоруссии! Но в этом бою мы вместе с артиллеристами прикроем отход красноармейцев старшего лейтенанта Торопынько, а затем самих артиллеристов! Так что, Аннушка, потерпи, у нас осталось не так уж много дел на этой высоте! Мы на ней немного посидим, а затем уйдем вместе со своими товарищами.

Из блиндажа выскочил раскрасневшийся Дима Лукашевич, увидев Анну и Ивана, он прокричал:

— Товарищ командир, только что прервалась телефонная связь с артиллеристскими батареями. Может быть, мне сбегать и ее исправить?

— Дима, не надо этого делать! На тропу войны вышла очередная группа полка Бранденбург 800. Всего лишь взвод, но бойцы этого взвода очень опасны! Это настоящие убийцы! Да и эта группа не чета полуроте диверсантов обер лейтенанта Картинга! Сейчас ты мысленно свяжись с лейтенантом Голубевым и его попроси, чтобы он своего коллегу, командира батарее 152 мм гаубиц, сделал бы телепатом. Тогда мы будем в полной боевой готовности вступить в наш последний бой на этом кургане. Для начала мы проучим полицаев Соловьева, а затем займемся немецкой пехотой! Дима, поспеши, немецкие уже танки выдвинулись на позиции отряда. Торопынько.

В этот момент в траншею спрыгнули еще три человека, два красноармейца с армейскими телефонными аппаратами на боку, и с большими мотками телефонного провода на катушках, и один лейтенант. Этот лейтенант ловко приставил правую руку к козырьку своей артиллеристской фуражки и громким командным голосом представился Ивану Фролову:

— Лейтенант Сергей Овсянкин, корректировщик, в сопровождении делегатов связи прибыл в ваше распоряжение, товарищ комбриг!

— Хорошо, Сережа! — Сказал Иван. — Посмотри, видишь, вон там немецкие танки концентрируются перед началом атаки. А вон на тех высотах сейчас разворачивается полицейский полк, он собирается прочесать вот этот лесочек! Наша задача, нанести, как можно больший урон немцам в танках и в живой силе, и заодно уничтожить полицаев. Затем мы должны прикрыть отход в белорусские леса красноармейцев заградотряда. Отходя, эти красноармейцы прикроют отход ваших батарей, их переправу по мостам через Щару! Сережа, ты должен со своей артиллерией работать по своему усмотрению. Чтобы облегчить твою работу, я предлагаю тебе стать телепатом.

Первыми открыли огонь четыре 152 мм гаубицы, когда четыре высоких султана, образовавшиеся от разрыва снарядов, взмыли в воздух, Фролов невольно передохнул, он не ожидал увидеть таких мощных разрывов снарядов. Через двадцать секунд последовали новые разрывы этих мощных 152 мм снарядов. Немецкие танкисты из-за этого сильно разволновались, их танки начали в беспорядке расползаться в разные стороны. Но артбатарея все стреляла и стреляла, обработав одну площадку, где перед атакой концентрировались танки, она огонь своих орудий перенесла на вторую такую же площадку, а на первой площадке к тому времени горели восемь Т 3 и Т 4.

Сергей Овсянкин оказался жутко смелым парнем, он стоял на бруствере траншеи и корректировал огонь 152 мм гаубиц, когда же эта батарея пристрелялась по своим целям, то Сергей приступил к работе с батареей лейтенанта Голубева, огнем двух 122 мм гаубиц он накрыл колонну грузовиков, которая повезла полк полицейских к лесу. Причем он стрелял так уверенно и так метко, что уже через полчаса обстрела половина грузовиков с полицейскими была сожжена. Дима стоял за своим ДШК и огнем этого крупнокалиберного пулемета полицаев крепко прижал к полотну дороги. Попросту говоря, он не позволял им поднять головы, или убежать с дороги, каждый раз накрывая их плотным огнем своего пулемета.

Иван Фролов, чтобы поддержать свою марку снайпера, время от времени из снайперской винтовки стрелял то по немецким пехотинцам у Деречина, то по полицейским на дороге. На какой момент корректировщик Сергей Овсянкин прекратил стрелять по полицейским, огонь 122 мм гаубиц он перенаправил на танки, которые обошли Деречин, и сейчас пошли к мостам через Щару. Подбив пяток этих танков, он заставил командира их группы свернуть в сторону, чтобы уйти из-под артиллеристского огня. Но в этот момент случилось нечто невероятное, Иван собственными глазами в бинокль наблюдал такую картину, как красноармейцы с одного из мостов вручную скатили несколько маленьких пушчонок, из которых в упор тут же расстреляли остальные немецкие танки. В бинокль Иван увидел незабываемую картину, как по мосту двигались отходящие части и подразделения РККА, а неподалеку от этого моста ярким пламенем пылали шесть немецких Т 4.

Сергей Овсянкин все же допустил небольшую ошибку, он слишком большое внимание уделил немецким танкистам. После того, когда он дерзко и вдохновенно из 122 мм гаубиц расстрелял автоколонну этого полка, то уже после этого он практически не обращал на них внимания. Это позволило оставшимся в живых полицаям снова собраться, и уже пешей колонной добрать до леса, а перед лесом развернуться в две цепи.

Услышав винтовочные выстрелы, Флоров с биноклем у глаз развернулся в ту сторону и как-то растерянно поинтересовался:

— Сергей, как же у нас получилось? Полицаи прорвались к лесу. Теперь они смогут уничтожить полковую батарею, если капитан Горелов еще не увел ее за речку?

— Да, не волнуйтесь вы, товарищ комбриг! У нас все под контролем! — Ответил Сергей.

Только цепи полицейских начали продвигаться к лесу, как эта цепь была накрыта 122 мм снарядами. Чем ближе цепи полицаев приближались к лесу, тем чаще гремели разрывы снарядов. Полицейские остановились перед самым лесом, а затем начали разбегаться. Но, примерно, около роты полицаев устремилось прямо в лес! Но на землю упали маскировочные сети, пять 76 мм пушек одновременно прямой наводкой дали залп по этой роте.

— Иван, ты не будешь возражать, если я начну повзводно отводить своих красноармейцев? — Послышался голос старшего лейтенанта Торопынько.

— Да, я думаю, что нам настала пора начать это делать! Первые два взвода, как я полагаю, тебе следует вывести в спину к тем полицейским, которые сосредоточились у леса. Нужно с ними окончательно покончить! Заодно позволишь капитану Горелову своих пушкарей вывести из той ловушки, куда попал по своей доброй воле! А остальными красноармейцами ты, Семеныч, должен прикрыть отход других батарейцев! Давай, Сергеич, не подкачай в последнюю минуту и до нашей новой встречи!

— До встречи, командир!

В этот момент корректировщик Сергей Овсянкин доложил Ивану Фролову:

— У батареи 152 мм гаубиц закончились снаряды. Поэтому она сворачивается, и в составе 13-й армии уходит на Восток, к Минску. На нашей батарее остался всего лишь боекомплект снарядов, он может нам пригодиться во время отступления по Белоруссии! Лейтенант Голубев шлет тебе свой привет и наилучшие пожелания! Да и я хочу вам сказать, Иван Тихонович, что мне было приятно вместе с вами бить этих немцев!

С этими словами лейтенант Овечкин выпрыгнул на бруствер траншеи и вместе со своим двумя красноармейцами канул в ночную темноту. Может быть, минуты через три, а может быть и дольше, в голове Ивана Фролова появился его голос. Он мысленно и с какими-то длинными паузами проговорил:

— Иван Тихонович, какие-то люди в красноармейской форме только что убили моих красноармейцев!.. Их зарезали прямо на моих глазах!.. Они неожиданно выскочили из поворота траншеи и сразу же взяли нас в ножи!.. Я не успел убежать, один из них в командирской форме догнал меня, и свой нож он мне всадил прямо в шею!.. Я умираю, но хочу сказать вам, чтобы вы не ходили по траншеям!..

Конец