1

Перед встречей с маркизой де Ментенон, чтобы получить о некоронованной жене французского короля некоторые сведения, на неделю я смотался в Ла-Рошель на западе Франции, чтобы встретиться с мадам де Нейян, матерью супруги герцога де Навайля, который позднее получил от короля маршальский жезл за свои заслуги на полях сражений. Но к моему приезду мадам Нейян отдала господу богу свою грешную душу, поэтому мне пришлось поговорить с ее дочерью, мадам Беатрис, на весьма щепетильную тему. Мадам Беатрис имела отличную память, хорошо помнила истории, которые ей рассказывала ее мать, которые происходили между ее матерью, мадам Нейян, и некой мадемуазель Франсуазой де Обинье. Последняя и стала мадам де Ментенон, вторым после короля человеком во Франции!

Но мадам Беатрис категорически не пожелала разговаривать со мной об мадемуазель Франсуазе де Обинье, боясь возможных тяжких последствий такого слишком уж откровенного разговора. Но хороший и тяжелый подарок на сто золотых пистолей все-таки позволил ей упомянуть об одной слабости маркизы де Ментенон, в прошлом мадемуазель де Обинье, которую она не знала и с которой никогда не встречалась. Оказывается, любовница и некоронованная жена короля, маркиза Франсуаза де Ментенон, из-за своей замкнутой жизни легко попадалась на удочку тех людей, которые встречаясь с ней, якобы, исповедовались в своих тяжких прегрешениях перед людьми и всевышнем. Эти люди уверяли маркизу де Ментенон в том, что им нужна ее помощь и поддержка для того, что исправиться и вернуться на истинный путь христианина. Маркиза Франсуаза де Ментенон, забывая обо всем на свете, бросалась спасать таких людей, всячески используя свое положение официальной любовницы и неофициальный жены Луи XIV. В конце концов, маркиза сама не замечала того, как эти люди начинали ею вертеть, использовать, решая свои собственные проблемы.

Поблагодарив мадам Беатрис за предоставленную информацию, я поспешил на городскую почтовую станцию, чтобы купить себе место в почтовой карете, отправляющейся в Париж. Меня очень удивила, неволей я обратил внимание на реакцию начальника почтовой станции, королевского чиновника низшего уровня, когда я попросил его о месте в почтовой карете. Его глаза блудливо забегали по сторонам, щеки покрылись легким румянцем, а руки слегка задрожали. Тогда я немедленно воспользовался своим мысленным зондом и тут же прогулялся по закоулкам его сознания и памяти. Через мгновение я уже знал, что на этой почтовой станции только что побывали жандармы ла-рошельского гарнизона. Они у этого королевского чиновника интересовались тем, не приобретал ли некий русский, по имени граф Орлофф, места в почтовой карете на Париж. Очень походило на то, что маркиз Франсуа-Мишель де Лувуа снова вспомнил о моем существовании и желает со мной ближе познакомиться.

Заплатив положенную пошлину за место в почтовой карете, я отправился в местную гостиницу, чтобы забрать оставленный там баул со своими вещами. Гостиница в Ла-Рошели была даже далеко не «Солнечным отелем» мосье Готье в Париже. Но должен признать, что она и не была какой-то там дорожной лачугой с клопами. Эта провинциальная гостиница была вполне приемлемым местом для одноразовой ночевки. Просто провинция есть провинция, не имеет значения, в какой именно стране данная провинция находится.

Когда я по узкой лесенке поднялся на третий этаж и открыл дверь своего номера, то перед собой увидел три рожи, три физиономии, заплывшие жиром, мало похожие на нормальные человеческие лица. Я приветливо кивнул им головой и, заставив жандармов замереть ненадолго в тех позах, в которых эти свинячьи отродье находились, прошел в свой номер. При этом слегка удивился тому, как эти три француза такого неимоверно высокого роста, они были много крупнее и выше меня, смогли уместиться в столь крошечном гостиничном номере. Собирая вещи в дорожный баул, я аккуратно протискивался между этими импозантными и живыми скульптурами. На этих жандармских рожах так и сохранилось желание, при входе в мой гостиничный номер меня встретить ударом своего мощного кулака. Эти красавцы-уроды так и застыли в позах с занесенными для удара руками, с выражениями вожделения чужой крови на своих лицах.

Я всегда исходил из предположения, что ни одному человеку не понравится, чтобы его кто-то бил, да бил бы по лицу! Такое можно отнести только к личному оскорблению, да и только! Вот и этих жандармов местного гарнизона я решил немного проучить, научить благородному обхождению к незнакомым личностям, дворянам! Я их так загипнотизировал, что они в этом состоянии будут находиться до тех пор, пока я не покину этот гостиничный номер. Уже покидая номер, к этому гипнозу в жандармские разумы я заложил еще фундаментальное положение уважения к другим индивидам, людям! Теперь они до конца своей жизни низкими поклонами и улыбками будут встречать любого незнакомого им человека.

А затем взял свой баул, покинул гостиницу, чтобы пешком пройтись до почтовой станции. Проходя по ля-рошельским улицам, я полной грудью вдыхал чистый морской воздух. Вы не представляете, насколько приятно было вдыхать морской воздух, который невероятно свежим и так насыщен кислородом, что у меня временами от этого кружилась голова. После своего пребывания в парижской зловонной атмосфере, дышать ля-рошельским морским воздухом было настоящим наслаждением, благом, подаренным всевышним!

Пока я брел по ля-рошельским улицам, то размышлял о том, что в Париж я мог бы вернуться тем же способом, какой использовал для путешествия в Ла-Рошель, простой телепортацией. Щелкнул парой пальцев, и ты появляешься именно в том месте, где тебе было нужно появиться. Все было очень просто, для этого мне не надо было производить каких-либо математических, геометрических или тригонометрических вычислений, не нужно было ориентироваться по звездам или по компасу, нужно было только щелкнуть пальцами в определенном ритме. Правда, для того, чтобы не ошибиться и случайно не оказаться в другом месте, было бы желательно предварительно побывать в том месте, куда собираешься отправиться телепортацией. Или же для этих же целей было бы желательно, чтобы ты предварительно просмотрел бы иллюстрации в какой-либо книге, написанной о том города, который тебе нужен, который ты собираешься посетить. Тогда твоя моторная память позволит тебе во время процесса телепортации найти правильную дорогу.

Но, видимо, из-за того, что перед отправлением в Ла-Рошель я просматривал книгу с иллюстрациями о портовом городе Гавре, то вместо Ла-Рошели я почему-то оказался на улицах Гавра. Оба эти города были расположены на Атлантическом побережье Франции, поэтому черт меня попутал, во время процесса телепортации произошел сбой, забросивший меня в Гавр.

Такой опытный чародей и чернокнижник, как я, так меня, по крайней мере, называли на родине, дал маху!

Эти два дня своего случайного пребывания в Гавре я использовал для того, чтобы ознакомиться с торговой империей маркиза Антуана де Монморанси. В порту Гавра я посетил блокгаузы и терминалы, в которых хранилась товары, принадлежащие торговой компании «Бушардон и сыновья», которая в свою очередь полностью принадлежала маркизу Антуану де Монморанси. Такое, правда, в определенной мере шапочное знакомство, произвело на меня большое впечатление. Должен вам откровенно признаться в том, что я еще более уверился в том, что у моего пока еще не рожденного сына будет достойный французский отец, способный ему обеспечить достойное будущее.

Посещение Гавра и знакомство с торговой империей маркиза де Монморанси помогло мне вспомнить о том, что моя семья в Архангельске занималась торговлей с иностранными купцами русской пенькой, смолой и ворванью. Среди наших торговых агентов встречались немцы, датчане и англичане. Поэтому, естественным образом, после посещения Гавра вставал ребром вопрос о том, почему бы мне не попытаться установить торговые отношения и с Францией. Европа теперь свободно по окраинным морям пропускала русские торговые ладьи в любом направлении, куда им захочется. Ведь, французский порт Гавр лежит только немногим далее немецкого порта Гамбург, куда частенько заходили торговые ладьи нашего семейства! В Гавре у меня хватило времени даже на то, чтобы свои мысли изложить в письме маркизу Антуану де Монморанси с упоминанием цен, возможных первоначальных затрат на становление морской торговли Московии с Францией.

При одной из встреч государь Петр Алексеевич мне говорил о том, что, если торговля с Францией будет установлена, то он меня в ответ сиятельным князем сделает. Помимо этого наше семейство будет получать, десять процентов с ежегодного оборота с такой торговли.

Перед самой почтовой станцией Ла-Рошели я зашел в один узкий переулок и пару раз обеими руками коснулся головы, чтобы тут же самому превратиться в девушку. Причем Иветта, такое я взял себе имя, получилась весьма симпатичной дурнушкой с большими синими, пустыми и глупыми глазами, с осиной талией и высокой грудью. Чтобы удостовериться в реальности происходящего, я все женские детали своей фигуры прощупал руками. Нос и ресницы на лице потрогал пальцами, оттянул лиф платья и пару секунд рассматривал свою женскую грудь. Признаться, мои сиськи получились ничего, такими небольшими, но с крупными сосками! Правда, когда я намерился их хорошо прощупать, то вдруг оказалось, что они попросту не нащупывались!

Я и так и эдак их пытался их прощупать, но у меня ничего не получилось. Я и не думал, что женщины настолько хитры, что свои прелести, даже посредствам магии не передают мужчинам. Хотите попользоваться, пожалуйста, нет проблем, но сначала возьмите замуж и вместе с будущими любовниками можете вовсю этими женскими прелестями пользоваться! Я стоял, как дурак, и, оттянув лиф платье, внимательно рассматривал то, чего у меня не было. Магическая иллюзия была вполне правдоподобной, но я хорошо видел, как моя рука проходила через эту иллюзию и ласкала мужскую грудь. Черт подери, это было настоящее наваждение, чтобы от него окончательно избавиться, я опустил руку и погладил себя в одном месте. Мое достоинство оказалось на своем месте!

В Ла-Рошели, приобретая билет на место в почтовой карете на Париж, я придумал на время стать невинной девушкой, чтобы в таком нежном виде добираться до Руана, который находился на дороге в Париж. Тогда эти дурные жандармы свои головы немало поломают, меня, как мужчину, разыскивая. Что касается Руана, то в этом городе я хотел ознакомиться с тем, как маркиз Антуан де Монморанси покупает и перепродает свою недвижимость.

Первое нападение на нашу почтовую карету произошло далеко за полночь, когда пассажиры почтовой кареты, не смотря на постоянную дорожную тряску, сладко почивали, нежно, как дети, прижимаясь, друг к другу. Четыре конных жандарма остановили нашу почтовую карету, заставив всех ее пассажиров выйти из кареты. И, подсвечивая себе факелами, они внимательно осмотривали ее пассажиров, уделяя максимум внимания изучению наших лиц, чуть ли не пальцами проводя по каждой отдельной морщинке или складке. В тот момент я спокойно размышлял о том, почему эти простофили в жандармских мундирах нас так долго держат на дороге, почему они не воспользуются дактилоскопией?! Ведь сейчас во Франции эта наука начала широко распространяться! Тогда бы этим жандармам ничего не стоило бы меня найти, они так и нашли того, кого искали. Да и как они могли бы признать меня, если в тот момент я была симпатичной девицей с кудряшками локонами, выбивавшимися из-под модной женской шляпки.

Громко чертыхаясь, часто поминая нечистую силу, жандармы были вынуждены нас, пассажиров почтовой кареты, отпустить восвояси.

Подобные остановки, жандармские проверки стали происходить едва ли не каждые два часа, что вызвало естественное неудовольствие всех, в том числе и мое, пассажиров почтовой кареты. Мы и так сильно уставали от постоянной тряски этой кареты, катящейся по не очень-то ровной дороге! А тут еще останавливают, да еще факелами едва ли прямо в лица тычат!

Да и я со своей девичьей стороны этих пассажиров почтовой кареты постоянно подначивал, на восстание звал. Все время говорил о нарушении наших гражданских прав, нарушении свободы передвижения по неровным французским дорогам. От этих моих разговоров и взглядов у одного юноши, который сидел от меня через одного пассажира, голова совсем поехала. Когда жандармы нас в очередной раз остановили, то он встал передо мной, за эфес своей шпажонки начал хвататься, видимо, защищать меня, бедную девушку с громадными глазами, этот паренек собрался.

А мой защитник, этот храбрый юноша, вдруг поменялся местами с женщиной, которая сидела рядом со мной, и тут же принялся яростно щипать меня за мою тощую задницу. Хлестать этого болвана по щекам мне было неудобно, в карете было очень тесно, я не имел пространства для того, чтобы рукой размахнуться. Пришлось его заставить разлюбить себя и влюбиться в ту несчастную женщину, которая ранее сидела по обок от меня. Вскоре внутреннее пространство кареты заполнилось громкими мужскими охами и ахами и женским поощрительным хихиканьем. Очень походило на то, что этой деревенской бабе понравилось ухаживание и дорожные ласки этого чрезвычайно назойливого юноши.

2

Я возвращался во французский Париж, а чувства были такими, как будто бы я возвращался в свой родной дом. Ехал в сопровождении большой группы королевских мушкетеров, поэтому никаких жандармов военного министра не опасался и особо не оглядывался по сторонам. Да, они вблизи нашего маленького мушкетерского отряда и не появлялись! Мушкетеры всегда и во всем были надеждой французского короля и государства! Вот и мне решили немного помочь!

Еще пребывая в Руане, в одной из городских таверн я совершенно случайно натолкнулся на группу королевских мушкетеров, которые сидели за двумя столами и с печальными лицами перекусывали всем тем, что им бог послал. Ложками, подобно простолюдинам и бродягам, они по очереди хлебали странного цвета суп, заедая его позавчерашним омлетом. В ту таверну я зашел для того, чтобы и самому пообедать, но в отличие от этих королевских мушкетеров, у меня в кошелке позванивало достаточно су и денье, чтобы оплатить приличный обед.

К слову сказать, король Луи XIV не питал к своим мушкетерам такого особого почтения, что его отец Луи XIII. Он сегодня к ним относился, как монарх ко всем своим поданным, ничем их не выделяя и не наделяя. Правда, они все еще оставались избранными королевскими воинами, пройдя через мушкетерство, перед представителями разорившегося французского дворянства открывались двери на высшие посты в армии и при королевском дворе. Но государственная казна на их содержание очень неохотно отпускала деньги. В самом Париже королевских мушкетеров содержали и кормили более или менее пристойно, но на выезде, скажем, в Руан, их проживание и прокорм оплачивали одними только расписками королевской казны.

На деле это означало, что владельцы придорожных таверн очень неохотно пускали их на ночевку, а кормили только тем, что оставалось после других гостей и постояльцев. Ну, скажите, какому владельцу таверны может понравиться, когда им приходится за бесплатно содержать, поить и кормить королевских мушкетеров?! Ведь, деньги по королевской расписке им приходится долго ожидать, когда же они, наконец-то, придут из Парижа. Такое ожидание длилось порой месяцами, королевская казна никогда не торопилась с выплатами любых денег даже по распискам самого французского короля.

Разумеется, при виде такого безобразия, я бы даже сказал, недостойного отношения к храбрым королевским мушкетерам, мне пришлось достать свой кошелек, чтобы оплатить их обед. Но тут по ходу дела вдруг выяснилась и другая сторона этой медали. Оказывается, владелец этой таверны своих мушкетеров держал едва ли не в заложниках, он решил не отпускать их со двора до тех пор, пока из Парижа не придет оплата за другую группу, но уже гвардейцев короля, стоявших у него на постое более двух месяцев назад. Тогда я решил завязать близкую дружбу с французскими мушкетерами, стать их спонсором, реальными пистолями вернул мушкетерские долги хозяину этой таверны. После чего тот тут же изменил свое отношение к моим новым друзьям, мушкетерам, отвел им для ночевки лучшее помещения в своей таверне.

А эти молодые шевалье в синей форме королевских мушкетеров, их лейтенант Бенин Довернье де Сен-Мар старались, чем они только могли, возместить тот огромный финансовый ущерб, который, как они полагали, я понес из-за своей страстной к ним любви. С этого момента эти ребята ни на шаг не отходили от меня, веселили меня различными знаками внимания и уважения, рассказами о светских и придворных слухах, бородатыми анекдотами и последними мушкетерскими байками. Случайно узнав о том, что я возвращаюсь в Париж, лейтенант мушкетеров Бенин Довернье де Сен-Мар предложил мне войти в компании его мушкетеров, которым настала пора оставить Руан и возвращаться в Париж.

Лейтенант де Сен-Мар оказался учтивым и умным человеком. Он провел вместе со мной половину дня и помог найти и купить за приличную цену отличную верховую лошадь, а также всю необходимую экипировку кавалериста. Когда мы уже покидали Руан, отъехав от города на приличное расстояние, то, обернувшись через плечо, я увидел за спиной большое облако пыли, которое следовало по нашим пятам. Очень походило на то, что вслед за нами этот Руан покинула еще одна большая группа всадников, которая по этой же дороге направлялась в Париж. Жизнь меня уже успела научить тому, что в ней ничего не бывает случайным. Тем более, чтобы этот средневековый городишко Руан могли бы одновременно, с разницей всего в несколько минут, покинуть два больших отряда, которые ничего не знали бы друг о друге! Поэтому я, несколько встревоженный, повернул лицо к лейтенанту де Сен-Мар, чтобы того предупредить об этом странно подозрительном совпадении. Тот же, увидев мое встревоженное лицо, весело мне прокричал:

— Граф, а ты оказывается интересный человек, а не какой-то там гражданский тюфяк!

— Почему вы так решили, мой лейтенант? — В ответ поинтересовался я.

В тот момент наш отряд в одиннадцать человек, десять мушкетеров и я, неброской рысью двигались по пыльной и ухабистой дороге. Как и полагается лейтенант де Сен-Мар скакал впереди своих мушкетеров, демонстрируя отличную выездку, поддерживая со мной светскую беседу. Он успевал одновременно делать много вещей, беседовать со мной, внимательно обозревать окрестности, мимо которых мы скакали, отдавать команды своим мушкетерам. Жестами правой руки он двух мушкетеров отправил в передовой дозор, а другой паре попридержать своих лошадей, чтобы они отстали, чтобы они вели наблюдение за перемещениями преследующей нас группы всадников.

— Возможно, граф, ты этого не заметил или на это не обратил своего пресвященного внимания?! Ты в чем-то все же остаешься гражданским человеком! В тебе отсутствует та жилка, благодаря которой ты мог бы стать таким же наблюдательным и предусмотрительным человеком, как любой мушкетер моей роты. Поэтому в Руане ты даже не заметил той слежки, которую местные жандармы вели за тобой по всему городу. Ты не заметил того, что, как только мы покинули Руан, то нас начала преследовать большая группа жандармов раунского гарнизона. Интересно было бы узнать, почему тобой так интересуются какие-то там жандармы. Может быть, это потому, что ты, граф, русский человек!

Я решил во всем довериться этому храброму и прозорливому лейтенанту мушкетеров, открыв ему часть правды в отношении жандармов.

— Мой лейтенант, я не знаю, почему, но маркиз Франсуа-Мишель де Лувуа очень интересуется моей персоной?!

— Ого, да ты, граф, оказывается птица высокого полета! Маркиз де Лувуа славный военный министр и он заинтересован в сохранении незыблемости монаршей власти во Франции. Он немало повоевал за величие этого государства. Но эта его тяжба с маркизой Франсуазой де Ментенон великого старика низвела до положения маразматика у кормила власти. Сегодня военный министр во всем видит одних только врагов Франции, собирающихся подорвать устои монаршей власти. Тебе, граф, явно не повезло, что на тебя обратил внимание этот когда-то великий человек. Король пока еще считается с его мнением, пока во всем ему потакает, его поддерживает, но это положение королевского фаворита может в любую минуту измениться!

В этот момент к лейтенанту де Сен-Мар подскакал один из мушкетеров заднего дозора, чтобы громким голосом сообщить ему о том, что преследующие нас жандармы переходят на галоп, в попытке догнать наш отряд.

— Черт подери, граф, сейчас мне придется прервать нашу интересную беседу, но это произойдет не по моей вине. Эти чертовы жандармы маркиза де Лувуа желают с нами переговорить, я не вправе им отказать. Наш король сурово нас наказывает заодно то, что мы атакуем противника, не попытавшись предварительно с ним переговорить, чтобы спорное дело уладить переговорами. Так, что, граф, советую тебе держаться за нашими спинам, и слушать то, о чем я буду переговариваться с этими свинопасами. Вероятно, что жандармы хотят заполучить именно тебя, граф, но обещаю, что без боя мы не отдадим своего благодетеля, который поил и кормил нас в Руане. Мы ведь дворяне, слово чести и дворянскую дружбу чтим и уважаем, не ведем себя так, как какие-то там простолюдины!

Вскоре жандармы нагнали наш небольшой отряд, обе группы всадников выстроились в две шеренги друг напротив друга.

Тут же стало ясным, насколько много жандармов нас преследовало, их было пятьдесят — шестьдесят всадников. Это подавляющее превосходство жандармов сейчас было особенно хорошо заметно на фоне нашей малочисленности. Но должен откровенно признать, что ни один мушкетер даже глазом не моргнул, оказавшись в таком положении, никто из них не испугался такого большого количества противника. Мушкетеры застыли в седлах лошадей мраморными изваяниями. Они мужественно смотрели врагу в глаза, левой рукой перебирали поводья своих скакунов, а правой рукой были готовы в любой момент схватиться за эфес боевой шпаги. Незадолго до этой встречи в одной из бесед лейтенант де Сен-Мар специально меня предупредил о том, чтобы в случае стычки с жандармами я ни в коем случае не пользовался бы своими дорожными пистолетами. Оказывается, до сих пор во Франции существует негласный дуэльный кодекс, согласно которому дуэлянты в ходе своих дуэлей могут сражаться одним только холодным оружием, своими шпагами, но ни в коем они не могут пользоваться огнестрельным оружием.

С нашей стороны вперед выдвинулся лейтенант де Сен-Мар, к нему подскакал лейтенант армейских жандармов де Э'Спине. Они долго о чем-то переговаривались, временами над чем-то смеялись. Но ни разу ни одна из переговаривающихся сторон, я обратил на это особое внимание, ни де Сен-Мар, ни де Э'Спине не обернулись и не посмотрели в мою сторону, хотя я знал о том, что речь в тот момент шла о моей персоне. Проговорив так минут десять, лейтенант мушкетер и лейтенант жандарм разъехались, каждый из них вернулся к своему отряду. Лейтенант де Сен-Мар тут же подскакал ко мне и громко, чтобы слышали его товарищи мушкетеры, произнес:

— Граф Орлофф, ты прямо-таки заноза в заднем проходе нашей Франции! Военный министр Франсуа-Мишель Летелье маркиз де Лувуа граф де Тоннер издал секретный циркуляр, в котором прямо не называется твоего имени, но в котором ясно говорится о срочном задержании и помещении в тюрьму некого русского, шпиона московского короля Петра. Этот шпион негласно пробрался во Францию, сегодня он ведет активную подрывную работу по низвеличеванию французского государства и его монарха. С жандармским лейтенантом мы договорились о том, что такого человека среди королевских мушкетеров нет, и не может быть. В этой связи, лейтенант де Э'Спине считает, что он проверил нашу группу и русского шпиона в ней не обнаружил. Поэтому у него есть все основания для того, чтобы вернуться обратно в Руан.

Я поблагодарил лейтенанта де Сен-Мар за информацию, сказав, что ужин в Обержанвиле за мой счет. В этот момент полуэскадрон жандармов по команде лейтенанта де Э'Спине снова выстроился в колонну, которая развернулась и неторопливой рысью попылила обратно в Руан. Мне было трудно в такое поверить, но даже среди жандармов могут встречаются и честные люди, способные держать свое слово.

Лейтенант де Сен-Мар кивнул головой своим дозорным мушкетерам. Затем он поднял кверху свою правую руку, всадники подтянулись в седлах и натянули поводья своих лошадей. Я повторил все то, что делали мушкетеры, на секунду почувствовав, что снова вернулся в боевой строй своих лейб-гвардейцев. На сердце потеплело, на глаза навернулись слезы от такого мимолетного, но столь дорогого мне воспоминания о недавнем прошлом. В лейб-гвардии государя Петра Алексеевича я прослужил всего около года. Совсем молодым парнем я пришел в лейб-гвардию, принимал участие в полтавском сражении, в котором два раза водил эскадрон лейб-гвардии в атаку, после того, как шведы убили командира нашего эскадрона капитана лейб-гвардии, князя Протасова. За храбрость, проявленную на поле боя, я получил повышение сразу же через два офицерских чина, стал лейб-гвардии Преображенского полка!

Когда лейтенант де Сен-Мар опустил свою правую руку, то мы шенкелями тронули с места своих лошадей, чтобы продолжить свой путь в Париж. На этот раз я скакал в центре группы мушкетеров, был без ума счастлив от одного того, что нашел себе новых товарищей и друзей, с которыми хоть сейчас можно было бы пойти в бой против любого неприятеля. Но встреча с жандармами все-таки оставила неприятный осадок в наших сердцах! Мушкетеры замкнулись в себе, каждый из них погрузился в свои собственные размышления. Слышался только топот копыт, позвякивание металлических частей упряжи мушкетерских лошадей и их дыхание. Я же душой и телом наслаждался тем, что нахожусь среди мушкетеров, которые были готовы за меня постоять, да и всем этим процессом не очень быстрой скачки.

Вдали показались шпили какого-то древнего замка и церкви. Вероятно, это был Обержанвиль!

Если Обержанвиль был и городом, то он был прямо-таки малюсеньким, с ноготок провинциальным городком Франции. Но, как и все города мира, этот городишко начинался с рыночной площади, на которой сейчас высились здания городского самоуправления и католической церкви. На площадь перед этими зданиями сходились несколько городских улиц и проулков. На рыночной площади у городского фонтана, который был и местом водопоя одновременно для городских животных и самих жителей этого городка, собирались горожане. В основном к этому фонтану приходили женщины, якобы, для того, чтобы набрать воды для своих домов. Сейчас чуть ли не все представительницы Обержанвиля собрались у фонтана, перемалывая косточки своим соседям. Все эти француженки совсем забыли о том, что пришли по воду со своими бадьями и деревянными ведрами, которые сейчас напрочь забытые хозяйками стояли у фонтана.

Когда мы появились на этой городской площади, то представительницы прекрасного пола онемели и застыли подобно мраморным статуям, увидев королевских мушкетеров. Затем горожанки все вдруг оживились, они хором начали оправлять свои платья, чтобы подчеркнуть наиболее выдающиеся прелести своей фигуры. Особое внимание эти француженки уделяли лифам своих платьев, чтобы поправить их таким образом, чтобы их грудь выглядела бы настоящими лакомыми кусочками для таких опытных представителей мужского пола, как мушкетеры. Да и те не оставили без своего внимание этих прелестниц, от мушкетеров послышались комплименты, а также скрытые предложения о встречи сегодняшним вечерком, где-нибудь в городских кустиках.

Лейтенант де Сен-Мар многозначительно посмотрел на меня, мол, решай, в какой из городских таверн мы сегодня вечером будем ужинать?! На площадь выходили двери сразу двух таких городских таверн! Я никогда прежде не бывал в Обержанвиле, поэтому не знал, какая из этих таверн лучшая?! Лейтенант де Сен-Мар был стеснительным парнем, он с большим уважением относился к деньгам, экономил на всем, что только было можно. Поэтому он не знал, в какой из этих таверн, «Колыбелька» или «Три поросенка», я предпочту покормить его мушкетеров. Дверь «Колыбельки» выглядела богаче, поэтому я подбородком показал в ее сторону. Наши мнения по этому поводу, видимо, все-таки разошлись. Лейтенант королевских мушкетеров проявил мужской характер, он отрицательно покачал головой на мое первое предложение, а затем решительно направился к дверям другой таверны, которая уже сама открывалась. Как только дверь этой таверны раскрылась, то на городскую площадь вылетел невероятной толщины человек, который, тем не менее, передвигался с удивительным проворством.

Толстяк остановился у дверей своей таверны и, призывно махая рукой, прокричал:

— Эй, братцы королевские мушкетеры, я вас приглашаю к себе в гости! Я беден, но отлично умею готовить шикарные, вкусные, но не очень дорогие блюда! Могу из тощей курицы приготовить отличное суфле. Ужин у меня дешев, но вкусен!

Лейтенант де Сен-Мар, видимо, был хорошо знаком с этим толстяком. Он подошел к нему и сказал:

— Дядюшка Густав, мы хотели бы у тебя поужинать, переночевать, а завтра утром хорошенько позавтракать перед самым отправлением в дорогу.

— Дорогой Бенин Довернье, ты же хорошо знаешь, что я всегда рад принимать тебя и твоих мушкетеров. Своих людей ты можешь разместить в комнатах второго этажа. На ужин я приготовлю жульен с овощами и мясом, как вы это блюдо любите, мой лейтенант. Зарежу пару индеек, приготовлю из них суфле и подам на стол вместе с земляными яблоками. Что касается завтрака, то будет много сыра, молока и хлеба, а, если кто пожелает, то сможет попробовать и крестьянского лука с чесноком. Но кто за все это заплатит, мой дорогой лейтенант королевских мушкетеров? Твой король Луи мало заботится о своих мушкетерах, а расписку я принять не могу. У самого уже денег не хватает на то, чтобы закупать продукты у местных крестьян.

В этот момент я выступил вперед, бросил в руки дядюшке Густаву увесистый мешочек с пистолями. Лицо толстяка мгновенно расплылось в широкой улыбке. По одному только весу кошелька, он догадался о том, что денег гораздо больше, чем составят его расходы на прием и кормление этих бедных парижских мушкетеров. Он подбежал к воротам и начал их раскрывать, приглашая мушкетеров, чтобы они своих лошадей заводили во внутренний дворик, чтобы там они их расседлывали и отводили бы в конюшню.

Одновременно дядюшка Густав громко орал какой-то женщине у фонтана:

— Марта, беги скорее домой и скажи своему Жаку, чтобы он все бросал и мчался бы ко мне в таверну. Мне срочно нужна его помощь по уходу с лошадьми господ мушкетеров и готовкой на кухне!

3

Ужин, приготовленный дядюшкой Густавом, оказался обильным, вкусным и просто замечательным. Мы плотно поужинали, мушкетеры во главе со своим лейтенантом де Сен-Мар отправились на второй этаж отдыхать после долгой дороги и плотного ужина. Мушкетеры уже спали, а солнце все еще оставалось на небосклоне, не спешило закатываться за горизонт.

На втором этаже свободного места для меня не оказалось, все было занято моими друзьями мушкетерами. Я совсем уже собрался, устраиваться спать на одном из столов обеденного зала таверны, но ее хозяин предложил мне аккуратную постель в каморке первого этажа. Видимо, это была его комнатенка и его постель, но я не отказался от предложения и с громадным удовольствием растянулся на этой широченной и мягкой кровати. Приятная истома усталости закрыла мне глаза, и вскоре я спал глубоким и крепким сном проповедника.

Проснулся я среди ночи, часов, примерно, в три или четыре часа утра, когда особенно крепок сон человека. Разбудили меня две вещи, громкий храп какого-то человека и непонятная возня за дверьми таверны. С храпом я тут же разобрался, на одном из столов обеденного зала возлежал наш тучный дядюшка Густав, который так смачно похрапывал. Ну, а вот с возней за дверьми таверны мне пришлось немного повозиться, пришлось переключиться на внутреннее зрение, чтобы досконально изучать обстановку

Светила полная луна, своим светом заливая пустынную площадь. Фонтан работал, но ни одного человека рядом с ним уже не было. Дорога на Париж проходила непосредственно через эту площадь, через этот городской фонтан, который служил источником воды для путешественников и их ездовых животных. А также дорожной вехой на пути из Руана в Париж.

Насколько я был наслышан о почтовом движении по этой дороге, то почтовые кареты из французской столицы к атлантическому побережью ездили, чуть ли не ежечасно. В этот момент в одном из городских переулков вдруг заржала лошадь. Я уже говорил, что Обержанвиль был маленьким городком, в нем даже маленький отряд кавалерии не укроешь от глаз противника! Оказался прав в этом своем утверждении. В переулках справа и слева от таверны накапливалась кавалерия, вернее было бы сказать, не кавалерия, а конная жандармерия.

Я сразу же подумал о том, что, оказывается, ни одному жандарму, даже из деревенских свинопасов, доверять нельзя. Этим отрядом жандармерии командовал тот самый лейтенант Э'Спине, который так много наобещал моему лейтенанту де Сен-Мар, на деле поступив совершенно наоборот.

Теперь жандармов насчитывалось всадников сто!

Жандарм-свинопас вернулся в Руан для того, чтобы пополнить свой отряд, которым сейчас собирался пленить мушкетеров, подавив их возможное сопротивление своим превосходящим преимуществом. Лейтенант жандармерии Э'Спине и я, мы прекрасно понимали, что десять мушкетеров не смогут выстоять в бою, даже на шпагах с сотней откормленных, словно на убой, руанских жандармов. Каждый из мушкетеров, если он решит сопротивляться, в таком бою сможет убить или ранить одного — двух жандармов, а затем его или убьют, или ранят, или пленят. Все три исхода такого боя с жандармами не менее позорны для таких достойных дворян, как королевские мушкетеры.

На всякий случай, в основном для того, чтобы иметь свидетеля своих предстоящих подвигов, я разбудил лейтенанта де Сен-Мар, вежливо пригласив его спуститься вниз для беседы в обеденном зале таверны.

Слышали бы вы, как ругался этот образованный французский дворянин, лейтенант де Сен-Мар, который проснулся в тот момент, когда спал с одним из своих сержантов, нежно его обнимая. Я прекрасно понимал, что бывают и такие времена, когда военному человеку невозможно в своем окружении разыскать представительницу слабого пола, которой можно было изливать чувства о подвигах, страхах о суровых военных будней по темным ночам. Вот приходится офицерам подобных «представительниц» искать среди своих солдат или сержантов своей роты, или полка. Одним словом, лейтенант де Сен-Мар был чрезвычайно рассержен моим появлением, хотя я и не поднимался на второй этаж, в тот момент у лейтенантского топчана находилась моя тень. Но, тем не менее, он, будучи исполнительным служакой до мозга костей, послушно оделся и за моей тенью по шаткой лестнице спустился вниз, на первый этаж.

Дядюшка Густав продолжал похрапывать, не обращая ни на что внимания. Мы же с лейтенантом обсудили диспозицию предстоящего боя с эскадроном жандармов. Как я его не уговаривал, но лейтенант де Сен-Мар, узнав об истинном положении дела, тут же захотел сдаться жандармам. При этом он орал на меня:

— Это ты, граф, только ты во всем виноват! До твоего появления у нас, у мушкетеров, были нормальные взаимоотношения с армейскими жандармами. Жили в мире и спокойствии! Когда встречались, то могли немного подраться на шпагах до первой крови. Но такого, чтобы сто жандармов готовились бы к бою с десятью мушкетерами, никогда еще не случалось. Мы, как мушкетеры, сдаваться не имеем права, но и умирать не должны. Поэтому, граф, берите свою лошадь и шляпу в руки и идете в плен к этим обормотам. Договорились?! Ну, а я тогда пошел к своему сержанту, мы вместе смотрели такой прекрасный сон, в котором господь бог благословляет нас на бракосочетание и дарит нам множество детей.

Но я не дал лейтенанту де Сен-Мар своим рассказом опорочить свое имя доброго христианина, сказав, чтобы он оставался бы в обеденном зале таверны и наблюдал бы за моим личным сражением с жандармами. Услышав о моем решении, лейтенант де Сен-Мар не стал меня уговаривать, не делать глупости, а попросту он покрутил пальцем у виска своей головы. Но, в конце концов, так и не стал подниматься на второй этаж к своему сержанту. А я же, подбоченись, открыл дверь таверны и вышел на главную площадь Оберженвиля, где именно в этот момент появился жандармский лейтенант Э'Спине, лгунишка, примерно, с десятью амбалами жандармами. Увидев меня, он тут же принял позу триумфатора и, театрально протянув в мою сторону руку, томно приказал:

— Взять его! Связать по рукам и ногам! Повесить его верх ногами на… — лейтенант Э'Спине стал оглядываться по сторонам для того, чтобы на городской площади, на высоте найти крюк или кронштейн, за который меня можно было подвесить верх ногами.

Но, к его великому сожалению, на этой площади не оказалось ничего, что можно было использовать в качестве виселицы. От такой неожиданности и постоянного вращения головой по сторонам у бедного жандармского лейтенанта Э'Спине закружилась голова, и он прямо-таки свалился под ноги своим жандармам амбалам. Те, уже действуя по моему мысленному приказу, тут же принялись его крепко-накрепко вязать заранее приготовленными, но для меня веревками. Причем, как жандармам полагается, этот процесс они осуществляли столь аккуратно, что вскоре их лейтенант превратился в веревочный кокон с открытой головой и ртом. Из лейтенантского рта извергалась дикая брань в течение всего времени осуществления этого процесса. Вот и пришлось мне снова обращаться к этим безмозглым жандармам, чтобы им приказывать, плотно забить кляпом рот сквернословящегося лейтенанта Э'Спине.

Мгновение спустя брань и крики лейтенанта прекратились, и на площади воцарилась благословенная тишина, нарушаемая только ржанием лошадей, находившихся в переулках по обеим сторонам нашей таверны. Голосом лейтенанта Э'Спине я приказал уже своим амбалам жандармам, веревочный кокон с пойманным русским шпионом аккуратно подвесить на вывеску второй таверны, которая почему-то называлась «Колыбелька». Получилась невероятно красивая композиция, ребенок в пеленках от чего кричит-надрывается, а под ребенком на веревке качается сама колыбелька в форме веревочного кокона, который изображал наш несчастный жандармский лейтенант Э'Спине. Но мне опять-таки показалось, что в этой композиции чего-то явно не хватало. Подумав немного, я приказал жандармам амбалам встать в почетный караул под этой вывеской.

Легким движением руки я заморозил эту композицию!

Лейтенант мушкетеров де Сен-Мар не выдержал моего слишком долгого молчания, он вышел на улицу. От увиденной картины он начал получать незабываемое удовольствия, восторженно засвистел, захлопал в ладоши и почему-то заухал на всю городскую площадь. В тишине ночи, да еще в таком городке, как Обержанвиль, это прозвучало, подобной залпу орудий королевской артиллерии. В окнах домов появились огоньки зажженных свечей и лица разбуженных горожан, которые в полном недоумении наблюдали за тем, что происходило на главной площади их провинциального городка. В этот же самый момент к фонтану из городских переулков начали выдвигаться четыре колонны конных жандармов при полном боевом снаряжении.

Как же я ошибался, когда полагал, что этот лгун, жандармский лейтенант Э'Спине, обратно к нам вернулся всего лишь с сотней жандармов, всего с каким-то эскадроном жандармов?!

Сейчас в ночной темноте общее количество конных жандармов было невозможно сосчитать. К тому же эта городская площадь была слишком мала для того, чтобы на ней разместились бы все лошадей этих болванов в жандармской форме. Чтобы избежать ненужной давки на площади, я должен бы предпринять какие-то срочные меры. Прямо на глазах удивленного лейтенанта мушкетеров де Сен-Мар я вышел в центр площади, запруженной жандармскими всадниками, взобрался на парапет фонтана и металлическим голосом так громко, чтобы меня мог услышать каждый рядовой жандарм, скомандовал:

— Полк, всем стоять смирно!

Потребовалось несколько минут для того, чтобы жандармский полк прекратил бы свое метание по площади, чтобы все его четыре эскадрона замерли на месте. Только после этого я подал новую команду:

— Командирам эскадронов, развернуть эскадроны на сто восемьдесят градусов, временно покинуть город Обержанвиль. Всем возвращаться в места своей постоянной дислокации.

Королевские жандармы имели прекрасных командиров, они сумели так сманеврировать своими эскадронами, что, те, объехав городской фонтан по кругу, смогли следовать к местам постоянной дислокации в районе города Руана. Четыре колонны конных жандарм красочно прошли под окнами горожан, чтобы покинуть этот провинциальный городок. Горожане раскрыли окна своих домов, они свистели и хлопали в ладоши, когда колонны жандармов проходили под их окнами. Вскоре на площадь выскочили и мои мушкетеры, которые одобрительным свистом и громкими армейскими насмешками провожали своих недругов, жандармов.

Один только дядюшка Густав, как человек, у которого было все нормально с совестью, продолжал крепко посапывать на своем неудобном ложе, на обеденном столе своей таверны. Его ничто не обеспокоило, он спал подобно младенцу. Дикий шум, некоторое время стоявший на городской площади, также не смог разбудить этого человека. После этого ночного спектакля очень немногим горожанам, включая и мушкетеров, удалось снова заснуть.