Вступительные экзамены

Собеседование с Генералом, начальником академии и командиром базы Военно-Космических Сил должно было состоятся в десять часов утра следующего дня.

Вчера вечером дама, встретившая нас и лицо которой было сплошь покрыто золотыми конопушками, проводила нас до этой комнаты и, бросив пару брикетов сухого армейского пайка, ни слова не говоря больше, покинула нас.

Комната имела две кровати, покрытые армейскими, но все же очень теплыми, одеялами, компьютерный терминал, который я даже не пытался включить, санузел со стояком душа. Интерьер комнаты был выполнен в сухих полутонах, но очень располагал к себе армейским комфортом и уютом. Приняв горячий душ, второй раз за свою жизнь, ну какая может быть горячая вода в селе, расположенного далеко от райцентра, я почувствовал глухое томление прилечь на койку и закрыть глаза. Но меня обеспокоило странное поведение Трезора, который никак не мог найти себе места. Не смотря на то, что вторая койка была полностью свободна и он мог бы спокойно расположиться на ней, Трезор все время жалобно смотрел на меня и пытался заставить меня что-то сделать. Когда я все же обратил внимание на то, что Трезор не обращает внимания на брикеты армейского пайка, валявшиеся у меня на прикроватной тумбочке, то понял, что произошло нечто страшное — мой Трезор обожрался в транслайнере и нуждается в срочной медицинской помощи, так как, если судить по его поведению, у него запор.

Мне очень не хотелось по этому поводу поднимать большого шума, вызывать скорой армейскую помощь, поэтому я решил воспользоваться испытанным дедовским лекарством — "пургеном", единственным лекарственным препаратом, который был у меня.

Чтобы решить проблему, я решил Трезору прописать две таблетки этого лекарства. Моя честная псина, совершенно не подозревая о моих коварных намерениях, честно смахнула языком стола обе таблетки и, чуть-чуть не подавившись, судорожно проглотила их. В течение пары — трех минут Трезор спокойно лежал на полу в ожидании разрешения проблемы, потом какая-то внутренняя сила подбросила моего четвероного друга метра на три в воздух и он, будучи еще на взлете, моментально скрылся за дверью санузла. До моих ушей донесся звук, похожий на предсмертный рев тяжелораненого слона, затем все стихло. Я уже начал беспокоиться, слишком длительное время ничего не происходило, Трезор не возвращался из санузла. Я уж собрался посмотреть, что же там происходит, как дверь медленно отошла в сторону, на пороге появился мой четвероногий друг. Казалось, что физические силы совсем покинули моего пса, он не летел стрелой, не переступал гордо лапами и, даже, не полз навстречу цели. Моя собака робко пыталась покинуть санузел, но только ее лапа переступила порог, то какая-то внутренняя сила тянула ее обратно в санузел.

Если судить по поведению Трезора, мой дедовский метод лечения обжорства оказался весьма и весьма действенным методом. До середины ночи Трезор вообще не выходил из санузла, где-то часа в три утра он все-таки покинул его, притулился к моему боку быстро заснул с чистой совестью и желудком.

Ровно без пятнадцать десять утра раздался вежливый стук в дверь.

Я уже был на ногах, а Трезор подремывал на моей койке, — когда он не ел, то спал, когда не спал, то ел, а в редких промежутках занимался своими делами. Немного приоткрыв дверь, я увидел "мою прекрасную фею" с конопушками на лице, которая вчера встречала меня на джипе.

Красноречивым жестом руки конопушка показала, что нам пора выдвигаться на встречу с командиром и тут же исчезла за поворотом коридора. Мне ничего не оставалось, как бежать за ней. Минут пять мы двигались длинным коридором с одинаковыми дверьми по сторонам, затем по лестничному пролету поднялись на третий этаж и вновь зашагали по длинному и гулкому коридору в обратную сторону. Но в этом коридоре количество дверей было гораздо меньше, чем на первом, но на всех дверях висели красивые таблички с именами. Без четырех минут десять, мы остановились перед большими двухстворчатыми дверьми и моя прекрасная фея костяшками пальцев два раза постучала и, помедлив какое-то мгновение, повернула ручку двери.

В приемной, помимо капитана-секретаря, были еще несколько майоров и полковников, с молитвенно смиренными лицами. Все они с большим удивлением взглянули на меня, а затем выжидательно посмотрели на юного капитана, который был моего возраста, но имел целых четыре звездочки на погонах. Не произнося ни единого слова, капитан-секретарь легко поднялся с места и жестом одной руки, приглашая меня пройти в кабинет, а другой рукой открыл дверь генеральского кабинета.

Уже проходя в кабинет, я успел заметить, как моя прекрасная фея, отработанным движением руки к виску, вернее, к беретику, все еще чудом державшемуся на ее голове, поприветствовала всех находящихся в приемной, сделала уставной разворот через левое плечо и, открыв дверь, навсегда скрылась из моей жизни.

Да, следует добавить, что в тот момент, когда моя прекрасная дама переступала порог приемной, между ее обольстительных ножек в приемную проскользнула небольшая собачонка, которая одновременно со мной проникла в генеральский кабинет.

Ну, за три раза сможете угадать, что это была за собачонка?!

Генерал больше походил на славянский шкаф двухметрового роста с седым ершиком ехидно торчащих кверху волос, на нем шикарно сидела новенькая форма офицера военно-космических сил, но без генеральских знаков различия. Единственное, что хотелось бы добавить к этому, форма была отлично скроена и пошита, она ладно, словно влитая, сидела на этом человеке.

С первого же взгляда мне понравилась военная форма и человек в этой форме.

Он поприветствовал нас легким кивком головы и прошел за письменный стол, сел и на компьютерном терминале стал изучать какие-то документы и файлы. Помимо терминала с выходом во всемирную сеть, на столе находилась старинная лампа с зеленым абажуром, настольные часы и пара обычных телефонных аппаратов. Но на столе не было ни одной фотографии семьи Генерала.

По его виду, можно было судить, что он очень занят важным делом и у него нет времени на то, чтобы заняться моею персоной. Трезор, до это спокойно стоящий у моей ноги, тоже сообразил, что наша встреча будет продолжаться довольно долго, и, не теряя времени, решил поменять позицию, нахально рассевшись на красном ковре кабинета, но ни на секунду при этом не отрывал своих глаз от генерала.

Генерал же закончив работу с компьютерным терминалом, одним пальцем отстучав что-то на клавиатуре терминала, поднял голову и внимательно взглянул на нас.

Трезор, ощутив, что наступает ответственная минута разговора, вновь занял сторожевую позицию у моих ног.

— Ну, что прикажешь делать с тобой, паренек? — обратился непосредственно ко мне Генерал, медленно, но абсолютно четко выговаривая слова. — Не успел появиться в академии, а уже успел натворить кучу таких дел и теперь мне лично приходится расхлебывать эти дела. Ну, зачем, скажем, ты натравил свою боевую овчарку аристократических кровей на нашу военнослужащую, такую слабую девушку? Да, и к чему тебе этот пес в академии, где обучают военному искусству и полетам в безвоздушном пространстве людей, а не собак! Когда ты забирал с собой этого дворового пса, ты хоть о чем-нибудь думал, дружище? Мы же не можем на деньги, выделенные нашим правительством на твое пятилетнее обучение в космической академии, пять лет кормить и этого бездельника, которого ты кличешь — как?

Трезором, наверное?!

Ну да, ладно, хватит о Трезоре, давай теперь поговорим о деле, о твоей учебе, а то я, похоже, очень запугал тебя твоим же псом. Итак, мы внимательно изучили твое досье и прекрасно осведомлены о том, как ты учился в школе, о твоем характере и возможностях, о накопленном опыте и приобретенных в школе знаниях и о твоих друзьях-товарищах. Разумеется, знаем, какие оценки ты имеешь в аттестате зрелости, и как сдавал экзамены, не бросая работы в поле. Слышали и о безвременной кончине твоей матушки. Прими мои глубокие соболезнования по этому поводу. Но жизнь продолжается, паренек!

Как ты видишь, мы знаем о тебе и о твоем псе практически все и эта информация, собранная по крупицам, позволяет нам успешно анализировать твое поведение и со сто процентной гарантией предсказывать, как ты будешь вести себя в той или иной ситуации завтра и в предсказуемом будущем. Поэтому, когда ты только подлетал к базе академии, наши компьютеры уже смоделировали и вывели кривые твоей учебы и поведения на этот и все последующие годы твоей учебы в академии и службы в ВКС. Но дело в том, что во всем этом деле имеется небольшая загвоздочка, курсы обучения в нашей академии осуществляется целевыми программами и рассчитаны на пару из двух человек. Другими словами, все группы обучающихся состоят из двух человек. Насколько я знаю, ты хочешь стать пилотом навигатором малотоннажных космических летательных аппаратов — внеземных истребителей, атмосферных штурмовиков и бомбардировщиков.

В этом нет каких-либо особых проблем, хочешь и можешь стать пилотом навигатором космического истребителя-перехватчика! Вся проблема заключается в том, что тебе нужен пожизненный ведомый — сопровождающий. Ты прибыл к нам с некоторым запозданием, все пары уже разобраны и уже обучаются искусству пилотирования и навигации в околоземных пространствах. Психологические составляющие твоего характера таковы, что, помимо Трезора, только один человек в мире может стать твоим ведомым на всю последующую жизнь. Хочешь узнать, кто этот человек? — Генерал сделал требуемую паузу и внимательно смотрел на меня и, когда, наконец-то, дождался моего молчаливого кивка головой, продолжил свою мысль. — Его зовут Белояр и он твой односельчанин, три года он проучился в соседнем классе твоей школы.

Вы знаете, когда я услышал имя Белояра, то я сразу вспомнил нашу последнюю встречу, которая мне запомнилась, когда он, без какой-либо особой на то причины, уступил мне очередь на экзамен по физике.

Я, разумеется, не имел принципиальных возражений по отношении совместного обучения в академии и службы в ВКС. Ведь наши детские и юношеские противоречия не были глубокими и носили временный, сиюминутный характер. При внимательном рассмотрении этих проблем, можно было с уверенностью сказать, что все они и гроша ломанного не стоили, их в любой момент можно было бы разрешить одним щелчком пальцев. Но в глубине души у меня всегда были определенные симпатии к этому парню, я был бы не прочь, даже во времена нашей сложной жизни золотой сельской молодежи, поближе познакомиться и подружиться с ним. Именно поэтому, я молча кивнул головой на вопрос генерала о Белояре.

Генерал тоже прочувствовал ситуацию и, после моего кивка головой, решительно нажал красную кнопку у себя на столе.

Открылась дверь кабинета, улыбающийся и подтянутый Белояр в новенькой форме ВКС бодрым строевым шагом прошелся по красной ковровой дорожке и замер перед генеральским столом, став плечом к плечу со мной и Трезором

ххх

Все последующие дни нам с Белояром пришлось стоять на ушах — мы проходили военно-медицинское освидетельствование, сдавали анализы и тесты, бежали пятикилометровый кросс по пересеченной местности, всячески демонстрировали, что абсолютно здоровы и обладали большой физическую выносливость.

Врачи осматривали и обследовали нас так тщательно, что в иные минуты мне казалось, что у нас не хватит физических и моральных сил выдержать все эти мучения и издевательства.

Трезор проходил аналогичный медицинский осмотр и обследования.

Когда мы все трое встречались в коридоре по дороге домой, а временным домом мы считали ту комнатушку, куда заселила нас прекрасная фея с конопушками, то я видел своих друзей, едва поднимающих свои ноги. Вы можете себе только представить, как тяжело их поднимать после того, как тебя прокрутили на центрифуге с ускорением в семь "ж". Но, тем не менее, мы все же дожили до момента, когда грозный председатель медицинской комиссии, подводя итог осмотрам и обследованиям, сказал, что мы успешно прошли первый тур обследования и, в принципе, нас можно допустить к учебе в академии Военно-Космических Сил. После этих слов усатый дядя сделал многозначительную паузу и добавил, что нас пока еще рано допускать к полетам на летательных аппаратах в атмосфере планеты, так как нам требуется усиленное питание и физическое развитие.

Это заключение комиссии настолько поразило нас, что я уставился на Белояра, который смотрел на Трезора, а Трезор, как всегда поедал глазами меня, а затем мы все трое посмотрели на усатого дядю.

По всей вероятности, в наших глазах усатый дядя сумел прочитать один и тот же вопрос, то и отвечал он всем сразу. По его словам получалось, что все мы трое являемся яркими представителями сельского населения, обладаем хорошей физической закалкой, но несколько отстаем в физическом развитии, что оказывает непосредственное влияние на умственное развитие. Увидев мгновенно изменившееся выражение наших глаз, главный врач тут же поправился, сказав, что, произнося диагноз, он не имел в виду отставания в умственном развитии в целом, а только то, что мы несколько замедленно принимаем решения в критических ситуациях.

В этом разговоре меня поразило то, что усатый дядя постоянно переглядывался с Трезором, когда говорил о замедленной реакции. Получалось таким образом, что этот диагноз не относился к Трезору.

Затем наступила пора сдачи вступительных экзаменов.

Генерал, начальник академии был прав, когда упомянул, что все предметы по вступительным экзаменам были нам знакомы и что нам особенно не нужно напрягаться при подготовке к экзаменам. На полном автомате мы выстукивали на клавиатуре терминалов ответы на вопросы. Но вопросов было такое множество, что к концу дня руки отваливались от напряжения, а кончики пальцев болели от непрерывного перестука по клавишам клавиатуры.

Трезор сдавал экзамены, но его подготовка к ним и процесс сдачи тестов и экзаменов сильно отличалась от нашей системы, он не сидел и не стучал лапами по клавиатуре. Прочитав вопрос на экране монитора, он исчезал куда-то и возвращался обратно с бумажкой в пасти. Никому, не передавая этой бумажки, мы никогда не видели его экзаменаторов, он, подбежав к своему монитору, нажимал лапой одну из четырех больших кнопок, расположенных внизу на мониторе. Трезор категорически отказывался мне или Белояру объяснить суть этого экзаменационного процесса.

Сдавая экзамены по различным предметам и дисциплинам, медленно, но верно, мы приближались к завершению экзаменационной сессии и, наконец-то, наступил тот день, когда нам уже не требовалось больше рано подниматься на ноги и спешить в учебный класс к терминалам и мониторам.

В это утро все проблемы остались позади и нами никто больше не интересовался, мониторы не светились и на их экранах не было вопросов, на которые нужно было бы отвечать. Мы были полностью предоставлены самим себе и первое, что сделали — проспали до полудня, настолько чувствовали себя усталыми и изможденными.

Но вместе с чувством облегчения и появлением свободного утра внутри нас родилось ощущение странной пустоты, внезапно образовавшейся вокруг, когда спешить стало некуда, да и делать-то особо было нечего. Трезор половину утра бездумно провалялся на полу, то его уши стояли торчком, то временами взгляд его затуманивался и голова со стуком падала на лапы. Он тут же просыпал или от этого стука, или от соприкосновения головы с лапами, очумело задрав голову, оглядывался кругом. Через очень короткое время сцена вновь повторялась. И так раз за разом. Белояр похрапывал на постели. Он был большим любителем поспать и никогда не упускал такой возможности. А я маялся у окна, совершенно не желая будить и будоражить друзей, но в окно ничего нельзя было рассмотреть, кроме квадрата мокрого плаца и мрачного здания напротив.

Мы настолько обнаглели, что не пошли в столовую, чтобы перекусить.

Так мы впервые встретились и познакомились с бездельем, когда ждешь и надеешься, что все будет хорошо, что ты успешно сдал вступительные экзамены.

Но находиться в состоянии ожидания и бездельничать нам долго не пришлось.

Сразу же после обеда автоматически включились наши терминалы и бегущая строка на мониторе нас оповестила, что приемная комиссия, проанализировав результаты вступительных экзаменов и контрольных тестов, пришла к единому мнению о зачислении меня, Белояра и Трезора в академию.

Нас с Белояром зачислили на первый курс пилотов-навигаторов малотоннажных летательных аппаратов для полетов в воздушном и безвоздушном пространствах. Что касается Трезора, то он был зачислен на первый курс подготовки офицеров сил специального назначения ВКС. Моя собаченция, разумеется, не сдержала своей собачьей радости и, прочитав только первую строку объявлений о зачислении, стала с лаем и повизгованием набрасываться на меня с Белояром.

Простая сельская дворовая собака своим незаурядным умом поняла, что перед ней распахнулись широкие ворота в обеспеченное будущее, что она больше не будет искать себе на пропитание, а пойдет большой дорогой государственного военнослужащего.

Помимо этих сообщений на экранах мониторов появилась дополнительная информация, согласно которой всем нам предоставлялся пятидневный отпуск. Эти пять дней мы могли использовать по собственному усмотрению — могли остаться и провести время в академии или слетать домой к родителям, чтобы попрощаться с ними. Академия брала на себя расходы по оплате проезда или перелета домой и обратно.

Ровно через пять дней мы должны были приступить к учебным занятиям.

Но времени обсудить информацию у нас не было, да и особо побурлить нам не дали, так как на экранах мониторов замелькало новое сообщение о необходимости в настоящий момент явиться в актовый зал академии для принятия военной присяги, а также о том, чтобы мы подготовились переселению в жилой сектор.

После экзаменационной сессии мы сильно устали и нам было на все наплевать, но все же мы обратили внимание на то, что за ночь в наших одежных шкафчиках появились два полиэтиленовых пакета с синей военной формой. Был еще один пакет, но что в нем, мы так и не смогли разобрать. Сейчас экраны мониторов требовали, чтобы мы надели эту форму. Мы с Белояром в момент скинули гражданскую одежду и натянули брюки и мундир с серебряными позументами и аксельбантами и, оглядев себя в маленьком зеркале для бритья, висевшем в санузле, с громадным самоудовлетворением констатировали, что она пошита точно по нашим фигурам и отлично сидит на нас.

Довольно-таки долго мы с Белояром вертелись перед этим зеркалом, оно было слишком маленьким, чтобы полностью рассмотреть себя, и приходилось все рассматривать по частям. Довольствоваться приходилось малым, но и оно доставляло большое удовольствие. Я видел, как Белояр сиял, словно отлично начищенный тульский самовар, при этом постоянно одергивая и приглаживая руками незаметные складочки мундира.

Вдруг, что-то зацепило сердце, я на мгновение оторвался от зеркала и огляделся, мой Трезор забился в дальний угол и с тоской смотрел, как мы с Белояром развлекаемся с мундирами. Бедная дворняга была на грани потери сознания от зависти. У нас были мундиры, а ей было нечего натянуть на себя. Мое сердце просто забарабанило частой дробью от переживания за своего верного друга. Но тут я вспомнил о третьем и пока еще непонятном пакете. Через секунду пакет был в моих руках и я надорвал упаковку. Из пакета вылезла какая-то ременная сбруя. Перебирая эти ремни, я вдруг понял, что это такое. Эта ременная перевязь была портупеей и с радостным выражением лица развернулся к Трезору.

Он пока еще не понимал, что происходит, но в глазах зарождалась надежда.

Когда с некоторым трудом, Трезор еще не привык к таким деталям своей верхней одежды, мне удалось натянуть портупею на шерстяной покров моего друга, искра понимания сверкнула в его глазах и с этого момента моя дворняга превратилась в уважаемый собачий авторитет.

Белояр только руками развел, увидев Трезора в новом качестве.