Чертов идиот! Придурок! Помешанный!!! Он опять это сделал!!! Еще раз приблизится ко мне – точно морду ему набью!

Я превысил свой лимит по пробежке уже в полтора раза и все равно никак не могу успокоиться. Бесит! Раздражает! Выводит!!! Остановился у церкви и уперся руками в кирпичную стену. Сколько же можно?! Мокрый, вспотел, майка насквозь пропиталась потом, но злоба уверенно не хотела из меня выходить.

В миллионный раз звонит телефон. Долбанутый Виктор ищет меня. Пусть себе ищет. Но эту трель я знаю, ее я установил на отца.

– God morgon!

– Привет, – ответил, запыхавшись, и услышав знакомый голос в трубке.

– Кристоф, ты сейчас в Москве?

– Нет, меня отправили в командировку. Как дела, пап?

– Нормально, нормально, сынок.

– Ты сегодня рано проснулся.

– Да, дело в том, что я не дома. Я в аэропорту. Хочу… ты знаешь, я подумал, хочу навестить твою маму.

– В аэропорту? А она знает?

– Нет. Не знает. И я хотел попросить тебя, не сообщать ей. Планирую сделать сюрприз.

– Какой сюрприз, отец? Ты же ее ненавидишь! Зачем ты собрался в Москву?

– Хорошо! – вот теперь отец вернулся к прежнему раздражительному тону, который я знаю. – Хорошо, раз ты так хочешь!!! Я лечу в Москву, потому что видел в новостях тебя и этого здоровенного парня! Как ты оказался там?!

– Где, там, пап? В воде?

– А пусть даже и в воде! Кто это такой?

– Пап. Это в какой-то степени мой руководитель. Меня направили в его филиал поделиться идеями и помочь им наладить сбыт продукта. Возвращайся лучше домой, незачем тебе лететь в Москву.

– Да, конечно! – передразнил меня родитель. – Аксель говорит, что вы не просто так оказались рядом! Вы уезжали на одной машине!

– Пап, прекрати. Это работа. Пожалуйста, возвращайся домой. Не беспокой маму. В любом случае, я в Москве не буду еще какое-то время. Ты меня там не застанешь. Я не знаю, когда вернусь. Пожалуйста, пап.

– Я, конечно, не верю тебе, – наконец, услышал от него то, что хотел, – но ладно. Поеду. Ты же знаешь, я не люблю самолеты. Но смотри мне, Кристоф! Чтобы тебя больше не было в сводках новостей и, особенно с этим непонятным здоровяком!

– Хорошо, пап. Езжай домой. И передай привет Акселю.

Я положил трубку. Еще этого не хватало. Мало мне проблем с русским придурком, так еще и отец туда же. Дьявол! Не хочу возвращаться в квартиру. Взбежал по ступенькам, чтобы еще немного разрядиться и, подойдя к двери, нажал на звонок. Хочу, не хочу, но работа не ждет. Надо завершить все дела, а вечером я обещал Томасу подключиться к новой онлайн игре. Вчера мы начали ее обсуждать, пока в это обсуждение не вмешался Белов со своими планами.

Когда он буквально через секунду открыл дверь, я даже не поздоровался. Черт побери, не могу через себя переступить! Вот что он сейчас? Стоит, буравит меня своими черными глазами и злится. Да пусть.

– Я в душ и поедем на работу, – бросил ему, проходя мимо.

На удивление, Виктор ничего не ответил и даже не погнался за мной. Неужели, до придурка дошло? Погасив в себе неприятное чувство сожаления, взял из комнаты полотенце и скрылся в ванной. Залез под горячие струи воды. Наверное… мне так кажется… я ждал, что он вломится ко мне. Даже посмотрел несколько раз на дверь. Но ничего не произошло. Не верю. Неужели, он реально понял и отстал от меня? Что случилось? Обиделся на то, что я ушел, не предупредив его?

Включил холодную воду. Дьявол! В голове настоящий бардак. Перестал что-либо понимать. Что делаю я? Чего хочу?

И, самое главное, чего жду?

Вычистив зубы и завернувшись в полотенце, ушел в свою комнату. Никакого Белова на горизонте. А когда уже оделся снова в брюки, но уже в другие, хотя тоже черные и темно-синюю рубашку, пришел на кухню, обнаружил на столе горячий завтрак. Сомнений в том, что это для меня, не возникло ни на секунду. О правильности моих выводов свидетельствовал подбор продуктов. Два горячих тоста, масло, четыре вареных яйца и жареная рыба.

– Завтракай спокойно, у нас еще полтора часа, в десять я попросил руководство собраться на планерку. Мы все успеем, – раздалось у меня за спиной.

Я посмотрел на него, а Белов на меня нет. Он взял с полки стакан и налил из бутылки, стоявшей здесь же, на столе, воды. И вышел с кухни. Просто. Ничего не добавив, не сказав. Без угроз. Без приставаний. Без намеков.

Я не понял. Совсем.

Снова посмотрел на завтрак. Его странное поведение и… эти продукты. Мы в чужом городе, откуда… когда он успел? Да и не это даже главное! Как он узнал, что я люблю на завтрак??? Этот набор, пропорции. Буквально с медицинской точностью угадал, что и сколько.

– Спасибо, – сказал уже, когда мы сели в его машину.

Долго не мог решить, благодарить его или нет. Ведь было бы правильно проявить грубость, чтобы он обиделся, чтобы отстал окончательно. Но… Его молчание. То, что не подходит ко мне все утро, за исключением града звонков на мой телефон за время пробежки – больше ничего. И самое главное – завтрак. Никто, даже моя мама не знает, что я люблю на завтрак. А Белов знает. Сделал что-то очень важное для меня и молчит.

Я прикрыл веки и откинул голову на подголовник сиденья. А еще… Утром я злился. Очень злился, потому что почти признался себе в том… что… мне не безразлично его внимание. Было что-то в том, как он обнимал меня всю ночь. Да, я просыпался. Урывками, все же алкоголь не оставил мой организм без последствий. Урывками просыпался и чувствовал его рядом с собой. Его огромная голова лежала на подушках, уткнувшись лбом в мое плечо. Странные, незнакомые ощущения.

И, в первую очередь, ощущение того, что я вдруг перестал быть одиночкой.

– Ingen orsak!

Мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что это только что сказал Виктор! Судя по всему, краем глаза он заметил, как в удивлении я развернулся к нему, потому что тут же пояснил:

– Я начал учить шведский. Хочу понимать, что ты говоришь, – с абсолютно серьезным видом сказал Белов. – Я правильно сказал?

– Ты сказал, что-то типа «не за что», – ответил, вернувшись в исходное положение и снова уставившись на дорогу, стелившуюся перед нами.

– Хорошо, – кивнул ненормальный, – боялся, что вместо этого произнес какое-то ругательство. Ты поправишь меня, если вдруг допущу ошибку?

Все. Больше совсем ничего не понимаю. Что он творит? Чего добивается? Что… что это значит для меня?

– Кристоф, поправишь меня?

– Да.