Убийство в банке

Метро Баррикадная. Сердце вырывается прямо из ушей. Нет, я уже не боюсь ездить на метро. Это раньше, в первые дни как приехала в Москву, все еще чего-то боялась. Эскалаторы, люди. Цеплялась за сумочку, хоть и отбирать у меня нечего было. Головой вертела по сторонам, боясь что-то упустить. Но этот экстаз от новых впечатлений канул в лету еще в первые дни, как устроилась работать в ресторан. Когда каждый день ты стараешься не опоздать, летишь, то тебе не до достопримечательностей. Вот и сегодня я лечу. Боюсь опоздать. Видимо, именно по этой причине примчалась на целый час раньше. Даже чуточку больше, чем на час.

Метро Баррикадная. Дом аристократично-голубого цвета на Малой Никитской. Третий этаж. Темно-коричневая, почти черная входная дверь высотой метра три. Чуть правее торгуют тульскими самоварами. И черт бы с ними. Сердце колотится даже в подушечках пальцев, которыми я только что ухватилась за ручку двери. Третий этаж. Мне сказали прибыть в понедельник ровно в восемь утра. Сейчас семь. А я уже здесь и все равно собираюсь позвонить в дверь на третьем этаже. На третьем. Этаже. Меньше, чем через минуту я переступлю порог дома Адриана Шагалова.

Прошло чуть больше недели после завершения дела с ХолодТранс. Адриан Шагалов не появлялся в Скраме с того самого дня. И вот вчера мне позвонили и строгий мужской голос велел прибыть по данному адресу. Голос был знакомым. Михаил Павлович, человек в очках и в костюме, похожем на смокинг. За это время я многое успела. Например, успела познакомиться со всеми скрамовцами. Регулярно готовлю им чай и кофе, они отказываются, но я настаиваю. Исключительно, когда нет старшего Шагалова. Мне настолько нечего делать, что скоро я уже завою от скуки. После завершенного дела мне на карту перечислили денежную премию, почти всю ее отправила маме на Никиту. Целых тридцать тысяч. В нашем городе больше, чем месячная зарплата. Хотя, когда я радостно поделилась этим событием с Артемом, тот скривился и заявил:

– Давид пожадничал. Как всегда, – сказал это и покачал головой. – Знал бы Адриан – выгнал бы брата. Вот так всегда, младший отдает распоряжение, а старший считает, что его не обязательно выполнять дословно. Адриан, назначая премии никогда не скупится. Что такое тридцатник для Скрама? Нет, Давид реальный урод. Надо будет все-таки Адриану пожаловаться.

– Нет, ни в коем случае! – я тогда еще сильно испугалась, что Боярский и впрямь что-то скажет Шагалову. – Все отлично, у меня здесь и так зарплата очень хорошая, учитывая, что я ничего не делаю.

– Это ты сейчас ничего не делаешь, – уперто возразил парень в инвалидной коляске сидя за своим компьютером на двадцать пятом этаже. – Но с Адрианом никогда не знаешь, что тебя ждет в следующий момент. Вполне может быть, что он соберется слетать в космос и тебе придется следовать за ним. Или, наоборот, спуститься в московскую канализацию. Мысли и приказы Адриана непредсказуемы. Не тешь себя иллюзиями относительно легкости своей работы. Я бы на твоем месте отсыпался, пока не трогают.

Я не стала ему возражать, хоть мысленно очень быстро ответила на его вопрос – если Адриан мне прикажет, хоть намекнет, я поеду за ним куда угодно. И тридцать тысяч – огромная сумма. Мама была так рада! Никите купит теплую одежду на зиму. Печку в доме починят. И это я еще не получила свой первый оклад. За эти же дни успела купить себе новую черную юбку и белую блузку с туфлями и сумкой. Сумка очень простая и достаточно вместительная. Теперь я многое могу взять с собой. Только пока не знаю, что может понадобиться, но в этом плане в любом случая я подготовилась. Теперь, при полном параде, заплетя волосы в толстую косу, нанеся каплю косметики на лицо (все как требовала Моро) стою перед дверью с номером семь.

– Доброе утро, Наталья Олеговна, – после недолгого ожидания, мне открыл дверь тот, кто велел приехать сюда к восьми утра. – Мы, кажется, договаривались на восемь?

За его спиной я уже увидела кусочек богато обставленного холла, он сиял будто бы это был вход не в квартиру, в настоящий дворец. Да, не спорю, офис Скрама превзойдет любую квартиру, однако, я полагаю, весь вопрос в том, кому она принадлежит.

– Я… да, простите меня пожалуйста. Я могу пойти погулять и явиться к восьми. Очень боялась опоздать, – протараторила на одном выдохе.

– Глупости, – глядя на меня несколько высокомерно поверх своих круглых очков, заявил дворецкий. – Проходите. Вы успеете позавтракать вместе с Адрианом. Надо только предупредить Бориса Емельяновича.

Мужчина сделал шаг в сторону, пропуская гостью в дом. Да какую там гостью, мышь серую. Это верно обо мне говорят. Но того требовала Моро. И несмотря на эту отговорку, так удобную мне, рядом с Адрианом Шагаловым я себя всегда так чувствую.

– Ой, я не буду завтракать! Можно я здесь, в холле на стуле подожду, вот на этом! – показала рукой на одно из кресел в стиле модерн, выполненное из темного дерева и обитое светлым шелковым материалом. Этот холл, с белыми мраморными колоннами у каждой двери, коих здесь было не мало, с мраморным сияющим в свете ламп полом и дорогими коврами у входа и дальше, размещенным по проходу к другим помещениям, с лестницей на четвертый этаж, словно одного уровня для царских палат было мало. Этот холл заставлял нервничать еще больше. Мне померещилось, что мои ноги и руки вымазаны сажей и сама я похожа на трубочиста, который каждым своим прикосновением способен замарать всю аристократичную красоту помещений.

– Глупости! – повторил дворецкий еще грознее и требовательно навис надо мной. С его ростом это было сделать несложно. Высоченный, как колонны в этом доме. Как будто неизвестный скульптор лепил их из одного теста. – Проходите на кухню.

– А… обувь? – ляпнула глупая я и увидев его грозно сдвинутые на переносице брови, поспешила прямо в обуви в том направлении, куда указала его вытянутая рука. Ноги привели меня на кухню. Это было то самое место, откуда через щели в дверях разливались по всей квартире умопомрачительные запахи. Это помещение оказалось более уютным, чем претенциозный холл, меньше по размеру, с каменным полом и деревянными шкафчиками. А может быть не в этом дело, а в том, что здесь все заполнено не только ароматами горячей пищи, но и легким дымком и паром от кипящей в кастрюлях воды. Посреди данного помещения, прямо над плитой колдовал настоящий волшебник – мужчина в белом поварском одеянии и в колпаке на седой голове. Его мимика настолько активно работала, что создавалось впечатление, будто бы он разговаривает с едой. Беседа моментально меняла оттенки, то он был ласков с ней, а то ругался почем свет стоит. И все это без единого слова, произнесенного вслух. Бросив щепотку чего-то, а потом еще чего-то и один красный перец в кастрюлю, повар, наконец, заметил нас.

– Борис Емельянович, познакомьтесь, – важно произнес дворецкий. – Наталья Олеговна. Помощница Адриана Аароновича.

– Ага! – хлопнул во внушительные ладоши повар и от этого звука я подпрыгнула на месте. – Так вот она какая! А ничего, симпатишная, – улыбнувшись в седые усы, подмигнул мне Борис… Емельянович.

– Очень приятно, – пожав его руку, вымолвила в конец смущенная помощница.

– Приятно, приятно, – пропел Емельянович, поглаживая свои куцые усы. – А что, Палыч, в нашей адриановской команде прибыло? А? Может быть, красавица переедет в этот дом? А?

– Борис Емельянович, не запугивайте девушку и лучше обратите внимание на свой суп. Подгорит, Адриан не будет в восторге. Если месье Шагалов останется без завтрака, я с вас шкуру спущу, – это было сказано так грозно, что мне захотелось куда-нибудь спрятаться. Желательно прямо сейчас.

– Ах ты ж, е! – всплеснув ручищами, больше подходящими лесорубу, а не повару, Борис Емельянович бросился обратно к плите. Схватив блестящий половник, мужчина опустил его в кипящую жидкость и помешал. – Вот, Палыч, до чего доводят игры с едой! Что за дрянь придумали в наше время? Веганство?! – повар презрительно скривил крупные губы. – Есть надо нормально! А как же ребрышки, а отбивная? А стейк? И пиво. А, Палыч? Ну, о чем думает твой Адриан? Ладно, что гений. Ну, так если гений, как он не понимает, что без мяса жить нельзя?!

– Не веганство, а вегетарианство, – терпеливо поправил дворецкий Бориса. – Это, во-первых. А во-вторых, Борис Емельянович, сколько вам можно повторять, что не ваше это дело обсуждать привычки хозяина. Ваша забота готовить то, что предпочитает есть Адриан Ааронович. За то вам и платят.

– Ой, ой. Ну, потыкай мне еще! Ладно, чем бы душа не тешилась. Накормлю я твоего Адриана, не переживай, старый прохиндей. И девушку накормлю, – Борис подмигнул мне. – Я надеюсь, Наташенька, хоть вы едите нормальную пищу? Могу я вам мяса поджарить? Скажите «да», порадуйте старика!

– Я, я не буду ничего есть, спасибо большое, – даже сделала шаг назад, настолько испугавшись активного повара.

– Что значит, вы не будете есть?! С кухни Бориса Академина голодным еще никто не уходил! Немедленно говорите, что вы будете есть и я приготовлю все, что вы сможете выдумать! – здоровяк топнул ногой сорок пятого размера и упер руки в боки.

– Наталья Олеговна, вам лучше уступить, – предупредил меня дворецкий, – он не отстанет.

– Не отстану, так и знайте! Так что? Свинину? Баранину? Говядину? Конину?! Яйца пашот? Ну же!

– Можно просто яичницу? – пропищала я и думала, что он меня не услышал, но дядька картинно схватился за то место, где у него должно было находиться сердце и закатил глаза к потолку. Очень красивому, узорному потолку, должна сказать.

– Палыч! Она меня убить хочет! Кто же заказывает Академину яичницу?! Это прямое оскорбление! Мне! Яичницу!

– Давайте яйца пашот! Хорошо, я все съем! – я сделала еще один шаг назад и врезалась спиной во что-то. Нет. В кого-то. И мгновенно так поняла в кого именно.

– Доброе утро, Адриан Ааронович, – учтиво поклонился дворецкий тому, кто сейчас был позади своей помощницы.

– Завтрак готов! – отрапортовал повар, вытянув свою танкоподобную фигуру по струнке и приложив половник к виску. – Все как вы любите!

Выглядело его поведение забавно, но только не для моего босса. Он, я так подозреваю, как обычно чуть заметно кивнул. В том числе и моему затылку, после чего прошел к столу. Адриан Шагалов спустился к завтраку без своего привычного пиджака, в одной черной рубашке, которая весьма красноречиво облегала его крепкое жилистое тело. Он сам сел на свое место, во главе прямоугольного стола, у которого стояло восемь стульев с высокими спинками, а я не могла отвести от его фигуры глаз. Вот уж кто притягивает к себе внимание на сто процентов. Пока хлопала глазами, мне же помог дворецкий, любезно отодвинув перед гостьей одно из кресел. А уже через несколько минут передо мной, как и перед Шагаловым, материализовался изысканный завтрак. На белоснежной тарелке красовалось два цветных островка – два куска свежего хлеба, до золотистой корочки обжаренных с дух сторон, сверху которых были аккуратно выложены яйца пашот. Их внешняя оболочка была немного надорвана, в результате чего на поверхности несколькими каплями желтел яичный желток. Ко всему мне подали кофе и стакан апельсинового сока, а рядом с тарелкой лежала хлопчатобумажная салфетка. Как только мы оба получили еду, дворецкий встал по правую руку от хозяина и взяв здесь же со стола белый планшет в руки, включил его, поправил у себя на носу очки, немного отклонил голову назад и принялся читать заголовки новостей. Читал он медленно, с хорошим произношением, которым можно было бы на театральной сцене декламировать стихи. Повар в это время занимался своими делами, не подавая лишних звуков и не вмешиваясь в то, что зачитывал Расторгуев. Ну, почти.

– Они еще чего поумнее придумать не могли?! – громогласно возмутился повар в какой-то момент. – Пусть еще комендантский час в городе введут! Террористы им мерещатся! Пусть в Европе ловят террористов, а у нас они все померзли! Или спились! Кошмар, навыдумывают…

– Борис Емельяныч, – сурово посмотрел на него Михаил Павлович. На что кулинар пристыженно умолк. На секундочку.

– Ну, а что? Палыч, разве я не прав? Адриан Ааронович, разве я что не так сказал?

Было особенно забавно наблюдать, как эти два человека и по росту, и по возрасту значительно опережавшие своего босса, как дети малые смотрели на него, невозмутимо завтракавшего в этой странной домашней атмосфере. Я думала, это удивительно. Но удивительное было еще впереди.

– Террористы могут проявить себя в любой стране, – сказал Шагалов, положив серебряную вилку в пустую тарелку и промокнув тонкие губы. Кофейные глаза не смотрели ни на кого, он вел себя, как и в офисе, с той разницей, что здесь не избегал людей, а наоборот, как будто наслаждался их присутствием. Чувствовал себя здесь в безопасности. – Не стоит абстрагироваться от проблем, считая себя неуязвимым, Борис Емельянович. Несчастье может произойти в любой момент и с любым человеком.

На этом он замолчал, а дворецкий, кивнув хозяину дома, хоть последний этого и не заметил, продолжил читать. И продолжал делать это, пока завтрак официально не был завершен. Поразительно, но я не чувствовала себя здесь неловко. Пожалуй, как села за стол, так все стеснение испарилось. Странным образом обстановка действительно была домашней. То ли ее делала таковой скатерть на столе, то ли волшебные ароматы домашней еды, то ли приятный тембр дворецкого, создававший ощущение, что отец читал сказку любимому сыну, а не по сути слуга новости своему хозяину. Но скорее всего, дело было в том, что оба эти мужчины относились к Адриану по-отечески. Как два отца защищали его от невзгод внешнего мира. И это было до тех пор, пока он не поправлял их своими слишком трезвыми и редкими замечаниями. После утренней гонки в другой конец города и зябкой погоды на улице, в тепле да после еды я разомлела настолько, что, когда пришла пора вставать из-за стола, с ужасом осознала, что до жути не хочу отсюда уходить. Так мне показалось. Однако это могло быть банально предчувствие надвигающейся катастрофы.