Стоять, а также лежать, сидеть и расхаживать на боевом посту Косте довелось недолго. У него даже не успели устать глаза от того, что он непрерывного таращился на картину. С первого января начался не только новый год, но и какая-то новая непривычная жизнь. Королева Таль лежала в больнице, звонила оттуда и отдавала распоряжения, а еще постоянно вызывала к себе кого-нибудь для разговоров. Сначала к ней съездил Инго. Потом – Филин, даром что он отвозил Бабушку в больницу. А потом Бабушка вытребовала к себе Костю и Маргариту. Костя переполошился: во-первых, он не знал, на кого оставить пост, во-вторых – взволновался оттого, что проведет с Марго почти целый день.

Сменить королевского дракона согласились все взрослые сразу. Они засели за книги и целыми днями ворошили ученые трактаты, ища любые упоминания о таинственном Саде и молодильных яблоках. Чтобы не выпускать картину из виду, Инго решил перенести ученые штудии в Цветочную гостиную, где коллеги и собрались у камина, украшенного лепными гирляндами роз, и до хрипоты спорили о прочитанном.

Что касается самой поездки, то Костя больше всего боялся, как бы в присутствии Марго не оконфузиться. Ему казалось, что голос у него дает петуха еще чаще прежнего, и что запах гари пробивает все дезодоранты и одеколоны, и что руки и ноги разъезжаются, как в те давние времена, когда Филин только учил его мгновенно превращаться из человека в дракона и обратно. К счастью, узнав, что Косте предстоит поездка в обществе Марго и аудиенция у Бабушки, мама Надя пришла ему на помощь – уложила сыну шевелюру феном, а особенно пламенный прыщ на подбородке замазала каким-то телесного цвета кремом, так что стало не видно. Потом выяснила, что Наталье Борисовне «можно все», сбегала в кондитерскую на углу и принесла оттуда пирог с малиной в муаровой подарочной коробке.

Но даже во всеоружии Костя меньше волноваться не стал и потому не подумал о том, что Инго приехал вчера от Натальи Борисовны в глубокой задумчивости и потом долго говорил о чем-то с Лизкой, а потом Лизка весь вечер на всех бросалась. Правда, в последнее время она частенько на всех бросалась и огрызалась. У Кости получалось думать только о Маргарите. А когда наступило долгожданное утро и он наконец-то увидел Марго на остановке автобуса, то напрочь забыл, что поездка в больницу – никакое не свидание. Марго была еще красивее, чем всегда. Она нарядилась в короткую юбку и сапожки на каблучках. Костя впервые видел ее в таком наряде, поэтому всю дорогу до больницы в маршрутке беззастенчиво рассматривал Маргаритины коленки. Марго его взглядов не замечала и на шутки не откликалась. Костя так увлекся попытками развлечь даму разговорами, что о цели их путешествия вспомнил только когда они вышли из маршрутки у ворот мрачного серого здания окнами на мрачный серый лес.

У двери палаты Маргарита замедлила шаг и заметно побледнела.

– Иди первый, – велела она Косте. – Я… я пока подожду. – Она села на обитую дерматином скамейку, выставив коленки, и принялась нервно крутить на шее сапфировый кулон в серебре, сверкавший синими искрами. Сапфир показался Косте подозрительно знакомым, но рассматривать времени не было.

В палате Костя провел от силы минут пять. А когда вылетел за дверь, то даже забыл, что там сидит Маргарита.

Во-первых, его поразило, какое стало лицо у Натальи Борисовны. Ее было просто не узнать, и разговаривала она тихо-тихо, прямо шелестела. А во-вторых, говорила она такое, что Костя пришел в ужас и не посмел возразить и к концу краткой беседы взмок. Взмок настолько, что Наталья Борисовна забеспокоилась, не горит ли проводка. А Костя перевел дух, только когда больная прошептала:

– Ну, ступай, Конрад.

– Там… в общем, Маргарита сейчас зайдет, – промямлил Костя, поднявшись. – А еще мама вам пирог передала, совсем забыл! – Он выставил муаровую коробку вперед, словно щит.

– Надо же, – голос у Натальи Борисовны впервые за эти пять минут потеплел. – Передай маме большое спасибо. Только… ты знаешь, что-то совсем аппетита нет, так что забери лучше домой.

В коридоре Костя плюхнулся на теплую после Маргариты скамейку и тупо уставился на блеклые акварельные нарциссы на противоположной стенке. Марго сунула Костику пакет с мелким вязанием, которое достала было, но даже не успела начать, и скрылась за белой дверью.

Пробыла она в палате еще меньше дракончика. Вышла очень прямая и очень бледная, молча села рядом с Костей, покусала губы, отобрала вязание, потом достала из сумочки пудреницу и напудрилась. Потом сняла кулон и убрала в сумочку. На ресницах у нее сверкали слезинки. «Вот это да! – мысленно всполошился Костик. – Пропесочили!» – Но лезть с утешениями поостерегся, да и не успел.

– Поехали отсюда, – сдавленно сказала Марго и зацокала по коридору каблучками. Больничные бахилы ей цокать не мешали.

У остановки маршрутки Костя вспомнил о пироге и в сердцах хотел было сунуть нарядную коробку в ближайшую урну.

– Нельзя еду выкидывать, а еще в Питере живешь, – бесцветным голосом заметила Маргарита. – Надо было хоть медсестричкам подарить.

Костя галопом домчался до вахтера в будочке, вручил ему коробку, выпалил «Чес-слово, это не бомба, с новым годом, с новым счастьем!» – и галопом же, оскальзываясь на снегу, нагнал Марго, которая как раз забиралась в подкатившую маршрутку.

До самого Радинглена Маргарита не вымолвила больше ни слова, а когда на Бродячем мостике Костя поддержал ее под локоток, словно бы и не заметила. Во дворце она сразу же умчалась к себе, не пожелав ни с кем разговаривать, только напоследок бросила Косте:

– Сходи к Инго, отчитайся, хорошо?

Ослушаться королевский дракон не посмел. Заглянул в Цветочную гостиную, но обнаружил там только фриккен Бубендорф – ни короля, ни Филина.

– А кто же за картиной следит? – испугался он.

– Я, – ответила Амалия. – Не волнуйтесь, юный Конрад, на картине ничего не изменилось. Инго у себя, а мейстер Глаукс сейчас вернется. Но вы уж возвращайтесь на пост побыстрее – одна нога здесь, другая там.

Поднимаясь в башню к Инго, Костя так разнервничался, что три раза споткнулся и к тому же опять взмок. Вновь запахло гарью, и Костя чуть не заплакал с досады – ну что за мучение такое на его голову!

– Садись, пожалуйста, Конрад. – Инго кивнул на кресло. – Как Бабушка?

Костя сел, а король остался стоять. Это противоречило этикету, и Костя попытался было вскочить, но потом плюхнулся обратно и отвел глаза. Скорей бы все кончилось. Уши у него пылали, а по спине ползла струйка пота. К счастью, окно в башне было открыто и сквознячок, пересыпанный снежинками, благополучно уносил запах гари.

– Ваше Вели… – начал Костя.

– Инго и на ты, – напомнил король.

Делать было нечего.

– Наталья Борисовна просила тебе передать… В общем, она переживает… Она велела, чтобы я, если что, Сокровищницу запер… – Голос предательски пустил петуха. Костя умоляюще посмотрел на Инго, но тот терпеливо глядел на него сверху вниз и ждал продолжения. – Она переживает, что ты слишком много тратишь. На… де… девушек. Смартфон этот… И ку… кулон…

– На Маргариту, – уточнил король очень спокойно.

Больше всего Костя боялся, что Инго засмеется, но король смотрел на него серьезно и даже сочувственно. И от этого взгляда дракончику стало не по себе. У него даже зубы заныли от беспокойства.

– Спасибо, Конрад, – медленно проговорил Инго. – Спасибо. Передай, пожалуйста, при следующей встрече ее величеству Таль, что волноваться не о чем. Все, что я беру из сокровищницы сверх государственных нужд, останется в семье, потому что в семью войдет Маргарита.

«Значит, они уже решили пожениться!» – мысленно перевел Костя и сник.

– А впрочем, когда буду у Бабушки, сам ей все скажу, – добавил Инго.

Дракончик неуклюже поднялся.

– Да, вы уж это… сами разбирайтесь, – не глядя на своего повелителя и сюзерена, пробурчал он.

– Костя, – Инго помолчал, словно подбирая слова. – Прости, пожалуйста, нас всех, особенно Бабушку. Я понимаю, получилось крайне неловко и ты, должно быть, растерян и обижен. Но сейчас… сейчас ее надо прощать, что бы она ни говорила.

Костя выскочил за дверь, забыв попрощаться. Неуклюже прыгая через три ступеньки по винтовой лестнице, он шепотом чертыхался себе под нос.

Оставшись один, Инго все-таки рассмеялся. Тихо и совсем не весело.

Костя поспешил в драконьи покои (собственно, отведены они были старшему Конраду, но никто во дворце и не подумал возражать, когда Костя их занял). Он принялся переодеваться, торопясь как можно скорее занять свой пост у картины.

Мысли у Конрада-младшего путались. Зачем королеве и Инго понадобилась эта игра в испорченный телефон и почему телефоном они выбрали его, Костю?!

Дракончика продрал озноб. А если и Бабушка, и король заметили, как он, Костя, пялится на Марго? А попробуй на нее не пялиться, если она такая красивая… И хорошо еще, если Инго не уловил запаха гари. Ну, раз ничего не сказал, наверно, не сильно пахнет… Костя потянул носом и с ужасом понял, что гарью тянет по-прежнему, а утренний дезодорант давно выветрился.

Произведя смотр баночкам и скляночкам перед папиным зеркалом, дракончик с облегчением обнаружил среди них фигурный флакон с какой-то лавандовой эссенцией – творением радингленских парфюмеров. Все лучше, чем ничего, покорился судьбе Костик и опрыскался терпкой жидкостью. Затем поспешил в галерею, к картине, к насиженному месту – нарочно для него поставленному креслу.

На полдороге Костя налетел на Филина. Выглядел волшебник усталым и постаревшим, и даже легкую сафьяновую папку с какими-то бумагами под мышкой держал так, словно она весила полтонны.

– Здравствуй, Конрад, – тихо сказал Андрей Петрович. – Ты ведь был у ее величества? Как она?

Костя скрипнул зубами и отделался невнятным мычанием. Опять рассказывать про Все Это и позориться? Нет уж, дудки! Костя ощутил, что багровеет не только ушами и щеками, но даже, кажется, затылком, и еще покрывается испариной. У него нестерпимо защекотало в носу. Он зажмурился, чтобы не чихнуть, но все-таки чихнул. Получилось ужасно громко. А главное – из ноздрей вылетела шальная искра и попала прямо в бумаги Филина.

Бумаги занялись мгновенно, точно их облили бензином. Один полыхающий лист спланировал на пол – прямо на ковер.

– Дождик, дождик, веселей, капай, капай, не жалей! – выкрикнул Филин.

Над бумагами в один миг соткалась тучка и пролилась дождем. Филин поспешно затоптал тлеющий лист, подобрал, аккуратно убрал в папку.

Костя съежился, ожидая разноса. Но Андрей Петрович смотрел на него участливо.

– Конрад, позволь задать тебе деликатный вопрос. Тебе папа, часом, ничего не объяснил? – Филин посмотрел Косте в глаза.

– Насчет чего? – насторожился Костя. – Мы… ну… это… не разговариваем почти.

– Да насчет линьки, конечно! – Волшебник в сердцах всплеснул руками. – Ну, Конрад, ну, умник… – Он поспешно добавил: – Я не про тебя. Погоди-погоди, почему не разговариваете?

– Да так… – Костя поспешно перевел разговор на животрепещущее: – А при чем тут линька?

– При том, что тебе линять пора! Первая линька для дракона очень важна, на нее надо залечь вовремя, а иначе будешь маяться. Как раз перед ней у молодых драконов нарушается теплообмен, искры из ноздрей не вовремя сыплются, мысли путаются, слова тоже… – Филин выразительно глянул на Костю. – Да мало ли что… можно и башню крылом сшибить. И папенька твой должен был тебя об этом предупредить! Значит, не предупредил.

Костя в ответ только угукнул.

– Ладно, тогда я тебе все объясню, – сжалился Филин. – Эти дни ты должен провести в драконьем обличье, в человека превращаться – ни-ни. Линять ты уже, как я понимаю, начал. В нормальных условиях, если не спешить, линька занимает у дракона примерно дня четыре. Заберись куда-нибудь, где попрохладнее… лучше всего в пещеру перед входом в Сокровищницу, папенька твой всегда линял там. Провиант обеспечим. Поскучаешь немножко, но ничего, потерпишь.

– А что потом будет? – заинтересовался Костя.

– О, масса интересного! – усмехнулся Филин. – После первой линьки у дракона открывается множество новых способностей. Точно не скажу, я не дракон, – со временем сам увидишь. Да и в человеческом облике тебе тоже станет легче – координация наладится, обмен веществ, то-се. Только не забудь потом отдать старую шкуру гномам, в Радиглене так принято.

– А… а кто же вместо меня будет картину караулить? – забеспокоился Костя. – Днем вас там много, а ночью?!

– Филины-оборотни тоже могут подолгу не спать, если очень захотят. Даже в человеческом обличье, а уж в птичьем тем более, – успокоил его Филин. – Постерегу за тебя, не волнуйся.

Костя смущенно потоптался на месте и спросил:

– Можно прямо сейчас идти?

– Да!