Белобород откинул капюшон. Лицо его было страшным — но не из-за уродства, напротив, оно было величественным, как лица богов на барельефах Ромулуса. Он пугал своей отрешенностью, как будто он и впрямь был статуей, которая вдруг ожила, но не утратила своей каменности.

— Пойдемте с нами, принцесса, — он протянул руку. — Нам многое надо обсудить.

— Пойдем, матушка, — замельчил Ярелл, выскочивший из-за спины своего начальника, подбежавший к ней и едва не хватавший ее за рукава. — Нечего нам тут делать более. Пущай государственные мужи трудятся.

Алов подчинилась. Она опять была как во сне, когда все вокруг кажется ненастоящим — слишком часто она это чувствовала в последнее время. Может, это все и правда сон, и скоро она проснется, и все будет по-прежнему, не будет войны, отец будет жив, и Озхан…

Белобород мощно шагал впереди, за ним Алов, и позади нее пыхтел Ярелл, болтая безумолку обо всем подряд, но больше всего, конечно, о еде, ничуть не заботясь о том, что его никто не слушал. Примерно на третьем повороте Алов поняла, куда они идут. Она уже бывала там.

Сементериум размещался в Мясном квартале, прозванном так из-за того, что там сосредоточились все городские скотобойни. Каждый император считал своим долгом заявить о необходимости перенести это зловонное пятно подальше от центра города и от дворца, и каждый не делал ничего для этого, а ее пращур Эймунд Вреддвогль даже наоборот учредил тут больницу имени себя. Где как не тут, среди запахов гниющего мяса, в окружении трупов животных и людей, должна была расположиться Яма Смерти?

Внутри было темно, как и всегда. Дубб где-то пропадал, и их встретил какой-то молодой жрец, борода его едва начала курчавиться. Роняя спросонья и от испуга ключи, он проводил их в трапезную и в спешке удалился, стремясь поскорее скрыться с глаз начальства.

Белобород уселся во главе стола.

— Прошу вас, принцесса. Ярелл, чаю.

Его голос, могучий и властный, сейчас звучал мягко и успокаивающе. Алов села напротив жреца и недобро уставилась на него.

— Я больше не принцесса. Я графиня Вреддвогль.

— Как вам будет угодно. Северяне пьют удивительный чай. Мясной. Вообще это больше похоже на бульон. Вы непременно должны его отведать.

— Да-да! — сквозь звон кастрюль из кухни донесся голос Ярелла. — Он вкусен и питателен весьма. А вам поправляться надо, я всегда говорил.

— Чего вы хотите от меня?

— Ах, вот почему вы так напряжены. Я вообще-то планировал обсудить это с вами завтра, но если вы настаиваете…

— Настаиваю!

— Ну, как бы это сказать. Мы — ибо я сейчас говорю от имени церкви Сементериума — имеем честь пригласить вас под наши своды. Мы просим вас принять нашу доктрину и влиться в нашу большую семью.

— Что?

— Вы нужны нам, принцесса… графиня.

— Зачем? Что я могу?

— О, вы можете очень многое. Разве не вы открыли вашему отцу правду о будущей войне? Разве не вы убедили Ромелию помочь вам войсками? Вас знают, к вам прислушаются, за вами пойдут.

— Вы хотите, чтобы я призывала людей примкнуть к вам?

— Ну, в общем да. Видите ли, графиня, церковь слаба. Да, вам может показаться, что мы вездесущи, но это не так. Нас мало и мы непопулярны.

Алов задумалась, вслушиваясь, как на кухне Ярелл бренчит кастрюлями.

— А зачем это мне? Почему я должна помогать вам?

— Потому что, как мне кажется, вы хотите нам помочь, — Белобород бросил пронзительный взгляд прямо ей в глаза, Алов даже немного испугалась. — Дубб поведал мне о ваших разговорах, о книгах, которые вы взяли у Киви. Вы ведь, в сущности, уже с нами. Там, внутри, — Белобород указал на ее голову. — Просто вы почему-то не можете или не хотите открыто заявить об этом. Признаться самой себе.

А ведь он прав, старый колдун. Учение Сементериума прочно засело у нее в голове, вытеснив все остальные. Они уже казались ей глупыми и пустыми, эти остальные. И это пугало ее. Она боялась признать, что боги, в почитании которых она росла, теперь стали для нее не более чем героями детских книг. Хотя, в сущности, они и были такими героями. Огромное множество людей жило литературой. И это на просвещенном Западе! А уж что говорить про Восток, где в ходу как первобытное язычество, настолько же примитивное, насколько наивное, так и заунывные сочинения пустынников, в которых они приторно превозносят своего единственного бога, который к тому же подчистую списан с бога Солнца древней Урукашты.

А может, пускай? Может быть, стоит согласиться на предложение старика? Что ей терять?

— А вот и чаек, — Ярелл приковылял, громыхая подносом, на котором стояли глиняные кружки с дымящимся напитком. Конечно, помимо чая на подносе обнаружилась буханка хлеба, тарелка с копчеными сосисками, пучок зелени, сыр, пара луковиц, яблоки и кувшин с вином, как будто старый чревоугодник выгреб все, что было на кухне. Комната сразу наполнилась резким пряным ароматом.

— Вот, пейте, пока горячий, — Ярелл расставил снедь на столе и сам примостился сбоку, взяв в руку сосиску.

Чай был жирный и действительно напоминал бульон. Аромат его мощным ударом обрушился наАловизнутри, взбодрил и одновременно успокоил, и даже улучшил настроение, а сама сладковатая жидкость наполнила ее приятным теплом.

— Не правда ли, удивительно?

— Не то слово, — Алов допила горячий чудо-напиток и отставила кружку.

— Так каково будет ваше решение?

Ярелл и Белобород уставились на нее в ожидании.

Решение? Какое решение? Чего они хотят от меня?

— Что?

Мы о чем-то говорили, но о чем? Я не помню! Ведь только что он что-то спросил у меня.

Алов хотела спросить уБелоборода, чего он хочет услышать, но остановилась: борода старика начала шевелиться, как живая, и стала расти. Что за колдовство!

Ярелл вдруг превратился в сову, замахал крыльями, заухал. По стенам забегали черные блестящие жуки. Белобород совсем зарос волосами, они были повсюду и извивались, как тонкие бледные черви. Яд, они отравили меня!

Алов схватила кружку, у которой уже выросли маленькие когтистые лапки и лысый крысиный хвост. На дне виднелись остатки трав и волокна мяса, а в нос ударила волна чайного аромата, но в этот раз в симфонии запахов отчетливо проявилась тонкая, противная грибная нотка.

Белобород открыл черную пасть и поглотил мир и ее вместе с ним.