— Вам очень повезло, о досточтимейший, — прошелестел врач. — Меч ударил ровно между пальцев. Кости нетронуты. Я подшил кожу и жилы, теперь вам нужен покой. Извольте принять вот это, — он указал на кубок, стоявший тут же на тумбочке. — Нежнейший травяной чай облегчит вашу боль и позволит быстрее отправиться в мир грез.
— Отлично, — сказал хан несколько отстраненно, отхлебывая чай. Что-то я стал часто падать в обморок. Негоже. Будто женщина какая-то. — Ступай. Я вызову тебя, если ты понадобишься.
Врач, пятясь, вышел. Хан посидел немного, борясь с нежнейшим чаем, а затем упал на шитые золотом подушки и уснул тяжелым, утомительным сном, полным бессмысленных снов.
Утро принесло облегчение в ноге, но вести были нерадостные.
— О величайший, — ан-Надм был невероятно взволнован. — Прибыл человек из южной степи. Беда идет.
Хан заслушал гонца лично. Тот перепугался и начал заикаться, но все же рассказал, что встретил на южной границе Степи странного путника. Тот был болен, он умирал от жажды, он и его лошадь, как будто до этого долго ехал через пустыню. И прежде, чем умолкнуть навек, этот путник сообщил, что Южный Волок пал. Войско дикарей из-за Теплого моря прошло на запад. Это случилось девять дней тому назад, может быть, десять.
Десять дней. Десять дней какое-то огромное войско движется по его стране, а он узнает об этом только сейчас от случайного путника!
— О мудрейший, — зашептал ан-Надм. — десять дней пути — это очень много. Если они идут сюда, они прибудут сегодня. Или завтра. Это проблема.
— Я вижу.
Гонца отпустили. Хан велел созвать вазиров, вытолкал слуг и повернулся к ан-Надму.
— И что это?
Ан-Надм пожал плечами.
— Увы, о справедливейший, я не знаю. Это может быть помощь нам, это может быть военное вторжение. Может быть, они движутся не сюда. Я не знаю.
— Это не помощь, — отрезал хан. — Мы не посылали вестей на Юг. Я не велел этого. Значит, кто-то сделал это помимо меня. Значит, это не помощь. А еще значит, они пользуются образом Раджнапали. Иначе этих дикарей не расшевелить. Значит, это кто-то, кто знает…
— Муктада.
— Да, именно он. Старый лис засиделся на своем месте, давно надо было казнить его.
— Это никогда не поздно…
— Само собой. Смерть его будет ужасной. Теперь мы по его милости очутились между молотом и наковальней. О чем он думал?
— Сейчас он явится, и мы это узнаем.
Первым явился Абу-Вафик. Он, похоже, не ложился ночью, проведя ее в молитвах.
— Почтенный Абу-Вафик, — сказал хан, — как обстоят дела в войсках? Готовы ли мы к войне? Ибо то, что было до сего момента, не более чем жалкая тень настоящих битв.
— Готовы, о сиятельнейший, — заблеял старикан. — Волею Создателя войско наше сильно и станет еще сильнее с прибытием вельможного брата вашего Шамаля Непокорного, которое уже в пути.
— А что вчерашнее сражение? — мне стыдно, что пришлось так неподобно покинуть поле боя, но я тебе этого не скажу, злобный старикашка. — Каковы потери?
— Потери невелики, о великодушнейший. Триста человек полегло на стенах и еще столько же ранено. Неприятель потерял тысячу, не меньше. Только со стены мы сбросили в реку несколько сотен тел, и лучники наши собрали хороший урожай за стеной.
— Да, за стеной. Меня волнует эта дамба. Мы можем что-нибудь сделать с ней?
— Не нужно, — вазир войск улыбнулся. — Велик Создатель, ночью дамба не выдержала напора воды. Река размыла ее. Прохода больше нет.
Вошел Муктада, а за ним Файдуддин, наполнивший комнату облаками пряного дыма. Оба отвесили поклоны положенной глубины и заняли места на кушетках.
— Стража! — внезапно гаркнул хан, дождавшись, пока все устроятся. Вазиры испугались, даже ан-Надм, а больше всего Мустахдам, который как раз вошел. Двое стражников чуть не опрокинули его, вбегая в комнату.
— Возьмите его! — хан указал на шейха Муктаду. Тот не успел и глазом моргнуть, как стражники вытащили его из кресла. — В темницу его… пока что.
— Но светлейший… — на лице вазира было лишь удивление, но оно было маской, хан это почувствовал. Стражники выволокли его из комнаты и захлопнули дверь.
— Позволено ли мне, о справедливейший, узнать, чем достопочтенный шейх Муктада заслужил твою немилость? — спросил Файдуддин.
— Он плел заговор против меня, — сообщил хан. — Благодаря ему мы сейчас в ужасной опасности. Войско Юга идет на нас войной.
Абу-Вафик издал странный звук.
— Войско Юга? Велико ли оно?
— Велико, — сказал хан тоном, не допускающим сомнений. — Десятки тысяч воинов.
— Но это же ужасно! — Абу-Вафик вскочил со своих подушек. — Это измена! Шейх Муктада, не иначе, продался Западу!
Файдуддин закашлялся.
— Западу? Муктада? Я вас умоляю!
— А что вас так веселит, почтенный Файдуддин-паша. Или вы опять будете утверждать…
— Буду! Я всегда говорил, что Новый День существует! Я считаю, что вот оно доказательство. Шейх Муктада был его членом. Надо его пытать, надо выбить из него имена, планы, всё!
— Вы глупец, Файдуддин! — подключился Мустахдам. — Вы не можете трезво мыслить, потому что вы язычник! Шайтаны сбивают ваш разум с пути просветления.
— А может, и вы, Файдуддин, может и вы тоже предатель и служите западному императору? — грозно спросил Абу-Вафик. — А про Новый День талдычите, чтобы затуманить наши взоры?
— Хватит! — хан прервал дискуссию, уже готовую переродиться в обычную склоку. — Сейчас не время для споров.
Все смущенно умолкли.
— Нам нужно решить эту проблему! А у нее две стороны, как два лезвия у меча. Армия Юга идет к нам морем. Это плохо, но не смертельно. Порт наш занят врагом, но я не думаю, что они стакнутся против нас. Это даст нам фору. Хуже то, что у нас в городе полно южан.
— Они могут подняться против нас, — закончил мысль ан-Надм, — как только будет такая возможность. Они дикие и злобные, кто бы чего о них ни говорил.
— Они вне сомнений поднимутся сразу же, когда прибудет армия Юга, — продолжил хан. — И это, пожалуй, главная угроза сейчас.
— Но они заперты у себя в пригороде, — сказал Файдуддин. — К тому же они все-таки дикари. Наша армия легко с ними справится, ведь так, почтенный Абу-Вафик? — тот кивнул в ответ.
— Их там полтораста тысяч, — заметил ан-Надм. — Это самое малое пятьдесят тысяч мужчин, готовых воевать. Что наша армия против такой орды?
— Нам придется нанести удар первыми, — сказал хан. — Уничтожить змею, пока она еще в яйце.
— Но великолепнейший… — Абу-Вафик поднял палец, прося слова.
— Мы подожжем их трущобы. Никто не должен уйти!