— Вы будете казнены сегодня же.
В зале поднялся одобрительный шум.
— Алов, — сказал Белобород, — не слишком ли это жестоко? — конечно, ан-Надм убийца, но остальные… Ротберг…
— Все умрут, — ответила она холодно. — Таково мое слово.
— Но сегодня и так пролилось слишком много крови…
— Крови больше не будет, — Алов зло улыбнулась. — Не хочу начинать правление с нее.
— Хм. Хорошо, — Белобород поклонился. — Вам виднее.
Казнь состоялась тотчас же. Стражники выволокли приговоренных на мост, Алов и Белобород проследовали за ними. Каждому из пленных к шее привязали большой камень, а затем поставили их рядком на краю.
Как же жалок был вид еще недавно самых могущественных людей мира! Воистину, перед смертью все равны. В тишине был слышен лишь плеск волн внизу, да поскрипывание моста.
Первым стоял Ротберг.
— Что ж, принцесса, — он сделал ударение на слове «принцесса». — Я склоняю перед вами голову. Я попытался и проиграл.
— Я прощаю тебя, Эдвард Ротберг, — ответила она. — Прощаю за все, но не за отца. Ты убил его, и за это умрешь.
Она пнула его в живот, и он полетел в воду.
Следующим стоял ан-Надм. Он упал на колени, и камень придавил ему ноги. Сквозь слезы он сказал:
— Пощади!
— Ты убил мою любовь, Малик ан-Надм. Тебе нет прощения. Умирай.
Она пнула его в грудь, он заверещал и завалился на спину, но не упал вниз. Она пнула его в бок, еще и еще, вынуждая перекатываться, а потом столкнула с моста его камень. Шея вазира хрустнула и он умолк, а камень утянул его обмякшее тело в воды Шема.
Настал черед хана. Он тоже плакал, но держался.
— Аксакал! — обратился он почему-то к Белобороду. — Я делал все как надо. Не моя вина, что все так повернулось.
— О чем он? — удивилась Алов.
— Уже неважно, — Белобород покачал головой, — я потом расскажу вам.
— Нет, важно! Говори!
— Аксакал просил меня дать сыну какое-то снадобье… Он не говорил, что это и зачем. Сказал только, что мой сын станет властелином мира…
Алов посмотрела на Белоборода.
— Да, владычица, — отвечал тот. — Изначальный план был другим. Проклятый глупец ан-Надм убил Озхана и все испортил.
У Алов потемнело в глазах, сердце бешено заколотилось, и боль распорола живот.
— Ты планировал все заранее?
— Владычица…
— Ты планировал все? Ты хотел разрушить мир!
— Мир был бы разрушен и без меня! Я лишь хотел, чтобы это случилось тихо и бескровно…
— Стража! Взять его! — Белоборода схватили. — Камень сюда!
— Что ж, — старик понурился. — Я готов к этой жертве.
— Вайсбарт из Леса, смертепоклонник. Ты виновен в злоумышлении против мирового порядка. Ты умрешь.
Белобород шагнул с моста, не дожидаясь толчка, а Алов вернулась к хану. Тот трясся и рыдал бесшумно, лицо его было перекошено и залито слезами и соплями. Жалкий, ничтожный, ты недостоин жить.
— Озмак, сын Тургута из рода Демиркол. Ты виновен в нарушении мира, а также в убийствах тысяч жителей города. Ты — воплощенное зло, а злу не место в моем мире.
Толчок — и вот уже мутная вода сомкнулась над головой хана.
Решем-Цедер стоял прямо, будто гордясь своим камнем, ветер развевал его редкие седые волосы.
— Старик без имени! Ты стоял за ужасом, который обрушился на наши страны. Ты — еще большее зло, чем хан.
— Я победил, — сказал Решем-Цедер. — Новый День веками шел к этому: мы разрушили старый мир. Мое дело завершено. Я умру с радостью.
Он повернулся и шагнул к краю, но остановился и сказал через плечо:
— Да пребудет с тобой благословение Апеш-Мааца, владычица Алов. Теперь ты одна против всех.
Прорицатель прыгнул в воду сам.