Часть 1. «Пути колхозные»

Неисповедимы пути господние — это древняя истина.

А пути человеческие?

На первых страницах своих сельских заметок, десять лет назад, писал я: «Не ведали <…> земляки мои, что проводится реорганизация сельскохозяйственного производства да и жизни прежней, им казалось — конец света».

Пути человеческие зримы. Не пытаясь заглянуть в очень далекое прошлое, мы можем представить, как и чем жили люди на этой земле.

Задонье. Ныне, в году 2001 — Волгоградская область Российской Федерации. Немногим раньше — того же названия область Советского Союза. Еще ранее область Всевеликого войска Донского. Названия разные, но вся та же, вечная, суть: земля и люди.

XVIII век. «Казаки предпочитают скотоводство, поскольку скот может ходить в поле всю зиму и требует мало сена… волы не употребляются в работу, а продаются, молодые и жирные, мясо их очень вкусно. Многие казаки держат по 500 лошадей. Большая часть казаков торгует скотом и пользуется хорошими доходами», — пишет об этих краях западноевропейский путешественник И.Фальк.

XIX век. Задонье — по-прежнему гнездо казачье. Главное занятие (кроме царское службы) — мясное скотоводство и коневодство. В станице Голубинской ежегодно осенью шумит Никольская ярмарка мясного скота, куда съезжаются купцы со всей России. Отсюда гонят гурты на Москву.

XX век. Первая половина. Расказачивание и раскулачивание. Дела раскулаченных, сосланных повторяют одно: «Брал в аренду землю… Выпасал скот… Арендовал выпасы… Имел 300 голов… Продавал…» — мясное скотоводство. Все та же Никольская ярмарка. Только скупщики скота именуются по-новому — «красный купец».

Потом начались колхозы. В 1980 году в Калачевском районе 40 тысяч голов крупного рогатого скота, 100 тысяч овец. Сдают государству мясо, молоко, да еще зерна от 100 до 300 тысяч тонн. Конечно же, надо отметить, что если в XVIII, XIX и первой трети XX века на этой земле «правила бал» житейская экономика — «выгодно — невыгодно» (оттого и разводили мясной скот, а не страусов), то при колхозном строе главенствовал лозунг: «Любой ценой!» И потому пахали и сеяли даже на голом песке и камне, получая по два центнера зерна с гектара. «Даешь поголовье!»- и овец разводили столько, что их порою пасти было негде, а зимой они тысячами дохли от бескормицы. Но жизнь шла, земля не пустовала.

Кроме людных хуторов — Большая да Малая Голубая, Большой да Малый Набатов, Осиновский, Евлампиевский — были еще и многочисленные чабанские «точки»: Калинов ключ, Осипов, Фомин-колодец, Козловская балка, Хороший курган, Осинов лог… Там постоянно люди жили зимой и летом. А еще — многочисленные полевые станы, летние лагеря скота. А меж ними, конечно, дороги, пусть и грунтовые, но с приглядом, уходом. В советскую пору, годы 70-80-е, колхозные и райцентровские бульдозеры и скреперы круглый год работали. Иначе нельзя. Иначе все производство встанет. Не будет зерна, молока и прочего. Не будет «плана». А за это всему руководству «голову снимут». В колхозные годы все «планерки» в правлении начинались с вопроса: «К фермам дорога расчищена?»

Теперь — иное. Некуда и незачем ехать. И потому дороги исчезают на глазах. Кажется, еще недавно, поднявшись из Липологовской балки на гребень, катил и катил я вниз к Россоши, к Фомину-колодцу по наезженной, гладкой дороге. Теперь здесь и на тракторе не проедешь. Бывало, с Клетского грейдера сверни возле Калинова ключа налево — и куда хочешь тебя дороги приведут. Нынче взяли в райцентре УАЗ и еле пробрались на нем. Руководитель районного земельного комитета Виктор Васильевич Цуканов дороги Задонья знает, а его шофер — Иван Пименович, местный рожак и бывалый охотник, с закрытыми глазами куда угодно дойдет и доедет. Но вот в прошлом году еле вернулись из очередного объезда. А потом Пименович три дня машину ремонтировал.

Все понятно и объяснимо. Был совхоз «Голубинский», были поля, скот, а значит, жили люди. И дороги были. Потом началась «перестройка». На землях «Голубинского» — больше сотни самостоятельных хозяев-фермеров пытали счастье: Найденов, Бударин, Каледин, Рукосуев, Дубовов…

Но «Голубинский» был совхозом, т. е. советским хозяйством, а значит, матушка-власть не жалела для своего детища средств. Тракторы, автомобили, горючее, удобрения, английский породистый скот — все давали «по разнарядке», не мыслили о какой-то рентабельности. А фермеры просто обязаны были считать деньги и соображать: что сеять? что вырастет? как продать выращенное?

Не умели, не хотели считать. И потому в течение пяти лет все новые хозяйства захирели.

Сегодня о них и памяти нет. Еще дышат лишь трое — Барсов, Камышанов, Коньков. У каждого — по сотне гектаров. А земли в Задонье, слава богу, не убавилось — где-то под 100 тысяч гектаров. Но это уже — не поля, не выпасы, не сенокосы, а дикая степь. Потому и дороги кончились.

Но что говорить о Задонье? Эти места всегда были не больно людными. А вот район наш — Калачевский — он у города под боком. В областных сводках в колхозную пору всегда был вторым да третьим по молоку, мясу, поголовью, урожаям.

Что теперь, в начале нового XXI века? Ничего утешительного. Тринадцать коллективных хозяйств нынче превратились в два десятка СПК (сельскохозяйственный производственный кооператив) и АОЗТов — на базе все тех же колхозов, на ладан дышащих. А ведь были такие могучие: «Волго-Дон» — лучший в стране совхоз, «Россия» — пять тысяч литров с коровы, «Маяк», «Крепь»…

Рухнули могучие с большим грохотом. Одни — банкроты, другие полубанкроты.

Почему такое случилось?

Дотошных читателей отсылаю к моим «Сельским тетрадям», которые из года в год публиковал журнал «Новый мир». Тут же скажу лишь несколько слов.

Совхоз «Волго-Дон». Лучшее овощеводческое хозяйство в России. Высокие урожаи. Помидоры, капуста, другие овощи отправляются железнодорожными вагонами и речными судами в Москву, Ленинград, на Север. Да и в области продукцию совхозную покупают охотно и много (цена 6-10 копеек за 1 килограмм при зарплате 70-120 рублей). Машина работает в условиях бесплатной воды для полива, дешевого горючего, даровой рабочей силы на уборке урожая, низких транспортных расходов.

Но вот начали бурно расти цены на электричество, горючее, удобрения, технику, транспорт; в такой же мере поднять цены на овощи было нельзя, так как резко упал бы сбыт. (Вот они, знаменитые «ножницы цен»!) Внутри области всю продукцию не продашь. За пределы — не вывезешь: телушка — полушка да рубль перевоз. Консервные заводы берут с охотой, но денег не платят. Чем жить? Ведь вся структура совхоза построена с расчетом на поливные овощи.

Да еще тяжкий груз «социалки»: пятитысячный агрогородок с многоэтажными домами, школами, детскими садами, больницами — все на «шее» совхоза, а это значит — еще большее удорожание продукции, плохой сбыт, сокращение площадей. И денег вовсе неоткуда ждать. Банкроты.

Та же песня у соседей, в колхозе «Россия». Доили по пять тысяч литров от одной коровы. Но молоко у коровы на языке (кормить скотину надо). А с горючим и запчастями туго, значит, меньше пашем, меньше поливаем, меньше собираем кормов. Коровы меньше дают молока. Прибыли нет. Люди не получают зарплату. Чтобы жить, берут «натурой»: молоком, сеном. Одно за другое цепляется, и все вместе тянет вниз. Молочный завод, куда молоко везут каждый день, не платит деньги, ссылаясь на плохой сбыт. Не платит подолгу, порою годами. Инфляция высокая, она все «съедает».

А в совхозе «Крепь», где было элитное овцеводство, своя беда: шерсть не покупают фабрики, а если и берут, то денег не дождешься. И та же инфляция. А цены на горючее и электричество растут. Овец приходится резать. И теперь уже завтрашнего дня в этом хозяйстве нет.

И так год за годом. А сверху призывы: «Надо держаться! До весны… До осени… Годик-другой… Наши придут… Государство поймет…»

Ежегодное снижение производства на десять-пятнадцать процентов, свиноводство и овцеводство практически ликвидировано, около трети пашен брошено… Откуда взяться деньгам? За неуплату — отключения электричества, арест банковских счетов…

И даже летом 2001 года, редкостно благоприятного для земледельцев (всего было много и вовремя — дождей, тепла, погожих дней для уборки), ни одно из коллективных хозяйств района не могло быть уверенным в завтрашнем дне. Опять нет денег, а значит, нет горючего, нет запасных частей (не говорю о новой «технике»), нет зарплаты. Надо просить, занимать, отдавая в залог сто раз перезаложенное, дорезать последнюю скотину. Словом, завтрашнего дня у колхозов по-прежнему нет.

А что вместо них? Фермеры? Новые собственники и хозяева. По сводкам в районе их числится целых три сотни. Армия! Все вместе произвели они в этом году более двадцати процентов зерна от общерайонного. Но… триста фермеров это лишь бумажная цифра, весьма «лукавая». На самом деле настоящих, самостоятельных хозяев меньше десятка. Когда я об этом говорю руководителю земельного комитета района Виктору Васильевичу Цуканову, он обычно возражает: «Больше…» Начинаем считать. Берем в расчет тех, кто развивается и расширяется, а не просто кое-как ковыряет землю, добывая скудное пропитание. Отец и сын Штепо, Олейников и Колесниченко, Кузьменко, Осипов… с известной натяжкою добавляем к этому списку Вьюнникова, Якутина. Именно они произвели все фермерское зерно, эти шесть-семь человек из трехсот. А других у нас нет и не будет. За десять лет «реформирования» сельского хозяйства произошел естественный отбор. Отсеялись неумелые, неудачники, пьяницы и даже серьезные люди, у которых просто «не пошло». Десять лет — это достаточный срок, чтобы определила жизнь цену хозяина. Вот и отсеялись… Осталось меньше десятка тех, кто будет работать завтра и послезавтра.

Все они люди с высшим сельскохозяйственным образованием, до фермерства работали в крепком совхозе, пройдя путь от рядового специалиста до руководителя. Словом, есть знания, есть опыт и есть голова на плечах. Потому и выжили.

Но проблема в том, что эти хозяева земли больше брать не хотят. Каждый их них останавливается на рубеже 5 тысяч гектаров пашни.

Вот Олейников с Колесниченко: 4 300 гектаров пашни, которая за десять лет работы превратилась почти в идеальную (осенью приезжал в нашу область вице-президент ВАСХНИЛ, так его, чтобы показать «культурное земледелие», привозили именно сюда); тридцать наемных работников с зарплатой в три тысячи рублей; вся земля — арендована на пять лет у пайщиков, каждому из которых в качестве оплаты выдается по две тонны зерна и, по потребности, солома; «управленцев» нет, бухгалтерию ведут жены; в этом году наняли механика, он будет старшим в мастерских. «Больше земли нам не надо, — говорит Олейников, потому что получится неуправляемое хозяйство, тот же колхоз, от которого ушли. Уже сейчас это видно: я засеваю за смену восемьдесят гектаров, амои работники — не больше пятидесяти».

Об этом же говорит и Виктор Иванович Штепо: «Больше земли не берем. 4500 гектаров, и хватит. Уже теперь около шестидесяти двигателей: тракторы, комбайны, автомобили — а значит, больше и больше работников. За всеми не углядишь. Не успеешь — на одно поле, на другое, в ремонтную мастерскую. Анужно везде самому, иначе все расползется и растащится, как в колхозе».

«Колхоз» — тяжелая ноша. Даже с посевными площадями в 5 тысяч гектаров. Э тоже целых 5 тысяч гектаров! Недаром такие весьма неглупые известные фермеры, как Мельников из Михайловского района, Парчак из Быковского, взяли всего по 300, по 500 гектаров и работают. Говорят: «Нам больше не надо».

Наши калачевские «маяки» тянут воз тяжелый. И потому их надо понять, когда говорят они: «5 тысяч га — для нас предел». Хотя, может быть, завтра они скажут иное.

В районе таких хозяев шесть или семь человек. Умножим на 5 тысяч, хотя у многих из них земли меньше, 35 тысяч гектаров получается. А в районе пашни 200 тысяч гектаров. Куда девать остальную? 50 тысяч гектаров пашни уже брошено, остальная кое-как обрабатывается: вместо настоящих черных паров перешли на «ранний» или «майский» пар, от которого проку мало, на так называемый сев «по стерне», а порою по уже взошедшим сорнякам; повально увлеклись подсолнухом, после которого земля пять-семь лет должна восстанавливаться.

О животноводстве и говорить нечего. Овец нет (было сто тысяч!), свиней нет, коров все меньше и меньше.

Да что коровы да овцы! Целые хутора исчезают. Один из моих «новомировских» материалов назывался «Последний рубеж». В нем шла речь о хуторе Большая Голубая — селении людном, почти в сотню дворов. Нынче на этом хуторе зимуют две семьи коренных жителей, несколько чеченцев и какие-то вовсе бездомные. Нет электричества, о печеном хлебе забыли, нет телефона, радио. Нет никакого производства. До «центра» — станицы и сельской администрации — пятьдесят километров грунтовой дороги. Последние две семьи не ушли только потому, что некуда уйти. Здесь хоть крыша над головой. Хутора практически нет. А земля осталась.

Что делать? Кто виноват? — вечные вопросы.

В последние годы, когда понемногу языки развязались и стало «все позволено», все чаще и чаще причиною бед России называют ее народ. Чего только не наплели: тут и чисто русское «рыгание кислой капустой и редькой», и знаменитая русская печь, на которой спит без просыпу весь народ, пьянство, леность, повальное воровство. И вывод: «Россия, ты одурела». Читаю и слышу об этом. Но вот в моей России все по-другому.

Июньский день. Невеликий поселок, в семи километрах от районного центра. Лето славное: чуть не каждый день дожди перепадают; туча пройдет, сразу солнышко, тепло. Трава растет на глазах, зеленая, сочная.

Со стороны поглядеть: не людское селение, а муравейник. С утра до ночи тихая работа кипит: косят траву и серпами жнут стар и млад. Ребятишки да женщины везут на велосипедных рамах и багажниках набитые травой мешки, мужики в ручные тележки впрягаются; мотоциклы да мотороллеры проплывают, словно копны зеленые, и седока не видать.

Вот молодой мускулистый парень, до пояса обнаженный, в оглобли впрягшись, тянет груженную травой тележку. Следом — жена велосипед ведет, на нем — три огромных тюфячных мешка, набитых.

Встречаю поутру Владимира Филипповича Попова — бывшего председателя колхоза, Героя Социалистического Труда, спрашиваю, как всегда, о здоровье, о рыбалке.

«Какая рыбалка… — отвечает. — Все лежит, уже поржавело: удочки, ружье, лодка. Некогда. Закопались в этом хозяйстве: утки, куры. Сейчас траву надо заготовить…»

Вечерней порой катит мне навстречу Дмитрий — давний мой знакомец, колхозный токарь. Остановился, докладывает: «Утям, курям, поросенку с утра привез, посек, всю пожрали… Надо еще. А куда денешься?..»

Рядом с поселком «дачи». Здесь та же песня.

Дядя Жора Грузинцев. Когда-то я у него в учениках ходил на судоремонтном заводе. Он уж тогда в годах был, а теперь… «Работаю… Веришь, картошка заклекла. Еще разок подпушу…»

Врач из районной нашей больницы, Аржанцев, недавно у него инфаркт был.

«Я помаленьку… Надо. Помидоры посадил, „де барао“. И себе, и невестки из города приезжают, закручивают в банки, всякие соусы делают. На зарплату не проживешь».

Володя — шофер и рыбак. «Дачник»… Не меньше двадцати соток земли.

«Петрович, — негромко сообщает он мне, — я нынче упал. Ей-богу… Работал, работал на картошке… В глазах потемнело, и упал…»

Неподалеку еще один Володя — бывший газетчик, год ли, второй на пенсии. У него дома огород — загляденье. Рядом с двором еще прихватил землицы, картошку посадил. А теперь еще и пустующий участок присмотрел, занял его. «Гляди, какие тыквы, — хвалится. — Огрузимся. Всю зиму будем кашу есть. Да еще поросенка берем. Как-то жить надо…»

Где-то здесь целых два участка, чуть не тридцать соток, у Якова. Он врач, и дочка — врач, только закончила институт. Днем — на работе. Вечером сюда бежит. «Такая мошка, — говорит при встрече. — Отгонять ее некогда. Таскаю ведра. Мочи нет, — остановишься, рукой проведешь — серое месиво. Заедает… Но надо. Я — тысячу двести, а дочка шестьсот рублей получает».

Еще один Володя (наверное, Ленин виноват) — инженер, жена работает, дочери — медсестра и школьница. Один огород возле дома, другой — у престарелой тетки, просторный, соток на двадцать, да еще картошка — в поле. Не жадность тому виной, а нужда, трудное время.

Соседи, знакомые, молодые и старые — у всех одна песня: «Ныне надеяться не на что. Надо работать…»

Ни один с протянутой рукой не пошел, тем более, с кистенем на большую дорогу. А что касается разоблачителей, у которых «Россия одурела», спилась, заворовалась, тем я просто сочувствую: среди каких нелюдей им приходится жить…

В моей России, как и прежде, работают. Иначе бы давным-давно нечего есть было и нечего было бы разворовывать.

Не разучилась, не отвыкла работать колхозная деревня. Но…

Первое. Говорил, писал, могу и повторить. За 80 лет, начиная с 1917 года, из деревни уходили, изгонялись, высылались, физически уничтожались самые энергичные, хозяйственные, умные, молодые работники. Гражданская война, «раскулачивание», «принудиловка», бесплатный труд вплоть до 50-х годов, закрытие школ, отключение электричества, плохие условия жизни (медицина, образование, быт, труд) — и потому — «бегство в город», которое продолжается и теперь.

Второе. Оставшиеся в деревне люди воспитаны колхозной системой. Вспоминаю давний разговор с тогда еще директором совхоза «Волго-Дон» Виктором Ивановичем Штепо. «Интересный народ, — пожимал он плечами. — У крыльца доска оторвалась, приходит работник, целый час у меня в приемной торчит, потом прораба ищет, потом мастера, ждет плотника. Давно бы сам прибил. Говорит: а зачем у нас в совхозе стройдвор? Я — тракторист. Каждому — свое. А может, он прав?»

Вот и получилось. Тракторист должен пахать, механик заботиться о ремонте, агроном указывать, проверять, директор, экономист, бухгалтер должны думать и действовать, обеспечивая работу. Каждому — свое.

Письмо молодого хуторянина в районную газету: «Есть у нас родник, но течет очень медленно… К счастью, экологи из Калача собираются почистить и обустроить его. Наш клуб давно пора ремонтировать… Так что же, ждать, пока завалится? <…> Место, где мы живем, очень красивое, благодатное. Эх, нашелся бы такой человек, кто бы из этого захолустья сделал райский уголок…»

Собираюсь на один из хуторов, перед отъездом встречаю заведующего районо, он просит: «Погляди — там в школе вроде окно выбито и с дверью что-то. Скажешь. Придется ехать туда, чинить».

Хутор невеликий. И школа — всего шесть учеников. Но окно и дверь, которые поломаны не приезжими, ремонтировать должны сельсовет или районо. А вот родители местных школьников пальцем не шевельнут. Они «не обязаны».

У себя в огороде, во дворе, на базе они все могут и все знают. И корову, которая дает три литра молока в день, никакой дурак держать не будет. Как и свинью, у которой привес 170 граммов. Это же разоренье!

А вот колхозная живность с такими привесами и надоями — обычное дело. При этом кормов израсходовано в три раза больше нормы. А чтобы эти корма получить, израсходовали солярки и бензина в три раза больше нормы. Конечно, никаких доходов при таком хозяйствовании и быть не может. На каждый центнер мяса по пять тысяч рублей убытка. Но хозяйство живет и «занимается животноводством».

Говорил об этом много, можно и еще больше. Повторяю одно: нынешние коллективные хозяйства (за очень редким исключением) еще живы только потому, что их непрерывно поддерживает государство, в ущерб себе. Перспективы от поддержки слабых, разоренных и развращенных коллективов нет. Именно развращенных бесконечными «списаниями», «рассрочками», реорганизациями. Цитирую: «„Варваровский“ за последние 2 года пережил 2 реорганизации. Сначала сельскохозкооператив (СК) преобразовался в МУСП (муниципальное унитарное сельскохозяйственное предприятие) [отказавшись от уплаты всех долгов. — Б. Е.], а затем а ОАО» (снова отказались от долгов, которых за год наделали). Начинало свою деятельность ОАО с «чистого листа», но уже успело нахватать долгов. Значит, не миновать новой «реорганизации».

Эта «поддержка» продолжается, в том числе и моральная. В августе 2001 года центральное телевидение и газеты сообщали о «боях местного значения» между колхозами и судебными приставами, которые пытались взыскать долги. Заголовки и фразы были очень хлесткими: «Они вели себя как в Чечне», «Допрыгаются они до гражданской войны…»

А если без эмоций, то речь идет всего лишь о том, что долги надо возвращать. Колхоз «кредитуют» горючим, запчастями, семенами. А придет пора отдавать, начинается «дипломатия»: «Мы разве знаем, что это за долги? Мы там, наверху, не вращаемся…»

Весной крик: «Дайте горючего! Нечем сеять!» А осенью: «Ничего не знаем!» «Не знаем» про то, что надо делать отчисления в пенсионный фонд, платить налоги. Про то, что каждый месяц пенсию надо получать, все знают. Детские пособия- тоже известны. Школа, больница, учителя, врачи, армия, милиция… Плохие они, хорошие ли, но содержать их надо.

Еще слава богу, что у нас государство бюджетом небогатое. И потому понемногу начинают объявлять банкротами недееспособные хозяйства, вводить внешнее управление. (Проснулись! Этот процесс, согласно указу президента, должен был начаться с февраля 1991 года. Тогда еще было что делить и продавать.) Нынче банкротство происходит в основном «диким образом»: трактор по цене колеса — «хорошему» человеку.

По-умному сумели провести процедуру банкротства в «Лебяжьей поляне» Среднеахтубинского района два года назад, поделив технику и оборудование между двенадцатью фермерскими хозяйствами, которые по производству с лихвой превзошли хилый колхоз. Но этот пример — редкостный. В основном же банкротят неумело, разрушая хозяйство, или умело — с корыстью. Но это беда не только сельская. Недаром у наших областных властей в чести нынче лозунг: «Не позволим банкротить!»

Власти областные и те, которые выше, постоянно твердят: «Жить стало лучше, жить стало веселее». И на селе — тоже. «Я же вижу, как на глазах село поднимается», — сказал недавно наш губернатор. Не будем судить строго. Должность обязывает. И поэтому вся надежда на новые идеи. Весь прошлый год губернатор уповал на РАО (районные агрообъединения), требуя их создания в каждом районе. Создали. У нас в Калаче, спустя год, РАО вот-вот объявят банкротом. Причина все та же. Колхозы не возвращают кредиты.

Агробанк, Агрокорпорация, Агрообъединение… Название красивое, а фундамент нового образования — вчерашний хилый колхоз. Поэтому и сооружение получается шаткое.

Мой район — Калачевский — в области далеко не худший. Из двенадцати коллективных хозяйств в четырех в нынешнем году введено внешнее управление,т. е. они — банкроты: «Крепь», «Волго-Дон», «Дон», «Калачевский». Остальные, почти все, — в двух шагах от банкротства. В Пятиизбянке и Мариновске и «банкротить» нечего. «Нива» — одни головешки; «Голубинский» начальство хвалит, хотя это — голь перекатная. Кое-как держатся «Тихий Дон» да «Мир» «реформированные» и «перереформированные», побросавшие большую часть своих полей и от прошлых немалых долгов отказавшиеся. А на тех землях, что оставили себе, наемники хлеб убирают за треть урожая. В общем, колхозы района доживают последние свои дни. При государственной поддержке они могут и дальше чадить. Но что проку?.. Недаром вновь избранный глава администрации района во всеуслышание заявил о том, что не в коллективных, а в фермерских хозяйствах он видит спасение района. Жаль, не уточнил, откуда возьмутся новые фермеры. С неба они не падают. А те, что есть, как уже сказал я, земли свои расширять не намерены, опасаясь превращения в «колхоз».

Повторю цифры. В районе около 200 тысяч гектаров пашни. Фермеры осилят 35 тысяч. Что делать с остальной землей?

В областном центре неглупый человек, мой земляк, один из руководителей области, сидит и вздыхает: «Мы подсчитали. В области два миллиона гектаров пашни заброшено. Чтобы ее пустить в производство, нужно десять тысяч рублей на один гектар. Значит, двадцать миллиардов рублей. Где их взять? У государства нет. Нужен капитал…» В запустении, конечно, гораздо больше, чем два миллиона гектаров. А вот «капитал», действительно, нужен. Но где его взять?

Порою мне кажется, что наши правители твердо уверовали: сдобные булки сами собою на деревьях растут.

Декабрь 2001 год. Вице-премьер правительства А. Гордеев разъясняет многомиллионной армии читателей «Аргументов и фактов»: «Сейчас в России сельхозпредприятий даже больше, чем было в советское время: 27 тысяч вместо 22… Хозяйства изменили форму собственности, разделили землю и имущество на паи и акционировались. Многие сумели адаптироваться к рыночным условиям».

Это частушка для колхозной самодеятельности горьких лет «голодухи». Из Москвы присылали «репертуар».

 

Часть 2. Благодетели или эксплуататоры?

Один из кабинетов районной администрации. Открывается дверь, и входит «капитал»: два молодых человека, по обличью те самые, про которых по телевидению фильм за фильмом показывают. Зашли ребятки, начали с хозяином кабинета разговор: «Мы брали землю в аренду, две тысячи га. Все бумаги подписывали. Вложили деньги, миллиона два. Пашем, собираемся сеять озимые. А в колхозе переизбрали председателя, новый говорит, что все отменяется…»

История простая и для нынешних времен рядовая: договор оформили, но какую-то юридическую «закорючку» упустили. Новый председатель за нее зацепился: то ли собирается «подоить», а может, благие цели преследует.

Про новых «капиталистов» в кабинетах начальственных доброго не говорят. «Они же тракторы за долги забрали, за бесценок. — Откуда у них деньги? Понятно… — Магазины у них в городе. — Знаем мы эти магазины. Криминал».

Ныне знаменитая в нашей области фирма «Гелиопакс» работает с землей около пяти лет. Получает урожаи «европейские»: по 50–60 центнеров с гектара. Элитное зерно, семенное. Имеет собственный элеватор, немецкие комбайны, налаженное производство. Но если вспомнить, то пришел «Гелиопакс» на землю тем же самым путем: дал коллективному хозяйству «Бочаровский» кредит горючим, семенами, запчастями. Кредит, по обычаю, не был возвращен. Но договор кредитования составлен был юридически грамотно, и все имущество «Бочаровского» оказалось у «Гелиопакса», который ничего не продавал, а стал умело хозяйствовать. Нынче областное руководство проводит здесь семинары, стараясь научить уму-разуму нерадивых селян. «Гелиопакс» теперь маяк и лидер сельхозпроизводства. Как он пришел на землю, откуда у него деньги взялись, чьи это деньги, про это теперь забыто. А ведь всякие слова говорили. «Гелиопакость» — самое мягкое.

И теперь говорят. Но о других.

Вот шумная история со сменой собственника на Карповском элеваторе. Газеты пишут о «московском криминале».

В Клетском районе сразу два коллективных хозяйства уходят «под крыло» частной компании, даже название которой — тайна. Мнения разные.

Положительное. Из моего района несколько руководителей ездили опыт перенимать. Понравилось. Рассказывают: «Фирма заплатила все долги колхоза, но забрала имущественные паи: производственные помещения со всем оборудованием, машины, тракторы, комбайны. Обеспечили горючим, запчастями, покупают новую технику, платят зарплату. Земля вся пашется, засевается. Деньги у фирмы есть. Поставили своих руководителей. Демократия кончилась». Еще одно новшество, о котором добавляют не сразу: земельные паи, по договору, люди отдают фирме на десять лет. Но там, в договоре, есть пунктик: если человек потом захочет забрать свой земельный пай, то он должен возместить фирме денежные средства, вложенные за эти десять лет в его пай, т. е. цену удобрений, обработки гербицидами и прочего, прочего. А откуда он деньги возьмет? Ничего он не возместит, и земля перейдет к фирме.

Другое мнение: «Там — дело темное. Покровитель — глава администрации района. Брали не нищие хозяйства. Озимых — под 10 тысяч га, вспаханная зябь. Такие хозяйства с урожая и сами бы расплатились. Но на собрании тем, кто был против, заткнули рот. И засадили хозяйство в кабалу, из которой не вылезти. А чья эта фирма? Чьи деньги? И чья будет завтра земля? Сидят новые руководители под одной крышей с…» И шепотом называется имя «кавказца», которому уже многое в районе принадлежит.

Еще один район — Еланский. Здесь дело серьезней: речь идет не о двух тысячах гектаров, не о двух колхозах, здесь ставки крупнее. И потому про этот район расскажем подробнее. Вот слова не кого-нибудь, а председателя комитета по земельным ресурсам района, человека, который каждый клочок своей земли знает: «Вопрос использования земли в районе стоит очень остро. 25 тысяч гектаров вообще не используется. Но это еще „цветочки“ по сравнению с тем, что ждет нас. Вспахано зяби и паров 54 тысячи га, засеяно озимых 23 тысячи га, из 172 тысяч га: значит, еще половина нынче зарастет бурьяном. Коллективные хозяйства района, за исключением нескольких, не в состоянии обрабатывать землю».

«Мы пытались отдать часть земель в аренду фирме „Гелиопакс“, калмыкам, но они не берут», — вторит коллеге председатель районного комитета по сельскому хозяйству. Калмыки — пусть далекие, но соседи. А в колхозе «Заря» зимним холодным днем в Дом культуры на собрание пришло все село, даже самые дряхлые. Подводились итоги года. Они неутешительные: половина пашни заброшена, растениеводство дало убыток в 320 тысяч рублей, животноводство в 600 тысяч рублей, около тысячи тонн зерна осталось на поле, осыпалось.

Еще одна кабала — финансовая: зерно стоит на рынке около двух тысяч рублей за тонну, а колхоз его отдает кредитору — «фирме» — в десять раз дешевле (в десять раз!!!). Так умно составили договор. Думаете, поэтому все село пришло на собрание? Вопрос жизни и смерти решать? Ведь на земельный пай владельцам нечего выдавать.

Нет! Все как один пришли потому, что прослышали: на собрание приедут евреи, граждане Израиля, и возьмут землю у пайщиков, а за каждый пай, вроде бы, будут платить по две с половиной тысячи рублей в год. Но евреи-спасители не приехали. Объявились в районе спасители другие.

Телефонный звонок руководителю земельного комитета области: «Почему отдаете землю „криминалу“ в Еланском районе?» — интересуется известный своей прямотой журналист, которого понять можно: речь идет о 34 тысячах гектаров земли, пяти бывших колхозах. А «криминал» — это ОАО «Агро-Елань», которое, как сообщает районная газета, является дочерним предприятием еще одной фирмы «Агрокомекса». От имени организаторов и учредителей выступил человек, которого областная и центральная пресса называет «известным в криминальных кругах», объявляет, что он имеет две судимости, а в настоящее время привлекается еще по двум уголовным делам.

Не моя задача разбираться в этих делах, тем более что у нас в России чуть ли не каждый бизнесмен да политик «привлекается». Есть ли нужда громкие имена произносить в доказательство?

«У вас ничего не получилось с землей», — говорят представители «Агро-Елани» уже бывшим колхозникам. И они правы. Эти колхозы — «Под знаменем Ильича», «Красное знамя», «Первомайский», «Мир», «Рассвет» — не обрабатывают семидесяти процентов своей земли. «Попробуем теперь мы», — говорит новая фирма, генерального директора которой при всем желании не отнесешь к «бандитам». Павел Петрович Чумаков долгие годы успешно возглавлял в этом районе колхоз имени Коминтерна, избирался депутатом Областной думы, возглавлял вней аграрный комитет. Глава КПРФ района, словом, «красный председатель» — так его уважительно именовали в печати. Никакого «криминала» за ним не числится.

Хозяева новой фирмы объяснили свой приход довольно просто: будем вкладывать деньги (в первый год 200 миллионов рублей) для того, чтобы получать прибыль. Резон есть: в районе плодородные земли, две железнодорожные станции, элеватор, маслосырокомбинат и мясокомбинат. Павел Петрович Чумаков весной 2001-го разъяснил через районную газету, что «на подъем сельского хозяйства в районе будет направлен частный капитал», «вся земля должна быть обработана — это фирма гарантирует», «до конца года техники будет получено на 200 миллионов рублей. Это тракторы десять К-744, десять ДТ-75, пять МТЗ, автомобили, спецтехника, новые импортные комбайны…» И подчеркнул, что «частный капитал себе в убыток работать не будет… Все будет считаться… Охрана будет осуществляться наемными вооруженными работниками… Охраняться будет все…». И как лидер коммунистов района добавляет, что «Агро-Елань» — «вариант на сегодняшний день вполне приемлемый».

Какой «капитал» пришел в колхозы «Красное знамя» и «Под знаменем Ильича» и другие, разбираться не мне (а на «Красноярском алюминии», на «Уралмаше», в Новороссийском порту и далее чей капитал?), но полгода спустя, осенью 2001 года, можно было подвести кое-какие итоги.

Весь урожай собран. Но главное — произошел коренной перелом, т. е.: всю землю вспахали, посеяли озимые, подготовили хорошие пары. Посеяли 13 тысяч гектаров озимой пшеницы, вся земля агрофирмы вспахана, на 8 тысячах гектаров внесли минеральные удобрения, заложили семенные участки суперэлиты. Только на закупку семян затрачено 4 миллиона рублей. Итог: посевы озимых увеличились в четыре раза, причем, по хорошему пару, отличными семенами, в удобренную почву. Цель: урожайность в четыре тонны с гектара.

Второе, очень немаловажное. Люди получают заработную плату, причем очень весомую для села. Прежде, уже пять и более лет, никаких денег не видели. В хороших колхозах если и платят, то по 500–700 рублей. А теперь? Вот цифры: Н. А. Кулагин за 30 рабочих дней — 5 137 рублей, М. В. Бобылев — 5 503 рубля, А. И. Бочков — 4889 рублей… 4 772, 6 682, 4 412 рублей… Таких заработков селяне никогда не видали.

Но… Во время полевых работ механизатор работает по двенадцать часов. За серьезное нарушение дисциплины — увольнение. По старой колхозной привычке решил «сбегать» на тракторе в хутор за сигаретами. На следующий день — расчет. Во время подъема зяби в Первомайке устроили выходной, на следующий день управляющий Журбин был уволен. Если ты не выполнил норму на пахоте, на севе, то получишь в два раза меньше своего товарища, который эту норму выполнил. За нарушение агротехники — штрафы и в конце концов увольнение.

Рассказывает П. П. Чумаков: «Приехали четверо молодых парней из села Терновое, хотели устроиться на работу. Но когда узнали про жесткие условия, то решили погодить. Не зря в районной газете то и дело появляются объявления: „Агрофирме требуются механизаторы…“ И это в сельском районе, где десятый год плачут: „Нет работы…“».

Вот знаменательный разговор во время долгого перекура в ремонтной мастерской колхоза пока еще «самостоятельного»: «Зарплаты нет, надо, наверное, в „фирму“ устраиваться. Ведь все равно на кого работать, лишь бы деньги платили». — «Погоди, шустрый… Сидишь, куришь и уже похмелился. А в фирме сразу выгонят только за запах. А если двигатель запорешь, штаны снимут, корову заберут, чтобы за твой счет отремонтировать. А если трактор возьмешь дрова привезти или упереть чего… Вовсе голову снимут, там такая охрана. Так что сиди, кури и не рыпайся».

Не потому ли да еще из-за страха перед неведомым в агрофирму к частному капиталу согласились идти не все? Даже колхоз, которым долгие годы руководил нынешний генеральный директор «Агро-Елани» Чумаков, отказался от агрофирмы. Колхозное собрание получилось бурным: «Не пойдем в кабалу!», «Надо поглядеть, что у других получится!» Уходить от привычной жизни непросто (70 лет в колхозе! Три поколения!). Конечно, и «агитация» сыграла свою роль. Колхоз небедный. Возглавить его желающие есть: главный экономист, главный бухгалтер, главный ветврач — люди умные. Они победили. Пока победили. А что будет завтра?

Мне приходилось уже говорить о том, что в правительстве не знают пути реформирования колхозов. Вице-премьер и министр сельского хозяйства РФ А. Гордеев: «Конкретные же меры… будут разрабатываться и корректироваться по мере улучшения в стране экономической ситуации». Ему вторит еще один руководитель рангом чуть ниже: «…практически невозможно сказать, что конкретно надо делать для решения стоящих перед Россией проблем». И это правительство, «капитанский мостик».

В правительстве толком не знают, надеясь, что все «образуется». Власти областные придумывают всякий год что-то новое, которое на поверку оказывается совсем недавним старым.

Губернатор заявил, что нужно создать «Сельхозбанк», который будет заниматься сельхозпроизводителями, и там надо сосредоточить средства… Был такой банк, в котором «сосредотачивали», назывался «Агропромбанк». Он построил себе огромный офис и «лопнул».

На смену «Агропромышленной корпорации», которая работала для селян и обанкротилась, появился «Продовольственный фонд» с теми же задачами. Летом 2001 года под нажимом областных властей он скупал у колхозов пшеницу по три тысячи рублей за тонну, тогда как рыночная цена была 2 200 рублей. Какая уж тут «экономика». А ведь деньги бюджетные. Снова банкротство? А потом новый «фонд» с бюджетной начинкой.

Еще один «выход» придумала областная администрация. Очень простой. В области работает двадцать банков. Обращение ли, приказ банкирам: «У вас уже есть свой жирок. Раньше вы тратили очень много для создания своих офисов. Пора складываться… Давайте посмотрим, какой банк сможет дать 20, 30, 40 миллионов в кредит… 350 комбайнов стоят 700 миллионов… Поможем сельскому хозяйству…»

Такой вот простой выход: «Жируешь, банкир! Поделись!» Для массового митинга лозунг — лучше не придумаешь. А для реальной экономики, которая внедряется уже целое десятилетие, такой метод подъема сельского хозяйства анекдот. Но ведь не в «курилке» это услышано, а на «коллегии областной администрации».

Два официальных извещения: «В связи с тем, что колхозы… задолжали ОАО „Еланская агропромышленная компания“ 13 миллионов рублей… и не рассчитались, компания оказалась банкротом». «В настоящее время создано Районное агропромышленное объединение (РАО) „Еланское“»…

ОАО «лопнуло», на смену ему создали РАО. Теперь, конечно, дела в колхозах пойдут хорошо.

«Мы планируем перейти на звеньевую систему. Новое подхлестывает людей. У них интерес появляется», — говорит один председатель колхоза.

«Мы проводили разные реорганизации. Внедрили звеньевую систему. Первые три года вопросов не было. Потом появилась тенденция: как бы меньше сделать, а получить то же самое. Мы вынуждены были распустить звенья», — отвечает другой председатель.

Значит, тоже — не выход.

Областные власти призывают: «Надо создавать МТС. Собирать технику в кулак».

«Некоторые наши новшества просто губят колхозы, имею в виду МТС», отвечает на это председатель крепкого колхоза «Таловский».

«Второй путь — слабых подтянуть с помощью сильных, — внушает областное руководство. — Крепкое хозяйство подтягивает под себя „лежачее“ и таким образом помогает ему». Ответ председателя колхоза: «Где они сегодня — сильные? Если в бочку меда добавить ложку дегтя, значит, всю бочку испортишь».

Предлагают всякое. Например: «Колхозы пора дробить. Через два-три года мы все равно придем к мелкотоварному производству».

И правдивое, выстраданное из уст председателей колхозов:

«Сознание людей в колхозе не изменилось. Люди не понимают, что все это принадлежит им».

«…Все осталось по старому: люди… привыкли, что можно ходить на работу и не работать».

«…Берем кредит и только у меня одного болит голова, как его отдавать».

«…Я каждый день должен следить за каждым плугом, культиватором, комбайном, залезать в каждую борозду. Мне говорят: „Тебя надолго не хватит“».

«…Говорят, что наше хозяйство лучшее. Но сельское хозяйство влачит нищенское существование».

Вот уже долгие годы я читаю и перечитываю Джеймса Хэрриота, сельского ветеринара, бытописателя английской «глубинки». Он пишет, что милым его сердцу фермам с небольшим хозяйством со временем пришел конец. Их заменили, вытеснили крупные сельскохозяйственные компании. Капитализм, конкуренция, экономика…

В России фермерство не прижилось, хотя в начале реформ ставку делали на него. Причин много. Но факт очевидный: в Калачевском районе из трехсот, имеющих землю, лишь о десяти хозяевах можно говорить всерьез.

И вот явление для России новое: крупные сельскохозяйственные компании. Калачевскому району пока «не повезло». Может быть, потому что земля незавидная. Но уже идут разговоры о каких-то немцах. А в Елань — нашествие. Еще в начале 2001 года — только двадцать пять коллективных хозяйств и ничего более. Авконце года — «Агро-Елань», забравшая земли восьми колхозов, пока лишь в аренду, но как осторожно заметил гендиректор фирмы: «Владельцы могут продавать свою землю. Я это… не исключаю». И еще одна крупная фирма «Агрохолдинг „Волгоградский“», который, по словам его генерального директора, взял в аренду 60 тысяч гектаров. А еще ЗАО «Сельхозпродукт», которое пришло в два колхоза.

За один лишь год больше половины земель района перешло в руки новых хозяев, про которых районная газета спрашивает в заголовке: «Благодетели или эксплуататоры?» И тут же отвечает: «Тракторы, комбайны, автомобили идут нескончаемым потоком. Душа радуется при виде этой картины. И когда знакомые, измученные безработицей, делятся радостью — их приняли на работу в агрофирму и даже зарплату выплачивают. Да и земля-матушка, которую извечно называли кормилицей, наконец-то обретает рачительного хозяина». Рай земной? Или просто наконец-то нормальное хозяйствование?

«Другого выхода нет, — признает председатель комитета по сельскому хозяйству района. — Рано или поздно к этому выводу придут и другие. Сейчас люди сопротивляются, надеются на государство и не понимают, что помощи оттуда не будет».

А районный Совет депутатов рекомендует главе администрации района «принять меры, чтобы другие хозяйства семь раз отмерили, прежде чем отдавать землю», «процесс передачи земли следует приостановить <…> и сделать вывод о правильности выбранного курса на капитализацию сельскохозяйственного производства». Не поздно ли?

Газета «Коммерсант» (3 октября 2001 года): «Вчера глава холдинговой компании „Интеррос“ Владимир Потанин объявил о решении заняться сельскохозяйственным бизнесом. В ближайшее время будет зарегистрирована компания с уставным капиталом в 100 миллионов долларов».

Газета «Известия» цитирует гендиректора агропромышленного комплекса «АГРОС» Д. Ушакова: «„Интеррос“ далеко не первый в агробизнесе. <…> Просто мы не побоялись открыто выступить и заявить о своих намерениях и стратегических планах по созданию и развитию крупной агропромышленной компании».

Та же газета «Известия» сообщает, что С. Харитон, начальник главного управления программ регионального развития Воронежской области, «предупредил, что уже следующим летом у половины из 700 воронежских колхозов будут новые богатые хозяева».

Благодетели или эксплуататоры? А может быть, просто новые хозяева, которые заявили колхозникам прямо: «У вас не получилось, попробуем мы».