Вернулся домой из Подмосковья, куда обычно уезжаю в июле, чтобы перебыть жару. Там — река, сосновый лес, дожди, зелень. Но по утрам и вечерам — непривычно зябко.
Вернулся и, несмотря на то что жара не спадает, почувствовал себя в родной колыбели. Утренняя свежесть и мягкое тепло еще нежаркого солнца; полуденный зной под сенью развесистой яблони, целебную благость его чуешь телом и кровью и загодя вздыхаешь о том, что скоро-скоро придет зябкая осень, а потом зима. Уже не посидишь вот так, словно малое дитя, полуголым, босым, всей своей плотью принимая теплое лето.
Словно дитя… Малый внук Митя радуется первому своему лету, босыми ножками топочет по траве, по тропинке, даже по кошенине, и вовсе не колко ему. Поднимает упавшее с дерева яблоко и ко рту его тянет, пытается откусить. А зубиков так мало — всего три. Но яблочную дольку из рук не выпустит: истово грызет, сосет, мусолит. А то и в обеих руках по огрызку. То тем посладится, то этим. С чмоканьем, жмурит глазенки от удовольствия.
Садимся рядом. Кормлю его поздней, уже почерневшей вишней, вынимая косточки. Он ест ее, разминая языком, деснами, потом глотает. Одна ягода, другая, третья, десятая… «Куда в тебя лезет?..» — смеюсь я. А он косится на чашу с ягодами. Алый вишневый сок на лице, на руках, на пузе. Щурит глазенки, смеется, просит еще и еще; если припоздаешь, он ухватит из чашки ягоду и в рот ее, прямо с косточкой. Он ест и ест не оттого, что голоден, и не потому, что «полезно»: витамины и прочее. Иное, очень полезное, его не заставишь съесть: в рот возьмет с ложечки, почмокает и разом выплюнет, и глядит укоризненно: подсунули, мол, какую-то «каку». А теперь вишня, хоть и поздняя, так ему впору и в радость… Словно понимает: последняя вишня, а новая — не скоро.
В лето нынешнее первую в своей жизни вишню он отпробовал в июне. Ранняя и еще недоспелая, лишь на погляд приманчивая: розовая, крупная, но кислючая, спасу нет. Митя увидел ее, потянулся. «Давай попробуем», — решил я. Косточку вынул и угостил. Малыш неуверенно пососал, придавливая зубиками неведомый плод. Сморщился. Понятное дело. Но, к удивлению, не выплюнул. Чмокал, сосал и, наконец, проглотил. И потянулся рукой к ветке: давай, мол, еще. Вторая да третья ягоды пошли скорее: морщится, но сосет, чмокает, а потом глотает. Еле увел от дерева. Сразу нельзя. Пузцо-то маленькое, непривычное.
Это было в начале лета. А потом пошло и пошло: вишни, золотистые абрикосы, пахучие, сладкие; когда их ест, то закрывает глазенки — так вкусно. Абрикосы, смородина, сливы… Тертое яблоко, одно да второе.
А на закуску — просто яблоко, дольку, чтобы, как говорится, рот не гулял. Сосать и чмокать, грызть деснами и уже тремя молодыми остренькими зубками.
И пошел… Босиком, вперевалочку, пока еще с поддержкой, сверкая розовыми игрушечными пятками.
Теплая земля, славное лето, первое в его жизни, настоящее. Прошлое он захватил, но тогда лишь спал и спал на этом дворе, возле старого дома, под яблоней, которая легко шумела под легким ветром, баюкая. А теперь вот кормит. И не только малого Митю.
На меня, старого, словно «дур напал». Утром поднимаюсь и сразу к яблоне. Ем и ем прохладные плоды. Их много за ночь в траву напа́дает. Розовые, с желтизной, полные сладкого и терпкого сока. Ем и ем, сам себе удивляясь. Не было раньше такого. Может, наскучал. Лето прошлое остались без яблок, их побил в цвете майский заморозок. Может, наскучал… А может, просто хотенье или старость: душа почуяла, что ей недолго осталось…
Нет, не будем об этом ни говорить, ни думать. Будем жить, пока нам дано, и радоваться по-детски счастливо и ненасытно всему, как это делает годовалый Митя.