До утра они бесцельно слонялись по городу. Чародей первым делом предложил пойти в Продажный Дом, но не сильно удивился и расстроился, когда Грег мрачно отказал. И верной тенью бродил за Грегори по улицам.

Простой народ неспешно просыпался и начинал свои дела: где-то пекли хлеб, где-то матери ругались на непослушных мальчишек-оборванцев, где-то чистили выгребные ямы. Все словно забыли, что еще вчера стояли на пороге войны. Многие стражи, без масок на лицах, но в своих красных костюмах, чуть помятые и довольные, потягиваясь выходили из увеселительных трактиров.

А Грег всё бродил, знакомясь с этим городом, стараясь прогнать тяжкие мысли.

— Уже день, — проговорил Верховный, указывая в небо: Второе Светило было близко к Первому.

— Ты назвал их Сунга, — вспомнил Грег.

Чародей кивнул.

— Это имя всегда было с ними, так сказала мне Сила.

— И ты обещал рассказать об этой Силе, — голос Грега был полон тоски и печали.

— Она велика и могущественна, она хочет лишь оберегать этот мир, хранить его, но сама не может, — Чародей недолго помолчал. — Пойдем, — он коснулся рукой плеча Грега и на мгновение всё померкло пред глазами.

…

— Как ты уже понял, зато она может перемещать в пространстве. Стоит только захотеть, — слышал он голос Верховного. Но Грегу было не до него. И даже рассказ о Силе теперь так не заботил. Грегори стоял на невысоком холме, Грегори смотрел на оранжевые поля, колосящиеся свежими побегами. Грегори видел вдалеке Первый дом. Свой дом.

— Не торопись, — приостановил его Верховный, — послушай, о чем говорит тебе мир.

Сердце Грега и его душа нестерпимо больно тянулись к Дому, но он послушал Чародея, ровно встал, вдохнул родной воздух полной грудью. Спокойствие — оно было во всем и по всюду. Медленно, не торопясь, прислушиваясь и осязая окружающий мир, говоря с ним на только им понятном языке Грегори направился к Дому.

«Войны нет. Они смогли договориться», — витало всюду. Грегори тенью проходил мимо простого народа, мимо крепких домов — отец всегда учил его — заботиться о каждом, кто принадлежит и верен их Дому.

— И явился Воин славный, он пришел из небытья, он мир принес и славу, — напевали молоденькие девушки.

Он почти дошел до Дома.

— Почтим мы славой Грегори — воина верного, хозяина славного, командира отважного, что жизнь свою за нас отдал, — мужчины и женщины, старики и дети подходили к его высокому порогу и клали по желтому цветку Гелоооса. Грег остановился и с отчаянием посмотрел на Верховного.

— Они прощаются со мной, — упавшим голосом проговорил он, цветы лежали вдоль всего порога и даже у стен Дома. — Гелооос — последний проводник в мир грез, цветок, что так напоминает светило, Сунгу, — проговорил Грег, — их возлагают к Дому почившего хозяина тридцать дней с его кончины, увядшие цветы каждый день уносят, оставляют только свежие.

— Тебя любили и почитали, — заметил Верховный. Грегори отстранено кивнул: но с ним простились, возложили цветы к его Дому, отправили в мир грез, считая погибшим на поле боя. Тоска, печаль, отчаяние. Да, он может сменить внешность и вернуться, но как он объяснит, где пропадал все дни, докажет ли, что не бежал он с поля боя. И не лучше ли ему остаться в памяти народа доблестным командиром?

— И даже прах мой не был развеян по саду, — всё также отстранено проговорил Грег и развернулся.

Всё вокруг поет ему о мире и спокойствии, его тесть станет хорошим Хозяином для Домов их. Его тесть не так уж стар и может еще жениться да подарить Дому новых сыновей. И Грегори не так уж нужен — он понимает это, чувствует.

И он понимает, что странная Сила, о которой говорил Верховный Лорд Чародей, это она причина всего — благодаря ей он стал иным, благодаря ей прекратил раздор на многие лета. И это она перенесла его к Анфиянне, посчитала, что там Грегори нужнее.

— Почему это произошло со мной? — спросил он Верховного, присаживаясь под ветвистым могучим деревом, что росло невдалеке от дороги. Мальчишкой он любил бегать к нему, забираться и отдыхать в тени.

— Сила находит избранных, — Чародей присел рядом, — дарует им себя, закладывает в глубины разума великие знания, делает совершенным оружием, что может спокойно убивать, только не хочет без необходимости. Она притупляет эмоции. С ней ты не так чувствуешь усталость, жару или холод. Сила меняет внешность на ту, что посчитает нужной. Только единицы, те, с кем она живет веками, могут призывать её, оставляя свой облик.

Но Сила строптива. Она непостоянна и переменчива. Она едина и различна. Она помогла сотворить этот мир, и она — отражение этого мира. Я видел зарождение мира, я дольше всех блуждал в первородном хаосе. Наши души были в тысячах мирах и не были ни в одном. У них была память и не было воспоминаний. И были воспоминания, но не было памяти. И даже я дольше всех бродивший в хаосе не могу сказать всего. Даже я точно не помню, что такое душа. Души породили Силу, или Сила — души? Но я помню, что душам нужны были тела. И нужен был проводник. Тот, кто всегда поможет. Тот, кто сохранит и обережет. И Сила наделила их собою. Обладающие Силой. Такие как ты или я. Я — более древний и могущественный. Я могу повелевать этой Силой, могу отнять её у другого, если захочу и если на то будет причина. Тебе же она просто подчиняется. Грегори. Хранитель нареченный Фаэтоном.

Чародей замолчал, давая Грегу время осознать всё услышанное.

— Тяжкое бремя, — задумчиво произнес Грегори. Сейчас ему должно быть непросто и тяжело от осознания всего, но напротив, ему было легко и хорошо. Всё, что сказал Верховный, — истинная и неоспоримая правда, только так и не иначе. Грегори — избран Силой. И Грегори готов к этому. А может даже и ждал этого, подсознательно желал всю свою жизнь. — Мое предназначение, — чуть улыбнулся мужчина и любовно посмотрел на просторы вокруг, — оно того стоит.

Чародей тоже мягко улыбнулся.

— И Сила не ошиблась в выборе своем, — кивнул он. — И эта Сила связывает тебя с Анфиянной, — напомнил Чародей о той, о ком Грегори меньше всего хотел слышать. — Анфи — тоже Хранительница. Сила призвала тебя к ней. Анфиянна живет два века, но она застыла в одной точке. Она была и остается вспыльчивой и неуравновешенной, несмотря на прожитые годы. Ей нужен баланс. И это ты, Грегори. Даже сейчас за сотни тысячи земель послушай, почувствуй её. Что говорит тебе твоя Сила?

— Что всё спокойно и Дом мой в порядке, — Грег был уверен в этом ответе.

— А что говорит Сила Анфи?

Грег снова прислушался к миру, пропустил его через себя, напряг все мышцы, открыл разум душу и сердце.

— Глупая Девица! — в сердцах выкрикнул он и вскочил. — Неужели ничему не научилась?! Правит два века и так ничего и не поняла!

Верховный многозначительно приподнял бровь.

— Как далеко отсюда Анфея? — вместо ответа сквозь зубы почти прошипел Грег. Светлые глаза мужчины горели болью и разочарованием — еще более сильными, чем когда он узнал, как Анфиянна обманула его.

— Боюсь, ответ слишком удивит тебя.

— Я могу переместиться к Анфиянне? — Грега даже не заботило, что Верховный опять ушел от ответа на такой простой вопрос.

— Сейчас — только с моей помощью. Таковы правила, — Чародей вновь положил руку ему на плечо и вопросительно посмотрел.

— Перемещай, — прохрипел Грег, — пока эта девица не сожгла весь наш мир.

* * *

Анфиянна стояла на вершине своей пирамиды с отсеченным верхом. На камнях, не причиняя деве вреда, ярким пламенем горел огонь, отражаясь и в полыхающих её глазах.

А у пирамиды покорным строем собирались солдаты: в красных одеждах — из града советников, в длинных полосатых одеяния — из Анфеи. Простой народ толпился неподалеку, с опаской поглядывая на свою правительницу.

— Что ты задумала?! — прокричал Грег.

Анфиянна одарила его гордым холодным взглядом.

— За красными песками, — ровно произнесла Огненная Дева, — есть другие города. Рано или поздно они дадут о себе знать. И я хочу быть готовой. Огнем дам знать о себе первой!

— Не смей развязывать войны!

— Не смей указывать мне! Я думаю о своем народе!

— Еще вчера жители соседнего града не были твоим народом! Но теперь ты знаешь их. Они служат тебе и восхваляют тебя! А сколько бы из них погибло, пойди советники на войну!

Грег и Анфиянна замолчали. Глаза в глаза: оба горят и пылают, и Грег чувствует, ей тоже больно, ей тоже хочется мира, хочется дальше спокойно править, как правила она два века.

— Мир необъятен, — Верховный встал позади Анфиянны и по-отечески положил руку на её плечо, — изучи его, узнай, постигни и потом думай, стоит ли покорять, — мягко произнес Чародей.

— Пусть твой огонь греет, а не сжигает, — проговорил Грег. — Подари городам своим столько спокойных лет, сколько отведет судьба.

Анфиянна сжала зубы, тень сомнения на лице, внутренняя борьба с самой собой.

— Ты поможешь мне? — посмотрела на Грега с вызовом, проверяла его, хотела сломать и подчинить.

— Мне некуда возвращаться, — холодно со сталью в голосе ответил Грег. Он видел её боль, и боль та почти тронула душу. Не простил девицу за обман и доверять ей не сможет более, не искупит она ложь свою так просто. Но он будет с ней, раз так надо. И всё же ей он не подчинится. — Я стану твоим мужем, — проговорил Грегори.

— Не станешь, — улыбнулась правительница двух городов, — я ведь говорила, брак мне не нужен.

Думает, сломила. Грег покорно поклонился. Тогда в саду он уже пошел против своих принципов — просто ради нее, потому что возжелал сильно. Но мира он желает еще сильнее. И жить с Огненной ради спокойствия простого народа он сможет. В этом «выгода» его, а когда есть выгода и проблем быть не может.

— Добрый народ мой! — развернулась она к толпе. — Не бойся, добрый мой народ, что солдат я собираю. Не армия это более, скажу я тебе, народ мой славный! Отныне они — стражи, что покой городов наших охраняют, что помогут им едиными стать, миром и благополучием союз этот скрепить. И скажу я тебе, добрый народ мой, дам слово правительницы двух городов, что будут носить теперь имя Анфея, что не прольется более кровь невинных. Пусть покарают меня Великие Светила. И добрые стражи наши с миром пойдут на караванах за пески красные, воспоют они песнь о Великой Анфее, воспоют нас в сердцах и душах иных. Пусть узнают они, что таится за песками красными, быт иных городов познают и вернутся.

— Но если кто из них пойдет войной на меня, сожгу, — прошептала она, встав рядом с Грегори. — И даже ты меня не остановишь.