Одинокая свеча тлеет на кухонном столе, а рядом, сгорбившись, сидит Энея. Тишина. Теперь в их доме тишина. Никто не плачет, не храпит, не слышно криков и угроз. Вслушиваясь в эту, почти шипящую, тишину девушка пытается вспомнить только хорошее о доме. Но почему-то перед глазами мамина улыбка и всё…

Оглядевшись вокруг, она встала. Уютный дом в два этажа. На первом кухня с очагом в центре и дымоходом, столовая с массивными столом и стульями. Две этих комнаты разделяет деревянная широкая лестница, ведущая на второй этаж. А там узкий коридор с маленьким окошком, по бокам которого две двери. После смерти матери Энея больше не заходила в её спальню. Боялась увидеть перемены. Где-то внутри души она всё ещё не могла смириться, что её нет. Для Энеи мама спала на большой кровати с резными спинками. Её длинные курчавые локоны, разметавшиеся по подушкам, отсвечивали в лучах восходящего солнца. Мама, как всегда, улыбалась во сне, а свет заполнял собою спальню. Круглое зеркало в бронзовой оправе, стоящее на комоде, ждало маминого пробуждения. Вот сейчас она лениво потянется и откроет глаза. Потом подойдя к комоду, возьмет шкатулку, лицо тронет улыбка, ведь в зеркале она увидит не своё отражение.

— Ты, опять подсматриваешь? Иди сюда, Энея! — позовет она, раскрыв объятья, и дочь бросится в них. Бросится, что бы утонуть.

Она всегда тонула в маминых руках. Они были такими нежными, мягкими. Мама обнимала, маленькое детское тельце всего лишь двумя руками, а казалось, что обволакивает собою всю её. И так хотелось продлить те мгновения. Энея мечтала остановить минуты навсегда, что бы быть с мамой одним целым.

Любящая дочь не заметила, как поднялась наверх и открыла двери. Осталось только переступить через порог, но луна в окне, заставила вернуться с облаков грёз. В холодном свете комната выглядела мрачно. Из неё больше не веяло ароматом цветов. На окне от фиалок остались одни горшки с высохшей землёй. Зеркало было пропито ещё два года назад. Комната больше не хранила запах матери. Она ужасно воняла отцом. Его зловоние пропитало даже каменные стены. Повсюду валялись его вещи, осколки грязной посуды, а из разбитого стекла тянуло холодом. Это больше не самая светлая комната, в ней Энея не сможет пробыть и минуты. Отсюда хочется бежать. Теперь здесь всё напоминает о Тормуде.

Маленькая слезинка скатилась по щеке. Все воспоминания об этом доме связаны с мамой. Его стены перестали быть уютными и тёплыми после её ухода, значит, и Энеи здесь больше делать нечего. Она завтра уплывёт подальше от этого мрачного места. В её памяти сохранится только дни полные маминых улыбок, но серым стенам в них места нет, как и папаше. Утром приедет семья, давно мечтавшая о собственном доме. Может новые жильцы наполнят его светом, который царил здесь когда-то. Правда, это будет уже совсем другой свет, другие надежды и мечты. Хорошо, что она продала дом. Пусть их мучителя уже нет, но жить здесь она не смогла бы. Эти стены впитали в себя столько боли, горя, унижения, холода, что заполнить их другой любовью Энея не в силах. Она закрыла дверь в когда-то мамину спальню. Если бы можно было закрыть так же двери в душе. Не видишь — не помнишь. Чтобы всё забыть, помня только хорошее.

Скрип с первого этажа заставил вздрогнуть. Кто-то пришёл. Неужели новые хозяева решили переехать ночью. Энея направилась к лестнице, когда увидела поднимающегося по ней Сааха.

«Решили попрощаться», — подумала девушка.

— Саах, а где же Роза? — спросила она, оглядевшись.

— Она спит, наверно.

— Не понимаю, — в голосе отчётливо была слышна тревога.

— Роза теперь служит одной знатной женщине. Я же обещал позаботиться о ней.

— Но она думала, ты будешь с нею, — всё еще недоверчиво говорила девушка.

В их разговоре была напряжённость. В отличие от младшей сестры Энея видела в Саахе за белоснежной улыбкой и напускной вежливостью только опасность. Серые глаза, будто не смотрели, а резали. Что сестре понравилось в нём, Энея не понимала.

— Я обещал позаботиться о ней, а не жениться.

— Тогда, что ты здесь делаешь?

— Сегодня моя последняя ночь в этом городишке, а я не люблю спать один, — самодовольным голосом говорил незваный гость.

— Ничем не могу помочь, — она вроде ещё что-то хотела сказать, но подскочивший Саах впился в её губы своими. Он прижал хрупкое тело девушки к стене, так что она не могла пошевелиться. Пытаясь вырваться Энея, словно змея, извивалась в цепких руках. Только когда его губы переключились на тонкую шею, сестра Розы, задыхаясь, заговорила, — Я не могу. Как же она? Прекрати Саах.

— Твоей сестры здесь нет. Я хочу тебя и мне всё равно.

— Пожалуйста… — молила она сама не понимая прекратить ему или продолжать. Его ласка заставляла сердце биться сильнее. О, боги, какие же сильные и одновременно нежные руки. Столько страсти в нём и это чувство заполняет тело Энеи.

Он, подняв её на руки, ногой почти вышиб дверь в спальню матери, но девушка запротестовала.

— Нет, только не здесь! — сама уже целуя его, указала глазами, где им лучше скоротать часы до рассвета.

В другую комнату парочка ввалилась с грохотом двери об стену. Срывая одежду с разгорячённых тел, они упали на кровать. Саах не тратил времени на долгие прелюдии. С Энеей этого ненужно было. Девушка сама поддалась ему навстречу. С её сестрой такого он позволить себе не мог. Его Цветочек боялась резкости в движениях. А вот Энею это не тревожило. Скорее грубая страсть приводила её в экстаз. Она быстро подстроилась под его такт. А когда надоело подчиняться, опрокинула любовника на спину, но торжество её было недолгим. Как только волна удовольствия накрыла тело, Энея тут же оказалась под Саахом. Теперь он задавал ритм их баталии на простынях скрипучей кровати. Все протесты с её стороны были подавлены, когда любовница заняла колено локтевую позу. Получив своё Саах скатился с Энеи. И тут же улыбнулся, подумав, а с виду старшая фригидная ледышка.

Они лежали рядом. Саах следил за своими пальцами, гуляющими по всему телу любовницы, а она пристально смотрела в потолок. Ощутив мелкую дрожь под ладонью, любовник прижал Энею к себе.

— Тебе холодно? — с заботой в голосе спросил он.

— Да, — бросила она, даже не посмотрев на него.

— Ты уплываешь в Атланту, завтра?

— Да, — опять односложно ответила Энея.

— А как же дом. Он вроде ничего. И папаши вашего больше нет.

— Я продала его, — после короткой паузы холодно добавила. — Я ненавижу эти стены.

— С рассветом и я уплываю в столицу. Так что нам по пути. Может, составишь мне компанию? В большом городе без друзей трудно. Я помогу устроиться.

— А ты такой добрый? — с иронией в голосе спросила девушка.

— Нет, не добрый. Ты просто мне нужна.

— От сестры, значит, избавился, а теперь хочешь с другой поразвлечься, — спокойно без каких-либо чувств говорила она.

— А кто сказал, что избавился? Твоя сестрица тоже едет в Атланту завтра и будет жить там. К тому же, с Розой я не расставался.

— Вот значит как? Молодец… — Энея повернула к нему голову, и хоть в голосе было всё тоже ледяное спокойствие, но чёрные глаза горели злобой.

— Я не люблю ни тебя, ни твою сестру. Но ей не стоит знать об этой ночи. Розочка мне тоже нужна.

— Мы тебе нужны? Саах, а ты нам нужен? — спрашивая Энея, отодвинулась от жаркого тела любовника.

— Милая, моя девочка, я ваш благодетель. Ваши попки я избавил от сутенёра-папаши. Я дал вам возможность начать новую жизнь. Тебе не кажется, что нужно сказать не только спасибо.

— Если бы это были только слова благодарности. Ты не так прост Саах. Что-то подсказывает мне, что грубый, но тупой хозяин лучше, чем ласковый, но коварный.

— А ты не дурра, — довольно похлопав Энею по бедру, он поцеловал её плечо, — завтра плывёшь со мною.

Это был скорее приказ, чем констатация факта. Любовник не дождался ответа Энеи. Он всё решил уже за неё. Эти сестрички были необходимы Назир Синху. Их свобода осталась мечтою. Если Роза благодарила судьбу за Сааха, то Энея прокляла день их встречи. В нём всё настораживало. Холодные серые глаза, голос с хрипотцой, улыбка заставляющая трепетать, а не улыбаться в ответ, резкость в движениях и твёрдая походка, и ещё он обдумывал каждое слово, прежде чем сказать. И тут Энею осенило. Она дрожит не от холода. Это присутствие нового благодетеля так на неё действует. Он заставляет её бояться. Старшая сестра знала, на что способен отец в гневе, но вот на что готов пойти Саах предугадать не возможно. Его серые глаза всегда молчат. Они скупы на чувства, даже когда их хозяин с женщиной.

Вопрос Сааха отдёрнул девушку от размышлений.

— Сколько тебе лет?

— Девятнадцать.

— О, так мы ровесники. Ты такая миниатюрная. Сразу и не угадаешь твой возраст.

— Наша мама, была маленькая и худенькая, — её лицо посветлело от улыбки. — Роза похожа на неё. Даже цвет глаз с волосами унаследовала от мамы.

Он приподнял подбородок Энеи пальцами и, всматриваясь в черноту глаз, сказал:

— А ты значит, черноглазая, как Тормуд?

От этих слов её передёрнуло. Сравнивать Энею с отцом! Девушка тысячу раз задавала один и тот же вопрос сначала матери потом себе — почему у неё чёрные глаза и такие прямые волосы. Перевернувшись на бок, она всем своим видом показала не желание продолжать этот разговор. Она так любила маму и так мало была на неё похожа.

Саах понял, что не стоило напоминать о папаше. Надо бы загладить свою вину. Правда, виноватым он себя не считал. А что тут такого. Ну, похожа чуток на папашу и что это катастрофа. Ей бы рост повыше и грудь поменьше была бы настоящей чистокровной атланткой.

Он придвинулся к Энеи и поцеловал за ушком, потом шею, плечи. Ладони, скользя по стройным ногам, поднимались к ягодицам. Он умел быть нежным, когда хотел.

— Твои глаза мне нравятся. Они такие чёрные. Чернее, чем сама ночь. Посмотри на меня, Энея. Я хочу утонуть в твоих глазах.

— Ну, так тони, — сказала она, поворачиваясь к нему.

Она никогда не будет испытывать к нему любовь. В этом Энея обошла свою сестру. Пусть ей достались мамины глаза, но вот сердце принадлежит Энеи. Старшая хорошо разбиралась в людях. В теле их любовника двуличная душа и этот страшный секрет знает только она.