Схватка с массагетами

После того как массагеты уничтожили армию персов, а голову их царя бросили в наполненный кровью бурдюк, практически полтора десятилетия о кочевниках никто не вспоминал. На исторической сцене они появляются лишь в связи с войной против персидского царя Дария I. Дарий, сын Гистаспа, правивший в 522–486 гг. до н. э., был одним из величайших персидских монархов. Всеми своими успехами как на военном, так и на политическом поприще Дарий был обязан только себе лично, и никому другому. Представитель младшей ветви Ахеменидов, он имел не больше прав на престол, чем другие претенденты и родственники Кира Великого, но в жесточайшей борьбе за власть, вышел победителем.

После внезапной смерти Камбиза (в апреле 522 г. до н. э.) держава Ахеменидов погрузилась в пучину смут и гражданских войн. Дошло до того, что летом этого же года власть в стране захватил мидийский жрец Гаумата, выдававший себя за младшего сына Кира, Бардию. В июне самозванец был признан законным царём персидской державы. Однако всё было не так просто, как казалось на первый взгляд. Дело в том, что захват власти Гауматой был не чем иным, как реакцией мидян на установление персидского господства при Кире Великом. Ведь до этого именно мидяне являлись господствующим народом, а персы были их данниками. Поэтому нет ничего удивительного в том, что мидийская знать решила вернуть себе господствующее положение в стране. Косвенным подтверждением этого служит тот факт, что Гаумата перенёс свою резиденцию из Персиды в Мидию и опирался именно на мидийцев. Поэтому вся политика лже-Бардии была направлена на уничтожение привилегированного положения персидской аристократии. А чтобы завоевать популярность у широких слоев населения, самозванец на три года отменил на территории государства воинскую повинность и налоги.

Однако подобная деятельность явилась палкой о двух концах, поскольку, с одной стороны, Гаумата приобрёл громадную популярность на подвластных персам территориях, с другой – возбудил к себе страшную ненависть персидской правящей элиты. За что и поплатился.

Рис. 14. Победа Дария I над Гауматой. Бехистунский рельеф. VI в. до н. э.

Представители знатнейших персидских родов составили заговор против самозванца, а во главе заговорщиков встал молодой аристократ Дарий, которому в ту пору исполнилось 28 лет. Предприятие увенчалось полным успехом, самозванец с братом были убиты в результате дворцового переворота, а царём державы был провозглашён Дарий, сын Гистаспа. Мидийский реванш не состоялся, со стороны персов последовали жестокие репрессии, и всё вернулось на круги своя, поскольку завоеватели из Персиды вновь вернули себе лидирующие положение. Рассказ же Геродота о том, что Дарий стал правителем благодаря хитрости своего конюха (семеро заговорщиков договорились о том, что царём станет тот, чей конь первым заржёт на рассвете), является не более чем сказкой, которые сочинялись в огромном количестве по поводу подобных событий. Достаточно вспомнить, сколько баек было придумано задним числом по поводу рождения Александра Македонского, чтобы убедиться в несостоятельности таких заявлений. Но, желая окончательно и бесповоротно закрепить трон за собой и своими потомками, Дарий сделал очень мудрый шаг и женился на Атоссе, дочери Кира Великого. Таким образом, дети от этого брака являлись законными преемниками и наследниками своего легендарного деда.

Занятно, но одно время о великом правителе Дарии судили по исходу Марафонского сражения, считая, что он был таким же неудачником, как и его сын Ксеркс. Ведь Ксеркс, обладая колоссальными ресурсами, потерпел в Греции сокрушительное поражение! Но дело в том, что если для эллинов, и афинян в особенности, победа при Марафоне стала событием национального масштаба, то для Дария лично она не имела ровно никакого значения. Так, неудача незначительной карательной операции, с которой не справились его полководцы. Поход Ксеркса – совсем другое дело, а здесь…

То, что Дарий I стал планировать грандиозное вторжение на Запад, просто вытекало из всей его внешней политики, в контексте которой следует рассматривать и его скифское предприятие. Причем произошло оно значительно раньше Марафонской битвы. Сам Скифский поход не прибавил персидскому царю лавров военачальника. Однако перед войной против «европейских» скифов Дарий был вынужден скрестить оружие с их «азиатскими» собратьями. К этому его подталкивал весь ход событий с того самого момента, как сын Гистаспа захватил власть.

К началу правления нового царя вся страна была охвачена огнём восстаний. Против персов поднялись сначала Элам и Вавилон, а затем Мидия, Маргиана, Парфия, Армения, Саттагидия, Сагартия и Египет. И что самое страшное, полыхнуло в самой Персиде, где объявился очередной лже-Бардия, правда, на этот раз чистокровный перс. Дарий действует решительно и беспощадно, одни походы он возглавляет лично, другие поручает своим полководцам. Результат не заставляет себя долго ждать, и большая часть страны была усмирена, а мятежи подавлены. Вскоре было разгромлено второе выступление эламитов против персов, и к весне 521 г. до н. э. Дарий уже чувствует себя на троне достаточно уверенно. Но затем снова восстаёт Вавилон, и в третий раз поднимается на борьбу с персами Элам.

У любого другого могли бы опуститься руки, но только не у Дария, ибо чем больше была опасность, тем энергичнее он действовал. Эламиты были разгромлены в третий раз, Вавилон сдался, и к концу 520 г. до н. э. новый царь одержал окончательную победу над врагами. Всего два года – и такой сокрушительный успех! Далеко не каждый правитель может похвастаться подобным достижением. Ведь Дарий практически заново собрал державу Ахеменидов из тех осколков, на которые она разлетелась после смерти Камбиза.

Но молодой царь явил себя не только талантливым военачальником, политиком и администратором. Большое внимание он уделил своему имиджу и сознательно создал образ жестокого правителя, который карает малейшее покушение на свою власть. Дело в том, что Дарий некоторых врагов, представлявших, на его взгляд, наибольшую опасность, казнил лично – случай довольно необычный среди царей. Вот как он расправился с предводителем восставших мидян, информация об этом сохранилась в Бехистунской надписи: «Фравартиш был схвачен и приведён ко мне. Я отрезал ему нос, уши и язык и выколол ему один глаз . Его связанным держали у моих ворот, и весь народ видел его ». В дальнейшем мидянина посадили на кол, а с его сподвижников содрали кожу. Дарий решил раз и навсегда похоронить идею о восстановлении былого величия Мидии, и поэтому казнь мятежников демонстративно была проведена в её столице Экбатанах. Железной рукой раздавив мятежи и потушив огонь восстаний по всей державе, Дарий обратил свой взор на северные границы восстановленной империи. И вот тут перед ним впервые обозначилась проблема скифов, которых персидские источники называют саками.

* * *

О походе Дария I против «азиатских» скифов известно очень немного, поскольку Геродот и другие античные авторы о нём не упоминают. Вся дошедшая до нас информация основывается исключительно на данных Бехистунской надписи, важнейшего эпиграфического памятника Древнего мира, и записях македонского историка II в. н. э. Полиена. Сама надпись выбита на скале Бехистун в Мидии, прямо над дорогой, которая в древности шла из Вавилона в Экбатаны. На высоте 105 м находится текст, высеченный на трёх языках – персидском, эламском и вавилонском, а также барельеф, изображающий Дария и побеждённых им врагов. Вот что сообщает эта надпись о походе персидского царя против «азиатских» скифов: «Говорит Дарий-царь: затем я с войском отправился в Саку. Затем саки, которые носят остроконечную шапку, выступили, чтобы дать сражение. Когда я прибыл к водному рубежу, тогда на ту сторону его вместе со всем войском перешёл. Потом я наголову разбил одну часть саков, а другую захватил в плен. Вождя их по имени Скунха взяли в плен и привели ко мне. Тогда я другого сделал их вождём, как на то было моё желание. Затем страна стала моей». Дальше царь подводит итог походу: «Говорит Дарий-царь: эти саки были вероломны и не почитали Аурамазду. Я почитал Аурамазду. Милостью Аурамазды я поступил с ними согласно своему желанию».

Теперь сведения, которые сообщает об этом походе Полиен: «Дарий воевал с саками, разделёнными на три отряда. Одну часть он победил. Когда 10 000 саков были взяты живыми, то платья, убор и оружие он надел на персов и повёл их на вторую часть саков, по закону дружбы спокойно идя. Саки же, обманутые внешним видом платья и оружия, совершенно дружелюбно выйдя навстречу, как своих, их приветствовали. Персы же, ибо у них был приказ, всех убили и, отправившись к третьей части саков, без боя их победили, ибо они даже не стали сопротивляться, так как две части ранее уже были побеждены». Вот, собственно, казалось бы, и всё, что известно об этом военном предприятии Дария. Но у Полиена есть ещё один рассказ, который можно смело отнести к этому же походу. И этот рассказ существенно меняет картину безоговорочного триумфа персидского оружия над скифами, рисовавшуюся до этого.

Большинство учёных считает датой этого похода 519 г. до н. э. Раньше он не мог произойти потому, что Дарий был занят борьбой с восставшими и занимался устроением дел в Египте. А в 517 г. до н. э. царь вообще выступил в поход на Индию. Из текста Бехистунской надписи видно, что против Дария выступили «саки, которые носят остроконечную шапку», саки-тиграхауда, воевавшие с Киром Великим и засунувшие голову царя в наполненный кровью бурдюк. Переход водного рубежа, о котором говорится в надписи, это, скорее всего, переправа через реку Окс (Амударья). Возвращаясь обратно, персы переходили уже через реку Бактр (Балхаб), о чем нам сообщает Полиен: «Персы были спасены, выйдя к реке Бактр ». Эта река впадает в Окс (Амударью). Об этом же свидетельствует и Страбон, когда описывает данный регион: «Их города были: Бактры, называемые также Зариаспой, через которую протекает одноименная река, впадающая в Окс ».

Дарий явно шёл путём своего великого предшественника Кира, вот только повторения его судьбы не желал и имел свой план, как разгромить неуловимых врагов. Правда, причины для похода у него могли быть несколько иные, чем у предшественника. Скорее всего, в те годы, когда Дарий сражался с повстанцами и наводил порядок в стране, северные границы были оставлены без надлежащего присмотра со всеми вытекающими отсюда последствиями. Набеги массагетов на земли державы Ахеменидов могли участиться и принять регулярный характер, но, пока внутри страны полыхала война, до этого никому не было дела.

Однако стоило Дарию призвать своих подданных к порядку, как он тут же уделил внимание возникшей проблеме. Судя по всему, эти набеги действительно приняли катастрофический характер и стали представлять серьёзную опасность, иначе молодой царь никогда не возглавил бы поход лично. Как мы помним, в Бехистунской надписи сообщается о сражении между персами и массагетами, которое закончилось победой царя: «Потом я наголову разбил одну часть саков, а другую захватил в плен». Этот факт полностью согласуется с известием Полиена, в котором говорится сначала о победоносном сражении, а затем о победе персов, добытой с помощью хитрости. Кир Великий тоже сначала добился успеха с помощью коварства.

Что же касается третьей части войска саков, которая сдалась без боя, то, на мой взгляд, здесь речь идёт о женщинах, детях и людях преклонного возраста, которых кочевники оставили в тылу. Ведь в истории ни разу не было примера, чтобы скифы сдавались добровольно врагу! Недаром их считали неуловимыми, а если бы такое вдруг произошло, то однозначно нашло бы упоминание в античной традиции и вызвало бы небывалый резонанс. Да и сам поход производит впечатление какой-то незавершённости, словно что-то помешало Дарию довести его до логического конца – полного военного разгрома массагетов и безоговорочного подчинения их своей воле.

Поэтому можно предположить, что развернулась обыкновенная пограничная война и одно из племён было разбито и попало в некоторую зависимость от персов. Дарий просто поменял в нём одного вождя на другого, более лояльного к персам. А потом царь просто прихвастнул, когда велел указать в Бехистунской надписи, что страна массагетов стала принадлежать ему: «Тогда я другого сделал их вождём, как на то было моё желание. Затем страна стала моей».

Так что же всё-таки произошло в действительности и почему персы не сумели развить свой первоначальный успех?

* * *

Это было героическое время, и, совершая подвиг, люди не думали, останутся их имена в истории или нет. Не думал об этом афинский стратег Мильтиад, когда выводил свою фалангу на Марафонскую равнину, не думал об этом спартанский царь Леонид, когда со своим легендарным отрядом прикрывал отход греческих войск. Не думал об этом и массагет Ширак, когда предстал перед грозным взором царя Дария. Буквально накануне он разговаривал с вождями саков и сказал, что может уничтожить персидское войско. Но сделает это только в том случае, если вожди поклянутся, что семья Ширака не будет ни в чём знать нужды. «Они поклялись, он же, вынув кинжал, отрезал себе нос и уши и другие части тела ужасно изувечил и, перебежав к Дарию, сказал, что претерпел это от царей саков. Дарий поверил величине несчастья…» (Полиен).

Затем со стороны Ширака последовало предложение провести завоевателей короткой дорогой и уничтожить саков с помощью очередной военной хитрости. Как уже отмечалось, персы просто обожали воевать с кочевниками с помощью коварства и разных ухищрений, а потому клюнули на эту приманку и пошли за проводником. «Он же указывал дорогу, ведя воинов в течение семи дней и заведя их в глубь безводной пустыни, и, когда кончились вода и хлеб, хилиарх Раносбат сказал: “Что тебя заставило обмануть такого великого царя и такое множество персов и завести их в безводную страну, в которой мы не видим ни птицы, ни зверя, и нет возможности ни идти вперёд, ни вернуться?” Он же, рукоплеская и громко смеясь, сказал: «Я победил, ведь, решив спасти саков, моих сограждан, я жаждой и голодом погубил персов» (Полиен).

Понятно, что после такого откровенного издевательства над ними персы моментально расправились с героем. Только вряд ли это могло изменить ситуацию к лучшему, поскольку армия царя оказалась в смертельной ловушке, и все это прекрасно понимали. Дальнейший рассказ о том, как Дарий, надев царские регалии, поднялся на холм, помолился богам о помощи, а те послали персам дождь, скорее всего, является позднейшим вымыслом. В реальности же было страшное и изматывающие отступление по безводным землям, под палящими лучами солнца. Ширак знал, что делал, когда в течение семи дней водил врагов по пустыне, и теперь им приходилось сполна расплачиваться за свою доверчивость. Как отмечалось выше, обессиленное войско Дария вышло к реке Бактр, притоку Окса, и в спешке переправилось через него. О продолжении похода думать не приходилось, поскольку потери, понесённые во время блужданий по пустыне, были слишком велики, а боевой дух войск был надломлен. На коварство персов массагеты ответили своей хитростью, и Дарий, так и не доведя своих планов до конца, был вынужден отступить.

В своей работе «Политическая история Ахеменидской державы» М. А. Дандамаев так подвёл итог этого противостояния персов и саков: «Поход против них не был карательной экспедицией за мятеж. Это видно из следующего. В Бехистунской надписи подчёркивается, что все руководители мятежей против Дария были казнены, притом их казнь зачастую описывается подробно. А о казни Скунхи в надписи нет ни слова. Малые надписи, содержащие пояснительный текст к изображениям самозванцев, указывают их преступления, обвиняя всех их во лжи, в мятежах против Дария. Малая же надпись, являющаяся ярлыком к изображению Скунхи, лаконична: “Это – Скунха, сак”. Следует иметь в виду, что в ахеменидских надписях слово “ложь” употребляется с определенным религиозно-политическим оттенком для обозначения мятежа против “законной” власти. Все мятежные цари на Бехистунском рельефе изображены с обнажёнными головами, зато всячески подчёркнуты остальные их этнографические особенности. А Скунха, напротив, запечатлён одетым в остроконечную шапку высотой около 80 см, т. е. в половину его собственного роста. Кроме того, саки-тиграхауда в Бехистунской надписи ни разу не названы мятежниками, в отличие от эламитов, вавилонян и других народов, восставших против Дария. Этим объясняется и тот факт, что Скунха был пощажён, хотя и лишён своего главенствующего положения. Вместо него Дарий назначил вождём саков-тиграхауда другого человека из их же среды, поскольку управлять кочевыми племенами на окраинах державы через перса, а не представителя местного населения было бы невозможно… Триумф Дария над саками-тиграхауда нашёл отражение также на одной печати, которая, судя по стилю, относится ко времени Дария I. На этой печати изображён царь в битве со скифом, который выделяется своей шапкой. Царь хватает его левой рукой, а правой достаёт короткий меч для удара. Второй скиф уже побеждён и лежит на земле».

Что касается вождя саков Скунхи, то он действительно мог попасть в плен во время боя, ничего необычного в этом нет. Не он первый, не он последний. Правда, дальнейшая судьба его неизвестна. Однако вывод из всего вышеизложенного напрашивается один: персидскому царю удалось на некоторое время обезопасить северные границы державы и прекратить набеги кочевников.

 

Вторжение

Помимо войны с массагетами, деятельность Дария I была связана с наведением порядка в Египетской сатрапии и походом в Индию, а также экспансией против греческих островов в Эгейском море. Одновременно царь занялся внутренней политикой, проводя административные и налоговые реформы, укрепляя изнутри свою огромную державу. Судя по всему, именно в это время у него и созрел замысел похода против «европейских» скифов, который должен был вознести империю Ахеменидов на новую ступень могущества.

Так в чём же был смысл этого предприятия?

Геродот, так же как и в случае с Киром, объясняет причины войны довольно туманно: «Так как Азия была тогда богата воинами и огромные средства стекались в страну, то царь пожелал теперь наказать скифов за вторжение в Мидию и за то, что скифы, победив своих противников – мидян, первыми нарушили мир ». Такое надуманное объяснение даже комментировать не хочется. Ведь вторжение скифов в Мидию произошло уйму лет назад, и не Дарию заниматься такой ерундой, как сводить счёты за обиды дальних предков. Да и какой мир нарушили кочевники после того, как победили мидян, совершенно непонятно. Однозначно, что данное событие относится к легендарным временам и вряд ли могло подвигнуть такого рационального человека, как Дарий, заняться восстановлением исторической справедливости.

Совершенно иную причину войны называет Юстин: «В стране скифов царил мир до времен царя Иантира. Против этого царя персидский царь Дарий, как уже было выше сказано, за то, что не получил в жены его дочь, начал войну ». Как говорится, старая, старая сказка! Здесь и сватовство, и отказ, и кровная обида, одним словом, всё свалено в кучу. Правда, очень напоминают действия Кира Великого перед походом против массагетов, где тоже неудачное сватовство официально стало поводом для большой войны. У Юстина причина похода, как и у Геродота, скорее легендарная, чем реальная, но для античного читателя вполне понятная и многое объясняющая.

Но всё-таки зачем Дарий пошёл на скифов? На мой взгляд, скифы не интересовали царя сами по себе, а просто поход в их земли являлся одной из составляющих грандиозного плана персидского владыки. Армия персов должна была пройти через земли фракийцев, затем скифов, промаршировать через владения причерноморских эллинов, а затем через Кавказ вернуться в Азию. Утверждения, что Дарий замахнулся на большее и провёл бы свои войска вдоль северного побережья Гирканского (Каспийского) моря и вернулся через Среднюю Азию, явно несостоятельны ввиду громадных трудностей подобного предприятия. Зато в случае первого варианта развития событий всё становится понятным – и подчинение Фракии, и война со скифами, и планы в отношении эллинских колоний в Северном Причерноморье.

Греческие города в Малой Азии со времён Кира Великого были подчинены персам. Так почему бы Дарию не подчинить себе эллинские города на Понте Эвксинском и в Таврике (Крыму)? Это был вполне реальный план, который сумеет реализовать далёкий потомок Ахеменидов Митридат VI Евпатор, когда создаст свою Черноморскую державу. Закрепиться в регионе Понта Эвксинского было очень заманчиво для персов, выгоды от этого были очевидны, и Дарий I вполне мог решиться на такое предприятие. При этом царь мог навсегда обезопасить северные границы своего государства и не допустить вторжений кочевых племён с севера на его территорию. Намерения были грандиозные и вполне соответствовали амбициям Дария.

Рис. 15. Дарий I. Рисунок на древнегреческой вазе

Правда, были и другие мнения. Брат персидского царя Артабан категорически выступил против этого, с его точки зрения, бессмысленного мероприятия. В беседе со своим племянником Ксерксом, который после смерти Дария станет царем, он рассказал об этом так: «Я не советовал твоему родителю, моему брату, Дарию идти походом на скифов, людей, у которых вовсе нет городов. А он меня не послушал в надежде покорить скифов, которые все-таки были кочевниками, и выступил в поход» (Геродот). По большому счёту, Артабан рассказал Дарию про реальное положение дел. И в этом он был прав. Но царя было уже не остановить.

С присущей ему энергией владыка Азии взялся за осуществление своего плана. Но царь ничего не делал без тщательной подготовки, и прежде всего он решил добыть как можно больше сведений о противнике. Потому и организовал разведывательную экспедицию, о которой нам сообщает Ктесий Книдский: «Дарий приказал каппадокийскому сатрапу Ариарамну перейти в Европу против скифов и взять в плен мужчин и женщин. Ариарамн, переправившись на 30 пятидесятивесельных судах, взял скифов в плен, причем захватил и брата скифского царя Марсагета, найдя его заключенным в оковы по приказанию брата за какой-то проступок».

В своём труде Ктесий часто допускает множество неточностей, а иногда пересказывает откровенные байки и анекдоты, но, на мой взгляд, именно этому его сообщению можно верить. Не тот человек был Дарий, чтобы бездумно пуститься в неведомую авантюру. Из Каппадокии вполне реально пройти с войском к Черноморскому побережью, а оттуда пресечь на кораблях Понт Эвксинский и высадиться в Таврике. Это был самый ближайший пункт, где располагались скифские становища. Судя по всему, сама экспедиция много шума не наделала, зато добытые сведения могли представлять серьёзную ценность.

Ктесий рассказывает очередную сказку, выдавая её за исторический факт. Процитирую, оно того стоит: «Скифский царь Скифарб в гневе (после набега Ариарамна) написал Дарию дерзкое письмо; ему был дан такой же ответ. Собрав 800 000 войска и построив мосты на Боспоре и Истре, Дарий переправился в Скифию, пройдя на 15 дней пути. Они послали друг другу луки; скифский лук оказался крепче. Поэтому Дарий обратился в бегство, перешел через мосты и поспешно разрушил их прежде, чем переправилось все войско. Оставленные в Европе 80 000 были перебиты Скифарбом».

Такое сообщение даже разбирать не хочется, пусть оно так и остаётся на совести античного историка. К счастью, до нас дошли гораздо более серьёзные известия о походе персидского царя против скифов. Из них и будем исходить.

* * *

«Дарий готовился к походу на скифов и рассылал вестников к подвластным народам. Одним царь приказывал выставить войско, другим корабли, наконец, третьим построить мост через Фракийский Боспор. Артабан, сын Гистаспа, царский брат, настойчиво отговаривал царя от похода, указывая на недоступность скифской страны. Артабану, однако, не удалось убедить царя благоразумными советами, и он отступился. Дарий же, завершив все приготовления к походу, выступил из Сус». Так начинает Геродот рассказ о грандиозном предприятии Дария I, которое в случае успеха могло бы изменить весь ход мировой истории. О том, что подготовка велась самым тщательным образом, свидетельствует тот факт, что поход начался именно из Суз. Этот город, бывшая столица Элама, находился недалеко от Персиды и Мидии, а именно в этих областях, как известно, формировались отборные части персидской армии.

Но чтобы лучше понять дальнейший ход событий, есть смысл более подробно рассмотреть организационную структуру армии первых персидских царей. Познакомиться с тактическими приемами её полководцев. Узнать, как снаряжались и вооружались воины из входивших в состав армии национальных контингентов.

На мой взгляд, наиболее интересное исследование персидской армии времён Дария I сделал Ганс Дельбрюк в своей «Истории военного искусства в рамках политической истории». Автор довольно подробно рассматривает разные аспекты персидской военной организации, попутно разоблачая многочисленные мифы, которые были созданы античными авторами по данному вопросу. Дельбрюк напрочь отметает сведения о персидских полчищах численностью в сотни тысяч воинов, которых гнала на войну злая воля персидских царей. «Персидское государство состояло из национального персидского ядра и многочисленных подчиненных народностей. Из этих последних персидские цари не набирали бойцов . Месопотамцы, сирийцы, египтяне, малоазиатские народности составляли невоинственную, платившую дань массу; исключением являлись финикийские и греческие моряки, из которых, разумеется, комплектовались матросы для военного флота ».

Данное утверждение косвенно подтверждается следующим примером. После того как Кир Великий разгромил лидийского царя Креза и стал готовиться к войне против Вавилона, лидийцы восстали. Восстание было подавлено, и Кир решил продать всех восставших в рабство. Но тут в дело вмешался Крез и посоветовал персидскому царю применить к покоренному народу меры иного свойства. «Для того же, чтобы они вновь не подняли мятежа и тебе не нужно было их опасаться, сделай так: пошли вестника и запрети им иметь боевое оружие и прикажи носить под плащами хитоны и высокие сапоги на ногах. Затем повели им обучать своих детей игре на кифаре и лире и заниматься мелочной торговлей. И ты увидишь, царь, как скоро они из мужей обратятся в женщин, так что тебе никогда уже не надо будет страшиться восстания » (Геродот). Как мы помним, лидийцы были народом воинственным и славились великолепной конницей. Однако теперь для них всё закончилось, и они могли жить лишь воспоминаниями о прошлых ратных подвигах. Да и кавалерию стало просто не из кого формировать.

Но если персы так поступили в Лидии, что им мешало столь же настороженно относиться и к некоторым другим народам, которые не по своей воле оказались под их властью? Разве в других концах огромной державы восстаний не было? Поэтому и могли первые Ахемениды частично отказаться от услуг покоренных народов на ратном поприще. Разумеется, за исключением мидян и бактрийцев. Первые считались родственниками персов, а вторые проживали на северных рубежах державы и были вынуждены вести постоянную пограничную войну с массагетами.

Элитой элит персидской армии считались царские телохранители, в рядах которых служили представители высшей знати (1000 пеших и 1000 конных), а также 10 000 отборной пехоты, которых называли «бессмертные». Прозвали их так потому, что вместо погибшего воина в корпус сразу зачислялся новый боец и их численность оставалась неизменной. Отличительной чертой этих привилегированных воинов были золотые и серебряные шары на тупых остриях копий, поэтому античные авторы иногда их называли «держатели яблока». Защищены они были, в отличие от остальной массы пехоты, тяжёлыми доспехами, а вооружены копьями, мечами и секирами.

Ядром армии Кира, Камбиза и Дария, помимо царских телохранителей и гвардии «бессмертных», являлись личные дружины персидской аристократии. «Надо представлять себе, что все сатрапы от Черного моря до Красного, вступая в должность, приводили с собою большую национально-персидскую дружину, из которой они набирали своих телохранителей и придворных, а также гарнизоны для наиболее важных укрепленных пунктов. Налоги и взимаемая сатрапом дань натурой давали ему возможность не только содержать эти дружины, но также пополнять их в случае нужды наемниками из воинственных племен, многие из которых оставались в этом огромном государстве в полунезависимом, а иногда и вовсе независимом положении» (Г. Дельбрюк). В своей «Истории военного искусства» Е. А. Разин также отмечает, что «наиболее боеспособными воинами в персидской пехоте были персы, мидяне и бактрийцы. В составе персидского войска были отряды наемников, в том числе греки».

Тяжёлая кавалерия, состоявшая из представителей персидской и мидийской знати и их телохранителей, была защищена доспехами, которые закрывали всё тело воина. Доспехами же были защищены и многие лошади, а вооружены были эти отборные всадники ударным оружием, мечами, луками и копьями. О том, каким надёжным средством защиты были персидские доспехи, нам поведал Геродот в описании битвы при Платеях. Вот как «отец истории» рассказал о гибели командира персидской кавалерии Масистия: «При атаке отрядов конницы конь Масистия, скакавшего впереди, был поражен стрелой в бок. От боли он взвился на дыбы и сбросил Масистия. Афиняне тотчас же накинулись на поверженного врага. Коня его они поймали, а самого Масистия прикончили, несмотря на отчаянное сопротивление. Сначала афиняне, правда, не могли справиться с ним, так как он был вооружен вот как: на теле у Масистия был чешуйчатый золотой панцирь, а поверх надет пурпуровый хитон. Удары по панцирю не причиняли Масистию вреда , пока какой-то воин, заметив причину безуспешных попыток, не поразил его в глаз. Так-то упал и погиб Масистий ». Таким образом, если посмотреть на вооружение и тактику ведения конного боя, то здесь чётко прослеживается мидийская традиция, которую персы взяли на вооружение.

В свете этого очень интересным выглядит сообщение Геродота о подготовке великолепных бойцов тяжёлой кавалерии, которое (отдалённо, конечно) напоминает воспитание средневековых рыцарей. «Доблесть персов – мужество. После военной доблести большой заслугой считается иметь как можно больше сыновей. Тому, у кого больше всех сыновей, царь каждый год посылает подарки. Ведь главное значение они придают численности. Детей с пяти – до двадцатилетнего возраста они обучают только трем вещам: верховой езде, стрельбе из лука и правдивости ». Однако в дальнейшем мы снова встречаем у Геродота расхожий миф о том, что главное значение персы придают численности своей армии, и это утверждение, ставшее чем-то вроде незыблемой истины, красной нитью проходит через всю историю Древнего мира.

Между тем абсолютно прав Г. Дельбрюк, который делает, на мой взгляд, совершенно обоснованный вывод: «Персы создавали свое войско на основе не количественного, но качественного принципа… Персы были профессиональными воинами ».

Рис. 16. Знатный персидский всадник

И если в армии первых Ахеменидов конница играла роль главной ударной силы, то функции пехоты были иными. Соответствующим было и её вооружение. «Ввиду того что основным оружием был лук, предохранительное вооружение было легким: у пехоты только плетеный щит, который стрелок выставлял перед собой при стрельбе. “Они идут в бой в шапках и штанах”, – описывает Аристагор персидских воинов спартанцам. В другом месте упоминаются чешуйчатые панцири, но ими, по всей вероятности, пользовалась только часть всадников» (Г. Дельбрюк). Помимо лучников, в рядах персидских войск находились довольно значительные подразделения метателей дротиков и пращников, которых набирали среди горных племён. «Метательный бой был основным видом боя. Мечи и короткие копья являлись второстепенным оружием » (Е. А. Разин). Исключение до поры до времени составляли отряды тяжелой пехоты из Ионической Греции, которые местные правители и тираны приводили под персидские знамена. Впрочем, ничего удивительного в том, что эти люди сначала поддерживали Дария, нет, поскольку их власть над согражданами опиралась на персидские войска.

Также в состав царской армии входили подразделения боевых колесниц, которые персы усилили, приделав к колесам мечи и серпы. Но действовать эти машины для убийств могли только на ровной местности, что значительно снижало их боевую ценность. Помимо этого, они были бессильны против мобильных и легковооружённых войск, но зато если колесницам удавалось врезаться в плотный строй пехоты, то опустошения, которые они производили, были страшные. И тем не менее их век уже близился к концу, и в скором времени они станут анахронизмом на поле боя.

Что же касается войсковой организации персов, то она была достаточно проста. По словам Е. А. Разина, «персидское войско делилось на тысячи, сотни, десятки. Боевой порядок состоял из крыльев, которыми командовали члены царской семьи». Кир, Камбиз и Дарий проявляли постоянную заботу о своей армии, которая служила надёжной опорой их власти. Греческий историк Ксенофонт сообщает, что персидский царь ежегодно в столице проводил армейский смотр.

Относительно флота можно сказать, что он появился у персов тогда, когда они заняли Эгейское побережье Анатолии и Финикию. Именно корабли малоазийских греков и финикийцев составляли их лучшую, ударную часть, поскольку сами персы моряками никогда не были. К моменту вступления на престол Дария I флот являлся в основном средством поддержки сухопутной армии. Но со временем ситуация изменилась в корне и персидский флот стал мощнейшей силой в Эгейском регионе. Вот с такой грозной военной машиной Ахеменидов и предстояло помериться силой скифским воинам.

* * *

Численность персидской армии Дария, выступившей из Суз, Юстин определяет в 700 000 человек: «Он вторгся в Скифию с 700 000 воинов». Ему вторит Геродот: «Численность пеших и конных воинов составляла (кроме экипажа) 700 000 человек. Кораблей же было 600». Ктесий идёт ещё дальше и указывает 800 000 воинов. Но если состав флота может сомнений не вызывать, то численность армии явно завышена, налицо свойственная грекам тенденция к преувеличению. Скорее всего, численность персидского войска, выступившего в поход против скифов, вряд ли превышала 70 000 человек, без учёта корабельных команд. Тащить неизвестно куда громадную орду с не менее громадным обозом, а потом гоняться с ней за мобильным войском скифов было бы чистым безумием. Чтобы набрать такое войско, какое указали античные авторы, Дарию надо было проводить тотальную мобилизацию всех мужчин во всех сатрапиях, а это было просто нереально. Как уже отмечалось, в то время персы предпочитали воевать качеством, а не количеством.

С началом этого похода связана довольно интересная история, в которую можно было бы поверить, если бы не одно «но». Геродот рассказывает, что перс по имени Эобаз обратился к царю с просьбой – у него три сына, и все идут в поход, нельзя ли оставить одного из них дома? Восточный владыка благодушно выслушал скромного просителя и милостиво соизволил ответить, что поскольку Эобаз друг царю, то Дарий оставит ему всех сыновей. После чего приказал сыновей прикончить и оставить их тела рядом с Эобазом. Казалось бы, обычная история, которая подчеркивает деспотизм и тиранию Востока, и сомневаться в её правдивости нет оснований. Вот только через несколько десятков лет подобная ситуация повторяется, как под копирку. Сын Дария, царь Ксеркс, идёт в поход на Элладу, и на этот раз уже не перс, а лидиец обращается к владыке с аналогичной просьбой. Только количество сыновей в рассказе уже не три, а пять, и убивают не всех, а одного.

Но дело не в этом, а в той тенденции, которая прослеживается у всех греческих авторов по отношению к персам. Постоянно приводя примеры тирании персидских царей по отношению к своим подданным, они подчеркивают, что греки, обогащённые демократическими ценностями, стоят в своем развитии на порядок выше. То же самое и в отношении численности войск. Стараясь объяснить, почему гражданское ополчение эллинов победило регулярные части персов, греческие историки придумывают огромные, нестройные толпы варваров, которые сражаются только из-под палки.

Дарий был грамотным военачальником и прекрасно понимал, что вести в такой далёкий поход армию из нескольких сотен тысяч воинов нет абсолютно никакого смысла. Её просто нечем будет прокормить. За плечами персидского царя уже был опыт войны с «азиатскими» скифами, и он знал, какой это опасный противник. Дарий изучил их тактику и понимал, что, гоняясь за степняками с громадной армией и таким же обозом, успеха никогда не достичь. Войско должно было быть отборным и мобильным.

Маршрут армии вторжения указывает Геродот: «Дарий между тем выступил из Сус и прибыл в Боспор в Калхедонской области, где был построен мост. Затем царь ступил на корабль и отплыл к так называемым Кианейским скалам (эти скалы, по сказанию эллинов, прежде были “блуждающими”). Там, сидя на мысе, Дарий обозревал Понт». Таким образом, большую часть пути армия шла по Царской дороге, которая протянулась от Суз до бывшей лидийской столицы Сарды. Где-то в районе Фригии Дарий должен был повернуть войска на север и вести в сторону Калхедона. Там, согласно сообщению Геродота, уже был сооружён мост через Боспор.

Само место, где должно было находиться это чудо инженерной мысли, «отец истории» указывает довольно точно: «Место на Боспоре, где Дарий повелел построить мост, находится, как я полагаю, между Византием и храмом у входа в Боспор». Соответственно, это где-то в районе турецкой крепости Румелихисар, которая находится в самой узкой части пролива. История донесла до нас имя строителя моста, это греческий инженер Мандрокл с острова Самос. Причём Дарий был настолько доволен постройкой, что буквально засыпал эллина дарами. Мандрокл же в память о своём триумфе велел заказать картину, на которой был изображён сидящий на троне Дарий и персидское войско, переходящее по мосту Мандрокла через Боспор. Эту картину инженер повесил в храме Геры на родном острове Самос.

Сама традиция сооружения мостов через проливы, отделяющие Европу от Азии, будет продолжена уже при сыне Дария – Ксерксе. Во время грандиозного похода на Элладу по его приказу через Геллеспонт будет сооружён такой же замечательный мост, правда, в этот раз эпопея со строительством затянется из-за погодных условий. А знаменитое наказание моря Ксерксом станет притчей во языцех у свободолюбивых эллинов, которые будут его вспоминать при каждом удобном случае. Но в данный момент всё обошлось без происшествий, и персидская армия благополучно вступила в Европу.

После этого царь сразу же занялся дальнейшей организацией похода. Флот Дария, состоявший из кораблей малоазийских греков, приняв на борт персидские отряды, должен был войти в Понт Эвксинский и плыть до устья Истра (Дунай). Затем войти в реку и в подходящем месте высадить десант, который начнет строительство моста через Истр. Корабли отплыли и благополучно прибыли к устью реки. По сообщению Геродота, «поднявшись по реке на два дня плавания от моря, мореходы приступили к сооружению моста на “шее” реки, где Истр разделяется на гирла».

Сам же царь, как только войско переправилось через Боспор, перешёл мост и вступил во Фракию, положив, таким образом, начало покорению этой страны. Прибыв к реке Теар, Дарий расположился там лагерем на три дня, поскольку в её окрестностях находятся целебные горячие и холодные источники. Судя по всему, правитель державы Ахеменидов решил уделить внимание своему драгоценному здоровью. Персидский владыка остался так доволен водными процедурами, что повелел установить каменную стелу, на которой высекли памятную надпись: «Источники Теара дают наилучшую и прекраснейшую воду из всех рек. К ним прибыл походом на скифов наилучший и самый доблестный из всех людей – Дарий, сын Гистаспа, царь персов и всего азиатского материка» (Геродот). После этого армия персов снялась с лагеря и продолжила движение, вторгнувшись в земли одрисов, самого могущественного народа во Фракии.

И здесь, если верить Геродоту, произошёл ещё один любопытный эпизод. Персидский царь решил продемонстрировать окружающим племенам мощь своей армии и велел каждому воину положить в определённое место камень. «Когда воины выполнили царское повеление, Дарий двинулся дальше, оставив на месте огромные груды камней». Данная байка очень напоминает рассказ о том, как царь Ксеркс перед походом на Элладу загонял своих воинов в специально огороженные места, чтобы их там пересчитать. И только таким образом смог установить численность своей армии. Но все это не более чем сказки, которые должны лишний раз подчеркнуть громадное численное превосходство персов и в очередной раз подтвердить россказни о бесчисленных восточных ордах.

Затем разразилась война с фракийским народом гетов, решившим оказать сопротивление непрошеным гостям: «Однако геты, самые храбрые и честные среди фракийцев, оказали царю вооруженное сопротивление, но тотчас же были покорены» (Геродот). Неорганизованные племена не могли противостоять на равных персидской военной организации, и, судя по всему, их сопротивление было быстро сломлено. Остальные фракийцы, глядя на печальную судьбу сородичей, решили сдаться без боя и тем самым уберечь себя от бессмысленных жертв.

Но Дарий был достаточно умён и быстро сообразил, что стоит его войскам углубиться в скифские степи, как геты могут вновь подняться на борьбу с захватчиками. Потому он присоединил их воинские контингенты к своей армии, где они должны были не столько участвовать в боях, сколько исполнять роль заложников. Царь персов очень основательно подходил к предстоящему столкновению со скифами, желая исключить всякие неожиданности. В данный момент его наиглавнейшей задачей было организовать спокойный тыл. И лишь после этого персидская армия выступила по направлению к Истру (Дунаю), где начала переправу по наведённым мостам на северный берег великой реки.

* * *

Переправа через Истр прошла успешно, никто не попытался остановить армию персидского царя во время форсирования водной преграды. Как только войско перешло реку, Дарий собрал военный совет, чтобы обсудить дальнейший план кампании. Царь изложил свой план действий: мост сжечь, а войскам идти в степь против скифов. Подумав, он добавил, что морская пехота ионических греков должна выступить вместе с основным войском. Судя по всему, Дарий хотел собрать в кулак все наличные силы и покончить со скифами одним ударом.

Но тут попросил слова Кой, стратег Милета, и заявил следующее: «Царь! Ты ведь собираешься в поход на страну, где нет ни вспаханного поля, ни населенного города. Так прикажи оставить этот мост на месте и охрану его поручи самим строителям. Если все будет хорошо и мы найдем скифов, то у нас есть возможность отступления. Если же мы их не найдем, то, по крайней мере, хоть обратный путь нам обеспечен. Меня вовсе не страшит, что скифы одолеют нас в бою, но я боюсь только, что мы их не найдем и погибнем во время блужданий . Скажут, пожалуй, что я говорю это ради себя, именно оттого, что желаю остаться здесь. Напротив, я сам, конечно, пойду с тобой и не желал бы оставаться » (Геродот).

Говоря такие речи, Кой здорово рисковал, ведь если бы Дарий хоть на минуту предположил, что грек уклоняется от участия в боевых действиях или, не дай боги, вынашивает какие-либо нехорошие замыслы относительно его персоны, стратег бы никогда не вышел живым из царского шатра. Благо наглядные примеры того, как владыка расправляется с уклонистами, были у всех присутствующих перед глазами. Так почему же греческий стратег решил рискнуть и высказал царю своё мнение?

Вполне возможно, всё дело в том, что греки Малой Азии действительно не хотели идти воевать в скифские степи, им эта война была абсолютно не нужна. Одно дело – служить во флоте, заниматься перевозкой войск, и совсем другое дело – изнывать от голода и жажды в неведомых степях, рискуя каждую минуту стать жертвой метких скифских лучников. Эллины были прирождёнными моряками, и море было их стихией, в которой они чувствовали себя очень уверенно. Но далёкие бескрайние степи, населённые свирепыми и кровожадными варварами, их явно пугали. Сам этот поход для ионических греков не сулил никаких выгод, ни экономических, ни политических, а потому проливать свою кровь им очень не хотелось.

Рис. 17. Гоплиты из Малой Азии на персидской службе

Но был и другой момент, не менее важный, чем первый, и заключался он в том, что если Дарий снимал с кораблей войска и экипажи для усиления сухопутной армии, то что в этом случае ожидало сам флот? Создаётся такое впечатление, что дальнейшая судьба ионического флота царя не интересовала вовсе! А для эллинов это был вопрос жизни и смерти, ведь их города Анатолийского побережья без военного и торгового флотов сразу же начнут приходить в упадок, и трудно сказать, к каким последствиям это может привести. И скорее всего, стратег Милета здраво предлагал царю сохранить мосты и оставить для их охраны корабли, высказывая общее мнение эллинов, которое они заранее обсудили и решили донести до своего повелителя. Царское неудовольствие при этом мог вызвать один только Кой, а остальные стратеги были вроде как ни при чём.

Если Дарий согласится с его мнением и оставит флот и греков охранять мост, то цель их будет достигнута. Если же нет, то надо будет рисковать своими кораблями, которые останутся без охраны и экипажа, а эллинам придется идти в неведомые степи и там сражаться за свою жизнь. Но даже тень подозрения грозного царя не упадёт на его греческих подданных, ведь стратег высказал своё личное мнение, и не более того. Трудно сказать, почему эта сомнительная честь выпала именно представителю Милета, а не другого города. Скорее всего, могли просто тянуть жребий, а может, были и какие другие причины.

Но как бы то ни было, а хитрый план эллинов увенчался блестящим успехом. Дарий не только не разгневался, но и пообещал по окончании похода наградить военачальника, сразу поверив, что тот печётся о его, царя, безопасности. Дальше дадим слово «отцу истории»: «После этих слов Дарий завязал на ремне 60 узлов. Затем он вызвал ионийских тиранов на совещание и сказал им следующее: “Ионяне, прежнее мое приказание о мосте я отменяю. Возьмите этот ремень и поступайте так: как только увидите, что я выступил против скифов, начиная с этого времени развязывайте каждый день по одному узлу. Если я за это время не возвращусь, а дни, указанные узлами, истекут, то плывите на родину. Пока же, так как я переменил свое решение, стерегите мост и всячески старайтесь его сохранить и уберечь. Этим вы окажете мне великую услугу”. Так сказал Дарий и поспешил с войском дальше ».

Можно сказать, что этим монологом персидский царь довольно чётко обозначил свои намерения, о которых до этого не упоминал Геродот. Как я уже отмечал, великий греческий историк конечной целью кампании обозначил именно скифов. Но не таким человеком был Дарий I, крайне прагматичный и рациональный правитель. Затевать грандиозное военное предприятие, чтобы мстить за мифические обиды столетней давности, было не в его духе. Поход же против скифов был одним из составляющих грандиозного предприятия по установлению персидской гегемонии в Черноморском регионе. Но для того чтобы его осуществить, требовался военный разгром скифов, а царь прекрасно понимал, что это дело не одного дня и даже не нескольких недель. Именно из этого он и исходил, когда обозначил срок в два месяца, поскольку считал, что этого времени будет вполне достаточно, чтобы решилась судьба войны с кочевниками.

За два месяца армия персов могла продвинуться очень далеко, и если у Дария всё пойдёт по плану, то возвращение через Кавказ в Азию становилось реальностью. Соответственно, и флот ему уже был не нужен для дальнейших боевых действий. Греки же, спокойно простояв два положенных месяца на берегах Истра и сохранив злополучный мост, просто мирно отплывали на родину, живы и здоровы, на целых кораблях. И все при этом были довольны и счастливы. Но чтобы достичь подобной гармонии, требовалась сущая малость – сокрушительный разгром скифов на поле боя!

* * *

Ну а что же сами грозные владыки степей, неужели они ни о чём не подозревали и не ведали о надвигавшейся на них беде? Ещё как знали и не просто сидели сложа руки, а вели активную подготовку к отражению вражеского вторжения. Геродот сохранил для нас имена трёх скифских царей, которые решили выступить против страшного нашествия, – Иданфирс, Таксакис и Скопасис. Причём первого он называет правителем «великого царства», очевидно подразумевая, что властвовал он над царскими скифами. Судя по всему, эта троица имела довольно точные сведения о противнике, а потому, реально смотря на вещи, понимая, что своими силами с персами им не справиться, цари решают обратиться за помощью к соседям – агафирсам, неврам, андрофагам, меланхленам, таврам, гелонам, будинам и савроматам.

Геродот подчеркивает общность между некоторыми из этих племен и скифами, указывая, что у невров и меланхленов обычаи скифские, а будины говорят частично на скифском, а частично на эллинском языках. «Среди всех племен самые дикие нравы у андрофагов. Они не знают ни судов, ни законов и являются кочевниками. Одежду носят подобную скифской, но язык у них особый». Отдельно «отец истории» выделяет агафирсов, указывая на их схожесть с фракийцами, тавров, живущих разбоем, земледельцев-гелонов и свирепых бойцов-савроматов, которые были такие же кочевники, как и скифы. По призыву трех скифских вождей правители и князья этих племён и народов собрались вместе, чтобы решить, что делать в преддверии надвигающейся беды.

Совещание было бурным, но к единому мнению так и не пришли. Скифы резонно указывали на то, что сообща они могут отразить вражеское нашествие. Но если будут биться поодиночке, то у персов есть все шансы одержать победу не только над скифами, но и над прочими племенами: «Ведь персидский царь выступил в поход против нас, так же как и против вас». В качестве примера Иданфирс, Таксакис и Скопасис приводили фракийцев, чьи земли завоеватели уже начали прибирать к своим рукам.

В итоге спорившие разделились на две группы: цари гелонов, будинов и савроматов пришли к согласию и решили поддержать скифов, а вот вожди агафирсов, невров, андрофагов, меланхленов и тавров отказали в помощи. Но вот на что хотелось бы обратить внимание. Дело в том, что скифам решили оказать поддержку именно те народы, по землям которых (если исходить из того, что Дарий хотел вернуться в Азию через Кавказ) пролегал маршрут персидского войска. Остальные же племена находились несколько в стороне от нашествия, отсюда и их политика невмешательства – авось пронесёт! Это отметил Геродот, передав слова их вождей скифским царям: «Если же персы вступят и в нашу страну и нападут на нас, то мы не допустим этого. Но пока мы этого не видим, то останемся в нашей стране».

Но тогда получается, что скифы и другие родственные им племена прекрасно знали, зачем Дарий ведёт армию в Северное Причерноморье и какова конечная цель этого грандиозного похода. У Иданфирса и его собратьев по оружию просто не было шансов избежать столкновения с персами, поскольку именно разгром скифов являлся краеугольным камнем всех замыслов персидского царя. А гелоны, будины и савроматы тоже осознавали, какая участь их ждёт в случае поражения соседей, потому они их и поддержали в борьбе против персов.

После совещания часть вождей разъехалась, а союзники остались и стали думать: как вести войну против грозного врага? Решения были приняты исходя из сложившейся ситуации. Пока у Дария есть преимущество, то в бой с ним не вступать, отходить в глубь своих земель и изматывать персов внезапными атаками и длительными переходами. Но как только общая картина изменится в пользу скифов и союзников, дать врагу решающую битву. А до этого сжигать траву, засыпать источники и колодцы, угонять скот, словом, делать всё, чтобы захватчики терпели нужду и силы их слабели. Женщин, детей и всех, кто не мог держать в руках оружие, спешно отправили на север, туда же перегнали большую часть скота, оставив себе лишь столько, сколько было необходимо для пропитания. Отходить на восток решили двумя отрядами. Один из них, под командованием Скопасиса, состоял из скифов и савроматов, в другой входили воины Иданфирса и Таксакиса, а также отряды будинов и гелонов.

Первый отряд должен был медленно отступать прямо к реке Танаис (Дон) вдоль озера Меотида (Азовское море) и заманивать за собой персов. Если же враг вдруг начнет отступление, то организовать его преследование. Второй отряд скифов, под командованием Иданфирса, тоже должен отходить на восток, держась от персов на расстоянии дневного перехода. Однако, если ситуация осложнится, Иданфирс должен обойти армию персидского царя и двинуться на запад, стараясь привести завоевателей в земли тех племён, которые отказались скрестить с ними оружие. В этом случае волей или неволей скифы получали себе новых союзников, а Дарий – новых противников.

Конечно, возникали и определённые сложности, ведь скифским вождям было совершенно неизвестно, сколько долго будет гоняться за ними по безлюдным землям персидский царь. И что он будет делать, столкнувшись с тем способом войны, который ему навяжут? Насколько далеко на восток сможет уйти армия персов и как они себя поведут, если скифы развернутся и двинутся на запад? Всё это были вопросы, на которые не было ответов. Никто не был уверен в победе, и лишь время могло прояснить ситуацию.

Что же касается Дария, то он вряд ли имел представление о планах противника. Конечно, он знал, что война со скифами будет трудной и кровопролитной, предполагал, что враги будут избегать больших сражений. Но чтобы эта тактика приняла те масштабы, с которыми он столкнётся в дальнейшем, царь вряд ли догадывался. Понятно, что определённой информацией Дарий располагал. Потому он сначала и повёл свою армию таким путём, чтобы не вступать на земли тех племён, которые отказались помогать скифам и решили соблюдать нейтралитет. На данном этапе кампании главной целью персидского царя было настигнуть скифов и постараться разгромить их в прямом столкновении. После этого у него были бы развязаны руки, и он получал определённую свободу маневра. Мог идти в Таврику, где находились эллинские города, а мог отложить это на потом и продолжить движение на восток, закрепляя за собой занятые территории.

Как и было задумано, ионические греки и флот остались сторожить мост через Истр. Вполне возможно, что перед мостом были возведены укрепления, поскольку греческие стратеги резонно опасались внезапной атаки и уничтожения переправы неприятелем. Поручение было ответственное, но несложное, поскольку в тылу была замирённая Фракия, скифы ушли на восток, а другие племена вступать в войну не собирались. Ну а в случае какой-либо внезапной беды греческие корабли стояли наготове, и, погрузившись на них, ионийцы в любой момент могли покинуть негостеприимные берега. И всё же, стоя на сторожевых башнях, прикрывавших мост, греческие гоплиты с тревогой вглядывались в даль, туда, где скрылось войско Дария. Никто не исключал появления небольших вражеских отрядов. Время разговоров и приготовлений закончилось – война началась!

 

Война с тенью

Как только разведчики донесли Иданфирсу, Таксакису и Скопасису о том, что армия персов переправилась через Истр (Дунай) и пошла им навстречу, вожди начали действовать. На расстоянии трёх дней пути от реки передовой скифский отряд, состоявший из конных лучников, расположился лагерем и поджидал грозного врага. Персидского царя ждал первый, но далеко не последний сюрприз. Когда его войска находились в одном переходе от лагеря, скифы покинули свой стан и двинулись навстречу врагу, широким веером разлетевшись по равнине. Дождавшись, когда ветер будет дуть в сторону персов, Иданфирс подал знак, и его воины подожгли степь, выпуская на свободу демона огня. Вал степного пожара покатился на завоевателей, а кочевники начали уходить на восток, оставляя за собой бушующую огненную стихию. Продвигаясь всё дальше и дальше, скифы продолжали выжигать всю растительность, и вскоре везде можно было видеть лишь голую, чёрную равнину.

Но персы продолжали идти вперёд, невзирая ни на что, и их главной целью сейчас было обнаружить скифское войско и дать ему генеральное сражение. Хотя кочевники и не думали скрываться, их разведчики постоянно шли в авангарде. Следы указывали Дарию, что впереди движется большой кавалерийский отряд, а потому он прилагали все усилия, чтобы его догнать. И счастье владыке Азии улыбнулось: неожиданно его воины увидели конных скифов, построенных в боевые порядки. И сразу всё пришло в движение, вперёд спешно выдвигалась царская кавалерия, а пехота, наоборот, торопливо уступала ей место. Закованная в доспехи панцирная персидская и мидийская конница неторопливо пошла вперёд, её обогнали конные лучники и воины лёгкой кавалерии, вооружённые короткими копьями и дротиками. Выравнивая ряды, персы не спеша приближались, а когда над их строем пропела труба, вся эта лавина рванула вперёд и пошла в атаку.

В ответ взревели боевые рога скифов, и они бросились навстречу врагу. Земля застонала от удара тысяч копыт. Когда войска сблизились на расстояние полёта стрелы, степняки вскинули луки, и туча стрел рухнула на приближавшихся персов. Множество царских воинов свалилось на землю под копыта бешено мчавшихся лошадей, раненые кони забились на чёрной от гари земле. Вновь ревели скифские боевые рога, и кочевники, повинуясь их сигналу, резко поворачивали коней и начинали уходить на восток, стараясь оторваться от преследователей. А персы и не думали отставать, они продолжали погоню за впавшим, по их мнению, в панику противником. Когда же рога протрубили в третий раз, скифы быстро обернулись в своих сёдлах и с разворота выпустили во врагов по стреле. Сотни всадников полетели через головы раненых лошадей на землю, падали в пыль и гарь лихие мидийские и персидские наездники. Будучи сами прекрасными лучниками, персы с ходу били стрелами по убегавшему врагу, и ни один десяток подстреленных скифов был растоптан копытами кавалерии Дария. Уходившие степняки продолжали стрелять за спину и всё более увеличивали бег коней, а персы постепенно начали отставать, такая бешеная и долгая скачка была для них непривычна. Тяжёлая кавалерия давно уже плелась где-то позади, и персидские полководцы остановили преследование, опасаясь вражеской хитрости. Первый боевой день закончился, но он ровным счётом ничего не решил, и потому движение армии царя за убегавшими скифами продолжилось.

* * *

Много дней Дарий вёл свою армию по следам убегавшего врага, но так и не смог его настичь. Противник по-прежнему не пропадал из поля зрения, но и вступать в битву категорически отказывался. Царские войска шли под палящим солнцем, по чёрной от выжженной травы земле. Постоянно попадались засыпанные и испорченные водоёмы и колодцы, но, что самое главное, никто не мог точно сказать, долго ли этот утомительный марш будет продолжаться. И когда разведчики донесли, что впереди видна большая река, через которую переправилось скифское войско, Дарий с облегчением перевёл дух. Это был Танаис (Дон), здесь можно было остановиться и немного передохнуть.

Царь снова поднял свою армию и начал переправлять её на другой берег. Он резонно опасался какой-либо ловушки со стороны скифов и был уверен, что они попытаются помешать переправе. Но ничего подобного не произошло, и это Дария очень удивило. Ещё больше он удивился, когда ему донесли, что скифы по-прежнему уходят на восток и в бой вступать не собираются. Здесь царь уже насторожился не на шутку, поскольку сам себе не мог объяснить тактику врага, а также и то, почему скифы не использовали для битвы такой выгодный водный рубеж, как Танаис. Но преследование продолжалось, и от проводников Дарий уже знал, что его войска покинули земли скифов и идут по землям савроматов. Впрочем, савроматы тоже выступили против него с оружием в руках, и причин, чтобы расслабиться, у персов не было. Войска продолжали маршировать, а вокруг была прежняя картина – та же выжженная и пустынная земля. Лишь вдали, словно злобные демоны, продолжали маячить разведчики скифов.

Но когда царю доложили, что его войска вступили во владения будинов, а скифы по-прежнему избегают серьёзных столкновений и явно собираются уходить ещё дальше, Дарий окончательно потерял покой. Местность, по которой шли персы, не была опустошённой, но по одной только причине – она была абсолютно бесплодной, и предавать огню там было нечего. И потому царь был немало удивлён, когда ему сообщили, что впереди находится город. Поселение было окружено деревянной стеной, но, судя по всему, никто его защищать не собирался, поскольку жители просто убежали, спасаясь от вражеского нашествия. Но они не просто покинули город, а вывезли из него всё, что могло представлять хоть какую-то ценность для утомлённого долгим походом войска. Разгневанный неудачей, Дарий велел город сжечь и продолжать поход, втайне надеясь, что эта безумная гонка скоро закончится. Но скифские вожди продолжали отступление, и у царя не оставалось иного выхода, как последовать за ними. По мнению Дария, потерять врага из виду было гораздо хуже, чем продолжать за ним погоню. Войска двигались на восток, и вскоре дозорные примчались с новой вестью, которая ещё больше смутила владыку. По сведениям разведчиков, впереди лежит большая водная преграда, за которую ушли скифы, и, судя по всему, это река Оар.

* * *

Теперь возникает очень интересный вопрос, который с давних пор тревожил умы учёных мужей: как далеко завёл Дарий свои войска на восток в погоне за скифами? Вот что рассказывает по этому поводу историк и географ Страбон: «От Истра до Тираса лежит “Пустыня гетов” – сплошная безводная равнина. Здесь Дарий, сын Гистаспа, перейдя во время похода на скифов через Истр, попал в западню, подвергшись опасности погибнуть со всем войском от жажды; однако царь, хотя и поздно, понял опасность и повернул назад». Таким образом, из текста следует, что царь, перейдя Истр (Дунай), продвинулся немного на север, где попал в ловушку и быстро вернулся назад. Но это полностью не согласуется с рассказом Геродота. Юстин в своём изложении похода, вообще ничего не говорит ни о сроках, ни о расстояниях: «Враги, однако, не давали ему возможности завязать сражение, и Дарий, боясь, что в случае, если будет разрушен мост через Истр, ему будет отрезан путь к возвращению в страну, отступил, потеряв 80 000 людей». Данный текст как хочешь, так и понимай, на вопрос он ответа не дает. Зато у Геродота мы видим действительно связное изложение и конкретные привязки к местности. Во-первых, «отец истории» довольно чётко определяет время первого соприкосновения скифов с врагом: «Головной отряд скифов встретил персов на расстоянии около трехдневного пути от Истра ». В принципе, это как раз и согласуется с сообщением Страбона. Только у того всё на этом и заканчивается, поскольку Дарий сразу же уходит назад, а у Геродота это только начало войны.

Дальше у историка из Галикарнасса идёт довольное подробное изложение боевых действий и опять все события имеют привязку к конкретной местности и географическим названиям: «Лишь только персы заметили появление скифской конницы, они начали двигаться по следам врагов, которые все время отступали. Затем персы напали на одну из частей скифского войска и преследовали ее в восточном направлении к реке Танаису. Скифы перешли реку Танаис, а непосредственно за ними переправились и персы и начали дальнейшее преследование, пока через землю савроматов не прибыли в область будинов ». Здесь можно изощряться как угодно, но факт остаётся фактом: Танаис – это античное название реки Дон, и от этого никуда не денешься. Соответственно, из текста следует, что враждующие армии эту реку перешли.

Геродот продолжает отслеживать путь армии Дария: «Путь персов шел через Скифию и Савроматию… персы продолжали следовать все дальше за отступающим противником, пока, пройдя через эту страну, не достигли пустыни. Пустыня эта совершенно необитаема, расположена она севернее страны будинов и тянется в длину на семь дней пути. Севернее этой пустыни живут фиссагеты». В принципе, и тут всё понятно, поскольку персы всё время идут на восток, хотя, возможно, и отклонились чуть севернее основного маршрута. Город будинов, который они сожгли после перехода через Танаис, мог просто оказаться у них на пути, а не быть целью отдельного похода, как это иногда пытаются представить. Но главной проблемой является то, что никто не может чётко сказать, где находится та самая река Оар, на берегу которой разбил лагерь Дарий. «Из их земли (фиссагетов) текут четыре большие реки через область меотов и впадают в так называемое озеро Меотиду. Названия этих рек: Лик, Оар, Танаис и Сиргис» (Геродот).

«Дойдя до пустыни, Дарий с войском остановился станом на реке Оаре» – так прописано у «отца истории». И вот тут начинается! Куда только не помещали эту реку, с чем только не идентифицировали! Все версии перечислять не буду, потому что это займёт массу времени, а толку никакого не будет. Я лично согласен с теми исследователями, которые отождествляют реку Оар с Волгой. И хотя Геродот сообщает, что Оар впадает в Меотиду (Азовское море), но, на мой взгляд, историк мог и ошибиться, ведь данный регион был для эллинов диким и до конца неизведанным. Правда, кое-кто, считая реку Оар Волгой, исходит из того, что в письменных древнеримских источниках II–IV вв. н. э. Волга называется рекой Ра, и отсюда идут спекуляции на тему одинакового созвучия. Я думаю, что заниматься лингвистическими изысканиями там, где им места нет, – дело абсолютно неблагодарное. Никаких «открытий» я делать не собираюсь, просто постараюсь объяснить, почему мне больше нравится версия с Волгой.

Если исходить из того, что персы перешли Танаис (Дон), то следующая крупная водная преграда при движении на восток – это Волга. Поэтому и стал там царь лагерем, потому и начал делать укреплённый район, так как понимал, что если дальше и поведет армию, то лишь затем, чтобы догнать скифов и сразиться с ними. Сама логика вещей должна была подсказать Дарию движение на юг, чтобы вернуться через Дербентский проход в Азию. Но оставались скифы, и без победы над ними об этом нечего было думать!

Волга же представляла собой прекрасный естественный оборонительный рубеж, а возведение в тех краях укреплённого района делало её форсирование для разных кочевых племён довольно проблематичным. Эта цепь укреплений должна была стать опорным пунктом персов в регионе, и, скорее всего, именно оттуда планировал Дарий продолжить завоевание Северного Причерноморья. Опять же, утверждая, что Оар – это не Волга, ссылаются на указание Дария ионийским грекам ждать его 60 дней, а потом отплывать в Малую Азию. Но из текста того же Геродота мы видим совсем другую картину. Персидский царь пропустил все сроки своего возвращения, о чём скифы и напомнят эллинам, охранявшим мост на Истре: «Ионяне! Назначенное вам для ожидания число дней истекло, и вы, оставаясь здесь, поступаете неправильно ». Поэтому привязывать поход Дария к этим 60 дням тоже смысла нет – при удачном исходе он и не собирался возвращаться к своим кораблям. Но само по себе это известие очень ценно, так как наглядно показывает, что война со скифами сильно затянулась и персы реально могли дойти до Волги (Оар).

Лучше всего охарактеризовал сложившуюся по этому вопросу ситуацию Е. В. Черненко: «Мнения исследователей о том, как далеко проникли войска Дария в пределы Скифии, можно свести к двум основным точкам зрения. Отмечая фантастичность некоторых эпизодов в рассказе Геродота, одни ученые определяют “короткий” маршрут персов, ограничивая его, следом за Страбоном, только тремя днями пути и пределами “Гетской пустыни” (М. И. Артамонов, А. М. Хазанов и др.); другие называют “длинный” маршрут, охватывавший не только глубинные районы Скифии, но и земли, лежащие за ее пределами (Б. Н. Граков, Е. А. Разин, А. И. Мелюкова, В. А. Ильинская, А. И. Тереножкин )». Одним словом, полемика может продолжаться бесконечно, и вряд ли когда в ней будет поставлена точка. Свою же точку зрения на проблему я высказал и поэтому при описании дальнейших событий буду исходить из того, что персидская армия дошла до Волги.

* * *

Расположившись большим лагерем на берегу Оара, Дарий решил создать здесь мощный укреплённый район, густо насытить его войсками и, закрепив за собой пройденную территорию, двинуться дальше на восток, преследуя скифов. По большому счету, пока для персидского царя всё складывалась довольно удачно. Невзирая на то что его войска шли по выжженной и разорённой земле, в результате чего стали ощущаться проблемы с продовольствием, ничего катастрофического пока не произошло. Единственное, что по-настоящему тревожило Дария, – так это то, что скифы упорно избегали решающего боя и всё время отступали и отступали. Но ведь именно разгром скифского войска являлся главной целью первоначального этапа его грандиозной военной кампании! Идти дальше, оставляя кочевников в тылу, было очень опасно. Но пока степняки сами шли туда, куда надо было идти Дарию, и весь вопрос теперь заключался в том, как далеко они будут отступать.

Избегая большого боя, скифы охотно вступали в мелкие стычки, стараясь нанести противнику как можно больший урон, и так же стремительно исчезали, едва появлялась возможность навязать им полноценное сражение. Дарий был знаком с подобной тактикой, он наблюдал её у массагетов, а потому прекрасно знал, что рано или поздно скифы с ним в бой вступят. Но проблема заключалась в одном – когда? И какие действия степняки ещё предпримут перед этим? Однако на эти вопросы пока не было ответов, и потому царь распорядился начать строительство восьми крепостей, которые все вместе образовали бы большой укреплённый район. По замыслу Дария, здесь должны был остаться значительные отряды тяжёлой пехоты, а с более мобильной частью войска он хотел продолжить преследование скифов. Тысячи персидских воинов копали рвы, насыпали валы и ставили на них деревянные заграждения, работа кипела днём и ночью, когда примчавшиеся разведчики принесли сообщение, которое разрушило все планы их повелителя.

Дело в том, что, пока Дарий занимался строительством укреплений и предавался мечтаниям о дальнейших походах, войско скифов переправилось через Оар севернее лагеря персов и двинулось на запад. А это представляло для Дария смертельную опасность, поскольку вражеское войско оказалось у него в тылу, и возникала угроза для стоявших на Истре отрядов. Но главное заключалось в том, что движение персов в сторону Дербентского прохода сразу теряло всякий смысл.

Одним этим маневром скифы рушили весь амбициозный проект персидского царя, и создание укреплённого района на берегах Оара сразу теряло свою стратегическую целесообразность. В сложившейся ситуации ему оставалось только одно – идти следом за врагом и любой ценой навязать ему решающую битву. Можно представить, что творилось у Дария в душе, когда он всё это осознал и понял, что иного выхода у него нет и в данный момент противник навязал ему свою волю. Скрепя сердце он был вынужден отдать приказ об оставлении недостроенных укреплений и наблюдать, как колонны его войск начинают движение туда, откуда пришли, – на запад. Главной целью царя по-прежнему было скифское войско, но теперь погоня за ним приобретала несколько иной смысл, поскольку лишь победа в сражении позволяла надеяться на успех всего предприятия. Без этого продвижение на восток и юг становилось бессмысленным.

* * *

Дарий вёл войско за уходящим врагом, надеясь настичь противника и навязать ему битву. От того, получится у него это или нет, зависела дальнейшая судьба похода. Но скифы по-прежнему избегали боя, старались держаться на расстоянии одного дня пути от неприятеля, и персы ничего с этим поделать не могли. Всё это продолжалось с завидным постоянством, правда, теперь войска шли не на восток, а на запад, по той же выжженной и опустошённой земле. Однако Иданфирс хотел не только окончательно измотать персидскую армию длительными переходами и мелкими стычками, он собирался теперь втравить в войну те племена и народы, которые изначально отказались воевать с Дарием.

Самыми первыми жертвами подобной стратеги стали меланхлены, для которых вторжение на их землю сначала скифов, а затем и персов стало сущим бедствием. Тысячи людей, в страхе перед нашествием, снимались с насиженных мест и бежали туда, где можно было укрыться от ужасов войны, вереницы людей и телег потянулись на север. И снова скифские всадники с факелами в руках жгли всё, что могло гореть, а зарево пожаров по ночам освещало дорогу идущим сплошным потоком войскам. Судьба меланхленов постигла и их соседей – андрофагов, которые теперь устрашились не только Дария, но и своих бывших соседей – скифов. Однако страх, который охватил андрофагов, был настолько велик, что ни о каком сопротивлении персам с их стороны и речи быть не могло. Свое спасение они видели лишь в поспешном бегстве, подальше от мест боевых действий. Как следствие, паника, охватившая регион, перекинулась и на земли невров. Увидев толпы беглецов, они в страхе бежали перед волной скифской конницы, за которой неотвратимо двигалась армия персов. План скифских вождей вовлечь в войну эти племена и тем самым получить дополнительные воинские контингенты провалился, и потому они по-прежнему могли рассчитывать только на свои силы.

Но оставался шанс, что удастся втянуть в войну агафирсов, и войско скифов двинулось к их владениям. Но те уже очень хорошо знали от многочисленных беглецов, чем им грозит подобный визит двух враждующих армий. Поэтому в панику не впали, а решили защитить свою землю как от одних пришельцев, так и от других. И пока скифская орда ещё только подходила к их территории, агафирсы выслали вперёд послов, которые твердо заявили Иданфирсу, что как только скифы вступят в их пределы, то будут атакованы войском агафирсов. Запретив скифам появляться на своей земле, агафирсы подкрепили слова делом и подтянули к границам многочисленные отряды воинов.

Ввиду того что борьба с Дарием была в самом разгаре и каждый боец был на счету, скифские вожди не посчитали возможным вступать в сражение с этим племенем. Они решили идти из страны невров в свои земли и привести врага на опустошённые и разорённые территории. Ну а что же беглецы – невры, андрофаги и меланхлены? «Забыв о своих угрозах, они в страхе бежали все дальше на север в пустыню» (Геродот). Таким образом, попытка расширить коалицию против Дария потерпела неудачу, зато громадные территории подверглись разорению и опустошению, и теперь персы при всём своём желании не могли их использовать в своих целях.

* * *

Дарий просто не имел представления о том, с чем же ему придётся столкнуться, когда начинал поход в Северное Причерноморье и развязывал войну со скифами. Его боевые действия против массагетов могли показаться на фоне происходящего детской забавой, и усмирение пары приграничных племён в Азии не шло ни в какое сравнение с грандиозностью событий, которые разворачивались в Европе. Царь имел опыт борьбы против кочевников, знал их способы ведения боевых действий, но чтобы война с ними приняла такие масштабы – этого не ожидал даже он. Поэтому, пребывая в затруднительном положении, он решил спровоцировать противника на бой и с этой целью отправил к Иданфирсу гонца с приказом передать следующие слова: «Чудак! Зачем ты все время убегаешь, хотя тебе предоставлен выбор? Если ты считаешь себя в состоянии противиться моей силе, то остановись, прекрати свое скитание и сразись со мною. Если же признаешь себя слишком слабым, тогда тебе следует также оставить бегство и, неся в дар твоему владыке землю и воду, вступить с ним в переговоры».

Надо сказать, что к проблеме «земли и воды» персидские цари относились очень трепетно, для них это было священной частью приёма независимого государства под своё покровительство со всеми вытекающими отсюда последствиями. Когда афинские послы по недомыслию однажды вручили царю «землю и воду», то это послужило одним из поводов к персидской агрессии против этого города. И на самих афинян персы теперь смотрели не как на равных противников, а как на взбунтовавшихся подданных. Причём иногда посольства с подобными требованиями заканчивались трагически, в Спарте, например, царских людей бросили в колодец, велев самим взять там всё, что им надо.

Но Иданфирс только посмеялся над требованиями Дария: «Мое положение таково, царь! Я и прежде никогда не бежал из страха перед кем-либо и теперь убегаю не от тебя. И сейчас я поступаю так же, как обычно в мирное время. А почему я тотчас же не вступил в сражение с тобой – это я также объясню. У нас ведь нет ни городов, ни обработанной земли. Мы не боимся их разорения и опустошения и поэтому не вступили в бой с вами немедленно » (Геродот). Дальнейшие рассуждения скифского вождя о том, что персам, дабы принудить скифов к сражению, надо разрушить и осквернить могилы их предков, выглядят, по меньшей мере, нелепо и, судя по всему, являются позднейший вставкой. Скорее всего, в уста Иданфирса Геродот вкладывает собственные мысли о том, что надо было делать Дарию, дабы принудить своего неуловимого противника к решительному бою. Ведь если скифский царь так старательно избегал битвы, которую ему усиленно пытались навязать, то какой был смысл ему советовать своему врагу, как этого можно достичь без особых хлопот? Поэтому Иданфирс явно ничего подобного не говорил, зато чётко осознал, чего же больше всего добивается в этот момент повелитель Азии – генерального сражения.

* * *

И всё же Иданфирс страшно разъярился, услышав надменное требование персидского царя. Ему очень хотелось сразу послать своих воинов на врага и сразиться с ними, но он себя сдержал. Пусть всё идёт так, как идёт, возможно, что перс сознательно провоцирует его на атаку и сражение. Ведь ситуация для Дария складывалась просто критическая, и единственным выходом из неё была победа в решающем бою, которого кочевники тщательно избегали.

Силы скифов по-прежнему были разделены, Иданфирс и Таксакис продолжали действовать непосредственно против Дария, только Скопасис со своим отрядом выдвинулся восточнее и теперь находился ближе к Истру. Дальнейшие планы вождей исходили из сложившейся на данный момент обстановки. Отступление решили пока прекратить и все силы бросить на истребление персидских фуражиров, доведя проблему обеспечения царских войск продовольствием до критической точки. А заодно тревожить боевой стан врага ночными набегами.

И началось! Яростные бои развернулись на всех направлениях от лагеря персов, откуда отправлялись фуражиры в поисках провианта. Скифские конные лучники, словно гигантский осиный рой кружили вокруг царского стана, атакуя любой выходивший отряд, а затем стремительно скрывались в степи. Очень часто навстречу скифам выезжала персидская кавалерия и шла в атаку, надеясь отбросить кочевников, но те в ближний бой не вступали, а, отстреливаясь, начинали стремительно уходить. Персы и мидяне, сами великолепные наездники, преследовали врага, но когда противники оказывались на достаточном расстоянии от лагеря, то скифы останавливали коней, разворачивались и начинали сбивать стрелами лихих восточных кавалеристов. Царские воины не оставались в долгу, и стрелковый бой разгорался не на шутку. Валились с лошадей сражённые всадники, бились на земле раненые кони, а противники, озверев, продолжали поливать друг друга ливнем стрел.

И всё чаще успех в таких стычках оставался за скифами, а царские воины, не выдерживая быстрой и меткой стрельбы своих врагов, бросались наутёк, устилая путь отступления телами убитых товарищей. Спасая свою жизнь, они мчались к лагерю, чтобы там укрыться за боевыми порядками пехоты и пеших лучников, а потом прийти в себя от того кошмара, который назывался «скифская война». Пехотинцев, которые укрывались за громадными плетёными щитами и находились под прикрытием лучников, пращников и метателей дротиков, степные наездники до поры до времени не атаковали, а выпустив в их ряды по нескольку стрел, мчались назад.

И так продолжалось изо дня в день. Накал боёв не ослабевал ни на минуту, но военачальники докладывали Дарию, что боевой дух в армии стал резко падать, а постоянные неудачи, большие потери в людях и нехватка продовольствия отрицательно сказываются на состоянии войск. Однако и скифы неожиданно для себя столкнулись с проблемой, которая осложнила их действия во время нападений на лагерь персов. Вот что поведал об этом Геродот: «Теперь я расскажу о весьма удивительном явлении, которое благоприятствовало персам и мешало скифам при их нападениях на стан Дария, именно о реве ослов и о виде мулов. Ведь, как я уже раньше заметил, во всей Скифской земле из-за холодов вообще не водятся ослы и мулы. Поэтому-то ослиный рев приводил в смятение скифскую конницу. Нередко во время нападения на персов скифские кони, заслышав ослиный рев, в испуге поворачивали назад: в изумлении они поднимали уши, так как никогда прежде не слыхивали таких звуков и не видывали подобной породы животных. Впрочем, это обстоятельство лишь короткое время помогало персам на войне».

Рис. 18. Пехота Ахеменидов

Ситуация очень напоминала ту, которая сложилась во время битвы под Сардами между Киром и Крезом, только там коней лидийской кавалерии привели в замешательство верблюды. Но как верно заметил «отец истории», так долго продолжаться не могло потому, что кони степняков постепенно привыкали к голосам неведомых зверей. Поэтому их ночные нападения на стан персов становились всё более наглыми. В итоге Дарий стал подумывать о том, что пришла пора сниматься с лагеря и двигаться в другой район, не опустошённый врагами.

Но Иданфирс явно не желал выпускать противника из той западни, в которую заманил, ему было просто жизненно необходимо удерживать персов в этой разорённой и опустошённой стране. В том месте, где великолепная персидская армия с каждым днём теряла свою боеспособность. Поэтому он пошёл на очередную хитрость. Оставляя или без присмотра, или с малой охраной небольшое количество скота, скифский вождь позволял персидским воинам практически беспрепятственно им завладеть, создавая у противника иллюзию лёгкого успеха. Радости персов не было предела, когда их кавалеристы стали возвращаться в лагерь, гоня перед собой захваченный у противника скот. Но за этим показным успехом скрывалось то, что еды на всех по-прежнему не хватало, войска каждый день несли страшные потери, а количество раненных от скифских стрел стало превышать все мыслимые пределы. Только тут до персидских полководцев наконец-то дошло, как ловко обманывают их скифские вожди, удерживая на месте небольшими подачками. А царская армия тем временем превращается в неорганизованную и небоеспособную толпу.

Ситуация становилась катастрофической, и требовалось срочно принимать какое-либо спасительное решение. А решение напрашивалось только одно – дать врагу генеральное сражение. Ведь армия ещё достаточно сильна и готова исполнять приказы своего царя и полководцев. Только вот никто не знал, как к этому сражению вынудить врага, и, пока персидская верхушка размышляла над этим в царском шатре, в лагере всё продолжало идти своим чередом – ежедневные бои, потери, десятки раненых, острая нехватка продовольствия и начавшееся брожение умов. Наступил критический момент кампании, всё повисло на волоске, который каждую секунду грозил оборваться. Начинался последний этап одного из величайших противостояний в истории Древнего мира.

* * *

Теперь скифские вожди могли убедиться, что их стратегия приносит ощутимые плоды. Поэтому они решили сломать персов морально и отправили к ним посольство с дарами. Посольство посольству рознь, да и дары бывают разные, но персидский владыка так заждался скифских посланцев с изъявлением покорности, что, не чуя никакого подвоха, быстро заглотил наживку. А вот сама встреча его разочаровала, ибо скифский глашатай вручил Дарию дары и со словами, что если персы достаточно умны, то они сами поймут их значение, удалился.

Сказать, что дары были странные, значит, ничего не сказать. Мышь, лягушка, птица и стрелы – негусто для владыки Азии, претендующего на власть над всей Ойкуменой. Но очень многие люди видят только то, что хотят видеть, и слышат только то, что хотят слышать. А потому Дарий не мудрствуя лукаво истолковал их смысл так, как ему хотелось: «Дарий полагал, что скифы отдают себя в его власть и приносят ему в знак покорности землю и воду, так как-де мышь живет в земле, питаясь, как и человек, ее плодами; лягушка обитает в воде, птица же больше всего похожа по быстроте на коня, а стрелы означают, что скифы отказываются от сопротивления. Такое мнение высказал Дарий. Против этого выступил Гобрий (один из семи мужей, которые низвергли мага). Он объяснял смысл даров так: “ Если вы, персы, как птицы не улетите в небо, или как мыши не зароетесь в землю, или как лягушки не поскачете в болото, то не вернетесь назад, пораженные этими стрелами ”».

Судя по всему, Дарий действительно искал в подарках тот смысл, что скифы признают его власть над собой, надеясь на этой мажорной ноте закончить кампанию и убраться за Истр подобру-поздорову. Однако всё сложилось иначе. Это было очень обидно для персидского владыки, он догадывался, к чему идёт дело. Дарий отдавал себе отчёт в том, что ситуация вышла из-под контроля и шансы выбраться из ловушки уменьшаются для персов с каждым днём. Царские войска вымотаны беспрерывными маршами, летучие отряды скифов наносят персидским воинам колоссальные потери, а число больных и раненых растёт с катастрофической быстротой. Возникли серьёзные проблемы с продовольствием для людей и фуражом для лошадей, а перспектив для улучшения ситуации не было видно. Но самое главное, противник упорно избегает боя, прячется от него и наносит лишь мелкие, но многочисленные и болезненные уколы.

Последнее время Дария не покидало очень нехорошее предчувствие, что с тех пор, как он бросил недостроенные укрепления вдоль реки Оар и пошёл обратно на запад, его поход обречён на неудачу. Глобальная цель, ради которой всё и затевалось, отошла куда-то на второй план, а всё затмила совершенно другая – настичь скифов и дать им правильное сражение. Однако пока это было невозможно. Но повелитель Азии и не подозревал, насколько близко он в этот момент оказался от того, чтобы осуществить свою мечту.

* * *

Пока персы изощрялись в разгадывании скифских загадок, Иданфирс и Таксакис обсудили создавшееся положение дел. Ситуация складывалась для них очень благоприятная, скифское войско было свежим и готовым к сражению, боевой дух воинов был необычайно высок, потому что долгое отступление всем надоело. Скифы так и рвались в бой. Враг же, напротив, понёс серьёзные потери, был изнурён, моральное состояние персов оставляло желать лучшего. Погоня по выжженным степям за неуловимым противником, отняла у царских воинов все силы, как душевные, так и физические. Поэтому вожди не стали дожидаться подхода отряда Скопасиса, а решили пойти навстречу захватчикам и дать бой. Причём бой на уничтожение, чтобы никто не ушёл, чтобы навеки остались пришельцы в негостеприимных скифских степях.

Но сражение всегда полно разных неожиданностей, а потому существовал шанс, что кому-то из персов удастся прорваться с поля боя или, отбившись от погони, уйти за Истр. А Иданфирсу и Таксакису очень хотелось устроить показательную расправу над врагом, чтобы навеки отбить у всех завоевателей охоту вторгаться в скифские земли. И потому накануне решающего сражения небольшой отряд помчался на запад, к берегам Истра. Скифы спешили к эллинам, охранявшим мост, они хотели передать им слова своих царей. Вот что вожди велели сказать грекам: «Ионяне! Мы принесли вам свободу, если вы только пожелаете нас выслушать. Мы узнали, что Дарий повелел стеречь мост только 60 дней и если он за это время не придет, то вы должны вернуться на родину. И вот если вы теперь так и поступите, то не провинитесь ни перед царем, ни перед нами. Обождите указанное вам число дней и после этого отплывайте на родину».

Это было как раз то, чего боялся Гобрий. Реакцию ионийцев на подобное предложение предугадать было нетрудно, и ответ, который понесли посланцы Иданфирсу и Таксакису, гласил, что эллины поддержат скифов в их борьбе с общим врагом. Ионические греки приложат все усилия, чтобы не допустить переправы персидской армии.

* * *

Войско скифов стояло готовое к сражению. Блестели на солнце кованые боевые пояса, ярко сверкали начищенные до блеска пластинчатые панцири, сияли бронзовые бляхи на кожаных доспехах. От многоцветья красок, пестроты скифской одежды и вооружения рябило в глазах. Тысячи степных воинов сдерживали коней, которые так и рвались вперёд.

А напротив них развернулись стройные шеренги персидской армии. Тяжёлая и лёгкая кавалерия на флангах, пехота в центре, а впереди, укрывшись за огромными плетёными щитами, стояли лучники, пращники и метатели дротиков. Именно они должны были градом метательных снарядов погасить первый, самый страшный натиск врага. Над строем персов реяли многочисленные знамёна, налетевший порыв ветра с резким хлопком развернул огромный красный штандарт Ахеменидов с изображением золотого орла. Рев боевых царских труб и грохот барабанов сотрясал воздух. В самом центре войска по давней традиции персидских царей находился сам Дарий. Владыка Азии, облачённый в тяжёлые чешуйчатые доспехи, восседал на огромном боевом коне в окружении полководцев и телохранителей.

Царь очень долго ждал этого момента, он с самого начала похода стремился к этой битве, днем и ночью гоняясь за неуловимым противником по всей степи. Даже теперь, настигнув скифов, он не мог поверить в это до конца. Но враг стоял перед ним и, судя по всему, был настроен решительно. Ставки в предстоящей битве были необычайно высоки, поскольку сейчас решалось, кто будет хозяином причерноморских степей, Таврики и всех земель к востоку от Истра.

Пауза перед боем затягивалась, и Дарий потянул из ножен клинок, чтобы послать в бой застрельщиков и тем самым спровоцировать скифов на атаку. Но неожиданно вражеский строй дрогнул. Словно рябь пробежала по рядам степного воинства, его шеренги заколебались, и вдруг грозный боевой порядок стал разваливаться прямо на глазах у удивлённых и ничего не понимающих персов. Знаменитые скифские лучники и закованные в доспехи панцирные всадники разворачивали своих боевых коней и с громкими криками и воплями покидали место несостоявшейся битвы. Вся эта блещущая и громыхающая лавина покатилась в сторону, прямо противоположную персам, причём наездники так нахлёстывали коней, как будто за ними гналась вся персидская армия.

Из царских военачальников никто ничего не понимал, все находились в полной растерянности и замешательстве, не находя внятного объяснения случившемуся. Персы лишь беспомощно наблюдали за тем, как далеко вдали исчезает в клубах пыли войско скифов. Дарий послал своего оруженосца в передние шеренги войск, чтобы тот достоверно разузнал, что же всё-таки произошло и почему готовый к бою враг опять от него убежал. Когда посыльный вернулся, то его ответ поверг повелителя Востока в ступор – оказывается, вся скифская орда бросилась в погоню за зайцем!

* * *

В это можно верить или не верить, но факт остаётся фактом – скифское войско покинуло поле боя и наплевало на предстоящую битву из-за того, что бросилось преследовать зайца. Данный эпизод чётко зафиксировали античные историки, и сделали это они именно потому, что он поражал их своей дикостью и нелогичностью. Вот как описал это событие Геродот: «Когда скифы уже стояли в боевом строю, то сквозь их ряды проскочил заяц. Заметив зайца, скифы тотчас же бросились за ним. Когда ряды скифов пришли в беспорядок и в их стане поднялся крик, Дарий спросил, что значит этот шум у неприятеля. Узнав, что скифы гонятся за зайцем, Дарий сказал своим приближенным, с которыми обычно беседовал: “ Эти люди глубоко презирают нас, и мне теперь ясно, что Гобрий правильно рассудил о скифских дарах. Я сам вижу, в каком положении наши дела ”».

«Отцу истории» вторит Полиен: «Дарий строился против скифов. Заяц пробежал перед скифской фалангой. Скифы стали преследовать зайца. Дарий же сказал: “ Знаменательно, что скифы бегут: насколько они нас презирают, что, бросив персов, преследуют зайца ”. И дав сигнал именно к отступлению, он решил отходить ». Оставим на совести Полиена «скифскую фалангу», обратим внимание на другой момент. Действительно, Дарию I было от чего впасть в изумление и растеряться, поскольку он даже припомнить не мог, чтобы подобное когда-либо происходило. Как можно вот так, презрев все законы ведения войны, вместо генерального сражения заняться самой настоящей ерундой! Подобный подход к делу был выше разумения сына Гистаспа. Ему было не суждено понять душу народа, который предпочёл заняться ловлей ушастого, а победу над властелином половины Ойкумены отложил на неопределенное время. Да и куда он денется, этот царь персидский, не разгромили сейчас, так разгромим потом! И как с такими воевать?

Этот случай произвел на Дария колоссальное впечатление. Все его прежние представления о войне рушились, и он внезапно осознал собственную беспомощность перед грозившей персам бедой. Срочно был созван военный совет, и царь прямо обратился к своим полководцам: «Нужен хороший совет, как нам безопасно возвратиться домой » (Геродот). Выручил повелителя один из его ближайших соратников – Гобрий, человек, который вместе с Дарием убивал мидийских самозванцев и помог достичь высшей власти. Тот, кто разгадал смысл скифских даров, отец будущего героя Греко-Персидских войн Мардония. Сама идея, им предложенная, была стара как мир, но был шанс, что она сработает: «Царь! Я давно уже узнал по слухам о недоступности этого племени. А здесь я еще больше убедился в этом, видя, как они издеваются над нами. Поэтому мой совет тебе: с наступлением ночи нужно, как мы это обычно и делаем, зажечь огни, оставить на произвол судьбы слабосильных воинов и всех ослов на привязи и отступить, пока скифы еще не подошли к Истру, чтобы разрушить мост, или ионяне не приняли какого-нибудь гибельного для нас решения ».

Как в воду глядел старый вояка, чувствовал, что не всё ладно может быть на берегах Истра. Предвидел, что могут скифы организовать какой-либо подвох и захлопнуть западню. Вот тогда и постигнет Дария судьба Кира Великого. Ну а с ним, разумеется, и всё персидское войско.

Персы действовали очень осторожно. Чтобы среди тех, кто остался в лагере, не возникло паники, им сообщили, что с отборным войском царь на рассвете атакует скифов. А отбросив врага, вернётся в свой стан. И ведь поверили! Также в лагере бросили всех ослов, чтобы своим рёвом они внушали скифам мысль о том, что персы отсиживаются в лагере. Согласно Полиену, были оставлены все собаки и мулы, а по всему стану горели тысячи зажжённых костров. Дарий понимал, что не имеет права на ошибку и любая оплошность может стать роковой. Неслышно снявшись с лагеря, он быстро повёл войско по направлению к Истру, имея перед собой только одну цель – как можно скорее достигнуть реки и переправиться через неё.

Это было самое настоящее бегство. Бросили всё, что могло хоть как-то затруднить маршрут движения, оставили только самое необходимое. Двигались ускоренным маршем, опасаясь встречи с противником. А скифы, слыша рёв ослов, лай собак и видя отблески тысяч костров, отражённых в ночном небе, ни о чём не подозревали, пребывая в уверенности, что враг находится в лагере.

Прозрение наступило наутро. Прискакавшие разведчики доложили вождям, что персидский стан пуст и в нём только самая разнообразная живность да брошенные на произвол судьбы больные и раненые. Персы, упав в пыль перед въезжавшими в лагерь наездниками, молили о пощаде, наперебой рассказывая о том, что произошло. Скифы сначала не понимали, в чём дело, но потом всё же уяснили. Военный совет был коротким, на нем решили объединить два отряда, которые до того действовали раздельно, и вместе с савроматами, будинами и гелонами идти за персидской армией. Когда враг будет настигнут, то немедленно его атаковать. Иданфирс предполагал, что его люди имеют все шансы на успех, потому что в войске Дария было много пехоты, которая замедляла движение, а скифы с союзниками выступали в погоню конными. К тому же, как хозяева этой земли, скифы знали все кратчайшие пути, и сомнений в том, что они быстро настигнут врага, не было. Подняв тучи пыли, конная лавина понеслась на запад, чтобы перекрыть Дарию пути отступления и прибыть к мосту через Истр раньше персов.

* * *

Теперь мы подходим к наиболее драматическому моменту скифского похода Дария I. Это произошло, когда объединенное войско скифов подошло к мосту через Истр, а там Иданфирс, Таксакис и Скопасис предложили ионическим грекам разрушить переправу и оставить персидское войско на враждебном берегу. А в том, что после этого оно будет уничтожено, не сомневался никто – ни скифы, ни ионийцы.

Таким образом, судьба давала малоазийским эллинам уникальный шанс – воспользоваться сложившейся ситуацией и разом избавиться от иноземного господства без каких-либо потерь и усилий со своей стороны. Потому что в случае гибели отборной персидской армии во главе с Дарием в государстве Ахеменидов однозначно началась бы яростная борьба за власть. Полыхнуло бы по всей огромной державе, поскольку многие подчинённые племена и народы постарались бы вернуть себе утраченную независимость. Не только ионические греки мечтали сбросить персидское ярмо! И вот тогда встал бы вопрос о самом существовании государства.

Всё это прекрасно понимали скифские вожди, когда вступали в переговоры с ионийцами: «Ионяне! Назначенное вам для ожидания число дней истекло, и вы, оставаясь здесь, поступаете неправильно. Ведь вы только страха ради оставались здесь. Теперь же как можно скорее разрушьте переправу и уходите свободными подобру-поздорову, благодаря богов и скифов. А вашего прежнего владыку мы довели до того, что ему больше не придется выступать походом против какого-нибудь народа» (Геродот).

Казалось, что всё предельно ясно и выгода от предложения скифов налицо. Об этом говорил в своей речи перед собравшимися на совет эллинами тиран и стратег города Херсонеса Фракийского Мильтиад. Это был тот самый Мильтиад, чей племянник (которого, судя по всему, назовут в его честь) обессмертит своё имя победой в битве при Марафоне, разгромив войска всё того же Дария. Но это будет ещё не скоро, а сейчас решался вопрос о том, как же поступить грекам в сложившейся ситуации. Однако Мильтиад был очень красноречив, и после выступления стратега Херсонеса практически все присутствующие поддержали его точку зрения. И быть бы армии персов уничтоженной кочевниками на северном берегу Истра, но тут слово взял тиран города Милета – Гистией.

У Гистиея были очень хорошие личные отношения с Дарием. Хитрый правитель Милета сразу же указал коллегам на то, что на данный момент они находятся у власти в своих городах исключительно благодаря персидской поддержке. Случись что с царём, как их всех в лучшем случае изгонят из городов, где вместо тирании введут столь любезное сердцу народа демократическое правление. Старый лис заливался соловьём, расписывая перед остальными тиранами все ужасы народовластия и тех последствий, к которым эта перемена приведёт. А это случится, если власть лучших людей не будет защищена остриями персидских копий.

Самое удивительное заключалось в том, что Гистией переубедил всех, кроме Мильтиада! Никто из тиранов не задумался о том, что никаких демократических переворотов может и не быть. Хотя бы по причине того, что в борьбе с внешним врагом всегда наблюдается единение народа. Что в случае принятия предложения скифов предстоит борьба за независимость, а принцип единоначалия для этого подходит, как никакой другой. Было время у эллинских правителей всё взвесить и обдумать, а потом поступить так, как велят долг и совесть. Но они этого не сделали.

Момент действительно был судьбоносный, поскольку речь шла не только о Дарии и его армии, но и о судьбе державы Ахеменидов в целом. И это понимали все – как эллины, так и персы. На это конкретно указывает Геродот, когда вкладывает в уста Артабана, брата Дария, довольно примечательную фразу: «И если бы тогда Гистией, тиран Милета, согласился с мнением прочих тиранов и не воспротивился, то войско персов погибло бы. Впрочем, даже и подумать страшно, что тогда вся держава царя была в руках одного человека ». Это умудренный опытом дядя говорит своему царственному племяннику Ксерксу.

Очень часто бывает, что, когда решается судьба страны, вверх берёт не долг перед своим народом, а шкурные и своекорыстные интересы. Так случилось и в этот раз. «Отец истории» оставил для потомков имена тех людей, которые могли изменить не только судьбу Ионической Греции, но и Эллады в целом. Однако смалодушничали в решительный момент, и их трусость привела к трагическим последствиям. «Вот имена тех, кто принимал участие в этом голосовании ионян, бывших в милости у царя: тираны геллеспонтийцев Дафнис из Абидоса, Гиппокл из Лампсака, Герофант из Пария, Метродор из Проконнеса, Аристагор из Кизика, Аристон из Византия. Это были тираны городов на Геллеспонте. Из Ионии же были: Стратис из Хиоса, Эак из Самоса, Лаодам из Фокеи, Гистией из Милета, который подал мнение против Мильтиада. Из эолийских тиранов присутствовал только один значительный человек – Аристагор из Кимы».

Но одно дело – принять решение, а другое дело – претворить свои намерения в жизнь. Ведь было неизвестно, как поведут себя скифы, когда узнают про нежелание ионийцев доводить дело до уничтожения персидского войска. И здесь решающая роль вновь принадлежит Гистиею, который придумал хитрый план, как ввести столь опасных союзников в заблуждение. По приказу правителя Милета со стороны скифского берега ионийцы стали неторопливо разбирать мост, всем своим видом показывая, что следуют советам своих новоявленных друзей. Этим действием греки достигали двоякой цели: с одной стороны, успокаивали кочевников, демонстрируя им своё усердие, а с другой стороны, если вдруг скифы захотят переправиться через Истр, то так их будет легче отразить. Сам же Гистией отправился к скифским вождям и стал их убеждать двинуться навстречу персам. Чего им переживать, ведь эллины сделают всё от них зависящее, чтобы Дарий с войском не перешёл на южный берег! «Вы, скифы, пришли с добрым советом и своевременно. Вы указали нам правильный путь, и за это мы готовы ревностно служить вам. Ведь, как вы видите, мы уже разрушаем переправу и будем всячески стараться добыть свободу. Между тем, пока мы разбираем мост, вам как раз время искать персов и, когда вы их найдете, отомстите за нас и за себя, как они того заслуживают» (Геродот).

Гистией был настолько убедителен, что Иданфирс, Таксакис и Скопасис поверили ему, и отряды кочевников двинулись на север, чтобы перехватить в пути и уничтожить персидскую армию. Но здесь судьба сыграла с ними злую шутку. Дело в том, что перед персидским наступлением скифы выжгли и опустошили все земли к северу от Истра, превратив их фактически в пустыню. Потому они взяли несколько в сторону, туда, где находились корм для лошадей и вода для людей, логично полагая, что так же поступит и противник. Но Дарий поступил вопреки всякой логике, и это в конечном итоге персов и спасло, потому что он повёл своих людей по разорённой земле и разминулся с войском врага.

Усталые, израненные и измождённые войска Дария из последних сил двигались форсированным маршем к Истру, а персидские военачальники с тревогой ждали нападения скифских наездников. Враг мог появиться в любую минуту. Воины шли по выжженной и опалённой огнём земле, тучи пыли и пепла клубились в воздухе, затрудняя людям дыхание. Но темп марша никто не сбавлял, ибо страх перед скифами был настолько велик, что никто и не заикался об остановке. И когда впереди блеснула речная гладь, радости валившихся от усталости людей не было предела. Но ликование скоро сменилось отчаянием, когда конные разведчики донесли, что мост разрушен ионийцами. Здесь даже твёрдое сердце Дария дрогнуло, а остальные воины просто-напросто впали в панику.

Но царь не может вести себя как простой солдат, а потому, сохраняя присутствие духа, сын Гистаспа послал к берегу глашатая, чтобы тот вызвал Гистиея на разговор с повелителем. Тиран Милета явился сразу и быстро разъяснил ситуацию, обнадёжив не только Дария, но и тысячи людей на противоположном берегу реки. Ионийцы начали восстанавливать мост, а корабли переплыли Истр, и передовые отряды начали погрузку на суда. Шум и гомон огласили спокойные до этого берега великой реки. Всё делалось в страшной суете, и как следствие, при погрузке на суда образовалась давка. Командиры и военачальники срывали голоса, призывая своих подчинённых к дисциплине, но всем хотелось побыстрее покинуть негостеприимный берег. Когда же греки закончили восстанавливать мост, то персидская армия ринулась на противоположную сторону, день и ночь пехота и конница сплошным потоком шли через Истр.

Разведчики умчались на север и с тревогой вглядывались в даль – не появится ли на горизонте грозная скифская конница? Но всё было спокойно, никто не собирался атаковать персов, и, когда последний воин перешёл на спасительный берег, царь махнул рукой, давая знак поджигать мосты. Клубы чёрного дыма, поднявшиеся к ярко-синему небу, возвестили всему миру, что Скифский поход Дария I закончился.

* * *

Иданфирс и его соратники были удивлены, когда узнали, что враг, практически уничтоженный и не имевший никаких шансов ускользнуть из устроенной ему западни, ушёл. Но то, что они разминулись с войском царя, ещё можно было исправить, не велика беда. Скифы без труда настигли бы истомлённую армию персов, прижали к берегу Истра и уничтожили. Однако это было возможно только в том случае, если ионийцы разрушили мосты через реку. Пребывая в полной уверенности, что греки выполнят условия договора, скифские цари развернули своё воинство и погнали коней к Истру.

Но какового было их негодование, когда они увидели пустой берег, на котором не было ни одного вражеского воина. Мост был сожжён, а корабли ионийцев уплыли. Скифы сразу же поняли, что их подло обманули и украли победу, но сделать уже ничего не могли. Чтобы организовать переправу, нужно было время, а персы, судя по всему, бежали на юг стремительно. Да и скифские воины тоже были измучены бесконечными переходами и рейдами и еле держались в сёдлах. Поэтому было принято решение погоню не продолжать, а разойтись по своим землям и отдохнуть от тягот войны. «Так персы были спасены. Скифы же в поисках персов потерпели неудачу. С тех пор скифы считают ионян, поскольку те были свободными людьми, самыми жалкими трусами из всех людей , а как рабов весьма преданными своему господину и наименее склонными к побегу. Так скифы издевались над ионянами » (Геродот).

* * *

История порой являет удивительные парадоксы. Пройдёт совсем немного времени, и тот самый Гистией из Милета, который столь яростно агитировал в пользу Дария и фактически спас персидского царя от гибели, резко изменит свою точку зрения. Вместе со своим племянником Аристагором он поднимет ионических греков на борьбу против персидского господства и бросит вызов Дарию. Несколько лет будет полыхать в Малой Азии пламя восстания, прольются реки крови, и тысячи людей отправятся в добровольное изгнание, чтобы спастись от ужасов бушующей войны. Дым от сожжённых городов закроет небо, а толпы пленных греков пойдут на восток, подгоняемые бичами персидских воинов. Милет – красу и гордость Ионии, родину учёных и философов, величайший из городов Малой Азии и Эллады – озверелые победители сотрут с лица земли, разрушив до основания.

И вспомнит тогда Гистией тот далёкий день на берегу Истра, когда он своей волей удержал соотечественников от разрушения моста и позволил спастись Дарию с армией. И раскается бывший тиран Милета, и будет горько сожалеть о своём поступке, о том, как в погоне за личной выгодой он пожертвовал свободой своей страны. Всё вспомнит Гистией в тот момент, когда персидские палачи будут прибивать его гвоздями к деревянному кресту.

 

Неудобный противник

Воистину скифы были для персов очень неудобным противником. Все военные предприятия против них, как бы тщательно и серьёзно они ни подготавливались, заканчивались для Ахеменидов либо неудачей, либо полной катастрофой. Поэтому, отразив нашествие Дария, скифы какое-то время могли жить спокойно (если в те времена спокойная жизнь была вообще возможна). Организованные походы против них прекратились на 150 лет, а слава непобедимых и грозных воителей закрепилась за ними навсегда. Скифия – могила завоевателей, это чётко усвоили правители античного мира. Поэтому, после изнурительной войны с персами, скифы оказались предоставлены сами себе. И лишь Филипп II Македонский, отец Александра Великого, рискнул вступить с ними в вооружённый конфликт. Но действовал он исключительно хитростью, в лучших традициях своих персидских учителей, избегая по возможности открытого столкновения. Однако самым главным итогом войны скифов против Дария стало то, что, отразив вторжение персов, этот народ изменил ход истории.

Не подлежит сомнению, что планы персидского царя в отношении Северного Причерноморья закончились провалом, а неудача в войне со скифами явилась серьёзным ударом по его престижу. Но в отличие от похода Кира Великого военное предприятие Дария I не привело к катастрофе, потому что ему удалось вывести свою армию из той ловушки, которую приготовили кочевники. Пусть с огромными потерями, пусть усталые и измученные, но персидские войска были спасены от неминуемого разгрома и уничтожения. И главная роль в этом принадлежит Дарию. Не надо думать, что во время похода по скифским степям персидский владыка ездил в середине своего войска в золочёной коляске под балдахином. Нет! Персидский царь на боевом коне всегда был во главе своих войск, переносил вместе с ними тяготы и лишения, так же, как и простые воины, изнывал под палящими лучами солнца от зноя и, как любой из его солдат, мог стать мишенью для скифского лучника. Это последующие поколения персидских царей будут отправляться на войну, как на базар, таща за собой гарем, тысячи слуг и громадные обозы. Первые Ахемениды были воинами, не дающими послаблений ни себе, ни другим, потому и достигли они таких потрясающих успехов. Дарий сохранил армию, и это явилось основой для его дальнейших успехов. Пусть амбициозные планы сына Гистаспа и потерпели неудачу, но определённых результатов в этом походе он всё же достиг.

Дело в том, что в этот раз персам удалось закрепиться в Европе, и это имело далекоидущие последствия для всей мировой истории. Были покорены племена гетов, началось завоевание Фракии, и персидские войска подошли к границам Македонии. Началось постепенное подчинение этой страны власти царя, а полководцы Дария стали осаждать греческие города на европейском берегу Геллеспонта.

Геродот рассказал о том, как разворачивались события после похода против скифов: «Следуя через Фракию, Дарий прибыл в Сест на Херсонесе. Отсюда сам царь на кораблях переправился в Азию, а в Европе оставил полководцем перса Мегабаза… и он покорил все города, еще не подвластные персам ». Это был уже совершенно новый виток в политике персидского царя, и захват этого региона вплотную подводил его к следующему военному конфликту – с Элладой. Причем главными виновниками грядущего кровопролития оказались именно скифы, которые своей победой перекрыли путь агрессии Ахеменидов на север и подтолкнули персидскую экспансию к движению на запад, в сторону Греции, став, таким образом, пусть и косвенно, ответственными за многолетний вооружённый конфликт между Западом и Востоком.

И пока античный мир сотрясали отзвуки гремевших на территории Европы и Малой Азии битв греко-персидских войн, скифы продолжали пасти свои табуны, растить детей, кочевать по просторам необъятных земель и изредка вступать в бой с другими степными племенами. Но такая идиллия не могла продолжаться долго. Новый народ, молодой, дерзкий, полный нерастраченных сил, – македонцы – выходил на мировую арену, чтобы там в полный голос заявить о себе и потрясти устои Древнего мира.

Следующим, кто решился бросить вызов грозным степным воителям и встретиться с ними лицом к лицу в открытом бою, был бог войны Древнего мира, непобедимый македонский базилевс Александр.