В середине июля мы выехали из Пуэнт-Нуара, направляясь в Мосенджо и далее к ручью Бикелеле, в знакомые места. Переночевав в Димонике, двинулись дальше. Наш новый шофер — Марсель Мунгабио — любитель быстрой езды. Гонит газик по саванне со скоростью 100 километров в час, нагоняя страх на детишек и женщин. Детишки удирают в траву, шарахаются в стороны от дороги женщины. Несмотря на просьбу, он не сбавляет скорости, даже когда проезжает по деревне. Какое-то ухарство. Задавив нескольких кур и барана, Марсель продолжает гнать машину с прежней скоростью. Ненужное убийство его, видимо, не трогает.

К вечеру прибыли в Мосенджо. Нас окружили знакомые конголезцы. Улыбки и крепкие рукопожатия говорят о том, что они рады нашему приезду. Наносим визит новому супрефекту. Ему на вид лет тридцать пять, а его супруге — шестнадцать. У них малыш. Встретили нас очень любезно. Супрефект заверил, что будет оказывать нам всемерную помощь. Выпив традиционного виски, стали прощаться. Супрефект сказал: «Завтра приеду в деревню Мосана, чтобы пожелать вам доброго пути».

Переночевав в Мосенджо, едем в Мосана. Вот и знакомая деревня. Идем к шефу кантона, который встречает нас около хижины. Он сильно сдал за год, еле-еле передвигается. Преподносим ему подарок: несколько бутылок белого вина «Совинко», которое он очень любит. Вскоре подъехал супрефект. Супрефект и шеф кантона обменялись речами.

После митинга тепло прощаемся с супрефектом и шефом кантона и едем в деревню Мадингу, к Луи Бунгу, которого нам не терпелось увидеть. Около хижины нас встретила его жена и сообщила:

— Луи нет дома, он в лесу, но скоро вернется.

Не прошло и десяти минут, как на опушке леса показался Луи. Он слегка прихрамывал на правую ногу. «Поранил мачете», — сообщила жена. Увидев нас, Луи зашагал быстрее, и вскоре мы жали его руку. Между тем повар накрыл раскладной стол и пригласил к обеду. За обедом я спросил Луи, сможет ли он пойти с нами завтра в джунгли. «Да, конечно», — ответил он не колеблясь.

На другой день — это было двадцатого июля — уходим в джунгли. Нас четверо среди конголезцев: геолог Павлин Потапов, радист Вячеслав Дорофеев, переводчик Сунат Нишанбаев, узбек по национальности, и я, начальник отряда. Дорофеев должен установить рацию и вернуться в Пуэнт-Нуар.

… Идем другой тропой, не той, по которой проходили в прошлом году. Луи заверил, что эта тропа лучше. Так и оказалось: лес здесь разрежен. Правда, он выглядит здесь как-то безрадостно: встречается много деревьев, сгнивших на корню. В их стволы легко входит геологический молоток. Часто попадаются упавшие деревья. И что странно — стоит тишина. Не слышно пения птиц, верещания цикад, крика обезьян.

Луи Бунгу по-хозяйски осматривает тропу: отбрасывает в сторону лежащие на ней ветки, кое-где обрубает лианы, делает зарубки на деревьях. Это его «владения». Чувствуется, что он очень любит свой лес.

Пройдя около 15 километров, остановились на ночлег. Здесь мы уже проходили в прошлый раз. Располагаемся под навесом, а Луи — рядом с нами на земле под открытым небом. Когда стемнело, пошел мелкий дождик. Луи в хижину не пошел, а приказал рабочим сделать над его постелью легкий навес из банановых листьев.

— Я должен вас охранять, так мне приказал супрефект, — заметил он.

Когда совсем стемнело, вернулись охотники с тушей кабана. Луи поднялся и при свете костров стал раздавать мясо рабочим. Когда от кабаньей туши ничего не осталось, Луи, обращаясь к нам, заметил:

— Все рабочие остались довольны.

На следующий день утром отряд вступил в царство травы высотой в два человеческих роста, которую бацанги называют «масиса». Трава немного напоминает комнатный фикус. Сердцевина масисы считается целебной. Ее прикладывают к ранам как антисептическое средство. Стебли масисы местами были объедены.

— Горилла обедала, — заметил Луи, ударяя по траве мачете. Тут же растет другая трава высотой триче-тыре метра. Ее стебель вверху оканчивается одним- единственным огромным листом — сантиметров восемьдесят длиной и сантиметров пятьдесят шириной. Это растение конголезцы называли «фёй де брус», что в переводе означает «лист джунглей». На стебле «листа джунглей» красуются два-три ярко-красных цветка. Между масисой и «листом джунглей» растет еще какая-то высокая трава, стебель у нее съедобный, по вкусу напоминает щавель.

Луи шел рядом со мной и все время старался научить меня понимать жизнь леса.

— Смотрите, вот следы кабанов. Они лакомились плодами масличной пальмы. Эти ягоды, — он показывает на ярко-красные ягоды величиной с крупную вишню, — любят есть обезьяны. Для людей они вредны.

Внезапно Луи сворачивает с тропы в сторону.

— Там над тропой висят гнезда ос, они больно кусаются, — поясняет он.

Что и говорить, шаг благоразумный с его стороны. Я хорошо знаю, как кусаются сибирские осы. У конголезских ос вряд ли иные повадки; в этом я убедился только позднее.

Перелезая через дерево, лежавшее на тропе, Луи заметил: — С этого дерева пантера прыгнула на кабана. Вот следы их борьбы.

Внимательно всматриваюсь, но никаких следов не вижу. Немного в стороне от дерева видна свежая бороздка на почве.

— Пантера скребла лапой. Ей зачем-то надо было запомнить это место, — поясняет Бунгу. Чуть дальше на тропе валяются клочки шерсти.

— Их выплюнула пантера. Она съела какое-то животное, а шерсть выплюнула.

На одном из термитников Луи показывает нам еле заметные полосы и поясняет: «Следы оставил панголин, он лакомился термитами».

Луи все больше и больше поражал нас своими знаниями джунглей и их обитателей. И в этом отношении он был схож со знаменитым нанайцем Дерсу Узала.

К вечеру подошли к лагерю, в котором не были ровно год. Он стал неузнаваем. Здесь выросли кустарники и деревья музанга высотой до трех метров, хижины заросли травой, появилось много мелких, больно кусающих мух. Сильно «постарела» наша хижина: подгнили ее стойки, а стены изнутри и снаружи оказались «разрисованными» причудливыми узорами — ходы термитов. Вижу ранее забитый в стойку гвоздь и вешаю полупустой рюкзак, но он падает вместе с гвоздем. Беру этот гвоздь и забиваю его в другую стойку, гвоздь входит в нее, словно в творожную массу. А ведь хижина была построена всего два года назад.

Интересно, что будет на этом месте через несколько лет? Хижины развалятся и будут съедены термитами. На их месте вырастут деревья, и от прежнего селения не останется никакого следа. Размышляя о том, как джунгли быстро «оккупируют» свободные пространства, я вспомнил, как конголезцы корчуют лес под посевы. Трудная эта работа! Вначале вырубается нижний и средний ярусы леса, т. е. кустарники и деревья высотой до двадцати пяти — тридцати метров. Когда они подсохнут, их сжигают. После этого рубят деревья-великаны. Их срубают на высоте около пяти метров, где ствол тоньше. Для этого сооружают специальные «леса». И снова все сжигается. Однако толстые стволы огромных деревьев и еще более толстые пни только обгорают; в дальнейшем они «украшают» поле.

Через три-четыре года выращивания маниоки или земляных орехов пашня истощается. Гумус, которого и так мало в почве, быстро выгорает под солнцем. Тогда поле бросают и корчуют лес в другом месте. К заброшенному участку возвращаются через пять — десять лет, когда на нем уже колышется настоящее море джунглей. И все повторяется сначала. Правда, гигантские деревья за такой срок не успевают вырасти. Для этого им требуется несколько десятков лет.

На другой день устанавливаем рацию. Луи забирается по гладкому стволу дерева на его вершину и привязывает антенну. Связь с Пуэнт-Нуаром установлена. По лагерю понеслись позывные: «Волга», «Волга» (позывные радиостанции в Пуэнт-Нуаре), я — «Алмаз», я — «Алмаз» (позывные нашей радиостанции); «Волга», «Волга», я — «Алмаз», «Алмаз». Как меня слышите, прием, прием». Рабочие и их жены впоследствии неоднократно скандировали: «Вольга, Вольга, я — Альмас, Альмас».

В этот день в лагерь пришла жена Луи с трехлетним сыном Бежаме — темно-коричневым, с озорными глазенками толстячком, будто вылепленным из шоколада, и дочерью Маргаритой одиннадцати лет. Представляя жену и детей, Луи положил руку на плечо сына и, улыбаясь, сказал:

— Бежаме — будущий шеф геологической миссии. Я пригласил всех в нашу хижину на чашку кофе.

За столом Луи поведал нам любопытную предысторию своей женитьбы:

— Теперешняя моя жена — третья. От первой жены детей у меня не было, и я вернул ее родителям. От второй жены у меня двое детей: дочь, которой сейчас четырнадцать лет, и сын Жуасе трех лет. Три года тому назад я со своей второй женой расстался, и она вышла замуж за моего младшего брата Даниеля. Она родила ему двоих сыновей: Огиста (ему сейчас два года) и Франсуа (ему сейчас четыре месяца). Даниель, его жена и трое мальчиков сейчас находятся здесь, а моя дочь осталась в деревне, она тяжело больна.

К вечеру в лагерь вернулись рабочие с грузом и сообщили, что старшая дочь Луи умерла. Луи попросил отпуск на три дня и утром ушел в деревню хоронить дочь.

В очередной маршрут иду с Виктором Тсиба. За те восемь месяцев, что я его не видел, он сильно похудел. Сказал, что болел. Сейчас жаловался на боль в деснах. Они кровоточили. Мне раньше никогда не приходило в голову, что в условиях буйной экваториальной растительности может быть авитаминоз. И тем не менее это так. Густая крона деревьев джунглей не пропускает солнечных лучей, поэтому под пологом влажного экваториального леса, как считают ученые-ботаники, плохо развиваются растения-витаминоносители. Зато во влажной, сумрачной обстановке, где все гниет и разлагается, обильно развиваются болезнетворные бактерии, порождающие в людях различные недуги.

Вот и река Итомо, находящаяся приблизительно в пяти километрах юго-восточнее лагеря. Шлиховые пробы из этой реки ничего интересного не показали. Перед возвращением в лагерь присели отдохнуть. Виктор рассказал мне, что в этих местах он вместе с Луи искал золото.

— Это было в 1965 году. Мы пришли сюда с одной кастрюлей, — сказал он.

— Чем же вы питались? — поинтересовался я.

— Мясом, фруктами, медом.

— А соль у вас была?

— Соли не было. Мы предпочитаем есть несоленое мясо.

Приближаясь к лагерю, догнали жену Луи Бунгу. Она шла с корзиной за плечами, доверху заполненной дровами. Впереди матери чинно шагал голый Бежаме с мачете в руке. При виде такой картины я не мог не улыбнуться. Больно воинственный вид был у малыша.

— Почему он ходит голым? — спросил у матери.

— Дикий какой-то, — ответила она. — Не хочет одеваться, да и только.

Прошло немного времени после того, как мы вернулись в лагерь, и я услышал крик Бежаме. Он орал благим матом.

— Что случилось? — спросил одного из рабочих.

— Ничего особенного. Мать моет Бежаме.

Пошел к хижине Луи, чтобы успокоить малыша. Когда подходил, мать закончила мытье, и Бежаме утих. Радостный от того что избавился от «мук», он тут же в голом виде, еще не просохший, опустился на колени и стал разгребать зачем-то землю обеими руками…

Вечером того же дня я зашел к Виктору. У него прямо в хижине горел костер. Дым застилал глаза. А семья Виктора — жена и двое детей — преспокойно сидела у костра, наслаждаясь его теплом. Дочери было около восьми лет, а сыну — около четырех. В хижине царила, как мне показалось, атмосфера грусти. Когда выходил из хижины, услышал шепот Виктора: «Месье Базиль, дайте мне, пожалуйста, один патрон. Я убью для ребятишек обезьянку, а то они голодны». Вот оказывается, в чем причина грустного настроения. Получив патрон, Виктор тут же отправился на охоту.

На следующий день утром, спускаясь из лагеря к ручью Бикелеле (там работала на промывке алмазов одна из бригад), я услышал детский говор. Навстречу мне поднимались дети Виктора — сестра и брат. Завидев меня, они замолчали. Подал руку для приветствия. Охотно пожали прохладными ручонками. Спросил, где были. Оказалось, что носили отцу обед (у мальчика в руке был котелок).

— Что же вы отнесли? — поинтересовался я.

— Мясо обезьянки, — ответила девочка.

Я понял, патрон не пропал даром. А как охотимся мы?.. Вечером ко мне подошел Виктор в хорошем настроении, поблагодарил за патрон и предложил ножку обезьянки. Я любезно отказался, поскольку у нас было мясо.

Между тем Виктор спросил: «Месье, а для чего ищем мы эти блестящие красивые камушки?» Алмаз для Виктора — просто камушек, не имеющий никакой цены. Вот патрон для него — это большая ценность, а алмаз — так себе… камушек. Как ответить ему? Ведь сделать это не так просто. Надо рассказать так, чтобы он что-то понял. Поэтому я ответил: «Месье Виктор, я расскажу вам об этом позднее». Что же все-таки рассказать Виктору об алмазе? — думал я, лежа на раскладушке.

Алмаз — искаженное греческое слово «адамас», что значит «непреодолимый», «непоборимый», «непобедимый». Эти названия несомненно связаны с исключительной твердостью алмаза и его устойчивостью к кислотам. Алмаз — самое твердое вещество на земле. Но он хрупок: легко раскалывается при ударе. Самые концентрированные кислоты на него не действуют. Но все эти сведения не придадут цены алмазу в глазах Виктора…

Алмаз блестит специфическим алмазным блеском. Этот блеск напоминает блеск стекла, но значительно более сильный.

Алмаз состоит из углерода, т. е. из такого же вещества, из которого состоит и очень мягкий графит, употребляемый для производства обычных карандашей. А как эти камни не похожи друг на друга! В чем же причина их различий? Она заключается в том, что атомы углерода в этих камнях расположены по-разному: компактно — у алмаза и разреженно — у графита.

Кристаллы алмаза в большинстве случаев бесцветные. Реже имеют светло-зеленоватую, светло-голубоватую и светло-розовую окраску. Помимо прозрачных алмазов в природе встречаются слабо прозрачные и непрозрачные камни. И что интересно: в природе встречаются алмазы шарообразные и неопределенной формы.

Ограненный алмаз называется бриллиантом. В отличие от природного алмаза бриллиант обладает красивой игрой света: лучи, входящие в бриллиант, многократно преломляются и отражаются гранями, и камень сверкает радужными оттенками. Вес кристаллов алмаза колеблется в больших пределах — от сотых долей карата до нескольких сотен и даже тысяч каратов. Крупные алмазы встречаются в природе очень редко. Находка такого алмаза — большое событие. История многих крупных алмазов богата приключениями, иногда с трагическими исходами. Самый крупный в мире алмаз «Куллинан» — весом около 0,6 кг — найден в 1905 году на руднике «Премьер» в Южной Африке. И что удивительно, этот огромный камень оказался осколком какого-то сверхгигантского алмаза. Впоследствии «Куллинан» распилили и получили такие бриллианты: «Куллинан I», или «Звезда Африки», весом около 530 каратов, «Куллинан II», весом около 317 каратов, и еще 103 мелких бриллианта. Общий вес всех полученных бриллиантов составил около 1064 каратов, или примерно 34% от первоначального веса камня. Остальная часть камня утерялась при огранке.

Стоимость алмаза зависит от его размера и чистоты: чем чище и крупнее алмаз, тем он дороже. Если в алмазе есть трещины или какие-либо посторонние включения, стоимость его резко падает. Так, чистой воды якутский алмаз «Горняк» весом 45 каратов стоит гораздо дороже, чем с желтым нацветом якутский алмаз «Мария» весом 106 каратов.

Все алмазы разделяются на две группы: ювелирные, идущие на изготовление бриллиантов, и технические. На изготовление бриллиантов используются крупные и прозрачные камни. Бриллианты служат украшением: вставляются в кольца, в серьги, в браслеты. Раньше ими украшали костюмы, шляпы. Известно, например, что Екатерина II подарила графу Орлову костюм, унизанный бриллиантами. Он оценивался по тем временам в один миллион рублей.

Алмазы, не пригодные для огранки, используются в технике. Из высокосортных технических алмазов изготовляются алмазные инструменты — буровые коронки (для бурения особенно твердых горных пород), резцы, сверла, волоки (фильеры). Волоки — алмазные пластинки с тончайшими отверстиями, через которые протягиваются проволоки до одной тысячной миллиметра в диаметре. Алмазные пластинки очень долговечны! Один алмазный волок заменяет почти четыреста твердосплавных волоков, к тому же скорость изготовления проволоки на алмазном волоке в два раза выше, чем на твердосплавном. Вот в чем преимущество алмазных инструментов перед твердосплавными.

Низкосортные технические алмазы, представленные мелкими трещиноватыми камнями, идут на изготовление алмазного порошка. Последний употребляется в камнеобрабатывающей промышленности и при шлифовке бриллиантов.

Утром подумал и решил, что рассказ для Виктора сложен, ему трудно будет меня понять. И я ему сказал: «В общем алмазы — это богатство для вашей страны». А что я еще мог сказать?..