Действительно, почему? На первый взгляд получается парадокс: в лесу изобилие пищи, а животные имеют ненормально малый рост. Было подмечено также, что животные джунглей значительно меньше своих собратьев, обитающих в саваннах. Так, окапи — жирафы экваториальных лесов — ростом полтора-два метра, а жирафы саванн — шесть метров. Лесные гиппопотамы также невелики: их длина до полутора метров. Гиппопотамы же саванн длиной четыре метра. Охотники за слонами свидетельствуют, что бивни лесных слонов меньше и качество их хуже по сравнению с бивнями саванных слонов. В чем причина этих различий? На мой взгляд, они обусловлены следующим.

В джунглях идет очень интенсивное химическое выветривание. Дождевые воды, насыщенные органическими кислотами гумусового ряда и углекислым газом (в результате отмирания и разложения огромного количества растительности), — активные разрушители горных пород. Твердые горные породы быстро превращаются в глину — кору выветривания, верхняя часть которой называется почвой. Почвы имеют большую мощность и кислый характер. Здесь господствует так называемый промывной режим. Обильные дождевые воды, просачиваясь в почву, вымывают из нее такие легкорастворимые элементы, как калий, натрий, кальций. Даже малорастворимые соединения железа, алюминия, кремния и то частично растворяются и усваиваются из почвенных вод некоторыми растениями. Так, соединения кремния накапливаются в стволах бамбука, в листьях и плодах некоторых деревьев. Поэтому листья таких деревьев жесткие, их плоды «каменные», а ствол бамбука очень твердый.

Известно, что известь — необходимая составная часть скелетов животных, но как раз в джунглях и ощущается острый ее недостаток. Вероятно, небольшой размер животных влажных лесов — прямое следствие недостатка извести, выразившееся в уменьшении скелетов животных.

В саваннах выпадает меньше осадков. Почва промывается до определенной глубины, а затем влага из нее испаряется в атмосферу. В подобных условиях вынос из почвы даже достаточно подвижных веществ затруднен. Соли кальция остаются в почве, из которой усваиваются растениями и животными. Поэтому животные саванн значительно крупнее.

Интересно, что недостаток некоторых важных элементов в пище отрицательно сказывается и на человеческом организме. Так, советский геохимик А. И. Перельман полагает, что низкое содержание натрия в пище у жителей тропиков не обеспечивают потребностей человеческого организма. Кроме того, во влажном экваториальном лесу много поваренной соли выделяется из организма с потом, что создает ее дефицит. Недостаток соли должен постоянно пополняться, ибо клетки нашего организма могут жить только в осолоненной среде. Потеря соли опасна для организма! Известный зоолог из ФРГ Б. Гржимек определил, что при температуре 50°С у человека в течение часа выделяется 1,14 литра пота. При потере 10% веса своего тела он глохнет и теряет сознание, при 12% — умирает. Поэтому наши врачи в Конго рекомендовали нам употреблять побольше поваренной соли.

Но что любопытно, рабочие-конголезцы предпочитают есть, на наш взгляд, пресную, совершенно безвкусную пищу. Мне не раз приходилось видеть, как испеченные на костре батат, таро и иням конголезцы с удовольствием ели несолеными, хотя соль в отряде была.

Как-то, когда я работал на Памире в верховьях реки Язгулем, из-за снежных завалов нам не смогли вовремя подвезти соль. И мы какое-то время, неделю, а может быть, и больше, сидели без соли. У нас было мясо, рис, масло и сахар, но мы мучились, пережевывая жареное мясо или рисовую кашу с маслом, в которых не было ни крошки соли. И когда соль наконец была доставлена, мы съели по щепотке ее просто так, без ничего.

Середина июня. Стоит пасмурная, прохладная погода. В сухой период в джунглях почти всегда пасмурно, солнце проглядывает редко. Облачно, а дождей нет. По утрам рабочие выходят из хижин, закутавшись во что попало — одеяла, брезентовые плащи, — и греются у костров. Спать рабочие ложатся поздно, а встают с рассветом. Костры горят и в хижинах. Нам тоже холодно. Мечтаем погреться на солнышке, а ночью — залезть в спальный мешок. Но спальных мешков у нас с собой нет. У каждого только по одному одеялу! Ведь, если рассказать в Москве о том, что мы мерзли под экватором, а самый страшный «зверь» в джунглях — муравей, не поверят, наверняка рассмеются.

В хижине, стоящей по соседству с нашей, жила группа золотоискателей, среди которых была молодая чета. Молодой женщине, стройной и кокетливой, с томным взглядом, было пятнадцать лет, но в браке она состояла уже третий год. В ее обязанности входило подавать ведрами воду на бутару, а вечером готовить для золотоискателей ужин. Как-то в выходной день она развлекала нас музыкой, «играя» на оригинальном музыкальном инструменте — дырчатой консервной банке, заполненной гравием. Она трясла банку и напевала что-то грустное на своем языке. Подошел мужчина с музыкальным инструментом, который он назвал «гитар». По форме «гитар» — небольших размеров лук, в котором тетива заменена тонкой лианой. Музыкант взял за конец «гитар» в левую руку, противоположный конец тетивы положил в рот и стал наигрывать правой рукой.

К обеду выходного дня вернулся охотник и принес для нас пять цесарок. Шарль обжарил их в арахисовом масле и подал к столу. Более вкусного блюда мне есть не приходилось. Нежное мясо цесарок мы запивали сухим вином «Совинко». А вечером нас ожидал еще один сюрприз. Молодые рабочие принесли нам в подарок целую алюминиевую миску дикого меда. Уходя, они заметили: «Съешьте мед сегодня же. Если мед останется, прилетит пчелиный рой и вас покусает». В душе мы посмеялись над наивностью наших юных друзей, но их совету вняли. В тот же вечер съели чудесный мед, запивая его пахнущим дымом чаем.