В качестве антиобледенителя на самолетах применялся чистый винный спирт. Аэродромные службы, летчики привыкли к тому, что кружка разбавленного спирта водой, всегда была под рукой.
В первый год войны на аэродромах винный спирт заменили метиловым, который имел такой же запах, но отличался от него тем, что являлся сильнодействующим ядом. Трудно было в одночасье перестроится, поверить, что метиловый спирт пить нельзя. Возобладало мнение, что все эти надписи, предупреждения пишутся на том же винном спирте, который пили прежде.
На аэродроме горюче-смазочные материалы, противообледенительные жидкости находились на складе ГСМ в ведении старшего лейтенанта Елисеева.
На всех бочках, в которых хранился метиловый спирт, было предупреждение о том, что это яд. На стенах висели плакаты с предупреждением. Проводился, как и положено, инструктаж. И не смотря на это, в первое время находились Фомы-неверы, которые утверждали: «Начальство само пьет, а нам что, нельзя!» И пили, расплачиваясь за это здоровьем, жизнью.
На прифронтовых аэродромах существовал жесткий порядок. Самолет еще в воздухе на подходе к аэродрому, а команда, обслуживающая этот самолет, уже спешит на место его стоянки. Тут же, после посадки, заправляют его горючим, маслом, противообледенительной жидкостью. Оружейники подвешивают бомбы, ракеты, Проверяется двигатель. Все это выполняется в страшном темпе, чтобы самолет, как можно быстрее, мог вновь подняться в воздух.
Шофер топливозаправщика получил из дома письмо. В нем жена сообщала ему о рождении мальчика, которого он так ждал. Это событие надо было непременно отметить. На столе появилась бутылка с метиловым спиртом. Семь человек участвовали в этом. Двоих спасти их не удалось, остальные стали инвалидами.
Несколько штурмовиков по причине пьянки остались на земле.
Над старшим лейтенантом Елисеевым нависла угроза военного трибунала, который оканчивался расстрелом или штрафбатом, что было равносильно первому, только с оттяжкой исполнения приговора. Смыть обвинение можно было только кровью. Так бы оно, наверное, и произошло. Тем, кому на фронте было доверено правосудие, видели своим предназначением вынесение карательных приговоров, чтобы другим было неповадно. Во всем обвинили Елисеева. Его арестовали. Он ждал приговора.
Была назначена проверка. Все, что предусматривалось инструкцией по работе с ядовитыми веществами, было выполнено. Придраться было не к чему. Никаких нарушений. Елисеев, как химик по образованию, проводил беседы с личным составом, и это было зафиксировано в журнале. И тем не менее, кто-то должен был ответить за отравление людей со смертельным исходом. И этим должен был стать Елисеев.
Вмешался командующий дивизии Кравченко. Он все проверил и не нашел нарушений. Обвинения были сняты. Кравченко вызвал его.
– Лейтенант, я лично проверил все. Ты прямо не виноват в гибели людей. Журнал, наглядная информация, беседы, все у тебя в полном порядке. Но ты виноват в другом. Идет война, а у тебя остались все замашки довоенного штатского человека. Тебе дали власть не для того, чтобы ты ее в карман запихнул, а для того, чтобы ею пользовался. Ты командир, твое слово для подчиненных закон! Я хочу тебя очень серьезно предупредить. Если произойдет что-то подобное у тебя еще раз, даже если ты не будешь виноват, тебя уже ничего не спасет, потому что уже замаран. Ты понял меня?
– Так точно, товарищ генерал-лейтенант! – ответил Елисеев.
– Сегодня получишь пополнение, проведешь с ними инструктаж и приступай к работе. Сейчас у нас каждая единица на счету. Мы не имеем права нести такие потери, – проговорил Кравченко и разрешил идти.
Выйдя от Кравченко, он корил себя за то, что не всё сделал, чтобы подчинённые ему поверили, не доработал с ними, просмотрел, поверил.
То, что в авиационных частях при переходе с винного на метиловый спирт происходили массовые отравления, служило для него слабым оправданием. Многие начальники складов ГСМ к химии не имели никакого отношения, поэтому не знали, что есть разные спирты, а не только винный.
Поэтому трижды прав был генерал Кравченко по отношению к нему, когда прямо потребовал от него бросать штатские замашки. Это был полученный им урок на всю оставшуюся жизнь.