Утро 25-го апреля выдалось хмурым, таким же, как и все предыдущие. С отрогов Карпатских гор еще не сошел туман. Моросил мелкий изнуряющий дождь. Насколько хватало глаз, долина казалась пустой и безжизненной. Не было слышно шума танковых двигателей. Только время от времени, нарушая тишину, доносились одиночные разрывы снарядов. А в это время шла подготовка к очередному бою.

Танки замерли в тревожном ожидании. За командирским застыл танк лейтенанта Краснопеева.

Пехотинцы застыли на броне за башнями танков. До начала боя оставались считанные минуты. Первыми в бой вступят артиллеристы.

Из башни в бинокль Соколов вел наблюдение за противником. Задача перед экипажами им была поставлена. В оставшееся до наступления время он проводил уточнение обстановки. Оторвавшись от бинокля, посмотрел на часы.

Медленно, в ожидании, на последних минутах тянулось время. Едва минутная стрелка сравнялась с цифрой 12, а часовая замерла на девяти, с нашей позиции ударили орудия. Началась артподготовка перед наступлением. Долину огласили взрывы снарядов, эхо которых многократно отражалось от гор.

Земля содрогнулась. Казалось, ничто живое не останется после этого.

Через десять минут, как было назначено, Соколов отдаст команду «За Родину! За Сталина!» По ней танки, как бы вдохнув в себя всю мощь двигателей, сорвутся с места и устремятся на противника.

За три с лишним года войны не пересчитать, сколько раз он водил их в бой! Но постоянно ловил себя на мысли, что к бою, этой неестественной необходимости убивать себе подобных, невозможно привыкнуть. Каждый раз перед боем голову, словно тисками, сдавливало тревожное чувство за судьбы, ставших близкими ему людей. Охватывало на миг, но тут же вытеснялось из сознания долгом, пониманием, что другого пути нет, пока идет война. Он помнил, как в первые дни войны услышал песню: «Вставай страна огромная! Вставай на смертный бой, с фашистской силой темною, проклятою ордой!…» Слова потрясли его, вызвали в нем жгучую ненависть к врагу и веру в неминуемую нашу Победу. И вместе со страной он принял смертный бой.

Когда Будаев проходил мимо танков, его окликнули. По голосу и «дядя Будай» узнал Краснопеева.

Он, как только пришел в полк после танкового училища, стал так называть его. Будаев за это на него не обижался. Для девятнадцатилетнего паренька он, тридцатитрехлетний, провоевавший четыре года, воспринимался стариком. Война стремительно старит людей. Он подошел к танку.

– Как нога, дядя Будай? – из башни Краснопеев увидел, что Будаев продолжает прихрамывать.

– Ничего, сынок, до твоей свадьбы заживет, – пошутил Будаев. – Как сам то? Волнуешься?

По себе знал, не проходящее это ощущение. Перед каждым боем его охватывало волнение, словно это был первый в его жизни, но стоило только заработать двигателю и взяться за рычаги, все проходило.

– Привык, – негромко ответил Краснопеев и добавил, – хотя к тому, что в тебя стреляют, не привыкают.

Увидев, что комполка ухватился за скобу люка на башне танка, Будаев помахал рукой и отошел в сторону. Не мог он тогда предположить, что прощается с Краснопеевым, хотя на войне нет неожиданностей.

– За Родину! За Сталина! Вперед! – разнесся громкий голос командира полка над застывшими в ожидании боевыми машинами.

По его команде тишину взорвали десятки двигателей. Из выхлопных труб наружу вырвались кольца темного дыма. На прощание Краснопеев успел махнуть рукой и скрыться в башне. Захлопали закрываемые люки. Следом за командирским танком, оставляя за собой клубы густого черного дыма, устремились остальные. Лощину пересекали развернутым строем на предельной скорости. Над ними, на бреющем полете, словно молнии, в сторону противника пронеслись штурмовики ИЛ-2 «Летающие танки». С высоток по ним заработали зенитные пулеметы. Из открывшихся люков на головы противника полетели бомбы. От взрывов содрогнулась земля. Вверх полетели камни, изуродованные стволы деревьев.

Тяжело так провожать танкистов, уж лучше со всеми вместе. Ты стоишь, а они ведут бой и неизвестно, кто из них вернется, а кто навечно останется лежать там! Будаев молча постоял, провожая их взглядом, пока танки не скрылись в долине.

Спустившись с косогора, танки вышли на плато. Пересекали его развернутым строем на предельной скорости. Со склонов, занимаемых противником, всё плато просматривалось как на ладони.

Поверхность неровная, сплошь изрытая авиационными воронками и ямами, доверху заполненными талой водой, в изобилии стекавшей по лощинам с гор. Перед этим несколько дней подряд, не переставая, лил сильный дождь. Стекавшая с гор вода, смешиваясь с талым снегом, не имея стока, заполняла воронки, ямы, глубокие колеи, скрыв их от глаз механиков-водителей, превращая в ловушки для танков.

На грунте, перенасыщенным водой, за танками оставались глубокие колеи. Из-под гусениц вверх летели фонтаны жидкой грязи, обдавая автоматчиков, укрывшихся за бронёй башен.

Рис. 3. Танки идут в бой.

Противник встретил танки яростным артиллерийским огнем.

Соколов, наблюдая через панорамный перископ, командовал боем.

– Пятый! Пятый! Я первый! Почему остановился? – кричал он в ларингофон, перекрывая шум работающего двигателя.

– Я пятый! Застряли в болоте! Самостоятельно не выбраться! – раздался срывающийся на крик голос командира танка.

– Пятый! Пятый! Я первый! Поддерживай остальных огнем! – прокричал Соколов и тут же перевел перископ.

– Я пятый! Понял! Выполняю! – раздалось в наушниках.

Вслед за «пятой» остановилась «седьмая». С нее на землю попрыгали автоматчики. Укрывшись за броней, открыли огонь по противнику.

– Седьмой! Седьмой! Я первый! Почему остановился?

– Я седьмой! Подорвался на мине! – раздалось в наушниках.

– Седьмой! Танк не покидать! Поддерживай остальных огнем! – прокричал он в ларингофон.

– Я седьмой! Понял! Выполняю! Танк дрогнул, из ствола орудия, вслед за выпущенным снарядом, блеснуло яркое пламя.

До передовой противника оставалась сотня метров, но она для танков была и самой опасной. Оттуда противник из орудий бил по ним прямой наводкой.

Опережая, вперед вырвался «тринадцатый».

– Молодец, – отметил про себя Соколов и тут же его внимание переключилось на другие танки.

Выбрасывая из-под гусениц высоко вверх комья грязи, «тринадцатый» на полной скорости под огнем противника прорвался через его передний край.

– Дави гадов! – громко раздалась в шлемофоне механика-водителя команда командира.

Противник дрогнул. В панике заметались солдаты в ярко-зеленых шинелях от мчащегося на них танка, находя себе последнее пристанище под гусеницами. Подавив живую силу, не сбавляя скорости, танк стремительно приближался к невысокой плотине. За ней противник замаскировал противотанковое орудие на случай прорыва танков. Командир, поглощенный жарким боем, поздно обнаружил его по торчащему из-за плотины стволу, направленному на них.

Пехотинцы попрыгали с танка и залегли.

Нервы у артиллеристов в последний момент не выдержали от мчащегося на них танка и раньше времени выстрелили по нему.

Рис. 4. Опередить! Раздавить гусеницами!

Снаряд попал в башню. Танк вздрогнул. Не пробив броню, рикошетировал от нее. Резкий, словно удар бича погонщика скота, многократно усиленный, отозвался внутри башни. Краснопеев почувствовал, как будто чем-то тяжелым его ударили по голове, а под шлёмом лопнули барабанные перепонки. От отскочивших кусочков брони по лицу струйками потекла кровь. Мир для него погрузился во тьму. Он потерял способность видеть и слышать, ощущать свое тело, кроме боли в голове. Длилось это секунды, прежде чем он пришел в себя. В бою многое невозможное становится возможным.

Он мельком взглянул на командира орудия и заряжающего. Оба были оглушены и находились в том же состоянии, в каком до этого был он. Без них орудие стало бесполезным.

По команде командира механик-водитель, не сбавляя скорости, повел танк на орудие.

Опередить! Раздавить гусеницами, прежде чем противник еще раз выстрелит прямой наводкой и в упор расстреляет танк. Счет шел на секунды, доли секунд: «Кто – кого!». За орудийным щитом артиллеристы торопились перезарядить орудие. В последний момент нервы у них не выдержали от мчащегося на них танка. Опоздали!

Тяжелая машина, на полной скорости, вздыбившись всем корпусом над плотиной, перевалилась через неё и всей своей тяжестью обрушилась на орудие, раздавив его, глубоко вмяв в землю вместе с расчетом, не успевшим разбежаться, оставив за собой торчащий из земли искореженный ствол.

Танк, подняв лобовым листом над башней столб воды, смешанной с грязью, по инерции, царапая днищем, прополз десяток метров и замер.

Механик-водитель пытался вывести его задним ходом, но упёрся в откос плотины. Беспомощно вращались гусеницы, выбрасывая из-под себя вверх фонтаны грязи, зарываясь глубже и глубже.

Без опоры на них, танк сел на днище и накренился на бок. Тяжелый орудийный ствол развернул башню в сторону крена. Двигатель заглох. Механик-водитель безуспешно пытался запустить его и разрядил аккумуляторы. Танк утратил боеспособность. Автоматчики попрыгали на землю и залегли.

В поле зрения бригадефюрера Штраубе, командовавшего боем, попал танк, застрявший за плотиной.

– Попался, сволочь! – со злостью прошипел он, увидев в бинокль, что это модернизированный танк Т-34, за которым он безуспешно охотился последние недели. А тут сам явился. Это был ему подарок судьбы!

С этого момента началась борьба за танк между Соколовым и Штраубе.

Во время боя к экипажу «тринадцатой» на помощь ринулся танк.

Штраубе увидел, как один из танков движется по направлению к плотине. Артиллеристам и минометчикам им была отдана команда сосредоточить по нему огонь. Вокруг заплясали взрывы. Ближе к плотина они становились плотнее. Отрезав пути подхода, противник заставил его повернуть и отойти. То же произошло во время боя и с тягачом.

Безуспешными оказались попытки Соколова связаться с экипажем «тринадцатой» по рации.

Оказавшись в безвыходном положении, Краснопеев принял решение оставить танк, несмотря на ведущийся по нему с передовой шквальный огонь. Скрытно выбраться через аварийный люк в днище танка не получилось. Танк сидел на днище. Механик-водитель, едва высунувшись из своего люка, был тут же сражен автоматной очередью. Та же участь постигла и остальных членов экипажа.

– Ира, – прошептал Краснопеев и затих.

В этом бою противник был отброшен с занимаемых позиций на несколько сотен метров вглубь. Наша пехота закрепилась на новом рубеже. Танки отошли на прежние позиции и оттуда огнем поддерживали её. Оставшиеся в долине подбитые танки, в ожидании эвакуации, выполняли задачу огневых точек.

В то время, как лязгая гусеницами, танки возвращались с поля боя на исходную позицию, в Берлин, согласно приказу, Штраубе была послана шифровка о застрявшем возле передовой модернизированном танке Т-34.