По проселочной дороге, накатанной сотнями колес, от передовой ехала полуторка, дребезжа расхлябанными бортами, подпрыгивая на выбоинах, оставляя за собой шлейф пыли, похожий на дымовую завесу. В кабине ехал полковник Соколов. В кузове Липкин, Будаев и Ерошкин.
В конце апреля, когда они заняли танк, ещё только-только начала пробиваться первая травка, а вышли из танка Героями в конце мая, когда вокруг вовсю бушевала весна. Из кузова ничего им не мешало любоваться сказочными лугами, ярко расцвеченным весенним ковром полевых цветов, перелесками и не могли наглядеться на всё, что было вокруг. Полной грудью вдыхать опьяняющий воздух, насыщенный запахами полевых трав, цветов и не могли им надышаться.
Слух о беспримерном по храбрости подвиге экипажа танка лейтенанта Липкина, еще до того как они возвратились, разнесся по 2-му Украинскому фронту, обрастая легендами.
Откинувшись на спинку сиденья и привалившись к двери, Соколов закрыл глаза. Шофер решив, что он заснул, старался вести машину поаккуратнее, но Соколов не спал. О чем бы он не подумал: семье, доме, бессмысленности и жестокости войны, долге и героизме, мысли и память упорно возвращали его к одному из последних мартовских дней.
Он помнил тот бой до мельчайших подробностей. От массированной бомбежки и артподготовки дрожала под ногами земля. Продолжалось это около часа. Казалось, ничего живого не должно остаться после такой огневой подготовки, но когда в наступление пошли танки с пехотой на броне, с вражеских позиций их встретил яростный артиллерийский и минометный огонь.
Наблюдая в перископ башни за полем боя он увидел, как «Тринадцатый» перевалил через плотину. Что произошло с ним дальше, танк скрыла плотина. Он несколько раз пытался их вызвать по рации. Экипаж молчал.
Громкий стук сверху по кабине прервал воспоминания. Шофер резко остановил машину. Высунувшись из окна, Соколов тут же увидел пикировавший на них самолет.
– Воздух! – закричал он, распахивая дверь кабины и спрыгивая на землю. За ним из кузова попрыгали танкисты и разбежались в разные стороны. Едва они успели отбежать от дороги и распластаться на земле, как самолет на бреющем полете с пронзительным воем пронесся над их головами. Раздался треск раскалываемого дерева, на землю полетели щепки, взметнулись смертоносные фонтанчики земли. Тут же самолет с черными крестами на крыльях и фюзеляже круто взмыл вверх. Одинокое облако на какое-то мгновение скрыло его. Вынырнув из него, низко пролетел над машиной, едва не задевая верхушки деревьев. Обстреляв из пулемета, улетел.
– Сволочь! – поднимаясь с земли, зло выругался Будаев и погрозил кулаком вслед удалявшемуся самолету.
Подошли к машине. Шофер деловито стал осматривать мотор. К счастью, она не пострадала. Липкин, за ним Будаев и Ерошкин полезли в кузов.
– Поехали, – проговорил Соколов и снова машина затряслась по проселочной дороге.
– Глянь-ка Кузьма! – Будаев ткнул пальцем в пробитую в нескольких местах пулями доску в том месте, где до налета сидел Ерошкин. – Тут бы тебе, Кузьма, и каюк. Он бы тебя сейчас так бы насквозь и прошил, если бы ты не драпанул так быстро из кузова.
Ерошкин понял, на что намекнул ему Будаев,
– Кишка у него тонка, – ответил он и в довершение сплюнул на землю. – А драпал я вдвоем с тобой, – напомнил ему Ерошкин.
– Вдвоем, то вдвоем, да только ты впереди, а я за тобой, – беззлобно подколол его Будаев, радуясь тому, что Ерошкин остался жив.
Остаток дороги ехали молча. Говорить не хотелось. Думалось о своем.
Вдалеке замаячили одноэтажные дома. Полуторка, пропылив вдоль улицы, остановилась возле дома, в котором размещался штаб армии. Из кабины вылез Соколов, одетый во все новое с орденскими колодками на груди. Не часто ему приходилось бывать у командующего армии.
– Не расходиться! – предупредил он и подчеркнуто твердым шагом направился к дому. Часовой, узнав его, козырнул и пропустил в штаб.
– Эй, ребята! – окликнул их часовой, как только Соколов скрылся за дверью. – Случайно не танкисты из застрявшего танка на немецкой передовой?
– С немецкой, откуда обратно дорога не заказана, а возвращение равно второй жизни, – ответил за всех Будаев.
Горькая правда была в словах солдата. Часовой ощутил ее и отошел.
Адъютант командующего встретил Соколова как старого знакомого.
– Доложи о прибытии, – предупредил адъютант и вдвоем прошли к командующему.
Рис. 10. Командующий 27-армией С. Г. Трофименко
– Товарищ командующий! Экипаж танка Т-34—85 прибыл по вашему указанию! – доложил Соколов.
– Вольно, – разрешил командующий. – А где твои орлы? Не вижу их! Заходите все вместе!
Вошли Липкин, Будаев, Ерошкин и выстроились около стены по стойке «Смирно».
– Товарищ командующий! По вашему приказанию экипаж танка Т-34—85 построен. Полковник Соколов!
– Вольно, – разрешил командующий.
Был он высокого роста, уже не молодой, но подтянутый, в парадном костюме с орденами по случаю встречи с танкистами.
Он относился к тем, кого называли боевым генералом. Многое пришлось повидать ему за годы войны, но то, что он увидел сейчас, было сверх всяких сил.
Внешний вид танкистов был непривычен даже для передовой. Крайне изможденные, худые небритые лица с глубоко запавшими щеками, впавшими глазами, грязные, не стриженные, в зимнем обмундировании, когда на дворе был конец мая. Но его поразили глаза, которые смотрели на него. В них он не увидел прошедших переживаний. Они светились неподдельными искрами радости.
– Я вас вызвал, чтобы лично поблагодарить за проявленное мужество и совершенный беспримерный боевой подвиг. Но, к сожалению, обстановка складывается таковой, что не имею возможности уделить вам больше ни одной минуты.
Действительная причина была в другом. Он не мог и предположить, что такими они вышли из танка. Посмотрев на них, понял через их одежду, страшную худобу, внешний вид, какой героический подвиг совершили они.
Подойдя к каждому, крепко пожал руку.
У него не возникло сомнений в правильности решения: командира экипажа лейтенанта Липкина он представляет к награде Героя Советского Союза, а а остальных членов экипажа к Ордену Красной Звезды.
– Приказываю приехать в штаб завтра. Возможно, нам удастся поговорить. Все свободны, кроме полковника Соколова!
Когда они остались вдвоем, командующий не удержался от замечания.
– В каком виде ты привез Героев! Приведи их в полный порядок и завтра опять ко мне.
Соколов промолчал, не сказал о том, что он выполнял указание.
Вспыхнувшее у командующего недовольство Соколовым быстро прошло. Выслушав доклад о тяжелом положении полка, пообещал помощь.
Вызвав ординарца, приказал ему отвести танкистов на полевую кухню и накормить.
От командующего вдвоем с ординарцем, Соколов подошел к экипажу.
– Сегодня по возвращении в полк привести себя в полный порядок. На складе получите новое обмундирование. А сейчас построиться. Идём на полевую кухню.
О том, что экипаж танка Т-34—85 у командующего армией Трофименко, эта новость быстро облетела штаб армии. Когда они пришли на полевую кухню, повар положил в тарелки танкистов лучшие кусочки мяса. Пока они ели, он не спускал глаз с них и не мог понять, почему они среди лета приехали к командующему в зимней одежде.
От полевой кухни возвратились к машине.
– Поехали! – проговорил Соколов, садясь в машину, хлопнув дверью.
Когда они возвратились в расположение полка, в долине шел бой. Соколов нервничал. Он не привык, чтобы танки вели бой без него и очень переживал из-за этого. Он был частью полка, неотделимой от него.
Пока полк вел бой, он нервно прохаживал в летучке из угла в угол.
Наконец, громыхая гусеницами, возвратились танки, а спустя несколько минут в летучку вошли командиры рот.
Окинув взглядом, не увидел капитана Максимова.
– Ранен, – перехватив взгляд, проговорил Кульпинов.
Минутой молчания помянули погибших. После этого командиры рот доложили о своих подразделениях, понесенных потерях.
– Предполагаю, что это на сегодня последний бой, готовьтесь к завтрашнему дню. Проведете без меня. Командующий приказал приехать к нему завтра.
***
На следующий день рано утром выехали в штаб армии. Доехали без происшествий. Командующий принял их. У него был корреспондент фронтовой газеты «Мужество» лейтенант Смирнов.
Высокий, затянутый в портупею с офицерской сумкой на боку, в гимнастерке. Волосы на голове тронула первая седина.
Он давно уже жил по законам войны. Для него, как и для любого солдата, не существовало все эти годы ни дня, ни ночи. День за днём он шел, ехал на попутных машинах, летел на самолёте, чтобы услышать, увидеть, если получалось, то и поговорить с героями будущих очерков. А потом всю ночь, при мерцающем свете коптилки, готовить очерк, боясь опоздать к выходу очередного номера газеты.
Редакцией газеты он был направлен в Штаб Армии. Несколько дней собирал материал для очерка и должен был возвратиться в редакцию. Там его ждали неотложные дела. Очерк должен был выйти в следующем номере газеты. Предполагал вылететь на самолёте По-2. Знакомый лётчик обещал по пути подбросить в расположение фронтовой газеты.
Утром неожиданно вызвал командующий и приказал остаться.
Вскоре вошел адъютант доложить, что командир полка полковник Соколов прибыл с экипажем.
Командующий оторвал взгляд от донесения, которое читал и перевёл взгляд на лейтенанта Смирнова, который сидел за столом в углу комнаты.
– Лейтенант! – командующий вышел из-за стола, застёгивая китель на все пуговицы и одергивая его. Потому, как он проделывал это, выдавало волнение.
– Сидите, сидите, – разрешил командующий, увидев, что лейтенант встал. – Ваше мнение, можно ли привыкнуть к героизму на войне и воспринимать его как что-то само собой разумеющееся?
Смирнов не успел ответить, его опередил командующий.
– Нет, нельзя.
Он не любил пустого фразёрства. Сказанное им не было пустыми словами, а составляло одну из его черт. Он помнил, когда ему доложили, что застрявший танк Т-34—85 в 30—40 метрах от передовой противника скрытно подсажен экипаж для защиты и подготовки к эвакуации, он связался с командиром полка Соколовым и внушительно сказал ему, что он отвечает за экипаж головой.
– К Героизму не привыкают, – продолжил командующий, – как нельзя оставаться равнодушным к потере фронтовых товарищей, друзей. Всякий раз Героизм рождается вновь и в этом заключена его огромная сила! Не могу скрыть волнение при встрече с героями, хотя к робкому десятку себя не причисляю. Прости, лейтенант, – спохватился командующий, – я задал вопрос, а ответил сам.
– Товарищ командующий, я такого же мнения и добавлю, что «только для камердинера нет героя».
– Фёдор, где танкисты, почему не заходят? – незлобиво обратился командующий к адъютанту.
– Есть! – ответил Фёдор и скрылся за дверью. Танкисты были рядом. Ждать их не пришлось. Дверь открылась и в проёме показались танкисты.
– Входите, входите, – радушно проговорил командующий. Танкисты быстро вошли и построились возле стены.
– Смирно, – негромко скомандовал Соколов. – Товарищ командующий, по Вашему приказанию экипаж танка прибыл. Полковник Соколов.
– Вольно, товарищи! – цепкий взгляд командующего остановился на каждом из танкистов. Он подошел к Липкину и остановился напротив его. – Командир, а сколько ж тебе лет?
– Восемнадцать, товарищ командующий, – ответил Липкин.
– Молодец. Я вот перед Вами говорил с корреспондентом фронтовой газеты «Мужество» лейтенантом Смирновым, – и командующий посмотрел в его сторону, – о сути героизма. Можете ответить, что дало Вам силы выдержать, не поддаться панике?
– Товарищ командующий, мы выполняли приказ и не думали о героизме, – ответил за всех Липкин.
– Это правильно, – поддержал командующий.
Пока шел разговор, ординарец принес чайник, из которого шел пар. На столе появилась бутылка водки, содержимое которой он разлил по шести стаканам. После этого принес шесть тарелок с закуской и поставил на стол.
– Прошу к столу, – пригласил командующий.
Стол, за который они сели, был большой, сколоченный из хорошо оструганных досок. По одну стороны стола сели танкисты
Он первым взял со стола кружку.
– За Вас, дорогие товарищи, – проговорил Трофименко. Дождавшись, когда все выпили, поставил кружку с водкой на стол.
Трофименко держал себя просто. Задавал вопросы, внимательно выслушивал, но по всему чувствовалось, что он торопится, у него нет времени.
– Я очень сожалею, что не могу больше уделить вам внимания.
Все встали и вышли из-за стола. Экипаж построился возле стены. Трофименко подошел к ним.
– Вот вам, молодцы, пока по часам, – командующий взял часы со стола и вручая их, крепко пожал каждому руку.
– Товарищ командующий, от лица экипажа спасибо за внимание к нам. Заверяем, что будем драться так же и дальше с ненавистными фашистами до победы!
– Награды получите позже, – продолжил Трофименко. – Передаю вас в руки корреспондента фронтовой газеты «Мужество» лейтенанта Смирнова. Он получил задание написать очерк во фронтовой газете «Мужество"о совершенном вами подвиге, чтобы о нём узнали в нашей 27-ой Армии. Все свободны, кроме полковника Соколова, – проговорил командующий.
Со Смирновым танкисты перешли в соседнюю комнату. Он подробно расспрашивал их, делал пометки в блокноте.
– В течение 25 дней, находясь в танке рядом с передовой противника, вы выдержали нечеловеческое напряжение сил, воли, не сломались, не впали в панику. Чем это можно объяснить? – он обвел взглядом танкистов.
– Командир у нас очень строгий. Держал нас в ежовых рукавицах. Только благодаря ему мы и в тех условиях, оставались экипажем, – ответил Будаев.
Липкин почувствовал себя неудобно. Он считал, что каждый вел себя в сложившейся обстановке достойно и нельзя приписывать заслуги только ему одному.
– Будаев сказал так, как будто все у нас во взаимоотношениях было безоблачно, приписал мне качества, которых у меня не было. Не все было так просто. Была жесткость с моей стороны. Я думаю, Ерошкин на меня не обидится, если я напомню об одном случае.
– О том, когда пообещал меня расстрелять? – спросил Ерошкин и улыбнулся, вспоминая прошлое.
– Об этом, – ответил Липкин. – Но лучше расскажет он сам.
– Когда противник ходит над головой по башне, нужно было что-то делать, не отсиживаться. Шепчу командиру, давай пальнем из орудия. А он мне со злостью прошептал: «Молчи, а то пристрелю!» Командир оказался прав. Немцы потоптались, потоптались по танку и ушли. И только своей выдержкой, не дрогнув, он спас экипаж.
Разговор мог затянуться допоздна, вопросов у Смирнова оставалось много, но командующим было отведено для этого определенное время и надо было подводить итог.
Разговаривая, он одновременно делал наброски портретов. Посмотрев на часы, положил карандаш на стол.
– Жаль мне, танкисты, с Вами расставаться. У меня осталось много вопросов, но через пять минут меня ждет командующий. Совершенный вами подвиг, хотя вы не произвели ни одного выстрела, не уничтожили ни одного солдата противника, выполняя приказ по защите танка, это свидетельство несгибаемой стойкости и великого мужества Советского воина-воина Освободителя, – Смирнов интонацией, сделал ударение на последнем слове. – Через несколько дней в трех номерах фронтовой газеты «Мужество» будут напечатаны очерки о каждом из вас. Война подходит к концу. Наша Победа над фашистской Германией не за горами. Я желаю вам только одного, самого главного, встретить Победу живыми и невредимыми. Со своей стороны надеюсь на встречу с вами после войны.
Смирнов каждому подал руку и проводил к командующему, где их ждал Соколов.
– Пообщались с корреспондентом? – поинтересовался Трофименко.
– Так точно, товарищ командующий! – ответил Липкин.
– Десять суток отдыха каждому, а потом в строй. Нам еще предстоит сделать очень много, прежде чем разобьем врага и водрузим над Рейхстагом наше знамя Победы. Желаю вам встретить её!
Это были самые важные и самые желанные слова, сказанные командующим.
– Служим Советскому Союзу! – ответили танкисты. В этом не было ничего бравурного. Это было их сутью, внутренним стержнем.
Возвращались в часть счастливыми, а Соколов переживал за свой полк, который на два дня оставался без него.
Через несколько дней в газете «Мужество» в трех майских номерах за 1944 год, был напечатан очерк фронтового корреспондента лейтенанта С. С. Смирнова, написанный им по горячим следам со слов танкистов. В первом номере о Липкине, потом о Будаеве и Ерошкине.