Проспав от силы часа три, Лара поднялась с постели. Набежали камеристки, бабушка-сиделка, кучка фрейлин. Откуда взялись еще и фрейлины?! Так его величество король приказал: дескать, негоже принцессе без фрейлин по дворцу шастать! Ну, братец!!! Ты бы еще дюжину телохранителей приставил! Лара припомнила размер свиты, сопровождавшей Лартипу Зоилар во время ее шествия на обед с Бортейпом, и тихо взвыла. Леон, забери меня в свое поместье!!! Не хочешь, чтоб женой была — хоть служанкой забери!!! Как в песне: «там, в краю далеком, буду тебе…»… да хоть ковриком прикаминным, только забери!!!

Преисполнившись твердым намерением устроить свою жизнь и судьбу так, как предначертано свыше (то есть, с взаимной любовью и счастьем), Лара позавтракала в своих комнатах и двинулась узнавать, что нового у любимого генерала и как там идет подготовка к свадьбе: ей не хотелось бы и на венчание платье покойной чужой матери надевать. Кучка безымянных фрейлин шуршала сзади.

У дверей Леона стояли теперь только знакомые Ларе воины из личного звена генерала Ардамаса. Видать, солдаты решили, что жизнь (и честь) своего бесценного военачальника дворцовой страже больше не доверят. Лица солдат были суровы, но мелькала на них некая неуверенность. При виде Лары они вдруг радостно и облегченно заулыбались, так что у нее возникло труднопреодолимое желание попятиться назад и пойти по саду погулять, что ли…

— Здравия желаем, ваше высочество! — гаркнули молодцы, и фрейлины испуганно шарахнулись в сторону.

— И вам не хворать, — ответила Лара фразой Леона, и молодцы заулыбались шире. — Что нового на линии фронта?

И солдаты вывалили на Лару кучу новостей: что утром его высокородие встать изволили, делами занялись, даже писать чегой-то там удумали, в результате чего один шов на вчерашней ране лопнул. Лекарь Нарас жутко ругался, наложил новый шов, а во избежание повторения такого безобразия не только перебинтовал оба плеча, но и руки к бокам прикрутил плотно, чтоб его высокородие ручками больше не размахивал, значится, а не то присказка, что «до свадьбы заживет» в его случае и осечку дать может. Конечно, руки связать они лекарю помогли, придержали немного генерала-то, а то он больно сильно трепыхался… В итоге завтраком кормить его с ложечки было поручено служанкам, но его высокородие так негодовал и злобно шипел на свою временную инвалидность, что служанки в страхе разбежались, так и не накормив лорда Ардамаса, а они, солдаты, тем более кормить его побаиваются: руки-то генералу потом когда-нибудь развяжут… Вот так и сидит генерал: злой как черт и некормленый.

«Буянить изволишь, любовь моя, — повеселилась Лара, — нервную систему солдат своих не бережешь! Но поесть тебе все-таки надо».

Развернувшись к своим фрейлинам, Лара поманила одну из них пальчиком к себе:

— Как зовут тебя, девица-красавица? — вежливо осведомилась Лара.

— Ле-ле-леди Камилла Страил, — непонятно чего испугалась девица. Впрочем, это быстро прояснилось: — Вы хотите меня отправить генерала Ардамаса кормить?!!!

Лара раздраженно фыркнула:

— Вот еще! Своего жениха я и без чужой помощи накормлю!

«Нечего всяких красоток в спальню к будущему супругу пускать!» — додумала Лара про себя и продолжила вслух:

— Немедленно беги на первый этаж и вели слугам принести в покои лорда кашу молочную, да суп-пюре куриный, да сухарей белых побольше и чаю черного крепкого с сахаром, ясно?

Фрейлина облегченно закивала кудрявой головкой и понеслась вниз по лестнице. Остальные леди отодвинулись подальше. Лара окинула их задумчивым взглядом. Леди попятились еще дальше.

— Ничего, если я вас тут, в коридоре оставлю? Это станет не слишком большим нарушением приличий? — спросила Лара.

Дамочки заверили, что не станет, особенно если двери в покои чуть приоткрыть. Самую малость приоткрыть!

«Да ладно, неужели боитесь, что в широкую щель на вас буйный генерал выскочит?!» — посмеялась Лара и шагнула к дверям.

— Выше высочество, — зашептали ей бойцы Леона, — лекарь Нарас еще бутыль отвара противовоспалительного оставил, велел три раза в день принимать по столовой ложке, — и солдаты вытащили из-под полы бутыль и всучили Ларе, с надеждой и верой смотря на нее.

— Отвар, так отвар, — Лара сняла с плеч шарфик, прикрыла им глиняную тару: несет принцесса небольшой кулечек и несет… Кто-то несет в мир свет, кто-то несет добро, а она несет кулечек… Ничего необычного.

Гостиная оказалась пуста. Хмурый Леон обнаружился в спальне на кровати, воистину с завязанными руками, плотно прижатыми к бокам. Постель была разворошена так, будто на ней оргия десятка дикарей-папуасов проходила.

«Сильно трепыхался», — всплыли в памяти Лары слова солдат.

— Доброе утро! — пропела Лара и заработала неприязненный взгляд от жениха.

— Добро пожаловать на захваченную территорию, ваше высочество, — ядовито процедил Леон. — Извините, что я не при параде!

— Ничего страшного, — невозмутимо отозвалась Лара, — парад мы сейчас устроим. Пересядь-ка в кресло, ненаглядный мой.

Леон недовольно сверкнул серыми очами, в которых сейчас не наблюдалось ни одного проблеска голубого цвета, но перечить сходу не стал.

Наблюдая за тем, как принцесса сноровисто перестилает постель, взбивая подушки и встряхивая покрывала, Леон язвительно осведомился:

— Из-за ваших интриг даже слуги из дворца сбежали?

— Нет, они сбежали из-за твоего скверного нрава, ненаглядный мой. Постель в порядке, можешь снова засесть на ней, как медведь в берлоге.

Леон еще раз сверкнул глазами и демонстративно вернулся на постель, откинувшись на подушки. Во входную дверь робко поскреблись, Лара вышла в гостиную и забрала у служанок тяжелые подносы: сперва с едой, потом с чаем. Подносы она составила на столе в гостиной, взяв лишь суп и ложку.

— Поздний завтрак, — объявила она, появляясь на пороге спальни.

— Не голоден, — буркнул Леон и отвернулся.

Лара проигнорировала его дурное настроение, подошла вплотную к его напряженной спине и удивленно спросила:

— Почему твои солдаты у дверей в платьях стоят?

— Что?! — Леон развернулся, раскрыв в ошеломлении рот, и в этот приоткрытый рот моментально влетела большая ложка с густым супом. — Бу-бу-бу!!! — злобно высказался генерал с набитым ртом. — Вы оставите меня в покое, наконец?! Есть ли у меня хоть малейшая надежда?!

— Это зависит от того, на что ты надеешься, — невозмутимо просветила его Лара, — как докормлю тебя, так оставлю в покое — мне еще с лекарем и братом пообщаться надо, но если ты надеешься, что я оставлю тебя в покое навсегда — то не надейся.

При попытке Леона что-то еще возмущенно вякнуть, она продолжила кормить его супом. Как шутил знакомый врач из военного госпиталя (а в любой шутке, как известно, есть доля истины): «Хорошо связанному больному анестезия не требуется. И аппетит тоже: принудительно накормим».

Опустошив тарелку супа, Лара полюбовалась на насупленного Леона и подумала: «Золотые слова: стерпится — слюбится. Не знаю, как насчет второго, но терпеть Леон уже приучается».

— Еще одну ложечку, ненаглядный мой, — проворковала Лара, и Леон уже беспрекословно открыл рот, хоть и смотрел настойчиво в сторону, отворотив свой взор от невесты.

Хлебнув из последней ложки, Леон вытаращил глаза и закашлялся:

— Что это было?!

— Совсем невкусно? — обеспокоилась Лара и налила себе из глиняной бутыли: — Ой! Правда — гадость! Но полезная, это Нарас передал. Как ты себя чувствуешь? Что тебя беспокоит?

— Общество невесты навязанной беспокоит!

Лара терпеливо вздохнула: ну чисто дите малое, а не генерал! Давно замечала, что болезнь любого мужика в капризного ребенка превращает, но меру-то надо знать!

— Хорошо, перефразирую вопрос: болит что?

— Ничего!

Лара напомнила себе, что у Леона есть серьезные причины не любить ее и обижаться, и что терпение — главная из женских добродетелей.

— Нараса позову и солдат кликну, чтоб «не трепыхался» при осмотре, — пригрозила она ла-а-асковым медоточивым голоском.

На нее взглянули круглые и возмущенные серые глаза, в которых потихоньку стало разгораться голубое пламя.

«Красиво! — полюбовалась Лара — Обычно цвет его глаз меняется на голубой при сильных эмоциях. Интересно, какие сейчас в нем эмоции бушуют? Или лучше не задумываться? Хорошо, что у него руки связаны, а то еще придушил бы ненароком, потом спасай его от смертной казни, будто мало мне спасать его приходилось!»

— Так что болит? — настойчиво повторила Лара.

Леон повел плечами, прислушался к своим ощущениям и признал:

— Взаправду ничего не болит.

— Отлично! — обрадованная Лара принесла кашу и сухарики, а на попытки Леона отнекаться от кормежки сузила глазки и напомнила: — Нараса позову и солдат кликну!

Доедая кашу, Леон пытался сообразить, с какой целью эта хитрая, стервозная и пронырливая, ненавистная ему принцесса прыгает тут перед ним с ложками и чашками. Свидетелей ее «нежной заботы» тут нет. Так зачем?! Боится, что он до свадьбы не доживет? А зачем ей эта свадьба?! Жена — собственность мужа, после венчания он забросит ее на коня и увезет ее из этого дворца, подальше от всех придворных и их интриг, увезет в свое отдаленное поместье и никакой король не сможет ему в этом воспрепятствовать! Он ведь даже в монастырь ее сдать через пару лет может, если она наследника ему не родит. А она не родит — он в постель с врагом никогда не ляжет! Теперь любой интим — только при ярком свете, чтоб точно без подстав! И вообще — с какой-такой радости его солдаты Солару в покои к нему пропустили?! Неужели не понимают, что именно принцесса — причина всех его несчастий? Надо бы жестко обсудить с ними этот вопрос! А еще надо к Тельду зайти — он обещал другу, что венчать его будет только он и никто другой, а до свадьбы всего три с половиной дня осталось.

Эх, не миновать ему этой свадьбы! Хорошо, что хоть после чая невестушка по своим делам ушла, оставив его обдумывать планы дальнейшей семейной жизни и дав возможность приструнить своих бойцов.

* * *

Ранним утром Дамиан в облике герцога Рауса покинул королевский дворец, освободив отведенные ему покои. Солнце уже стояло в зените, а Дамиан все скакал и скакал куда глаза глядят. Демон понимал, что условия заключенного договора незатейливы и бесхитростны, и его Ларочка наверняка добьется их выполнения. Если даже демону приглянулись жизнерадостность, отзывчивость, трудолюбие и ответственность девушки, то Леон Ардамас точно оценит по заслугам такое сокровище, как его Ларочка, тем более в таком непросвещенном мире, как Саир, где умная, честная женщина с чувством юмора — это великая редкость среди благородного сословия. Уже не его Ларочка… Не его…

Дамиан скрипнул непроизвольно отросшими клыками. Почему же он не настоял на более суровых условиях сделки? Ведь вариантов масса и он так удачно надавил на нежелание Лары принудительно связывать любимого мужчину пожизненным нерасторжимым браком, на ее желание оставить Леону возможность наладить жизнь с другой женой, после того, как сама Лара вернется в родной мир! Дамиан понимал, что договор Лара заключила не ради себя, а ради Леона, ради того, чтоб своей попыткой добиться от него ответных чувств не исковеркать ему всю жизнь. А у него-то, у Дамиана, какие мотивы для такого легко выполнимого договора? Неужели схожие?!

По спине Дамиана прошла дрожь: жертвенность не свойственна демонам, демон никогда не откажется от собственных планов и удовольствий ради чьего-то счастья и благополучия. Лучше об этом не думать. Он обещал отцу, что явится к нему после разговора с Ларой.

В ближайшем селе Дамиан сдал барышнику за бесценок коня со всей сбруей, вышел за околицу и перенесся в чертоги Темного Владыки.

Черный мрамор, черно-серые витражи окон, серебро и холодно мерцающий хрусталь. Дом его детства. Вернее: дворец его детства, домом чертоги Темного Владыки и в страшном сне не назовешь.

— Забавный договор, — гулко разнесся по залу голос Темного, — долго над ним голову ломал? И зачем столько лет в университетах разных миров учился, спрашивается? Зачем в Темном мире демоническую обитель знаний посещал, схоластику, принципы демагогии и юридическую аксиологию изучал?

— Ты все-таки следишь за каждым моим шагом, — недовольно ответил Дамиан.

— Присматриваю, дорогой мой, присматриваю. Проходи, не стой у входа.

Дамиан шел вслед за отцом. С этой стороны дворца окна выходили на черные скалы с вечно извергающимися вулканами. Отчетливо пахло серой. Потоки лавы стекали в огненное озеро, раскинувшееся под самыми стенами дворца. Над озером и вливающимися в него раскаленными реками поднимались клубящиеся массы вулканических газов. Пейзаж величественный и пустынный: редкий демон осмеливался появиться вблизи чертогов Темного Владыки. В этом дворце экскурсантов не бывало никогда, сюда не приходили по собственной воле: сюда являлись лишь по приказу Владыки. Исключением являлся только Дамиан, как единственный сын и наследник. Никаких мечущихся неприкаянных людских душ, никаких кричащих в лаве грешников, никаких скачущих по выжженной красной пустыне скелетов тут никогда не было, чтобы там ни сочиняли про земли демонов в разных мирах. Людей тут никогда не водилось: ни живых, ни мертвых, ни материальных, ни бестелесных. Климат шибко для людей неподходящий.

Существуя в истинном обличии и в своем мире, демоны не нуждались в материальной пище, а духовной энергии в Темном мире было много: весь этот мир был просто-напросто пропитан ею, энергия темнеющих душ стекалась сюда со всех обитаемых миров Вселенной, как в бесконечный резервуар. Аналогично мир Светлых питался энергией душ светлеющих — принципа равновесия в природе никто не отменял. Дамиан ощущал, как наполняется силой, напитывается до краев темной энергией, которую повсеместно теряли людишки при активной помощи его соплеменников. Правда, эта энергия была безлика и безвкусна, как соевое мясо, в ней смешались и обесцветились энергии светлых, серых и темно-серых безымянных душ и душонок. Дамиан же предпочитал индивидуальный подход в питании, как гурман предпочитает элитный ресторан привокзальной столовой.

— В детстве это была твоя любимая комната, тут остались твои вещи, — Темный обвел рукой просторное помещение с минимумом мебели и видом на цепочку далеких красных песчаных барханов.

Дамиан удивился: никогда ранее он не замечал за отцом сентиментальности. И склонности хранить вещи сыновей. После ухода Атанаса к Светлым отец сравнял с песком пустыни прежний дворец, отстроил себе новый далеко от прежних мест и не сохранил никаких памятных вещей старшего сына. Дамиан даже ни одного его портрета не видел и не представлял, как выглядел его единокровный брат: Атанас покинул Темный мир задолго до рождения Дамиана, оставив миру демонов только сказания и легенды о себе. Легенды-предупреждения для всех темных. Сказания о том, как опасно играть в игры со Светлыми.

— Я намерен вернуться в мир Саир, — пожал плечами Дамиан, разворачиваясь к отцу, — только вначале посещу Землю.

— Не так скоро, мой мальчик, — небрежно обронил Владыка. — Пока поживешь здесь. Книжки умные, для демонов полезные, почитаешь. С демоницами пообщаешься. Детей от них высшему демону не завести, но время провести можно.

Дамиан вскипел:

— Обойдусь без общества низших!

Демонами женского пола могли быть только демоны из низших — основного населения Темного мира. Черные, рогатые, злобные, хвостатые сущности, проживавшие свой долгий век, предаваясь всем известным грехам и порокам во всех мирах и склоняющие к тому же население этих миров. Низшие демоны не обладали особым интеллектом — только звериной хитростью, зато могли принимать самые сексапильные и соблазнительные формы, одурманивать и очаровывать людей не хуже высших, склоняя их к подлостям и мерзостям. Со светлыми душами низшие предпочитали не связываться и побаивались священнослужителей и монахов. Только высшие демоны могли спокойно наведаться в храм (хоть они и предпочитали этого не делать), и даже встать под благословение (тоже неприятно, но потерпеть можно). Дамиан собирался пройти церемонию венчания с Ларой в Картуме и нисколько не переживал по поводу негативных ощущений в течение этого процесса: храм — не дом, его сложно наполнить счастьем и любовью, слишком разные люди в него приходят.

— Как хочешь, у тебя будет много времени, чтобы передумать.

Дамиан не успел понять смысл отцовских слов, как почувствовал колыхание пространства вокруг себя. Это колыхание заполнило все помещение, вызвало тонкое дребезжание стен и прекратилось внезапно, но аура вокруг неуловимо изменилась. Охваченный мрачным подозрением, Дамиан попробовал перенестись на Землю — у него не получилось, попробовал выйти за порог — не вышло. С другой стороны порога на его потуги со снисходительной улыбкой смотрел отец:

— Я же сказал: пока поживешь здесь. Извини, но возможности следить за событиями на Земле и Саире я тебе не оставлю. Приди в себя мой мальчик, а я пока устраню все созданные тобой проблемы: и на Земле и на Саире.

— Ты не можешь так поступить со мной, — потеряно произнес Дамиан. — Что ты намерен делать, что хочешь устранить?! — мелькнула догадка, и Дамиан бросился грудью на тихо зазвеневшую невидимую преграду: — Не трогай Лару! Не смей!!!

— Ты становишься утомителен, сын мой, — сухо прокомментировал Темный, — утомителен и предсказуем! Поразмысли тут на досуге, что для тебя важнее: эта девка или право остаться самим собой, высшим демоном!

Темный заклубился черным смерчем и исчез.

В трактире Лискора, расположенном рядом с базарной площадью, сидел пожилой седой мужчина, одетый в добротный сюртук, суконные штаны и высокие сапоги из мягкой кожи. В этом трактире его явно хорошо знали: хозяин заведения обращался к нему уважительно и по имени, заходящие в трактир посетители здоровались, а мужчина степенно отвечал на их приветствия, но за столик к себе никого не звал и всем своим нахмуренным видом давал понять, что ему не до разговоров. Хмурые лица были у многих завсегдатаев, так как в этом трактире обычно собирались управляющие имениями, фермеры, арендаторы и владельцы крупных крестьянских хозяйств, а с земледелием на юге Картума дела обстояли сейчас неважно: поля засевать нечем, денег нет, а купцы и торговцы ломят за семена и скотину тройную цену супротив той, что до войны была, да и особым разнообразием и качеством семян не балуют.

В двери вошел ничем непримечательный мужчина: русые растрепанные волосы, блеклая одежда. Не поймешь: то ли мелкий торговец, то ли фермер из отдаленного села. Лицо прикрыто полотняным платком — глаз не видно, заметна только чисто выбритая квадратная нижняя челюсть. Значит, скорее торговец: на селе мало кто утруждал себя бритьем.

Хозяин только собрался подойти к новому посетителю, но был остановлен повелительным отрицательным жестом. Вновь прибывший подошел к пожилому седовласому мужчине и присел за его столик, не обращая внимания на недовольное лицо последнего.

— День недобрый и вечер лучше не будет, — насмешливо протянул «мелкий торговец», — не так ли, Сагтен Ардовский?

Пожилой мужчина внимательно посмотрел на настырного, набившегося в собеседники мужчину. Тот откинул платок с головы и сверкнул черными, как ночь, глазами. Сагтен невольно поклонился: такой высокомерный взгляд черных глаз мог быть только у высокородного вельможи. Но что мог делать неизвестный аристократ в трактире Лискора, да еще и в переодетом виде?! Может — бастард? Сагтен выпрямился и осторожно ответил:

— Не припоминаю, чтоб мы были знакомы. Чем обязан?

Неизвестный с черными глазами пронзительно и иронически осмотрел Сагтена. Не спеша называть свое имя, он протянул:

— Тяжела жизнь управляющего большим имением: всю жизнь гнешь спину на высокородных, растишь их благосостояние, собственный дом и семью завести некогда, а потом состаришься — и сошлют тебя на покой в захолустную деревеньку. Или похоронят с почестями, как вашего отца, ни кола ни двора в наследство сыну не оставившего. Зато у Ардамаса нет проблем с деньгами: живет в свое удовольствие, в солдатиков играет, в то время как другие спину на него гнут. Сейчас закупит на заработанные вами золотые монеты провизии, по деревням и селам развезти велит — и все: благодетель! Каждый в ножки ему поклонится, а управляющий — работай дальше, заслуг твоих никто не видит и не ценит.

— Вы это к чему? — неприветливо процедил сквозь зубы Сагтен — управляющий имения Леона Ардамаса. Незнакомец будто читал его мысли. Мысли, которые уже не первый год приходили на ум Сагтену.

Его собеседник сверкнул белоснежной недоброй улыбкой и сказал негромко, чтобы никто случайно не услышал:

— К тому, что лично я никогда бы не осудил управляющего, решившего самостоятельно взять достойную плату за свой труд, но сыскари и их лорды-начальники обычно казнят немилосердно за такие попытки. Да и собственные хозяева могут без лишних слов на ближайшем дереве повесить. Бывают такие случаи, частенько бывают.

Сагтен побелел, как простыня, и утер со лба холодный пот:

— Не понимаю, о чем вы, — прохрипел он и беспомощно оглянулся на дверь.

— Конечно, не понимаете, само собой — не понимаете, — благостно закивал головой незнакомец. — И дальше понимать не придется, если генерал в сырую землю ляжет, как его предостерегала Слепая Ведунья. Да вот только слухами земля полнится, что намерен он жив-здоров домой возвратиться, да на поля запаханные и засеянные посмотреть, да на скот закупленный племенной полюбоваться — много денег он на то затратил, чтоб после военной разрухи поместье с колен поднять.

Управляющий дрожал крупной дрожью, но слова его прозвучали резко и недоумевающее:

— Поместье после войны еще долго поднимать придется, уж не знаю, где это вы про скот и засеянные поля прослышали, да про деньги якобы затраченные. Сейчас по всему югу разоренных и разграбленных имений множество, нас тоже лихая беда не миновала.

Незнакомец наклонился и проговорил тихо-тихо:

— Многие дезертиры и мародеры после войны генералу Ардамасу отомстить мечтают, шальная пуля никого не удивит. Из вас, конечно, охотника не выйдет, но нужных людей найти несложно: приходите за этот столик каждый день ровно в полдень все следующие три дня — они и сами подойдут.

— Это вы из таких дезертиров? — усомнился Сагтен. — Не похожи.

Черные глаза полыхнули взбешенно:

— Не из таких.

Управляющий Ардамасов был человек стальной выдержки, но от взглядов и слов этого незнакомца его пробирала дрожь бессознательного, животного и инстинктивного страха, будто на него не человек, а змий голодный смотрит. Сагтен сглотнул:

— Кто вы и чего хотите?

— Обычно меня зовут Темным, — усмехнулся незнакомец, — а чего я хочу — не твоя забота, о своей шкуре позаботься. Совет я тебе дал, думай. Убегать бесполезно: Ардамас достанет где угодно, ты и сам это знаешь.

Накинув платок, странный посетитель пошел на выход. Душа Сагтена еще не почернела окончательно, у него еще есть выбор, как поступить, но Темный сильно сомневался, что этот человечек ступит на путь раскаяния и исправления.

Проходя мимо большого зеркала, Темный недовольно поморщился: эта блеклая личина вызывала у него отвращение, но черные волосы слишком приметны в этом мире. Глаза тоже, но бесцветные рыбьи глазки он бы уже не потерпел.

Личина была временная и в мире Саир безымянная. Постоянные личины с подробной родословной, имеющие все необходимые для легального и открытого проживания в мире документы, метрики и имущество, создавались высшими демонами долго и кропотливо, и только в тех мирах, где они планировали часто бывать. Темный уже давно такой чепухой не занимался, это лишь молодые демонята любили среди людей пожить, а у него другая цель — спасти единственного оставшегося сына.

Удалившись от Лискора, Темный перенесся в лес. На поляне у костра сидело трое оборванных мужиков с обветренными лицами, на которых будто застыло выражение озлобленности. Темный шагнул к костру, и мужики мгновенно вскочили, обнажив мечи.

— Не суетитесь, я вам не враг, скорее — союзник, — Темный спокойно, не обращая внимания на наставленное на него оружие, разместился на пне у костра.

— Нам союзники не нужны, — проскрипел один из бандитов, а другие кивнули согласно.

Темный поднял глаза. Мужики дрогнули и отступили. Руки с мечами опустились. Бандиты задрожали, как в лихорадке, и недоуменно переглянулись, не понимая, что с ними происходит.

«Людишки, — гадливо поморщился Темный, — сперва чернят души так, что и капли энергии из них не выжмешь, а потом удивляются, с чего это они перед Темным Владыкой дрожат. Вы — мои рабы до скончания своих дней, вы сами кормили мой Темный мир, отдав все, что было даровано вам при рождении. Такие черные душонки никак не могут противиться демону, у них уже нет на это душевных ресурсов. Вели я вам сейчас прирезать друг друга — и прирежете. Но мне нужно другого человечка на тот свет отправить, вот вы мне и поможете, раз сам я так ограничен в возможностях в мире людей. Демоны творят зло, это несомненно, но творят его только чужими руками».

— Сядьте, — повелел Темный, раздраженный тем, что не может передать это дело другим демонам (слишком много о своих личных проблемах пришлось бы им тогда поведать) и тем, что вынужден общаться с этими людишками сам.

У бандитов подломились ноги, и они рухнули на траву как подкошенные. Страх перед неведомым и иррациональным затопил их разум, вызывая приступ паники. Эти разбойники, насильники и убийцы впервые испытали страх жертвы перед палачом, тот страх, что раньше испытывали несчастные, попавшие в их руки.

— Не ошибусь, предположив, что вы не слишком жалуете генерала Ардамаса? — лениво спросил Темный, прекрасно зная ответ на этот вопрос: до Владыки Темного мира долетали все проклятья со всех миров, и ему было несложно вычленить те, что адресовались конкретному человеку. Проклятья очерняют души проклинающих и не могут пройти незаметно для демонического сообщества.

Бандиты, ранее бывшие солдатами картумской армии, зашипели сквозь зубы.

— Он велел повесить моего брата! Из-за какой-то деревенской девки! — ожесточенно поведал один из бандитов. — Да эта девка должна была радоваться, что отблагодарить солдата за спасение от солликийцев может, а не верещать, что ее насильно взяли! Можно подумать, солликийцы ее не трогали!

— Он с позором выгнал меня из отряда, — проскрипел второй, — мародером заклеймил. А зачем мертвецам деньги?! Родственникам погибших их отдать? А с какой стати? Бок о бок с ними воевали не жены и дети, не отцы и матери, не прочие родственники, а я!

Темный кивал согласно, усмехаясь, и бандиты стали успокаиваться и посматривать на него с любопытством, позабыв про страх.

— Втроем вам сложновато будет отомстить, — заметил Темный, — и звонкой монеты за эту месть не получите.

У бандитов загорелись алчностью глаза, они с готовностью уставились на Темного:

— Вы готовы нам заплатить?

Темный вскинул брови в притворном изумлении:

— Я?! Это же ваша месть, а не моя, — посмотрел на разочарованные лица бандитов и продолжил: — но могу сказать, где можно найти платежеспособного заказчика, если, конечно, вы готовы сотрудничать с солликийцами — как я уже говорил, вас троих маловато для полноценной попытки нападения.

Бандиты кивнули не раздумывая:

— Хоть с солликийцами, хоть с самим дьяволом, но Ардамаса нужно стереть с лица земли.

— Верное замечание, — Темный наклонился и дал четкие указания: — Лискор, трактир на базарной площади, пожилой седой мужчина, направо от входа третий столик у окна, полдень.

— А кто он? И кто вы? — поинтересовались бандиты.

— Кто он — сами прознаете: Лискор — городок маленький, все жители округи друг друга знают. А кто я — не суть важно. Скажете, что Темный вас отправил.

Один из бандитов, бывший у них за главного, хмыкнул:

— Темный? Скорее — Мутный.

И тут же со стоном упал на траву, сжимая голову руками. Над ним раздался шипящий шепот:

— Не тебе, твари ничтожной, меня переименовывать!

Дрожащие бандиты посмотрели, как скрывается в чаще этот странный человек непримечательной внешности, но с горящими адским огнем черными глазами. Утерли холодный пот.

— Двинемся в Лискор? К завтрему поспеем.

— Двинемся. Чую, тут игра по-крупному пойдет.

Похожий диалог с четырьмя добирающимися до дома дезертирами-солликийцами состоялся в затрапезном кабачке на границе с Солликией. Этот отряд уже целый год занимался разбоем, покинув ряда солликийцев в самый разгар военных действий: молодчики быстро пришли к выводу, что грабить куда выгодней, чем воевать. В самом деле, война принесет дополнительные земли и богатства только аристократам, а простые солдаты домой с пустыми карманами придут, если не наворуют. Но ради мести Ардамасу и обещанного солидного вознаграждения солликийцы решили задержаться.

Смотря вслед покидающему их дружную компанию Темному, главарь группы сказал:

— Слушай, Сивый, на черта нам помощь картумцев? Потолкуем с этим Седым, на которого Темный наводку дал, и сами дело сварганим: нам барыша больше будет. Давно я хотел Ардамасу отомстить, да все случай не подворачивался, а теперь — сама судьба шанс дает!

— Ты не суетись, Безухий, месть местью, а деньги важней!

— Да кто бы спорил, — усмехнулся разбойник, у которого правое ухо было напрочь снесено пулей.

Темный не вслушивался в неинтересные ему диалоги людишек. Ему нужно было провернуть одно дельце на Земле.