— Ребята, в чем состоит долг юных пионеров? — говорит Нина Петровна. — Мы должны все вместе разоблачить тех, кто надругался над бюстом товарища Сталина. Только после этого нам разрешат провести линейку. Проявите себя настоящими сталинцами, и тогда вы заслужите пионерские галстуки.

В классе ни звука. Все молчат.

— Возьмите чистый листок бумаги и карандаш, — говорит Нина Петровна. — Аккуратно в столбик напишите фамилии одноклассников, которых вы подозреваете. Когда закончите, дежурный листки соберет.

Никто, конечно, карандашей не берет, но все друг на друга посматривают: интересно, кто первый начнет писать. Нина Петровна удивляется:

— Что такое, ребята? Почему не пишете?

— Мы не знаем, про кого писать, Нина Петровна. — Это Зина Кривко, она всегда за весь класс выступает.

— Как же не знаете? Ты же этого, Зина, не делала?

— Нет.

— Может, твоя подружка Тамара постаралась?

Зина косится на соседку по парте, Тамару. Та бледнеет. Зина мотает головой: нет, мол, не Тамара.

— Вот видишь, Зина, совсем не трудно. Ты же знаешь, кто этого не делал, — продолжает Нина Петровна. — Можно еще проще. Напиши фамилии тех учеников, которые точно ни в чем не виноваты.

Зина с облегчением вздыхает, берет карандаш, прикрывает листок бумаги рукой, чтобы никто не подглядывал, и давай писать.

— Пиши, пиши, Зина. Молодец, — говорит Нина Петровна. — Только смотри не ошибись. Если хотя бы один ученик в твоем списке попадет под подозрение, знаешь, что будет?

Зина не знает, что будет. А действительно, что?

— Ты сама попадешь под подозрение, Зина. Мы теперь будем знать, что Зина Кривко покрывает врагов народа.

Зина на Нину Петровну глаза вылупила и тихонечко так карандашиком по бумаге постукивает. Тук, тук, тук. Вижу, это у нее рука дрожит.

— В чем дело, Зина? — удивляется Нина Петровна. — Почему ты перестала писать?

Зина губами двигает, как рыба в аквариуме, а сказать ни слова не может. Она от испуга дар речи потеряла. Мы ждем. Наконец она шепчет что-то.

— Что, Зина?

— Я не знаю, кого подозревать, а кого нет.

— Вот именно, Зина! Те, в ком ты не уверена, всегда под подозрением. Вот их фамилии и пиши. Поняла?

Нина Петровна оглядывает класс:

— Все поняли?

Слышу, как позади меня заскрипели по бумаге карандаши. Значит, пишут. Я пытаюсь незаметно глянуть на Вовку, но он как ждал — ухмыляется и делает вид, что точит ножиком карандаш. Я быстро отвернулся, а у моей парты Нина Петровна стоит.

— А ты, Саша, почему не пишешь?

Вот бы у меня была какая-нибудь причина, скажем, бумаги нет или карандаш сломался. Но не тут-то было, листок на парте, и карандаш, как всегда, заточен.

— Саша, — говорит Нина Петровна громко, чтобы все слышали. — Одну-то фамилию ты можешь написать. Нетрудно догадаться.

Она глядит поверх моей головы туда, где Вовка сидит, сверлит его суровым взглядом, чтобы все сразу поняли, о ком это она.

— Собакин, — говорит, — умеешь свою фамилию писать? Вот и пиши.

Ну тут, конечно, все к Вовке поворачиваются. Ждут, что он будет делать. А он медленно так встает из-за парты и кулаки сжимает. Что это он, с ума сошел? Бить, что ли, Нину Петровну собрался?

Вдруг дверь в класс открывается и Матвеич голову внутрь просовывает:

— Велено в актовый зал на собрание. Приказ начальства.