Глава 1

К концу весны Алик уже привык к двадцати дням звонков и двадцати дням ожидания. Он и время теперь делил не на месяцы, а на «двадцатки». Он знал все междугородние автоматы в округе. Однажды он обнаружил телефон, соединявший без монеток – говори сколько хочешь, – и болтал с Татьяной часами, поздно вечером, когда Женька уже спала. Несколько дней Алик был самым счастливым человеком на свете. Но потом бесплатный автомат починили, и он тоже стал выуживать пятнашки из карманов Алика.

Собирание пятнашек превращалось в какую-то манию. Алик разменивал их у друзей и в магазинах, а Никиту заставлял приносить с работы монеты горстями.

Кит недоумевал:

– Куда ты столько звонишь? Дашка, присмотрись к нему повнимательнее!

Даша кивала, грозила проследить, соблюдая молчаливый уговор: для всех их отношения оставались прежними.

Она, конечно, не спрашивала Алика, куда он звонит – и так было понятно. Она лишь молча отдавала ему появлявшиеся в кошельке пятнашки.

Когда начался июнь, Алик уже с радостью начал считать дни до своего отъезда и торопил Татьяну с разговором о разводе.

Татьяна мялась, тянула, обещала все решить в следующий приезд Игоря, и Алик досадовал на ее нерешительность.

Впрочем, даже если она не поговорит с мужем, не беда. Он может сам приехать и побеседовать с Игорем. Он был настроен даже воинственно.

С середины июня снова потянулась томительная «двадцатка» без звонков. Та самая «двадцатка», в которую Татьяна пообещала наконец все решить.

Эти двадцать дней показались Алику самыми мучительными. Он уже ругал себя, что заставил Татьяну говорить с Игорем, и теперь у нее, возможно, нет никакой поддержки. Может, позвонить ей?

Нет, она просила… Ничего. Осталась всего неделя, и можно будет наконец покинуть Москву с ее дождями, бесконечной кутерьмой и бестолковыми междугородними автоматами.

Он заранее взял билет на поезд и позвонил, чтобы сообщить родителям.

– Приезжаю восьмого!

– Вот и хорошо, сынок. – Мамин голос был взволнованным. – Мы тебя не хотели заранее тревожить…

Многообещающее вступление!

– Мам, что случилось? Кто-то заболел?

– Ну, что ты, Алечка! Все живы-здоровы. Я папе трубку передам.

– Привет, пап! Что у вас там произошло?

Отцовский голос был каким-то сердито-спокойным.

– Когда приезжаешь? До десятого успеешь?

– Успею. А что десятого?

– У твоей сестры свадьба.

– Что?! – Больше у Алика просто не было слов. – Какая свадьба? С кем свадьба? – после долгой паузы спохватился он.

– Приезжай, все узнаешь. По телефону долго объяснять.

Алик был растерян. Он ни с того ни с сего подумал, что до этой минуты толком не понимал смысла фразы «Гром среди ясного неба». Какая свадьба? Он рассчитывал, что в июле поможет сестре поступать в пединститут. Как же теперь с ее поступлением?

Да при чем тут поступление? Куда смотрят родители? Как они ей это разрешают? Она совсем села им на шею!

Растерянность сменялась гневом, а гнев снова уступал место растерянности.

Перед отъездом навалилась куча дел: и в университете, и в библиотеке, и в общежитии. Но даже при полнейшей занятости этой неделе просто не было конца-края.

Зато для Татьяны дни июня летели стремительно. Отдых Игоря заканчивался, и с каждым часом она все яснее понимала, что не найдет в себе сил для разговора.

Где-то там, в бредовых мечтах, она могла представить себе развод и новое замужество. При телефонных разговорах с Аликом эти бредовые мечты на минуту становились реальнее. Но лишь на минуту.

Бросить Игоря она не могла. Она даже не пыталась объяснить себе почему. Любые объяснения еще больше запутывали ее в этих мыслях. Не могла, и все!

Настойчивость Алика ее пугала. Что, если он сам поговорит с Игорем? Чем все это кончится?

Никто, кроме Зойки, пока ничего не знал. И даже Зоя не могла сказать ни одного вразумительного слова. Она честно призналась Татьяне, что теряется в такой ситуации, что нахальство этого мальчишки путает все карты, и невинный роман постепенно перерастает в страшную угрозу.

– Какую угрозу? – спросила Татьяна.

– Неужели ты не понимаешь? В угрозу твоему спокойствию.

Да о каком спокойствии идет речь? Бесконечную вину перед Игорем и страх, что все откроется, можно было назвать спокойствием?

Игорь был дома, Алик не звонил, и Татьяна со смешанным чувством радости, отчаяния и ужаса каждый день ждала его приезда.

Первого июля она случайно встретилась на улице с Лешей Кременецким.

– Как дела? – весело и легко спросила она.

– Спасибо, все хорошо, – скованно улыбнулся Лешка, мучительно придумывая, как поскорее уйти.

– Что твой друг?

– Какой?

– Алик Данилин.

– Должен скоро приехать.

«А ты не знаешь когда?» – чуть не вырвалось у Татьяны.

– У его сестры свадьба десятого. Обещал быть.

– Свадьба? Разве она не в школе?

– Нет. Окончила в этом году.

Татьяна, конечно, и без Лешки знала возраст сестры Алика, но для приличия нужно же было поддержать разговор.

– Ну, передавай Данилину привет, – улыбнулась Татьяна на прощание и, отбросив все запланированные на вечер дела, поспешила к Зойке. – Что мне делать?! Он приедет со дня на день.

– Может, все-таки поговорить с Игорем? – неуверенно предложила Зоя. – Если уж так все серьезно…

– Не могу!

– Ну, тогда скажи своему Данилину, что все кончено. Пострадаете немножко и ты, и он, а потом успокоитесь.

– Не могу!

– Тогда предложи ему оставить все как есть. Может же у тебя, в конце концов, быть просто любовник. Без всяких обязательств друг перед другом.

– Не могу! – с отчаянием простонала Татьяна. – Ты его не знаешь, он не согласится так… Да и я не соглашусь!

– Ну, знаешь!.. Тогда решай сама. Я больше ничего предложить не могу.

Зойка молча закурила. Татьяна уже решила, что разговор окончен, что она действительно требует от подруги невозможного, но тут Зою озарило.

– Тебе нужно уехать!

– Куда?

– Не знаю куда! В отпуск, в санаторий, хоть к черту на кулички!

– И что это даст?

– Не встретишься с ним.

– А что дальше? После отпуска?

– А после отпуска видно будет. Глядишь, все само собой как-нибудь решится.

– У меня отпуск в августе.

– Так поменяйся с кем-нибудь. Ну… Напросись в какую-нибудь командировку.

– Какая командировка у учителя? Разве что пойти на месяц воспитателем в пионерлагерь?

– Отлично! Пионерлагерь – это то, что надо. А что, он еще существует?

– Пионерлагерь? Существует. Называется только детским лагерем отдыха.

– Ну и прекрасно! И слава Богу, что он существует! Не раздумывай – завтра же иди к директору, в гороно или куда там еще! Отступление – иногда самое лучшее решение проблем. Поверь моему опыту.

Идея была идиотской, но в безвыходном положении вдруг показалась Татьяне долгожданным выходом.

Игорю Татьяна представила свой отъезд как обязаловку на работе, спешно оформила поездку, удивив всех коллег таким решением, и третьего июля уехала на две смены воспитателем в пионерлагерь.

 

Глава 2

Еще в такси мама тихо шептала Алику:

– Ты уж на Галочку, пожалуйста, не кричи. Не надо. Уж как все получилось, пусть так и будет…

В машине Алик ничего выяснять не стал – неудобно перед шофером, но дома, несмотря на все мамины уговоры, сдержаться не смог.

Галка уже не спала, ждала их за столом и натянуто улыбалась:

– Как доехал?

– Неплохо… Ты, сестрица, тут совсем с ума сходишь? Какая свадьба? Сколько тебе лет?

– Семнадцать, – спокойно ответила Галка.

– Тебя не распишут.

– Распишут, не переживай. Что ты мне с порога морали читаешь?

– А как ты хотела?

– Мог бы поздравить. Между прочим, мы специально свадьбу на июль подгадали, чтобы ты приехать смог.

– Вот уж спасибо! – ехидно заметил Алик. – Просто не нахожу слов, чтобы выразить свою благодарность! Когда ты начнешь хоть немного думать головой? Тебе нужно учиться!

– А я не хочу учиться!

– Хочу жениться! Да?

– Да!

– Алечка, Галя, перестаньте! – взмолилась мама. – Алик, не кричи на нее. В конце концов, Гена – неплохой парень…

– Ах, значит, это все тот же Гена-крокодил! – Алик уже не мог остановиться.

– Сам ты крокодил! – обиженно огрызнулась Галка.

– Нет, он не крокодил! Крокодил поумнее твоего Гены будет! Твой Гена – просто дебил!

– Вот и у Алика такое же мнение, – удовлетворенно подал голос папа.

– Родион, Алик! Мальчики, я вас прошу! – Мама металась между ними. – Не надо устраивать скандал. Послезавтра уже свадьба! Оставьте Галю в покое! Пусть выходит замуж! У ребенка должен быть отец!

– У какого ребенка? – остановился Алик.

– У моего ребенка! – выкрикнула Галка, заревела и выбежала из комнаты.

Алик молча упал на стул. Сообщение о ребенке можно было приравнять к нокауту.

– Неужели ничего нельзя было сделать? – спросил он в пространство.

– Сынок, она такая молоденькая, зачем начинать с аборта? – Мама говорила тихо, оправдываясь. – Пускай рожает. Так лучше. Мы советовались с врачами.

– Ну какая из нее мать? – воскликнул Алик. – Она же сама еще ребенок!

– Ничего, сынок. А мы с отцом на что? Воспитаем.

– А этот Гена? Разве это отец? Вы что, заставили его жениться?

– Нет, сынок, что ты! Его родители так любят Галочку…

– При чем здесь его родители? При чем здесь вы? Они женятся, они рожают ребенка из-за родителей? А сами они что-нибудь могут? У Галки нет профессии, этот придурок…

– Гена работает в милиции.

– Знаю. По участку ходит, в кафе сидит! Отличная работа!

– Ладно, Алик, не горячись, – сказал отец. – Бог с ними! Пусть женятся. Галку выучим, Геннадий все-таки зарабатывает. Ничего, проживут… Ну что, мать? Где твой торт? Сын-то голодный.

Алик наконец-то переоделся, умылся и успокоился. Галка рыдала в своей комнате.

– Ладно, сестренка, забыли, – примирительно сказал Алик. – Не обижайся. Сама понимаешь, такие фортели выкидываешь, что сдержаться трудно.

Галка улыбнулась сквозь слезы.

– Не реви. Свадьба-то большая намечается?

– Пятьдесят человек.

– Неплохо. Наряд есть?

– А как же!

– Покажешь потом. – Алик помолчал. – Когда рожать-то собралась?

– Скоро. В конце сентября. – Галка подняла на брата испуганные глаза. – Ой, Алька, я так боюсь!

– Не бойся! Все хорошо будет. – Алик искал и не находил нужных слов для утешения.

– Ты еще не уедешь?

– Нет. Конечно, нет. Дождусь племянника.

– Это хорошо, – улыбнулась Галка.

– Когда твой Гена появится?

– Зачем? – снова испугалась Галка.

– Поговорить хочу.

– Не надо, Алька! Я тебя прошу! Не надо с ним ругаться!

– Не буду я ругаться. Просто поговорю. Обещаю. Правда.

Алик набрал Татьянин номер. «Двадцатка» ожидания закончилась еще вчера утром, но позвонить в дороге было неоткуда. Алик крутил диск и ничего не понимал – неужели ошибся номером? Шли долгие гудки, никто не отвечал. Странно. Так рано! Татьяна еще должна быть дома.

Ну ничего. Она же не знает, что он приехал. Не застал дома, застанет в школе.

Дома все улеглось, успокоилось. Всей семьей весело посидели за столом, съели торт. Потом родители ушли на работу, а Алик помчался к школе.

Школа встретила Алика летней неприкаянностью и гулкой пустотой. Есть тут кто живой?

Алик поднялся в кабинет математики, дернул дверь – заперто. Может быть, Татьяна в учительской?

Но в учительской был только Влад. Он сидел, заполняя какие-то простыни отчетов.

– Привет! – Алик даже обрадовался однокласснику. Хотя бы есть у кого узнать, где Татьяна.

– Алька! Заходи! Как жизнь?

– Ничего. А ты как?

– Как видишь, – вздохнул Влад. – Люди летом отдыхают, а я вкалываю. То экзамены, то вот теперь этот ужас заполняю.

– Как школа?

– А что ей сделается? Стоит.

– Как учителя? Валентина Васильевна? Татьяна Евгеньевна? – Алик спросил, небрежно присаживаясь в кресло.

– В порядке. Валентина в отпуске. Танечка в лагере.

– В каком лагере? – опешил Алик.

– В местах лишения свободы, – рассмеялся Влад. – Для несовершеннолетних!

Алик тупо молчал.

– Да в пионерлагере она. На два сезона.

– Разыграл, – постарался улыбнуться Алик.

В каком пионерлагере? Почему в пионерлагере? Она ничего не говорила про пионерлагерь.

Снова нокаут!

Алик еще поболтал с Владом, но Влад, кажется, понял, что что-то не то. Он с любопытством взирал на Алика и задавал какие-то вопросы.

Алик старался отвечать «впопад», но с трудом понимал смысл его вопросов.

Почему она уехала?! Ну почему?!

Дома Алика ожидал еще один сюрприз. Галкин жених широко улыбался навстречу будущему родственнику.

Злость новой волной захлестнула Алика. Он, конечно, помнил свое обещание и при Галке сделал вид, что сдержанно рад ее жениху. Но как только Галка исчезла на кухне, он тихо прошипел Генке:

– Женишься, стало быть?

Генка растерялся.

– Ну да, женюсь.

– Ты что же, сволочь, не знал, сколько ей лет? Ты что, не знал, как дети появляются?

– Ну чего ты?.. – только и произнес Генка в свою защиту. – Я же ее не бросил.

– Какое благородство!

Генка был на полголовы выше Алика и гораздо шире в плечах, но сейчас Алик знал: при необходимости он свалит и такого амбала. Он схватил Генку за грудки и поднял из кресла. Генка не сопротивлялся, даже не попытался сбросить руки Алика, и Алик удержался от драки.

– Запомни, женишок! – сказал он. – Я бы мог сейчас разбить тебе морду, но не хочется портить сестре свадьбу! Понял? Но если Галке с тобой будет плохо, если обидишь ее, я тебя прибью!

– Ладно, Александр, я тебя понимаю, – миролюбиво сообщил Генка, когда Алик наконец отпустил его. – Я не обижаюсь. Ты брат, ты обязан.

Алик чуть снова не закипел от его слов, но Галка вернулась в комнату, и они оба напряженно замолчали.

Алику вдруг стало все равно. Да пусть делают что хотят! Почему он должен лезть в их проблемы? У него своих навалом. И самая главная – где искать Татьяну? Да и стоит ли теперь искать?

 

Глава 3

Почему? Ну почему она так сделала? Может, поговорила с мужем и он настоял на ее спешном отъезде? Или, наоборот, не поговорила? Или просто все это время обманывала его в надежде на то, что он не приедет?

Вечером в гости нагрянули Лешка с Верой. Вера тут же включилась в женскую предсвадебную суету на кухне, а Алик с Лешкой делились новостями в комнате.

– Танечку видел недавно, – сказал Лешка, и Алик напрягся.

– Ну и что? – как бы между прочим спросил он.

– Ничего. О тебе спрашивала. Очень трогательно.

– И что ты сказал?

– Сказал, что скоро приедешь, что у сестры десятого свадьба.

– Все доложил? – усмехнулся Алик.

– Ну, она же спрашивает. Что ж мне молчать, что ли?

Это еще больше озадачило Алика. Получается, Татьяна даже знала, в каких числах он приедет! Да что же произошло?

Алик решил, что должен ее увидеть. Во что бы то ни стало! Хочет она этого или нет. Если все кончено, то пусть скажет в глаза, а если что-то другое… Но на что-то другое надежды оставалось все меньше и меньше.

И что же? Он вот так запросто отдаст ее, отпустит? Не будет бороться?

С кем бороться? С ней? Она не хочет его видеть.

Решение пришло бессонной ночью.

С утра, плюнув на все свадебные хлопоты, Алик разыскал в школе Влада.

– Как ты думаешь, сейчас слишком тяжело устроиться в пионерлагерь на пару сезонов? – спросил он.

– Не знаю, не интересовался. – Влад был удивлен его вопросом. – А зачем? Поближе к Татьяне Евгеньевне? – Это Влад спрашивал уже с ехидством.

– Да, – улыбнулся Алик. – Мечта жизни!

– А если серьезно?

– Заработать надо.

– Я что-то не слышал, чтобы там много платили, – засмеялся Влад. – Или правда зарплату повысили?

– Не знаю, – насупился Алик. Ему не нравились насмешки Влада. – Меня любая зарплата устроит. Будь другом, поинтересуйся у отца.

– Зачем же у отца? У меня есть свои связи, – гордо заявил Влад.

– Тем более. Спросишь?

– Странно-странно! – снова насмешливо прищурился Влад. – Что-то в этом году так много добровольцев! Сначала Танечка, теперь ты. И тоже на два сезона. Как много совпадений! Да ладно, ладно, не обижайся, я шучу. Сделаю все, что в моих силах, оставь телефончик.

По дороге домой Алик сумрачно размышлял, правильно ли он сделал, что обратился к Владу. Что это за ехидство? Неужели он что-то знает? Или догадывается?

Да нет, для таких глубоких умозаключений Влад слишком тупой. Просто побалдел, ненароком угадал и вряд ли сделает дальнейшие выводы. По крайней мере не из чего – Алик старался быть как можно равнодушнее к его идиотским шуткам.

Одиннадцатого июля утром Алика разбудил телефонный звонок. Голова и ноги гудели так, что даже думать не хотелось о предстоящем втором дне свадьбы. Морщась, Алик с трудом дотащился до аппарата.

– Алька! Привет! Это я, Влад!

– Узнал. Привет.

– Где ты вчера весь день шатался?

– У сестры свадьба была.

– Поздравляю!

– Не с чем.

– Что так?

– Да так. Длинная история. Ты что-то узнал?

– Как у тебя со спортом?

– Неплохо. В школе занимался бегом, в университете играл в волейбол.

– Разряд есть?

– Второй юношеский по бегу.

– Ладно, сойдет. В лагере место второго спортинструктора пустует. Тебя такая должность устроит?

– Вполне.

– Тогда топай в гороно, оформляйся. Зайдешь в третий кабинет, спросишь Елизавету Павловну, скажешь, что от меня, она в курсе.

– Спасибо, Влад. Я твой должник.

– Да ладно. Слушай, если дело только в заработке, так давай я о чем-нибудь посущественнее похлопочу.

– Не стоит, Влад. Я уж и так загрузил тебя своими проблемами.

– Ну, гляди. Мне-то не трудно. Счастливо, спортинструктор! Передавай привет Танечке!

– Передам. – Алик положил трубку.

Ну вот, а они с Лешкой все тянули на бедного Влада. Деловой человек, заслуживает уважения. Сказал – сделал, хотя, казалось бы, на кой черт ему все это было нужно.

Ни родители, ни Галка, ни Лешка не скрывали своего удивления по поводу такого поступка Алика. «Зачем ему пионерлагерь?» – недоумевали они. Вполне можно было устроиться где-нибудь в городе, если уж такое огромное желание вкалывать на каникулах.

Алик по большей части отмалчивался и ни с кем не спорил. Благо, знакомые Влада все быстро оформили, и уже через пару дней Алик выехал в лагерь.

Он отправился дневным автобусом. Вместе с ним ехали только две пожилые женщины, поварихи, как заключил Алик из их разговора. Алика пустота автобуса устраивала. Никто не мешал в течение получаса заниматься своими мыслями.

А мыслей было много. Он не знал, чего ожидать от встречи с Татьяной. Не знал, как себя вести.

Ребячий пост у ворот пионерлагеря Алика просто так не пропустил, вызвали дежурного воспитателя, которая тщательно проверила его документы.

– Что за шпионские игры? – раздраженно поинтересовался Алик, когда ему вернули бумаги.

– Не шпионские игры, а обыкновенная бдительность, – скучно сообщила воспитательница и зевнула.

– Извините, а вы Татьяну Евгеньевну знаете? Не подскажете, где ее можно найти?

– В пятом отряде. А что? – Воспитательница оживилась, разом отбросив скуку.

– Ничего. Просто знакомая, – коротко ответил Алик и зашагал в дирекцию.

Детский лагерь отдыха внешне выглядел очень весело – разноцветные одноэтажные корпуса, игровые площадки с каруселями.

Пионерский лагерь из детства Алик помнил очень смутно. Он был там только после второго класса и больше не изъявлял желания отдыхать в лагере. Все воспоминания были связаны только с какой-то бесконечной уборкой территории, с метлами и пылью. Алик даже улыбнулся, припомнив эту утреннюю пытку из своего безоблачного детства.

Но сейчас явно наблюдался прогресс – Алик не встретил ни одного ребенка с метлой в руках. Наверное, ежедневную уборку территории отменили.

Здание дирекции находилось в другом конце лагеря, и Алик по пути успел разузнать у шустрого белобрысого мальчишки, где находится корпус пятого отряда. В дирекции Алика ожидала куча формальностей. Ему пришлось заполнять еще какие-то бумаги, анкеты, заявления.

– Бюрократизм! – проворчал он.

Директор лагеря, розовощекий мужичок лет пятидесяти, согласно кивнул:

– Не нами придумано.

– Понимаю.

Потом Алику подробно изложили его обязанности, познакомили с другим спортинструктором, Романом, таким же молодым парнем, подтянутым и улыбчивым. Роман показал Алику комнату. Комната была на двоих, солнечная и уютная, и Алик немедленно принялся распаковывать дорожную сумку с вещами.

– Успеешь разгрузиться, – засмеялся Роман. – Пойдем пообедаем, а то столовку скоро закроют.

Столовка Алику тоже понравилась. Кормили вкуснее, чем в университете. Они обедали вдвоем – был уже тихий час, и на кухне гремели кастрюли, готовился полдник.

– Сегодня можешь отдыхать, – разрешил Роман. – Осматривайся, осваивайся. С работой завтра разберемся.

Алик согласился с удовольствием. К работе в данный момент его не тянуло. Он еще не сделал главного – не увидел Татьяну. И тихий час был наилучшим временем для этого свидания, можно будет поговорить спокойно.

Как-как? Спокойно? Ну-ну, посмотрим, как это спокойно.

Он сказал Роману, что будет распаковывать вещи, а сам сразу после столовой направился к пятому корпусу.

 

Глава 4

Воспитателю отряда полагалась отдельная комната, и это было очень кстати. Алик хотел, чтобы их встреча произошла без свидетелей.

В пятом корпусе была тишина. Алик даже удивился: неужели современные дети полюбили дневной сон? Но тут из одной спальни в другую прошествовала строгая девушка, и все встало на свои места: ребятня просто затаилась на время проверки.

Алик тихонько приоткрыл дверь воспитательской. Татьяна сидела за столом, спиной к двери, и что-то писала.

– Привет, – сказал вполголоса Алик.

Татьяна вздрогнула и обернулась. В этот момент Алик подумал, что приехать сюда, конечно, стоило. Хотя бы затем, чтобы увидеть вот эту растерянность в ее глазах.

Алик аккуратно прикрыл за собой дверь и по-хозяйски расположился напротив Татьяны. Она опешила так, что даже не ответила на его приветствие.

– Не ожидала?

– Нет. – Татьяна немножко справилась с растерянностью, но голос был напряженным. – Хотя, конечно, можно было предположить, что ты приедешь.

– Ну так, может, ты объяснишь, почему удрала от меня?

– А ты не догадываешься?

Алик помолчал.

– Догадываюсь.

– Ну, тогда зачем объяснять? Побаловались и хватит.

– Значит, побаловались?

– Конечно. Надеюсь, ты не думал, что все было всерьез?

– К сожалению, думал. А ты, выходит, нет?

– А я нет.

Алик готовился и к такому повороту, но все равно эти слова больно ранили его. Он замолчал.

– Нам не о чем говорить, Алик, – вздохнула Татьяна. – Уезжай.

Как она назвала его? Не Шуркой? Аликом? Это обращение взбесило его до состояния безумной ярости. Значит, правда все кончено?

– Уехать я не могу, – злорадно сообщил он.

– Почему? – удивилась она.

– Потому что я здесь работаю!

– Работаешь? Кем?

– У вас пустовало место спортинструктора. Ты слыхала об этом?

– Ты… – задохнулась Татьяна. – Ты это все нарочно?! Чтобы все лето мотать мне нервы!

– Вы почти угадали, – улыбнулся Алик, неторопливо поднимаясь. – Ну, будьте здоровы, Татьяна Евгеньевна!

Он не стал хлопать дверью, наоборот, постарался уйти без лишнего шума. В ребячьих спальнях уже гудели беззаботные голоса, и Алик почувствовал, как ему плохо. Он хотел остановиться, но тут же вспомнил, что Татьяна может смотреть вслед из окна, и постарался спокойно, гордо, не оборачиваясь, прошествовать по узенькой асфальтированной дорожке.

Когда пятый корпус остался за плотной стеной деревьев, Алик остановился и со всего размаху ударил кулаком по стволу огромного тополя. Тополь не шелохнулся, а кора дерева больно врезалась в руку, оставив кровавые ссадины. Боль немножко отрезвила Алика.

А что он, собственно, ждал от этого разговора?

Ничего. Но он мог объяснить, что потрясло его больше всего – ее усталое безразличие. Неужели это та женщина, с которой он часами говорил по телефону, та, которая неизменно ждала его звонка?

Она стала собой, только когда он огорошил ее своей новой работой. Или нет, не то чтобы собой, просто на минуту исчезло безразличие.

И зачем он только приехал сюда? Чтобы все лето мотать ей нервы? Нет, скорее, чтобы все лето мотать нервы себе.

Может, еще не поздно отказаться и уехать?

Ну да! Не хватало еще такого позорного бегства! Да и перед Владом неудобно – старался человек, хлопотал.

Да наплевать на Влада! Не выдержит он здесь полтора месяца! Просто не выдержит! Каждый день видеть ее и мучиться от собственного бессилия!

Сам себе придумал эту пытку. Придется выдержать. А с ней можно постараться избегать лишних встреч. Лагерь большой, это будет не слишком сложно. Все-таки лучше мучиться здесь, чем в городе.

А этот разговор… Что ж! Рано или поздно он должен был состояться. Обидно, конечно, больно, но по крайней мере он вел себя вполне достойно: не психовал, не повышал голоса, не хлопал дверью.

Он даже хотел бы, чтобы она видела в окно, как спокойно и неторопливо он уходил! Пусть знает, что его просто так из седла не выбьешь!

Татьяна не смотрела в окно. Когда за ним тихо закрылась дверь, она уронила голову на стол и заплакала.

Как все глупо! Как глупо! Он устроился сюда на работу только из-за нее! Это же ясно как белый день. А она? Зачем она так жестко говорила с ним?

Ну, она же должна была разорвать! Чтобы раз и навсегда!

Но зачем так больно? Можно же было как-то иначе, жалея и его, и свои чувства?

Когда речь идет об окончательном разрыве, при чем здесь жалость? Наоборот, чем больнее, тем легче расстаться. Он возненавидит ее после этого разговора. Возненавидит и оставит.

Добилась чего хотела?

А чего она хотела?

Слезы душили, растравляли боль, вновь и вновь возвращая к недавнему разговору.

Но если такое раскаяние, не лучше ли догнать его, заплакать, сказать, что виновата?

Нет. Не лучше. Ну, догонит, ну, скажет. Все будет по-прежнему. И по-прежнему встанет вопрос: он или Игорь? Все! Выбор сделан. Победила пусть не любящая, не страстная, но относительно верная жена.

Татьяна усмехнулась сквозь слезы. Эх, Зойка! Насоветовала! «Отступление иногда лучшее решение всех проблем». Может быть, иногда и лучшее, но не с Аликом. С ним никакое отступление не поможет. За несколько дней не только нашел ее, но и устроился спортинструктором!

Вспомнив о работе Алика, Татьяна снова растерялась. Что же дальше? Как им пережить это лето? И ей, и ему? Лагерь не такой большой, и не сталкиваться друг с другом невозможно. Взрослый коллектив малочисленный, да и по работе общаться придется…

И тут вдруг стало легче. Легче от того, что он рядом, что он не уехал сегодня и не уедет завтра. Там, в своих самых несбыточных снах и мечтах, она так ждала его приезда! Так хотела его обнять! Это наяву, когда тучей набегали мысли, она боялась, что он приедет, что она вынуждена будет сказать ему…

Милый Шурка! А он повзрослел. Он говорил так ровно, так выдержанно! Зимой вряд ли этот разговор был бы таким.

Зимой… Как хорошо им было зимой!..

А зачем? Зачем она согласилась тогда все это начать? Думать нужно! Думать заранее о последствиях! Чтобы не причинять потом боль ни себе, ни другим.

– Татьяна Евгеньевна! Ребят поднимать? – В комнату заглянула вожатая Катя, строгая и серьезная.

Татьяна постаралась отвернуть заплаканное лицо.

– Да, конечно. Я и не заметила, что уже время.

– Это бывает. Тем более днем всегда так спать хочется! И почему в детстве не ценишь тихий час?

Катя была настроена философски, но Татьяна не поддержала разговора.

– Катюша, – попросила она, – ты сможешь сама сводить ребят на полдник? У меня что-то голова разболелась.

– Анальгинчик дать?

Да уйдет она когда-нибудь?

– Нет, спасибо, у меня есть. Поднимай детей, Катюша.

Корпус опустел – в столовую ребята бежали, как на праздник, без повторного приглашения. Татьяна успокоилась, умылась и привела себя в порядок.

Алику не обязательно догадываться о ее страданиях и сомнениях.

Как случилось, так случилось. В конце концов, у ее жестокости есть оправдание – больно не только ему, но и ей самой.

 

Глава 5

Насчет величины лагеря права оказалась Татьяна: хочешь, не хочешь, а сталкиваться приходилось. И довольно часто.

Отношения между ними установились не просто прохладные, а подчеркнуто никакие.

Этому здорово помогли обязанности, честно поделенные между Аликом и Романом. Роман предпочел взвалить на себя утреннюю зарядку со всем лагерем, а Алику досталось ведение секций в дневное время. Работа Романа заключалась всего в нескольких минутах, а у Алика была растянута на весь день, но Алика это устраивало больше.

Махать руками и ногами перед толпой ребятишек и толпой взрослых – такая перспектива его не прельщала, поэтому он с радостью принялся за тренировки футбольной, волейбольной и баскетбольной команд. На занятия в секциях ребята приходили самостоятельно, без воспитателей, и это был огромный плюс. С детьми Алик быстро нашел контакт и даже начал получать от работы какое-то моральное удовлетворение, тем более что вскоре команда Алика переиграла команду соседнего лагеря в футбольном матче с разгромным счетом 10:0.

С Татьяной Алик ежедневно сталкивался на летучках, но общаться там было не обязательно, только иногда, в тех случаях, когда нужно было отпросить от какого-нибудь мероприятия мальчишку или девчонку из ее отряда для тренировки в секции. В таких ситуациях разговаривать, конечно, приходилось, и часто без посторонних, с глазу на глаз.

Разговаривая, он смотрел поверх ее головы, называл только на вы и исключительно по имени-отчеству. Татьяна на вы разговаривала только при посторонних.

– Александр Родионович, у меня к вам вопрос…

Александр Родионович вежливо поднимал голову, но взглядами предпочитал не встречаться.

С глазу на глаз она по-прежнему говорила ему «ты», но это «ты» было знакомо равнодушным и даже несколько унизительным. Александром Родионовичем в эти минуты она его тоже не называла.

– Алик, ты слишком часто отпрашиваешь Веревкина. С его поведением заняться общественно полезным делом было бы совсем неплохо.

– Общественно полезное дело – это поднимать пыль по всему лагерю? – насмешливо интересовался Алик, имея в виду уборку территории, которая все-таки еще существовала.

– Не стоит издеваться, – замечала Татьяна.

– Я не издеваюсь, но считаю, что спортом полезно заниматься с любым поведением. Тем более Веревкин – лучший вратарь, а через два дня в лагере ответственная встреча, – как можно вежливее сообщал Алик.

– Ладно. Бери этого лучшего вратаря, – вздыхала Татьяна и даже старалась весело улыбнуться.

– Спасибо, Татьяна Евгеньевна, – по всем правилам приличия откланивался Алик.

Как всегда, у воспитателей была своя компания, у вожатых – своя. Воспитатели считали несолидным участвовать в вечерних и ночных увеселениях студентов, а вожатые были уверены, что учителя, умудренные жизненной скукой, только испортят досуг.

Роман и Алик за молодостью лет, естественно, причислялись к студентам-вожатым. Тем более что Роман студентом и был. Алик развеселой вожатской компанией поначалу здорово тяготился. И настроение не то, и вообще… Но Роман настойчиво тянул его каждый вечер с собой, и Алик привык, познакомился со всеми и полюбил ночные походы на озеро.

Во всем этом времяпрепровождении, правда, была загвоздка – Роман был влюблен в Катю, вожатую пятого отряда, и каждый вечер заходить за ней вместе с Романом стало для Алика сущим мучением, потому что еще чаще приходилось сталкиваться с Татьяной.

– Алька, ты что, совершенно равнодушен к женскому полу? – поинтересовался однажды Роман, когда они были одни в своей комнате.

Алик посмотрел на Романа. Тот лениво бренчал на гитаре и ждал ответа.

– Неравнодушен, – улыбнулся Алик. – У меня девчонка есть… В Москве…

– И ты хранишь ей верность?

– Стараюсь.

– Жаль. А то Солнышко на тебя глаз положила, вздыхает, сохнет. Но видно, напрасно. – Роман шутливо развел руками и запел какую-то веселую песенку.

Вздохи Солнышка Алик заметил и сам. Другое дело, что на вздохи эти ему было глубоко наплевать. Нет, Солнышко, конечно, хорошая девчонка, веселая, смешливая, большеглазая. Вообще-то ее звали Зиночкой, но она откликалась только на свое ласковое прозвище. Никто толком не знал, откуда это прозвище взялось. То ли от того, что Зиночка всегда и всем лучисто улыбалась, то ли потому, что у нее была круглая мордашка. Но скорее всего из-за цвета волос. Волосы у Зиночки были нежно-рыжие, огромной копной и действительно напоминали то ли гриву львицы, то ли солнышко.

Алик девчонку не обнадеживал – пудрить мозги он не любил и не умел, но после разговора с Романом стал относиться к ней по-братски ласково и внимательно.

Не ускользнула Солнышко и от внимания Татьяны. Ее настойчивое кокетство с Аликом было заметно за версту, об этом знал весь лагерь. Татьяна сделала вид, что ничего не слышит, не видит и вообще ей абсолютно все равно. Но все равно было только перед другими, а вечером, закрывшись в своей воспитательской, она с какой-то отчаянной болью вслушивалась в голоса Алика, Романа и Солнышка, когда они втроем заходили в корпус за вечной копушей Катей. Иногда Татьяна переживала их разговоры молча, иногда тихонько поскуливала, глотая слезы, а иногда верх брал праведный гнев, и тогда, громко хлопнув дверью, она сообщала «молодым бездельникам», что дети уже спят и нечего нарушать режим. «Молодые бездельники» тотчас умолкали и старались ретироваться побыстрее.

Нервы Татьяны были на пределе. Из-за всего: из-за Алика, из-за Солнышка, из-за Кати, из-за дурацкой работы, которая заключалась в исполнении роли цербера и в соблюдении всех «общественно полезных» правил. Она с каждым днем все больше и больше жалела о своем бегстве в этот проклятый лагерь и все чаще и чаще думала о том, что с нее достаточно одной смены. На вторую ее просто не хватит.

В конце июля вернулся с вахты Игорь, и Татьяна вечером пошла в здание администрации, где был телефон. Она так хотела, чтобы Игорь сказал: «Приезжай, мне без тебя скучно. Мне нужна твоя помощь». Да что угодно, лишь бы у нее появилась еще одна причина прервать контракт и уехать домой. Но разговор получился совсем другим.

– Как дела? – весело поинтересовался Игорь. – Как твои пионеры?

– Нормально. Ты очень устал?

– Как собака! Я тебе так завидую, Танька!

– Почему?

– У тебя два месяца отдыха! На берегу озера! С детьми! Зря ты все-таки не взяла с собой Женьку!

Какой уж тут отдых!

– Женьке лучше в деревне, – сказала она. – Там бабушка и дедушка, а здесь ей было бы неинтересно… Я соскучилась, Игорь, – с отчаянием произнесла она, чтобы натолкнуть его на правильные мысли.

– Я тоже соскучился, – с готовностью ответил Игорь и тут же добавил: – Но я готов потерпеть, лишь бы ты отдохнула как следует.

– Отдыхаю, – вздохнула Татьяна. – Ну ладно, пока, целую…

Татьяна возвращалась к корпусу злая и какая-то уставшая.

– Алечка, приходи побыстрее! – услышала она в темноте голос Солнышка.

– Я только захвачу полотенце, – весело откликнулся Алик и побежал Татьяне навстречу.

Когда он заметил ее и остановился, сделать вид, что идешь в другую сторону, было уже невозможно. Они медленно и как-то обреченно приблизились друг к другу.

– Добрый вечер, – поздоровался Алик.

– Добрый вечер. – Татьяна скользнула по нему взглядом и не выдержала: – Ну, что же ты не бежишь? Тебя же просили побыстрее!

Она выплескивала на него все свое бешенство, всю свою злость и уже чувствовала, что не может остановиться. Алик не ожидал от нее такого яростного нападения, удивленно замолчал, но потом насмешливо-спокойно ответил:

– Побегу. Меня же не связывают ни с кем крепкие семейные узы. В отличие от вас.

Его слова были как пощечина. В памяти Татьяны мгновенно прокрутился недавний разговор с Игорем.

– С некоторых пор у тебя испортился вкус, – в отместку на его слова заметила она и постаралась уколоть побольнее: – Никогда бы не подумала, что ты можешь влюбиться в эту рыжую дуру!

Алик хотел было рассмеяться, но сдержался и ответил:

– Ну зачем же оскорблять человека? Зиночка вовсе не дура.

– Ах, Зиночка! – вспыхнула Татьяна. – Значит, я не ошиблась – это твоя новая пассия.

– А вы что-то имеете против, Татьяна Евгеньевна? – невозмутимо поинтересовался Алик.

– Ничего! – отрезала Татьяна.

– Тогда всего хорошего. Извините, но я тороплюсь, меня ждут.

Алик аккуратно обошел ее и поспешил за полотенцем. Татьяна, ошеломленная разговором и невозмутимостью Алика, еще немного постояла в надежде на его возвращение и тихо двинулась к своему корпусу.

 

Глава 6

После этой стычки дни снова потянулись размеренно и неторопливо. Казалось бы, и некогда было думать о каком-то никчемном разговоре – приближался конец смены, но раздумья не покидали Татьяну днем и ночью, она перемалывала все снова и снова, в сотый, в тысячный, в миллионный раз. Она сердилась на себя, старалась отвлекаться, побольше заниматься работой, но в любую свободную минуту вспоминала: «А вы что-то имеете против, Татьяна Евгеньевна?» – «Ничего». – «Ну, тогда всего хорошего. Извините, но я тороплюсь, меня ждут». И его быстрые, удаляющиеся шаги.

Она почему-то думала, что он вернется или хотя бы оглянется на нее, но он не оглянулся. Это не просто задело, это вызвало вспышку горечи, ревности, ненависти. Татьяна даже толком не могла объяснить своего душевного состояния в те минуты и последующие дни.

Это ненависть. Так и должно быть. После любви и расставания неизбежна ненависть.

Какая ненависть? Зачем же ненавидеть и ждать, что он обернется? Это ревность, и ничего более. Самая банальная ревность к рыжей девчонке Солнышку.

Да! Да, обидно, что вмешалась эта девчонка. Что бы он ни говорил, как бы ни защищал ее, а Солнышко – круглая дура. И променять ее на Солнышко! О каком вкусе может идти речь? Даже обижаться смешно! Не то что ревновать!

Может, и смешно. Может, этот роман с Солнышком – ей назло, из мести, но разве это меняет дело? Не Солнышко, так другая, интереснее и лучше.

Так ведь этого и добивалась!

Не этого! Господи, не этого! Пусть где-нибудь там, далеко, в Москве! Не на глазах же!

Но факты говорили сами за себя. При каждом удобном и неудобном случае, при каждой встрече с ним, при каждом разговоре она натыкалась на непробиваемую стену равнодушия. И это равнодушие было страшнее всего на свете. Это равнодушие неизменно окунало ее в бездну растерянности и доводило до крайнего отчаяния.

Сезон закончился. Как и полагалось еще по пионерской традиции – большим костром. На следующий день вереница маленьких автобусов вывезла детей в город. Вместе с детьми уехало большинство взрослых. Уехали почти все вожатые – студенты, отработавшие свою практику, и многие воспитатели, еще не отгулявшие положенный отпуск. Но к огромному огорчению Татьяны, в лагере остались и Роман, и Катя, и самое страшное – Солнышко. Ну, Роман – понятно, спортинструктор. Катя, естественно, из-за него. Но Солнышко?

А чему тут удивляться? Солнышко из-за Алика. Это тоже ясно.

Терпению Татьяны медленно, но верно приходил конец.

Зато Алик решил запастись терпением надолго. Внимание Солнышка, которое он до этого воспринимал как обузу, вдруг начало играть в его пользу. Это он понял сразу, с первых слов Татьяны в тот вечер. Она ревновала. И ее ревность была ему приятна. Его беспокоило одно – ревность могла в любой момент закончиться, уступив место ненависти или безразличию. Когда? Сегодня? Завтра? С того мгновения, когда он снова скажет, что любит ее?

Пожалуй, да. Именно с этого мгновения все и вернется. Значит, в его интересах не говорить ей о своей любви. Значит, она должна ревновать. Значит, в игре Алика нужна Солнышко.

Черт! Дурацкое положение! Солнышко здесь совсем ни при чем!

Он даже всерьез подумывал о том, чтобы раскрыть перед Солнышком все свои карты, сказать о Татьяне, о ревности, обо всем. Но такой выход на самом деле выходом не был. Он вел в тупик, и Алик очень скоро возблагодарил свою осторожность.

Солнышко вряд ли поймет. Она взбалмошна и эмоциональна. Поднимет его на смех или, что еще хуже, начнет болтать об этом по всему лагерю. Тогда плохо будет не столько Алику, сколько Татьяне, потому что сплетни быстро выскользнут из границ лагеря и еще быстрее разнесутся по маленькому городу. И если это произойдет, то тут уж можно не сомневаться – он потеряет Татьяну навсегда.

Оставалось одно – балансировать и ждать, чем кончится его почти безнадежная игра. Он искренне считал игру безнадежной.

Маленькая община межсезонья вынуждена была сплачиваться – разграничение на вожатых и воспитателей на несколько дней исчезло. Вечером на скромный ужин собралась вся компания – человек десять – двенадцать.

К концу ужина атмосфера немножко разрядилась, и в гулком столовском помещении оживленно гудели голоса, эхом отдаваясь по углам. Кто-то предложил освежиться, отдохнуть от духоты, и Роман, взяв бразды правления в свои руки, скомандовал:

– Приказ спортинструктора – все на пляж! Все, что не доедено, доедим после!

Алик пообещал догнать компанию попозже – ему нужно было позвонить домой.

– А вы, Татьяна Евгеньевна?

– А я, Рома, не умею плавать, – улыбнулась Татьяна.

– Я вас научу!

– В другой раз! Я себя неважно чувствую, хочу отдохнуть.

Алик напрягся: это правда или только повод, чтобы остаться с ним наедине?

На удивление, Солнышко даже не попробовала увязаться за ним и вместе со всей веселой компанией отправилась к озеру. Алик не спешил уходить. И Татьяна тоже. Они остались вдвоем в неуютном, ярко освещенном зале.

Окна были распахнуты настежь, и Алик сидел на подоконнике, подставив спину под тихий, освежающий ветерок. Татьяна замерла у противоположной стены. Сомнений у Алика не оставалось – им предстоял решающий разговор. Он скрутил свои эмоции и страхи, мгновенно захлестнувшие разум, вслушался в неловкую тишину и поднял на нее глаза с холодным, чуть насмешливым любопытством. Начинать разговор первым он не собирался.

Татьяну словно обожгла эта холодность, она вздрогнула, выпрямилась и вдруг выдохнула, со слезами, неожиданно яростно:

– Чего ты хочешь от меня? Добиваешься, чтобы я ревновала? Ну так радуйся, добился!

– О чем вы, Татьяна Евгеньевна? – удивленно спросил он и тут же обругал себя дураком: что он сказал?

Татьяна сузила глаза, проглотила его удивление, его совершенно неуместное сейчас обращение по имени-отчеству, свою обиду и предложила:

– Давай уж договорим до конца.

Алик покорно и виновато кивнул.

– Если ты думаешь, что я все еще тебя люблю, то очень ошибаешься. – Ее голос непривычно дрожал, но уже не от слез, а от гнева. – Ты мне совершенно безразличен!

Эти слова больно хлестнули Алика, и он, в свою очередь, разозлился.

– Ты можешь идти на все четыре стороны, – продолжала Татьяна. – К кому хочешь… К своей Звездочке, Ласточке или как там ее зовут?

– Ты прекрасно знаешь, что ее зовут Солнышко, – усмехнулся Алик. – И то, что я тебе безразличен, мы, кажется, выяснили еще в прошлый раз…

– Хватит! – выкрикнула сквозь слезы Татьяна. – Хватит! Я ненавижу тебя!

Алик ожидал разговора, ссоры, всего, но только не этих беспомощных слов. Его злость прошла так же мгновенно, как и появилась. Он быстро шагнул к ней и обнял за плечи.

– Конечно, хватит! Перестань!

– Пусти! Я ненавижу тебя! Убирайся к Солнышку! – Она уже не могла сдерживать обиженных слез.

– Глупая моя! Танюшка! – тихо и ласково уговаривал он, обнимал вздрагивающие плечи и целовал ее мокрое лицо. – Нашла к кому ревновать! Если бы ты знала девчонку, с которой я расстался в Москве…

– О Господи! – простонала Татьяна, и он с ужасом понял, что сморозил непростительную глупость. – Оставь ты меня, ради Бога!

– Не оставлю, Танюшка. – Он крепко сжал ее. – Не оставлю.

– Пусти!

– Не пущу!

– Мне больно!

– Не пущу, пока не скажешь, что ты меня любишь!

– Я не скажу этого никогда! Никогда, слышишь!

Она выкрикивала злые слова, пыталась вырваться, выскользнуть из его рук, но уже чувствовала, что сдается, как тогда, зимой, в тесном коридоре своей квартиры. Он был рядом, и она не находила в себе сил и желания оттолкнуть его.

Где-то на улице послышались перекликающиеся, веселые голоса. Кто-то возвращался. Она чуть отстранилась от него, и он потянул ее к выходу:

– Пойдем. Сюда идут.

– Пускай! Я никуда не пойду!

– Пойдем. Они нам будут мешать. Нам нужно поговорить.

– Уже поговорили!

– Не притворяйся, ты уже не злишься, – засмеялся Алик. – Пойдем. Разговор еще и не начинался.

 

Глава 7

Гораздо позже к Алику пришло ясное и какое-то теплое понимание того, что август, проведенный тогда в пионерлагере, был лучшим и самым счастливым месяцем в его жизни. То ли действительно в это время наступила в его душе гармония, то ли он сам нечаянно, но довольно искусственно создал ее – эту тихую и радостную слаженность с миром, с людьми, с самим собой.

Он был счастлив, но, как и полагается, замечал свое счастье только первые несколько дней, ошеломившие его буйным, бурлящим возвратом страсти. А потом сознание того, что Татьяна рядом, что она его и только его, что в их отношениях нет и намека на былой разрыв, сделалось каким-то незыблемо-постоянным, неизменным, нерушимым и привычно-радостным.

Он больше не задавал ей вопросов об Игоре и не настаивал на разводе. Не оттого, что боялся вновь потерять ее. Он где-то подсознательно, особо не размышляя, понимал, что все это может внести разлад в его зыбкую гармонию.

Конечно, он понимал, что когда-то этими вопросами придется разрушить тонкую стеклянную перегородку, отделившую сейчас их двоих от реального мира, но старался не думать об этом. Ему просто было хорошо, и он наслаждался.

Игорь был. И даже пару раз заезжал к Татьяне в лагерь, но Алик не вмешивался и не пытался с ним говорить. Он просто в эти часы занимался чем-нибудь другим. Он даже после не спрашивал ни о чем Татьяну и старательно обходил эту тему стороной. Ну, а она, в свою очередь, молча удивлялась такой неожиданной покладистости и, естественно, сама не стремилась к опасным разговорам.

Игорь приезжал, Игорь уезжал, Игорь звонил Татьяне, и Татьяна звонила Игорю, но все это происходило на какой-то другой планете, в другом пространстве, на другой грани, и Алик чувствовал, что нисколько не ревнует ее к той жизни, словно та Татьяна уже была другой, чужой, не его.

Иногда он вспоминал об этом и удивлялся сам себе: когда он успел разграничить Татьяну на свою и чужую? Почему его не возмущает существование того, другого пространства? Значит ли это, что ему все равно? Что его устраивает эта роль в причудливом спектакле? Но он тут же отпихивал эти мысли, боясь по новой всколыхнуть присмиревшую стихию.

Татьяна мучилась неопределенностью. Она понимала состояние блаженной невесомости, охватившее Алика, но сама погрузиться в это состояние не могла. Она изо всех сил подыгрывала ему, изображая беспечность, и иногда искренне думала о том, что Зойка была права, когда советовала оставить все как есть: и мужа, и любовника. Но слово «любовник», неизменно проскальзывавшее в таких мыслях, заставляло ее морщиться то ли от презрения к себе, то ли от боли, то ли от лжи. Новое поведение Алика пугало ее. В какие-то минуты она позволяла захлестнуть себя спокойствию, а в какие-то возмущалась его молчанием. Неужели она ошиблась, и эта плотская страсть – единственное, что ему нужно от нее? Он не хочет менять существующее положение? Его устраивает вот эта мимолетность, и, вернувшись в Москву, он так же легко найдет ей замену? Кстати, что он такое говорил тогда о девушке?

– Шурка, так кого ты нашел в Москве? – как можно беззаботнее однажды осведомилась она.

Алик поднял на нее недоумевающий взгляд.

– Значит, соврал? – улыбнулась она, но он успел заметить в ее глазах тревожные точки.

– О чем?

– О девушке, к которой стоило бы ревновать.

Ах вот оно что! О Даше! Но надо ли рассказывать?

– Соврал, – улыбнулся он в ответ.

– Сейчас врешь, – сердито перебила его Татьяна. – Девушка есть.

– Была, – поправил Алик, но Татьяна не обратила на это внимания.

– Кто она? Какая? Сколько ей лет?

– Это допрос? – шутливо поинтересовался Алик, но наткнулся только на стену требовательного молчания. Тогда он вздохнул и принялся отвечать по пунктам: – Ее зовут Даша. Она учится на пятом курсе. Симпатичная. Даже красивая.

Высокая. Темноглазая. На год меня младше. – Алик произвел в уме сложные математические вычисления. – Двадцать два года. – Он насмешливо посмотрел на Татьяну: – Еще вопросы есть?

Татьяна молчала, не зная, как себя повести. Устроить сцену ревности? Глупо и недостойно. Пропустить все это мимо ушей? Унизительно.

Алик воспринял ее молчание по-другому. Он испугался, что она обиделась, и поспешил взять ее руки в свои.

– Я же сказал: она была.

– А сейчас… ее нет?

– Мы расстались. Зимой. После каникул. После того, как я встретил тебя.

Татьяна усмехнулась. Зачем? Он же не может быть рядом с ней вечно? Она намного старше его. Она замужем. Ему нужно жениться на этой девушке.

– Только не говори свое любимое, – торопливо предупредил Алик, – «Я намного старше тебя. Тебе нужна другая, помоложе и посвободнее».

– Я этого не говорила, – засмеялась Татьяна.

Но подумала, это точно.

– Ну, подумала, – уверенно сказал Алик и замолчал, боясь ступить на скользкую почву недоговоренностей.

Татьяна тоже помолчала.

– Она любит тебя?

Алик досадливо дернул плечом. Долго еще будет продолжаться этот разговор?

– Не знаю, – нехотя ответил он. – Может, любит. Но я ее не люблю. Я люблю тебя. Я все это ей объяснил, и она поняла.

– Значит, любит, – сделала вывод Татьяна.

– Почему?

– Потому что поняла. Я бы тоже поняла.

– Что – поняла? – поморщился Алик.

– Поняла, если бы ты пришел и сказал: «Я люблю другую». Дашу или эту… Солнышко, – с усилием выговорила она.

Алик расхохотался.

– Чего ты смеешься? – грустно спросила Татьяна. – Думаешь, не поняла бы?

Алик помотал головой:

– Если бы я влюбился в Солнышко – вряд ли. Ты ее просто ненавидишь.

– Мне на нее наплевать. – Татьяна независимо пожала плечами.

– Ладно-ладно. Наплевать так наплевать. Тебе все равно это не грозит.

– Что не грозит? Солнышко?

– Нет. То, что я приду и скажу: «Я полюбил другую».

– Не зарекайся, – усмехнулась Татьяна.

– Я не зарекаюсь. Я знаю. Я буду любить только тебя. Всю жизнь.

– Ты болтун и обманщик.

– Посмотрим!

– Конечно, посмотрим. Я-то знаю, какой ты врун.

 

Глава 8

– Александр Родионович! К вам приехали!

Алик прервал тренировку по баскетболу и недоуменно спросил:

– Кто приехал?

Мальчишка неопределенно шевельнул костлявым загорелым плечом:

– Не знаю. Дяденька и тетенька.

– Родители, что ли? – вслух подумал Алик.

Что их принесло? Говорил же, что сам на выходные вырвется.

– Не, – улыбнулся мальчишка. – Не родители. Молодые дяденька и тетенька.

Алик бросил тяжелый мяч в корзину и распорядился:

– Десять минут самостоятельной тренировки, потом все свободны. Мячи закрыть не забудьте. Ключи отдадите Роману Вениаминовичу.

К воротам пионерлагеря Алик шел быстрым широким шагом. Бежать, как мальчишка, к которому наконец-то приехала мама, было не очень удобно, хотя ужасно хотелось. Кто же это? Неужели Галка со своим Геннадием? Зачем? У нее последний месяц беременности – какие поездки? Или дома что-нибудь случилось?

В любом случае Алик уже приготовился как следует отругать их: даже если что-то произошло, Генка мог приехать один, а еще проще было позвонить в корпус администрации и попросить передать самое важное…

Но у пропускного пункта ждали не они. Это были Лешка и Вера. Алик сначала немножко оторопел, но потом обрадовался и, уже не стесняясь, побежал к ним.

– Молодцы, хорошо, что приехали!

Они втроем расположились на тенистой скамейке в конце тихой аллеи. К себе в корпус Алик их не пригласил. Он понимал, что это не очень вежливо, но наступал тихий час. Роман уходил к Кате, а Татьяна чуть позже приходила в домик спортинструкторов. Так сложилось само собой, но Алик подозревал, что Роман о многом догадывается, только молчит, ничего не спрашивает и с истинным благородством уступает уютное место для дневных свиданий. Ухаживания Солнышка отпали сами собой – на счастье Алика, вместе с новым сезоном в лагере объявился ее прежний приятель из пединститута.

– Ну, что нового? Как дела? – с излишне наигранной бодростью спросил Алик у ребят.

Вера улыбалась, деловито вытаскивала из сумки провизию и рассказывала последние городские новости. Лешка угрюмо молчал, лишь изредка кивая. Алик чутко и как-то виновато уловил неловкость встречи.

– Вер, я тут прекрасно питаюсь, честное слово! – пробормотал он, глядя на бесконечные банки, аккуратно выстраивающиеся в колонну.

– Знаю я, как здесь кормят! – безапелляционно возразила Вера. – Послушай! Где можно найти три тарелки и три кружки? Мы с Лешкой сами проголодались, пока до тебя добрались.

– В столовке, – поспешно отозвался Алик.

Черт! Реплика про столовку вообще выходила за рамки приличия, тем более что раньше Алик хвастался своей уютной комнатой.

Алик испугался, что ребята скажут: «Ну, не на скамейке же нам располагаться на обед. Пойдем к тебе». И что говорить тогда?

Но Вера как ни в чем ни бывало осведомилась, где столовка, и отправилась туда за посудой. Алик облегченно вздохнул про себя, но тут же услышал насмешливый вопрос Лешки:

– Твоя комната занята? Интересно кем?

Алик открыл было рот, чтобы наврать что-нибудь про Романа и Катю, но Лешка неожиданно продолжил:

– Не Татьяной Евгеньевной?

Что это значит? Алик растерянно замолчал, судорожно соображая, как себя вести дальше.

– Что молчишь? – усмехнулся Лешка.

– А что говорить? – как провинившийся мальчишка, буркнул Алик.

– Значит, нечего? Владу есть, что сказать, а лучшему другу – нечего! – Лешка покраснел и заговорил, как всегда в праведном гневе, сбиваясь и торопясь: – Ты что думаешь?.. Я, значит, не пойму, по-твоему? Влад поймет, а я… Эх ты! Никогда тайн не было!.. Я даже говорить с тобой не хотел… Верка привезла… Ну, так я скажу!..

– Да постой ты! – прервал его Алик, собравшись с мыслями, но все еще не очень понимая ситуацию. – Объясни толком! При чем тут Влад?

– Он наврал? – с надеждой спросил Лешка. – Ну, про тебя и… – Лешка хотел сказать «и Танечку», но после секундного колебания закончил: – И про Татьяну Евгеньевну? Наврал?

Алик улыбнулся и помотал головой: отпираться было бессмысленно. Лешка в ответ вздохнул и как-то сразу сник.

– Так при чем тут Влад? – настойчиво переспросил Алик.

– Он по всему городу сплетни про вас распускает, – устало сообщил Лешка.

Алик похолодел.

– То есть?

– Что «то есть»? – передразнил Лешка. – Что тут непонятного? Я об этом от Верки узнал, а Верка от подружки из гороно, а подружка еще от кого-то или от самого Влада…

– А Влад откуда?

– От верблюда! – взорвался Лешка. – Как будто не ты ему сообщил, когда сюда на работу устраивался?

– Не я! – заорал в ответ Алик. – Не говорил я никому! Тем более Владу!

Лешка изумленно смотрел на него.

– Не ори, – попробовал он успокоить друга, но Алика уже трудно было остановить.

Что происходит? Какие сплетни? Что там творится? Какая сволочь этот Влад! Откуда он пронюхал? Да, Алик явно недооценил его умственные способности! Так обо всем догадаться!

Часть своих обрывочных злых мыслей Алик выплескивал вслух, и Лешка молча улыбался.

– Чего ржешь? – сердито спросил у него Алик. – Ты понимаешь, что эти сплетни… Хуже просто не придумаешь!

– Понимаю, понимаю, – кивнул Лешка и ехидно добавил: – Издержки адюльтера!

– Начитался! – рявкнул Алик.

– Зачем она тебе? – серьезно спросил Лешка.

– Дурак ты, Леха! А еще хотел, чтобы я раньше рассказал! Все равно бы не понял!

– Я могу все понять, – возразил Лешка. – Все, что угодно, но не… ее.

– Тогда и говорить нечего…

Лешка горестно вздохнул:

– Ладно, что поделаешь – придется понять и это. Раз влюбился, наверное, она стоит того… Да?

Алик нехотя кивнул.

– Не переживай – пойму, – обнадежил Лешка. – Может, не сразу… Все как-то должно уложиться…

– Ну что, мальчики? С чего начнем трапезу? – Вера вернулась с кучей посуды на надколотом пластмассовом подносе.

Алик поморщился и решительно принялся складывать банки обратно в сумку.

– Нет-нет, Алик! – запротестовала Вера. – Так не пойдет! Это все тебе! Мы назад ничего не повезем! Лешка, скажи ему!

– Не психуй, Алька, – посоветовал Лешка. – Чего зря ссориться?

Алик резко, одним рывком застегнул молнию на сумке и сказал:

– Пошли!

– Куда? – почти в один голос спросили Вера и Лешка.

– Ко мне! В корпус!

Для Татьяны их приход был настолько неожиданным, что она едва выдавила:

– Здравствуйте… – и испуганно посмотрела на Алика.

– Танюш, к нам гости! – весело сообщил Алик, одной фразой стараясь объяснить всю ситуацию.

«Лешка все знает. Ничего страшного», – говорили его глаза, и Татьяна немножко успокоилась.

– Алешку ты знаешь, – улыбаясь, продолжал Алик. – А это его жена – Вера. – Алик обернулся к ребятам: – Почему вы на пороге топчетесь? Заходите! Знакомьтесь с моей… Татьяной.

– Здрасьте, Татьяна Евгеньевна, – смущенно пробормотал Лешка.

– Здравствуй, Алеша! Здравствуйте, Вера! – уже совершенно спокойно улыбнулась Татьяна. – Проходите. Зачем вам столько посуды?

Татьяна кивнула на поднос, и Вера рассмеялась:

– Алик заставил выпросить в столовке! Знаете, Татьяна Евгеньевна, эти мальчишки уже полчаса не дают мне их покормить!

– Я думаю, нам лучше перейти на ты, – предложила Татьяна. – Как ты считаешь, Алеша?

Лешка, растерявшись, пожал плечами, а Алик одобрительно улыбнулся: Танюшка – умница.

– Или ты против? – Татьяна разговаривала теперь исключительно с Лешкой, но не насмешливо, а как-то выжидательно.

– Да нет… Просто как-то непривычно… Вы… То есть ты… не обижайтесь…

– Тань, в этом логове есть плитка и посуда поприличнее? – перебила его Вера. – Я уже умираю от голода! Алька, давай сумку! Танюш, ты мне поможешь?

– Конечно. – Татьяна засмеялась и принялась вытаскивать из тумбочек тарелки и стаканы. – Ребята, открывайте банки! Алеша, плитка вон там, под кроватью, от пожарников на всякий случай прячем. Ух! Какой аппетитный запах! Верочка, ты умница, что все это привезла.

Алик плюхнулся на стул и, блаженно улыбаясь, наблюдал за всей этой суетой.

– Вы посмотрите на этого барина! – воскликнула Вера. – Гости мечутся, а хозяин… Ой, Лешка! Ты уже весь соус расплескал! Сядь, ради Бога, рядом с Алькой! И не двигайтесь! Помощи от вас… Мы с Таней сами управимся.

 

Глава 9

Зоя изъявила желание видеть Алика. И поскорее. Это желание возникло сразу после того, как Татьяна вкратце пересказала ей все летние события. Зое было жутко интересно взглянуть на такого обольстительно нахального мальчика. Именно так и было сказано – «обольстительно нахальный мальчик». Татьяна в ответ засмеялась, но тут же получила не терпящий возражений приказ завтра доставить Алика к подруге в гости.

Честно говоря, Татьяна не очень-то рассчитывала на восторг Алика по поводу приглашения – они собирались совсем иначе провести завтрашний вечер. Она осторожно намекнула Алику, что планы немножко изменились, и добавила, что ей было неудобно отказаться. Конечно, это на усмотрение Алика. Не захочет – поход в гости можно будет как-нибудь отложить, просто Зойка… ну, это как Лешка у Алика…

– Я понимаю, понимаю, – улыбнулся Алик. – Зря уговариваешь, я и сам давно хотел познакомиться с твоей Зоей. Если не ошибаюсь, мы ей обязаны отдыхом в пионерлагере?

– Ей! – засмеялась Татьяна. – Но она же не со зла. Она хорошая, только взбалмошная немного. Ты на нее не обижайся…

– Да что ты ее оправдываешь? Чего мне на нее обижаться? За что? За полтора месяца счастья? Я ее за это расцеловать готов, честное слово!

– Ну-ну! С поцелуями поосторожнее! Зойка, между прочим, красавица.

– А это ты к чему?

– Смотри, не влюбись!

– Смешная ты, Танюшка! Кстати, каким я должен предстать пред строгими очами вашей подруги?

– Не выдумывай. Это же не официальный прием. Просто познакомитесь, почаевничаем…

Татьяна не стала рассказывать Алику про «обольстительно нахального мальчика». Кто его знает, как отреагирует? Конечно, не на «обольстительно нахального», а на болезненное – «мальчик».

Вечер прошел на высшем уровне. Алик был вежлив, остроумен и предельно галантен. Зоя улыбалась, весело болтала обо всем на свете, но от Татьяны не ускользал испытующий взгляд, спрятанный за всеми улыбками и шутками. Вряд ли этот взгляд не замечал и Алик. Татьяна весь вечер тревожно ожидала какой-нибудь неловкости и была готова броситься спасать положение, но все прошло как нельзя более гладко. Когда Зоя кивнула вслед уходящему Алику и показала подруге большой палец, Татьяна чуть не расхохоталась – и над собой, и над Зоей, и над Аликом. Одобрение было получено.

– Ну, как прошли смотрины? – с доброй усмешкой поинтересовался Алик, провожая Татьяну домой.

– Очень удачно, – улыбнулась Татьяна. – По-моему, твоя кандидатура получила стопроцентное одобрение.

Кандидатура на роль любовника? Вслух это Алик спросить не решился. Не хотелось портить настроение опасным разговором. Но этот разговор неизбежен!

Неизбежен, но пока что его можно отложить.

Татьяна, видимо, подумала о том же, потому что сразу смутилась и как-то настороженно замолчала.

– Значит, я выглядел вполне достойно? – с той же насмешливой легкостью постарался произнести Алик.

– Ты был просто само обаяние, – радостно подхватила Татьяна.

– Я старался.

– А как тебе Зойка?

– Трудно сразу сформулировать, но я почти влюбился…

– Что-о-о? – шутливо возмутилась Татьяна.

– В ее жизнелюбие.

– Да, она жуткая оптимистка. В отличие от меня…

Татьяна, конечно, не выдала Алику, что ее очень волнует мнение Зойки, но на следующий день не преминула забежать к подруге и нетерпеливо ждала, когда Зоя заговорит о ее выборе. Впрочем, Зоя не торопилась, куря сигарету за сигаретой и болтая о том о сем.

– Ну, подруга, вот что я тебе скажу. – Зойка сидела в глубоком кресле, элегантно стряхивая пепел холеным крашеным ногтем. – Тебе везет, – чуть насмешливо сказала она, красиво выпуская дым.

Татьяна не перебивала и не торопила, с молчаливым вопросом глядя на подругу.

– С мужиками, – добавила Зоя и замолчала, по-видимому, окончив свою тираду.

– То есть?

– Мне бы хоть раз в жизни попался, как твой Игорь или как твой Алик.

– Что бы было?

– Я бы не раздумывая покончила со своим незамужним состоянием. Но… Нет в жизни счастья! Одни придурки на моей дороге валяются. А кому-то штабелями хорошие достаются. Открой секрет – где таких берешь?

– Сама выращиваю, – засмеялась Татьяна. – И секретов не выдаю.

– А теперь серьезно, Танька. – Зоя смяла недокуренную сигарету и чуть наклонилась к подруге. – Что ты решила?

– В каком смысле?

– Ну, Алик или Игорь?

– А если я решила воспользоваться твоим советом и оставить при себе и того, и другого?

– Зря.

– Почему?

– Твой Алик не так-то прост.

– Да, ты уже советовала его перехитрить, – напомнила Татьяна.

– Я его тогда не знала.

– А теперь?

– Теперь вот что скажу: он, конечно, сделает все, что ты захочешь.

– Когда ты успела заметить? – усмехнулась Татьяна.

– Успела. Не перебивай. Так вот, может, он и согласится быть твоим любовником. И может, даже согласится быть им всю жизнь…

– Всю жизнь? – засмеялась Татьяна, но Зоя проигнорировала ее замечание.

– Но мой тебе совет, – невозмутимо продолжала она, не намереваясь сводить беседу к шутке. – Выходи за него замуж.

Татьяна растерянно замолчала.

– Твой Игорь, конечно, чудесный парень. И любит тебя не меньше Алика. И он мне очень нравится. И мне его тоже жалко. Но ты мужа не любишь. Мне-то можешь не врать. Уж не знаю, что сделал этот мальчишка, но посмотри на себя. У тебя просто до дебильности счастливая рожа. Тебе с ним хорошо. Выходи за него замуж и уезжай в Москву.

– А Женька? – выдохнула Татьяна. – Как я ей объясню?

– Миллионы людей разводятся и как-то умудряются объяснить это детям. А ты, педагог, не можешь!

– Не могу!

– Тогда давай я ей все объясню!

– Этого еще не хватало! И вообще я серьезно об этом не думала.

– Зря не думала. Подумай. Наверное, можешь не торопиться.

– Почему?

– Уж не знаю почему. Но мужики твои как телята. Осталось только колокольчик привязать. И как ты их привораживаешь? Они же каждое твое слово ловят. Как скажешь – так и будет. Только думать поскорее – в твоих интересах. Быстрее закончится вся эта неразбериха.

Татьяна после этого разговора размышляла несколько суток. В чем-то Зойка, конечно, права. Да, пожалуй, почти во всем.

Алик любит ее. Она любит Алика и не любит Игоря. Точнее, Игоря она никогда не любила так, как любит теперь Алика. Для Игоря это будет катастрофа, для Алика – исполнение мечты. А для нее? Так ли это просто – бросить Игоря, человека, которому она многим обязана, который ее любит, – ведь она убьет его таким решением?

И ладно, если бы дело было только в ней и в Игоре. В конце концов, они люди взрослые, с кем в жизни не бывает расставаний, переживут. Вопрос в другом – что делать с Женькой? Как все эти передряги пережить ей?

Зойке с ее прямолинейностью и привычкой к одиночеству всех этих нюансов не понять. Никогда не понять.

С Аликом Татьяна говорить не стала. Зачем? Он только почувствует в Зойке свою опору и поддержку. Наперед ясно, что скажет о Женьке: ей с нами будет хорошо, ты думаешь, я ей не понравлюсь, не переживай, я очень постараюсь понравиться.

И как это Алику удалось так быстро привлечь Зойку на свою сторону? Это удивляло. Втереться в доверие к подруге было не очень просто. А уж вот так, с ходу, не удавалось никому. Или правда, и у него, и у Татьяны на лбу написано, что они любят друг друга?

Повезло с мужиками? Да, повезло. Только что тут хорошего? Лишние проблемы. Будь Игорь похуже – не жалко было бы бросить. Тьфу! Самой тошно – о людях, как об игрушках – бросить, подобрать…

А насчет Алика Зойка все-таки немного ошиблась. Уж кто-кто, а Алик на теленка не похож. Игорь – да. Он все поймет, все простит, позови – придет, оттолкни – смирится. А Алик – нет. Татьяна припомнила его холодную вежливость в лагере, рыжую Солнышко и скрыто-насмешливое обращение на вы. Татьяна почему-то не сомневалась, что не шагни она к примирению, он бы тоже не сделал и шагу. И в любовниках всю жизнь ходить не будет.

Затишье – хорошо, но временно. Пройдет время, и вопрос об их отношениях встанет со всей остротой. И про развод Алик заговорит первым. Не лучше ли его опередить?

Не лучше. Пусть все идет так, как идет.

 

Глава 10

Опасный разговор и неизбежную развязку, – то, чего боялись и ждали и Алик, и Татьяна, приблизило событие совершенно неожиданное – выяснилось, что Татьяна беременна.

Она триста раз переспросила улыбчивую старушку гинеколога, нет ли здесь ошибки. К концу приема старушка даже перестала улыбаться, каждую минуту уверяя Татьяну, что ребенку уже три недели.

Татьяна не знала, чего было больше – испуга, удивления или радости. Нет, пожалуй, испуг и радость пришли почти одновременно, но потом, после удивления. Татьяна была уверена: больше детей у нее быть не может, об этом в один голос говорили медики после рождения Женьки.

Сентябрь шел к концу, и до отъезда Алика в Москву оставалась едва ли неделя.

Татьяне потребовались три мучительных дня, чтобы все окончательно решить. В эти дни она всеми правдами и неправдами избегала встречи с Аликом, и он не мог понять, что происходит. Они общались только по телефону, и то коротко и отрывочно.

– Что случилось? – наконец не выдержал Алик. – Почему ты избегаешь меня?

– Не избегаю. Просто…

– Я могу к тебе сейчас зайти?

Татьяна помолчала и решилась:

– Да. Приходи. Я жду.

Почти с порога она приступила к главному:

– Тебе не кажется, что нам с тобой уже нужно что-то решать?

– Кажется, – четко и не задумываясь ответил Алик. – Ты хочешь поговорить об этом сейчас?

– Да.

Алик кивнул и посмотрел ей в глаза:

– Давай.

Татьяна замялась. Почему-то этой готовностью к разговору он ставил ее в тупик.

– Да, собственно, говорить и не о чем… То есть ты тут ни при чем… – Она увидела, как удивленно приподнялись его брови. – Я хотела сказать, что решать, с кем остаться, все равно мне…

– Хочешь начать старую песню? – попытался пошутить Алик. – Один раз уже не получилось. У тебя просто плохое настроение.

– Плохое, – согласилась Татьяна. – Но я уже решила… С кем остаться…

– Насколько я понимаю, раз остаться, значит, не со мной, – усмехнулся Алик, чувствуя, как резко зашумела голова.

– Не с тобой… Я никогда не смогу бросить Игоря, – попыталась объяснить она.

– Ты не любишь меня? – перебил ее Алик.

– Люблю.

– Не веришь?

– Верю.

– Ты думаешь, я молод для семьи. – Алик заговорил горячо и быстро. – Я же все смогу. Я увезу тебя. Я пойду работать. Я даже брошу университет…

– Послушай, что ты говоришь, – устало усмехнулась она. – Дело не в этом. Я не брошу Игоря. Ты пойми – не брошу никогда.

Алик сразу как-то сник, и его стало жалко.

– Ты же не будешь всю жизнь ходить в любовниках?

Ее вопрос остался без ответа.

– И ни к чему это, – ответила она сама. – Ну, что ты молчишь? Скажи что-нибудь.

– Твоему Игорю повезло с женой, – с усилием улыбнулся он.

– А тебе не повезло с любовницей, – закончила Татьяна.

– Я его убью.

– Не будь мальчишкой, – поморщилась она. – Тебе просто нужно сейчас уехать. Я не хочу, чтобы Игорь узнал обо всем, а люди уже догадываются.

Она сказала это просто так, как лишний аргумент в свою пользу, никого не имея в виду, но Алик сразу судорожно подумал о Владе.

Вот кого надо убить!

– Я тебя очень прошу, – продолжала Татьяна. – Оставь меня в покое. Будь мужчиной. Не заставляй меня возненавидеть тебя. Уйди. Пожалуйста! Уйди.

Шум в голове нарастал с каждой секундой, и Алик уже не понимал, что говорит, что делает.

– Уходи, – твердила Татьяна.

– Сейчас?

– Да.

– Насовсем?

– Да.

Кажется, он пытался сказать ей что-то важное. А потом обидное и оскорбительное. Что-то отвечала она. Но оскорбить и унизить еще больше было невозможно, и он не помнил ни ее слов, ни своих. Он понимал только одно: уходи. Он не помнил, как и после чего он все-таки ушел, как и после чего он все-таки решил оставить ее в покое, но решение было злое, отчаянное и какое-то ясно-непоколебимое.

За Аликом захлопнулась дверь, и стало страшно. Что она сделала?

У нее было единственное желание – броситься за ним, вернуть – и единственная мысль – удержать себя от этого. Она не может, не имеет права возвращать его, не может, не имеет права говорить ему о ребенке, не может, не имеет права уезжать с ним.

«Я брошу университет», – говорил он, и она еще раз понимала – так и будет. Он бросит университет, он устроится на работу. Где они будут жить? Что будет с ребенком?

Главное сейчас – ребенок. Он должен родиться спокойно, в семье, в своей квартире, в своем городе. Ради него стоит поступиться своей любовью.

Впрочем, Зойка ее доводы не поддержала. Сразу и бесповоротно.

– Ты не сказала ему о ребенке?

– Нет.

– Почему?

– А зачем?

– По-моему, ты дура. Звони ему сейчас же, от меня, скажи о ребенке.

Татьяна помотала головой:

– Я решила.

– Ослиное упрямство! Кому это надо?

– Ребенку.

– Ты говорила о ребенке Игорю?

– Нет еще. Но он обрадуется.

– Не сомневаюсь.

– Он хотел второго. Я скажу, что это его ребенок. Он поверит.

– Конечно, поверит. А что ему еще остается делать? Только поверить. А себя не жалко?

– Нет.

– Ну и дура! Сто раз еще пожалеешь! Поверь!

– Верю.

– Не веришь, а уже жалеешь!

– Я останусь с Игорем.

– Оставайся! И попробуй себя убедить!

– В чем?

– В том, что ты права! В том, что это нужно!

– Не ори. Я устала. Я пойду домой.

– Знаешь что! Я сама позвоню Алику. Я ему все расскажу.

– Не смей! Если ты это сделаешь… если… Ты мне тогда не подруга! Поняла?

– Да иди ты к черту! Не буду я никому звонить! Сама разбирайся, раз такая умная!

– Разберусь. Не лезь. Пожалуйста!.. Я… Я сама ему позвоню.

– Сейчас?

– Нет. Из дома. Нужно как-то все… Я подготовлюсь.

Татьяна мучилась. Стоит ли звонить? Прошло уже два дня.

Она не ожидала, что Алик позвонит сам – он обиделся смертельно. А звонить ему… Что сказать? Но так, наверное, тоже нельзя. Она ничего ему не объяснила. Он же не знает причину всего… Господи!

На второй день вечером она все-таки набрала номер Алика.

Трубку взяла его мама.

– Здравствуйте. Алика можно?

– Его нет. Он уехал.

– Когда? – растерялась Татьяна.

– Сегодня.

– Сегодня? – переспросила она.

– Да. Его профессор вызвал…

Какой профессор? Зачем? Как уехал?

Как и просила – сейчас и насовсем.

Почему насовсем? Глупости! Его можно вернуть!

Он не позвонит.

Ему можно написать. Нет ничего проще – взять у Алеши адрес и написать. И все объяснить. И пусть он сам все решает. Он же мужчина. Пусть все будет, как он решит.

Надо было сразу все объяснять. И не решать самой. Можно было и позвонить раньше. Вчера. Или хотя бы сегодня утром.

Значит, не судьба. Значит, так надо. Значит, все правильно…

Уехать – было единственное, что представлялось для Алика возможным. А что еще?

Ходить за ней хвостом и вымаливать ее любовь? Всю жизнь быть ее любовником? На самом деле убить Игоря?

Все это походило на бред, на совершенно глупые и нелепые тупики. Он тыкался в них от безысходности и чувствовал, что выход один – купить билет и уехать. Все кончено. Теперь уже точно и навсегда. Теперь уже не было ни сомнений, ни надежды.

К чему спешить? В любом случае до отъезда – всего неделя.

Нет! Сейчас! Завтра! Сегодня! Немедленно!

– Мамуля! Звонил Кит. Меня ищет профессор.

– Что случилось?

– Какие-то проблемы с диссертацией. Нужный архив открыт только сейчас. – Алик врал убедительно и равнодушно. – В общем, Кит, как всегда, ничего толком не знает. Я должен ехать.

– Но ты же уже через неделю…

– Нет. Нужно сейчас.

– Завтра?

– Нет. Сегодня. Я пошел за билетом.

– Но я же ничего не приготовила! Тебе же нужно собраться…

– Мам, ничего не надо. Я не повезу никакие коробки. В Москве все есть.

– А Галя?

– Что Галя?

– Она же в больнице. Она же со дня на день…

– Ну, что тут сделаешь? Племянник родится без меня.

– Алик!

– Мамочка! Мне нужно уехать. Срочно. Отцу скажи, чтобы вызвал такси. Галке передашь от меня привет и извинения… А вообще-то я еще успею к ней заскочить.

– Позавтракай хотя бы!

– Некогда, мам! Я побежал.

 

Глава 11

Двое суток до Москвы Алик думал. Неотвязно, болезненно, тоскливо. Об одном и том же. Изредка менялись мысли, ни на секунду не менялась тема.

Сначала в голове на все лады гудело одно: «Она меня не любит».

Через какое-то время вдруг невыносимо обожгла другая мысль: и не любила никогда. Это было как пожар, как вспышка. Ошеломляюще и больно.

Потом боль притупилась. Алик стал привыкать к ней, и, в свою очередь, безумно жалко стало себя. Он ей так верил! Он ее так любил! Зачем она обманывала его, что любит?! У него все могло быть по-другому! У него была Даша! И Даша любила по-настоящему. А он ее обидел, оттолкнул. И все из-за нее! Все из-за нее!

Алику даже казалось, что и он когда-то любил Дашу. Да-да, любил, и, если бы не встретил Татьяну, женился бы на ней и был бы счастлив.

Или нет! Он бы уже встретил другую девчонку. Совсем другую.

А встретил Татьяну. И она его бросила. Она его бросила. Бро-си-ла.

Слово стучало в такт поезду. В такт маятнику. В такт мыслям. В такт беде. В такт тоске. В такт, в такт, в такт… Нет, нет, нет… Никого нет.

Алик просто сбежал из города. Не попрощался даже с Лешкой и Верой. В роддом, правда, забежал, но попал в тихий час, и Галку не позвали. Пришлось оставить записку.

Была совершенно идиотская мысль позвонить Татьяне. Но тут же вставал вопрос – зачем? Зачем унижаться? О чем говорить? Просто услышать ее голос и положить трубку?

Он так и не позвонил. Разозлился и заставил себя не позвонить.

Москва, вокзальная суета, метро, троллейбус немного отвлекли, заставили забыться.

Но в общежитии все навалилось с прежней силой, даже, наверное, похлеще.

Он открыл дверь комнаты, поставил чемодан, сел на кровать и едва сдержался, чтобы не завыть. В голос. Истошно.

За все эти дни он впервые был один. Дома, в поезде, на вокзале, в транспорте, даже внизу, на вахте были люди, и он их не замечал. А теперь заметил, что никого нет.

Чему он раньше радовался? Отдельной комнате? Дурак! Сейчас бы здесь был кто-нибудь из ребят, и не было бы так жутко.

Почему он не позвонил Никите? Не сказал, что приезжает? Кит бы встретил. Может быть, вместе с Дашей…

Нет! Даши не надо. Он не хочет с ней говорить. Им не о чем говорить…

Вот с Татьяной… Он бы поговорил… Он бы теперь многое сказал… Все-все сказал бы… Все, о чем передумал…

Алик заснул, не раздеваясь.

Проснулся, заварил чай, позавтракал и снова лег спать.

Вспомнил, что не позвонил родителям. Спустился к автомату. Мама радостно сообщила, что вчера у Галки родилась девочка. Все в порядке. Хорошо себя чувствуют. Алик тупо сообразил, что не дождался всего одного дня, лениво обругал себя эгоистом и снова пошел спать.

На третий день он понял, что спать больше не в состоянии, заставил себя проснуться – на это ушло не меньше трех часов, – оделся и вышел на улицу.

– Какой сегодня день? – спросил он у продавщицы цветов.

Девушка испугалась, как-то отпрянула от него, взглянула в его совершенно отупевшие глаза и все-таки ответила:

– Воскресенье.

Алик кивнул, поблагодарил и подумал, что Кит сегодня дома. Нужно к нему зайти. Больше не к кому. Только сначала нужно позвонить, предупредить, чтобы не ушел.

Алик пошарил в карманах и не нашел двушки. Искать размен было лень. Он махнул рукой и поплелся в метро. Запутался в станциях, чего никогда не было, зачем-то сделал три перехода и приехал к Никите уже под вечер.

Кит был дома и шумно ему обрадовался. Алик тоже постарался сделать вид, что рад, и даже смог поболтать с другом о всяких пустяках.

– Думаю свое дело открывать, – похвастался Кит.

– Какое?

– Книги в метро продавать.

– Ты же и так продаешь, – удивился Алик.

– Ты не понял. Я сейчас продавец. На хозяев работаю. А теперь сам хочу хозяином стать. Продавцов найму.

– Кулак! – засмеялся Алик.

– Нэпман, – поправил Кит. – Зря, что ли, диплом по нэпу писал?

– Разбогатеешь – взаймы дашь.

– А на что?

– На свадьбу.

– С Дашей? – оживился Кит.

– Нет, – поморщился Алик. – Шучу.

– Кстати, ты к ней заходил?

– К Даше? Нет. Времени не было.

– За три дня?

– За три дня.

– Она обидится.

Алик равнодушно отмахнулся.

– У меня сестра замуж вышла, – сообщил он, чтобы переменить тему.

– Да ну!

– Вчера дочку родила.

– Поздравляю, дядюшка! А сколько твоей Галке лет? Она же Иринке ровесница?

Алик кивнул.

– Развитая девушка, – одобрил Кит. – А наша Ирка… Не пойму ее. Или женихов от меня скрывает?

– Скрывает, – согласился Алик. – Они все скрывают. А потом племянники рождаются.

Кит расхохотался:

– Да нет, у Ирки – вряд ли. Она на тебя похожа – ботаник. Папаше даже особых усилий не понадобилось, чтобы ее в университет впихнуть. Не то, что меня. Не знал тогда, кого еще подключить, чтобы сыночка учиться взяли.

– Так Иринка поступила?

– Конечно.

– Куда?

– На наш истфак. У папаши больше связей нет.

– Поздравляю.

– Кого? Меня, что ли? Ее и поздравляй. Я свои пять лет отмучился. Хочешь, приходи к ней на день рождения через неделю, – помолчав, добавил Кит.

Он чувствовал, что с Аликом что-то не так, но не мог понять, что именно, и изо всех сил старался его развлечь.

– Да я-то при чем? – удивленно отозвался Алик. – У нее свои друзья.

– Какие там друзья? – отмахнулся Кит. – Две-три подружки-одноклассницы. А так все свои.

– Нет. Неудобно. Не твой же день рождения.

– Ну и что? Ирка тебя любит. Будет рада.

– Не уговаривай.

– Хочешь, чтобы сама пригласила?

– Отстань. Ничего я не хочу.

– Иринка!

– Прекрати!

– Ир! Пригласи Альку на день рождения!

– Конечно, пусть приходит, – откликнулась из другой комнаты Иринка.

– Я пригласил, а он ломается! – прокричал Кит. – Стесняется!

– Кого? – Иринка с книжкой в руках уже стояла в дверях комнаты брата и улыбалась.

Алик равнодушно отметил, что она повзрослела. Или только кажется? Всего лето не виделись.

– Привет, Алик!

– Привет, Иринка. Кит тут с ума сходит – на твой день рождения зовет.

– Правильно делает, – снова улыбнулась Иринка, и Алик вздрогнул: раньше он никогда не замечал, что Иринкина улыбка чуть-чуть похожа на Татьянину. – Приходи. Я тебя тоже приглашаю.

Да-да! Что-то есть общее. Где-то в уголках губ.

Но Алик тут же сердито оборвал себя: это уже шизофрения. Теперь он во всех девушках будет искать Татьяну. Знаем, читали. И с ума сходить пока не собираемся.

– Так ты придешь?

– Постараюсь, – смутился Алик. Кажется, он уже пропустил один вопрос, и Кит смотрел на него теперь как на тяжелобольного. – Извини, я тебя не поздравил с поступлением, – поспешно добавил он.

– Спасибо. – Уголки губ снова знакомо дрогнули, и Алик не мог заставить себя оторвать от них взгляд.

– Как тебе учеба? – Он задавал вопросы просто так, чтобы она подольше не уходила.

Ему было наплевать и на ее поступление, и на учебу, и на день рождения. Сейчас она уйдет, и вместе с ней исчезнет Татьянина улыбка.

– Нравится, – ответила она, а Алик уже не мог вспомнить, о чем он спрашивал. – Я же не Кит. Я учиться люблю.

Улыбка. Уголки губ. О чем она? Ах да! Об учебе.

– Ты не стесняйся, – говорила в это время Иринка. – На дне рождения будут только свои. Две мои подружки – я тебя с ними познакомлю, – мама, папа, Кит.

– И я, – добавил Алик.

– И ты, – засмеялась Иринка.

Потом в прихожей зазвонил телефон, и она стремительно сорвалась с места, в одну секунду исчезнув за дверью. Алик и Кит еще немного поболтали. Болтал Кит. Алик чаще всего невпопад только вставлял отдельные реплики и в конце концов чуть не заснул на полуслове.

– Старик, да ты уже дрыхнешь, – сказал Кит.

– Ага, – пробормотал Алик. – Мне пора.

– Оставайся ночевать, – предложил Кит.

– Нет. Я пойду.

– Заснешь по дороге.

– Не засну… Только приехал… Не выспался…

Алик городил чепуху и уже сам к ней не прислушивался. «Только приехал…» Когда только? Уже три дня, а все не выспался…

Кит деликатно промолчал и уже в дверях напомнил:

– К Даше все-таки зайди. Неудобно. Она обидится.

На что ей обижаться?

Но Никите пообещал:

– Зайду. Завтра.

Кит был прав – Алик по дороге заснул. В метро.

– Молодой человек, просыпаемся! Конечная станция. Поезд в депо. – Его трясла за плечо толстенькая женщина в форменной красной шапочке. – Встаем, встаем! Освобождаем вагоны.

Алик вышел и ругнулся про себя: придется пилить в обратную сторону, уехал черт знает куда. Нужно было остаться ночевать у Никиты.

 

Глава 12

Следующие два дня Алик болтался по Москве. Просто так. Без цели и без маршрута. Он делал так на первом курсе, когда только-только приехал, никого еще не знал и ни с кем не общался. Он выходил на любой станции метро, сворачивал направо или налево и шел по любой улице, то ныряя в какие-то переулки, то снова оказываясь на шумной трассе.

Тогда он делал это из двух крайне противоположных побуждений: во-первых, ему было тоскливо, тяжело и хотелось домой, а суета города и новые места немножко отвлекали, а во-вторых, он думал изучить Москву, потому что мечтал остаться здесь навсегда.

Эти блуждания иногда заводили его в какой-нибудь тупичок или в жуткие, отталкивающие темнотой чужие дворы, где горели только яркие окошки небоскребов. Его заставал на улице дождь, и он промокал до нитки и прятался в маленьких магазинчиках, через стекло смотрел на желтенькие квадратики окон и думал, как там уютно и тепло. Изредка какой-нибудь переулочек выводил его на уже знакомую улицу, и он искренне, как-то по-детски, радовался этому, словно получал долгожданный подарок.

Теперь тоска была иного рода. Алику казалось, что где-то глубоко-глубоко, непонятно где, и в то же время как будто во всем теле ныла и ныла какая-то струна, артерия, рана. Он уже не думал ни о чем конкретно, как в первые дни, он уже не хотел спать. У него было одно желание – избавиться от этого нытья внутри.

Темные дворы не пугали, знакомые улицы не радовали. Они только чуть притупляли обострявшееся в одиночестве нытье.

Свое обещание Алик не выполнил, к Даше не пошел. Не хотел. Не знал зачем. Думал почему-то, что станет еще больнее и то, что сейчас натягивалось и ныло, просто разорвется.

До боли в ногах, до усталого звона в голове он кружил по центру. Свободный гомон Арбата, ускоренный ритм Калининского проспекта, суета Пушкинской площади, тишина Большой Дмитровки, автомобильный чад Мясницкой… Все это оставляло безучастным и, в лучшем случае, либо раздражало, либо тупо фиксировалось уставшим от боли мозгом.

Поздно вечером он приползал в общежитие, глотал чай с какой-нибудь булкой, купленной по дороге, и в одежде валился на постель.

Через пару таких вечеров в общежитии его ждал сюрприз. На стареньком диванчике возле вахтерши сидела и лучезарно улыбалась Даша.

– Привет! – сказала она. – А я тебя уже три часа дожидаюсь. Где ты бродишь?

Алик пробормотал что-то невразумительное и повел гостью к себе. Поднимаясь на третий этаж, он немножко пришел в себя от неожиданности и начал оправдательную тираду:

– А я хотел к тебе завтра заглянуть. Понимаешь, дела… Я же только…

Даша, засмеявшись, перебила:

– Не надо врать, что ты только вчера приехал. Я звонила Никите, и он выдал тебя с потрохами.

Алик смешался и замолчал, долго ковыряя ключом в замке.

Яркая лампочка под потолком осветила запущенность комнаты, разбросанные в беспорядке вещи, грязную посуду, крошки на столе, незаправленную смятую постель со сползшим на пол одеялом.

Даша оглядела все это, но промолчала, Алик лишь уловил ее удивленный взгляд. Он суетливо смел крошки, сдвинул посуду, поднял одеяло…

– Не суетись, – усмехнулась Даша, аккуратно переставляя со стула на пол раскрытый чемодан. – Ты голодный?

– У меня булки в пакете, – смутился Алик.

– Прекрасно. Пока ты поставишь чайник, я вымою посуду. Давай-ка пошевелись, что-то ты совсем расслабился.

За чаем Даша болтала ни о чем: об университете, об общих знакомых, о каких-то сплетнях про звезд эстрады. Но когда темы были исчерпаны, а булочки съедены, она развернула свой стул к Алику и сказала:

– Объясни-ка мне, почему ты приехал на неделю раньше?

– Просто так, – пробормотал Алик, пряча глаза, как провинившийся школьник.

– Ты с ней поссорился? – Она старалась облегчить ему задачу наводящими вопросами.

– Нет, – подумав, ответил он.

Разве то, что между ними произошло, можно назвать ссорой?

– Но что-то ведь произошло?

– Мы решили, что нам нужно расстаться, – медленно, через силу сказал Алик и посмотрел ей в глаза, боясь увидеть торжество.

Так ничего и не разглядел. Разве что искорку жалости.

– Я тебя предупреждала, – мягко сказала она и задумчиво повторила: – Я же тебя предупреждала.

– Да, – согласился Алик. – А я – дурак.

– Значит, вы решили расстаться? – Она подчеркнула «вы», и Алик вздрогнул.

– Да.

– Кто решил – ты или она?

– Она, – честно ответил Алик и, подумав, добавил: – И я.

– Она осталась с мужем?

– Да, конечно.

– Виноват ты?

– Почему я?

– Не знаю почему. Просто спрашиваю. Ты виноват в том, что вы расстались?

– Не знаю. Нет.

– Значит, она?

– Может быть.

– Ты попросил у нее прощения?

– За что? – удивился Алик. – Она сама предложила мне уйти.

– И ты ушел? – Голос Даши звучал насмешливо.

– А что же мне, бегать за ней и унижаться?

– Ах, посмотрите на нас – какие мы гордые! – жестко сказала Даша. – Ты даже не поинтересовался причиной!

Алик молчал. Он не хотел с ней спорить.

– Ты сказал ей, что уезжаешь?

– Она сама просила уехать… Она боялась, что пойдут сплетни…

Алик снова помолчал и вдруг начал рассказывать. Все-все. По порядку. Он рассказал про Лешку, про Солнышко, про Зою и даже про Влада.

– Я – дурак, потому что мнил себя умнее этого мерзавца, – зло сказал Алик.

– По-моему, ты просто трус, – с усмешкой сообщила Даша. – Почему ты не набил ему морду? Потом. После разговора с Татьяной?

– Сначала я так и хотел…

– Сначала? А потом передумал?

– Не до того было.

– Да, конечно, увлекся своим горем! Пожалел себя! Сбежал! – Даша говорила так горячо, что Алик даже опешил и не сообразил обидеться. – Ты эгоист! Трус и эгоист! Ты подумал о том, как ей там жить? Подумал?

Алик пытался защищаться, но чувствовал, что она права, что она говорит то, в чем он не хотел все эти дни признаваться себе.

– Позвони ей, – посоветовала Даша, когда у нее прошел прокурорский запал.

– Нет, – резко ответил Алик. – Я, конечно, трус, эгоист, что угодно, но я тоже решил. Я больше не буду ей звонить. Я даже не поеду больше домой.

– Обиженный балбес, – устало заключила Даша и улыбнулась: – Ладно, успокойся. Слава Богу, что в понедельник у тебя уже начнутся занятия.

Алик кивнул.

– Сейчас ложись спать. Завтра после лекций я за тобой зайду. Пойдем погуляем. Не вздумай куда-нибудь смыться. Ты меня понял?

– Понял, – покорно ответил Алик.

– И до завтра чтобы привел комнату в порядок. Это уже не комната, а какая-то берлога.

– Уберу, – так же покорно согласился Алик.

– Как дела с диссертацией?

– Какая там диссертация! – отмахнулся Алик. – Ни одной строчки не написал.

– Понятно. Михаил Иосифович будет в восторге. Может, завтра вместе пойдем в библиотеку, позанимаешься?

Алик поморщился:

– Не пойду. Все равно бесполезно. Я отупел.

– Вижу, – улыбнулась Даша. – Ладно, завтра просто погуляем, а на послезавтра запланируем библиотеку. Хватит уже раскисать, возьми себя в руки.

Даша еще с полчаса побыла с Аликом, помогла немножко прибраться. Потом он проводил ее, купил сигареты, вернулся, но не плюхнулся спать, а сел к столу, включил лампу и стал думать.

Он думал обо всем. Думал по-другому. Устало, болезненно, но как-то спокойно и чуть отрешенно. Нытье утихло, и одиночество не пугало.

Общага спала. Алик заметил это и подумал, что такое абсолютное затишье наступает часа в четыре утра.

Он глянул на часы, но будильник стоял. Все эти дни он забывал завести его.

За окном начинало светать.

Алик потушил свет, но долго еще не мог уснуть. Он забылся уже под шаркающие шаги уборщицы, первые звонки будильников и чье-то радио, весело распевающее в утренней тишине.

 

Глава 13

К концу недели Алик о приглашении на день рождения напрочь забыл. Вспомнил о нем в воскресенье к обеду и стал соображать: пойти или не пойти?

Лучше, конечно, не пойти. Подумаешь, день рождения сестры друга. И пригласили-то его скорее всего из вежливости, с тайной надеждой, что не придет. И подарка нет, а с пустыми руками идти неудобно. И Даша должна зайти к вечеру – они собирались погулять.

«Против» было больше, чем «за», но одно «за» перевешивало все «против» – Кит обидится. Алик с другом ссориться не хотел, да еще из-за такого пустяка, жеста вежливости.

Конечно, имениннице Алик ни к чему, и вряд ли она его будет ждать, а Кит будет. Алик его прекрасно понимал. Он тоже всегда приглашал Лешку на Галкин день рождения. А какой был интерес сидеть с ее одноклассницами?

Алик вздохнул. Кит обидится, а Даша? Ладно, Даше можно оставить записку в дверях, все подробно объяснить, и она поймет. Алик был в этом абсолютно уверен.

Он приоделся, купил цветы, коробку конфет, бутылку шампанского и все-таки отправился в гости.

Его, конечно, встретили у Горяевых с распростертыми объятиями, Иринка сияла Татьяниной улыбкой, но зато Кит подложил свинью – его не было.

– Ушел кого-то подменять на лотке, – пожаловалась Иринка. – У сестры день рождения, а он… Ладно, переживем! Хорошо, что ты пришел: у нас явный недостаток кавалеров.

Обстановка была чинная и туповато-скучная. Две Иринкины подружки, похоже, жутко стеснялись Алика и глупо подхихикивали и перешептывались. Алик чувствовал себя не в своей тарелке и не знал, что должен делать и говорить. Быть тамадой и душой компании – не его специальность. Для этой роли нужен Кит, а вовсе не Алик. Острить по поводу и без у Алика не получалось, и, понимая всю свою неспособность и несостоятельность, он молчал даже в те моменты, когда на ум приходили более или менее подходящие фразы.

Алик злился. На хихикающих девчонок. На Иринку, зачем-то пригласившую их на это мероприятие. На Никиту, так предательски бросившего его на произвол судьбы. И конечно, на себя – за то, что додумался сюда прийти.

Неудобно, видишь ли, стало! Дурак! Идиот! Как теперь смотаться побыстрее?

Алик вежливо протанцевал с Иринкой пару танцев и, не дожидаясь торта, решил, что пора откланяться.

Отговорился тем, что обязательно должен встретиться с приятелем и встречу отложить никак нельзя, и помчался домой.

Именно помчался. Алик надеялся, что опередит Дашу, успеет до ее прихода.

Но день складывался на редкость неудачно. Даша уже приходила, и записка из двери исчезла.

Алик расстроился. Получилось как-то по-свински: Даша старается изо всех сил, вытаскивает его из депрессии, а ему, выходит, чужой день рождения дороже, чем встреча с ней.

Голова тихонько потрескивала. То ли от неудач, то ли от выпитого шампанского. Завтра в университет. Завтра нужно что-то говорить профессору, и лучше заранее обдумать свою речь, потому что оправдания его летнему безделью, по мнению Михаила Иосифовича, просто не могло быть.

Алик обхватил голову руками и тоскливо задумался.

– Эй! Есть кто? – Веселый нахальный голос соседа сопровождался таким же веселым и нахальным стуком в дверь.

В первую секунду Алик просто решил не открывать, но стук барабанным боем отозвался в голове, и продолжать слушать эти удары было выше сил.

– Тебе письмо! С пятницы лежит на вахте. Ты что, совсем почту не смотришь?

Аспирант Сеня с философского факультета любил поговорить и своей болтовней иногда спасал Алика от хандры. Но сейчас был явно не тот случай, и Алик отрезал:

– Совсем не смотрю, потому что не жду.

– А кто-то пишет. – Сеня крутил над головой конверт. – Девушка?

– Конечно, девушка, – Алик перехватил конверт, натянуто улыбнулся и сообщил: – Извини, Сеня, мне некогда.

Сеня растерянно пожал плечами, как бы желая сказать: «Да я, собственно, в гости и не напрашиваюсь». Алику даже стало стыдно за свою грубость, но уже в следующее мгновение он решительно захлопнул дверь перед Сениным носом.

Письмо немножко удивило Алика. Оно было от Лешки. За все годы его учебы это случилось впервые. Лешка не любил и не умел писать письма.

Впрочем, странного ничего не было. Алик тоже впервые за все эти годы уехал, не попрощавшись с другом. И теперь вполне оправданно ожидал разгона, вкривь разрывая конверт.

Привет!

Сначала хотел на тебя обидеться, но потом решил, что на дурака обижаться не стоит. Это я по поводу твоего скоропалительного отъезда.

Если я правильно понял, то уехал ты из-за того, что поссорился с ней.

Недавно ее встретил в городе, спросил про тебя. Она сказала мне то же самое, что твоя мама: уехал, потому что профессор вызвал. Спрашиваю, когда приедешь, а она: мы не переписываемся, не перезваниваемся. И вообще, что ты жениться хочешь. Поехал невесту выбирать. Может, мол, зимой уже с женой приедет. И смеется.

Я ни фига не понял. Это ты ей такую чушь наплел? Или она сама придумала?

Короче, конечно, дело ваше, но мне кажется, вы оба идиоты.

Ладно, забыли. Зимой приедешь – расскажешь все, что посчитаешь нужным.

Больше писать не о чем.

О Галкиной дочке ты, наверное, побольше моего знаешь. Я к твоим еще не заходил. Только по телефону поздравил.

Ну все. До зимы. Потому что я вряд ли соберусь еще раз повторить подвиг и написать, а ты вряд ли ответишь.

Привет тебе от Веры и Вовки, хотя Верка на тебя, по-моему, здорово обиделась.

Будь здоров. До встречи.

Леха К.

Почерк у Лешки был жутко неразборчивым, и Алик минут пятнадцать разбирал его каракули.

Он добросовестно дочитал письмо до конца и снова вернулся к середине:

«Спрашиваю, когда приедешь, а она: мы не переписываемся, не перезваниваемся. И вообще, что ты жениться хочешь.

Поехал невесту выбирать. Может, мол, зимой уже с женой приедет. И смеется».

Алик перечитал этот кусочек раз пять. Автоматически, почти не понимая смысла.

Потом он отложил листочек, глянул на криво разорванный конверт, и накатило бешенство.

Он представил себе всю эту сцену в лицах: смущенного, от волнения запинающегося на каждом слове Лешку и смеющуюся Татьяну.

Как все просто! Он страдает, с ума потихоньку сходит, а она смеется!

В стену огромным кулаком, как кувалдой, стучал Сеня. Это был условный сигнал. Алика приглашали сыграть партию в шахматы и выпить бутылочку пива. Видимо, Сеня решил развлечь его, по-своему истолковав недавнюю нелюбезность.

Сперва Алик только поморщился и проигнорировал его стук, но сигнал повторился. Алик со всей силы долбанул по стене и заорал, кажется, на весь этаж:

– Я же сказал – мне некогда!

За стенкой наступила тишина.

Перед глазами снова и снова вырастали то Лешка, то Татьяна. И смеялась уже не одна Татьяна. Смеялся Лешка. Весело и торжествующе. И это уже походило на бред.

А что же ей плакать, что ли? Тем более перед Лешкой.

Алик пытался собраться с мыслями, сосредоточиться, оправдать ее.

Это она все так, шутя. А Лешка принял за чистую монету.

Ни о какой женитьбе в Москве и речи никогда не шло. Никогда! Тогда почему же?..

Она что, решила, что ему пора остепениться?! В этом возрасте вполне оправданна тяга к тихой семейной жизни?! Отказала одна, согласится другая?

Да это же идиотизм! Неужели она могла такое подумать?

Или нет! Она думает: быстрее женится, быстрее все забудет!

Вот так! Скорее всего так! Боится его возвращения? Преследований? Дура! Все равно дура! Хоть так, хоть эдак!

А вот взять да и вправду жениться! Ей назло!

Хватит! Нужно успокоиться! Взять себя в руки!

Алик перестал бормотать и долго смотрел в одну точку. Хотелось выпить. Не выпить, а напиться. Водки. Только водки.

Алик пожалел, что рано ушел с дня рождения. Там была водка, и ему никто не мешал набираться. Ну да! Он же не знал тогда о письме. А письмо с пятницы. А он не знал.

Стоп! Лучше сообразить, где напиться. Вернуться на день рождения? Не подходит. Пойти к Сене? Он же звал. Но у него только пиво. А пиво сейчас не спасет. Можно купить водки и завалиться к нему с бутылкой. Сеня не поймет. Он пьет только пиво. А сейчас нужна водка. Именно водка.

Алик отшвырнул письмо, вытащил из стола последнюю купюру и пошел в магазин.

Водка только по талонам. А талоны свои он за ненадобностью давным-давно передал ребятам.

Выручила юркая старушка, таинственно поманив за собой сухим скрюченным пальцем.

– Тебе одну? – требовательно шептала она, назвав цену.

Вообще-то Алик собирался взять две, но теперь купюры едва хватало на одну, и он, молча кивнув, расплатился. Бабка с оглядкой вытащила бутылку, Алик тоже с оглядкой взял ее, сунул за пазуху и быстро пошагал к общаге.

 

Глава 14

Сначала Алик хотел позвать Сеню – пить в одиночестве было как-то не очень прилично. Однако хотелось именно в одиночестве. В совершенном одиночестве.

Он заперся изнутри и открыл бутылку. Стакан оказался грязным, идти в кухню мыть его не хотелось, и Алик глотнул из горла. Первый глоток обжег гортань и приятной жаркой волной почти мгновенно разлился по всему телу. Алик выдохнул, улыбнулся и глотнул еще.

После пятого или шестого глотка мир покачнулся и стал гораздо проще. Гораздо проще.

Татьяна над ним смеется? Ну и пусть! Пусть смеется, потому что смеется первая. А последним будет смеяться он. А смеется тот, кто смеется последним. А вот это уже банальность. Ну и пусть!

Сейчас он позовет Сеню, они сыграют в шахматы и попьют пивка. Сеня – хороший малый, только болтливый.

Алик пока болтать не хотел и за Сеней не пошел. Тем более бутылка одна. А вдруг и Сеня захочет выпить? Алик смерил взглядом содержимое бутылки и решил, что делиться не стоит. Шахматы как-нибудь в другой раз. Или нет! Просто он сейчас допьет свою бутылку и пойдет играть в шахматы.

А Леха тоже еще тот фрукт! Зачем написал все это? Чтобы душу лишний раз потравить?

Да нет! При чем тут Леха? Сам виноват. Мог бы перед отъездом все ему рассказать. Он же ничего не знает.

Водка подходила к концу. Алика немножко мутило, но на душе стало спокойнее. Он блаженно растянулся поперек койки и прикрыл глаза.

К Сене пойдет завтра. Неудобно заявляться к человеку таким пьяным. Впрочем, он не пьян. А если пьян, то совсем чуть-чуть. А времени всего восемь вечера. Он сейчас немножко поспит и пойдет к Сене. Интересно, осталось у Сени пиво?

При мысли о пиве замутило сильнее, он подтянул под голову подушку.

Кажется, он даже заснул, потому что настойчивый стук в дверь напугал его. Моментально вернулась злость на Сеню. Разве можно быть таким прилипчивым?

– Сеня, отвали! – заорал он, не поднимаясь с кровати.

– Это я! – отозвался за дверью голос Даши.

Только этого не хватало! Он вскочил, как нашкодивший мальчишка, быстренько запихнул под кровать пустую бутылку. Потом, пошатываясь, дошел до двери и щелкнул замком.

Черт! Кажется он выглядит довольно помято и зря не посмотрел в зеркало. Он торопливо, под строгим и недоумевающим взглядом Даши поправил рубашку и пригладил волосы.

– Привет! – широко и глуповато улыбнулся он.

– Привет, – без улыбки ответила Даша. – Я смотрю, ты здорово повеселился на дне рождения. Что, у Иринки все так напились?

– Н-нет…

– Значит, только ты?

Алик еще раз провел рукой по волосам и промолчал. Неужели он и правда так пьян, что заметно с первой секунды? Неудобно получается. Он перехватил пристальный взгляд Даши: из-под кровати предательски выглядывало белое прозрачное горлышко бутылки. Как винтовка с прицелом.

– Как все это понимать? – Даша спрашивала строго и чуть насмешливо. – С кем это ты устраиваешь пьянки? Надеюсь, не с Иринкой?

– Нет, конечно, нет.

Она что – издевается?

– Или с Никитой не допили?

– Нет. Я без Никиты. Я сам.

– Что – сам? – удивилась Даша.

До нее, похоже, не доходило, что Алик пил в одиночестве.

– Сам выпил бутылку водки. Один, – раздраженно отчеканил Алик. – Еще вопросы есть?

– Есть. Что случилось?

Алик молча кивнул на смятый конверт на полу.

– От нее?

– Нет. От Лешки.

Даша нагнулась к конверту:

– Можно?

Алик равнодушно пожал плечами и отрезал кусок хлеба: хотелось чем-нибудь заглушить непроходящую тошноту. Ему было все равно, что Даша читает письмо, и вообще все то, что написано на том злополучном листочке.

Татьяна, как всегда, права: ему нужно жениться. Вот так, в одиночку, он долго не протянет, сопьется просто. Осталось только определить, на ком жениться. А чего тут, собственно, определять? Выбор вполне очевиден и сейчас перед ним, только протяни руку, коснись, обними, предложи. Лучше Даши никого на роль жены и не найдешь. Она его любит, жалеет, понимает. Он ее тоже любит и понимает. Пусть как друга. Разве это плохо для супружества? Вон Татьяна живет со своим Игорем без всякой страсти – и ничего. Даже предпочла эту семейную идиллию любви Алика.

Даша дочитала письмо, аккуратно сложила и расправила конверт.

– Ну и чего ты расстроился? – спросила она.

– Просто так, – ответил Алик. – Уже все прошло. Я уже забыл.

– И правильно! То есть я хотела сказать: не стоило из-за этого напиваться.

Алик согласно кивнул, пристально посмотрел на Дашу и заулыбался какой-то дурацки-пошлой улыбкой:

– У меня есть предложение…

– Купить еще бутылку и выпить вместе?

– Нет. Другое предложение…

– Ну, говори-говори. Какое?

– У меня есть предложение, – повторил Алик, собираясь с мыслями. – Предложение… Предложение… Выходи за меня замуж.

– Что? – Взгляд Даши сначала выразил недоумение, но тут же заискрился смехом. – За тебя замуж?

– Ну да.

– Решил выполнить указания своей Татьяны?

– Нет… Я правда… Я…

– Извини, Алечка, замуж за тебя я не пойду.

– Почему? – Алик растерялся. – Но ты же…

– Что – я же? Сама хотела за тебя замуж? Да, Алечка, хотела. Год назад. Тогда бы тебе дважды повторять не пришлось. А теперь поздно.

– То есть как – поздно? Почему?

– Потому что у тебя есть она.

– Кто – она? Татьяна? Ты же знаешь, что мы расстались. Окончательно расстались.

– Меня это не касается, Алик. Ты, кажется, ничего не понял. Давай объясню по-другому. Я устала быть твоим бронежилетом.

– Чем?

– Бронежилетом. Я нужна тебе для защиты. Я нужна, только когда тебе плохо. Я выручаю, вытаскиваю…

– Хорошо. Пусть так. Ты меня спасешь этим.

– Не спасу, Алик. Тебе так только кажется. Я выйду за тебя замуж, и мы станем врагами.

– Не выдумывай!

– Не выдумываю, – вздохнула Даша. – Ты будешь ненавидеть меня.

– За что?

– За то, что я – не она. Вот и все. И хватит об этом. Смени тему. Расскажи, например, о дне рождения. Было весело?

– Нет. Скучно.

– Как Кит?

– Его не было.

– Тогда зачем ты туда поперся? Тебе так дорога Иринка?

– Не понял твоей иронии.

– Ну как же! То знать не знал, кто такая Иринка, то просто побежал к ней на день рождения…

– А ты что, ревнуешь?

– Больно надо. Ты, Алечка, сильно льстишь себе, если думаешь, что мои чувства к тебе вечны. Все проходит. – Даша говорила как бы шутя, но Алик чувствовал, что она говорит правду. И почему-то эта правда не доставляла никакого удовольствия. – Между прочим, Алечка, Иринка – неплохая кандидатура на вакантную должность твоей жены. Молоденькая, глупенькая, неопытная. И у нее огромный плюс – она ничего не знает о Татьяне.

– Что ты мелешь? – взорвался Алик. – При чем здесь Иринка? Я что, ярмарку невест устраиваю, что ли?

– Мне показалось, что да. Именно ярмарку невест. А поскольку моя кандидатура была древняя, этакий динозавр, то первая удочка заброшена в мою сторону. Я отказалась. Стоит поискать в другом месте.

– Прекрати! Я тебя прошу – прекрати! Ты говоришь ерунду! Мы поссоримся!

Он выкрикивал эти фразы, чувствуя, что багровеет от ярости. А к горлу неумолимо подкатывался клубок мерзкой тошноты.

– Успокойся! – испугалась Даша. – Тебе плохо? Плохо, да? Алька! Ложись на кровать! Ложись. Успокойся.

Но Алик отодвинул ее в сторону и, шатаясь, вышел из комнаты. Следующие полчаса Алика полоскало. Уходило опьянение и становилось стыдно. Стыдно перед Дашей и перед самим собой.

– Я, кажется, наболтал тебе много ерунды, – смущенно сказал он, когда немножко отпустило и он смог вернуться в комнату.

– Кажется, да, – согласилась Даша.

– Ты извини. Я спьяну. Я не хотел…

– Я поняла. Ты мне лучше скажи – ты с ума сошел? Что за идиотизм с этой водкой? Где ты ее взял?

– В магазине. У бабки, – с трудом улыбнулся Алик.

– Ты хоть о чем-нибудь думал? Завтра в университет. Ты что, собираешься дышать на профессора перегаром?

– Я буду дышать в сторону.

– Очень остроумно. Знаешь, Алька, я думала, ты посильнее. Не предполагала, что ты такой слабак.

У Алика не было сил возражать ей. Тем более что она была права. Абсолютно права. Он слабак и начинающий алкоголик. Перед глазами плыли круги и растворялись уже где-то в сонном сознании. Алик опустил веки, и кружащаяся темнота потащила его в тяжелое пьяное забытье.

 

Глава 15

После того злополучного вечера и дурацкого, пьяного, неприятного разговора в его с Дашей отношениях что-то лопнуло, изменилось. Даже думать об этом Алик без стыда не мог. Это же надо так – дать прочитать письмо, а потом сделать предложение. Ну, просто идиот, придурок, скотина… Алик подбирал оскорбительные эпитеты, но все они не выражали истинной сути какого-то внутреннего отвращения и чувства гадливости к самому себе, не передавали и сотой доли кипящих в душе проклятий в собственный адрес.

Он не мог смотреть Даше в глаза. Не мог, и все. И заставить себя извиниться и все ей объяснить тоже не мог. Любые слова казались глупыми, ненужными и, самое главное, ничуть не оправдывали его. Не могли оправдать, потому что он сам, как ни старался, не мог найти себе оправдания.

Кажется, Даша прекрасно поняла эту его неловкость, но тоже то ли не решалась, то ли просто не хотела сделать первый шаг к разговору, к объяснению, к настоящему разрыву, к чему угодно. Впрочем, она ведь ясно сказала: она отказывается от роли бронежилета.

Бронежилет прохудился.

Алик усмехнулся. А другого, запасного бронежилета нет. А без бронежилета не то чтобы страшно, но как-то холодно.

Даша старательно, но не очень умело начала избегать встреч с ним, а редкие разговоры становились невыносимыми из-за недоговоренностей, и Алик с трудом каждый раз подбирал тему для разговора.

Он хотел, очень хотел, чтобы все вернулось назад, чтобы между ними не стояла эта непонятная стена, чтобы рядом в любой момент была ее помощь. А Даша продолжала отдаляться.

Она с невиданным старанием занялась учебой. То ли нарочно, то ли от отчаяния. Алик не понимал и из-за этого злился на нее и жалел себя. В такие минуты жалости к себе хотелось плакать. Одиночество. Незаслуженное и жестокое.

Только почему незаслуженное? Заслуженное, и еще как! Виноват во всем только он, и никто больше…

Алик тоже попытался серьезно вернуться к диссертации. Это было сложно. Былая легкость в восприятии новых фактов, радость пусть маленьких, но открытий – все это исчезло, растаяло и только добавляло лишнюю досаду в и без того тупиковое состояние.

Рядом оставался только Кит. Взбалмошный, немножко туповатый, чокнувшийся на идее фикс о больших деньгах, но все-таки верный, преданный Алику. Алик это ценил по достоинству и даже наконец объявил ему о разрыве с Дашей.

Кит сначала не поверил:

– Разыграть меня решили? Этого просто не может быть!

– Может, – отрезал Алик и повторил: – Мы с Дашей давно расстались.

– Но почему?

– Ну, как тебе объяснить… Мы разные люди, мы по-разному смотрим на жизнь. И вообще, мне кажется, мы просто надоели друг другу.

– Ох, и дурак ты, Данилин! – покачал головой Кит. – Зря ты Дашку упускаешь! Зря! Она умница, она…

– Знаю-знаю! – перебил его Алик. – Только давай без душеспасительных бесед. Я дурак. Я согласен. Только оставь меня в покое. Мы с Дашей друг другу надоели. Обсуждение закончено.

– Ну, и пожалуйста! Закончено – так закончено. Делайте как знаете. Я просто хотел дать совет.

– Зачем? – Алик равнодушно пожал плечами. – Зачем давать другим советы? Зря стараешься! Советы не помогают, каждый расшибается сам.

– Ну и расшибайся на здоровье! Мне бы такую девчонку, как Дашка, – на второй день знакомства в загс побежал бы.

– Успеешь – побежишь… – Алик помолчал и добавил: – Слушай, Кит, мне тошно. Ужасно тошно.

– Из-за Дашки?

– Из-за всего. Можно я буду заходить к тебе почаще? Когда надоем – ты скажи…

– Да ради Бога! Хоть каждый день приходи. Можешь вообще к нам пока перебраться, площадь позволяет, родичи от тебя в восторге, Иринка против не будет…

– Это уже лишнее, – рассмеялся Алик. – Переезжать я не буду.

– Ну, тогда заходи в любое время.

– А вот за это спасибо.

– Возьми ключи. Я своих предупрежу. Ты мой друг, приходи хоть днем, хоть ночью… А как же теперь с Дашей? – Алик уже было настроился еще раз все ему объяснить, но Кит торопливо добавил: – Я не про то… Дашка ведь мой друг тоже. А я как же?

– Вот проблема! Ты с нами. Со мной и с Дашей. И дружи и со мной, и с ней. Как раньше.

Депрессия казалась нескончаемой. В минуты отчаяния Алик думал, что черная полоса не прервется никогда. Он заметил, что совершенно разучился радоваться, смеяться, удивляться. Он перестал читать газеты, смотреть телевизор – его это просто не интересовало.

– Поздравляю вас, дорогой, мы живем в новом государстве! – Михаил Иосифович пылал негодованием. – Как вам нравится это пошлейшее название – СНГ?

– От перемены мест слагаемых сумма не изменяется. – Алик пожал плечами. – В конце концов, аббревиатура большого значения не имеет.

– Это, конечно, по-философски. Но, милый мой Александр, звучание! Звучание! Это же несравнимо – СССР и СНГ. Вы вслушайтесь! Вслушайтесь!

– Да, – равнодушно согласился Алик. – СНГ – менее благозвучно.

– Ах, молодость! Менее благозвучно? Всего лишь! Неужели вы не понимаете, что мы проснулись на обломках державы? Легли спать в одном государстве, а проснулись в другом! Хоть это-то вы в состоянии уразуметь?

Неплохой вопрос! Алик не знал, что он сейчас в состоянии уразуметь, что вообще в состоянии вывести его из этого равнодушия.

Моментами он со страхом ощущал себя стариком. Не умудренным жизнью, нет, просто немощным. Из-за того, что ничего сделать не мог, из-за того, что делать ничего не хотел.

О Татьяне он думал если не ежеминутно, то по крайней мере ежечасно. Думал по-разному. То с какой-то слезливой сентиментальностью, то с тупой злостью, то с сумасшедшей обидой, то со щемящей жалостью.

Он вдруг начал ждать письма от нее. В этом ожидании в принципе не было ничего невероятного. Татьяна могла узнать адрес у Лешки. Взять адрес и написать.

Нет, писать она не будет. Не о чем. И незачем.

Но Алик все равно ждал.

Спасал только дом Горяевых. Не сам Кит, а именно его дом. Алик пропадал там иногда целыми днями, временами спохватываясь и хотя бы из приличия заставляя себя делать паузу на самое короткое время. Он не мог объяснить, что его тянуло сюда. То ли равномерный, установленный уклад их жизни, то ли убаюкивающая тишина, то ли просто атмосфера семьи, дружной и благополучной.

У Станислава Степановича, отца Никиты, историка по профессии, хозяйственника по призванию, была неплохая библиотека, и Алик находил какое-то краткое забытье, копаясь в книгах.

С Никитой Алик виделся нечасто. Наконец-то исполнилась мечта идиота – Кит купил себе торговую точку, нанял продавцов и теперь с утра до ночи мотался за товаром.

Иногда Алик сидел в доме Горяевых в полном одиночестве, предаваясь своим размышлениям, а чаще всего находился в обществе Иринки. Сначала она считала своим долгом развлекать гостя, но потом отстала и занималась своими делами: то ли Алик ей надоел, то ли просто она не воспринимала его как гостя. Она иногда обращалась к Алику за помощью или советом. Это касалось только учебы, и Алик с удовольствием ей помогал. С удовольствием, потому что это тоже отвлекало его, а самое главное, напоминало безмятежные счастливые первые годы учебы в университете.

Новостей из дома не было никаких. По телефону все домашние наперебой рассказывали Алику о маленькой племяннице, и он с вежливой скукой и радостным смехом в нужных местах выслушивал эти бредни, все больше и больше проникаясь тихой неприязнью к Кларочке. Он еще не видел ее, но уже не воспринимал ни ее саму, ни ее имени. Это же надо было так назвать ребенка! Генка, наверное, имя выбирал.

Алик не знал, откуда у него эта неприязнь к племяннице, и ругал себя, но где-то в подсознании никак не укладывалось, что это дочь Галки, и часто вспоминались восторженные слова сестры: «Кларочка так похожа на Гену!» Все, что угодно, но только не Гена!

А родные все настойчивее, по мере приближения зимних каникул, призывали Алика приехать. Галка даже объявила ультиматум: «Не приедешь, я на тебя обижусь и вообще разговаривать с тобой больше не буду».

Алик метался. Он менял свое решение сто раз на день: то ехать, то не ехать. Не из-за Кларочки, конечно, и даже не из-за Галкиного ультиматума. Вопрос был один: как он встретится с Татьяной?

 

Глава 16

Объяснение с Иринкой состоялось в конце декабря. Алик сделал этот шаг взвешенно, обдуманно и внешне совершенно спокойно. Долгой, мучительной борьбе с самим собой был положен конец.

Ее согласие в данный момент решало практически все. Оно полностью меняло его жизнь, но это было не главное. Главное, заручившись ее согласием, он со спокойной душой мог ехать домой, может быть, даже с ней как с невестой. Алику почему-то казалось, что тогда встреча с Татьяной будет легкой и ни к чему не обязывающей. Они встретятся как старые добрые приятели и расстанутся так же, чтобы каждому идти своей дорогой – ему с Иринкой, ей с Игорем.

Поначалу идея о женитьбе на Иринке, насмешливо поданная Дашей, казалась Алику абсолютно бредовой. Но она прочно засела в голове и с каждым днем все больше теряла свою бредовость и обретала вполне реальные черты.

Пока Алик боролся сам с собой, в их отношениях с Иринкой ничего не менялось. Алик не чувствовал к ней ни страсти, ни любви, ни даже влюбленности. Это злило и заставляло снова и снова все взвешивать. Но влюбленность все равно не появлялась. Алик долго не мог объяснить себе, что же все-таки есть в Иринке.

Спокойствие… Немножко наивности… Искренность…

Да-да, искренность. И при всей ее искренности он в ней не чувствовал хоть доли влюбленности. Это нужно было признать: она в него нисколько не влюблена.

Алик начал приглядываться к Иринке и очень скоро убедил себя, что она не только улыбкой похожа на Татьяну. Было что-то еще, непонятное, неуловимое, но одинаковое, и Алик особенно не трудился понять, что именно. Он просто решил, что Иринка – это Татьяна в семнадцать лет. Это грело душу, сближало с Иринкой, сглаживало пропасть, через которую предстояло шагнуть.

Ему было легко с ней. И еще она дарила ему странные, никогда до этого не испытанные ощущения. Он был рядом с ней старшим, умным, ответственным. Просто непререкаемым авторитетом, старшим братом.

Этого никогда не было даже рядом с Галкой. Галка брата не ставила ни в грош и особенно умным никогда не считала. Наоборот, посмеяться, поддеть, пожаловаться – в этом была Галка.

Даша, хоть и была в него влюблена, всегда оставалась чуть поодаль, чуть в стороне, не допуская Алика до самого сокровенного и тайного в ее душе. Впрочем, возможно, это была вина Алика – он сам никогда не стремился к близости с ней.

О старшинстве в его паре с Татьяной и вовсе было глупо думать. Там всегда и все решала она. Куда им пойти, быть вместе или расстаться – это зависело целиком от нее и лишь на малую, сотую долю от Алика.

С Иринкой все было иначе. Она ловила каждое его слово, и это слово ни на секунду не подвергалось сомнению. «Это сказал Алик, значит, это правильно».

Такое отношение льстило его самолюбию, а никогда ранее не испытываемые старшинство и ответственность приятно убеждали в том, что он действительно созрел для создания семьи и что в этой семье он всегда будет главным и единственным.

Он пришел к этому выводу довольно скоро, но долго не решался сделать ей предложение, передумывая все мысли вновь и вновь. И даже когда решился, долго выбирал подходящий момент для объяснения.

В середине декабря она побывала на свадьбе одной из своих подружек. Кажется, одной из тех, что Алик видел на дне рождения. После свадьбы Иринка поделилась с Аликом:

– Не понимаю девчонок, которые так спешат выйти замуж. Зачем? Можно же осмотреться, выбрать достойного человека… Вот Нинка. Кажется, не глупая, а выскочила за такого придурка. Я бы на такого даже не взглянула, не то что замуж выйти.

– А за меня вышла бы замуж? – вдруг спросил Алик.

Иринка подняла на него серьезные и немножко удивленные глаза.

– За такого, как ты? – медленно спросила она. – Может быть.

– Тогда выходи за меня замуж, – твердо и уверенно объявил Алик.

Она снова с удивлением посмотрела на него и на этот раз промолчала.

– Я люблю тебя, – поспешно добавил Алик, почувствовав, что для объяснения чего-то не хватает.

Иринка молчала. Молчал и Алик. Он волновался лишь самую каплю, с любопытством ожидая ее ответа.

– Мне нужно подумать, – наконец смущенно пробормотала она.

– Конечно-конечно, – великодушно согласился Алик. – Подумай, посоветуйся… Я пойду, пожалуй.

Иринка задумчиво кивнула, и он пошел в коридор, но тут же спохватился, вернулся и чмокнул ее в уголок плотно сжатых губ. Так, по его мнению, все-таки должен был поступить человек, делающий предложение.

Иринка с еще большим удивлением посмотрела ему в глаза, он смутился и сказал:

– Ну, я пошел. До свидания.

Его слова остались без ответа. И вообще все получалось как-то глупо и смешно. Вот именно, смешно. Алик вышел от Горяевых, глубоко вздохнул и улыбнулся своей глупости. Но на душе было легко – как бы там ни было, а он все-таки сделал ей предложение, то есть выполнил все от него зависящее. Теперь решала она.

Через неделю он получил ее согласие и впервые за все это время испугался: бредовая идея из разряда реальных перешла в разряд выполняемых.

Зачем она согласилась?

Зачем он сделал ей предложение?

Впрочем, испуг и колебания продолжались совсем недолго. Ему удалось убедить себя в правильности такого шага. Пожалуй, это даже был единственный выход из всех существующих в его положении.

Для родителей Иринки известие об их скорой свадьбе было несколько неожиданным, но все-таки радостным. Для Никиты – просто ошеломляющим.

– Ну, Алька, я давно подозревал, что ты идиот, но не думал, что это неизлечимо!

Алик снисходительно улыбнулся.

– Ну, на кой черт тебе эта девчонка? Ей еще в куклы играть! Это я тебе как брат говорю!

– Я люблю ее, – спокойно возразил Алик.

– Она тебя тоже любит, – отмахнулся Кит. – Ну и что? Из-за этого вешать себе хомут на шею? И вообще я тебе просто удивляюсь – сделать выбор между ней и Дашей в пользу Иринки?

– Не было никакого выбора, – отрезал Алик. – С Дашей мы давно расстались окончательно.

Кит как-то сник и нерешительно спросил:

– Будем ее приглашать на свадьбу?

– Кого?

– Дашу, разумеется.

Алик пожал плечами и усмехнулся:

– Вряд ли она придет.

– Я тоже так думаю, – вздохнул Кит. – Но пригласить все равно нужно.

– Пригласи, – согласился Алик.

Он выждал какое-то время, предоставив Никите право поставить Дашу в известность, и только потом решился на якобы случайную встречу с ней.

– Я получила приглашение на твою свадьбу, – насмешливо сообщила она.

– Ты придешь?

– Конечно, нет. Но желаю вам счастья. Тебе и Иринке.

– Спасибо. – Они помолчали, и Алик добавил: – Как видишь, следую твоему совету.

– Ну что ж, приятно, что мои советы бывают кому-то нужны, – усмехнулась Даша. – На каникулы домой не едешь?

– Еду.

Даша удивленно приподняла брови.

– С Иринкой.

– Смотрины устраивать?

– В некотором роде. С родителями познакомить.

– И с Татьяной?

– Зачем?

– Слава Богу, что понимаешь. Незачем. Ну, счастливо.

Алик кивнул и долго еще размышлял, почему Даша так сказала о Татьяне. Вообще-то он хотел познакомить Татьяну с Иринкой. Как бы случайно, мимоходом, но чтобы она поняла и хоть чуть-чуть пожалела о том, что потеряла его навсегда. Но теперь, после Дашиных слов, он засомневался, стоит ли так делать. Даша еще ни разу не посоветовала ерунды. Может быть, она права и лучше остаться выше всех этих планов мести.

 

Глава 17

Новый год Алик встречал у Горяевых если не на правах члена семьи, то по крайней мере на правах кандидата на эту должность.

О поездке к родителям Алика вопрос был уже решен и не обсуждался. Сразу по окончании Иринкиной сессии они должны были лететь самолетом. Именно лететь, потому что Станислав Степанович, Иринкин отец, решил, что трястись двое суток в поезде жениху с невестой не годится, и уже запасся билетами на самолет туда и обратно.

Алик сообщил родителям о том, что приедет с невестой, и их ожидали там в радостном волнении.

Свадьба была назначена на конец марта, и Алик имел серьезный разговор со Станиславом Степановичем на предмет своих дальнейших планов.

О дальнейших планах Алик думал и сам. Ему казалось, что с изменением семейного положения нужно изменить и всю свою жизнь, тем более что последнее время она нисколько не удовлетворяла его.

Самым острым вопросом был университет. Алик четко решил для себя, что защита диссертации в этом году просто нереальна. Диссертация не готова, несмотря на все старания Михаила Иосифовича. Алик чувствовал, что сейчас он не в силах ничего защищать. Может быть, на следующий год.

Но даже себе признаться в неготовности было как-то неловко, и благородный предлог вскоре был найден: он становится главой семьи, а семью нужно содержать. Следовательно, придется поступиться наукой, чтобы заработать деньги для семьи. В конце концов, это не его вина, что сейчас наукой не прокормишься. К науке он всегда успеет вернуться. Он просто потихоньку, не торопясь, доделает диссертацию и тогда пойдет защищать. А с аспирантурой придется распроститься.

Алик понимал, что это его решение вряд ли кто-нибудь одобрит, но оно было настолько твердым, что он готов был выдержать разговор и со своими родителями, и с родителями Иринки, и с Дашей, и даже с Михаилом Иосифовичем.

Станислав Степанович счел нужным заметить, что Алик в данном случае поступает несколько торопливо.

– Мы с женой в состоянии прокормить двух студентов. Тем более что тебе осталось учиться всего полгода. А там я через друзей похлопочу о месте на кафедре.

– Спасибо, Станислав Степанович, но, к сожалению, времена изменились, и я не смогу содержать семью на зарплату преподавателя. Заниматься чистой наукой – еще менее прибыльное дело.

– Чем же ты решил заняться?

– Честно говоря, еще не решил. Мне хотелось бы поговорить с Никитой, но все нет удобного случая. Может, мы бы могли с ним вместе…

Станислав Степанович поморщился:

– Александр, Никита занимается торговлей, и я всегда был против этого его занятия.

– Но это приносит деньги, – возразил Алик.

– Приносит, конечно… – Станислав Степанович немного помолчал, обдумывая. – В общем-то, конечно, решать тебе… Может, и к лучшему, если ты будешь вместе с Никитой. У тебя есть голова на плечах, а он слишком взбалмошный для коммерции. Он будет рисковать, ты будешь сдерживать. Такой баланс может принести определенный успех. Я рад, Александр, что ты серьезно думаешь о будущем, и надеюсь, что будешь думать и впредь. О себе и об Иринке. – Он вдруг встревоженно глянул на Алика: – Ирине обязательно нужно закончить университет.

– Конечно, – кивнул Алик. – Я вам это обещаю. Не думаете же вы, что я и ее утяну в коммерцию?

Станислав Степанович весело расхохотался и похлопал Алика по плечу:

– Я рад, я очень рад, что Иринка выбрала тебя. Хотя академический отпуск я ей не запрещаю.

– Зачем? – удивился Алик.

– А как же внуки? – снова расхохотался Станислав Степанович. – Без внуков не обойдешься! Как ты думаешь, Александр?

– Конечно, – улыбнулся Алик. – Конечно.

Впрочем, перспектива иметь ребенка его пока не прельщала.

Когда он сообщил о своем решении Даше, ее реакция была на удивление спокойной. Она только пожала плечами и посоветовала:

– Не сходи с ума, Алик. Тем более что необходимости бросать аспирантуру нет никакой. Насколько я знаю, Горяевы не из бедных, и жить вам есть где.

– Дело не в этом. Дело во мне. Мне сейчас это нужно.

– Как знаешь… Ты сказал Михаилу Иосифовичу?

– Нет еще.

– Никак не соберешься с духом? Сочувствую.

Алик хотел ответить резкостью, но сдержался. Она опять права. Самый тяжелый разговор будет с профессором.

– Я не понимаю вас, Александр! – Михаил Иосифович в волнении расхаживал по аудитории.

Алик сидел опустив голову, как первоклассник перед директором.

– Что за нужда жениться? – кипел профессор. – Что за блажь? Неужели с этим нельзя повременить? Отложить хотя бы на полгода? Я вас спрашиваю, Александр!

– Нельзя, – еле слышно пробормотал Алик. – Мы подали заявление.

– Ну так заберите его! – в сердцах воскликнул Михаил Иосифович. – Милый мой, вы не понимаете, что вы делаете! Вы губите себя! Губите!

– Я только оставляю аспирантуру, – попробовал возразить Алик.

– Только! Он только оставляет! Не тешьте себя глупыми надеждами! Неужели вы всерьез верите, что, будучи женатым, сможете вернуться к диссертации? Вы верите в это, Александр?

– Да, верю. Я доработаю диссертацию, буду защищаться…

– Блажен, кто верует! Помяните мое слово: вы больше не вернетесь. Вас засосут коммерция, деньги, быт, жена, дети! Вы оставляете не аспирантуру, вы оставляете науку. И скажу честно, мне жалко не науку, у нее найдутся другие служители. Мне жалко вас. Вы теряете цель, вы теряете смысл, вы теряете жизнь!

Красноречие профессора на несколько дней оглушило Алика. Он начал сомневаться в правильности своего решения и, если бы не Кит, пожалуй, мог поддаться уговорам Михаила Иосифовича.

Кит оказался единственным человеком, который целиком и полностью поддержал Алика. Впрочем, в его поддержке Алик и не сомневался.

– Ну наконец-то, ботаник! – Кит был искренне рад. – Давно пора бросить всю эту пыль веков к чертовой матери! Пять курсов закончил, диплом получил, пора начинать жить!

То, что Алик решил стать его коммерческим партнером, вообще привело Никиту в дикий восторг.

– Это ты правильно! Я и сам хотел тебе предложить, да думал – откажешься.

– Деньги нужны, – натянуто улыбнулся Алик.

– Деньги всегда нужны, – философски заметил Кит. – На свадьбу, что ли?

– На свадьбу, на жизнь. Потом, может, на квартиру.

– Почему «потом»? Почему «может»?

– Потому что деньги немалые, – сердито ответил Алик.

– Не хочешь жить с моими родичами? – весело подмигнул Кит. – Ну и правильно! Дети должны жить отдельно. Короче, так! К свадьбе выбирай себе квартиру.

– Спятил?

– Не волнуйся!

– Хочешь сказать, что к марту я заработаю на квартиру? – насмешливо спросил Алик.

– К марту не заработаешь, – ответил Кит. – К марту я достану денег. Половина – мой свадебный подарок, половина – под проценты, займу у ребят.

– Не будь дураком! – Алик даже вскочил. – Какие проценты? Какие ребята? Это все нужно отдавать!

– Конечно, – невозмутимо согласился Кит. – Будешь зарабатывать, будешь отдавать.

– С процентами?

– С процентами. Да не переживай. Я договорюсь на небольшие проценты.

Алик немножко остыл и поинтересовался:

– А у тебя откуда столько денег, чтобы свадебные подарки делать?

– Не твое дело! Что я, не могу сделать царский подарок родной сестре и лучшему другу?

– Я серьезно спрашиваю.

– Не волнуйся, не украл.

– Тоже в долги влезешь?

– Вот пристал! Заработал я эти деньги. Уже заработал. Копил себе на квартиру. Хотел от предков отделиться. Ну, вот теперь вам жертвую! Вам нужнее!

– Кит, я не возьму!

– Возьмешь, куда ты денешься! И спасибо скажешь… Работать начнешь после поездки?

– Да.

– Договорились. Я к тому времени посоображаю, чем нам заняться. Ого-го, Алька! Мы с тобой миллионерами станем, вот посмотришь!

 

Глава 18

По поводу приезда Алика и Иринки дома был устроен торжественный обед из восьми блюд. Алик пыхтел и по мере появления на столе одного кушанья за другим все больше возмущался и пытался убедить маму, что он лопнет. Иринка весело хохотала над ним и вежливо отказывалась от добавки.

Алик счел нужным сразу же, пока женщины суетились вокруг стола, поговорить с отцом и сказать ему об аспирантуре. Отец выслушал молча и нахмурился. Алик приготовился к очередному нелегкому разговору.

– Делай, как считаешь нужным, сын, – вздохнул отец. – Я тут не советчик.

– Спасибо, папа, – улыбнулся Алик.

– Матери не говорил?

– Нет еще.

– И не надо пока. Я потом сам…

Проснулась Кларочка, и Алика повели знакомиться с племянницей. Алик был в прекрасном расположении духа, не обнаружив дома Генки, поэтому Кларочка ему даже понравилась. Он решил не сразу спрашивать, кто придумывал имя ребенку, и настроился говорить комплименты, но девчушка на самом деле оказалась славной и очень улыбчивой, а главное, она ничуть не походила на Генку, и это еще больше подняло Алику настроение.

Иринка произвела на всех отличное впечатление. Папа только заметил Алику, что она немного молода для замужества, а вообще девушка хорошая, серьезная. Мама без конца шептала: «Прекрасная девочка, прекрасная», – и этим ужасно смешила Алика. Даже с Галкой Иринка очень быстро нашла общий язык, и уже через полчаса сестра с полнейшим доверием поручала ей переодеть Кларочку.

Алик нашел, что Галка сильно изменилась, и не мог понять, в лучшую или худшую сторону. Куда-то подевались ее резвость, насмешливость. Она стала какой-то степенной и слишком взрослой. Алик замечал в ее походке мамины движения, в разговоре – мамины слова и рассуждения и не знал, радоваться этому или огорчаться.

К вечеру пришли Лешка с Верой, и обед плавно перешел в ужин. Алику едва удалось вырваться из-за стола и вытащить оттуда Лешку. Они вышли покурить на площадку, и Алик наконец задал другу волнующий его вопрос:

– Как тебе Иринка?

Лешка как-то равнодушно пожал плечами:

– Ничего… Хорошая, наверное… За пять минут разве разберешь?

Алик рассмеялся: в этом был весь Лешка, слова лишнего не вытянешь.

– А как же она? – вдруг спросил Лешка.

– Кто – она? – напрягся Алик.

– Будто не понял…

– Татьяна? – Алик произнес ее имя и остановился, чтобы перехватить воздух. – Ты же знаешь, мы с ней расстались. Давай не будем об этом.

– Давай…

Разговор с Лешкой взбудоражил Алика. Он вдруг понял, что она рядом, в одном городе с ним, что ей можно позвонить, ее можно встретить…

Он долго не мог уснуть, сидел и курил в кухне до тех пор, пока все не улеглись спать. Потом он решился.

Он подошел к телефону и постарался тихо, без лишнего шума крутить диск. Номер долго не хотел набираться. Гудок… Другой… Третий…

Час ночи. Она спит.

Пятый… Шестой…

«Будет седьмой, и положу трубку».

– Алло!

Это ее голос! Сонный, удивленный, встревоженный.

Он едва удержался, чтобы не позвать ее, еще с минуту послушал ее голос, ее дыхание и положил трубку.

Зачем все это? Глупо и не нужно. Никому не нужно. Ни ему, ни ей. Все давно решено: у каждого своя дорога. У каждого своя. У него теперь есть Иринка. А зачем она ему? Зачем он ей?

Тихо заболела голова, и он поспешил лечь в постель. Все правильно. Он все делает правильно. Просто больше не надо ей звонить. И видеться не надо. Даша была права – не нужно знакомить их с Иринкой. Это знакомство будет не в его пользу.

На следующий день родители ушли на работу, Иринка занялась Кларочкой, и у Алика появилась возможность поговорить с сестрой.

Галка готовила обед, и Алик, примостившись в кухне на табуретке, завел разговор:

– Ну, как жизнь, сестренка?

– Ничего.

– Ничего хорошего или ничего плохого?

– Ничего плохого, – улыбнулась Галка и добавила: – И ничего хорошего.

– Исчерпывающий ответ, – кивнул Алик. – А где твой Генка?

– На работе.

– Что-то долго. Сутки?

– Нет. Он теперь поезд сопровождает.

– Какой поезд?

– Пассажирский. Двое суток туда, двое суток обратно. Неделю дома.

– В проводники пошел?

– Нет. Милицейское сопровождение.

– А-а… Ну, а как он с тобой? Не обижает?

– Да н-нет.

– Так да или нет?

– Нет. Просто живем тяжело.

– Почему тяжело?

– У него работа, у меня дом, ребенок. Он зарабатывает мало, с отцом постоянно ссорится.

– С нашим?

– С нашим. Папа его просто на дух не переносит. – Галка вздохнула. – Мы с мамой между ними мечемся. Я не знаю, что делать. Квартиру снимать нам не по средствам, а к его родителям я идти не хочу. Все-таки здесь мама. Она мне знаешь как с Кларочкой помогает.

Алик кивнул.

– Кстати, кто придумал ребенку такое имя?

– Клара? Так Генкину маму зовут. В честь нее.

– Лучше бы в честь нашей мамы назвали.

– Какая разница? Нормальное имя.

Алик хмыкнул:

– Карл у Клары украл кораллы. Сына не забудьте Карлом назвать.

Алик приготовился услышать к ответ какую-нибудь колкость, но Галка лишь обиженно замолчала. Алик даже растерялся.

– Ладно, сестренка, не обижайся, я же пошутил, – торопливо сказал он.

Галка молчала. Алик внимательно посмотрел на нее и задумчиво произнес:

– Ты изменилась. Стала похожа на маму.

Галка молча кивнула и отвернулась, но Алик успел заметить в ее глазах слезы.

– Галка, я не хотел… – растерянно забормотал он. – Галка, ну хватит!

– Он начал пить, Алик, – тихо, но четко сказала она, и Алик замолчал. – Генка начал пить. Как перешел в это сопровождение, так и… С напарниками, с проводниками…

– На работе?

Алик сморозил глупость, но Галка расценила ее как насмешку.

– Да, на работе! – взорвалась она и тут же снова сникла.

Алик немножко подумал и осторожно сказал:

– Мне кажется, вам с Генкой лучше разойтись.

Галка покачала головой:

– Ты рассуждаешь, как папа. Он тоже без конца твердит: «Разводись с ним! Разводись!» Это не то, Алик, это не то!

В ее последних словах было столько отчаяния, что Алику стало больно.

– Я же просил тебя, мы все просили – не торопись. Мыслимое ли дело – выходить замуж в семнадцать лет!

Галка вдруг встрепенулась и насмешливо поинтересовалась:

– А твоей невесте сколько? Может быть, двадцать? Двадцать пять?

– Восемнадцать. Но она умнее тебя.

– Это еще почему? – Галкины глаза стали прежними – нахальными и смеющимися. – Потому что она выбрала тебя, а не Генку?

– Хотя бы.

– Боюсь, что ее выбор тоже не из лучших! Генка хотя бы не бабник.

– А я – бабник? – возмутился Алик.

– А куда ты звонил вчера?

– Когда?

– В час ночи. – Галка победоносно смотрела на брата.

– У тебя не уши, а локаторы, – разозлился Алик.

– Не своей ли бывшей? – продолжала наступление Галка. – Как ее зовут? Татьяной, кажется.

– Тихо ты! – Алик вдруг испугался, что разговор услышит Иринка. – Не было у меня никого! И никуда я вчера не звонил! – Алик встал и пошел к двери.

– А сейчас куда же? – услышал он вдогонку и сердито ответил:

– К Лешке в гости! С Иринкой!

– Вас приглашали на пять, – заметила Галка. – А сейчас только два.

– Погуляем, – отрезал Алик.

 

Глава 19

В гости с пустыми руками идти было неудобно, и Алик с Иринкой отправились по магазинам покупать подарок Вовке и что-нибудь к столу. Путешествие не заняло много времени, но домой Алик возвращаться не хотел. Кто знает, как поведет себя Галка. Он и так потратил полчаса, намеками выясняя у Иринки, что она слышала из его разговора с сестрой. Впрочем, беспокоиться по этому поводу не стоило – Иринка сидела с Кларочкой в дальней комнате. Это Алик так, для собственного спокойствия проверить решил.

– Погуляем? – предложил он.

– Погуляем. Покажи мне город.

Алик подхватил Иринку под руку, и она доверчиво прижалась к нему. Ее движение не доставило ему никакого удовольствия. Стало досадно и как-то муторно. Почему она с ним? Почему она, а не другая? Зачем он затеял всю эту канитель с женитьбой?

Все проявления ее симпатии к нему только раздражают, если не сказать большего – бесят. Сегодня бесят. И завтра будут бесить.

Но вчера же не бесили?

Нет. Но вчера он еще не слышал Татьяниного голоса.

Значит, все возвращается? Из-за одного телефонного звонка? Это сумасшествие!

– Алик, чего ты молчишь? Тоже мне экскурсовод.

– Да какой я экскурсовод? Я и не знаю ничего толком.

– Аль! Покажи мне свою школу.

– Зачем? – Алик не смог скрыть своего испуга, но Иринка в этот момент смотрела куда-то в сторону и ничего не заметила.

– Интересно, – ответила она. – Ты же там учился.

– Ну и что?

– Какой ты скучный, Алька! Покажи свою школу!

– Давай я лучше покажу свой детский сад, – предложил Алик.

– Детский сад? – удивленно рассмеялась Иринка. – Почему детский сад?

– А почему школу?

Алик делал все возможное, чтобы отговорить ее от совершенно дурацкой затеи. Идти к школе, чтобы столкнуться там с Татьяной!

– Потому что я хочу школу! – заупрямилась Иринка, и у Алика растаяла последняя надежда на благополучный исход. – Ты что, не можешь выполнить мое желание?

– Могу, – грустно сообщил он. – Просто школу ненавижу.

– Да?! – Иринка даже подпрыгнула от удивления и любопытства. – Ты не любишь школу? А я думала, ты был отличником.

– В школе я был двоечником, – мрачно пояснил Алик.

– Никогда бы не подумала! – смеялась Иринка, и он тупо смотрел на ее губы.

Сейчас он не находил и тени похожести на Татьянину улыбку. Она смеется совсем не так. Совсем не так.

– Пойдем! – Иринка тянула его за рукав.

Он пошагал с ней к школе, гадая, что из этого выйдет.

А что может выйти? Он наверняка встретит там Татьяну. Наверняка. Это закон подлости. Он подойдет к школе именно в тот момент, когда подойдет и она. Иначе и быть не может.

Теперь прежняя мысль о том, чтобы отомстить, познакомив с Иринкой, казалась глупой, нелепой и какой-то детской.

Татьяну провести невозможно. Она сразу все поймет. Все. И сразу. И то, что Иринка ему не нужна, и то, что это он звонил сегодня ночью, и то, что все утро он вспоминал ее голос, ее дыхание, ее улыбку…

– Это школа? – Иринка с серьезностью пятилетнего ребенка оглядывала розоватое здание с облупленной штукатуркой.

– Да.

Алик мельком глянул на часы и моментально посчитал: слава Богу, середина урока. Татьяны не было, и Алик облегченно перевел дух и тут же быстро нашел пятое окно слева на втором этаже. Разглядеть никого не удалось: в кабинете уже горел свет и были опущены легкие голубоватые шторы.

– Зайдем? – спросила Иринка.

– Ни за что! – отрезал Алик и, видимо, произнес это слишком резко: Иринка посмотрела на него с испугом и больше в школу заходить не предлагала.

– Извини, – смутился он. – Просто панически боюсь этого здания.

Но Иринка уже не слушала его извинений: она тянула его к небольшой афише на стенде.

– Гляди! Через неделю у вас вечер встречи выпускников. Ты пойдешь?

– Конечно, нет.

– А со мной?

– Тем более.

– Почему – тем более? – опешила Иринка.

– Незачем нам туда идти, – поспешно поправился он.

– Покажешь ребятам свою невесту, – весело предложила Иринка.

– Некому. Из друзей в городе остался только Лешка, а он тебя уже видел.

– Похвастайся перед учителями, – засмеялась Иринка.

– Пошли отсюда! – Алик решительно взял ее за руку и повел прочь.

– Пойдем на экскурсию в детский сад?

– Точно. Я тебе покажу участок нашей группы.

Что у нее за упрямство? Детство еще не кончилось? Или просто характер такой?

А может, Галка ей что-то рассказала про Татьяну?

Не может быть! Не похоже. Да Галка и сама ничего толком не знает. Что она может рассказать?

Чем дальше они отходили от здания школы, тем веселее и разговорчивее становился Алик. Он шутил, смеялся и что-то цветисто расписывал про богатое историческое прошлое города. Иринка уже нисколько не раздражала, и он ругал себя за этот прилив злобы. Сам запутался, зачем искать виноватых?

Он снова и снова думал о том, что Даше никак не откажешь в мудрости: встречаться с Татьяной теперь не только не нужно, но и просто неприятно.

Почему неприятно? Страшно? Или стыдно?

А чего стыдиться? Не Иринки же?

Теперь, когда опасность встречи миновала, Алик мог и поспорить с собой, и оправдать, и осудить. А у школы-то струсил…

Это не трусость. Обыкновенная осторожность. Не более того.

Алик вел Иринку по центральной улице и беспечно болтал с ней. Он заметил Татьяну слишком поздно. Она двигалась навстречу, и между ними оставалось не больше ста метров. Его вдруг охватила паника – бессмысленная, суетливая и довольно глупая. Он крепко схватил Иринку за руку и потащил ее на другую сторону улицы. Он был не в состоянии оценивать свои действия в тот момент.

– Что случилось? – растерянно вопрошала Иринка, едва поспевая за его быстрым широким шагом.

– Не оборачивайся! Пойдем! – сквозь зубы бросал ей Алик и сам не оборачивался и вообще смотрел исключительно себе под ноги.

Впрочем, с паникой ему удалось справиться достаточно быстро. По крайней мере внешне. Он заставил себя замедлить шаг и продемонстрировать более или менее спокойную походку.

– Кто это? – спросила Иринка, когда он наконец-то отпустил ее руку.

– Кто?

– Эта женщина, от которой мы бежали? – чуть раздраженно пояснила Иринка.

– Так… – Алик на мгновение замялся. – Знакомая… моей мамы…

Иринка замолчала в недоумении, но уточнять, почему они бежали от знакомой Аликовой мамы, не стала. Только сказала:

– По-моему, она нас все-таки заметила.

Алик кивнул.

– Может, лучше поздороваться с ней? Неудобно как-то. – Иринка оглянулась. – Тем более она на нас смотрит.

Алик дернул ее за руку, но не удержался и тоже обернулся. Татьяна остановилась и смотрела прямо на него. Он увидел, как дрогнули ее губы и на лице появилась то ли язвительная усмешка, то ли грустная улыбка. Алик едва заметно кивнул ей и торопливо зашагал дальше.

На все Иринкины расспросы Алик отвечал угрюмым молчанием или короткими злыми репликами.

Это она! Все она! Потащила его на дурацкую прогулку по городу!

Сам согласился! Черт дернул! Расслабился! Думал, у школы не встретил, и все в порядке!

Алик уже напрочь забыл, что сам повел Иринку на эту незапланированную прогулку. Он судорожно искал оправдание своей панике, своему позорному бегству, своей теперешней злости и не находил.

Вечер был испорчен. Он вежливо улыбался Вере, болтал с Лешкой, ухаживал за Иринкой, долго беседовал с тетей Варей и даже пару минут играл с Вовкой, но ни на секунду не забывал о встрече. Ни на секунду.

Во внешне спокойном состоянии его то и дело бросало в жар: что он наделал? зачем он побежал? где достоинство, гордость? Черт возьми, как все так получилось?

 

Глава 20

Леша Кременецкий шагал с работы домой и решал в уме очередную финансовую головоломку: до зарплаты оставалось пять дней, в доме денег только на хлеб, да и то впритык, а Вовке нужны молоко и кефир.

От напряжения Лешка даже беззвучно шевелил губами.

– Алеша, здравствуй!

Лешка вздрогнул и уперся взглядом в смеющиеся глаза Татьяны.

– Здравствуйте… Татьяна Евгеньевна… Извините… Не заметил…

– Я уж думала, ты меня с ног собьешь, – улыбнулась Татьяна. – О чем так глубоко задумался?

– О жизни…

Лешка мучительно соображал, как себя вести, и ничего не мог придумать.

– Алик приехал, – бухнул он.

– Я знаю, – совершенно спокойно ответила Татьяна. – Мы с ним виделись.

– Виделись? – Лешка в страшном изумлении поднял на нее глаза.

Она кивала и улыбалась. Спокойно и даже равнодушно. Только где-то в глазах застыла тревожная, тоскливая боль.

– Он привез невесту, – сказал Лешка.

– Невесту? – Глаза Татьяны удивленно сузились.

Опять что-то ляпнул! Ну кто, кто его вечно дергает за язык?

– Вы же с ним виделись, – попробовал защититься Лешка.

– Да. Но мельком. Он был на другой стороне улицы. С девушкой. Я подумала, с сестрой.

– Наверное, с невестой, – уныло сообщил Лешка и опять испуганно посмотрел на Татьяну.

Что это с ней? Взгляд как у смертельно больного щенка.

Татьяна проигнорировала его реплику и молчала.

Замолчал и Лешка, неуклюже переминаясь с ноги на ногу и упрямо не отрывая глаз от своих ботинок. Наверное, нужно было откланяться и уйти, но он сказал:

– Вы бы с ним поговорили…

– Зачем? – усмехнулась Татьяна. – Он мне даже «здравствуй» не сказал.

Они снова помолчали.

– Поговорите с ним, – попросил Лешка.

Татьяна только помотала головой.

– Ну, тогда я поговорю! – решительно сказал он, повернулся и, неуклюже переваливаясь, пошел прочь.

– Алеша! – услышал он вдогонку и обернулся. – Не нужно с ним говорить, Алеша!

– Нужно!.. До свидания… Извините, Татьяна Евгеньевна…

Лешка изменил свой прежний маршрут и свернул к дому Алика.

– Привет! – Дверь открыла Иринка.

– Привет, – буркнул Лешка. – Алик дома?

– Пошел за сигаретами. Сейчас придет. Дома только мы с Кларочкой. Заходи, подожди его.

– Да в общем-то… я к тебе…

– Ко мне? – удивилась Иринка.

– Ну да… Я поговорить…

– Да ты проходи в комнату, не в дверях же разговаривать.

Лешка прошел, плюхнулся в кресло, подождал, пока сядет Иринка, потер ладонями брюки на коленях, покряхтел и решил начать с главного:

– Я, знаешь… Ты бы… Он-то сам тебе не скажет…

– Да о чем? – рассмеялась Иринка, она еще не привыкла к его манере разговора.

– Оставь его! – Лешка выпалил главное и перевел дух.

Иринка растерянно замолчала. Взгляд ее стал строгим и недоверчивым.

– Он сам не оставит… Ты должна…

– Почему? – отрывисто поинтересовалась она.

– Он любит другую…

– Дашу?

– Какую Дашу? – оторопел Лешка, но тут же смутно припомнил давнишний рассказ Алика. – Н-нет… Не Дашу… Ты ее не знаешь… Она учительница…

– Какая учительница?

– Бывшая… Ну, то есть… Не бывшая… А наша бывшая математичка, вот…

– Я не ослышался? – в дверях стоял разъяренный Алик. – Речь, кажется, обо мне?

Лешка поднялся из кресла и посмотрел на него исподлобья, ругая себя, что не закрыл дверь.

– Зачем ты пришел? – жестко спросил Алик.

– Поговорить.

– С ней? – Алик кивнул на Иринку.

– С ней… С тобой бесполезно…

– Но все-таки придется, – усмехнулся Алик. – Давай-ка выйдем в коридор. Извини, Иринка.

Алик плотно прикрыл дверь и для верности навалился на нее спиной.

– Что ты ей сказал?

Лешка угрюмо молчал.

– Что ты ей сказал?

– Какое тебе дело? – огрызнулся Лешка.

– Про Татьяну? Я же слышал!

– Тогда чего спрашивать?

– Тебя кто-нибудь просил?

– Тебе девчонку не жалко?

– Себя пожалей!

– А я и себя жалею… Так разочароваться в друге!

– Значит, разочароваться? – переспросил Алик и схватил Лешку за грудки. – Ну и гад ты, Леха!

– А ты дурак! – Лешка невозмутимо отвел его руки. – Неравные весовые категории. Незачем нам драться.

– И видеться больше незачем! – выпалил Алик. – Незачем! Мне такие друзья не нужны! Ясно?

– Как знаешь. – Лешка пожал плечами и вышел на площадку.

Алик хотел прокричать ему вслед что-нибудь оскорбительное, но сдержался и только с грохотом захлопнул дверь.

Он не пошел в комнату. Он не знал, что говорить Иринке и как смотреть ей в глаза. Он уперся лбом в прохладную стену и подождал, пока уляжется обида и ярость. Но потом стало еще хуже. В остывший ум приходили ясные и непреложные истины: у него давно нет любимой женщины, у него больше нет лучшего друга, у него больше нет невесты.

Тихонько отворилась комнатная дверь, и на спину Алика легли руки Иринки.

– Алик?

Он обернулся и посмотрел в ее заплаканные глаза:

– Что он тебе говорил?

– Какую-то ерунду. – Иринка постаралась говорить небрежно. – Про учительницу.

– Это правда, – тяжело уронил он и не посмел снова посмотреть ей в глаза. – Она не смогла бросить мужа.

– Это… та женщина, которую мы видели? – догадалась она.

Алик кивнул.

– Ты любишь ее?

Алик молчал.

– Ты все еще любишь ее? – повторила Иринка.

Алик мог сказать «нет», мог уверить ее в своей любви, но подумал и решил сказать правду:

– Не знаю… Я не знаю… Ты бросишь меня теперь?

Иринка обняла его и ласково провела рукой по волосам:

– Ты глупый, Алька.

Он аккуратно снял губами слезинки с ее щеки, зарылся лицом в ее густые волосы и пробормотал:

– Я люблю тебя.

– Я верю, – тихо ответила она.

И Алик верил. По-настоящему. Не от бессилия, не от отчаяния, не от страха потерять все. Он ловил и ловил ее губы, и она отвечала ему впервые не по-детски – доверчиво, а по-женски – страстно.

– Ты поругался с Лешкой? – спросила она погодя.

– Да, – нехотя отозвался он.

– Зря. Зачем из-за этого ссориться?

– Он мне не друг, – упрямо ответил Алик. – Он предатель.

– Перестань. – Иринка вздохнула и улыбнулась. – Я боялась, что вы подеретесь. У тебя были такие бешеные глаза.

Алик пожал плечами и промолчал.

Иринка неуверенно предложила:

– Аль, может, нам лучше поехать домой? В Москву?

– Может быть.

– А как… Родители и Галка, наверное, обидятся?

– Я придумаю, как им объяснить. – Он покрепче обнял Иринку и сказал: – Завтра съезжу, поменяю билеты.

– Помирись с Лешкой, Аль, – попросила она.

– Нет, – отрезал Алик. – Нет.

Злость на Лешку не проходила. И Алик знал, что пройдет она не скоро. Может, вообще не пройдет никогда.

Такое не прощают. Лешка в глазах Алика был не просто предателем – каким-то грязным сплетником. Он поступил нечестно, низко, будто ударил из-за угла.

Лучше сделать хотел? Кому лучше? Он спрашивал его, Алика, что лучше?

У Алика мелькнула мысль: его попросила Татьяна. Такая мысль была даже приятна, но слишком недолговечна. Уже в следующее мгновение Алик понял, что Татьяна об этом не попросит никогда, ни при каких обстоятельствах, а Лешка без Алика с ней общаться не станет, для этого смелость нужна, которой у него нет. Он может только вот так, из-за угла, исподтишка.

 

Глава 21

После разговора с Кременецким Татьяна была сама не своя.

Она едва успела более или менее успокоиться после неожиданной встречи с Аликом, как Лешка нанес новый, причем более ощутимый удар.

Все кончено. Все давно кончено.

Но уговоры не помогали, даже не приносили хотя бы временного облегчения.

Ее мучила обида. Обида на Алика. Глупая и, пожалуй, необоснованная.

Даже не сказать «здравствуй»! Как мальчишка, перебежал на другую сторону.

Правда, наоборот, это говорит о чем угодно, но не о равнодушии. Будь он равнодушен, подвел бы к ней свою невесту и представил или не представлял бы, а просто поздоровался, как едва знакомый.

Татьяна давно связала непонятный ночной звонок с его приездом. Но зачем он звонил? Почему ночью? Почему ничего не сказал, не объяснил?

Это больно, подло, гадко! Самое мерзкое – узнавать что-то о нем от других, пусть даже от его лучшего друга.

А может, это он сам попросил Лешку сказать о невесте?

Глупости! Шурка не станет его просить, да и выглядела вся ее встреча с Лешкой совершенно случайной. Кто-кто, а Кременецкий слишком плохой актер, чтобы так сыграть растерянность. И потом он сам, кажется, испугался, когда выяснил, что она ничего не знает о невесте.

Господи! Выбрал какую-то девчонку!

А вот это уже лишнее! Эта девчонка ни в чем не виновата. И он… Он тоже ни в чем не виноват. Пусть будут счастливы. Это искренне.

Нет, не искренне! Совсем не искренне! Он не должен, не может быть счастлив с этой девчонкой!

Он не знает, как ей, Татьяне, жилось эти полгода! И не хочет знать. Ничего не хочет знать о ней.

А ей жилось плохо. Плохо, тяжело и страшно. Ей все время было страшно.

Вот-вот кто-нибудь скажет ей в лицо какую-то гадость! Вот-вот обо всем узнает Игорь!

Пока никто ничего не говорил, но она чувствовала, ощущала в воздухе какие-то намеки, насмешливые взгляды, другое отношение к себе.

Она боялась не за себя – за Игоря и Женьку. Не хватало только, чтобы они узнали о ее романе от какого-нибудь случайного сплетника!

Сказать самой? Не Женьке, конечно. Игорю. Это был выход. Но слишком плохой и ненадежный. Нет, Игорь, разумеется, все простит и ее не бросит, в этом она не сомневалась ни секунды. Дело было в другом. Как тогда Игорь отнесется к будущему ребенку?

А при чем тут ребенок? У Игоря не может возникнуть никаких сомнений. Он счастлив, он полностью уверен, что это его ребенок.

Да, а вдруг начнет сомневаться? Вдруг не будет любить ребенка так, как любит Женьку?

Татьяна почему-то ждала, что что-нибудь изменится. Шурка приехал, он может все изменить. Это было какое-то навязчивое ощущение, не имеющее под собой мало-мальски разумного основания. Скорее, наоборот, ничего разумного.

Зачем Шурке что-то менять? У него все в полном порядке. У него есть невеста. У него назначена свадьба. Он не хочет встречаться.

Вечер встречи выпускников приближался, как неизбежная пытка. Нужно идти. Нужно вспомнить все, что было в прошлом году. Нужно вытерпеть.

А вдруг придет Шурка? Вдруг он тоже что-нибудь вспомнит? Вдруг захочет встретиться?

Вдруг, вдруг, вдруг… Ничего не будет, не стоит обольщаться и ждать какого-то волшебства.

На вечере Татьяна напрасно искала Алика. Его не было. Вокруг шумели прошлогодние выпускники, встречались, веселились, перебивая друг друга, взахлеб рассказывали новости. Рядом с ними почему-то шумел и веселился Влад. Ах да! Это же его первый выпуск.

Объявили торжественное собрание. Толпа повалила в актовый зал, на ходу договаривая о чем-то. Кучка заговорщиков таинственно потрясла над головой звенящей сумкой и переместилась в темную столовую, утянув с собой Влада, то ли из искренних доверительных чувств, то ли для прикрытия. Татьяна усмехнулась, увидев это, и пошла в свой кабинет. Там тихо, и никто не помешает думать.

Думать? О чем?

О Шурке, конечно.

Опять глупости! Лучше заняться делом. Непроверенными тетрадками, к примеру.

Татьяна вздохнула и открыла первую контрольную, но мысли тут же унеслись куда-то далеко. Когда-то она проверяла и его контрольные. А потом уже не проверяла: открывала тетрадку и, ни минуты не сомневаясь, ставила двойку. Господи! Как все странно!

Она снова заставила себя вернуться к алгоритмам и мужественно проверила половину стопки.

– Вы здесь, Татьяна Евгеньевна? – В кабинет почему-то бочком протискивался Влад. – Не помешаю?

– Нет. – Татьяна улыбнулась. – Вечер закончился?

– Нет. Просто я заскучал. Не развлечете?

– Боюсь, что нет. – Татьяна встала и сложила тетради в пакет. – Я, пожалуй, вообще пойду домой.

Влад с придурковато-пьяной улыбкой растопырил руки и загородил собою дверь:

– А я тебя не пущу.

– Что за фамильярность, Влад? – поморщилась Татьяна. – Что за тыканье?

– Прошу прощения! Вам это неприятно?

– Неприятно.

– Ну да, конечно, я ведь не Данилин.

Татьяна вздрогнула, посмотрела ему в глаза, прочитала насмешку и неприкрытое ехидство и отчетливо произнесла:

– Не Данилин.

Она поняла, что он знает все, и оправдываться сейчас перед пьяным Владом – только терять свое достоинство.

– Почему же вы думаете, что со мной будет хуже? – Влад шагнул к ней и попробовал поймать в объятия.

Татьяна увернулась и со всего размаху съездила ему по физиономии. Влад на секунду застыл и даже, кажется, протрезвел. Потом встряхнулся и насмешливо, глядя на нее в упор, сказал:

– Такая нагрузка вредна для беременной женщины.

Он выделил последние слова и нагло следил за ее реакцией.

– Пошел вон, – подавив предательскую дрожь в голосе, отрезала она.

– Значит, Данилин ребенка не признал? – Глаза Влада блестели зло и бешено.

– Пошел вон, – повторила Татьяна.

– Да ты поцелуй меня! Чем я хуже? – Его взгляд снова стал маслянисто-пьяным, и руки снова потянулись к ней.

Но в следующее мгновение он, отброшенный сильнейшим ударом, врезался затылком в стену. Лешка Кременецкий не дал Владу времени опомниться и молча повалил его на пол.

– Пусти, сволочь! – хрипел Влад. – Пусти!

Лешка одной рукой приподнял худощавого Влада и вышвырнул за дверь.

– Еще сунешься, я тебя убью, – спокойно пообещал он в коридор.

– Я до тебя доберусь! Защитник выискался! И ей здесь не работать! Вы у меня еще… – Угрозы Влада удалялись поспешно, какими-то скачками.

Лешка сел за парту и перевел дух. Парта тяжело скрипнула.

– Не по мне мебель, – пошутил он, впервые за все это время посмотрев на Татьяну.

Татьяна наконец-то справилась со столбняком, подошла и тихо опустилась на стул.

– Спасибо, Алеша.

– Ерунда. Если что… Ну, вдруг… – Лешка замялся и не закончил фразы.

– Спасибо… Ты на вечер?

– Нет… Я вообще-то… Так…

– Ко мне?

– Нуда… Проведать…

Татьяна улыбнулась. Раз пришел, хочет сказать что-то важное. Просто так приходить не в Лешкиных правилах. Она не стала задавать наводящих вопросов, ожидая, что он скажет все сам. Лешка покряхтел, повозился за партой, чувствуя себя слишком неуютно, и спросил:

– Это правда?..

Татьяна молча, в недоумении посмотрела на него.

– Что Влад… Про ребенка…

Лешка смутился и не выговорил самого главного вопроса: «Это ребенок Алика?» – но Татьяна поняла и устало ответила:

– Да…

Лешка помолчал и сказал:

– Я разругался с ним.

– Из-за меня? – спросила Татьяна. – Не стоило.

– Он дурак… Вообще-то я говорил не с ним, а с ней…

– Обо мне?

– Нуда…

Татьяна улыбнулась:

– Извини, Алеша, но дурак, по-моему, ты. Зачем? – Татьяна замялась: – Да и потом… Он, наверное, подумал, что это я тебя попросила.

– Не-е. – Лешка улыбнулся. – Не подумал. Он знает, что я вас боюсь.

Татьяна расхохоталась:

– Боишься?

– Ну да… Скажите, а он знает?.. О ребенке?

– Нет.

– Татьяна Евгеньевна… Вам неудобно, хотите я скажу ему?..

– Нет, Алеша. – Татьяна даже похолодела от такого предложения. – Не смей. Ни в коем случае.

– Хорошо, Татьяна Евгеньевна.

– Мы же договаривались – Татьяна и на ты.

Лешка пару мгновений помолчал, обдумывая, а потом решительно сказал:

– Извините… Но я лучше так… Привычнее…

– Как хочешь.

– Вызнаете… Влад, он сволочь… Он не даст вам работать…

– Ничего. До декрета всего два месяца. Ладно, Алеша, иди. Спасибо за все.

– Может, мне лучше подождать? Вдруг Влад вернется?

– Не вернется. Тебя побоится. Иди. Мне нужно побыть одной.

– Ну, до свидания. – Лешка встал, и парта облегченно вздохнула. – Ах да! Я же забыл, зачем пришел: Алька уехал. Позавчера… Вы его не ждите… – Лешка неловко помолчал. – И это… От Веры привет вам.

– Спасибо. Как она?

– Все хорошо.

– Заходите как-нибудь.

– Зайдем. До свидания… – Лешка потоптался у двери. – Может, все-таки ему написать?

– Алеша! Ни за что! Запомни раз и навсегда!

– Хорошо-хорошо… Извините, Татьяна Евгеньевна…