— До Листвянки плывем на «Ракете», а дальше до залива на моторной лодке, — объявил дядя Веня. — Я заверил ваших родителей в том, что вы — люди взрослые и умные. Надеюсь, что так оно и есть. Обойдемся без глупых выходок и без ссор. Тайга глупостей и ссор не терпит. Она уважает только сильных, умных и добрых.

— А на станции есть лаборатория? — спросил Владик.

— Есть.

— А можно там поработать?

Дядя Веня улыбнулся:

— Смотря над чем. Если твоя работа будет представлять научный интерес, то — пожалуйста.

— Он будет испытывать лекарство на мухах, — ехидно подсказала Ирка.

— А ты помалкивай! — вспыхнул Владик. — Тебя никто не спрашивал!

Дядя Веня нахмурился и предупредил:

— А вот так дело не пойдет. Все, кто собирается ссориться, — оставайтесь дома. Без друга в тайге нельзя. Это в городе можно дуться, враждовать, спорить, а в тайге так уж повелось — помогай, и тебе помогут, когда будет тяжело.

Ирка и Владик пристыженно замолчали. Витька ничего не сказал, но подумал, что без ссор все равно не получится.

— И еще — не ныть и не жаловаться, — попросил дядя Веня. — Нытик уезжает домой в тот же день. Ну, как вам мои условия? Подумайте хорошенько, отказаться от поездки еще не поздно, и родители ваши этому только обрадуются.

Ребята молчали. Не то чтобы они были уверены в своих силах. Все немножко боялись неизвестных приключений. Но неужели они откажутся от того, чего добились с таким трудом?!

— Значит, мои условия вам подходят, — так расценил их молчание дядя Веня. — Что ж, прекрасно! Думаю, мы сработаемся. «Ракета» отходит от пристани завтра в десять часов. Значит, в десять часов начнется наше путешествие. Пусть оно будет удачным!

«Ракета» летела по Ангаре. Позади теплохода оставались лохматые полосы белой пены. Ветер трепал Иркины косички и ерошил волосы мальчишек.

У Владика ветром унесло кепку. Он об этом мало сожалел. Наоборот, обрадовался первому приключению.

Дядя Веня только улыбнулся:

— Это еще не приключение. Это недоразумение. Но я рад, что неудачи вы встречаете весело. Между прочим, всем нам лучше сойти вниз, в салон. Ветерок нешуточный, вмиг продует, и две недели проваляемся в постели, вместо того чтобы с пользой проводить время.

В салоне Владик поругался с Иркой из-за места у иллюминатора. Ирка надулась, чуть не расплакалась, и Владику пришлось уступить.

Витьке их ссора была непонятна. Иллюминатор в салоне «Ракеты» ничуть не отличался от иллюминатора в самолете, и зеленоватые волны за бортом укачивали точно так же, как пушистые облака.

Даже кресла в салоне были похожи на самолетные — высокие, мягкие. Стоило Витьке опуститься в это кресло, как испуг перед качкой вернулся с прежней силой. Неудобно было показать себя перед ребятами и дядей Веней таким хлюпиком — не успели начать путешествие, как он уже почти теряет сознание от качки. Витька собрал всю свою волю, чтобы справиться с тошнотой и убедить себя, что ему совсем-совсем не плохо. На минуту это помогло, и Витька даже обрадовался, что так легко одолел врага, но тут Владик и Ирка, позабыв о недавней распре, помчались к буфету за мороженым.

— Угощайся! — Владик сунул Витьке под нос порцию эскимо, и Витька сначала побледнел, а потом позеленел.

— Что с тобой? — испугался дядя Веня. — Тебе плохо?

— Да, — едва выдавил Витька.

Дядя Веня подхватил его под руки и потащил на палубу. На свежем воздухе Витьке сразу стало легче, и он с благодарностью улыбнулся ветру и прохладным каплям воды.

— Тебе лучше? — заметил его улыбку дядя Веня. — Ох, и напугал ты меня, брат!

Из салона испуганно выглядывали Ирка и Владик. Дядя Веня махнул им рукой и сказал:

— Идите в салон, а мы с Витей пока здесь побудем. Ты не против? Не замерзнешь?

Витька помотал головой. Лучше замерзнуть, чем еще раз спуститься в салон.

— Почему же ты не сказал, что тебя укачивает? — укорял его дядя Веня. — Хорошо было бы, если бы ты в обморок в салоне брякнулся!

Витька отмалчивался.

— Думаешь, я не понимаю? Решил погеройствовать? Ну и зря. Никому такое твое геройство не нужно.

— Что же мне теперь, ни на самолет, ни на теплоход нельзя? — в отчаянии воскликнул Витька и чуть не разревелся. — Даже в автобусе плохо!

— Не расстраивайся, — похлопал его по плечу дядя Веня. — Когда я был маленьким, меня тоже укачивало. Еще как! А потом все прошло. И у тебя пройдет. Поездишь, поплаваешь, полетаешь и сам не заметишь, как избавишься от укачивания.

— А мама говорит, что у меня плохой вестибулярный аппарат.

— Плохой вестибулярный аппарат иногда поддается тренировкам. И вообще, хороший вестибулярный аппарат космонавтам, летчикам, шоферам и морякам нужен. Ты в космонавты не собираешься?

— Нет, — улыбнулся Витька. — Уж невесомость я точно не выдержу.

— Не переживай. Слабое здоровье еще ничего не значит. Главное, чтобы у человека была сильная воля. Вот ученый Черский, про которого я вам уже рассказывал, никогда хорошим здоровьем не отличался. Зато воля сильная была. Он и тюрьму выдержал, и штрафную роту, и ссылку, а все равно не сдался, до последнего дня оставался настоящим исследователем. Я потом о его жизни поподробнее расскажу. А сейчас пойду позову Иру и Владика. Скоро будем проходить то место, где Ангара вытекает из Байкала.

— Давайте я их позову, — предложил Витька.

— Нет. Ты уж стой на палубе и покрепче держись за поручни.

Владик выскочил из салона и поежился от ветра.

— Ну, что? — спросил он у Витьки. — Слабо еще разок в салон спуститься?

— Мороженое увидел и чуть в обморок не упал! — подхватила его насмешки Ирка.

Дядя Веня сердито оборвал их:

— Когда другу плохо, надо спешить на помощь, а не подтрунивать над ним.

Ирка и Владик замолчали, но Витька почувствовал, что трое снова разделились на два плюс один. И один — это он, Витька.

Сразу стало грустно, неуютно, неприятно. Плохо быть одному против двух, тем более в поездке, в путешествии.

Дядя Веня вряд ли заметил эту мгновенную перемену в отношениях ребят. Он указал на огромный валун, который громоздился посреди реки, и сказал:

— Этот камень разделяет Ангару и Байкал.

— Его специально так поставили? — спросила Ирка.

— Нет. Про этот камень есть целая легенда.

— Какая? — тут же загорелся Владик. Он обожал всякие легенды, сказки, предания.

— У старика Байкала была любимая дочь — Ангара. Полюбился Ангаре красавец Енисей, но старик-отец был против их свадьбы. И тогда Ангара решила сбежать к Енисею. Узнал об этом Байкал, кинулся за дочерью в погоню, да так и не догнал. Рассердился старик, проклял дочь и бросил вот этот камень, чтобы никогда Ангара не смогла вернуться в отчий дом.

Странное дело, слышал Витька раньше эту легенду, и камень этот видел, когда с мамой на экскурсию по Ангаре ездил, но сейчас словно все впервые услышал и увидел, даже дух захватило. То ли от старинной легенды, то ли от величины валуна, то ли от того, что он впервые самостоятельно отправился не на экскурсию, а в настоящее путешествие.

— В древних легендах всегда есть и красота, и правда, — продолжал дядя Веня. — Много веков спустя ученые исследовали Байкал, чтобы составить карту, и Ангара действительно оказалась единственной непокорной дочерью Байкала. Множество рек и речушек впадает в озеро, Черский насчитал триста тридцать шесть притоков Байкала. А вытекает только Ангара.

— А еще есть легенды о Байкале? — спросил Владик.

— Легенд хоть отбавляй. Байкал — самое глубокое озеро в мире и одно из самых огромных. Конечно, у него есть и своя история, и свои легенды. Есть легенды старинные, похожие на сказки. Вроде той, что я вам сейчас рассказал. Есть легенды новые. А есть легенды научные. Такие легенды называются неподтвержденными гипотезами. Вот, например, долгое время в науке бытовало мнение, что Байкал не что иное, как залив Северного Ледовитого океана.

— Но ведь до Ледовитого океана очень далеко! — воскликнул Витька.

— Верно. Но когда-то, в ледниковый период, океан доходил и до Байкала. Потому и считали, что океан отошел, а залив остался. На Байкале водится нерпа, близкая родственница океанского тюленя. Как и когда она попала в озеро — неизвестно. Те, кто выдвигали гипотезу об океанском заливе, вполне научно объясняли и появление нерпы в байкальских водах.

— Почему же эта гипотеза не подтвердилась? — спросила Ирка.

— Гипотезу опровергли ссыльные ученые тем, что воды Байкала пресные, а не соленые, как в океане. К тому же Дыбовский установил, что в Байкале обитает очень много видов животных, которые не похожи на обитателей других водоемов. А это значит, что Байкал развивался самостоятельно, без помощи Ледовитого океана. Чуть позже Чекановский и Черский исследовали геологическое строение озера и установили, что котловина Байкала сформировалась уже тогда, когда Ледовитый океан отступил от Сибири.

— А как же здесь оказалась нерпа? — не понял Владик.

Дядя Веня улыбнулся и сказал:

— Именно поэтому и возникла другая фантастическая гипотеза — будто бы Байкал связан с Ледовитым океаном подземной протокой. Но и эта гипотеза с треском провалилась. Байкал действительно связан с Ледовитым океаном, но не подземной протокой, а реками, Ангарой и Енисеем. По-видимому, когда-то нерпа речным путем и перебралась из Ледовитого океана сначала в Карское море, а потом в Байкал.

Витька с уважением оглянулся на Ангару. Вот здорово! Через какое-то время эта вода, на которой все еще видны белые буруны пены от теплохода, попадет в Енисей, а потом в Карское море, а потом в Ледовитый океан.

— А в Байкале есть Несси? — спросил Владик.

— А ты думаешь, что в каждом озере живет свое чудовище? — усмехнулся дядя Веня.

— Значит, нет? — расстроился Владик.

— Пока что никто его не видел, но, может быть, тебе повезет.

— Вот было бы классно! Я бы стал первооткрывателем байкальской Несси!

— Размечтался! — хмыкнул Витька. Отомстил за их с Иркой издевки.

— А ты не веришь, что Несси существует? — ощетинился Владик.

— Не верю!

— И в снежного человека не веришь?

— Не верю. И в инопланетян тоже не верю.

— Ну и не верь! А мы с Иркой возьмем и найдем Несси или снежного человека. Правда, Ирка?

Ирка кивнула. Витька понимал, что и она в такие находки не верит, но сейчас надо было показать, что они вдвоем против Витьки, и она кивнула.

Ну, ладно! Он им это еще припомнит! Он им докажет, что никакой Несси на свете нет! И снежного человека тоже нет!

— Дядя Веня, а снежный человек на Байкале есть?

— В Саянах? Вряд ли. Саяны — горы старые и, пожалуй, низковатые для снежного человека, — дядя Веня явно подшучивал над Владиком, но тот все принимал за чистую монету.

— Почему же низковатые? На вершинах есть снег?

— На некоторых есть.

— А раз есть снег, значит, есть и снежный человек, — заключил Владик.

— А раз есть снежный человек, значит, ты его найдешь! — весело подхватил дядя Веня.

Тут уже Владик сообразил, что над ним смеются, и обиженно умолк. Ирка поторопилась перевести разговор на другую тему и сказала:

— Какая вода прозрачная!

— Да, — согласился дядя Веня. — Вода в Байкале удивительная. На небольших глубинах каждый камешек на дне разглядеть можно.

Витька всматривался в воду, и иногда ему казалось, что он видит, как проплывает стайка рыб, или как колышутся водоросли.

А Владик на воду и не смотрел. Он был занят горами и мечтами о снежном человеке. Он высматривал подходящие вершины и прикидывал, как можно поймать лохматого дикаря, какой величины должны быть приманки и ловушки. Не смеялись бы над ним, он прямо сейчас рассказал бы всем два или три полностью созревших плана. А смеются — ничего он им не расскажет!

Теплоход причалил к Листвянке. На берег высадились туристы, отдыхающие и наши путешественники.

Дядя Веня отправился куда-то за моторной лодкой, а ребятам велел не отходить далеко от берега и не лезть в воду. Ирка и Владик тут же занялись собиранием гальки и ловлей каких-то головастиков, а Витька отошел от них в сторонку и заскучал.

Ему не нужны были камушки. Он в отличие от брата и сестры нисколько не интересовался головастиками. Пожалуй, ему вообще будет неинтересно на этой самой научно-исследовательской станции.

И зачем он только затеял это путешествие? Теперь две недели будет сидеть в одиночестве и читать книжку, в то время как Владик и Ирка будут развлекаться и набирать впечатления.

Витька присел на корточки и посмотрел на воду. Холодные брызги иногда долетали до него. Волны усиливались.

Ничего особенного в этом Байкале! Озеро как озеро. Таких миллион. И волны здесь маленькие. Витька однажды видел шторм на море, поэтому байкальский прибой его нисколько не впечатлял.

От озера веяло прохладой, позади крутым уступом вздымалась тайга. Высоченные сосны, темные, сумрачные, неприветливые. И солнышко куда-то пропало.

— Эй, орлы! — дядя Веня махал им рукой. — Бегите сюда! Сейчас отплываем!

Ребята сорвались с места и помчались к белому катеру.

— Это дядя Володя, — представил он своим спутникам пожилого мужчину, сидевшего за штурвалом. — Он отвезет нас на станцию.

Дядя Володя хмуро кивнул ребятам и неторопливо налил в кружку чай из термоса. Угощаться пассажирам не предложил, но, прежде чем отхлебнуть, плеснул чай на дно моторки.

— Зачем это? — не поняла Ирка. — Пол чаем моете?

— Бурхана задабриваю, — так же хмуро, без тени улыбки ответил дядя Володя.

— Кого?

— Бурхана, — поторопился объяснить дядя Веня. — Так сибирские народы называют бога воды.

— А вы верите в бога воды? — поинтересовался у дяди Володи Владик.

— Традиция такая, — отрезал дядя Володя и протянул термос и кружку дяде Вене. — Пейте.

Моторка затарахтела, загудела и рванула с места.

— Витьку сейчас снова укачает! — прокричал Владик.

Витька только головой помотал. Не будешь же перекрикивать мотор и объяснять, что на открытом воздухе его не укачивает.

Моторка вышла из залива и помчалась по озеру. Плохое настроение у Витьки как рукой сняло.

Он улыбался, и все снова рисовалось в самых радужных красках. И путешествие, и Байкал, и научная станция. Он даже позабыл о размолвке с ребятами.

Он наслаждался ветром, от которого перехватывало дыхание, и хлесткими брызгами, которые летели вместе с ветром. Ему хотелось, чтобы путешествие на моторке не кончалось никогда.

Но как раз все самое лучшее всегда бывает самым коротким. Моторка, задрав нос, очень быстро пересекла озеро, сбавила ход и вошла в другой залив.

На берегу стоял один-единственный небольшой бревенчатый домик.

— Это и есть наша станция, — сказал ребятам дядя Веня.

Станция больше походила на дачку или на сторожку лесника. Ее вид разочаровал ребят, но дядя Веня этого не заметил.

— Здесь мы и проведем две недели, — радостно возвестил он. — В трудах и открытиях, как полагается настоящим ученым.

Трудно было представить себе, что в такой избушке можно совершать какие-то открытия. Ребята рисовали в воображении станцию несколько иначе. Этаким современным зданием с аппаратурой и кабинетами.

— Выгружаемся, — скомандовал дядя Веня, выпрыгнул из лодки и помог дяде Володе втащить ее на берег.

Ребята стали выбрасывать из катера свои рюкзаки. Дядя Володя озабоченно посмотрел на поднимающиеся волны, покачал головой и попросил:

— Скажи Севе, чтобы поторопился. Баргузин поднимается. Можем застрять здесь на сутки.

Словно в насмешку, каторжник охранял каторжников. Линейный батальон, в котором штрафным рекрутом служил Черский, охранял острог, где содержали таких же арестантов.

Служба в гарнизоне была тупой и однообразной. Командир — злым и совершенно невежественным. И впереди никакой надежды хоть на малейшее улучшение. Тут впору сломаться и сильному человеку.

Но Черский не сдавался. Он привык откликаться на русское имя Иван, привык молча и безропотно выполнять приказания командира и с нетерпением ждал редких свободных часов и еще более редких свободных дней.

Когда было совсем трудно, больно и обидно, он вспоминал Чекановского, его веселую, задорную улыбку и брал себя в руки. Нельзя отчаиваться!

Здесь, в Сибири, он открыл для себя естественные науки. В университете очень мало времени уделялось биологии, геологии, физике, и теперь Черский наверстывал.

Он читал все научные книги, какие мог раздобыть. Читал все подряд — о строении земной коры и о путешествиях Чарлза Дарвина, о теплоте и о лунных кратерах. Он всегда помнил слова Чекановского о малоисследованном Сибирском крае, о том, что именно здесь может найти себе применение пытливый ум ученого.

Но воскресеньям он бродил по берегам Иртыша и Оби и собирал раковины, минералы и кости доисторических животных. Однажды ему повезло, и в небольшой роще он обнаружил целое кладбище окаменелостей. Находки прибавлялись и прибавлялись, у Черского уже собралась неплохая палеонтологическая коллекция.

Коллекция валялась без применения, Черский еще не умел научно описать ее и классифицировать, поэтому в один прекрасный день решился и отправил часть коллекции в Московский университет.

Ему казалось, что такую коллекцию обязательно заметят и оценят, что из университета вот-вот придет письмо с благодарностью. Но письма не было. Может быть, коллекция затерялась где-нибудь в дороге?

У другого бы руки опустились, а Черский продолжал исследовать берега, продолжал искать раковины, пополнял и пополнял свою коллекцию. Командир и солдаты насмехались над батальонным чудаком:

— Зачем тебе все эти камни? Кому они нужны? В Москве своих камней полно!

Вот вытянулось лицо у командира, когда летом 1868 года в батальонную канцелярию пришло письмо на имя Черского! Академик Миддендорф ехал в экспедицию в Западную Сибирь и хотел встретиться со штрафным солдатом Черским по поводу его коллекции раковин.

Как ждал Черский этой встречи! Как волновался! И сам обрывал свои сумасбродные мечты: эта встреча ничего не изменит, не может ничего изменить.

Академик Миддендорф произвел на Черского впечатление сурового и хмурого человека. Он очень долго молча изучал принесенные солдатом раковины. Внимательно рассматривал каждую, но на его лице невозможно было прочитать никаких эмоций.

Наконец он отложил последний экземпляр коллекции и поднял на Черского неулыбчивые глаза:

— Это пресноводные раковины. Это открытие, милый мой. Великое открытие. Ваша коллекция может перевернуть научный мир. Считается, что Западно-Сибирская равнина когда-то была дном моря. Но ваши раковины опрокидывают эту теорию. Здесь были пресные водоемы, а не моря.

Черский не верил своему счастью, он широко улыбался, но академик Миддендорф по-прежнему не был склонен к радостным восклицаниям и поздравлениям:

— Я забираю вашу коллекцию с собой. Мои выводы и ваши находки требуют серьезного научного исследования и подтверждения. О результатах я вам обязательно сообщу.

Академик уехал, а Черский теперь лелеял единственную мечту: что, если коллекция поможет ему стать свободным? Что, если появится возможность заниматься наукой не урывками, а постоянно? Что, если он сможет посвятить свою жизнь любимому делу?

Но от Миддендорфа больше не было никаких известий. Сначала Черский надеялся на то, что экспедиция задержалась в Сибири. Потом из журнала узнал, что академик Миддендорф благополучно вернулся из экспедиции, и стал ждать, когда же проведут научное исследование раковин — это ведь дело долгое и, наверное, нелегкое.

Потом и этого перестал ждать. Похоже, что встреча с академиком ничего не принесла. Наверное, раковины оказались самыми обыкновенными, и великое научное открытие не подтвердилось.

Ничего! Он сделает новые открытия. Он докажет себе и другим, что из него выйдет настоящий ученый, настоящий исследователь. Он не сдастся и сейчас.

Судьба испытывала его терпение целых три года. А потом пришло распоряжение о его освобождении от военной службы и о переводе на вечное поселение.

Одновременно с казенным распоряжением пришел и вызов из Сибирского отдела Русского географического общества. Ссыльного Ивана Черского вызывали в Иркутск для работы на озере Байкал.