Между тем противник открывает огонь из танковых орудий по соседним с нашей ротой позициям. Их поддерживают самоходные артиллерийские установки, спрятанные за электростанцией в Светлодарске. Наши отвечают миномётным огнём, завязывается жестокая орудийная перестрелка. Разрывы снарядов бухают где-то недалеко, и наш особняк вздрагивает от них, словно перепуганное живое существо. Трещат телефоны полевой связи, ротный выясняет оперативную обстановку. Главное — заметить во-время начало наступления укрофашистов, если таковое состоится.

Не утихает и автоматно-пулемётный огонь: в кронах деревьев свистят и жужжат пули, на землю падают сбитые ими ветки. Эти ветки по утрам я часто нахожу лежащими на земле после вечерних перестрелок. Пули сбивают их с вязов и груш, древесина которых отличается своей прочностью. Попробуй сломай такую ветку руками! Тем не менее, устоять против пуль эта прочность конечно же не может, как не может устоять против алкоголя твёрдость воина….

Подсохнув, эти ветки идут у нас на разведение огня, на котором мы готовим еду и кипятим чайники. Да, у нас так: чтобы вскипятить чайник, надо развести огонь. Все линии электропередач в нашем краю давно перебиты, восстанавливать их нет ни возможности, ни смысла.

Снаряд разорвался рядом со столбом линии электропередачи

Правда, у нас есть свой генератор, но его мощности хватает только на подзаряд телефонов, поэтому такая обыденная вещь как электрочайник у нас не используется.

С каким-то особенным треском одна из пуль вошла в стену нашего дома.

Бах, бах, бах, бах — забахали разрывы ВОГов, выпущенных по нам из автоматических гранатомётов. Связь с боевыми позициями обрывается, и наши связисты — молодой парень и женщина, бегут её восстанавливать. Надо отметить их решительность в боевом листке, который я должен теперь выпускать.

Понемногу обстрел стихает, и я возвращаюсь к своим занятиям. Надо составить график работы с личным составом, при этом нельзя ограничиваться только борьбой с употреблением алкоголя. Намечаю темы, навеянные размышлениями последних дней: принятие на службу является признаком доверия и оказанной чести. Положение на фронтах. Почему мы не идём в наступление. Подвиг самопожертвования на воинской службе, откуда берутся силы на него… так, так, дай-ка поставлю сюда замечательную песню «Погибаю, но не сдаюсь»:

Пусть на палубе кровь и стоны, Выше голову, брат, не трусь! И открыл экипаж кингстоны, — Погибаю, но не сдаюсь! Не сдаюсь, пусть и песня спета. Всё — и честь, и могила — здесь. Я горжусь, что заповедь эта В Русском Флоте была и есть. Что она в душе, как присяга, Как любимой страны наказ, Эта стойкость, эта отвага Не в характере ли у нас? Когда волком завыть бы впору, Хоронить себя не спеши, В этой заповеди опору, Ты ищи для своей души. Смерть придёт, косой потрясая, — Крикни ей через боль и грусть: «Жизнь люблю! Трепещи, косая, Погибаю, но не сдаюсь!» Пусть на палубе кровь и стоны, Выше голову, брат, не трусь! И открыл экипаж кингстоны, — Погибаю, но не сдаюсь! Пусть нас мало, но мы — в тельняшках. Пусть во злобе ликует враг: Слава доблести и бесстрашью, И — да здравствует русский флаг! Здравствуй вся, от края до края, Помни верных героев, Русь! За тебя, Отчизна святая, Погибаю, но не сдаюсь!

Завершить занятие должна будет другая песня о ратной доблести наших предков — Баллада о кавказской войне:

Слушайте, братие, слушайте, это я вам пою О том, что в прошлом случилось, новую песню мою. Не забывайте, русские, прадедов честных своих, Песня эта расскажет вам немного о них. В год тыща восемьсот восемнадцатый месяца сентября Хаджи Мурат, а с ним Шамиль да ещё Кибит-Магома С двенадцатитысячным скопищем вайнахской злобной орды Сошлись к укреплению русскому, которое звалось Ахты. Там был гарнизон в четыреста всего, но каких штыков! И каждый стоил не менее двух десятков бешеных псов, — Вели они непрерывно орудийно-ружейный огонь — На воздух взлетел от взрыва наш погреб пороховой. Был тяжело ранен полковник — той крепости комендант, Его заменил Новосёлов по званию — капитан. Собрались тогда офицеры совет к коменданту держать И в случае крайнем решили своё укрепленье взорвать. О том объявил солдатушкам сам молодец-капитан: «Прощайтесь с жёнами, братушки, с детьми прощайтесь», — сказал Спокойно они его выслушали, дыхание затая, И гаркнули: «Вашблагородие, за веру умрём и царя!» А один бывалый добавил, целуя нательный крест: Авось не выдаст Бог, барин, и нехристь живьём не съест! А ежели вдруг погибнуть судьба нам вместе дана То, сами узнаем, видно, как смерть на миру красна! Когда под землёю нехристи прорыли сеть галерей, Из строя выбыла в крепости почти половина людей. Закончились все сухарики, не доставало воды, И караульную службу солдатские жёнки несли. Меж тем к осажденным на помощь по тропам среди снегов, Летел-спешил князь Аргутинский с отрядом лихих казаков. Когда был завален фашинами доверху глубокий ров, На штурм после грома минного пошли мюриды вперёд. А у погребов раскрытых с запальниками в руках Стояли в дозоре солдатки и калеки, как на часах, Готовые, если надо, себя и черкесов взорвать, За веру, царя и Родину живот с потрохами отдать! Начальнику их Новосёлову ни черт, ни черкес был не брат, Он раненый в бок и в голову в бою не покинул солдат. Они все присягу исполнили и, вправду, не подвели И штурм захлебнулся снова в дыму, огне и в крови! И тут как раз князь Аргутинский реку форсировал вброд, В штыки ударили русские, и дрогнул чеченский сброд! Рассеялся и подальше пустился в горы бежать — Вот как воевали наши, вот надо как воевать! …О том, что прежде случалось я эту песню пропел, Помните, братья, помните пору великих дел. Не забывайте, русские, прадедов честных своих, Немного, совсем немного вам я поведал о них…

Перед беседой, на которую я собираюсь отвести час времени, и после беседы мы прослушаем эти песни. В следующих темах занятий надо будет обязательно включить и произведения Ольги Дубовой.

В остальном у меня всё идёт по-прежнему. В комнате живу один, никого другого в мой комнате нет. На каждого отдельной комнаты здесь конечно же не хватает, но мне выпала такая роскошь. Почему, не знаю. Сам я не стремился ее заполучить, и даже не знал о существовании такой роскошной комнаты.

Наш особняк стоит на берегу запруженной речки, поэтому перед домом разлилось что-то вроде проточного озера. Это очень хорошо и удобно: я почти каждый день купаюсь, стираю свои вещи, мою полы, благо ограничений с водой никаких нет. Далеко не всем нашим так везёт: на удалённых степных позициях вода привозная и ее приходится строго беречь.

Рядом с моей комнатой есть туалет, это тоже очень удобно. Нету лишь электричества, поэтому приходится носить воду вёдрами в туалет и умываться в озере, на берегу. Там же мы моем и посуду после еды. Наряда по столовой у нас нет, посуду моет каждый сам за собой, с приготовлением еды вообще дело обстоит сейчас неважно: готовит тот, кто сумеет.

Наша рота вообще переживает тяжёлые времена: сменилось несколько командиров, до сих пор нет настоящей власти. Вышестоящее командование далеко, поэтому у нас тут полная неразбериха. За этим положением очень интересно наблюдать, чтобы выяснить, насколько люди способны к самоорганизации.

Здесь по-прежнему стоит жестокая засуха, за весь август был только один дождь, да и тот очень слабенький. Днём жарко, но ночи опять стали холодными. Трава здесь какая-то очень жёсткая и крепкая: хочешь сорвать верхушку, а она выдирается вся с корнем, хочешь оторвать корень, а он такой крепкий, что руками не разорвать. На солнцепёках растут те же колючки что и в полупустынях Азии и Крыма.

В водоёме каждый вечер начинает играть рыба. Порой она плещется так, что можно подумать, будто человек или крупное животное выходит из воды. Наши ловят рыбу удочкой и ставят сети, но попадается одна мелочёвка: небольшие окуньки и краснопёрки, с ладонь величиной или чуть больше.

Кроме рыбы здесь полно каких-то водяных змей. Всё время вижу их, но никак не могу понять, что это за змеи. В то же время на земле я до сих пор не встретил ни одной змеи. Как-то раз видел лису, она была какая-то хромая и нездоровая. Говорят, здесь вообще много лис и они таскают кур. Есть у нас тут две кошки тигровой масти, совсем как мой домашний кот. Такие же ласковые, так же к человеку тянутся, так же громко мурлыкают, когда их гладишь. Благодаря кошкам в нашем доме нет грызунов, в то время как в блиндажах мышей полным-полно. Ночью они мешают своим шуршанием слушать врага, но я быстро научился отличать мышиный шорох от других звуков.

Комары здесь есть, но их не много и они не причиняют такого беспокойства как у нас. Гораздо надоедливее мухи и осы, их здесь тьма.

…Опять по нам принялась бить артиллерия противника. Стреляли то ли танки, то ли гаубицы. Снаряды рвались неподалеку, так что один раз наш дом даже хорошо вздрогнул. Наши миномётчики открыли ответный огонь, началась перестрелка. В это же время нам надо было ехать в Дебальцево, и тут водитель нашего «Урала» оказался на высоте! Анатолий спокойно и бесстрашно вывел машину из-под обстрела, без лишних резких манёвров и «скачки» по бездорожью.

Воронка от разорвавшегося снаряда

Перестрелки из пулемётов и автоматов случаются у нас по-прежнему почти каждые сутки. И мы и противник давно выбрали позиции недосягаемые для прямого огня: нас закрывают холмы и возвышенности, прямая видимость мало где есть, а там где рубежи противника просматриваются, расстояние до них очень большое, туда можно достать разве что из крупнокалиберного пулемёта «Утёс» или ДШК. Тем не менее, шальные пули свистят где-то совсем рядом, а недавно одна из них опять цокнула в стену нашего дома, как раз туда где спят наши бойцы. Пробить стену она не смогла, но будь эта пуля от Утёса или ДШК, стена могла бы оказаться пробитой. Вот и гадай: опасно или безопасно здесь во время перестрелки?

Гораздо бóльшую опасность несут автоматические гранатомёты. Они стреляют навесным огнём, то есть выпускаемые ими ВОГи могут перелетать через возвышенности и разрываться за ними. Однако в последнее время противник наглеет, подбирается ближе к нашим позициям и ведёт огонь с близкого расстояния. В общем, осторожность терять нельзя.