Меня поставили на другую позицию расположенную в местности где почва — сплошной камень, причём он лежит огромными плоскими пластами одинаковой толщины, будто заготовленный человеком. Над ним слой супеси на которой растут лишь колючки. Всё это очень похоже на полупустыни южной Сибири и глубинной части Крыма. В общем, природа здесь совсем не та, что была под Енакиево, где я был раньше. Там был мощный слой жирного чернозёма, тут же совсем всё иначе.

С начала сентября у нас установилось затишье. Нам отдали строгий приказ не открывать огня даже из автоматов, исключая лишь самые крайние случаи. К нам на передовую приехали офицеры из вышестоящего командования, проверяющие исполнение приказа о запрете огня. Интересно, что укры притихли тоже. Вместо постоянных перестрелок и предупредительного огня по зарослям на передовой теперь воцарилась полная тишина.

Кстати, о предупредительном огне. Ранее мы, стоя ночью на боевой позиции, время от времени давали короткие очереди из автоматов и пулемётов по густым зарослям, в которых мог укрываться враг. Били наугад, не видя цели, но стараясь прострелять как можно большее пространство, в котором мог бы находится противник. При этом пули надо стараться послать вдоль поверхности земли на небольшой высоте. На первый взгляд эта задача кажется простой, но когда начинаешь стрелять ночью в темноте, то быстро понимаешь, что «лупишь в белый свет, как в копеечку» — было такое старинное выражение в русском войске, обозначающее бесполезную стрельбу мимо цели.

Автомат ночью я всегда держу на уровне чуть выше пояса, дулом вперёд, и снятым с предохранителя. При таком положении автомата из него невозможно прицелиться, но зато можно быстро дать очередь в противника, не теряя драгоценных мгновений. Автомат у меня самый простой, без оптики и прибора ночного видения. Целиться из него в ночной темноте всё равно бесполезно, поэтому я удлиняю ремень, закидываю его через плечо на спину и располагаю автомат на правом боку дулом вперёд. Устраиваюсь так, чтобы как можно лучше видеть всё вокруг, но самому при этом быть как можно менее заметным. Современные приборы ночного виденья позволяют очень хорошо разглядеть человека в ночном мраке, прицелиться в него и снять одним выстрелом.

Как я уже писал, ночной мрак вовсе не такой уж и непроглядный, как принято обычно думать. Наши боевые позиции находятся в открытой степи, где нет никаких источников искусственного света, более того, появление любого огонька служит для нас сигналом тревоги. Тем не менее, даже в безлунные ночи при таких условиях можно довольно много различить простым, ничем не вооружённым глазом. Ночная оптика улавливает этот слабый ночной свет, многократно усиливает его и выдаёт изображение, достаточное для прицельной стрельбы.

Итак, устроившись должным образом, я веду наблюдение. Здесь надо не только смотреть, но и очень внимательно вслушиваться: порой один шорох, один-единственный стук-бряк от металлического карабинчика на оружейном ремне может с головой выдать притаившегося. Само понятие ночной тишины тоже весьма относительно, летом ночь никогда не бывает совершенно тихой.

Заливаются, стрекочут сверчки, со стороны реки доносится плеск рыбы и кваканье лягушек, иногда тявкает лиса, без конца шуршат мыши.

И ещё… звон! Постоянный звон в ушах, а точнее — у меня в голове. То ли последствия моей прошлой работы в метро, то ли возраст, то ли что-то ещё даёт этот бесконечный звон, слабо замечаемый в обычном дневном шуме, но становящийся очень хорошо различимым ночью, в открытой степи, где не услышишь ни отдалённого рёва моторов, ни перестука колёс поезда, ни музыки, ни гудения насосов и подстанций, ни прочих, порождаемых деятельностью человека, звуков.

Но как глаза привыкают к ночной темноте, так и уши мало-помалу привыкают к ночным звукам. Довольно быстро я начинаю отличать звон в голове от настоящих звуков, и хотя этот звон безусловно мешает, тем не менее звуки удаётся различать достаточно хорошо.

Вскоре я замечаю резкую разницу между обычными природными звуками и теми, что порождает человек. Даже самые незначительные шумы, вроде щелчка зажигалки стоящего на другом посту товарища, или шороха его одежды, резко выделяются из обычного ночного шумового фона и сразу привлекают внимание. Поэтому при ночном наблюдении услышанное может оказаться даже важнее увиденного, но стрелять по источнику звука можно только приблизительно, не целясь.

Передо мной тёмная стена зарослей, в которой уже действительно ничего не различить глазом. Подозрительных звуков не слышно, но пора дать предупредительную очередь. Выравниваю ствол автомата и нажимаю на спусковой крючок.

— Та-та-та-та-та, — разрывая ночную тишь, грохочет автоматная очередь. Куда пошли пули, не понять: то ли выше чем надо, то ли ниже. В ночной темноте определять полёт пули невозможно вообще, поэтому давным-давно созданы трассирующие пули, у которых в задней части после выстрела загорается специальное вещество. Полёт такой пули хорошо виден в ночной мгле как быстро летящий огонёк. Трассеры бывают разных цветов, например осенью 1993 года у телецентра «Останкино» по нам стреляли зелёными трассерами.

Но вернёмся в Новороссию. Сейчас на нашем вооружении стоят красные трассеры. Можно бы, конечно, использовать их сейчас, чтобы лучше понять куда ложатся выпускаемые мной пули, но трассеры сразу выдадут и моё местоположение, после чего противник может легко снять меня из гранатомёта. Как быть? После некоторых раздумий всё-таки решаю использовать трассеры. Отсоединяю рожок и ставлю вместо него другой, заранее заряженный патронами с трассирующими пулями. Так… выровниваю ствол автомата вдоль земли, и — очередь! Красные огоньки трассеров пошли куда-то вверх, долетая до крон и уходя затем выше, при этом лишь незначительно захватив непроглядную мглу зарослей.

Так-то вот! А мне казалось, будто я выпускаю пули вдоль земли и они уходят в глубину чащи. Человеческое восприятие несовершенно вообще, ночью же оно даёт ещё более сильные искажения. Расстояния кажутся больше, предметы крупнее, скорости выше. Учитываю погрешности, и следующую очередь выпускаю, держа ствол автомата ниже. Но нет, трассеры всё равно ушли куда-то выше. Стало быть, надо брать ещё ниже. Надо же! Никогда бы не подумал, что ствол автомата надо опускать настолько низко.

Очередь! М-да, кажись, переборщил. Трассеры впились в землю где-то совсем недалеко передо мной. Ещё попытка, и в конце концов мне удаётся послать очередь почти точно вдоль земли. Какое интересное получилось зрелище! Летящие в непроглядную лесную чащу красные огоньки начинают затем метаться по ней из стороны в сторону. Это попадающие в стволы и ветки пули меняют направление полета. Как раз это-то мне и надо! Такой огонь становится очень опасным для противника, возможно притаившегося в чаще, чем прямолинейный полёт пуль от которого можно легко укрыться.

Очередь! Вперёд устремилась красная цепочка огоньков, рассыпаясь затем гроздью в разные стороны. Некоторые из пуль вообще вылетели из чащи и радостно кинулись в степь, к позициям противнка. Теперь надо выждать некоторое время, дать охладиться стволу автомата и посмотреть, что будет дальше. Жду минут двадцать, всё тихо.

Очередь! Следующая гроздь красных огоньков рассыпалась по мгле лесополосы. Красиво!

Очередь! На этот раз глубина тёмной чащи озарилась красным немигающим светом, остававшимся ещё несколько секунд после ухода последних пуль. Это один из трассеров попал в толстый ствол дерева и горел в нём, давая вокруг себя багрово-красное зарево. Картина получилась просто феерическая! В этом призрачно-красном отсвете стали видны стволы других деревьев, образующих что-то вроде то ли шалаша, то ли дворца самого Лешего — так выглядело, так казалось ночью это видение.

За лесополосой находится блок-пост укров, и трассеры, по-видимому, кроме световых эффектов оказали на врага и звуковое воздействие, зажужжав над их головами. Со стороны противника раздались пулемётные очереди, и теперь уже мне пришлось прыгнуть в окоп и нагнуть голову. Укры стреляли обычными патронами, поэтому определить направление полёта их пуль было нельзя. Может, они шли очень высоко надо мной, а может и не очень. Ответный огонь вроде бы стих, но только я собрался вылезти из окопа, как соратник с соседней огневой точки вжарил по украм из ПК — пулемёта Калашникова. Те вновь ответили длинными очередями. Пришлось опять переждать некоторое время, пока стволы врагов не раскалились от беспорядочной стрельбы и пока они не прекратили огонь. Сменив трассеры на обычные патроны, я стал дальше более уверенно простреливать заросли.

Утром высушенная жуткой засухой степь вовсю дымила и пылала. Огненный вал шёл в направлении позиций бандеровцев. Те молчали.

— Это ты украм степь поджёг? — спросил меня, смеясь, соратник. Сказать честно, я совершенно не подумал о том, что трассеры запросто могли устроить степной и лесной пожар, поэтому если это и случилось из-за меня, то совершенно невольно — на подобные спецэффекты я никак не рассчитывал. Переживать здесь было не за что: жестокая засуха обернулась многочисленными степными пожарами, и ко времени моей стрельбы в степи и лесополосах уже во-всю бушевало море огня.

Так было у нас совсем недавно, в августе. Однако теперь пришлось прекратить всякий огонь, в том числе и предупредительный. Наступила такая тишина, что неожиданной дисциплинированности укров можно было только поражаться. Но… недавно один побывавший в тылах киевских воров человек рассказал нам, что все их позиции под Светлодарском и Мироновской оголены. По слухам, главный киевский вор Вальцман-Порошенко стягивает верные ему войска в Киев для борьбы со своими подельниками из «Свободы» и «Правого сектора». Эти головорезы совсем обнаглели в последне время. Говорят, они шастают по Киеву бандами по 5-7 человек и творят всё что им вздумается. Киевские менты для них не помеха, да те и сами не желают иметь дела с вооружёнными отморозками. Этим накалом междоусобицы и объясняется «дисциплинированность» необандеровцев, соблюдение ими режима тишины…