Высокое звание Солдата? Добродетель смирения? Хорошо рассуждать о чем-то высоком, но что будет с этими рассуждениями при столкновении с действительностью? Выдержат ли они проверку?

Вскоре такая возможность представилась. По миновании знаменательных дат мы вновь отправились на полигон, где наши учения шли после хорошего дождя, который случается в этом году не чаще одного раза в месяц. Степной чернозём раскис и стал налипать на подошвы, ноги отяжелели, а тут на мне, в придачу к прочей амуниции, оказался ещё и тяжеленный зимний бушлат. Бегать в таком облачении стало совсем невозможно. Меня едва хватало на 30-40 метров пробежки, я отставал от всех остальных, и лишь связист с тяжеленной рацией за плечами да ещё несколько бойцов из других подразделений плелись где-то почти вровень со мной. Я задыхался, вновь начинал бежать пытаясь догнать ушедших вперёд товарищей, но сил не хватало и я опять переходил с бега на шаг.

Дело осложнялось ещё и какими-то особенностями моего скелета. Видимо, плечи у меня более покатые, чем это обычно бывает в среднем, у всех остальных. Всю жизнь мне трудно было с рюкзаками и наплечными сумками, потому что их лямки всё время сваливались у меня с плеч. Вот и теперь меня совершенно замурчали и вывели из себя гранатомёт с автоматом и специальный подсумок под гранаты, имеющий вид рюкзачка и так же одеваемый за спину. Всё это на каждом шагу сваливалось с плеч, всё это приходилось то и дело поправлять на бегу, да ещё бронежилет увеличивал и без того большую покатость моих плеч. Как-то раз все эти бесчисленные ремни и лямки перепутались так, что я не мог снять с себя гранатомёта без помощи другого бойца. И это называется боевым снаряжением! Ранее я уже писал о недостатках современной военной формы и совершенно непригодной комплектности обмундирования пехотинца, с которой невозможно по-серьёзному идти в бой. В этот раз мне вновь пришлось убедиться в наличии всех этих недостатков.

Одень на себя тёплый зимний бушлат, поверх него одень бронежилет, поверх бронежилета одень разгрузку, затем за спину одень рюкзачок с двумя гранатами, а поверх рюкзачка одень автомат, а поверх автомата одень гранатомёт. Одел? Знаешь, на кого ты стал сейчас похож? На колобка, того самого, что от дедушки ушёл и от бабушки ушёл. Вот только тебе, ставшему теперь неповоротливым словно черепаха, вряд ли удастся уйти от пуль противника, будь он настоящим, а не условным.

Но как бы там ни было, а я обязан идти в учебную атаку, и вот мы, рассыпавшись цепью, идём по полю. Поступает команда гранатомётчикам выдвинуться вперёд, и я с шага перехожу на бег. Забежав вперёд шагов на 30, изготавливаюсь к стрельбе из гранатомёта. Для этого я должен достать гранату с пороховым зарядом из одетого за спину рюкзака-подсумка, но прежде надо скинуть автомат. В спешке бросаю на землю автомат, сбрасываю с плеч рюкзачок и достаю из него сначала гранату, за ней — лежащий в отдельном кармане подсумка пороховой заряд. Быстро собираю из них «выстрел», заворачивая цилиндр с порохом в хвостовик гранаты, и загоняю «выстрел» в гранатомёт.

Так, тихо! Не торопиться! Никакой спешки, никаких там «живее» или «скорее». Ошибка в обращении с гранатомётом может стоить жизни не только мне, но и моим товарищам, ведь убойная сила гранаты поражает даже танк. Зарубаю себе на носу: в настоящем бою я ни в коем случае не стану торопиться, а буду делать всё самым тщательным образом и бить с наименьшего расстояния до цели, не более чем со ста метров. Этому меня научил предыдущий опыт стрельбы из гранатомёта.

Во-первых, «выстрел» для гранатомёта надо тщательно подготовить, на допуская огрехов и ошибок. Затем нужно точно прицелиться, что я сейчас и начинаю делать, но тут меня опять подводят мои плечи вкупе с бронежилетом. При прицеливании гранатомёт так и норовит сползти с плеча. Раз за разом поправляю его и целюсь снова и снова. Мне командуют «Гранатомёт, огонь!», но я не спешу. Что толку лупить, не прицелившись как следует? Здесь это будет дорогостоящий удар по воздуху, а в настоящем бою я могу обеспечить себе гибель, не причинив при этом ни малейшего вреда противнику. Промазав в него из гранатомёта, я выдам своё местоположение и вызову на себя огонь противника. Поэтому решаю твёрдо: бить только наверняка, прицелившись как можно тщательнее, и стреляя с небольшого расстояния. Дистанция в 300-400 метров делает попадание гранаты в цель маловероятной, в чём я уже хорошо убедился как на собственном опыте, так и наблюдая со стороны стрельбу других бойцов.

Итак, прицелившись возможно тщательнее, кричу «Выстреееееееееел», нарочно растягивая этот крик-предупреждение, чтобы другие бойцы успели отойти в стороны, заткнуть уши и открыть рты. Рот открывают в этих случаях для уравновешивания воздействия ударной волны на барабанные перепонки, чтобы избежать таким образом повреждения слуха.

Прокричав, оставляю открытым рот и нажимаю на спусковой крючок. В ответ мне — тишина. Да ведь я забыл снять гранатомёт с предохранителя! Снимаю, нажимаю, слышу сухой щелчок спускового механизма, и вновь — тишина. Взвожу курок, нажимаю опять, но получаю то же самое. Пороховой заряд, предназначенный для выброса гранаты из ствола и придания ей первоначальной скорости, оказался недоброкачественным. Вынимаю гранату назад, меняю пороховой заряд, собираю «выстрел», целюсь, и открыв рот, наконец стреляю. Раздаётся оглушительный «бах!» и граната уходит вперёд. Она разрывается точно по линии цели, не уйдя никуда в сторону, но не долетев до мишени метров пятьдесят… Недолёт! Промах!

Однако надо идти в наступление дальше. Мои товарищи уже ушли вперёд, я же собираю следующий «выстрел» и с заряженным гранатомётом так же иду вперёд. Поступает команда: «минный проход»! Она означает бегом собраться в колонну по одному и так же бегом преодолеть проход в лесополосе, условно означающий проход в минном поле, а затем вновь бегом рассыпаться в цепь.

Схватив кое-как в охапку свою амуницию, вскакиваю и бегу вперёд. Сейчас дороги каждые доли секунды, нельзя мешкать, ведь мои более молодые и сильные соратники быстро удаляются вперёд и любое промедление сразу увеличивает мой отрыв от них. На бегу кое-как накидываю на себя все эти ремни и лямки. Они, конечно же, падают с плеч, путаются, я пытаюсь их поправить, они вновь падают.

Надо бы выровнять дыхание, войти в правильный порядок бега, при котором дыхание согласуется с бегущими ногами, но заботы об амуниции отнимают всё мое внимание. Мне было бы совсем плохо и я безнадежно отстал бы от бегущей цепи наших бойцов, но тут мне на помощь приходит один из соратников. Он подхватывает мой подсумок с гранатометом, и мы устремляемся вперед. Теперь мне бежать гораздо легче, я нагоняю упущенное расстояние и далее двигаюсь в общей цепи. Вскоре мы достигаем конечного рубежа и вскакиваем назад в десантные отделения наших боевых машин пехоты. На этом наиболее трудную часть учений можно сегодня считать оконченной, дальше по степи нас мчит быстроходная гусеничная машина.

Да, трудно в учении, трудно… греховное естество хочет этих трудностей избежать, но позднее, отдышавшись и отдохнув, начинаешь понимать необходимость этих трудных упражнений. Самое главное здесь — они вырабатывают слаженность, способность правильно действовать сообща, следить за поступающими командами и исполнять их. Можно сколь угодно долго доказывать недостатки исполняемой нами тактики, но ценность полевых занятий заключается в приучении к самой тактике как таковой. Такт — отдельное действие, тактика — слаженность отдельных действий между собой. На первый взгляд это кажется простым, но на деле этому необходимо учиться, учиться долго и с большим трудом, отсекая при этом лень, своеволие и высокоумие.