Слободы вблизи Чертольских и Арбатских ворот опустели – сработал слух – но не совсем и не все. Памятуя мой наказ, даденный еще перед отъездом в Кремль, одну из них, располагавшуюся возле Ситцева Вражка, где размещались швецы, трудившиеся на государев двор, оцепили, удержав на месте. Впрочем, кое-кто, махнув рукой, остался и в других слободах. Ими я занялся, велев объявить, что государь, заботясь о своих людишках – слободы-то «белые», дворцовые – повелел выселить всех, разместив за Неглинной. А пока две сотни второго полка шерстили по избам, выпроваживая остатки населения, я устроил совещание с командиром первого гвардейского полка Долматом Мичурой и всеми его сотниками.

Сидели мы в просторной трапезной Зачатьевской обители, монахов из которой я велел переселить днем, раскидав по соседним монастырям. О том, какие условия выставили татары, я не говорил – их и так знали, а потому сразу обрисовал мрачные перспективы Годунова и его сестры в случае покорного выполнения всех татарских требований. Про Мнишковну не упоминал вовсе, пока Мичура сам меня о ней не спросил. Пришлось пояснить, что шансов на выживание у нее гораздо больше. По всей видимости хан сдержит свое слово и, добравшись до границы своих владений, действительно отпустит ее обратно в Москву.

И без того невеселые лица сотников от такого сообщения помрачнели еще больше – наияснейшую мои гвардейцы не любили. Вначале, скорее всего, из солидарности со мной. Хотя я и не произнес в их присутствии ни единого худого слова в ее адрес, но они все равно чуяли мое отношение к ней. Ну а позже, после того, как меня удалили из Москвы, они справедливо сочли ее основной виновницей и окончательно возненавидели.

Вот и сейчас у порывистого Самохи вырвалось:

– Лучше б наоборот.

– Ты, парень, того, – проворчал Кропот. – Следи за языком-то, не то укоротят и князь не подсобит, – но и сам, не выдержав, заметил: – Хотя кой-кому, чтоб ума да вежести поднабраться, гарем и впрямь бы не помешал.

Усмешливый Звонец, очевидно представив там гордую полячку, тотчас весело фыркнул, а я мечтательно вздохнул, подумав, как прекрасна была бы Марина… в парандже. Или в чадре. А лучше и в том и другом.

– А ну, погодьте с гаремом, а то раскудахтались почем зря, – угомонил начинающееся веселье Мичура и проницательно уставился на меня. – Ты ж, князь, нас сюда собрал не слезы лить. Коль зришь спасение для государя, сказывай. И не сумневайся – чего от нас зависит, все сполним, не подведем.

Я пояснил, что единственный выход спасти Годунова – вытащить из лап крымчаков обеих пленниц. Но это само по себе – гиблое дело, если мы не захватим в заложники… самого Кызы-Гирея, и в общих чертах обрисовал свою задумку.

Сотники, едва выслушав меня, одобрительно загудели. Мол, это по-нашему, по гвардейски. На меня смотрели так, словно я успел провернуть свою затею, причем успешно. А когда я добавил, что в идеале надо заодно захватить и его сына Тохтамыша – тогда хан непременно станет посговорчивее, то не обошлось и без восторженных восклицаний.

Но придумать и осуществить на деле – две больших разницы, о чем не преминул заметить Долмат Мичура. Чересчур велик риск – войско-то какое у хана могучее.

– И впрямь велик, – согласился я. – И войско, спору нет, огромное. Но возможность имеется. Смотрите сюда.

И я выложил на стол карту, нарисованную мною со слов Галчонка. На ней были указаны, где находится шатер Кызы и два соседних, с Ксенией и Мариной, и где размещена ханская гвардия. Разумеется, была и привязка к местности, то есть с одной стороны от шатра я изобразил нитку Москвы-реки. Именно в этом месте она как раз делала легкий изгиб. Таким образом благодаря ей наша задача существенно облегчалась – предстояло взять шатры не в кольцо, а очертить вокруг них полукруг, да и то неполный – правый берег весьма крут и со стороны реки подняться по откосу вверх у татар не выйдет.

Чем очертить? Разумеется, телегами с выкупом. Шестьдесят телег – это примерно сто пятьдесят саженей – хватит вполне. После захвата заложников занимаем за ними и под ними оборону и начинаем переговоры о беспрепятственном пропуске всех нас до городских стен.

Вопросов было много. К примеру, откуда я взял карту и насколько она точна. Галчонка я выдавать не стал, вместо того намекнув на тайного лазутчика в татарском стане. Касаемо ее точности у меня самого имелись сомнения. Нет, глаз у Галчонка верный, точный, но ханская гвардия пока располагалась гораздо ближе к шатрам. Поэтому я передал наказ для Ксении, чтобы она завтра поутру пожаловалась Кызы-Гирею на громкий шум-гам, из-за чего она всю ночь не могла сомкнуть глаз, и попросить удалить своих воинов от их шатров хотя бы сотни на две саженей, а это чуть ли не четыреста метров. Должен хан прислушаться к ее просьбе и пускай не на две, но на сотню отодвинет. Если сплюсовать с имеющимися двадцатью все равно получится отлично: две с половиной сотни метров. Достаточно очертить эту опустевшую полосу нашими телегами и все три шатра окажутся отсечены нами от воинского стана.

– Опасно это для Федора Борисовича, – нахмурившись, покачал головой Мичура. – Ну как татары, не разобравшись по первости, стрельбу затеют, а телохранители к тому времени не поспеют государя закрыть? Хан ладно, пес с ним, собаке собачья смерть, а ежели в Годунова стрела угодит, тогда как быть?

Я поморщился. Поневоле вспомнились слова пророчицы. Да и как их не вспомнить, когда они то и дело сбываются. И последнее подтверждение тому я получил буквально за полчаса до того, как отправиться в Скородом. Прибыл монах из Троице-Сергиевской обители, известивший, что взяли ее крымчаки. Налет произошел тогда же, когда и на Вардейку, рано поутру. Замаскировав свой отряд под видом обычного обоза, сотня татар проникла вовнутрь, смяла стражу у ворот и… распотешилась вволю.

А мне, едва я услышал его горестный рассказ, припомнился долг, который я вернул настоятелю Иоасафу. Денежки-то были те самые, Ивана Грозного. Правда, я намекнул архимандриту о том, что добыты они царем неправедно, грабежами Эстляндии, потому надо провести над ними какой-нибудь молебен, дабы очистить их от крови, но…. Как я вскользь, осторожненько, выяснил у уцелевшего монаха, забыл о моей рекомендации старец, не провел никакого молебна, вот и сработало заклятье.

Совпадение? Навряд ли, слишком много их за последние дни. Ладно, полусотня гвардейцев. В конце концов, вместе с нею погибли и еще три, этих сокровищ в глаза не видевшие. Такое действительно можно списать на простое совпадение. А вот князь Хворостинин…. Всего пять легких ранений получил отряд, обстрелянный на Яузе, зато Иван Андреевич доселе неизвестно – выживет или нет. Ну и Троицкая обитель. Изо всех подмосковных монастырей именно у него были самые крепкие стены, да и расположен он куда дальше остальных от Москвы. И поди ж ты, ни в один не ворвались татары, даже в те, у коих деревянные укрепления, а в Троицкий….

Получалось, действует проклятье, причем безотказно, и теперь из тех, кто доставал сокровища, оставался в живых лишь я и… самые близкие мне люди, которых, согласно предостережению пророчицы, проклятье не минует. И одного из этих близких я сам, своей рукой, собирался завтра поставить в смертельно опасные условия. На миг у меня мелькнула мысль пока не поздно отказаться от своей авантюрной затеи. И отказался бы, если б не был уверен в том, что Годунова живым из Бахчисарая не выпустят. Значит, придется рисковать.

– Знаю, что опасно, – вздохнул я. – Особенно с учетом того, что сам Федор Борисович ничегошеньки о моей затее не знает.

– А… когда ты, княже, его о том известишь? – уточнил Мичура.

– Никогда, – отрезал я, но, умолчав про страх Годунова за жизнь Марины, пояснил ситуацию иначе. – Не желает государь, чтоб кто-то за него свою голову подставлял. Один план я ему предложил, но он от него отказался. Даже поклясться у гроба своего батюшки заставил, что я его применять не стану. Потому будем все делать втайне от него.

– За непокорство как бы опосля ответ держать не пришлось, – вздохнул командир первой охранной сотни Багрец и со всех сторон понеслись встревоженные возгласы.

– Клятва опять же.

– Да у гроба.

– За таковское господь и покарать может.

– Как бы оно не того.

– Не того, – отрезал я. – Сказал же, от чего я отказался, то применять и не стану. Да и не судят победителей.

– Так енто ежели победителей, – протянул командир второй охранной сотни Найден Заскок. – А побежденных?

Я обвел собравшихся взглядом.

– Вы что же, так ничего и не поняли, други мои боевые? Некого судить будет. Вообще. У тех, кто завтра со мной пойдет, впереди два пути останутся: победа или смерть. Потому и назначать никого не хочу. Зову с собой желающих, по доброй воле. А кто не хочет, тот…

– Ты, княже, своих верных не забижай, – бесцеремонно перебил меня Долмат Мичура. – Про отказ никто и в мыслях не держал. Али я ошибаюсь? – возвысил он голос и строго посмотрел на сотников.

– Да мы за князем хошь в огонь, хошь в воду, хошь куда, – горячо выпалил Самоха.

– Верно, – поддержал его Груздь. – И залезем, коль надо, и выбраться исхитримся.

Говорил он как всегда несколько с ленцой, да и выглядел эдаким флегматичным увальнем, но я-то помнил, как он преображался в бою.

– А чего вы на меня-то уставились, – огрызнулся Багрец. – Я, яко князь нас всех поучал, допреж вникнуть хочу. Потому токмо и вопрошал, чтоб до тонкостев все для себя уяснить. А так-то куды Федор Константинович поведет, хошь к черту на рога, туды и я со своими людишками следом.

– И я за своих тако же отвечу, – поддержал его Заскок.

– Вот и славно, – облегченно вздохнул я. – А для начала выберем, кто желает поехать вместе со мной и государем в татарский лагерь. Мне нужны три сотника….

 Первым вызвался, успев опередить остальных, Самоха. Я не возражал. Да и ребята в его сотне подобрались под стать своему командиру, отчаянные. Таких ничем не напугаешь.

Но, как выяснилось, Самоха просто опередил остальных, а желающими оказались все, и я немного растерялся. И тут подал голос Груздь. Мол, никогда тебя, князь, ни о чем не просил, а ныне дозволь быть рядом. Я согласно кивнул.

Оставался третий. Но на меня навалились сразу все, и пуще остальных три командиры особых охранных сотен: Багрец, Найден Заскок и Жегун Клюка. Дескать, они и без того притомились без настоящего дела, да и весенний поход в Эстляндию пропустили. А Клюка – ох, хитер, зараза! – еще и дополнительные аргументы в пользу своих людей подкинул. И то, что Федору Борисовичу при виде лиц, которые он привык видеть в своих покоях, спокойнее будет, и то, что посчитаться его люди жаждут за погибших недавно товарищей, и что именно у них самые меткие стрелки.

Однако насчет последнего возразил командир особой снайперской сотни Горчай, иронично предложив потягаться с его людьми. У него, правда, всего шесть десятков, но каждый двоих стоит.

– А ты не забыл, откуда они к тебе пришли?! – возмутился Клюка. – Я ж тебе прошлую осень почитай чуть ли не цельный десяток передал.

– По повелению князя, – уточнил Горчай.

Споры разгорались все жарче, и лишь один Федот Моргун сидел спокойно, время от времени довольно улыбаясь и благодушно поглаживая свою бороду. Оно и понятно – без пушкарей мне ни за что не обойтись. Опять же пару часов назад ему из Пушкарского двора привезли и вручили «стреляющие сундуки». Ясное дело для чего и для кого предназначена эта новинка, так что участие лично его самого как и его людей в предстоящем деле сомнению не подлежало.

«Странное дело, но в полку гвардейцы каждой сотни отчего-то в подавляющем большинстве стремятся походить на своего командира», – пришло мне в голову, глядя на его бороду. У Гранчака, возглавившего бывшую сотню Микиты Голована, они рассудительные, спокойные, у Самохи отчаянные, безбашенные. И внешне гвардейцы стремятся копировать своих командиров. Ни в одной сотне нет такого количества бородатых, как у пушкарей; люди Бакуры перед ответом непременно чешут лоб; в сотне Груздя гвардейцы переговариваются с ленцой, да и ходят неспешно, преображаясь лишь в бою; а кое-кто из людей Аркуды даже пытается косолапить, как этот здоровяк.

А впрочем, чему удивляться. Любой психолог влет заявил бы, что оно вполне естественно. Мол, недавние мальчишки непроизвольно ищут объект для подражания, разумеется, выбирая из того, кто поближе, но не сверстника, а начальника. Я и сам частенько слышу и от гвардейцев, охраняющих мое подворье, да и от тайных спецназовцев: «Чудненько, славненько…».

«Ладно, это все лирика, а надо дело делать», – спохватился я и, вмешавшись в перепалку сотников, оспаривавших честь поехать послезавтра со мной в татарский лагерь, на ходу перекроил свой первоначальный план. Мол, в лагерь поедут шестеро из них, включая людей Горчая и его самого.

– Самоха, Груздь, Горчай, – начал загибать пальцы Жегун Клюка. Помедлив, он сделал вид, будто спохватился, и зажал еще один. – Ну да, и я сам. А кто ж двое остатних, княже?

Аркуда недоуменно уставился на него.

– А когда енто тебя князь назначил?! – возмутился он.

– Как?! – в свою очередь изумился тот. – Ты чего, не слыхал что ли?

– Не-ет, – и Аркуда, набычившись, зло уставился на Клюку.

– Ох, Жегун, Жегун, – усмехнулся я, вмешиваясь в их спор. – Не зря тебя Клюкой прозвали. Ну-ка заканчивай. Хитрости в бою хороши, а своих переклюкати негоже, – и распорядился. – Значит, Горчай само собой, первых двоих я переназначать не стану – княжеское слово крепче булата, а остальные, коль на то пошло, пускай бросают жребий.

Управились быстро, набросав в шапку бумажки и пометив три из них крестиком. Первую вытащил Аркуда, довольно помахав ею перед носом Жегуна, вторую – Заскок, а третью… сам Клюка.

– Я ж сказывал, княже, что ты меня назначил. Поторопился чуток, но ить верно говорил, – заметил он и добродушно улыбнулся Аркуде. – Рад, рад, что именно тебе удача выпала.

– А уж я как рад, – проворчал он, но, не выдержав, тоже улыбнулся, довольный своим везением.

Сам бы я это таковым не назвал – крестик на бумажке послезавтра запросто мог обернуться могильным крестом для любого из них.

– Теперь так, – распорядился я. – Сейчас отбираете людей, чтоб и сообразительные, ну и в стрельбе из лучших. Готовность через час. Заодно растолкуете, что им предстоит. Кто не пожелает ехать – не брать. Вооружение: метательные ножи, сабли, по паре пистолетов за поясами и по три гранаты. Пищали приготовить те, что не требуют фитилей. Заряжать их будем послезавтра поутру, чтоб порох за ночь не отсырел и тогда же сложим на телеги.

– Погоди, княже, но ты ведь сказывал, что инако с татарами уговорился, – остановил меня Долмат.

– Инако, – подтвердил я и многозначительно улыбнулся. – Поэтому и выпросил у них лишний денек, чтобы успеть отработать подмены. Но о них позже, когда отберете людей, а я пока займусь с телохранителями.